ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ФЕЙЕРВЕРК В ГОРАХ

Комитет Государственной Думы по экономике собрался на заседание почти в полном составе. В повестке дня значились два вопроса: о реформах жилищно-коммунального хозяйства и налогового кодекса. Оба вопроса неподъемные, рассчитанные на месяцы работы. Два откомандированных из правительства чиновника сидели с кислыми лицами, готовясь в очередной раз защищать непопулярные пакеты законов от наскоков со стороны всех партий и фракций.

Позицию депутатов с самого начала нетрудно было предвидеть. Доходная часть бюджета — пусть об этом болит голова у правительства. Побольше налоговых льгот — за каждой фракцией, за каждым депутатом стояли интересы конкретных отраслей, предприятий, банков. Жилищно-коммунальную реформу задвинуть за двухтысячный год — за это особенно ратовали те, кому предстояло баллотироваться по территориальным округам, сталкиваться лицом к лицу с избирателями.

Заседание началось буднично, вяло. Кто-то из депутатов чертил замысловатые узоры на полях розданных ксерокопий. Кто-то шепотом обсуждал вчерашнее поражение «Спартака» в Лиге чемпионов. Председатель несколько раз призывал собравшихся внимательнее слушать доклад, но каждый уже знал наизусть аргументы правительства и имел в загашнике несколько заранее припасенных вопросов.

Как только болезненно-бледный от кабинетных трудов чиновник закончил, слово попросил краснощекий, будто с мороза влетевший в комнату, Олег Малофеев, представитель Либерально-социалистической партии:

— Послушайте, господа, вся эта тягомотина будет тянуться до второго пришествия. У нас с вами есть сегодня более актуальные темы для разговора.

Сергей Фильченко, член проправительственной фракции, презрительно скривил губы. Предстоит очередной дешевый балаган. Каждый раз, когда на заседание приглашают телевизионщиков, этот тип спешит отличиться.

— Я хотел бы поднять здесь вопрос о том, что сейчас творится на наших кавказских рубежах. Кто и зачем раздувает эту историю с нелегальным, якобы, спиртом? Мы должны от имени комитета внести предложение в Думу…

— Давайте все-таки по повестке, — председательствующий с тоской оглянулся на репортеров: те как по команде включили камеры, магнитофоны.

— Не затыкайте мне рот. Слава Богу, здесь не общее заседание, где любую дискриминацию можно оправдать ссылками на регламент.

Малофеев встал с места, чтобы наверняка попасть во все объективы.

— Уже две недели нам усиленно пудрят мозги про миллионы тонн низкокачественного контрабандного спирта, которые вот-вот разольются по России. Этот спирт годами шел через Рокский тоннель и никто не чесался по этому поводу. Что вдруг изменилось? Был легальным и вдруг, как по мановению волшебной палочки, стал нелегальным.

— Надо же когда-то наводить порядок на границе, — заметил Фильченко.

— А ты помолчи. До тебя очередь дойдет, не волнуйся.

— Попрошу относиться к своим коллегам с уважением, — постучал по столу председательствующий.

— Коллега? Да он куплен и перекуплен десять раз.

— Мне очень жаль, но вы пользуетесь ненадежными источниками информации, — желчно выдавил из себя Фильченко.

— И убери свою иезуитскую улыбочку, если не хочешь, чтобы тебя вышвырнули вон.

— Я лишаю вас слова, — решительно заявил председательствующий.

Малофеев не обратил на его слова ни малейшего внимания.

— Это же абсурд. Контрабанду везут окольными путями, а тут водители выстаивают неделями перед таможней, чтобы заплатить все причитающиеся налоги.

— Другой дороги нет, уважаемый, — поправив галстук, снова встрял Фильченко.

— Чепуха. Кто ищет, тот всегда найдет. Ответьте мне — как можно назвать нелегальным товар после уплаты налогов и сборов?

— На этот спирт импортеры не имеют лицензии, — заметил малокровный правительственный чиновник.

— А что такое лицензия? Зачем ее выдумали? Тянуть взятки? Спирт имеет сертификат качества. Есть покупатель, есть продавец, есть договор. Что еще нужно?

Почему не требуется лицензии на импорт «сникерсов» — вот это натуральная отрава.

Большинство членов комитета устроилось в креслах поудобнее и не высказывало никаких признаков недовольства. Камеры накручивали метры пленки.

— Я объясню, зачем это нужно. Чтобы создать монополию, чтобы уничтожить одних производителей в интересах других.

— Так за чьи интересы ратует наш уважаемый собрат? — произнес Фильченко, скрестив на груди руки и подняв глаза к потолку.

— Отечественной промышленности — раз, отечественного потребителя — два, — уверенно парировал представитель либеральных социалистов. — И государства — оно недополучает налоги.

— Из этого спирта гонят подпольную водку, — заявил, Фильченко.

— А спирт, который течет через Польшу и Белоруссию? — Малофеев стал обходить длинный стол, подбираясь к оппоненту. — Святая водичка? Потому что ты лоббируешь интересы мафии!

— Успокойтесь в конце концов! — председательствующий поднялся с места, чтобы преградить разъяренному депутату дорогу.

— И передай своим хозяевам, чтобы сбавили обороты — не надо держать других за мальчиков для битья!

— Спирт, который идет транзитом через Белоруссию, оформлен в полном соответствии с требованиями, — доложил правительственный чиновник.

— Это вообще не твоя компетенция, — набросился на него Малофеев. — Нашелся мне — разносторонний специалист. Ты в собственном жилищно-коммунальном дерьме сперва разберись.

— Объявляется перерыв, — нежно обняв Малофеева, председатель оттеснял его назад. — Попрошу всех освободить помещение.

Для репортеров день уже, можно сказать, не пропал даром — это было написано у каждого на лице.

Маршрут от палатки до гребня и обратно успели пройти еще трижды. Последние два раза Комбат разрешил проводнику остаться:

— Тебе-то зачем. Ты с завязанными глазами здесь проскочишь. Посиди лучше в обнимку с рацией, вдруг они еще чего-нибудь надумают.

Солнце медленно угасало, но видимость держалась отличная. Зная, что отходить после фейерверка придется в темноте, Комбат старался запомнить каждую мелочь: щербину, выступ, щель, чтобы просунуть пальцы, точку опоры, чтобы оттолкнуться.

Все подробности маршрута невозможно удержать в голове, они должны отложиться на подошвах ботинок и кончиках пальцев, на коленях и локтях.

— Жалко, камеры нет, правда, Иваныч? Или «мыльницы» на худой конец. Нащелкать ночью на память картинок — все натуральное, без спецэффектов.

— Не расслабляйся, парень. Когда ноги унесем, тогда будем о камере жалеть.

Почти на самом верху напарник Рублева сорвался — камень вывернулся из-под ноги. Пролетел Крапива немного — метра четыре, но крепко стукнулся правым боком. Комбат помог ему встать на ноги.

— Все хоккей. Двигаем дальше.

— Да не гони ты. Руки-ноги целы?

— Я ж сгруппировался, — гордо заявил Крапива. — Жалко, стекло треснуло.

Когда он снял очки, одно из стеклышек рассыпалось на мелкие кусочки.

— Особенно ночью они бы тебе пригодились, — Комбат похлопал напарника по спине и заметил, как тот поморщился.

— Все-таки болит?

— Ладно, Иваныч, мы ведь не в санатории для туберкулезников.

«Поглядим, как ты будешь возвращаться, — подумал Рублев. — В случае чего, останешься в палатке.»

Очевидно Крапива догадался, что ему светит, и обратный путь, стиснув зубы, проделал с рекордной скоростью.

В ожидании их возвращения Шерп в десятый раз пересматривал амуницию.

— Ценных указаний не было?

— Пока тихо.

— Поищи у себя хоть какую-нибудь мазь — тут один товарищ проявил излишнее рвение.

— Есть вьетнамская «звездочка».

Шерп достал круглую красную коробочку диаметром с монетку. Крапива без большой охоты подчинился требованию старшего и подставил правый бок.

Как только скрылось солнце, резко похолодало: за короткий отрезок времени они перенеслись из августа в ноябрь.

— Всю цепочку машин можно условно разбить на четыре группы — начал инструктаж Комбат. — В каждой они стоят очень плотно, и, по идее, должны хлопать одна за другой. Есть еще одна машина на отшибе. Если считать по два выстрела на группу: в голову и в хвост, получим восемь. Плюс овца, отбившаяся от стада. Девять. Начинаем с начала и с конца, чтобы никто не успел ни в тоннель сунуться, ни дать деру назад. Где ночуют водители?

— В кабинах, конечно, — ответил Шерп.

— Я стреляю первым. Вы ждете второго выстрела — это для вас команда «огонь». На Крапиве «паршивая овца» и третья от тоннеля группа. На тебе — четвертая.

Первыми двумя займусь я, вы туда не лезьте. На обратном пути не спешить. Сколько у нас приборов ночного видения?

— Один.

— После первого попадания и этот не понадобится.

Как с палаткой и добром — будем бросать?

— Хозяева разрешили, — кивнул проводник.

Стали собираться: надевать бронежилеты, загружаться боеприпасами.

— По два запасных рожка, не больше, — предупредил Комбат.

Вышли из палатки — луна смутно просвечивала сквозь облака большим расплывчатым пятном.

— Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, — провозгласил Шерп.

— Нас, между прочим, тоже трое, — заметил Крапива.

— Отставить разговорчики.

Поднялись в полном молчании. На гребне Шерп включил подсветку наручных часов:

— Уложились.

Комбат разглядывал в прибор ночного видения зеленоватые силуэты машин. Выбрал место, залег, прижался щекой к прикладу. Первую гранату решил пустить чуть в сторону, чтобы дать возможность людям выбраться из кабин, а то ведь поджарятся.

Загрубелый указательный палец плавно нажал на спусковой крючок. Короткий свист, похожий на крик ночной птицы, вспышка и грохот камней. Крошечные фигурки как по команде повыскакивали из машин. Люди бросились врассыпную, подальше от дороги, залегли за камни, вжались в твердую бесплодную землю. Теперь Комбат мог бить точно в цель.

Первый же взрыв блеснул ослепительной оранжевой вспышкой, осветившей все окрестности в радиусе километра. Машина чуть-чуть приподнялась в воздух и снова осела. Мелкие горящие куски разлетались далеко в стороны, оставляя в воздухе дымные траектории наподобие осветительных ракет.

С интервалом в секунду рванула соседняя машина.

К этому времени Крапива и Шерп уже успели выстрелить — на другом конце колонны вспыхнули еще два факела. Фейерверк разворачивался во всей красе.

Рублев просил судьбу только об одном, чтобы среди водителей не нашлось смельчака с куриными мозгами, который вознамерился бы выскочить на машине из пекла. Как тогда остановишь Крапиву — застрелит дурака с наслаждением. Но смертников не нашлось, за чужое добро никто не хотел рисковать жизнью.

После следующего попадания Крапивы три машины рванули почти одновременно, как будто у гранаты каким-то чудом оказались разделяющиеся боеголовки.

Шерп быстро перезарядил оружие, пробормотав что-то вроде «и свет во тьме светит». Грозное и величественное зрелище явно настраивало его на торжественный лад.

Одна из машин хлопнула особенно громко и, оказавшись в центре ревущего огненного шара, завалилась набок.

У другой взрывом оторвало кабину с передними колесами.

— Конец, — констатировал Комбат. — Уходим.

На всем видимом протяжении дорога превратилась в огненную реку. Горящий спирт растекался по асфальту, переливался в кювет.

— Уходим! — крикнул Комбат, чтобы его расслышали, но в адском реве на это трудно было рассчитывать.

Внизу опомнились пограничники: по хребту ударили трассирующими пулями. Когда Рублев подскочил к Крапиве, тот стоял как завороженный, на его лицо падали отсветы племени.

— Иваныч.., нет слов. Чистый отпад.

Он чувствовал себя героем голливудского боевика снятого по всем канонам жанра.

— Пошел вниз.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

КРУТЫЕ ВИРАЖИ

Они скатывались по склону как будто связанные невидимой нитью. После пламени в глазах маячили радужные круги, дорогу невозможно было разобрать. Но дневные тренировки дали свои плоды. Подошвы и кончики пальцев вспоминали затверженный урок.

Стрельба стала яростнее, но одновременно треск очередей отдалялся. Палатка осталась позади, когда очереди ударили с гребня. Пока еще вслепую. Надо было менять манеру передвижения — отходить короткими перебежками, прячась за валунами.

Сверху донесся пока еще слабый лай.

— Овчарки, черт бы их побрал, — сплюнул проводник. — Погодите, я сейчас вернусь.

— Куда?

— Возьму из палатки дымовых шашек. Черт знает, может подействует.

— Давай живей, прикроем.

Повалил густой дым. Он прикрывал их и одновременно подтверждал направление отхода. Теперь они уже карабкались вверх. Еще метров триста, и они на трассе.

Тут все одновременно услышали, за спиной частое звериное дыхание. Две серые тени стремительно приближались. Уже можно было различить как овчарки сжимаются в клубок, отталкиваясь всеми четырьмя лапами и высоко подпрыгивают, распрямляясь на лету.

«На кладбище обошлось без овчарок, так здесь нарвался.»

Первым выпустил очередь Крапива. Комбат выстрелил, когда оскаленная морда оказалась совсем близко.

Пули попали точно в цель, но собака словно бы не заметила их. Она зависла в длинном прыжке, намереваясь сбить врага с ног. Рублев едва успел перехватить автомат, чтобы встретить ее прикладом.

Отлетев на несколько шагов, овчарка издала мощный рык. Луна, проглянувшая из облаков мелькнула двумя отблесками в злобных, бешеных зрачках. По бокам зверя скатывалась кровавая пена. Теперь овчарка решила кинуться в ноги.

Дистанция оказалась слишком короткой — Рублев не успел еще раз перехватить автомат и выстрелить. Зверь опрокинул его, мощные лапы прижали к земле. Каким-то чудом Комбат выхватил нож и всадил в бок по самую рукоятку.

Овчарка, уже готовая вцепиться клыками ему в лицо, восприняла это как нападение другого противника.

Она крутнулась назад и в это время прицельный одиночный выстрел Шерпа уложил ее на месте.

— Три жизни было у этой зверюги, — он подхватил Комбата подмышки.

— Я в порядке, — тот потянулся за автоматом. — Шашки остались?

— — Мешок вроде еще что-то весит.

— Вертолеты! — крикнул откуда-то сверху Крапива.

— Похвальная оперативность, — тряхнул головой Комбат и обернулся к Шерпу. — Все, как ты обещал.

Приближался стрекот. Тренированным слухом бывшего десантника Комбат определил: «винт» пока один.

«У них-то наверняка есть инфракрасная оптика, — промелькнуло в голове. — Если разнесут наш транспорт на шоссе, придется туго.»

Но стрелок с вертолета все-таки открыл огонь по людям — трое беглецов успели отойти в сторону от дымовой завесы. Длинная очередь зловещей клацающей дробью прошлась по камням, чуть не зацепив Крапиву. Все трое вжались в холодное бесчувственное тело горы, точь-в-точь как недавно водители.

Остался последний рывок. Но если транспорт на месте, его вот-вот заметят и расстреляют. Вертолет пролетел над головами и стал выполнять вираж, чтобы развернуться назад.

Комбат открыл рот, чтобы дать команду, но все было ясно без слов: вперед и вверх. Выскочив на шоссе, они пробежали еще несколько шагов по инерции. Ни одной живой души, заинтересованной в их спасении.

— Вот суки! — стиснув кулаки, Крапива лихорадочно оглядывался по сторонам.

Проводник подобрал с асфальта тлеющий окурок.

— Только что были здесь. Испугались вертолета.

— Лежать! — во все горло крикнул Комбат. — Прочь с дороги!

Теперь вертолет завис и поливал пулеметным огнем шоссе.

— Они откатились в тоннель, как только услыхали «вертушку», — подползая к Комбату, высказал свою версию проводник. — За этим поворотом, примерно полкилометра.

— Помню тоннель. Думаешь ждут там?

— Двести процентов.

— Ста достаточно. Давай свой мешок. Проскочу вперед и запалю шашки. Как затянет дымом, мотайте прямо по шоссе.

— Что-то солдат с заставы не слыхать, — оглянулся назад Шерп.

— Притормозили. Не хотят схлопотать от своих.

Ладно; я не прощаюсь.

Комбат пополз параллельно шоссе, проталкивал тело вперед, не отрывая его от склона. С гребня запустили целую гроздь осветительных ракет, стало светлее, чем днем. Он нащупал шашки. Всего две — мизер.

Запалив одну, швырнул далеко вперед и замер, прижавшись к валуну. Вовремя замер, потому что от вертолета отделился серый дымный шлейф, и ракета разорвалась в нескольких метрах от источника дыма. Стрелок рассчитал правильно — рядом с шашкой залег тот кто ее швырнул.

Валун прикрыл Комбата от осколков и взрывной волны. Он взглянул на шоссе. Вот где повезло, так повезло — легкий ночной ветерок относил дым не в сторону, не под углом, а точно стелил по направлению трассы.

Пригнувшись, Рублев побежал по шоссе. Когда заметил, что дым редеет, кинул последнюю шашку. С вертолета выпустили еще одну ракету — она рванула у самого въезда в тоннель. Град камней, посыпавшихся сверху, завалил его на половину высоты.

Но остановить Комбата это уже не могло. В тоннеле он увидел знакомую «Ниву». Авик нервно курил, еще один, незнакомый Комбату человек, морщась поглядывал на часы.

— Все в порядке? Не ранен? Где остальные? — наэлектризованный ожиданием Авик сразу засыпал вопросами.

— Погоди, — Комбат отодвинул его в сторону, выкашлял из себя дым.

Обернувшись назад, он напряженно всматривался в клубящуюся серую завесу. Смутно блеснула еще одна вспышка. Она грохнула глуховато, как будто дым заодно и звуки гасил.

— Ты можешь хоть слово сказать? — вцепился, как клещ, Авик.

Тут в тумане проступили два пятна, два беззвучно приближающихся силуэта. Через несколько секунд Крапива и Шерп очумелые от дыма, со слезящимися глазами заскочили в тоннель.

— Что там на перевале? — отвязавшись от Комбата, Авик схватил Шерпа за грудки.

— Благодать и покой. Спирта больше нет.

Авик облегченно вытер лоб и стал обходить команду с троекратным целованием.

— Что думаешь дальше делать? — спросил Комбат. — Пограничники на подходе.

— Сейчас четыре часа. Скоро появится туман.

— Выше отметки в полторы тысячи метров он не поднимется, — уточнил Шерп.

— Знаю.

— Это за мостом. Туда еще надо прорваться.

— Мы не рассчитывали, что «вертушка» появится так скоро.

— На машине мы все гораздо уязвимее, — сказал Комбат. — Это все равно что муха ползущая по стеклу, которая не может оторваться и взлететь. Прихлопнуть ее ничего не стоит.

— Вы только берегите лицо и руки от стекла. Остальное я беру на себя, — заявил человек, прибывший с Авиком.

— Ладно, — решил Комбат. — Двум смертям не бывать. Поехали.

Он верил в то, что почувствует смерть заранее — она как-то известит о своем скором приходе. Пока никаких намеков на этот счет не поступало.

Новый водитель разогнался в тоннеле и выскочил на открытую трассу, когда спидометр зашкаливал за восемьдесят. Шерп дотронулся до плеча Авика, в его глазах можно было прочесть вопрос: хорошо ли представляет себе дорогу этот лихой ездок, дорогу, которая виляет раз за разом, иногда больше, чем на сто восемьдесят градусов? Авик кивнул.

Тут сверху послышался хлопок выпущенной ракеты.

— Стекло, — успел предупредить водитель, резко сбрасывая скорость и закрываясь полой куртки.

Вспышка сверкнула впереди — от взрывной волны с дружным звоном вылетели все стекла.

— Лучше уж сразу, — пробормотал, отряхиваясь Авик.

Аккуратно вписавшись в поворот, «Нива» снова набрала скорость.

— Ты что туда гоночный движок влепил? — полюбопытствовал Крапива.

— Помолчи, парень, — поморщился бледный Авик.

На самой середине прямого участка водитель снова притормозил — так резко, что пассажиров чуть не выбросило на асфальт. Одновременно в небе, чуть заметно посветлевшем, раздался очередной хлопок. Снизившись, вертолет следовал за ними, и теперь уже стрелок решил, что бьет наверняка.

Но он снова просчитался. Мало того, водителю удалось поймать «мертвую зону». Он высунулся из окна и вел машину, поглядывая наверх. Вертолет теперь летел слишком близко, чтобы достать их. Зато Крапива решил пальнуть в ночную птицу — она летела на такой малой высоте, что все отчетливо расслышали сквозь грохот лопастей звонкий перестук по бронированному брюху.

«Винт» должен был делать вираж или снова набирать высоту. И в том, и в другом случае это давало им выигрыш в десяток секунд. Давящий на перепонки грохот поутих — пилот избрал последнее.

Водитель «Нивы» постарался использовать вырванные у противника секунды на полную катушку. Он так рванул, что машина чуть не опрокинулась на повороте.

Дорога делала еще одну петлю — в противоположную сторону. Теперь «Ниву» ударило о барьер — Рублев различил на дне пропасти белую, словно фосфоресцирующую пену.

— Срочно покупаю себе «Ниву», — весело оскалился Крапива.

«Речка. Значит мост совсем рядом», — подумал Рублев.

Это чувствовалось и по действиям преследователей.

Они вдруг заторопились: залпы стали частыми и неточными. Не мудрствуя лукаво, стрелок бил теперь в склон горы, рассчитывая, что камнепад похоронит машину.

После каждого взрыва начинался обвал местного значения: валуны и мелкие камешки градом сыпались на дорогу. Камни барабанили по крыше и правому борту, некоторые даже залетали внутрь сквозь разбитое стекло.

Один раз им пришлось остановиться — впереди скатывались огромные глыбы, сминая асфальт, срываясь в пропасть. Обвал быстро прекратился, но объехать застрявших на дороге «монстров» с гладкими боками не было никакой возможности. Наступила неприятная заминка. Что делать? Каждая секунда была на вес золота.

— Быстро из машины! — скомандовал Рублев.

Все подчинились беспрекословно. Быстро подтолкнув битую, ободранную, хуже, чем со свалки «Ниву» вплотную к валуну, Комбат крикнул:

— Крапива, ко мне! Остальные сзади.

Вместе с Крапивой они высоко задрали передок, остальные вкатили машину на валун, откуда она скатилась своим ходом, заодно перевернувшись. Ударила еще одна ракета — сорвавшийся с высоты камень угодил Шерпу в голову.

Комбат чертыхнулся.

— Поднимайте осторожно. Голову придержать!

Они с Крапивой тем временем поставили машину на колеса. Молочная заводь тумана виднелась совсем близко — непроглядная, спасительная. Там можно будет ехать с черепашьей скоростью…

Наконец, они окунулись в нее. Крапива даже открыл рот, чтобы наглотаться вволю этого молока второго рождения, лишенного вкуса и запаха.

Начинало понемногу светать.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ЕЩЕ ОДИН СВИДЕТЕЛЬ

В одном из помещений Главного управления по борьбе с организованной преступностью имелся специальный гардероб с одеждой на разные случаи жизни. Мало ли в какую среду придется затесаться сотруднику? Здесь можно было подыскать для себя драный ватник, галстук «бабочку», кроссовки «Рибок», малиновый пиджак с накладными плечами.

Старший следователь не относился к числу любителей маскарада. Но его темно-серый рабочий костюм с тусклым галстуком явно не годился для визита в ночной клуб.

Выбирал Вельяминов долго и щепетильно. Такое отношение к одежде осталось с детства — он всегда донашивал вещи старшего брата и с завистью смотрел на сверстников надевавших «новье».

Потом он стал сам достаточно зарабатывать и мог уже покупать одежду в магазине. И тут обнаружил в себе два противоположных чувства. С одной стороны, ему казалось кощунственным тратить большие деньги на шмотки, с другой — он дотошно относился к каждой мелочи: подкладке, пуговицам, качеству швов.

Вот почему Вельяминов пребывал в состоянии постоянного недовольства своими брюками, ботинками, плащом.

Даже сейчас, когда от него не требовалось никаких затрат, он долго перебирал пиджаки на вешалках. Одни выглядели слишком претенциозными, другие, наоборот, — безликими, третьи — с огромными лацканами — давно вышли из моды, Он досадовал на себя за то, что столько времени не может определиться. Наконец, схватил темно-синий костюм свободного покроя с шелковой подкладкой и вместительными внутренними карманами на пиджаке. Вытянул галстук из яркой разноцветной кучи.

По-хорошему полагалось пройтись перед зеркалом, пообвыкнуть. Приноровить к одежде походку, осанку.

Без такой тонкой «доводки» Вельяминов мог сегодня обойтись — он ведь не яркую майку рейвера надевал и не лохмотья бомжа. Да и не собирается он выдавать себя за кого-то другого. Скромное желание не бросаться в глаза праздной публике.

Он набрал 4-42 из фойе ночного клуба.

— — Где вы, у входа? Одну секунду.

Человек с того конца провода появился, конечно, не так скоро, но в пределах минуты. Вельяминов однозначно определил его как бармена, даже не анализируя логики своей догадки. Бывают люди, у которых род занятий отпечатан на лице.

— Со мной, — отмахнулся бармен от дежурного.

Вельяминов попал в странный мир желтого, густого как патока света, кактусов, монотонно-ритмичной музыки. Африканские маски глядели со стен пустыми глазницами. Раскрашенные личины выражали самые разные чувства: ярость, злорадную насмешку, отрешенный от суеты покой, буйное веселье. Некоторые были масками животных. Вельяминов узнал тигриную по черным полосам и клыкам, маску антилопы по рогам и лошадиным ноздрям. А вот птичья голова с хищным клювом.

— У нас строгие правила насчет входа, — сообщил бармен. — Иначе трудно удержать марку. Я тут никого не провожу и не вывожу. Это единственный раз, в виде исключения.

Публики было предостаточно — на первый взгляд «Калахари» не производил впечатление закрытого клуба «для своих». Наметанным глазом Вельяминов отметил в каждом зале одного-двух человек, которые ненавязчиво наблюдали за порядком. Посетители развлекались вполне пристойно и даже деловито.

Вельяминов вспомнил родной город, танцульки в парке, где на десять девиц с сумочками подмышкой приходился один, лыка не вяжущий парень с длинными нечесаными патлами и рубашкой расстегнутой до пупа.

Вместе с другими пацанами будущий старший следователь торчал возле забора, слушал музыку, глазел на драки. Войдя в раж, какая-нибудь из девиц снимала туфли на мощной платформе и лупила соперницу по физиономии…

Здесь была другая эпоха на другой планете. Отрежиссированное веселье по мировым ценам. Все продумано: музыка, свет, интерьер, коктейли и закуски.

И публика тоже одно из звеньев этой отлично смазанной машины удовольствия. Посетители сознают это и ничего не имеют против.