Глава 13

Подъехав к условленному месту, полковник Мещеряков втиснул белую «шестерку» своей жены на только что освободившееся местечко у бровки тротуара, выключил зажигание, затянул ручной тормоз и огляделся.

Места были знакомые.

Время, конечно, поработало и здесь: везде виднелись оставленные его беспощадной рукой следы. Но этот уголок Москвы почему-то изменился меньше, чем можно было ожидать. Мещеряков не был здесь сто лет и теперь к его тревоге и озабоченности примешивалась еще робкая радость узнавания. Вот пивная – она была здесь тогда и стоит сейчас. Витрина оформлена по-другому, и вывеска, конечно, тоже другая – вместо скромного «Пиво-воды» над дверью красуется громадная стилизованная подкова, на которой для недогадливых выведено:

«Пивной бар „Подкова“». Кроме того, появились вынесенные прямо на тротуар легкие пластмассовые столики под полосатыми красно-белыми зонтиками. В остальном все осталось как было. Будто только вчера два молодых и нахальных лейтенанта, приехав в отпуск, пили здесь пиво и, как водится, ввязались в потасовку – разумеется, ради прекрасных глаз. Мещерякову тогда расквасили нос, и он отправился домой стирать рубашку и прикладывать лед, а Забродов, конечно же, увел девушку. Его-то даже не зацепило: уже тогда его мог зацепить далеко не каждый…

Вон он, сидит, развалившись за столиком с видом хозяина жизни, нимало не смущенный тем обстоятельством, что здесь, под полосатым легкомысленным зонтиком он в своем камуфляжном балахоне и тяжелых джамп-бутсах смотрится, мягко говоря, странновато. С блаженным видом потягивает пиво. Курит. Смотрит сюда. Ох, Забродов, мать твою, во что же ты опять влип?

Мещеряков неловко выбрался из машины (дверца в «жигуленке» была поуже, а крыша пониже, чем в служебной «Волге»), запер дверцу и, разминая затекшие ноги, двинулся через дорогу к столику, за которым в позе богатого курортника сидел Илларион. Заметив этот его маневр, Забродов небрежно поднял вверх руку с зажатой в пальцах сигаретой. Полковник подумал, что это у него образовалась такая манера приветствовать старых друзей, но тот, оказывается, просто подзывал официанта – здесь, оказывается, уже завелись официанты! – и официант немедленно возник возле его левого плеча, почтительно склоненный и весь внимание. Вот же черт, с привычным уколом зависти подумал о Забродове полковник. Все у него как в кино. Как в голливудском боевике про супермена…

К тому моменту, когда Мещеряков опустился на пластиковое сиденье стула, перед ним уже стояла запотевшая кружка, накрытая шапкой пузырящейся желтоватой пены. Он вдруг понял, что, оказывается, до смерти хочет пить, и не просто пить, а именно пиво, схватил кружку и дунул на пенную шапку.

– Ждите отстоя пены, – сварливо проворчал Забродов, стряхивая с груди пенные брызги.

– Стиральный порошок они туда добавляют, что ли? – пробормотал Мещеряков и сделал первый глоток.

Пиво было отменным, и он удовлетворенно кивнул Забродову, который наблюдал за ним с живым интересом.

Илларион улыбнулся, затянулся сигаретой и тоже глотнул из кружки.

«Истукан непробиваемый, – подумал Мещеряков. – Все ему как с гуся вода.»

– Так и будем молчать? – спросил он.

– Я думал, ты хочешь попить пива, – невозмутимо ответил Забродов. – Кстати, спасибо за машину.

– Не за что, – буркнул полковник, отдавая ключи от «шестерки».

– Жена-то в курсе? – поинтересовался Илларион.

– А то как же, – полковник невольно ухмыльнулся. – Она после прошлого раза все ключи на себе таскает – и основные, и запасные. И от машины, и от гаража.

Очень она тогда впечатлилась. Так что пришлось, сам понимаешь, идти на поклон.

– Могу себе представить, – с фальшивым сочувствием сказал Забродов.

– А вот и не можешь, – вдруг рассмеялся полковник. – Знаешь, как было? Я ей говорю: нужна, мол, машина. Она мне говорит.., ну, это неважно, ты все равно не поверишь, что она такие слова знает.

– Конечно, не поверю, – кивнул Илларион. – Она у тебя воспитанная дама, не то что ты. Полковница.

– Вот, вот, – Мещеряков горько покивал головой. – Полковница… Генералиссимус в юбке. Так вот, я ей говорю: это, говорю, все, конечно, очень хорошо, но машина нужна до зарезу. Кому, спрашивает, нужна? Ну, я поджался, помялся и говорю: Забродову. Сейчас, думаю, убьет она меня. Что под руку подвернется, тем и убьет…

А она… Вот спорим, не угадаешь, что она сказала?

– На что спорим? – быстро спросил Илларион.

Мещеряков подозрительно посмотрел на него и так, не сводя с Забродова скошенных глаз, отхлебнул из кружки.

– Пошел ты к черту, сатана, – сказал он. – Доведете вы меня, намажусь сапожным кремом и пойду всех душить направо и налево…

– А все-таки, – настаивал Илларион, – что сказала госпожа полковница?

Мещеряков пожал плечами и снова отхлебнул из кружки.

– Иллариону? – удивленно сказал он, удачно имитируя глубокое грудное контральто жены. – Что же ты молчал? Возьми ключи в сумочке! Ну, каково это тебе?

Забродов расхохотался.

– Нет, Андрей, – сказал он сквозь смех, – твоя жена все-таки разбирается в людях лучше, чем ты!

Мещеряков в три больших глотка допил пиво и проворчал, утирая пенные усы тыльной стороной ладони:

– Если бы я разбирался в людях хуже своей жены, давно послал бы тебя к черту. От тебя же одни неприятности.

– Знаю, – сразу становясь серьезным, сказал Илларион. – Знаю и ценю. Не знаю, что бы я без тебя делал.

– Ладно, – глядя в сторону, буркнул Мещеряков. – О деле мы говорить будем или нет?

– Обязательно, – сказал Илларион. – Вот только пивка еще возьмем.

Он помахал официанту, и через минуту прибыло пиво.

– Итак, – поднимая кружку, сказал Забродов, – чем порадуешь?

Полковник сделал неопределенное движение нижней челюстью, полез в нагрудный карман своей белоснежной рубашки и развернул на столике одинокий листок компьютерной распечатки.

– Так, – сказал он. – Давай по порядку… Значит, так. Номерочек сотового телефона, который ты мне дал, числится за неким Медвякиным Юрием Георгиевичем, одним из учредителей коммерческого банка «Стрела»…

– Интересное кино, – сказал Илларион. – Еще и банк какой-то… Сроду про такой не слышал, И при чем тут какой-то Медвякин? Это телефон.., гм.., одной интересной дамы.

– Не перебивай, – сказал Мещеряков. – Я навел справки. Один из лидеров люберецкой группировки Медвякин по кличке Бяка был убит три года назад, а банк «Стрела» лопнул буквально через месяц после этого печального события. Абонентскую плату за трубочку кто-то аккуратно вносил все это время, так что связисты и ухом не вели – им-то, сам понимаешь, глубоко плевать, жив этот Медвякин или помер, лишь бы денежки шли. Так что телефон – это пустой номер.

– Похоже, – вздохнул Илларион. – Валяй дальше!

– Дальше будет так, – сказал Мещеряков. – Темно-серый «Фольксваген-гольф» с указанным тобой номером был угнан со стоянки перед домом утром в субботу, а вчера вечером обнаружен где-то у черта на рогах, в Бутово, что ли… Хозяин – торгаш с Рижского рынка.

– Мимо, – сказал Илларион, словно они играли в морской бой. Он закурил новую сигарету и с силой выпустил дым через ноздри.

– Не расстраивайся, – утешил его Мещеряков, – дальше будет гораздо интереснее. Насчет красного джипа…

– Ну-ну, – разглядывая прохожих, сказал Забродов. – Что там насчет джипа?

– Джип принадлежит интересной личности, – сказал Мещеряков – Некто Александр Сивцов, в прошлом году условно-досрочно освобожден из мест лишения свободы. Джип купил в начале этого года.

– Головокружительная карьера, – заметил Илларион.

– Ага… А знаешь, где он сделал эту карьеру? – спросил Мещеряков.

– Не может быть! – выдохнул Илларион.

– Еще как может, – уверил его полковник. – Частное охранное агентство «Борей», лицензия номер такой-то от такого-то дерьмового числа… Я посмотрел, что у нас есть по этому агентству, и обнаружил любопытные вещи.

Во-первых, обслуживает оно в основном господина Агапова – личность, как ты знаешь, весьма известную и, я бы сказал, одиозную…

– Не знаю и знать не хочу, – вставил Илларион.

– Ну и дурак, – спокойно заметил Мещеряков. – Учение – свет…

– А неученых тьма, – закончил за него Забродов. – Все, молчу. Продолжай.

– Да продолжать-то, собственно, нечего… Балашихин работал как раз в этом «Борее», так что тут у нас, похоже, попадание в самую десятку…

– Похоже, – повторил Илларион.

Лицо у него вдруг сделалось совершенно безмятежным, как у спящего ребенка – он даже глаза прикрыл, словно готов был вот-вот уснуть. Мещеряков очень хорошо знал это выражение лица и всерьез задумался о том, не стоит ли ему попытаться засадить Забродова под замок во избежание человеческих жертв и крупных повреждений муниципальной собственности города Москвы. К черту муниципальную собственность, подумал он. Собственность как-нибудь переживет. И потом, это ведь еще не все…

– Это еще не все, – морщась так, словно в пиво ему подсыпали хины, сказал он. – Ты знаешь, кто заправляет этим «Бореем»?

Забродов открыл глаза и в упор посмотрел на своего бывшего начальника. Это была даже не двустволка: больше всего этот взгляд напоминал жерла спаренной орудийной башни какого-нибудь старого линкора. Несмотря на жару, Мещерякова прошиб холодный пот. Успокойся, сказал он себе. Ты ведь не мальчик и знал, как он это воспримет. Более того, именно на такую реакцию ты и рассчитывал, так что нечего пугаться.

– Кто? – кротко спросил Забродов.

– Званцев, – так же кротко сказал полковник.

– Тот самый?

– Тот самый.

Некоторое время оба молчали. Забродов переваривал полученную информацию, а Мещеряков, уже успевший успокоиться, просто курил и ждал. Он опаздывал на два совещания одновременно, но решил, что совещания могут подождать и вообще обойтись без него. То, что сейчас затевалось, казалось ему поважнее. Илларион мог позволить себе не интересоваться политикой, но полковник отлично понимал, что удар по Званцеву – это удар по Агапову, а по Агапову, считал полковник Мещеряков, давно пора ударить, да так, чтобы брызги полетели.

Так, как умел бить только отставной капитан спецназа, прозванный коллегами Асом.

Спустя некоторое время полковнику стало казаться, что Забродов все-таки заснул. От него этого вполне можно было ожидать, такие фокусы были в его стиле. Но тут Илларион открыл глаза и остро взглянул на своего бывшего начальника.

– Ладно, – сказал он. – Какой расклад?

– Расклад обычный, – не дрогнув ни единым мускулом лица, ответил Мещеряков.

«Голова, – с уважением подумал он об Илларионе. – Все понимает, старый черт…»

– Все ловят, ты убегаешь. Ты ловишь – все лежат.

– Хотя бы ментов придержали, – проворчал Илларион.

– Нельзя, – вздохнул Мещеряков. – Нам в этом деле светиться никак нельзя.

– Все, кто вершит темные дела, боятся света, – печально произнес Илларион. – Как тебе фразочка, полковник? Дарю. Напиши транспарант и повесь у себя над столом.

– Болван, – сказал Мещеряков. – Я на совещание опаздываю, а ты мне морали читаешь.

– Грубо, – еще печальнее ответил Забродов. – Ты грубый и неотесанный солдафон, Мещеряков, Не понимаю, как тебя терпит госпожа полковница. Кроме того, ты бездельник, убивающий оплаченное государством время на бесполезных совещаниях. Таких, как ты, надо в принудительном порядке отправлять на сельхозработы и кормить супчиком из крапивы пополам с картофельной ботвой. Надо написать на эту тему анонимную докладную и послать генералу Федотову.

– А почему анонимную? – с интересом спросил Мещеряков. У него отлегло от сердца: главные слова были сказаны, и теперь опять пошла пустопорожняя забродовская болтовня, ничего не менявшая и ни к чему не обязывающая.

– Так ведь если я подпишусь своим именем, Федотов читать не станет, – со вздохом признался Забродов.

Он допил пиво и встал. Мещеряков тоже поднялся, отодвинув стул. Официант объявился рядом, получил по счету, пожаловался на отсутствие сдачи и был милостиво отпущен небрежным взмахом Илларионовой руки. Они неторопливо двинулись через дорогу к белой «шестерке» госпожи полковницы.

– Да, Андрей, – сказал Забродов. – Хорошо, что я не забыл.. Мою машину, наверное, отволокут на штрафную стоянку… Ты не мог бы проследить, чтобы с ней все было в порядке?

– Поставлю в караул взвод спецназа, – язвительно пообещал Мещеряков. – Не волнуйся, сберегу твою телегу. Где офис этого «Борея», знаешь?

– Откуда? – пожал плечами Илларион.

– Ну, мало ли…

Мещеряков назвал адрес. Потом, подумав, добавил кое-что еще. Илларион выслушал его, задумчиво склонив голову, и снова пожал плечами.

– Даже и не знаю, – сказал он. – Нет, за первое, конечно, спасибо, но вот второе.., не знаю. Непривычно как-то. Впрочем, все равно спасибо.

Они уже стояли возле машины. Илларион отпер дверцу и оглянулся на Мещерякова.

– Подвезти?

– Не надо, – сказал полковник. – Не могу я видеть, как ты на ней ездишь, сердце кровью обливается. На такси доберусь.

– Как знаешь. Будь здоров.., и спасибо.

– Не за что, – отмахнулся Мещеряков. – Удачи.

Свернув за угол, Илларион сбавил ход и, дотянувшись, открыл бардачок. В бардачке лежала тяжелая черная «беретта» с двумя запасными обоймами – это было «первое». «Второе» лежало в глубине бардачка, за пистолетом и обоймами, завернутое в шуршащий целлофан.

Илларион не стал пока разворачивать пакет – просто посмотрел на него, пожал плечами и бросил обратно в бардачок.

Он ехал на Крымский Вал.

"Нет ничего нового под луной, – думал Илларион Забродов, гоня визжащую покрышками на слишком крутых виражах «шестерку» по московским улицам. – Большинство философов сходятся на том, что жизнь развивается по спирали. Возможно, но, когда тебе приходится всю жизнь ползти по одному и тому же витку этой спирали, она превращается для тебя в прямую, в лучшем случае – в дугу или круг…

Круг. Все-таки вблизи спираль больше всего похожа на круг. Ползешь-ползешь, а потом вдруг оказывается, что ты только что прополз по здоровенной куче дерьма.

Очистился, пополз дальше. Ползешь-ползешь – долго ползешь, десять лет, двадцать лет, – глядь, а ты опять в дерьме. Присмотрелся – та же самая куча. И запах тот же, и цвет, и даже отпечатки твоих ладоней имеются.

Это, что ли, ваша хваленая спираль? Круг – он и есть круг, по крайней мере, с точки зрения человека, который вторично вляпался в одну и ту же кучу «переработанного продукта»".

Званцев был тогда молодым, красивым и бесшабашно храбрым – как, впрочем, и все они. Для солидности носил усы, – не усы даже, а так, усишки, поскольку ничего лучшего по малолетству взрастить не мог, да и плохо они у него росли: гены пальцем не раздавишь, как авторитетно утверждал один подкованный в этих вопросах прапорщик. Обувался в кроссовки, на руках зачем-то носил тонкие кожаные перчатки с обрезанными пальцами. Говорил, что для того, чтобы руки не скользили, а на самом деле насмотрелся дурацких фильмов, что в тогдашнем его возрасте было вполне простительно. Им тогда многое прощалось – не только нарушения формы одежды, – поскольку были они воинской элитой и занимались тем, к чему их готовили не один год, натаскивая, как псов. Пожалуй, они одни только чего-то и стоили там – во всяком случае, тогда, когда противника невозможно было просто закидать шапками или расстрелять с воздуха.

Что еще? Зеленый потник на голове, легкий трофейный бронежилет на голое тело, неизменная вязанка гранат через плечо, ослепительная улыбка и безотказный АКМ ну и, конечно, острый, отлично сбалансированный нож на поясе – этакий отечественный Рэмбо, любимец публики и гроза духов. Анекдоты рассказывал так, что все по земле катались, на гитаре играл, как профессионал, пел соответственно – причем без всей этой приблатненно-инфантильной мути. Поэтом не был и не рвался, текстов собственных не писал, а репертуар выбирал из старого и проверенного временем – Высоцкий, Окуджава, Галич, Ким… Классный был парень – лихой, стильный, фартовый и при всем при том далеко не дурак. Любил жизнь, и жизнь его любила: не раз и не два выходил он сам и людей выводил из таких переделок, что даже капитан Забродов, которому уже тогда кто-то приклеил кличку Ас, порой только руками разводил – ну вы, ребята, и даете…

Пили медицинский спирт и молодое местное вино. Баб местных трогать избегали – все тот же подкованный прапорщик громогласно утверждал, что противник не дремлет и использует все виды вооружения – до бактериологического включительно. Хохотали, но такая пропаганда действовала лучше любого брома. Ходили в рейды – взрывали, жгли – и уходили, отстреливаясь, по злым незнакомым горам. Как-то раз веселого молодого старлея – того самого, о котором речь, – представили к ордену. Он тогда раньше духов отыскал в ущелье подбитую «стингером» «вертушку» и вывел двоих оставшихся в живых членов экипажа, в одиночку натянув духам здоровенный нос.

Это спорт у них был такой – духам нос натягивать…

Случались зачистки. Впрочем, «случались» – это не то слово. Про то, что случается регулярно, говорят «планомерно проводились». Ходили повзводно, в очередь, как" в наряд. Зачистка – она и есть зачистка, и что солдатский нужник чистить, что кишлак – удовольствие ниже среднего. Хотя нужник, пожалуй, все-таки приятнее.

А потом вдруг выяснилось, что, оказывается, не все так просто. И вот когда это выяснилось, молодой веселый старлей лишился и ордена, который так и не успел получить, и звания, и вообще всего. Мог бы и сесть, конечно, но генерал-майор Федотов – тогда еще молодой и энергичный полковник спецназа, моложе нынешнего Мещерякова, – сказал, брезгливо кривя рот: «Спецназ позорить не дам», – и капитан Забродов склонил голову перед мудростью начальства, ибо сказано, что начальник всегда прав.

Что, впрочем, не помешало капитану Забродову остаться при своем мнении. Он этим никого не удивил: все знали за ним такую слабость, в том числе и будущий генерал Федотов.

«Пришить надо было дерьмеца, – подумал Забродов, ведя машину по набережной Москвы-реки. – А потом сказать, что так и было.»