— Представление будет незабываемым.

— А, понимаю. — Легкомысленно, тривиально, унизительно. Едкое возражение готово было сорваться с губ Невенского, но он подавил его силой самообладания, выработанной за долгие годы общения с Мильцином. Он забил рот тарталеткой с анчоусами — самая лучшая преграда для нелестных тирад, и пока жевал, соображал. Устроить Искусному Огню ночь в опере. С одной стороны, унизительно, но при этом предоставляется очевидная возможность выбраться в свет из-под королевской жаровни. Оперный театр Тольца по крайней мере — место публичной и приличное. Искусный Огонь увидят… Огромные потоки зеленого пламени заполнят всю сцену… Безумный Мильцин прав, представление потрясет публику. Слава об Искусном Огне начнет расти, а вместе с ней и слава его создателя. Со временем это может привести к великим событиям. Как ни крути, это хоть какое-то начало.

Настроение у Невенского поднялось. Тарталетка с анчоусами, заметил он, оказалась восхитительно пикантной.

Ну вот, мы снова счастливы. Искусный Огонь стекал со стен кабинета, как вода.

— Очень увлекательное предложение, Ваше Величество, — вежливо пробормотал Невенской.

— Да, друг мой, я вдохновлен, поскольку меня коснулся огонь гения Зокетзы. Мы духовно связаны. Раньше я не знал, что возможна такая близость с женщиной, это брак на духовном уровне, — потерявшись в своих заоблачных далях, Мильцин взял шпажку с нанизанным на нее трюфелем и тонкими пластинками рачьего мяса, съел и вышел из своего кратковременного транса. — Да, этот новый помощник повара — просто чудо! По-своему он гениален, его талант может сравниться с талантом самой Зокетзы. Или с твоим, например.

— Совершенно верно, сир, — без промедления согласился Невенской. Этот помощник повара, о котором шла речь, нанятый несколько недель назад на место улизнувшего королевского отравителя, не тратил время зря и продемонстрировал свою необходимость. Он был художник, и его величие прямо-таки ослепляло.

— Такой талант и усердие заслуживают награды. Парень должен получить королевскую похвалу. Опять забыл. Как его зовут?

— Ваше величество, я представления не имею.

— О, какая досада, — Мильцин дернул за шнурок звонка. Через несколько мгновений на призыв явился лакей. Он глянул на стены кабинета, пылающие зеленым пламенем, и в испуге попятился.

— Этот помощник повара, которого наняли несколько недель назад, — ты знаешь его имя? — требовательно спросил король, делая вид, что не замечает растерянности своего лакея.

— Знаю, сир, — глубоко вздохнув, лакей восстановил свою профессиональную невозмутимость. — Повар, о котором вы спрашиваете, — житель принадлежащего Вашему Величеству города Фленкуца, зовут его Джигги Нипер.

Кузен Джигги с детства обожал возиться со всякими пирожками и печеньями, со всем, что делается из теста. Он не видел своего родственника Ница пятнадцать лет, но, конечно же, не забыл его. Кузен Джигги! Здесь — во дворце Водяных Чар!

Боль скрутила внутренности Невенского и пронзила его насквозь.

Огромная лиана опустила Лизелл прямо на землю и ослабила свой захват так нежно и аккуратно, что Лизелл лишь слегка покачнулась. В следующую секунду таким же образом рядом с ней поставили Гирайза. Лианы исчезли где-то в дебрях джунглей. «Руки леса» опустились сами собой.

Свободно вздохнув, она огляделась. За спиной стояла зеленая стена джунглей. Впереди возвышались небольшие деревянные лачуги, окруженные чахлыми огородами, скопление небольших рыночных ларьков и общественный молельный дом. А за ними виднелись высокие белые здания Юмо Тауна. Город смотрел на нее глазами арочных окон, украшенный чугунными решетками в причудливом энорвийском стиле и садами на крышах зданий. Ее глаза расширились при виде этого нетронутого в своей древности, лишь слегка затронутого западной цивилизацией города, выросшего посреди джунглей. Он потряс ее, несмотря на многочисленные описания этой жемчужины, которые она читала или слышала. Описания не подготовили ее к поразительному контрасту между утонченным городом и совершенно дикой природой, между высотами цивилизации и доисторической дикостью, которые существовали, сглаживая и уравновешивая друг друга. Юмо Таун вследствие своего изящества казался совершенно нереальным.

Но цивилизация и комфорт будут существовать, лишь пока алмазные копи будут питать благосостояние города. Огромные прибыли, которые приносят алмазные копи, превратили ничем не примечательный энорвийский колониальный аванпост в роскошный город, которому нет равного в мире, гарантирующий защиту и выживание. Но только до тех пор, пока бездонные шахты дают маленькие кристаллы, театры и казино будут процветать, роскошные отели — предлагать превосходную кухню, магазины — продавать самую дорогую одежду, улицы и дома — сиять, а джунгли будут удерживать на безопасном расстоянии. Однако самые неисчерпаемые копи исчерпываются, а джунгли умеют ждать.

Лизелл искоса посмотрела на Гирайза. Казалось, он даже не замечает, что перед ним город из белого камня. Его глаза были все еще прикованы к джунглям. Он смотрел на них так, будто хотел убежать туда, вернуться назад к шаманам и постичь их магические секреты. Она могла понять этот исследовательский зуд, который она готова была с ним разделить, но это было не то, чего она ожидала от господина маркиза. Гирайз в'Ализанте больше не походил на наследственного суверена, бывшего Благородного или даже благоразумного, респектабельного члена общества. Без рубашки, с всклокоченными волосами, нестриженый, грязный, небритый, господин маркиз выглядел как бродяга или того хуже.

А она смотрелась еще ужаснее в своей грязной, по-дурацки прилипающей к телу одежде, с грязными волосами и грязным лицом — ну, по крайней мере, она не полураздета. Но это все пустяки. В Юмо Тауне за определенную сумму можно найти все мыслимое и немыслимое, и ее набитое портмоне при ней. Потребуется всего несколько часов, и они с Гирайзом приобретут свой прежний облик, если, конечно, он не потерял все свои деньги. В этом случае его архаические правила хорошего тона бывших Благородных не допустят, чтобы она оплатила его счета.

— Гирайз, — она легонько дернула его за руку, и он оторвал глаза от леса. — Твои паспорт и деньги при себе?

Он опустил руку в карман, проверил его содержимое и кивнул.

— Хорошо, пойдем тогда немного потратимся, — и она направилась к городу, он шел рядом.

— На что тратиться? — спросил он на ходу.

— Мне нужна ванна, хорошая ароматизированная ванна. Мне нужна новая одежда и дорожные принадлежности. Мне нужна приличная еда, желательно дорогая. Мне нужен шикарный гостиничный номер, или лучше — люкс. Мне нужен…

— Я уловил направление твоих мыслей, но — можно практическое предложение?

— Я не в том настроении, чтобы принимать практические предложения.

— Это — маленькое и абсолютно безболезненное. Прежде чем что-либо предпринимать, я предлагаю найти дорогу к городской мэрии, пока она не закрылась, и поставить еще один штамп в паспорт. Как только этот пустяк будет сделан, мы можем позволить себе немного расслабиться. Что ты скажешь по этому поводу?

Он сказал мы, как будто забыл, что они соперники. Было бы легче и естественнее, если бы она тоже об этом забыла. «Было бы легче и естественнее» — это дорога к поражению, и она не пойдет по ней. Она останется верна своей независимости, и она вырвется вперед, как только подвернется такая возможность.

— Ты прав, конечно, — буркнула она покорно, и он внимательно посмотрел на нее. — Нам лучше с этого начать. Надеюсь, это не займет столько времени, как в Ксо-Ксо. Помнишь того подклерка?

— Слишком хорошо. Наш грейслендский соперник, главнокомандующий Сторнзоф, выпорол бы тебя за такие слова кнутом.

— Каслер, — Лизелл наморщила лоб: — Как ты думаешь, что с ним стало? Если он был на борту «Водяной феи», он, может быть, все еще сидит в западне в протоках Яга-Та'ари. Блаженные племена могли убить его, или он мог умереть от голода в джунглях.

— Все возможно, но я в это не верю. Сторнзоф — уникальная личность, с необычными способностями…

— О, ты допускаешь такое?

— Я допускаю. Он, вероятно, даже лучше, чем кажется. Но если ты волнуешься, то мы можем поступить следующим образом. Ты же знаешь, что Южные территории Ягаро сейчас — часть Грейслендской империи. Когда мы придем в мэрию, мы можем рассказать грейслендским представителям власти о том, что случилось с «Водяной феей». Когда они узнают, что случилось с их соотечественниками, они, скорее всего, пошлют войска, чтобы спасти их.

— Тогда получится, что мы хотим причинить зло Блаженным племенам за то, что они помогли нам.

— Да, но не каждый заурядный путешественник знает, как предъявить ягарцам свои права на гостеприимство. Эти туземцы очень сильны, и их нужно держать под контролем.

— Но они ничего плохого не делают, просто защищаются, не так ли?

— Смерть Джив-Хьюза — тоже самозащита?

— Туземцы вполне могут считать, что Оонуву поступил так, защищая свою честь. Кроме того, они имеют право рассматривать всех пришельцев с запада как завоевателей, и в таком случае естественно, что они защищают свой дом. Ты действительно можешь винить их за это?

— Да, если они нападают и убивают ни в чем не повинных мирных путешественников.

— Но разве эти путешественники такие уж мирные? Только подумай.

Так споря, они вошли в Юмо Таун. Хотя Лизелл и была поглощена спором, она все же заметила маленькие туземные лачуги и хибары, которые ютились на окраине, уступая место безупречно белым домам, выстроившимся в ряд вдоль чистых мощеных проспектов. Все было ухожено, и это неудивительно. Повсюду ей попадались на глаза туземцы, которые собирали мусор и навоз, разравнивали гравий, терли щетками стены домов, до блеска начищали стекла и медь. Лужайки домов были ухожены, а роскошные сады сочетали пышность джунглей и тропическое буйство цвета со строгой западной планировкой.

Они шли по улицам, где сновали элегантные экипажи и кареты, запряженные лошадьми, которые лоснились как нигде в мире. Один раз они остановились, и Гирайз хотел спросить у случайного прохожего, как пройти к мэрии. Но прохожий отвел глаза, ускорил шаг и поспешил прочь, ничего не ответив. Вероятно, он принял их за побирушек.

Лизелл почувствовала, как краска стыда залила ей лицо. Оба они выглядели убого, а Гирайз был еще и полуголый. Часовые у входа мэрию никогда не пустят их внутрь в таком виде. Заметив у дороги тележку уличного торговца с его незамысловатым товаром, она остановилась.

— Постой, смотри, здесь есть рубашка. Надо бы купить ее.

— Да, но она пурпурно-фиолетового цвета, Лизелл.

— Я бы назвала этот цвет баклажанным.

— Если я ее надену, я буду похож на гигантский синяк.

— Но зато в ней тебе не грозит арест за оскорбление общественности неприличным видом.

— Мой вид не оскорбляющий, он просто немного нетипичен.

— Это — словоблудие. Не сопротивляйся, прикрой свои прелести, мир не готов созерцать их спокойно.

Он купил рубашку и надел ее. Глянув на него, Лизелл чуть не рассмеялась. Гирайз не был крупным мужчиной, но рубашка — явно предназначавшаяся для малорослого ягарца — была ему мала. Рукава не доставали до запястий, а внизу она оказалась настолько коротка, что в брюки не заправить. А цвет — отвратителен.

— Веселишься? — Гирайз посмотрел на ее лицо.

— Жаль, что у меня нет этого последнего достижения человеческой мысли — аппарата с чувствительной фотопластинкой, а то бы я запечатлела твой образ для потомства. Из чего сшита эта рубашка?

— Из папиросной бумаги, кажется. Ну, все, пойдем, не будем больше касаться этой неприятной темы.

Продавец показал дорогу, и они направились к мэрии. Здания делались все выше и величественнее по мере их приближения к цели. Когда они проходили мимо великолепного белого отеля, Лизелл бросила в его сторону горящий желанием взгляд. «Королева алмазов» — гласила вонарская вывеска над входом, и отель, судя по всему, оправдывал свое название. Но в таком виде ее даже на порог не пустят. Интересно, остались ли еще в Юме Тауне старомодные общественные бани, где они с Гирайзом могли бы привести себя в порядок, прежде чем купить приличную одежду и переступить порог этого роскошного отеля. А потом ужин… И вот тут-то она постарается улучить момент — может быть, во время прогулки по магазинам — и улизнуть, чтобы выяснить, как двигаться дальше. Сейчас ей надо в порт Дасанвиль, а оттуда в Авескию — в экзотическую восточную часть Великого Эллипса. И лучше улизнуть так, чтобы Гирайз не знал. Может быть, это позволит ей вырваться вперед…

Что за подлые рассуждения. Она почувствовала легкий укол совести. Ей не хотелось бы, чтобы Гирайз узнал, о чем она думает в эту минуту. А иногда господин маркиз, казалось, обладает таким же ясновидением, как и Каслер Сторнзоф. Впрочем, ей нечего стыдиться. Гирайз собирался бросить ее в Ксо-Ксо. И, подвернись ему случай, он бросит ее и в Юмо. Как он сам справедливо заметил, они участники гонок.

Здание мэрии выросло перед ними — красивое сооружение в энорвийском стиле, увенчанное развевающимся грейслендским флагом. У входа их остановил часовой в серой форме и потребовал изложить, по какому вопросу они пожаловали, и предъявить удостоверения личности. Первое они изложили, второе — предъявили, и часовой впустил их. Без особых трудностей они нашли дорогу к регистрационному офису, где обнаружили чиновника-энорвийца такого почтенного возраста, что грейслендцы не сочли нужным менять его на своего представителя. Гирайз обратился к регистратору на свободном энорвийском, и тем самым снискал его расположение — в мгновение ока оба вонарских паспорта были проштампованы. Гирайз поведал о затруднительном положении, в которое попала «Водяная фея», и регистратор пообещал доложить кому следует. Оба путешественника, исполненные счастья, покинули здание мэрии.

Сделано, без затруднений и в полном объеме. Приобретено еще одно официальное подтверждение следования по маршруту Великого Эллипса. Ну а теперь совсем немного можно пожить в свое удовольствие.

На лице Лизелл сияла улыбка, когда они окунулись в марево тропического дня.

— Ты понимаешь, что мы, возможно, вырвались вперед и всех оставили позади, ну, может быть, за исключением близнецов Фестинетти? Кстати, где они могут быть, как ты думаешь? — спросила она Гирайза.

— Последние несколько недель я о них ничего не слышал. Ничего не могу сказать и о других — Чарном, Заване, и прочих наших соперниках.

— Судя по нашей последней встрече, все они остались позади. Вот только Фестинетти давным-давно вырвались вперед, а потом исчезли. Если они миновали Ксо-Ксо раньше нас, то мы должны были что-нибудь о них услышать. А ведь с ними могло что-то случиться!

— Нам ничего не известно, поэтому нет оснований строить предположения.

— Это позиция флегматика.

— Я бы назвал это логическим рассуждением.

— Ты ошибаешься, есть очень много оснований строить предположения. Предположения вызывают массу вопросов, стимулируют интеллект… — она болтала, наслаждаясь интеллектуальными упражнениями.

Они поравнялись с узенькой улочкой, уходящей вбок, и ее внимание привлекли злобные голоса, доносившиеся оттуда. Она увидела, как одетые в форму цвета хаки констебли били туземца. Ягарец — почти обнаженный, покрытый синяками и ссадинами — даже не сопротивлялся. Закрыв руками голову и пригнувшись к земле, он кричал. Глухие к его мольбам констебли методично и усердно работали своими дубинками.

— Эй вы там, немедленно прекратите! — закричала Лизелл, она уже бежала по переулку. — Вы же убьете его, прекратите!

Констебли оторвались от работы и взглянули на нее, один из них что-то проворчал по-энорвийски. Его слова ничего не сказали ей, но жесты, их сопровождавшие, были очень красноречивы. Тогда она обратилась к ним на вонарском, который констебли должны были бы знать, а может быть, и нет, в любом случае она должна сделать так, чтобы они ее поняли. Остановившись и изменив тон, она уже спокойно начала:

— Пожалуйста, остановитесь. Вы же видите, что он не сопротивляется. Остановитесь.

Констебли уставились на нее. Прижавшийся к земле туземец сделал то же самое. Один из офицеров в форме цвета хаки бросил ей что-то злое.

— Он говорит, чтобы ты не вмешивалась, — перевел Гирайз. Он подошел и встал рядом.

— Поговори с ними. Скажи им, чтобы они прекратили, они могут до смерти забить его.

— Я не думаю, что мои слова здесь помогут.

— Пожалуйста, хотя бы попытайся.

— Хорошо, — Гирайз заговорил с констеблями на их родном языке. Он говорил спокойно, рассудительно, и они слушали его несколько мгновений, после чего обрушили на него раздраженный поток энорвийского. — Они говорят, что это беглый рабочий с алмазных копей, — перевел Гирайз. — Они говорят, что туземцам закон запрещает покидать свои рабочие места.

— Но это возмутительно, это похоже на рабство!

— И когда беглецов ловят — их сурово наказывают, во всяком случае, таковы правила. Чтобы другим было неповадно.

— Это отвратительно с их стороны. Такого можно было бы ожидать от грейслендцев, но они-то — энорвийцы, ведь так? — Она обратилась к констеблям, на этот раз по-грейслендски, который они должны были понимать. — Очень хорошо, вы его поймали, вы его наказали, наказали справедливо и как следует. Почему же сейчас… вы не можете просто…

На нее враждебно посмотрели. И в эту секунду, воспользовавшись моментом, ягарец вскочил на ноги и помчался в конец переулка. С пронзительными воплями констебли пустились вдогонку.

— Постойте, — Лизелл инстинктивно перегородила им дорогу. Один из констеблей налетел на нее, и она тяжело шлепнулась на землю, но она ясно видела, как Гирайз незаметно подставил подножку второму констеблю, и тот, запнувшись, растянулся в полный рост. Его напарник остановился на перекрестке, вертя головой по сторонам. Очевидно, преследуемый исчез, так как он, чертыхаясь, повернул назад.

Упавший констебль поднялся, в бешенстве изрыгая энорвийские ругательства на Гирайза, который бормотал вежливые, смиренные извинения — недостаточные, чтобы усмирить его гнев. Злобная тирада не прекращалась. Лизелл поднялась, попав под залп ругани второго подошедшего констебля. Она пожала плечами в знак того, что не понимает его энорвийского, и он перешел на грейслендский.

— Вы помогли сбежать ему. Вы помешали городской полиции выполнить свой долг. Вы совершили серьезное уголовное преступление.

— Стечение обстоятельств. Я очень неловкая, — извиняющимся тоном лепетала Лизелл, взяв пример с Гирайза. — Я очень сожалею, что причинила вам такие неудобства, но все это, поверьте, всего лишь досадное стечение обстоятельств.

— Вы встали у меня на пути и задержали, а этот клоун в цветастой рубахе подножкой уложил моего напарника. Благодаря вашему вмешательству беглый туземец ускользнул от правосудия. И вы называете это стечением обстоятельств?!

— Конечно, констебль, неприятное…

— Молчать, вы арестованы — оба. Вы находитесь в Юмо Тауне, в городе Империи, и наши законы не будут подвергаться осмеянию со стороны каких-то иностранных побирушек, бродяг и бездельников.

Ах ты жалкий бесхребетный маленький лакей, держу пари, что большинство твоих энорвийцев с радостью разорвало бы тебя на части, подумала Лизелл, но плотно сжала зубы, чтобы слова не вырвались.

— Господа констебли, мы — не бродяги и не побирушки, — вежливо заговорил Гирайз. — Мы — порядочные путешественники из Вонара. Мы — участники Великого Эллипса. Вы, конечно же, слышали о Великом Эллипсе?

— Хватит придуриваться, лжете только себе во вред, — оборвал констебль.

— Это не ложь, — настаивал Гирайз. — Вот посмотрите. Я покажу паспорт, — он полез в карман.

— Стоять!

В руках обоих констеблей показались служебные револьверы. Лизелл обомлела. Гирайз замер.

— Руки вверх. Оба.

Арестованные повиновались. Один из констеблей бесцеремонно обыскал их, забрав паспорта и портмоне.

— Прямо-таки клад, — присвистнул констебль, открыв портмоне. — Взгляни, — он показал портмоне напарнику. — Вонарские новые рекко. Тысячи рекко.

— Угу, — кивнул его напарник, будто ничего другого и не ожидал увидеть, и зарычал на Гирайза: — Где ты это стащил?

— Я не стащил, — ответил Гирайз, — паспорта и деньги принадлежат мне и этой леди.

— Пожалей себя, не зли нас.

— Но он говорит истинную правду, — вмешалась Лизелл, от волнения еще более спотыкаясь на грейслендских словах. — Это все — наша собственность, это нам принадлежит, будьте так добры.

— Мы и не сомневаемся. Вы, конечно же, богатые путешественники, скрывающиеся под лохмотьями бродяг, это-то что-то новенькое. Может, вы на маскарад так вырядились?

— Понимаете, мы попали в неприятную ситуацию, и вся наша одежда потерялась…

— Все интереснее и интереснее, — констебль держал паспорта, внимательно их проверяя. — Гирайз в'Ализанте, Лизелл Дивер, граждане Вонара.

— Это мы, — подтвердил Гирайз.

— Настоящие в'Ализанте и Дивер скоро заявят властям о пропаже своей собственности. Может быть, заявление уже и поступило.

— Констебль, сэр, как же мне доказать, что я — это я? — взмолилась Лизелл.

— Будем считать, что настоящие владельцы этого богатства остались живы, — продолжал констебль, будто не слыша ее. — За такие деньги можно и убить. А может, у вас есть необходимость выдавать себя за в'Ализанте и Дивер, а?

— Констебль сочиняет небылицы, — Гирайз не мог сдержать иронической усмешки.

— Скоро все выясним. Руки за спину.

Гирайз повиновался, и констебль надел на него наручники.

— Тебя это тоже касается, — сказал второй констебль Лизелл.

Ей хватило сил не вступать в пререкания. И металлические кольца сомкнулись на ее запястьях. Невероятно, но на ней позвякивала короткая цепочка наручников. Констебль взял ее за левую руку, чуть выше локтя, и властно потянул за собой.

— Куда вы ведете нас? — спросила Лизелл.

— В участок на Западной улице. Шевели ногами, — скомандовал констебль.

Их вели по самому центру Юмо Тауна, прохожие останавливались и глазели на констеблей в хаки и их невообразимо одетых, закованных в наручники пленников. Лицо Лизелл пылало. Мечтая провалиться сквозь землю, она вначале смотрела себе под ноги, но вскоре к ней вернулось спасительное самоуважение, или самолюбие взыграло, и она, подняв голову, пошла вперед с тем давно позабытым достоинством, с каким бывшие Благородные шли на казнь в дни революции.

Они вошли в участок. На двери центрального входа красовалась эмблема Вечного Огня: слепящего солнечного света и любопытства прохожих больше не было. В участке царил полумрак, духота и тишина. Писец и пара караульных встретили вновь прибывших арестованных без особого интереса.

— Парочка незваных чужаков, — бросил по-грейслендски один из доставивших пленников констеблей. — Пойманы при пособничестве беглому туземцу. Препятствовали правосудию и оскорбили служителей закона. Подозреваются в воровстве или того хуже. Нашли у них краденые вещи. — Он выложил на стол конфискованные паспорта и портмоне.

Писец исследовал содержимое портмоне, и его скучающие глаза заблестели. Он аккуратно сделал запись в одну из своих книг, затем положил деньги и документы в верхний ящик стола и повернул ключ.

— Не поступало заявлений по этому случаю?

— Нет еще.

— Глаз с них не спускайте. Дело серьезное может выйти.

— Мы не воры! Мы ничего не украли! — вырвалось у Лизелл. — Мы не совершили ничего противозаконного!

— Имя? — строго спросил писец, занеся руку над книгой.

— Лизелл Дивер. Я — вонарка. Я — участник Великого Эллипса. В'Ализанте тоже из Вонара, и тоже участник. У нас и в мыслях не было препятствовать правосудию. Это было случайное стечение обстоятельств. Мы…

— Запиши «безымянная женщина, на вопросы не отвечает», — велел констебль. Писец кивнул.

— Это неправда! Я отвечаю. Меня действительно зовут Лизелл Дивер. Я…

— Имя? — обратился писец к мужчине.

— Гирайз в'Ализанте. Вонарский путешественник. Прежде чем вы напишете «безымянный, на вопросы не отвечает», позвольте мне поговорить с вашим капитаном или с иным главным здесь лицом. Если вы это позволите, все недоразумения тут же разрешатся…

— Недоразумения только начались, если ты вообразил, что вранье тебя спасет. А что касается капитана, так будь покоен, ты ответишь на все его вопросы, когда он вернется.

— Когда он будет здесь?

— Через два дня, а пока вы посидите в тюрьме центрального участка.

— Два дня! — воскликнула Лизелл. — У нас гонки, Великий Эллипс! Мы не можем сидеть здесь два дня!

— Если вы простые воры, то будете сидеть в исправительной колонии Южных территорий Ягаро несколько лет, или же вас приговорят к дорожным работам, и тогда по сравнению с этим наш участок покажется вам райским садом, — сообщил ей констебль. — А если мы установим, что вы убили законных владельцев этих портмоне, то вас расстреляют. Вообще-то у нас принято головы рубить за такие дела, но сегодня мы часть Империи, и наши методы экзекуции теперь слегка усовершенствованы. Заприте их, — приказал он караульным.

Напрасно Лизелл протестовала, их с Гирайзом погнали к тяжелой деревянной двери в глубине помещения и втолкнули в вонючую арестантскую камеру. Она оказалась поделена на шесть клеток, одна из которых была размером как пять остальных вместе взятых. Занятой была только большая клетка, там сидели семь мужчин: пять ягарцев и два белых, от них разило ксусси, нечистотами и рвотой. Апатия сотрудников участка на Западной улице объяснилась сама собой: в их обязанности входило контролировать в этом районе общественное пьянство. Пара пьяных глаз из клетки посмотрела на Лизелл с интересом, один из арестантов улыбнулся и как старой знакомой помахал ей рукой, остальные смотрели безучастными стеклянными глазами.

Наручники сняли. Лизелл и Гирайза поместили в примыкающие друг к другу свободные клетки. Двери захлопнулись, замки защелкнулись, караульные удалились.

В апартаментах Лизелл находились: лежак, прикрученный к стене болтами, помойное ведро, ржавая кружка, туча жужжащих мух и больше ничего. Одна стена в помещении была каменная, остальные три от пола до потолка представляли собой железную сетку. Лизелл вся была на виду. Если она решит воспользоваться этим помойным ведром, то у происходящего будут зрители.

Будто прочтя ее мысли, один из пьянчуг в большой клетке зачмокал губами, чтобы привлечь ее внимание, и принялся расстегивать штаны. Она отвернулась.

Гирайз поймал ее взгляд. Через ячейку сетки он протянул ей руку, и она ухватилась за нее. Какое-то время они стояли молча, затем она спросила:

— Как ты думаешь, сколько времени уйдет у этих тупых полицейских, чтобы выяснить, что мы не воры и не убийцы?

— Со временем они увидят, что заявление на совершенное нами преступление не поступает, и изменят свое решение. Мы бы быстрее нашли помощь, если бы сумели сообщить в вонарскую дипломатическую миссию, но я не уверен, что она здесь осталась после вторжения грейслендцев.

— Грейслендцы, повсюду эти грейслендцы.

— На этот раз нас обидели колонизаторы-энорвийцы.

— Точнее, лакеи.

— Я не могу ставить им в вину их подозрения, принимая во внимание наш вид.

— Ну, а я могу. Ничтожества. О, я представляю, как мы потом будем над этим смеяться…

— Только в том случае, если нас не расстреляют или не обезглавят.

— Сейчас не до смеха. Единственно, о чем я могу думать, так это о времени, каждая минута на вес золота. С каждой минутой, проведенной взаперти, наши шансы убывают, мы вырвались вперед — и все напрасно. — Наши шансы… мы вырвались вперед. Она поймала себя на том, что часто употребляет «мы», и рассердилась. Она забыла о том, что они соперники, точно так же как и он забыл об этом совсем недавно. Она больше не допустит больше этого. Вслух она продолжала безо всякой паузы: — Чарный, Заван и остальные — они уже, наверное, здесь. — Главное имя она не упомянула. Неожиданно, опомнившись, она выдернула свою руку из руки Гирайза.

Гирайз посмотрел на нее и спокойно напомнил:

— Сторнзоф.