Но не только зрители сгорали от нетерпения. В углу склада, в маленьком кабинетике, предназначенном для счетовода и отделенном от основного помещения тонкими перегородками, томились в ожидании трое мужчин. Один из них, сидевший у стола, был стар, сед, бедно одет, сутул, тщедушен; сразу было видно, что он не от мира сего. Второй выглядел намного моложе: массивный, с непривлекательной внешностью, неопрятный; широкое плоское лицо хранило полнейшее равнодушие. Его руки поражали своей невероятной величиной; костлявые, жилистые, они беспокойно шарили по карманам. У детины там находилась целая коллекция колесиков, шестеренок, пружинок; он постоянно вертел в руках какую-нибудь из этих механических деталей. Третьему мужчине было под сорок: чуть ниже среднего роста, худой, одет скромно, но аккуратно, редеющие черные волосы зачесаны назад, узкое тонкогубое лицо с выпяченным вперед острым подбородком изрыто оспой. Самая примечательная деталь – огромные глаза навыкате, зеленоватого оттенка, почти бесцветные. Человек этот так и искрился энергией: он без устали расхаживал взад-вперед по кабинетику, то и дело вытаскивая часы из кармашка.

Несмотря на такое несходство, все же было заметно, что эти трос мужчин не чужие друг другу. То ли форма век, то ли контуры черепа или костлявость запястий, а скорее всего соединение множества неопределимых, но улавливаемых глазом черточек, свидетельствовали о том, что они – члены одной семьи.

Зеленоглазый в сотый раз остановился взглянуть на часы. Гул голосов из-за перегородки доносился все громче. Полупризывно-полужалобно кто-то крикнул: «Уисс!» Толпа подхватила имя и стала его скандировать – словно заухал гигантский кузнечный молот.

Уисс в'Алёр (а это был он) вздрогнул и судорожно задергал руками. Потом резко обернулся к старику:

– Пора, отец. Больше тянуть нельзя.

Его голос был визглив и пронзителен – такой слышно издалека.

– Не уверен, – покачал головой старик. – Я не считаю, что это необходимо и уж во всяком случае разумно.

– Мы уже обсуждали все это, и не раз. Времени для споров не осталось. Вопрос решен. Ты сам это знаешь. Ты не стал бы ехать сюда из самого Несса, если бы не собирался мне помочь.

– А нужна ли тебе моя помощь? Неразумно использовать потаенные силы без крайней нужды. Меня одолевают сомнения. Уисс, ты и так необычайно красноречив. Тебе не нужны никакие чародейные наваждения. Именно в этом твоя величайшая сила и твой талант. Зачем усиливать дар природы?

– Ох уж эта природа, – скривился Уисс. – Пусть хвалу ей возносят те, кого она обласкала. Но, увы, щедроты природы распределены неравномерно, не к каждому она благосклонна.

В голосе его резко прозвучала обвиняющая нотка. Уловив ее, старик вздохнул. Посторонний человек мог бы подумать, что Уисс имеет в виду неравенство между Возвышенными и простолюдинами, но отец понимал, в чем дело. Уисс родился в семье буржуа, многие члены которой обладали чародейным даром, однако сам он остался обделенным, и поэтому чувствовал себя обиженным, ущербным и изначально обреченным на всеобщее презрение. Ощущение собственной неполноценности еще больше усиливали различные физические недостатки: маленький рост, слабое здоровье, неатлетическая фигура, покрытое оспинами лицо, гнилые зубы, визгливый голос. В то же время Уисс совсем не ценил своих достоинств – бьющую через край энергию, упорство, железную решимость и дар красноречия.

Несложные изыскания подтвердили предположение, что таинственная одаренность плебейской семьи вела свое происхождение от некоего предка, незаконного отпрыска знатного господина. Подобные противозаконные связи, разумеется, были неизбежны, однако юный Уисс отнесся к открытию без должной философской отрешенности. Он счел грехи своих предков семейным позором, а чародейные способности родственников – личным оскорблением. Собственные недостатки Уисс воспринимал как свидетельство несправедливости мироздания. Честолюбивый молодой человек решил добиться успеха, всеобщего восхищения и самоуважения в науках.

От природы он был далеко не глуп, но особыми талантами не отличался. Зато сила воли и упорство достались ему поистине редкостные. Он много читал, имел прекрасную память, изобретательный ум и сумел накопить массу знаний, что давало основание многим, включая и самого Уисса, считать его человеком незаурядным. Развитие умственных способностей натолкнуло честолюбца на мысль усовершенствовать свой главный дар – силу убеждения. В этом он действительно достиг невероятных успехов.

Не успев закончить учебу, Уисс разразился целым потоком статей, трактатов и памфлетов. Он обнаружил, что творчество этого рода способно снискать ему известность, – и неважно, будут ли его осыпать похвалами или проклятиями. Втайне молодой человек практиковался в ораторском искусстве. Путем долгих упражнений ему удалось превратить свой голос в весьма мощный выразительный инструмент. В спорах Уисс держался уверенно, напористо и беспощадно. Нередко он сопровождал свои выступления взрывами искусно симулированного спонтанного гнева, подхлестывавшими аудиторию и наводившими ужас на оппонентов. Постепенно Уисс стал заметной фигурой в своем родном Нессе, сонной столице провинции Вора. Его статьи широко цитировались, нашлись подражатели и у его агрессивного ораторского искусства.

Успех в политических клубах и дискуссионных обществах Несса вскружил голову молодому человеку, и он вообразил себя подлинным социальным философом. На самом деле его концепции сводились к лютому антимонархизму, к революционной пропаганде и абстрактным призывам к справедливому, абсолютно нравственному обществу. Ничего нового в этих идеях не было. Зато методы, которыми молодой в'Алёр (так стал называть себя сын Хорла Валёра) пользовался в своей общественной деятельности, производили впечатление на публику; да и провинциальные слушатели были не слишком привередливы. К тому времени, когда активность Уисса в'Алёра привлекла внимание королевского губернатора, молодой агитатор успел наделать у себя на родине немало шуму и чувствовал себя человеком выдающимся. Всех чародейных способностей старого Хорла не хватило бы, чтобы вытащить сына из беды, если бы Уисс благоразумно не унес ноги из родного Несса. Он покинул город под покровом ночи, несколько месяцев скитался по разным краям и в конце концов оказался в Шеррине, где отыскать его было мудрено.

Провинциальному смутьяну оказалось не так-то просто заявить о себе в столице. Его удивительное красноречие не произвело на шерринцев никакого впечатления. Долгие годы Уисс в'Алёр влачил жалкое существование, едва сводя концы с концами: писал заказные статейки за скудное вознаграждение, подрабатывал журналистом, редактором, помощником наборщика, домашним учителем, писцом.

Однако в политических клубах его знали неплохо – в'Алёр несколько месяцев провел в «Лиге Зеленой Звезды», пока экстремизм его взглядов не вызвал всеобщих нареканий. Тогда Уисс обозвал членов лиги жалкими слизняками и с отвращением покинул клуб. В клубе «Баррасьер» дела у него пошли лучше – до тех пор пока он не выдвинул свою кандидатуру на пост секретаря-казначея. После поражения Уисс яростно обрушился на избирательную комиссию, обозвав ее продажной и нечистоплотной. Больше в клубе он не появлялся. Подобные же громкие скандалы (а они действительно были громкими, ибо в ярости Уисс напоминал сущего демона) произошли у него еще в нескольких более мелких клубах. Но на этом политическая деятельность Уисса не закончилась. Его часто можно было видеть в дешевых тавернах, где он часами просиживал за стаканом вина, споря о политике до поздней ночи. Кроме того, в'Алёр часто появлялся на различных митингах и собраниях, всегда одетый в один и тот же потрепанный, но безупречно аккуратный черный костюм. Он неизменно приходил туда один, ибо его ораторский дар завоевал ему немало поклонников и последователей, но не друзей. И никто никогда не видел этого человека в обществе женщин. Нередко Уисс стоял где-нибудь на углу улицы, раздавая экземпляры своего последнего сочинения всем желающим. Со временем эта эксцентричная, отчасти даже смехотворная личность стала чем-то вроде достопримечательности Крысиного квартала.

Возможно, все так бы и оставалось, если бы жгучая смесь общественных, политических и экономических проблем не привела к неожиданному результату: традиционное сословное общество Вонарского королевства затрепетало и закачалось, готовое рухнуть. Проблемы были таковы: войны предыдущего правителя начисто опустошили государственную казну, что привело к неимоверному увеличению налогового гнета; новые ограничения торговли защищали доходы Возвышенных за счет мелких буржуа; трехлетняя засуха привела к всеобщему голоду; почти одновременно Грифф изобрел ткацкий станок, а Кокс – плавильную печь, в результате чего в больших городах появились многочисленные фабрики и мануфактуры. Из деревень туда хлынули толпы разорившихся крестьян, и трущобные кварталы расползлись вдаль и вширь; возросла грамотность населения, так что новые либеральные идеи, пришедшие извне и рожденные в самой стране, сложились в новую систему мышления, получившую название Нового Разума. Король Дунулас XIII был слаб и нерешителен, а королева непопулярна; многие стали сомневаться в могуществе магических чар Возвышенных, на которых традиционно держались их привилегии. Все эти факторы, скрещиваясь и влияя друг на друга, действовали на народ Вонара таким образом, что он превратился в бушующее море, жадно заглатывавшее номера «Сетований Джумаля».

Теперь настал час Уисса в'Алёра. Первый же выпуск «Сетований» произвел сенсацию своей новизной. Антимонархические памфлеты, листовки, трактаты и газеты не были в Шеррине в диковинку, но никогда еще настроение толпы не находило столь бесстрашный, яростный и злобный рупор, как «Сосед Дж.». Огромная часть горожан заучивала статьи в газете буквально наизусть. Ум и инстинкт подсказали Уиссу в'Алёру на какие рычаги следует особенно нажимать. Яд, источаемый «Соседом», поток разоблачений сильных мира сего находили живой отклик в сердце каждого из вчерашних крестьян, раздираемом нищетой и гневом. Шерринские бедняки не делали различия между собой и Джумалем; его бесстрашие вселяло в них силу и отвагу. Джумаль говорил от их лица, их собственным грубым языком, однако при этом был многословен и красноречив, на что шерринские голодранцы были неспособны. Особенное сочувствие у горожан вызывали многократно повторяемые призывы потребовать от монархии и Возвышенных возмещения за многовековое угнетение – деньгами, движимым и недвижимым имуществом и даже кровью.

Уисс старался вовсю. Каждые последующий выпуск «Сетований» превосходил предыдущие по непристойности, агрессивности и бесстрашию; популярность газеты росла день ото дня. Теперь редактора постоянно окружала толпа восторженных последователей. Так родилась партия Народного Возмездия, собравшаяся сегодня на свой первый публичный митинг. «Сосед Дж.» впервые должен был появиться на сцене – пусть не в свете рампы, а при тусклом сиянии фонарей, но главное было начать.

Однако сможет ли Уисс совладать с такой аудиторией? Способно ли его красноречие увлечь и подчинить себе толпу? Одно дело – разглагольствовать в забегаловках и на тротуарах, что являлось не более чем бесплатным развлечением для зевак. Но как встретит его настоящая аудитория – разумеется, благожелательная, но в то же время требовательная, темпераментная и безжалостная? А вдруг он чем-нибудь не угодит ей? Вдруг они не поймут его или просто заскучают? Тогда неудачника сгонят с трибуны свистом. Одно неверное слово в столь критическую минуту – и Уисс потеряет все, за что он так долго и упорно боролся, что принадлежало ему по праву: известность, славу, влияние, власть. Одним словом – все.

Уисс в'Алёр, утративший за долгие годы жизни в столице прежнюю провинциальную самоуверенность, нуждался в поддержке. По мере того как час собрания приближался, его все больше одолевали страхи и сомнения, нервы «Соседа Дж.» были на пределе. За несколько дней до знаменательного события он срочно вызвал из провинции отца. За все годы изгнания Уисс ни разу не виделся со своим родителем. Старый Хорл, которого давно изводила жалость к незадачливому несчастному сыну, немедленно явился на зов. Старик прибыл в Восьмой округ за день до собрания. В качестве носильщика и телохранителя его сопровождал Бирс Валёр, родной племянник. Этот молчаливый гигант и сейчас, в самые ответственные минуты, не произносил ни слова. Уисс хотел, чтобы Хорл применил свою чародейную силу и околдовал слушателей. Чары должны были подчинить их поле оратора, вызвать в их сердцах восторг и восхищение. Подобная мера наверняка обеспечила бы успех. И все же Уисс не мог смириться с тем, что после стольких лет трудов он опять должен полагаться на чародейную силу отца, талант которого передался дочери и младшим сыновьям, но обошел старшего. А ведь унаследовать по праву чудесную способность должен был он – старший сын, обладавший гением и честолюбием. Кроме того, в этот решающий миг старый Хорл почему-то вдруг заупрямился. Отец был кругом виноват перед своим отпрыском, точно так же как король и Возвышенные виноваты перед простым народом. И тем не менее старик упирался и колебался, не желая оказать сыну необходимую помощь.

Уисс с трудом сдерживался, его терпение было на пределе. Забарабанив пальцами по столу, он процедил:

– Мне нужна твоя помощь не для себя, а для тех униженных и угнетенных, кто собрался в зале.

Из-за дощатой перегородки доносилось:

– Уисс! Уисс! Уисс!

– Неужели ты подведешь всех нас? Неужели ты ничего мне не должен?

Голос сына звучал обвиняюще. Старый Хорл беспокойно заерзал на стуле.

– Ну, так как насчет долга? – повторил Уисс, напирая на свой самый главный аргумент. – Передо мной, перед теми, кому я хочу помочь; тебе что, наплевать на все на свете, кроме твоих ученых занятий? Ты только берешь от жизни и ничего не даешь взамен?

Своим безошибочным чутьем Уисс нащупал слабую струнку отца – Хорл действительно пренебрегал семейными обязанностями ради своих магических изысканий. Угрызения совести делали его уязвимым. Старик в смятении опустил глаза.

– Нет уж, смотри мне в лицо! – неожиданно возвысил Уисс свой натренированный голос.

Отец испуганно дернулся и поглядел на сына. А тот продолжал:

– У тебя есть обязанности перед другими людьми. Пора это понять! Скажи, ты поддерживаешь дело свободы и справедливости, за которое я выступаю? Да или нет?

Хорл неуверенно кивнул.

– Так докажи это. Ты уверял меня, что способен принести пользу. И сейчас я требую, чтобы ты сдержал слово.

– Это верно, дядя Хорл. Ты, можно сказать, обещал помочь Уиссу, – впервые разомкнул уста молчаливый Бирс. Хоть он обращался к дяде, маленькие глазки великана с выражением безграничной преданности были устремлены на знаменитого кузена. Бирс целиком и безоговорочно подчинился влиянию Уисса – его славе, властности, а главное – волшебному красноречию. Столичный родственник обладал всеми качествами, которые провинциальному увальню казались недоступными. Через день после приезда Бирс уже выбрал, на чьей он стороне. Теперь больше всего на свете он мечтал добиться похвалы своего кузена, завоевать его уважение. Тогда, быть может, и на него, Бирса, падет частица славы «Соседа Дж.». Отныне и во веки веков Бирс решил идти только этой дорогой.

– Уисс, Бирс, – беспомощно залепетал Хорл. – Да вы наверняка не понимаете, чего хотите от меня. Нельзя вот так запросто воздействовать на чувства других людей. Это вопрос этики! Возвышенные, разумеется, злоупотребляли своим даром на протяжении веков, чтобы бездумно и безответственно оберегать спои интересы. За это они заслуживают наказания. Но что будет, если представители нашего класса, которым по воле судьбы достался такой же дар, тоже начнут им злоупотреблять? Чем они тогда будут лучше?..

– Дядя, вы ведь обещали, – повторил Бирс, словно не расслышав слов старика. – А раз обещали – надо выполнять. – Верзила сунул в карман свои винтики и колесики, встали приблизился к столу. Глядя на старика сверху вниз, он добавил: – Вы нужны Уиссу.

Хорл Валёр кинул взгляд на бесстрастное лицо, возвышавшееся над ним, потом посмотрел на огромные сцепленные ручищи и слегка побледнел.

Уисс в'Алёр, от внимания которого не укрылась реакция отца, отметил это маленькое обстоятельство на будущее, но виду не подал. Серьезным и таким же проникновенным голосом, как у Хорла, он произнес:

– Это делается ради всеобщего блага, отец. Целую жизнь ты провел, совершенствуя свои чародейные способности. Разве найдется им лучшее применение, чем освобождение себе подобных? Ты человек из народа. Тебе достался дар Возвышенных, и это особенно ценно и важно для нашего дела. В твоих силах способствовать победе права и справедливости. Неужто ты не поможешь нам своими чарами? Ведь ты можешь войти в историю как герой и истинный патриот. Ну же, отец, присоединяйся к нашей борьбе!

Говоря это, Уисс давал отцу возможность спасти свое реноме, и Хорл немедленно за нее ухватился.

– Ну ладно, – согласился он. – Я постараюсь.

Лишь землистый цвет лица и нервно стиснутые руки свидетельствовали о том, что его согласие вырвано против воли. Бирс удовлетворенно вернулся к своим винтикам и шестеренкам. Хорл едва слышно вздохнул, а Уисс просиял счастливой одухотворенной улыбкой.

Толпа в зале скандировала все громче: «Уисс! Уисс! Уисс!»

– Ну что ж, идем.

Внезапно Уисс побелел, напрягся и словно закоченел. Казалось, что страх в мгновение ока переселился из отца в сына. Хорлу померещилось, будто он, как и тридцать лет назад, смотрит на своего маленького некрасивого и неудачливого сына, во что бы то ни стало желающего решить задачу. На душе у старика полегчало.

Голос его зазвучал уверенно, теперь и в самом деле можно было подумать, что он и Уисс – единомышленники.

– Напрасно ты думаешь, что тебе нужна помощь чар. Твое природное красноречие способно творить чудеса. Раз ты не доверяешь ему, я постараюсь тебе помочь. Можешь не сомневаться: публика встретит тебя как спасителя и героя.

Уисс посмотрел на отца полускептически-полуизумленно, потом расправил плечи и стремительно вышел из кабинетика. Толпа по-прежнему повторяла хором его имя. Когда «Сосед Дж.» предстал перед ней, скандирование перешло в оглушительный рев. Несколько быстрых шагов, и Уисс поднялся на трибуну. Сначала он даже не различал лиц, все расплылось перед глазами. Уисс не оглядывался и потому не видел, что его отец пригнулся за сценой, сложив руки и что-то бормоча под нос. Выдержав паузу, как и подобает хорошему актеру, Уисс вскинул руку, приветствуя собравшихся. Рев перешел в овацию, но вскоре постепенно затих. Когда в зале воцарилась тишина, он медленно опустил руку и заговорил очень естественным, почти разговорным тоном. Контраст с актерским жестом приветствия получился разительный, однако именно таких слов поклонники и ждали от «Соседа Джумаля».

– Ну-ну, так-то лучше. Я смотрю, у нас еще есть мужчины и женщины, которые не боятся кровососущих демонов. Каких демонов, спросите вы? А то вы сами не знаете. Знаете, еще как знаете! Нам всем хорошо известен демон, имя которому Нужда. Он твердит, что нам нечего ждать, кроме голода и холода, что лучшей доли мы не заслуживаем. Знаем мы и демона по имени Несправедливость. Он твердит, что сеть люди, которые не нам чета, что их дети куда лучше наших детей. Когда лакеи Возвышенных гоняют нас как жалких дворняжек, мы утираемся и примиряемся. Мы говорим себе: ничего не поделаешь, так уж устроен мир. И тогда мы жмем руку Несправедливости. Кто из нас с ней не знаком? И еще, конечно, есть демон, имя которому Страх. Это наш ближайший друг, на него мы можем всегда положиться Да мы все у него вроде любовников. Когда мы не смеем сказать, что думаем, когда боимся выйти на площадь, потому что это сулит нам неприятности – тут-то наш дружок от счастья сам не свой. Хорошо вам лежать с ним под одной простынкой, друзья мои? Нравится вам его компания? Каждый день Страх наваливается на вас своей тушей. Нравится вам это? Нет? Может, пришла пора с ним расквитаться? Понятно. Так вот почему сегодня вы пришли сюда!

Эта шутка была встречена взрывом смеха, и Уисс почувствовал, как к нему возвращается уверенность. Он на лету схватывал малейшие изменения в настроении толпы. Инстинктивно он угадывал ее страхи, устремления, нужды и антипатии. В этом чутье был залог его власти. Уисс мог управлять этими людьми. Он читал в их умах и сердцах, как в раскрытой книге. Их чувства и эмоции были беззащитны перед ним, как клавикорды, на которых он мог сыграть любую мелодию. От его сомнений не осталось и следа. Уиссу больше нечего было опасаться. Он мог сделать с толпой все что пожелает.

Слушатели все еще веселились. Сначала Уисс собирался подождать, пока они отсмеются, но теперь нужды в этом не было – он понял, что является здесь хозяином, и поднял руку, требуя тишины. Шум тут же прекратился.

– А ведь с демонами можно рассчитаться, друзья мои, – продолжил он. – Можно отплатить им за все, что они натворили в нашей с вами жизни. Как рассчитаться, спросите вы? А я вам скажу. Пусть они сами заплатят нам за все сполна. Слышали? Пусть сами заплатят! Да еще с процентами!

В толпе раздались возгласы одобрения.

– Только так, и не иначе. Как заставить демона раскошелиться, спросите вы? – продолжал Уисс. – Как взять за горло Нужду и Несправедливость? Как зажать в угол нашего старого приятеля – Страх? Я знаю только один способ. Думаю, что и все вы его знаете. – Он выдержал паузу, чтобы значение следующей фразы лучше дошло до сознания слушателей: – С нами расплатятся их подручные. Берите за глотку пособников этих демонов! Возьмите то, что вам причитается у дьяволовых приспешников, которые помогают демонам в их работе. Вам ведь не надо говорить, кто это такие? Мы же знаем, где их искать, правда?

Раздались гневные голоса:

– Возвышенные!

– Дурак король и шлюха королева!

– Богатые и их прислужники!

– Вы правы! – ответил Уисс. – Еще как правы, друзья мои!

Толпа разразилась ревом, и в'Алёр дал ей немного побушевать. Он знал, что шум горячит кровь и разжигает страсти, а это его устраивало. И тут случилось нечто удивительное. Уиссу показалось, что воздух в зале закружился водоворотами. Лица, тела, фонари – все завертелось вокруг него. Сначала он испугался, что упадет в обморок – это нередко случалось с ним в детстве. Но приступ головокружения почти сразу же прошел, зрение прояснилось, и он увидел, что все в порядке, все осталось по-прежнему. Хотя нет, не совсем! Уисс заморгал. На первый взгляд, огромное помещение склада совсем не изменилось, но взор оратора неожиданно проник как бы в иное измерение. Он воочию увидел то, что раньше чувствовал лишь интуитивно, – эмоции толпы, похожие на облака пара или газа самых разных цветов. Облака вздымались над толпой, расползаясь по залу. Движение их было хаотичным и непредсказуемым, но Уисс понял, что ими можно управлять, что его слова способны воздействовать на цвет и густоту этих эфемерных образований. Он безо всякой подсказки догадался, как сжать эту массу в единый узел мощной и бездумной энергии, покорной его воле. Увеличение давления должно было привести к взрыву – оставалось только поджечь фитиль красноречия. Все это открылось разуму в'Алёра в один миг. Он оглянулся и увидел своего отца, обессиленно привалившегося к стене. Уиссу все стало ясно – Хорл выполнил-таки свое обещание.

«Сосед Джумаль» внимательно оглядел зал, едва различимый сквозь густые облака эмоций. Теперь он видел не только лица, но и тайные желания людей, глубоко спрятанный страх, гнев, голод, жажду подчинения, надежду услышать простые и ясные ответы. И еще Уисс почувствовал, что толпа его обожает, восхищается им, верит ему, согревает его своим восхитительным теплом. Неважно, что это обожание рождено магическими чарами. Оно существовало на самом деле, а именно о такой всеобщей любви Уисс всю жизнь и мечтал. Он знал, что заслужил ее, заплатил за нее десятилетиями страданий. Сердце оратора сжалось, на глазах выступили слезы. Он выждал еще миг, чтобы собраться с силами, а заодно сполна насладиться восхищением толпы и своей властью.

Однако медлить было нельзя. Туманы и вихри эмоций вовсю носились над головами, это сырье следовало обработать. Чары старого Хорла подготовили холст, но картину на нем должен написать сам художник.

– Мы все знаем, кто наши враги! – вскричал Уисс. Ему и самому показалось, что его голос обрел особую звучность и силу. – Мы знаем, какие задачи стоят перед нами. Но, может быть, среди вас есть люди, которым не хочется раскачивать лодку? Может быть, они думают, что не стоит заваривать эту кашу, что надежды на победу нет, что мы ошибаемся? Если это так, то я рад, что они сюда пришли. Именно с ними я и хочу поговорить. Если вы с нами заодно, то вы должны верить в наше право потребовать у Возвышенных выплаты долгов. Неужто вы забыли, как страдали ваши отцы и отцы ваших отцов? Как Возвышенные терзали вас, высасывали из вас все соки, а потом выбрасывали за ненадобностью в навозные кучи? Вы не должны забывать про нищету и унижения, про голод и холод, про удары и оплеухи. Вспомните все зло, которое они вам причинили! Для того я и пришел сюда, чтобы напомнить вам об этом.

Уисс отлично рассчитал время. Он стал говорить о страданиях крестьян, и речь его была живой, красочной, убедительной. Однако не слишком длинной. Для большей действенности следовало говорить кратко, чтобы толпа не заскучала. Уисс привел несколько конкретных примеров, не останавливаясь подробно ни на одном из них. Он рассказал о некоем Паке сын-Пака, серфе благородного Жерюнда. Беднягу приговорили к смертной казни за браконьерство. Ему выкололи глаза, отрубили правую руку и выгнали из селения в зимнюю стужу погибать среди голых холмов. Никто не смел помочь несчастному, и прежде чем умереть, он мучился целых три недели. Потом Уисс рассказал слушателям о вдове Домер, женщине из Ворва, которая убила троих своих детей, потому что ослабла от болезни и не могла больше работать. Малюткам все равно грозила голодная смерть. Голос Уисса дрожал от сочувствия и гнева, глаза горели яростью, и в этот миг он не притворялся. Толпа слушала как завороженная. По лицам людей текли слезы, но никто не издавал ни звука, чтобы не заглушить слова Уисса в'Алёра.

Произнося речь, Уисс все время следил за движением цветных облаков; он добивался того, чтобы все оттенки и нюансы исчезли, чтобы эмоции слились в единую монолитную тучу. «Сосед Джумаль» давил на нее своей волей, своим голосом, взглядом, выражением лица, жестами, и туча послушно выполняла его распоряжения. На лицах слушателей появилось единое выражение. Оказывается, все так просто!

Теперь настало время изменить настроение толпы коренным образом, дать выход накопившемуся гневу и прорезать тучу огнем молний. Уисс набрал в грудь побольше воздуха. Когда он заговорил вновь, голос его звучал иначе – небрежно, даже презрительно:

– Вам жалко Пака сын-Пака – искалеченного, умершего от голода и холода? Вам жалко вдову Домер, убившую в отчаянии собственных детей, а затем и себя? Вижу по вашим заплаканным лицам, что жалко. Ну и зря, – пожал плечами Уисс. – Эти двое жалости не заслуживают. Потому что они – грязь, навоз, ничто, как и все вы, собравшиеся сегодня в этом зале. Вы не стоите и наперстка крысиной мочи! – Уисс снова выдержал паузу. Толпа пялилась на него, разинув рты и явно не веря собственным ушам. Он дал им немножко потомиться, а затем продолжил: – Вот что скажут вам тираны. Кровососы, рабовладельцы, палачи, прислужники демонов – все они хотят, чтобы вы так думали. Им нужно, чтобы вы считали себя навозом. Вопрос только в том, удалось ли им одурачить вас. Согласны ли вы жрать их дерьмо за неимением лучшей пищи? Ну-ка, давайте посмотрим. Кто из вас считает себя грязью? Поднимите-ка руку, а мы поглядим. Нечего стесняться, ведь у грязи гордости нет. Давайте, поднимайте свои лапы.

Он подождал. Никто не пошевелился.

– Как, никто? Значит, вы не верите, что вы – навоз? По-моему, вам не нравится вкус дерьма, а? Кто бы мог подумать! – Уисс язвительно улыбнулся, и толпе показалось, что его улыбка полна неизъяснимого очарования. – Может, среди вас есть и такие безумцы, кто считает себя людьми? Неужто вам кажется, друзья мои, что вы не хуже прочих мужчин и женщин, а многих даже лучше? Если это так, то разве у вас нет права жить как подобает человеку? Пусть возразит мне тот, кто не согласен.

Все молчали.

– Всем ли понятно, что я имею в виду, когда говорю о вашем праве жить по-человечески? – вопросил Уисс. – Я имею в виду право на свободу, равенство и справедливость. Еще я имею в виду право работать на самих себя, строить достойные жилища для ваших семей, кормить, одевать и обеспечивать теплом своих домашних. И еще чтобы жадный ворон-мытарь не обирал вас по три раза в год до последней нитки. Хотя нет, не до последней. Вам нарочно оставляют самую малость, чтобы вы могли поддерживать свое жалкое существование. Наших господ не назовешь глупцами, которые режут дойную корову. Но ведь этого недостаточно. Человеку мало просто сводить концы с концами, страдая от нищеты и голода. Так могут жить лишь скоты, да еще помойные отбросы, которыми считают вас сеньоры. Мужчинам и женщинам таков житье не к лицу. Человеку нужна прочная крыша над головой, яркий огонь в очаге, теплая обувь зимой, молоко для детей, вино для взрослых, хлеб, суп, а иногда и мясо. Все это необходимо людям, и люди заслуживают такой жизни – во всяком случае, в мало-мальски справедливом обществе. Вы улыбаетесь, когда я говорю о «справедливом обществе»? Оно кажется вам воздушным замком? Нет, друзья мои, это не фантазии. Если у нас есть голова на плечах, если у нас есть мужество, если мы возьмемся за дело все вместе, такое общество у нас будет!

Толпа зачарованно слушала, как Уисс описывает светлое будущее. Картина и в самом деле получалась прекрасная: здоровые, сытые, красиво одетые и красиво живущие граждане, работающие бок о бок в полной гармонии. Привилегии будут упразднены, серфы освобождены, различия между сословиями уничтожены, все люди станут равными. Женщины обретут свободу и уважение. Дети – заботу и образование. Имущество и продукты труда будут справедливо распределяться между всеми членами общества. Когда материальное равенство станет реальностью, личная вражда и ненависть просто исчезнут, ибо им нечем будет питаться. Справедливость и довольство воцарятся в Вонаре, где нее люди станут братьями и будут жить в мире.