Убойно Смешной Детектив - Реглан для братвы

мяча; знакомиться с протоколами следственных действий с расстояния не ближе 458 метров, а также с материалами, направляемыми в суд в подтверждение мерзости личности подсудимого; танцевать народные камбоджийские танцы; мочиться в карман пожилого негра, лежащего в углу камеры; заявлять несогласие с политикой директора ЦРУ; заявлять ходатайства об увеличении продолжительности социальной рекламы по центральному телевидению; находясь под стражей, тихо ныть и жаловаться на тяжелую судьбину; а по окончании предварительного следствия – заказать себе гражданскую панихиду в одном из территориальных храмов на сумму, выделяемую ему всероссийским обществом безвести пропавших; заниматься академической греблей на байдарках и каноэ; смотреть немигающим взглядом на соитие тараканов в казенной баланде; заявлять отвод следователю, адвокату, соответствующей матери, судье, прокурору, Господу Богу и всем остальным, кого он еще в силах вспомнить; участвовать при рассмотрении судьей его жалоб в порядке, предусмотренном статьей 220-2 УПК и не возмущаться по поводу результатов их рассмотрения; участвовать в судебном разбирательстве в суде первой и последней для него инстанции; защищать свои права и законные интересы любыми другими средствами и способами, не противоречащими желанию следователя и любого другого лица, предъявившего ему в качестве аргумента тяжелый тупой предмет. Обвиняемый (подозреваемый), содержащийся под стражей в качестве меры пресечения, не вправе иметь свидания с защитником, родственниками и иными лицами, а также вести с ними переписку. Порядок и условия предоставления обвиняемому свиданий и осуществления им переписки определяются курсом доллара, установленного ММВБ , количеством такового в конверте, прилагаемом к прошению и прочими погодными условиями. Разъяснено также содержание ст. 47 УПК о том, что защитник иногда, но очень редко допускается к участию в деле с момента предъявления обвинения, а в случае задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, или применения к нему меры пресечения в виде заключения под стражу до предъявления обвинения – вообще не допускается ни под каким соусом. По делам о преступлениях, совершенных несовершеннолетними, немыми, глухими, слепыми, тупыми, дебильными, косорылыми, пейсатыми, носатыми и другими лицами, которые в силу своих физических и психических недостатков не могут сами осуществлять ни свое право на защиту, ни каких других своих прав, кроме сдачи пустой стеклотары, а также лиц, не владеющих языком, на котором ведется то, что иногда называется предварительным следствием, участие защитника с момента, указанного в ч. 1 ст. 47 УПК, в отношении лиц, обвиняемых в совершении преступлений, за которые в качестве меры наказания может быть и обязательно будет назначена смертная казнь вообще не обязательно, так как терять вышеперечисленным лицам все равно уже нечего. Следователь вправе освободить подозреваемого и обвиняемого полностью или частично от оплаты юридической помощи. В этом случае оплата труда защитника производится за счет какого-нибудь дружественного африканского государства, а оплата труда следователя возрастает в геометрической прогрессии, где кратным числом будет являться количество слов, извергаемых прокурором района за единицу времени. Подозреваемый (обвиняемый) не вправе избирать защитника по своему усмотрению. В тех очень частых случаях, когда участие избранного обвиняемым защитника невозможно в течение длительного срока, следователь вправе настоятельно предложить обвиняемому пригласить другого защитника или назначить обвиняемому защитника через коллегию адвокатов, поддерживающую тесный контакт с сотрудниками местного уголовного розыска. Кроме того, допрашиваемому разъяснено содержание ст. ст. 49 и 51 Конституции РФ о том, что обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность и вообще тратить время впустую; что неустранимые сомнения в виновности лица толкуются далеко не в пользу обвиняемого; что никто не обязан свидетельствовать против себя самого, так как это всегда могут сделать за него: супруг и близкие родственники, которыми в соответствии с п. 9 ст. 34 УПК являются родители, дети, усыновители, усыновленные, родные братья и сестры, дед, бабка, внуки, собутыльники, подельники, сикхские оппортунисты и исламские фундаменталисты, а также супруга. После ознакомления с правами обвиняемый пояснил следующее…"
      Текст Илье Георгиевичу понравился.
      «Наконец-то и о нас позаботились, – с неожиданной теплотой подумал Балаболко, аккуратно сложил лист вчетверо и спрятал в нагрудный карман рубахи. – Надоело работать без регламентирующих документов…»
      Майор и не подозревал о том, что письмо прислано гораздым на выдумку адвокатом Александром Суликовичем Волосатым, поспорившим на бутылку коньяка «Ахтамар» со своим старинным приятелем Андреем Воробьевым. Суть спора заключалась в том, что Волосатый предполагал первое использование нового образца протокола в течение недели с момента его получения, а осторожный Воробьев давал ментам на раскачку целый месяц.
      В приоткрывшуюся дверь кабинета просунулась голова капитана Опоросова:
      – Георгич, мы отъедем на полчасика?
      За спиной оперативника маячили слегка опухшие рожи Пятачкова, Самобытного, Яичко и Пугало.
      – Езжайте, – обреченно махнул рукой Балаболко. – Но завтра, чтоб как штыки, к девяти утра на работу. Лично проверю.
      – Обижаешь, Георгич, – заблеял капитан. – Мы еще сегодня вернемся…
      По своему опыту начальник ОУРа знал, что «полчасика» всегда превращается в суточный запой, поэтому ничего не ответил и лишь жестом приказал Опоросову убираться.

***

      – Готовы? – Денис поправил закрепленную на голове гарнитуру коротковолновой рации.
      – Усехда готовы, – пискнул в наушнике голос Паниковского.
      Рыбаков развернулся к Ортопеду, Горынычу и Садисту, ложками доедавшим красную икру из девятисотграммовой жестяной банки и закусывавшим свежим лавашом:
      – Ну вы нашли время жрать…
      – Запас энергии, блин, штука немаловажная, – за всех троих ответил Горыныч.
      Денис переключился на частоту Пыха , сидевшего в секрете возле пересечения проселочных дорог, куда должны были подъехать купцы:
      – Коля, как у тебя?
      – Нездоровое шевеление в лесочке, – сообщил Пых.
      – А именно?
      – Минут десять назад подтянулись человек семь или восемь. На двух тачках. По гражданке, но у троих – «калаши». Укороченные.
      – Люди Плодожорова? – уточнил Рыбаков.
      – Не похоже… Захара среди них нет.
      – ФСБ?
      – Не, блин, менты… Рожи тупые и пропитые.
      Денис почесал у себя за ухом:
      – Далеко от дороги?
      – Метров триста. Один с монокуляром, цинкует .
      Рыбаков посмотрел на часы.
      До приезда Кугельмана со товарищи оставалось полчаса.
      – Если что-то начнет происходить, сразу сообщи.
      – Ясно, – Пых отключился.
      – Прибыли конкуренты Сосуновича, – Денис уселся в плетеное кресло у крылечка. – Люди Пейсикова и Ступор. Чего и следовало ожидать. Главное, чтобы они не начали палить друг в друга раньше, чем мы получим деньги…

***

      Начальник девятнадцатого отдела милиции подполковник Хлеборезкин заглянул в один кабинет, затем во второй, никого не обнаружил и спустился на первый этаж в помещение дежурной части. Там он с грустью обозрел царивший в комнате бардак, редут из пустых пивных бутылок с отбитыми горлышками в углу, валявшегося возле решетки клетки для задержанных в дупель пьяного старшину Быкодоева, и осознал, что личный состав вверенного ему отдела опять находится где угодно, но только не на своих рабочих местах.
      Двое замызганных бомжей-бухариков, приведенных в околоток еще ночью, с опаской уставились на рассерженного подполковника.
      Хлеборезкин обошел стол, за которым, по идее, должен был восседать старшина Быкодоев, и посмотрел на записи в раскрытой посередине книге регистрации происшествий и правонарушений.
      С утра милицейский гроссбух пополнился двумя вызовами по поводу бытовых драк, одним сообщением о задержании нарядом ППС торговца анашишкой и накарябанным неизвестной рукой четверостишием, оскорбляющим честь и достоинство стражей порядка. Цензурными в исполненных красными чернилами виршах были только существительное «менты», глаголы «ходить» и «махать», и союзы с предлогами.
      В книгу регистрации также был вложен обрывок бумажки с карандашной надписью «Ищу пассивного друга для активного отдыха» и номером прямого телефона первого помощника представителя Президента по Северо-западному региону Михаила Яцыка.
      Подполковник поднял опрокинутый стул, уселся на него и попытался сообразить, куда все подевались. Включая наркодилера, отсутствовавшего в клетке.
      Метод дедукции, заключавшийся во внимательном перечитывании книги происшествий и соспоставлении записей с реальностью, ничего не дал. Опрашивать Быкодоева было также бесполезно.
      Начальник отделения помассировал ладонями виски.
      Знакомое Хлеборезкину светило нетрадиционной медицины утверждало, что сие действие растормаживает творческие способности человека и является кратчайшим путем к озарению. Типа, усиливается кровоток, смывающий дурную карму с коры головного мозга, и сознание открывается для прямого контакта со всекосмическими полями. Массировать виски рекомендовалось по семь раз в день, что подполковник и делал, с нетерпением ожидая просветления. Однако, то всё никак не наступало. Целитель рекомендовал Хлеборезкину немного потерпеть и регулярно стрелял у подполковника деньги на портвейн.
      – Слышь, начальник, – забухтел один из задержанных алконавтов. – Долго нам еще тут париться? Трубы горят, мочи нет… И в туалет хоцца.
      – Заткнись, – коротко рыкнул Хлеборезкин, тщетно пытаясь определить, открылось его сознание для космоса или нет.
      Лежавший на полу Быкодоев заворочался, что-то пробурчал сквозь сон и перевернулся со спины на живот, явив взглядам задержанных и начальника отделения свой тыл, украшенный несколькими отпечатками подошв чьих-то ботинок.
      «Они меня в гроб вгонят, – с грустью подумал подполковник. – В штате пятьдесят восемь человек, и все пьяницы, халявщики и драчуны… Ни одного нормального. Практиканты спиваются через месяц, прикомандированные патрульные – через неделю. Раскрываемость за месяц – ноль процентов. Полный финиш. И еще вечно никого на месте не застать…»
      Нервическое состояние Хлеборезкина усугублялось тем, что со дня на день его район должен был подвергнуться проверке московской комиссией, прибывшей по личному указанию министра внутренних дел для оценки криминогенной обстановки на родине действующего президента и качества работы правоохранительных органов.
      – Эй, мужик, – из-за спины подполковника раздался чей-то хриплый голос.
      Начальник девятнадцатого отдела удивленно обернулся и уставился на стоявшего за открытым настежь окном небритого субъекта в замызганной тельняшке. Субъект переминался с ноги на ногу и теребил в руках кепку.
      – Мужик, – сипло повторил прохожий. – Патрончики не продашь?
      – Какие патрончики? – тупо спросил Хлеборезкин.
      – К «макару».
      – Ты в своем уме?
      – А чё? – прохожий поднял брови.
      – Здесь же милиция!
      – Ну и чё? В первый раз прошу, что ли? Другие не жидятся, продают…
      Подполковник поднялся со стула, сделал шаг к окну и закрыл одну из створок.
      – Так не продашь? – уныло осведомился субъект.
      – Пошел отсюда вон! – Хлеборезкин повысил голос. – Еще раз увижу – будешь в камере ночевать!
      – Ну, и козел же ты, – обиделся прохожий. – Ладно, потом зайду.
      – Что значит «потом»?! – завопил подполковник и просунул руку сквозь прутья решетки, пытаясь схватить своего собеседника за шиворот.
      Субъект резво отскочил, показал начальнику отдела покрытый желтым налетом язык, нацепил кепку и не спеша двинулся прочь, засунув руки в карманы вылинявших спортивных штанов с отвисшими коленями.
      Хлеборезкин с грохотом закрыл окно, вбил в пазы тугие шпингалеты, погрозил кулаком осклабившимся бухарикам и снова уселся за стол, соображая, что же означал этот визит покупателя патронов.

***

      – Если строго разбираться, то зоопарк уже давно надо было в тихое место перевести, – заявил Гугуцэ, хоть и не принимавший непосредственного участия в ловле сбежавших из клетки тигров, но немало наслышанный о сей операции по спасению Глюка, Телепуза и их малолетних отпрысков . – Как губер предлагал неоднократно. А у него голова варит… Зверушки, блин, салютов пугаются. Да и тесно им в старых вольерах то. Плюс машин вокруг до дури, выхлопные газы.
      – Это да, – согласился Гоблин. – Об этом уже сто раз писали…
      – А я Ваньку Корневича, бывшего директора, знал неплохо, – сказал Тулип. – Я ж в зоопарке три года крутился, когда биологический кружок в школе посещал…
      – И чего? – заинтересовался Чернов.
      – Ну, штрих он еще тот, – хмыкнул Александров. – Особо мне, блин, история с гориллой запомнилась…
      – Поведай, – предложил Гугуцэ.
      Тулип поудобнее устроился на сене, сваленном на чердаке полуразвалившегося сарая, где засела группа во главе с Борисом Евгеньевым, и затушил окурок в пустой консервной банке, используемой братками в качестве пожаробезопасной пепельницы.
      – Дело было давно. Ванька тогда еще простым служителем был. Короче, была у нас самка гориллы, а пары к ней не было. Ну, и тосковала она чуток, без мужской ласки-то. Ела плохо, особо по клетке не скакала, болела, на служителей бросалась. А заказать животное для зоопарка – целая, блин, проблема. Годы проходят, прежде чем все документы оформляются и дело делается… Ну, про неудовлетворенность гориллы знали, разумеется, все. И в один прекрасный день решили постебаться. Федька Воробейчик предложил, приятель мой, из параллельного класса. Щас он в Москве на ОРТ работает, редактор чего-то там крутого. То ли сайта, то ли форума… Рулит, блин, в полный рост. Я у него недавно был. Команда в его отделе собралась – атас полный, если по фамилиям смотреть. Воробейчик, Павлинюк, Страусян и Индюкович. Орнитологическая ферма, блин…
      – Ты давай ближе к делу, – попросил Гугуцэ.
      – Ну, вот, – продолжил Тулип. – У Федьки классные отношения с одним из замдиректоров были, они, блин, пошушукались, и выбрали объектом стёба Корневича. Все, само собой, о шутке знали, кроме Ваньки… В общем, вызвал замдиректора Корневича, усадил за стол, чаем напоил, а потом говорит – так, мол, и так, уважаемый Ваня, проблему с гориллой знаешь, не хотел бы помочь? Тот, разумеется, говорит, что готов послужить родному учреждению, верой и правдой, типа… А чё, мол, делать-то нужно?… Тогда замдиректора помялся слегка и предлагает – а не исполнишь ли ты, Ваня, разок обязанности горилльего самца? За сто рублей… Деньги по тем временам неплохие, тогда обычный служитель восемьдесят пять рэ получал.
      – И что Ваня? – Чернов расплылся в улыбке.
      – Обалдел сначала, но потом взял сутки на размышление. Народ, блин, затаил дыхание. Не каждый день видишь размышления человека о том, миловаться ему с обезьяной или нет. А обезьянка то – ого-го! Килограмм на сто пятьдесят, зубы как медвежий капкан. Гориллы ж, если что, ружейный ствол перекусывают… Так вот. До вечера Корневич ходил в задумчивости, что-то шептал себе под нос, в разговоры почти не вступал, домой утопал, как сомнамбула. С утреца мы с Федькой засели в шкафу в кабинете замдиректора. Поэтому диалог воспроизвожу, как свидетель…
      – Погоди, – Гоблин достал миниатюрный компьютер "Diamond Mako 250 ", включил и приготовился записывать. – Давай…
      – Ну, вот, – Тулип аж прищурился от удовольствия, припоминая удавшуюся шутку. – Входит Корневич, садится перед замдиректором. И говорит – я, типа, согласен, но у меня есть три условия… Тот – какие? Ваня достал бумажку и перечислил: первое – в губы с обезьяной он целоваться не будет, второе – чтоб гориллу перед соитием хорошенько помыли из шланга, и третье, главное…, – Сергей сделал эффектную паузу. – Сто рублей он сможет отдать только частями, со следующих двух получек!
      Хлипкий сарайчик встряхнуло от хохота шестерых братков.
      Спустя несколько секунд в эфир вышел Денис и недовольным голосом осведомился у Гугуцэ, что такого веселого происходит, и почему дикое ржанье слышно даже ему, находящемуся в двухстах метрах от точки базирования группы Евгеньева.

***

      Мизинчик, Циолковский, Тихий и Армагеддонец, в чьи обязанности входило обеспечение безопасности отхода Рыбакова после получения денег, тоже не скучали. В ожидании условного сигнала четверо братков резались в компьютерную стрелялку, усевшись в кружок на палубе одного из трех катеров "Ястреб ", покачивавшихся на легкой волне у деревянного причала в километре от места сделки, и соединив в общую сеть свои портативные компьютеры.
      Продвинутая игрушка, носившая гордое название "Нереальный ДурнаМент ", не была известна, а тем более – доступна, большинству геймеров вне дружного братанского коллектива. Игра представляла собой созданный на движке «Unreal Tournament 2003» шутер, бои в котором происходили на трехмерных картах, являвшихся почти точными копиями помещений питерских отделов милиции, прокуратур и судов, а игроки выбирали оболочку своего бота из предложенных скинов «мусора», «синего» и «тела в мантии».
      Оружие также не походило на традиционное, принятое в большинстве стрелялок.
      В списке вооружения были, конечно, пистолет Макарова и автомат Калашникова, но гораздо более действенно работали пустая бутылка из-под портвейна оглушающего действия, резиновые «демократизаторы» разной длины, постановление об обыске, при правильном предъявлении которого противник в мгновение ока лишался всего своего арсенала, и многие другие.
      Несмотря на коммерческую привлекательность проекта «Нереальный ДурнаМент», игрушка в продажу не поступала и оставалась лишь средством расслабления членов бодрого коллектива. Ибо, как однажды выразился начитавшийся Конфуция Антифашист, – «Разве не радостно иметь что-нибудь и для души?».

***

      На перекресток проселочных дорог возле деревни Лосевка покупатели прибыли с трехминутным опозданием, о чем внимательный Пых не поленился сообщить Рыбакову.
      Коричневый «Opel Senator» и серенький микроавтобус «Suzuki Liana» остановились у обочины, а сопровождавшие их два громыхавших и чадивших милицейских УАЗика проехали чуть дальше и встали возле круглосуточного магазинчика, в ассортименте которого присутствовали лишь шоколадные батончики «Марс», молдавское розовое вино в литровых тетрапакетах и четвертинки водки «Яблочная», выпускаемой под патронажем питерского отделения «фруктовой» партии России, и называемой в народе «Харчемёт», ибо принятие внутрь сего напитка обычно вызывало безудержную тошноту. Как, впрочем, и прочтение листовок вышеуказанной партии, и прослушивание выступлений их лидера Грини Яблонского.
      Из «опеля» вывалились Кугельман и Пейсиков, покрутили головами, осматривая окрестности, и синхронно достали трубки мобильных телефонов.
      Распахнулась дверцы «сузуки» и к Абраму с Иудой присоединилось главное действующее лицо сделки – Аарон Гуревич, сопровождаемый своими непременными прихлебателями – Натаном Хитруком и братьями Шимесами – Левой и Мойшей.
      До своего убытия на землю обетованную Гуревич успел закончить ленинградский "кулёк ", поработать младшим администратором в Мюзик-Холле, заведующим гримерным цехом на «Ленфильме» и инструктором горкома партии по вопросам работы с молодежью, получить "засракуля ", пройти свидетелем по семи уголовным делам о хищении материальных ценностей, дважды отлежать в больнице после встречи с верными кунаками обманутых Аароном партнеров, разочароваться в семейной жизни с русской женой и побегать от исполнительных листов по алиментам от трех любовниц, коим страстный Гуревич заделал по киндеру.
      Хитрук тоже перебрался в Израиль после начавшихся у него проблем с правоохранительными органами, пытавшимися привязать Натана к дельцу о продаже военных технологий. Тогдашний директор ЛОМО Илья Иосифович Кацнельсон, впоследствии доросший до постов вице-премьера российского правительства и главы министерства по вопросами развития науки и промышленности, поставил торговлю секретами на широкую ногу, подключив к ней практически всех трудившихся на предприятии инженеров определенной национальности. «Пархатая кучка», как на ЛОМО именовали Кацнельсона со товарищи, почти что в открытую налаживала связи с иностранными фирмами, отправляла за рубеж кипы документации, привлекала для «аудиторских проверок» американские конторы и заявляла об «антисемитском синдроме» всякий раз, как им указывали на недопустимость подобных действий.
      Братья Шимесы единственные в компании приобретателей ядерного устройства были коренными израильтянами.
      Хотя и родились в семье эмигрантов. С детства Мойша и Лева страдали небольшим слабоумием, что, однако, не помешало им закончить среднюю школу и даже отслужить в армии, где они были приписаны к батальону аэродромного обслуживания в качестве сантехников…
      Гуревич твердой поступью истинного хасида приблизился к гендиректору «Семисвечника» и повелительно взмахнул никогда не знавшей физического труда ручонкой:
      – Давай, Абраша, звони…
      – Э-э, – заблеял Кугельман, – это не я должен звонить, а мне…
      Аарон посмотрел на часы и нахмурился:
      – Ну, и почему не звонят?
      – Н-не знаю, – потупился Абрам Мульевич.
      – Наверное, у Фишмана часы отстают, – предположил Пейсиков.
      Братья Шимесы недовольно засопели.
      – Это не дело, – Гуревич окончательно помрачнел. – Как так можно вести торговлю?
      – Русаки, – пренебрежительно сказал Лева Шимес. – Им только водку пить нравится…
      – Фишман – не русак, – вяло отреагировал глава «Семисвечника».
      Пейсиков сделал вид, что любуется окрестностями, и бросил взгляд на рощицу, где должны были сидеть приглашенные Цилей Моисеевной Ступор менты их девятнадцатого РОВД.
      Наличие засады обнаруживалось сразу.
      Опершись обеими руками о ствол сосны, на опушке в полусогнутом положении стоял отведавший «Харчемёта» оперуполномоченный старший лейтенант Скрипочка и активно травил, оглашая окрестности утробным рыком.

***

      – Пора, – Денис взял мобильник и по памяти набрал номер Кугельмана. – Абрам Мульевич? Самуил беспокоит… Уже подъехали?… Отлично… Деньги привезли?… Замечательно… Тогда слушайте, куда вам дальше…

***

      «Opel Senator» и «Suzuki Liana», переваливаясь на колдобинах, медленно съехали с гравийной дороги на разбитый, словно после недавнего артобстрела, проселок.
      Перед глазами пассажиров этих двух машин раскинулась идиллическая картина почти деревенской жизни, лишь изредка нарушаемая приметами цивилизации в виде парочки спутниковых антенн-тарелок на коньках крыш, несущихся из дома на окраине садоводства звуками рэпа и возвышающимися среди кустов смородины и крыжовника биотуалетами с огромными белыми буквами WC на ярко-голубых дверцах.
      По причине дневной жары фазендарии в большинстве своем сидели по домам и наслаждались кто прохладным винцом, кто телесериалами.
      Справа от дороги, в трех участках от нужного Кугельману с Гуревичем дома лаборанта Фишмана, у сарая с просевшей чуть ли не до земли крышей копошились двое небритых мужичков, облаченных в камуфляжные штаны и выцветшие рубашки военного образца. У одного левая рука висела на перевязи. Мужички вытаскивали из сарайчика серые кривоватые доски и грузили их в кузов древнего микроавтобуса «Volkswagen Т-4» цвета гнилой вишни. По правде говоря, состояние у машины было аналогичным. Казалось, что еще пара досок – и микроавтобус со скрипом опустится на подломившихся шаровых опорах к земле, признавая свое поражение перед неумолимым временем.
      Слева, скрытая от любопытных взоров густыми зарослями черноплодной рябины, гуляла компания механизаторов, употребляя внутрь местную самогонку и поигрывая в домино, стук костей которого о неструганную столешницу разносился далеко за пределы шести соток, ограниченных ветхим заборчиком.
      Абрам Мульевич поерзал в переднем пассажирском кресле и посмотрел на пересевшего в «опель» Гуревича.
      – Что? – недовольным тоном спросил Аарон.
      – А они успеют?
      – Успею, успеют, – прошипел Гуревич. – Тут ехать-то всего ничего…
      Кугельман поежился.
      Согласно плану, разработанному сразу после получения координат точки обмена товара на деньги, Плодожоров и остальные менты должны были расположиться на околице и ждать условного сигнала Гуревича, после чего, дав возможность покупателям отъехать на полкилометра, захватывать Фишмана с деньгами.
      Генеральному директору «Семисвечника» такой расклад не очень понравился. Он предпочел бы, чтобы кто-нибудь из правоохранителей присутствовал непосредственно на сделке, но его мнение не было учтено. И теперь Абрам Мульевич чувствовал неприятный холодок между лопаток.
      «Opel» и «Suzuki» остановились возле калитки, в десятке метров от которой возвышался раскрашенный во все цвета радуги одноэтажный фанерный домик.

***

      – Начинается, блин, посадка пассажиров на экстремальный авиарейс «Тель-Авив – Москва», – пробормотал Гоблин и навел перекрестье оптического прицела на салон серой «Suzuki».
      – Почему экстремальный? – шепотом спросил Гугуцэ.
      – Потому что сорок минут полета будут проходить в зоне ответственности украинской ПВО, – просто ответил Чернов и дослал патрон в патронник винтовки.
      Тулип беззвучно затрясся.

***

      – Здравствуйте, Сёма, – убитым голосом сказал Кугельман и представил Рыбакову своих спутников.
      Церемония знакомства длилась недолго.
      «Лаборант Фишман» пожал вялые ладошки Гуревича, обоих Шимесов и приглашенного в качестве эксперта Натана Хитрука, и пригласил всех к врытому под сенью раскидистой сливы столу, опоясанному невысокими лавками, рядом с которым стояла какая-то накрытая холстиной бочка.
      Иудушка Пейсиков и взятый в качестве водителя коммерческий директор «Семисвечника» Григорий Борухович Кац из автомобилей не вышли.
      – Деньги привезли? – Денис сразу приступил к делу.
      – Мы хотели бы еще раз взглянуть на товар, – осторожно заметил Абрам Мульевич.
      – И у нас есть еще ряд вопросов, – встрял Хитрук.
      – Вопросы – потом, – Рыбаков внимательно оглядел пятерых иудеев. – Сдается мне, что вы замыслили какую-то пакость…
      – Да как вы можете так о нас думать! – вскинулся Кугельман. – Вы же знаете… Да мы всей душой… Да чтоб я!..
      – Абрам, я не первый год живу на свете, – Денис прервал словоизвержение гендиректора «Семисвечника». – И, естественно, подстраховался…
      – Давайте не будем переводить беседу в плоскость взаимных подозрений и упреков, – проскрипел Гуревич. – Нам нужен товар, он есть у вас, мы готовы платить деньги.
      – Денег я пока не вижу, – Рыбаков постарался, чтобы жадный блеск его глаз был заметен всем присутствовавшим.
      Аарон махнул рукой Пейсикову.
      Иуда суетливо выбрался из микроавтобуса, выволок из багажного отделения чемодан, торжественно внес его на участок «Фишмана» и хлопнул на стол перед Гуревичем. Тот покрутил колесики кодового замка, распахнул крышку и продемонстрировал Денису плотные ряды перетянутых банковскими упаковками пачек.
      – Дайте его сюда, – Рыбаков требовательно протянул руку, не делая даже попытки оторвать зад от лавки.
      – Но, – Кугельман вытер пот со лба, – где же товар?
      – Абрам, что вы волнуетесь? – продавец ядерного устройства брезгливо пождал губы. – Будет вам товар.
      – Нет, ну надо же одновременно предъявлять…
      Денис протянул руку и стянул холстину с бочки:
      – Загляните внутрь.
      – Но как мы его оттуда вытащим? – удивился Хитрук, сунувший жало в бочку и узревший матовую крышку контейнера. – Он же полторы сотни кило весит! И гладкий!
      Рыбаков молча привстал, зацепил чемодан за ручку, подтащил к себе, распахнул крышку и надорвал одну из упаковок.
      – Что вы делаете? – не понял Гуревич.
      – Отвечаю по порядку, – Денис развернул большой черный пластиковый мешок для мусора, до сей поры лежавший в сложенном состоянии на лавке справа от него, и принялся рвать банковские бандерольки на пачках и ссыпать в него стодолларовые купюры. – Бочка без дна, поэтому просто поднимите ее за бока и проверьте товар. Контейнер весит не сто пятьдесят, а всего восемьдесят килограммов. Полтора центнера – это в транспортной упаковке, о которой разговора не было… Делаю же я следующее: проверяю, чтобы мне не подсунули куклы, радиомаячок или химическую ловушку.
      – А если бы деньги были меченные, как бы вы проверили? – съязвил Мойша Шимес.
      – Так они меченные? – Рыбаков остановил процесс перекладки денег из чемодана в мешок и исподлобья уставился на Гуревича.
      – Заткнись, недоумок! – Аарон от души отвесил Шимесу подзатыльник и приложил правую руку к сердцу, словно клянясь в верности Денису. – Конечно, нет! И никаких маячков никто никуда не ставил.
      Судя по тому, как переглянулись Кугельман и Хитрук, радиозакладка в чемодане все же была.
      Мойша обиженно засопел.
      Рыбаков пожал плечами и вернулся к своему занятию.
      Натан с Левой подняли нетяжелое железо, отставили его в сторону и склонились над устройством. Хитрук достал из сумки счетчик Гейгера и поднес к контейнеру. Прибор застрекотал.
      – Коды проверки готовности, пожалуйста, – Натан повернулся к Денису. – И ключ.
      Рыбаков вынул из нагрудного кармана рубашки небольшой пластиковый конвертик в размер дискеты на три с половиной дюйма и бросил Хитруку. Затем сунул руку под стол, выдернул из специального паза с обратной стороны столешницы ключ для открытия контейнера и передал его Натану.
      Бывший инженер-оборонщик внимательно осмотрел упаковку, подцепил ногтем клапан и осторожно вытянул из конверта маленький прозрачный диск, одна из сторон которого была маркирована длинным рядом цифр.
      Потом присел на корточки, вставил ключ, повернул и нажал на кнопку открытия приемного устройства диска.
      Внутри контейнера зажужжало, выдвинулся лоток.
      Хитрук вложил диск на штатное место и слегка подтолкнул лоток пальцем. Тот с шуршанием втянулся обратно.
      С полминуты ничего не происходило.