Инкассатор (№1) - Один шаг между жизнью и смертью

В чашке оставалось еще на пару хороших глотков, когда лежавший на полу рядом с бутылкой телефон издал мелодичную трель. Змей не спеша поставил чашку на пол, двигаясь с замедленной грацией полусонной от холода ящерицы, и взял трубку.

– Да, – невнятно сказал он, затягиваясь сигаретой. Трубка принялась тараторить. Губы Змея медленно искривились в пренебрежительной улыбке: его собеседник наложил в штаны с перепугу, что делало общение с ним особенно приятным. Дослушав до конца, он небрежно кивнул, снова затянулся сигаретой и сказал, обдавая трубку густыми клубами дыма:

– Хорошо, хорошо. Я все понял. Еду. Да, уже еду.

Дав отбой, он бросил телефон на тахту и вскочил. От его ленивой медлительности не осталось и следа. Сборы были недолгими: сорвав с гвоздя в прихожей джинсовую куртку, он накинул ее на плечи, сунул в один карман ключ от машины, в другой – “ругер” двадцать второго калибра, бывший такой же неотъемлемой деталью его туалета, как носовой платок, пересчитал оставшиеся в пачке сигареты, вогнал пробку в горлышко водочной бутылки и вышел из квартиры.

Десять минут ушло у него на то, чтобы добраться до платной стоянки, где скучал, поджидая хозяина, белый “порше-911”, и еще десять минут занял переход от места, где он припарковался, до дома Арцыбашева. Между этими двумя пешими прогулками уместилось полчаса аккуратной, с соблюдением всех правил езды по забитым транспортом магистралям Москвы, так что через пятьдесят с небольшим минут после того, как в его норе прозвучал телефонный звонок, Змей уже переступил порог квартиры Арцыбашева.

Хозяин открыл ему дверь, прижимая к уху трубку радиотелефона, и жестом предложил войти. Змей переступил порог, сжимая в кармане куртки удобно изогнутую рукоятку “ругера” и настороженно озираясь: партнерство партнерством, а с шантажистами во все времена поступали одинаково. Если бы Арцыбашев захотел тихо пришить зарвавшегося киллера, в этом не было бы ровным счетом ничего удивительного. Змей даже не стал бы осуждать его за подобное намерение: на месте Арцыбашева он поступил бы именно так.

Он вошел в гостиную, краем уха прислушиваясь к телефонному разговору, и без приглашения повалился в удобное кожаное кресло. На стеклянном столике, как всегда, стояла квадратная бутылка, но пить Змей не стал: ему предстояла работа.

Он так и не услышал ничего интересного: заперев за ним дверь, Арцыбашев сказал: “Хорошо” – и дал отбой. Через секунду он появился в гостиной, задумчиво играя антенной радиотелефона и покусывая нижнюю губу. Брови его шевелились, как две мохнатые гусеницы, совершая сложные движения вверх-вниз и заставляя высокий лоб то собираться горизонтальными морщинами, то снова разглаживаться.

– Ты напрасно сел, – сказал он, рассеянно кладя трубку на каминную полку. – Сидеть некогда, Змей.

– Что так? – лениво спросил Змей, еще больше разваливаясь в кресле и закидывая ногу на ногу.

– Он едет сюда, – сказал Арцыбашев. – Другого случая может не представиться. Я понимаю, что все происходит второпях, но обстоятельства таковы, что ждать нам с тобой нечего, кроме неприятностей.

– С такой организацией дела – да, – согласился Змей. – Что вы торопитесь, как голый на бабу? Подготовимся, вычислим этого фраера, а потом – щелк, и нету…

– Щелк! – передразнил его Арцыбашев. – Один раз ты его уже щелкнул. Хочешь еще попробовать? И учти: я знаю, ты намерен получить с меня больше, чем пять тысяч. Так вот, если ты не уберешь этого гада прямо сейчас, ты можешь вообще ничего не получить.

– Пугаете? – Змей ухмыльнулся. – Я бы не советовал.., фокусничать.

– Какие фокусы, кретин! Просто получить свои деньги тебе будет не с кого. Боюсь, что теперь он много знает и наверняка захочет узнать еще больше. В общем, так. Видишь дом напротив? Тебе надо выбрать позицию где-то там – на чердаке, а может быть, в одной из квартир. Я постараюсь вывести его на балкон, и тогда…

– Выбрать позицию, – недовольно проворчал Змей и встал. – А стрелять через улицу я буду из рогатки?

– Момент, – сказал Арцыбашев. Он вышел из гостиной и через несколько секунд вернулся, неся какой-то длинный сверток. – Вот, – он протянул сверток Змею и зачем-то отступил на шаг.

Змей откинул край мешковины и удивленно хмыкнул.

– Да, – сказал он, – это несколько меняет дело. Она исправна?

– Вчера пользовался, – ответил Арцыбашев и твердо взглянул ему в лицо.

– А вот это мне нравится, – сказал Змей, снова заворачивая мешковину и беря сверток на плечо, как пику. – Люблю откровенность.

– Я тоже, – провожая его до дверей, сказал Арцыбашев, – но в меру.

Змей быстрым шагом пересек улицу, нырнул в подворотню и вошел в подъезд дома, расположенного напротив резиденции Арцыбашева. Он торопился, и отсутствие домофона на двери подъезда очень его обрадовало. Лифта здесь, правда, тоже не оказалось, но на здоровье Змей не жаловался. Шагая через две ступеньки, он поднялся на верхний этаж, почти не запыхавшись по дороге. Остановившись на площадке, он окинул критическим взором ведущую на чердак железную лестницу и обитый жестью люк, створки которого были заперты на огромный висячий замок. Покойный Валек, перстень которого красовался на пальце у Змея, открывал такие замки за двенадцать секунд с помощью обыкновенного гвоздя, но сам Змей как-то не удосужился освоить эту полезную премудрость. Он думал, что, повозившись, сумеет совладать с этим простеньким механизмом, но возиться было некогда.

Змей подергал себя за кончик длинного острого носа, пожевал насмешливыми губами, что-то прикидывая, и позвонил в дверь квартиры по правую руку от себя. По его расчетам, квартира была расположена окно в окно с квартирой Арцыбашева и представляла собой гораздо более удобную огневую позицию, чем чердак или крыша. Оставался открытым только один вопрос: как туда проникнуть и как быть с жильцами, если они окажутся дома?

Прислушиваясь к тому, как заливается за дверью звонок, Змей испытал приступ раздражения, направленного против Арцыбашева. Это задание здорово напоминало ему какую-то сумасшедшую игру без правил, и он с тоской подумал о тех грядущих временах, когда приобретет такую известность, что сможет сам выбирать себе клиентов.

За дверью было тихо, и Змей мысленно проклял все на свете. “Ну и что, спрашивается, я теперь должен делать? – со злостью подумал он. – Вскрывать замок пальцем или стрелять в него из “ругера”? Черт знает что!"

Он наудачу позвонил в обе соседние квартиры и даже не удивился, когда ему никто не открыл. Был разгар рабочего дня, и даже старушки-пенсионерки, если такие здесь водились, наверняка грели свои кости на скамейке в расположенном неподалеку сквере, ловя последние теплые деньки уходящего лета. Змей позвонил во все три двери еще раз и с минуту постоял, настороженно прислушиваясь. На площадке было тихо как в гробу, сюда не долетал даже шум с улицы. “Умели строить, сволочи”, – подумал Змей, отступил на шаг и сильно ударил по двери ногой, целясь в замок.

Дверь с громким треском распахнулась настежь, отколовшаяся от косяка длинная щепка пролетела через всю прихожую, отскочила от стены и завертелась на полу как волчок. Змей замер, прислушиваясь и стискивая вспотевшей ладонью рукоятку револьвера, но в подъезде по-прежнему царила тишина. Он шагнул в квартиру и бесшумно прикрыл за собой дверь, подумав между делом, что при такой толщине стен можно было бы поставить более или менее приличные двери взамен той фикции, через которую он только что прошел.

В полутемной прихожей он сильно ушиб палец на ноге, сослепу налетев на стоявшие посреди дороги полуторапудовые гири. Зашипев от боли, он подумал, как это удачно, что хозяина нет дома, – на возню с обозленным спортсменом у него не было времени.

Слегка прихрамывая, он прошагал в большую комнату и осторожно отодвинул занавеску на балконной двери. Его расчет оказался верным: прямо напротив виднелся этот чертов полигон, который Арцыбашев называл своим балконом. На таком балконе мог бы заниматься строевой подготовкой взвод мотострелков, а вместо этого там стоял дачный столик и пара легких кресел, чтобы банкир Арцыбашев с супругой могли сидеть, прихлебывая чай и сплевывая косточки из вишневого варенья на головы прохожим. Балконная дверь в квартире Арцыбашева была открыта настежь, и отсюда можно было видеть часть гостиной и даже угол стеклянного столика со стоявшей на нем квадратной бутылкой. Змей непроизвольно сглотнул набежавшую слюну и удовлетворенно кивнул: огневая позиция была такой, что лучше не придумаешь.

Он открыл балконную дверь, поставил перед ней стул и уселся, положив на колени свой сверток. Легкая прозрачная занавеска скрывала его от посторонних взглядов. Разворачивая мешковину, Змей заметил, как Арцыбашев зачем-то выглянул на балкон, но тут же, словно спохватившись, юркнул обратно и больше не показывался. Бритоголовый снайпер ухмыльнулся: Митрич явно побаивался того оружия, которое сам дал ему в руки.

Мешковина соскользнула на пол, открыв взгляду армейскую снайперскую винтовку с оптическим прицелом и длинным глушителем. Змей любовно провел ладонью по лоснящемуся вороненому стволу. Вид этой смерто-убойной штуковины будил приятные воспоминания.

В жизни Змея был один день, когда он познал что-то вроде настоящего триумфа. Он тогда в одиночку выследил, переиграл и расстрелял три знаменитые чеченские “тройки”, каждая из которых состояла из снайпера, пулеметчика и гранатометчика. Помнится, его даже представили к ордену, но наградной лист, как и следовало ожидать, затерялся где-то по дороге. Вспомнив об этом, Змей поморщился: конечно, орден – всего лишь побрякушка наподобие собачьей медали, но генералы-то получали и получают свои награды без задержек, а Змею объявили благодарность перед строем, и все дела… В который уже раз Змей подумал, что стрелял не в тех, и дал себе слово исправить ошибку, если бородатые чеченские душманы опять затеют заварушку.

Одним плавным движением вскинув винтовку к плечу, он на пробу прицелился в открытую балконную дверь арцыбашевской квартиры. Перекрестие медленно ползло по стенам и мебели, на секунду замерло на квадратной бутылке и пошло дальше. Арцыбашев был прав, не желая попадаться Змею на глаза: пожалуй, искушение было бы чересчур велико.

Ветер играл полупрозрачной занавеской, то вталкивая ее в комнату и заставляя развеваться наподобие белого флага, то вытягивая наружу с ловкостью бомжа, решившего умыкнуть простыню с бельевой веревки. Змей проверил магазин винтовки, передернул затвор и аккуратно положил оружие на пол возле стула. Спохватившись, он вынул из кармана куртки телефон и позвонил Арцыбашеву.

– Как дела, Митрич? – весело сказал он. – Ты ждешь, Лизавета, от друга привета?

– Какая я тебе Лизавета? – отрывисто огрызнулся Арцыбашев. – Ты где?

– В Караганде, – ответил Змей. – Сижу, разглядываю твой балкон. Хочешь – выйди, я тебе ручкой помашу.

– А, – сказал Арцыбашев, – ясно. А этот где… культурист?

– Какой культурист? – не понял Змей, но тут же спохватился, вспомнив про гири в прихожей. – А, этот… А хрен его знает! Нет его, и ладно. В общем, докладываю: позицию занял, жду в полной боевой готовности. Между прочим, попасть сюда было непросто, так что с тебя причитается.

– Ладно, – буркнул Арцыбашев. – Ты, главное, дело сделай, а все, что с меня причитается, я заплачу сполна.

– Ловлю на слове, – сказал Змей и дал отбой.

Убирая трубку обратно в карман, он насторожился: ему показалось, что в прихожей скрипнула половица. Он вслушивался в тишину до звона в ушах, но больше ничего не услышал. “Показалось, – решил Змей. – Дом старый, полы скрипучие.., мало ли что. Может, это вообще на чердаке или в другой квартире. Нервы, нервишки…"

Тем не менее смутная тревога не проходила. Он вспомнил, что дверь осталась незапертой, потому что замок был сломан. Само по себе это не было веским поводом для тревоги, но беспокойство продолжало глодать его как червь. Змей понял, что не успокоится, пока не проверит все сам. В конце концов, за те полторы-две минуты, что он потратит на осмотр квартиры, ничего существенного произойти не может.

Он посмотрел на лежавшую рядом со стулом винтовку, вынул из кармана револьвер, бесшумно встал и крадучись двинулся к двери. По дороге его посетило очень неприятное ощущение: ему показалось, что так уже было, причем совсем недавно. Буквально вчера он вот так же крался с пистолетом в руке вдоль нагретого солнцем, слегка запыленного борта банковского бронеавтомобиля, не зная, что ждет его впереди. Змей отогнал посторонние мысли, взвел курок револьвера и тенью выскользнул в прихожую, сразу же резко повернувшись влево и выставив оружие перед собой.

Слева никого не было. Начиная успокаиваться. Змей так же резко развернулся на сто восемьдесят градусов и почти столкнулся с высокой, в полумраке показавшейся ему не правдоподобно огромной фигурой, бесшумно выросшей на том месте, где мгновение назад было абсолютно пусто. Змею нужна была всего лишь доля секунды на то, чтобы спустить курок, но он опоздал. Он ощутил мгновенную вспышку боли в подбородке, перед глазами полыхнуло белое зарево, и стало совсем темно. Змей медленно поплыл через эту темноту, наслаждаясь покоем, и не почувствовал боли, когда всем телом впечатался в стену прихожей и мешком съехал на пол.

* * *

Ключей ни в одном из стоявших в гараже автомобилей не оказалось.

– Ерунда, – сказал Юрий. – Пошли. Он нарочно повел Лену в обход осмотровой ямы, но она все равно заглянула туда, вздрогнула и пошла неестественно прямо, избегая смотреть по сторонам. Юрий заметил, что она побледнела еще сильнее и удивился тому, сколько, оказывается, оттенков имеет белый цвет.

Похожий на морскую яхту “кадиллак” все так же поблескивал посреди двора белоснежными бортами. Он уже обсох, да и лужи вокруг него уменьшались чуть ли не на глазах, обнажая сухой серый асфальт – солнце и ветер выпивали воду с фантастической скоростью. Из брошенного водителем шланга все еще текла, поблескивая, тугая струя, давая начало струившемуся вдоль беленого бордюра ручейку.

Окно со стороны водителя было открыто. Юрий заглянул в салон, удовлетворенно хмыкнул и скомандовал Лене:

– Садись за руль.

– Я? Ты с ума сошел! Я не смогу управлять этой громадиной!

– Нет, – возразил Юрий, стараясь говорить спокойно. – Это я не смогу ею управлять. Извини, но это так. Я почти не чувствую ноги, а у этой штуковины вряд ли предусмотрено ручное управление.

– Мы разобьемся, – беспомощно сказала Алена.

– Раньше ты этого не боялась. И потом, чем больше машина, тем меньше шансов убиться. В общем, давай.

Он распахнул дверцу, и Лена снова вздрогнула, увидев на белой эмали кровавые полосы, оставленные его пальцами.

– Тебя надо перевязать, – сказала Лена, нерешительно берясь за дверцу. Она заметила, что ее рука сама собой легла на теплый металл гораздо ниже кровавых отпечатков, и устыдилась этого.

– Надо, – ответил Юрий, хромая вокруг длинного капота к соседней дверце, – но не здесь. Я вообще не понимаю, почему здесь до сих пор нет ОМОНа, СОБРа и спецназа с парочкой бронетранспортеров. Все-таки я наделал столько шума…

Он немного кривил душой. Некоторые догадки на этот счет у него были, и не последнее место в них занимал бравый майор Разгонов, выброшенный им из машины в получасе езды отсюда. “Главное, чтобы они не попытались закрыть все дела одним махом, – подумал Юрий, усаживаясь на широченное, как диван-кровать, сиденье, обтянутое белой кожей, и с огорчением косясь на широкую кровавую полосу, оставленную на этом великолепии его ногой. – Вот как перехватят они нас по дороге да как превратят в решето… А на мертвого, как справедливо заметил наш майор, можно списать все, что угодно. Очень удобно, черт бы их всех побрал…"

Двигатель завелся почти бесшумно, и тяжелый “кадиллак” плавно тронулся с места, неуверенно огибая дом по обсаженной кустами асфальтовой дорожке. Лена вела машину, сильно подавшись вперед и закусив нижнюю губу от напряжения. Смотреть на нее было одно удовольствие, и Юрий с трудом заставил себя оторваться от этого приятного зрелища. Время любоваться женскими профилями еще не наступило, даже если это был самый красивый и любимый профиль в мире.

– Ворота, – сказала Лена. – Они заперты. Таранить?

– Ого, – ответил он. – Пожалуй, не стоит. Это все-таки не танк. Пробьешь радиатор, и на этом наша поездка закончится… Притормози, я открою.

– Я сама.

Лена остановила машину возле ворот и вышла. Возясь с замком, она оглянулась и заметила, что Юрий стоит, тяжело опираясь локтем о крышу “кадиллака”, и в руке у него тускло поблескивает его огромный пистолет. Филарет не смотрел в ее сторону: глаза его упорно обшаривали двор и фасад дома, испачканное лицо окаменело от напряжения. Таким Лена его еще не видела и очень надеялась, что больше не увидит: зрелище было захватывающим и страшным одновременно. Отведя взгляд от его усталого лица, Лена опять вздрогнула, хотя, казалось бы, уже должна была привыкнуть ко всему; из окружавших беседку кустов сирени торчали чьи-то ноги в белых кроссовках.

Ворота наконец распахнулись настежь. Лена бегом вернулась к машине и села за руль. Они с Юрием одновременно захлопнули дверцы, и “кадиллак” величественно двинулся вперед, как отчаливающий от пристани океанский лайнер. Когда Лена уже принялась вертеть неожиданно податливое рулевое колесо, вписываясь в поворот, порыв ветра захлопнул одну из тяжелых створок, и она с ужасным грохотом ударила по багажнику “кадиллака”. Лена вскрикнула, но не выпустила руль, – Ты не правильная женщина, – с усмешкой заметил Юрий, копаясь в бардачке.

– Как это? А какая женщина правильная?

– Правильная женщина на твоем месте бросила бы баранку, закрыла ладонями глаза и изо всех сил надавила на газ, – сказал Юрий. – Ага, вот она…

Лена покосилась в его сторону и увидела, что он держит в руках автомобильную аптечку.

– Женоненавистник, – проворчала она. – Что ты теперь намерен делать?

Юрий с треском разорвал вощеную бумагу, в которую был упакован бинт.

– Если бы я знал, что теперь делать, – со вздохом сказал он. – Надо как-то искать эти чертовы деньги, пока меня не засадили на исторически значимый срок… Но сначала, конечно, я отвезу тебя домой.

Он задумался, держа на весу пузырек с йодом, снова вздохнул и щедрой рукой вылил все содержимое пузырька прямо на штанину в том месте, где в ней зияла страшная прореха, открывавшая черно-бордовое месиво полусвернувшейся крови. Шипя и невнятно ругаясь, он принялся бинтовать ногу поверх джинсов. Лена искоса наблюдала за этой операцией, болезненно-морщась и кусая губы.

– Прямо так и поедем ко мне домой? – спросила она.

– Прямо так и поедем. А ты что, хотела заехать по дороге в магазин?

Теперь вздохнула Лена.

– Прости, Юрка, но ты все-таки дурак. Я обязательно подарю тебе Женькины латы, если ты до этого доживешь. Кто, по-твоему, украл эти деньги?

Юрий поднял на нее сосредоточенный взгляд, на секунду прервав свое сражение с запутавшимся бинтом, – Воробейчик, – сказал он. – Ему кто-то помогал, и я этого “кого-то” обязательно найду, только пока не знаю как… Погоди, погоди… А почему ты об этом спрашиваешь? И таким тоном?..

– Вот, – горько сказала Лена, спугивая клаксоном сунувшуюся на проезжую часть старуху с туго набитым полиэтиленовым пакетом. – Наконец-то.

– Извини, – пробормотал он, – я что-то туго соображаю. Наверное, от потери крови. Что – “наконец-то”? Ты имеешь в виду что-нибудь конкретное или просто издеваешься?

Поворачивая направо, Лена не правильно рассчитала радиус поворота, и “кадиллак” тяжело подпрыгнул, наехав задним колесом на бордюр.

– Твою мать, – в несвойственной ей манере почти прорычала она, выравнивая тяжелую машину. – Хорошо. Кто тебе сказал, что я у этого… Графа? Это был Арцыбашев, правда? А знаешь, на что он надеялся? Что тебя там шлепнут, и ты умрешь, не успев оправдаться. А может быть, перед этим успеешь застрелить Графа. Это было бы просто превосходно, ты не находишь?

– У тебя больное воображение, – сухо сказал Юрий. – Зачем Цыбе надо, чтобы меня шлепали? Просто он волновался за тебя, не знал, что делать…

– За деньги он волновался – яростно выкрикнула Лена. Машина двигалась по довольно оживленной улице, и Лена кричала, глядя прямо перед собой. – За те самые, которые украл! А тебя он просто подставил! Неужели тебе это до сих пор не понятно?

Некоторое время Юрий упорно молчал, сосредоточившись на своей повязке.

– Такие вещи надо доказать, – наконец глухо сказал он, не поднимая головы. – Ты что-то знаешь или это только твои предположения?

– Я знаю Женьку! А ты не знаешь, потому что ты – просто большой теленок в розовых очках… Но если тебе нужны доказательства – давай, поехали к нам домой! Я думаю, доказательства ждут не дождутся. Получишь пулю между лопаток, вот тебе и все доказательства.

Юрий закрыл глаза и откинулся на мягкую спинку сиденья. Под веками жгло, словно туда сыпанули по лопате песка, но спать почему-то не хотелось. Обрывки недодуманных мыслей и отвергнутых подозрений чехардились в мозгу.

Он попытался проиграть ситуацию, исходя из чисто теоретического предположения, что налет организовал Арцыбашев, и сделал очень неприятное открытие: если допустить такое предположение, все остальное выстраивалось само собой в четкой последовательности. Каждая минута последних тяжелых и страшных суток прошла перед его мысленным взором, представая в совершенно новом свете. Дурак, значит, прыгал, бегал, стрелял и ломал шеи, а умный подсчитывал барыши, хихикая в кулак и потирая ладони…

– Черт возьми, Алена, – сказал он, – как ты можешь? Ведь вы же вместе – сколько – лет пятнадцать, наверное?

– Потому и могу, – грубо ответила Лена. – Я его наизусть выучила, вдоль и поперек, от корки до корки. У него души нет. Одни деньги да желеаки…

– Какие железки?

– Ты даже этого не знаешь… Оружие. У него такая коллекция… От каменного топора до пулемета, и все в а-а-атличном состоянии, хоть сейчас в дело. Ружье и два револьвера над камином видал?

– Я думал, это муляжи.

– Муляжи… Вот как засветит он тебе из этого муляжа… Хотя он, конечно, не рискнет делать это сам. Наймет, наверное, кого-нибудь. Стаса своего…

– Стаса не наймет.

– Ах, вот как… Ну, кого-нибудь еще… Ты же, наверное, не всех перестрелял. Ну, так куда поедем, командир?

Вместо ответа Юрий принялся шарить по карманам. Выудив из полуоторванного нагрудного кармана рубашки сигаретную пачку, он заглянул вовнутрь, скомкал пачку в кулаке и бросил ее под ноги.

– Ладно, – сказал он. – Я все равно в это не верю, но…

– Так куда едем? – повторила Лена.

– К тебе домой… Погоди-ка. Останови здесь. Телефон видишь? Подгони поближе к будке, неохота народ пугать.

Лена сделала даже больше, чем он просил, целиком загнав огромную машину на тротуар и почти притерев ее дверцей к будке телефона-автомата. Юрий тяжело выбрался из салона под недоумевающими взглядами прохожих.

– Хулиганка! – возмущенно сказала какая-то солидная дама, заглянув в открытое окно машины со стороны водителя. Лена молча нажала на кнопку стеклоподъемника, и стекло с жужжанием отрезало ее от возмущенной дамы. Дама задохнулась и ударила по крыше машины сумочкой.

– Я с вами полностью согласен, мадам, – сказал ей Юрий, снимая телефонную трубку. Дама развернулась к нему, открывая рот для резкой отповеди, заметно вздрогнула и поспешно покинула место происшествия, несколько раз испуганно обернувшись.

Юрий выудил из заднего кармана джинсов магнитную карточку, вставил ее в прорезь автомата и набрал номер Арцыбашева. Услышав его голос, Цыба, казалось, был счастлив. Юрий сообщил ему, что они с Леной едут домой, и велел накрывать на стол. Он повесил трубку, оборвав на полуслове изъявления благодарности, и тяжело опустился на сиденье “кадиллака”. – Поехали, шеф, – сказал он.

…На самом дне бардачка отыскалась почти полная пачка “Мальборо”, и прежде, чем выйти из машины, Юрий выкурил две сигареты подряд. Это не прибавило ему ни сил, ни спокойствия, но, по крайней мере, исчезло сосущее ощущение под ложечкой. Тяжело поднимаясь по лестнице, Юрий поймал себя на том, что пытается вспомнить, когда он ел в последний раз. Получалось, что давненько, и это было правильно: в бой лучше идти на пустой желудок. Тем не менее есть хотелось зверски, и он удивленно покачал головой: похоже, желудку было наплевать на его переживания, он настойчиво требовал своего.

На четвертом этаже дома напротив Цыбиного Юрий остановился. Здесь лестница кончалась, выше был только запертый на висячий замок чердак. Удобная позиция для снайпера, но вот замок… Конечно, можно было попасть на чердак и из другого подъезда, но тут Юрий заметил справа от себя неплотно прикрытую дверь и свежий скол на косяке, непристойно белевший на фоне коричневой масляной краски. Он медленно запустил руку за спину и вынул из-за пояса джинсов “маузер”. Он не испытывал ни злости, ни азарта – ничего, кроме горького разочарования. Повторенное на разные лады слово “дурак” снова и снова звучало в ушах, чужие губы шевелились, выплевывая это слово ему в лицо.

Он бесшумно открыл дверь и проскользнул в полутемную прихожую. Напротив была дверь в комнату, и перед Юрием предстала недвусмысленная картина: на фоне открытой балконной двери стоял стул, а на стуле спиной к прихожей сидел человек. Солнечные блики играли на его гладко выбритом черепе, колыхалась полупрозрачная занавеска, над головой незнакомца вился, уносясь в открытую дверь, голубоватый сигаретный дымок, а рядом со стулом на полу лежала снайперская винтовка с глушителем. Через открытую балконную дверь Юрий видел окна квартиры Арцыбашева и его необъятный балкон, на котором сейчас никого не было.

Под ногой предательски скрипнула половица. Юрий тенью метнулся в ближайший угол коридора, забыв о раненой ноге. Прошло некоторое время, прежде чем он услышал осторожные, почти бесшумные крадущиеся шаги. Он затаил дыхание.

Наискосок от него располагалась дверь, которая, скорее всего, вела в ванную. Это была хорошая, добротная и очень красивая дверь, умело сработанная из дубового массива, с овальным окошком в верхней части. Стекло в окошке было цветным, и на нем даже в темноте можно было угадать какой-то узор, но Юрия не интересовали узоры: он заметил, что в окошке отражается дверь комнаты. Это был просто перекошенный светлый прямоугольник, но вот на нем возник темный искаженный силуэт человеческой фигуры. Человек быстро посмотрел направо и немедленно повернулся влево всем корпусом, держа что-то в вытянутых перед собой руках. Юрий бесшумно шагнул вперед и, когда человек повернулся к нему лицом, нанес ему тяжелый удар в подбородок.

Глава 20

– Черт подери, Филарет, – сказал Арцыбашев, – ну и видок у тебя!

– Видок как видок, – проворчал Юрий, пропуская в прихожую Лену. – Переговорный процесс принял нежелательное направление. Принимай пропажу!

Арцыбашев распахнул навстречу жене объятия, но она уклонилась, слегка оттолкнув его рукой, и молча ушла в свою спальню.

– Устала, – извинительно сказал Арцыбашев, запирая дверь. На нем был просторный полосатый халат, из-под которого выглядывали тщательно отглаженные брюки и сверкающие туфли. – Ну, рассказывай, герой. А я тут, понимаешь, весь извелся. Хожу вокруг телефона, как кот вокруг сметаны: звонить в милицию или не звонить? И еще этот.., мычит все время, как недоенный.

– Кто мычит? – недоуменно спросил Юрий, но тут из спальни с шумом выскочила Лена.

– Арцыбашев, ты спятил! – выкрикнула она. – Это черт знает что такое! У меня в шкафу сидит связанный человек! По-моему, это наш охранник.

– Это я спятил, – признался Юрий, потирая щеку. Он совсем забыл об охраннике. – Черт, что же с ним теперь делать?

– Да пришей ты его, – заговорщицким тоном предложил Арцыбашев. – Мы никому не скажем. Только не здесь. Выведи на лестницу и… – Он сделал выразительный жест.

Лена поморщилась и ушла, оставив их одних. Юрию показалось, что она борется с тошнотой.

– А ты кровожадный тип, Цыба, – сказал он. Это прозвучало чересчур серьезно, и он попытался улыбнуться, чтобы немного сгладить произведенный его словами эффект.

– Станешь тут кровожадным, – проворчал Арцыбашев, отводя взгляд. – А ты что предлагаешь?

– А что тут предлагать, – сказал Юрий. – Алена, развяжи его! Сейчас сядем, – продолжал он, снова поворачиваясь к Арцыбашеву, – выпьем, извинимся… Он дядька хороший, все поймет.

– Ты идиот, – сказал Арцыбашев. – Впрочем, дело твое. Ты заварил, тебе и… Нет, ты не подумай. Я тебе по гроб жизни обязан. Честно говоря, это я должен был идти туда.., за Аленой.

– Ну, и шлепнули бы обоих, – ответил Юрий. – А так… В общем, хватит. Вот сейчас обмоем это дело, и пойду я, пожалуй, сдаваться. Графа больше нет…

– Нет?!

– Нет, нет, можешь не сомневаться. Так что и возможности умереть от “сердечного приступа” в камере у меня тоже больше нет. Рано или поздно наши бравые внутренние органы распутают это дело, а я пока что посижу на нарах. Какая мне, в сущности, разница – дома на диване или в Бутырке на нарах?

Он повернул голову и увидел охранника, который стоял в дверях спальни, покачиваясь на нетвердых ногах, растирая запястья и глядя на него как кролик на удава.

– А, папаша! – воскликнул Юрий. – Ты в порядке? Извини, что так неловко вышло. Давай дернем по стопочке за мир во всем мире. Хозяин угощает. И знаете что, братья-славяне? Пойдемте на балкон. С первого дня мечтаю на этом вашем балконе сто граммов пропустить. Везет же людям! Такой балконище!

Охранник открывал и закрывал рот, не издавая ни звука, как вытащенная из воды рыба. Глаза его перестали бегать, сосредоточившись на торчавшей из-за пояса у Филатова рукоятке “маузера”. Юрий заметил, что Цыба тоже время от времени поглядывает на эту рукоятку, слегка хмуря брови. Он усмехнулся уголком рта и скользнул по стенам комнаты взглядом, который стороннему наблюдателю мог бы показаться рассеянным. “Винчестер” висел на своем месте над камином, а вот один из двух “кольтов” исчез, разрушив тщательно продуманную композицию. Еще Юрий заметил, что Цыба выглядит непривычно толстым в своем полосатом халате, и сделал по этому поводу зарубку в памяти.

– На балкон так на балкон, – пожав плечами, сказал Арцыбашев. – А ты не боишься, что тебя заметят?

– А чего мне бояться? Я же сказал, что иду сдаваться. – Охранник заметно расслабился, и Юрий снова невесело улыбнулся, отвернувшись в сторону. – Вот только выпить хочется… Ну, Женька, давай, не томи! Папаша вот тоже выпить хочет, ему небось несладко было в шкафу-то сидеть… Правда, отец? Да ты не бойся, я мирный, хотя и непохож. Я вот тут в Бутырку собираюсь…