XXII

Летнее солнце раскалило город Ширин. Было слишком жарко, чтобы наслаждаться теплом, и все окна Республиканского Комплекса были распахнуты настежь, как приглашение для несуществующего ветерка. Одно из этих распахнутых окон на третьем этаже принадлежало Министерству иностранных дел. В нем, как портрет в раме, видна была худая, узкоплечая фигура с бледным лицом. Замминистра во Рувиньяк стоял, глядя на юго-восток, но не видел ни столичного города, ни окаймленных деревьями широких бульваров — внутренний взор его был направлен к границе с Гарестом. Он старался подсчитать, сколько там сосредоточено войск Грейслендской империи. Конечно же, много. Прославившихся своей дисциплиной. Хорошо экипированных. И они ждут только команды, чтобы пересечь границу и вторгнуться на территорию слабо защищенного Вонара. Команды, которая последует в лучшем случае через несколько дней.

Гарест теперь стал частью империи. А значительный процент населения тихой вонарской провинции Иленс связан узами кровного родства, единством языка и традициями с Гарестом, частью которого Иленс был всего лишь триста лет назад. Разумеется, все здравомыслящие гарестцы по обе стороны границы мечтают о воссоединении своей разрозненной земли; исходя из этого, от правительства Вонара настоятельным образом требуется без промедления вернуть провинцию Иленс истинным и законным владельцам. Таков был смысл официальной ноты, на которой стояла печать Гарестского парламента и знак Вечного Огня Грейслендской империи и которая адресовалась президенту и конгрессу Вонара. В письме не были изложены конкретные требования, но его назначение было понятно: отказ удовлетворить требование непременно приведет к войне, в которой Гарест непременно примет поддержку грейслендских братьев из Великой империи.

В письме не упоминался очевидный факт, что удовлетворение требования приведет к новым, еще более возмутительным требованиям.

Вонарское правительство потребовало время на размышление, и это время уже пошло. Возможно, это купит им несколько недель мира, но, в конце концов, Вонар неминуемо отдаст Иленс Гаресту. Эта уступка только на время отсрочит вторжение. Закаленные в боях грейслендские войска нанесут удар в самое сердце Вонара, вероятно, они дойдут до Ширина за несколько дней. И что потом? Вонар перестанет существовать, его национальные институты, по сути, закроются, останутся только вывески. Вечный Огонь будет гореть, расползаясь, пока не сожжет весь мир. И нет никакой возможности эффективно защищаться, неоткуда ждать помощи, нет никакой надежды, кроме разве что самой ничтожной и маловероятной.

Резко отойдя от окна, во Рувиньяк вернулся к своему письменному столу, сел и обратился к неизменной горе бумажной работы — или попытался обратиться. Мысли его, однако, блуждали, и очень скоро он потянулся к кожаной папке, открыл последнюю страницу, проверил даты на последнем документе и кивнул. Его секретарь аккуратно подшивает статьи. Здесь были собраны вырезки из газет и журналов всего мира, и, как требовалось, к ним прилагался вонарский перевод. Таким образом отслеживалось движение всех участников Великого Эллипса с начала гонок и до последнего момента.

Конечно же, отчет был далеко не полон. Некоторые участники на несколько недель выпадали из поля зрения общественности. Что они делали в этот период, оставалось загадкой. Несколько человек исчезли. Двух молодых траворнских участников, Трефиана и Стециана Фестинетти, несколько недель назад видели в Бизаке — сообщение попало на запад через Энорвийскую газету «Озеро Ив сегодня», засвидетельствовавшую этот факт; после этого они, по всей видимости, исчезли бесследно. А разаульский чемпион королевских ледовых игр, Бав Чарный, последний раз промелькнул в Имменском Древате, после чего также пропал из виду, его судьба остается неизвестной.

Судьба некоторых других участников гонок, однако, совершенно ясна. Шетт Уразоул стала жертвой взрыва в Ланти Уме. Поб Джил Лиджилл погиб в лесах Орекса. Меск Заван выбыл из соревнования в Авескии, но, по крайней мере, остался жив.

В ходе последних недель число участников сократилось, их осталось совсем немного. И сейчас, когда гонки близятся к завершению, только трое из оставшихся имели надежду на победу.

Двое из троих — вонарцы, и оба связаны с Министерством иностранных дел.

Во Рувиньяк быстро пролистал папку. Самые старые вырезки, освещающие первые фазы Великого Эллипса, он пропустил, так как читал их уже много раз и знал почти наизусть. Листая, он останавливался на отдельных вырезках и быстро просматривал их, но глубоко не вчитывался ни в одну из статей, пока не дошел до самых последних вырезок, сообщавших самых последние новости о вырвавшейся вперед троице. Попался перевод из обранского «Тайбав Бваскит», что переводится как «Полночное солнце», на нем он и остановился:

Стало известно, что обранское торговое судно «Морж», следуя из Юкиза в Порт-Ялмос, сильно пострадало во время шторма в Ледяном море. «Морж» перевозил груз — собственность торговой компании Йиво — нефть, слоновую кость, китовый ус, мех, и большая часть этого груза была выброшена за борт. Постигшее судно бедствие задержало его прибытие в Ялмос на тридцать шесть часов, и все боялись, что судно и находившиеся на борту люди погибли. Однако не поступало никаких сообщений о смертельных исходах.

На борту «Моржа» был только один пассажир — гражданин Грейсленда, главнокомандующий Объединенной армии империи Каслер Сторнзоф, в данный момент находящийся в отпуске. Участник Великого Эллипса, главнокомандующий Сторнзоф в течение последних недель рассматривался как главный возможный претендент на победу. Однако несчастье, обрушившееся на «Моржа», стоило грейслендскому участнику желанного для него статуса, и несколько независимых букмекеров подтверждают, что ставки соответствующим образом изменились Никаких сообщений от главнокомандующего Сторнзофа к этому времени не поступало.

Во Рувиньяк продолжал листать папку. Несмотря на морское происшествие, было совершенно ясно, что Сторнзоф продолжает удерживать свою позицию. В каждой вырезке сообщалось о местонахождении всех участников. Обран. Зар. Любрау, где Гирайз в'Ализанте получил небольшое, в двадцать четыре часа, преимущество. После чего всех троих одновременно видели на железнодорожном вокзале в Геккине.

Во Рувиньяк вернулся к последней вырезке в папке — статье из последнего номера «Гецианской газеты».

ВЕЛИКИЙ ЭЛЛИПС БЛИЗОК К ЗАВЕРШЕНИЮ

Великий Эллипс, приковавший к себе внимание мировой общественности на достаточно продолжительный период времени, наконец-то приближается к своему финалу. В данный момент трое его участников уже пересекли границу Верхней Геции и вышли на финишную прямую. Сообщения очевидца подтверждают прибытие прославленного военного грейслендского героя, главнокомандующего Каслера Сторнзофа, чье появление на вокзале Бюнкеля приветствовала огромная толпа его ярых поклонников. За ним следуют два его соперника, Г. в'Ализанте и Л. Дивер, оба из Вонара.

Присутствие такого доблестного героя поразило национальное воображение, всюду, где появляется главнокомандующий Сторнзоф, его приветствуют почитатели, желающие воздать честь грейслендскому герою…

Во Рувиньяк не стал утруждать себя чтением пассажа о восторгах толпы. Он нахмурился, обеспокоенный политической географией Великого Эллипса, финальный отрезок маршрута которого вел участников через Верхнюю Гецию, якобы независимого союзника Грейсленда, но в действительности управляемую империей деревянную марионетку. В Верхней Геции, у самой финишной черты, Каслер Сторнзоф с удовольствием примет поддержку, помощь и привилегии в тот момент, когда они будут особенно необходимы. Вонарских участников вряд ли ждет подобная благодать.

И все же слишком рано сбрасывать со счетов их шансы. Оба они решительны и находчивы. И наличие участника-мужчины из Вонара, Гирайза в'Ализанте, безусловно, отвлекает внимание и подозрения недругов от Лизелл Дивер, дает ей некоторое преимущество, о котором она и не догадывается. Возможно, очень значительное преимущество. Если недруги захотят что-то предпринять, мишенью будет не она.

Верхняя Геция. Финишная разметка уже видна. Осталось несколько дней, чтобы доехать до границы Нижней Геции. И уже совсем скоро кто-то один из троих участников переступит порог мэрии Тольца и закроет гонки, став победителем в Великом Эллипсе.

И что тогда?

Замминистра во Рувиньяк поднялся из-за стола. Вновь подошел к открытому окну и снова стал пристально смотреть в сторону Гареста.

— Угорь в масле с перцем, — заказал Гирайз, — и тарелку жареных моллюсков. Что ты будешь, Лизелл?

— Ничего, — ответила Лизелл рассеянно, разглядывая видимую из окна буфета часть платформы вокзала Уолктрец.

— Закажи лучше сейчас. Когда подадут мои блюда, ты сразу почувствуешь голод и тоже что-нибудь захочешь.

— Уммм.

Официант поклонился и ушел.

— Если ты ищешь Сторнзофа, ты здесь его не увидишь, — произнес Гирайз. — Он, должно быть, сел на 310-й в Доми, а тот идет в Креглац, не заходя в Уолктрец. А если он сел на 444-й или каким-то чудом попал на 441-й…

— Как ты можешь все это помнить?

— Очень просто, — Гирайз посмотрел на нее удивленно. — Ты разве не видела расписания? Вот, я покажу тебе…

— Нет, спасибо, в расписании не видно, где Каслер, впереди или сзади, а это все, что я хочу знать.

— Нет смысла беспокоиться. Наш поезд будет в Ли Фолезе минут через сорок, то есть к ночи. Вероятнее всего, Сторнзофу не удастся нас обогнать.

— В этом нет никакой уверенности. Разве ты не видишь, как его тут все обожают !

— Не только здесь. Величественный герой войны, и все прочее. Помнишь тот случай, когда я в Любрау не спал всю ночь и сумел значительно вырваться вперед? Ну и что, долго я был впереди? Начальник узловой станции Войн задержал мой поезд, чтобы пропустить вперед Сторнзофа. А потом этот жалкий член совета в Геккине, притащивший шампанское и корзину с фруктами для бессмертного главнокомандующего…

— Но в этой стране все стало еще хуже. Такое впечатление, что в Верхней Геции живут одни обожатели Грейслендской империи и ее героев.

— Гецианцы очень стараются произвести такое впечатление. Славный император Огрон хорошо надавил своим каблуком им на горло.

— Да, и несметное число гецианцев горит желанием завоевать благосклонность, услужив единственному грейслендскому участнику гонок. Каслер, вероятно, получит все…

Она замолчала, так как в этот момент официант принес угря с перцем и моллюсков. Лицо у него было такое прямодушное и ничего не выражающее, что она тут же забеспокоилась, а не слышал ли он их разговор. Ей стало неловко, и она отвернулась. Официант поставил тарелки на стол и удалился.

Гирайз приступил к еде.

— Ты что-то говорила? — произнес он.

— Если Каслер примет всю помощь, которую ему предлагают в этой стране, то тогда это неправильно…

— Неправильно, но мы ничего не можем исправить, а справедливое негодование только испортит твой аппетит, лучше возьми кусочек моллюска. Я знаю, ты хочешь.

— Не сейчас, спасибо.

— Это на тебя не похоже. Лучше чем-нибудь заглушить негодование.

— Не получается. К тому же моллюски — нездоровая пища.

— Это не доказано, и я не склонен в это верить.

На несколько минут воцарилось молчание, за это время Гирайз разделался с ужином. Откинувшись на спинку сиденья, он спросил:

— Кофе?

— Нет, у меня от него сердцебиение. К тому же я нигде не вижу нашего официанта. Куда он мог уйти?

— Ты произносишь, он исполняет. Отличный сервис. Эти гецианцы безнадежны.

— У вашей светлости испортилось настроение.

— Моя светлость мог бы довольствоваться и водой.

— Водой? Обычной водой? Я не ослышалась?

— У меня пустой стакан, а во рту, как будто я глотнул обойного клея.

— Пей мою воду, — она через стол подвинула ему свой стакан.

— Спасибо. — Не успел он взять его в руку, как стакан мгновенно выскользнул и, упав на стол, мгновенно разбился вдребезги. Гирайз тихо выругался. Вода со стола каплями начала стекать на пол.

Лизелл не стала вслух выражать удивление. Такая неловкость не была характерна для господина маркиза, он или устал, или поглощен мыслями. Официанта, чтобы вытереть пролитую воду, было не видно, и лужа растекалась в разные стороны. Гирайз, привыкший к заботливости слуг, остался сидеть на месте. Она быстро приложила свою салфетку, чтобы впиталась хотя бы часть лужи, а он продолжал сидеть, даже не пошевелился, чтобы помочь ей. Она нетерпеливо попросила:

— Дай мне свою салфетку.

Казалось, он так медленно, так неохотно посмотрел на свою салфетку, которая лежала у него на коленях. Его правая рука чуть заметно дрожала, но не двигалась. В следующую секунду он спокойно сообщил:

— Что-то не так.

— Что ты хочешь сказать? — ее нетерпение сменилось беспокойством. — Ты не заболел, Гирайз?

— Я не могу пошевелиться. У меня онемели руки.

— Онемели? Как это?

— Говорю тебе, у меня руки парализовало. Они ничего не чувствуют. — Он попробовал сделать усилие. Морщинка между бровей стала еще резче, он продолжил: — Ноги тоже отнялись.

— Я не понимаю. Ты заболел, тебе больно?

— Ничего не болит, и ничего не чувствую. Мне чего-то подсыпали, думаю.

— Подсыпали? Как? Кто…

— В еде, скорее всего. Твои слова оказались правдой, моллюски — нездоровая пища.

— Как ты можешь шутить в такой момент? Что нам теперь делать? Что если… — Она не позволила себе договорить. Что, если парализовано все тело? — вертелось у нее на языке. — Как ты будешь дышать? Не было смысла озвучивать худшие предположения, и дышал он, кажется, нормально. Речь внятная, только чуть замедленная. Нет, с дыханием все в порядке. Пока. Вслух она сказала. — Мы за доктором пошлем.

— Боюсь, бесполезно.

— Ты не знаешь этого. Мы можем найти такого, у которого найдется противоядие…

— В Уолктреце?

— Ну, мы должны попробовать! — Лизелл почти закричала. — ПОМОГИТЕ! Кто-нибудь. ПОМОГИТЕ! Нам нужен доктор, нам нужен доктор прямо СЕЙЧАС…

Ее крики привлекли внимание всех посетителей буфета, и тут же подбежал распорядитель.

— Что случилось? — вежливо осведомился он по-вонарски, видимо, испытывая противоречивые чувства — тревогу и раздражение.

— Человеку плохо, — сообщила Лизелл, — он съел что-то нехорошее…

— У нас очень хорошая кухня! Все свежее! До сих пор не поступало ни одной жалобы!

— Это не имеет значения. Просто позовите доктора, немедленно.

— Что бы с ним не случилось, наша еда здесь ни при чем. Я поклянусь в этом перед самим городским магистратом.

— Пошлите за доктором! НЕМЕДЛЕННО!

Распорядитель выкрикнул имя, и появился подручный. Он что-то сказал ему на гецианском, и тот исчез.

— Доктор сейчас будет, но хочу внести ясность, что это будет за ваш счет, — распорядитель вызывающе посмотрел на Гирайза, чье лицо, наполовину парализованное, вызывало беспокойство. — Он не может здесь оставаться. Мы переведем его в отдельное помещение. Там ему будет удобнее.

О, ты — сама доброта. Твое искреннее беспокойство делает тебе честь, маленький, ничтожный червяк. Сдерживая свой страх и злобу, он ответила:

— Очень хорошо. Позовите кого-нибудь на помощь. Официанта, который обслуживал нас. В любом случае я хочу задать ему несколько вопросов.

— Кто вас обслуживал?

— Молодой, конечно, не мальчик, коренастый, цвет волос ближе к каштановому, лицо прямодушное и с таким потупленным взором.

— У нас такой официант не работает.

— Работает, я видела его.

— Это не наш сотрудник.

— Вы уверены? — вопрос звучал риторически. Конечно, он уверен, и она теперь может только ломать голову. Кто это был?

Кто же это, действительно, был? Кто-то заинтересован, чтобы победа в Великом Эллипсе досталась Грейсленду.

Распорядитель поднял шум, и к ним подошел кто-то из штата. Подняв Гирайза со стула, они понесли его, держа под руки, сопровождаемые любопытными взорами дюжины посетителей. Некоторые уже отодвинули от себя свои тарелки. Они перенесли его в отдельное помещение — крошечную комнатушку без окон — и усадили на стул у письменного стола. Отступив, они с глупым видом уставились на него.

— Это эпилепсия, да? — спросил распорядитель.

— Нет, — прошептал Гирайз.

— Да, я уже видел раньше такие случаи, — настаивал распорядитель. — Это точно эпилепсия. И причина здесь не в нашей еде.

— Никто вас ни в чем не обвиняет, — успокоила его Лизелл. — Никто не говорит, что причина в вашей еде…

— Вы подпишетесь под этим заявлением?

— Но ему что-то подсыпали в пищу, — утверждала Лизелл. — Если бы мы могли найти того человека, кто нас обслуживал, тогда доктор бы знал, что надо делать.

— Доктор сейчас придет, — заверил распорядитель. — Он вот-вот должен быть здесь, и он объяснит вам, что ваш друг страдает эпилепсией. Или это может быть паралич спинного мозга, это часто случается. Сейчас это просто как эпидемия.

— Возможно, было бы лучше, если бы моего друга оставили сейчас в покое, — вежливо ответила Лизелл. Если эти гецианские животные не уберутся сию же секунду, то она начнет кричать на них. — Могу ли я остаться с ним наедине здесь, пока не придет доктор…

— Разумно, — ответил распорядитель, явно желающий поскорее улизнуть. — Пусть здесь побудет, подальше от глаз. Доктор скоро будет. А пока я закрою дверь.

Гецианцы ушли. Без них спертый воздух бытовки показался намного свежее. Лизелл посмотрела на Гирайза. Он сидел неподвижно на стуле, наполовину пораженные параличом лицевые мышцы так исказили его лицо, что она почувствовала, как слезы обжигают ей глаза. Она не может позволить себе заплакать, она не может перекладывать на него свои эмоции. Приняв выражение спокойной заботливости, она спросила:

— Что мне сделать, чтобы тебе было удобнее, Гирайз? Может, воды тебе дать? Подушку? Может быть, тебе будет лучше на пол лечь?

— Воды, — он говорил с трудом, но достаточно внятно. На столе стояли кувшин и кружка. Она налила в кружку теплой воды и поднесла к его губам. Он с трудом проглотил, часть воды стекла по подбородку вниз. Сохраняя спокойствие, она промокнула его лицо носовым платком.

— Спасибо. Посмотри, — произнес он.

— Что посмотреть?

— Время.

— А, твои карманные часы, — она достала их из кармана его жилета. — Двадцать восемь минут пополудни.

— Девять минут. Поезд.

— Сейчас не надо об этом беспокоиться. На следующем поедем.

— Нет. Ехать.

— Невозможно. Тебе не надо двигаться, пока доктор тебя не осмотрит.

— Тебе ехать. Одной.

Она опустила глаза, чтобы не выдать вспыхнувший в них порыв. Часть ее до боли хотела последовать его совету. Вторая часть с такой же силой восстала против мысли бросить его здесь в таком состоянии; тот же протест вызывала мысль, что она вообще с ним расстанется — может быть, навсегда.

— Я не брошу тебя, когда ты заболел, — ответила она, и сама удивилась, как убедительно прозвучал ее голос. — Позже будет еще один поезд. С горем пополам мы оба на него попадем.

— Сдашь меня в багажное отделение? — он попытался улыбнуться, вышло ужасно.

— Если надо будет. Если ты совсем не сможешь передвигаться, то я оставлю тебя при условии, что тебе тут обеспечат уход.

— Нет. Сторнзоф. Победит.

Она промолчала. Она хотела сказать ему, что это неважно, что его здоровье и безопасность важнее любых гонок, что это действительно так. Но слова не произносились.

— Посмотри на меня, — потребовал Гирайз.

Она неохотно посмотрела ему в глаза. Лицо его скривилось, но глаза остались прежними, временами такие проницательные и слишком всепонимающие.

— Я понимаю, — сказал он, и не нужно было объяснений, все было понятно.

— Я знаю, но…

— Послушай. Все хорошо. Действие закончится. Не фатально, уже бы умер. Хотя выбыл из гонок. Ты продолжай. Выиграй.