ЭПИЛОГ

Как только король принял решение, события начали разворачиваться с предельной скоростью. Не успела Лизелл перевести дух после трагической ночи, осознать все, признать реальность гибели Каслера, как она уже сидела в поезде, несущемся в сторону Ширина. Не в каком-нибудь обычном поезде, а в специальном, с гербом Нижней Геции, который перевозил Его Величество и самых его дорогих гостей. Итак, она, Гирайз и магистр Невенской, или Ниц Нипер, как он теперь себя называл, сопровождаемые мускулистыми вооруженными телохранителями, ехали в отдельном до абсурдности роскошном бронированном вагоне. Магистру — бесценному приобретению — не разрешалось сделать и шагу без телохранителя.

Как только поезд остановился на вокзале Ширина, Ница Нипера затащили в неприметную, полностью закрытую от посторонних глаз карету и увезли. Лизелл заключила, что он затеряется в лабиринтах республиканского комплекса, но не была в этом уверена, поскольку все заданные ею вопросы вежливо были оставлены без ответа. То, что ее оставляли за бортом событий, раздражало. Принимая во внимание, что она в этом деле человек не последний, она с полной уверенностью считала, что имеет право на определенную информацию, но, похоже, слуги вонарского правительства так не считали. Ее вежливо проводили до дому и оставили там, так и не удовлетворив ее любопытства.

По-видимому — ее миссия закончилась.

Так странно было оказаться вновь в своих комнатах, хорошо знакомых, удобных, но таких спокойных, немного запущенных и лишенных смысла. У нее не было чувства, что она вернулась домой. Честно говоря, эти комнаты не были ее домом, все здесь, кроме хорошей коллекции книг и сувениров, было не ее, даже мебель. Но настроение улучшилось, когда она начала разбирать почту, которую ее хозяйка собрала и сохранила, пока она отсутствовала. Новость о ее победе распространилась раньше, чем она вернулась домой, и отклики были впечатляющие. Пришли сотни поздравительных писем, телеграмм, открыток, по большей части от людей незнакомых, но с теплыми словами. Не столько радость, сколько практическую ценность представляли предложения — целая дюжина посланий с предложениями прочитать курс лекций, выступить перед гостями, написать ряд статей, эссе, книг. Было даже предложение от университета Ширина: провести два семестра в качестве штатного преподавателя — честь, которой не удостаивалась доныне ни одна женщина.

Ее успех был признан. Ей больше не придется рисовать в своем воображении картины жалкого возвращения под жесткое крыло Его чести. Свобода, о которой она мечтала, — вот она, завоевана. Это было настоящее достижение, но почему-то полного упоения победой она не чувствовала, победа не будет выглядеть реальной, пока она не разделит ее с Гирайзом.

Такая возможность представилась на следующий день: их обоих пригласили в Министерство иностранных дел. Они приехали одновременно и оба оказались в небольшом скромном конференц-зале на первом этаже. Здесь их ждали четверо представителей министерства, но замминистра во Рувиньяка среди них не было. Возможно, лишенный королевских привилегий литерного поезда, он все еще ехал из Тольца. Сотрудники министерства представились. Имена и должности прозвучали так быстро, что она их не запомнила.

Лизелл пришла в надежде получить немного информации, но оказалось, что ее пригласили ответить на вопросы, а не задавать их. Допрос велся в вежливой форме, но довольно долго. Сотрудники желали получить как можно более подробный отчет о событиях, имевших место во дворце Водяных Чар, особенно их интересовали грандлендлорд Торвид Сторнзоф и любопытный феномен, который получил известность как «быстро распространившийся огонь явно необычных свойств».

Сдерживая нетерпение, Лизелл как можно детальнее обрисовала картину последних событий, так же поступил и Гирайз. Его рассказ о последних минутах Каслера Сторнзофа, который полностью совпадал с тем, что он поведал ей в поезде, за исключением лишь нескольких моментов личного свойства, вновь вызвал у нее слезы. Во время ее собственного рассказа о нападении Торвида Сторнзофа на короля Мильцина в комнате личных аудиенций слушатели осторожно обменивались взглядами. А их совместный отчет о смерти Торвида, — который избирательно был сожжен среди множества гостей, из которых никто не пострадал, — полностью захватил внимание слушателей. Информация, которую они почерпнули, представляла для них очевидный интерес, но ответная любезность с их стороны не предполагалась. Как только она набралась смелости и спросила о Нице Нипере и Огне, все четверо сотрудника министерства неожиданно перешли на чрезвычайно расплывчатые формулировки.

Она вышла из конференц-зала совершенно расстроенная, держась с Гирайзом за руки. Они отправились в ближайшее кафе, где заказали себе кофе со льдом, уселись в тени под натянутым тентом, и она рассказала ему о предложениях, которые на нее посыпались — про статьи, книги, членство в академии.

— Поздравляю, — лицо Гирайза осветила улыбка. — Великолепно, ты добилась невероятного. У тебя такой большой выбор, на чем ты остановишься?

Она посмотрела на него. Глаза его излучали неподдельное тепло, и улыбался он искренне.

— Что-то не так. Что? — спросила она.

— Я горжусь тобой и рад за тебя.

— И? Какая-то проблема, не так ли?

— Это с тобой не связано.

Она внимательно посмотрела на него. Три-четыре месяца назад она бы обвинила его в ревности, обиде на нее, задетом тщеславии. Сейчас она знала его лучше. И вдруг она поняла: радужные надежды и планы на будущее, работа, успехи, признание — все это рухнет с вторжением имперских войск в Вонар. Издательства свернут или в лучшем случае приостановят свою деятельность, лекции прикроют, даже университет Ширина радикально сократит свою программу, если он вообще будет функционировать. Она, конечно, через несколько лет может попробовать восстановить свою прерванную карьеру, но без особой надежды на успех. Кому будет нужна женщина-писательница, лектор в оккупированном Вонаре?!

Гирайз знает это и просто не хочет ее расстраивать. Да и ему самому есть о чем беспокоиться. Его любимый замок Бельферо — семейное гнездо всех в'Ализанте на протяжении нескольких поколений — завидная добыча при любом положении дел. Если вторжение закончится успешно, грейслендцы непременно отнимут и замок, и близлежащие земли. До сих пор это ей даже в голову не приходило.

Несмотря на отчаянно светившее летнее солнце, день, казалось, стал пасмурным. Она глотнула ледяного кофе и переменила тему разговора.

Через два дня она получила приглашение пообедать с во Рувиньяком, вернувшимся в город. Замминистра был более разговорчив, чем его коллеги из министерства, но не настолько, как хотелось бы.

— Я отвечу, если смогу, мисс Дивер, — заверил он ее в промежутке между двумя полными ложками холодного супа из омаров. — Но я и сам сейчас пребываю в почти полном неведении.

Она не верила ему, но не знала, как в вежливой форме выразить это, поэтому улыбнулась понимающе, выдержала нужную паузу, а затем начала вести дознание, задавая вопросы под другим углом зрения и другими словами. Возможно, он захочет выдать ей некоторою информацию в дозволенных ему пределах. Когда она спросила о Каслере Сторнзофе, он рассказал, что в результате осмотра сгоревшего дворца Водяных Чар в не пострадавшей от огня подземной лаборатории было обнаружено тело главнокомандующего Сторнзофа. Тело было отправлено в Грейсленд, где Братство Ледяного Мыса займется его погребением. А то, что осталось от грандлендлорда Торвида Сторнзофа, было тихо похоронено на кладбище в Тольце. Несмотря на ужасный пожар, жертв больше не было.

А гецианский магистр, Ниц Нипер? Он все еще в Ширине?

Трудно сказать. Сразу по прибытии господина Нипера основательно расспросили сотрудники правительства, сообщил во Рувиньяк. Сам же он не присутствовал на этих беседах. В любом случае, это все очень интересно. Есть основания полагать, что господин Нипер недавно был перевезен в другое место, куда именно, во Рувиньяку неизвестно, вокруг этого так много всяких разговоров и слухов.

А Разумный Огонь? Она своими собственными глазами видела, что он существует, но насколько он применим на практике? Насколько он надежен и дистанционно управляем? Может ли он стать эффективным оружием войны?

— Что касается этого, то я вряд ли могу компетентно судить об этом, — скромно отвечал во Рувиньяк. — Если вам нужны реальные факты, то, боюсь, вам нужно делать то же, что и мне: читать газеты.

Она последовала его совету, когда два дня спустя после их встречи развернула газету «Республиканец», и ей бросился в глаза заголовок «Требования Гареста отвергнуты».

Сердце ее забилось. Вот оно. Она быстро прочитала статью, длинную и перегруженную деталями, но с достаточно простой мыслью. Президент Вонара при полной поддержке конгресса ответил на требование Парламента Гареста передать им провинцию Иленс безоговорочным отказом. Гарестское правительство уже выставило официальную ноту протеста. Дипломатические отношения между двумя странами прерваны. Гарестское посольство закрыто, послы уже покинули Ширин. Высший Совет Грейсленда резко осудил политику Вонара и высказался в поддержку оскорбленного братского народа Гареста.

До нападения осталось буквально несколько часов. Возможно, бои уже начались на юге Иленса. Лизелл отложила газету в сторону. Сидеть одной в своих меблированных комнатах в такой момент ей не хотелось. Ей захотелось видеть Гирайза прямо сейчас, немедленно, но это неприлично — отдаваться порыву. Она не может вот так нагрянуть, одна, без приглашения, постучать в дверь его загородного дома — это никуда не годится.

Слишком плохо. Я еду.

Она встала. Ее летняя соломенная шляпа висела в крошечной прихожей. Не успела она протянуть к ней руку, как раздался стук в дверь. Она открыла, на пороге стоял Гирайз.

— Ты видела газету? — спросил он.

Они отправились в ближайшее кафе, там было полно народу; казалось, что во времена всеобщего бедствия у ширинцев включался инстинкт собираться вместе, непрерывно пить кофе и обмениваться мнениями. Лизелл предположила, что все кафе и таверны по всему городу должны быть так же переполнены и шумны. События обсуждались неистово. Незнакомые люди спорили как старые приятели, у каждого была своя готовая теория, планы, надежда и уверенность, кто-то предрекал неминуемую гибель. Слухи роились смерчами, многие излагались с достоверностью факта, но никто не знал действительного положения вещей.

Все сидели в одной лодке, все черпали информацию только из газет, которые, в свою очередь, ждали сообщений с гарестской границы в сотне миль к югу.

Ширин ждал. Вечерний экстренный выпуск «Республиканца» вышел с заголовком, набранным двухдюймовым кеглем: ГАРЕСТ ВТОРГСЯ В ПРОВИНЦИЮ ИЛЕНС.

И снова Ширин стал ждать.

Еще двадцать четыре часа прошло в томительном ожидании. Большую часть их Лизелл провела с Гирайзом, остальные болталась под окнами редакции «Республиканца». Улица Клико, на которой находилась редакция, была забита людьми и закрыта для транспорта. Редакции двух конкурирующих газет — «Ширинский курьер» и «Газета Парабо» — осаждались в одинаковой степени, но самые большие толпы народа тяготели к старейшему городскому источнику новостей. Мужчины, женщины, дети, собравшиеся тут, вели себя тихо, дисциплинированно, терпеливо и тактично по отношению друг к другу. Здесь царило чувство предельной солидарности.

Лето было в зените, и солнце нещадно светило над Ширином. Соломенные шляпы и зонтики от солнца обеспечивали недостаточную защиту. Продавцы прохладительных напитков и самых разнообразных закусок кружили вокруг собравшихся людей, привлеченные легкой наживой. Время шло, а толпа сохраняла спокойствие и порядок, нарушалась лишь некоторая пристойность поведения: мужчины ослабляли галстуки и расстегивали воротники своих рубашек, некоторые даже сняли пиджаки. Дамы сняли белые кружевные перчатки, чего они никогда не позволяли себе в обычных обстоятельствах. Неизвестно откуда появились и легли на старые булыжники мостовой циновки, одеяла, подстилки, и уставшие стоять люди десятками опускались на мостовую и тротуар.

Лизелл не хотела, чтобы они с Гирайзом сидели на земле. И когда у нее уже не осталось сил стоять под солнцем, они отошли к ступенькам у какой-то двери, где была тень, и она смогла немного передохнуть. Но ее отдых стоил им выгодного места у самой двери редакции, и надежды вернуть его не было.

Гирайз сходил за охлажденным фруктовым соком и сырными палочками. Они перекусили, и сил прибавилось. Потерянное место не казалось такой уж большой жертвой. Прошло много часов, но ожидание не было вознаграждено.

Солнце легло на крыши домов с западной стороны, и спасительная тень накрыла улицу. Лизелл не могла понять, что они будут делать, когда наступит ночь. Бросить все, уйти домой, а утром вернуться? Или ждать здесь вместе со всеми всю ночь, все утро, и дальше… столько, сколько потребуется? Ей было плохо от одной мысли о бесконечном ожидании. Вне всякого сомнения, Гирайз тоже был изрядно утомлен, но и с мыслью пропустить очередной выпуск новостей невозможно было смириться, и она подозревала, что и Гирайз разделяет ее чувства.

Дилемма разрешилась с появление потного, измученного газетчика, нагруженного еще сырым экстренным выпуском «Республиканца». Толпа с криками ринулась к нему вверх по небольшой каменной лестнице, и кипа мгновенно исчезла из рук газетчика. Лизелл разочарованно кусала губы. Они с Гирайзом оказались слишком далеко от раздачи, и им ничего не досталось.

Сотни ожидавших разделили с ними их участь. Поднялась буря протестов и умоляющих воплей. Один никому не известный филантроп, наделенный великодушием и мощными легкими, поднялся на ступеньки и яростно замахал руками. Возмущение улеглось, как только соотечественники поняли его намерения. Толпа отхлынула назад и затихла. Стоя на лестнице, филантроп начал читать громовым голосом, так что всем было слышно:

Сообщение очевидца

из Карношского муниципалитета

Сегодня на рассвете силы, состоящие из двух дивизионов гарестской пехоты, при поддержке войск и артиллерии Объединенной армии Империи перешли границу Вонара и начали наступление на Карношский муниципалитет — столицу провинции Иленс. Около 7:30 утра Второй корпус армии Вонара под командованием генерала во Лио-в'Ольярда завлек врага на поля к востоку от города. Получил широкое распространение слух, что во Лио-в'Ольярд отправил депешу полковнику Ретзлофу, командиру грейслендских войск, в которой сообщалось о существовании нового оружия невероятной разрушительной силы и врагу предлагалась последняя возможность отступить. Но этот слух остался непроверенным.

Ближе к полудню грейслендская артиллерия открыла огонь, вызвавший ответный огонь со стороны вонарцев. В самый разгар артобстрела неожиданный взрыв в самом эпицентре ураганного огня поверг гарестские и грейслендские войска в ужасное смятение. Огонь необычного зеленого цвета, что было видно даже на расстоянии, появился среди вражеских пушек и буквально в считанные секунды распространился до сверхъестественных масштабов, с ужасающей скоростью охватив рассредоточившиеся на поле вторгшиеся войска. Многие из наблюдавших сообщали, что пламя, казалось, обладало неким хищным разумом, было отмечено много случаев, когда оно выпускало длинные щупальца, которые преследовали жертв и окутывали их пламенем.

В течение нескольких минут вся вражеская армия погрузилась в море неистового зеленого пламени — ужасное и вызывающее сожаление зрелище, которое не в силах забыть ни один очевидец. Вид корчащегося в муках неприятеля, сопровождающийся ужасными криками и призывами о помощи, вызвал жалость у многих вонарских солдат, некоторые из них умоляли своих командиров прекратить якобы вызванный сверхъестественными силами пожар.

Зеленый огонь, однако, не затухал, пока все не уничтожил, после чего пламя исчезло так же мгновенно и неожиданно, как и появилось. Нет сомнения, что все до единого вражеские солдаты погибли, хотя мирные граждане, наблюдавшие происходящее, смогли уйти невредимыми. Число жертв достигло по предварительным подсчетам сорока или сорока пяти тысяч человек. Со стороны вонарцев в огне никто не пострадал.

Ужасающий потенциал этой новой разрушительной силы, появившейся в мире, очевиден и неоспорим. Более того, использование этой силы в данной ситуации является оправданным, имея в виду мгновенный результат. По завершении столкновения генерал во Лио-в'Ольярд быстро перевел Второй корпус через границу в окрестностях Бельке — первого из четырех муниципалитетов, находящихся между силами Вонара и гарестской столицей Тибилем. В пригороде Бельке продвижение Второго корпуса было остановлено гарестской делегацией, предложившей условия перемирия.

Условия были приняты генералом во Лио-в'Ольярдом от имени Вонарской Республики. Второй корпус покинул Гарест, развеяв угрозу иностранного вторжения в пределах необозримого будущего.

Чтец замолчал. Его слушатели также молчали целое оглушительное мгновение. Затем толпа взорвалась продолжительными радостными криками, которые покатились громом ликования по улице Клико, выходя за ее пределы, все дальше и дальше.

Ветерок, долетавший с реки Вир, был теплый, но уже с ноткой свежести. И воздух в Ширине стал чище, и дышалось как-то легче, чем в последние недели. Лизелл вдохнула полной грудью.

— Как красиво. Уже осенью пахнет, — сказала она.

— Пора, — ответил Гирайз. Они проходили мимо небольшой пристани, расцвеченной разноцветными флагами. — Хочешь на лодке покататься?

— Нет, так приятно просто гулять здесь, под деревьями. Пройдемся.

Они медленно пошли дальше по тенистой тропинке, тянущейся вдоль реки. Вокруг было много гуляющих, наслаждающихся хорошей погодой. Люди болтали, ругались, играли, смеялись. Карапузы пищали, их нянюшки шикали на них. Уличные торговцы продавали свой пустячный товар, а уличные музыканты играли на скрипке за медные монеты. Сцена дышала естественностью. Трудно представить, что всего несколько недель назад город стоял лицом к лицу с ужасной катастрофой.

Так они шли, держась за руки, пока не оказались перед кишащим покупателями Речным базаром с его ни на секунду не прерывающимся шумом, гамом и суетой, которые могли расстроить чувствительные нервы, но сегодня даже вдохновляли. Перед ними был древний мост — Винкулум, а на противоположном берегу реки маячили зубчатые башни старой и мрачной Гробницы : в дни революции она была крепостью-тюрьмой и средоточием ужасов, но сегодня это было лишь историческое сооружение, одна из достопримечательностей Ширина.

Пока они бродили по базару, им попался мальчишка, продающий «Ширинский курьер». Они прошли мимо, не останавливаясь, но Лизелл бросился в глаза заголовок, напечатанный крупными буквами: ОБРАЗОВАН ЗАПАДНЫЙ АЛЬЯНС.

В отчаянном положении, похоже, народы иногда способны быстро принимать решения.

Новость была уже старой, она прочитала об этом событии несколько часов назад в «Республиканце», равно как и Гирайз. Она знала, что он без объяснений поймет ее мысль, и потому сказала:

— Очень хорошо для княжеств, под защитой Вонара им сейчас ничто не угрожает. Я говорю о Киренте, Траворне, Фериле и Анклаве Республик. Но что будет с Разаулем?

— Незначительная удаленность мешает ему войти в западный альянс, — ответил Гирайз, — но все же цель достижима. Я не думаю, что придется долго ждать, прежде чем наши грейслендские друзья окажутся в зеленом пламени на разаульском фронте. Как и в других частях света, в Ланти Уме, возможно, и в Ксо-Ксо, в Юмо Тауне.

— Это ужасно. Массовое убийство — тысячи солдат сгорели заживо, — вздохнула Лизелл. — Мы ведь в каком-то смысле тоже приложили к этому руку.

— Действительно ужасно, — согласился Гирайз. — Но у Искусного Огня есть только одна альтернатива — Вечный Огонь. Ну да, Грейсленд вкусил прелесть Искусного Огня. У них нет оружия, хотя бы отдаленно равного по мощи, и они знают это. Вполне возможно, что Огонь больше никогда не будет применяться против армии противника. Одной его угрозы вполне достаточно, чтобы сдерживать Империю.

— Только до той поры, пока Грейсленд не купит или не украдет его, или не научится зажигать свой собственный зеленый огонь.

— Такое никогда нельзя исключать. Самое лучшее, что может сделать Вонар, я считаю — с максимальной эффективностью воспользоваться полученной передышкой. Укрепить свои силы, не повторять прошлых ошибок, никогда впредь не позволять Империи и ей подобным силам набрасываться на неподготовленный мир.

— Сколько эта передышка будет длиться?

— Может быть, дни, а может быть, месяцы.

— А что потом?

— Посмотрим.

Речной базар остался позади. Снова они шли по дорожке вдоль берега реки, под приятной сенью деревьев. Некоторое время они шли молча, пока Гирайз не спросил:

— У тебя было несколько недель, чтобы обдумать полученные предложения — лекции, статьи, книги и так далее. Ты что-нибудь решила?

— Ну, я еще не приняла окончательного решения, — призналась она. — Каждое предложение по-своему интересно, но мне все не потянуть. Я с уверенностью приму только одно предложение — членство в академии.

— Понятно. Значит, ты весь будущий год проведешь в Ширине.

— Большую часть — да.

— И, конечно же, будешь очень занята.

— Очень, и я хочу этого.

— Как ты думаешь, в твой плотный график можно будет вписать свадьбу?

— Чью?

— Нашу.

— Нашу? — она остановилась и посмотрела на него. Он улыбался, и эта улыбка, как всегда, согревала ее, ей захотелось обнять его. Эта улыбка и это лицо стали частью ее существа, и всегда будут. Ее сердце колотилось, и она, наконец, поняла, каких глубоких и сильных страданий ей стоил этот второй шанс. Согласие готово было вырваться у нее, но она плотно сжала зубы и сдержалась. Нужно было подумать, прежде чем поддаваться эмоциональному порыву, и она сказала себе, как бы сказал Его честь, что она уже не зеленая девчонка.

— Я бы ни за кого другого не вышла, — сказала она. — Но мы уже были помолвлены. Помнишь, чем это все закончилось? Катастрофой.

— Это было несколько лет назад. Мы оба изменились с тех пор.

— Да, хотя что-то осталось неизменным. Ты все так же хочешь иметь жену, которая будет разрываться между Ширином и Бельферо. Я все так же хочу свободно путешествовать и заниматься своей работой. И какой бы сильной ни была наша любовь, пройдет время — и мы вцепимся друг другу в горло.

— И какой бы сильной ни была наша любовь, мы останемся рассудительными, разумными взрослыми людьми, разве нет? Мы способны договориться и заключить контракт.

— Контракт? — она попробовала слово на вкус. Ее лицо медленно растянулось в улыбке. — Нам что, придется нанимать адвокатов?

— Мы сами будем выступать в этой роли.

— Ты разве не знаешь, что люди об этом скажут?

— Мы докажем им, что они не правы. Ну, давайте, мисс Дивер, изложите свои условия.

— Я должна продолжать свою карьеру, это обязательно. Я должна свободно путешествовать.

— Насколько свободно? Уточните.

— Ну, — она задумалась. — Одна поездка каждые полтора года и продолжительностью не более восьми месяцев.

— Не чаще одного раза в три года и продолжительностью не более трех месяцев.

— Нет, это до смешного неразумно!

— Ваше встречное предложение.

— Ну, каждые полтора года и продолжительностью шесть месяцев.

— Каждые два года и продолжительностью максимум шесть месяцев.

— Хм, ну, это совсем не так уж плохо. Хорошо, я могу согласиться на это условие, если ты хочешь.

— Хорошо, об этом договорились. Что еще?

— Я буду продолжать читать лекции, и в мой адрес не будет поступать обвинений и упреков в недопустимости выступать на сцене.

— Согласен. Но разве ты слышала от меня хоть один такой упрек?

— В этом — нет. Я продолжу писать и публиковаться под своим собственным именем. Я не буду давать тебе свои рукописи для проверки, если у меня не будет в том потребности, и ты не будешь радикально определять их содержание.

— Я никогда не стремился к редакторской деятельности. Но есть одна поправка. В твоих книгах никогда не будет описаний нашей семейной жизни, наших друзей, там не будет ничего личного.

— Согласна. Я не торговец скандалами, меня это не интересует. Я буду получать за работу деньги, и это будут мои деньги, которые я буду тратить по своему усмотрению.

— Прекрасно, если только ты их не будешь использовать для финансирования анархистов.

— Хорошо, никаких анархистов. Я буду читать все, что хочу, есть и пить то, что хочу, носить то, что хочу, ходить туда, куда хочу, не спрашивая чьего бы то ни было разрешения, и сама буду выбирать себе друзей, независимо от того, нравятся они тебе или нет.

— Согласен при условии, что ты не будешь при этом нарушать закон и не будешь никому навязывать свои вкусы, пристрастия и поступки.

— Некоторые законы несправедливы, и их нужно переступать.

— Лучше менять.

— Это слишком медленный процесс! Но я обещаю, что приложу все разумные усилия, чтобы не оказаться в тюрьме.

— Думаю, ваши пожелания будут исполнены. А теперь несколько условий с моей стороны. Первое: ты можешь дружить с кем хочешь, но ты не будешь навязывать мне общество тех, кто мне неприятен, в качестве гостей в Бельферо или Ширине.

— Разумно.

— Ты не будешь завязывать дружеские отношения с мужчиной, склоняющим тебя к встречам наедине как в частных, так и в общественных местах.

— Согласна, если ты сам не будешь позволять себе подобное с другими женщинами.

— Распоряжение деньгами и имуществом в'Ализанте останется в моих руках. Будут приветствоваться твои пожелания и советы, но конечное решение будет оставаться за мной. После того, как решение принято, ты не будешь его оспаривать и примешь без возражений.

— Очень хорошо.

— И, наконец, когда ты забеременеешь…

— Что?

— Да, когда ты забеременеешь, на протяжении всего срока ты будешь направлять все свои порывы на благо ребенка…

— Тебе не нужно мне об этом говорить, Гирайз!

— И после рождения ребенка в течение четырех лет ты не будешь оставлять его более чем на двадцать два дня…

— Ага, я вижу, куда ты клонишь, но так не пойдет. После рождения ребенка я согласна не оставлять его более чем на семь дней при условии, что ребенку будет разрешено ездить со мной время от времени в экспедиции…

— Что?

— Ну а почему бы и нет?

— Ты же не потащишь наследника в'Ализанте на Бомирские острова или в леса Орекса, где он может закончить свои дни в котле дикарей? Не забывай о законе, предписывающем заботу о ребенке. Истинное благополучие ребенка требует присутствия обоих родителей, поэтому ты не можешь увозить его от отца на длительный срок. Боюсь, тебе придется помнить об этом…

— Ты прав, это будет несправедливо. Поэтому, Гирайз, ты должен быть готов к жертве — тебе иногда придется ездить с нами. Ради ребенка.

— Но ребенка ведь еще нет.

— Но ты сам поднял эту тему. Послушай, это ведь будет так здорово!

— Да, может быть, и совсем неплохо, у меня появился вкус к путешествиям. Но каждые два года? Нет, может быть, раз в пять лет.

— Четыре.

— Согласен. Что-нибудь еще?

— Нет. Я всем довольна, — сообщила Лизелл. — Все условия приняты. Я почти стала женой.

— Тогда давай скрепим сделку.

Он поцеловал ее прямо на дорожке, совершенно не обращая внимания на десятки прохожих, смотревших на них с удивлением и неодобрением. Казалось, город каруселью закружился вокруг них. Когда он отпустил ее, лицо ее пылало, дыхание перехватило и она чувствовала себя опять счастливой, как никогда прежде.

— Ты знаешь, это все для нас, — произнесла она, когда смогла говорить.

— Что, Лизелл?

— Весь мир и все его радости.