— Но если они настолько действенны, почему вы не хотели пользоваться ими до поры до времени? — спросил Деврас.

— Это очень сильное средство, и если принимать его достаточно долго, в организме, психике, мозге человека могут произойти необратимые изменения. Если же соблюдать осторожность, оно абсолютно безвредно.

Гроно насупился, но промолчал.

Голод все настойчивее давал о себе знать.

— Пойду-ка поищу чего-нибудь съестного, — заявил Деврас. — Гроно, ты со мной?

— Если только ваша светлость не намеревается откапывать личинки. Я решительно против такого безобразия.

— Ягоды, коренья, грибы. Ничего другого.

— Обещаете, господин?

— Обещаю. Ну, может, немного съедобного мха и лишайника. Если попадется — змею.

— Нет! Никаких змей, сэр!

— Полно, Гроно. Клам Лебойд пишет, что змеиное мясо вкусно, полезно и питательно.

— У вашего Клама Лебойда извращенные вкусовые пристрастия.

— Надо позаботиться о том, чтобы вы не заблудились, не потерялись, — прервал их спор Уэйт-Базеф. — Прежде всего возьмите-ка по камню из кучи вместо фонаря. Они легки, удобны и не обжигают, но что бы вы ни делали, ни в коем случае не лижите их и не пытайтесь засунуть в рот.

— Что мы, младенцы? — обиделся Гроно.

— Разумеется нет. И все же будьте внимательны, более того, я бы рекомендовал вам помыть или хотя бы протереть руки после прикосновения к камням, особенно перед едой.

Его слушатели с неприязнью взглянули на, с виду, безобидных «светляков».

— И не стоит полагаться только на них, — продолжал чародей. — Во-первых, они могут ни с того ни с сего погаснуть. Но даже если этого не случится радиус видимости не будет превышать нескольких футов, и, чтобы вернуться обратно в лагерь, вам понадобится приспособление иного плана. Слава Богу, я об этом позаботился. Видите? — Он оттянул правый рукав, показав намотанную на запястье бесцветную бечеву, невесомую и тонкую, как леска. — Возьмитесь за свисающий конец, намотайте его на палец или привяжите к ремню, ступайте куда пожелаете, а обратный путь найдете без труда. — Заметив недоверие на лицах спутников, он пояснил: — Шнур безразмерный. — Затем, ухватив кончик двумя пальцами, потянул. Бечева и правда растянулась без видимого усилия, а когда Уэйт-Базеф отпустил ее, сжался до первоначального положения.

— И насколько его хватит? — спросил Деврас.

— Как минимум на несколько лиг.

— Что, если он порвется?

— Постарайтесь, чтобы этого не случилось. И ни в коем случае не выпускайте шнур из рук.

— Обвяжу-ка я его вокруг запястья.

Тугая нить едва ощутимо сжимала его руку, Деврас отошел на несколько шагов. Шнур удлинился, но давление осталось прежним. Юноша коснулся натянутой нити, и она запела, как струна арфы. Чистый высокий тон будто ножом рассек тяжелый воздух, так что Деврас вздрогнул от неожиданности. Уэйт-Базеф отечески улыбнулся.

— Когда привыкнете к звуку, сможете определять по нему приблизительную длину нити.

— Ваше изобретение, Рэйт?

— Ну что вы. Члены ордена Избранных пользуются этой милой вещицей со времен Неса Глазастого.

Даже Гроно и тот проникся уважением к почтенному возрасту магического шнура. Не теряя времени на дальнейшие разговоры, Деврас с камердинером взяли из светящейся кучи по каменюге и отправились на поиски пропитания.

Тьма поглощала свет с пугающей быстротой. Не успев удалиться от костра и на несколько шагов, Деврас оглянулся и увидел позади лишь смутное белесое пятно, Уэйт-Базефа и леди Каравайз уже не было видно. Еще несколько шагов — даже пятно исчезло. Они остались одни-одинешеньки посреди вселенской Тьмы, вооруженные лишь сиянием двух камней. Деврас видел только бледное лицо Гроно, блестящее от пота, и клочок заросшей сорняками земли с пожухлой травой. Дальше была пустота, черное ничто и нигде. Слабое обнадеживающее натяжение шнура напомнило ему о существовании Уэйт-Базефа. Повинуясь внутреннему голосу, он щипнул связующую нить и через мгновение почувствовал вибрацию: Уэйт-Базеф посылал ему ответный сигнал.

— Ну и что теперь, мастер Деврас? — Жизнерадостные интонации, которые постарался придать своему голосу Гроно, звучали как-то неубедительно.

— Теперь поищем чего-нибудь съестного. — Уверенность Девраса была такой же мнимой, как жизнерадостность камердинера. — Если верить Кламу Лебойду, съедобные грибы растут повсюду. Как тебе улыбается мысль отведать за ужином грибочков?

— На мой взгляд, они все же предпочтительнее каких-нибудь слизней. Кстати, господин, вы думаете, что сейчас вечер? А почему не утро или не день?

— Вполне может быть. Последний раз мы ели еще на «Великолепной». Судя по моему разыгравшемуся аппетиту, с тех пор прошло никак не менее полутора суток, но я вполне могу ошибаться. Как сказал Гезеликус: «Боль и лишения замедляют течение времени. Часы, проведенные в мучениях, тянутся бесконечно. Сам собой напрашивается вывод: горе продлевает жизнь, а нескончаемые страдания продляют ее до бесконечности. Таким образом, именно в муках мученических и заключается секрет вечной молодости».

— Этот ваш философствующий фигляр, верно, воображал себя остряком. Знаете, господин, давайте лучше искать грибы.

Окружающая природа вовсе не показалась им рогом изобилия, обещанным Кламом Лебойдом. Ягоды, если когда-то и росли здесь, давно уж опали с кустов. Съедобных кореньев, столь живописно воспетых в его трактате, обнаружить никак не удавалось. Зато грибов было великое множество. В теплом влажном климате они чувствовали себя великолепно. Какие-то были безусловно ядовиты, другие — возможно, ядовиты, и их решили не трогать. Зато Деврас наткнулся на целую россыпь так называемого «живого жемчуга» — грибов, хорошо ему знакомых и весьма полезных. Подкрепляясь на ходу, они с Гроно очень скоро набрали целый узел «жемчужин», которых хватило бы даже на то, чтобы утолить самый зверский голод. Но одних грибов было явно недостаточно, и наши добытчики решили продолжить поиски. Они блуждали во тьме, заключенные в маленький кокон магического сияния. Больше его Деврас боялся, как бы не оборвалась тонкая нить, соединявшая его с Уэйт-Базефом. Тогда они ни за что бы не нашли дороги назад.

Они поднялись по покатому склону, и Деврас видел под ногами землю, которую когда-то возделывали человеческие руки. Теперь ее покрывала лишь чахлая трава. Вскоре перед ними выросла стена горизонтально положенных бревен. Вероятно, это была сторожка или сарай на какой-то ферме. Они на ощупь прошли вдоль нее до угла, свернули и скоро отыскали вход. Дверь была распахнута настежь, но свет камней не позволял увидеть, что творилось внутри домика. Деврас покликал хозяев, но не услышал ответа.

— Здесь никого нет. Зайдем внутрь.

— Стоит ли, мастер Деврас?

— Там может быть еда.

— Как прикажет ваша светлость.

— Как прикажет мой желудок.

Деврас зашел на крыльцо, Гроно следовал за ним по пятам. В комнате царил жуткий беспорядок, грубо сколоченная мебель была перевернута, кухонная утварь и одежда разбросаны.

— Есть кто живой? — Голос Девраса потонул в пустоте.

— Дом, конечно, брошен, господин. Об опасностях можно пока позабыть. Кстати, насчет еды вы были совершенно правы. — Гроно указал в угол, на раскуроченный ларь, из которого вывалились на пол мешки с мукой и крупами, банки с солью, сахаром, чаем, сухофруктами и чечевицей. В выстроившихся вдоль стены шкафах обнаружились разнообразные корнеплоды. С вбитых в балки крюков свисали кольца копченых колбас.

— Мясо, господин, настоящее мясо! Бери — не хочу. Должно быть, хозяева бежали в спешке.

— Похоже, что так. Не пойму только, почему они не захватили вещей.

— Наверное, очень торопились. В любом случае нельзя дать продуктам испортиться. Мастер Деврас, у нас будет нормальная пища! У всех нас. Подумайте только, что она значит сейчас для ее светлости!

— Действительно. Ладно, ты собери продукты, а я поищу оружие, посуду, фонари, одеяла и тому подобное.

Деврас прошел в другую комнату. В его душе нарастало тревожное предчувствие. Он заглянул за занавеску, прикрывавшую нечто вроде встроенной кладовки, и холодный свет магического светляка открыл его глазам то, что осталось от хозяев жилища. Там лежали трупы мужчины, женщины и двух мальчиков-подростков. Их оружие — топор, борона, дровокол и нож — покрывала почти прозрачная бесцветная жидкость. Лужицы такого же вещества виднелись и на полу, смешанные с темными пятнами человеческой крови. Деврас оцепенел от ужаса.

— Мастер Деврас! — раздался из тускло освещенной голубоватым светом соседней комнаты голос Гроно. — Мастер Деврас, тут столько всего, что вдвоем нам не унести. Предлагаю захватить, сколько сможем, а потом вернуться за остальным…

— Сюда мы больше не вернемся, — ровным голосом сказал Деврас.

— Как так? Мастер Деврас, что произошло?

Не дожидаясь ответа, Гроно поспешил к своему господину, увидел трупы и ахнул. Когда же снова заговорил, то шепотом.

— Белые демоны?

— Думаю, они.

— Вот уж и впрямь демоны. Неужели они убивают ради забавы?

— Не знаю. Они были тут совсем недавно и могут снова вернуться. Пойдем.

— Полагаете, они неподалеку?

— Да, Гроно. Что-то подсказывает мне: они очень близко.

Как раз под тем местом, где стояли Деврас и Гроно, на глубине около двухсот футов, располагалось помещение, которое сами вардрулы называли комнатой Белых Туннелей. Сама комната, не украшенная ни сталактитами, ни сталагмитами, ни разноцветными кристаллическими наростами, при тесноте и простоте своей казалась ничем не примечательной… за исключением одной немаловажной детали. В каменный пол были врезаны темные, отполированные до зеркального блеска шестиугольные плиты. В незапамятные времена их создал маг-самоучка, легендарный получеловек-полувардрул Террз Фал-Грижни, основатель клана Грижни. Эти плиты походили на офелу Рэйта Уэйт-Базефа и были предназначены для сходных целей. Каждая представляла собой половину устройства, другая часть которого находилась в одной из точек бесконечной системы подземных лабиринтов. Некоторые были даже установлены и тщательно замаскированы на стратеги чески важных участках Поверхности. Таким образом пещерные жители могли в мгновение ока переноситься с одного места в другое. Но поскольку такой способ путешествовать казался вардрулам чуждым самой их природе, слишком «человеческим», мало кто из них, за исключением Грижни, пользовался этим магическим устройством. Конечно, члены клана Грижни отличались от других — так было всегда. Да и стоит ли удивляться: им так и не удалось очиститься от примеси человеческой крови, которая испокон веков текла в их жилах.

Один из шестиугольников был совсем небольшого размера и находился в самом центре комнаты. Эта плита, окаймленная бордюром из камней разных пород, соединялась с гнрфрл кфражем, или, на языке людей, с трансплатой. Трансплату, относительная легкость которой была достигнута с помощью достаточно сильной магии, постоянно носили следом за патриархом Грижни, обеспечивая великому полководцу возможность оказываться в родных пещерах, когда он только не пожелает, в любую из красок малого вена. Не важно, в какие дали Далиона заведет его победоносная кампания, у архипатриарха Грижни всегда будет возможность вернуться в комнату Белых Туннелей. Ожидалось, что он воспользуется ею на исходе багрянца, то есть совсем уже скоро.

Встречали архипатриарха трое вардрулов высокого ранга, прекрасно сознающие, какое уважение внушает другим кланам титул их великого сородича. Молодая, но многоопытная; Фтриллжнр Држ, матриарх клана Змадрков, дважды перенесшая Хладное оцепенение и Дфжнрл Галлр, в совершенстве владеющий языками людей, — это он не так давно нанес визит Глесс-Валледжу — все они обладали типично вардрульской внешностью. Пластичная, безволосая, худощавая фигура, во многом схожая с человеческой, но без ярко выраженных половых отличий, бескостные щупальцевидные пальцы, светящаяся кожа, огромные лучистые глаза, окаймленные тремя валиками мышц. На протяжении целой череды великих венов раса вардрулов не претерпела видимых изменений. Однако дальний Предок сразу бы отметил качественную перемену, произошедшую с хииром его сородичей, то есть с выражением внутреннего состояния вардрула — его душевного покоя, гармонии и согласия с самим собой и окружающим миром. Вследствие постепенного перерождения своей природы и окончательного принятия Террза Фал-Грижни, характер вардрулов стал совершенно иным. Исчезла былая безмятежность, равно как и робость и непротивление злу. Вместе с ними кануло в Лету невинное простодушие. Врожденное чувство родовой общности ослабло, из-за этого стало трудно общаться с Предками. Упадку этих чудесных качеств сопутствовало развитие иных: решимости, мужества, энергичности, а также чисто человеческой мятежности духа. Многое было принесено в жертву, но и выгода оказалась немалой. Проиграет ли раса в целом, выиграет ли, о том судить еще рано.

В теплом, неподвижном воздухе звучала мелодичная речь. В переводе на язык людей, говорили вардрулы примерно о следующем:

— Уже второй визит архипатриарха за последние ста малых венов, — молвила Фтриллжнр Држ, судя по мерцанию плоти и расширившимся окологлазным валикам, терзаемая сомнениями и даже недовольством. — Как перенесут его отсутствие сородичи, находящиеся сейчас на Поверхности?

— Подобные отлучки весьма непродолжительны, — ответила ей младшая матриарх Змадрк, — и к тому же оправданны. Недалек тот багрянец, когда старый Инрл Грижни отойдет к Предкам.

Общее потускнение красноречивее слов выразило скорбь вардрулов при мысли о скорой кончине Грижни Инрла — почитаемого всеми художника-учителя и последнего из кровных родственников архипатриарха Грижни.

— С его уходом патриарх останется единственным представителем своего клана, — распевно добавил Дфжнрл Галлр, явно встревоженный этим обстоятельством. — Один, без единого сородича. Как это, должно быть, ужасно, как невыразимо страшно утратить свой клан.

— Клан Грижни никогда особенно не процветал, — заметила матриарх Змадрк. — Смятение в их душах подтачивало жизнестойкость и чувство единения до тех пор, пока жизнь в пещерах им стала не в радость.

— Не надо поддаваться скорби, — мягко упрекнула, мигнув глазницами, Штриллжнр Држ. — Клан Грижни подарил нам талантливейших художников и техников, величайших патриархов. Их дисгармония, если о ней вообще может идти речь, является источником силы.

— Но и разрушает целостность, отнимая душевное спокойствие и безмятежность, — возразила матриарх. — Нынешний патриарх Грижни, возможно, величайший из когда-либо существовавших у нас вождей. Кому, как не ему, осуществить пророчество Предков? Он же самый неприкаянный и самый противоречивый из Грижни, причем нестройность эта проявляется в весьма узнаваемых чертах… Патриарх унаследовал ее от своих предков-людей.

Различные по яркости вспышки свечения обозначили досаду при столь откровенном указании на факт, который был известен всем, но о котором предпочитали не говорить. Хиир самой матриарх остался непоколебим, глазные валики — неподвижны.

После неловкой заминки Дфжнрл Галлр ответил:

— В жилах каждого из нас течет толика людской крови. Все мы страдаем от смутных желаний, которых Предки наши не ведали.

— Однако мы продолжаем осознавать себя членами кланов, сородичами, вардрулами. — Матриарх уверенно контролировала состояние своего хиира, и это само по себе опровергало ее слова, поскольку для Предков подобное сокрытие эмоций было немыслимым. — Но разве можно сказать то же самое о Грижни? Его раздирают противоречия. Ему чуждо подлинное единение со своей расой. Его хиир очень странный, непредсказуемый… Он другой, не такой, как мы; он обособлен от нас так же, как обособлены друг от друга люди, не ведающие глубинной гармонии с себе подобными и с окружающим их миром. Его пальцы суставчаты, глаза черны. Он во многом похож на человека.

— Он не человек.

— Но и не вполне вардрул.

— Он изгоняет людей с Поверхности, исполняя тем самым предначертание Предков.

— Сама способность исполнить их является мерилом его противоречивости.

— Как и мерилом величия. Он дарует нам Поверхность. Скоро мы без боязни будем ступать по земле.

— Да, но во что мы превратимся? — не сдержав раздраженной вспышки, спросила матриарх. — Выход из пещер чреват неминуемыми переменами, возможные последствия которых внушают мне страх. Там, наверху, как нам уберечь остатки внутренней гармонии, взаимопонимания, нашей сущности? Разве не унаследуем мы жестокость и неприкаянность поверженного и вытесненного нами противника? Разве, одержав эту так называемую победу, не потеряем самих себя и все, чем обладали… как Грижни?

— Нельзя бояться свободы и триумфа, — высказал свое мнение Дфжнрл Галлр. — Пещеры не более чем место ссылки. Неужели мы настолько с нею свыклись, что нас пугает возможность полной свободы? Настолько, что не нужны нам стали ни справедливость, ни взыскание с человека долга перед нашими убиенными Предками?

— А возмездие? — В мелодичном голосе матриарх Змадрк явственно слышались нотки иронии. — Нам ведь нужно возмездие?

Дфжнрл Галлр, чуть поблекнув, промолчал.

— Возможно, матриарх Змадрк не вполне понимает разницу между личными переживаниями Грижни и дисгармоничными настроениями, коим подвержен весь наш народ? — вмешалась Штриллжнр.

— Разве они не тесно взаимосвязаны?

— Не всегда. Архипатриарх Грижни переживает огромное горе. Уход Грижни Инрла означает для него потерю последнего сородича, и это — сразу же после безвременной кончины сестры-супруги патриарха. Личное горе Грижни не может не сказаться на руу всех нас, но, тем не менее, остается его, и только его горем.

— К тому же на клане Грижни рано ставить крест, — певуче проговорил Дфжнрл Галлр. — Если у архипатриарха появится новая супруга…

— Разве это что-нибудь изменит? — Пальцы Змадрк выгнулись назад, выражая сомнение. — Ушедшая Грижни Девятая не принесла патриарху потомства. То же самое ждет и ее преемницу. Кровь, что течет в жилах Грижни, бесплодна. Ни красна, как у людей, ни чиста, как у вардрулов. Последний всплеск жизненной силы Грижни должен вылиться в героическое свершение. Однако более простые и вместе с тем истинные ценности — душевный покой, гармония, клан — ему недоступны. Такова трагедия Грижни, но нет нужды и остальным страдать от нее. Еще не поздно все изменить.

Спутники матриарх взирали на нее без всякого выражения. Прежде чем было произнесено еще хоть одно слово, легкая вибрация приковала их внимание ко второй половинке трансплаты. Горячий влажный воздух задрожал, всколыхнулся, шестиугольник по периметру окутался пенистым дымом, затем послышалось завывание ветра, обратившегося в белый магический смерч, чем-то и впрямь похожий на туннель; с мгновение свет камней танцевал на гладких стенах комнаты. Потом вой ветра утих, смерч замедлил вращение, клубы дыма становились все светлее и вскоре вовсе исчезли. На его месте осталась стоять одинокая неподвижная фигура. Архипатриарх Грижни прибыл домой.

Он спокойно сошел с шестиугольной платформы. Шаг его был твердым, движения уверенны, сам он цел и невредим, однако встречавшие его с трудом подавили чувство гнетущей тревоги при виде хиира патриарха. Его плоть почти не излучала сияния, что являлось признаком переживаемого ужаса, горя либо болезни. Только смерть влекла за собой полное угасание хиира, и теперь естественная лучистость Грижни почти исчезла, придав его телу тусклую непрозрачность человека. Чутким вардрулам их предводитель показался чем-то вроде живого покойника.

— Патриарх, вы не заболели? — Дфжнрл Галлр не смог сдержать сочувственного потускнения. Несмотря на странности Грижни, все кланы были привязаны к архипатриарху узами величайшей преданности, уважения и привязанности.

— Отнюдь. Я в добром здравии. Сожалею о том, что встревожил юную Фтриллжнр Држ. — Грижни пожал плечами, что на языке жестов вардрулов означало признание чьей-либо обеспокоенности. Закрытое выражение его лица и ледяное спокойствие отбили у других охоту задавать вопросы.

Троица встречавших смотрела на архипатриарха в полной растерянности, не в силах собраться с мыслями. Опять же среди Предков такого непонимания желаний, чувств и мыслей друг друга быть не могло. Наконец младшая матриарх Змадрк нашла выход, обратившись к Грижни с официальным приветствием.

— Мы пришли, дабы от имени наших кланов приветствовать нашего любимого архипатриарха, — проговорила она, сохраняя под стать ему полную непроницаемость.

— Благодарю младшую матриарх и ее спутников и прошу передать выражение моей глубочайшей признательности всем живущим под землей. Мне, возможно, не удастся обнять их в этот багрянец, поскольку пребывание мое будет вынужденно кратким. Я прибыл, чтобы навестить больного Грижни Инрла, после чего вернусь на берега живой воды Мфра, где кланы уже готовятся к наступлению. Прошу вас сообщить коротко о том, что нового в пещерах. — Говорил Грижни спокойно, разве что чуть торопливо. Одна лишь мертвенная тусклость плоти говорила о его переживаниях, но и этого оказалось достаточно, чтобы хииры соплеменников непроизвольно поблекли.

— Мало что произошло здесь за истекшие шесть малых венов, патриарх, — ответил Дфжнрл Галлр. — Туннели, пещеры, котловины — везде царит спокойствие и запустение. Те немногие, кто остались с нами, черпают силы для поддержания внутренней гармонии в обращении к Предкам. Все ждут сообщения об окончательной победе, что ознаменует скорое воссоединение с любимыми сородичами. Состояние Грижни Инрла продолжает ухудшаться, уж скоро он навсегда отойдет к Предкам, но это вы уже знаете. По основанию ската в Хллсрегских Тенетах пробежала трещина, и, пока не будет произведен ремонт, проход объявлен небезопасным. Малышка Лбавбщ Одиннадцатая по глупости вышла из пещер наружу, но, по счастью, ее быстро нашли и вернули сородичам. Вот, пожалуй, и все новости.

— С маленькой Лбавбщ Одиннадцатой ничего не случилось?

— Нет, патриарх. В эту благую пору, когда по земле распространяются тепло и тьма, страшная угроза оцепенения уже не висит над нами. Все мы можем безбоязненно выходить на поверхность, не боясь ослепнуть. К счастью как для Лбавбщ Одиннадцатой, так и для всех вардрулов.

— Пожалуй. — Низкий тон, с которым Грижни произнес слово, говорил о его глубокой задумчивости. — Природа тьмы так и остается невыясненной?

— Увы, патриарх. Фтлирлбщ Кфлс, внимательно изучив древние скульптурные фризы, нашел ряд фактов, указывающих на то, что темнота может быть делом рук вашего человеческого предка, самого первого Фал-Грижни — мага из Ланти-Юма и нашего благодетеля. Знание, почерпнутое некоторыми членами клана Ржнрллщ из общения с Предками, подтверждает эту теорию. Но точно сказать ничего нельзя.

— Куда более важно пророчество, найти которое можно в «Преамбуле к познанию», — вставила матриарх Змадрк. — Там предсказано, что небеса возвестят о нашем выходе из пещер и земля распахнет нам свои объятия, человек же обратится в бегство. Пророчество сбывается. Земля действительно подготовлена к нашему приходу. Тень, опустившаяся на нее, бодрит, радует и придает сил, не правда ли?

— Да, — согласилась Фтриллжнр Држ, блеснув хииром, — есть в ней что-то несказанно восхитительное некая гармония, которая, как мне казалось, не может существовать за пределами пещер. В ней и мужество, и сила, и спокойствие, и единство, В опустившейся Великой Тени легче обращаться к Предкам и заглядывать в самого себя. Без сомнения, этот мир предназначен для нас. Наша вотчина не ограничивается отныне пространством пещер.

Два внутренних глазных валика Грижни расслабились, внешний же сжался — этот жест у вардрулов был равноценен улыбке. Однако хиир его остался неизменным, цвет кожи — мертвенно-тусклым.

— Если так, то границы нашей вотчины куда шире, чем вы думаете. По мере своего распространения Тень набирает скорость и поглощает Поверхность все быстрее и быстрее. Если так будет и дальше, всего через несколько венов она достигнет моря.

— И что тогда, патриарх?

— Тогда перед нами открывается множество путей. Побережье усеяно городами людей, и со временем все они станут нашими. Но сначала мы должны выполнить заветы далеких Предков, нам нужно взять Ланти-Юм.

— Что стало с поселениями, расположенными на пути наших воинов-сородичей к городу?

— Почти все покинуты.

— В Тени, должно быть, блуждает немало беженцев. Они озлобленны и опасны, нам надо защитить себя.

— Они нам не угроза. Тень, целебная для вардрулов, для людей губительна. Им остается либо бежать, либо умереть. Они остались без крова, немощны и напуганы. Мы сделали так много, что дальнейшие меры излишни. — Характерная модуляция голоса едва заметное расширение глазниц — вот и все, что хоть как-то выразило чувства, обуревавшие Грижни. Остальные с удивлением взирали на своего вождя Фтриллжнр Држ спросила:

— Вам жаль их, патриарх?

— До сего малого вена в нашей крови пульсирует боль и ужас убиенных Предков, — напомнил Дфжнрл Галлр. — Говорить с Предками — значит делить их горе. А вы, предреченный нам вождь, жалеете угнетателей своего народа?

— Не будем об этом, — отрезал Грижни. — Время не ждет, и я хотел бы побывать в покоях больного Грижни Инрла.

— По просьбе Грижни Инрла мы перенесли его к погребальной заводи клана, — сообщила матриарх Змадрк. — Чтобы дожидаться там момента воссоединения с Предками.

Грижни пошевелил гибкими пальцами, выражая согласие. Его хиир остался безжизненным. Не сказав больше ни слова, патриарх развернулся и вышел из комнаты Белых Туннелей через зияющую в стене расселину. Не будучи членами клана Грижни, остальные не могли последовать за ним к погребальной заводи без приглашения.

Патриарх удалился, и все трое обменялись многозначительными взглядами, смысл которых выразила словами Фтриллжнр Држ:

— Его противоречивость внушает мне опасения.

— Вполне обоснованные, — согласилась матриарх.

— Завоевывая Поверхность, мы искореняем давнюю несправедливость, восстанавливаем на земле мир и порядок, — сказал Дфжнрл Галлр. — Мы должны верить в правоту нашего дела. Ведь если это не так, разве стала бы земля распахивать нам столь дружеские объятия? Сама природа на нашей стороне, и это должно вселить в нас уверенность.

— Природа подчиняется человеческой магии, — промолвила матриарх. — Не стоит слепо полагаться на явления, которые вполне могут носить искусственный и временный характер. Как не стоит слепо верить в мудрость Предков, поскольку толика человеческой крови в нас заглушает их голоса. Наши праотцы ходили по земле, но мы — мы совсем иные. Мы не выносим холодных ветров, немилосердного света солнца, открытых и полных неведомых опасностей пространств необработанной Поверхности. Нам мила надежность каменных стен, окружающих и оберегающих нас от напастей. Не пора ли принять себя такими, каковы мы есть, детьми пещер? Ведь в этом заключается подлинная гармония.

— На протяжении многих поколений вардрулы лелеяли мечту о возвращении. И теперь, когда долгожданный вождь наконец возглавил наш крестовый поход, неужели мы откажемся от этой мечты?

— Кровь получеловека-полувардрула Террза изменила нас всех. Мы утратили мудрость Предков, а вместе с нею — понимание самих себя. Самый же несчастный среди нас, возможно, архипатриарх Грижни.

Сомнения сподвижников выразились и в их глазах и в интонациях, и в яркости хииров, но самому Грижни недосуг было размышлять об этом. Стремительно пройдя череду пустынных коридоров, он добрался наконец до погребальной заводи, где на жестком ложе у освещенного камнем резервуара в форме воронки лежал умирающий Инрл. Голова Инрла покоилась на ровном каменном пьедестале. Рядом стояли нетронутыми еда и питье. Выражение лица старого вардрула казалось безмятежным. Если его и терзала боль, то это не было заметно. О том, что силы его на исходе, говорила лишь тусклость тела. Инрл обратил лицо к входу в усыпальницу, и глазные валики сжались в приветствии. Ему удалось даже осилить легкую, призрачную вспышку свечения.

— Приветствую тебя, патриарх, — произнес он слабым, но чистым голосом.

— Приветствую, любимый сородич-учитель, — отвечал ему Грижни. — Близко ли Предки?

— Их приближение неспешно. Голоса с каждым багрянцем все отчетливее, но они все же медлят. Я зову их, но они сами знают свое время.

— Ожидание болезненно для твоего руу?

— Немного. Но близость сородича все исцеляет. В ответ на невысказанную просьбу архипатриарх крепко сжал руку Инрла и, сцепив свои суставчатые пальцы с его бескостными, ощутил наплыв знакомой теплоты и участия, по сравнению с которым межклановое взаимопонимание было лишь слабым отражением. Кровь говорила с кровью, и никакое другое общение не могло сравниться с этой близостью. После смерти Грижни Инрла, последнего его сородича, он уже никогда не испытает этого чувства. И архипатриарх, обретя величие столь дорогой ценой, вскоре останется один — последнее звено его негармоничного рода.

— Сколько утешения в прикосновении сородича, — проворковал Инрл, неосознанно нанося ему свежую рану. Хотя неосознанно ли? Глазные валики пришли в движение, огромные глаза с тревогой взглянули на патриарха. — Где твой свет? Ты будто ближе к Предкам, чем я сам. Неужто дела на Поверхности внушают такую тревогу? Или ты оплакиваешь утрату сестры-супруги Грижни Девятой? Или вырождение клана? Или тебя, как всегда, изводят противоречия, блистательный мой ученик-патриарх Грижни Трж? Что заставляет гаснуть твой хиир?

— Все. И одно больше всего. — При этих словах патриарх стал самую малость ярче. Открыть кому-то душу было для него редким удовольствием.

— Настолько сильно сопротивление людей?

— Напротив. Они безропотно принимают поражение. Я ожидал, что встречу отпор, мощное противодействие. Однако Тень уже сделала все за нас, принеся немощь, ужас и отчаяние. Люди повержены еще до нашего нападения. Неужто в этом наше великое предназначение — в истреблении беспомощных, в убийстве земледельцев, их детей и стариков? Не напоминай мне об убиенных Предках, сородич-учитель. Их горе — и мое горе. Но разве это хоть сколько-нибудь оправдывает нас?

— Есть еще что-то.

— Ты видишь меня насквозь, сородич-учитель. Да, это не все. Познал ли ты волю самого первого Грижни?

Инрл выгнул пальцы назад, не приподнимая руку с ложа.

— Ни разу. Разве кто-нибудь из нас углублялся столь далеко?