– Могу себе представить, – мечтательно произнес Павел Кондратьевич. – Вот это было зрелище! Так он, выходит, алкоголик?

– На учете не состоит, – заглянув в справку, ответил Скрябин.

– Мало ли кто не состоит... С его деньгами да состоять!

– Похоже, не наш клиент, – задумчиво произнес Аршак.

– Да, – сказал Скрябин. – Широкая русская душа – год сидит в своей тайге, глушит водяру и бьет морды медведям, а потом дорывается до цивилизации и не может остановиться – продолжает жрать водяру и бить морды, только уже не медведям, а таксистам и ресторанным гопникам.

– Что вы за люди, слушай? – искренне удивился Аршак. – Как так можно жить, не понимаю!

– Где уж тебе, – усмехнулся Павел Кондратьевич. – Ладно, Петр Иваныч, отпускай ты его. Внушение сделай, объясни, что здесь ему не тайга, а курорт – культурное место, всероссийская здравница... Ну, в общем, все как положено. Только ты, это... того... со штрафом поаккуратнее. Не жадничай, ясно? Лесопромышленники – тоже люди и в органы стучать умеют не хуже иных-прочих. Натравит на тебя свору адвокатов, век потом не отмоешься, и я с тобой заодно. Понял?

– Так точно, – напустив на себя вид оскорбленной невинности, ответил полковник.

– Ну, и все тогда. Выпить, что ли, на посошок?

Поколебавшись всего секунду, будущий губернатор наполнил рюмку до краев и залпом выпил, нимало не смущаясь тем, что пьет в гордом одиночестве.

Глеб вошел в номер, когда на часах было уже начало третьего пополудни, и первым делом запер за собой дверь. В душ хотелось нестерпимо, но он взял себя в руки, миновал дверь ванной и прошел в свои шикарные апартаменты с видом на море. За окном сверкало не по-осеннему яркое солнце, море, как гигантский аквамарин, блестело над верхушками пальм. Поймав себя на этом сравнении, Сиверов усмехнулся. "Аквамарин" в переводе с латыни – морская вода. Вот и получается, что морская вода блестит, как морская вода... Масло масляное, в общем.

Белая полоска платного пляжа у подножия горы была усеяна загорелыми телами, в воде у берега плескались купальщики. Чуть дальше, за расплывчатой линией взбаламученной ими воды, покачивались яркие пятнышки катамаранов, а еще дальше, там, где вода теряла бирюзовый оттенок и наливалась густым ультрамарином, легко чертили синеву косые паруса прогулочных яхт. Окно было плотно закрыто, но Глебу все равно казалось, что дующий с моря легкий ветерок доносит до него запахи воздушной кукурузы и жаренного на углях мяса.

Он вынул из нагрудного кармана мятую пачку, рассеянно вытряхнул оттуда последнюю, чудом уцелевшую сигарету и закурил. "Осень, – подумал он, глядя вниз, на утыканный яркими полосатыми грибами зонтиков пляж, – без пяти минут октябрь... Вот уж действительно, если есть на свете рай, так это Краснодарский край..."

Смотреть на бесконечно продолжавшийся внизу праздник жизни почему-то стало неприятно. Наверное, Глебу было бы легче, если бы все здесь оказалось серым и унылым, если бы у дверей гастрономов стояли длинные очереди за хлебом и серыми макаронами, а набегающая на грязный пляж свинцовая морская волна колыхала толстый слой прибитого последним штормом мусора. Но ничего этого не было, и работать поэтому не хотелось, а хотелось махнуть на все рукой, расслабиться и пойти на пляж – накупаться всласть, познакомиться с веселыми девушками, выпить молодого вина и закусить шашлыком. Гнусно было думать о том, что буйство яркой, беззаботной курортной жизни, как ширма, скрывает обычный набор подлостей, всегда сопутствующих большой политике, – подкуп, шантаж, подлог и убийства.

Глеб докурил сигарету и с силой ввинтил окурок в донышко пепельницы. Пепельница сверкала такой первозданной чистотой, что казалось, будто с нее смыли даже микробов. За время отсутствия постояльца в номере навели идеальный порядок; Глеб открыл шкаф, бегло осмотрел лежавшую и висевшую там одежду, заглянул в оба чемодана. В чемоданах кто-то порылся – очень аккуратно, но недостаточно профессионально, чтобы Сиверов этого не заметил; в одежде тоже копались, и было неизвестно, сделала это убиравшая в номере горничная или кто-то еще. Глеб вынул из чемодана свежую пачку сигарет, сорвал с нее целлофановую обертку и бросил в мусорное ведро. Ведро тоже было чистое, хоть воду из него пей. Слепой усмехнулся и, закуривая на ходу, отправился к мини-бару: создав себе такую репутацию, надо было ее поддерживать.

Стоя под душем, он думал, правильно ли поступил, постаравшись с самого начала привлечь к себе внимание местной ментовки, вызвать подозрения в свой адрес – подозрения, которые после надлежащей проверки должны были показаться беспочвенными. Судя по тому, что на волю из кутузки его выпускал начальник местной милиции собственной персоной, план сработал: как правило, полковники милиции не опускаются до воспитательных бесед с ресторанными дебоширами, заночевавшими в "обезьяннике". Во время этой беседы полковник Скрябин осторожно пытался его прощупать, но Глеб держался нагло, как и полагается набитому деньгами лесопромышленнику на отдыхе, и демонстрировал полную осведомленность в вопросах "своего" бизнеса. Похоже было на то, что к концу разговора полковник успокоился и потерял к нему всяческий интерес, кроме, понятное дело, финансового – так называемый штраф, который Глеб заплатил лично полковнику Скрябину по обоюдному согласию, оказался весьма приличным, хотя и не таким большим, как можно было ожидать.

Поразмыслив, Глеб пришел к выводу, что все сделал правильно. Если бы он приехал сюда ради одного или двух человек, в разыгранном накануне спектакле не было бы нужды. Но ему предстояло провести масштабную зачистку, а с учетом личностей и общественного веса его потенциальных клиентов можно было ожидать, что уже после первой акции вся местная ментовка будет стоять на ушах и проверять на вшивость каждого из гостей города. Посему Слепой нуждался в хорошей легенде, каковую он себе и обеспечил: теперь, остановив его на улице для проверки документов, менты будут только плечами пожимать: а, этого придурка мы знаем, это не тот...

Намыливая правый бок, он слегка поморщился: на ребрах темнел изрядный кровоподтек. Вчера вечером, войдя в роль пьяницы и дебошира, Глеб немного недоглядел, и одному из ресторанных вышибал удалось довольно чувствительно достать его классическим прямым ударом в корпус. Парень неплохо боксировал, и, посылая его в нокдаун, Глеб испытал глубокое удовлетворение: всегда приятно иметь дело с серьезным противником.

Потом он подумал, каково придется здешним ментам, в особенности сыскарям, и от души их пожалел: ребят ждала куча работы и масса нервотрепки, и все это будет продолжаться еще много недель, а то и месяцев после того, как Глеб отсюда уедет.

После душа он будто заново родился, и, как всякому новорожденному, ему немедленно захотелось есть. Вчерашний ужин в ресторане закончился раньше, чем успел начаться; собственно, Глеб успел проглотить только салат с единственным кусочком хлеба, после чего затеял громкий скандал на старую как мир тему: принесут ему горячее до конца отпуска или не принесут? Остальное было делом техники; в целом спектакль прошел на ура, вот только поесть Сиверову так и не удалось, и в ментовке его тоже не накормили.

Идти в ресторан после вчерашнего было неловко. В принципе, на гостиничном ресторане свет клином не сошелся, поесть можно было в любом другом месте, на любом углу. Однако, выбрав для себя роль, нужно было играть до конца, и Глеб, приведя в порядок одежду и с отвращением навертев на себя кучу золотых побрякушек, как ни в чем не бывало отправился на место вчерашнего побоища.

Как он и ожидал, большое зеркало в холле ресторана уже заменили. Глеб мысленно усмехнулся, подумав, что в его работе все-таки имеются неоспоримые преимущества: кто еще может позволить себе, находясь в здравом уме и твердой памяти, разгромить кабак, не опасаясь за последствия? Впрочем, ответ на этот вопрос нашелся сразу же: ОМОН, вот кто. Громить кабаки и укладывать посетителей мордой в пол – их любимое занятие, и их тоже никто за это не наказывает...

В обеденном зале тоже не осталось никаких следов погрома, учиненного накануне Глебом Сиверовым – то бишь, пардон, Федором Мочаловым, лесопромышленником, записным буяном и драчуном. Для начала, просто чтобы не дать вареву остыть в горшке, Глеб подсел к бару и спросил пятьдесят граммов хорошего коньяка. Бармен держался с ним суховато и настороженно, но был отменно вежлив, предупредителен и даже попытался – правда, не слишком настойчиво – вернуть сдачу. Сдачу Глеб, естественно, не взял; с удовольствием выпив коньяк, который, вопреки ожиданиям, и впрямь оказался хорош, он пересел за столик, закурил и по-хозяйски огляделся.

Официантка оказалась рядом с ним в мгновение ока. Вчера Глеб ее не заметил – видно, была не ее смена, – но девчонку явно ввели в курс событий, и обращалась она с ним как с бочкой пороха, готовой взорваться от малейшего толчка. Покуривая и без нужды ковыряя во рту зубочисткой, Глеб самым развязным тоном сделал заказ, присовокупив к нему просьбу побойчее шевелить фигурой. "В ментовке ночевал, – доверительно объяснил он старательно глядящей в свой блокнотик официантке. – Жрать хочу – помираю".

Заказ был доставлен ему с волшебной скоростью, что наводило на печальные размышления о неисправимости человеческой природы, всегда нуждающейся в кнуте и прянике. В качестве пряника он оставил официантке щедрые чаевые и попросил передать слова благодарности повару. Если вдуматься, повара благодарить было не за что: еда оказалась, во-первых, так себе, а во-вторых, наверняка была разогрета, а не свежеприготовлена.

Такова была плата за быстрое обслуживание; такова была цена выбранного имиджа.

Покончив с обедом, Глеб вышел из гостиницы и не спеша побрел вдоль улицы, направляясь куда глаза глядят. Четкого плана предстоящей операции у него не было. Каких-то особых осложнений он также не предвидел. Самой трудной частью задания представлялся поиск компромата, которым местные мафиози шантажировали Косарева. Спрятанная где-то в шумном и пестром курортном городе магнитофонная кассета – это даже не иголка в стоге сена, и отыскать ее будет посложнее, чем упомянутую иголку. Впрочем, найти иголку легко, если имеешь хороший магнит; перед отъездом Глеб обсудил эту проблему с Федором Филипповичем, и оба сошлись во мнении, что такой "магнит" у них имеется. Правда, для того, чтобы им воспользоваться, требовалось время, а времени у господина Косарева оставалось маловато. Кроме того, надо было лишить противника возможности сделать ответный ход, одно за другим обрубить щупальца, протянувшиеся отсюда до самой Москвы.

– Если птице отрезать руки, – вполголоса пробормотал Глеб, доставая из пачки сигарету, – если ноги отрезать тоже, эта птица умрет от скуки, потому что сидеть не сможет...

Он остановился. Прямо перед ним на противоположной стороне улицы виднелась броская вывеска казино. Стеклянная дверь заведения была приоткрыта, и даже с того места, где стоял Глеб, можно было разглядеть, как внутри в интимном полумраке перемигиваются цветными огоньками, поджидая жертву, "однорукие бандиты".

Просторная стоянка перед входом в казино по случаю дневного времени не то чтобы пустовала – в курортных городах парковки пустуют разве что в разгар зимы, – но стоявшие на ней автомобили явно были случайными, не имеющими никакого отношения к игорному бизнесу, – все, кроме, пожалуй, одного. Автомобиль этот, приземистый и широкий "Мерседес" уже успевшего намозолить глаза серебристого цвета, стоял точно по центру парковки. Вид у него, если можно так выразиться, говоря о машине, был в высшей степени самодовольный, хозяйский. Возле "мерина", покуривая и о чем-то непринужденно болтая, стояли двое. Один из них, судя по малиновому пиджаку и галстуку-бабочке, удивительно не вязавшемуся с тяжелой, сильно выдающейся вперед нижней челюстью, работал вышибалой в казино. Другой, молодой армянин, был одет в черные брюки и белую рубашку с короткими рукавами, открывавшими загорелые и мускулистые, густо поросшие иссиня-черными волосами руки. Разговор велся не по-русски, хотя вышибала, судя по его внешности, был стопроцентным славянином.

Глеб сунул сигарету в зубы, напустил на себя рассеянный, задумчивый вид и принялся лениво шарить по карманам в поисках зажигалки. Ему подумалось, что такая удача сродни чуду, но он немедленно отверг эту мысль. Просто, готовясь к этой поездке, он основательно изучил план города. Мысли о том, с кого начать, не оставляли его ни на минуту с тех пор, как он сюда приехал. Видимо, подсознательно Глеб уже принял решение, и стоило ему отвлечься на посторонние размышления, как ноги сами привели его куда надо.

Искать в собственных карманах зажигалку можно долго, но все-таки не бесконечно долго. Глеб закурил, сунул зажигалку обратно в карман, повернул голову налево и с удовлетворенным кивком, будто только что заметил полосатый навес уличного кафе, направился к ближайшему столику. Здесь он с удобством расположился в скрипучем плетеном кресле спиной к улице, придвинул к себе пепельницу, заказал подошедшей официантке чашку эспрессо и стал наблюдать за входом в казино, который во всех деталях отражался в зеркальной витрине кафе.

Кофе подоспел как раз вовремя – Глеб уже докурил сигарету и начал скучать. На стоянке перед казино охранник по-прежнему о чем-то беседовал с водителем. По улице проходили люди, проезжали автомобили; их было немало, но случались периоды, иногда по две-три минуты, когда улица оставалась пустынной. Кивнув официантке, Глеб понюхал кофе. Пахло хорошо; вытянув губы трубочкой, он сделал осторожный глоточек и остался доволен: кофе действительно был отменный.

Смакуя густой ароматный напиток, Сиверов думал о том, что, если бы список его клиентов ограничивался только хозяином серебристого "Мерседеса", все было бы проще пареной репы. Он просто вошел бы в казино – неважно, мимо шофера с охранником или через них, – и покончил бы со всеми своими делами, пару раз спустив курок. Но список, врученный ему генералом Потапчуком, был чересчур длинным, что исключало подобные методы работы. Нужно было искать более тонкое решение – вроде тех, что были найдены для устранения полковника Славина и его группы.

Время шло. На стоянке водитель и охранник, вынув сотовые телефоны, о чем-то заспорили, тыча трубки друг другу под нос. "Как дети, ей-богу", – подумал Глеб. Он закурил еще одну сигарету и заказал вторую чашку кофе. Вдыхая и выдыхая горьковатый дым, он припомнил содержание досье, собранного кем-то из агентов Федора Филипповича на человека, чей "Мерседес" сейчас торчал посреди стоянки, медленно раскаляясь на щедром южном солнышке.

Ашот Васгенович Гаспарян, в прошлом боксер среднего веса, экс-чемпион Союза и неоднократный призер европейских и мировых первенств, ныне владел казино, напротив которого сидел, попивая кофе, Глеб Сиверов, а также ночным клубом и небольшой сетью круглосуточных продовольственных магазинов – то есть, по московским меркам, балансировал на грани, разделяющей мелкого и очень мелкого предпринимателя. Учитывая широкий круг знакомств и немалый авторитет Ашота Васгеновича, а также опыт его работы как в легальном, так и в теневом бизнесе, от него можно было ожидать большего. Однако Гаспарян, похоже, не стремился дорасти до олигарха – его устраивала та скромная с виду неофициальная роль, которую он играл в закулисной жизни города-курорта.

Ашот Васгенович был правой рукой Аршака Багдасаряна, фактического владельца пресловутого комплекса "Волна". Чем еще, помимо этого шикарного сооружения, владеет Аршак, никто доподлинно не знал – у него хватало ума держать свои дела, равно как и истинные размеры своего капитала, в секрете. В разговоре с Глебом Федор Филиппович высказал подтвержденные косвенными данными подозрения в том, что Багдасарян держит в своих руках героиновый трафик. Можно было предположить, что Ашот Гаспарян отвечает за распространение отравы в Сочи, а может быть, и во всем Краснодарском крае. Во всяком случае, казино и ночной клуб были очень удобными точками сбыта – здесь наркотики можно продавать и оптом, и в розницу.

Впрочем, наркотики Глеба Сиверова в данный момент не интересовали – они были лишним штрихом к портрету человека, которого следовало убрать. Не занимали его и сексуальные привычки Гаспаряна, о которых, как он понял, можно было написать целую книгу, – по сведениям генерала Потапчука, Ашот Васгенович в этой области был большим затейником. Важным для него в данный момент было то обстоятельство, что Гаспарян негласно являлся кем-то вроде начальника службы безопасности возглавляемого Багдасаряном синдиката и убийство офицеров ФСО в Москве наверняка не обошлось без его участия. Это он обеспечивал конфиденциальность проходивших в "Волне" встреч и переговоров, в том числе, разумеется, и переговоров с Косаревым. Одним словом, Гаспарян был в курсе всех дел своего шефа и старого приятеля, а значит, подлежал уничтожению вместе с ним. Более того, если Глеб собирался первым делом подрезать хозяину "Волны" крылышки, начинать следовало именно с Гаспаряна. Так что ноги действительно привели его как раз туда, куда следовало...

Глеб слегка переменил позу, чтобы лучше видеть в витрине отражение Ашота Васгеновича, который как раз появился на крыльце своего казино, что-то пренебрежительно цедя сквозь зубы полному, лысоватому человеку в строгом деловом костюме – надо полагать, здешнему управляющему. За правым плечом Гаспаряна темной башней возвышался еще один кавказец – мощный, плечистый, с непроницаемым оливково-коричневым лицом, в узких черных очках. Несмотря на свои внушительные габариты, двигался он легко и плавно, как крупный хищник. Глеб отметил про себя, что охрана у Ашота Васгеновича неплохая, как и предупреждал Федор Филиппович, и тут же выбросил это из головы: воевать с охраной он не собирался, а значит, и думать о ней не стоило.

Вышибала в малиновом пиджаке как-то незаметно оказался на приличном расстоянии от "Мерседеса". Водитель бросился к задней дверце и почтительно распахнул ее перед хозяином. Глеб помнил, что шофер только что курил, но не успел заметить, куда тот подевал окурок – проглотил, что ли? Вряд ли, конечно, но факт, что дисциплина у Ашота Васгеновича поддерживается на должном уровне...

Гаспарян, уже стоя одной ногой в машине, покровительственно похлопал по плечу охранника, что-то сказал шоферу и, обернувшись, отдал какое-то распоряжение директору казино. Тот согнулся в раболепном полупоклоне, но Ашот Васгенович на него уже не смотрел: с солидной неторопливостью погрузившись в кожаный салон "Мерседеса", он отбыл в неизвестном направлении.

Лысый коротышка, директор казино, еще какое-то время стоял в нелепой позе, с наклоненным вперед туловищем. Потом дурацкая льстивая улыбка медленно сползла с его лица, он так же медленно выпрямился и, не глядя по сторонам, скрылся в казино. Двигался он так, будто каждый шаг давался ему с трудом. Все еще стоявший посреди парковки вышибала в малиновом пиджаке проводил его полунасмешливым взглядом, а потом взял с тротуара две никелированные металлические стойки и установил их в наружных углах только что покинутого "Мерседесом" парковочного места. Между стойками вышибала протянул латунную цепочку, на которой болталась прямоугольная табличка с какой-то надписью.

Все это Глеб заметил краем глаза и мысленно отодвинул в сторонку, как не имеющее значения. Внимание его было сосредоточено на одной мелкой детали, которая вдруг показалась ему очень важной. Лениво потягивая кофе, спрятав глаза за линзами темных очков, он неотрывно смотрел на отражение решетки ливневой канализации, расположенной у самого бордюра, как раз в том месте, где минуту назад стоял серебристый "Мерседес" Гаспаряна.

Когда вышибала, выкурив напоследок еще одну сигаретку, скрылся наконец в вестибюле казино, Глеб расплатился с официанткой, отпустил искренний комплимент по поводу качества кофе, отодвинул плетеное кресло, встал и обернулся. Надпись на табличке оказалась именно такой, какую Глеб ожидал увидеть. "Служебная парковка", – гласила она.