— Так я же и есть Бобчик! — обрадовался Дима.

— У вас что же, два имени, как у испанцев? — удивилась я.

— Да нет, — рассмеялся Бобчик. — Просто у меня фамилия Бобовский, вот меня все Бобчиком и зовут.

— Слава богу, — с облегчением вздохнула я. — А то уж я было подумала, что у меня с головой что-то не в порядке. Так что вы хотели?

— Мне нужно срочно с вами поговорить, — умоляюще сказал Бобчик. — Это крайне важно. Я мог бы заехать прямо сейчас.

— Хорошо, — согласилась я. — Вы знаете, где я живу?

— Нет, — сказал Бобчик. — В записной книжке Аделы был только ваш телефон. Адела не знает, что я собираюсь к вам, и я бы хотел, чтобы мой визит остался в тайне.

— Договорились, — сказала я. — Записывайте адрес.

Бобчик, нервно потея и потирая руки, бродил взад-вперед по гостиной, не решаясь начать разговор.

Понимая, что жизнь с Аделой способна довести и до гораздо худшего состояния, в душе я сочувствовала ему.

— Может, выпьете чего-либо, — предложила я. — Чай, кофе, сок?

— Воды, если можно, — попросил Бобчик.

— Гарантирую тайну исповеди, — улыбнулась я, протягивая страдальцу стакан минеральной воды. — Садитесь на диван и расслабьтесь, а то от вас даже собака начинает нервничать. Что, опять поссорились с Аделой?

— Наоборот, теперь она утверждает, что до безумия влюблена в меня! — печально сообщил Бобчик, усаживаясь на диван.

— А вы бы предпочли, чтобы она вас ненавидела? — удивилась я.

— Да нет, я всегда мечтал, чтобы она в меня влюбилась, — страдальчески скривился Бобчик. — Но весь ужас состоит в том, почему она в меня влюбилась.

— И почему же? — спросила я, уже догадываясь о причине.

— Адела ни с того ни с сего вбила себе в голову, что я убил этого индейского карлика Росарио и подкинул его вам в багажник, — понизив голос, сообщил он. — Теперь она осыпает меня поцелуями, заверяя, что только настоящий мужчина способен из ревности убить соперника, клянется в любви до гроба и обещает регулярно носить передачи в тюрьму. Вы что, действительно нашли в багажнике труп Росарио или это очередной дурацкий розыгрыш Аделы?

— Действительно, — кивнула головой я.

— О господи, — Бобчик в отчаянии охватил голову руками. — Как же это могло случиться?

— Меня это тоже интересует, — заметила я. — Кстати, у вас есть алиби на момент убийства?

— А когда его убили? — затравленно взглянул на меня Бобчик.

— Хороший ответ, — сказала я. — Откуда мне знать, когда. Я ведь тоже его не убивала.

Некоторое время-мы молчали, а затем я испытующе посмотрела в глаза малахольному возлюбленному Аделы. Мне вдруг пришло в голову, что сцена в «Кайпиринье», когда я заметила Бобчика, выглядывающего из-за шторы, могла и не быть обманом зрения.

— Какое отношение вы имеете к смерти Росарио? — резко и грубо спросила я.

Дима побледнел.

— Никакого, — пробормотал он. — А почему вы разговариваете со мной таким тоном?

— Где вы были за сутки до того вечера, когда мы встретились в «Каса де брухос»? — Я продолжала разыгрывать «плохого следователя».

— В командировке. В Бобруйске.

— А почему же тогда я видела вас в «Кайпиринье», следящим за Аделой и Росарио? — с невинным видом поинтересовалась я.

— Я не был в «Кайпиринье». Я не убивал Росарио, — упрямо набычился Бобчик.

— Врать вы будете в милиции, — сказала я. — А сюда вы пришли добровольно и по-дружески. У вас могли быть достаточно веские мотивы, чтобы прикончить этого индейца, и я вовсе не собираюсь вас закладывать, если, конечно, убийство Росарио не попытаются пришить мне. Я чувствую, что вы что-то скрываете. Так что если вам нужна моя помощь, советую рассказать все, как есть.

— Зря я пришел, — грустно покачал головой Бобчик. — Я просто надеялся, что вы скажете, что труп в багажнике — это всего лишь дурацкая выдумка Аделы. А теперь и вы думаете, что я убийца. Я вообще не хотел, чтобы кого-либо убивали!

— А чего вы хотели? — быстро отреагировала я.

— Чтобы Адела меня любила, — пожал плечами Бобчик. — Понять не могу, что она нашла в этом низкорослом полуграмотном апаче.

— Юнка, — поправила я.

— А при чем тут юкка[7]? — удивился Бобчик.

— Не юкка, а юнка, — поправила я.

— Что, юнка? — не понял Бобчик.

— Он был из племени юнка, — пояснила я. — У него даже ритуальная татуировка была — жаба, змея и ягуар.

— Аделе что, татуировки нравятся? — заинтересовался Бобчик.

— А вы этого не знали? — не удержалась я. — Она же у нас фетишистка. Как мужика с татуировкой увидит, сразу в транс впадает.

— Так, может, и мне татуировку сделать? — задумчиво произнес Бобчик.

— Обязательно! — подхватила я. — И лучше разрисуйте все тело. На груди и животе вы можете изобразить огромного паука, который будет подмигивать и шевелить лапками, когда вы двигаетесь, а на спине — русалку с хвостом или российский герб.

Бобчик с подозрением посмотрел на меня.

— Смеетесь, да? — обиженно произнес он.

— Нечего дурью маяться, — сказала я. — Как только вы перестанете перед Аделой расстилаться, она сама начнет за вами бегать. В ней же все-таки латинская кровь, и в ее культуре мужчина должен быть настоящим мачо, перед которым женщины трепещут от страсти и которому они подчиняются. А вы своим чересчур культурным европейским поведением лишаете Аделу удовольствия подчиняться и тем самым чувствовать себя женщиной.

— Вы все ненормальные, — недоверчиво покачал головой Бобчик. — Я просто веду себя как воспитанный человек, и я же оказываюсь виноват! Что же мне теперь, бить ее и устраивать скандалы?

— Ну, бить не советую — озвереет, — задумчиво сказала я. — Вот, например, собак при дрессировке бить не рекомендуется. Их можно только несильно хлопать по заду свернутой в трубочку газетой. Газета шуршит, и они этого пугаются.

— Вряд ли на Аделу произведет впечатление свернутая в трубочку газета, — пессимистично заметил Бобчик.

— Еще собак встряхивают за шкирку, — я продолжала развивать свою мысль. — Так в стае утверждают свою власть самцы, стоящие на более высокой ступени иерархической лестницы. Встряхните пару раз Аделу за плечи и ненавязчиво покажите, кто хозяин в доме. Только, пожалуйста, не говорите ей, что я вам подкинула эту идею.

— Может, мне лучше в монастырь податься? — безнадежно развел руками Бобчик. — Честно говоря, мне до сих пор как-то не приходилось утверждать свою власть в стае. А тут еще и эта смерть Росарио! Просто кошмар какой-то!

Я инквизиторски посмотрела на него.

— А что, совесть мучает? — поинтересовалась я. — Может быть, все-таки поговорим на эту тему?

— Нет. Не сейчас, — сказал Бобчик. — Извините, что отнял у вас столько времени. Мне действительно пора.

Не успел затихнуть вдали шум его джипа, как снова зазвонил телефон. Я посмотрела на него, как на гремучую змею. Не знаю, почему, но я была уверена, что речь опять пойдет об убийстве.

— Ну как, нашла свой труп? — послышался веселый голос Лены, переводчицы, муж которой собирался стать отшельником в Гималаях.

— Я не могу найти мой труп, — заметила я, — если, конечно, не превращусь в привидение.

— Да нет, я имею в виду, что неделю назад ты мечтала наткнуться на чей-нибудь труп, чтобы расследовать преступление и написать гениальный детектив.

— Лучше не напоминай, — недовольно сказала я, но Лена не обратила внимания на мрачные интонации моего голоса.

— А я вот наткнулась на труп, — еще более радостно сообщила она. — Конечно, в переносном смысле, но дело действительно более, чем таинственное. Ты знаешь, что такое «матаморос»?

— Убей мавров, — перевела я. — А при чем тут мавры? Их и из Испании-то несколько столетий назад выгнали, а в России и просто не найдешь. Так что лучше не говори мне, что где-то откопала мертвого мавра.

— Убей мавров? — переспросила Лена. — Так это по-испански? А я уж думала, что это какое-либо кодовое слово или название террористической организации.

— Может, ты мне все толком объяснишь? — предложила я. — А то какие-то трупы в переносном смысле, мавров собираешься убивать. Может, тебе вместо переводов тоже имеет смысл начать писать детективы?

— Слушай, — сказала Лена.

И поведала мне следующую историю.

Помимо переводческой деятельности, Лена подрабатывала, еще и давая занятия по нейро-лингвистическому программированию и эриксоновскому гипнозу. Для непосвященных поясняю, что нейролингвистическое программирование — это вошедшее в последнее время в моду течение в психотерапии, где человека вводят в измененное состояние сознания, гипнотизируя и особым образом «программируя» его в нужном направлении. Лена на любительском уровне гипнотизировала своих знакомых, излечивая их от неврозов и душевных травм, возникающих вследствие неудачных межличностных контактов, проще говоря — семейных разборок и скандалов.

Вчера Лене позвонила Тома, ее давняя школьная подруга, и с ужасом сообщила, что на ее бесценного сыночка Севочку в лесу напали бандиты и напугали его до полусмерти. Двенадцатилетнему Севочке уже приходилось быть пациентом Лены, когда он, посмотрев фильм «Кошмар на улице Вязов», стал кричать по ночам и мочиться в постель.

Лена провела с ребенком пару сеансов гипноза, и «ночные конфузы прекратились».

Судя по описанию Лены, Севочка был трусливым и вместе с тем нагловатым ребенком, всегда готовым устроить подлянку, если, конечно, она гарантированно сойдет ему с рук. Снова лечить Севочку моя подруга не испытывала ни малейшего желания, но его мать так умоляла, что Лена поехала к ним домой и, действительно, застала драгоценное чадо в весьма плачевном состоянии.

Севочка дрожал, всхлипывал и пускал пузыри, а его речь была сбивчивой и несвязной. Из этой речи мама поняла, что господь решил покарать грешника, нарушившего десять заповедей, и для этой цели натравил на него очень желтого и на редкость страшного ожившего мертвеца.

Поскольку мама и папа Севочки были верующими, в упоминании о господнем наказании за грехи не было ничего странного, за ожившего мертвеца трусливый Севочка вполне мог принять выползшего из-под куста пьяницу, но, как бы то ни было, ребенок был действительно смертельно напуган, и, чтобы он, не дай бог, снова не начал мочиться в постель, его следовало в срочном порядке подвергнуть гипнозу.

Но, даже загипнотизировав Севочку, Лена не смогла пробить некоторые его защитные барьеры и, хотя он рассказал ей больше, чем родителям, выяснить все до конца ей так и не удалось.

Севочка объяснил, что он гулял в лесу и увидел то, что, согласно десяти заповедям, трогать было нельзя. Однако он не смог побороть искушения и дотронулся сначала один раз, а потом еще и еще. И тогда оно открылось, и он заглянул внутрь, а там лежал желтый-прежелтый мертвец со стеклянными глазами и струйкой крови, стекавшей из раны на груди. Севочка окаменел от страха, а мертвец вдруг содрогнулся, вытянул вперед руки и закричал ужасающим голосом: «Матаморос! Матаморос!»

Тогда Севочка тоже закричал, а потом побежал, обо что-то споткнулся, упал, потом он вообще ничего не помнил до того момента, как оказался дома, в Комарах.

Когда Лена дошла до этого места в своем рассказе, я перебила ее:

— В каких еще Комарах? — спросила я. — Разве твоя подруга живет не в Москве?

— В Комарах у нее дача, — объяснила Лена. — Это по белорусскому направлению.

— А это случайно не рядом с Пестяками? — вздрагивая от необъяснимого предчувствия, спросила я.

— Да, Комары находятся примерно на полпути между Пестяками и Змиевкой, только чуть в стороне, — пояснила Лена. — А почему это тебя так интересует?

— Просто у меня в тех краях знакомые живут, — сказала я. — А что-нибудь еще этот твой Севочка говорил?

— Да вроде ничего, — задумчиво произнесла Лена. — Я и эту информацию из него два часа клещами вытягивала. Хорошо, хоть удалось дать позитивные установки. Теперь он, по крайней мере, трястись перестал.

— Ладно, и на том спасибо, — сказала я.

— Ой, вспомнила, — вдруг спохватилась Лена. — У мертвеца еще татуировка была, как у Антихриста — жаба, змея и ягуар.

Я почувствовала, как внутри у меня поднимается ликование. Моя смутная догадка совершенно невероятным образом оказалась верной.

— А почему, как у Антихриста? — поинтересовалась я. — Я вообще не в курсе, что у Антихриста татуировки есть.

— Не знаю, — ответила Лена. — Так Севочка сказал. Небось, опять каких-нибудь ужастиков насмотрелся. Сейчас у детей такая каша в голове — вообще непонятно, откуда они что берут.

Распрощавшись с Леной, я на радостях налила себе стакан апельсинового сока и, угостив собаку кусочком колбаски, улеглась вместе с ней на диван, складывая вместе кусочки головоломки.

Итак, Севочка наткнулся в лесу на чужую машину. Трогать чужие вещи — это грех, но соблазн был велик, и мальчишка для начала открыл незапертую дверь, а затем принялся трогать рычажки и кнопки на панели управления. Когда он нажал соответствующую кнопку, багажник раскрылся, любопытный Севочка сунул в него нос и обнаружил там Росарио Чаве-са Хуареса, который в этот момент как раз вышел из забытья, дважды произнеся странное пожелание: «Убей мавров!»

Было непонятно лишь одно: каким образом мертвый парень с колотой раной в сердце ухитрился ни с того ни с сего прийти в себя, сесть за руль и отогнать машину к дому Альды. То, что он поехал к матери Аделы, было вполне естественно — нового адреса девушки он просто не знал и в то же время хотел вернуть автомобиль хозяйке.

Впрочем, насчет того, как Чайо вернулся к жизни, у меня тоже были свои соображения. Когда-то меня здорово заинтересовал культ вуду, и я почитала отчеты исследователей о том, как гаитянские негры оживляли мертвецов, превращая их в зомби. Теперь мне надо было поговорить с Аделой и с малахольным Бобчиком, но с Бобчиком я должна была поговорить так, чтобы подруга об этом не узнала.

Надеясь, что Дима уже успел доехать домой и сам возьмет трубку, я набрала телефон Аделы, но разговаривать со мной пожелал только автоответчик.

Внезапно меня осенила блестящая идея. Я сообразила, как могу анонимно передать Бобчику сообщение о том, что хочу его увидеть, и одновременно влить свежую струю в любовную жизнь Аделы.

Когда прозвучал сигнал, означающий, что я могу оставить сообщение, я изменила голос, слегка понизив его и добавив в него немного хрипотцы, — протяжности и развратно-сексуальных интонаций.

— Димуля, котик мой! — сказала я. — Никак не могу забыть о нашей встрече сегодня утром. Теперь я знаю то, что ты хочешь знать. У меня есть все, что тебе нужно. Звони мне в любое время дня и ночи и приезжай. Я тебя жду, мой пупсик!

Запечатлев на трубке громкий поцелуй, я дала отбой и набрала номер Альды.

— Адела звонила вам? — поздоровавшись, спросила я.

— На ваше счастье, звонила, — не слишком приветливо сказала Альда. — Только объяснения она давала какие-то путаные. Подозрительно мне все это. Просто уверена, что вы обе от меня что-то скрываете. Кроме того, оказалось, что у «Мерседеса» пропал чехол с заднего сиденья. Вы случайно не знаете, где он?

— Откуда я могу знать? — наигранно удивилась я. — Я тут у вас одну вещь хотела спросить. Что такое «матаморос»?

— Убей мавров, — ответила Альда. — Вы и сами могли бы это перевести.

— Я знаю, как это переводится, — сказала я. — А нет ли еще каких-либо значений у этого слова? Может быть, это название какой-либо террористической организации или секты, вроде ку-клукс-клана в Америке?

— Ирина, иногда мне кажется, что вы просто ненормальная, — с достоинством произнесла Альда. — У вас больное воображение, и вдобавок вы своими бредовыми фантазиями дочь мою с пути сбиваете. Какая, к черту, террористическая организация. У слова «мата» есть еще одно значение — трава, или небольшая веточка с листиками, так что если «мата-морос» пишется раздельно да еще с предлогом «а» в середине, который не произносится, то это означает «убей мавров», а если пишется слитно, то переводится, как «трава мавров», и это сорт травяного латиноамериканского чая, а вовсе не террористическая организация и не ку-клукс-клан. Кроме того, есть довольно известный перуанский писатель по фамилии Матаморос. Он пытается подражать Маркесу, но, по моему мнению, у него это не слишком хорошо получается. Как, я удовлетворила ваше любопытство?

— Если других значений нет, то вполне, — сказала я.

— Даже знать не хочу, зачем это вам. И не смейте впутывать в ваши дела мою дочь, — выразив свое возмущение фырканьем рассерженной кошки, Альда повесила трубку.

Лелька пылала праведным гневом.

— Как только подумаю, что какая-то зараза шляется по подъездам и убивает моих гостей, такое зло берет, что хочется взять в руки автомат и перестрелять всех этих гадов, расплодившихся в последнее время, — едва открыв мне дверь, с порога сообщила она.

— Как-то с трудом представляю тебя в роли Рембо, — улыбнулась я. — Всех все равно не перестреляешь. Просто жизнь такая. Да и Захар тебе, по-моему, не слишком-то нравился.

— Какая разница, нравился или не нравился, — возмутилась Лелька. — Просто от этих ментов никакого толка. Они мне ясно дали понять, что преступления подобного рода практически никогда не раскрываются. Зачем тогда вообще милиция существует, если моих гостей режут по подъездам, как рождественских индеек!

— От твоей злости все равно никакого толка, — заметила я. — Только печень портится. Давай лучше сами попробуем что-нибудь разузнать. Если убийство было случайным, тут, конечно, ничего не поделаешь, но вдруг для .убийства был какой-то мотив?

— И как мы это узнаем? — скептически поинтересовалась Лелька.

— Не знаю, — пожала плечами я. — Для начала можно осмотреть вещи Захара.

— Милиция уже осматривала, — поморщилась Лелька. — Ровным счетом ничего. Так, рубашки, трусы, зубная щетка. Они даже ничего не забрали. Посмотри, если хочешь. Я все сложила в чемодан.

— Ладно, сейчас посмотрю, — сказала я. — А ты не могла бы позвонить своему свояку и расспросить его, чем Захар занимался, были ли у него враги и все такое прочее?

— Я ему звонила вчера, чтобы сообщить о смерти Захара, — сказала Лелька. — Он сам ничего не понимает. Вряд ли у него удастся выведать что-либо стоящее.

— Ты все-таки попробуй, — настаивала я. — Попытка — не пытка.

В вещах Захара действительно не оказалось ничего необычного. Никаких записок или адресов. Отсутствовала даже записная книжка. Похоже, мое расследование увяло, так и не распустившись. Взгрустнув, я присела на кровать, и тут мой взгляд упал на предмет особой Лелькиной гордости — здоровенную подставку для зонтиков в виде слоновьей ноги. Эту экзотическую вещицу несколько лет назад ей привез из Африки ее давний воздыхатель, и Лелька поставила слоновью ногу рядом с письменным столом, приспособив ее в качестве мусорного ведра для ненужных бумаг.

Вовремя вспомнив, что в мусоре, как правило, отыскиваются исключительно важные улики, я высыпала содержимое слоновьей ноги на ковер и вдохновенно принялась разбирать мятые бумажки. Почти все они были исписаны стремительным Лелькиным почерком и представляли собой какие-то сложные математические расчеты. А вот и обрывок с другим почерком. Посмотрим, что там.

«Химические доб… Прицельная да… Предельная… Емкость лег… Сменные ст…», — прочитала я.

В уме у меня забрезжила догадка. Если она окажется верной, то тут может возникнуть и мотив, причем очень даже серьезный.

Захар приехал из Ижевска, где находится знаменитый оружейный завод, а в обнаруженном отрывке, похоже, приводятся характеристики какого-то оружия.

Я принялась лихорадочно разбирать бумажки, отыскивая обрывки с четким, слегка наклоненным влево почерком. Отыскав все, которые были, я сложила их вместе и смогла прочитать весь текст целиком:

«Химические добавки в патроны, увеличивающие дальность стрельбы.

Прицельная дальность — 3800 м. Предельная дальность полета пули — 6500м. Ёмкость легкого магазина — 70, стального — 90 патронов.

Вес автомата с легким магазином — 2,1 кг.

Сменные стволы.

Глубина пробивания кирпичной кладки со ста метров пулей со стальным наконечником — 35 см». На листке было несколько помарок, и у меня создалось впечатление, что Захар именно поэтому его и выбросил. Было похоже на то, что он готовил документацию на какой-то вид оружия.

В свое время я из любопытства просмотрела несколько справочников по огнестрельному оружию, сравнивая наши и зарубежные модели. Конечно, точных характеристик разных моделей автоматов я припомнить не могла, но и без того было очевидно, что автомат, весящий всего 2,1 кг, с подобными данными, если он действительно существовал, должен был произвести фурор на рынке оружия.

— В мусоре копаешься? — спросила появившаяся на пороге Лелька. — Ну как, нашла что-нибудь?

— Кажется, да, — ответила я. — Посмотри на этот листок. Как ты думаешь, это писал Захар?

Лелька с интересом взглянула на сложенные вместе обрывки.

— Должно быть, он. Почерк точно не мужа, кроме Захара у нас никто на днях не гостил, а мусор я три дня назад выбрасывала. Кроме того, тут речь идет об оружии, значит, точно его. Мне только что свояк по телефону много интересного порассказал.

— Ну так что ж ты молчишь! — подскочила я. — Что ты выяснила?

Как оказалось, свояк, узнав вчера от Лельки, что Захара убили, обзвонил его близких друзей — Кольку, Гошу и Тимоху, и они все вместе отправились в пивную «Вареный рак», чтобы помянуть безвременно покинувшего этот бренный мир приятеля.

— Гения в последний путь провожаем! Какой талант, гады, приморили! — прослезился Колька после шестой кружки пива.

— Еще не провожаем, — возразил Тимо-ха. — Вот хоронить будем, тогда и проводим.

— Все равно, — смахнул слезу Колька. — И главное — в какой момент! Только человеку счастье улыбнулось!

— Какое это счастье? — заинтересовался свояк.

Колька округлил глаза.

— Деньжищи! — свистящим шепотом поведал он. — Ух, какие деньжищи! Только Захар об этом никому не велел говорить. Да теперь уж все равно, говори не говори. А ведь обещал и мне деньжат подкинуть, чтобы баньку на даче срубить. И что? Ни Захарки, ни баньки, и даже раков вареных нет, чтобы закусить.

Колька обреченно повесил голову.

— Да ты таранкой заешь, — сочувственно сунул ему сухую рыбешку Гоша. — Мне Захар тоже на что-то такое намекал. Говорил: «Вот деньгами разживусь — новое ружье тебе подарю». Хороший был человек.

В общем, из всех разговоров, свояк извлек следующую информацию, впрочем, кое-что было известно и ему самому.

До перестройки Захар работал на ижевском оружейном заводе и вечно носился с идеей изобрести самый потрясающий в мире автомат, такой, чтоб заткнуть за пояс самого Калашникова. Руководство и коллеги относились к этой мечте весьма скептически, рацпредложения Захара увязали в бюрократической волоките, а сам он работал в сборочном цеху без всякой надежды на продвижение по службе. Несколько лет назад, когда рабочим завода вместо денег стали платить зарплату чехлами и футлярами для охотничьих ружей, Захар ушел с завода, завел на дачном участке небольшую пасеку, начал продавать мед, и ему вполне хватало на жизнь. Всю свою нерастраченную энергию Захар направил на изобретение сверхоружия.

Необходимые ему детали он, за соответствующее количество водки, вытачивал с помощью старых друзей на оружейном заводе. Компоненты для патронов тоже доставались оттуда, и в конце концов под большим секретом Захар продемонстрировал Кольке свой новый автомат. Колька, как и большинство жителей Ижевска, разбиравшийся в оружии, немедленно оценил выдающиеся качества изобретения Захара. Помимо почти невероятных для оружия такого веса и класса боевых характеристик, автомат мог стрелять из-под воды и даже в том случае, если его ствол был забит землей или песком.

Прямо в лесу, вдосталь настрелявшись, Захар и Колька обмыли новинку, и Колька поинтересовался, что Захар собирается делать с изобретенным им оружием.

— Продам, — сказал Захар. — И продам очень дорого.

— Куда? — усмехнулся Колька. — На завод?

— Я что, спятил, по-твоему? — возмутился Захар. — Все русские изобретатели беднее церковных крыс. А сейчас вообще кранты. Изобрети я хоть новый истребитель-невидимку, все равно в конце концов без штанов ходить буду. Ну уж нет, за свой автомат я возьму настоящую цену.

— Кому же ты его продашь? — спросил патриотичный Колька. — Неужто проклятым капиталистам?

— А хоть Ирландской республиканской армии, — хмуро ответил Захар. — Пусть себе католиков отстреливают.

— Кажется, они отстреливают протестантов, — усомнился Колька.

— Может, и протестантов, хрен их разберет, — отмахнулся Захар. — Главное, русских они не трогают.

— А как же ты до этих ирландцев-то доберешься? — удивился Колька. — У тебя ведь даже загранпаспорта нет. Да и денег на билет не наскребешь.

— Про ирландцев я так, для примера, сказал, — объяснил Захар. — Есть у меня один знакомый из Москвы. Он и пообещал меня вывести на нужных людей. Скоро ко мне один тип приедет, чтобы посмотреть оружие в действии.

— А что за тип? — спросил Колька. — Наш или импортный?

— Да вроде импортный, — ответил Захар. — Только, смотри у меня, держи рот на замке. Даже спьяну об этом не вякни.

— Положись на меня, кореш! Могила! — торжественно поднес палец к губам Колька.

Лелькин пересказ разговора со свояком окончательно убедил меня в том, что догадка об оружии оказалась верной.

— А ты не обратила внимание, было у Захара с собой что-либо, напоминающее автомат? — спросила я.

— Нет, — покачала головой Лелька. — В этом я точно уверена. У него и был-то один этот чемодан, да и тот он при мне распаковывал. Автомат все-таки не пуговица, его не так легко спрятать.

— Тогда скорее всего он продал документацию на автомат, — предположила я.

— А зачем тогда его убивать? — удивилась Лелька.

— По двум причинам, — сказала я. — Во-первых, чтобы забрать обратно деньги, выплаченные за чертежи, а во-вторых, чтобы быть уверенным в том, что Захар не продаст автомат еще кому-нибудь.

— Звучит правдоподобно, — согласилась Лелька. — И что ты теперь собираешься делать?

— Для начала я намерена поехать в ресторан «Харакири» и узнать, бывал ли там Захар, и если бывал, то с кем.

— А откуда ты знаешь про этот ресторан? — удивилась Лелька.

— Помнишь, у Захара из кармана торчал уголок карточки? — сказала я. — Это была карточка нового японского ресторана «Харакири».

Кстати, у тебя не найдется какой-нибудь фотографии Захара? Я бы показала ее официантам.

— Откуда? — удивилась Лелька. — Я его почти не знала.

— Слушай! А нарисовать его ты не сможешь? — сообразила я. — Ты ведь вроде неплохо рисовала портреты.

— Попробую, — сказала Лелька. — Жаль, что у меня лекции, а то бы я с тобой поехала.

— Ничего, я тебе все расскажу, — утешила я подругу.

Пока Лелька, покусывая карандаш, трудилась над портретом, я принялась размышлять о том, какие трудности поджидают меня в ресторане «Харакири». Имея некоторое представление о специфике характера японцев, я сильно сомневалась в том, что мне удастся получить у них нужную информацию. Следовало найти какой-нибудь особенный подход к работникам, а еще лучше — к хозяину ресторана.

Благодаря широкой известности моего третьего бывшего мужа и огромному количеству его учеников, среди которых можно было встретить как членов правительства или сотрудников военной разведки, так и скромных работников торговли, адвокатов, нотариусов и кинологов, я обладала довольно обширными возможностями для получения разного рода информации. Я знала, что у Саши были какие-то связи в редакции журнала «Япония сегодня», еще какие-то японские знакомства, но Саша в данный момент кого-то тренировал непонятно где, и добраться до него было невозможно.

Полистав записную книжку, я остановила свой выбор на Леше Фурунжеве, давнем Сашином ученике и фанате рукопашного боя Шоу-Дао. В свое время Лешу настолько увлекли философия и психотехники даосизма, что он по горячке решил стать китаеведом и даже окончил отделение китайского языка в Институте Азии и Африки. К моменту получения диплома Леша успел убедиться, что далеко не все китайцы даосы, а уж о философии Шоу-Дао они вообще не имеют понятия, но тем не менее, он был доволен, поскольку благодаря знанию китайского языка и общительному характеру ему удалось близко познакомиться с наглухо закрытой для посторонних бурной и таинственной жизнью китайской общины.

Решив, что Япония и Китай — это нечто достаточно близкое, по крайней мере в понимании русского человека, я набрала Лешин номер.

— У меня к тебе несколько специфический вопрос как к китаеведу, — поздоровавшись, сообщила я. — Тебе известно что-нибудь о недавно открывшемся японском ресторане «Харакири»?

Леша засмеялся.

— Вообще-то на твоем месте я не стал бы называть японским ресторан, в котором хозяин армянин, а официанты и повара — китайцы, — заметил он.

— А в рекламе он называется японским, — растерянно сказала я. — Да и название «Харакири» тоже вроде на китайское или армянское непохоже. Но раз там все китайцы, то почему они просто не открыли китайский ресторан?

— Назову тебе две причины, — усмехнулся Фурунжев. — Выгода и чувство юмора.

— Ты не мог бы сформулировать это менее расплывчато? — попросила я.

— Пожалуйста, — согласился Леша. — Начнем с выгоды. Китайских ресторанов в Москве как собак нерезаных, а японских пока немного. Следовательно, жаждущие щегольнуть баксами «новые русские» тут же толпой лома-нутся в новый японский ресторан и будут платить за блюдо в пять раз больше, чем в китайском.

Теперь о чувстве юмора. Тебе хорошо известно, что китайцы ненавидят японцев. Однажды в одном закрытом для русских посетителей китайском ресторане я видел, как в стельку упившийся китайский мафиози вдруг начал говорить по-японски.

Я спросил у приятеля, который провел меня в ресторан, почему он так себя ведет, и тот ответил, что это проявление китайского чувства юмора. Этот мафиози прекрасно отдавал себе отчет в том, что он нализался как сапожник, и, разговаривая по-японски, он показывал окружающим, что японцы — мерзкие и грязные пьяные свиньи.