Глава 10

Уже оказавшись вместе с Крапивиным в самолете, Глеб Сиверов решил не напрягать свой ум – лучше всего положиться на счастливое озарение. Он задремал и проснулся, когда АН-24 заходил на посадку. Псков встретил их лунной морозной ночью. Тут и следа не было от оттепели, царившей в Москве. Всего каких-то два градуса разницы в температуре, а уже искрится снег. Самолет замер, стюардесса не спешила объявить пассажирам выход.

Наконец динамик ожил, послышалось гудение, и сквозь него прорезался голос капитана корабля: «Двух представителей московской пожарной охраны просят пройти к выходу».

Крапивин оживился:

– Это нас, Глеб!

– Умнее ты ничего не придумал – московская пожарная охрана?

– Что в голову пришло, – пожал плечами Крапивин, – пожарная охрана – ПО – то же самое, что и правительственная охрана.

– Ладно, пошли, теперь уже все равно. Под неодобрительными взглядами других пассажиров, раздосадованных тем, что им придется еще томиться в душном салоне, Крапивин с Сиверовым пробились к открытой двери. Жиденький трап уже ждал их. Глеб с удовольствием вздохнул, вбирая в себя морозный воздух позднего вечера. Все летное поле оказалось засыпанным снегом по самую щиколотку.

– Тебе не кажется, Крапивин, что взлетно-посадочную полосу расчистили только из-за нас с тобой?

– Вполне может быть, – согласился полковник ФСБ, – теперь здесь садятся всего два самолета в день, да и те скоро отменят. Денег нет у народа летать.

– Не бойся, чартерные рейсы оставят. В Новгород не полетишь, а до Кипра – пожалуйста.

Ожидавшая их черная «волга» стояла немного в отдалении, чтобы не слишком рисоваться. Встречал гостей из Москвы один шофер. Он не знал, те ли это люди, которых он ждет, и на всякий случай оставался возле машины.

– Теперь можем немного перевести дыхание, – Крапивин не торопясь направился к автомобилю.

Глеб устроился на заднем сиденье, полковник сел рядом с шофером.

– Поехали.

– Есть.

«Значит, никаких инструкций по дороге не будет. Чертов конспиратор!» – раздосадовался Глеб.

Он отлично выспался во время полета и теперь жаждал общения.

Крапивин выразительно посмотрел на Сиверова, мол, подожди, поговорим позже, я этого шофера в упор не знаю.

Псков так и остался для Глеба цепочкой желтых огней на горизонте. Машина даже не заезжала в город. По заснеженному шоссе она мчалась на север, оставляя засыпающий город далеко за собой. Встречных машин вообще не попадалось, только снег, ночь да цвета слоновой кости диск луны, зависший над бесконечно длинной дорогой.

Вскоре шоссе обступил лес, вспыхнул синий указатель с белой надписью: «Ведомственная гостиница» Ни к какому ведомству принадлежит здание, ни какой-нибудь другой информации указатель не давал.

Шофер подъехал вплотную к самому крыльцу и выключил двигатель.

Крапивин весело произнес:

– Приехали, выбирайся.

Вытянутое вдоль опушки леса трехэтажное здание, облицованное синей блестящей керамической плиткой, простая стеклянная вывеска со скромной надписью «Гостиница». Два ряда темных погасших окон, и лишь на третьем этаже желтело электрическим светом несколько давно не мытых стекол. Грязь предохраняла от любопытных глаз почище тюля.

– Этот сарай принадлежит вашему ведомству? – спросил Глеб, открывая дверь и пропуская вперед полковника Крапивина.

Но тот оказался достаточно воспитанным, чтобы не пройти первым.

– Только после тебя, Глеб. И пожалуйста, не задавай пока никаких вопросов.

– Значит, принадлежит она не ФСБ, – процедил сквозь зубы Сиверов, ступая на вытоптанный, засыпанный сухим песком ковер в холле.

Полная женщина в массивных очках тут же отбросила на письменный стол газету.

«Ее уже предупредили о нашем приезде», – подумал Глеб, видя, в какое возбуждение пришла дежурная.

– Вы из Москвы? – задала она упреждающий вопрос, глядя на отъезжавшую от крыльца черную «волгу» с антенной радиотелефона на крыше.

– Да, у нас номер на третьем этаже.

Женщина не стала требовать ни заполнения карточек, ни предъявления документов – тут же положила на стойку ключ с массивным деревянным брелком в форме груши, таким огромным, чтобы ни у кого из постояльцев не возникало желания унести его в кармане. Следом за ключом на стойку лег аккуратно заклеенный конверт из плотной голубой бумаги.

Крапивин спрятал его за пазуху, при этом внутри конверта что-то забренчало.

– Номер тридцать три, – проговорила женщина и замолчала, дожидаясь, что же скажут ей постояльцы.

– Машину подогнали? – спросил Крапивин.

– На заднем дворе стоит.

– Отлично, – полковник оттеснил Глеба от стойки и зашептал ему прямо в ухо:

– Это тебе не столица, здесь нас еще уважают.

Полутемная лестница, пахнущая влажной тряпкой и хлоркой, вывела полковника Крапивина и Глеба Сиверова на третий этаж. Длинный коридор, редкие дежурные лампочки под литым, раскрашенным в золото и серебро гипсовым потолком, безвкусный салатный карниз, отлитый руками местных шабашников.

– Прямо-таки Лувр! – восхитился Глеб, разглядывая безыскусные украшения.

– Ты что? – возмутился Крапивин. – Они здесь и слова такого не знают! Это на местном наречии называется «по-богатому».

– Красиво жить не запретишь, – кисловато усмехнулся Глеб.

– Красиво – не запретишь, богато – можно.

– Надеюсь, номер у нас без излишеств? Крапивин виновато развел руками.

– Люкс. Лучший номер во всей гостинице.

– Представляю себе.

– Фантазии не хватит.

– Чуть больше золота, чуть меньше серебра. В кроватях лежит пара жирных бабенок.

– Не угадал – худых. Здесь есть нечего. В общем, самая обычная гостиница.

– Что-то постояльцев в ней не густо.

– Кого ты сюда заманишь? – рассмеялся полковник ФСБ. – Строили ее для дальнобойщиков из Совтрансавто. Ни ресторанов здесь, ни девушек, один единственный автобус ходит в Псков два раза в день – развозит персонал. Место тихое и уединенное.

– Тебе бы, Крапивин, рекламным агентом работать, а не в спецслужбе.

Табличка с двумя тройками оказалась прикрученной к двери в самом конце коридора. Хорошо смазанный замок легко открылся. Мужчины шагнули в недавно проветренный номер, загорелась хрустальная люстра под низким потолком. Глеб оказался прав: здесь тоже царило буйство провинциальной фантазии. Те же гипсовые плиты, раскрашенные золотом и серебром, на стенах ковры, мягкая мебель, в советские времена способная поразить воображение, теперь же – не привлекательнее прошлогоднего, недавно появившегося из-под снега окурка «Примы». В высокой керамической вазе у подножия буфета топорщился целый сноп озерного камыша. За стеклом поблескивал хрусталь, громоздились тарелки с надписью «Ресторан».

– Что поделаешь – люкс!

– Не нравится, иди жить в коридор.

Полковник Крапивин, не раздеваясь, опустился в мягкое кресло и, не прикасаясь к обуви руками, сбросил ботинки. Закурил. Немного подумав, забросил ноги на журнальный столик и обратился к Глебу:

– Располагайся, мы дома.

Глеб щелкнул кнопкой телевизора. Замерцал экран, номер наполнила музыка.

– Что в конверте? – поинтересовался Глеб. Крапивин бросил конверт на стол и предложил:

– Вскрывай.

– В конвертах обычно вручают деньги.

– Не только.

– Еще в них пересылают миниатюрные бомбы, чтобы оторвало пару пальцев.

– ..и девушек поздравляют с днем первой менструации…

– Замечание не по адресу.

– Тогда – поллюции.

– Полиции, – поправил Крапивина Глеб, – полиции нравов, – и вскрыл конверт.

В руках у Сиверова оказалась тонкая пачка долларов, бумага, свидетельствующая о том, что Людгардас Дебилюнас приобрел их в одном из питерских банков, связка ключей с брелком, который украшал фирменный знак БМВ. Международные права, техталоны, техпаспорт.

Глеб отодвинул все это богатство на край стола и, вытащив из бумажника паспорта, внимательно принялся изучать их – фотографии Людгардаса Дебилюнаса.

– Да, ты, конечно, от души расстарался. Ну и морду нашел! Свиного рыла не хватает, а так, все остальное, можно считать, в порядке.

– Сейчас твою морду подправим, родная мать не отличит, – полковник Крапивин легко сбросил пальто и прямо в носках отправился в ванную. – Чего расселся, – крикнул он Глебу, – пошли.

В просторной ванной комнате висело зеркало в фигурной пластмассовой раме. Крапивин уже расставлял на полочке привезенные с собой флаконы.

– Люблю я это дело, – приговаривал полковник, – сразу молодость вспоминаю. Я до армии актером хотел стать, даже в театр работать устроился – помощником гримера.

Сиверов поискал глазами, где бы сесть. Стульев в номере не было, а кресло не прошло бы в узкую дверь. Пришлось опустить крышку унитаза и сесть на него.

– Зря штаны не спустил.

– А я – по-богатому, не снимая, новые себе куплю, крутые.

– Сбрасывай рубашку, сейчас мы тебе благородную седину подправим.

Сиверову пришлось склониться над биде, а полковник, размотав гофрированный шланг душа, включил горячую воду. Затем запахло парикмахерской. Едкая жидкость полилась на волосы Глебу. Крапивин ловко замотал ему голову полотенцем и засек время.

– Через пять минут снимешь.

Этого времени хватило, чтобы выкурить сигарету. Вновь в биде полилась вода, на этот раз окрашенная черным. Зажужжал фен. Полковник Крапивин артистически работал расческой. Театральный гример из него получился бы неплохой.

– Можешь смотреть, – наконец разрешил он.

– Не испугаюсь?

Крапивин пожал плечами.

– Случалось и хуже.

Глеб поднялся с унитаза, подошел к зеркалу. Черные, как поздняя южная ночь, волосы, смотрелись вполне натурально.

– А теперь очки с фотохромами.

В маленьком чемоданчике полковника Крапивина, наверное, мог бы спрятаться реквизит среднего по размерам театра.

– Все равно не похож, – Глеб поворачивался к зеркалу то боком, то анфас.

– Не беспокойся.

Крапивин подошел к, нему сзади и поправил волосы.

– Нагни голову.

– Куда?

– Не мне же на грудь… Набок!

Глеб склонил голову, прижав ухо к правому плечу. Запахло клеем. И скоро на щеке Глеба красовался выгнутый полумесяцем шрам, точно такой же, как на фотографии, приклеенной в паспорте. Этот последний штрих достойно завершил дело.

– Вылитый Дебилюнас, – рассмеялся Крапивин, глядя на дело своих рук. – Литовец, мать твою.

– Вылитый-то вылитый, а литовского языка я не знаю, даже пары слов. Мама не научила.

– Никаких проблем! Ты же в Латвии, хватит с тебя русского и английского.

Сиверов сам с трудом узнавал себя, глядя в зеркало.

– Давай, думай, – напомнил ему Крапивин, – что тебе еще нужно. Я сразу же свяжусь и все привезут.

– Как я понимаю, оружие с собой не протащишь?

– Навряд ли, – наморщил лоб полковник. – В аэропорту я тебе ничем не могу помочь.

– А я только на твою помощь и рассчитывал, – рассмеялся Глеб.

– Ну так, что, надумал что-нибудь?

– Я и здесь отыщу все что мне нужно. Пошли.

– Кепку надень, – забеспокоился Крапивин. – И очки не снимай. Еще не хватало, чтобы дежурная запомнила тебя в новом обличий.

Глеб надвинул на глаза кепку, надел очки и прошел мимо дежурной так, что та заметила только его спину.

Машина, принадлежащая когда-то Людгардасу Дебилюнасу, оказалась стареньким БМВ темно-зеленого, почти болотного цвета. Новизной в автомобиле сияли только заднее и переднее стекла.

– Заменить пришлось, – сказал Крапивин, – когда стреляли – вдребезги разлетелись. Только представь себе, одна пуля пробила заднее стекло, голову и вышибла переднее – ветровое.

– Салон хоть от крови вымыли?

– Обижаешь, Глеб, наилучшим образом. Сиверов уселся за руль, завел машину, проверил показания приборов. Полный бак, аккумуляторы заряжены под завязку, давление масла в порядке. Среди кассет на самом видном месте лежала кассета с записью с музыки Вагнера.

– Приятно, когда помнят о твоих слабостях, – сказал Глеб, выбираясь из машины.

– Я все делаю от души.

Заснеженный двор. У дощатого забора протянулись веревки с задубевшим, словно отлитым из матово-белого стекла бельем. Глаза Глеба просияли, и он, утопая в снегу, двинулся к веревкам. Крапивин, застыв в удивлении, остался стоять возле машины.

– Ты что задумал, Глеб?

– Сейчас увидишь.

Сиверов снял с веревок пару новеньких деревянных прищепок и, сжимая их в кулаке, вернулся к автомобилю.

– Теперь, Крапивин, ты отыщешь мне с десяток канцелярских кнопок. Только смотри, не новомодных, не фирменных, а штампованных – из жести, пару проводков по метру каждый и пару кусков хозяйственного мыла.

– На хрена тебе все это сдалось?

– Если прошу, значит, нужно.

Глеб поправил кепку и вновь прошмыгнул мимо дежурной. Крапивина пришлось ждать недолго. Вскоре он вернулся с тремя кусками хозяйственного мыла, разноцветными проводками, коробкой отечественных канцелярских кнопок.

Глеб запаковал это сомнительное богатство в портфель и поинтересовался у Крапивина:

– Машина хоть не краденая?

– Разводная, чеченские бандиты за долги отписали, – отвечал полковник.

– Нигде в компьютерах не числится?

– Информация о том, что Дебилюнас убит, никуда не просочилась. Голову даю на отсечение.

– Тогда я укладываюсь спать.

Глеб перешел во вторую комнату номера и, не раздеваясь, улегся на широкой двуспальной кровати прямо посередине, всем своим видом показывая, что полковнику здесь места не найдется.

– На этом, Глеб, моя помощь заканчивается, – Крапивин присел на край прикроватной тумбочки.

– А что ты еще хотел сделать?

– Билеты я тебе не, взял, оформишь их сам.

– Понял уже.

– Не мог я рисковать, светить своих людей. Дело, сам понимаешь, серьезное…

– Можешь мне не объяснять. Только смотри, в Пулково ты должен встретить меня сам, со своими людьми.

– За мной дело не станет, – твердо пообещал полковник ФСБ.

– А теперь оставь меня одного, – попросил Сиверов. – Я привык спать в одной постели только с женщинами.

Полковник Крапивин пожелал доброй ночи и вышел из спальни.

Глеб лежал с широко открытыми глазами, глядя на поблескивающий серебром и золотом потолок, на искрившиеся подвески люстры. Он чувствовал: все пройдет хорошо и удачно, без сучка и задоринки. Сиверов уже успел распланировать операцию от начала и до конца. Места для неожиданности почти не оставалось, и проблема теперь заключалась только в безукоризненном техническом исполнении.

Лишь только первые лучи солнца заглянули в окно номера «люкс», Крапивин постучал в дверь.

– Глеб…

– Я не сплю.

– Тем более, вставай, – Я уже встал.

Мужчины молча собрались, прошли мимо дремавшей на топчане дежурной.

Глеб уже сидел за рулем темно-зеленого БМВ, прогревая двигатель, когда Крапивин сказал ему:

– Ну, ни пуха ни пера.

– К черту! – послал его Сиверов, зло захлопывая дверцу.

– Встретимся в Пулково! – крикнул полковник, вскидывая на прощание руку и прикладывая пятерню к лобовому стеклу.

Глеб сидел за рулем в тонких кожаных перчатках. Ни к чему оставлять свои отпечатки пальцев. Не жалея машину, он включил заднюю передачу и, газанув, развернулся на месте. А затем его вжало в спинку кресла. БМВ стремительно набирал скорость. Мелькнув, пронесся мимо, пропал сзади придорожный лес. Дорога вела к границе с Латвией. Сиверов спешил не зря. Ему нужно было попасть в рижский аэропорт не позже, чем к обеду.

На границе Глеба не поджидало никаких неприятностей. Дольше всех рассматривал фотографию в паспорте российский пограничник, но шрам и его убедил в абсолютной схожести Глеба Сиверова и покойного Людгардаса Дебилюнаса. Машина шла ровно. Механики из ФСБ постарались, отрегулировали се на славу. Печка разливала тепло в салоне, в динамках звучала музыка Вагнера.

По хорошей дороге и ехать приятно, Глеб шел на пределе дозволенного. Если было бы можно, он разогнал бы автомобиль до технического максимума. Только зачем искушать судьбу, нарываться на полицию…

В аэропорту тоже особых проблем не возникло. Билет на четырехчасовой рейс до Стокгольма оказался в руках Глеба ровно через пять минут после того, как он подошел к окошечку кассы. На всякий случай Сиверов забрал из машины кассету с записью Вагнера – вдруг бывший хозяин машины терпеть не мог классики? Вряд ли торговец наркотиками отличался изысканностью вкуса.

В ожидании объявления рейса Глеб прошелся по залу терминала. Больше всего его умилил столик с вывеской «Товары в дорогу». Среди детективов, бульварных романов, упаковок с разноцветными, всех цветов радуги, презервативами, капиллярных ручек отыскался и совсем уж экзотический экземпляр – пневматический пистолет. Бери и тут же отправляйся с ним в кармане на паспортный контроль.

Не соблазнившись такой покупкой, Глеб направился в бар, где и просидел за чашкой кофе оставшееся время. Когда на табло вспыхнули зеленые буквы, извещавшие о начале регистрации, Глеб, взяв свой кожаный портфель, отправился к стойке. Он аккуратно заполнил декларацию печатными буквами.

«Графологу придется попотеть», – усмехнулся Сиверов.

Глеб благополучно миновал все кордоны, отделявшие его от вместительного накопителя, в котором находилось уже человек пять, наивно полагавших, что сегодняшним вечером они попадут в Стокгольм Сиверов устроился в красном кожаном кресле и, взяв со столика латвийскую газету, принялся проглядывать фотографии – прочитать статьи он мог, а вот понять смысл прочитанного – нет. Наконец-то можно было снять перчатки – здесь отпечатки пальцев никто искать не станет Пассажиры потихоньку прибывали Глеб, не опасаясь, что кто-нибудь заметит, как он пристально разглядывает вновь прибывших, внимательно изучал их. Его глаза надежно скрывались под очками с фотохромными линзами, на которые для надежности было нанесено металлическое напыление.

«Неужели Крапивин просчитался?» – забеспокоился Глеб Сиверов Среди пассажиров не оказалось никого, кто хотя бы отдаленно напоминал братьев Петуховых. Солидные отцы семейств, их жены, пара старушек с внучатами: родители наверняка отправились в более теплые края, а стариков и малолеток, чтобы им не было обидно, решили вознаградить полетом в Скандинавию – поближе и подешевле.

И тут Сиверов облегченно вздохнул. Последними миновали барьер, преграждавший вход в накопитель, двое С первого взгляда, даже если бы Глеб раньше и не видел их фотографий, было понятно – братья. Наглые, мордатые, оба с коротко стриженными усами. Темно-малиновые пиджаки с золотыми пуговицами, по-военному блестящие дорогие ботинки. Наверняка владельцам этих ботинок не пришлось и шага ступить по снегу.

Машина встречала их у крыльца дома и высадила у самого входа в аэропорт.

– Артур и Станислав Петуховы, – проговорил себе под нос Сиверов.

«Держатся они молодцом, не нервничают. На их месте я вел бы себя так же. А чего им беспокоиться? Груз везут не в своем багаже, а спрятанным в обшивке самолета. Если что – с них и взятки гладки».

Глеб Сиверов просчитался. Артур Петухов, бывший российский гражданин, бывший военный все-таки нервничал. Он тут же направился к стойке бара и заказал себе сто граммов коньяка. Брат пить не стал, а принялся внимательно разглядывать всех собравшихся в накопителе. Его почти не интересовали старушки, женщины, дети, подозрительно он смотрел исключительно на мужчин, дольше других разглядывая Глеба Тот сидел, поставив на колени кожаный портфель, и время от времени бросал на Станислава Петухова незаметные взгляды, наклонив голову так, будто читал газету.

«Здоровые, сволочи, – подумал Глеб о братьях Петуховых – С первого взгляда понятно: жалость, порядочность для таких – пустые слова».

Объявили посадку. В накопителе началось движение. Глеб пропустил впереди себя разношерстную заждавшуюся толпу и двинулся следом за братьями Петуховыми. Те оказались немногословными.

– Хрень какая, – говорил Артур, брезгливо поглядывая на семенившую впереди него старушку с внучкой, будучи уверенным в том, что она ни слова не понимает по-русски.

– Плесень, – отвечал Станислав, покрепче сжимая ручку кейса-атташе. – Туда же прется.

Артур все-таки дождался, когда выйдет на улицу, и, прикрыв правую ноздрю пальцем, зычно сморкнулся в мокрый снег.

Гармошка, по которой пассажиры должны были заходить в самолет прямо из терминала, бездействуя, распростерлась в воздухе над головами идущих пешком к самолету людей.

– Тоже мне, Европа долбаная! – возмущался Артур, освобождая от соплей вторую ноздрю.

– Лабусы… – коротко отреагировал Станислав, поддерживая тему.

Глеб пока молчал, решив отыграться на братьях немного попозже.

У трапа самолета вновь последовала проверка документов. Но и тут обошлось без приключений. Место у Сиверова оказалось не очень удачным – в самой середине салона. Оно было подходящим для путешествия, но не для того дела, которое задумал Глеб.

Лишь только Сиверов успел устроиться у иллюминатора, радуясь тому, что выход в проход ему открыт, как выяснилось, что старушка с внучкой перепутали места, и стюардесса латышского экипажа неназойливо потребовала от них занять кресла, указанные в билете.

– Вам будет лучше у окна, – Глеб уступил свое место и занял крайнее, поближе к проходу.

– Вы так любезны.

Братья Петуховы сидели в начале салона перед откидным столиком. Когда трап отъехал и дверь закрылась, Глеб обернулся: хвост самолета пуст, никого из охраны на задних креслах не было. Советские времена прошли, и кэгэбиста с пистолетом в последнем ряду не оказалось.

Ожидать взлета почти не пришлось. После короткого объявления самолет вырулил на посадочную полосу и, разогнавшись, взмыл в затянутое легкими облаками небо. Сиверов дождался, пока лайнер наберет высоту, отстегнул ремень и, проследовав в хвост самолета, заперся в туалете. Глеб не спеша отбросил клапан портфеля, вытащил сверток. Содержимое свертка он разложил на узкой полочке перед зеркальцем – куски мыла, проводки, прищепки, канцелярские кнопки.

– Прямо напасть какая-то, – пробормотал Глеб, – снова придется сидеть на унитазе.

Проковыряв штопором перочинного ножика гнезда в кусках хозяйственного мыла, он вставил туда по половинке металлического корпуса шариковой ручки, укрепил внутри них проводки, замазал мыльными крошками. После чего приступил к самой ответственной части – изготовлению бутафорского взрывного устройства: сжал деревянную прищепку между большим и указательным пальцем, разведя зажимы в стороны, а затем прикрепил к каждой из половинок по канцелярской кнопке с прикрученными к ней проводками. Полязгал прищепкой – кнопки весело стучали, соприкасаясь одна с другой. Куски мыла Глеб аккуратно завернул в желтую бумагу, стянув ее скотчем, и тщательно вымыл руки, склонившись над умывальником. Приспособления легли в прозрачный полиэтиленовый мешок.

С портфелем в руках Глеб вернулся на свое место. Полет проходил без каких-либо накладок. Сиверов посмотрел на часы: минут через пять пора начинать, самолет окажется на самом коротком расстоянии от настоящей цели полета – Санкт-Петербурга.