Глава 2

День с утра не задался. И солнце светит, и дождя нет, и деньги появились, и голова не болит. А все не так, ничего не радует, словно разлита в воздухе звенящая тревога.

Смотришь сквозь нее, как через тонированное стекло, как через запотевшие линзы очков, и сколько ни протирай их до зеркального блеска, ничего к лучшему не меняется. Только надел, и снова в глазах мерзкий туман, и слезы непроизвольно катятся по щекам.

«Чертовщина какая-то!» — держа в руках туфельку со сломанным каблуком, подумала Катя Ершова.

Очки она сроду не носила, разве что солнцезащитные.

Зрение у нее было идеальное. Но про мерзкие нравы оптики Катя знала не понаслышке: как-никак, десять лет она профессионально занималась фотографией, сотрудничая с самыми разными издательствами, как здесь, в России, так и за рубежом.

Она сама удивлялась, как это ей удается до сих пор держаться на плаву, входить в дюжину лучших фотографов России? А среди женщин равных ей не было. "Ничего особенного, вроде бы, не делаю, снимаю то, что снимают все. Но получается у меня почему-то гораздо лучше Может, у меня таланта побольше? А может, все это потому происходит, что, как говорят мои друзья и родители, мозги у меня набекрень? Хотя с мозгами у меня, вроде бы, все в порядке. А вот в делах сердечных мне патологически не везет. И, кстати, с каблуками тоже. Сколько раз обещала себе не надевать на деловые встречи шпильки! Надела бы, как всегда, джинсы, кроссовки, куртку, майку — и вперед.

Угораздило сегодня респектабельно одеться, захотелось блеснуть. Было бы перед кем! Они меня не за каблуки и длинные ноги ценят, а совершенно за другое — за негативы, за фотографии, точнее, за свежие идеи.

— Черт бы меня побрал! — бурчала тридцатилетняя женщина, держа в руках туфлю и пытаясь приладить отломанный каблук, хотя прекрасно понимала, что сделать это не удастся.

Рядом с Катей Ершовой остановился молодой парень.

Он осмотрел ее с ног до головы. Катя, как всякая женщина, взгляд мужчины почувствовала мгновенно. Она обернулась.

— Что, проблемы?

— Могу помочь.

— Вы сапожник? — нашлась Катя.

— Нет, я не сапожник, я компьютерщик.

— Компьютерщик? Тогда это не по вашей части.

Парень был приятный, может быть, чуть-чуть более нахальный, чем хотелось бы. Но идеалов в жизни не существует, совершенство бесконечно. Хорошую фотографию, как и хорошую кар гину, можно улучшать и улучшать.

— Так чем вы мне, собственно, можете помочь? — улыбнулась Катерина — Могу на руках отнести к своей машине, — широко улыбнулся парень — У меня дел невпроворот, до самого вечера, а тут еще этот каблук! И угораздило же меня…

— Что, туфли на каблуках надеть?

— Да. Не собиралась, но как-то так получилось.

— Наверное, на свидание спешили?

— Спешила, но уже опоздала, — Катя взглянула на часы, — и уже минут на пять.

— Может, вам помочь? Я на машине, — и парень провернул на указательном пальце ключ.

— Нет, спасибо, мне недалеко.

Катя сняла вторую туфлю и обе их протянула собеседнику.

— Что вы предлагаете?

— Свежее решение, — засмеялась Катя.

— Решения пока не вижу.

— Не сообразительный вы какой-то, хотя и предлагаете свои у слуги.

— Я же вам сказал, я не сапожник, приделать каблук не смогу.

— Отломайте второй, что может быть проще?

Туфельки были дорогие, итальянские, ручной работы.

Парень взялся за каблук и за подошву, но никак не мог решиться рвануть их в разные стороны, хотя силы на такое простое дело у него хватило бы с избытком.

— Да ломайте же, что вы медлите? Это вам не женскую руку ломать.

— Конечно, не руку, но жалко.

Каблук хрустнул. Парень проделал эту операцию с зажмуренными глазами.

— Вот, попробуйте.

— Что здесь пробовать? — Катя всунула ноги в туфельки, ставшие похожими на тапочки, посмотрела на каблуки, лежавшие на ладони у парня.

— Что с ними делать? — спросил он.

— Выбросить.

— Можно, я оставлю их на память, как талисман?

— Вы что, фетишист?

— Нет, не фетишист, но такое со мной впервые — чтобы каблуки женщинам обламывать.

— Обычно вы их нежно и ласково берете за руку, а не за ноги хватаете?

— Обычно я на улице не знакомлюсь…

Катя рассмеялась:

— Я тоже. А в общем, знаете что, если у вас машина недалеко… Я была бы вам благодарна… Если бы вы меня подбросили… Здесь, кстати, совсем близко. А то идти на этих обрубках…

— Понимаю, — парень нагнулся и взял в руки фотографический кофр, стоящий рядом. — Ого, какой тяжеленный! Что вы там, золотые слитки дюжинами по городу носите?

— Да нет, не слитки, а аппаратуру. А хорошая аппаратура всегда очень тяжелая, в ней много стекла и металла.

— Вы фотограф?

— Как вы угадали?

— С такими сумками либо операторы, либо фотографы ходят.

— А если я просто бутылки несу?

— Ну, это уж навряд ли. Пойдемте, — он подвел ее к машине, открыл дверь, помог сесть. Хотел было, поставить кофр на заднее сиденье, но Катя отрицательно качнула головой.

— Нет-нет, давайте его сюда, на колени.

— Так он же тяжелый!

— Это мое, я к нему привыкла и стараюсь из рук не выпускать. Вы исключение, да и то в связи с аварией, а так бы никогда…

— Вы, наверное, сильная, если такую тяжелую сумку таскаете?

— А я ее тяжести не замечаю, привыкла. Это уже стало частью меня, к сожалению, не лучшей.

Катя немного смутилась, смутился и ее спутник. Он пытался завести машину, не выпуская каблучки из руки.

— Да выбросьте вы эту дребедень или суньте их куда-нибудь, если жалко расстаться.

— Хорошо, — парень спрятал каблуки в ящик.

— Найдет жена — проблем не оберетесь.

— У меня жены нет.

— К сожалению? — спросила Катя.

— Может быть, и так, а может, и к счастью. Так куда едем?

— Вот здесь, через два квартала редакция журнала «Наше время».

— Вы в журнале работаете?

— Нет, я нигде не служу, я сама по себе. Свободный художник.

— Это хорошо. А вот мне приходится каждый день на службу ходить.

— Вы где работаете, если не секрет?

— Для вас это занятие не интересное, я работаю в одном солидном учреждении, занимаюсь компьютерным обеспечением.

— Наверное, в банке?

— Нет, не в банке, иначе ходил бы в костюме, при галстуке и с портфелем. А у меня, как видите, руки и шея свободны.

— Поехали, чего стоим?

— Сейчас чиновник проедет со своим сопровождением, и мы поедем.

По улице пронеслась «Волга» с тонированными стеклами и два «Джипа».

— Ездят, как понравится, — сказал парень, — будь они неладны!

— Не любите чиновников?

— А вы их любите?

— Обожаю Я на них деньги зарабатываю.

— «На них» — звучит двусмысленно, — парень повернул ключ, и его «Опель-Омега» мягко тронулся с места, вливаясь в поток машин. — Музыку? — спросил водитель.

— Да… нет..

— Что? Да или нет?

— Как хотите. У меня все равно голова другим занята.

— Вы замужем? Кстати, как вас зовут? Меня зовут Илья, — парень, повернув голову, посмотрел на сидевшую рядом спутницу.

— Вы лучше за дорогой следите. А меня зовут Катерина.

— Красивое имя, — отвесил парень вполне дежурный комплимент. — очень редкое.

— Вот, вот, туда, направо. А теперь налево.

— Здесь нет поворота.

— Для меня есть.

— Ну уж нет! — парень сделал круг, как предписывал знак и подъехал к стоянке, размещенной у входа. Припарковал машину и спросил:

— Вы так и пойдете?

— Что вы имеете в виду, Илья?

— Обувь?

— Разве есть какое-то альтернативное решение?

— Можно пойти босиком.

— Нет, — сказала Катерина, — пойду так. Смотрятся они нормально, а о том, что сломаны, знают два человека — вы и я.

— Вас подождать?

— Если у вас есть лишнее время, то можете подождать.

— Вы надолго, Катя?

— Ну, не знаю… У меня две встречи.

— Час? Полтора? Два?

— Нет, что вы, Илья, минут сорок от силы. Я все дела решаю быстро, кроме личных, конечно.

— А что, в личных делах — проблемы?

— У меня, знаете ли, Илья, в личных делах всегда проблемы.

— По вам не видно, что у вас есть хоть какие-то проблемы, кроме сломанных каблуков.

— Вот с них, скорее всего, сегодняшние проблемы и начнутся. На встречу я опоздала.

— Что-то не видно, чтобы вы очень сильно на нее торопились.

— Не сильно я тороплюсь, — выбравшись из машины и приветливо махнув левой рукой, сказала Катя и заспешила по ступенькам.

Она сразу же направилась в кабинет художественного редактора. Даже сквозь стекло было видно, как клубится в кабинете дым, а стекло при этом, было тонированным и рифленым.

Катя постучала.

— Заходи скорее! Вечно ты опаздываешь!

— Можно подумать, ты волновался, будто я не приду.

Здравствуй, — Катя нырнула в дым и поцеловала в щеку художественного редактора.

Ей показалось то, что казалось всем: художественный редактор Дмитрий Меньшов днюет и ночует у себя в кабинете, заваленном и завешанном всевозможными фотографиями. Компьютер был включен, и на экране монитора клубилась заставка — что-то очень похожее на сигаретный дым, висевший над столом.

— Ты бы окно открыл.

— Нельзя открывать окно.

— Это почему еще?

— Все со стола сдует, потом три дня собирать придется, и наверняка что-нибудь не найдется.

Катя засмеялась.

— Принесла? Хорошие снимки?

— Как всегда, плохих не делаю.

— Ну-ну, давай посмотрим, полюбуемся.

— Я забыла напомнить, они не только хорошие…

— Но и дорогие, — сказал Меньшов.

— Верно, ты экстрасенс, Дима, мысли читаешь прямо сходу.

— Мне снимков-то надо всего два.

— Как это два!? — воскликнула Катя. — Ты же сказал серию! Я в лепешку, можно сказать, разбивалась, ползала на четвереньках, на спине валялась, делая снимки, а ты говоришь, только два? Кофе хоть угостишь?

— Вон стоит, я всего глоток из той чашки выпил.

— А чистой чашки, как всегда, нет?

— Как всегда, нет, ты угадала. Давай я возьму три, но снимки напечатают немного меньшими.

— Э, нет, так не пойдет! Я девкам на подиуме обещала, что их лица будут видны. Они специально два часа красились. А ты хочешь три на четыре напечатать и их этим удовлетворить. Они же нас с тобой разорвут и больше никогда у меня сниматься не станут.

— Ладно, не кипятись. Кстати, вот деньги, — конверт лег рядом с кофром. — Можешь не считать, плачу, как всегда, щедро.

— Сейчас узнаем границы твоей невиданной щедрости, Дмитрий.

Конверт оказался запечатанным. Разрывать его Катерине не хотелось, она помяла конверт пальцами и бросила в кофр.

— Катя, ты так деньгами швыряешься, словно тебе такие пухлые конверты в местах двадцати дают и все в долларах.

— Да у меня таких плательщиков, Дима.., смотри, — и Катерина вытащила несколько конвертов, правда, все они оказались разорваны и пусты. — Видишь, сколько?

— Вижу. Ты, наверное, уже два месяца бумаги из кофра недоставала.

— Доставала, — Катя села в кожаное кресло, ужасно неудобное, холодное и жесткое, закинула ногу за ногу. — Может, сигаретой угостишь? Только пепельницу с бычком ко мне не пододвигай и не говори, что сделал из него всего лишь одну затяжку.

— Сигарет у меня, между прочим, в изобилии, а вот кофе больше нет, потому я тебе свой и отдал, от сердца оторвал. Негативы, кстати, где?

— Возьми, — из сумки выпорхнул конверт и лег на стол. — Чем ты тут сегодня занимаешься?

— Ты же видишь, курю, кофе пью, с такими, как ты, разговариваю, торгуюсь.

— Таких, как я, положим, больше нет.

— Это точно, — хмыкнул Дмитрий, — тебя одной на всех хватит в смысле работы и в смысле достачи.

— Что тебе еще надо?

— Ничего не надо. Почему ты спросила, уезжаешь куда-нибудь?

— Можно сказать, улетаю к карабасам-барабасам в камуфляже.

— Ой-ля-ля, — не удержался Дмитрий и схватился руками за голову, — ты что, с ума сошла? Тебе что, здесь работы мало или тебя на солененькое потянуло? Кровушки решила испить?

— Да нет, Дима, на зелененькое. Просто очень выгодный заказ, англичане предложили подскочить в Чечню на недельку. Они все оплачивают — билеты, суточные, командировку. Сказали даже, что взятки шариатским чиновникам и те оплатят.

— Сумасшедшая! Я всегда всем говорил, что Ершова — баба ненормальная, но не до такой же степени! Они же нелюди, они звери.

— Брось ты! Нормальные люди, хорошие мужики. У меня, кстати, в Грозном знакомых куча.

— Живых? — саркастически усмехнувшись, спросил Дима.

— Живых, конечно.

— Я не спрашиваю, Катька, сколько тебе денег посулили, но, думаю, не очень много. И надо тебе свою молодую жизнь, свое красивое тело под пули подставлять! Что твой Варлам на это сказал?

— Он ничего не говорит, он не знает. И вообще, ему сейчас не до меня. Коллекцию клепает.

— Что-нибудь хорошее или опять космические мотивы его одолели?

— Нет, с пришельцами покончено. Свозил коллекцию во Францию и пролетел как фанера. Я ему говорила, что после фильма «Армагеддон» лучше с космической темой не высовываться. Какие бы у тебя девки раскрасавицы ни были, лысого Брюса Уиллиса им не переплюнуть. Хотя каталоги моделей одежды получились очень красивые.

— Но каталоги — это же не его заслуга. — Меньшов закурил очередную сигарету. — Если бы не ты, Катя, сидел бы твой Варлам в глубокой заднице, ему даже малиновые пиджаки шить никто не доверил бы. Кстати, поздравляю тебя с присуждением премии.

— Спасибо. Но это не премия, а приз.

— Какая разница?

— Премия подразумевает деньги, а приз — только признание.

— Я-то думал, ты возгордишься и от Варлама уйдешь.

— Ну ладно тебе, Дима, он свое дело знает, а я — свое.

Вот и получается у нас симбиоз: он мне — я ему. Так сказать, друг друга продвигаем.

— Взаимно обогащаетесь, — игриво расхохотался Меньшов.

— Вот насчет обогащения — этот номер с Варламом туго проходит. Обогащаться можно с тобой, с англичанами, с немцами, а из него деньги не вытянешь. Он как только заработает, так все за долги отдает или в новую коллекцию вбухивает.

— Так ты точно решила ехать? — сквозь пелену дыма как-то мягко, по-дружески спросил Меньшов.

— Точно, Дима, назад дороги нет. Я уже аванс у англичан взяла.

— Аванс можно вернуть.

— Нет, вернуть нельзя. Деньги — они как песок: сжал в кулаке — высыпался сквозь пальцы, и ничего тут не поделаешь. Работаю, работаю…

— Ты бы лучше Катя, отдохнуть куда-нибудь съездила на недельку.

— Вот и отдохну в Чечне. Там у них тепло, юг, как-никак, Кавказ, горы.

— К черту горы! Вообще, все это чушь. Прошлый раз ты какую-то дурь придумала, потом месяц лежала больная.

Тебе этот репортаж из хосписа нужен был?

— Мне — нет, но заплатили за него получше, чем за девок. И кроме того, я не знаю ни одного солидного журнала, который бы из той серии хоть один снимок не напечатал.

— Да, не знаешь, где себе славу найдешь, а где ее потеряешь.

— Ладно, я побежала, а то меня молодой человек в машине ждет.

— Серьезно, молодой?

— Молодой, молодой, моложе тебя. И, кстати, чисто выбритый.

— Офицер, наверное? — расхохотался Меньшов.

— Нет, не офицер, компьютерщик. Я с ним минут тридцать назад познакомилась, он мне каблук отломал.

— Как? За ноги хватал?

— Очень просто: взял вот так и отломал, — и Катя руками показала, как Илья отламывал каблук.

Только сейчас Меньшов обратил внимание на ее искалеченные туфли:

— Ты что, действительно без каблуков скачешь?

— Действительно.

— Ну, ты даешь! Возьми мои кроссовки.

— Сорок шестого? — расхохоталась Катя.

— Ну, все-таки…

— Нет, спасибо, Дима.

— Хоть позвони.

— Ага, позвони…у тебя всю жизнь занято. Повесишь компьютер на Интернет, и до тебя не дозвониться.

— Ты звони вечером, когда поспокойнее.

— Вечером ты пьяный.

— Зато добрый.

— Мне это до сиреневой звезды. К вечеру, Дима, у тебя всегда денег нет, так что звонить не интересно.

— Да, Катька, к вечеру моя щедрость иссякает. У меня правило: как выпью, ключи от сейфа и машины глотаю, чтобы не было соблазна воспользоваться.

— Пока.

Дима постучал указательным пальцем себя по щеке, предварительно ее надув. Катя подошла и чмокнула приятеля в щеку. Дмитрий обхватил ее за талию и на несколько секунд задержал.

— Когда приеду, чтобы был выбрит.

— Ага, — сказал Меньшов.

— И при деньгах. Я поскакала.

Катя спускалась по ступенькам высокого крыльца. Она была абсолютно уверена, хотя сама не понимала почему, что Илья будет стоять и ждать ее возвращения. Так оно и оказалось. Илья помахал рукой, боясь, что она его не заметит. Только теперь он смог рассмотреть эту женщину как следует, и она ему понравилась, чего с ним не случалось уже давно.

Катерина распоряжалась своим новым знакомым так, словно это был если ее не муж, то, во всяком случае, младший брат. Не сказав ни слова, она села в машину, открыла кофр и вытащила из него конверт. Острым ногтем попыталась подцепить клапан. Но если Меньшов что-то делал, то делал на совесть: шов оказался крепче самой бумаги. Чертыхаясь, она криво оборвала край конверта и тут же испугалась, что случайно прихватила край купюры. «Нет, целы».

Катя заглянула одним глазом вовнутрь конверта, сжав его с краев пальцами. Затем, совсем не стесняясь Ильи, быстро пересчитала деньги. Их оказалось больше, чем она рассчитывала, но меньше, чем договаривались, и ровно за шесть фотографий, без премии за срочность.

— Молодец, Димка! — она сказала это так, будто Илья знал, кто такой этот Димка и почему он платит ей деньги. — Да, молодец, Димка, — повторила она, но уже немного с другой интонацией, словно Меньшов сидел у нее за спиной и мог видеть манипуляции с деньгами. — Живем!

— Куда теперь? — Илья тоже пытался интонацией подыграть ей. Это прозвучало так, будто он приглашал ее в ресторан или на чашечку кофе в небольшой уютный бар.