Я, Хмелевская и труп

— Я тебя очень внимательно слушаю, — сказала я.

История, которую рассказал мне Моралес, сводилась примерно к следующему.

Бобчик действительно следил за Аделой в клубе «Кайпиринья», так что то, что я видела, ни в коей мере не было галлюцинацией. Похоже, до него дошли слухи о том, что Адела чересчур склонна к похождениям на стороне, и, притворившись, что он едет в командировку, Дима принялся следить за своей ветреной подругой.

Так он оказался в клубе «Кайпиринья» и, пожираемый ревностью, следил из-за занавески за тем, как Адела вовсю флиртовала с Росарио. Там его и заприметил эквадорец.

Эусебио лично не знал Бобчика, но знакомые уже успели издали показать ему Диму на дискотеке, объяснив, что этот сверхбогатый «новый русский» в данный момент является последней пассией Аделы. Заинтересованный в расширении своей клиентуры, Эусебио подошел к Бобчику, представился, объяснил, что он близко знаком с Аделой, а потом начал рассказывать о магии вуду, о лечении импотенции и о прочих услугах, которые он, Эусебио Моралес, готов оказать за соответствующую плату.

Бобчика заинтересовало это предложение.

— А ты можешь сделать так, чтобы этот индейский карлик раз и навсегда оставил в покое мою невесту? — спросил Бобчик, указав на Росарио.

— О чем речь! Конечно, могу! — не задумываясь, ответил маг.

Бобчик вручил эквадорцу пятьсот долларов, и они расстались.

Тут Эусебио задумался. Желание столь солидного клиента, как сын фармацевтического магната, следовало непременно выполнить, поскольку в таком случае можно было рассчитывать, что вслед за этим последуют новые, щедро оплачиваемые заказы. Однако будучи по натуре человеком практичным, Эусебио не собирался полагаться в столь тонком вопросе исключительно на магию. Нужно было придумать нечто, что навсегда отбило бы у Росарио желание приближаться к Аделе. И тут Морале-са осенило!

Несколько дней тому назад один студент с Ямайки, чей дядя активно практиковал вуду, привез ему специальную смесь для оживления мертвецов и превращения их в зомби. На самом деле оживление мертвецов было хорошо отработанным трюком жрецов вуду, но на не искушенных в подобных делах зрителей этот трюк всегда производил должное впечатление. Хитрость состояла в том, что будущего зомби заставляли принять порошок, после чего он на несколько часов впадал в состояние каталепсии и казался мертвым. Затем новоиспеченного мертвеца хоронили, в нужный момент жрец вуду раскапывал могилу и с соответствующими случаю торжественными ритуалами «оживлял» мертвеца, дополнительно гипнотизируя его, что создавало эффект «зомбирования».

Смесь, привезенная студентом с Ямайки, была как раз тем самым порошком, который вводил человека в каталептическое состояние. Прежде чем начать публичные сеансы «оживления» мертвецов, эквадорец решил опробовать смесь на Росарио.

После того как Адела, поссорившись с индейцем в клубе, уехала, Эусебио подошел к пылающему от ярости кавалеру и удачно навел его на мысль воспользоваться магией, чтобы намертво приворожить к себе строптивую красотку, а затем с презрением бросить ее и отомстить, отказываясь отвечать на ее неутолимую страсть.

Сделав щедрый жест, Моралес даже предложил Чавесу провести магический сеанс бесплатно и пригласил его на следующую ночь в «Каса де брухос».

Когда мы с Аделой появились в доме гайан-ского дипломата Васи, эквадорец решил, что боги окончательно покровительствуют ему. Росарио приехал поздней ночью, когда церемония поклонения кубинской святой деве Каридад дель Кобре завершилась. Адела в то время уже уехала с Бобчиком в Пестяки, я лежала в постели, читая «Фаллос Кетцалькоатля», а незапертый «Мерседес» Аделы с ключами в замке зажигания спокойно стоял в саду гайанского дипломата.

Прежде чем начать церемонию приворота моей подруги, Эусебио предложил Росарио кружечку холодного пива с заранее растворенной в нем гаитянской смесью. Что может быть лучше холодного пива в знойную летнюю ночь! Росарио залпом выпил отравленный напиток и, к удовольствию Моралеса, через десять минут по внешнему виду ничем не отличался от трупа. По расчетам эквадорца, Чавес должен был пробыть в состоянии каталепсии от двенадцати до двадцати часов.

Эусебио, довольный успехом эксперимента, почувствовал в себе вдохновение художника. Обладая тонкой натурой ценителя искусств, в свободное от занятий магией время он любил создавать картины на обнаженном человеческом теле, преимущественно женском. В холодной России по вполне понятным причинам этот вид живописи не получил широкого распространения, но в теплых латиноамериканских странах выставки «живых картин» не были редкостью.

Ненадолго задумавшись, Моралес раздел индейца, взял кисти и краски и талантливо изобразил на левой груди Росарио узкую колотую рану со сбегающей из нее узенькой струйкой запекшейся крови. Затем, около половины четвертого утра, когда все в доме наконец уснули, Эусебио взвалил индейца на плечо и аккуратно уложил его в багажник Аделы, гадая, что сделает девушка, обнаружив у себя в машине труп. Предугадать действия взбалмошной Аделы он, конечно, не мог, но ясно было одно: что бы она ни сделала, они с Росарио разругаются окончательно до такой степени, что больше даже не посмотрят друг на друга.

Я вздохнула с облегчением. По крайней мере, одну тайну я уже раскрыла. Теперь мне известно, каким образом труп индейца оказался в багажнике «Мерседеса».

— А Бобчику было известно, что ты задумал? — спросила я.

— Нет, — ответил Чепо. — Я дал ему только мой московский телефон, а сам почти все время был в «Каса де брухос». Все время собирался ему позвонить, но сначала хотел сам узнать, чем кончилось дело. А, кстати, почему ты сказала, что Чайо мертв?

— Это я обнаружила его в багажнике «Мерседеса», — объяснила я. — А Адела сделала вывод, что Бобчик убил его из ревности.

Я решила пока не говорить всю правду. Моралес расхохотался.

— Ну и заварил же я кашу! — похвастался он. — Жалко, что Адела не заглянула в багажник первой.

— А что сказал Чайо, когда позвонил тебе сегодня утром? — спросила я.

— Ругался! — усмехнулся Эусебио. — Как он ругался! Ты даже представить себе не можешь. Некоторые слова я даже не понимал. Еще он потребовал, чтобы я срочно привез ему одежду и украшения.

— Какую одежду? — удивилась я.

— Его одежду, — пожал плечами Эусебио. — Я же его догола раздел. Он недавно как раз купил себе какие-то суперфирменные джинсы, и еще у него были цветастая шелковая рубаха, ковбойские сапоги, золотой браслет и золотая цепочка с кулоном в форме головы леопарда. Ничего, завтра я все ему верну, и он успокоится. Мне чужого не надо.

— Я могу посмотреть его одежду? — охваченная неожиданным предчувствием, попросила я.

— Зачем? — удивился эквадорец.

— Надо, — я фантазировала на ходу. — У меня есть подозрение, что у Росарио была любовная записка, написанная Аделой, которой он собирался шантажировать ее. Вдруг она случайно окажется у него в кармане?

— Ладно, — согласился Моралес. — Можешь посмотреть. Я все сложил в полиэтиленовый пакет.

Он аккуратно взял банку с пауками, внимательно осмотрел своих любимцев и довольный их активностью зашагал к дому.

Мы снова вошли в комнату с эротическими фотографиями. Травмированного преподавательницей негра там на сей раз не было. Пленка с гомосексуалистами и попугаем закончилась, и на экране телевизора мелькали темные и светлые полосы.

Эусебио выключил телевизор и, сходив в смежную комнату, принес оттуда большой полиэтиленовый пакет, украшенный рекламой туалетной бумаги «Нежность».

Я вывалила содержимое пакета на массажный стол и стала нетерпеливо обшаривать карманы одежды Росарио. Мне повезло. В кармане рубашки я нашупала несколько раз сложенный листок бумаги. Я вытащила его и развернула. С первого взгляда я узнала четкий, слегка наклоненный влево почерк Захара. На этот раз на листке не было помарок.

«Прицельная дальность — 3800м. Предельная дальность полета пули — 6500м. Ёмкость легкого магазина — 70, стального — 90 патронов.

Химические добавки в патроны, увеличивающие дальность стрельбы…», — прочитала я.

— Черт! — выругалась я. Этого я не ожидала.

— Это не любовная записка, — заметил эквадорец, заглянув мне через плечо.

— Я знаю, — сказала я. — Именно это я и искала. Не беспокойся, я сама верну эту бумажку Росарио.

— Не знал, что Чайо увлекается оружием, — удивленно произнес Эусебио. — Я думал, что он больше по женской части.

— Так и есть, — подтвердила я. — Не беспокойся, Росарио не рассердится на тебя за то, что ты отдал мне эту записку.

Говоря это, я не кривила душой.

Я гнала машину на предельной скорости, почти не всматриваясь в дорогу. Только услышав комариный писк антирадара, предупреждающего о сидящих в засаде гаишниках, вернее, гибэдэдистах, я сбавила скорость.

Дело запутывалось все больше и больше. Непонятно, каким образом окончательно почивший в бозе перуанский индеец тоже оказался замешанным в деле с продажей изобретенного Захаром автомата. Я думала и думала, как заведенная, но ничего путного в голову так и не приходило. Наконец я въехала на переполненные транспортом улицы любимой столицы. Затормозив около телефона-автомата, набрала номер Аделы.

— Это Ирина, — представилась я на случай, если он не узнает мой голос. — Адела не выдумывала? Росарио действительно убили?

— К сожалению, — ответил Бобчик. — Мы только что вернулись из милиции. Нас отпустили так быстро только благодаря вмешательству моего папы. Мы оба оказались подозреваемыми, так что с нас взяли подписку о невыезде. Адела в бешенстве. Ей не нравится быть подозреваемой. Она опять уверена, что это я кокнул Чайо, но теперь она вбила себе в голову, что я специально все подстроил таким образом, чтобы свалить вину на нее. Слава богу, сейчас она принимает ванну, так что я получил небольшую передышку.

— Вы не возражаете, если я приеду к вам сейчас? — спросила я. — Мне бы хотелось побольше узнать о том, что произошло.

— Я буду только рад, — устало сказал Бобчик. — Может быть, вы наконец убедите Аделу, что я не убийца.

— Держитесь. Приеду минут через десять. Уверена, что Адела скоро успокоится, — с сочувствием произнесла я.

К тому времени как я доехала до дома малахольного Бобчика, Адела уже выбралась из ванны и со страдальческим видом возлежала на диване с бокалом шампанского.

— Похоже, ты уже оправилась от потрясения, — заметила я.

— Это было ужасно, — пожаловалась она. — Теперь я могу себе представить, что ты испытала, открыв багажник.

— Мне еще повезло, — сказала я. — Одно дело обнаружить труп в чужом багажнике, и совсем другое — в собственной постели.

Подруга отпила шампанского и кивнула.

— Бобчик упоминал, что один раз Росарио уже воскрес, — с надеждой произнесла она. — Может, он снова очнется? Хотя мне ни капли не нравятся вампиры и всякие там ожившие мертвецы. Я даже фильмы про них не смотрю.

— Больше не воскреснет, — сказала я. — В прошлый раз он не умирал. Просто Эусебио, чтобы разыграть тебя, подсыпал Росарио в пиво очень сильное снотворное, затем раздел, нарисовал у него на груди рану и кровь и засунул его тебе в багажник.

Адела аккуратно поставила бокал на туалетный столик и недоверчиво воззрилась на меня. Бобчик тоже проявлял признаки заинтересованности.

— Ты хочешь сказать, что весь этот бедлам устроил Эусебио? — низким, вибрирующим от бешенства голосом спросила она. — Этот ничтожный ревнивый паукофил осмелился устроить мне такую подлянку?

Бобчик метнул на меня умоляющий взгляд, и я сделала незаметный для Аделы жест рукой, давая ему понять, что не собираюсь упоминать о его участии в этом деле.

Подруга вскочила с дивана и заметалась по комнате, как жаждущая крови тигрица.

— Все, ему конец, — шипела она, потрясая в воздухе кулаками. — Еще не знаю, что я с ним сделаю, но этот кретин запомнит меня на всю жизнь!

Внезапно Адела замерла на месте, пораженная неожиданной идеей.

— А ведь это он прикончил Чайо, — воздев указательный палец к потолку, изрекла она. — В груди Росарио была точно такая же рана, как та, что нарисовал Чепо.

Подруга ненадолго погрузилась в задумчивость.

— Или его все-таки убил Бобчик? — бросив на Диму подозрительный взгляд, заколебалась она.

— Да не убивал я никого! Сколько можно повторять! — безнадежно простонал Бобчик.

— Адела, успокойся, — примирительно сказала я. — Я совершенно точно знаю, что ни Бобчик, ни Чепо его не убивали. Сядь на диван, допей свое шампанское, а еще лучше, сделай мне парочку бутербродов и расскажи подробно, что случилось.

Бобчик вскочил.

— Я приготовлю тебе ужин, — сказал он. — А вы тем временем поговорите.

Пока Дима возился на кухне, мне удалось узнать некоторые подробности убийства, оказавшиеся весьма любопытными.

Труп голого Росарио с искаженным от ужаса лицом и широко открытыми глазами лежал на кровати в спальне. В квартире не оказалось ни одежды, ни обуви, вообще никаких вещей, принадлежащих убитому. Орудие убийства также исчезло. Ни один из кухонных ножей не подходил по форме к ране. Все они были слишком широкими.

Бобчик вернулся в гостиную с подносом, на котором ароматно дымились хинкали.

— Адела мне уже в общих чертах все рассказала, — произнесла я, с аппетитом принимаясь за еду. — Только мне непонятно, каким образом Росарио ухитрился оказаться в вашей квартире. У вас бронированная дверь с несколькими замками, окно находится высоко над землей, и я не понимаю, как он мог проникнуть внутрь, если никто из вас его не впускал. Вряд ли у него были ключи, а следов взлома на вашей двери вроде бы нет.

— Думаю, это моя вина, — сказал Дима. —

Нашу дверь действительно почти нереально открыть, если она заперта на два замка. Но если ее просто захлопнуть, но не запирать, то она элементарно открывается с помощью кредитной карточки. Я специально просил сделать именно так, потому что иногда выскакиваешь на лестничную площадку, забыв ключи, и, если дверь случайно захлопнется, придется вызывать мастера, который промучается полдня да вдобавок еще и дверь испортит.

После того как Адела шарахнула меня электрошокером, мне было так плохо, что я ничего не соображал, и когда поехал к вам, то просто захлопнул дверь, забыв запереть. Вполне вероятно, что Росарио, решив по каким-то причинам пообщаться с Аделой, может быть, выяснить, каким образом он оказался в багажнике ее «Мерседеса», приехал сюда, позвонил в дверь, ему никто не ответил, тогда он открыл дверь с помощью кредитной карточки и вошел, собираясь подождать Аделу внутри. Если убийца следил за ним, то он мог попасть в квартиру таким же способом. А может быть, Росарио пришел вместе с сообщником, который по какой-то причине убил его.

— Вы предложили эту версию милиции? — поинтересовалась я.

— Я говорил им о такой возможности, — печально кивнул головой Бобчик. — Но было видно, что они мне не поверили. Милиция ищет самых простых объяснений. А мотив, лежащий на поверхности, — это ревность или внезапно вспыхнувшая ссора. Если у кого-то помимо нас были причины убить Росарио, ему не надо было для этого тайно пробираться в нашу квартиру. Это создавало ненужный риск.

— Но таким образом можно было бросить подозрение на вас, — заметила я.

— Это чересчур усложненно, — пожал плечами Дима. — Одна надежда на помощь отца. Менты против него вряд ли пойдут. Хотя сейчас ни в чем нельзя быть уверенным до конца.

— У меня есть кое-какая идея насчет того, кто хотел убить Росарио и почему, — задумчиво сказала я. — Не то, чтобы я могла назвать какие-то конкретные фамилии, но я представляю, откуда ветер дует. Кстати, Адела, ты знаешь, где жил Чайо?

— Конечно, знаю, — ответила подруга. — Там же, где и всегда. Он снимал комнату в районе Филей у одной забавной старушки, Агафьи Прокопьевны. Чайо звал ее баба Гафа.

А что?

— Мне бы хотелось взглянуть на эту комнату, — сказала я.

— Уверен, что там уже побывала милиция, — вмешался Бобчик. — Адела сказала им адрес Росарио. Наверняка комнату уже осмотрели и опечатали.

— А вдруг еще нет, — понадеялась я. — У нас в стране такой бардак, что милиция вполне может поехать туда завтра или даже послезавтра.

— Не думаю, — покачал головой Дима. — Когда речь идет об убийстве, они действуют быстро.

— И все-таки надо попробовать. Адела, ты съездишь со мной, — обратилась я к подруге. — Наверняка баба Гафа тебя хорошо знает и позволит зайти в комнату Росарио.

К сожалению, милиция нас опередила. Баба Гафа пребывала в растрепанных чувствах.

— Адела, внученька, — запричитала она, с трубным звуком сморкаясь в большой клетчатый носовой платок. — Чайю-то нашего убили, ироды поганые! Совсем от этих хиллеров житья не стало!

— От киллеров, бабушка, — поправила ее Адела. — Хиллеры лечат, а киллеры убивают.

— Какое там лечат! — возмутилась баба Гафа. — По мне что хиллер, что киллер, все одно — убивца! Вот Парашка с пятого подъезда третьего дня в больницу попала — сказали, язва желудка, а как померла — оказалось от воспаления легких. А Митьке, алкашу этому проклятому, как аппендицит резали, так ножницы в брюхе позабыли. По мне что в больницу, что на тот свет — все одно. Да я уж стара — помирать давно пора, а все ноги носят, а уж Чайю, Чайю-то наш — и молод, и обходителен, и пригож, а все одно — убили, паразиты, ни дна им, ни покрышки!

— Такова наша жизнь, баба Гафа, — сочувственно покивала головой Адела. — А можем мы в комнату Чайо заглянуть? Я ему книгу почитать давала, хочу забрать.

— Нельзя, внученька, нельзя! — замахала руками баба Гафа. — Милиция как уходила, дверь опечатала, открывать ее не велела. Говорят, скоро снова придут. А уж в комнате что творилось — ужас, как домовой пошалил! Все перевернуто, перина вспорота, подушки вспороты, ящики на пол вывалены, повсюду книги валяются, прям бедлам какой-то! А ведь наш Чайю такой аккуратный был, такой аккуратный, такой обходительный…

— А кто устроил в комнате разгром? Неужели сам Чайо? — уже догадываясь об ответе, спросила я.

— Уж не знаю, что и думать, — заохала баба Гафа. — Я все утро у Дуньки была, она мне рассказывала, как ее зять упился в дымину и спьяну жену именем полюбовницы назвал. Уж там такое творилось, такое творилось!

— Да бог с ним, с зятем, — прервала ее я. — Вы лучше про Чайо расскажите.

— Так я и говорю, — зачастила баба Гафа. — Я от Дуньки шла, по лестнице подымалась, вдруг навстречу мне Чайю прямо как угорелый летит, а сам бледный, лица на нем нет, даже поздороваться забыл. С тех пор я его и не видела, а потом милиция пришла, говорит, убили вашего Чайю.

Баба Гафа снова всхлипнула и уткнулась в клетчатый платок.

Я посмотрела на часы. Было без пятнадцати одиннадцать. Я вспомнила, что в одиннадцать ко мне должен прийти Луис — реальный кандидат на роль убийцы Захара и Чайо. День оказался на редкость насыщенным.

— Мне надо ехать, — сказала я Аделе. — Думаю, сейчас нам не стоит осматривать комнату Росарио.

Мы попрощались с бабой Гафой, Адела довезла меня до своего дома, где я пересела в свою машину и отправилась домой.

Луис ждал меня у калитки. В руках он держал букет роз и огромную коробку конфет с ликером. Он был так обаятелен и красив, что я просто не могла представить его в роли расчетливого хладнокровного убийцы. Впрочем, внешность бывает обманчива. Недавно по телевизору показывали серийного убийцу-людоеда, так у него была такая невинная мордочка — прямо красавчик семинарист, загляденье, да и только!

Колумбиец меня поцеловал, но в моем ответном поцелуе явно недоставало страсти — мысль о том, что он может оказаться убийцей, не давала мне покоя.

— Ты мне не рада? — спросил он.

— Конечно, рада, — ответила я. — Просто я очень устала.

Мы вошли в дом. Я поставила розы в вазу. Луис вызвался приготовить кофе. Я налила себе апельсинового сока.

— Что с тобой происходит? — испытующе посмотрев на меня, спросил Луис. — Ты не похожа не женщину, которая устает от мужчины, проведя с ним всего одну ночь.

— Росарио убили, — сказала я. Колумбиец напрягся.

— Росарио Чавеса Хуареса? — уточнил он.

— А ты его знал? — спросила я.

— Конечно, знал, — пожал плечами Луис. — Его знали все, кто бывал в «Кайпиринье». Как это случилось?

— Адела обнаружила его мертвым в своей постели. Чайо закололи длинным узким ножом, похоже, навахой или стилетом, — объяснила я. — Я как раз от нее.

Луис подошел ко мне и обнял.

— Извини, — сказал он. — Теперь я понимаю, что с тобой. А я-то думал, что дело во мне.

— И в тебе тоже, — сказала я. Неожиданно я решила сыграть ва-банк.

— Что ты имеешь в виду? — спросил колумбиец.

— Ты знаешь Захара Ильина? — задала я встречный вопрос.

— Нет, — удивился он. — А кто это?

— Это человек, которого вчера зарезали в подъезде дома моей подруги, — объяснила я. — У меня есть подозрение, что его убили тем же оружием, которым закололи Чайо.

— Понятно, — кивнул головой колумбиец.

— И это все, что ты можешь сказать?

— А что ты хочешь от меня услышать? Мне жаль, что все это так расстраивает тебя.

— И ты продолжаешь утверждать, что не знаешь этого человека?

Луис укоризненно посмотрел на меня.

— У тебя в очередной раз разыгралось воображение, — сказал он. — Ты снова ведешь себя так, словно подозреваешь меня в этом убийстве. Приди в себя. Это реальная жизнь, а не детектив.

— Тогда почему ты следил за Захаром, когда он встречался с другим латиноамериканцем в ресторане «Харакири»? — завелась я. — Или это тоже плод моей фантазии? Между прочим, тебя опознали.

— Кто опознал? — Лицо колумбийца окаменело.

Я чувствовала, что пора остановиться и, прежде чем продолжить разговор, на всякий случай вооружиться помповым ружьем, но меня уже понесло.

— Есть свидетели, — сказала я. — Кроме того, я знаю, что именно тебя интересует. Речь идет об оружии, точнее, об уникальном автомате, разработанном Захаром Ильиным, весящем чуть больше двух килограммов, с прицельной дальностью 3800 метров, принципиально новой конструкцией подачи патронов, что позволяет загружать в легкий магазин 70 патронов, а в стальной — 90, и с уникальными химическими добавками в заряде, увеличивающими дальность полета и пробойную силу пули. Мне продолжить?

— Кто ты? — коротко спросил Луис. Я пожала плечами.

— По-моему, я уже упоминала, что пишу книги, — заметила я.

— Меня интересует, на кого ты работаешь.

— На себя, — ответила я. — Я делаю именно то, что говорю, — пишу книги, и больше ничего. А вот ты уж точно не только бизнесмен.

Колумбиец тяжело вздохнул и задумался.

Я молчала. Посещавшие меня мысли были не слишком веселыми. Похоже, моя роскошная любовная история закончилась. Кроме того, я явно сваляла дурака. После всего, что я наговорила, Луис мог счесть меня опасной и убрать так же, как он убил Захара и Чайо.

Луис молча сварил себе новую порцию кофе и выпил его.

Я допила апельсиновый сок и аккуратно поставила чашку на стол.

Потом колумбиец еще раз вздохнул и спросил:

— Почему ты решила завести со мной роман?

Я посмотрела на него с удивлением.

— Потому что ты мне понравился, — ответила я. — А ты?

— Ты тоже мне понравилась, — сказал он, как мне показалось, искренне.

Мы немного помолчали.

— Так ты знал Захара Ильина? — снова спросила я.

— Можно, прежде чем ответить, я тебя поцелую? — поинтересовался он.

— Валяй, — сказала я. — По правде говоря, мне гораздо больше нравится целоваться с тобой, чем выяснять отношения.

— Мне тоже, — улыбнулся Луис.

Он обнял меня. Его губы были влажными и горячими. Мне хотелось, чтобы поцелуй длился вечно, но, к сожалению, иногда надо переводить дыхание. Колумбиец еще крепче прижал меня к себе, и я почувствовала, как мне в грудь уперлось что-то твердое.

— Что у тебя в кармане рубашки? — спросила я.

— Водительское удостоверение, — улыбнулся Луис. — А ты думала, пластиковая взрывчатка или детонатор от атомной бомбы?

— Можно я посмотрю? — попросила я.

— Если хочешь, можем поиграть в инспектора ГИБДД и нарушителя правил дорожного движения, — предложил колумбиец, доставая из кармана документ.

Я развернула удостоверение и, сличив фотографию с оригиналом, прочитала: «Луис Хорхе Матаморос Вильяпинеда».

— Матаморос! — с ужасом повторила я. — Твоя фамилия Матаморос? Это означает «Убей мавров»?

— Ну да, — подтвердил Луис. — А почему это тебя вдруг так шокировало? Матаморос — очень распространенная фамилия. В средние века испанские феодалы давали эту фамилию своим вассалам, уничтожившим большое количество мавров. Не хватало еще, чтобы ты теперь убийства мавров на меня повесила. С тебя станется. Кстати, в средние века убийство мавров считалось подвигом, а не преступлением, так что мои предки были вполне достойными людьми.

Я тупо смотрела на колумбийца, не в силах сказать ни слова.

— Да что с тобой! — рассердился он. — Тебе обязательно вести себя, как сумасшедшая? Ты меня пугаешь!

— Прежде чем воскреснуть из мертвых, Росарио Чавес Хуарес дважды произнес слово «матаморос», — загробным голосом произнесла я.

— Воскреснуть из мертвых? — переспросил Луис. — Он что, Лазарь или пациент Кашпировского? Так он жив или мертв, в конце концов?

— Сначала Чайо воскрес и сказал «матаморос», а потом его снова убили, и больше он не воскресал, — объяснила я.

— Ты что, издеваешься надо мной? — сердито спросил Луис. — Или ты действительно психопатка?

— Чего ради мне над тобой издеваться? — возмутилась я. — Мне самой уже эта история порядком надоела. Я даже жалею о том, что сдуру решила писать детективы. Тогда я не накопала бы на тебя столько компромата и, как наивная дурочка, продолжала бы считать тебя обычным бизнесменом.

— А я-то думал, что обычные бизнесмены слишком скучны для тебя, — заметил он. — Обычно женщины твоего склада мечтают встретить как минимум Джеймса Бонда.

— Этого бабника? — фыркнула я. — Он только на экране хорош, а в жизни от него одни неприятности, впрочем, как и от тебя. Я бы не возражала, будь ты более или менее приличным мафиози, обманывающим государство, но убийцы мне не нравятся, особенно когда они убивают невинных людей.

— Я не убийца, — по слогам произнес Луис. — Возможно, я действительно не только бизнесмен, но, клянусь тебе, я не убивал Захара и Росарио. Я действительно был около ресторана «Харакири», но я следил не за Захаром, а за человеком, с которым он встречался. Этот человек тоже колумбиец, как и я. Я знал, что речь идет об оружии, но подробности мне не были известны. И вообще, до того как ты сказала, мне не была известна даже фамилия Захара, а уж до Чавеса мне просто никакого дела не было. Я не знал, что его убили, не представляю, почему его убили, и не имею ни малейшего представления, почему, «воскреснув», он произнес мою фамилию. Мы с ним почти незнакомы. К тому же я не верю в воскрешение из мертвых. Так что давай успокоимся, и ты расскажешь мне, что именно происходит.

— Ну уж нет, — засмеялась я. — Я вовсе не собираюсь делиться с тобой информацией до того, как ты объяснишь мне, кто ты, чем занимаешься, почему тебя интересует автомат Захара и чего ради ты следил за тем колумбийцем.

— У меня есть идея получше, — сказал Луис. — Пойдем в спальню.

— Не меняй тему разговора, — рассердилась я.

— Я и не меняю, — улыбнулся колумбиец. — Просто в спальне удобнее беседовать. Уже поздно, и ты, наверное, устала. Мы ляжем на кровать, я тебя обниму, и в темноте мы сможем шепотом делиться нашими секретами.

— Почему шепотом? — удивилась я.

— Так романтичнее, — пожал плечами Луис. — Ты же у нас романтичная натура.

— Не издевайся, — обиделась я.

— А я серьезно, — сказал он.

Я посмотрела на колумбийца, и у меня тоже возникла идея.

— Ладно, пойдем в спальню, — согласилась я.

Луис с подозрением посмотрел на меня.

— Ты что-то задумала, — заметил он.

— Почему ты так решил?

— Интуиция, — усмехнулся он. — В бизнесе без интуиции никак нельзя.

Колумбиец подхватил меня на руки и, откровенно развлекаясь, сказал:

— Я отнесу тебя в постель. Так будет романтичнее.

Я не стала протестовать.

Луис аккуратно уложил меня на кровать и нежно поцеловал. Затем он соскочил на пол и, быстрым движением выхватив из-под кровати ружье, передернул затвор и направил его на меня.

Такого я не ожидала.

— Ты ведь именно это хотела сделать, — сказал колумбиец. — Поэтому ты так легко согласилась пойти со мной в спальню.

Про себя я была вынуждена признать, что интуиция у него действительно работает.

— Оно не заряжено, — соврала я.

— Заряжено, — улыбнулся Луис. — Прошлой ночью ты оставила патроны на туалетном столике. Теперь их там нет.

— Может, и заряжено, — с неохотой согласилась я. — И что ты теперь собираешься делать?

— А как ты думаешь?

— Убить меня?

— Не угадала.

— Мы что, всю ночь будем играть в «Угадайку»? — недовольно поморщилась я, прикидывая, имеет ли смысл запустить в колумбийца настольной лампой. Смысла не было, но идея мне нравилась.

— Не надо. Такую красивую лампу испортишь, — покачал головой он.

— Ты что, телепат? — поразилась я.

— Тебя выдают идеомоторные движения глаз, рук и лица, — усмехнулся Луис. — Ты же сама об этом пишешь, так что нечего удивляться.

— Ну и зрение у тебя, — восхитилась я. — А я вот со своей близорукостью никаких идеомоторных движений не замечаю. Долго еще ты собираешься в меня целиться?

Колумбиец взглянул на часы.

— Еще двадцать восемь секунд, — с невинным видом сказал он.

— А что потом? — забеспокоилась я. — Выстрелишь?

Луис расхохотался.

— Потом я отдам тебе ружье, — объяснил он.

— Что? — опешила я.

— Отдам тебе ружье, — повторил Луис.

— Зачем?

— Как зачем? Ты же сама хотела уложить меня в постель, а затем схватить ружье, прицелиться в меня и допросить. Я, как джентльмен, решил сам слазить под кровать и подать тебе оружие. Только не забудь снять его с предохранителя. Помнишь, какая кнопка?

Аккуратно развернув ружье стволом к себе, колумбиец протянул мне его.