Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Му-Му (№11) - Из любви к искусству

ModernLib.Net / Боевики / Воронин Андрей Николаевич, Гарин Максим / Из любви к искусству - Чтение (стр. 17)
Авторы: Воронин Андрей Николаевич,
Гарин Максим
Жанр: Боевики
Серия: Му-Му

 

 


– А ты придерживаешься иного мнения? – спросил Дорогин. – Ты думаешь, что ему была нужна твоя сумочка?

Белкина не ответила. Она затянула бинт узлом на затылке Дорогина, разогнулась и отошла к бару. В стуке ее каблуков Сергею чудилось неодобрение. Ну еще бы, подумал он, борясь с наваливающейся дремотой. Я ведь предлагаю ей отказаться от по-настоящему интересного расследования, передать сенсацию в руки уголовного розыска. А в милиции, помимо сыскарей, есть еще и пресс-служба, и просто болтуны, которые могут растрепать новость коллегам-журналистам…

Перед его лицом возник широкий бокал, на дне которого плескалась прозрачная жидкость благородного коричневого оттенка. Дорогин потянул носом и удовлетворенно шевельнул бровями: Варвара знала толк в выпивке, и деньги, которые она выманила у Якубовского, были потрачены не напрасно – по крайней мере, какая-то их часть.

Он принял бокал и сделал маленький глоток. Бренди был отменным. Варвара не положила в бокал лед, и это тоже было хорошо.

– А если ты ошибаешься? – спросила Белкина.

– Тогда тем более нужно звонить в милицию, – сказал он и снова пригубил бренди. – Если сервиз украл Перельман, нам хотя бы известно, кого искать. А если это кто-то другой, то на поиски понадобится больше времени, а значит, шансов найти сервиз останется меньше. Ты рискуешь оставить свою детективную историю без хэппи-энда, Варвара. Конечно, она и так будет достаточно увлекательной, но такие вот незавершенные истории оставляют читателя неудовлетворенным.

Все знают, что в реальной жизни счастливый конец – довольно редкое явление, но всем подсознательно хочется, чтобы порок был наказан, а добродетель восторжествовала.

– Наказывать порок – не мое дело, – сердито сказала Варвара и сделала большой глоток из своего бокала. – Мое дело передавать объективную информацию.

– Об этом я и говорю, – проворчал Муму. – Наказывать порок – дело милиции. Вот и позволь ей заняться этим делом. Своим делом. А ты займись своим.

– Ты прав, наверное, – сказала Варвара. Она сидела на подлокотнике кресла, в котором полулежал Муму, и задумчиво покачивала свой бокал, наблюдая за тем, как играет в нем жидкость цвета темного янтаря. – Ты все время прав, Дорогин, и это твой самый крупный недостаток. Хотя в твоих устах призыв переложить ответственность на родную милицию звучит, мягко говоря, непривычно. Эх, вот бы взять этого Перельмана самим! Помнишь, был такой фильм – «Корона Российской империи»? Как они там входят в зал – оборванные, грязные, закопченные, все в крови, а в руках несут корону… Помнишь?

– Помню, – сказал Дорогин. – Детский сад. Это я не про фильм, это я про тебя. Приключенческие фильмы вне критики. Они бывают либо интересными, либо скучными. А вот взрослая тетенька, известная журналистка, на моих глазах силой отобравшая у несчастного главного редактора последний полтинник, выглядит немного странно, когда вслух мечтает найти клад и таким образом прославиться.

– Ясно, – сказала Белкина. Она залпом осушила свой бокал и не глядя сунула его на захламленный журнальный столик. – Отдай пистолет. В конце концов, с этим очкариком я могу справиться и без тебя.

Внутренне усмехаясь, Дорогин вынул из-за пояса пистолет Бориса и отдал его Варваре. Ну-ну, подумал он. Судя по всему, Варвара настроена весьма решительно. Одна она, естественно, никуда не пойдет, но не помешает сделать вид, что я об этом не догадываюсь. Если она действительно найдет сервиз сама, это будет настоящий фурор. Почему бы, черт подери, не сделать ей такой подарок? Сейчас ночь, и, если позвонить в милицию, пройдет довольно много времени, прежде чем они начнут что-то делать. Дежурный в отделении вполне может решить, что какой-то там сервиз никуда не денется до утра, тем более что утром можно будет переложить ответственность на начальство… Голова болит, но терпеть можно. Нанести, что ли, и в самом деле визит этому умнику? «Это не вы потеряли газовый ключ? Вот, возьмите и больше не теряйте…»

Оскорбленно стуча каблуками и держась неестественно прямо, Варвара прошагала в спальню, и Дорогин услышал, как она пинками сбрасывает туфли – сначала с одной ноги, потом с другой. Скрипнула дверца шкафа, застучали раздраженно выдвигаемые ящики, зашуршала одежда. Муму снова прикрыл глаза и глотнул бренди. Каждый глоток придавал ему сил, как будто в бокале плескался какой-нибудь волшебный эликсир. «Молодец, Варвара, – подумал он. – Знает, что нужно контуженному…»

Белкина вышла из спальни, одетая в черные джинсы и черную же водолазку. Глаза ее сердито сверкали, в руке грозно поблескивал вороненым стволом пистолет. Избегая смотреть на развалившегося в кресле Дорогина, она уселась за стол, бросила пистолет на ворох бумаг и включила компьютер. Застрекотали под умелыми пальцами клавиши: Белкина искала в телефонном справочнике адрес Перельмана точно так же, как сам Михаил Александрович несколько часов назад искал ее координаты. Потом коротко прожужжал принтер, распечатывая строку с необходимой Варваре информацией. Варвара вполголоса чертыхнулась – видимо, Перельман жил неблизко – и встала из-за стола.

– Отдыхай, – сказала она Дорогину.

– Постель в твоем распоряжении, так же как и все остальное. В холодильнике есть какая-то жратва, проголодаешься – сам найдешь. Если не вернусь до утра, можешь звонить Терехову. Статья готова, лежит в ящике стола. Отдашь ее Якубовскому, пусть напечатает в ближайшем номере…

– Посмертно, – с похоронным видом вставил Дорогин и, не выдержав, рассмеялся.

– Болван, – сердито сказала Белкина. – Что тут смешного?

– Ты похожа на ниндзя, – ответил Дорогин. – Или надо говорить «на ниндзю»? Так вот, в этом твоем черном облачении ты похожа на очень симпатичную, отлично сложенную ниндзю. Тебе бы в кино сниматься.

– Ах как смешно! – язвительно воскликнула Варвара, но, посмотрев на Дорогина, тоже прыснула. – На себя-то погляди, умник. Голова обвязана, кровь на рукаве… Получил по башке – ив кусты?

– Удар ниже пояса, – отметил Дорогин.

– А я не собираюсь с тобой боксировать, – снова сводя к переносице красивые брови, ответила Варвара.

– Правильно, – сказал Дорогин. – Ты собираешься боксировать с Перельманом. Только имей в виду, что он тоже не утруждает себя соблюдением правил. У него отвратительная привычка бить людей по голове тяжелыми металлическими предметами. Фомку и газовый ключ он уже потерял, но какой-нибудь молоток у него дома наверняка найдется.

Ты уверена, что сумеешь в него выстрелить? Особенно если учесть, что потом придется объяснять, откуда у тебя пистолет и почему ты заявилась с этим пистолетом ночью в чужую квартиру. Тут тебя никакой полковник Терехов не отмажет. И будешь ты редактировать тюремную стенгазету – «На свободу с чистой совестью» или, скажем, «Дорога к новой жизни»…

Он допил бренди и встал, с удовольствием чувствуя, что утраченный было контроль над собственным телом вернулся к нему почти целиком. С разламывающей голову болью он ничего поделать не мог, но могло быть и хуже. Держись, Перельман, подумал он. Я тебе покажу, как бить меня по голове.

– Давай сделаем так, – сказал он Варваре. – Сейчас ты положишь эту мортиру и, как примерная хозяйка, угостишь своего гостя плотным ужином. Потом мы выпьем кофе, чтобы не заснуть прямо посреди нашей благородной миссии, и поедем к Перельману вместе. Если окажется, что за это время он успел слинять вместе с сервизом, мы просто пустим по его следам милицию. Ведь говорить им про сервиз нет никакой необходимости! Просто он на тебя напал, а ты его узнала. Почему напал? Да откуда тебе знать! Свихнулся и напал, вот и весь разговор.

Варвара оглядела его с головы до ног с явным сомнением, но в конце концов кивнула, бросила пистолет на диван и молча двинулась на кухню. Дорогин усмехнулся, но на сей раз потешался он вовсе не над Варварой. Улыбку у него вызвала мысль о том, что так или иначе Белкина опять добилась своего, приложив к этому минимум усилий.

«Вот ведьма», – с улыбкой подумал он и тоже двинулся на кухню, где уже хлопала дверца холодильника и скворчало на сковороде сливочное масло.

* * *

Сворачивая в изрытый трещинами и колдобинами междворовый проезд, Муму вынужден был притормозить, чтобы не столкнуться с выезжавшей ему навстречу из темного двора машиной. Это были основательно потрепанные «жигули» первой модели. «Не спится людям», – подумал Дорогин, пропуская этого ветерана отечественного автомобилестроения мимо себя.

Он нисколько не волновался по поводу предстоящего визита. Застать его врасплох Перельману больше не удастся, огнестрельного оружия у него наверняка нет, в противном случае он бы им давно воспользовался… А если Яхонтов ошибся в своих предположениях и учитель ни в чем не виноват, они с Варварой извинятся, объяснят ему ситуацию и, вполне возможно, приобретут в лице плечистого историка сильного союзника…

Муму на мгновение прикрыл глаза и представил себе, как выглядит со спины Перельман, если его одеть в телогрейку и лыжную шапочку. Картина получилась до отвращения знакомая, и Дорогин подумал, что извиняться и объясняться скорее всего не придется. Просто не перед кем будет извиняться. Учителя наверняка уже и след простыл…

«Черт подери, – подумал он, загоняя машину в неосвещенный двор. – А если за рулем „жигулей“, которые только что выехали отсюда, сидел именно Перельман?»

– Варвара, – позвал он, – ты не заметила, кто сидел в той машине?

– У Перельмана «запорожец», – сказала Белкина. – Он сам мне об этом говорил, когда я пыталась взять у него интервью. Упомянул между делом: вот, дескать, детишек в школу подвозят на «порше» и шестисотых «мерсах», а учитель катается на «ушастом»… Откуда же, мол, взяться авторитету и уважению к благородной профессии учителя?

– А, – сказал Дорогин, – так это он для поднятия авторитета сторожа кокнул… А вот, кстати, и «запорожец». Неужели наш историк до сих пор дома? Что он, с ума сошел?

Он припарковал машину рядом с автомобилем Перельмана.

– Я же тебе говорила, – сказала Варвара, – что вы с Яхонтовым выдумали небылицу. Он учитель, а не убийца.

– Сейчас посмотрим, какой это учитель, – перефразируя знаменитую реплику Верещагина из «Белого солнца пустыни», сказал Дорогин и открыл дверцу машины.

На узкой лестнице было сумрачно и отчетливо воняло кошками. Под ногами валялся мусор, стены были покрыты надписями и незатейливыми рисунками – в основном анатомического свойства. Дорогин покосился на Варвару, но та смотрела по сторонам с абсолютно безмятежным видом: ей приходилось видеть и не такое, вся эта грязь оставляла ее абсолютно равнодушной.

Кошачья вонь, казалось, усиливалась с каждым шагом, и к концу первого лестничного марша Дорогин сообразил, что пахнет здесь вовсе не кошками: на лестнице густо и недвусмысленно воняло газом. Краем глаза он заметил, как Варвара, брезгливо наморщив нос от неприятного запаха, привычным жестом сунула в угол рта сигарету и вынула из кармана зажигалку. Дорогин схватил Белкину за руку как раз в тот момент, когда она собиралась высечь искру.

– Даже не думай, – сказал он. – Ты что, запаха не чувствуешь? Это же газ!

Белкина округлившимися глазами посмотрела сначала на него, а потом на зажигалку в своей руке.

– Черт, – сказала она, комкая в кулаке сигарету. – Вот тебе и ниндзя…

Зародившееся в душе Дорогина неприятное предчувствие крепло по мере того, как усиливался запах газа. Когда они остановились перед дверью квартиры Перельмана и увидели, что та не заперта, а лишь прикрыта, это предчувствие превратилось в твердую уверенность.

Муму толкнул дверь, и та распахнулась настежь. Из темного дверного проема хлынула густая волна удушливого смрада. Откуда-то из темноты доносилось характерное шипение.

– Не включай свет, – предупредил Дорогин и ощупью двинулся на звук, стараясь дышать через раз.

На кухне было темно: судя по всему, окно выходило во двор, где не горело ни одного фонаря. Вытянув руку, Муму двинулся вперед и едва не упал, споткнувшись обо что-то тяжелое, неохотно подавшееся под его ногой. Он сразу понял, что это такое, перешагнул через препятствие, нашарил на стене кран и перекрыл газ. После этого он подошел к окну, которое чуть более светлым прямоугольником выделялось на фоне абсолютной черноты, и распахнул сначала форточку, а потом и обе рамы.

В оконный проем хлынул прохладный ночной воздух, показавшийся Дорогину кристально чистым, словно дело происходило не в Москве, а где-нибудь в тайге или в горах. Запах газа, уже достигший угрожающей концентрации, начал быстро рассеиваться. Выждав пару минут, Дорогин нашел на стене выключатель и, заранее щурясь, включил свет.

Перельман полулежал на полу возле плиты, целиком засунув голову в открытую духовку, и, казалось, спал. «Вот только не бывает так, чтобы люди спали с открытыми глазами, – подумал Муму. – С открытыми глазами и с таким ужасным выражением лица…»

Он услышал осторожный щелчок замка и тихие нерешительные шаги и обернулся. В кухню вошла Варвара и остановилась перед скорчившимся у плиты Перельманом.

– Вот и поговорили, – сказала она.

– Да, – сказал Дорогин. – Самоубийство. Вот кретин! Обезумел из-за золота, напакостил, наследил, запутался и нашел самый простой выход…

– Ты что? – удивилась Варвара. – О чем это ты? Ты что, слепой? Это же убийство!

– Брось, Варвара, – устало сказал Дорогин, присаживаясь на край кухонного стола. – Не надо выдавать желаемое за действительное.

– Слушай, – сказала Белкина, – ты вообще-то хоть раз видел самоубийц, которые отравились газом? Нет? Я так и думала. Ты у нас по другой части. А вот я, представь себе, видела, и не раз. Люди травятся газом потому, что это один из самых легких способов. Ни боли, ни удушья – просто заснул, потерял сознание и больше не проснулся. Понимаешь, заснул! А у этого глаза не просто открыты, а вытаращены, и рожа перекошена так, будто он до последней секунды боролся за жизнь. Да ты на руки его посмотри! Как ты думаешь, что он делал со своими запястьями?

Она присела, как заправский судмедэксперт, без малейшего колебания взяла Перельмана за руку и подняла ее повыше, чтобы Дорогин мог как следует разглядеть глубокую красную борозду, которая кольцом охватывала запястье.

– Его сначала задушили, – сказала Варвара, – а уж потом сунули головой в духовку. Это же ясно как день.

Она встала с корточек, безотчетным движением вытирая о джинсы ладони, и в последний раз с отвращением посмотрела на Перельмана.

– У, гад, – сказала она, – выкрутился все-таки… А я-то мечтала взять у него интервью в зале суда. Ну, зато сервиз…

Она осеклась и посмотрела на Дорогина расширенными глазами.

– Вот именно, – сказал Муму. – И не говори, что я тебя об этом не предупреждал. Сервиз уплыл, и один черт знает где его теперь искать. Та машина, которую мы встретили во дворе… Похоже, сервиз лежал в ее багажнике.

– О черт! – воскликнула Белкина и сделала странное незавершенное движение правой ногой. Дорогину почудилось, что она хотела пнуть труп, но в последнее мгновение сдержалась. – Черт, черт, черт! Ну почему ты не заставил меня послушаться? Ты же знаешь, что все бабы – дуры!

– Не все, – закуривая, утешил ее Дорогин. – Только некоторые, да и то далеко не во всех ситуациях.

Белкина тоже закурила, не сразу попав кончиком сигареты в дрожащий огонек зажигалки.

– Вот ведь ерунда какая, – напряженным голосом пожаловалась она. – Кто бы мог подумать, что меня это так заденет? Ну, увезли сервиз… Не мой же он, в самом-то деле! Материал все равно убойный, во всем этом чертовом городе только мы с тобой знаем эту историю от начала до конца, но ты, слава Богу, не из болтливых… Так что на сервиз по большому счету плевать, но все равно почему-то обидно… Слушай, а давай мы его все-таки поищем!

Дорогин вздохнул: Белкина была неисправима. Спорить с ней не имело смысла, тем более что лишние пять минут в этой ситуации ровным счетом ничего не меняли. Он съехал со стола, на котором сидел, и вместе с Варварой приступил к поискам, все время думая о том, что скажет наряду милиции, если их заметут шарящими по квартире, хозяин которой бездыханным лежит на кухне.

Никакого сервиза здесь, разумеется, не было, зато на журнальном столике в загроможденной давно вышедшей из моды обшарпанной мебелью гостиной Дорогин обнаружил вскрытый узкий конверт с красно-синим бордюром авиапочты. Конверт был изрядно помят, словно его некоторое время таскали в кармане. Обратный адрес на конверте был израильским, а внутри обнаружилось оформленное по всем правилам гостевое приглашение. Муму немедленно вспомнил Яхонтова, который с такой точностью просчитал ситуацию вплоть до наличия этого приглашения, и удивленно покачал головой. Старик оказался чертовски умен и проницателен.

Дорогин окликнул Варвару и показал ей приглашение. Варвара взяла бумагу и стала, хмурясь, вчитываться в текст, и тут на столике задребезжал телефон.

Дорогин переглянулся с Варварой и посмотрел на часы. Время было совершенно неурочное. Интересно, подумал Муму, кому это не спится посреди ночи? И очень интересно, что теперь делать. Брать трубку или не брать?

Пока он колебался, Белкина протянула руку и сняла трубку.

– Слушаю, – сказала она и вдруг, заметно вздрогнув, метнула на Дорогина испуганный взгляд. Видимо, то, что она услышала, прозвучало достаточно неожиданно. – Д-да… А откуда, собственно…

«Ого, – подумал Дорогин. – А ведь звоночек, похоже, адресован именно Варваре. Ах, как это любопытно…»

Осторожно ступая, он сходил в прихожую, запер дверь на замок и вернулся в гостиную, где бледная и хмурая Варвара, кусая губы, слушала то, что говорили ей по телефону.

– Послушайте, – сказала она высоким напряженным голосом, – какое вы имеете…

Она снова замолчала: видимо, голос в трубке не желал отвлекаться на пустые препирательства и упрямо гнул свою линию. Дорогин заметил, что у Белкиной опасно раздуваются ноздри. Варвара сейчас напоминала разъяренного быка, готовящегося атаковать неуязвимого тореро. Муму украдкой вздохнул: он знал, что быкам редко удается живыми уйти с арены.

– Да, – резко сказала, почти выкрикнула Варвара. – Да, черт бы вас побрал, я все поняла! Да, знаю. Верю. Да пошел ты, ублюдок! С-скотина…

Последнее слово она сказала уже в пространство, кладя трубку обратно на рычаги. Рука ее слепо шарила вокруг телефонного аппарата, трубка беспорядочно брякала о пластмассовый корпус. Дорогин отобрал у Варвары трубку, поднес к уху, немного послушал короткие гудки и положил ее на место.

– Ну, – сказал он, – похоже, что теперь ты знаешь больше, чем я. Не хочешь поделиться?

– Мразь, – сказала Варвара. Ее густо накрашенные губы неприятно выделялись на белом как мел, странно неподвижном лице с огромными, обращенными внутрь глазами. – Откуда он узнал, что мы здесь?

– Как раз это проще всего, – сказал Дорогин. – Помнишь «жигули», с которыми мы разминулись? Если это были убийцы, то они нас тоже видели. Они могли заметить и узнать тебя, но скорее всего они узнали мою машину. Значит, это те самые люди, которые следили за тобой. Ситуация от этого только еще больше запутывается, но другого объяснения я просто не вижу. А что тебе сказали?

– Что сказали… Сказали, что, если я хоть словечком обмолвлюсь о сервизе Фаберже, со мной будет то же, что и с Перельманом. Сказали, чтобы я забыла об этой истории, если хочу жить. Сказали, что им известно о каждом моем шаге и что я умру через час после того, как о сервизе узнает кто-то еще. Особенно милиция… Вот, собственно, и все, если не считать эпитетов, повторять которые у меня просто язык не повернется. Ах да! Еще мне велели убираться отсюда поживее, пока меня тут не замели. Боятся, наверное, что на допросе я испугаюсь следователя больше, чем их, и скажу что-нибудь лишнее…

– Насчет того, чтобы убраться отсюда, я с ними целиком и полностью согласен, – сказал Дорогин. – Делать нам здесь больше нечего. Как говорится, суши весла…

Они молчали почти всю дорогу. Белкина мрачно курила, глядя в боковое окно на проносящиеся мимо огни. Центр города жил яркой ночной жизнью в мигающем свете разноцветных реклам и ослепительном сиянии витрин дорогих магазинов. Дорогин вел машину, то и дело поправляя свою повязку. Наверченная неумелыми руками Белкиной марлевая чалма ослабла и все время норовила сползти на глаза, зато головная боль исчезла, словно ее и не было. Правильно, подумал Дорогин. Клин клином вышибают. Перельману, бедолаге, сейчас наверняка хуже.

– Ну, – нарушая затянувшееся молчание, спросил он, – и что ты решила?

– В каком смысле? – после длинной паузы откликнулась Варвара.

Дорогин промолчал. Вопрос Белкиной был чисто риторическим и преследовал одну-единственную цель: немного оттянуть неизбежное и еще раз обдумать слова, которые все равно должны быть сказаны.

– А что тут решать? – подозрительно ровным голосом произнесла Варвара, нервным жестом гася в пепельнице сигарету и тут же вынимая из пачки новую. – Живая собака лучше мертвого льва, и уж тем более живая Варвара Белкина намного лучше мертвой. Если ты придерживаешься на этот счет другого мнения, лучше скажи об этом сейчас.

– Мое мнение в данном случае стоит немного, – сказал Дорогин. – Это твоя жизнь и твоя история. Не все истории заканчиваются так, как нам хотелось бы. Я бы советовал тебе посидеть несколько дней дома, чтобы все это как-то улеглось. Скажись больной или просто возьми отпуск за свой счет. Может быть, лучше даже уехать на какое-то время из города. Если тебе нужны деньги, я с удовольствием помогу.

– Я подумаю, – по-прежнему глядя в окно, сказала Варвара. – Все это еще нужно кате следует обдумать… Спасибо тебе, Дорогин.

– За что?

– А за все, – сказала Варвара и больше не проронила ни слова до самого своего дома.

Дорогин проводил ее до самой квартиры, отклонил не слишком настойчивое предложение выпить чашечку кофе и ушел только после того, как за Варварой захлопнулась дверь. Усевшись за руль, он в очередной раз поправил сползающую на глаза повязку, запустил двигатель и стал думать о том, под каким соусом преподнести эту историю Тамаре.

Ночные приключения оставили у него на душе очень неприятный осадок. Было такое ощущение, словно кто-то очень большой и грубый уперся грязной потной пятерней ему в лицо и презрительно оттолкнул: не лезь, сявка, не твоего ума дело… Он вертел события так и этак, пытаясь отыскать хоть какую-то зацепку, но все было тщетно. У него все время выходило, что кто-то заранее знал и о том, что сервиз будет найден, и о том, кто и при каких обстоятельствах его обнаружит, и даже о роли Варвары Белкиной в этом деле. Ведь не зря же за ней следили те двое! Этого просто не могло быть, но иного истолкования имевших место событий Дорогин не находил, сколько ни пытался.

Сворачивая на проселочную дорогу, которая вела к его дому, Муму решил, что эта история еще далеко не закончена, и дал себе слово позвонить Белкиной, как только проснется.

Глава 14

Петрович задумчиво сложил трубку мобильного телефона и не торопясь положил ее на край стола. Он позвонил на квартиру Перельмана сразу же, как только Борис сообщил ему по мобильнику, что во двор дома, где жил учитель, въехала машина Серого. Мамонтову повезло: трубку взял не Серый, который, чего доброго, мог бы узнать его по голосу, а сама журналистка. Запугать бабу ничего не стоило: она, похоже, и сама понимала, что влезла не в свое дело и зашла чересчур далеко. Под каким бы слоем земли и мусора ни лежали большие деньги, они обязательно рано или поздно вылезут на поверхность, и у них тут же появится хозяин, который будет защищать свою собственность от любых посягательств. А кому быть хозяином? Ответ прост: тому, у кого хватит сил и решимости им стать. Эта роль не для бабы-журналистки и уж подавно не для очкастого учителишки. Это понятно любому, у кого в голове есть хотя бы одна извилина. Учитель сглупил, возомнив о себе лишнее, и был за это наказан, зато Белкина, похоже, очень хорошо все поняла и больше не станет путаться под ногами.

«Только не надо расслабляться, – сказал себе Петрович. – Кто же верит бабе на слово? И потом, где-то рядом с ней все время болтается этот Серый. Парень он крутой. Мне бы таких хоть десяток, я бы горя не знал. Но он не со мной, он сам по себе, и он наверняка в курсе всех подробностей этого дела. То, что за ним никого нет, ничего не значит. Все мы когда-то начинали с нуля, и он может решить, что этот сервиз – его шанс стать человеком. Он не учитель, у него хватит сил на то, чтобы потягаться со мной. Заломать меня у него не получится, но крови он мне попортит ох как много… Очень опасная компания – Серый и эта журналистка. Того и гляди, уговорят друг друга рискнуть… Серый опасен и сам по себе, а вот журналистка без него – тьфу и растереть… Значит, главный противник – Серый. И нечего ждать, когда он сделает свой ход, надо бить первым, да так, чтобы больше не встал. С этим сервизом у меня хватит забот и без Серого. Не хватало еще все время оглядываться через плечо на этого неприкаянного быка. Убрать его, пока не успел напакостить, и спокойно заниматься своим делом.»

Петрович попытался представить, на какую суму может потянуть такая уникальная вещь, как сервиз работы Фаберже, и тут же поспешно одернул себя: торжествовать победу было рано. Он еще не видел сервиза, да и как определишь его стоимость, не проконсультировавшись с надежным и компетентным человеком?

Петрович взял стоявшую на столе початую бутылку водки и до краев наполнил обыкновенный граненый стакан. С тех пор как он занялся бизнесом, ему приходилось пить из самой различной, порой баснословно дорогой и всегда очень изящной посуды, но в глубине души он сохранил верность старому доброму граненому стакану: эта тара лучше любой другой подходила для того, чтобы настоящие мужчины пили из нее настоящий мужской напиток, а именно – русскую водку.

Ему было за что выпить. Реализация уникального сервиза сулила такую прибыль, что сама по себе могла считаться вполне солидным деловым предприятием. Петровичу безумно наскучило вынужденное бездействие, и он был рад возможности напрячь мозги и мускулы, чтобы в очередной раз оставить далеко позади всех конкурентов и натянуть нос ментовке. Да, за это стоило выпить!

Он выпил водку не торопясь, как воду, до последней капли, не дрогнув ни единым мускулом лица. Поставив стакан на стол, он какое-то время посидел неподвижно, а, когда вызванное лошадиной дозой жидкого пламени внутреннее содрогание прошло, все так же спокойно и неторопливо взял сигарету и закурил. Все, что можно было сделать на данный момент, было сделано. Оставалось только ждать и надеяться, что эти придурки Борис и Самсон благополучно доставят на место свой драгоценный груз, не угодив при этом в лапы ментам. О том, что его бойцы могут попросту сбежать вместе с сервизом, Петрович даже не думал: нужно было очень хотеть собственной смерти, чтобы отважиться на такой поступок.

Он успел выкурить еще три сигареты, прежде чем его бойцы, успевшие по дороге сменить угнанный автомобиль на «опель» Батона, позвонили в дверь. Он открыл им сам и молча указал на свой кабинет.

Бойцы выглядели неважно, и Петрович сразу вспомнил, что обоим ни разу не приходилось работать «по мокрому». Это было хорошо: теперь оба отморозка были связаны с ним намертво. Лишь бы они не слишком наследили в квартире этого Сухомлинского…

Коротышка Самсон, перекосившись на бок, волок за ручки здоровенную клетчатую сумку. Внутри сумки при каждом его шаге что-то глухо брякало, и Петрович невольно поморщился: разве можно так обращаться с уникальными вещами!

– Вот, Петрович, – сказал Самсон, опуская свою ношу посреди кабинета, – доставили, как вы велели.

– Покажи, – потребовал Мамонтов.

Самсон раздернул «молнию» сумки, порылся внутри и вынул темную, с прозеленью медную чашку, на боку которой ярко горело, отражая свет мощного потолочного светильника, пятно чистого золота. Петрович не считал себя экспертом, но кое-что смыслил в драгоценных металлах. Он издали узнал этот блеск, и сердце у него радостно дрогнуло: все-таки это не было уткой, как он в глубине души побаивался, и ему удалось-таки снова оседлать удачу.

Сохраняя недовольное выражение лица, он брезгливо, двумя пальцами взял чашку за украшенную какими-то листиками и завитками ручку и осмотрел со всех сторон.

– М-да, – неодобрительно промычал он и вернул чашку Самсону. – Поставь свой баул вон туда, в угол. Надо будет показать знающим людям. По мне, так ничего особенного…

Он заметил, как вытянулись украшенные одинаковыми кровоподтеками физиономии бандитов, и лениво добавил:

– За старание хвалю. А что этот ваш… Макаренко?

– Кто? – удивился Самсон.

– Учитель готов, – отрапортовал Борис, который, похоже, знал, кто такой Макаренко. – Отравился газом. Типичное самоубийство.

– Не вынес угрызений совести, – подхватил Самсон. – Мы его отговаривали, а он ни в какую. Сунул голову в духовку, пустил газ и дал дуба. Так что с ним проблем не будет.

– Орлы, – с некоторым удивлением похвалил Петрович. – Ваши бы слова да Богу в уши… Ну, если так, то я вами доволен. До завтра можете отдыхать, а завтра… Ты, Самсон, меня спрашивал насчет того фрайерка: не убрать ли, мол, его. Так вот, я тут подумал над твоим предложением и понял, что этот человек нам не нужен. Слишком много от него головной боли. Опыт у вас теперь есть, портрет его вам знаком, так что… – Он сделал паузу, вглядываясь в лица своих подручных. Особенной радости на этих лицах не наблюдалось, и тогда Петрович не торопясь, как истинный художник, наложил последний штрих. – Это серьезный заказ, – сказал он, – серьезное дело. А серьезные дела требуют серьезной оплаты. По три штуки на брата, ясно? Наличными. Половина сейчас, – он выдвинул ящик стола и выложил оттуда стопку купюр, – а вторая, когда выполните заказ. Журналистку я передаю Каланче и Чижику, а ваше дело – найти и угомонить этого фрайера. Он мне давно мешает, как заноза в заднице. Я вам этого не забуду. Только не расслабляйтесь, с ним шутить нельзя.

Непрерывно кивая в такт его словам, Самсон сгреб со стола деньги и ловко, словно карты сдавал, разбросал их на две одинаковые кучки, которые тут же исчезли в карманах подельников. Наблюдая за этой процедурой, Петрович с трудом сдерживал презрительную улыбку: и Самсон, и Борис отлично знали, что серьезный заказ стоит гораздо больше, но живые деньги загипнотизировали их, да и торговаться с хозяином они бы вряд ли рискнули, даже если бы очень захотели. Они были пушечным мясом, слепыми исполнителями его воли, которым при любом раскладе была одна дорога: на два метра вглубь, под дерновое одеяло. Они слишком много знали и были чересчур глупы, чтобы Петрович рискнул доверить им хранить эту тайну.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21