Мне хорошо запомнился безоблачный день 22 июня.
      - Всем находиться в укрытиях! - передал команду дежурный по батальону. - Без команды из капониров не выходить. Имеет право передвигаться в рост только суточный наряд, и то - бегом.
      В этот день воздушная тревога объявлялась часто. Экипажи продолжали работать в танках и укрытиях. В предвечерние сумерки раздавалась новая команда: личный состав роты - на политинформацию! И вот мы впервые услышали о победе нашей авиации в воздушном бою.
      В районе озера Буир-Нур в воздушное пространство МНР проникли 20 японских самолетов, которые были встречены тридцатью нашими. Следующая группа из 30 японских самолетов, не успев долететь до района воздушного боя, тоже была перехвачена. Японцы терпели поражение и просили подкрепления. Третья воздушная волна их состояла из 45 машин. Тогда появились еще 60 наших самолетов.
      Японцы в этом бою недосчитались тридцати одной машины. Весть о их поражении в воздухе была встречена ликованием наших воинов.
      Воздушные налеты повторялись изо дня в день. Г. К. Жуков был обеспокоен этим. Он боялся, что противнику удастся обнаружить 11-ю танковую бригаду и 7-ю бронебригаду. Я. В. Смушкевичу была поставлена задача: встречать авиацию противника на дальних подступах к Тамцак-Булаку и навязывать ей воздушный бой.
      Японцы не унимались, меняли тактику, появлялись в разное время дня. Утро 1 июля. Тепло и солнечно. На небе ни облачка. На командном пункте внезапно раздался сигнал "Воздушная тревога!". Все укрылись в щелях. Только на командном пункте Я. В. Смушкевича герои-летчики продолжали стоять во весь рост. Они следили за воздушной обстановкой и держали в готовности эскадрильи для воздушных атак.
      В небе послышался приглушенный шум моторов. Далеко звенящие звуки усиливались, напоминая плавно нарастающую мощь громового раската. Девятка японских бомбардировщиков была на подходе к Тамцак-Булаку. Самолеты держали курс прямо на наш командный пункт.
      - Смотрите, они не одни, - послышались голоса. Выше потолком на ярком солнце поблескивали отдельными точками истребители врага.
      - Не выйдет, - громко произнес комбриг С. П. Денисов. - Они ждут появления наших истребителей... На их тактику ответим своей.
      С командного пункта ВВС, находящегося рядом с нами, без суеты, уверенно и расчетливо отдавались команды под-_ разделениям авиации. Вот вылетела первая небольшая группа разведчиков "И-16". Она атаковала японцев и тут же отошла в сторону. Группа прикрытия врага стремглав обрушилась на наших летчиков. Казалось, что гибель неизбежна. Но еще выше появились истребители Я. В. Смушкевича. Японцы, увлеченные боем с первой группой, не подозревали о нависшей над ними угрозе.
      - Заходи, заходи ему в хвост! За тобой никого нет! Атакуй огнем, не жди, когда нагонит!.. - доносились отрывистые команды группы наведения с земли.
      Вот один "японец" задымился. Сначала появился жидковатый хвост, затем клубы черного дыма закрыли половину машины, и взрыв разнес самолет на части.
      Буря восторга охватила нас. Строй японских бомбардировщиков стал рассыпаться. Мы видели, как один из них отделился и пошел вниз в полупике. Черными мелькающими точками посыпались бомбы. Это опорожнялось подбитое брюхо воздушного стервятника. Но его боевой удар пришелся по пустому месту. Не обращая внимания на то, что соседний самолет мечется под огнем двух советских истребителей, японец поспешно скрылся.
      Его примеру последовали и остальные, сбросив смертоносный груз куда попало. При этом налете одна бомба взорвалась вблизи чуть ли не единственного в этом юрточном городке дома, в котором размещался узел связи корпуса. От взрывной волны вылетели стекла, осыпалась штукатурка, некоторых связистов оглушило. Но работа узла продолжалась. Связь поддерживалась бесперебойно.
      Быть под бомбежкой - приятного мало. Но нельзя было не обратить внимания на то, что отдельные командиры явно пренебрегали укрытиями и мерами маскировки. Кто-то стоял во весь рост, рассматривая, что происходит в воздухе, кто-то ходил, как на прогулке. Авиационные начальники комбриг С. П. Денисов, полковник С. Е. Гусев, полковник И. А. Лакеев и другие управляли воздушным боем на незащищенном командном пункте.
      Начальник штаба комбриг А. М. Кущев вышел из юрты. Без фуражки, с картой в руке, прикрыв правой рукой глаза от слепящих лучей солнца, он посмотрел, что творится в небе, и пошел своим путем, не обращая никакого внимания на воздушную обстановку. Не покидал своего рабочего места и командир корпуса. Впоследствии Военный Совет резко осудил тех командиров, которые неразумно подставляли свои головы под пули и бомбы.
      Штаб корпуса работал с большим напряжением. Вот уже несколько дней подряд Г. К. Жуков неотлучно находился на командном пункте, работал до глубокой ночи, спал мало.
      Исполняя общий план, согласованный с Наркомом обороны: прочно удерживать плацдарм на правом берегу Халхин-Гола и одновременно подготовить контрудар из глубины - Георгий Константинович предпринял меры по оперативному использованию войск. Для улучшения организации обороны в районе реки подвижный резерв корпуса (11-я танковая бригада, 7-я мотобронебригада и 24-й мотострелковый полк) был подтянут ближе к району боев и размещен в 25-30 километрах западнее горы Хамар-Даба.
      По оценке противника Г. К. Жуковым, следовало ожидать наступления японцев крупными силами с далеко идущими целями. Еще не имея данных, где будет нанесен удар противником, командующий готовил подвижные силы к тому, чтобы парировать его наступление в любом направлении. Местность позволяла использовать бронетанковую технику всюду на предельных скоростях.
      При выработке этого решения Г. К. Жуков советовался с ближайшими помощниками. Начальник штаба комбриг А. М. Кущев выразил сомнение в целесообразности размещения резервов.
      - Чего вы боитесь? - спросил Жуков.
      - Активности японской авиации, - ответил начальник штаба.
      - Это не довод, - возразил командир корпуса. - Яков Владимирович, обратился он к командующему авиацией Смушкевичу, - вы сможете прикрыть движение колонн в район Хамар-Дабы от самолетов противника?
      - Сумеем, - ответил Смушкевич. - К исходу дня доложу план перебазирования некоторой части истребительной авиации.
      2 июля противник перешел в наступление, применив до 80 танков. К исходу дня на участке 149-го мотострелкового полка ему удалось вклиниться в нашу оборону. Появились пленные и подбитые танки японцев.
      Однако наступление их носило отвлекающий характер. Они хотели сковать наши части, нанести им потери, привлечь к этому участку внимание командования советских и монгольских войск. Главными же силами, под покровом ночи, они намеривались внезапно обойти левый фланг обороняющихся, переправиться через реку Халхин-Гол, захватить гору Баян-Цаган, закрепить ее за собой и ударом в южном направлении окружить и разгромить наши войска.
      "Для проведения этой операции противник перебросил из района Хайлара войска, предназначенные для действий в составе развертывавшейся 6-й армии"{26}. Главной силой явилась 23-я пехотная дивизия генерала Камацубара, бывшего военного атташе в Советском Союзе. Действия дивизии по захвату Баян-Цагана обеспечивались наступлением против наших частей на плацдарме и повышенной активностью многочисленной японской авиации. К моменту подхода наших резервов противник успел сосредоточить на горе Баян-Цаган более десяти тысяч штыков, около 100 орудий и до 60 орудий ПТО.
      Как только стало известно, что японцы в ночь на 3 июля сбили боевое охранение 6-й кавалерийской дивизии МНРА, переправились через реку Халхин-Гол, захватили гору Баян-Цаган, незамедлительно последовало решение о контрударе. План командующего сводился к тому, чтобы внезапным ударом разгромить противника на горе Баян-Цаган, одновременно сохранив и улучшив позиции наших и монгольских частей на правом берегу Халхин-Гола с тем, чтобы в последующем подготовить окончательный контрудар.
      Все резервы корпуса были подняты по боевой тревоге и получили задачу: выступить в общем направлении к горе Баян-Цаган и атаковать японцев. Это решение было предварительным. Конкретные задачи соединения и части получили от Г. К. Жукова на местности по мере подхода их к Баян-Цагану.
      О самом сражении на Баян-Цагане хорошо написано маршалом в его книге "Воспоминания и размышления". Остановлюсь лишь на отдельных моментах.
      Отдав в присутствии комиссара корпуса М. С. Никишева соответствующий приказ начальнику штаба А. М. Кущеву, Георгий Константинович с оперативной группой выехал в район Баян-Цагана. Меня он взял с собой в легковой автомобиль "Форд-8", выделенный монгольским правительством для командира корпуса.
      Темная ночь. Сижу в напряжении. Жуков молчит. Маршрут ему, видно, хорошо известен. Он уверенно регулирует скорость машины на разных участках, выбирая кратчайший путь к горе.
      Начало светать. На второй половине пути сделали остановку. Командующий вышел из машины. К нему подошли работники оперативной группы. После краткого разговора, Жуков вернулся к машине и, открыв дверцу, отрывисто спросил:
      - Сидите?
      - Сидим, товарищ командующий.
      Он сел на свое место. До меня с опозданием дошло, что я допустил полное непонимание своих функций. Следовало, конечно же, выйти из машины вслед за ним и быть где-то рядом. Ведь там наверняка говорили о том, что имело немаловажное значение для адъютанта командира корпуса. А я сижу в роли беспомощного пассажира.
      Забегая вперед, скажу, что вообще-то Г. К. Жуков никогда специально не посвящал своего адъютанта в серьезные служебные дела. В то же время требовал владеть оперативной обстановкой, всегда быть готовым к поездкам в войска. Позднее, когда наши отношения определились, и он убедился, что я его понимаю, он всего лишь один раз напомнил:
      - Вы мои указания записали?
      - Записал, товарищ командующий.
      - А фамилии тех трех бойцов?
      - Тоже записал.
      - Конечно, если не уверен в своей памяти - записывай. А вообще-то память надо тренировать.
      В ночь на 3 июля 11-я танковая бригада, 7-я мотоброневая бригада, 24-й мотострелковый полк, 8-й бронедивизион монгольской армии выступили в направлении Баян-Цагана. Для Г. К. Жукова наступил самый критический момент. Он должен был только выиграть сражение. В противном случае положение советских и монгольских войск существенно осложнилось бы.
      Позже он говорил: разгромив японцев, мы достигали перелома в пользу советских и монгольских войск, поднимали моральный дух, укрепляли уверенность в победе и создавали необходимые условия Для подготовки окончательного разгрома захватчиков. Вот поэтому надо было торопиться.
      Командующий многим рисковал. Красная Армия не имела опыта применения крупных танковых и механизированных соединений во взаимодействии с авиацией и подвижной артиллерией. Включение бронемашин в бой без пехоты противоречило требованиям существовавших уставов и сложившимся оперативно-тактическим взглядам.
      Но Г. К. Жуков действовал по обстановке. Он рассчитывал, что, благодаря внезапности, быстроте и стремительности, сумеет еще до подхода резервов противника разгромить его, не дав закрепиться. С этой целью в считанные минуты он уточнил на местности задачи войскам и организовал артиллерийское и авиационное обеспечение контрудара танковых войск.
      В 10 час. 45 мин. главные силы 11-й танковой бригады развернулись и с ходу атаковали японцев, нанося удар с северо-запада. Один ее батальон, во взаимодействии с бронедивизионом 8-й кавалерийской дивизии МНРА, с дивизионом 185-го тяжелого артиллерийского полка, атаковал противника с юга. Принимая такое решение, М. П. Яковлев не допускал мысли, что 24-й мотострелковый полк не выйдет к указанному времени на свой рубеж, и танкам придется сражаться одним без пехоты по времени больше, чем предполагалось. В результате 11-я танковая бригада по существу оказалась расчлененной японцами на две части, так как в разрыве боевого порядка должны были действовать полк Федюнинского и бригада Лесового, ввод в бой которых задержался. Это отрицательно сказалось на управлении, организации службы эвакуации и восстановлении выведенных из строя танков. Неустойчивая радиосвязь командиров батальонов и рот, отсутствие радиосвязи во взводе усложняли управление в этом важном звене, насчитывавшем 5 танков. Недостатки в управлении снижали боевые возможности танковых подразделений и увеличивали потери в личном составе и боевой технике. Однако внезапность и четкая организация танковой атаки, быстрота и натиск, неудержимое стремление танкистов к победе, инициатива и взаимовыручка в бою огнем и маневром ошеломили захватчиков.
      Полторы сотни наших танков без пехоты ринулись на противника. Г. К. Жуков принимает энергичные меры по оказанию помощи атакующим танкам огнем артиллерии и ударами авиации. Следом вступила в бой 7-я мотоброневая бригада и 8-й бронедивизион монгольской армии. Удар был настолько неожиданным, что японцы стали бомбить наступающие колонны только тогда, когда они уже. вышли в район Баян-Цагана. А артиллерийский огонь по танкам открыли только через 10 минут после начала атаки.
      - Где 24-й мотострелковый полк? - спросил командующий начальника войск связи А. И. Леонова{27}.
      - С ним связь потеряна...
      - Дайте карту, - потребовал от меня Жуков.
      Я подал ему свою карту. Она была чистой, без каких-либо пометок. Георгий Константинович прочертил рубеж выхода и от него стрелой обозначил направление наступления. Такова была задача 24-го полка.
      - Садитесь в броневичок, найдите полк и вручите его командиру эту карту. Здесь все написано. Полк должен быть вот здесь, - показал он рукой. Командир - майор Федюнинский. Только не попадите к японцам. Где идет бой видите сами. По возвращении доложите.
      Полк был найден мною довольно быстро и вскоре своей атакой активно поддержал продвижение танков. Когда я вернулся на командный пункт, Г. К. Жуков похвалил за оперативность.
      Внезапность контрудара обуславливалась смелостью замысла, решительностью, новизной тактики применения бронетанковых соединений. Стремление Г. К. Жукова к внезапности сопровождало его всю жизнь. Ему хорошо было известно из истории, что внезапностью пользовались полководцы всех времен. Однако не всем и не всегда удавалось достичь поставленной цели.
      Расчеты японцев на внезапность захвата Баян-Цагана и июльского наступления не оправдались. Их попытки разбить наши части закончились поражением.
      Жуковская внезапность носила творческий характер. Пути достижения ее в каждом конкретном случае разные. По его убеждению, момент внезапности сам по себе не является решающим фактором победы. Противник может быстро пережить неожиданность ударов, оправиться от понесенных потерь и неудач и принять такие меры, которые могут свести на нет достигнутое. При увязке взаимодействия частей на местности, особенно во время предварительного проигрыша предстоящей наступательной операции, Г. К. Жуков требовал: внезапность надо дополнять искусством ведения боя или сражения любого масштаба. К этому он относил скрытность проведения подготовительных мероприятий, создание превосходства сил и средств на главном направлении, твердость и непрерывность управления, применение оригинальных тактических и оперативных форм маневра, предвидение хода развития события, стремительность осуществления замысла, твердое знание огневых и ударных возможностей вооружения и умение маневрировать средствами подавления в ходе наступления. Именно такое искусство управления со стороны нашего командования и было проявлено в Баян-Цаганском сражении.
      Отчаянные попытки японцев отбиться от наших атак не принесли успеха. Грозная лавина танков, бронемашин и пехоты все дальше и дальше продвигалась вперед, уничтожая все на своем пути.
      Против атакующих японцы бросили всю авиацию, но она была встречена нашими истребителями и обращена в бегство. Бой с неослабевающей силой продолжался всю ночь. Японцы предпринимали ночные атаки, отдельными группами пытались проникать в тыл и на фланги наших подразделений. За ночь они подбросили на Баян-Цаган свежие силы и утром попытались перейти в наступление. Но это им не удалось.
      О состоянии морального духа японцев, сражавшихся на Баян-Цагане, свидетельствует дневниковая запись японского солдата, приведенная Г. К. Жуковым в главе "Необъявленная война на Халхин-Голе":
      "Несколько десятков танков напали внезапно на наши части, - пишет солдат. - У нас произошло страшное замешательство, лошади заржали и разбежались, таща за собой передки орудий; автомашины помчались во все стороны. В воздухе было сбито 2 наших самолета. Весь личный состав упал "духом"{28}.
      К концу вторых суток кровопролитного сражения противник дрогнул, остатки 23-й пехотной дивизии начали поспешный и неорганизованный отход. Японское командование старалось удержать Баян-Цаган и не допустить бегства своих солдат и офицеров с захваченного плацдарма. С этой целью оно взорвало свою же переправу через Халхин-Гол, чтобы заставить оставшиеся части сопротивляться до конца.
      Принятые противником меры не могли повысить сопротивляемость войск нашему стремительному наступлению. Они лишь подрывали моральный самурайский дух противника и веру солдат в своих командиров.
      Тонко чувствуя обстановку, командующий усилил атаку по всему фронту, особенно на флангах с целью отрезать японские части от реки, пленить их или уничтожить.
      Паническое бегство оставшихся сил противника возрастало. Не имея огневого прикрытия, самураи бросились вплавь и тонули целыми группами. "Когда враг не сдается, его уничтожают" - стало девизом для всех. Артиллерия, маневрируя огнем, уничтожала противника то в одном, то в другом районах скопления и бегства. Японские летчики лишились инициативы. Небо стало нашим навсегда. Танкисты-яковлевцы, взаимодействуя с монгольской конницей и другими родами войск, невзирая на потери, громили японцев с еще большим искусством. Миг боя - годы опыта. Каждый прошел свою школу в огне и скрежете металла.
      Рота 3-го танкового батальона под командованием старшего лейтенанта А. В. Кукина, обходя противника вдоль левого берега реки, стремительно продвигалась на юг. Видя отходящие части японцев, танки открыли по ним огонь из орудий и пулеметов. Танкистов учили стрелять при атаке, главным образом, с коротких остановок. Это основной способ ведения огня из танка. Так были научены механики-водители. Они старались выбирать ровное место, докладывали об этом командиру танка, а тот, в свою очередь, командовал: "Короткая!". Танк останавливался, производились один-два выстрела, и снова - вперед. Но в данной обстановке останавливаться было нельзя, и каждый понимал это. Кто-то первым выстрелил с ходу. Один за одним начали стрелять с ходу и другие танки. Лавина огня, громыхание гусеничных лент... Огонь малоприцельный, но паника японцев растет.
      Остатки японских войск были полностью уничтожены на восточных скатах горы у реки Халхин-Гол. "Тысячи трупов, масса убитых лошадей, множество раздавленных и разбитых орудий, минометов, пулеметов и машин устилали гору Баян-Цаган", - писал позднее Г. К. Жуков, воспроизводя результаты "баян-цаганского побоища". В воздушных боях за эти дни было сбито 45 японских самолетов, в том числе 20 пикировщиков.
      В результате принятых мер японская усиленная пехотная дивизия численностью 18-20 тысяч человек была разгромлена. Пятого июля левый берег реки был очищен от противника. В последующем японцы больше не рискнули переправляться через Халхин-Гол.
      В течение трех суток Георгий Константинович не смыкал глаз, был спокоен и деятелен. Зорко следил за обстановкой. Предвидел ход событий.
      Свой командно-наблюдательный пункт Г. К. Жуков разместил вблизи самой горы, в районе которой уже шел жаркий бой. Он занял небольшой малонадежный блиндаж в три наката бревен. В нем до начала сражения находился командир 36-й мотострелковой дивизии. Сюда был подведен телефон для связи с частями, ведущими бой на правом берегу Халхин-Гола. Из этого блиндажа Г. К. Жуков управлял сражением, четко и решительно реагировал на все изменения в боевой обстановке, проявляя удивительную работоспособность. К примеру, еще не имея данных о том, что командующий японскими силами генерал Камацубара в ночь на 4 июля отошел со своей оперативной группой на противоположный берег, Г. К. Жуков по поведению противника, его нервозности сделал четкое заключение и поделился им с М. С. Никишевым:
      - Сопротивление противника надломлено, управление ослаблено. Надо усилить удар, отрезать части японцев от реки. Главное - не допустить подхода свежих сил, активизировать действия полка Ремизова.
      Ночь на 4 июля - самый критический момент сражения. Звонит телефон. Жуков в это время говорит по другому с М. П. Яковлевым.
      - Возьмите трубку, - бросает командующий.
      - Докладывает 25-й, командир 149-го мотострелкового полка Ремизов.
      - Пусть подождет, - распоряжается Жуков.
      - 1-й слушает, - говорит он чуть позже.
      - Докладывает 25-й. Противник атакует на всем участке обороны полка. Японцы пустили танки с включенными фарами.
      - Держитесь всеми силами. Помогу "фонарями"{29}.
      - Буду драться до последнего, - заключил свой доклад И. М. Ремизов.
      Чтобы облегчить положение своих разгромленных частей на горе Баян-Цаган, противник стремился ночными действиями опрокинуть наш 149-й полк в Халхин-Гол, отвлечь силы наших частей, ослабить их удар на Баян-Цагане.
      Полк устоял. Плацдарм был удержан, переправа через реку сохранена, хотя часть местности противнику удалось захватить.
      Для окончательного разгрома противника командующий вводит в бой свои последние резервы. В ночь на 5 июля уже некого было ставить на охрану командно-наблюдательного пункта. Все мы: водители, связисты - становимся часовыми, дозорными. Мне было приказано обеспечить охрану блиндажа, в котором напряженно работали Г. К. Жуков и М. С. Никишев.
      Глубокая летняя ночь 5 июля. В Монголии она хороша по-своему. Тихо, тепло - и ни зги не видно: ни глубоко отрытых траншей с возвышающимся над ними бруствером, ни воронок от разорвавшихся бомб и артиллерийских снарядов, ни автомашин в котлованах, ни часовых. Земля дышала, парила, разносила по всей округе густой запах гари, паров бензина, каких-то красок. Они пропитывали одежду и, казалось, проникали в поры человеческого тела. А вдали за рекой, на плацдарме, продолжалось сражение, слышались взрывы гранат, яркие всплески артиллерийского огня. Трассирующие пули и снаряды бороздили небо в самых разных направлениях. Но бой был уже не тот, что на Баян-Цагане. Теперь, потерпев крупное поражение, противник нервничал, метался.
      Люди, которым по служебной необходимости надо было прибыть на командный пункт, в кромешной темноте теряли точную ориентировку, шли почти на ощупь, по памяти дневных впечатлений и появлялись со всех сторон неожиданно, как привидения. И все-таки их видели, замечали.
      - Стой, кто идет? - послышалось откуда-то из-под земли.
      Я назвался и задал встречный вопрос:
      - Вы должны патрулировать. Почему отсиживаетесь в окопе?
      Рядовой Акимов вылез из окопа и, нимало не смутившись, объяснил:
      - А я здесь временно, товарищ лейтенант. Так лучше: присядешь или в окоп спустишься - все видно, да и земля слухом полнится, надо только уметь ее понимать. Вот вы меня не видели, а я давно веду за вами наблюдение и принял меры самообороны. Вдруг японец... Я вот и выжидал, пока приблизитесь на выгодное для меня расстояние. Свечой стоять - тут и трудиться не надо, чтобы хлопнуть раззяву. Знаете, какую тактику применяют самураи в ночной разведке? Они ползут, извиваясь, как змеи, бесшумно, незаметно подкрадываясь к своей жертве. С земли лучше видно. Против такого врага нужно чутье особое, сноровка и смекалка. Вот и приходится приспосабливаться, чтобы не дать себя обмануть.
      С этим бойцом мне не пришлось больше встретиться. А сколько их, таких Акимовых в Красной Армии? С ними не пропадешь.
      Вечером 5 июля комкор приказал мне взять бланки шифротелеграмм. "Будете писать донесение", - сказал Жуков. И стал диктовать итоговое донесение наркому обороны о сражении на горе Баян-Цаган.
      Как правило, при подготовке всех докладов, решений, которые приходилось излагать, Г. К. Жуков пользовался только своей картой. Как всегда, комкор сурово и точно докладывал правду о происшедших событиях, о победе и о наших значительных потерях в танках и бронемашинах. По какому-то недоразумению, я попросил повторить одно слово. Он сильно возмутился.
      - О чем вы думаете? Относитесь к делу серьезней, - резко заметил он мне. Это было произнесено так, что я надолго запомнил и никогда больше не позволял себе подобной невнимательности.
      7 июля Г. К. Жуков и М. С. Никишев переехали на основной командный пункт, подготовленный к этому времени на горе Хамар-Даба. Этому предшествовало следующее обстоятельство.
      Нащупав местонахождение командного пункта Жукова, с восходом солнца японское командование открыло ураганный артиллерийский огонь. Вслед за этим сюда было направлено несколько групп бомбардировочной авиации. Одним снарядом разрушило блиндаж. Г. К. Жуков успел дать команду: "Машину!". А сам с Никишевым выскочил и укрылся в траншее. Тремя-четырьмя перебежками я достиг капонира, сел за руль форда и подал машину к траншее. Оба они сели на заднее сидение и мы выехали из опасной зоны.
      В пути Жуков, наблюдавший за воздухом, заметил, как один истребитель из состава прикрытия бомбардировщиков отделился от основной группы самолетов и направился к нашей машине. Слышу команду: "Стой!". Отбежав, укрылись в старых, заброшенных окопах тыловых подразделений. Истребитель сделал три захода, трижды обстрелял автомобиль из пулемета, развернулся и улетел к своим. К счастью, автомобиль остался невредимым.
      7 июля часам к 9 утра Г. К. Жуков и М. С. Никишев прибыли на гору Хамар-Даба. К этому времени были уже готовы узел связи, наблюдательный пункт, блиндаж оперативной группы штаба, откуда шло управление по телефонным линиям связи, блиндаж командующего, члена Военного совета, КП управления авиацией, блиндаж заместителя командующего полковника М. И. Потапова. Была организована и радиосвязь. Остальные элементы командного пункта продолжали совершенствоваться. В этом же районе где-то поблизости разместилась редакция газеты "Героическая красноармейская". Я всегда твердо знал, что главный редактор этой газеты Д. Ортенберг находился недалеко, и его всегда можно было быстро вызвать.
      Стало очевидным, что в современном бою каждый командир должен отлично владеть не только основной специальностью, но и смежными профессиями (например, в составе экипажа расчета) или командовать различными подразделениями, уметь работать в штабах, быть готовым заменить в бою товарища, знать технику и все оружия части, подразделения. Этого требовала боевая обстановка.
      В один из дней в середине июля, незадолго до заката солнца, Г. К. Жуков отправился вдоль фронта на командный пункт 36-й дивизии. Позднее мне стало известно, что его интересовала местность вдоль реки Халхин-Гол. Мы шли с ним вдвоем по степи без всякой охраны, имея при себе только личное оружие. На восточном берегу оборонялись наши части. Откуда-то из глубины через головы пролетали артиллерийские снаряды. Над горизонтом то поднимался, то опускался вражеский аэростат.
      - Надо уловить момент и направить наших летчиков к этой колбасе, чтобы она больше не появлялась, - заметил Георгий Константинович.
      Обычно японцы внимательно выискивали командиров даже гораздо меньшего ранга с целью вывода их из строя. В этот день все было спокойно. Небо было чистым и прозрачным. Притих и ветер. Мы шли, как и многие воины, во весь рост, и издали нельзя было различить, где командующий, а где рядовой.
      - На войне так часто бывает, - продолжал командующий. - Это случай частный, особый. А вообще - разведка, разведка и еще разведка. Просто никто не видел нас, когда мы вышли с командного пункта, а режим его работы японцами не изучен.
      Пользуясь оперативной паузой, командующий лично отрекогносцировал участок реки Халхин-Гол, где предполагалось построить подводный мост для центральной группы войск, оценил положительно этот участок с точки зрения целесообразного использования и переброски здесь соединений. Впоследствии его часто интересовали фланги фронта, изучение которых продолжалось до 10-15 августа.
      Силы армейской группы росли главным образом за счет подходивших резервов. 6-я танковая бригада из Забайкалья была переброшена к пограничному пункту Соловьевск и двигалась в район Баян-Цагана.
      Командир бригады полковник М. И. Павелкин получил от Г. К. Жукова указание: вывести бригаду в район сосредоточения (к Халхин-Голу) скрытно. Японцы не должны знать о ней ничего. Командующий запретил использовать радиосвязь. Радиостанции всех типов держать только на прием. В зоне досягаемости японской авиации, начиная от города Баян-Тюмэн, марш совершать только ночью, фары не включать. С выходом в район Халхин-Гола бригада должна быть готова с ходу вступить в бой, если обстановка этого потребует. Используйте опыт совершения длительного марша 11-й танковой бригады. "Запомните, - сказал Г. К. Жуков, - Яковлев растерял много танков на маршруте. На восстановление техники бригаде потребовалось около двух недель. У вас такой возможности не будет". Эти слова мне хорошо запомнились.
      Над выводом 6-й танковой бригады в район боев работал весь штаб армейской группы. Наряду с техническим обеспечением марша активно велась партийно-политическая работа. От боевого настроя, высокого политико-морального состояния зависел успех и на марше, и в бою.
      М. С. Никишев, начальник политотдела П. И. Горохов активно включились в партийно-политическое обеспечение поставленной Г. К. Жуковым задачи. И она была не из простых.
      Впереди сотни километров по бездорожью. Местность - открытая равнина, ни кустика, ни бугорка. Для ветра полное раздолье. Кроме как в танке или в кабине автомобиля укрыться негде. Командование бригады было обеспокоено за тылы, особенно за питание и воду. Смогут ли инженерно-технический состав, ремонтные мастерские организовать восстановительные работы на марше при высоких скоростях движения колонны, получат ли горячую пищу воины и будет ли чем утолить жажду им в глубине степей?