– Понятно, – промычал капитан, покрываясь противным липким потом.
– И эти, красненькие, принимаете по одной перед ужином и тоже запиваете большим количеством воды. Литр осилите?
– Осилю, – просипел Опоросов.
– Ну, вот и славно, – терапевт подвинул таблетки поближе к оперу. – Берите.
– Доктор, у меня что-то серьезное? – обречено спросил капитан.
– У вас обезвоживание организма… Идите и пригласите следующего.
***
По пятнадцатидюймовому жидкокристаллическому экрану переносного телевизора, стоявшего на откинутом заднем борту бордового внедорожника «Cadillac Escalade», пробежал рисованный зеленый динозаврик с кульком фруктовых конфет в передних лапах. Прозвучала музыкальная заставка, и закадровый голос бодро затараторил рекламный текст:
– Сначала веселый жевастик сжевал все шины, потом – все машины! А затем его поймали таксисты и выбили монтировкой все зубы. Веселый сосастик: сосать – не пересосать! Покупайте фруктовые конфеты «Сосун»!
– На Чайковского один опер работает
, – вспомнил Садист, поворачиваясь к погруженному в какие-то расчеты Денису. – У него отчество – Сосунович. Фамилия – Плодожоров, а зовут… блин, как его зовут?…
– Он крепче водки «Абсолют»! Скажите, как его зовут? – на мотив песенки из фильма «Приключения Буратино» пропел Паниковский, проходя за спиной Садиста.
– Захар его зовут! – вспомнил Левашов. – Захар, блин!
– Он что, арестовывал тебя? – Рыбаков на секунду отвлекся от расчета времени отхода с места операции до точки, где участников «коммерческой сделки» будет ждать катер.
– Не, – Садист покачал головой. – Просто вспомнил… Его по телеку показывали. Интервью давал. Типа, крутой борец с преступностью…
– А, ясно, – Денис опять погрузился в вычисления.
Но спокойно прикинуть цифры ему опять не дали.
– Ух, ты! – прогудел Мизинчик, читавший обрывок какой-то газеты. – Никогда б, блин, не подумал…
– Что не подумал? – поинтересовался Садист.
– Про слонов…
– А чо там?
– Вот, – Кузьмичев разгладил четвертушку бумаги. – Статья…
– Ну, так зачитай, – попросил Ортопед, закончивший красить перила крыльца в розовый цвет.
– Бытует мнение, что слоны – это крупные и неповоротливые животные, – размеренно начал Мизинчик, водя указательным пальцем по строчкам. – И это правда. Слон в одиночку может раздавить десятилитровую бутыль водки и не заметить… Слоны, как и все мы, не любят работать, а любят поесть, поспать и поразмножаться…
Рыбаков оторвался от своего блокнота и удивленно сдвинул брови.
– Это доказывает, что слоны – разумные и продвинутые существа, – браток придержал начавший загибаться уголок газетного обрывка. – Видимо, именно поэтому они легко поддаются дрессировке. Слоны бегают за брошенными дрессировщиком бревнами, переступают через барьеры и подают хобот хозяину. Слоны – прирожденные вседорожники с четырьмя ведущими ногами… Чтобы российский читатель мог полнее оценить пользу, приносимую слонами человеку, для примера можно сказать, что один слон способен заменить десяток крепких и расторопных Лениных на коммунистическом субботнике…
Мизинчик закурил, не отрываясь от статьи.
Денис откинулся на спинку раскладного стула.
– Слон – он и в Африке слон, – заунывно продолжил чтец-декламатор. – К сожалению, их там осталось не так много. Вернее, совсем немного. Дело в том, что в недалеком прошлом их варварски уничтожали из-за маленьких смешных хвостиков, которые среди апологетов народной зулусской медицины считались лучшим средством от импотенции. Если хорошенько высушить и покрепче привязать. Многих слонов также истребили ради ценного подмышечного меха, шедшего на манто и воротники. Кроме того, из шкуры слона получается практически непротираемый ногами посетителей прекрасный серый морщинистый ковер для приемных официальных учреждений и крепкие морщинистые куртки, в которых очень удобно прятаться среди валунов…
– О, как! – оценил Ортопед.
– И не говори, – поддержал Рыбаков.
– Слон – это сильное и бесстрашное животное, – Мизинчик не обратил внимания на реплики слушателей. – Своим длинным и мощным хоботом он может дать в ухо кому угодно, даже грозе листвы жирафу. Для человека укус слона смертелен, как и пендель… Но вот друг к другу, – браток расплылся в доброй улыбке, – эти зверушки относятся нежно и трогательно. Часто слоны приходят на выручку своим сородичам и специально предназначенными для взаимопомощи бивнями выковыривают у них застрявшие между зубами коренья, поленья и остатки носорогов, коими взрослые самцы питаются в засушливый период. Кроме хобота и бивней, трудно представить слона без ушей. В холодное время суток слон аккуратно сворачивает уши в трубочку, а жарким днем они всегда распускаются и используются на манер веера. Именно по этой причине слоны весьма высоко ценились во дворцах персидских и арабских правителей, и в их гаремах. Поставленные в четырех углах комнаты и активно машущие ушами слоны способны вызвать небольшой ураган… Что же касается шерсти, то ученые из Института Слонопатологии и Слонопатии насчитали на теле упитанного слона более ста тысяч волосков, но лишь часть из них предназначена для обогрева этой огромной туши. Подавляющее число волосков располагается на коже животного просто так, для красоты, что проверено экспериментально. Бритый налысо слон почти не мерзнет, но отворачивается от зеркала и грустит. Где у слона находятся эрогенные зоны, ученым выяснить не удалось, ибо он, зараза, пинается и уходит… Вот, – верзила аккуратно сложил обрывок газеты и засунул себе в нагрудный карман рубашки.
– Хорошая статья, – серьезно сказал Денис.
– Сыну дам, – кивнул Мизинчик. – Пусть малец развивается…
***
Упомянутый досточтимым Садистом майор милиции Захар Сосунович Плодожоров принципиально не отличался от остальных работников учреждения на улице Чайковского и был усреднено туповатым, корыстолюбивым и склонным к запоям низкорослым типом с мутными серыми глазками и покрытыми красными цыпками загребущими ручонками.
В органах российского правопорядка, занимающихся в основном не охраной граждан, а повышение материального благосостояния отдельно взятых сотрудников, фальсификацией доказательств по уголовным делам и борьбой за «процент раскрываемости», оперативники типа Плодожорова были востребованы и удачно вписывались в любой ментовский коллектив. Захар всегда вовремя сдавал квартальные и месячные отчеты, широко проставлялся в даты праздников, умел без синяков отдубасить подозреваемого и не жадничал, если речь заходила о подношении начальству.
И старался отличиться в тех делах, где речь заходила о том, чтобы потрафить руководству.
Как, например, в деле полковника Быстренкова…
Владлен Марксенович Быстренков служил в тогда еще называвшимся не ОРБ, а Региональном управлении по борьбе с организованной преступностью и коррупцией заместителем начальника по работе с личным составом, не упускал возможности «развести» неприятные задержанным бизнесменам ситуации и развалить некоторые уголовные дела. Он даже иногда выступал в роли посредника в делах о похищениях людей, тихонько уговаривая родственников потерпевших заплатить часть выкупа и тем самым облегчить участь заложника.
Естественно, всё это делалось за долю малую, в результате чего за пять лет «беспорочной службы» Быстренков обзавелся трехэтажными кирпичными хоромами с гаражом на пять машин и двумя «мерседесами» стоимостью под шестьдесят тысяч долларов каждый, записанными на имя жены и тещи.
Полковнику активно помогал прокурор Приморского района с замечательной фамилией Баклушко, полностью отвечающей его отношению к служебным обязанностям. Эта парочка проявляла рвение только тогда, когда чувствовала запах легких денег или когда их совместный бизнес оказывался под угрозой.
Неизвестный мститель вмешался в дела Быстренкова и Баклушко почти случайно.
Случайный знакомый мстителя, как удалось узнать позже, приходился троюродным братом одному из похищенных. А этот похищенный оказался человеком очень наблюдательным. Когда его держали во временно снятой квартире на окраине города, он заметил через прореху в занавеске, как старший из похитителей передавал подъехавшему к дому представительному мужчине какой-то конверт. После выплаты выкупа и освобождения экс-заложник, как это и полагается, был допрошен злыми оперативниками РУБОПиКа, упустившими, как водится, банду в полном составе и довольствовавшимися лишь похожими на семейку Симпсонов фотороботами подозреваемых.
В коридоре особнячка на улице Чайковского потерпевший нос к носу столкнулся с тем самым мужчиной, что получал из рук главаря конверт.
Наученный горьким опытом, экс-пленник не стал бросаться на соучастника похищения с кулаками и никак не проявил своей осведомленности, лишь вскользь поинтересовался у сопровождавшего его дознавателя, не бывшего ли вице-губернатора Потехина они только что встретили. Занятый своими мыслями дознаватель пробормотал, что это был заместитель начальника РУБОПиКа полковник Быстренков, и сунулся в очередной кабинет в надежде найти свободные стол и два стула.
А через неделю у Быстренкова начались неприятности.
Для начала сгорел стоивший всего каких-то шестнадцать с половиной тысяч долларов ярко-красный седан «Nissan Almera», на котором полковник скромно приезжал на работу.
Автомобиль вспыхнул ровно в полдень, при большом стечении зрителей и превратился в обугленный остов меньше, чем за три минуты. Внимательный просмотр полковником записей с видеокамер, установленных на фронтоне здания РУБОПиКа, ничего не дал. Мимо машины прошли сотни людей и ни один из них «ниссана» не касался. Только какой-то старик уронил авоську с пластиковыми бутылками, проходя между «алмерой» Быстренкова и черным лимузином «Volvo S90 Royal», на котором возили поджарого и стройного, но ленивого и трусливого начальника регионального управления. Бородатый дедушка быстро собрал свой скарб и удалился, опираясь на палку и едва передвигая ноги. Подозревать его в совершении поджога полковник не стал.
Как оказалось – зря.
Ибо «старикашкой» был переодетый и загримированный Владислав Рокотов
, закативший под днище «ниссана» полуторалитровую бутылку с чистейшим авиационным керосином, внутри которой болтались пятьдесят граммов порошка марганцовки, герметично упакованные в три презерватива. За тридцать минут керосин проел резину, марганцовка вступила в реакцию с горючим, произошло возгорание, тонкий пластик бутылки расплавился в две секунды, и под днищем японского седана растеклась полыхающая лужа.
Еще через неделю, когда Быстренков решил навестить знакомую проститутку и совместить работу с осведомительницей и сексуальное удовлетворение, случилась очередная подлянка.
Некто, встретивший полковника в темном подъезде, молча дал офицеру в глаз и по шее, забрал у него удостоверение и пистолет, приковал Быстренкова его же собственными наручниками к перилам, напихал в карманы полковничьих штанов десяток "чеков
" с качественным неразведенным героином и бросил рядом паспорт на имя гражданина Грузии Ираклия Баранишвили, куда была вклеена фотография суровой и немного испитой физиономии замначальника РУБОПиКа.
Приехавшие по анонимному вызову сотрудники местной милиции обнаружили обездвиженного Владлена Марксеновича, провели осмотр бесчувственного тела и нашли наркоту. После чего полковника загрузили в «собачник» УАЗа, доставили в отдел, облили грязной водой из ведра и стали колотить дубинками, требуя от «Ираклия Баранишвили» чистосердечного признания в торговле запрещенным зельем и выдачи поставщиков.
Не для того, разумеется, чтобы перекрыть каналы поставки наркотиков, а дабы объяснить сунувшемуся на чужую территорию дилеру не правильность его поведения и предложить взаимовыгодное сотрудничество.
Веселье продолжалось часа три.
На все вопли Быстренкова о том, что он-де является не «вонючим грызуном», как его именовали допрашивавшие, а заместителем начальника РУБОПиКа по работе с личным составом, бравые стражи порядка цинично ухмылялись, хвалили Владлена Марксеновича за то, что он говорит без акцента, и добавляли излишне болтливому задержанному по башке и по почкам. Конец допросу положил один из оперов уголовного розыска, заглянувший на шум и узревший загнанного под стол полковника, которого пинал тяжелыми кирзовыми сапогами раздухарившийся сержант из патрульно-постовой службы, помогавший коллегам получить «признанку».
Быстренков отлежался дома и сопоставил два происшествия. По всему выходило, что некто начал на него самую настоящую охоту. Полковник позвонил Баклушко, вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию, вызвал того на встречу и бестолково прождал «коллегу» почти два часа, выпив три чашки отвратительного кофе в столовой недалеко от места работы подельника.
Прокурор на встречу не явился.
Быстренков предположил, что славящийся своей трусостью Андрей Викторович Баклушко решил переждать, когда всё уляжется. Полковника это совсем не устраивало и он, раздраженный поведением прокурора, направил стопы прямо к нему в кабинет. Однако разговор не состоялся, так как Андрея Викторовича за час до визита Быстренкова забрала «скорая».
Происшедшее с Баклушко было одновременно и смешным, и зело поучительным.
Потерявшего сознание районного надзирателя за законностью обнаружили сидящим за столом с расстегнутой ширинкой, засунутой в трусы левой рукой и полиэтиленовым пакетом на голове. Перед ним были живописно разбросаны листы с цветными картинками весьма откровенного содержания, взятые с бесплатных порносайтов и посвященные «голубой» теме. Со стороны казалось, что блюститель закона захотел усилить ощущения от мастурбации, применил способ легкого самоудушения, но не рассчитал силы и в кульминационный момент отключился.
Быстренков провел блиц-расследование и выяснил, что в кабинет к Баклушко заходил какой-то посетитель, представившийся корреспондентом газеты «Секретный советчикъ», известной своей угодливо-лояльной позицией по отношению к властным структурам. Пробыл он там от силы минут десять, а еще через четверть часа неизвестный абонент позвонил помощнику районного прокурора и ехидно порекомендовал проверить, всё ли с Баклушко в порядке.
Полковник впал в тихую панику и добился того, чтобы оперативное сопровождение расследования происшедшего в прокуратуре поручили РУБОПиКу, представив сие двусмысленное дельце как выдающееся по своему цинизму покушение на жизнь должностного лица при исполнении последним своих служебных обязанностей.
Поручили сие сопровождение отделу, где трудился Плодожоров.
Захар Сосунович с невиданным дотоле энтузиазмом взялся за дело, сильно подуплил
всех вызванных в качестве свидетелей родственников экс-потерпевшего по делу о похищении и от одного из них узнал, что история о соучастии Быстренкова в совершенном преступлении была рассказана в кабаке какому-то молодому человеку с внимательными глазами, который в финале разговора заметил, что скоро-де у полковника и прикрывающего его "синего
" будут «ба-а-альшие проблемы в личной жизни». Фоторобот подозреваемого, сильно похожий на портрет действующего президента страны в молодости, был предъявлен Владлену Марксеновичу.
Быстренков похвалил Плодожорова за проявленную оперативность и начал думать, что же делать дальше, не забыв поставить напротив фамилии Захара жирный плюс, отметив тем самым его лояльность к начальству.
Получивший же майора благодаря рекомендациям Быстренкова оперативник с головой ушел в свои дела, обещавшие ему неплохую добавку к нищенскому жалованию, и за год сменил двухкомнатную квартиру на четырехкомнатную, а подержанную «Scoda Octavia» на новенькую «Honda Accord».
Когда новый министр внутренних дел принял решение о переименовании РУБОПиКа в Оперативно-розыскное Бюро, в связи с чем всех его сотрудников сначала выводили за штат, а затем принимали «в ряды» по новой, отсеивая недостаточно лояльных или замеченных в неблаговидных поступках, Плодожоров перепугался и бросился к Быстренкову с просьбой посодействовать в том, чтобы Захара Сосуновича взяли из-за штата обратно. Полковник успокоил немного нервного майора и пообещал лично походатайствовать за того перед свеженазначенным начальником ОРБ полковником Мамукой Константиновичем Сусликовым.
Так и произошло.
Владлен Марксенович устроил небольшой банкет в соседствовавшем с особнячком на Чайковского кабачке, сильно подпоил Сусликова и подсунул тому на подпись список сотрудников, коих следовало незамедлительно принять обратно в штат. Перечень венчала фамилия самого Быстренкова, а замыкал его майор Плодожоров. Пьяненький Сусликов подмахнул бумагу и на следующий день Захар Сосунович вздохнул с облегчением. И передал Владлену Марксеновичу конверт, в котором лежали тридцать новеньких стодолларовых купюр…
Плодожоров посмотрел на часы, отметил для себя, что до встречи с вышедшими на него через посредничество Быстренкова «нужным человеком» осталось еще полчаса, и решил немного посвятить себя работе, отправив по факсу в один из банков грозную бумагу, в которой было высказано требование проверить счета нескольких подозреваемых в отмывке «грязных» денег лиц.
Майор на память набрал номер, вставил лист в приемную щель факса, дождался ответного «аллё» и резко бросил в трубку:
– Стартуйте!
Но вместо пиликания включившегося факсимильного аппарата грубый мужской голос изрек:
– Щас, с низкого, блин, старта! Ты куда звонишь, чувырло?!
Плодожоров испуганно бросил трубку, вперился глазками в мигающий семизначный номер, высветившийся на маленьком экранчике умного электронного аппарата фирмы «Panasonic», и сравнил цифры с записанными на страничке ежедневника.
Ничего общего.
Майор покопался в своей памяти и понял, что вместо банка набрал номер мобильного телефона известного питерского авторитета по кличке Барракуда.
Сие было некстати.
Барракуду пасли всем отделом, надеясь прихватить на чем-нибудь противозаконном, а звонок Захара Сосуновича ставил под угрозу слива в унитаз всю проведенную работу. Ибо авторитет был далеко не дурак, быстро пробьет номер телефона, с которого ему случайно позвонили на мобильник, и затихарится.
Плодожоров загрустил, хлопнул полстакана коньяку, но спустя две минуты махнул на всё рукой. Так или иначе операция по изобличению Барракуды не обещала майору никаких финансовых поступлений, поэтому на нее можно было и заколотить.
А ближайшая встреча с коммерсантом из фирмы «Семисвечник» и их израильскими партнерами представлялась куда более важной…
***
Генеральный директор торгово-закупочной фирмы «Семисвечник» Абрам Мульевич Кугельман также, как и Плодожоров, с нетерпением ждал назначенного рандеву.
Дела у коммерсанта шли ни шатко, ни валко, но на жизнь хватало.
Абрам Мульевич сидел на приносящей постоянный доход теме моторных масел, присадок, полиролей и мовилей, коими торговал в десятке ларьков на трех промтоварных рынках и имел свои двадцать пять-тридцать тысяч шекелей
чистого дохода в месяц. Конкуренция в этой сфере бизнеса была довольно высока, наценку на товар приходилось ставить минимальную, что не могло не царапать душу Кугельмана костистой лапой праведного возмущения такими условиями ведения дел.
В начале перестройки и обизнесменивания великой страны Абрам немного лоханулся и слишком поздно ушел из НИИ радиоэлектроники в коммерцию, когда все по-настоящему сладкие местечки были уже разобраны. Его бывшие коллеги пристроились в банки, топливно-энергетические компании и в посреднические конторы при металлургических комбинатах, оставив таким нерасторопным евреям, как Кугельман, жалкие ошметки в виде сферы услуг и продовольственного рынка, на которых, к тому же, царило жестокое противостояние, грохотали автоматные очереди и постоянно кого-то уносили вперед ногами.
Конечно, мочили и нефтяных или металлических баронов, но там крутились такие большие деньги, что вор мог себе позволить обзавестись тремя кольцами охраны, парком бронированных автомобилей и даже двойниками, что резко уменьшало шансы успешного покушения.
Поняв, что его практически «кинули» его же обрезанные соплеменники, Абрам Мульевич не очень-то и удивился, поводил по сторонам своим крупногабаритным носом и занялся обеспечением нужд автолюбителей, параллельно прикидывая, где он может хапнуть по-настоящему много и быстро.
Сначала от планов мгновенного обогащения Кугельмана отвлекли бритоголовые, повадившиеся бить как стекла в принадлежавших «Семисвечнику» ларьках, так и самого генерального директора. Абрама Мульевича молча плющили
раз в месяц в течение почти полутора лет, районные милиционеры разводили руками и ничего, естественно, не делали. Кугельман при каждой встрече со скинхэдами пытался выяснить, за что его дубасят, но те тактично уходили от ответа и просто пинали бизнесмена тяжелыми армейскими башмаками, невразумительно бормоча «Чемодан, вокзал, Израиль…».
Наконец Абраму Мульевичу надоело ходить в синяках и он инициативно вышел на районного лидера бритоголовых, предложив отступные в размере двухсот долларов в месяц. Лишь бы его не трогали. Местный фюрер долго не мог понять, что ж от него хочет украшенный сочным фуфлом под левым глазом «пархатый», и даже хотел самолично отлупить иудея, опрометчиво сунувшегося в украшенный символикой Третьего Рейха подвал и усевшегося на стул перед портретом гражданина Шикльгрубера. Но упоминание об отступных охладило боевой пыл неонациста и он принялся торговаться с Кугельманом, со старта наложив на бизнесмена дань в тысячу полновесных баксов за каждые тридцать дней спокойной жизни.
Часа полтора Абрам Мульевич заламывал руки и кричал о том, что он-де беден, как церковная крыса, и что тысяча долларов отступных станут для него разорением. Но при этом он не мог не отдать должное коммерческой жилке местного фюрера и даже поинтересовался у собеседника, нет ли у того капельки еврейской крови, за что получил фингал под второй глаз.
В конце концов, высокие договаривавшиеся стороны сошлись на четырехстах пятидесяти зеленых в месяц и дополнительной выплате Кугельманом трехсот долларов к двадцатому апреля
каждого года. Коммерсант заплатил первый взнос и целый месяц ходил спокойно, вежливо раскланиваясь с бродившими по району стайками бритоголовых, делавших вид, что они в упор не видят кучерявого иудея.
Однако к моменту второго взноса Абрама Мульевича стала душить жаба, и он опрометчиво задержал выплату на один день. В тот же вечер его встретили у подъезда три ярко выраженных славянина и один не менее ярко выраженный татарин, избили до синевы и порекомендовали более не нарушать финансовые договоренности.
Кугельман внял и с тех пор платил не то, что вовремя, а заранее.
Вторым чувствительным ударом по гендиректору «Семисвечника» стал дефолт в августе тысяча девятьсот девяносто восьмого года, когда Абрам Мульевич потерял больше половины своих накоплений, лежавших на семнадцати счетах в Сбербанке. Хитрое государство, взявшее на вооружение именно иудейские принципы взаимоотношений с гоями-гражданами, красиво «обуло» вкладчиков и показало им жирную дулю, когда те попытались было вернуть свои денежки.
Кугельман разъярился, нахамил налоговой инспектрисе, отказался платить за лицензию на торговлю, дорожный сбор и обязательную взятку налоговичке, мотивировав свой отказ поведением правительства, и чуть тем самым не похоронил свой бизнес, когда к нему в офис на следующий день прискакали гарные хлопцы со Второй Советской улицы
, цинично вырезали автогеном незапертую стальную дверь, привязанным к бамперу грузовика тросом сорвали решетки с окон, дали в морду всем сотрудникам мужского пола и принялись изымать документы, оргтехнику и мебель.
В общем, хамское поведение Абрама Мульевича стоило ему дополнительных пяти тысяч долларов штрафов и взяток, и девятисот бакинских за косметический ремонт помещения, стены которого наглецы в масках украсили перечеркнутыми крест-накрест звездами Давида и надписями «Да здравствует Ясир Арафат!».
Бизнесмен стоически перенес гримасы судьбы, решил более не вступать в конфликты как с властными, так и националистическими структурами, и принялся по-тихому искать источник легких и больших денег, дабы, однократно срубив хорошую капусту, удалиться на покой куда-нибудь в альпийскую деревеньку и зажить на ренту.
Случай не заставил себя ждать.
Начальница отдела рекламы «Семисвечника», дородная Циля Моисеевна Ступор, познакомила Кугельмана с приехавшим на несколько дней из Биробиджана своим племянником Иудой Пейсиковым, который вскользь обмолвился о большой заинтересованности знакомых ему патриотов земли обетованной в приобретении материалов для производства ядерного оружия или, что было бы идеальным, атомного фугаса как такового для проведения диверсии где-нибудь в Ливане, Сирии или Иордании, после чего Израиль мог с легким сердцем аннексировать еще сотню-другую тысяч квадратных километров чужих территорий, мотивируя захват земель необходимостью защититься от ядерного терроризма.
Абрам Мульевич понял, что ему выпал шанс.
Договорившись с Пейсиковым о способах связи и условных фразах, Кугельман развил бешеную деятельность по выходу на тех людей, кто мог бы достать требуемое изделие. И, спустя весьма непродолжительное время, вступил в контакт с неким молодым человеком, трудившимся старшим лаборантом в суперзасекреченной лаборатории и за крупную сумму в американской валюте согласившимся стырить со склада переносное ядерное устройство мощностью в пятьдесят килотонн…
ГЛАВА 3 И НА РУИНАХ «DAIMLER-CHRYSLER» НАПИШУТ НАШИ ИМЕНА…
«Психую. Круг друзей мал…»
Из автобиографии капитана милиции
Пятачкова А.С., ОУР 35 РОВД СПб
Идиотизм Кугельмана со товарищи, считавших хищение и перепродажу малогабаритной плутониевой бомбы нормальной и вполне осуществимой коммерческой сделкой, сильно потряс Дениса Рыбакова, вышедшего на Абрама Мульевича через длинную цепочку посредников и представившегося тем самым корыстолюбивым старшим лаборантом, готовым за два миллиона долларов вынести с охраняемой территории изделие с нежным названием "Абрикосик
", которое на жаргоне, принятом в среде ученых-ядерщиков, именовалось не иначе как «Холокостиком».
Такой вот черный юморок, особенно если учесть иудейское происхождение большей части тех самых ученых.
Естественно, что к осуществлению акта купли-продажи следовало хорошо подготовиться, чем Денис и группа его единомышленников, возглавляемая неутомимым «жидоборцем» Ортопедом, занимались вот уже в течение двух недель.
На «левый» паспорт был арендован хлипкий загородный домик с фанерными стенами, стоявший на земле безо всякого фундамента и расположенный на окраине садоводства «Ленэнерго» в деревне Лосевка, прорыт тоннель до длинного, уходящего в озеро по соседству водостока, куплен катер и поставлен у наспех сколоченного причала. «Жилище лаборанта» подверглось серьезной перепланировке и перестройке, местность вокруг домика нашпиговали следящей аппаратурой и оборудовали места засад.
Гугуцэ, Садист и Ди-Ди Севен
пристреляли восемь винтовок SG 510-4
, купленных ими по случаю у проворовавшегося прапорщика со складов конфискованного милицией имущества, и предназначенных для вооружения групп прикрытия под командованием Эдиссона
, Тихого
и Паниковского. Акт пристрелки на полигоне близлежащей воинской части закончился попавшей в ягодицу сельского участкового трассирующей пулей и компенсацией несчастному пасечнику
в размере десяти ящиков водки, кои должны были сильно облегчить процесс излечения и умерить страдания «Анискина».
За набитую американской валютой спортивную сумку стоило побороться.
При этом Рыбаков и компания были уверены в том, что всех обещанных Кугельманом денег им не получить. Пронырливый и жадный Абрам Мульевич обязательно постарается заплатить только половину, дабы с оставшейся суммой «прокатить» лаборанта. Всё равно тот не пойдет никуда жаловаться.
Но и миллион долларов были неплохим гешефтом.
Особенно при подготовительных расходах менее ста тысяч…
– Веселенько получилось, – Денис обошел свежеокрашенный дом, издалека заметный из-за яично-желтых стен, ядовито-фиолетовой крыши, розовых перил на крыльце и салатно-зеленых ставней и наличников на окнах, изящно декорированных алыми сердечками. – Перебора не вышло, как думаешь?
– Нормалёк, – прогудел Кабаныч, приглашенный для независимой визуальной оценки дизайнерских работ. – Как в мультике.
– В том то и дело, что как в мультике, – вздохнул Рыбаков. – Только таблички «Наф-Наф» или «Нуф-Нуф» не хватает…
– Зато искать долго не будут, – нашелся Горыныч, осуществлявший подбор красок. – А то, блин, сказали бы потом, что не туда заехали, все дома на одно лицо…
Денис обернулся и посмотрел на скучные грязно-песочные соседние строения маленького садоводства, куда уже со дня на день должны были начать приезжать ранние дачники-огородники:
– Да уж… Не найти нас невозможно.
– Вот и я говорю, – обрадовался Горыныч, с опаской ожидавший резюме неподкупного Кабаныча. – Прям с дороги видать. Не ошибешься.
– А в ясную погоду, – подтвердил Садист, – аж от станции…
– Надо было ту скульптуру своротить и сюда привезти, – заявил Ортопед. – Только пикап пришлось бы брать. В джипер не вошла бы…
– Не вошла бы, – согласился Горыныч.
– Какую скульптуру? – удивился Рыбаков.
– Ну, ту…, – развел руками Грызлов.
– Из парка, – закивал Колесников. – Мраморную…
– Мужика, – Ортопед щелкнул пальцами.
– Такого, – Горыныч наклонился и отвел назад правую руку.
– Ничего не понимаю, – констатировал Денис. – Какого мужика и зачем?
– Мужик, – попытался объяснить Горыныч и опять согнулся. – Такой, блин…
– Ну, Диня, – Ортопед посмотрел на приятеля глазами человека, в полпятого утра посланного за водкой. – Мы с тобой ее видели… Статую. Ты еще сказал, что это памятник чуваку, глотающему таблетку с размаха…
– А-а, «Дискобол»! – вспомнил Денис. – Но тут он зачем?