7

— «Ночью и днем, — напевал Триммер, — только вдвоем. И под солнцем и под луной только с тобой…»

— Слушай, — строго сказал Йэн Килбэннок, — ты едешь в «Савой» на встречу с представителями американской прессы.

— «Ив тишине, и в тьме ночной мои мечты лишь о тебе», — продолжал напевать Триммер.

— Триммер!

— Я уже встречался с ними.

— Это другие. Это Скэб Данз, Вам Шлюм и Джо Маллигэн. Они большие люди, эти Скэб, Вам и Джо. Их статьи публикуются во всех американских штатах. Триммер, если ты не перестанешь заливаться, как канарейка, я предложу откомандировать тебя обратно в Исландию, в твой полк. Вам и Скэб, разумеется, — антифашисты. Джо настроен менее определенно. Он — бостонский ирландец и не очень-то интересуется нами.

— Пресса мне осточертела. Ты знаешь, как называет меня «Ежедневный сплетник»? «Демонический цирюльник»!

— Это они так назвали тебя, а не мы. Жаль, что такое название не пришло в голову мне.

— Так или иначе, я завтракаю с Вирджинией.

— Я избавлю тебя от этого.

— А меня эта встреча вовсе не обременяет.

— Предоставь это решать мне.

Йэн стал набирать номер телефона, а Триммер снова погрузился в мир грез и запел:

— «О, как во мне пылает все, и жаждет, и клокочет…»

— Вирджиния? Это Йэн. Полковник Триммер приносит свои извинения. Он не сможет сегодня позавтракать с вами, мадам.

— «Демонический цирюльник»? Мне и в голову не приходило завтракать с ним. Йэн, сделай что-нибудь, пожалуйста, как для старого друга. Внуши твоему юному герою, что меня просто тошнит от него.

— По-твоему, это будет очень любезно?

— Десятки девушек страстно желают провести с ним время. Почему он должен надоедать именно мне?

— Он говорит, что ему все время подсказывает внутренний голос: «Ты, ты, ты».

— Скажи ему, пусть убирается ко всем чертям. Ладно, Йэн?

Йэн положил трубку.

— Она говорит, чтобы ты проваливал ко всем чертям, — сообщил он.

— О-о!

— Почему ты не прекратишь приставать к Вирджинии? Ведь из этого ничего не выйдет.

— Нет, выйдет, уже выходило. Она не может относится ко мне так высокомерно. Ведь в Глазго…

— Триммер, ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы понять, что я последний человек на свете, кому тебе следует поверять свои тайны, особенно любовные. Ты должен забыть о Вирджинии и об этих лондонских девицах, с которыми встречаешься последнее время. У меня есть приятное известие для тебя. Я собираюсь повозить тебя по промышленным предприятиям. Ты поможешь росту производства. Выступления в обеденные перерывы. Танцы в столовых. Мы найдем тебе очаровательных девиц всех сортов. Тебя ожидает веселое времяпрепровождение в центральных графствах Англии, на севере, далеко от Лондона. А пока ты должен внести свой вклад в укрепление англо-американских отношений вместе с Бамом, Скэбом и Джо. Ведь идет война.

В штабном автомобиле, увозившем их в «Савой», Йэн пытался ввести Триммера в курс дела.

— Я рад сообщить тебе, что Джо не очень-то интересуется военными операциями. Он воспитан в духе недоверия к красномундирникам[68]. Он смотрит на нас, как на феодальных и колониальных угнетателей, к числу которых ты, Триммер, ручаюсь за тебя, определенно не относишься. Мы должны показать ему новую Великобританию, которая куется в горниле войны. Черт побери, Триммер, я не уверен, что ты слушаешь меня.

Не был уверен в этом и Триммер. Внутренний голос продолжал нашептывать ему безнадежным тоном: «Ты, ты, ты».

Йэн Килбэннок, подобно Людовичу, обладал способностью изменять манеру разговора. У него была одна манера разговаривать с друзьями, другая — с Триммером и генералом Уэйлом, третья — с Бамом, Скэбом и Джо.

— Здорово, ребята! — громко сказал он, входя в номер отеля. — Посмотрите, кого я привез вам.

Эти три толстых, неряшливых человека жили бок о бок не ради экономии; их расходы никто не ограничивал. В том, что они жили вместе, не играло роли, как иногда бывало в прошлом, и профессиональное соперничество; в этом городе коммюнике и цензуры нельзя было надеяться на какую-нибудь сенсационную новость и не было никакой необходимости следить за соперниками. Просто их тянуло к дружескому общению, к разделению общих для всех условий жизни в чужой стране, да и состояние нервов у них было одинаковое. Скудная диета, беспробудное пьянство и ночные тревоги подкосили их, или, точнее, сильно ускорили процесс разрушения, едва различимый у этих трех широко почитаемых репортеров-асов год назад, когда они беспечно высадились в Англии. Они вели репортажи о падении Аддис-Абебы, Барселоны, Вены и Праги. Здесь они находились, чтобы вести репортаж о падении Лондона, но падение этой столицы почему-то задерживалось, и заготовленный впрок материал покрылся плесенью. Тем временем они подвергались лишениям и опасностям, которые в пору юности переносили с хвастливым видом несколько дней подряд, но которые теперь, затянувшись на неопределенное время и распространившись почти на каждого, стали навевать скуку.

Их комната выходила окнами на реку, однако стекла были заклеены крест-накрест липким пластырем, и сквозь них проникали лишь скудные солнечные лучи. Комната освещалась электрическим светом. В ней были три пишущие машинки, три больших чемодана, три кровати, масса беспорядочно разбросанной бумаги и одежды, бесчисленные окурки, грязные стаканы, чистые стаканы, пустые бутылки, полные бутылки. С трех лиц желтовато-серого цвета на Триммера уставились три пары налитых кровью глаз.

— Бам, Скэб и Джо, это тот самый парень, с которым вы все хотели встретиться.

— В самом деле? — подозрительно спросил Джо.

— Полковник Мактейвиш, я очень рад познакомиться с вами, — сказал Скэб.

— Полковник Триммер, я очень рад познакомиться с вами, — сказал Бам.

— Ха! — удивился Джо. — Кто же этот шутник? Мактейвиш? Триммер?

— Этот вопрос еще решается на высшем уровне, — ответил Йэн. — Я, разумеется, сообщу вам результаты еще до публикации вашей корреспонденции.

— Какой еще корреспонденции? — зло спросил Джо.

На помощь пришел Скэб.

— Не обращайте внимания на Джо, полковник. Позвольте предложить вам выпить.

— Джо сегодня не совсем в своей тарелке, — заметил Бам.

— Я только спросил, как зовут этого парня и о какой корреспонденции идет речь. При чем здесь мое самочувствие?

— Как насчет того, чтобы нам всем выпить? — спросил Бам.

Пьянство не входило в перечень многочисленных слабостей Триммера. Он не испытывал удовольствия от виски перед завтраком и поэтому отказался от стакана, который сунули ему в руку.

— Чего он дерет нос, этот парень? — спросил Джо.

— Командос, проходящие подготовку, не пьют, — поспешил на выручку Йэн.

— Вот как? Ладно, я всего лишь паршивый газетчик и не прохожу никакой подготовки. Если этот парень не хочет выпить со мной, я выпью без него.

Из этого трио наиболее вежливым был Скэб.

— Я догадываюсь, где бы вам хотелось быть сейчас, полковник, — заявил он.

— Да, — обрадовался Триммер, — в Глазго, в привокзальной гостинице, во время тумана.

— Нет, сэр. Место, где вы хотите сейчас быть, — это Крит. В настоящий момент ваши ребята замечательно держат там оборону. Вы слушали старину Уинстона по радио вчера вечером? Он сказал, что об оставлении Крита не может быть и речи. Наступление противника захлебнулось. Оборона усиливается. Это поворотный пункт. Отступления больше не будет.

— В этом отношении мы целиком с вами, — великодушно добавил Бам, — до самого конца. Я не отрицаю, было время, когда я смертельно ненавидел вас, англичан. Абиссиния, Испания, Мюнхен — с этим все кончено, полковник. Я бы многое отдал, лишь бы оказаться на Крите. Там-то уж наверняка сейчас есть о чем написать.

— Вы, видимо, помните, — перебил его Йэн, — что просили меня привезти полковника Мактейвиша на завтрак. По вашему мнению, он мог бы дать вам материал для корреспонденции.

— Правильно. Мы так и думали, правда ведь? Для начала надо, пожалуй, выпить еще, даже если полковник и не может составить нам компанию. Выпьем?

Они выпили, закурили. Руки, подносившие горящую спичку к сигаретам, после каждого стакана тряслись все меньше, радушный тон становился все эмоциональнее.

— Ты мне нравишься, Йэн, хотя ты и лорд. Черт побери, человек не виноват в том, что он лорд! Ты парень что надо, Йэн, ты мне нравишься.

— Благодарю, Бам.

— Полковник мне тоже нравится. Он не слишком разговорчив и ничего не пьет, но он мне нравится. Он правильный парень.

Джо настолько подобрел, что заявил даже следующее:

— Любому, кто скажет, что полковник — плохой парень, я вобью зубы в глотку.

— Ну зачем так, Джо? Никто ведь не отрицает, что полковник — парень на все сто.

— То-то же!

Вскоре время завтрака прошло.

— Все равно здесь нет ничего съедобного, — сказал Джо.

— Сам-то я сейчас не голоден, — заметил Бам.

— Еда? А мне все равно: могу поесть, а могу обойтись и без этого, — заявил Скэб.

— Послушайте, ребята, — напомнил Йэн, — полковник Мактейвиш — довольно занятой человек. Он приехал сюда, чтобы дать вам материал для печати. Как насчет того, чтобы расспросить его сейчас обо всем, что вас интересует?

— Это можно, — согласился Джо. — Чего вы еще натворили, полковник? Этот ваш рейд оказался неплохим материалом для печати. У нас в штатах его проглотили с потрохами. Вас наградили. Сделали полковником. Ну а дальше что? Где вы побывали еще? Расскажите нам, что вы делали на этой неделе и на прошлой. Как случилось, что вы не на Крите?

— Я нахожусь в отпуске, — пояснил Триммер.

— Да-а, это дьявольски интересно.

— Здесь есть одна особенность, ребята, — пояснил Йэн. — Он не обычный полковник, он представляет собой тип нового офицера, зарождающегося в старой британской армии, отличавшейся снобизмом.

— А откуда мне известно, что он не сноб?

— Джо, не надо быть таким подозрительным! — воскликнул Скэб. — Всякому, у кого есть глаза, видно, что полковник не сноб.

— Он не похож на сноба, — согласился Джо, — но откуда я знаю, что он не сноб? Вы сноб? — спросил он Триммера.

— Он не сноб, — ответил Йэн за Триммера.

— А почему бы не предоставить полковнику возможность ответить на этот вопрос самому? Я задаю этот вопрос вам, полковник. Вы сноб или не сноб?

— Нет, — ответил Триммер.

— Это все, что я хотел узнать.

— Ты спросил его. Он ответил, — вмешался Бам.

— Теперь я знаю, ну и что из этого?

Через минуту сквозь табачный дым и пары виски пробилась неподдельная горячность Скэба.

— Вы не сноб, полковник, и я скажу вам почему. Вы обладаете преимуществами, которых нет у этих напыщенных ничтожеств. Вы работали, полковник, и где вы работали? На океанском лайнере. И кого вы обслуживали? Американских женщин. Правильно я говорю? Все это взаимосвязано. Я могу сделать из этого отличный материал. О том, как случайные личные контакты могут способствовать укреплению международных отношений. Дамский салон в качестве школы демократии! У вас, должно быть, были очень и очень приятные знакомства на этом океанском лайнере, полковник?

— У меня были знакомства первый сорт, — заявил Триммер.

— Расскажи им, — тормошил его Йэн, — о своих американских друзьях.

В глазах журналистов загорелась слабая искорка живого профессионального интереса, тогда как Триммер, наоборот, впал в транс.

— Там была миссис Трой… — начал он.

— Я не думаю, что ребят интересует именно это, — поспешно вмешался Йэн.

— Не каждый рейс, конечно, но раза два-три в год. Четыре раза в тысяча девятьсот тридцать восьмом году, когда половины наших регулярных пассажиров не было из-за обстановки в Европе. Она не боялась, — задумчиво вспомнил Триммер. — Я всегда искал ее фамилию в списке пассажиров. Еще до того как его отпечатывали, я обычно проскальзывал в канцелярию и подсматривал. В ней было что-то такое — вы же знаете, как это бывает, — как музыка. Когда она мучалась с похмелья, только я один и мог помочь ей. Во мне, по ее словам, тоже было что-то такое в моменты, когда я массажировал ей заднюю часть шеи.

— Но вы должны были встречать других, более типичных американок?

— Она нетипичная. Она вообще не американка, за исключением, пожалуй, того, что вышла замуж за американца, который был ей совершенно не нужен. Она какая-то совершенно необычная…

— Их не интересует миссис Трой, — снова вмешался Йэн. — Расскажи им о других.

— Большей частью — старые калоши! — выпалил Триммер. — Миссис Стайвесент Огландер, например. Были, конечно, и другие элегантные дамы: Асторы, Вандербилты, Каттинги, Уитни. Все они приходили ко мне, но никто не мог сравниться с миссис Трой.

— Полковник, моих читателей больше интересует что-нибудь пикантное о дамах попроще.

Триммер был горд по-своему. Глубоко задетый, он очнулся от грез.

— Я никогда не имел дела с дамами попроще, — резко возразил он.

— Черт возьми! — воскликнул Джо, торжествуя. — Теперь вы видите? Полковник — сноб!

На этом Йэн закончил данный этап англо-американского сближения, и через несколько минут вместе с Триммером они стояли на Стрэнде, тщетно пытаясь перехватить такси. В этот момент Гай, охваченный глубоким отчаянием, находился в Бабали-Хани. Перспективы Йэна и Триммера тоже выглядели мрачными. Мимо них, шаркая подошвами, текла лондонская толпа: мужчины в разнообразном грязноватом военном обмундировании, женщины — по новой, непривычной моде этого десятилетия — в брюках, шляпках без полей, с прилипшими к губам сигаретами, с нечистыми, усталыми лицами; все пресыщенные чаем и вултонскими пирожками, все с болтающимися на боку противогазами, хлопающими их по бедру в такт неуклюжей походке.

— Сегодня ты не слишком блистал, — сурово сказал Йэн.

— Я хочу есть.

— В это время дня ничего не найдешь. Я отправляюсь домой.

— Мне идти с тобой?

— Нет.

— Вирджиния будет там?

— Не думаю.

— Но она была там, когда ты звонил.

— Она собиралась уходить.

— Я не видел ее целую неделю. Она ушла с работы в транзитном лагере. Я расспрашивал других девушек. Они не сказали, куда она устроилась. Ты же знаешь, какие бывают девушки.

Йэн печально взглянул на своего протеже. Он собирался прочитать Триммеру нотацию, напомнить о предстоящих удовольствиях поездки по заводам, производящим вооружение, однако Триммер посмотрел на него таким скорбным взглядом, что Йэн сказал только:

— Ну ладно, я иду в управление особо опасных операций, позвоню тебе еще. — И, повернувшись, направился на Трафальгар-сквер.

Триммер следовал за ним до станции метро, затем, не сказав ни слова, внезапно повернул и, напевая себе под нос, спустился на платформу, заставленную рядами коек, где долго ждал переполненного поезда.

Управление особо опасных операций в Марчмэйн-Хаус, ожившее в результате повысившегося к нему интереса и новой волны энтузиазма в отношении частей особого назначения, расширялось. Прибавились новые помещения, появились новые люди. Здесь же, в отделе Йэна, нашла убежище и Вирджиния Трой.

— Ну как, удалось избавиться от «демонического цирюльника»? — спросила она.

— Он только что исчез, фальшиво мурлыча что-то себе под нос. Вирджиния, мне надо серьезно поговорить с тобой о Триммере. На карту поставлено благополучие нашего управления. Ты же понимаешь, что на данный момент он является нашим единственным вкладом в военные усилия. Я никогда не встречал человека, который так изменился бы под влиянием успеха. Месяц назад он был в центре всеобщего внимания. Со своим произношением, улыбкой и шевелюрой он просто создан для того, чтобы стать национальным героем. А посмотри на него сегодня. Сомневаюсь, хватит ли его на это лето. Я уже видел, как на моих глазах стал ничем маршал авиации Бич. Мне знакомы эти симптомы. Надо сделать все, чтобы такое не повторилось. Я приобрету плохую репутацию в нашей службе, и на этот раз совсем не по своей вине. Как заметила твоя жертва, виновата в этом «ты, ты, ты». Следует ли напомнить тебе, что ты явилась ко мне в слезах и сделала жизнь в нашем доме невыносимой, пока я не нашел тебе эту работу? Взамен мне хотелось, чтобы ты проявила хотя бы немного лояльности.