Леонид Влодавец
      Гастроль без антракта
      ( Black Box ?)
      Часть первая. ПО МЕСТАМ БОЕВОЙ СЛАВЫ
      КАСА БЛАНКА ДЕ ЛОС ПАНЧОС
      "Боинг-757", чуточку кренясь, описывал дугу вокруг Хайди, заходя в зону посадки аэропорта Сан-Исидро. Он шел довольно медленно, показывая пассажирам правого борта густо-зеленые мохнатые горы Сьерра-Агриббенья, голубовато-серую змеящуюся серпантинами ленту кольцевого шоссе, скалистые обрывы, Лесистое плато, мыс Педро Жестокого... Потом в иллюминаторе показались белые небоскребы и игла телевышки Сан-Исидро. Как во сне, ей-Богу! Да уж, гражданин Коротков и господин Баринов, не думали вы, братцы, что вас сюда опять занесет. Да и мистер Браун, как помнится, уматывал с этого острова в полной уверенности, что никогда сюда больше не явится, ан нет, сподобились, господа-товарищи. Десять лет спустя решили, так сказать, проехаться по местам революционной, боевой и сексуальной славы бывшего министра соцобеспечения революционного правительства Республики Хайди, гражданского мужа компаньеры Президента команданте Киски. Да еще не в одиночку, а с новой, на сей раз вполне законной супругой - сеньорой Бариновой Еленой Ивановной (в просторечии - Хрюшкой Чебаковой). Ленка сидела у самого иллюминатора и любовалась красотами. Деревенская кровь все-таки даже с кандидатской степенью и почти готовой докторской давала о себе знать. У меня лично на этот счет была дежурная фраза, запомнившаяся еще с детдомовских времен, когда по телевизору показывали спектакль "Любовь Яровая". Автора пьесы, само собой, я не помнил, там было что-то про гражданскую войну. Белых по ходу дела победили, они начали драпать и вместе с ними какая-то смешная толстая тетка. Вот тут какой-то профессор, похожий на Карла Маркса, и сказал историческую фразу: "Пустите Дуньку в Европу!" Мы над этой репликой отчего-то ржали чуть не полгода. Может, от недостатка других поводов для смеха. Конечно, цивилизаторская миссия, которую отче наш, Сергей Сергеевич, он же Чудо-юдо, начал еще в те времена, когда числил меня в графе "безвозвратные потери", не прошла бесследно. Девочка, которой ее покойный папаша, доблестный шабашник Иван Михалыч Чебаков, прочил блестящую карьеру продавщицы в продмаге... Или он Зинке продмаг прочил, а Ленку хотел в промтоварный устроить? Забыл уже. В общем, эта самая девочка вышла в люди, вышла замуж за бандита с обеспеченным настоящим (хотя и с неясным будущим) и приобрела элементы интеллекта в поведении и внешности. Но "Дунька" все-таки постоянно просматривалась. Иногда чуть-чуть, иногда весьма и весьма мощно. Вообще-то я думал, что у нее это быстро пройдет. Как-никак в юности Чудо-юдо устраивал им с Зинкой гипнопедические уроки английского с путешествиями во сне по городам англоязычных стран. Хотя, подозреваю, что это были не просто уроки, а нечто большее. Не зря же девки из каждого "путешествия" привозили в памяти какие-то цифры: то телефонные номера, то цены... Но так или иначе, вроде бы, насмотревшись иноземных городов по видику, в цвете, можно было как-то притерпеться к тому, что видишь их в натуре. Во всяком случае, не приходить в поросячий восторг от того, что видишь Вестминстер или колдстримских гвардейцев в шапках из шкур русских медведей. Тем более что времени на то, чтобы любоваться всем этим, у нас было не так уж много. Когда месяц назад мы выпорхнули из Шереметьево-2 и приземлились на лондонской "Хитровке", я уже знал, что Чудо-юдо вовсе не собирался дать нам с Хрюшкой "оторваться на всю катушку". Ленка тоже знала. Именно ей, собственно, как сотруднице Центра трансцендентных методов обучения, Сергей Сергеевич надавал целую кучу поручений, ибо у Чудо-юда было полно знакомых на берегах Темзы. В Хитроу нас встретил довольно веселый и вовсе не чопорный, как принято в России называть англичан, парень. У него, правда, было королевское имя Генри и еще более королевская фамилия Стюарт, но ни к каким шибко благородным семействам он не принадлежал. Дед у него был слесарем, папа школьным учителем, а сам Генри сподобился стать профессором. Два крупных спеца по нейролингвистическому программированию - так по научному именовалась та дисциплина, которая предназначалась для заполаскивания чужих мозгов (и моих в том числе), - беседовали о своих делах. Хрюшка держалась весьма солидно, и было такое впечатление, что профессор даже несколько заискивает перед таким светилом. Несмотря на то, что говорили они на вполне понятном английском, суть их бесед доползала до меня так медленно, что вмешиваться в эти словопрения мне казалось излишним. И уж тем более мне было ни к чему посещать лабораторию мистера Стюарта. Потому что миссис Стюарт, которая предпочитала называть себя Нэнси, выполняя предначертания Чудо-юда, нашла для меня более интересное занятие. Конечно, речь шла не об интимном. Нэнси была специалистом по генеалогии. Именно ее дружеская помощь и привела к тому, что мы вместо запланированных Канар по команде Чудо-юда отправились на Хайди. Если бы речь шла только о том, где загорать, я бы все-таки выбрал Канары. Там к россиянам уже попривыкли, ибо еще в доперестроечные времена испанцы позволяли доблестным советским рыбакам отдыхать на островах от выполнения плана по добыче всяких там тунцов и макрелей, пока их БМРТ ремонтировались, обеспечивая рабочие места для здешних судоремонтников. А теперь тут Иванов еще поприбавилось. Что же касается благословенного острова Хайди, то он в наших туристических проспектах не значился. Прежде всего потому, что дипломатические отношения между Россией и Хайди отсутствовали. Консульство было, но не было никаких гарантий, что в досье здешней тайной полиции не лежала фотография Анхеля Рамоса (в "девичестве" - Родригеса). Правда, демократия в данном государстве, как мне объяснили, уже достигла почти нормального уровня. Педро Лопес и Хорхе дель Браво, которых разбомбили революционные ВВС компаньеры Киски, вот уже десять лет как никого не пугали. С другой стороны, в отсутствие незабвенной команданте и Мировой Системы социализма никто не пытался тащить островишко к сияющим вершинам Коммунизма. Тем не менее ввиду того, что "новые русские" в эти края еще не заглядывали, местную спецслужбу - черт ее знает, как она теперь называется! - появление на острове товарища из Москвы могло заинтересовать. Тем более что на Хайди мы с Ленкой собирались не только подставлять солнцу свои относительно бледные телеса, но и заниматься кое-какими научными исследованиями. Пока я мыслил, "Боинг" гладенько притерся к бетонке аэропорта Сан-Исидро, а затем ловко подрулил к стеклянно-алюминиевому цилиндру, опоясанному кольцевой эстакадой, от которой отходили, как лучи, дебаркадеры. Стюардесса с дежурной улыбочкой выпустила нас с Ленкой и прочую публику в относительно прохладный коридор, по которому кондиционер гонял свежий воздух. Одним рейсом с нами прилетело всего штук пять или шесть импортных штатников, а остальные были местные. Штатники ехали налегке - кто с чемоданчиком, кто со спортивной сумкой. Местные, несмотря на общую черномазость, были по ухваткам похожи на наших отечественных "челноков". У каждого было по паре сумок, картины, корзины, картонки, а может, и собачонки. Вся эта публика повалила за багажом, а потому мы прошли контроль вместе с янки. Полицейский поглядел наши паспорта без каких-либо эмоций, описанных в стихах Маяковского. Таможенникам тоже было все по фигу. Все взятки были у них впереди, они жаждали пощипать своих "челноков". Зато уже при выходе из аэропорта вокруг белых людей - а значит, и вокруг нас - завертелись очень любезные ребятки, убеждавшие, что отель, который они представляют, самый лучший в мире. Янки уверенно протопали мимо них, хотя какая-то девица, висевшая на локте у весьма солидного джентльмена лет пятидесяти, убеждала своего "папочку" (не уверен, что он ей действительно доводился отцом) поехать в тот отель, представитель которого встал на голову, чтобы привлечь к себе внимание. Затем откуда-то вынырнули таксисты. Это была вторая волна. Они тоже вкалывали на какие-то отели. - "Каса бланка де Лос-Панчос"! - орал один из них особенно громко. "Белый дом в Лос-Панчосе"! Изысканная обстановка, отличный вид из окон, чудесная кухня, наивежливейший персонал, никаких москитов, чистейшая и тихая лагуна, триста ярдов пляжа и всего в пятидесяти ярдах от дверей отеля! Всего пятьдесят долларов в сутки. Что-то знакомое было в лице этого мужика. То, что он был из Лос-Панчоса городишки, который я запомнил как скопище вонючих хибар, населенное какими-то полуидиотами, заставляло держаться настороже. Как мне представлялось, в рекламной речи таксиста все тезисы были стопроцентным враньем. Однако бывалый "папочка" с девицей на локте тут же подошел к этому таксисту. Сюда же свернули и остальные американцы. Оскалив белозубую пасть, мулат распахнул заднюю дверцу. Усадив разновозрастную парочку, он ловко щелкнул пальцами, будто кастаньетой - я сразу вспомнил милочку Соледад, которая так же умела щелкать, - и к нам подъехала еще одна машина с точно таким же опознавательным знаком на желтом кузове, как и у первой: "Каса бланка де Лос-Панчос". В нее сели сразу трое: муж, жена и детеныш лет двенадцати. Поскольку детеныш был довольно длинноволосый, но в штанах, определить, девочка это или мальчик, я не смог. В третью машину влезли мы с Ленкой. Хрюшка нашла убедительнейший аргумент: - Видишь, все туда едут! Полста "зеленых" - не деньги. Я подумал, что янки наверняка знают, что тут - дерьмо, а что - нет, и решил доверить свою судьбу опыту крупнейшей империалистической державы. Водила на очень плохом английском пытался рассказать мне, какой славный город Лос-Панчос, до тех пор, пока не вытянул из меня фразу, произнесенную на испанском языке с хайдийским акцентом и выговором, которым славится район Боливаро-Норте в Сан-Исидро: - Не много ли ты привираешь, компаньеро? Удар кирпичом по голове произвел бы на него меньшее впечатление. Водила, уже гнавший свой желтый драндулет по кольцевой шестирядке, аж дернул рулем и вильнул машиной. Наш московский таксер вряд ли обалдел бы, даже если б арабский шейх в бурнусе заговорил с ним по-белорусски. Там все видали... А вот тут, на Хайди, видать, еще не привыкли, чтобы явный европеоид - и так говорил. - Ей-Богу, не вру, сеньор! - Водила прикоснулся губами к большому пальцу правой руки. - Что-то я не помню у вас в Лос-Панчосе шикарных отелей. - Должно быть, вы давно у нас не бывали, сеньор. "Каса бланку" построили всего три года назад. - А кто хозяин? - Фелипе Морено, сеньор, если вам это что-то говорит. - Это тот, что был мэром еще во времена Лопеса? Он вроде бы раньше торговал рыбой? - Именно тот, сеньор. Коммунисты, когда была революция, его чуть не расстреляли. Они окунали его головой в унитаз и изнасиловали его жену. Это меня приятно обрадовало. Насчет того, что Морено собирались расстрелять, я припомнить не мог, а вот остальные преступления против его личности и достоинства его жены мог смело записать на свой счет. Остановиться в отеле, который содержит столь давний знакомый, было бы оригинально. Тем более что супертолстуха - супруга мэра - могла оказаться где-нибудь поблизости... Я вспомнил, каково было Дику Брауну, когда он узнал о своей ночной деятельности и "национализации" сеньоры Мануэлы. Даже сейчас мне, Баринову, хотелось сказать: "Бр-р-р!" - Слушай, а кто ведет головную машину? - спросил я водилу. - Что-то уж очень знакомое лицо... - Немудрено, сеньор. Это же Марсиаль Гомес. Он несчастный парень. После революции его выгнали из полиции и чуть-чуть не посадили. - Он помогал партизанам? - Да что вы! Просто кто-то написал донос, что его дед был генералом у партизан. Конечно, сажать его не стали, но на службу больше не взяли. Только Морено и решился взять его к себе в обслугу. Теперь он у нас за старшего. По идее надо было сунуть этому парню двадцать долларов и сказать, что мы передумали. Он бы отвез нас в Сан-Исидро, и там мы нашли бы отель поспокойнее. Но отчего-то я не смог до этого додуматься. Когда-то, лет десять назад, мне не приходило в голову, что Хайди - очень красивый остров. Правда, тогда кольцевая автострада была намного хуже, поменьше было реклам, бензоколонок, мотелей и закусочных. И машин почти не было. Брауну те машины, как мне кажется, виделись жутким старьем. А вот теперь автомобили, несшиеся по дороге, были в основном новые. Попалось даже несколько шикарных "Кадиллаков", "Мерседесов" и даже "Роллс-Ройс". Джунгли на острове заметно поредели. Их порядочно искромсали новые дороги, проложенные к виллам и асиендам, новые поля, занятые кукурузой, примерно такой же, в которой я когда-то повстречал дона Паскуаля Лопеса и Марселу Родригес. Банановых, сахарных, цитрусовых плантаций тоже прибыло. Обтрепанной публики вблизи дороги не просматривалось. Автострада обогнула городок со знакомым названием Санта-Исабель. Речушку Рио-де-Санта-Исабель мы переехали по новому мосту. Само собой, чище она не стала, но, обложенная бетонными плитами, смотрелась аккуратнее. Бензоколонка покойного Чарльза Чаплина Спенсера, то есть Китайца Чарли, промелькнула справа от шоссе, а по склону высоты 234,7 (или 234,5?) несколькими ярусами раскинулись симпатичные коттеджики нового мотеля. Еще несколько секунд, и мы промчались мимо того самого места, где грянули первые выстрелы гражданской войны на Хайди, то есть там, где солдаты Лопеса помочились на наших ребят, сидевших в засаде, а те их за это застрелили. Потом миновали поворот на Сан-Эстебан, мелькнул указатель "Лос-Панчос - 3 км". По крутой дуге объехали один из отрогов Сьерра-Агрибенья и покатили вдоль моря. Впереди забелели утопающие в зелени виллы, несколькими ярусами расположенные по склону горы. Ни одной из них память Брауна не хранила. Лос-Панчос тоже было хорошо видно. Он располагался на берегу лагуны, довольно далеко вдававшейся в сушу. У нескольких десятков пирсов торчал целый лес мачт спортивных яхт, десятка два их маневрировали в лагуне, несколько красавиц покрупнее, выпятив разноцветные спинакеры, прогуливались в нескольких милях от берега. Там же, то есть уже довольно далеко от выхода из лагуны, маячило несколько катеров - должно быть, кому-то вздумалось рыбку половить. - Мы уже подъезжаем, сеньор, - доложил таксист. - Вон, видите, белое здание с колоннами? Правда, похоже на Белый дом в Вашингтоне? Я кивнул, хотя даже в шкуре Брауна по Вашингтону не гулял и Белого дома в натуре не видал. Судя по картинкам, которые изредка доводилось наблюдать по телевизору, что-то похожее было, но насколько - не мне оценивать. Под горкой посреди довольно просторной лужайки, окруженной тропической зеленью, просматривалось двухэтажное белое здание прямоугольной формы с четырьмя полукруглыми портиками с колоннами. "Каса бланка" в переводе с испанского и есть "Белый дом". Самое смешное, что блатное слово "хаза" - прямая родня этой самой "касе". Все три такси, держась в кильватере друг к другу, свернули направо, а затем, описав дугу, вывернули влево, в путепровод, проложенный под автострадой. Здесь дорога шла по выемке, обсаженной по краям ровненькими пальмами и украшенной рекламными щитами, призывавшими бриться лезвиями "Gillette", жрать "Mars" и "Snikers", курить "Camel" и "Lucky strike" - в общем, хорошо знакомыми и привычными по нынешнему российскому житью. Правда, тут все было написано по-испански. Въехав по пандусу в подземный гараж, такси развернулись, выражаясь по-армейски, в линию машин и остановились. Появились три девочки-креолки вылитые Марселы в молодости! - а также шесть боев-униформистов для переноски тяжестей. Тяжестей не было, и боям пришлось довольствоваться открыванием дверей. "Папочка" с видимой неохотой раскошелился на один доллар, что было принято с благодарностью. Я состроил подобие улыбочки и тоже дал "жоржика", хотя ценность услуги, по-моему, даже дайма не стоила. - Здравствуйте, я Анита! - сверкая вполне натуральными зубками, сообщила девочка. - Я провожу вас к лифту. Поездка на такси оплачена отелем, не беспокойтесь... Уже направляясь к лифту, я увидел, что высадившие нас такси разворачиваются и выкатываются наверх. Флагманом опять ехал Марсиаль Гомес. Как видно, они торопились, чтобы успеть снять пассажиров со следующего рейса. Лифтов было три, поэтому мы добирались на первый этаж совершенно независимо от остальных. Два боя прокатились с нами, но, поскольку тащить было нечего, кроме двух спортивных сумок с некоторым количеством тряпок, один из них исчез, едва открылась дверь. Второй взял обе сумки и понес. Похоже, что ему тоже требовался доллар. Выйдя из лифта, мы очутились в холле вместе с разновозрастной парой и дружной семьей. Девочки рассадили нас в мягкие кресла, над которыми лопасти вентиляторов бесшумно гоняли приятную прохладу, выдали каждому по шикарно изданному буклету, расписывавшему достоинства "Каса бланки де Лос-Панчос", выставили перед каждым запотевшие банки с пивом и минеральной водой, а кроме того, сообщили, что через минуту сам сеньор Морено явится в холл, дабы нас приветствовать. И он действительно явился через минуту - прямо как в банке "Империал": "С точностью до секунды!" Я - точнее, Браун - хранил в памяти довольно смутный образ бывшего мэра Лос-Панчоса. Тем не менее, едва он вышел в холл, я узнал его мгновенно. Десять лет особенно не изменили его внешности. Тогда ему было 45, сейчас 55 - для мужиков это не разница. Может, волос стало пореже. Кроме того, я запомнил его в майке "Adidas", шортах и шлепанцах, а тут он появился в кремовом костюме, при галстуке-"бабочке", преуспевающий и благоухающий. Такой не станет пить ром с партизанами и рассказывать о страданиях хайдийского народа, которому не хватает маринованных анчоусов, платиновых зубов и еще чего-то дефицитного. Уж во всяком случае, ему не захотелось бы вспоминать, что в студенческие годы у него висел над кроватью портрет Фиделя. - Рад вас приветствовать, леди и джентльмены! - широко улыбаясь фарфоровой улыбкой, объявил сеньор Морено. - Я рад, что вы выбрали для отдыха наш отель, и сделаю все возможное, чтобы вы об этом не пожалели. Весь персонал отлично говорит по-английски и поймет вас с полуслова. У нас безукоризненное обслуживание при весьма низких ценах. Цена двухместного номера - сто долларов в сутки, трехместного - сто двадцать пять, люкс триста. Согласитесь, это весьма умеренно. Вы можете оплатить проживание вперед, это дает пятипроцентную скидку... Нет, конечно, он ни черта не изменился. Тогда заискивал перед вооруженными партизанами, сейчас - перед богатенькими туристами. Цель все та же выжить. Тогда - физически, чтоб не шлепнули, сейчас - экономически, чтоб конкуренты не сжевали. - При предоплате мы не требуем от постояльцев каких-либо документов, удостоверяющих личность, - как бы вскользь заметил Морено. - В случае если вам у нас понравится, и вы захотите продлить срок проживания, можете сделать это в любое время, не освобождая номер... - Деньги вперед! - прошептал я на ухо Хрюшке. - Утром - деньги, вечером - стулья! - ответила она словами из рекламы и тихонько хихикнула. - Оплатим? - спросил я. - В десять дней уложимся? - А ты азартен, Парамоша... - Ленка процитировала еще одного классика. Ничего, гулять так гулять... После того как сеньор Морено закончил свою рекламно-ознакомительную речь, девочки стали показывать нам фото с изображением интерьеров номеров, объяснять их достоинства. Люксы были с видом на море, но обашлять сеньора Морено на три тыщи гринов мне было как-то не по чину. Люкс взяли "папочка" с девицей, которые оказались почему-то мистером и миссис Смит. Поскольку они тут же оплатили за двадцать дней, мне подумалось, что эти господа назвались так из чувства ложной скромности. Семейство было бережливей. Трехместный номер из расчета на рыло обходился им дешевле, чем нам двухместный. Назвались они Коллинзами. Папаша Мартином, мамаша - Клер, а дите - Пат. Это опять же не объясняло пола мелкого патлатого, потому как оно могло быть и Патриком, и Патрисией. Мы ради понта решили не объявлять себя русскими. Паспортов не спрашивали, деньги мы заплатили и могли быть кем угодно. Например, Ричардом и Эллен Браун. Это точно так же звучало, как мистер и миссис Смит. Могли бы назваться и Родригесами - Ленка шпарила по-испански не хуже меня, правда, за хайдийку ее никто бы не принял - слишком уж розовая и светловолосая. Нам выдали номер, который на Руси бы и за люкс сошел. На море он не глядел, но зелень парка выглядела неплохо. Девочка нас убедила, что москиты в комнате, пауки под подушкой, змеи в постели и акулы в лагуне явление невероятное. Поскольку клопы, вши и тараканы не перечислялись в списке невероятных явлений, я попробовал прикинуть, могут ли они тут быть. Поскольку ни на стенах, ни на полу, ни на потолке не просматривалось никаких насекомых, а белье было абсолютно свежее, я решил довериться местному сервису. Как-никак Хайди уже порядочно прожил в условиях демократии, а в условиях рыночной экономики - еще дольше. Социализм мы тут с Киской построить не успели... - Я в душ! - объявила Ленка, когда девочка удалилась. Она убежала смывать пыль дальних дорог, а я вышел на балкон. Пахло приятно. Лужайка с аккуратно подстриженной травой предназначалась для тенниса. Две пары увлеченно гоняли мяч ракетками. Идиллия! Люди отдыхают, оздоровляются... А у нас и здесь - дела, дела, дела! ВОСПОМИНАНИЯ О ЛОНДОНЕ Два дня назад мы еще были в полной уверенности, что полетим на благословенные Канары и будем балдеть без зазрения совести. Но в тот самый день, когда мы намечали шлепнуть себе в паспорта испанскую визу и приобрести билетики до Тенерифе, неожиданно позвонила Нэнси Стюарт. До этого все шло более или менее спокойно. Супруга Генри Стюарта терпеливо просвещала меня в мало знакомой мне науке - генеалогии. Само собой, меня интересовало не абы что, а история многопрославленного англо-ирландского рода, ведущего начало от капитана О'Брайена. Эту задачу поставил Сергей Сергеевич. Поскольку я всегда считался жутко исполнительным товарищем, а кроме того, очень хотел отдохнуть по-настоящему, то не шибко интересовался, какое практическое значение имеют все эти изыскания. После того маленького кошмарчика с искусственной реальностью, когда я словно бы воочию пережил полет на транспортном "Ан-12", вынужденную посадку в Нижнелыжье, нападение с перестрелкой и применением химии, а затем плен у Сорокина, я готов был изучить хоть всю Всемирную историю от корки до корки, лишь бы мне дали возможность чуточку привести мозги в порядок. Правда, до этого я чуть-чуть не свихнулся, ибо вынужден был под руководством миссис Стюарт мучиться у компьютера, ползая по базам данных и высасывая сведения о всяких и всяческих О'Брайенах. Конечно, не будь Нэнси, я утонул бы во всем этом море судеб. Тем более что О'Брайенов, не имевших никакого отношения к капитану, выполнявшему секретные поручения Кромвеля, было намного больше, чем тех, что были его потомками. Конечно, я проваландался бы год, а не месяц, но так и не расковырял бы все это, выражаясь словами пролетарского поэта, "окаменевшее дерьмо". А Нэнси быстренько помогла мне добраться до тех архивов, где хранились документы, в которых отразились судьбы О'Брайенов, а также до библиотек, где лежали газеты, журналы и книги, в которых плохо или хорошо поминались те или иные его прямые потомки. Верный слуга лорда-протектора и отреставрированных Стюартов (еще раз скажу, что Генри и Нэнси были вполне рабоче-крестьянского происхождения и к католической королевской династии имели то же отношение, что бывший первый секретарь Ленинградского обкома КПСС к бывшему царствующему дому Романовых) оставил потомство многочисленное и весьма неоднозначное. Начали мы с того, что установили: да, был такой капитан Майкл О'Брайен в британском флоте. Это было первым и очень важным открытием, ибо доказывало, что все увиденное мной во время экспериментов, проводимых Чудо-юдом и Кларой, не было случайным сочетанием картинок. Правда, не сохранилось ни одного портрета. Это было очень даже объяснимо: О'Брайен был не из тех людей, которые нуждались в популярности. К тому же, начав службу при Карле I, казненном сэром Кромвелем, он благополучно пережил революцию, реставрацию и мирно почил в 1699 году уже при короле Вильгельме III Оранском, который за десять лет до этого совершил мирный переворот. Впрочем, тогда О'Брайен был уже не военным моряком, а главой торгового дома. Все это полностью соответствовало тому, что я знал об этом человеке. Во всех послужных списках и жизнеописаниях совершенным пробелом были два момента. Во-первых, никто из биографов не указывал, каким образом лейтенант О'Брайен - тогда у него еще не было капитанского патента, попав во время экспедиции к верховьям Ориноко, вдруг объявился в родной Ирландии. Во-вторых, хотя Майкл О'Брайен в 1653 году едва не угодил в долговую тюрьму за неуплату по векселям всего-навсего 50 фунтов стерлингов (должно быть, спасло заступничество высоких покровителей), через год у него откуда-то взялось аж полтора миллиона. Происхождение капитала никто из биографов опять-таки не объяснял. Получалось, что истории с индейцем-отшельником и островом, куда занесло негритенка Мануэля, донью Мерседес и Роситу, вовсе не были совсем уж невероятными. Тем более что венчанной супругой капитана была некая дама, записанная в приходской книге как Мерси (Mercy), католического вероисповедания. Хотя девичьей фамилии дамы в книге не указывалось, нетрудно прикинуть, что по-испански ее звали бы Мерседес (Mercedes). А спустя какое-то время в той же самой церкви были обвенчаны "находящиеся в услужении мистера Майкла О'Брайена" рабы Божьи Эммануэль (Emmanuel) и Роза (Rosa) Джонсон. Действительно, имелся у О'Брайена сын Пат. Патрик О'Брайен, если точнее. Правда, в приходской книге не были записаны даты его рождения и крещения. Зато был зарегистрирован факт появления близнецов у четы Джонсон. Все это опять-таки четко укладывалось в рамки того, что я помнил об этом семействе. Еще при жизни отца Пат О'Брайен основал торговую факторию на Американском континенте. Вроде бы она была где-то на Гудзоне, в районе примерно нынешней 7-й авеню в Нью-Йорке. Это случилось в 1674 году, вскоре после того, как Новый Амстердам, отбитый у голландцев во время очередной англо-голландской войны, окончательно стал Нью-Йорком. Патрик оказался малым оборотистым. Наладив дела в колониях, он сдал их старшему сыну Роберту, а сам вернулся в Англию. Как раз в это время отдал Богу душу почтенный глава фирмы, и Патрик - точь-в-точь, как завещал старший О'Брайен, - взялся налаживать контакты с Московией. Судя по всему, Петровские реформы дали Пату еще кое-какие возможности для роста. Правда, поначалу он вывозил из России пеньку, лен, воск и сало, а под финиш вполне приличное уральское железо. (С превеликим удивлением я узнал, что при Петре I Россия занимала первое место в мире по выплавке чугуна и стали.) В 1726 году Патрик О'Брайен отошел в мир иной. Теперь уже Роберт оставил за себя в Америке старшего сына (всего их у него было четыре), а сам остался в Лондоне. Другие братцы из этой дружной семейки расползлись по миру. Один нашел свое счастье в Индии, второй - в Канаде, а третий, представьте себе, прочно пришвартовался к российскому берегу. Возможно, английского купчика обработали архангелогородские моржееды, а может, попалась какая-нибудь Марья-искусница - понять трудно. Известен результат - Шон О'Брайен женился, принял российское подданство и даже перешел в православие. По этому случаю связь его с родным домом как-то резко обрубилась. Но об этой ветви - российской - в Англии никаких сведений не имелось. Зато о других сведений оказалось предостаточно. Потомки свили гнезда и в Европе, и в Америке, и в Азии, и в Африке, и в Австралии. При этом большинство семей, несмотря на географическую удаленность друг от друга и множество смешанных браков с разными расами и нациями, о своем родстве помнили и считали себя единым кланом. Исключение составляли лишь растворившаяся в недрах Российской империи плеяда потомков Шона и одна из американских ветвей. Дело в том, что у старшего сына Роберта О'Брайена, Ричарда, было два сына и три дочери. Причем дочери родились намного раньше сыновей. Счастливый папаша вынужден был здорово потратиться на приданое, потом влип в судебный процесс с одним из зятьев и, проиграв дело, перешел из крупных буржуа в мелкие Все события происходили в период, предшествующий войне за независимость США. Когда же эта самая война началась, один из сыновей поддержал короля, а другой стал сторонником Вашингтона. В конечном итоге Гилберт, поддержавший короля, вынужден был бежать. Но не в метрополию, как можно было подумать, а как раз туда, где король, которого он поддерживал, запрещал селиться жителям колоний. Вот там-то, на Западе, и появился впоследствии новый род - Браунов. Гилберт О'Брайен очень боялся, что правительство Штатов его покарает, а потому назвался Брауном. Но еще более интересно, что Энтони Браун, сын Гилберта, взял в жены Мелани Джонсон, девицу, доводившуюся праправнучкой Эммануэлу и Розе Джонсон, то есть негритенку Мануэлю и Росите. Оказывается, оба их сына - я сразу вспомнил, что на самом деле один из сыновей Мануэля был вовсе не от Роситы, а от Мерседес Консуэлы де Костелло д'Оро! - приехали в Америку еще вместе с Патриком О'Брайеном, где женились на ссыльных, хотя и белых воровках. Разобрать, который из этих братьев был сыном доньи Мерседес, а который - Роситы, по документам не удалось. Они считались близнецами, родившимися в один день. Все люди, носившие фамилию Браун, как-то само собой привлекали мое внимание. Хотя я, конечно, не был таким идиотом, чтобы подозревать каждого Брауна в родстве с Ричардом по кличке Капрал, то есть, условно говоря, со мной. Это все равно, что считать родней всех Бариновых. Тем не менее, когда миссис Стюарт по моей просьбе подключилась к одной из баз данных, используемых адвокатами и нотариусами при работе с делами о наследстве, она установила, что Ричард, сын Бенджамина и Милдред Браун, католического вероисповедания, есть прямой потомок Энтони Брауна и Мелани Джонсон. А я-то, чудак, понять не мог, откуда у хлопца, то есть у янки, испанская грусть... Правда, я никогда не видел настоящего Брауна. "Главный камуфляжник" - если он существовал в действительности - соизволил мне показать только фото некоего парня, похожего на него. Того самого, что женился на Марселе и наплодил с ней шестерых детей, а потом взялся изучать историю катастрофы "Боинга". Но это был отнюдь не самый главный сюрпризец во всей этой истории. Куда более интересным оказалось то, что у клана О'Брайенов был, по утверждениям газетчиков, некий секретный страховой фонд. Создали они его вроде бы еще в начале XIX века. Это был, выражаясь по-русски, некий "общак", куда почти все семьи, входившие в клан, обязаны были отчислять определенный процент от своих капиталов. Если кто-то из членов клана зависал на грани банкротства (исключая те нередкие случаи, когда банкротство носило плановый характер), О'Брайены общими усилиями оказывали неудачнику поддержку. Распоряжение фондом находилось по традиции в руках старшей, английской, ветви рода. Именно они знали в точности, где, сколько и чего хранится. Само собой, что у этого самого фонда не было никакого официального статуса, и никем он не регистрировался. Опять-таки по россказням прессы выходило, что фонд состоял из нескольких десятков кое-кто писал, что даже сотен - анонимных счетов в различных английских или швейцарских банках, а также счетов, оформленных на имена подставных лиц, получавших за "прокат" своих фамилий определенную мзду. К 1940 году распорядителями фонда были три брата - прямые потомки Майкла О'Брайена: Эндрью, Сэмюэл и Тимоти. Уже тогда поговаривали, что источники пополнения фонда отнюдь не всегда полностью легальны. Впрочем, хотя о наличии у клана этого "общака" вовсю судачила пресса, а сами О'Брайены не опровергали этих сообщений, никто не утверждал, что фонд существует в действительности. Почти все публикации пестрели словами "предположительно", "как полагают", "возможно" и так далее. Ни один журналюга не отважился хотя бы предположить, сколько денег на счетах фонда. Точно так же помалкивали и о том, откуда и в каких размерах притекали денежки. В 20-е годы кто-то вякнул, что у Эндрью и Сэмюэла О'Брайенов есть какая-то доля в прибылях бутлегеров, нарушавших "сухой закон" США. В 30-е годы другой писака просек контакты Тимоти с германскими нацистами в Швейцарии. В обоих случаях все разговоры прямого подтверждения не получили, но с первым из авторов произошла автомобильная катастрофа, а второй как будто погиб при бомбежке Лондона в 1940 году. Тогда же все три брата по каким-то делам отправились в Швецию, а оттуда прокатились через Германию в Швейцарию. Тимоти оставался там до конца войны, а вот его братцам на обратном пути не повезло. От Швейцарии до Швеции они добрались нормально, но по пути из Швеции в Англию пароход, на котором они плыли, был потоплен германской подлодкой в Северном море. После этого все ниточки сошлись к Тимоти, и он стал единственным человеком, который знал ВСЕ. В понятие "ВСЕ" включалось следующее: а) существует ли фонд в действительности, б) сколько банковских счетов контролируется фондом и в каких банках, в) кто, кроме О'Брайенов, является его вкладчиком и, наконец, г) сколько же там денег. В клане О'Брайенов после второй мировой войны началось определенное размежевание. С одной стороны, там появилась публика с очень непонятными источниками доходов, попахивавшими то ли наркотиками, то ли нелегальной торговлей оружием. С другой стороны, возникла довольно заметная прослойка интеллектуалов, которая не хотела иметь с первыми ничего общего, да и вообще все дальше отходила от клана. В результате этого фонд все больше и больше обслуживал только первых, иначе говоря - криминалов. А интеллектуалы вообще отвалили от него подальше. Из этого вышло вот что. Предположительно существующий фонд стал прокручивать очень грязненькие денежки, причем далеко не одних О'Брайенов. И у тех, кто пользовался услугами Тимоти О'Брайена, появилась, с моей точки зрения, вполне логичная мысль: а на фига пользоваться услугами этого тунеядца, гребущего за здорово живешь всякие там комиссионные и проценты, если можно поделить анонимные и подставные счета и обойтись без лишних расходов? Тем более что можно было не мотаться в Лондон или Женеву, где попеременно обитал Тимоти в 50-х - 70-х годах, а заниматься делом где-то поближе к дому. То, что такая мысль может прийти в голову некоторым клиентам, гражданин О'Брайен даже очень догадывался. Он понимал, что у него и до естественной смерти не так уж много времени, не говоря уже о том, что ему ее могут ускорить. Чтобы продлить себе жизнь, сделать родственников заботливее и почтительнее, старик Тимоти абонировал в неведомо каком швейцарском (а может, и не швейцарском) банке небольшой сейф, куда якобы упрятал списки всех счетов и подставных лиц, пароли, коды и прочие секреты фонда. Доступ к сейфу имел только он сам, и никто больше. Сыновей у мистера Тимоти не было, а потому передать свои дела, как это водилось в прежние времена, старшему наследнику он не мог. Единственная дочь Полин оказалась не самого крепкого здоровья и угодила в сумасшедший дом еще в 1950 году. Правда, свихнулась она не сразу, а только после того, как вышла замуж за летчика Королевских ВВС Эрнеста Чалмерса, у которого уже был двадцатилетний сын Грэг от первого брака. Крыша у бедной Полин поехала не от того, что брак был уж очень неудачным, а от больших переживаний по поводу гибели полковника Чалмерса на корейской войне. Его "Глостер-Метеор" был сбит советским истребителем "МиГ-15" как раз осенью 1950-го. Отправляясь в дурдом, Полин, естественно, не могла взять туда с собой четырехлетнюю дочку, которую они с Эрнестом произвели на свет сразу после второй мировой войны. Бетти Чалмерс, внучка мистера Тимоти, оказалась под весьма заботливой опекой своего сводного брата. Парень сразу после окончания университета получил очень выгодное предложение от одной штатовской фирмы и увез сестричку за океан. Поскольку Грэг Чалмерс, как видно, пахал неплохо, ему скоро посветила должность какого-то крупного менеджера, которую по уставу фирмы должен был занимать гражданин США. Чтобы должность не проехала мимо, Грэг довольно быстро оформил себе и сестрице гражданство. У него уже тогда появились хорошие знакомства в дебрях госдепа. О своей внучке дедушка Тимоти О'Брайен вспомнил только тогда, когда почуял близость Вечности. А девочка за это время успела вырасти и выйти замуж. Правда, по какому-то странному, аж фатальному сходству с матерью - тоже за пилота. Сердце Бетти покорил Рей (строго говоря, Raymond) Мэллори, первый лейтенант американских ВВС, летавший на "F-105". Данному товарищу повезло не больше, чем его покойному тестю. Вьетнамцы (а может быть, и их советские классовые братья) сбили его ракетой SAM-3 (как она называется по-русски, в личном деле Мэллори не указывалось). То, что осталось, вежливые "чарли" вернули представителям госдепа уже после 1975 года, а представители передали упаковку неутешной вдове, миссис Элизабет Мэллори и ее дочери Вик. Бетти Мэллори оказалась куда крепче своей на тот момент уже покойной матери и в дурку не попала. Она работала репортером скандальной хроники и, судя по тем публикациям, которые я прочитал в десяти-пятнадцати изданиях, вела себя очень агрессивно. Бетти жестоко подрезала крылья минимум двум кандидатам в сенаторы от своего штата, уличив их, выражаясь по-советски, в аморалке, испортила репутацию нескольким конгрессменам, законодателям, муниципальным советникам и несчетному числу сотрудников административно-правовых органов. Я бы очень удивился тому, что с ней ничего не случилось, если бы не помнил о том, кем был ее добрый дядюшка Грэг Чалмерс, возглавлявший не Бог весть какую мощную торговую компанию "G & К", промышлявшую вроде бы сбытом пива и прохладительных напитков. Мне довелось увидеть его воочию, правда, в то самое время, когда Коля Коротков уживался в одной черепушке с Диком Брауном, и присутствовать при похищении мистера Чалмерса ребятами "Главного камуфляжника". Потом, уже в Москве, сидя в "Волге" и слушая радио по "Маяку", я узнал, что "мистер XYZ" завершил земной путь, и бренное тело Чалмерса обнаружилось в багажнике его собственного автомобиля. Помнил и о том, что сестры Чебаковы в период обучения английскому по методике Чудо-юда во сне читали рекламные объявления компании "G & К" из "Нью-Йорк тайме", а Сергей Сергеевич записывал оттуда какую-то цифирь... Ну и уж, конечно, не забыл откровений "Главного камуфляжника", рассказавшего о заговоре "серых кардиналов". Поэтому смелость молодой журналистки имела хорошее прикрытие. Кроме того, она проявлялась исключительно против тех, кто чем-то не устраивал мистера Чалмерса. Мы с миссис Стюарт проглядели пару десятков газетных номеров и путем несложного анализа пришли к совместному выводу, что молодая вдова явно раскапывала все сплетни о дядиных недругах. Нэнси Стюарт только скромненько хихикала, почитывая лихие фельетончики за подписью Бетти Мэллори, ловко стилизованные под обывательскую болтовню, немного грубоватые в некоторых местах, но остроумненькие. А вот после смерти Грэга Бетти резко заткнулась. Теперь ее интересовали скандалы исключительно безобидные и ничем не чреватые. Например, супружеские отношения и адюльтеры в среде рок-звезд или киношников. Удивить ими мир уже невозможно. На нее перестали подавать иски за клевету, а это для журналиста скандальной хроники равносильно смерти. Видимо понимая, что может остаться безработной, Бетти решила тряхнуть стариной и копнуть поглубже. Это произошло примерно три года назад. После того, как в газете появилась разоблачительная статья об одном очень влиятельном политике, метившем в сенат, некоем Дэрке, Бетти исчезла вместе со своей дочерью Вик. То, что некоторые люди имеют свойство исчезать, известно давно. Особенно часто это свойство проявляется у тех, кто слишком много знает или слишком много болтает, не говоря уже о господах, не умеющих вовремя платить долги и ходить по земле осмотрительно. Однако в случае с Бетти Мэллори было и еще одно обстоятельство, которое могло способствовать внезапному исчезновению. Дотошные любители криминальных сюжетов выудили откуда-то слух, будто Тимоти О'Брайен завещал своей внучке все права на управление фондом. Якобы тот самый сейф, упрятанный в недрах неведомо какого банка и содержащий все списки, шифры, номера счетов и прочее, может быть открыт только Бетти и Вик, но не по отдельности, а только совместно. Каким образом это обеспечивалось, журналисты, разумеется, не знали, но фантазировали с удовольствием. Один предположил, что у каждой из них есть по ключу и они так же, как офицеры, управляющие стратегическими ракетами, не могут порознь ими воспользоваться. Другой считал, что каждая знает свою половину шифра, которую держит в тайне от другой. Третий выдумал, будто у каждой из двоих сняты отпечатки пальцев и доступ к сейфу открывается только в том случае, если в банк будут предъявлены 20 идентичных отпечатков, папилломы которых специальный компьютер сверит с контрольными. Все стало еще более интересным после того, как Тимоти О'Брайен приказал долго жить. Это прискорбное событие по странному стечению обстоятельств произошло на острове Хайди, куда престарелый джентльмен прилетел, невзирая на явное нездоровье. Инфаркт миокарда был вполне логичным следствием перемещения из умеренного британского климата в район, весьма близкий к экватору. Вот после этого наша мечта о поездке на Канары, мягко говоря, накрылась. Чем - можно не конкретизировать. БАЛДЕЖ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ Ленка оторвала меня от всяких там ретроспективных размышлений. - Мистер Браун, - соорудив строгую морду, объявила Хрюшка, - вы не находите, что следует совершить небольшую прогулку по окрестностям? - Нахожу, - сказал я. - Мы ж сюда не на отсидку приехали. - Балдеж! - Кандидата наук пробил самый что ни на есть "Дунькин" восторг. "Надо же! В тропики заехала!" Отдав ключ портье, мы вышли в парк, где к нам тут же подскочила девочка Анита. - Вы хотите осмотреть парк? - прощебетала крошка. - Я могу проводить вас и показать все, что заслуживает внимания. Ленка только хмыкнула. А я сказал: - Спасибо, мисс. Подскажите, как нам спуститься к океану? - Вам будет удобнее, если я провожу вас, - Анита демонстрировала неназойливый сервис. Конечно, от пары лишних долларов на чай мы бы не разорились и, будь мы нормальными новороссийскими (в смысле из новой России) туристами, - не устояли бы от эдакого к себе внимания. Но во мне все-таки довольно много сохранилось от Брауна. - Достаточно будет, если вы укажете нам направление, мисс. Девочка была хорошо воспитана и, хотя по линии чаевых у нее вышел небольшой облом, не стала корчить оскорбленной рожицы. Напротив, она изобразила приятную улыбочку, оскалив свои натуральные зубки. Правда, после того, как малышка указала нам, куда топать, и мы повернулись к ней спиной, вслед нам было произнесено несколько приглушенных выражений нелестного свойства. Анита прошипела их очень тихо, поэтому смысл ее фраз дошел только до меня. Ленка, если бы услышала, то, наверное, нахамила бы в ответ, но я был вовсе не обидчив. Образы, давно стершиеся и поблекшие в памяти, внезапно стали четче и ярче. Анита напомнила мне очаровашек Марселу и Соледад со всеми их достоинствами и пакостными чертами. У первой достоинств было больше, у второй - вредности, но обе вспоминались с нежностью. Мы спускались к морю по дорожке-лестнице, выложенной плитами из мраморной крошки. - Да, хорошо бы попросту приехать сюда на отдых... - с шумом втягивая в себя местные ароматы, проворчала Ленка. - Будем совмещать приятное с полезным, - ухмыльнулся я. - В прошлый раз у меня неплохо получалось. - Бахвал! - прищурилась Хрюшка. - Чего ж ты тут в прошлый раз полезного наделал? Революцию, что ли? Товарищ Чебакова смотрела в корень. Революция была сделана как-то без меня, опять же авианосному соединению 6-го флота пришлось ее переделывать... Клад пополнил федеральную казну США, доллары достались Брауну, Марселу он тоже себе прибрал. А Коротков Коля, вволю настрелявшись, непонятным образом вернулся в Союз и встретил на свою голову вот это умное парнокопытное. Ленка, по-моему, подумала, что я обиделся, и сказала: - Не дуйся, Волчара! Не бери в голову. Давай лучше о делах поговорим. Она была права. Нам пора было обменяться кое-какой информацией. В Лондоне мы собирали ее порознь и наматывали на разные дискеты. Раз в неделю мы "забывали" эти дискеты в "бардачке" взятого напрокат автомобиля, который брали для поездок на воскресные пикники вместе с Генри и Нэнси. Прокатная фирмочка вряд ли числилась в лидерах британского бизнеса, но тем не менее то, что мы отгружали, исправно доходило к Чудо-юду. В том же "бардачке" того же автомобиля мы с Ленкой находили рекламную открыточку с безобидной надписью: "Посетите нас еще раз!" На титульной стороне открытки имелся выпуклый герб фирмы, существовавшей якобы с 1838 года. Наверное, тогда они сдавали напрокат коляски агентам Николая I. Герб фирмы имел свойство отклеиваться после смачивания теплой водой, и под ним обнаруживался маленький квадратик фотопленки, для страховки запаянный в полиэтилен. Этот квадратик был ультрамикрофишей, вмещавшей примерно 20 машинописных страниц информации. Как она добиралась до Лондона - черт ее знает. Точно так же мы знать не знали, как наши дискеты доезжают до Москвы. Можно было только предполагать, что где-то какая-то безвестная "радистка Кэт", спрессовав все килобайты с наших дискет в коротенький, секунд на 30, "би-и-п", запузыривает его в космос, где пролетает какой-нибудь малоизвестный широкой публике спутник. А уж дальше этот "би-и-п" принимает какая-нибудь скромная, не любящая шумной известности "обсерватория", занимающаяся исключительно пульсарами или связями с внеземными цивилизациями. Там "би-и-п" пропускают через какой-нибудь хитренький декодер, переписывают на дискету. Разумеется, граждане-товарищи из организации с трехбуквенным названием (СВР, ФСК или ГРУ), которые прогоняют через себя информашку, ни сном, ни духом не сомневаются в том, что работают на благо Отечества. И уж тем более им не положено помнить содержание того, что через их руки проходит. Информация предназначена не для них. Очень может быть, что идет она какому-нибудь дяде с генеральскими погонами, незримо маячащими на плечах штатского пиджака, а этот дядя тем или иным способом доводит ее Чудо-юде. Но это нас уже не касалось. Вообще-то мне вначале было не очень понятно, зачем мудрить со всей этой конспирацией. Тем более что вроде бы мы ничего секретного не трогали. Во всяком случае, за себя я ручаюсь. Все эти досье на потомков О'Брайена можно было, наверное, без всякого риска провозить через таможню. Очень странным представлялось и то обстоятельство, что Чудо-юдо при его-то связях в мире спецслужб поручил нам, то есть сугубым дилетантам, сбор информации, которая его, как видно, очень интересовала. Только позже я догадался, что самым главным секретом было не содержание информации, а то, по какой причине ее собирал Чудо-юдо. Даже мы с Еленой - лица, которым отец доверял достаточно много, - имели весьма расплывчатые представления о его главной цели. Если бы он обратился к услугам профессионалов, то выиграл бы в качестве информации - она не была бы такой "сырой", как та, что приходила от нас, - но проиграл бы в конфиденциальности. Профи с хорошими аналитическими навыками легко разобрались бы в том, какие сверхзадачи ставит перед собой Чудо-юдо, если бы исследовали его вопросники, приходившие на микрофишах. Поскольку у бывших комитетчиков и грушников - у первых в большей степени, у вторых в меньшей - было хорошо развито чутье на то, какую информацию жаждет получить начальство, они стали бы отбирать из всей кучи лишь факты, которые "вписываются", а те, что "не вписываются", задвигать под сукно. Не знаю, приглядывались ли к нам британские контрразведчики, всякие там "МИ-5" и "МИ-6". Возможно, что и смотрели, но очень тихо и неназойливо. А может быть, их глазами и ушами были Генри и Нэнси - это вполне реально. Но поскольку интересам британской короны мы с Ленкой вроде бы не вредили, то никто нас не хватал, не пристраивался "хвостом" к нашей машине, не подсматривал, что мы делаем в туалете. Возможно, что спецслужбы Ее Величества не только не мешали нам в наших поисках, но и перегоняли информацию Чудо-юде по своим каналам... В нынешнем мире и не такие чудеса встречаются. Впрочем, все это было уже прошлым. Здесь, на Хайди, начиналась новая жизнь. - Какая у нас на сегодня культурная программа? - спросила Хрюшка. - Балдеж на свежем воздухе? - На сегодня - да. Кроме телефонного звонка в Лондон. Доложим о прибытии, так сказать. - А завтра? - Поедем к гадалке Эухении. Судьбу свою узнавать. Насчет Эухении нас проинструктировал Чудо-юдо. В последней, внеурочной ультрамикрофише, содержавшей приказ отправляться на Хайди, отец дал нам ее адресок на Боливаро-Норте в Сан-Исидро. Дама эта числилась одной из местных достопримечательностей, и почти все туристы, склонные к мистике, посещали хайдийскую Кассандру со своими проблемами. Поэтому и наше посещение гадалки особых подозрений вызвать не могло. Экстрасенсиха во времена Лопеса тесно сотрудничала с ведомством Хорхе дель Браво и была вхожа в тот самый таинственный научный центр, который мы с Киской разнесли в последний день моего первого пребывания на Хайди. Тогда мы с Лиззи Стил взорвали установку по производству препарата "Зомби-7", а все остальное под воздействием газа, вызывающего буйное помешательство, довершили сами сотрудники центра. Однако уже при новой, шибко демократической местной власти центр понемногу восстановили. Во всяком случае, такие слухи ходили. Официально он занимался изучением тропических болезней и нетрадиционных методов лечения, практикуемых коренным населением. Открытое для посещения научных делегаций и устройства международных симпозиумов здание размещалось в Сан-Исидро там же, где и раньше. Его отстроили после пожара, подновили, покрасили, модернизировали. В лабораториях центра установили новейшее японское, германское и американское оборудование, открыли клинику на тысячу мест, куда завозили особо сложных больных со всего мира. Причем немалое число - бесплатно, за счет благотворительных фондов. Естественно, что в какие-то помещения доступ был ограничен по причине вирусной опасности. У большинства научной общественности это никаких возражений, а тем более подозрений не вызывало. Но я-то помнил, что где-то в недрах здания существовал выход в секретную подземную систему транспортных коммуникаций, построенную во времена Лопеса. Из президентского дворца, находившегося в Сан-Исидро, можно было запросто попасть и в научный центр, и в американское посольство, и на авиабазу хайдийских ВВС, и на любую из асиенд, принадлежащих диктатору. Именно этой системой мы воспользовались, когда совершили налет на центр. Как мне представлялось, новые хозяева острова вряд ли ее ликвидировали как наследие тоталитарного прошлого. Конечно, можно было продать эту систему какой-нибудь корпорации, дабы пополнить госбюджет, но этого не сделали. Вообще за все десять лет, прошедших после свержения Лопеса и восстановления демократии, ни одна хайдийская газета так же, как и все иные, не поминала эту подземную систему ни сном, ни духом. Это было очень странно, потому что даже в нашей отнюдь не добравшейся до вершин демократии матушке-России вовсю трепались о секретных подземных коммуникациях в Москве. А ежели так, то вполне резонно было бы предположить, что в подземных сооружениях Лопеса и по сей день что-то происходит. Например, идут исследования по восстановлению технологии производства "Зомби-7", содержавшейся в красных папках, которые исчезли вместе с "Боингом" и Киской. - Эухения имеет выход на этот медицинский центр, - сказала Лена, догадавшись, над чем я размышляю. - Помимо предсказания судеб, она еще и знахарством подрабатывает. Генри показывал мне журнал, где на полном серьезе рассматривались результаты ее лечебных экспериментов. Автор статьи - доктор Лусия Рохас, сотрудница Центра тропической медицины в Сан-Исидро. - Рохас... - Что-то мне эта фамилия напоминала. - Отец Лусии Рохас, профессор Хайме Рохас, был казнен по приказу Хорхе дель Браво, - напомнила Ленка то, что я запамятовал. Когда-то Киска упоминала об этом профессоре. Да, точно! Именно он написал какой-то донос Лопесу на дель Браво, после чего и был шлепнут. И вроде бы в этом доносе что-то говорилось о перстнях с плюсами и минусами, об "особой цепи" из трех девушек с разным цветом кожи, которым этот самый Рохас вживил в мозг микросхемы. Возможно, точно такие же, как та, что имелась у меня. Со времени выезда за пределы Российской Федерации, то есть вот уже больше месяца, никакого влияния "руководящей и направляющей силы" через эту самую микросхему я не испытывал. Может быть, потому, что не было подходящих ситуаций, а может быть, потому, что эта самая схема была переключена на передачу. Я догадывался, наверняка этого не знал, но похоже, так и было. Скорее всего, схема напрямую гнала к Чудо-юде всю ту информацию, которую мы отправляли ему на дискетах. Вероятно, нечто аналогичное происходило и с Ленкой. Связь через прокатную фирму могла быть только для отмазки, чтобы английские контрразведчики и все остальные интересующиеся думали, будто полностью нас контролируют. Ведь мы отправляли на дискетах лишь малую часть прочитанного, просмотренного и услышанного. Только то, что казалось нам главным и существенным. А вот если микросхема в моем мозгу была способна передать Чудо-юде - возможно, в тот же самый момент! - все увиденное мною, а у отца была возможность все это записать, то его информация была намного полнее, чем та, которую мы хранили у себя в памяти. Но это была, еще раз повторю, только догадка. - Эухения, между прочим, была связана с наркобизнесом, - сообщила Ленка, когда мы уже выходили на пляж. - В 1978 году ее арестовали в Штатах, но отпустили за недостаточностью улик. Потом в 1981 году у нее было какое-то недоразумение в Бразилии. Ее задержали на таможне, когда она вывозила из страны какую-то траву... - Но вынуждены были отпустить, поскольку трава не фигурировала в списке наркотических веществ и препаратов? - продолжил я. - Верно? - Откуда ты знаешь? - подозрительно прищурилась Хрюшка. - Догадываюсь... Вспомнил своего однополчанина по Вьетнаму - мистера Салливэна из "Today review of Europe". Он со своим дружком тоже нашел какую-то крепкую травку, не вписанную в перечень запрещенных препаратов. Очень может быть, что речь об одной и той же дряни, которая идет на производство "Зомби-7"... - Тогда еще один фактик, Волчище. Профессор Рейнальдо Мендес, которому приписывается изобретение "Зомби-7" - еще никто не доказал, что препарат существует или существовал, - был любовником Эухении. - Очень существенно! - сказал я полушутя-полусерьезно. - По ходу траханья они и сочинили эту заразу. Спустившись с лестницы, мы выбрались на пляж, который принадлежал исключительно "Каса бланке де Лос-Панчос". Он был небольшой - не более ста метров в длину и полсотни в ширину. На нем умещалось десятка три шезлонгов и площадка для волейбола. Народу было немного. Две пары - с каждой стороны по парню и девке - резались в волейбол, пять-шесть человек наблюдали за игрой. Остальные загорали или плавали. Мы без проблем разделись - тут было с избытком свободных кабинок, и точно так же без усилий нашли свободные шезлонги. - Окунемся? - спросил я у Хрюшки. - А акул тут нет? - вполне серьезно забеспокоилась Ленка, которая пересмотрела по видаку все серии фильма "Челюсти". - Вон, видишь буечки? - показал я на красно-белые шарики метрах в ста от берега. - Там сетка из проволоки до самого дна. Акула не пролезет. - Откуда ты знаешь? - недоверчиво спросила Хавронья Премудрая. - Догадываюсь. Ну что, полезем? - Полезем. Но до буйков я не поплыву. Вода оказалась такая теплая, что освежиться в ней было трудно. Волны в лагуне были пологие и маленькие - где-нибудь на Клязьминском водохранилище побольше бывают. Правда, тут, конечно, вода была попрозрачнее. Сквозь двух-, трехметровую толщу воды дно было видно как на ладони. Рыбешки какие-то плавали, крабы ползали, еще какая-то живность. - А крокодилов здесь не бывает? - пропищала Хрюшка. - Не бывает, - проворчал я. Хавронья иногда бывала очень несносной, если того хотела. В юности Елена смотрелась шибко серьезной и очень умной, а теперь, на ближних подступах к тридцатнику, зачастую перебирала с дурашливостью и кривлянием. - Какие мы серьезные... - Ленка вытянула из воды ладонь и легонько щелкнула меня по затылку. - Ты чего напузырился, Волчище? Советской властью недоволен? - Нет, демократической, - сказал я. - Советская власть таких дремучих за границу не выпускала, чтоб не бросали тень на наш передовой строй. Ленка в ответ плеснула мне в рожу водой и тут же заторопилась отплыть подальше, чтоб я не сцапал ее за пятку. Как только я пустился в погоню, начался поросячий визг. Хавронья стала окатывать меня брызгами и пенить воду ногами. И подумал, что мне еще повезло. Будь здесь еще и Колька с Катькой - пришлось бы уши затыкать. Метрах в пятнадцати от нас неторопливо плыл какой-то грузный лысый джентльмен, который, как видно, не любил громких звуков. Он посмотрел на нас с явным неудовольствием. Память Брауна хранила немало подобных физиономий. Точно таких же пожилых, набожных и ощущающих неприязнь к излишней раскованности американцев старой закалки. В том городишке, где братец Дик провел свое детство и отрочество, эдаких святош было полно. Они, кажется, даже в туалет ходили с молитвенником. Мне показалось, что данный конкретный дядюшка обратил на нас внимание еще и потому, что, бултыхаясь в воде, мы с Хрюшкой орали громко и по-русски. Я поглядел на него повнимательнее, и в этот момент произошло что-то страшное. Джентльмен странно дрыгнулся, подпрыгнул в воде и тут же исчез с поверхности. Впечатление было такое, что пузана то ли судорога дернула, то ли инфаркт хватанул. И я, и Ленка, не сговариваясь, перешли на кроль и в несколько гребков достигли места происшествия. Нас сразу же неприятно удивила багрово-бурая муть, разошедшаяся по воде. Кровища... Тело джентльмена просматривалось на глубине примерно в два с половиной метра. В скорченном виде оно лежало неподвижно. Красная муть уже не пополнялась. Только легкий бурый "дымок" струился над заметной рваной дыркой в правом боку покойника. В левом была еще одна дырка - маленькая, входная. Эту я сумел разглядеть лишь тогда, когда нырнув, ухватил мертвяка за остаток волос на затылке, а затем вытянул его со дна. Поплыл я на спине, волоча жмурика за собой - одной рукой держал его под горло, второй загребал. Ленка ахая и охая плыла впереди. Надо отметить, что служба спасения на водах в "Каса бланке де Лос-Панчос" сработала довольно быстро. Я не проплыл и двадцати метров, как откуда-то справа, фырча мотором, подлетела резиновая лодка. Ее рулевой оказался аккуратным парнем и заглушил движок очень вовремя, не рубанув меня винтом. Два спасателя-креола ловко приняли у меня мой груз, а потом помогли нам с Ленкой влезть в их лодку, напоминавшую огромных размеров медицинское судно, которое подкладывают под неходячих больных. - Дева Мария! - ахнул один из спасателей. - Да его застрелили! Второй щупал пульс, но само собой найти его не мог. Несколько минут он пытался делать непрямой массаж сердца, но единственное, что удалось, так это выдавить из выходного отверстия несколько миллилитров крови. Рулевой в это время бубнил в маленькую УКВ-рацию: - Полиция Лос-Панчос! Полиция Лос-Панчос! Спасательная "Каса бланка" вызывает полицию Лос-Панчоса! Я припомнил благословенные времена, когда в Лос-Панчосе было всего два полицейских и один ночной сторож. Тогда у них не было не то что радиосвязи, а даже телефона, по-моему. Да и вообще из амуниции у Переса и Гомеса имелись только один дежурный кольт на двоих, колониальная плетка и ржавые наручники, да еще дед Вердуго шастал по городу с бейсбольной битой. В принципе прогресс местных правоохранительных органов оказался ошеломляюще быстрым. Я-то думал, что полиция в Лос-Панчосе располагает лишь джипом или катером, но уж никак не предполагал, что у нее есть свой вертолет. Однако едва ли не через пять минут, в то самое время, когда я вместе со спасателями выгружал труп на пляж, над лагуной уже тарахтела легонькая бело-зеленая стрекоза с надписью "La polizia" на борту. Вертолет опустился на свободный от публики пятачок пляжа. Из него выскочили человек пять мужиков в белых брюках, зеленых рубашках и больших фуражках с белыми тульями и зелеными околышами. На поясах в открытых кобурах торчали рукоятки "магнумов", к ремням были также пристегнуты американские дубинки с боковыми рукоятками, никелированные наручники, баллончики с какой-то успокаивающей химией. На портупеях были закреплены "уоки-токи" и пейджеры. Да, это вам не Перес и Гомес! - Лейтенант Эсекьель Гонсалес! - горласто представился солидный дядя в штатском, появившийся вслед за полицейскими в форме. По нашим меркам он вполне потянул бы на майора, а то и на подполковника - во всяком случае, по важности вида. - Просьба никому не покидать пляж! - сурово продолжил Гонсалес. - Нам понадобятся свидетельские показания. Один из полицейских тут же перекрыл выход с пляжа, а остальные четверо корректно отодвинули от трупа всех лишних. Нас с Ленкой тоже хотели отодвинуть, но спасатель, вызвавший полицию сказал: - Сеньор лейтенант! Эти сеньор и сеньора первыми подплыли, когда все произошло... Неизвестно откуда появился врач, который констатировал смерть. Затем подкатило сразу несколько машин и на пляж вторглись еще человек двадцать разного народа, которые начали что-то фотографировать, обмерять, опрашивать, записывать. "Сеньор теньенте", то есть господин лейтенант Гонсалес, занимался нами лично. Не могу сказать, что вся эта история меня очень обрадовала. Засветиться в местной полиции не улыбалось даже как свидетелю. Во-первых, рожа партизана и коммунистического министра Анхеля Родригеса была в общем и целом узнаваема. А в том, что архив местной спецслужбы не содержит фотоотпечатка этой рожи, я, как уже говорилось, сильно сомневался. Соответственно здешним "чекистам" я мог понравиться в качестве объекта наблюдения. Привяжутся "хвостиком", будут пасти, понатыкают "жучков" и "клопов" - вот и выполняй тут задачи, поставленные Чудо-юдом. Нет никакой гарантии, что не посадят. Российский консул особо заступаться не будет, ему по фигу все будет, если Чудо-юдо по своим каналам не нажмет. А узнает он о том, что мы залетели, не сразу. Пока суд да дело, ребята, которые охотятся здесь за тем же, что и я, через своих стукачей в полиции и спецслужбе узнают обо мне больше, чем нужно, и постараются, чтобы я вышел из игры. Например, отравился несвежим мясом - токсин ботулизма вещь удобная и дешевая. Или на жарараку наступил - их тут еще не всех переморили. В конце концов, можно и просто выслать. Это тоже будет завал полнейший. Гонсалес вел себя достаточно корректно. Он скорее напоминал журналиста, берущего интервью, чем полицейского, собирающего свидетельские показания. - Я попрошу вас представиться, сеньор. Это было уже не очень приятно, потому что паспорт у меня был на имя Баринова, а в регистрационной книге отеля я значился Брауном. Прямого криминала не просматривалось, но и на особое доверие настроить не могло. - Дмитрий Баринов. - Я решил, что стоит назваться паспортным именем. - Вы иностранец? - Да, я из России. - Когда вы приехали на Хайди? - Сегодня днем, рейсом Лондон - Сан-Исидро. В 15.20. - Остановились в отеле "Каса бланка", сеньор? - Да. - Один? - Нет, с женой, Еленой Бариновой. Вот эта сеньора. - Очаровательная дама. Просто красавица! Она говорит по-испански? - Очень хорошо. - Хрюшка не преминула показать, что ей понятны все полицейские комплименты. - Я очень польщена вашей оценкой, лейтенант. - Вы отдыхаете или ведете какие-то дела на Хайди? - Отдыхаем. - Мы с Хрюшкой ответили в унисон. - В отеле живете под своей фамилией? - Нет, мы записались как Ричард и Эллен Браун, - доложил я, улыбаясь. Нам сказали, что в "Каса бланке" вовсе не обязательно называться настоящими именами. Мы отлично говорим по-английски, и нам показалось забавным, если мы на время отпуска превратимся в янки. - Любопытно! - улыбнулся Гонсалес. - А вы могли бы назваться и хайдийцем. Если бы не ваше бледное лицо, я подумал бы, что вы родились в Сан-Исидро. Пара недель на пляже - и вас не отличишь от местных уроженцев. - Мне показалось, что американцев у вас обслуживают с большим вниманием, чем своих. - Гостеприимство у нас в крови! - похвастался теньенте. - Значит, сеньор Баринов, вы были первым, кто увидел, как тонет этот человек? - Не могу сказать, был ли я первым. Просто я находился от него ближе, чем другие. Метрах в пятнадцати- двадцати. - Вы знали покойного? - Нет. Мы еще ни с кем не успели познакомиться. - Покойный плыл параллельно вам? - Да. Мы его догнали. - Вы помните, куда было обращено его лицо в тот момент, когда в него выстрелили? - Выстрела я не слышал, но вообще-то он смотрел на нас с женой. Мы очень шумели, и ему это, видимо, не понравилось. - На каком расстоянии от берега вы находились, когда произошло убийство? - Когда этот сеньор погрузился в воду, я был примерно в двадцати метрах от буйков. Мы с женой брызгались водой и в сторону берега не смотрели. Я отвернулся, чтобы стряхнуть воду с глаз, и увидел, что он как-то дернулся и скрылся под водой. - И вы сразу поплыли к нему? - Может быть, через минуту или больше. Мне не сразу пришло в голову, что с ним что-то случилось. А потом я подумал, может, ему стало плохо? - Как вам удалось найти его под водой? - Вода была прозрачная, а на месте, где он погрузился, было пятно крови. Я увидел его на дне и нырнул. - Когда вы поняли, что он мертв? - Только после того, как об этом сказал врач. Лейтенант кивнул и сказал: - Вы свободны, сеньор. Мы с Ленкой пошли одеваться. Ясно было, что на пляже оставаться бессмысленно. Да и купаться в воде, где только что застрелили человека, как-то не улыбалось. Полицейские выпустили нас на лестницу, и мы пошли в отель. - Очень весело! - проворчала Хрюшка. - Я-то думала, что хоть здесь тихо. - А что, разве много шуму было? - съехидничал я. - Плыл дядя, плыл и тихо булькнул... Всего и делов-то. - Страшно, - посерьезнела Ленка. - Я боюсь, Волчара. - Я тоже. Похоже, что придется гнать тебя отсюда в шею... - Это почему? - Потому что здешние дела для волков, а не для маленьких поросят. Мне неохота тратить время на то, чтобы сторожить тебя. К тому же с голыми руками. - А ты думаешь, что это убийство имело к нам какое-то отношение? - Хрен его знает! Может, имело. А может, и не имело. Но все равно неприятно. - Мне не хотелось уж очень пугать Хавронью, но она сама догадалась, о чем я подумал... - Ты считаешь, что это в нас стреляли? - Ленка посмотрела мне в глаза с явным ужасом во взгляде. - Вполне могли, - сказал я вполголоса, будто боялся, что подслушают. Этому мужику влепили пулю в левый бок, она прошла через всю грудную клетку и вылетела через правый. А мы были с ним на одной линии... Получилось, что мужик случайно прикрыл нас собой. - Ужас! - выдохнула Ленка. - Хорошо еще, что второй раз не стрельнули. - Это-то меня и утешает, - сообщил я. - Если бы снайпер имел задачу пристрелить меня, то, наверное, постарался бы сделать это как раз тогда, когда я плыл спасать "утопающего". Правда, я плыл кролем, и башка из воды особо не торчала, но все-таки двигался прямо на него. Только вот откуда он стрелял?.. Мы как по команде повернулись лицом к лагуне. Отсюда, с высоты лестницы, было неплохо видно и пляж, и буйки, и абрис берега. Особенно меня интересовало то, что было справа от нас. Именно справа должна была прилететь пуля, чтобы тюкнуть того лысого в левый бок. Если бы я захотел пристрелить кого-то в районе буйков, то пристроился бы как раз на лестнице. Сейчас там, у буйков, стоял полицейский катер, с кормы которого в воду готовился спрыгнуть аквалангист... Плюх! Детина в ластах, подняв столб брызг, спиной бултыхнулся в лагуну. Примерно так же он полетел бы туда, если бы Танечка Кармелюк приложилась в него из "винтореза". Для нее это были бы совсем семечки - тут и двухсот метров по прямой не набиралось. Да и я, грешный, вряд ли пропуделял бы. Во всяком случае, из хорошего винта с хорошей оптикой. Конечно, светиться на лестнице с оружием в руках как-то уж очень нахально. Но справа и слева от лестницы, в кустиках на горном склоне можно было устроиться совсем скромно и незаметно. К тому же в спину или в голову пловца отсюда стрелять намного удобнее. На хрена же этот козел, прости Господи, пулял откуда-то справа, намного правее того места, где мы находились? Стоп! Я вдруг отчетливо вспомнил, что рваная дырка выходного отверстия располагалась не на одном уровне с маленькой дырочкой входного, а заметно повыше. Так могло быть, если бы лысый плыл кролем и в момент гребка подставил стрелку, засевшему где-то правее нашего пляжа, левый бок. Но плыл-то мужик брассом, то есть держал плечи на одном уровне и загребал одновременно обеими руками. Голова у него при этом торчала из воды и была очень удобной мишенью. Допустим, что снайперюга, сидя где-то в лодке, пальнул и немного промахнулся. Пуля вонзилась в воду, пробила тело от бока до бока... Но выйти она должна была ниже, ближе к пояснице, если только стрелок не держал оружие вровень с поверхностью воды. Да и то вряд ли. Лысый повернулся ко мне лицом, и при этом его левый бок ушел в воду глубже, чем правый. Никакой снайпер ни с лодки, ни с берега не сумел бы прострелить его так, как он был прострелен... А это значит... - Интересно, чего они там ищут с аквалангом? - спросила Ленка, и я понял, что теньенте Гонсалес додумался немного раньше до того же, что и я. - Боевого пловца... - сказал я неуверенно. ДОН ФРАНСИСКО ХИМЕНЕС - Боевого пловца? - переспросила Ленка с явным удивлением. - Ну, не его, конечно, - поправился я, - станет он их под водой дожидаться... Следы ищут. - Какие же там под водой следы? - В общем-то никаких, но могла, например, гильза остаться. А кроме того, если этот аквалангист со стороны моря пришел, то мог противоакулью сетку прорезать. Перелезть через нее, не показываясь на поверхности, он бы не смог. И пролезть под ней не сумел бы... Как раз в это самое время неподалеку от катера вынырнул полицейский-аквалангист. Он подплыл к корме и, вытянув руку из воды, передал страховавшему его парню какой-то плоский предмет. Вглядевшись, я понял, что это был кусок противоакульей сетки. Приятно, когда твой прогноз оправдывается. Еще приятнее было то, что теперь можно было чуть-чуть успокоиться: охотились не на нас. Если бы аквалангисту нужны были мы, то он влепил бы и нам по пуле, ничем не рискуя. Стрелял он снизу, из-под воды, всего метров с пятнадцати-двадцати, а может, и еще ближе. И пуля, прошив лысого джентльмена, пролетела где-то высоко над нашими головами. Поскольку в это время мы с Ленкой орали и плескались, то не услышали ее свиста. Само собой, что и выстрела наши уши не зафиксировали. Если он вообще был слышен на поверхности воды. - Слушай! - ахнула Ленка. - Это ж выходит, когда ты нырял, то мог на этого убийцу наткнуться? - Вряд ли. Я думаю, что он торопился уйти, не привлекая внимания. Мы с тобой его не интересовали. Он шлепнул этого лысого, нырнул в дыру за сетку и пошел как торпеда. У меня же ни маски, ни очков, к тому же кровь воду замутила - я б его и в пяти метрах не разглядел. Кроме того, мне еще надо было доплыть до того места, где лысый ушел на дно, да еще минуту-полторы прождал... А за минуту с ластами можно метров сто отмахать без напряга. - Интересно, за что его так? - полюбопытствовала Ленка. - По счетчику не заплатил, - ухмыльнулся я без особого веселья. - Тебя это колышет? Хуже то, что мы у полиции засветились. Теперь нас еще в суд могут вызвать или к прокурору... А это уже чревато. Те ребята, которые замочили лысого, могут подумать, что мы видели пловца, и захотят подстраховаться. - В каком смысле? - Хрюшка округлила глаза. - Ты слышала о таких вещах, как "лишние свидетели"? Знаешь, что с ними делают? - Убирают... - поежилась Ленка. - По крайней мере в кино. - По жизни тоже. Может, тебя отправить отсюда все-таки? - Ты забыл, что у меня здесь есть свои дела. Ты меня не заменишь... Это было очень своевременно сказано. Я как-то слишком однобоко смотрел на нашу миссию - прежде всего с точки зрения своих задач. У Ленки здесь, пожалуй, работы было больше. - А нас не могут заподозрить в убийстве? - предположила Хавронья Премудрая. - Могут, - кивнул я, - запросто! Если там, на дне, осталась пушка, из которой приложили лысого сеньора, то ее вполне могут записать на нас. Если очень захотят, конечно. В Штатах, при хорошем адвокате, конечно, дело можно легко развалить. А в здешних местах - черт его знает... Если распознают во мне "Анхеля Родригеса" - упекут и пристукнут в местном СИЗО, не доводя дело до суда. Ленка испуганно поглядела на меня, силясь понять, всерьез я говорю или так, языком болтаю. В общем я говорил серьезно, но по привычке чуть-чуть кривлялся. Она, кажется, собиралась что-то спросить, но тут сверху, от отеля показалась группа людей, которая быстро спускалась по лестнице. Еще издали можно было углядеть сеньора Фелипе Морено. Экс-мэр Лос-Панчоса явно поторапливался к месту событий. Похоже, что сеньор или мистер, которого пристукнули в воде, кое-что значил для пострадавшего от коммунистической диктатуры. Впрочем, когда мы встретились с сеньором Морено и его свитой, я было усомнился в своем предположении. - Мистер Браун! - вскричал отелевладелец почти тем же тоном, каким когда-то убеждал меня и Капитана в своем полном сочувствии коммунистам. Поверьте, мне очень горько, что произошел этот ужасный инцидент, но ничего подобного не случалось со времени основания "Каса бланки де Лос-Панчос"! Ради Бога, не делайте поспешных выводов! Уверяю вас, то, что произошло с доном Франсиско Хименесом, не более чем несчастный случай! Из всего этого было ясно, что Фелипе Морено, увидев нас с Ленкой, вообразил, будто мы намерены поменять этот отель на какой-нибудь более безопасный. То есть ему было в принципе начхать на убиенного, но зато беспокоило, не разбегутся ли из "Каса бланки" все прочие постояльцы. Еще одним положительным моментом было то, что мы наконец узнали имя и фамилию лысого покойника. Судя по тому, что Хименеса назвали доном, он был человеком уважаемым. - Простите, сэр. - Я решил внести уточнение. - Хименеса прострелили насквозь. Там сейчас целая толпа полицейских. По-моему, они убеждены, что это не был случайный выстрел из гарпунного ружья, с которым охотятся на бониту или морского окуня. - Мистер Браун, - торопливо залопотал Фелипе Морено, - ради всех святых, поймите меня правильно. У моего отеля безупречная репутация. То, что произошло, - нелепое стечение обстоятельств... Я готов при сохранении той же оплаты вдвое продлить срок вашего пребывания в отеле. Мне не хочется, чтобы вы уезжали отсюда. Клянусь вам: "Каса бланка" - самый безопасный отель на Хайди. До сегодняшнего дня у нас не было ни одной кражи, ни одной драки! И цены у нас просто смешные... - Ну очень смешные цены! - непроизвольно вырвалось у Ленки, разумеется, на русском языке, и сеньор Морено на это не отреагировал. - Мы подумаем над вашим предложением, - сказал я, решив, что Морено, быть может, в состоянии поведать массу интересного, а потому прощаться с ним еще рано. Хозяин со свитой поспешил своей дорогой, тем более что в нижнем конце лестницы просматривались еще несколько постояльцев, возвращавшихся с пляжа. Их он тоже надеялся уговорить. В отеле портье показался нам весьма мрачным. Я подозреваю, что он размышлял о скорой перспективе потерять работу. На втором этаже неподалеку от нашего номера, обнаружилась Анита, явно помаленьку ревевшая. Сначала я подумал, что ее заботит то же, что и портье, но выяснилось, что я ошибся. - Вы уже знаете? - шмыгая носом и торопливо смахивая слезинки, спросила креолочка. - Бедный дон Франсиско! Вы не знаете, какой это был человек! Такая ужасная смерть! - Вполне сочувствую, - сказал я, - хотя действительно не знал его до сегодняшнего дня. Но думаю, что раз его смерть заставила вас плакать, то он был хорошим человеком. - Это мало сказать! - воскликнула Анита. - Да он святой, святой человек! - Вы его хорошо знали? - вкрадчивым голоском старой сплетницы поинтересовалась Ленка. - Он что, не в первый раз сюда приезжал? - Конечно, - кивнула Анита. - С тех пор, как отель открылся, он каждый год жил у нас по два-три месяца. Весь персонал его обожал. И не подумайте, сеньор, что только из-за чаевых! Это был камешек в наш с Ленкой огород. Поди-ка, Анита все еще злилась на нас за то, что мы не позволили ей заработать лишних два-три доллара, когда отказались от ее предложения проводить нас на пляж. - Боже мой, - вздохнула Анита, - как же Господь допустил, чтобы такого праведного человека убили? - Он был набожен? - спросил я. - Не то слово! Он веровал, сеньор! Такого христианина, как он, надо поискать. - Странно, - заметил я, - а креста не носил... - Как не носил?! - вскинулась Анита возмущенно. - Да он никогда не расставался с нательным крестом! - Не знаю, сеньорита, может быть, вы и правы, но, когда я вытаскивал его из воды, на шее у него никакого креста не было... Анита строго поглядела на меня. - Вы уверены в этом, сеньор Браун? Я пожал плечами. Картина того, что произошло не более часа назад, запечатлелась у меня в памяти довольно ярко. Нет, никакого креста у дона Франсиско не было. Во всяком случае, тогда, когда я вытаскивал его из воды. А вот раньше... Я припомнил тот момент, когда впервые посмотрел в сторону пожилого пловца. Тогда мы с Ленкой устроили "морской бой" и плескались водой. Он плыл метрах в пятнадцати-двадцати от нас, из воды была видна голова и часть шеи. С этого расстояния креста я не видел, а вот какую-то темную полоску на шее вроде бы наблюдал. Это могла быть, конечно, и просто складка кожи, но могла быть тесемочка или цепочка, на которой висел крест. - Может быть, он соскользнул у него с шеи? - предположил я. - Этого не могло быть, сеньор, - по-прежнему глядя прямо мне в глаза, сказала Анита. - Цепочка была замкнута в узкое кольцо вокруг шеи, а крест был припаян к одному из ее звеньев. Ее можно было только сорвать... Теперь я понял, что заподозрен в похищении креста. - Крест был золотой? - спросил я, хотя уже догадывался, что подводного пловца вряд ли нацелили бы на похищение безделушки, цена которой в любой части земного шара никак не могла перевалить за сотню долларов. Тем не менее, если я не содрал крест с убиенного - в себе мне как-то не хотелось сомневаться, - то сделать это мог только тот самый сеньор, мистер или компаньеро, который провернул в доне Франсиско сквозную дыру. - Нет, - неохотно ответила Анита. - Это был не золотой крест... - Но очень ценный чем-то другим, верно? - очень вовремя встряла Хавронья. Видимо, в ее головешке прокрутилась та же логическая цепь, что и у меня. Муж и жена - одна сатана. - Во всяком случае, сеньора, для дона Франсиско он очень много значил. Анита испуганно сверкнула глазками, сообразив, что слишком уж много наговорила, причем таким типам, которые могут нести прямую ответственность за то, что дон Хименес в данный момент пребывал на пути в морг. Простите, сеньоры, мне надо работать. С этими словами она заторопилась прочь. Мы с Ленкой отправились к себе в номер. - Пошли под душ, - потребовала Хрюшка, - соль надо смыть. А то у меня уже кожа чешется. Я подчинился. Мне показалось было, что Хавронье захотелось отметить наше прибытие на Хайди чем-нибудь эротическим, хотя настроения на это дело у меня не имелось. На самом деле Хрюшке хотелось кое-что обсудить, и она рассчитывала, что лучше всего это сделать в душевой. - Мне кажется, что нас могут подслушать, - прошептала она мне на ухо под шум умеренно теплой водички, хлещущей из душа. - Могут, - кивнул я, - даже здесь. Если тут стоит хорошая аппаратура, то никакой шум не поможет. Очистят звук речи в два счета. Правда, навряд ли кто-то нами интересуется. - После сегодняшней истории заинтересуются. Сейчас эта девочка Анита, возможно, звонит в полицию. Ты, кстати, не думал, что нас захотели подставить? - Леночка, подставить можно было вдвое проще. Мы просто оказались случайными свидетелями. Мало ли что мог значить этот крестик! Какой-нибудь пароль, шифр, ключ... А может, боевой пловец просто получил приказ принести доказательство того, что Хименес убит. Нам нечего соваться во все это - целее будем. У нас тут своих дел полно. Тоже, кстати, не шибко безопасных. - Может, действительно сменим отель? Это не будет выглядеть странно. Я уверена, что завтра или даже сегодня к вечеру половина постояльцев отсюда удерет. Ведь этот Фелипе Морено тебя однажды видел. Ты учти, содержание твоих мозгов мне очень хорошо известно. - Тут у меня одна мыслишка проскочила. Раз ты в моих мозгах хорошо разбираешься, то скажи, какая. - Сразу скажу: дурная твоя мыслишка. Ты сделаешь вид, что собираешься уезжать, и потребуешь от Морено вернуть предоплату за не прожитые здесь дни. А когда он начнет умолять тебя остаться, переведешь разговор на убийство и постараешься вытянуть из вот этого(?) пузана все, что он знает о Хименесе. Верно, чарик? - В общих чертах... - ответил я, хотя Хавронья была права на все сто. - Вот именно, что "в общих". Только что распинался, что не хочешь лезть в это дело, а на самом деле уже готов. Причем, что самое неприятное, не зная толком, на кой черт тебе это нужно. Конечно, ты можешь что-то нюхом чуять - Волчище все-таки! - но никакой логики во всем твоем поведении не просматривается. - Вумная, как вутка! - похвалил я Ленку не без мелкой издевки. Во-первых, мадам Хрюша, я в это дело не суюсь, а хочу получить вполне безобидную информацию. Например, не был ли покойный связан с темными делами и не произрастает ли на этом островишке какая-нибудь крутая мафия, от которой надо застраховаться. А во-вторых, следует приглядеться к сеньору Морено - нет ли у него выходов на эту контору. - И ты думаешь, что этот экс-мэр все тебе так и выложит? - Выложит. Если он убедится, что мы с ним были знакомы раньше. - Ну, ты еще дурнее, чем я думала! - хмыкнула Ленка. - Собираешься шантажировать его? Или блефовать? - Блефовать. Он не крутой, его на пушку взять элементарно. - Ой, не просчитайся! По-моему, ты его давно не видел. За десять лет люди иногда здорово меняются. Да и вообще, одно дело - разговаривать, когда у тебя автомат под мышкой, а другое - когда ни шиша нет. Одно только самохвальство и самомнение. Это в Москве тебя кое-кто побаивается. А тут ты нуль без палочки. Уразумей! "Почувствуйте разницу!" Логичные животные, эти хрюшки. Аж противно! Конечно, Морено может и наплести всякой чуши, навешать мне лапши на уши, а проверить я не смогу это раз. Во-вторых, он запросто может выдернуть откуда-нибудь "магнум" и разнести мне башку в порядке "самообороны" - хотя бы просто от испуга. В-третьих, он может вежливенько все выслушать, а потом вывести на меня "террористов" - наследников Хорхе дель Браво. Или, того хуже, какой-нибудь местный "эскадрон смерти", подчищающий с острова остатки коммунистов. Прихлопнуть могут и здешние мафиозники, если у Морено есть "крыша". Трудно жить без пистолета, когда у соседа автомат! Да, барские замашки пора кончать. Тут нет ни кубика Рубика, ни даже Варана. - По-моему, пора нам и поужинать, - сказала Ленка, обтираясь полотенцем. Мы ведь последний раз в самолете кушали. - В номер будем заказывать или посмотрим на здешнюю харчевню? - А что дороже? - По идее, если в номер. Чаевые опять давать придется. - Ну, тогда пошли в харчевню. Некоторое время Хрюшка прикидывала, чего напялить, но потом решила, что вечерний туалет ей все одно не подобрать, и поперлась в "харчевню", то есть в ресторан, в легких светлых брючках и более или менее не затертой блузке. Меня она заставила надеть длинные штаны и рубашку-гуайанаберу. К нашей радости, тут не было английских обычаев переодеваться к обеду в строгий костюм с галстуком. В бикини, правда, никто за стол не садился, но шорты и бермуды были в порядке вещей. Как и обещалось, кормили "шведским столом", то есть бери что хочешь, а что не хочешь - оставь другим. Спиртное можно было заказывать отдельно. Общая атмосфера отдавала хреновостью. Народ, уже вошедший в курс дела по поводу кончины дона Франсиско, выглядел оттраханным в извращенной форме. Само собой, что никакой музыки не было, никто не ржал и даже не хихикал. Разговаривали все вполголоса. Даже дите семейства Коллинзов вело себя тихо и скромно лопало мороженое, не пытаясь пищать. Ближе всех к нам заседали мистер и миссис Смит. Они тихонько переругивались, но это было хорошо слышно. - Папочка, успокойся. Нечего психовать, - уговаривала деваха. - Ну, убили этого старого чико. Мыто при чем?! Какие-то счеты. У латинос подобное в порядке вещей. У тебя ведь с ним никаких дел не было, вы даже не знакомы были. Все, что мы видели с берега, - это то, как мистер Хименес пустил пузыри, и то, как его вытащил тот парень, который сидит за соседним столом. - Это немало, - проворчал ее хахаль. - Не забудь, что полиция уже сняла с нас показания. И, что самое неприятное, нам пришлось раскрыть инкогнито. - Да какая разница? - беспечно хмыкнула девица. - Ты думаешь, что полицейские тут же помчатся в газеты сообщать о том, что будущий сенатор Дэрк инкогнито прилетел на Хайди с любовницей? - После этой истории с Бетти Мэллори писаки ко мне неравнодушны... Я в это время с увлечением лопал, а потому слушал вполуха. Но когда прозвучала фамилия Дэрк, у меня в черепушке словно бы прозвенел будильник или зуммер. Впечатление было, будто команда пришла извне, чего давненько не случалось. Еще внимательнее я стал слушать после того, как "мистер Смит", он же кандидат в сенаторы мистер Дэрк, не без раздражения помянул Бетти Мэллори, без вести пропавшую с дочерью Вик после своего репортерского "наезда" на Дэрка. Все это было, так сказать, "по делу". В смысле - имело отношение к фонду О'Брайенов. Статью Бетти Мэллори насчет Дэрка, которая предположительно заставила журналистку исчезнуть, я читал и перечитывал раза три-четыре. Нельзя сказать, что Дэрка там уж очень крепко обложили. Бетти всего-навсего расколола одну из потаскух, которые изредка приглашались на ночные сейшены, проводившиеся на какой-то вилле, записанной на подставное лицо, но фактически купленной Дэрком. Там регулярно "отрывались" достаточно заметные товарищи из тамошнего аппарата и деловых кругов. Все это был народ семейный и с репутацией добропорядочных христиан. Бетти сумела пролезть на эту тусовку под видом съемной шлюхи. Этих шлюх отгружал Дэрку некий сутенер, гарантировавший собственной шкурой качество, безопасность и неболтливость своего товара. Как Бетти прошла контрольные тесты (если таковые были), в статье скромно умалчивалось, но мне лично казалось, что сутенера она слегка подмазала. Опять же неясно, использовалась ли Бетти на сейшене по прямому назначению или только выполняла свой журналистский долг, но факт тот, что она отщелкала массу интересных сценок, которые можно было тащить в "Плэйбой", "Андрей" или даже в "Еще". Поскольку родная газета миссис Мэллори слыла изданием достаточно аскетическим, то стыдливо приклеила на места стыковок рисованные фиговые листочки. Однако рожи заклеивать не стала. Самого Дэрка в совсем уж порнушном виде Бетти не сфотографировала, но зато в объектив ее угодили штук пять известных мафиозников, плавающих с Дэрком в одном бассейне. На другом фото Дэрк с девицей, восседающей у него на коленях, приятельски беседовал с каким-то восточным человеком. Этот гражданин оказался эмиссаром иранского аятоллы, который под видом частной поездки в гости к родичам интересовался возможностью приобретения военной техники. Справедливости ради надо сказать, что фотки были не шибко качественные. Во всяком случае, запомнить по ним, как выглядит Дэрк, я не сумел, а потому не смог сразу распознать его в "мистере Смите". Тем не менее, если Бетти исчезла, то скорее всего факты, приведенные в статье, "соответствовали действительности". Хотя вроде бы потом были опровержения, обвинения в фотомонтаже, даже судебный иск за клевету. Но потом Бетти и Вик Мэллори испарились как дым, и все стало тихо. Нет человека - нет проблемы. Меня, конечно, немного удивило, что Дэрк решил гульнуть на Хайди и приехал, как говорится, "один и без охраны". Судя по его связям, жизнь у него должна быть весьма напряженной и небезопасной. Да и вообще, такому тузу пора бы обзавестись и здесь парой вилл, а не шляться по отелям для среднего класса. Хотя, конечно, любовь зла. Если ему уж очень приспичило побалдеть с очередной цыпочкой, вообразив себя двадцатилетним студентом на каникулах, то он вполне мог на это решиться. Как-то по аналогии я задумался и над тем, почему весьма уважаемый дон Франсиско Хименес тоже очутился здесь "один и без охраны". Судя по обстоятельствам кончины, у него тоже были серьезные проблемы с личной безопасностью. А раз так, то ему вовсе не следовало купаться без телохранителей. Между тем "чета Смит" явно обостряла свой диалог. - Если тебе здесь нравится, - прошипел Дэрк, - можешь оставаться. Я улетаю завтра в любом случае. Эта романтика мне срезала пять лет жизни. - Чуть-чуть побыл настоящим парнем и испугался? - нагловатенько прищурив глазик, съязвила девица. - Испугал! Да катись, пожалуйста, ради Бога, кто тебя держит? Или ты думаешь, что я тут с голоду помру? В то, что она не помрет с голоду, я лично поверил сразу. Более того, я думаю, что она даже подзаработала бы здесь. При остром дефиците натуральных блондинок, который здесь наблюдался, к ней выстроилась бы такая очередь, как при Горбачеве за водкой. Но вот мандраж недоделанного сенатора меня заинтересовал. Оплатив номер вперед за двадцать дней, он вроде бы намечал надолго отключиться от рутинных забот и политической борьбы. Очень может быть, что и удрал он по-тихому, никого не предупредив. Такие случаи с большими людьми иногда случаются. Конечно, безвременная кончина дона Хименеса могла на него произвести негативное впечатление чисто по линии эмоций. Примерно тот же возраст, возможно, те же жизненные проблемы. Но мне отчего-то отчетливо представилось, будто дело посложнее. А что, если Дэрк просто имитировал побег "на волю, в пампасы"? Может быть, эта белокурая лахудрочка вовсе не главная причина его пребывания на Хайди, а так, прикрытие? Репутация бабника у Дэрка, вероятно, уже устоялась, о ней знают и его приближенные, и те спецслужбы, которые его, возможно, отслеживают по миру. Ну, подумаешь, решил кутнуть маленько под старость - обычное дело. А на самом деле ему не романтика была нужна, а серьезное, может быть, очень серьезное дело. Например, провести с доном Хименесом кое-какие переговоры или... Тут я вспомнил о пропавшем крестике. Сам же несколько минут назад говорил Хрюшке, что это может быть пароль, шифр, ключ... А что, если Дэрк должен был получить от Хименеса ключ от того самого сейфа, абонированного хрен знает в каком банке и содержащего в себе тайны суперфонда О'Брайенов? - Волчара, - позвала Ленка, - ты чего? Мозгами ворочаешь, да? - Угу, - ответил я, делая вид, что занят только едой. - Это хорошо, когда есть чем ворочать. Только не утомись. Погуляем после ужина? - Угу, - подтвердил я. В это самое время Дэрк, сердито сопя, встал из-за столика, оставив свою блондиночку, и направился к выходу. Та скорчила издевательскую рожицу и пошла к стойке бара. - Скандал в благородном семействе, - прокомментировала Хрюшка. - Ты сыт, зубастый? - Так точно. - Тогда кончай жрать, пойдем делать моцион. А то ты уже на чужих девочек пялиться начал. Это неспортивно. МАЛЕНЬКИЕ НЕПРИЯТНОСТИ ФЕЛИПЕ МОРЕНО Прогулка наша протекала примерно так, как и можно было предположить. Чебаковой хотелось поболтать о серьезном, но прохлада, ветерок, ароматы местной флоры действовали расслабляюще, умиротворяюще, и Хрюшка начала настраиваться на исполнение своего интернационального супружеского долга. Парк был террасный, то есть располагался ярусами, на которые надо было подниматься по лестницам, похожим на ту, что вела к пляжу, или по полого обтекающим обрывчики дорожкам вроде горных серпантинов. На каждом ярусе имелось по бассейну с фонтанами и фонтанчиками, а в одном месте был даже устроен небольшой водопад высотой в пять метров, по которому вода с шумом и брызгами низвергалась из верхнего бассейна в искусственную речку и неслась по ее бетонированному руслу в нижний бассейн. Мы шли по аккуратным аллеям, проложенным среди тропической зелени, мимо тех спортивных площадок, которые просматривались из наших окон. Изредка попадались лавочки, беседочки, где сидели бабушки и дедушки в шортах и панамках, похожих на те, что мне (Брауну, конечно) доводилось носить в Анголе и Родезии. Вообще по мере удаления от отеля народу убывало. Молодежи не наблюдалось. Видимо, она уже покатила в Сан-Исидро или в центр Лос-Панчоса на дискотеки и в другие культпросветучреждения. Постепенно мы заползли в самый дальний от моря конец парка - это была уже не то четвертая, не то пятая терраса. Сюда мы влезли по довольно крутой зигзагообразной лесенке и очутились на полукруглой площадке, обнесенной балюстрадой. Отсюда открывался шикарный вид на океан, лагуну, парк и сам отель. - Красота!.. - в очередной раз восхитилась Елена. - Чудо! Эти самые слова я слышал от нее за время прогулки раз сто или полтораста. С каждым разом произносились они со все большим возбуждением и придыханием, отчего мне стало яснее ясного: Хрюшке занадобилось потолочь лягушек... Этот прикол появился в нашем семейном обиходе еще в давние времена медового месяца, а он проходил у нас в то время, когда Колька и Катька уже усердно ворочались в утробе Хрюшки. Тогда же лекари определили, что Ленка заряжена дуплетом. Будущая мама, помнится, очень беспокоилась, что детей двое, а живот слишком маленький. "Да что ж там, лягушата, что ли?" - вздыхала она. Тем не менее, даже когда живот разросся до приличных размеров, желание потрахаться у нее было достаточно устойчивым. Вот тогда-то я и спросил по неграмотности: "А я твоих лягушек не растолчу?" Так у нас утвердилось кодовое название этого общеизвестного действия, хотя "лягушата" давно уже выросли в бегающее, дерущееся, ревущее и орущее мелкое хулиганье, а в Хрюшкином пузе с тех пор никто больше не прописывался. Полюбовавшись с балюстрады красотами тропического заката, мы направились дальше. Тут, на этой террасе, кроме нас, вообще никого не было. Аллея здесь была только одна, кольцевая, которая начиналась и заканчивалась на балюстраде у лестницы. - Волчара-а... А мы тут одни-и... - пропела Ленка - Пошли в номер, - предложил я. - А я хочу здесь, на природе... - Мало чего ты хочешь! Это в Сочах можно на каждой лавочке, и ничего не будет, а тут как сдерут штраф за оскорбление общественной нравственности мало не покажется... - Да что ты говоришь! Думаешь, полицейский под кустом сидит и специально ждет... - Между прочим, если ты на травку рассчитываешь, так в ней змеюки могут быть. Слышала про жарараку? Цап - и нету. Это я очень вовремя вспомнил, и Хрюшка немного поостыла. Но тут справа от аллеи показалось какое-то белое строение, просвечивавшее сквозь зелень. От аллеи к нему вела узкая гравийная тропка, поперек которой была протянута цепь с табличкой, на которой было написано по-английски и по-испански: "Закрыто. Гиды по парку работают с 10 до 18 часов. Извините!" - Ну, пошли обратно, - сказал я. - В кроватку, на свежие простынки... - Ладно, - согласилась Хавронья, - только давай дойдем до этого домика. - На фига? Там же закрыто... Никто тебе лекцию по дендрологии не прочтет. Разве что оплатишь сверхурочные... - Ну дойдем... Какая тебе разница, еще двадцать метров пройти? - Да мне-то никакой, а вот тебе-то это зачем? - Может, там туалет есть... - Не дотерпишь, что ли? Сбегай в кустики... - Сам напугал змеями... Боюсь. Пришлось идти и переступать через цепь. Строение было одноэтажной, довольно аккуратной хибаркой, стоявшей посреди асфальтированной площадки. Фасадом хибарка смотрела в противоположную от аллеи сторону, а потому мы с Ленкой вышли на зады этого учреждения и, пройдя мимо глухой торцевой стены, свернули за угол. За углом обнаружился вход с чем-то вроде крылечка, естественно, запертый. Ленка с тоской во взоре оглядела двор, но никаких выносных санитарно-технических сооружений здесь предусмотрено не было. Двор был обнесен бетонным забором с крепкими стальными воротами. За воротами просматривалась асфальтовая дорога. - Ну, довольна твоя душенька? - спросил я у Хрюшки. - Здесь пописаешь или бегом в отель побежим? Наверное, если б подобная же нужда застала Чебакову в родном поселке, она бы без колебаний нашла место для ее исправления. Хоть прямо посреди пустого двора. Но тут, в загранке, стеснялась. - А вон, окошко не закрыто, - сказала она, хватаясь за раму. Действительно, окно открылось, и прежде, чем я успел сообразить, Хавронья, уцепившись за подоконник, прытко вползла внутрь. Затем она высунула мордочку из окна и сказала: - Залезай! Тут никого нет! - Вот еще! - проворчал я. - Ты, между прочим, уже преступление совершила, бестолковщина! Проникла в частное владение без разрешения собственника. Это уже статья, правда, не знаю какая по-здешнему, но по-нашему - чистая 136-я "Нарушение неприкосновенности жилища". Ищи сортир, делай дела и вылазь поскорее! - Я одна боюсь... - проныла Ленка. Мне очень не хотелось, но пришлось. Я понимал, что Хрюшка не только из-за мелкой нужды залезла в офис дендрологов. По опыту знал, что если уж ей захотелось предаться страстям в необычной обстановке, то она выпросит обязательно. А раз так, то лучше уж здесь, чем где-нибудь в парке под кустом, где и впрямь на жарараку можно нарваться. Я влез в окно и опустил за собой раму. Хрен его знает, может, тут какие-нибудь сторожа ходят. Увидят незакрытое окно, будет нам на орехи... В офисе гидов-дендрологов было довольно уютно и прибрано. Там, куда мы залезли, видимо, была приемная, стоял стол с телефоном и компьютером, три мягких кожаных кресла, на стене висел план парка с обозначением посадок, яркий календарь на темы тропической флоры. Дальше была незапертая дверь в комнату, где отдыхали, ожидая своей очереди вести экскурсию, гиды-дендрологи. Судя по рекламному буклету, лежавшему на столе в приемной, парк отеля "Каса бланка де Лос-Панчос" посещался не только постояльцами, но и платными экскурсиями из других гостиниц. В комнате отдыха был телевизор, видак, журнальный столик и пара диванчиков. Еще одна незапертая дверь вела из комнаты отдыха в отсеки, где располагались туалет и душ. Правда, вентилятор и кондиционер, уходя с работы, специалисты по садово-парковому хозяйству вырубили, а потому в помещении чуть-чуть ощущалась влажная духота. Но туалет работал, и Ленка исчезла за его дверью. Нельзя сказать, что я уж очень сильно переживал из-за нарушения неприкосновенности офиса. Дома я не такие нарушения законности допускал, и ничего, до сих пор числился по разряду несудимых. Правда, не было особой уверенности в том, что здесь, на Хайди, волосатая лапа Чудо-юда меня отовсюду вытащит и от всего прикроет, но и риска настоящего в нашей затее не было. Мы ж не воровать залезли, дверей не ломали, сейфы не вскрывали. Тем более что сейфов здесь не было. Если и хранили в офисе денежки, поступавшие от экскурсантов, то где-то за запертой опечатанной дверью, слева от входа в приемную. Там, наверное, и решетки на окнах, и сигнализация - все как положено. Но нам туда не надо. Нам бы на диванчик в комнате отдыха... Никто сюда до утра не заглянет. А мы здесь и не станем до утра сидеть. Нам десяти минут хватит... Когда Ленка вышла и, умильно щурясь, положила мне на плечи ладошки, я уже на нее не сердился. Напротив, я благословлял Хавронью Премудрую за ее пакостную выдумку. Поглаживая мягкие габариты законной супруги в незнакомом интерьере, я испытывал возбуждение не меньшее, чем с совершенно новой дамой. Видать, и Хрюшка была в кондиции. Я уже распахнул было ее блузку, но тут... Обломы, как и некоторые другие ситуации, подкрадываются незаметно. То ли мои уши слишком внимательно слушали сопение разохотившейся Ленки, то ли эхо в горных джунглях меня поднадуло - черт его знает! Важно другое. Урчание подкатившего к воротам автомобиля я не успел услышать загодя. Во всяком случае, в момент, когда еще можно было успеть выбраться из окна и драпануть в парк, я мотора не почуял. Зато теперь хорошо слышал, как лязгают замки открываемых ворот. - Ой! - пискнула Хрюшка, торопливо застегиваясь. - Ой, Димка! Что будет! - Да ни хрена не будет... - попытался я успокоить ее. - Отстегнем пару сотен гринов этим лесникам - и все в ажуре. - Стыдно... - созналось гнусное животное, и мне его даже жалко стало. - Другой раз не потянет на романтику, - сказал я, дав Хрюшке несильного шлепка. - Ладно, пока не найдут, высовываться не будем. Не пыхти и сиди тихо. У меня была надежда, что дендрологи просто решили проверить, все ли в порядке на территории и не пытается ли кто-нибудь вывезти из парка некий образец уникальной тропической флоры. А раз так, то они и в офис заходить не станут. Однако голоса, донесшиеся со двора, заставили меня усомниться в благополучном исходе дела. Первый голос, который я услышал, был гнусно сиплый... и очень знакомый: - Заезжай, каррамба! А ты, мерин, поворачивайся, не стой как беременная ослица... - Сеньор Бернардо, - это был голос Фелипе Морено, весьма испуганный и даже заикающийся, - я просто ищу ключи от офиса. - Живее ищи! Где ж я мог слышать этого сипатого? И тут - вспомнилось! Ночная вахта с Марселой на палубе стоящей на якоре яхты "Дороти", этот самый сиплый голосище с моторки, в которой приплыли "морские койоты"... Бернардо Сифилитик! Какие люди! Но, к сожалению, с охраной. Из машины выскочили минимум еще трое - это я определил по шлепкам подметок об асфальт после того, как машина вкатила в ворота, а затем залязгали открываемые двери автомобиля. - Нашел ключи, боров? - спросил Сифилитик. Послышался звук пинка по чему-то мягкому, скорее всего по заднице сеньора Морено. - Шевелись, если хочешь пожить подольше! В прошлый раз, то есть лет десять назад, Бернардо получил от Ричарда Брауна две пули в задницу (по данным сеньоры Соледад), но вряд ли разглядел лицо того, кто их послал. Кроме того, один из парней Сифилитика получил пулю в башку и рассказать о том, как выглядит тот, кто вышиб ему мозги, естественно, был не в состоянии. Но вот голос Брауна, то есть мой голос, Бернардо мог запомнить неплохо. Да и среди его ребят могли найтись памятливые. Впрочем, они ведь приехали сюда отнюдь не для обмена опытом по лесопарковому делу. Даже если "койоты" меня не признают, живые свидетели им без надобности. Наиболее неприятно было то, что для серьезного разговора с "койотами" я был просто-напросто не в форме. Судя по легкому бряцанию антабок, кто-то из них имел при себе автомат, а уж о револьверах можно было не беспокоиться. У меня же никаких стволов при себе не было, а ждать, пока я добегу до аэропорта и слетаю в Москву за "Макаровым", эти ребята не станут. Забрякали ключи, отпирающие дверь. В это самое время Хрюшка совершенно неожиданно проявила здравую инициативу. То есть в тот момент она мне показалась наивной, но тем не менее сыграла положительную роль. Ленка просто-напросто защелкнула замок на двери, отделявшей комнату отдыха гидов от приемной. По очень удачному стечению обстоятельств одновременно щелкнул, открываясь, замок входной двери, и два этих щелчка слились в один, не вызвав никаких подозрений у сеньора Сифилитика и его команды. - Заходи, свинья! - рявкнул грубый голос, которого я раньше не слышал, а затем сеньор Морено получил тычок в загривок. - Садись, рогоносец вонючий! Что-то шмякнулось - похоже, что нашего гостеприимного хозяина толчком усадили в кресло. - Дрожишь, вонючка? Хи-хи-хи! - просипел Бернардо. - Не бойся. Если бы я хотел выпустить тебе кишки, то сделал бы это раньше. Я хочу поговорить с тобой спокойно, жирная задница, и ты должен вести себя с умом. - Я готов ответить на все вопросы! - пробормотал с явной дрожью в голосе сеньор Морено. - Посмотрим... Для начала вспомни, что тебе говорили, подстилка для педерастов, насчет дона Хименеса? Забыл? Прозвучала довольно звонкая оплеуха, потом вторая. Бернардо чтил заветы Спасителя: если ему подставляли правую щеку, он бил и по левой. - Вы говорили, чтобы я как можно лучше о нем заботился... - пролепетал Морено. - Тебе говорили, каналья, что ты за него отвечаешь головой?! Говорили или нет? И опять захлопали оплеухи. Сеньор Морено, всхлипывая, выдавил: - Да, вы говорили это, сеньор Бернардо. Но что я мог сделать? Я принял все меры предосторожности. Ваши люди везде сопровождали его. Он даже заметил это, хотя вы говорили, что будете делать это негласно. Ваши парни дежурили на моем пляже как спасатели, ваши лодки патрулировали в лагуне... Все зависело от них! - Ах, ты еще и наглеешь, морда? - За попытку выступать Фелипе был награжден подряд четырьмя плюхами. - Но в чем, в чем я виноват? - взвыл бывший мэр. - В том, что подсказал кому-то, как напасть на Хименеса из-под воды. У меня в полиции свои люди, и все, что фараоны сегодня накопали, я узнал раньше, чем комиссар полиции Лос-Панчоса. Мы сверили их выводы со своими, и все замкнулось на тебе. Кому ты продался, мешок с дерьмом? Отвечай! - Клянусь Христом, сеньор! Я никому ничего не подсказывал! Я и сам ничего не понимаю... - Врешь! - Эта оплеуха была нанесена от души и на порядок крепче предыдущих. - Ни один водолаз не прошел бы незамеченным к сетке, если бы работала сигнализация, которую мы установили. Но ее обрезали! - Сеньоры! - почти в голос завопил Морено. - Да я даже не знал схемы этой сигнализации... - А тебе и не надо было знать. Зачем ты утром присылал на пляж электрика, а? - Господи Всеблагой, да он просто ремонтировал автомат по производству мороженого! Это не мой электрик, он из фирмы сервисного обслуживания. - Какой фирмы? - "G & К", я у них регулярно пиво "Карлсберг" покупаю и кока-колу, а полтора месяца назад они мне предложили автомат для производства мороженого, совсем новый и очень дешево... - Ладно... Мы это проверим. Но у тебя остается еще одно неотмытое место. Ты знал, что в двадцати метрах от акульей сетки есть колодец, ведущий в подводный туннель? - Какой туннель, сеньор Бернардо? Я понятия об этом не имел... - Опять врешь? Туннель ведет куда-то под твою забегаловку. Может, ты еще будешь говорить, что "Каса бланка" строилась не при тебе? - Нет, я не буду это говорить, - пролепетал сеньор Морено, - это я строил "Каса бланку"... - "Я строил..." - передразнил Сифилитик. - Много бы ты настроил, если б не наши денежки! Это мы сделали тебя человеком, морда! Ты должен по три раза в день молиться о моем здравии и еще по три раза в день молиться за упокой души Соледад... Уж она бы не стала с тобой так миндальничать, как я! Понял? На этот раз было отвешено всего две оплеухи. - Я старый, больной, израненный человек... - Совершенно неожиданно в голосе Бернардо Сифилитика зазвучала скорбь, и у меня появилось впечатление, что он вот-вот разрыдается. - Я полжизни прожил в бедности, у меня нет детей... И вот, когда у меня появились надежды на спокойную старость, ты, сучий сын, отнимаешь их у меня! - Санта-Мария! - взвыл Морено, вероятно получив пинок в пах. - Я и так молюсь за вас, сеньор Бернардо! Я всегда помню, что вы сделали для моей семьи! Но я, ей-Богу, не знал ни о каком туннеле... Вы можете посмотреть схему всех подземных коммуникаций отеля - нет там никакого туннеля, выводящего на пляж. Канализация выходит в Рио-де-Санта-Исабель через общий коллектор Лос-Панчоса. Да я ведь не идиот, сеньоры, чтобы загрязнять пляж, где купаются туристы! - Тем не менее туннель есть. Полицейские завтра будут обследовать его с моря. Сегодня у них испортился компрессор для зарядки баллонов сжатым воздухом, а того, что было в аквалангах, не хватило. А мы сегодня обшарим все твои подвалы, понял? - Повторяю, я ничего не знаю о туннеле... - проныл Морено. - Можешь говорить что угодно. Если мы найдем вход в туннель из отеля читай отходную. Ты труп. Завещаешь все своему сыну. Он еще малолетний, и из него можно сделать человека. - Господи, вы же убьете ни в чем не повинного! - Так ты знаешь, что туннель есть? - Нет, сеньор, но я догадываюсь, что он может быть... - Ага, собака, заговорил! Где? Быстро! - Когда копали котлован под трансформаторную будку, обнаружили свод из бетонных тюбингов... - Морено еле ворочал пересохшим от страха языком. Он понимал, что его могут пришибить уже после того, как он закончит свой рассказ. - Давай, не останавливайся! - подбодрил Сифилитик. - Ну... Мы выбили один из тюбингов и обнаружили туннель. Там была железнодорожная колея... Но воды там не было, клянусь Пресвятой Девой! - Только не говори, что вы заделали тюбинг на место! - предупредил Бернардо. - И не ври, что ты тут же доложил об этом туннеле в полицию. Иначе мы бы давно о нем знали... - А я и не говорю, сеньор Бернардо... Вы должны понять меня правильно. Тогда, четыре года назад, в газетах все еще писали о подземельях Лопеса, тайных кладах и прочем... - И ты, конечно, вознамерился подзаработать, сукин сын? В обход меня?! Сволочь! Дерьмо! Вонючка! Фелипе Морено, пока его лупили, только ахал и охал. Когда оплеухи прекратились, он выдавил: - Простите, сеньор Бернардо! - Кто еще знал о туннеле? - Знали рабочие, экскаваторщик и два землекопа. Они первыми узнали. Но с ними произошел несчастный случай - вместо виски выпили метанол... - А бутылочку им выставил ты? Хе-хе! - Сифилитику нравился подобный юмор. Некоторое сочувствие, которое я начал было испытывать к Фелипе Морено, разом испарилось. - На месте выбитого тюбинга два бетонщика вцементировали люк, - несколько приободрясь от смешка Сифилитика, продолжал Морено. - А потом вкололи себе в вены какую-то дрянь - и все... - Короче, теперь о люке знаешь только ты... - заметил Бернардо. Наступила напряженная пауза. Все то время, покуда Фелипе Морено подвергался допросу с пристрастием, мы с Ленкой сидели на диванчике, который, слава Богу, был не скрипучий, и старались дышать пореже. Но тут Хрюшке вдруг вздумалось чуть-чуть переменить положение ноги. И надо же было такому случиться: Хавронья стряхнула на пол туфлю! Как раз во время паузы, мать ее так! Стук упавшей обувки произвел на меня, а на Хрюшку тем более, впечатление атомного взрыва. , - Это за дверью! - вскричал, точнее, просипел Бернардо. - Ну-ка, Алонсо! Крепчайший удар здоровенной ноги с треском вышиб замок, дверь распахнулась на обе створки, и нам в лица глянули два "кольта" и очень знакомый, но от этого не менее опасный "АКС-74у". - Смотри-ка, парочка! - почти радостно просипел Сифилитик. Только теперь я смог разглядеть его. Да, мордашка была еще та, вполне для фильма ужасов. Низкий лобешник, сивые брови и щипаная шевелюра, промятый нос с седловиной посередине, рубец на верхней губе и ножевой шрам на подбородке. Брюхо и плечи гориллы, ноги колесом, кулаки, исполосованные давними порезами, - живой набор особых примет. Но самое смешное - все это было втиснуто в костюмчик, который в Москве долларов пятьсот потянет. Да и перстень из чистого золотишка с черепом, в глазницах которого поблескивали брюлики, можно было на пару "жигулей" сменять. Кроме Сифилитика, поигрывавшего никелированным, даже вроде бы с гравировкой автоматическим кольтом 45-го калибра, на нас с Ленкой без явного радушия смотрели два малоприятных мальца в черных маечках, кожаных напульсниках с гранеными шипами и грубоватых кожаных перчатках со стальными заклепками. Морды такими бить очень приятно и удобно, да и стрелять прилично перчатки не мешали. Камуфляжные штаны держались на ремнях, увидевши которые московские "металлисты" конца 80-х заплакали бы от зависти. Ботиночки у них тоже были в стиле "хэви-металл", но мордами они больше смахивали на крутых качков стрижены коротко, но бриты плохо. Третий, такой же хорошенький, поставил ботинок на живот сеньора Морено и упер в лоб экс-мэру ствол бразильского "тауруса". Чтобы не рыпался. Мне тоже было бессмысленно рыпаться. До Брюса Ли мне далеко, делать всякие там "ки-я" и резкие движения руками-ногами лучше всего в кино или по крайней мере против тех реальных противников, у которых нет ничего стреляющего. Легкое нажатие спуска - и полрожка "Калашникова" перекочевало бы ко мне в тело, а пульки 5,45 так нашинковали бы мои внутренности, что они бы уж ни на что не сгодились. Да и Ленке, тихонько дрожавшей за моей спиной, тоже штук пять досталось бы. Во влетел! Было противно и обидно. Из-за бабской туфли! Но ругать Ленку уже некогда. И вообще все уже некогда. Даже бояться поздно. По идее должны шлепнуть тут же. Может, все-таки дернуться? Слава Богу, не решился. Шансов не имелось вовсе, и нас наверняка приложили бы. - Что вы тут делали, дети мои? - с улыбочкой спросил Сифилитик. - Зачем это вы лазаете в чужие офисы? Это нехорошо! Трахаться надо дома или в отеле, а не в комнате отдыха гидов. - Придется вас за это нашлепать, - процедил парень с автоматом. Второй вертанул на пальце здоровенный австрийский автоматический пистолет "глок-17" и смерил довольно похабным, наглым взглядом Елену. Хрюшка прижалась ко мне и стучала сердечком в лопатку. Эх, втянула ж ты меня, Хавронья! Ни хрена бы не было, если бы не свернули мы к этому домишке! И если б тебе ногой ворочать не вздумалось, может быть, и переждали бы... - Извините, сеньор, - сказал я, пытаясь скосить под дурака, - мы немного увлеклись... Мы с супругой молодожены, а тут, сами понимаете, экзотика. Тропический парк, цветы, аромат... Но моя жена боится змей. Окно было открыто, мы решили, что зайдем, развлечемся, так сказать, и тут же уйдем. Но, видно, разморились и заснули. Если надо - мы заплатим штраф. - Что-то мне твой голос кажется знакомым, - прищурился Сифилитик. - Рожу не помню, а вот голос... Ты из Сан-Исидро, с Боливаро-Норте? Чертов акцент и жаргонные словечки портового района, где я никогда не был в натуре! Вот она, подготовочка Дика Брауна, и через десять лет работает! Но тут подал голос паскудник Морено: - Я тоже узнал его! Сеньор Бернардо, я его узнал! Мне его лицо показалось знакомым. Но он говорил по-английски и записался у меня в отеле как Ричард Браун. Дама записалась как его жена Эллен. На самом деле он партизан-коммунист! Вместе с еще одним головорезом этот парень вломился ко мне в дом, запер меня в туалете и изнасиловал мою жену! - Господи! - перекрестился Сифилитик, глядя на меня с интересом. - Да ты, наверно, извращенец, компаньеро? С чего тебя потянуло на его корову? - Я был пьян как свинья и ни черта не помню... - При Ленке мне не хотелось вспоминать о грехах молодости. - А вот теперь и я вспомнил, где слышал тебя, чико! - просипел Бернардо. Это тоже было десять лет назад. Тогда я еще промышлял по яхтам. Мы с ребятами присмотрели одну клевую посудинку, где только электроники было на пару миллионов песо. Поплыли на дело. И вдруг - тра-та-та! По звуку - ну точно "узи" Хуана Долговязого. Я ору: "Хуан, сука, ты чего не в очередь грабишь? Это моя посуда!" И вот тут мне в ответ ругань. Да еще врет, будто это со мной Анхель Родригес разговаривает! Это ж какая наглость! Я ж Анхеля еще вот таким знал. Мы в доках такие дела проворачивали, помню... И профсоюз вместе клепали. Весь порт держали, всю контрабанду, всю наркоту. Все начальство уважало. Хоть он и помоложе был, но головастый. Сейчас бы на моем месте орудовал, клянусь Христом! Но его пришили. По глупости вступился за какого-то парнишку, который в розницу толкал кокаин. А полицейский был молодой, неопытный - хлоп! - и Анхеля к ангелам отправил. - А о том, что он на Кубу сбежал, ты не слышал? - вдруг спросил я. Сифилитик немного опешил. Он явно был в курсе этих слухов. - Мало ли что тогда говорили... - Может, ты скажешь, что и труп его видел? - Я наглел, не зная толком, оттянет это окончательную разборку или ускорит. Но беседа с Сифилитиком о делах минувших дней могла расслабить его самого, да и ребят-мордоворотиков тоже. Сам Бернардо уже убрал ствол, второй парень просто вертел пушку в руке, не направляя ее на меня, и лишь автоматчик держал нас на прицеле. - Ну, допустим, не видел, - Бернардо цепко ощупывал взглядом мое лицо. Но то, что он труп, это точно. И ты тоже будешь трупом. Потому что если ты тот, кто был на яхте у гринго, то должен ответить за смерть Арнальдо. Вот его младший брат Алонсо. Очень некстати оказалось, что это именно тот парень, у которого в руках был автомат. По-моему, мне оставалось жить не больше трех-пяти секунд. Алонсо уже взял автомат потверже... Но Бернардо Сифилитик оказался человеком аккуратным. Во всяком случае, ему не хотелось разводить грязь в приличном месте. - Стоп, - сказал он братишке Алонсо. - Не здесь. И без автомата, будь любезен. Эти ребята должны сорваться со скалы во время ночной прогулки. Дама оступилась, вцепилась в кавалера, и оба грохнулись вниз. Такова будет полицейская версия. Никаких "хвостов", ведущих к нам, "койотам", быть не должно. Если он действительно тот самый парень, который прострелил мне задницу и уложил Арнальдо, то у него много хороших друзей, и мы можем заполучить массу неприятностей. - Правильно говорила Соледад, - проворчал я от души, поскольку понимал, что дожидаться, когда Сифилитика & С° покарает дальнобойная длань Чудо-юда, буду уже на том свете, - ты не джентльмен и, сколько бы ни наряжался в дорогие шмотки, им не будешь. - Соледад кончилась, - заметил Бернардо, - она была великой женщиной и могла позволить себе всякие штуки с выкрутасами. А мы люди простые, у нас дома дети голодные. Верно, Алонсо? - Верно, сеньор, - поддакнул тот. И тут он подставился! То ли обреченность, которая звучала у меня в голосе, его подрасслабила, то ли сам он себя успокоил - хрен его, дурака, знает! но только, отвечая Сифилитику, Алонсо повернулся к нему вполоборота, и дуло "АКС-74у" отвернулось вороночкой в сторону от нас с Ленкой. Это был микроскопический, но шанс. Другой бы вряд ли представился. Левая нога толчком бросила меня в воздух, а правая, молниеносно разогнувшись, обрушила каблук на морду Алонсо, с которой еще не успела сбежать подобострастная улыбочка в адрес гражданина Сифилитика. Но самым приятным подарком оказалась автоматная очередь, которую родненький "калашничек" высадил в сторону господ "койотов". Палец Алонсо, уже летевшего на пол со смещением шейных позвонков и переломом челюсти, инстинктивно дернул за спусковой крючок. Вороночка на стволе автомата плюнулась не менее чем десятком пулек, но мне ни одной из них, слава Богу, не досталось. Веер из этих 5,45-миллиметровых бестий распределился между Сифилитиком, двумя его ребятами и сеньором Морено. Парень с "глоком" получил две пульки в подбородок и шею. Верхняя часть черепушки у него слетела, а мозги разбрызгались по стене над креслом, где сидел Морено. Парень, вдавливавший экс-мэра в кресло и приставлявший к носу сеньора Фелипе "таурус", принял аж четыре штуки в левый бок. Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы он распластался поверх Морено и выпустил из себя чуть не пол-литра кровищи. Владельцу "Каса бланки" повезло больше: ему только зацепило плечо, причем пулей, уже продырявившей навылет парня с "таурусом". Но тем не менее он лежал без чувств, и я поначалу даже подумал, что его убило. Наконец, сеньору Бернардо Сифилитику пуля угодила в брюхо, под ребра, и его вылезшие из орбит, остановившиеся глаза убеждали меня в полной безопасности данного субъекта для моей личной жизни и здоровья. Ленку не могло задеть, но она явно была не в себе: стояла в комнате гидов, подогнув коленки, и тряслась. Пока мне было не до нее. Опасаясь, что Алонсо еще боеспособен, я подхватил с пола "таурус" и произвел контрольный в ухо. Это было неаппетитно, зато надежно. Перед тем как ухватиться за пистолет, я снял с руки продырявленного парня перчаточку с заклепками и надел ее на правую руку. Смешно, но в этот момент я думал не о том, как бы не оставить отпечатков пальцев, а о том, как не испачкать ладонь в крови, облившей оружие. Со двора, где оставались машина и еще пара подручных Сифилитика, раздались спокойные, совершенно невозмутимые голоса: - Ну вот, Эрмило, вроде и закончили. Сейчас поедем к девочкам... Видимо, ребята только и ждали, когда прозвучат выстрелы. У них не хватило воображения придумать другой исход. Они даже в окно заглянуть не удосужились, хотя в комнате горел свет и можно было с первого взгляда догадаться, что картина событий несколько иная. В общем, им ума чуть-чуть не хватило. А у меня хватило. Я выдернул автомат из-под бессильного локтя Алонсо, башка которого представляла собой что-то вроде расколотой банки с джемом, и, подобравшись к входной двери, глянул во двор. Оба стояли у машины и курили сигары. Как раз в полосе света, идущей из окна, в трех метрах от меня. Ударил с руки, в упор, и высадил все, что было, из рожка. Когда Эрмило и товарищ, оставшийся неизвестным, заняли на асфальте надлежащее горизонтальное положение, я ощутил заметное облегчение, но не надолго. Пальба могла привлечь внимание правоохранительных органов, а я сомневался, что сеньору Сифилитику безвозмездно дозволялось вести огонь на поражение. Конечно, разборка с сеньором Морено могла быть оплачена вперед, но все-таки пора было отсюда смываться. У тех ребят, что были уложены последними, на вооружении состояли "узи" и точно такой же "калашок", как тот, из которого палил я. Хотя оружие, попадись я с ним здешней полиции, стало бы уликой, мне вовсе не хотелось еще разок остаться с голыми руками перед серьезными людьми. Поэтому я забрал автомат у парня во дворе, а тот, из которого стрелял, бросил около Алонсо, едва вернувшись в помещение. Именно тут обнаружилось, что сеньор Морено жив. Он застонал и даже попытался спихнуть с себя бывшего обладателя "тауруса". Этот стон, а также мое появление со двора в живом виде вывели из шока Хрюшку Чебакову. - С ума сойти! - пробормотала она, порываясь сделать шаг ко мне, но ноги еще не больно слушались ее. - Я умираю, сеньор Браун, - простонал Фелипе Морено, и по тембру его голоса я бы в это поверил. - Поверьте, я всегда сочувствовал вашей борьбе... Этот и на Страшном суде будет брехать, будто всю жизнь прожил праведно и чтил заповеди товарища Христа. Моральный облик бывшего мэра меня не очень интересовал. Намного важнее было решить, что с ним делать. То, что один из моих старых знакомых уже перестал страдать от сифилиса, меня вполне устраивало, так же, как и то, что в расход вышел потенциальный кровник Алонсо. Очень рациональным прикидывалось замочить Морено из "тауруса" и сказать, что так и было. Где шесть, там и седьмой. Но сеньор Морено, как я понял из того, что тут говорилось, был человеком, кое в чем осведомленным... "Таурус" вместе с перчаткой я бросил прежнему владельцу, сдернув его тушу с экс-мэра. Уж слишком он был измазан. Зато с пола я подобрал чистенький, с полной обоймой "глок", принадлежавший второму пистолеро. Можно было взять фирменное оружие покойного лидера "Морских койотов", но оно было уж больно приметное, с гравировками и, может быть, с монограммой типа: "Неутомимому борцу за денежные знаки, железному рыцарю организованной преступности товарищу Бернардо (Сифилитику) от министра безопасности Хайди". Кроме того, я знал, что сифилис передается через стульчаки и полотенца, и опасался заполучить его через пистолет. - В машину его! Ленка все поняла и помогла мне подтащить к автомобилю обмякшего Морено. Я не очень соображал, куда и зачем ехать. Если б я был способен рассуждать получше, то вообще не полез бы в машину, а побежал бы бегом через парк вниз к отелю. При этом, конечно, сеньора Морено следовало не волочь с собой, а по-хорошему пристрелить. Но сделано было то, что сделано. "Койотский" автомобиль - а это был увесистый джип-"ларедо" - задом выдавил ворота и очутился на площадке, куда в мирное время подъезжали экскурсионные автобусы с любителями тропической растительности. На секунду я представил себе, какие будут рожи у мирных гидов-дендрологов, когда они увидят в своем офисе и вокруг него соответствующую картинку. Площадка была тупиком. Шоссе, поднимавшееся к площадке снизу, дальше не шло. А нижний конец его упирался в кольцевую автостраду - это как пить дать. Вполне могло случиться, что о стрельбе в районе офиса экскурсоводов бдительные сотрудники "Каса бланки" уже сообщили теньенте Гонсалесу или иным чинам полиции Лос-Панчоса, благо их теперь много. Соответственно с нижнего конца шоссе на горку уже могли подниматься полицейские машины, а с воздуха мог нагрянуть вертолет. Тем не менее я погнал "ларедо" по узкой змеевидной дорожке, стиснутой по сторонам густыми джунглями. Ленка, вроде бы уже вполне пришедшая в норму, нашла где-то на задних сиденьях аккумуляторный фонарь и рассмотрела при его свете телесное повреждение сеньора Морено, который то ли пребывая без чувств в натуре, то ли умело это имитировал. - Чуть-чуть кожу сорвало... - с удивлением сообщила Елена, проходившая в студенческие годы медицинскую подготовку по специальности "медсестра гражданской обороны". - Уже и ссадина запеклась, а он без сознания. - Посмотри получше, может, еще какая дырка найдется, - посоветовал я, не оборачиваясь. - Может, вообще нет смысла его везти, а лучше пристрелить от греха подальше... Последнюю фразу я произнес по-испански и не ошибся в произведенном эффекте. - Нет! - встрепенулся Морено, разом забыв, что только что собирался помирать. - У меня все цело, кроме плеча. Спасибо, сеньор Браун, вы спасли мне жизнь. Этот негодяй Сифилитик терроризировал всех честных бизнесменов. Он в десять раз хуже любого налогового инспектора. Если с теми еще можно было о чем-то договориться, то этот - волк! Вы его застрелили насмерть? В этот момент он был похож не только на самого себя десятилетней давности, но и на еще одного, правда, уже покойного знакомого - Китайца Чарли, точнее, австрало-японца Чарльза Чаплина Спенсера. Пропустив мимо ушей вопрос о состоянии здоровья Сифилитика, я спросил сам: - У вас хорошие отношения с местной полицией? - Нормальные, сеньор. - Вы сможете убедить полицейских оставить нас в покое, если мы с ними встретимся? - Боюсь, что моего влияния сейчас на это не хватит. Но я готов дать любые показания, которые вас устроят. Я под присягой скажу, что вы действовали исключительно в пределах самообороны. - Нет, этого мало, - отмахнулся я. - Это машина Бернардо? - Да... - вяло подтвердил Морено. Только тут до меня начало доходить, что в спешке я наделал немало промахов. Нужно было не трогать этот чертов "ларедо"! Покататься я здесь и так сумел бы. Надо было спокойненько, пешочком добираться до отеля. А тут, на горке, теньенте Гонсалес расследовал бы ход перестрелки и ворочал бы жмуриков. Перепили ребята, обкурились и постреляли друг друга. Вот и все выводы. Дело - в архив. Живых нет, сажать некого, а плакать по "койотам" будет некому. Те, кого в офисе не было, начнут делить наследство дедушки Бернардо, глядишь, и еще пяток записных бандюг спишут со счетов местной мафии. А гражданин России господин-товарищ Баринов Дмитрий Сергеевич в деле вообще фигурировать не будет, поскольку мирно спал у себя в номере с законной супругой и ничего не нарушал. Связавшись с джипом, я сам себя подставил. Теперь полицаям станет ясно, что кто-то остался жив и укатил на машине сеньора Сифилитика. Они начнут культурненько собирать всякие пальчики и тряпочки, приглядываться к следам, оставленным во дворе. Даже если я на ближайшем повороте спихну "ларедо" под откос вместе с Фелипе Морено, посаженным за руль после удара пистолетом по голове, это будет не слишком убедительно. Не позже, чем завтра днем, разбитый джип найдут, а в нем могут остаться пальчики, та же пыль, что во дворике офиса, а то и, не дай Бог, кровь, в которую я мог как-нибудь нечаянно вляпаться. Да и Ленка с отпечатками женских туфель, которые вполне могли где-нибудь остаться, - улика веская. Если начнут разыскивать не просто мужика, а мужика и бабу, то найти нас в два раза проще. Конечно, можно было, наверно, и спокойно дождаться полицию, рассказать все как есть, а затем со спокойной совестью садиться в местный КПЗ или СИЗО. Проверить, так сказать, как у них тут дела с соблюдением прав человека. Ленку бы скорее всего отпустили под подписку о невыезде, она успела бы созвониться с Москвой, и Чудо-юдо пригнал бы сюда адвоката, который, наверное, и меня бы выдернул под залог. Но это лишь теория. На практике просидел бы я ровно столько, сколько потребовалось бы неутешным соратникам Сифилитика на то, чтобы провести свое "ускоренное следствие" и подсадить ко мне в тюрягу пару ушлых ребят, который тем или иным способом отправили бы меня на тот свет. А если бы в дело вмешалась спецслужба, - еще раз подумалось, что досье на меня может лежать в каком-нибудь уютном месте, то дело еще усложнилось бы, и легко помереть мне вряд ли удалось бы. В это время слева обрыв стал круче и в зелени образовался довольно протяженный разрыв, позволявший видеть то, что было ниже нас по склону горы. Шоссе освещалось редкими тусклыми фонарями, стоявшими примерно в ста метрах друг от друга. Эта цепочка огоньков тянулась куда-то вперед, терялась в клубах буйной растительности, а затем вновь возникала где-то внизу, на витке серпантина. Еще ниже по склону мерцала третья цепочка, а совсем уж внизу проглядывался ярко освещенный отрезок кольцевой автострады. По этому отрезку постоянно проносилось множество машин, поблескивавших мытой эмалью крыш, никелированной отделкой и стеклами. А по серпантину, кроме нас, судя по всему, никто не ехал. Если бы удалось выскочить на кольцевую раньше, чем полиция начнет подниматься в горку... Но тут сквозь гудение мотора джипа я отчетливо расслышал с небес тарахтенье вертолета. Фары я тут же погасил, но гарантии того, что это поможет, конечно, не было. С воздуха их свет могли заметить гораздо раньше, чем я смог услышать вертолет. - Это за нами, - объявил я мрачно. - Похоже, что у вас, сеньор Морено, будут маленькие неприятности... ИСКУССТВО ИСПАРЯТЬСЯ Моя фраза очень обеспокоила сеньора Морено. Он ощущал серьезные сомнения в том, что неприятности действительно будут небольшими. - Что вы имеете в виду? - спросил экс-мэр. - Только то, что сказал, - ответил я. - Нас уже заметили с вертолета и наверняка остановят у выезда на кольцевую автостраду. Вот это и грозит неприятностями. Нам - крупными, вам - мелкими. Например, возможностью умереть в перестрелке от случайной пули. - Вы собираетесь вступить в бой с полицией? - ужаснулся Морено. - Коммунисты не сдаются! - Я вовремя вспомнил, что для сеньора Морено остаюсь партизаном-террористом с соответствующими стереотипами поведения. - Боже мой! - взвыл Морено. - Заклинаю вас, мистер Браун, ради будущей революции на Хайди, поберегите себя! - Хватит! - рявкнул я таким голосом, что любой энкавэдэшник образца 1937 года позавидовал бы. - Что ты тут несешь о революции?! Ты меня уже заложил сегодня Сифилитику и "койотам"! Да еще пытался наговорить гадостей в присутствии моей супруги. Если ты еще не понял, что являешься заложником, то пойми это сейчас! Через застекленный люк в крыше джипа я увидел в черноте неба мигалку вертолета. Прожектор с гнусной тарахтелки шарил по серпантину, но пока еще намного выше того места, до которого мы уже успели спуститься. Впрочем, у них мог быть при себе и прибор ночного видения. Я притормозил, выскочил из машины, распахнул заднюю дверцу и выдернул Морено на асфальт. - Садись вперед! - Девятимиллиметровое дуло "глока" уставилось на экс-мэра. - Повезешь нас дальше! При первом торможении без приказа - пуля в затылок! Я устроился за спиной Морено, держа его затылок под прицелом. - Трогай! Поехали дальше. Морено вел неплохо, пожалуй, у него получалось даже побыстрее, чем у меня. Вообще некоторые люди, находясь под дулом пистолета, обретают те полезные исполнительские качества, которых им обычно не хватает. Вертолет тем временем все еще висел над верхним участком серпантина. Затем он вообще удалился в сторону офиса дендрологов. Должно быть, ему приказали высадить там людей и посмотреть, что там делается. В этот момент мне показалось, будто я нешибко и напортачил, усевшись в джип. Скосив глаза в заднее стекло, я увидел, что луч прожектора ползает приблизительно в том месте, где располагался парк "Каса бланки". А это значит, что нас успели бы рассмотреть, если бы мы отправились в отель пешочком. Похоже, что в полиции Лос-Панчоса теперь работали профессионалы, и они тоже догадались, что бегство через парк было бы более правильным ходом, чем попытка удрать на машине по серпантину. Морено, ахая и охая, сумел благополучно вывернуть на нижний виток серпантина, выходящий к кольцевой дороге. - Сеньор Браун, - дрожащим голосом сказал экс-мэр, - если ехать в сторону отеля, то нам надо ехать прямо и направо, а если в Сан-Исидро, то сначала направо в путепровод, а потом налево... - В путепровод! - приказал я и не ошибся. На кольцевой магистрали показались одна за другой пять полицейских машин с мигалками. Но для того чтобы выехать на серпантин, им надо было свернуть вправо с автострады и проехать по "лепестку" через туннель под ней. Так вот, когда полицейские сворачивали, чтобы проехать в этот путепровод, мы уже въезжали в другой, а когда машины с мигалками выкатились на серпантин, наш джип уже влился в поток машин, мчащихся по кольцевой автостраде в направлении Сан-Исидро. - Разминулись... - неуверенно пробормотала Ленка. - Посмотрим... - Я сомневался еще больше, чем она. То, что полицейские машины не стали разворачиваться, а поперли вверх по серпантину, конечно, настраивало на оптимистический лад. Это означало, что вертолетчики не разглядели наш "ларедо", а может, и вообще считают, что никакой автомобиль в деле не фигурирует. Однако самый беглый осмотр места происшествия должен убедить их в обратном. Те самые ребята, которые контактировали с Сифилитиком и "койотами", в два счета оповестят банду, а заодно и выяснят, на каком драндулете убыл в свою последнюю поездку сеньор Бернардо. После этого останется запустить какую-нибудь местную "сирену" или что у них тут положено: "Внимание, всем постам! Задержать джип-"ларедо" 1994 года, окраска бело-зеленая, номер такой-то, на заднем бампере, дверце и чехле запаски возможны характерные следы от удара по воротам..." Тут надо было соображать. С одной стороны, насколько я помнил дневную поездку на такси, постов местной дорожной полиции впереди было штук пять. Ближайший - перед въездом в Сан-Эстебан, но кольцевая идет мимо него. А вот следующий - между бензоколонкой "Тексако" (бывшей Китайца Чарли) и Сайта-Исабелью - не объедешь. Правда, там есть поворот на мотель, расположенный по склонам высоты 234,7... Кроме того, вроде бы автобусная остановка была. Промелькнул поворот на Сан-Эстебан. С автострады я увидел пост тутошних гаишников, он находился как раз там, где машины выезжали с "лепестка" на дорогу, ведущую в городок. - Сейчас свернешь к мотелю, - повелел я, для страховки нажимая кнопку, блокирующую левую переднюю дверцу. - И если ты не дурак, Фелипе, то объяснять тебе, что такое благоразумие, я не буду. - Я все понял, сеньор, слово кабальеро! На сей раз машина вывернула на "лепесток", ведущий на небольшую эстакаду. С нее можно было почти тут же съехать на бензоколонку "Тексако", а можно было, минуя этот поворотик, выкатиться к мотелю, что мы и сделали. Останавливаться в мотеле на ночь я не собирался. Тем более что сеньор Морено, несомненно, проявив лояльность ко мне, счел необходимым предупредить: - Мотель контролируют люди Бернардо, сеньор... - Они могут знать, что у тебя осложнения с их хозяином? - Предполагаю, что пока нет. - Его машину они хорошо знают? - Разумеется... - Сейчас подъедешь вон к тому магазинчику. Тебе надо переодеться. Костюмчик сеньора Морено был порядком испятнан. Мы с Ленкой не измазались, а его здорово забрызгало кровянкой. В голове у меня прикидывалась почти идиотская, очень рискованная, но вполне осуществимая затея. Не ошибиться бы только в психологии сеньора Фелипе... Тем не менее надо было его срочно одевать в чистое. Я издали углядел в витрине подходящий рюкзачок. В него очень удобно было запихнуть автомат. Морено притормозил довольно далеко от торговой точки, поскольку я не хотел высвечиваться под фонарями. - Хрюшка, - сие было произнесено по-русски, - дуй, покупай мужские джинсы и рубаху вроде моей размером на Морено. Но при этом соображай, что ты сюда не на шоп-тур приехала, ладно? И еще прихвати рюкзачок по типу во-он того. Пошла! Ради Бога, не канителься! Ленка сбегала за пять минут. - Там такие трусики... - вздохнуло бедное животное с кандидатской степенью так, что мне его стало жалко. - Обойдешься, - проворчал я. Морено, опасливо поглядывая на "глок", который я держал в тени, но достаточно близко от его спины, без дополнительных приказаний стал влезать в рубашку и джинсы. - У вашей дамы отличный глазомер, - вкрадчиво произнес Морено. Совершенно мой размер. Конечно, это очень дешевая одежда, но все-таки уж лучше так, чем ходить окровавленным... Сколько я вам должен? - Тридцать баксов, - подсказала Ленка, явно чуток округлив. - К сожалению, у меня при себе ничего нет... - застеснялся Морено. - Плевать, - отмахнулся я. - Как-нибудь сочтемся. Сейчас слушай, запоминай и ввинти себе в голову: твое благополучие и вообще вся жизнь, особенно ее протяженность, зависят от того, насколько точно ты будешь выполнять мои указания... - Я все выполню, не сомневайтесь, сеньор Браун! Я сомневался, но тем не менее сказал: - Сейчас поедешь к бензоколонке один. Скажешь тамошним людям, что сеньор Бернардо Сифилитик просил тебя лично помыть его машину. Помоешь, за свой счет исправишь все, что помято и поцарапано. А потом, представь себе, поедешь обратно, то есть к офису гидов. Полиция уже там. Скажешь, что проиграл пари сеньору Сифилитику и во исполнение уговора ездил мыть его машину. Запомни: когда ты уезжал, там все были живы и здоровы. Понял? - Почти... - Упаси тебя хоть что-нибудь ляпнуть вне программы. Если парни из банды "койотов" догадаются, что ты там был, когда убивали их босса, то сегодняшние оплеухи будешь вспоминать, как первые поцелуи любимой девочки. Ни меня, ни моей супруги там не было - это тоже надо хорошо запомнить. Ты уже догадался, наверное, что за нас с тебя шкуру спустят гораздо надежнее... - Да-да! - горячо уверил меня владелец "Каса бланки". Все это было довольно рискованно, а мои угрозы сильно отдавали блефом. Надежда была лишь на то, что в этой части мира о событиях в России знают мало и потому все еще опасаются давно почившего КГБ. Хотя Фелипе Морено русского языка не знал, но мог догадаться, по-каковски мы с Ленкой калякали. Если он и знал, что КГБ теперь нет, то уж о русской мафии он наверняка слышал. Ее, по-моему, не шибко заслуженно по всему миру прорекламировали. Прежде чем убраться из машины, я убедился, что кровищи мы сюда не натащили. Автомат, завернув в тряпки, снятые с Морено, я запихнул в рюкзак, "глок" сунул в боковой карман штанов и прикрыл его краем рубашки-гуайанаберы. После этого мы с Хрюшкой вылезли из джипа и проводили взглядом сеньора Морено. Он послушно покатил к бензоколонке. - Ну, теперь дай Бог, чтоб тут автобусы почаще ходили... - пробормотал а. - Господи, чего ж мы тут натворили! - прошептала Ленка. - Помереть удобнее было! - Я аж разозлился на нее за это покаянное настроение. - Скинули бы нас с обрыва - и все... Ленка только прибавила шагу. - А не сцапают нас в отеле? - спросила она через пару минут. - Тем более с оружием... На фига ты его потащил? - Потому что в машине у Морено его оставлять нельзя. Эти экс-мэры овечки, когда пушки не у них. А когда есть чем пальнуть, они меняются в худшую сторону. Учти, эти стволы там, в офисе, не стреляли. Мы их нашли в автобусе под сиденьем. Прямо в этом рюкзаке. Пусть проверяют! - Ты полицейских дураками считаешь? - Пусть докажут! К убийству это оружие отношения не имеет. Там стреляли совсем другой "Калашников" и "таурус" - на них моих отпечатков нет. Автобуса мы дождались быстро. Кое-какие знакомые рожи из отеля я, кажется, углядел. Это было не очень приятно, но и не смертельно. Народ ехал после приема спиртного, а кое-кто, видать, с марихуаной в легких или чем покрепче в венах. Они вряд ли запомнят, кто и где садился в автобус, с рюкзаком или нет... Мы уселись на задние сиденья. Когда-то, когда настоящему Брауну лет пять-шесть было, мама Милли возила его в Нью-Орлеан к бабушке (той самой католичке, которая когда-то спасла Дика от аборта и нерождения). Очень тогда запомнилось, что на всех задних сиденьях были таблички "For black only" - "Только для черных". А спереди на сиденьях "For white only" мест не было. Я... то есть Браун, конечно, никак не отвяжусь от него! В общем, ножки устали, посидеть хотелось. А бабка на место "для черных" садиться запретила. Потом ей, правда, кто-то из белых предложил сесть, и она меня на коленки усадила. Но с тех пор осталось где-то в подкорке: задние места в автобусе - "нечистые". Даже в Москве, как ни странно... Хотя уж давным-давно и в Штатах все эти таблички ликвидировали. Доехали мы без приключений. Около "Каса бланки" автобус притормозил, и вместе с нами выгрузились еще семь-восемь человек. Никого из них я не знал, но, поскольку в вестибюль отеля мы вошли вместе и почти одновременно получали ключи, можно было надеяться, что они нас с Ленкой запомнят. Одно обстоятельство меня несколько смутило. В вестибюле и у входа в лифт появились довольно крупные по местным стандартам ребята, которых раньше не наблюдалось. Униформа на них была не та, что у полицейских теньенте Гонсалеса, но по экипировке - кобура, дубинка, наручники, рация - мальчики вполне могли заменить полицию. Мне показалось неприятным, если в их компетенцию входит устраивать обыски постояльцев. - Не обращайте внимания, сеньор, - сказал портье, отдавая мне ключи от номера. - Это сеньор Морено принял меры по усилению безопасности. Сами понимаете, после того случая днем, когда погиб дон Франсиско Хименес, много наших гостей проявило беспокойство... Но уверяю вас: на Хайди неимоверно низкий уровень преступности. Беспокоиться не стоит. Спокойной ночи! Конечно, никто нас и не собирался обыскивать. Поднявшись к себе на второй этаж и запершись в номере, мы с Ленкой обессиленно плюхнулись в кресла. Только здесь нас пробрала нервная дрожь. В холодильнике была какая-то минералка, по вкусу похожая на нарзан и почти ледяная по температуре. В нормальных условиях пары глотков такой водички было бы достаточно, чтобы посадить голос до того тембра, которым располагал покойный Сифилитик. Но мы, выпив литровую пластиковую бутылку на двоих, лишь чуть-чуть сумели успокоиться. После чего отправились в душ - вести беседу на деловые темы. Теперь наличия подслушивающей аппаратуры я опасался уже всерьез. - Отделайся от оружия, ради Бога! - прошипела Ленка. - Ты стал жутко приметным: Хименеса себе на голову из воды вытащил, бандитов перестрелял... Драпать отсюда надо, и побыстрее. В логике ей не откажешь. Думаю, что Чудо-юдо, разобравшись в наших проблемах, одобрил бы такое решение. Сейчас не до тихой работы, раз уж влипли в неприятности. Надо еще эту ночь как-то дожить. - А мы ведь в Лондон так и не позвонили, - припомнила Ленка. - Звони. Прилетели, устроились, ходили купаться. Больше ничего не говори. Трубку, видимо, снял Генри. Ленка, придав голосу беззаботно-курортное звучание - артистка, мать ее за ногу! - минут на пять закатила рассказку о том, как на Хайди красиво, какой шикарный отель "Каса бланка де Лос-Панчос", какое приятное море и так далее. Этот разговорчик списывал с наших "mastercard'oв" вполне приличную по московским понятиям сумму. У тех, кто его прослушивал, если таковые, конечно, были, уши должно было заложить от тоски. Наконец Хавронья повесила трубку и вытерла со лба пот. - Очень содержательная беседа. Аж противно. Сказал, чтобы мы обязательно посетили в Лос-Панчосе дельфинарий. Незабываемое впечатление оставляет, говорят. Ну, и насчет Эухении напомнил. - Ладно, завтра все-таки сначала к Эухении съездим. Рюкзачок с автоматом и перемазанными в крови шмотками сеньора Морено я положил рядом с кроватью, а "глок" запихнул под подушку. Само собой, что ни до каких "лягушек" мне дела не было, да и у Хрюшки настроение резко изменилось. Спать тоже было трудновато. Все время мерещились какие-то шепоточки в коридоре, то вдруг шорохи за окном начинали волновать, то казалось, будто дверь начинают открывать. А мы ведь вроде бы отдыхать сюда приехали, нервы хотели успокоить... В общем, подремал я в эту первую ночь на Хайди всего ничего. С полтора часа, если в сумме. Ленка побольше, хотя и она ворочалась безбожно. Тем не менее ни полиция, ни "койоты" наносить нам незапланированные визиты не стали. И на том спасибо! ПО ПУТИ К ГАДАЛКЕ То, что мы благополучно дожили до утра, меня удивило, но не настолько, чтоб совсем уж свести с ума. Должно быть, сеньор Морено и впрямь уверовал, что его личная безопасность сильно зависит от моей. Да и полиции гораздо проще было представить происшествие в офисе как простую разборку между "койотами" и их постаревшим паханом. А чтобы в этом не сомневались, экс-мэр Лос-Панчоса, вероятно, пожертвовал на нужды блюстителей порядка энную сумму. Правда, пресса уже вовсю поработала. Когда мы с Ленкой отправлялись на стоянку такси, чтобы ехать в Сан-Исидро к гадалке Эухении, к нам подбежал негритенок лет двенадцати, и предложил купить "Вос де Лос-Панчос" и "Сан-Исидро бизнес ньюс". В обеих газетах первые полосы были отданы под весьма аппетитные фото, изображавшие дона Хименеса с вырванным боком, Алонсо с расколотой башкой, Эрмило, обнявшего лужу собственной крови на асфальте, и, наконец, самого сеньора Сифилитика. Особенно симпатично все гляделось на первой полосе столичной газеты, поскольку та была цветная, вроде нашей "Экстры-М". Таксисты во главе с Марсиалем Гомесом тоже читали газеты. И то, что там было написано, не настраивало их оптимистично. Когда они увидели меня с рюкзачком и Ленку, то явно помрачнели. - Вон гринго уже побежали... - заметил парень, что вчера вез нас от аэропорта. - Надо бы этим писакам ноги переломать. - Чего там! - отмахнулся Марсиаль. - Он сам все видел. При этом бывший младший полицейский ткнул пальцем в одно из фото на первой полосе "Вос де Лос-Панчос". Я уже купил ее у негритенка и тоже мог полюбоваться на свою рожу: "Турист из России сеньор Баринов, пытавшийся спасти дона Франсиско". Именно поэтому, наверное, я сел именно в такси Марсиаля. - В аэропорт, сеньор? - спросил Гомес без энтузиазма. - Нет, в Сан-Исидро, к ясновидящей Эухении. Марсиаль прямо-таки просиял. - О, сразу видно, сеньор, что вы хорошо изучали путеводитель! Это действительно заслуживающая внимания женщина. Она видит все насквозь и способна даже нарисовать портрет еще не родившегося ребенка в двадцатилетнем возрасте! Она отлично знает, куда вкладывать деньги. Сотни людей, посоветовавшись с ней, стали миллионерами. Марсиаль за десять лет посолиднел, обзавелся более пышными усами, чуть-чуть полысел с затылка, но, судя по всему, оставался порядочным балбесом. - Послушай, амиго, - спросил я не без нахальства, - а ты и вправду внук здешнего революционера Вердуго? Марсиаль беспокойно поерзал за рулем, глянул на меня оценивающе, а затем ответил: - Да, именно так. Мой дед Альберто Вердуго был генералом у партизан. А кто вам об этом рассказал? - А какая разница? - Сразу скажу, сеньор: я этого не стыжусь, - гордо заявил Марсиаль. Дедушка Вердуго был хороший человек. Если бы он не был таким старым, то наверняка стал бы президентом вместо команданте Киски. Дело в том, что, когда революционная армия взяла Сан-Исидро и началась фиеста по случаю победы, он уехал домой, в Лос-Панчос, и велел бабке достать бочонок с ромом. "Я же обещал тебе, что мы победим в следующую пятницу!" - кричал он. Ну, наверно, перебрал немного... В общем, он помер. Команданте Киска сама приехала на его похороны. Был орудийный салют, и над могилой пролетели три самолета. А еще в честь него переименовали большой сухогруз, который раньше назывался "Хорхе дель Браво". Сейчас его еще раз переименовали, и из "Генерала Альберто Вердуго" он стал называться "Торро д'Антильяс". - Плывут пароходы - привет Мальчишу... - пробубнила себе под нос Ленка. - Знаете, сеньор, - совершенно неожиданно сказал Марсиаль, - а по-моему, я вас помню. Когда первые партизаны пришли в Лос-Панчос, то вы были среди них, верно? - Может быть, - вздохнул я. - До сих пор помню, как ты попал к нам в плен. Ты все такой же жизнелюб? Марсиаль только улыбнулся. Как видно, чувство юмора у него уже появилось. - Вы не бойтесь, сеньор, - сказал он доверительно. - Всем повстанцам после выборов 1984 года была объявлена амнистия. В том числе и иностранцам. Так что закладывать вас Гонсалесу я не буду. - Спасибо, - поблагодарил я, - Морено мне это тоже обещал. А я готов вам пообещать, что революций больше делать не буду. - А и правда, - еще больше повеселев, заметил Марсиаль, - зачем они нужны теперь, революции эти? Жить можно. При Лопесе, конечно, сажали часто, жрать было нечего, налоги драли - будь здоров! А сейчас все более-менее. Заработать, если не дурак, всегда сумеешь. Так вы, значит, в России теперь живете? Не страшно? - Да привык как-то... - ответил я. Никакой повышенной активности полицейских я не заметил. Тот самый полицейский пост между мотелем и Санта-Исабелью, которого я испугался вчера вечером, выглядел пустынно. Еще пара-тройка таких же постов на кольцевой автостраде никого не задерживали и не останавливали. - Слышали? Вчера у нас в верхнем парке была стрельба, - сообщил Марсиаль. - Телохранители застрелили Бернардо Сифилитика и перебили при этом друг друга. - Я читал в газете... - Теперь между "койотами" пойдет драка, - авторитетно заявил Гомес. - У них как бы два клана в одной команде: "сеньорес" и "хуниорес". Старые и молодые. Одни работали у Бернардо еще тогда, когда он грабил яхты и отстегивал за это денежки Соледад с Хорхе дель Браво. Когда их не стало, Сифилитик зажал всех пиратов под себя. Потом начался туристический бум, и все стали вкладывать деньги в отели. Вот тут и появились "молодые". Они давно хотят оттереть Сифилитика и его "стариков". Им хочется выглядеть чистенькими. Так что шесть трупов - это только начало. Но вы не обращайте внимания, сеньор. Никто не станет трогать туристов. В отеле "Панама", милях в трех ближе к Лос-Панчосу от нашей "Каса бланки", в прошлом году случилось ограбление. Какие-то подростки налетели на гринго и увели у него бумажник с тремя сотнями долларов. Так вот, хозяин, между нами говоря, просто позвонил одному из "молодых" подручных Сифилитика. Бумажник подбросили в отель уже через несколько часов. А вот тех, кто грабил янки, то есть подростков, выловили у косы Педро Жестокого. Никаких следов насилия. Полиция установила, что они утонули, перевернувшись на лодке. - Так что, бандиты охраняют приличных людей от мелкой шпаны? - спросила Ленка. - Да, сеньора, именно так и обстоит дело. Но Сифилитик, хоть и не запрещал "молодым" работать по своим обычаям, всегда брал сторону "старых" в тех спорных случаях, которые часто бывают у этой братии. А "старые" по привычке считали, что всякий уголовник-профессионал должен быть защищен ими, если, конечно, не крадет у своих. "Молодым" же нравилось водить дружбу с приличными людьми. Им хочется, чтобы всякие там убийцы и взломщики держались от них подальше. - А ты много знаешь, Марсиаль! - заметил я. - Не боишься? - Это у нас на Хайди все знают. И большей части очень хотелось бы, чтоб "молодые" победили. Потому что тогда у нас будет полный порядок и даже сентаво не украдут, если будешь исправно платить ребятам Эктора. - Это еще кто? - Эктор Амадо. Он самый главный из молодых "койотов". Все о нем слышали, но никто его не видел. Эктор держит сейчас почти все западное побережье. В Сан-Исидро он забрал все публичные дома, казино и ночные клубы. Это почти половина всего дохода, только наркотики оставались у Доминго Косого - он из "старых" пиратов Сифилитика. Вот сейчас они, Доминго с Эктором, в первую голову и схлестнутся. Лекция о ситуации в теневой экономике Хайди мне показалась полезной. Я, конечно, не думал, что Марсиаль полностью ввел меня в курс дела, но догадывался: в общих чертах все обрисовано верно. Тем временем впереди замаячили небоскребы Сан-Исидро. В прошлый раз я смог посмотреть на него только с воздуха, да и то недолго. Около суток я пробыл в президентском дворце и, лишь когда мы быстро катили к аэропорту в автобусах американского посольства, чуть-чуть поглядел на улицы. Хибары, которые мне тогда запомнились на выезде из города, исчезли. Вместо них появились сотни небольших, но вполне приличных двухэтажных коттеджиков, обсаженных зеленью, с гаражами, антеннами спутниковой связи и прочими приметами цивилизации. - У меня теперь в Лос-Панчосе такой же, - похвалился Марсиаль. - Сейчас все в кредит строятся. Всего-то сорок тысяч песо. Я уже половину выплатил. А если, не дай Бог, убьюсь, так на сто тысяч застрахован. Сразу и выплатят. Проехали пригороды, деловой центр, где на небоскребах реяли флаги разных суперглобальных корпораций. Особенно симпатично гляделось красное знамя кока-колы на самом высоком небоскребе - Марсиаль сказал, что в нем 40 этажей. Затем оказались у президентского дворца, который, по-моему, ничуть не изменился. - Кто у вас сейчас тут? - спросил я, мотнув головой в сторону белокаменного здания. - Дон Хосе Соррилья, - ответил Марсиаль. - Уже третий срок сидит. Но выборы проводятся по-честному, вы не думайте. Даже компартия участвует. По-моему, у них даже пара депутатов есть в Национальном собрании. А всего депутатов полсотни. Больше половины - республиканская национальная партия. Есть еще демократическая - та поменьше. Ну и еще пара штук таких, вроде коммунистов... Описав круг по Пласа дель Армас, где, как рассказал Марсиаль, в День независимости Хайди бывают парады, мы поехали, можно сказать, в мой родной район Мануэль-Костелло, на улицу Боливаро-Норте. То, что сохранялось в моей памяти, то есть фотографии задрипанных лачуг, в одной из которых некогда увидели свет Анхель и Марсела Родригес, мягко говоря, уже устарело. Северный бульвар был теперь не только ухожен и приведен в божеский вид, но и явно заселен новой публикой. Тут громоздились уже не коттеджики, а натуральные особняки, многие из которых даже превосходили по размерам отель "Каса бланка де Лос-Панчос". - Вот здесь нынче траур, - заметил Марсиаль, проезжая мимо некоего замка, сооруженного в старинном стиле. За трехметровой стеной высилось нечто вроде башни со шпилем, просматривались многочисленные крыши утопающих в зелени построек, в том числе церковь с витражами и ангелами, вострубившими у овального окна над часами-курантами. А над шпилем башни ветер с моря трепал приспущенный черный флаг с черепом и костями. - Тут сам сеньор Бернардо жил, упокой Господь его душу! - Марсиаль обмахнулся ладошкой, накладывая католическое крестное знамение. Я еще успел заметить, что в ворота замка то и дело вкатывали лимузины, стоимость самого дешевого из которых была не меньше сорока тысяч баксов. Видать, по случаю смерти босса и патриарха местного криминала собирался крутой сходняк. Через пару кварталов от мрачного замка покойного Сифилитика - практически каждая усадьба занимала по кварталу - Марсиаль притормозил у изящного, сделанного в испано-арабском стиле, особняка, окруженного ажурной чугунной изгородью, с фонтаном и довольно просторной автостоянкой, где было два или три туристских автобуса, а также десятка три легковух самых разных марок и классов. Два вишневых "Роллс-Ройса" и пяток "Мерседесов-600", в которых дожидались хозяев шоферы в фуражках и пиджаках, украшенных галунами, вынуждены были делить площадь с "Фольксвагенами", "Фиатами" и какими-то совсем затрюханными микролитражками, недалеко ушедшими от "Запорожца" или "Оки". По-моему, даже "Нива" была, если я ее с каким-нибудь самурайским джипом не перепутал. - Вот тут она и принимает, сеньора Эухения, - объявил Марсиаль, въезжая во двор. Парень в униформе с нашлепкой на рукаве полицейским жезлом указал место парковки. Я решил, что к Эухении идти с оружием незачем, и загодя незаметно для Марсиаля переложил "глок" в рюкзак. - Часа два простоим, сеньор, - прикинул Марсиаль. - Час простоя - двадцать песо или десять "зеленых". Желательно вперед. - О'кей. - Ленка вытащила из своего портмоне сорок песо, оставшихся от размена гринов после вчерашних покупок в мотеле, и вручила водиле. Охранник-распорядитель, едва мы вылезли из такси, был тут как тут. - Вы желаете посетить сеньору Эухению? - спросил он. - Да... - Пройдите в фойе и не забудьте зарегистрироваться у администратора! Счастливых предсказаний вам, сеньоры! Чаевых, по-моему, ему не требовалось, а его белозубая улыбка, явно предназначавшаяся Хрюшке, отпускалась бесплатно. Пройдя между витыми колоннами, на которые опирались стрельчатые арки мавританского стиля, мы оказались перед входом, где стоял гвардейских статей швейцар в белом мундире. По числу галунов, размеру эполет и количеству блестящих пуговиц такой мундир подошел бы для полного адмирала, не меньше. Не менее ослепительно выглядела и надраенная медная вывеска "Эухения Дорадо. Частный центр научной астрологии, экстрасенсорики, прогностики и нетрадиционных методов лечения". - Так это целая фирма! - покачала головой Ленка. - А мне представлялось, что тут какая-нибудь бабка с картами сидит... "И здесь "нетрадиционные методы лечения"! - отметил я про себя. - А может, это та же контора?" Взяв Хавронью под руку, я прошел в то самое фойе, где размещалось нечто похожее на зал ожидания какого-нибудь вполне приличного европейского вокзала. Здесь сидели несколько десятков человек, с некоторым комфортом устроившихся на довольно удобных мягких диванчиках. Публика была разнообразная. Целый ряд диванчиков был забит румяными и очень довольными своей жизнью фрицами-студентами, видимо приехавшими на автобусах. В их компании, как ни странно, пребывала и немолодая супружеская пара с какими-то подозрительно знакомыми, даже родными штришками во внешнем виде. То ли эта пара всю сознательную жизнь прожила в остзоне, которую некогда оккупировал Колька Коротков, то ли вообще свалилась на голову фатерланда откуда-нибудь из Казахстана. Все бундесы сидели чинно, хотя в принципе могли погорланить и поржать во всю глотку. Зато примерно такая же по размерам компания янки хоть и не орала громко, но болтала вовсю. На удивление много оказалось местной публики. Мне почему-то думалось, что Эухения - это элемент туристского бизнеса. Видимо, ждать своей очереди требовалось немало времени. Для того чтобы избавить посетителей от скуки, было придумано немало развлечений. Можно было почитать газеты, журналы или брошюры по всяким оккультно-мистическим и экстрасенсорным наукам, которые лежали на столиках. Те, кому это было не интересно, могли пройти в бар, зал игровых автоматов или казино. Прием сеньора Эухения, судя по всему, вела где-то на втором этаже. Туда поднимались по парадной лестнице, застланной багровым ковром. У входа на лестницу стояли два охранника в такой же униформе и при той же экипировке, как у того, что встречал нас на автостоянке во дворе. Был еще парень с наушниками и мегафоном, а также несколько дежурных девочек для сопровождения посетителей на аудиенцию к супергадалке. Перед лестницей стоял стол администратора. Администратор, точнее, довольно изящная сеньорита с осветленными волосами, восседавшая у вполне приличного 486-го компьютера, ослепила улыбкой, которая должна была произвести впечатление уже не на Ленку, а на меня. - Добрый день! От имени сеньоры Эухении я сердечно приветствую вас в нашем центре научной астрологии, экстрасенсорики, прогностики и нетрадиционных методов лечения. Присаживайтесь, сеньоры. На бордовом жакетике администраторши был значок с надписью "Aurora", и я предположил, что эта цыпочка - тезка нашего родного легендарного крейсера. Мы с Хрюшкой уселись в кресла, стоявшие у стола Ауроры. - Прошу вас представиться, сеньоры. Просьба назвать свои настоящие имена и фамилии, ибо точность предсказаний гарантируется только в этом случае. Кроме того, вы должны точно назвать страну, из которой приехали, год, число и месяц своего рождения. Все это является необходимой исходной информацией для составления научного прогноза независимо от того, какие проблемы вас интересуют. Если вы считаете невозможным дать о себе необходимый минимум информации, то сеньора Эухения, как правило, отказывает в консультации. Вместе с тем от сообщенных вами данных зависит время ожидания и протяженность встречи с сеньорой Эухенией. В некоторых случаях, не терпящих отлагательства, сеньора Эухения принимает вне очереди. - Это в каких же случаях? - с подозрением спросила Ленка, и я мысленно произнес за нее конец фразы: "По блату, что ли?" - Только тогда, когда требуется неотложная помощь, сеньора. Иногда сеньора считает своим долгом немедленно предупредить клиента о грозящей ему опасности. Иногда необходимо срочное экстрасенсорное вмешательство. Если же экстренной необходимости нет, то прием ведется в порядке записи. Как раз в это время парень с наушниками и мегафоном объявил на весь зал по-испански и по-английски: - Сеньора Пилар Контрерас, вас ждет сеньора Эухения. Время на консультацию - десять минут. Дама лет пятидесяти вскочила с диванчика и прытко потопала к лестнице, несмотря на солидную комплекцию. По лестнице в это время уже спускалась юная чета, сопровождаемая дежурной девицей. Видимо, молодоженам было предсказано блестящее будущее, потому что эти оболтусы сияли как медные пятачки. Мы с Ленкой продиктовали Ауроре свои паспортные данные, а та добросовестно ввела их в компьютер. - Сейчас я сообщу, сколько вам придется ждать, - улыбнулась администраторша, пробегая пальчиками по клавиатуре. В машине что-то пискнуло, хрюкнуло и, наконец, зазудело. Личико Ауроры приняло очень озабоченный вид. - Мне не хотелось бы вас сильно тревожить, сеньоры, - произнесла она тоном докторши, подготавливающей родственников к сообщению о смерти больного, но по данным компьютера вы нуждаетесь в экстренной консультации. Сеньора Эухения примет вас вне всякой очереди. - А в чем дело? - Хавронья испуганно заморгала. Все-таки "Дунька" - это навсегда... - Об этом вам сообщит сеньора Эухения, - развела руками Аурора. Дежурная девочка, уже собиравшаяся вести наверх сеньору Пилар Контрерас, вежливо залопотала что-то толстухе, объясняя, насколько ужасно положение сеньора и сеньоры Бариновых, приехавших из России, и заболтала дуру до такой степени, что та посмотрела на нас таким сочувственным взглядом, будто нам предстояло отправиться в газовую камеру. Другая девочка тем временем повела нас по лестнице. На втором этаже мы угодили в длинный коридор, освещенный каким-то странным образом: по стенам, потолку и полу были в хаотическом беспорядке размещены тысячи мелких лампочек. С трудно определимой периодичностью они гасли и загорались - цепочками, кучками, пятнами, и создавалось впечатление какой-то зыбкости, непостоянства, меняющегося объема. Кроме того, возникало ощущение космической пустоты. Звучала некая астральная музыка, вселявшая настроение тревоги и растущей угрозы. В общем, психологическая обработка у сеньоры Эухении была поставлена на два порядка выше, чем у нашего доморощенного экстрасенса Вадима Белогорского, у которого я полтора месяца назад добывал перстни Аль-Мохадов... Само собой, финансовое положение у покойного было похуже. Вспомнив о Белогорском-Вайсберге я поежился, ибо то, что хранила на эту тему моя память, было не то фильмом ужасов, не то лженаучной фантастикой. Не очень верилось мне и в ту версию событий, которую поведал Чудо-юдо. Все-таки мое пионерское воспитание сказывалось. А вот подсознание реагировало на светомузыкальные эффекты, и кое-какая жуть отчего-то находила... В конце концов мы уперлись в массивную черную дверь, которая открылась с неким музыкальным звоном. Девочка как-то незаметно испарилась, и в дверь мы вошли только вдвоем с Ленкой. ЭУХЕНИЯ ДОРАДО Кабинет "Хайдийской Кассандры" был оформлен примерно в том же стиле, что и кабинет Белогорского. Прежде всего было много черной драпировки. Именно она должна была производить впечатление потусторонности и прочего. Эухения восседала под каким-то сооружением из черной материи - не то шатром, не то балдахином. Там горели свечи, расставленные в каком-то продуманном беспорядке на высоких шандалах из темной бронзы, и стоял стол, покрытый черной скатертью. На столе лежали стопа книг устрашающе древнего вида, желтый череп (скорее всего отштампованный из пластика, а не натуральный, как у Белогорского) и что-то вроде магического кристалла, но значительно более качественно выполненное, нежели стекляшка, которой пользовался Вадим. Отчего-то я предполагал, что увижу косматую бабку с крючковатым носом и костлявыми пальцами. На самом деле сеньора Эухения Дорадо оказалась дамой весьма моложавой. Смотрелась она лет на сорок, не больше. Нос у нее был длинный, но прямой и ровный, а руки явно носили следы заботливого ухода. Волосы были аккуратно уложены вокруг головы в скромную прическу, похожую на ту, что носили партийные тети 50-х годов. Примерно те же ассоциации вызывал ее серый жакет - только депутатского значка не хватало. Правда, парттетя не нацепила бы на шею золотую цепочку, на которой словно бы напоказ висел крестик-распятие. - Подойдите, дети мои, - сказала сеньора Эухения. - Садитесь в кресла поудобнее. К сожалению, прежде чем приступить к разговору, я должна убедиться, что вы действительно те, кем представились. Не обижайтесь, но это действительно необходимо. Едва мы с Ленкой уселись в кресла, стоявшие у стола, как Эухения нажала какую-то кнопку под крышкой стола. Откуда-то из недр этой хитрой мебели мгновенно выдвинулись и защелкнулись некие не тяжелые, но вполне прочные захваты. Туловище оказалось перехвачено под мышками и поперек талии, ноги - под коленями, руки - под локтями. Автоматика сработала так быстро, что мы и пикнуть не успели. Чуть позже включился еще один захват, наши головы оказались прочно зафиксированы "в фас", то есть мы вынуждены были смотреть прямо перед собой. Вслед за этим дважды сверкнула фотовспышка. Потом кресла повернулись на девяносто градусов, и нас сфотографировали в правый и левый профиль. - Теперь отпечатки пальцев, - предупредила Эухения. На сей раз все обошлось без автоматики. Бесшумно появилась девочка-ассистентка и нежными лапками ловко дактилоскопировала все четыре пятерни, после чего аккуратненько протерла наши пальцы спиртом. Карточки с отпечатками девочка передала своей хозяйке. Та взяла со стола одну из книг, открыла... Оказывается, под переплетом прятался компьютер типа ноутбук, с плоским цветным экранчиком. В другой псевдокниге скрывался компактный сканер. Эухения тут же сканировала наши "пальчики", ввела туда же наши фото в фас и оба профиля, а затем поручила компьютеру разбираться - мы это или не мы. Вероятно, все эталонные данные у нее уже были. Естественно, что попасть к Эухении они могли только от Сергея Сергеевича. Меня немного беспокоило, не ошибется ли компьютер. Его скрупулезность могла сослужить дурную службу. Увидит какую-то лишнюю царапину на лице или порез на пальце и не захочет нас узнавать. А я подозревал, что от результатов компьютерной идентификации наших личностей во многом зависит не только содержание нашей беседы с супергадалкой, но и общая продолжительность нашего земного бытия. Однако, как видно, программу для компьютера разработали не дураки. Пошуршав и похрюкав, ноутбук дал положительный ответ, и Эухения улыбнулась. - Все в порядке, - сказала она. - Вы действительно те, кого я жду. Эухения Дорадо сердечно приветствует вас, сына и невестку дона Серхио, моего давнего, хотя и заочного, знакомого. Сейчас у нас мало времени для обстоятельного разговора. Я должна завершить прием посетителей. Сейчас Пепа проводит вас в столовую, вы пообедаете, немного отдохнете, и через пару часов мы сможем продолжить нашу беседу более обстоятельно. Вас это устраивает? - Вполне, - ответил я, ибо от возможности пожрать на халяву не отказывался нигде и никогда. Захваты отпустили нас, вновь появилась девочка, бравшая у нас отпечатки пальцев, и пригласила нас пройти в малоприметную дверцу, закрытую полотнищем черной ткани. Как я понял, мы очутились в закрытой для посетителей части дома, где размещались личные апартаменты Эухении. Непосредственно за дверцей был короткий коридорчик, который вывел нас на галерею внутреннего дворика, сработанную все в том же испано-арабском, мавританском стиле, с витыми колоннами и арками. Посреди дворика в овальном бассейне журчал фонтан, симметрично которому располагалось несколько небольших прямоугольных клумб, пестревших цветами самых ярких оттенков, ароматы которых хорошо пронюхивались даже на втором этаже. Пепа, скромно помалкивая, провела нас с Ленкой вдоль нескольких застекленных дверей. - Слушай, - пробормотала Хрюшка озабоченно, - а Гомес не укатит? У него ведь там наш мешочек... - Да, - прикинул я, - ты ведь ему только два часа оплатила. Придется, наверно, еще на десять гринов расколоться. Тем временем Пепита остановилась, распахнула перед нами дверь и нежно проворковала: - Пор фавор, сеньорес... Это была, вероятно, личная столовая сеньоры, не предназначенная для шибко большого стечения народа. За овальный стол можно было усадить не более шести персон. - Стол сейчас накроют, - прощебетала Пепита, - а пока вы можете посмотреть телевизор... Говорила она странно знакомым голосом, и я даже попытался припомнить, не мог ли видеть ее в период своего первого пребывания на Хайди, но потом сообразил, что она говорит точь-в-точь как продавщица Пилли из испанского сериала "Дежурная аптека". Телевизор как раз демонстрировал программу "Хайди ньюс" на английском языке, предназначенную для туристов. - Трагические события, происшедшие вчера вечером на территории отеля "Каса бланка де Лос-Панчос", - вещал, сверкая зубищами, усатый мулат, похожий на Мартина Лютера Кинга, - пока не вызвали массового оттока туристов с острова. Прервали отдых и уехали с острова лишь пять человек, останавливавшихся в "Каса бланке", еще трое предпочли переехать в другие отели. Остальные прекрасно понимают, что инциденты, происшедшие вчера, вызваны лишь печальным стечением обстоятельств и не дают права низко оценивать уровень безопасности для туристов на Хайди. Появилась картинка, на которой замаячил сеньор Фелипе Морено. Невидимый репортер спросил его: - Сеньор Морено, вы не опасаетесь, что эти прискорбные события могут серьезно отразиться на вашем бизнесе? Добровольный мойщик джипов держался перед камерой, как ни странно, весьма уверенно. Похоже, что за время, прошедшее с того момента, как он подвергался допросу с применением оплеух, а затем использовался мной в качестве шофера, произошло нечто, вселившее в экс-мэра новые надежды и планы. - У меня есть определенные опасения, что случившееся может быть неверно истолковано. Дон Франсиско Хименес останавливался в нашем отеле уже неоднократно. Он всегда ощущал себя в полной безопасности и отказывался от услуг телохранителей, которых мы по желанию можем предоставлять состоятельным клиентам. Дон Франсиско был убежден, что у него нет врагов. Я даже подозреваю, что покушение на Хименеса явилось следствием пагубного недоразумения на почве необоснованной ревности к одной молодой особе, имя которой я позволю себе не называть. Что же касается убийств, происшедших вчера вечером в офисе дендрологов, то они имели своей причиной неуравновешенность и излишнюю горячность одного из молодых людей, находившегося на службе у покойного сеньора Бернардо... Тут картинка сменилась, и появился какой-то янки с приятно загорелой шкурой и рельефной мускулатурой под Шварценеггера. - Я не собираюсь прерывать свой отдых в "Каса бланке". У меня нормальные нервы. Далее появилась девушка, которую я запомнил как спутницу сенатора Дэрка. - И не подумаю уезжать! - сказала она. - Мне здесь нравится! Потом появился и сам Дэрк, затенивший рожу солнцезащитными очками. - Мне не очень нравится то, что произошло вчера, но я не из тех людей, которые способны потерять равновесие от подобных инцидентов. Опять появился мулат-ведущий и провещал: - Итак, с мнениями тех, кто живет в отеле и не собирается уезжать досрочно, вы ознакомились. Теперь пора поинтересоваться тем, как идет ход расследования. Рассказывает лейтенант Эсекьель Гонсалес... Теньенте восседал за столом, над которым поблескивал латунный чеканный герб в форме восьмиконечной звезды с косой надписью: "La polizia de Los-Panchos", а справа от стола в углу просматривался национальный флаг. - Следствие успешно продвигается. Сначала о втором происшествии, то есть о перестрелке, происшедшей вчера в офисе гидов-дендрологов. Экспертиза установила, что огонь велся из двух единиц оружия: укороченного автомата Калашникова со складывающимся прикладом калибра 5,45 миллиметра и автоматического пистолета "таурус" калибра 9 миллиметров. Из автомата стрелял, как точно установлено следствием, Алонсо Чинчилья, 23 лет, работавший охранником у сеньора Бернардо Вальекаса, 62 лет, президента компании "ANSO Limited", зарегистрированной в Сан-Исидро. Из пистолета стрелял Тимотео Дьегес, 25 лет, также служивший в охране сеньора Вальекаса. Медицинская экспертиза установила, что в крови Алонсо Чинчильи присутствовал алкоголь. Свидетелей самого происшествия не было. По словам сеньора Фелипе Морено, вчера примерно в 18.30 сеньор Вальекас в сопровождении своего менеджера Бартоломее Кинтаны, секретаря Луиса Пеньяфьеля, охранников Алонсо Чинчильи, Тимотео Дьегеса и шофера Эрмило Тойа приехал в отель "Каса бланка де Лос-Панчос". Целью приезда была деловая беседа о поставках отелю деликатесных продуктов. Поскольку в главном офисе сеньора Морено, расположенном непосредственно в отеле, испортился кондиционер и было слишком душно - это подтверждается показаниями персонала отеля, - сеньор Морено предложил партнерам провести переговоры в офисе гидов-дендрологов, расположенном в верхнем парке отеля. Это предложение было принято, и все перечисленные лица вместе с сеньором Морено поехали в верхний парк на принадлежавшем сеньору Вальекасу автомобиле джип-"ларедо" № SI-28946. После завершения деловой части беседы, сеньор Вальекас предложил сеньору Морено сыграть в "Блэк-Джек", причем проигравший был обязан съездить на бензоколонку фирмы "Тексако" и в присутствии свидетелей вымыть автомобиль победителя. Сеньор Морено проиграл и в 19.45 отправился выполнять условие проигрыша. Согласно показаниям мойщиков машин Гаспара Эрнандеса и Алехо Гомеса, сеньор Морено приехал на бензоколонку примерно в 20.10 и в течение часа, то есть примерно до 21.10 мыл машину сеньора Вальекаса. Вернувшись в офис дендрологов он застал там полицию... Тут теньенте Гонсалес несколько перевел дух, хлебнул кока-колы и продолжил: - Звонок в дежурную часть полиции Лос-Панчоса последовал в 20.15 из отеля "Каса бланка". Сеньор Эрменехильдо Гальего, дежурный портье, сообщил, что из района Верхнего парка доносится стрельба. В 20.25 был поднят в воздух дежурный вертолет, а затем к месту происшествия были направлены машины полиции Лос-Панчоса. В офисе дендрологов были обнаружены тела Вальекаса, Дьегеса, Пеньяфьеля и Чинчильи, а во дворе офиса - тела Кинтаны и Тойа. Смерть всех шести человек наступила от пулевых ранений приблизительно между 20.00 и 20.30. Предположительная картина событий была такова. Алонсо Чинчилья, находясь в легкой степени опьянения, приобрел повышенную возбудимость. Неадекватно отреагировав на замечание кого-то из присутствовавших, он счел это замечание оскорбительным для себя и открыл огонь из автомата, Вальекас и Пеньяфьель при этом были убиты на месте, а Дьегес смертельно ранен. Опасаясь, что оставшиеся во дворе Кинтана и Тойа могут застрелить его, Чинчилья выскочил во двор и расстрелял их в упор. После этого он вернулся в офис, чтобы проверить, все ли мертвы. В это время очнулся Дьегес, который из последних сил поднял "таурус" и выстрелил в голову Чинчильи. Чинчилья был убит, а затем, через незначительный отрезок времени, скончался и Дьегес... Гонсалес осушил еще один стакан кока-колы и торжественным голосом сделал вывод: - Таким образом, сеньоры, дело можно считать фактически завершенным. Формально органы предварительного следствия обязаны представить материалы в прокуратуру на предмет возбуждения уголовного дела по статье 12 республиканского Уложения о наказаниях 1985 года. Однако можно почти не сомневаться, что прокуратура, ссылаясь на 43-ю статью закона Республики Хайди об уголовном процессе, откажет в возбуждении дела. Напомню, что, согласно 43-й статье, прокуратура имеет такое право, если по выводам предварительного следствия в убийстве подозревается биологически умершее лицо, чья смерть официально установлена в законном порядке... - А как обстоит с делом об убийстве дона Франсиско Хименеса? - наконец-то вмешался корреспондент, которого Гонсалес, очевидно, здорово утомил своим скучно-чиновничьим тоном. - Следствие продолжается, - многозначительно произнес лейтенант. - Пока мы ограничимся тем, что покажем фоторобот предполагаемого преступника, составленный на основании свидетельских показаний. На экране появилось лицо, которое показалось мне удивительно знакомым. Особенно знакомыми были огромный шрам на щеке со следами швов и рубец под носом, на губе. Однако припомнить, где я видел что-то подобное, мне не удалось, потому что вежливая Пепита пригласила нас с Ленкой за стол. Здесь я едва не расхохотался во всю глотку. На столе появились блюда явно не антильского происхождения. В шикарной фарфоровой супнице с голубыми и оранжевыми цветами на крышке обнаружилась самая настоящая окрошка. Салат из огурцов, помидоров, репчатого лука и зеленого перца был выполнен явно по-московски. Осетрина и семга, черная и красная икра, наконец бутылка "Столичной" и ржаной хлеб - все это было подобрано именно для нас. - Вот это да! - балдея, воскликнула Ленка. Халяву мы всегда жрали с аппетитом. На второе нам еще и шашлык подали видать, по данным Эухении, это тоже было русское национальное блюдо. Ну а от компота - точь-в-точь такого, каким нас в армии по праздникам поили, я вообще выпал в осадок. По три рюмки мы с Еленой выкушали - не удержались. Хрюшка стала розовая и очень довольная. - Подремать бы... - потянулась она вальяжно. Если учесть, что предшествующую ночь я, мягко говоря, недоспал, то и у меня появилось горячее желание придавить подушку. Но тут в комнату явилась сама сеньора Эухения Дорадо. - Прошу меня извинить, что я не смогла разделить с вами трапезу, - сказала супергадалка, - но сегодня был большой наплыв посетителей. Надеюсь, что мои повара не слишком ошиблись в рецептуре русских блюд, а я - в их выборе? - Что вы! - вскричала Ленка. - Это было великолепно! - Я рада, что вам понравилось. Думаю, на сытый желудок нам будет приятнее вести деловые разговоры. К сожалению, вчерашние события очень серьезно изменили ситуацию... Сеньора выдержала паузу. В течение этой минуты я пытался догадаться, что она знает о нашем участии в этих событиях. - У меня нет оснований думать, что вы очень хотели попасть в центр внимания прессы, - заметила Эухения. - Но тем не менее уже попали. Это не слишком удобно. К сожалению, теперь изменить что-либо трудно. - Вы имеете в виду случай с доном Хименесом? - спросил я. - Естественно. Я понимаю, что вы как настоящий кабальеро не могли не оказать помощь тонущему, но надо было чуть-чуть подумать о последствиях... - Но если бы я не нырнул за ним, то, наверно, попал бы под подозрение... - К сожалению, вы правы. Но инцидент с Хименесом только часть неприятностей, и не самая большая, увы. Я поежился, потому что догадался: о Сифилитике она тоже знает. Правда, покуда она в лоб об этом не говорила, я решил придерживать язык и не торопить события. - То, что вы вмешались в отношения сеньора Морено с его патроном Бернардо Вальекасом, - очень неосмотрительный шаг, - вздохнула Эухения. - Боюсь, что он мог бы стать роковым, если б вы вовремя не приехали ко мне. Теперь вам нельзя возвращаться в "Каса бланку де Лос-Панчос". Я уже распорядилась, чтобы ваши вещи перевезли сюда. Кстати, рюкзак уже здесь... Это неплохой набор веских вещественных доказательств против вас и сеньора Морено. У меня есть четыре свидетеля, которые видели вас вчера в джипе, и их показания могли бы коренным образом изменить сложившуюся версию. Конечно, пока они будут молчать, но это будет зависеть от характера наших будущих отношений... Тетя явно намекала, что теперь мы с Ленкой поступили в ее распоряжение и она вольна нас казнить, миловать и эксплуатировать в свое удовольствие. - Я думаю, что они будут носить взаимовыгодный характер. - Мне было немного не по себе, но я решил держать марку. Как-никак эта мадам все-таки питала к Чудо-юде некоторое уважение, и мне требовалось вести себя так, как подобает сыну уважаемого человека. Наглеть особенно не следовало, но и позволять Эухении сесть нам на шею и погонять палочкой не стоило. - Мне приятно это слышать. - Сеньора Дорадо улыбнулась поощрительно, но с уверенностью в своем превосходстве. - Здесь, у меня в гостях, вы практически в полной безопасности. Я могу предоставить вам достаточно серьезную охрану и вне этих стен. Кроме того, я обеспечу вам кров и пропитание. Все это я как бы выношу за скобки. Прежде чем сказать, что еще я могу вам предложить со своей стороны, мне хотелось бы знать более точно, на какие ответные шаги с вашей стороны я могу рассчитывать. Вопрос был, конечно, интересный. Отец, само собой, составил небольшой список услуг, которые могли послужить дальнейшему процветанию Эухении Дорадо. Во-первых, под обложку купленного еще в Москве ежедневника китайского производства заклеена малоформатная дискета. Что там было записано - я понятия не имел. Уезжая из России, я даже не догадывался, какая начинка у этой тетрадки, в которую Ленка записывала кулинарные рецепты из коллекции Нэнси Стюарт. Хавронья тоже узнала о дискете непосредственно перед отлетом на Хайди. Все, что мы знали о содержании дискеты, так это то, что ее очень ждет сеньора Эухения. Там могли быть и какие-нибудь прорывные программы по типу тех, которые разрабатывал некогда юный Джерри Купер, и какая-нибудь коммерческая, техническая, научная или хрен знает какая информация, за которую обычно платят очень большие денежки. Во-вторых, еще одним хранилищем информации была Хавронья Премудрая. В конце концов, эта белобрысая головешка имела солидную начинку, хотя иногда прикидывалась круглой дурой. Хрюшка Чебакова произвела весьма большое впечатление на профессора Стюарта, заполоскала ему мозги, ошеломила тем, что ознакомила с теми достижениями, которых Чудо-юдо добился еще пару лет назад, однако при этом, демонстрируя полное равнодушие и невозмутимость, расколола Генри, заставив его выложить кое-какие данные, до которых Чудо-юдо еще не добрался. При острой необходимости отец разрешил Ленке поделиться этой информацией с Эухенией. Наконец, если Эухения будет совсем уж упряма, мне разрешалось рассказать о свойствах перстней Аль-Мохадов. По крайней мере то, что я вроде бы о них узнал. Что требовалось выпросить взамен? Прежде всего, информацию о Центре тропической медицины. Чем он занимался раньше, под эгидой Хорхе дель Браво, чем занимается нынче и что хочет делать дальше. Если возможно, то устроить рандеву с Лусией Рохас. Получить рецептик и сырье для "Зомби-7". Все это - программа-минимум. Она в общем и целом, может быть, и уравновешивала чаши весов. Услуга за услугу. Но вот сверх плана, явно не обеспеченная ничем адекватным с нашей стороны, оставалась информация о "фонде О'Брайенов", а также о том, куда девались Бетти и Вик Мэллори. Я начал с того, что было проще всего. Вскрыл обложку ежедневника и, ни слова не говоря, вручил дискету Эухении. - Хорошее начало, - улыбнулась сеньора Дорадо. Она щелкнула пальцами - отработанный жест местных дам, знающих себе цену, - и появилась Пепа. Она принесла кейс с ноутбуком, и Эухения включила компьютер. Мне отчего-то стало чуточку беспокойно: а ну как чего-нибудь перепутали или по ходу путешествий размагнитили дискету? Но все обошлось и на этот раз. Дискета, как видно, не подвела. Эухения удовлетворенно покивала головой и произнесла: - Что ж, это солидный взнос в наше общее дело. Ваш отец держит слово, а потому наш разговор принимает должное направление. ЛУСИЯ РОХАС Меня, конечно, порадовала честность Чудо-юда и волновало только одно: во сколько ее оценила Эухения. Именно от этого зависела тактика дальнейшей беседы, то есть торговли. Слова о солидном взносе могли быть только маленькой лестью, лапшой на мои уши. На самом деле то, что Эухения получила на дискете, могло не стоить и миллиграмма "Зомби-7". Мне следовало определиться, о чем спрашивать сначала. Если сразу начать с "Зомби-7", то, пожалуй, гостеприимная хозяюшка тут же поднимет цену. А потому я решил, что подъезжать лучше всего со стороны Лусии Рохас. Ведь именно Рохас сочинила статью о пользе медицинских упражнений Эухении. А раз так, то у них должны быть неплохие отношения. - Сеньора Эухения, моя супруга, отправляясь сюда, заинтересовалась статьей, которую некая Лусия Рохас опубликовала в одном из медицинских журналов. Эта дама работает в вашем центре? Я прекрасно знал, что Рохас не работает у Эухении, но попытался сделать вид, будто понятия не имею о разнице между заведением Эухении и Хайдийским национальным центром тропической медицины. - О нет! - улыбнулась Эухения. - К сожалению, вы не первый, кто путает наши научные учреждения. Почему-то в Европе или в США считают, что раз наше государство такое маленькое, то тут не может быть двух научных центров с похожими названиями. В результате часть переписки, по содержанию обращенная к нам, регулярно отправляется в адрес Национального центра тропической медицины, а часть корреспонденции, фактически адресованная им, попадает к нам. Что же касается Лусии, то она заведует лабораторией в Национальном центре тропической медицины. Однако она изучала те методы врачевания, которыми пользуемся мы. Если ваша жена читала статью достаточно внимательно, она могла убедиться, что доктор Рохас дала нашим методам положительную оценку. - Да-да! - кивнула Хавронья Премудрая. - Все выводы сеньориты Рохас весьма интересны. В частности, то, что заклинания, употребляемые знахарями, играют роль ключевых слов, шифров-паролей, которые, возбуждая определенные участки мозга, активизируют защитные системы организма. Я давно изучаю воздействие звуковых комбинаций на деятельность мозга, и многое из того, что рассказала Рохас, мне было интересно узнать... Я получил тайм-аут для размышлений. Хрюшка бойко затарахтела, загружая супергадалку своей эрудицией. У Эухении сперва заиграла на устах несколько ироническая улыбка. Мол, что ты, деточка, в этом смыслишь... Но потом как-то незаметно сеньора Дорадо стала серьезнее, затем еще серьезнее, и, наконец, в ее экстрасенсорных глазищах появился вполне живой интерес. Ленка как-то походя, будто о чем-то давно известном, говорила о вещах, которые вопреки воле супергадалки заставляли Эухению заметно дергать веком. Да, Хавронье, особенно если она была в ударе, удавалось таким способом создавать о себе отрадное впечатление. Пока Чебакова научным путем вешала лапшу на уши Эухении, практически повторяя методику обработки Генри Стюарта, я старался отключить внешнее восприятие. Подозреваю, что Ленкины знания о воздействии комбинаций звуков на мозги, были весьма фундаментальными. Говоря по-русски, этот процесс назывался "забалтывание". Эухения не просто слушала. Она довольно активно говорила, но при этом именно то, что от нее хотела слышать Хавронья. Почему я старался не слушать Ленку? Во-первых, потому, что меня не очень интересовали научные подробности. А во-вторых, потому, что я уже знал: внимательно слушать Хавронью - дело не слишком безопасное. Отдельные слова как бы ввинчивались в мозг и начинали в нем зудеть. Нахватав пять-шесть таких "зудящих" слов, можно было надолго обеспечить себе бессонницу или некую навязчивую идею. "Лусия Рохас", видимо, стало "зудящим" словосочетанием для Эухении. Ленка играючи вытягивала из гадалки информацию о том, чем занимается доктор Рохас. Все это было интересно прежде всего для самой Ленки, а затем, вероятно, для Зинки и Чудо-юда. А вот те вопросы, которые были интересны мне, то есть о том, какие исследования вел покойный папаша Лусии профессор Хайме Рохас, каким образом он вживлял Сан, Мун и Стар микросхемы и что он знал об "особой цепи", которую впоследствии собрала Киска на борту "Боинга", - до всего этого Хрюшка еще не добралась. Возможно, я бы задремал под увлеченную дамскую беседу, в которой удивительным образом переплетался разговор двух специалистов по нейролингвистическому программированию с трепом двух дам, перемывающих кости третьей. Видимо, не случайно русские бабы с удовольствием смотрят латиноамериканские "мыльные оперы", сюжеты которых вертятся в основном вокруг того, кто от кого забеременел, кто на ком должен жениться и почему до сих пор не женился, хотя это можно было сделать еще в пятой серии, а нынче уже 299-я... Однако заснуть мне не дали, потому что явилась Пепита и тихонько прошептала что-то на ухо сеньоре Эухении. - О-о-о... - просияла Эухения, обращаясь к Хрюшке. - Сеньора Баринова, вам необыкновенно повезло. Доктор Лусия Рохас сейчас присоединится к нашей компании. - На ловца и зверь бежит, - сказала Ленка по-русски. Я сделал какой-то жест из серии "Ах, какая радость!", но на самом деле несколько струхнул. У гадалки, как я понял, кроме понта и театральных эффектов, было очень мало реального научного потенциала. Скорее всего если что-то и было, то шло от Лусии. А вот сама Рохас, судя по всему, располагала мощным потенциалом. Посмотрев на Ленку, я понял, что у Хавроньи броня крепка и танки быстры. Это придало и мне уверенности. Лусия Рохас оказалась сеньоритой очень скромной и даже застенчивой. Ей было где-то чуть-чуть за тридцать, и по местным меркам она была уже старой девой, которой впору записываться в святую обитель, дабы стать хотя бы "Христовой невестой". Выглядела она аккуратно, даже ухоженно, но не сексапильно. С такой девушкой очень хочется быть умным (если это, конечно, удается), но желания отважиться на нечто более земное и примитивное - ноль без всякой палочки. В очках она выглядела слишком холодной и отрешенной от мира, без очков - беспомощной и даже глупой. К тому же она была совсем маленькой и тихой по сравнению с пышной и горластой Хавроньей. - Сеньорита Лусия Рохас, - торжественно произнесла Эухения, - позвольте вам представить супругов Бариновых из Москвы. Дмитрий и Елена - сын и невестка профессора Баринова... Пришлось встать и поклониться. Лусия ответила застенчивым кивочком и немножко поморгала глазами. Впечатление было такое, что она немного обалдела от присутствия столь высоких гостей аж из самой Москвы. Я даже подумал, что дочь репрессированного профессора не в курсе тех изменений, которые произошли на территории бывшего первого в мире социалистического государства, и все еще полагает, будто мы - граждане мировой сверхдержавы. Но вскоре выяснилось, что дело вовсе не в нашей национально-государственной принадлежности, а в том, что мы близкая родня профессора Баринова. - Я очень рада, - сказала доктор Рохас. - Я внимательно слежу за всеми работами, которые публикует Центр нетрадиционных методов обучения, а ваши, сеньора Елена, читаю с особенным вниманием... А вот с трудами Дмитрия я, к сожалению, незнакома. Вы, вероятно, работаете в иной области? - Да-да, - поспешила подтвердить Хрюшка, - Дима работает референтом в частной фирме... -...которая оказывает центру некоторую финансовую помощь, - добавил я и вызвал легкое удивление. - О-о, - вскинула брови сеньорита Рохас, - Дмитрий, вы случайно не уроженец Хайди? Сейчас, правда, этот характерный для района Мануэль-Костелло выговор уже почти исчез, но лет десять назад я бы подумала, что вы родились на Боливаро-Норте. - Случайное совпадение, - с легкой досадой произнес я. - Моя родина Санкт-Петербург. До 1991 года он был Ленинградом. - Тем не менее, - вставила сеньора Эухения, - Лусия совершенно права. Я уроженка этого района и даже удивилась, когда услышала от русского такое произношение. Пожалуй, нигде на Антилах так не говорят, а на континенте тем более. - Мне очень лестно узнать, что Диму принимают за местного... - пропела Хрюшка. - Но он действительно русский. Кстати, у вас, сеньорита Рохас, произношение настоящей испанки. Вы родились не на Хайди, верно? - Да, - подтвердила Лусия, - я родилась в Мадриде. Мой отец был студентом, а потом стажировался и вел научные исследования в различных клиниках Испании. Тогда там еще правил Франко, и у нашего президента Лопеса были с ним прекрасные отношения. Потом Франко умер, и отец вернулся на Хайди. - Наверное, это было не очень приятно - уезжать из страны, которая переходила к демократии, и возвращаться в тоталитарное общество? посочувствовала Ленка. Я чуть не фыркнул, удержавшись только благодаря героическим усилиям. Эх, с каким бы удовольствием я вернулся сейчас в тот поганый, но родной тоталитарный Союз! Там хоть ясно было, как себя вести, чтоб не влипнуть. Не высовывайся - и не посадят. Не лезь на рожон - и не припорют. А при дерьмократии все уж шибко беспредельно... То мочи кого хошь - и ничего не будет, то лишнее слово вякнул - и жди дырку в башке. Но Лусия, конечно, завздыхала и утвердительно кивнула. - Конечно, конечно... Мне было уже двенадцать лет, я все понимала. Я мечтала, что отец отправит меня учиться в Испанию. Здесь все было ужасно глупо и скучно. Парады какие-то, всюду портреты этого параноика, запретные зоны, полиция на каждом шагу, сообщения об арестах... В школе запрещали носить юбки короче, чем на тридцать сантиметров от пола до подола. Ни косметики, ни духов, никаких украшений. С утра - национальный гимн, молитва, по окончании уроков - молитва и опять гимн. Учения по гражданской обороне, перевязочная подготовка. Ужас! Я подумал, что в совковое время у нас получше было - хоть молиться не заставляли... - Ваш отец, наверное, хотел уехать? - спросил я. - Нет, что вы! - сказала Лусия. - Он и не мечтал. Его ведь почти сразу же по возвращении призвали в армию. А потом его перевели в ведомство Хорхе дель Браво. Слышали о таком? - О, конечно! - воскликнула Елена. - Вот с тех пор он и работал в нашем центре. Тогда там велись какие-то секретные разработки, а потому ему даже не разрешали выходить с территории. У нас был коттедж, довольно комфортабельный, с бассейном. Я могла учиться в особом, отлично оборудованном колледже, который тоже был на территории центра. А потом отца вдруг арестовали. После этого нас с матерью... Я понял, отчего сеньорита такая скромная и застенчивая. Отсидка - она и на Хайди отсидка. - О том, что отца расстреляли, я узнала только после того, как нас освободили из тюрьмы партизаны Эстеллы Рамос. Говорят, это была ужасная женщина, которой ничего не стоило убить любого, но меня-то она спасла... Нам с матерью разрешили вернуться домой. Но через два дня после того, как мы вернулись, в одной из лабораторий центра произошел взрыв. Я помню только сумасшедшую, обезумевшую толпу, которая все ломала и крушила. Самое ужасное - это были хорошо знакомые нам люди, со многими мы дружили несколько лет, жили рядом... Все они работали в центре. Среди них были несколько человек, которых я помню как милых, добрых совершенно безобидных интеллектуалов. Невероятно, но кое-кого из них я видела всего за час-другой до этого взрыва. И вдруг они превратились в каких-то чудовищ, зверей. Дикие вопли, пена на губах, невероятная сила... Они выворачивали деревья с корнями, сбивали столбы фонарей, опрокидывали автомобили. Бетонный забор, опоясывавший территорию центра, свалили голыми руками и растоптали в щебенку. После них оставались пустыня и руины. Траву - и ту вырывали. Было сущее сумасшествие. Никакого разумного объяснения. Не знаю, что им не понравилось в нашем коттедже, но они разнесли его на куски. Я спряталась... А мама - нет. Лусия, похоже, могла и разрыдаться. Мне это было очень неприятно. Взрывая установку по производству "Зомби-7", мы с Киской понимали, что выпускаем джинна из бутылки. Наверно, очкастый посол, который весело сообщил нам о толпе, бушующей на улицах Сан-Исидро, тоже догадывался, насколько неприятно было тем, кто попался этой толпе под горячую руку. Однако до сего времени я особенно не переживал, потому что не встречался ни с кем, кто пострадал от этой акции... Сеньорита Рохас оказалась, однако, достаточно волевой дамой и смогла подавить вполне закономерный приступ скорби. - Потом появились янки. Я слышала стрельбу, взрывы, но, слава Богу, ничего не видела, потому что сидела в подвале. Потом я узнала, что толпу обстреливали и бомбили с вертолетов, на улицах было убито почти двести человек... - Не надо мучить себя воспоминаниями, - проникновенно сказала Хавронья. Это тяжело слушать даже мне, а каково вам, ведь вы все это пережили... Я ощущал явный и очень сильный стыд. Самое неприятное - отделаться от него было невозможно. Даже естественным оправданием: это был не "я" - Коротков, не "я" - Баринов, а профессиональный наемник Ричард Браун, который за кредитную карточку с миллионом баксов и маму с папой положит. Не унималась стыдобища и от совсем уж жалкого аргумента, что, мол, не я был главным, я только выполнял команды дикой бабы по прозвищу Киска, а та в свою очередь старалась угодить послу Штатов, полагавшему, что обеспечивает американские интересы и защищает права человека... А на самом деле - едва не дал в руки мистеру XYZ - Грэгу Чалмерсу оружие, способное весь мир превратить в стадо идиотов. Сейчас я, на сей раз под своим собственным, при рождении полученным именем, пришел сюда, чтобы разыскать секрет дряни, именуемой "Зомби-7". И не для спасения человечества от этой пакости, а для вознесения на невиданные высоты отца родного. - А что это была за лаборатория? - спросил я, прикидываясь шлангом, что в последнее время у меня неплохо получалось. - Та, в которой произошел взрыв? - вяло переспросила сеньорита доктор. - Я знаю, что раньше ею заведовал профессор Мендес и там, как полагали позже, разрабатывали психохимическое оружие. Но Мендеса тоже расстреляли, еще раньше, чем моего отца... Утверждали, что это была государственная измена. Стандартное обвинение для тех времен. И никто не знает, что стояло за этим. Может, жена Мендеса понравилась дель Браво... - А у Мендеса была красивая жена? - спросил я, искоса бросив взгляд на сеньору Эухению. - Ну... для своего возраста она была очень симпатичной. Впрочем, я же не утверждаю, что она действительно стала причиной гибели Мендеса. Просто в те времена могло быть и так... - Да, - согласилась Эухения, - тогда все могло быть. Рейнальдо Мендес был добрым человеком, а Хорхе дель Браво не любил добрых. И сеньора Дорадо аж засветилась изнутри. Похоже, Ленкина информация о том, что Эухения была любовницей Мендеса, соответствовала действительности. - Его жену тоже арестовывали? - спросил я. - Да... - вздохнула Эухения. - Точнее, пытались арестовать. Но она покончила с собой. На глазах сына. Сесару было тогда всего семнадцать... - И его посадили? - Нет. Он был тогда кадетом офицерской школы. Когда отряды Киски подошли к Сан-Исидро и большая часть войск Лопеса уже перешла на сторону повстанцев, Лопес приказал кадетам поклясться, что они не отойдут без приказа. Их было всего пятьдесят человек, и они погибли все до единого. Чтобы Лопес смог удрать на подводной лодке и вывезти с острова свору своих холуев... Эухения говорила таким тоном, что у меня начали закрадываться мысли, будто она похожа на парттетю не только по форме, но и по содержанию. Может, у нее и партбилет где-нибудь под кустом закопан? Впрочем, я хорошо помнил, как в свое время тут чуть не весь народ объявлял себя сторонниками коммунистов. Даже Морено и Китаец Чарли рвались сотрудничать... А секретный брат диктатора Паскуаль Лопес? "Viva Libertad!" - орал. Почему? А потому что знали: Педро Лопес и Хорхе дель Браво - гады. Раз кто-то с ними готов драться - значит, хороший человек. Ну и побаивались, конечно. Знали: за коммунистами - Фидель, а за ним - Москва. Но теперь-то уж, конечно, не больно боятся... Несколько охладились мои фантазии насчет подпольщицы-гадалки в тот момент, когда я вспомнил, что при Лопесе сеньора вкалывала на Хорхе дель Браво. К ней тут ходили исповедоваться, лечиться, узнавать будущее, а она стучала. И очень может быть, что Мендеса она любила не просто так, а по долгу службы. Соответственно Сесар Мендес остался сиротинушкой не без ее участия... Все эти крокодиловы слезки мы уже дома под трехцветным флагом видели. Там чуть ли не каждый второй кагэбэшник клялся, что был противником режима, а почти каждый первый секретарь обкома только и мечтал, чтоб его из КПСС исключили... Ленка, та и вовсе не расчувствовалась, хотя с упоением сие изображала. Актриса с погорелого театра! Запросто могла бы в мексиканских сериалах выступать. То, что она держит Эухению на контроле, я уловил уже из следующего вопросика: - Но, может быть, он все-таки жив? - Это было сказано для того, чтобы проверить реакцию Эухении. Очень тонко, с расчетом сказано. Хавронья Премудрая так расставила интонации, так сыграла голосом, что опупеть можно. С одной стороны, невинный вопрос любительницы "хеппи эндов", а с другой - подковырка... Чуткое ухо Эухении наверняка должно было услышать не только то, что было произнесено вслух, но и нечто подразумеваемое: "Я знаю, что он жив и что ты, старая карга, его прячешь..." И дернулась, дернулась Эухения! Глазищи забегали, даже по руке какая-то дрожь прошла. Лишь через минуту гадалка пришла в форму и ответила: - Чудес не бывает... Но гораздо большее впечатление этот вопросец произвел на доктора Рохас. Сеньорита пришла в волнение, которого скрыть не могла. И Елена, словно боксер, пробивший защиту соперника, тут же провела второй удар в серии: - Странно, вы ведь католичка... Неужели вы готовы поклясться, что Сесар погиб? Блеф - мощное оружие. Правда, обоюдоострое. Шутить с ним надо достаточно аккуратно, ибо могут быть неприятные последствия. На лицах Эухении и Лусии одновременно отразились и недоумение, и страх. Ленка попала в цель. Теперь я почти не сомневался, что Сесар Мендес вовсе не погиб, а его местонахождение известно и гадалке, и докторше. Даже более того, мне пришло в голову, что, дернув за этот хвостик, мы доберемся до "Зомби-7" гораздо быстрее, чем ожидали. И дернул же меня черт ляпнуть: - А ведь Сесар здесь, у вас, сеньора Эухения... Ленка еще успела бросить на меня недовольный и даже испуганный взгляд: "Куда ты лезешь, Волчара, как слон в посудную лавку!" Уже через секунду после этого из-за гобелена, закрывавшего нишу в стене, молниеносно выпрыгнул человек. Два ствола глянули на меня и Хрюшку. Очень неприветливо и недвусмысленно... СЕСАР МЕНДЕС Я еще переваривал сытный "русский обед" сеньоры Эухении и не нуждался в свинцово-томпаковом десерте. То, что гражданин, явившийся, как черт из коробочки, находится в неуравновешенном состоянии и может бабахнуть в упор, было ясно как дважды два. Еще хуже было то, что товарищ с двумя "таурусами" в руках скорее всего и был Сесаром Мендесом. Если он до сих пор не вышел из подполья, хотя со времени бегства Лопеса прошло уже десятилетие с хвостиком, значит, у него были на то серьезные основания. А раз так, то ради сохранения своего инкогнито он вполне мог немного пострелять, чем нанес бы неизбежный вред моему личному здоровью и здоровью моей законной супруги. - Не двигаться! - заорал парень очень нервно и не по делу, поскольку двигаться ни я, ни Ленка не собирались. - Сеньора Эухения, - сказал я, стараясь не особо волноваться, - вы что-то говорили о гарантиях безопасности? Надо полагать, что этот юноша нас охраняет? - Этот молодой человек охраняет меня, - строго прищурясь, сказала Эухения. - Мне очень неприятно, сеньоры, но вы поставили меня перед достаточно серьезным выбором. Да, я гарантировала вам безопасность. Но то, что вы откуда-то узнали один из самых больших секретов, которые я храню, заставляет меня подумать над альтернативой... - Вы уверены, что альтернатива, которая вами обдумывается, не нанесет вам материального ущерба? - спросил я. - Мы ведь не сами по себе, между прочим. У вас могут быть серьезные неприятности. Даже крупнее, чем у нас. - Я взвешиваю все "за" и "против", - призналась Эухения. - Действительно, с вашим отцом мне не хотелось бы ссориться. Я понимаю, что, если сеньор Баринов будет на меня в претензии, мне лучше будет перебраться в морг загодя. Но ведь у него может и не быть ко мне претензий, верно? Вы же могли нарваться на неприятности с "койотами", не правда ли? А они довольно примитивны, могут по неграмотности пристрелить каких-то там русских туристов, не понимая, что тем самым подпишут себе смертный приговор без права обжалования. Кто вообще знает, что вы до меня доехали? Шофер Марсиаль Гомес. Представьте себе, он может в любой момент слететь под откос на серпантине или столкнуться с тяжелым грузовиком на кольцевой автостраде. Спрашивать моих посетителей, которые видели вас в зале ожидания, бессмысленно. Ни один вас не запомнит и не опознает по фото. За своих служащих я спокойна. Наконец, улик против "койотов" и сеньора Морено будет больше чем достаточно. Вот с ними-то сеньору Баринову и захочется разобраться... Поэтому неприятностей у меня может и не быть. - Да что ты читаешь им проповеди, мама? - рявкнул парень с пистолетами. Одно твое слово - и я расшибу им тыквы! Мне лично моя "тыква" еще не надоела. Поэтому мне вовсе не хотелось, чтобы мама Эухения сказала то самое "слово". Предположить, что Сесар Мендес может нажать спуск как-нибудь самостоятельно или вообще случайно, было вполне логично. Он был несколько неуравновешен. - Я рад, что вы еще не отдали необдуманного распоряжения, сеньора Эухения, - похвалил я. - Подозреваю, что вы решили немного пошутить, чтобы мы чуть-чуть набавили цену. Не думаю, чтобы это было полезным решением. - Ну, я ведь могу и сама догадаться кое о чем, - приятно улыбнулась Эухения. Она испытующе выдержала паузу, которую нам с Ленкой пережидать было намного труднее - "таурусы" в глазки глядели, - и сказала: - Вы жаждете получить "Зомби-7", верно? - Допустим, - согласился я. - Об этом надо было сообщить пораньше, - наставительно произнесла сеньора Дорадо. - Мне нетрудно было понять, зачем вы пожаловали, потому что здесь на протяжении последних десяти лет побывало уже несколько делегаций с подобными целями. Особенно зачастили посетители в последнее время. К сожалению, никто из эмиссаров не предложил реальной цены, а многие вообще просто пытались действовать нелегально. Поэтому судьба их была очень печальна... - Соледад в таких случаях вывозила клиентов на Акулью отмель, - припомнил я, - у меня в Москве есть очень удобная котельная, а что предпочитаете вы? Поскольку все было произнесено очень нахальным тоном, позволявшим понять эту фразу в двух смыслах, то нервный сын профессора Мендеса сделал не самый удачный ход - вероятно, от излишней горячности. Сесар решил двинуть меня пистолетом по роже, но поскольку ему мешал все еще не убранный обеденный стол, он решил обежать его слева, мимо сеньоры Эухении. При этом стволы на какое-то время перестали смотреть на меня и Ленку, за что я им, конечно, очень благодарен. Жаль, конечно, что со стола была убрана еще не вся посуда и мои абсолютно правомерные действия вылились в нанесение материального ущерба гостеприимной хозяйке и менее гостеприимному Сесару Мендесу. Лусия Рохас, сидевшая на противоположном конце стола, от этих действий не пострадала. Дело в том, что, не дожидаясь удара пистолетом, который планировал агрессивный Сесар, я толкнул на него - а заодно и на Эухению! - обеденный стол, постаравшись при этом, чтобы угол столешницы крепенько шмякнул гражданина Мендеса по мужскому достоинству. Эухения той же столешницей была отоварена в грудь и вместе со стулом полетела на пол. Прежде чем Сесар, выпустив целую очередь хайдийских ругательств (но, слава Богу, ни одной пули), успел разогнуться, я опрокинул стол - во звону-то было! - и сиганул следом прямо на Сесара. Поскольку при переворачивании стола он получил по ребрам еще один тычок столешницей - но уже другим краем! - а вслед за тем очень нехилый удар запястьем под подбородок, его боеспособность резко снизилась. Он выронил обе пушки, отлетел к стене, где заработал еще пару крюков справа и слева, треснулся башкой о штукатурку и выпал в аут. В это же время Хавронья Премудрая, проявив весьма недюжинную прыть, нейтрализовала Лусию Рохас. Свалив докторшу на пол и придавив ее к ковру тяжестью своих якобы шестидесяти килограммов - врет, свинья, в ней минимум семьдесят! - Хрюшка постаралась сделать так, чтоб девушка не шумела. Эухения, падая вместе со стулом, вырубилась, но могла вот-вот прийти в себя и заорать. Кроме того, где-то поблизости находилась девочка Пепита, которая уже, наверное, успела забеспокоиться после шума, произведенного падением стола. Она уже могла поднять тревогу, а значит, здесь могли появиться мальчики из охраны с дубинками, пушками и наручниками. "Таурусы" перекочевали ко мне, и только после этого я чуть-чуть прикинул в уме, что делать дальше. В таких случаях все нормальные люди берут заложников, иначе из дома не выбраться. Сцапав с пола довольно острый столовый нож, я откромсал им пару метров шнура от гардины, достаточно крепкого, чтобы скрутить им запястья Сесара Мендеса. Хватило шнура и на Эухению, но связать я ее не успел, потому что в это время послышался топот ног - явно приближалась стража. Пришлось аккуратно приложить кулак к голове Эухении, поскольку она уже открыла глаза, застонала и вот-вот могла поднять визг. Охранник, влетевший в дверь минуту спустя, был уж очень расторопен. Явно горел на работе и не заботился о своем здоровье. Именно поэтому "таурус", нахолившийся в моей правой руке, гавкнул, чихнул свинцом и сделал дяде бо-бо. С трех метров он получил прямо в середину груди, его отбросило к двери и повалило на спину. Хрипеть и сучить ногами он еще мог, пускать кровавые пузыри изо рта тоже, но для дела был уже непригоден. К тому же его револьвер, выпав из руки, по инерции полетел вперед и шлепнулся на ковер неподалеку от Хавроньи. Ленка схватила эту балбешку, огрела по затылку Лусию и ловко перекатилась в угол. Теперь от двери ее не было видно, а она - я, правда, не знал, умеет ли она стрелять, - могла бы в принципе приложить тех, кто рискнул бы сунуться в комнату. Мне же пришлось очень невежливо схватить сеньору Эухению левой рукой поперек бюста (из этого опыта я сделал очень несвоевременный вывод, что она еще далека от старости) и притиснуть к себе. Очень кстати в это время обнаружилось, что из кармана штанов уже связанного гардинным шнуром Сесара торчат наручники. Я успел защелкнуть их на запястьях сеньоры Дорадо раньше, чем охранники пришли в себя после получения пули их товарищем. Сама сеньора Эухения очнулась еще позже, когда дергаться было совсем бесполезно. - Ребята! - заорал я, опасаясь, что охранники кинут в столовую пакет с какой-нибудь "сиренью" или "черемухой" местного образца и мне придется застрелить гостеприимную хозяйку, чтоб никому обидно не было. - Я держу вашу маму на прицеле! При первом движении размозжу ей голову! Там все поняли. - Господи, - тихо прошептала Эухения, - я же знала, что с русскими связываться опасно. Нет, черт дернул! Что вы хотите? - Больше всего - жить, - сообщил я на ухо сеньоре Дорадо. - Если бы вы этого очень хотели, то не стали бы устраивать драку и открывать стрельбу. - Я не выскакивал, как черт из коробочки, и не наставлял на вас пистолеты. Скажите за все спасибо мальчику. - Сесар Мендес уже почти очухался и ворочался со скрученными за спиной руками, издавая нечленораздельные звуки. Ленка, выдернув витой кожаный поясок из юбки Лусии, вполне профессионально связала руки дочери Рохаса. Теперь, кажется, весь товар был в надлежащей упаковке. - Все это жуткое недоразумение! - пробормотала Эухения, как видно успевая при этом что-то обдумывать и прикидывать. - Я была вполне готова к разумным переговорам. Сесар действовал сам по себе. - И действовал неправильно, потому что теперь я вынужден буду ставить другие условия. - У вас очень мало шансов выбраться отсюда. Куда вы нас потащите? В город? Учтите, наша полиция очень мало обращает внимания на заложников. Некоторое время они, может быть, и не станут на вас набрасываться, но потом им дадут приказ не церемониться, и они изрешетят всех разом. - Вам от этого будет легче, сеньора? - А вам? - Конечно, нет. Все наши нынешние отношения - это только база для дальнейших переговоров. Учтите, вам нет никакого резона устраивать большое шоу вокруг вашего центра. Представляете себе, насколько сократится долларовая клиентура, если я, допустим, соберусь прорваться через зал ожидания? Да ваше заведение просто лопнет! Вот это была серьезная угроза. Даже охранники, вполголоса переругивавшиеся за дверью, испуганно замолкли. Перспектива остаться без работы была для них намного страшнее пули, так как все возможные последствия попадания пули были оговорены в контракте, а вот принять на работу охранника, допустившего, чтобы его нанимателя взяли в заложники, решится не каждый. - Значит, вам все-таки нужен в первую очередь "Зомби-7"? - проворчала Эухения. - Мне много нужно... - сказал я. При этом, воровато покосившись на Ленку, пытавшуюся прикрыться сомлевшей и очень маленькой Лусией, чуть-чуть погладил тугой бюст сеньоры Дорадо, который очень аппетитно прощупывался под ее серым "партийным" жакетом. - Не хулиганьте... - прошептала Эухения. - Меня это волнует... И правда, хулиганить не стоило, потому что меня тоже что-то заволновало. Особенно после того, как сеньора Эухения, уже по собственной инициативе, мягко прижалась ко мне пышной и объемистой частью своего тела, которую классики именовали "задним" или "нижним" бюстом. Правда, волнение я быстро унял, подумав, что сеньора Эухения может меня расслабить, а потом как-нибудь невзначай загипнотизировать. О том, что она экстрасенс, а я товарищ с весьма серьезными аномалиями в сознании, забывать не следовало. Тем более что эта дама имела кое-какое отношение к "Зомби-7" и даже, возможно, знала, как и из чего его делают. - Да, мне нужен "Зомби-7", - заявил я. - И его технология тоже. - Это очень серьезно, - вздохнула Эухения. - Мне трудно вам помочь. Особенно со скованными руками и под дулом пистолета. - А мне очень трудно вас освободить и убрать пистолет, когда в двух шагах отсюда ваши молодцы. - Патовая ситуация. - Не совсем. - И я решительно толкнул Эухению вперед, держа пистолет в опасной близости от ее затылка. Ленка поняла все с полуслова. Она поставила на ноги Лусию и, прикрываясь ею, как щитом, передвинулась в центр комнаты. Здесь она сцапала за локоть Эухению и, просунув левую руку под правый локоть докторши и левый локоть гадалки, составила из них более мощное прикрытие. Я рывком поднял с пола Сесара Мендеса, а затем подтащил его к Эухении и Лусии. Соображал он плохо, да и на ногах держался еще неважно, но это было даже к лучшему. - Эй, там, в коридоре! - заорал я. - Живо три пары наручников с ключами! Иначе вышибу дух из вашей ведьмы! Там чуть посовещались, а потом вбросили в комнату три пары браслеток. Правда, вбросили фигово, перед нашим "живым щитом", так что, прежде чем достать их, я должен был вылезти из-за прикрытия. Доставить дуракам удовольствие и дать себя застрелить я, конечно, не собирался. Пришлось подтолкнуть заложников вперед, ближе к двери. Потом Ленка, нагнувшись, собирала железяки, а я держал публику на прицеле. Правое запястье Эухении я пристегнул к левому запястью Мендеса, правое запястье Мендеса - к левому запястью Лусии, а правое Лусии - к левому Эухении. В центр этого кольца мы с Еленой успешно втиснулись сами. - Вперед! Наиболее плотного и крупного, то есть Сесара, мы поставили в голову ордера, а дамы прикрывали нас с флангов и тыла. Стрелять по нам при таком раскладе желающих не оказалось. - Назад! - орала Ленка, у которой голос явно был рассчитан на то, чтобы вызывать у почтеннейшей публики ощущение мороза по коже при тропической жаре. Охранники сразу поняли, что имеют дело с профессиональной террористкой, а не с кандидатом наук, и покорно попятились. Мы в своем "танке" выдвинулись на галерею, выходящую во внутренний двор. - Туда! - Ленка указала стволом в конец галереи, и охранники довольно быстро исполнили повеление. Их было человек десять, и если б они не оторопели, а попробовали работать порезче, то скорее всего успели бы нас достать. Всем тесно сплоченным коллективом мы пошли в противоположный от охранников конец галереи. Я не очень точно запомнил, где тут выход, и потому, конечно, сунулся не туда, но это оказалось, как ни странно, к лучшему. Вместо того чтобы выбраться в кабинет Эухении, а затем уже оттуда направиться вниз, к автостоянке, мы совершенно неожиданно оказались на противоположной стороне дома, выходящей на берег моря. По лестнице мы спустились со второго этажа в маленький холл и увидели впереди обсаженную пальмами набережную, от которой в море тянулся небольшой пирс с пришвартованными к нему катерами и яхтами. Здесь оказались два охранника, которых долго уговаривать не пришлось. Они освободили нам дорогу на пирс, где маячил странно знакомый силуэт прогулочной яхты с маленьким вертолетом на корме... "ДОРОТИ" Метров семьдесят, не больше, мы проволокли своих заложников по пирсу, распугивая криком тех, кто занимался своими суденышками. Народ был покладистый - никто не вмешивался. Мы оказались у трапа "Дороти". Да, это была та самая яхта, которая десять лет назад послужила местом весьма приятных и не самых безопасных приключений для Ричарда Брауна. Но предаваться воспоминаниям было некогда. Мы полезли по трапу, протискиваясь между поручнями и бортом. Эухения и Лусия изредка визжали, Сесар стонал, когда наручники и веревки врезались им в тело, а локти похрустывали от наших резких движений. Честно сказать, все это могло бы быть хорошей сценой из комедии, если бы у всех нас не было вполне серьезных опасений за свое здоровье и продолжительность биографии. Так или иначе мы влезли на борт "Дороти" и столкнулись лоб в лоб с мордастым усачом в белой фуражечке с якорем. - Ты капитан?! - рявкнул я, выставляя "таурус" из-за уха Сесара. - Д-да... - оторопело выдавил усач. - Заводи машину и дуй! - А сеньора? - Капитан глянул на Эухению. - Она тебе только спасибо скажет, если ты будешь быстрее поворачиваться. - Да! Да! - истерически выкрикнула гадалка. - Скорее! На шее капитана висела "уоки-токи", которая вдруг хрюкнула и произнесла: - Каэтано! Задержи их, сейчас я позвоню в полицию! - Идиот! - вырвалось у Эухении. - Каэтано, скажи ему, чтоб он не дурил и не вызывал полицейских! - Дай сюда эту штуку! Ну! - Это была уже моя команда. - И живее со швартовов, еще минута - и ты труп! - Капитан отдал рацию и позвал двух ленивых матросов. Может, они и не были ленивыми, но мне показалось, что они еле шевелятся. - Дайте мне рацию, - взволнованно проговорила Эухения. - Я должна сказать начальнику охраны, чтоб он не вызывал полицию! Странно, но я сунул ей под нос "уоки-токи" и нажал кнопку передачи. - Ромеро! - позвала гадалка. - Ромеро! Ты слышишь меня? - Да, сеньора, - отозвался начальник охраны. - Ромеро, не делай глупостей. Не вмешивай полицию. И вообще, делай вид, что ничего не случилось. - Сеньора, но вам грозит опасность. - Она будет больше, если ты устроишь здесь большой шум. Мы попробуем договориться тихо. - Но они убили Густаво. - Заявишь, что это был случайный выстрел при неосторожном обращении с оружием. Заплатишь, как обычно. Ты понял меня? - Сеньора, на набережной уже собирается народ. Все говорят, что вас похитили. - Скажи, что это была шутка, которую я проделала ради рекламы. Я тем временем соображал, насколько сеньора откровенна. Если рация не имела встроенного модулятора, то полиция могла прослушать этот разговор и появиться сама собой. Трап уже был убран, дизели заурчали, швартовы были отданы, и суденышко медленно отползло от пирса. Теперь можно было и не прятаться за заложников. Всю троицу мы на первый случай загнали в каюту. По-моему, десять лет назад там обитали мы с Марселой. В соседнюю - бывшую каюту Мэри и Синди - я пинками затолкал матросов, пока Ленка держала на прицеле капитана Каэтано. По давнему опыту, на иллюминаторы опустили штормовые крышки, так что побега пленников можно было не опасаться. В рубке капитан явно праздновал труса. Он то и дело оглядывался на Хрюшку, которая, сама донельзя перетрусив, время от времени орала на него дурным голосом, размахивая револьвером. Надо сказать, что за прошедшие десять лет техническая оснащенность "Дороти" явно поубавилась. Теперь она управлялась самым обычным образом, а все эти компьютерно-спутниковые чудеса куда-то испарились. Капитан сидел за штурвалом примерно так, как на какой-нибудь речной "Москве", и управлял дизелями с пульта. Локатор и эхолот, похоже, были самые обычные. Начисто исчез пульт управления "Аквамарином". - Куда идти? - нервно спросил капитан, когда яхта миновала створ двух молов порта Сан-Исидро и обогнула волнолом. Никакие инспекторские и таможенные катера нами не интересовались. Полицейский катерок с нами разминулся без проблем. - К Лос-Панчосу, - приказал я, не очень точно догадываясь, на хрена мне это сдалось. - А дальше что? - спросила Хрюшка по-русски. - Будто я знаю... - Мне и вправду очень смутно представлялось, что делать дальше. - Крутиться будем... - Отпуск называется, - проворчала Хавронья. - Да уж... - У меня на языке было столько матюгов, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Правда, появилось хоть чуточку времени на размышление. Количество неприятностей, происшедших в течение последних суток, явно превышало все ожидания. Самое обидное - практически все они произошли по нашей собственной вине и разгильдяйству, если не сказать грубее. Полез спасать утопающего - засветился в свидетели по убийству. Дуре захотелось потрахаться в экзотическом месте - чуть сами не угробились, замочили местного крутяка и приобрели столько "друзей" в местном уголовном мире, что хоть сразу ложись и помирай. Наконец, пошли искать помощи к бабе, которую Чудо-юдо объявил вполне надежным кадром, - и на тебе, опять пролет... Нашуршали, нечего сказать! - Сиди здесь, контролируй, - повелел я Хавронье. - Не расслабляйся! - А ты? - Пойду торговаться с Эухенией. Остается только на нее и надеяться. А так нам хана. - Смотри, осторожнее... В каюте все было нормально. Заложники сидели на полу спинами друг к другу. - Куда вы нас везете? - спросила Эухения. - На Акулью отмель, - пошутил я, но меня не поняли. - Как? - У гадалки на лице появилось выражение самого натурального страха. - Зачем? - А вы не знаете? Договариваться будем... Дух милашки Соледад витал где-то здесь. В каюте, которая выглядела несколько более обшарпанной, чем десять лет назад, почти ничего не изменилось. Кровать была та самая, несомненно. Именно здесь королева хайдийских пиратов рассказывала мне о своих каннибалических пристрастиях, об Акульей отмели и трудной юности. Теперь ей, наверно, было бы не намного меньше, чем Эухении... Но представить себе эту прекрасную гадючку постаревшей мне было трудно. - Сеньор, - неожиданно смиренным голосом произнес Сесар Мендес, - мне надо в туалет. - Начинается! - вздохнул я. - Ладно. Чуть-чуть потерпи. Сейчас я вас рассажу по разным каютам. Я вышел, заперев за собой дверь, завинтил иллюминаторы еще в двух каютах, а затем вернулся. Отстегнул Сесара от связки, не развязывая ему рук, вывел в коридор и велел лечь на пол лицом вниз. Мне не хотелось, чтобы он двинул меня ногой, пока я буду запирать дверь. Затем, подняв его на ноги, я отвел его к подготовленной каюте и ослабил путы так, чтобы он мог развязаться сам, но не сразу, а через пару-другую минут. После этого втолкнул его в каюту и сказал: - Будь как дома. Операция с Лусией Рохас прошла более спокойно, поскольку от научной мышки я не ждал решительных действий. Впрочем, она и впрямь рыпаться не собиралась. После этого можно было побеседовать с Эухенией и даже снять с нее наручники. - Насчет Акульей отмели я неудачно пошутил. У нас есть возможность подумать над соглашением в более комфортных условиях... Эухения разминала побагровевшие запястья. Похоже, что экстрасенсорная дама что-то прикидывала. - Разговор пойдет только о "Зомби-7"? - спросила она. - Думаю, что как стержень беседы эта тема подойдет. Мне ведь вас рекомендовали как дружественную даму. Я и не предполагал, что мне придется устраивать шум у вас в доме. А тем более убивать охранника. - Я сразу предупреждаю, сеньор Баринов, у меня нет ни грамма готового препарата. - А что у вас есть? - У меня есть сырье. - Расскажите хотя бы о нем... Пока. - Это не так интересно, как кажется. Лет двадцать назад я работала в одном из американских госпиталей во Вьетнаме медицинской сестрой-лаборанткой. У меня тогда был паспорт США и двойное гражданство. Некоторые солдаты очень мучились болями, выпрашивали наркотики... Конечно, я не была фармацевтом, но иногда я кое-что могла достать. Постепенно мне удалось сработаться с одним вьетнамцем, который где-то в джунглях выращивал одну травку, она очень хорошо утоляла боль, но не давала заметных изменений в анализах крови. Ее можно было либо сушить и подмешивать в табак, чтобы курить вместо марихуаны, либо делать из нее экстракты и вводить внутривенно. Но самое главное - наркотическое действие этой травы было скрытым. Сознание как бы делилось надвое, на "внешнего" и "внутреннего" человека. "Внешний" человек выглядел вполне обыкновенно, разве что прослеживалась кое-какая заторможенность. Он был послушен и исполнителен, спокоен, молчалив, но, когда требовали, отвечал четко и без запинки. Вместе с тем существовал и "внутренний" человек, который наличествовал только в иллюзорном, фантастическом мире, не выходившем за пределы его черепной коробки. При этом "внешнее" и "внутреннее" сознания были как бы независимы друг от друга. "Внутренний" человек до определенного момента не знал о том, что существует "внешний", и наоборот. Если человек постоянно употреблял эту травку, допустим, имел привычку выкуривать одну сигарету перед сном, он полностью отключал "внешнего" человека. Заснув, солдат полностью переходил во власть "внутреннего" человека. Он мог при этом сознавать себя и самим собой, и совершенно другой личностью. - Во сне? - уточнил я. - Понимаете, Деметрио, - Эухения назвала меня по-испански, - это не были сны в обычном понимании слова. Во-первых, обычные сновидения человек видит, как правило, либо при погружении в сон, либо незадолго до пробуждения. И длятся они недолго. Бывают, конечно, патологические, бредовые состояния, бывают галлюцинации и тому подобное. Но травка именно я ей придумала название "зомби" - не давала галлюцинаций, подобных тем, что вызывает, допустим, наркотик ЛСД-25. То, что видел "внутренний" человек, вовсе не было сном "внешнего". "Внешний" спал без сновидений. А "внутренний" жил совершенно особой жизнью: ел, пил, спал - и видел при этом сны! - воевал, мечтал, любил, одним словом, полностью ощущал физическую материальность своего существования. - А "внешний" об этом и не догадывался? - Я же сказала: до определенного момента. Если "внешний" переставал употреблять травку, то начинал видеть кошмарные сны, обретал неуравновешенность, повышенную агрессивность, его начинало ломать. И успокаивался он лишь после того, как начинал выкуривать уже не одну сигарету, а две или всаживать в вену не два кубика с раствором экстракта, а четыре. Впрочем, то же самое получалось и в том случае, если человек постоянно употреблял "зомби" месяца два-три. Где-то на третий-четвертый месяц ему уже не хватало прежней дозы, и он начинал ее повышать. А от увеличения дозы "внутренняя" и "внешняя" личности начинали сближаться. "Перегородка", отделявшая их друг от друга, становилась все тоньше и тоньше. Наконец она прорывалась, личности взаимопроникали друг в друга, и тогда могло произойти все что угодно... - А именно? - Многое из того, о чем говорила Эухения, я представлял себе очень хорошо... Но все-таки хотелось знать больше. - Иногда это приводило к буйному помешательству. Примерно к такому, как то, о котором вам рассказывала Лусия, вспоминая день, когда погибла ее мать. Тогда в толпе, вырвавшейся из научного центра после взрыва лабораторной установки, люди вели себя очень похоже... - Это была установка для производства "Зомби-7"? - спросил я, хотя прекрасно знал ответ. - О том, что там производилось, - ответила супергадалка, - не знал никто, кроме Рейнальдо Мендеса и его сотрудников, а также Хорхе дель Браво. Я вообще очень долго слыхом не слыхивала такого названия. Моя травка, семена которой я вывезла из Вьетнама, называлась просто "зомби", без всяких номеров. - Но вы ведь близко знали Мендеса... - прищурился я. Эухения глазом не моргнула. - Далеко не каждый мужчина способен сразу же выдавать государственные тайны любовницам. - Допустим. Я вас перебил, по-моему? Вы говорили о последствиях взаимопроникновения "внутренней" и "внешней" личностей... - Должна вам сказать, что во Вьетнаме я еще многого не знала. Я ведь не могла серьезно изучать тех, кто употреблял "зомби". Только потом я собрала кое-какой материал и проанализировала его. Вряд ли это можно было назвать серьезным научным анализом. Я продала нескольким раненым по сто-двести унций сухой травы, записала их адреса и потом, уже после Вьетнама, съездила туда... Для меня это было большим шоком... Даже трагедией, если хотите. Мне казалось, что я облегчаю страдания людей, а я их погубила. Поверьте, Деметрио, что вполне искренне каюсь в этом грехе, но у меня не было слишком уж корыстных мыслей. - Господь милостив, я думаю, что он разберется, какие у вас были побуждения. - Сказать это на полном серьезе мне было трудно, но я постарался, чтобы ирония не совсем уж била в глаза. - Но давайте ближе к делу, сеньора. Значит, одним из последствий было буйное помешательство, так? - О случаях буйного помешательства среди тех, кто употреблял "зомби", я знала сама. Они произошли на моих глазах, в том же госпитале. Но ни один из них не сочли следствием употребления наркотиков - я ведь уже сказала, кажется, что в составе крови не было заметных изменений. Точно так же вышло и в двух других случаях, когда выздоравливающие впадали в кому. Медики не могли отыскать реальных причин, тем более что в обоих случаях больные из комы не вышли... Да и я еще не была уверена, что это следствие курения "зомби" или внутривенной инъекции экстракта. - А сколько вы заработали на этом? - с моей стороны это был не очень скромный вопрос, но для человека, который уже побывал в коме и, возможно, не без посредства препаратов Эухении, вполне простительный. - Заработать деньги я не смогла - не дали. Вьетнамца убили партизаны, а плантацию, где он выращивал траву, сожгли напалмом, когда атаковали вьетконговцев. У меня лишь случайно сохранился мешочек семян, которые мне удалось вывезти в Штаты. Но и в США мне не удалось начать дело. Тем более что у меня кончился срок контракта с армией, и я потеряла возможность работать в лаборатории. Мне подвернулась возможность продолжить университетское образование, вот тут я и собрала статистику по десяти ветеранам Вьетнама... Тут тоже были случаи буйного помешательства и комы, но обнаружилось и нечто иное. У четырех проявился синдром раздвоения личности. Именно тогда я подумала о "внешнем" и "внутреннем" "я" этих парней. - И вам захотелось продолжить исследования? - Это оказалось не так-то просто сделать. Во-первых, я уже знала, что у меня просматривается криминал по многим позициям, а во-вторых, работать в такой области, как препараты, влияющие на психику - это означает оказаться по крайней мере под негласным наблюдением спецслужб. Но тут подвернулся случай. На Хайди умер мой отец, и я вернулась, чтобы вступить в права наследницы. - А много вам досталось? - Ну, по тем временам довольно много. Примерно семь с половиной миллионов песо. В основном в недвижимости. Но дело не в наследстве. Едва я приехала на Хайди, как мной заинтересовался Хорхе дель Браво. - Говорят, это был весьма любвеобильный кабальеро? Эухения смущенно потупилась. Можно было не объяснять, каким образом складывались их отношения. Хотя претендовать на титул вице-мисс Хайди, как Марсела или Соледад, нынешняя супергадалка, наверное, не могла бы даже в молодости, привлекательного в ней и сейчас было больше чем достаточно. - Оставим эту тему... - поскромничала сеньора Дорадо. - Будет достаточно, если я скажу, что нашла с ним общий язык. Он как раз в то время создавал этот засекреченный научный центр и предложил мне прекрасные условия для работы. - А за что вас арестовали в Штатах? - спросил я. - Ну, это было уже два года спустя. Хорхе поручил мне встретиться с одним из специалистов, работавших в аналогичной области, на которого вышли его агенты. Формально я приехала как представитель сельскохозяйственной компании на переговоры о продаже тонизирующих добавок для прохладительных напитков... - Вашим контрагентом была компания "G & К"? - Этот вопрос заставил Эухению испуганно поежиться. - Да, но на самом деле я почти не общалась с представителями этой фирмы. Они просто свели меня с... - Доктором Джоном Брайтом? - И этот вопрос тоже был в точку. Все же приятно, когда хорошо помнишь имена и фамилии - производит впечатление. Эухения вновь испытала дискомфорт от моих познаний в ее биографии, а затем нехотя подтвердила: - По-моему, его именно так и звали. Но мне кажется, что эта встреча была специально организована ФБР. Меня арестовали через полторы минуты после того, как беседа с Брайтом завершилась. Правда, потом после двух или трех допросов, как мне кажется, очень формальных, где меня пытались уличить в торговле наркотиками, но так и не нашли веских улик, все закончилось благополучно... - Как и в Бразилии? - В Бразилии я вообще поволновалась не больше часа. - Похоже, Эухения решила, будто я и впрямь знаю о ней всю подноготную. - Хотя у вас с собой была травка "зомби"? - Конечно. Но она не числилась в списке запрещенных к вывозу, тем более что я везла только семена. - А что, вьетнамская трава трудно приживалась на Хайди? - Почему? Нормально приживалась. Но в Бразилии у нее оказался более мощный родич. Мы привезли семена этого растения на остров, а наши генные инженеры скрестили его с вьетнамским. - Зачем? - Понятия не имею. Свойства, которые должно было приобрести гибридное растение, были заданы генетикам профессором Мендесом. Я отвечала только за подготовку таких же препаратов, какие делала во Вьетнаме, а Мендес делал с ними что-то еще, но туда, где он работал, я доступа не имела. - Но любви вашей это не мешало? - прищурился я. Эухения посмотрела на меня очень зло. Видимо, я все время сыпал ей соль на рану. - Нет, не мешало. К сожалению, вся эта история получила широкую огласку. - Смерть Мендеса не была следствием ревности дель Браво? Эухения аж передернулась и хотела возмутиться, но тут дверь распахнулась и появилась Хрюшка Чебакова. - Любезничаете? - прищурилась она. - А нас два катера догоняют! - Придется вам пойти со мной на палубу, - сказал я сеньоре Дорадо. - Мне кажется, что это необходимо. Выбравшись наверх, я обнаружил, что катера действительно имеют место. Догнать нас им ничего не стоило, что они и сделали не больше чем через пару минут после нашего появления в носовом салоне "Дороти". Вылезать на палубу не следовало, потому что с катеров могли запросто открыть пальбу, а отвечать из пистолетов было несерьезно. - Остановиться! - орали с правого катера. - Застопорить ход! - Это Ромеро, - с легкой досадой пояснила сеньора Дорадо. - Удивительно упрямый тип. У вас есть мегафон? - По-моему, мы у вас на яхте, сеньора Эухения, - заметил я. - Вам лучше знать, что тут имеется... - Можно подумать, что я только и делаю, что катаюсь на этой яхте, усмехнулась супергадалка. - Дай Бог, чтоб я позволяла себе раз в месяц немного отдохнуть. Катера между тем, сравняв скорость, шли параллельно "Дороти", примерно в пятидесяти метрах от правого и левого бортов яхты. Без всякого бинокля было видно, что там сидят крепкие мальчики с помповыми ружьями и снайперскими винтовками. Здесь, в носовом салоне, за бронированными стеклами, мы были гарантированы от случайных и неслучайных выстрелов, а вот на палубе... Впрочем, инициативу взяла на себя сеньора Эухения. Она решительно взбежала по трапу на верхнюю палубу и, найдя, видимо, мегафон, громко объявила: - Ромеро, не будь большим католиком, чем римский папа! Я сказала тебе, чтобы ты не устраивал шоу? После некоторого замешательства с правого катера извиняющимся тоном пробасили: - Сеньора, мы думали, что вы говорите по приказу этих бандитов... - Ты болван, Ромеро, если способен подумать, будто меня можно запугать. Здесь нет никаких бандитов, понял? Здесь только мои друзья. Бензин, израсходованный катерами, ты оплатишь из своего кармана. Но раз уж ты отправился нас сопровождать, то продолжай. Держись на том же расстоянии и не приближайся слишком близко... Вся эта тирада, рассчитанная скорее не на излишне преданную охрану, а на нас с Хрюшкой, меня не слишком успокоила. Если бы Эухения предложила Ромеро убраться восвояси, это тоже ничего не гарантировало бы, но то, что она предложила катерам находиться поблизости, настраивало на весьма пессимистический лад. Тем не менее надо было как-то договариваться. Эухения, как мне казалось, не была особенно заинтересована нас уничтожать, тем более что сотрудничество могло принести немалую выгоду. - Давайте продолжим нашу беседу, - сказала она, вернувшись в салон. - С удовольствием, - согласился я. - Мы остановились на ваших отношениях с Хорхе дель Браво и Рейнальдо Мендесом... - Рейнальдо Мендес, - сеньора Дорадо на сей раз говорила вполне спокойно, - был казнен вовсе не из-за ревности Хорхе, а потому, что по своей инициативе занялся исследованиями контрпрепаратов, нейтрализующих действие "Зомби-7". И донос на него, увы, написал не кто иной, как профессор Хайме Рохас, отец Лусии. Я тут совершенно неповинна. Вообще Рохас, как это ни печально, будучи чрезвычайно предан Лопесу, погубил не одного Мендеса. Впрочем, он и сам себя погубил, написав донос Лопесу на дель Браво. Об этом я помнил. Киска в свое время прочла этот донос и узнала, что Рохас вживил микросхемы в головы Сан, Мун и Стар. - А откуда вы об этом узнали? - спросила Ленка. - От Хорхе... - нехотя произнесла Эухения. - Он тогда пребывал в очень странном настроении, видимо, ощущал скорый крах и свою неизбежную гибель. С одной стороны, у него просматривалась какая-то безнадежность и обреченность, с другой - желание сделать что-нибудь ужасное. Вот тогда-то я, собственно, и узнала о том, что Мендес разработал препараты "Зомби-6" и "Зомби-7", о свойствах газа, который получается в качестве побочного продукта, но разумеется, только в общих чертах. Если бы он сообщил мне обо всем этом на день раньше, то и меня бы, наверное, расстреляли. Но в ту ночь, когда Хорхе мне исповедался, аэромобильный батальон "тигров" перешел на сторону повстанцев. Это означало, что сил, преграждавших войскам Киски дорогу в столицу, больше не было. Лопес позвонил ему в третьем часу утра, и Хорхе уехал со своей виллы, куда меня привезли накануне. Не больше чем через час после его отъезда все агенты, охранявшие дель Браво, разбежались оттуда, и я осталась одна. Мне было страшно, потому что повстанцев я боялась куда больше, чем Хорхе, но они тогда даже не заглянули на виллу торопились в Сан-Исидро. Я потихоньку вылезла и тоже сбежала... - Каким образом спасся Сесар Мендес? - перебил я. - Его не было среди тех пятидесяти кадетов. Он дезертировал за два часа до того, как в училище приехали Лопес и дель Браво. И побежал прятаться в мой дом. Его там знали. Сесар ненавидел свою мать и очень хотел, чтобы Рейнальдо на мне женился. Он и сейчас называет меня мамой. - Редкий случай... - заметил я. - Обычно сыновья с трудом привыкают к мачехам. - Напротив, - скромно улыбнулась Эухения, - по моим данным, сыновья гораздо спокойнее воспринимают новую женитьбу отцов, чем повторный брак матери. - А почему вы так усердно скрывали тот факт, что он не погиб при обороне порта? - Вот здесь, сеньор Баринов, я вынуждена сказать "стоп". Мы подошли к тому моменту, когда информация, полученная мной на дискете, которую передал ваш отец, уже эквивалентна той, что вы получили от меня. Чтобы двинуться дальше, вы должны сделать очередной взнос в нашу общую копилку. - Хорошо, - сказал я. - Но прежде я задам вам вопрос: вы знаете о судьбе Сан, Мун и Стар? - Только то, что писали в газетах. Они погибли в авиационной катастрофе. - А о том, что на руках у них были перстеньки со знаками "+" и "-", вы знали? - Этот вопрос был главным образом проверкой реакции сеньоры Дорадо. Самое смешное, что она, судя по всему, ничего не знала. Либо она была не только супергадалкой, но и суперактрисой. Тем не менее Эухения отреагировала так, будто я спросил о чем-то совершенно не существенном. - Ну, были, наверное... Какое это имеет значение? Многие женщины носят перстни, да и мужчины тоже. Вообще-то, припоминаю... Да, перстни были. У Мун даже два, а у Сан и Стар по одному. Впрочем, близко я видела их только раза три, не больше. Действительно, на них были плюсы и минусы, выпуклые и вогнутые. Не знаю, насколько разумно я поступил, но мне показалось, что торопить события и рассказывать о перстнях Аль-Мохадов еще рано. - Раз вы не в курсе дела, то мы поговорим об этом позднее. А может быть, вы сами скажете, какую информацию ждете от нас? Эухения улыбнулась. Ей, видно, уже надоело выступать в роли допрашиваемой, и она не прочь была поменяться ролями. Я поглядывал за стекла носового салона "Дороти" и не упускал из виду катера, шедшие параллельным курсом. Помешать хлопцам Ромеро высадиться на яхту мы с Еленой не сумели бы. Единственным утешением было бы пристрелить гадалку и пару-тройку охранников, прежде чем нам обоим расшибут головы. Поэтому уж лучше пока не нажимать и говорить спокойно. Даже если сеньоре Дорадо захочется задавать лишние вопросы. - Я жду, что вы предложите мне кое-что посущественнее, - лукаво объявила сеньора Дорадо и жестом, достойным Амаяка Акопяна, выхватила из внутреннего кармана своего "партийного" жакета фотографию, положив ее на стол белой стороной вверх. - Например, информацию о том, кто изображен на фото и где находится эта девушка? С этими словами Эухения показала нам симпатичное личико юной брюнетки. Ничего особенного, ничего ужасного на этом личике не просматривалось. Скромная, милая, интеллигентная... Тем не менее и у меня, и у Хавроньи Премудрой вырвалось нечто похожее на матерные слова, правда, нечленораздельные. Потому что брюнетка эта была нам очень хорошо знакома. Особенно мне. Ведь забыть создание, в котором сочеталось одновременно столько положительных и отрицательных качеств, очень трудно. Более противоречивые чувства я испытывал только к Соледад королеве хайдийских пиратов. Но на фотографии была не Соледад. - Простой вопрос, сеньора Дорадо, - ответил я. - Эту девушку зовут Татьяна Кармелюк, и сейчас она находится на обследовании в центре, который возглавляет мой отец. Тут Эухения с ухмылкой мелкой пакостницы повернула фотографию тыльной стороной и открыла надпись, которую до сего момента прикрывала пальцами. А там было написано: "Carmela O'Brien". - Вам эта фамилия ничего не говорит? - спросила сеньора Дорадо. - Может быть, вот эта больше скажет? И она достала еще одну фотографию. Девушка, изображенная на ней, была помоложе, по-иному одета, но все та же. Однако, на обороте значилось: "With best wishes for Malvin. Victoria M." - "M." - значит "Мэллори"... - прокомментировала Эухения.
      Часть вторая. САТАНИНСКИЙ "БЛЭК-ДЖЕК"
      НА ТРАВЕРЗЕ ЛОС-ПАНЧОСА
      Нечего и говорить, порадовала нас Эухения. Получается, что половина ключей к фонду О'Брайенов уже лежала в столе Чудо-юда, а он этого не знал? Ой ли? Непохоже что-то. Впрочем, может, оно и к лучшему. А вот Эухения, оказывается, знает, кто есть who. Соответственно и торговля теперь пойдет по-другому. - Мне кажется, что теперь нет смысла друг от друга прятаться, - сказала сеньора Дорадо. - Вы должны понять, что наш альянс должен строиться на откровенности и попытки блюсти только свои интересы вредны и для вас, и для меня. - Совершенно с вами согласен, - кивнул я, - но после, мягко говоря, неэтичного поведения Сесара Мендеса мне показалось, что наши пути расходятся. - Я сожалею, что так получилось. Это моя ошибка. Мне надо было не доводить дело до подобного обострения. Сесар излишне эмоционален, и его нельзя было брать на нашу встречу. Тем более что он вмешался несвоевременно и мог вообще испортить все дело. Например, он мог вас убить, и тогда все мои планы наладить сотрудничество с вашим отцом потерпели бы крах. С другой стороны, после того, как вы начали действовать, вполне возможен был и другой исход... - В смысле того, что я убил бы Сесара? Да, пожалуй... - Так вот, это было бы нашим общим крахом, потому что Сесар в настоящее время единственный человек в мире, который обладает секретом производства "Зомби-7". - Странно, - заметил я. - Менее часа назад вы говорили мне, что у вас нет ни готового препарата, ни технологии, а есть только сырье. Когда вы сказали неправду, сеньора, тогда или сейчас? - И тогда, и сейчас я говорю правду. У меня есть около тонны сухой травы "зомби" и плантация в горах Сьерра-Агриббенья, где четыре акра земли засеяны этой травой, которая созреет к концу этого месяца. Можно снимать четыре урожая в год, и если вам потребуется, то к концу этого года у вас будет пять-шесть тонн сырья. Но у меня нет ни установки, ни разработанной технологии. Установка была взорвана, а заменивший Мендеса профессор Барроха и все лаборанты погибли или непосредственно при взрыве, или позже, когда, одурманенные газом, бросились на улицу, где громили все подряд и калечили друг друга. Вертолеты американской морской пехоты тоже могли иметь отношение к их гибели. Так или иначе, но никто из сотрудников Мендеса не уцелел... Я вспомнил оторопелого, перепуганного лысого толстяка в очках (о том, что его фамилия была Барроха, я узнал только сейчас). Еще помнил смутно трех-четырех девиц-лаборанток, некое сооружение из емкостей, трубок, манометров, бутыль с желтоватой жидкостью, красные папки с номерами на корешках, профессорский портфель из желтой кожи... Киска тогда действовала отчаянно и беспощадно. Палила, швыряла гранаты, взрывала... Страшный сон, да и только! Но я там был - из песни слова не выкинешь. - И сейчас все убеждены, что никто не имеет готовой технологии для производства "Зомби-7", - продолжала Эухения. - Компания "G & К", о которой вы осведомлены, финансирует в Хайдийском национальном центре тропической медицины целую лабораторию. - Не ту ли, где работает Лусия Рохас? - быстро спросила Ленка, встряв в разговор. - Нет, другую. Формально там занимаются изучением растительных настоев, которыми пользуются антильские знахари и колдуны. "G & К" якобы хочет применить настои с целью улучшения своих прохладительных напитков. Но у меня есть точная информация, что для этой лаборатории в центр завезли около двухсот килограмм сухой травы "зомби"... Хотя, как вы знаете, я раньше имела с ними дела, теперь они раздобыли траву самостоятельно. - Интересно, что ж вам с ними не работалось? - прищурилась Елена. - Деньги у них наверняка немалые... - Деньги у них есть, - кивнула Эухения, - а вот совести нет. Они выпросили у меня гибридные семена - те самые, что остались от Мендеса, выплатили сто тысяч долларов - пять процентов от общей суммы сделки, а затем исчезли. Сами понимаете, что судиться с ними я не могла: мы ничего не оформляли документами. Кроме того, "G & К" получила от меня технологию сушки травы. Не улыбайтесь, это достаточно сложный процесс, надо строго выдерживать температурно-влажностный режим, иначе у вас получится обыкновенное сено. Нужны соответствующие консерванты, потому что многие вещества при длительном хранении уничтожаются бактериями. В общем, я сама виновата во многом, потому что ошиблась в этих людях. - И где же они производят сырье? - Здесь же, на Хайди. Доминго Ибаньес, которого больше знают как Доминго Косого, специально очистил одну из своих плантаций от марихуаны и вошел с ними в долю. Конечно, это делалось не без благословения ныне покойного Вальекаса, то есть Бернардо Сифилитика. Вообще я подозреваю, что именно Косой с Сифилитиком и заставили "G & К" разорвать дружбу со мной. Наверняка они убедили гринго, что лучше взять их в долю, чем тратить огромные деньги на охрану... - Резонно. Но вы, сеньора Эухения, немного уклонились от того, о чем обмолвились. Вы сказали, что Сесар Мендес знает технологию производства "Зомби-7". Что ж вы сами не возьметесь производить препарат? - удивилась Хавронья. - Я не сказала, что Сесар Мендес знает технологию производства препарата, сеньора Елена. Я сказала, что он обладает секретом, а это разные вещи. - Ну, тут нужны пояснения... - заметил я. - Хорошо, но мне опять придется уклониться в сторону от главной темы. Вы уже знаете, что Рейнальдо был арестован и расстрелян после доноса Хайме Рохаса. Они оба работали над одной проблемой, которую подмяло под себя ведомство дель Браво: управление человеком, контроль над его психикой и сознанием. Но задачи перед ними поставили разные. Рохас разрабатывал биофизические методы воздействия на мозг и центральную нервную систему, а Мендес - биохимические. Оба продвинулись достаточно далеко. Обоим были созданы прекрасные условия, они получали такие приборы и оборудование, которые даже в Европе, США и Японии были редкостью. Рохасу удалось создать жидкокристаллические микросхемы, которые вводились непосредственно в мозг и позволяли передавать информацию, минуя обычные первую и вторую сигнальные системы. Мендес сумел разработать целый ряд мощных психотропных препаратов, которыми дель Браво пользовался на допросах, а самое главное "Зомби-6" и "Зомби-7". Однако после того, как был создан "Зомби-7", Хорхе дель Браво явно охладел к лаборатории Рохаса, потому что ему казалось, будто этот препарат полностью решит проблему управления людьми, а исследования Рохаса слишком дорогостоящие. Именно поэтому Рохас опасался, что дель Браво упразднит его лабораторию, а это, между прочим, при тогдашних порядках грозило не только потерей работы, но и смертью, потому что секретных профессоров Хорхе живыми не отпускал. И, боясь за себя, Рохас решил дискредитировать Мендеса, потому как надеялся, что дель Браво, потеряв доверие к Рейнальдо, переключит внимание на его лабораторию. При этом он, естественно, и вида не подавал, что готов уничтожить своего коллегу. Не знаю, каким путем он узнал о том, что Мендес без ведома дель Браво разрабатывает нейтрализаторы против "Зомби-7", но воспользовался он этим немедленно... - Ну, это вы нам уже говорили, - перебил я. - А при чем здесь Сесар Мендес? - Не спешите! - с заметным недовольством произнесла сеньора Дорадо. Сейчас я все объясню. Так вот, после того, как Мендеса арестовали, а его жена покончила с собой, Рохас обратился к дель Браво с просьбой предоставить ему Мендеса в качестве подопытного материала... - Ничего себе интеллигенция! - прокомментировала Хрюшка с заметным рабоче-крестьянским возмущением в голосе. - Тогда это было в порядке вещей. Не забудьте, что научный центр находился в системе министерства безопасности... Так вот, Хорхе эту просьбу удовлетворил. И Рохас примерно трое суток пользовался коллегой-профессором, как лабораторной крысой. Он вытянул из Мендеса всю информацию о "Зомби-7" и других достижениях, потому что намеревался просить дель Браво создать объединенную лабораторию, "проглотив" биохимиков Мендеса. Эту информацию он записал на искусственный носитель, а заключенного Мендеса вернул палачам, которые в тот же день привели приговор в исполнение. Но тут Рохас просчитался, потому что у дель Браво был свой кандидат в преемники Мендесу - профессор Барроха. Обозленный Рохас решил пойти ва-банк и написал донос на дель Браво, где утверждалось, будто тот приказал ему вживить микросхемы в мозги Сан, Мун и Стар для того, чтобы следить за Лопесом, а возможно, и для того, чтобы управлять поведением девушек, которые в принципе могли бы совершить покушение на диктатора. - Лопес этому доносу не поверил, и Рохаса расстреляли! - Меня раздражало, что Эухения рассказывает об одном и том же по два раза. - Да. Но перед этим Рохас, уже догадываясь, что запись информации, считанной с мозга Рейнальдо Мендеса, если ее обнаружат при обыске в лаборатории, может стать одним из доказательств его "измены", - хотя Хорхе для расстрела кого угодно в доказательствах не нуждался! - переписал все на естественный носитель... - То есть в мозг Мендеса-младшего?! - догадался я. - Вот именно! Причем не просто переписал, а закодировал. А запись на искусственном носителе стер. Негодяй хотел выторговать себе жизнь, но ничего из этого не вышло. Рохас немного переоценил интеллект дель Браво. А тот рассуждал просто: Барроха работал с Мендесом несколько лет, участвовал в работе над лабораторной установкой - значит, полностью в курсе дела. Дель Браво не понимал того, что понимал ученый Рохас, то есть не мог понять, насколько богаче идеями мозг Мендеса по сравнению с мозгом Баррохи, который главным образом выполнял роль штатного осведомителя при своем шефе. Вот этот недостаток интеллекта и сыграл для Рохаса роковую роль. Дель Браво запретил его допрашивать, потому что опасался своих подручных, особенно заместителей. Они вполне могли сообщить Лопесу то, что не сумел сообщить Рохас. Поэтому Рохаса просто привезли в тюрьму и через полчаса расстреляли в подвале. Соответственно тайну закодированной записи в мозгу Сесара Мендеса он унес с собой. - Значит, Сесар не может "распаковать" свою память? - Нет. Он только знает, что такая запись была сделана и то, что ее содержание относится к технологии производства "Зомби-7", но никаких конкретных сведений извлечь из памяти не может. - У Лусии Рохас, - сказала посерьезневшая Хавронья Премудрая, - довольно много работ по подобным вопросам. - Увы, но пока ни одна из ее программ не сработала. Если быть совсем уж откровенной, то вся надежда на вас, сеньора Баринов... В это время динамик переговорного устройства, висевший в носовом салоне "Дороти", проурчал голосом капитана Каэтано: - Сеньора Эухения, мы на траверзе Лос-Панчоса. Какие будут распоряжения? Эухения посмотрела на нас с Ленкой и ответила: - Остановитесь и отдайте якорь. ЭКТОРАМАДО "Сеньора Баринов", то есть Хрюшка Чебакова, изобразила на своей мордахе жутко умную мину. Прямо гений женского рода. - Я, к сожалению, не знаю, каким оборудованием вы располагаете, - сказала она. - Возможно, что придется адаптировать мои программы к вашей технике. Кроме того, для "распаковки" архивированной памяти мне необходим хотя бы "Зомби-6" или по крайней мере его российский аналог - "препарат № 329". В том, что последнего у вас нет, я не сомневаюсь, а вот насчет "Зомби-6"... - Обо всех этих деталях вам лучше побеседовать с Лусией, - заявила сеньора Дорадо. - Я, к сожалению, недостаточно компетентна. Могу вам сказать одно: меня никак не устроит вариант, если вы предложите вывезти Сесара в Россию, дабы там провести все необходимые мероприятия. Сами понимаете, в этом случае у меня не будет необходимых гарантий... "Необходимые гарантии", то есть катера с охранниками, застопорили ход и дрейфовали неподалеку от "Дороти". - Хорошо, - сказал я. - Давайте позовем Лусию. А Сесар, я думаю, пока не требуется. Я выдал Ленке ключ от каюты, где была заперта доктор Рохас, и Хавронья Премудрая отправилась освобождать пленницу. Едва она вышла из носового салона, как из рубки послышался новый доклад капитана Каэтано: - Сеньора Эухения, в десяти кабельтовых мористее стоит "Маркиза". Не успел я поинтересоваться, что это за плавсредство и чем оно выделяется из нескольких десятков катеров и яхт, которые околачивались в виду Лос-Панчоса, как Эухения пояснила: - "Маркиза" принадлежит Эктору Амадо. Вам что-нибудь говорит это имя? - По-моему, это один из "молодых койотов". - Совершенно верно. Наверняка по дороге ко мне вы обратили внимание на соседний дом. Над ним развевался приспущенный пиратский флаг. - Да, я знаю, что там жил сеньор Вальекас. - Так вот, я бы не удивилась, если бы яхта Эктора Амадо находилась неподалеку от этого дома. Сейчас там Доминго Косой и почти все "старые койоты". Подъехало и несколько "молодых". А Эктор, видимо, не намерен принимать участие в оплакивании покойного патрона. Это большой вызов! - Между "койотами" грядет война? - Теперь это уже неизбежно. Ибаньес, то есть Доминго Косой, не простит нарушения обычаев. Он начнет боевые действия сразу после похорон Сифилитика. - Мне кажется, что вы симпатизируете "молодым", верно? - В общем да. Но мне не хотелось бы вмешиваться в эту свалку. К тому же, пока "койоты" будут выяснять отношения, на острове будет весьма неспокойно. Туристы перестанут ездить на Хайди, и убытки будут колоссальными. Поэтому драка будет беспощадной. Победитель получит все, побежденных уничтожат. Это не передел собственности, а война на истребление. - Своим клиентам вы делаете подобные предсказания? - Ну, тем, кто интересуется, конечно. И Амадо, и Ибаньес не раз интересовались, что сулит им расположение звезд. - И кому из них вы предсказали победу? Эухения хитренько улыбнулась. - Ввиду того, что наши отношения вышли на новый уровень доверия, по секрету скажу, что обоим... - Надо думать, вам эта война выгодна? - До некоторой степени... Вошли Лусия и Елена. Доктор Рохас выглядела чуточку удивленной, потому что Ленка, менее чем час назад безжалостно валявшая по полу бедную "научную мышку", вела себя так, будто ничего не случилось. Хавронья уже пыталась расспрашивать коллегу о том, каким образом та пыталась "распаковать" память Сесара Мендеса. - Дорогая Лусия, - торжественно объявила сеньора Эухения, - все недоразумения исчерпаны. Наши отношения с супругами Бариновыми пришли в норму. - Жаль только, что погиб Густаво... - заметила Лусия. - Поверьте, я не хотел его смерти. - Покаяться мне было нетрудно, хотя, скажу откровенно, неправым я себя не считал ни на йоту. - Сожалею искренне, что все так получилось. - Оставим его душу в покое, - перекрестилась Эухения. - Надо думать, что Господь будет к нему снисходительным. Надо будет успокоить нервы Ромеро и появиться на палубе дружной компанией. - Надо ли выпускать Сесара? - спросил я. - Нет, не стоит. Мне не хотелось бы демонстрировать его публике. Когда вы тащили нас на яхту, его вряд ли успели как следует рассмотреть, а тем более опознать. Он одет в обычную униформу моих охранников и не имеет каких-либо "особых примет". Но здесь, поблизости от "Маркизы", на которой есть мощная оптика, ему нечего маячить на палубе. У Эктора Амадо неплохие специалисты, работавшие в ведомстве дель Браво, и они могут заинтересоваться тем, по какой причине воскрес парень, числящийся погибшим при обороне Сан-Исидро от повстанцев Киски. - Может быть, и нам нечего высовываться? - Напротив. Вам, по-моему, самое время показаться Амадо. Как-никак вы ему очень помогли. - А он об этом знает? - удивился я. - Может быть, и нет, но, чем раньше узнает, тем лучше. Я думаю, что сеньор Морено скорее всего уже дал ему исчерпывающую информацию, но вам не помешает и личная встреча, благо наши яхты оказались поблизости. Хотя я и понимал, что сейчас мне надо в первую голову бояться не "молодых койотов", а "старых", которые на данный момент стоят в почетном карауле у гроба вождя Сифилитика, на палубу я вылезал не без опаски. Бывает такое инстинктивное чувство опасности... Но все-таки вылез. "Дороти" стояла в двух милях от входа в лагуну. Отсюда и Лос-Панчос было хорошо видно, и "Каса бланку", окруженную парком, и еще несколько отелей, разместившихся на горных террасах. Хорошо просматривалась кольцевая автострада, по которой катили разноцветные автомобили. Яхты болтались и в лагуне, и поблизости от нас. В общем ту же картину, какую мы с Хрюшкой вчера видели с берега, теперь довелось посмотреть с моря. Я сразу углядел в лагуне полицейский катер. Он стоял на якоре метрах в пятистах от берега, прямо напротив пляжа "Каса бланки". А еще ближе к пляжу маячило маленькое пятнышко - резиновая моторка с аквалангистами. Похоже, что покойный Сифилитик был хорошо информирован: полицейские искали под водой туннель, о существовании которого до вчерашнего дня знал только Фелипе Морено. С противоположного борта была неплохо видна "Маркиза". По прикидке она была раза в полтора крупнее "Дороти" - вполне солидный белый теплоход тонн на триста водоизмещением. На ней явно никаких траурных мероприятий не проводилось. Громыхала музыка, слышался хохот и женский визг. "Молодые койоты", как видно, отдыхали и предоставили грустные хлопоты своим "старикам". Правда, вокруг яхты, стоящей на якоре, ромбом располагались четыре катера, очень похожих на те, что использовала охрана Эухении. Парусные яхты, моторки и прочая мелочь приближаться к "Маркизе", так же, как, впрочем, и к "Дороти", считали ненужным риском. - Смотрите, монгольфьер! - восторженно воскликнула Хрюшка, увидев оранжево-красно-синий пузырь, величаво проплывавший на фоне зеленой горы. Дунька ты моя, Дунька... - Да, очень красиво! - снисходительно согласилась вежливая Эухения. - Мы уже привыкли и не замечаем... Но я хотела бы, чтоб вы, сеньор Баринов, посмотрели на "Маркизу" в бинокль. Каэтано! Капитан с максимальной почтительностью вытащил из рубки мощный оптический прибор производства фирмы "Карл Цейсс. Иена", сварганенный еще в славные времена первого рабоче-крестьянского государства на немецкой земле. Второй такой же бинокль взяла Эухения и направила на "Маркизу". Через окуляры яхта смотрелась как на ладони. На носовой палубе танцевали, на средней, между рубкой и декоративной трубой, купались в бассейне, на корме, под вертолетной площадкой, пили. А на мостике стояли человек пять молодых ребят с хорошей мускулатурой и, посмеиваясь, о чем-то беседовали. - Вон тот, ближе к рубке, в оранжевой панамке и синих шортах - Эктор Амадо, - сообщила Эухения, не отрываясь от бинокля. Наше внимание не осталось незамеченным. Один из парней, стоявший с биноклем на крыле мостика, направил объективы в нашу сторону, а затем, на секунду-другую оторвавшись от наблюдения, сообщил что-то Эктору. Тому тоже подали бинокль, и лидер "молодых койотов" обозрел "Дороти". - Сейчас возьмет рацию, - предсказала Эухения, и я порадовался таланту гадалки. Сеньор Амадо действительно взял у какого-то холуя "уоки-токи" и начал говорить то, что приняла включенная на прием судовая рация "Дороти", располагавшаяся в рубке: - "Маркиза" вызывает "Дороти". "Дороти", ответьте "Маркизе". - "Дороти" слушает "Маркизу". Привет, Эктор! - Здравствуйте, тетя Эухения! Решили отдохнуть? - Да, в городе жарко. К тому же у соседей похороны... - Ай-яй-яй! Ужас-то какой! И как же мы жить теперь будем? - поерничал Эктор. - А у вас, сеньора, никак гости? - Да, это иностранцы. Представь себе - из Москвы! - Это из той, что в штате Айдахо? - прикололся Амадо. - Да нет, из русской. - Надо же! Это шикарно. Может, подойдете к борту, побеседуем? - А есть о чем? - кокетливо спросила Эухения. - Только, ради Бога, не проси меня предсказать будущее. Я отдыхаю. - Я найду подходящую тему... Как раз в это время на трапе, ведущем на мостик, я увидел знакомое пузо, а потому, хотя морда поднимавшегося со средней палубы гражданина была наполовину скрыта козырьком бейсболки и черными очками, сумел распознать сеньора Морено. - Ну, вы готовы встретиться с Эктором? - испытующе спросила сеньора Эухения. Ответить сразу я затруднился. Конечно, заполучить такого союзничка на то время, что мы будем здесь находиться, вовсе неплохо. Потому что Эухения, видимо, слабовата против Доминго Косого. А уж он-то, если что, меня живым не отпустит. Но, с другой стороны, пока еще нет никаких гарантий, что "молодые" одолеют "старых". Может так получиться, что и наоборот. Это, конечно, не самое главное. Куда хуже, если Эктор, по ходу нашего союза, один или при помощи тети Эухении выцыганит у нас все, чем мы располагаем, разархивирует с помощью Ленки память Сесара Мендеса, доберется до "Зомби-7", а нас с Хавроньей скормит акулам. Именно о последнем обстоятельстве я задумался крепче всего. Но думай - не думай, встретиться все-таки следовало. Вовсе некстати было, чтоб еще и Эктор на нас обиделся. Тогда шансы на выживание вообще сводились к нулю, и все наши дела на этом гадском островишке накрывались, мягко говоря, медным тазом. - Ну, если это вам кажется необходимым - пожалуйста! - объявил я с веселой улыбочкой, как будто всю жизнь только и мечтал побеседовать с преуспевающим антильским мафиозником. Чтобы пришвартоваться к борту "Маркизы", пришлось выпустить из-под ареста матросов "Дороти". Подняли якорь, подошли, подработали винтами, завели кранцы - все честь по чести. Катера Ромеро подошли к "Дороти" с другого борта, и часть охранников перелезла на яхту. Сеньоре Эухении хотелось показать, что она серьезная, солидная дама, с которой надо разговаривать уважительно. Сам Ромеро выглядел внушительно: чернобородый, под два метра, мышцатый, но достаточно подвижный. Перед тем как перейти по сходням с верхней палубы "Дороти" на среднюю палубу "Маркизы", Эухения вполголоса сказала ему: - Ни в коем случае не выпускай Сесара. И не отдавай, если попросят... Верзила кивнул, а мы перешли на "Маркизу", где нас уже поджидал Эктор Амадо. - Милая тетушка! - тезка защитника города-героя Трои Гектора (по-испански его имя пишется Hector, а читается "Эктор") ослепил нас симпатичной улыбкой. - Бьенвенидо! Добро пожаловать! - Эктор, - торжественно заявила Эухения, - сеньору Лусию тебе представлять не надо. Вот мои русские друзья: Дмитрий и Елена Бариновы. - О, такая честь! - воскликнул Эктор. - Никогда бы не подумал, что увижу кого-нибудь из Москвы! Прошу ко мне в каюту... Пистолеты мы с Ленкой оставили на "Дороти". Эухении, пожалуй, не было смысла устраивать нам западня, а здесь, на "Маркизе", они могли настроить хозяина слишком предвзято. Охранники Эктора обшмонали нас негласно. Один, изображая чуть-чуть подвыпившего, шатнулся на меня и, сделав вид, будто пытается удержаться на ногах, наскоро убедился, что ни в карманах, ни под рубахой у меня оружия не имеется. С Ленкой обошлись еще аккуратнее. Некая рослая девица, хихикая, обняла ее со спины, бормоча: - Хосефина, как я давно тебя не видела! Когда возмущенная Хавронья обернулась, девица ахнула и произнесла извиняющимся тоном: - О, простите, я обозналась! Эухению и Лусию не проверяли. Видимо, в их безоружности Эктор был уверен. Для приема он несколько прибарахлился, то есть поменял шорты на кремовые брюки и надел голубую рубашку с коротким рукавом, чтобы не смущать дам мохнатым торсом, но при этом демонстрировать солидные бицепсы. Если старушка "Дороти" по дизайну и отделке интерьера выглядела суховатой конструктивисткой - все очень компактно, удобно, относительно дешево, но неуютно, то "Маркизу" отделывали в стиле "ампир", то есть с большим размахом, очень дорого, пышно и помпезно. Апартаменты Эктора занимали примерно такую же площадь, как десять кают на "Дороти". В тамбуре у дверей апартаментов стояли два здоровенных негра в рубашках, под которыми были укрыты бронежилеты. Рация, "магнумы" в открытых кобурах - все это внушало уважение к их хозяину не меньшее, чем массивные медные бра, дубовые панели и розовый шелк, которыми были отделаны стены. Сеньор Амадо пропустил нас вперед, предложил всем зайти в просторную гостиную, вызвал некую мулаточку в белом переднике, и та притащила нам какие-то коктейли неизвестного мне сорта. Коктейли были со льдом, кондиционер работал отлично, жара не ощущалась. После нескольких фраз, которыми мы обменялись по поводу красот Хайди, отделки "Маркизы" и качества коктейлей, Эухения позволила себе заметить, что в данный момент над домом Бернардо Сифилитика приспущен пиратский флаг. - Ты не собираешься посетить родных покойного и отдать ему последний долг? - Тетя, какие там родные? Он же болен сифилисом с пятнадцати лет. У него нет ни жены, ни детей, ни любовницы. И потом, я слышал, что в Священном Писании сказано: "Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов". - Но это могут понять неверно... - Мне плевать, как это поймут. Сифилитик кончился. Теперь начинаются новые времена. И Эктор подмигнул мне так, будто я замочил сеньора Вальекаса по его заказу. Мне уже и так было ясно, что Морено проинформировал Эктора о том, что на самом деле произошло в офисе дендрологов. Можно было не сомневаться и в том, что эту ночь в отеле мы провели под охраной "молодых койотов". Теперь, как мне представлялось, сеньор Амадо собирался уточнить кое-какие детали. Прежде всего - представляю ли я для него какую-нибудь ценность в живом виде. В мертвом виде я представлял ценность только в том случае, если Доминго Косой, подсчитав число лиц, явившихся воздать последние почести товарищу Бернардо, убедится в плачевности своего положения и спокойно уйдет в отставку. Тогда из чувства уважения к ветерану криминального труда и в качестве морального поощрения за долголетнюю, самоотверженную работу в мафиозных структурах Эктор мог преподнести гражданину Косому мою голову на блюдечке с голубой каемочкой. Естественно, подобное могло произойти лишь в том случае, если сеньор Амадо не нашел бы ничего полезного в моем дальнейшем пребывании на этом свете. - Наверно, - улыбнулся Эктор, - пора сворачивать преамбулу. Я не слишком часто показываюсь на людях, не люблю лишних знакомств и хорошо знаю цену времени. Поэтому сейчас я вкратце сформулирую свои позиции. Сначала о том, что я знаю о вас, сеньоры из Москвы. Первое. Сеньор Баринов на Хайди не в первый раз. Служба безопасности, правда, обратила на него внимание только после того, как он попытался вытащить из воды бедного дона Хименеса и угодил на первые полосы газет. И оказалось, что он очень похож на Анхеля Рамоса, мужа революционерки Эстеллы Рамос, три или четыре дня называвшей себя президентом Хайди, а затем бежавшей на американском самолете и погибшей в авиационной катастрофе. Анхель Рамос тоже бежал, но на другом самолете и исчез где-то на территории США. Второе. Сеньор Баринов имеет непосредственное отношение к шести трупам, обнаруженным в Верхнем парке "Каса бланки де Лос-Панчос". Мне любезно рассказал об этом сеньор Фелипе Морено, который поехал мыть машину Сифилитика намного позже, чем сообщалось в печати... Наконец, третье. Супруги Бариновы появились на Хайди не ради отдыха, а для выполнения заданий, которые поставил перед ними отец Дмитрия сеньор Серхио (выговорить "Сергей Сергеевич" Эктору было не по карману). Я все изложил верно? - Абсолютно, - подтвердил я. - Хотя наверняка знаете несколько больше, чем сказали. - Согласен. Кое-какие детали я пока не затрагивал. Могу сказать, что нашу встречу я планировал именно на сегодня, хотя и чуть-чуть не так, как получилось на деле. Тут мне стало ясно, что "молодые койоты" не только стерегли наш сон прошлой ночью, но и отслеживали нас до дома Эухении. Наверняка все таксисты, и Марсиаль Гомес в том числе, работали на них. Возможно, что и вся болтовня с Марсиалем по дороге к гадалке шла в эфир и записывалась где-то на борту "Маркизы". Понятно, что нас вне очереди пропустили к Эухении вовсе не из-за особо ужасного расположения звезд или иной тому подобной фигни, а потому что Эктор Амадо дал своей тетушке (вполне возможно, родной) соответствующую команду... А вот там, как видно, Сесар чего-то напортачил, выскочил не вовремя. Ему небось вообще не положено было высовываться. Скорее всего нас аккуратно усыпили бы и на той же самой "Дороти" отвезли к Эктору. В принципе, изменилось мало, кроме одного теперь мы знали о Сесаре Мендесе, а Эктор еще нет. То, что Эухения хотела сделать своим козырем, пришлось разделить с нами. - Нам надо работать вместе, - радушно пригласил Амадо. - Я имею небольшое представление о возможностях вашего отца, сеньор Баринов, но даже то, что я знаю, очень впечатляет. Но я знаю и о том, какие силы ему противостоят поверьте на слово, весьма серьезные. Сейчас у меня впереди напряженные дни. Меня ждет весьма интенсивная и очень опасная работа. Вы уже в курсе дела, и мне не стоит долго объяснять, какая. Однако то, что мы будем делать здесь, должно быть подкреплено тихими, но очень чувствительными ударами в Европе и других местах. Там у "старых койотов" немало денег, которые им могут понадобиться здесь. Если "сеньорес" их лишатся, то здесь прольется намного меньше крови... Я все понял. В гуманитарные установки Эктора мне не шибко верилось, а вот в желание оставить противника без финансов - очень даже. Но о возможностях Чудо-юда я и сам имел представления очень смутные. Насчет того, что в Москве он кое-что стоит, - это мне было известно, а вот какое он имеет влияние в Европе и "других местах" - хрен его знает! Правда, заинтересованность сеньора Амадо здорово усиливала мои позиции. Хотя, как выяснилось уже спустя минуту, не так чтобы очень. - Должен предупредить, - добавил Эктор, выставляя на стол коробку с сигарами, - что у нас есть и альтернативный вариант. Пока там нас не устраивают финансовые условия. Но если ваши условия будут еще менее приемлемы, то придется согласиться с тем, что нам предлагают ваши конкуренты... - "G & К"? - Я приятно порадовал Эктора своей осведомленностью, потому что он закашлялся, глотнув сигарный дым. - Но ведь эта контора в прекрасных отношениях с Доминго Косым. Вас надуют, сеньор Амадо, можете не сомневаться. - Ну, это не так просто, - усмехнулся Амадо, - хотя опасность есть, поэтому мы и ищем тех, кому можно доверять. - Доверие в денежных вопросах - дело скользкое. - Удержаться от этого замечания мне было трудно. - Тем более что вам, наверное, не хотелось бы потерять капиталы "старых койотов". - Естественно. - Поэтому мне следует проконсультироваться с отцом. - Я могу это устроить, - вмешалась Эухения. - У меня есть канал, по которому с ним можно связаться. Амадо перевел взгляд на Эухению и пустил вверх струю сигарного дыма. По-моему, он не был особенно доволен тем, что тетушка старается помочь гостям из России. Я представил себе, какой может быть логика его размышлений. Эктор вряд ли сильно радовался грядущему конфликту с Доминго. Он еще не подготовился до конца к решающей драке. Если бы он был уверен в успехе, то постарался бы сам ускорить кончину Сифилитика. Мой "подарок" застал его врасплох. Может быть, бедняга ночь не спал, мучился сомнениями. А потом вспомнил, что тетушка Эухения предсказала ему успех, пообещав помощь от "Москвы", и решил идти ва-банк. Не поехал с соболезнованиями, не почтил память дорогого и незабвенного Бернардо Вальекаса, тогда как "старая гвардия" уже с утра поперлась плакаться на груди покойного. Впрочем, он еще не совсем опоздал. Можно было переодеться в черный костюм, убрать с палубы "Маркизы" голых баб и мужиков, приспустить флаг и ошвартоваться у осиротелого жилища неутомимого борца за денежные знаки. Пустить слезу и по-сыновнему обнять Доминго Косого: "Дяденька, больше не буду, прости засранца!" Ну, а этого гадского "русо", который милому дедушке Бернардо всадил пулю в животик, принести на алтарь вечной и нерушимой дружбы... Были у него такие мыслишки, были! У меня мороз по коже ходил, когда я прикидывал, что будет, если эти мыслишки перетянут. Тут, пожалуй, и тетке Эухении перепадет на орехи. Ясно, что Эктор сначала искал поддержки у "G & К" и уже продвинулся в этом направлении, хотя наверняка еще не достиг полного понимания. Потом добросердечная тетушка Эухения (узнать бы точно, племянник он ей или кто!) подсказала: есть, вишь ты, на Москве Чудо-юдо такое, что враз все устроит и больших денег не возьмет. Вот приедет Барин, Барин нас рассудит... Барин приехал и от борзоты душевной с ходу разменял Бернардо на пятаки. Теперь перед Амадо, как перед всяким юным дарованием, встал вопрос, который у нас в России лучшие умы задавали: "Что делать?" То ли лизать Косому задницу без особых гарантий личной безопасности, то ли оборзеть в крайней степени, но уже абсолютно без всяких гарантий. Вот тут и думай, какую политику проводить. Начнешь тянуть - засомневается, нужен ли такой помощничек. Начнешь давить и форсировать - подумает, что мы его надуть хотим. Прямо как при игре в "очко", или, по-американски, в "Блэк-Джек": и недобор плохо, и перебор не годится... Но самое главное - я не знал толком, что Чудо-юдо может сделать, а что не может. Обещалкиных нигде не любят, в любой части света. - Мне хотелось бы, сеньор Амадо... - начал я, желая во второй части фразы поинтересоваться, какую конкретную помощь мог бы оказать ему отец, но досказать не успел. Корпус "Маркизы" тряхнуло так, что массивные кожаные кресла, в которых мы сидели, подскочили на полтора метра в воздух, а стаканы с коктейлем от страшного толчка снизу улетели в потолок и разбились о люстру... Страшный грохот и скрежет разрываемого чудовищной силой металла был последним, что я запомнил. ЧТО В ВОДЕ НЕ ТОНЕТ? Наверное, мог бы я не очухаться вовремя. После такого взрыва, который, как позже стало известно, словно спичку, разломил кильсон "Маркизы" и разорвал трехсоттонную посудину пополам, это было бы вполне логичным исходом. Привела меня в чувство соленая с мазутно-дерьмовым запахом вода, которая полезла было в нос и в рот. Удалось чихнуть и открыть глаза, в которых крутились какие-то оранжево-рыжие сполохи, а затем инстинктивно сплюнуть ту дрянь, которая вот-вот могла бы политься мне в глотку и дыхалку, прожечь пищевод соляром, забить трахею всплывшей из-под трюмных сланей гадостью и доставить массу приятных ощущений перед смертью. В гудящей башке соображения было ноль целых хрен десятых. В первые три-четыре секунды я даже не мог врубиться, где нахожусь. К тому же я ничего не слышал, будто в вакуум попал. Конечно, даже нормальному человеку трудно было бы узнать апартаменты Эктора. Условно говоря, как Мамай прошел, хотя это, конечно, не то слово. Все, что было не закреплено и не привинчено к полу: столы, кресла, диваны, стулья, пуфики, тумбочки, ковры, сползло по уклону, дошедшему уже градусов до двадцати. Куча мебели навалилась на ту стену каюты, что была ближе к корме. В этой куче, приваленный несколькими стульями, - слава Богу, что не чем-то более тяжелым! - на опрокинутом кресле лежал я. Ноги у меня были гораздо выше головы, примерно так, как при детском гимнастическом упражнении "березка", а голова упиралась в мягкий пуфик, который сюда, должно быть, занесло из спальни. Снизу, то есть со стороны кормы, клокоча, вливалась вода, которая залила мне уши и могла бы утопить, если б я не сумел очнуться. Само собой, что я постарался спихнуть с себя стулья и принять такое положение, чтобы голова была выше ног. Справа из-под перевернутого кресла, торчала левая рука с часиками. Белая и знакомая. Я по своей контуженности даже не уловил еще, что это рука Хрюшки. Только инстинкт сработал, я отпихнул кресло и вытащил на свет Божий бедное животное. Мордаха была окорябана, перемазана в крови, но глазки лупали и нос сопел. Живая! Нахлопал ее по щекам - в глазах появилось что-то похожее на разум, а из горла вырвался стон: - Ой, больно! - Где? - спросил я, начал щупать ее руки-ноги, ребра-ключицы, хотя, наверное, на это и времени тратить не стоило, потому как за истекшие пять минут пол задрался еще градусов на пять. Пока еще можно было, мы поползли по этому полу, словно детишки вверх по ледяной горке. Тоже, наверное, инстинкт погнал. Конечно, паркет, хоть и скользкий, но все же не лед, правда, у ледяной горки уклон постоянный, а тут все увеличивается... Почему-то самым обидным казалось то, что в окна - это были не круглые иллюминаторы с барашками, а настоящие прямоугольные окна - ярко светило солнце. То, что в эти окна вот-вот вода может хлынуть, я отчего-то не думал. Вряд ли мы ползли по полу больше пяти минут, хотя мне показалось, будто больше часа. Цеплялись за щели в паркете, иногда даже ногтями. Хватались за гардины, за ножки привинченных к полу шкафов. Уже на середине пути сообразили, что удобнее держаться ближе к стене. Но все-таки добрались до цели - до двери в спальню. Пол в это время уже составлял с горизонтом угол в тридцать пять градусов, не меньше. Хрустко, со звоном, вода выдавила ближние к корме окна и с голодным урчанием хлынула туда, на кучу мебели. Мы в это время уже выбрались в спальню, и переборка, отделявшая ее от гостиной, прямо на наших глазах превращалась в пол. Именно в это время я уже начал кое-что соображать, потому что понял: еще пара минут - и вода, залив гостиную, доберется к нам, потому что большинство окон открыто, часть выбило при взрыве... Нет худа без добра. Если мы с Ленкой, как идиоты, ползли вверх мимо выбитых окон, не соображая, что через них можно выбраться из мышеловки, то хоть теперь до нас это дошло. Правда, как назло, окна в спальне уцелели. Те, что спереди, то есть, уже можно считать, наверху, оказались открыты, и воздух, выдавливаемый поступающей водой, сифонил через них в небеса. А вот то, до которого нам было всего два шага, было закрыто. Совершенно неожиданно я вспомнил надпись в московских автобусах: "При аварии выдерните шнур и выдавите стекло". Шнура тут не было, но резиновый уплотнитель между стеклом и металлической рамой имелся. Вот этот уплотнитель я и выдернул, увернулся от вывалившегося и разбившегося стекла, а затем еще успел спросить Ленку: - Плыть можешь? - Угу, - пробормотала она сквозь стук зубов и, сунув голову в окно, шарахнулась назад. - Там акулы! Не знаю зачем, но я тоже глянул вниз. До воды было метра три, и никаких акул не наблюдалось. Поэтому, сцапав Хрюшку в охапку, я вместе с ней вывалился из окна, постаравшись сильнее оттолкнуться ногами. О воду мы долбанулись не очень крепко, одежки на нас было немного, и потому, отфыркавшись после падения, мы поплыли достаточно бодро. Первое время я только и думал о том, чтобы отплыть подальше, - слышал ведь, что при кораблекрушениях затягивает в водоворот. Поэтому плыл и не оглядывался, только наличие Хавроньи проверял периодически. Но и она утопать не собиралась, пыхтела и плыла, как тюлениха. Лишь отмахав метров с полсотни или даже больше, я позволил себе поднять голову из воды и оглядеться. Изящный белый нос "Маркизы" с алой ватерлинией торчал из воды почти отвесно. Похоже, что в носовой части собрался воздух и держал ее на плаву. Примерно в сотне метров от торчащего носа, ближе к берегу, стояла "Дороти", на палубе которой было полно народа. Все шесть катеров - и те два, что привел Ромеро, и те четыре, что сторожили, но не устерегли "Маркизу", - малым ходом передвигались туда-сюда, собирая с воды людей и выгружая на "Дороти". Мы поплыли к "Дороти" самостоятельно. Но катер к нам подошел гораздо раньше. Я еще издали разглядел бородача Ромеро. - Где сеньора? - спросил он таким тоном, что я подумал, будто от нашего ответа зависит, будет он нас вытаскивать из воды или нет. - Не видел... - пробормотал я, но Ромеро все-таки вытащил нас с Ленкой из воды и помог влезть на катер. Нет, при всех своих пакостях жизнь - это кое-что. Во всяком случае, так кажется после того, как увернулся от этой курносенькой. Вполне можно было бы отдать концы, как мышь в ведре. Ленка, когда это до нее наконец дошло, вдруг начала идиотски хохотать и одновременно рыдать. Все это называется истерикой и вполне объяснимо с научной точки зрения. Что касается меня, то первые три минуты я просто хватал побольше воздуху, будто астматик, и вертел головой, словно бы убеждался, что она при мне. Вывел меня из этого состояния все тот же Ромеро. - Где сеньора? - спросил он. - Где сеньорита Рохас? - Не помню, - пробормотал я, но уже более осмысленно. - Мы были вместе до взрыва, а потом не видел. - Вы вылезли из каюты Амадо? - настырно настаивал Ромеро. - Да, во-он из того окна. Оно еще над водой. - Каррахо! - Ромеро сверкнул глазами так, будто я был уличен в диверсии против "Маркизы", и приказал парню, управлявшему катером: - Давай к носу! - С ума сошел? - ошалело выпучился моторист. - Она сейчас булькнет, эта посудина, а у нас перегруз... Искупаться захотел? - Жми, говорю! - Ромеро выдернул из кобуры "магнум", и моторист, выдавив под нос что-то относительно безобидное типа "кретин", рывком подогнал катер к торчащему из воды носу яхты. Выставленное мной окно находилось теперь всего в полутора метрах от воды. Еще десять метров носа находилось над водой и торчало, как гигантский красно-белый поплавок. Однако откуда-то сверху раздавалось зловещее сипение: воздух, сжатый в форпике яхты, нашел какую-то дыру и постепенно стравливался. А это означало, что до окончательного утопления "Маркизы" оставалось совсем немного времени. Хорошо, если при этом она уйдет на дно, не завалившись набок и не раздавив при этом наш катеришко. Но Ромеро, судя по всему, был настолько предан сеньоре Эухении, что готов был ради ее спасения утопить всех, кого только что вытащил из воды (таковых на катере было человек пять), и даже тех, кто еще не тонул (то есть десятерых вооруженных охранников, временно переквалифицировавшихся в спасателей). Багром зацепились за раму выдавленного окна. Ромеро, не боясь порезаться, ухватился руками, подтянулся и влез туда, откуда я выпрыгнул минут пятнадцать-двадцать назад. - Веревку! - потребовал он, и кто-то из мужиков кинул ему нейлоновый трос. Ромеро торопливо обвязался тросом и, коротко бросив: "Страхуйте!", плюхнулся куда-то в затопленные недра каюты. Даже мне, несмотря на общее обалдение, было ясно, что искать там не фига. Если и был кто живой, то уже утоп. Бывают, конечно, случаи, когда утопленников откачивают через полчаса, но не так часто, как хотелось бы. Сподвижники Ромеро ругали его самыми последними словами, существующими в диалекте жителей Мануэль-Костелло, а потому мне хорошо известными и родными. То и дело народ посматривал вверх, приглядываясь к тем колебаниям, которые совершал торчащий из воды нос "Маркизы", и явно прикидывая, успеем ли вывернуться, если яхту угораздит повалиться в нашу сторону. Тем не менее парень, страховавший Ромеро, опасаясь, что не хватит сил в случае чего удержать на веревочке стокилограммового шефа, закрепил конец троса за бортовой уток катера. Его товарищи как-то не обратили внимания на этот нюанс, а вот мне - может быть, ввиду обостренного чувства самосохранения - подобное действие показалось небезопасным. В случае если бы яхта решила пойти на дно, то утащила бы и нас собой, как рыба утаскивает поплавок. Парень вытравил сначала метров десять троса, потом еще столько же. Тут я сообразил, что преданный начальник охраны решил нырнуть, дабы достать бездыханное тело своей хозяйки. Секунд тридцать он уже проторчал под водой, но при своем объеме грудной клетки мог, наверное, еще минуту, а то и полторы выдержать. В этом случае мы, сидя на катере, должны были услыхать его фырканье и плеск через выбитое окно. Но черта с два! Прошло аж три минуты, а все было тихо. - Он застрял! - обеспокоенно проговорил парень на страховке, взявшись выбирать трос. Веревка натянулась и больше назад не шла. - Надо помочь... - пробормотал кто-то, явно ожидая, что найдется некий отважный осел, который полезет туда, где влип Ромеро. - Помочь, помочь! - заорал моторист, еще раз тревожно поглядев на нос "Маркизы". - Она сейчас потонет! Отматывай веревку! Руби ее к чертям! Надо удирать, пока и нас не прихлопнуло... Это был здравомыслящий парень, и у всех остальных на лице читалось единодушное одобрение его слов. Однако есть на свете люди, которые, прекрасно понимая всю глупость, сумасбродство и бессмысленность своего поведения, все-таки поступают наперекор здравому смыслу. Такие люди называются "русскими". Это даже из истории известно. Когда большевики в семнадцатом году устроили революцию, то все считали дни, сколько они продержатся. Никто не верил, что у них может что-нибудь выйти из той утопии, которую они затеяли. Тем более что весь цивилизованный мир помогал не им, а их противникам. Весь мир ждал-ждал, когда же большевики рухнут, но они все не рушились. Продолжали ликвидировать классы, строить "беломорканалы", давать отпор империализму и воспитывать сто с лишком наций и народностей в советском духе. Даже в космос слетать сумели раньше других. И вот, когда все Мировое Сообщество уже вполне притерпелось и даже стало приглядываться: может, коммунизм не такая уж и ахинея? - те же самые русские большевики ни с того ни с сего взяли и сказали: "Знаете, братцы-капиталисты, кажись, вы правы были! Чего-то мы, на хрен, не то построили... Сейчас по-быстрому все, что 70 лет клепали, поломаем и начнем капитализм ладить!" Чего вышло - известно... Как в большом - так и в малом. Только что, минуты полторы назад, я внутренне материл дурака Ромеро за его сумасбродство и прекрасно понимал, что лезть в нутро к "Маркизе", дабы выудить оттуда хладные останки Эухении, - сущая бессмыслица и глупейший, неоправданный риск. Однако неожиданно что-то нашло. Может, "руководящая и направляющая сила" (РНС) подсказала? Не помню, слишком уж быстро все получилось... Руки вцепились в раму окна, я сделал что-то наподобие армейско-гимнастического "выхода силой" и довольно ловко вскарабкался с катера на борт "Маркизы", а затем, ухватившись за веревку, уходящую в малопрозрачную темную воду, бултыхнулся внутрь затопленной яхты. Стоило, скажите на милость, отсюда полчаса назад выпрыгивать? Полный идиотизм! Если тогда, когда мы с Ленкой отсюда вылезали, вода затопила даже не всю гостиную, то теперь уже и спальня была затоплена на треть. Трос, которым обвязался Ромеро, без слабины уходил вниз, то есть в затопленную гостиную. Я подергал - трос не поддавался. В черепушке покрутились шарики-ролики и довольно бесстрастно выдали два вполне логичных решения: или ныряй по тросу, который отмотан минимум на пятнадцать метров, или вылазь отсюда, пока цел. Пятнадцатиметровой глубины тут, конечно, быть не могло, ибо гостиная была в длину не больше восьми, но я сомневался, что без тренировки мне удастся нырнуть без акваланга и маски хотя бы на четыре-пять метров. Как-никак последние погружения на большие глубины я совершал еще как "Капрал" в период подготовки к десанту на Хайди, то есть двенадцать лет назад. За истекший период я вряд ли улучшил свое здоровье - выпито и выкурено было немало! - а потому надежд, что сердце и дыхалка дадут мне много шансов, я не питал. Но... опять поступил вопреки логике и собственному разуму. Набрав воздуху и ухватившись за трос, я сунулся под воду, в отверстую пасть двери, ведущей из спальни в гостиную. Уже после того, как я это сделал, появилось здоровое ощущение страха. Ни фонаря, ни подводного факела не было. Даже настежь открыв глаза, поначалу я ни черта разглядеть не мог. Тем более что без маски в глазах все расплывалось. Правда, кое-какое освещение все же было. Солнечный свет, прорезая зеленоватую воду, проникал в проемы окон, и по правую руку кое-что просматривалось. Но очень мало: где шторы закрывали окна, где какие-то предметы обстановки, которые, всплывая, зацепились ножками или спинками. Вообще вся внутренность затопленной и поставленной на попа гостиной была заполнена разными плавающими предметами. Особо много их было под "Потолком", функции которого успешно выполняла переборка, отделявшая гостиную от спальни. Там плавали такие солидные вещи, которые сорвались с креплений лишь после того, как нос "Маркизы" задрался к небу: шкафы, диваны, столы... В отличие от стульев, пуфиков, тумбочек и другой мелочевки все это еще не успело намокнуть и плавало себе, как пельмени в кастрюльке. Именно эти чертовы творения мебельщиков преграждали мне дорогу и застили свет. Двумя метрами глубже еще попадались подушки, пуфики, кресла, находившиеся во взвешенном состоянии, поскольку их мягкая начинка уже пропиталась водой. Они не могли преодолеть силу тяготения, но и выталкивающая сила их еще поддерживала... Сначала я думал, что веревка зажата всем этим плавучим барахлом, и когда отпихивал шкафы и диваны с дороги, то дергал за трос, надеясь подтянуть к себе Ромеро. Об остальных я и не думал, но вытащить хотя бы труп покойного бугая мне почему-то очень хотелось. Однако веревка по-прежнему упиралась. Понять, в чем дело, я смог только на десятой или пятнадцатой секунде погружения, когда проплыл по веревке метра четыре и уже всерьез ощущал, как давит на ребрышки и барабанные перепонки океанская водица. Веревка привела меня к бывшему потолку, который теперь выполнял обязанности стены. В потолок был ввинчен крюк для люстры - той самой, об которую разбились бокалы с коктейлем. Не знаю, как уж это удалось Ромеро, но он не просто зацепился тросом за этот крюк, но и затянул его на узел. Скорее всего он с ходу постарался поглубже нырнуть, потом подумал, что тело любимой госпожи может плавать где-то выше, поднялся, не выбрав веревку, потом еще раз пошел ниже и снова поднялся, затянув петлю... Может, все было как-то иначе, но сказать, как и что, Ромеро не мог. Дернув за веревку ниже узла, я подтащил к себе его тело. Через пять-шесть минут нахлебавшегося воды человека откачать еще можно. Но воздуха у меня уже не хватало. Скорее всего, и у Ромеро его не хватило, когда он, ощутив, что зацепился, запаниковал и стал дергаться, вместо того чтобы попробовать отвязаться от троса. В общем, пришлось мне срочно выныривать, ибо у меня не было желания проверять медицинские данные о том, через какое время можно вернуть к жизни утопшего. Сердце колотилось, уши немного заложило, но нажить кессонку я, конечно, не сумел. Отпихнув очередной диван, наплывший на проем двери, выводившей меня в спальню, то есть к воздуху, я вынырнул, взобрался на окно и увидел озабоченные морды тех, кто ожидал меня на катере. - Нож дайте! - заорал я. - Он запутался! Моторист было что-то вякнул, но тут нашелся еще один парень, который решился мне помочь. Он взял нож в зубы, как старый пират, и перелез на "Маркизу". - Куда? - спросил он очень по-дурацки, и я указал ему вниз, поскольку еще не отдышался, а потому не мог как следует выругаться. Парень опять взял нож в зубы - на то время, чтобы задать дурацкий вопрос, он его вынул изо рта - и нырнул. Надо было и мне еще пару минут побыть на воздухе, но я подумал, что без меня этот боец ни хрена не найдет. И я опять скользнул вниз по тросу, на сей раз отпихнув с дороги какой-то шкаф. Парень оказался куда более понятливым, чем я думал. Он проворно доплыл до крюка, подтянул к себе тушу Ромеро, а затем, обрезав веревку, пошел вверх. Я уцепился за начальника охраны с другого бока, и нам удалось вытянуть утопленника на воздух. Тут нас ожидал небольшой сюрприз, с одной стороны - приятный, а с другой нет. Сюрприз состоял в том, что всего за полторы минуты, которые мы были под водой, воды в спальне заметно прибыло и теперь, как говорится, "от уровня моря" окно было отделено всего полуметровой высотой. Приятность сюрприза состояла в том, что значительно легче поднять сто килограммов (плюс вода, набравшаяся внутрь тела) на полметра, а не на полтора. А неприятность соответственно была в том, что "Маркиза" начинала тонуть и времени у нас оставалось мало. И все же вытащить Ромеро мы успели. Ребята с катера хоть и по-прежнему оглядывались на нос "Маркизы", но все-таки нам помогли. Они подхватили своего бригадира на руки и перетащили к себе. Затем на катер перелез парень с ножом. И тут... В тот самый момент, когда я уже стоял на окне, готовясь перескочить туда, где меня ждали, где сохла растрепанная, исцарапанная и перемазанная Ленка, послышалось что-то вроде звука, который раздается при открывании стеклянной банки с консервированным компотом, только гораздо громче и звонче. Где-то в носовой части судна давлением воздуха, сжатого в корпусе яхты, разорвало какой-то сварной шов. Яхту шатнуло, и она стала заваливаться вверх килем. Я не удержался на окне и спиной полетел внутрь этой чертовой спальни. Ленка и еще какая-то баба, находившаяся на катере, завизжали, моторист врубил движок... Я еще успел увидеть, как катер уносится прочь, а затем с победным урчанием в окно хлынула вода... ПОДВОДНАЯ МЫШЕЛОВКА Страшно ли было? Скорее обидно. Это ж надо, сам сунул башку под топор! Ведь уже один раз выбрался из этой чертовой "Маркизы", кто гнал лезть туда второй раз? Ромеро пожалел? Да на хрен он мне сдался! Думаю, попадись я ему три часа назад, когда мы были еще у Эухении, он бы из меня решето сделал и не заплакал. Да и сейчас из воды выудил исключительно потому, что хотел узнать, что с его сеньорой и где искать ее бренные останки. Какой лешак меня за ним потянул? Поэтому, когда поток воды сшиб меня, захлестнул и стал швырять из стороны в сторону, последними словами, которые я способен был произнести, оказались матюки. Много и сразу - сколько можно было успеть за пять секунд. Именно столько времени у меня было на то, чтоб кричать. Дольше мне уже поматериться не удалось, потому что, хапнув напоследок воздуха, я приготовился пожить еще пару минут - на большее не рассчитывал. "Маркиза", а точнее, ее носовая часть тонула вверх килем, поэтому в спальне, где до последнего момента переборки были потолком и полом, а пол и потолок - стенами, произошла очередная пертурбация. Теперь пол стал потолком и наоборот, а переборки вернулись к нормальным функциям, но в перевернутом виде. Я плохо помню, что происходило в момент опрокидывания. Отчетливо задержалось в башке только несколько ударов о что-то твердое, кружение в потоках воды, тянущих то туда, то сюда, то вертящих по кругу. Само собой, что я не мог запомнить и того, как меня занесло из спальни в гостиную. О том, что это произошло, я догадался, когда меня ударило пятками о диван, болтавшийся у переборки, а затем понесло в обратном направлении. Дело в том, что внутри опрокинувшейся яхты вода некоторое время колебалась, как маятник. А я был просто крупным пузырем воздуха, который эта вода таскала в себе. В голове была дикая каша из всего, мелькало и то, что было со мной, и то, что переживали Браун, Мануэль Джонсон, донья Мерседес, капитан О'Брайен, и то, что придумал для меня Чудо-юдо... И была одна мысль, настойчивее и злее остальных: "Все, крышка, пропал!" Да еще обида на собственную дурь. Ведь и Ромеро, судя по всему, я нашел неживого, и сам накрылся, будем говорить скромно, медным тазом. Удерживать в себе воздух становилось все труднее. Кроме того, яхта погружалась быстро и давление воды росло. Откуда-то из памяти Брауна всплыла морская карта с отметками глубин на внешнем рейде Лос-Панчоса. Тут было за сотню метров, и десять атмосфер давления на грунте легли бы мне на грудь могильным камнем. Тьма была почти кромешная и отчаяние - такое же. В висках долбило, как отбойным молотком. Мне казалось, что я тону уже час, хотя на самом деле и полутора минут не прошло. Ориентировку я потерял, но похоже, что яхта, перевернувшись, прошла горизонт и теперь погружалась с дифферентом на нос, потому что меня подняло к той самой переборке, у которой мы с Ленкой очнулись после взрыва. Уже ощущая, что не могу больше задерживать дыхание, я прополз вдоль этой переборки метра полтора, и вдруг моя рука нащупала угол. Инстинкт утопающего - хвататься за соломинку - в данном случае сработал безошибочно. Из последних сил я подтянулся к этому углу, и, если так можно выразиться, свернул за него. Меня потянуло вверх, в совсем уж непроглядную тьму... И выбросило на воздух. Увы, конечно, не на поверхность моря. Я продолжал тонуть вместе с "Маркизой", но теперь гибель откладывалась. На какое время - черт его знает. В тот момент, когда я выдохнул, а потом жадно задышал, хватая ртом далеко не самый качественный воздух, из темноты послышалось сразу несколько голосов: - Что это? Кто там? К нам, мы здесь! Я сделал несколько гребков и уцепился за какую-то металлическую ручку или скобу, приделанную к стене этой подводной мышеловки, а затем в свою очередь спросил: - Сколько вас? - Трое, - отозвался мужской голос, и я понял, что говорю с Эктором Амадо. - Здесь еще сеньора Эухения и Лусия Рохас. Объем воздушного пузыря, заполнившего какое-то неизвестное мне помещение был, как видно, достаточно велик, если втроем они проторчали тут почти час и еще могли говорить. Увидеть их я не сумел, но быстро нащупал чью-то пятку. - Поднимайтесь, - посоветовала сеньора Эухения. - Вы принесли акваланги? Бедняжка! Она, очевидно, решила, что я приплыл как спасатель. А на самом деле мое появление лишало их еще четверти уцелевшего воздуха. Тем не менее жить я хотел не меньше их, а потому позволил себе не топиться. Ощупав окрестности, я обнаружил какую-то металлическую конструкцию - не то стеллаж, не то полку - и взобрался на нее. - Где акваланги? - настырничала сеньора Эухения. - Нет у меня акваланга, - проворчал я. - Я влип так же, как и вы... Даже хуже, потому что один раз уже выбирался отсюда... - Вы искали свою жену? - подала голос Лусия Рохас. - Нет, я выбрался отсюда вместе с ней. А потом ваш верный Ромеро, сеньора Эухения, решил поискать вас. Потом мне пришлось искать его. Не знаю, сумеют ли его откачать, но он сейчас наверху, а я здесь... В это время останки "Маркизы" вздрогнули, и послышался омерзительный, громкий вибрирующий скрежет. Затем откуда-то снизу долетел хруст и слабый ввиду удаленности лязг. Корпус судна отчетливо тряхнуло, и воцарилась тишина, нарушаемая только гулким дыханием четырех человек. - Приехали, - пробормотал я. - Мы на дне. - Это неглубоко, - отозвался из темноты Эктор Амадо. - Да, всего сто метров... У вас в Сан-Исидро телевышка такая. - Сантиссима Тринидад! - ахнула сеньора Эухения, может быть рассчитывая на помощь хоть кого-то из членов Святой Троицы. Во мне осталось кое-что из памяти католика Брауна, но ни шиша из его убеждений, а православного Баринова пока не получалось... К тому же я подозревал, что ни Отец, ни Сын, ни Дух Святой нам не помогут. И все-таки я спросил: - Что могут предпринять ваши люди, сеньор Амадо? - Не знаю, - вяло ответил тот. - Сейчас все зависит от того, кто остался в живых... Я понял, что беспокоит вождя "молодых койотов". Видимо, единодушие в его компании зиждилось на самом Экторе точно так же, как покойный Бернардо Сифилитик объединял под собой "сеньорес" и "хуниорес". У Эктора в фирме тоже был какой-нибудь верный присяге "Доминго Косой" и какой-то "бунтовщик" по типу самого Амадо. Если верный друг гробанулся при взрыве, а заведомая "редиска" осталась на плаву, то никто не начнет обследовать затонувшее судно раньше, чем пропадут шансы найти Эктора живым. Се ля ви! Впрочем, если уцелел тот, на кого Эктор полагался и доверял, как самому себе, - это тоже не гарантия. Обстоятельства могут сильно изменить человека. - Каррахо! - процедил Эктор. - Только бы выбраться! Косой еще пожалеет, что родился на свет... - Вы бы лучше помолились об отпущении грехов, - умиротворяюще посоветовала Лусия Рохас. - Вы же христианин... Бог отвернется от нас. - Помолчала бы! - разозлился Амадо. - Мне эти проповеди уже вот где! Праведница! Ты бы лучше сама покаялась. Небось в вашем Центре занимаются одними богоугодными делами... - Оставьте это, не ссорьтесь, давайте лучше помолчим, чтобы зря воздух не расходовать, - предложила Эухения. Напоминание о воздухе было своевременным. Все притихли. И тут откуда-то донесся лязг металла... - Ага! Нас ищут! - воскликнул Эктор. Я этот оптимизм не разделял. Слишком рано для спасателей, даже если там, наверху, быстро нашли аквалангистов. Полицейские, что работали в лагуне у пляжа "Каса бланки де Лос-Панчос" и разыскивали подводный туннель, о котором вчера вечером говорили Сифилитик и Морено, вряд ли успели бы свернуть работу и так быстро прибыть на место катастрофы. Но даже если бы они все бросили и помчались к яхте сразу после взрыва, - чего, я точно знал, не было, - все равно они не сумели бы так быстро погрузиться на сто метров. Шум могла произвести какая-нибудь рыба или плавающие по затопленным каютам предметы обстановки. Тут мои мозги стали работать получше, и я осознал еще одну опасность, но, чтобы не паниковать и не пугать народ зазря, решил сначала кое-что уточнить. - Эктор, - спросил я, подумав, что на глубине в сто метров можно обойтись без всех этих "сеньоров" и излишней учтивости, - где мы сейчас находимся? - В моем сейфе, - отозвался он. - Чего-чего? - Мне даже показалось, что у малого крыша поехала. - Ты это серьезно? - Серьезно. Конечно, это не шкаф какой-нибудь, а целая бронированная комната, и герметичная к тому же, с двойными дверями. Эти двери были замаскированы дубовыми панелями, которые автоматически отодвигались. Все, конечно, было на совесть сделано: и сигнализация, и замки. Но при взрыве что-то замкнулось накоротко и сработала система экстренного открывания. Я, видишь ли, такую поставил после того, как однажды ключ сломался. Система должна была только по определенному радиокоду включаться, а она от замыкания... И слава Иисусу, что сработала. Нас с Лусией и Эухенией, когда все падало, туда внесло, а вас, видимо, мебель не пустила. - Постой, но ведь яхта же встала торчком, к вам вода должна была залиться! - удивился я. - А тут другая система включилась, страховочная. Она специально была рассчитана на тот случай, если кто-то узнает радиокод экстренного открывания и попробует залезть в сейф. Двери сразу же закрываются за вошедшим. Хорошо, что нас троих внесло не по очереди, а одновременно, а то могло бы и ноги отдавить кому-то... - Так, - уловил я, - но ведь сейчас-то двери открыты... - Когда яхта перевернулась, опять замыкание произошло, - устало ответил Амадо. - Теперь все - кончилась электроника. В общем, мои опасения после этого рассказа усилились еще больше. Чего я боялся? А вот чего. Носовая часть "Маркизы", судя по всему, воткнулась форштевнем в грунт, а верхней частью надстроек навалилась на кормовую часть, которая легла на дно гораздо раньше. То есть сейчас наша подводная мышеловка стояла стоймя, но могла вот-вот свалиться. И тогда пузырь воздуха выйдет наружу, а мы отдадим концы намного раньше, чем сдохнем от избытка углекислого газа... - Большая тут у тебя кубатура? - спросил я, но Амадо не ответил. Может, он и хотел ответить, но в это время что-то еще раз гулко бухнуло, а затем скрежетнуло. Мне вдруг пришла в голову еще одна приятная идея: а что, если сюда акулы пожаловали? Я в ихтиологии - полный нуль, не знаю, на каких глубинах эти твари охотятся, но то, что при взрыве могли быть господа, погибшие отнюдь не бескровно, вполне могу допустить. Про то, что акулы на кровь очень хорошо реагируют - слышал. Пятки наши всего сантиметрах в двадцати от воды... Мороз пошел по коже, хотя совсем недавно я Ленку, насмотревшуюся "Челюстей", успокаивал. Нет, уж лучше, чтоб яхта перевернулась! Тут хоть не почуешь, как тебя разгрызают. А звук тем временем повторился, и был он слышен где-то заметно поближе к нам. Ухо уловило даже шелест какой-то, будто нечто плывущее задело переборку... Я попытался забраться повыше, но уперся головой в металл. Некуда. Сиди и жди, пока пятки не отхватит... - Свет! - вдруг закричала Лусия. - Свет! Там люди! Нас найдут! Слава Спасителю! Да, свет был, и я его тоже увидел. Он обозначился сквозь воду, правда, слабенько, и источник его располагался от нас неблизко. Тем не менее свет явно испускала не какая-нибудь рыба, а электрический фонарь. Это подводное солнышко приближалось к нам довольно быстро. Там, внизу, сперва обрисовался серый прямоугольник, который был лишь чуть-чуть светлее окружавшей нас непроглядной тьмы. Затем он приобрел зеленоватый оттенок, и стали заметны "пылинки" планктона, отдельные детали на стенках комнаты-сейфа. Теперь мы, все четверо сидевших в воздушном пузыре, смогли кое-как разглядеть друг друга и то помещение, которое спасло наши жизни. Пространство внутри сейфа Эктора Амадо по форме напоминало огромный спичечный коробок. В нормальном состоянии, то есть тогда, когда "Маркиза" еще не подозревала о своей печальной судьбе, этот "коробок" лежал на ребре, а теперь, то есть после того, как яхта оказалась на морском дне, был поставлен на попа. Не отвесно, а под небольшим углом к вертикали. Узкий проход между стальными стеллажами, длиной метра в четыре, шириной в метр и высотой около двух, превратился в колодец, где длина стала глубиной. На полтора метра его заполнял воздух, остальное - вода. Все мы, то есть Эктор, Эухения, Лусия и я, словно куры на насесте, сидели скорчившись под "потолком", который в мирное время был торцевой стеной сейфа. Сидели мы на стеллажах, предназначенных для размещения металлических ящиков, в которых сеньор Амадо хранил что-то ценное. То ли золотишко с бриллиантами, то ли секретные документы. Именно такими ящиками был снизу доверху заполнен стеллаж на противоположной стене, а также примерно две трети того стеллажа, на котором сидели мы. Не заполненные ящиками ячейки были достаточно просторными, чтобы мы могли втиснуть в них задницы. Конечно, комфортным наше положение не назовешь, но это было лучше, чем плавать в воде. Теперь все наши взоры были обращены вниз, туда, где все ярче и ярче становился свет подводного фонаря. Мы следили за ним как завороженные, безмолвно... Первым опомнился Эктор. - Сюда! - истошно заорал он. - К нам! Мы живы! - И изо всех сил ударил пяткой по железному ящику, располагавшемуся на стеллаже ниже его, у самой поверхности воды. Это мне показалось очень своевременным, потому что аквалангисты, полазив по гостиной, могли убедиться в том, что никого живого тут нет, и уйти наверх, так и не добравшись до нас. Поэтому я тоже начал колотить пятками по ящикам, а затем в меру своих сил нас поддержали и милые дамы. Гулкий грохот заполнил все помещение нашей мышеловки, и я даже побоялся, что он напугает водолазов. Кроме того, мне отчего-то казалось - во дурь-то нашла! - будто мы способны нарушить устойчивость многотонной яхты, вонзившейся носом в грунт... Не услышать нас аквалангисты не могли. Свет стал еще ярче, и уже спустя минуту мы увидели внизу, в прямоугольнике бывшей двери длинный вытянутый конус-луч, а следом в проеме появились очертания человеческой фигуры. Водолаз повернул фонарь вверх, и ослепительный сноп света, пробив воду, ударил нам по глазам. Аквалангист нас тоже заметил и, сделав легкое движение ластами, воспарил к нашему насесту. Следом за ним появился второй. Две головы в масках с шумом выплеснулись на поверхность воды. Тот, кто поднялся первым, вынул изо рта загубник и поднял маску на лоб. - Спокойно! Не двигаться и не паниковать! - предупредил он. - Попробуем вас вытащить... Он говорил по-испански довольно чисто, но в том, что этот парень не хайдиец, даже я не сомневался. - Сначала пойдет женщина, - тоном, не терпящим возражений, заявил водолаз и, передав фонарь напарнику, стал расстегивать ремни акваланга. - Прошу вас, сеньора Эухения. - Вы меня знаете? - удивилась супергадалка. - А я вас не припоминаю... - Наплевать! - не очень вежливо ответил подводник. - Слезайте в воду! Эухения слезла и повисла в воде, уцепившись за ручку одного из стальных ящиков, а водолаз без особых церемоний вдел ее в акваланг, напялил на нее свою маску с загубником и ласты. - Дышите, сеньора? - Эухения кивнула. - Тогда держитесь вон за того парня и покрепче. Судя по всему, водолаз, который отдавал распоряжения, был начальником второго. Этот второй вернул своему шефу фонарь, взял Эухению за запястья и, перевернувшись в воде, ушел, унося супергадалку на спине. Брызги воды от двух пар ласт плеснули по стеллажам, забурлили пузырьки - и все стало тихо. - Сеньор, - спросил Эктор, обращаясь к аквалангисту, - сколько нам ждать? - Немного, - ответил тот, водя фонарем по стеллажу, заполненному ящиками. - Четверть часа? Час? - Может быть, - флегматично ответил водолаз. Он был одет в темно-серый гидрокостюм, на ремне которого были подвешены нож и какие-то сумочки. Одна из них подозрительно напоминала пистолетную кобуру. Хотя мои мозги были заняты в основном одной, но насущной мыслью: успеют ли товарищи нашего потенциального спасителя приволочь сюда четыре акваланга до того, как наш сейф перенасытится углекислым газом, какой-то кусочек сознания пытался осмыслить и причину появления аквалангистов. Ясно, что это были не ребята Эктора. Во-первых, они, наплевав на женщин и, уж конечно, на меня, вытащили бы хозяина. А во-вторых, поскольку на охранявших "Маркизу" катерах я не видел аквалангистов, то снарядить спасательную экспедицию они просто еще не успели. Может быть, это полицейские, которые перегнали свой катер из лагуны? Тоже сомнительно... Тогда кто? Странно, но чем дольше я размышлял, тем больше волновался по поводу того, кто же нас спасает. Тот парень, что сидел вместе с нами, был, видимо, уверен в том, что его не оставят, раз так спокойно отдал акваланг Эухении. Фактически он остался как бы заложником. Не у нас троих, а у мышеловки. Однако мне почему-то казалось, что эти ребята искали вовсе не тех, кто уцелел при катастрофе. Если бы их целью было отыскать живых в затопленном судне, они наверняка постарались бы взять с собой резервный акваланг. А они пришли сюда только с фонарем и какими-то инструментами. Значит, искали не нас, а что-то другое. К тому же появились они очень быстро, даже слишком быстро. Еще и получаса не прошло с того момента, как яхта легла на дно... И тут мне пришло в голову, что наши невольные спасители имеют какое-то отношение к тому, что "Маркиза", разорванная пополам, лежит сейчас на грунте. То есть, подобравшись к ней из-под воды, они поставили ей на киль мину, рванули, утопили, а теперь решили пошуровать в сейфе... Я глянул на Эктора. На его лице была тревога. Может быть, он волновался, успеют ли вернуться водолазы и принесут ли они нужное число аквалангов. Но ведь могло быть и так, что он опасается оказаться в лапах у Доминго Косого... Во всяком случае, в том, что его яхту взорвали "старые койоты", Амадо не сомневался еще десять минут назад. Но тогда странно, что они забрали с собой Эухению, а один из них остался "заложником", рискуя сдохнуть вместе с нами, если акваланги вовремя не притащат. По логике вещей, боевым пловцам надо было просто доделать недоделанное, то есть пристукнуть Эктора и всех нас, чтобы порадовать Доминго Косого. На левой руке аквалангиста светились подводные часы с глубиномером, которые мне были хорошо видны. Прошло уже десять минут после того, как напарник нашего "заложника" утянул за собой Эухению. - Долго еще? - спросил Эктор в явном нетерпении. - Ужас как душно! Да, дышать становилось труднее. Ведь Эктор с дамами просидели еще до меня почти час и к моему прибытию уже изрядно поизвели кислород. Я сам чувствовал, как клонит в сон, и изредка плескал себе в физию водой. - Скоро, скоро уже, - подбодрил водолаз и, расстегнув одну из своих сумочек, достал оттуда два металлических цилиндрика. - Подышите через патрон, легче будет... Второй патрон водолаз отдал Лусии. Судя по всему, патроны очищали вдыхаемый воздух от СО и делали его более пригодным для второго дыхания. Дав Эктору минут пять подышать, аквалангист бесцеремонно отобрал у него патрон и передал мне. Лусии он дозволил пользоваться патроном несколько дольше, после чего приложился к патрону сам. От патрона полегчало чуть-чуть, но ненадолго. Второй раз - значительно меньше. Мы его "задышали". Сердце тюкало так, как если бы я на минуту задержал дыхание. Эктор простонал: - Когда же, черт побери? Где они? - Вот-вот, - пообещал аквалангист, но и сам он, как мне показалось, беспокоился. Лусия, сидя в своей ячейке, шевелила губами - молилась. Может, ее молитвы и помогли. Во всяком случае, под водой вновь появился свет, а еще через пару минут в нашей мышеловке вынырнуло сразу пять голов в масках. - Сеньорита Рохас, - скомандовал тот, кто оставался с нами, - вы первая! Лусия слезла в воду, один из аквалангистов поддерживал ее, второй надевал акваланг. Ее эвакуировали тем же манером, что и Эухению. - Сеньор Баринов, пор фавор! Меня упрашивать не стоило. Я прыгнул в воду и был подхвачен сразу тремя парами рук. На меня мигом надели акваланг, напялили ласты, хотя я, наверное, был в состоянии сделать это сам. Я еще не успел удивиться, в чем причина такой трогательной заботы, как пареньки ловко защелкнули у меня на запястьях наручники. Во рту у меня уже был загубник, легкие жадно впитывали кислород, и я не мог возмутиться. Я даже не счел нужным делать какие-то резкие движения. Ребята были здоровые, и отбрыкиваться от них не имело смысла. Тем более со скованными за спиной руками. Один взялся за мой правый локоть, другой - за левый, они нагнули меня, перевернули вниз головой и потянули к выходу из колодца. Пришлось тоже работать ластами. Всем дружным коллективом мы нырнули в гостиную, а затем мои конвоиры вытащили меня в одно из выбитых окон. Несмотря на стометровую глубину, солнечный свет все-таки сюда доходил, а потому я смог увидеть, что представляла собой "Маркиза", лежащая на морском дне. Да, все было именно так, как мне представлялось. Я и мои конвоиры, выбравшись из окна гостиной, как бы вылетели с третьего этажа. Именно такое расстояние отделяло нас от дна, в которое вонзился нос "Маркизы". Разломившаяся яхта, по-прежнему белая - обрасти и проржаветь еще не успела! - напоминала небоскреб со стилобатом. Роль стилобата выполняла кормовая половина, а носовая часть привалилась к ней под небольшим углом. Ясно было, что получившаяся конструкция не самая устойчивая и вскорости "небоскреб" повалится. На воздухе, выскочив из окна с высоты третьего этажа, люди, как правило, падают вниз. Однако под водой все не так. Конвоиры, словно ангелы, волокущие грешную душу на Божий суд, потянули меня вверх, на "крышу небоскреба", то есть примерно еще на десять метров вверх. Роль "крыши" исполняла вдавленная и пробитая взрывом, трюмная переборка. На ней, как выяснилось, аквалангисты оставили свои "подводные мотоциклы" скутера-буксировщики. Их сейчас было два, а третий, на котором совсем недавно увезли Лусию, жужжал двигателем где-то неподалеку, но разглядеть его сквозь воду цвета бутылочного стекла было очень трудно. Со мной и здесь церемониться не стали, прикрутили нейлоновой веревкой, продетой через скованные руки, и потащили за скутером, как на аркане за лошадью. Правда, не совсем так. Руки-то у меня были за спиной, а не спереди! Несколько раз меня дергало, как пытуемого на дыбе, но локти у меня из суставов, слава Богу, не вывернулись и мне удалось найти более или менее приемлемую позу: я обхватил веревку обеими ступнями, и дальше меня тащили, так сказать, ногами вперед. Именно поэтому я сумел увидеть и то, что следом за мной, на втором скутере, таким же макаром волокут Эктора... Меня сперва не удивило, что скутера идут примерно в тридцати метрах от грунта и не поднимаются выше. Потом подумалось, что пора бы и наверх. Не спеша, чтобы кессонку не заполучить. Они действительно чуточку поднялись, примерно до сорокаметровой глубины, и стало заметно светлее. Будь я не человеком, которого волокут на буксире в наручниках, а подводником-любителем, то мог бы порадоваться красотам, которые можно было наблюдать вокруг: и стаям сверкающих рыбешек, и величественному шельфовому склону, просматривавшемуся справа, как мохнатая зеленая гора, и даже перламутровому шлейфу пузырьков воздуха, который оставляли за собой мои конвоиры, державшиеся за свой скутер... Но я был пленником - и никакие красоты мне были не нужны. Скутер тем временем несколько изменил направление движения. Второй, следовавший за нами, - тоже. Теперь они направлялись в сторону шельфового склона. Только тут, как ни странно, я подумал, что ребята, которые сцапали меня и Эктора, могли быть теми самыми подводными пловцами, что пристрелили вчера дона Хименеса. А появилась эта мысль потому, что конвоиры нацеливали нос своего скутера на какое-то темное пятно, маячившее на фоне обросшего водорослями шельфового склона. Этим пятном вполне мог быть вход в подводный туннель, и я не ошибся... ПУСТЯЧОК, А ПРИЯТНО Скутер сбавил скорость, конвоиры подтянули меня к себе, наверно, чтобы я, болтаясь на веревке, не расшибся о стенки туннеля, и крепко ухватили под локти. После этого скутер вошел в туннель, и на его передней части, скругленной, как у торпеды, зажглась довольно мощная фара. Туннель делали давно - наверняка еще во времена Лопеса, тогда же, когда строили все эти подземные "асиенды", движущиеся площадки и дороги с вагончиками, опробованные мною в давние времена "Атлантической премьеры". Он порядочно оброс водорослями, моллюсками, еще какой-то дрянью. Если бы не проглядывавшие сквозь зелень стыки бетонных тюбингов - я сразу вспомнил то, что говорил Бернардо Сифилитику Фелипе Морено! - то туннель можно было бы принять за естественную пещеру. Диаметром туннель был всего метра два и годился только для аквалангистов со скутерами. Везли меня не так уж и долго, может быть, минут двадцать, как мне показалось, постепенно поднимаясь в гору. Конвоиры заботливо следили за наличием газовой смеси у меня в баллонах и вовремя открыли вентиль второго баллона, когда первый опустел. Мне это понравилось, так как означало, что пока я нужен кому-то живым и здоровым. Не понравилось другое: глаза не завязывали. При посещении подобных объектов это верный знак того, что живым отсюда не выйдешь. Впереди появился свет, и фару на скутере погасили. Еще через пару минут скутер вышел из туннеля в небольшой квадратный бассейн. Мотор конвоиры вырубили и поднялись на поверхность. Меня вытащили сперва на наклонную плоскость из позеленевшего бетона, потом на горизонтальную площадку. Помещение явно располагалось под землей, и, как мне показалось, за ним особенно не ухаживали. Это было что-то вроде неправильного многогранника, вырубленного в скале, а затем укрепленного монолитным железобетоном, применяемым для строительства тяжелых бомбоубежищ. Вверху, под потолком, горела мощная лампа, освещавшая бассейн, наклонную плоскость и площадку, а также стены гнусно-серого цвета и несколько лестниц, уводивших с площадки в недра подземного сооружения. Однако рассмотреть как следует, что и как, мне не дали, потому что конвой, как видно, не хотел показывать мне, куда поведут Эктора. Я смог убедиться только в том, что его привезли сюда же, так как второй скутер появился в бассейне примерно через полторы-две минуты после головного. Коридор, по которому меня повели, отобрав акваланг и ласты, был тоже укреплен монолитным железобетоном и освещался тусклыми светильниками на потолке, размещенными через пять метров друг от друга. Шлепать по бетонному полу босыми пятками оказалось холодновато. Конвоиры моих проблем не понимали, так как шли в гидрокостюмах, на пятках которых имелись протекторы. Поэтому я сильно обрадовался, когда меня провели наконец туда, где появился деревянный пол. Это случилось после того, как мы миновали четыре пролета лестницы, на которую вывел бетонный коридор. Пустячок, а приятно! А то ноги уже заледенели. Деревянный пол после бетонного показался почти горячим. Да и вообще тут было потеплее. И лампы горели ярче, и стены оказались оштукатурены и побелены. Герметичная стальная дверь, через которую мы поднялись на этот этаж подземного сооружения, охранялась плечистым пареньком в камуфляже американского образца и с винтовкой "М-16А2". Он мог просматривать лестницу с помощью телекамеры и, если бы не конвоиры вели меня связанного, а наоборот, вряд ли стал бы так спокойно открывать дверь. Дверь толщиной примерно в тридцать сантиметров, несмотря на свой огромный вес, плавно ушла в боковой паз, а когда мы миновали порог, столь же плавно задвинулась за нами. Тут меня водили недолго. Метров двадцать. Именно на таком расстоянии от стальной двери оказался лифт, охраняемый еще двумя парнями, похожими на первого. Аквалангисты завели меня в кабину и повезли куда-то вверх. Скорость подъема была довольно большой, лифт, как мне кажется, предназначался для солидных небоскребов, хотя выглядел очень скромно и представлял собой просто стальную кабину с резиновым ковриком на полу. На третьей минуте подъема лифт остановился, дверь открылась, и конвоиры вывели меня в очередной коридор с множеством дверей. В нескольких местах коридор перегораживали стальные решетки - короче, тюряга... У решеток ходили все такие же мальчики-охраннички "семь на восемь - восемь на семь", при кобурах и укороченных автоматах. Конвоиры довели меня до первой решетки, охранник открыл ее ключом, пропустил нас и тут же запер. Потом дошли до второй, третьей, четвертой - все повторялось в том же духе. За пятой решеткой, которая была еще и стальной сеткой затянута, помимо одного охранника, меня поджидали еще двое. Они приняли меня от аквалангистов, взяли под белы ручки и довели до одной из боковых дверей. Открыли дверь, сняли с меня наручники и не очень грубо, но сильно подтолкнули вперед. Дверь лязгнула. Свобода осталась по другую сторону. Поскольку окон в данном заведении не имелось, то понять, сижу ли я под землей или на ее поверхности, было невозможно. Конечно, на сей раз мне достался куда более скромный номер, чем в "Каса бланке де Лос-Панчос", но можно было ожидать и худшего. Что порадовало - было сухо, относительно тепло, не пахло крысами и мочой. Имелся унитаз, умывальник, койка, стол и табурет, привинченный к полу. Общая площадь и кубатура заведения были примерно те же, что у "сейфа" Эктора Амадо, но тут я сидел один, и воздуха было вдоволь, вентиляция работала. Никаких правил внутреннего распорядка мне не сообщали, а потому я без особых раздумий улегся на койку, благо на ней даже белье было. Улегся голышом, потому что все, что на мне было, то есть майка, шорты и плавки, было насквозь мокрым. Я пристроил одежку сушиться на трубу, по которой к умывальнику подводилась горячая вода. Во сервис-то! Когда я улегся, то почуял, что умаялся за сегодняшний день и что вчерашний ночной недосып тоже сказывается. Руки-ноги немного побаливали, но вряд ли это были симптомы кессонной болезни. Браун во время своей водолазной подготовки однажды угодил в декомпрессионную камеру, потому что поднялся слишком быстро. Мне это лежание во гробе очень запомнилось и не хотелось, чтобы о моем здоровье проявили излишнюю заботу. Поднимали меня медленно, можно сказать, аккуратно, поэтому о закупорке сосудов азотными пузырьками я сейчас меньше всего беспокоился. Да и вообще, после того, как тебя вытащили из преисподней, любая тюрьма покажется раем. Тем более такая комфортная, в какую меня водворили. Сколько я проспал - неизвестно. Часы, которые у меня были, не имели защиты от воды и благополучно остановились еще после первого купания. Но во всяком случае, я ощущал себя выспавшимся, хотя и голодным. Весь "русский обед", которым побаловала нас с Хавроньей сеньора Эухения, был уже давно переварен. Одежда просохла. Это означало, что продрых я немало, причем все это время меня не беспокоили. Именно это обстоятельство заставило меня думать, кому же это понадобилось вытаскивать меня со дна морского лишь для того, чтобы запереть наглухо в камере без окон за семью постами охраны. То, что это были не люди Доминго Косого, казалось мне не подлежащим сомнению. Во-первых, наше пребывание на дне моря их устраивало, уж мое-то во всяком случае. Да и Эктор, покоящийся на глубине в сто метров под уровнем моря, был куда безопаснее, чем живой. Но самое главное, судя по итогам допроса, проведенного в последний час жизни незабвенным товарищем Бернардо, "старые койоты" и "койоты" вообще ничего о подводном туннеле не слышали. О нем знал исключительно Фелипе Морено... и те парни, которые ликвидировали Хименеса. Фелипе Морено вряд ли мог быть у них за главного. Не та фигура. К тому же я видел его на "Маркизе" незадолго до взрыва. Знай он, что против яхты Эктора готовится диверсия, - не появился бы там ни под каким видом. Задатков камикадзе у экс-мэра раньше не проявлялось, и, я думаю, ему уже было поздно менять характер. Итак, получалось, что эти подводные работнички действовали как-то сами по себе. Пришили Хименеса и предположительно сняли у него с шеи нательный крест. Подорвали "Маркизу" и тут же полезли в сейфовую комнату Эктора Амадо. Зачем? Хименес как-то связан с сенатором Дэрком, а Дэрк имеет отношение к делам вокруг фонда О'Брайенов и пропаже его наследниц со всеми отпечатками пальцев, без которых никто ничего узнать не может... Может, сейф Эктора и содержал в себе тайны О'Брайенов? Нет, это вряд ли. Тогда бы эту яхту уже давно утопили или взяли на абордаж. Может, это "G & К" работает? Тогда мне, возможно, предстоит кое-кого встретить... А кого, собственно? Хорсфилда нет, Чалмерса нет, Брайта "Главный камуфляжник", если он на самом деле существует, живым не отпустит. Однако, кто бы эти ребята ни были, сейчас у них в руках собралось много того, что не прочь иметь Чудо-юдо и Эухения. Сесара Мендеса только не хватает, но его тоже нетрудно будет добыть, если о его здравствовании и начинке кто-то проговорится. Эх, осталась Елена соломенной вдовой! Сунут ей записочку, что, мол, муж ваш жив-здоров, чего и вам желает, - вот она все и выложит. Опять же неизвестно, как там дальше будут обстоять дела в доме Эухении. Есть у нее наследники или нет? Или все это хозяйство пойдет с молотка? Вопрос! Прошло около часа, а может, и больше. Я совсем соскучился, потому что желудок окончательно освободился и теперь играл марши. Жрать хотелось, а моим кормлением местные власти не интересовались. Шаги здешних вертухаев слышались отлично, но моя жизнь их явно не интересовала. Выпрашивать жратву не хотелось, да и не выпросишь ничего, кроме как дубинкой по спине. Пить воду из-под крана не рискнул. Тропики, тут можно на десять лет вперед болезнями разжиться. Оставалось только петь революционные песни типа "Замучен тяжелой неволей...", но, кроме первой фразы, я ничего не помнил. Поэтому, пошатавшись из угла в угол, я опять повалился на койку и попытался продолжить сон. Мне это почти удалось, даже глаза стали слипаться, но тут лязгнула дверь, и на пороге появились сразу несколько мордоворотов при оружии. Никто из них не принес мне поесть, никто не сказал: "Извините, товарищ Баринов, мы вас незаконно задержали!", никто даже не гавкнул: "С вещами, на выход!" Они вообще ничего не говорили. Только один навел на меня какое-то стреляющее устройство типа пистолета-авторучки и чпокнул. Я еще успел ощутить боль от укола и заметить иголку, вонзившуюся в бедро. Потом все потемнело, я почуял, что ноги меня не держат, и повалился на руки подскочившим детинам. Дальше, - как выражался принц Гамлет, - тишина... Пустячок, а приятно! ОПЯТЬ ПОДОПЫТНЫЙ Теряя сознание, я не знал, надолго это или вообще насовсем. Просто подумать не успел. Вероятно, именно так со мной поступили тогда, когда я с Марселой под ручку вошел в здание аэропорта Майами. Только в прошлый раз я даже понять, что случилось, не успел. Помню, завертелось что-то в мозгах, какие-то картинки из прошлого и настоящего, своего и чужого. А потом р-раз - и оказался на кровати в заведении Джона Брайта с двойным самосознанием Короткова-Брауна. Здесь вышло по-иному. Сознание безмолвствовало, никакие видения мою башку не посещали. Черный провал - и все. Но очнулся я уже не в камере, где меня усыпили, а в светлом просторном помещении с окнами, из которых веяло вечерней прохладой и приятным загородным, то есть не отравленным бензином, воздухом. Мне даже показалось, что я опять нахожусь в искусственной реальности и вот-вот услышу громовой хохот Чудо-юда. Если он мог устроить мне полет в Нижнелыжье с "цирком, фейерверком, клоунадой и стрельбой", то почему бы не соорудить поездку на Хайди с теми же приколами? То есть с убийствами, захватом Эухении и Лусии в заложники, милой беседой с Эктором Амадо, закончившейся взрывом "Маркизы"... Наконец, вполне можно было и подводные приключения сымитировать. Ведь тогда, накануне нашего с Хрюшкой отпуска, я не мог отличить естественной реальности от той, которую мне зарядил в голову отец-экспериментатор. Но запахи были не подмосковные. За окном виднелись закатное небо и силуэты мохнатых темно-зеленых гор Сьерра-Агриббенья. А я лежал на чем-то вроде операционного стола в помещении, похожем на лабораторию. Со мной опять что-то затевали. Опять, как тогда, когда пересаживали в меня память и сущность Брауна. Снова вокруг копошились люди в белых, голубых и зеленых халатах. И снова я был обездвижен фиксирующими ремнями. Какой еще файл в моей многострадальной башке решили распаковать? Какого еще головореза захотели прописать в моей черепушке? А я даже крикнуть не мог - рот залепили пластырем. Лиц врачей-вредителей я разглядеть не мог - они были закрыты масками. Интересно, почему? Ведь резни не предполагалось, надеюсь? То есть операции. На фига же им такая суперстерильность, боятся, что ли, начихать на меня невзначай? Странно. Опять какие-то проводки, приборы, химия... И куда теперь, в какой век? Каким негритенком стану? От злости я замычал, и тогда одно из медикообразных существ подошло ко мне. Поглядело знакомыми донельзя чебаковскими глазенками и успокоительно моргнуло: "Не переживай, Волчара, я здесь, все будет хрю-хрю..." Откуда она-то здесь? Или мне уже начали "кино" показывать? Ведь я уже хорошо знаю, что такое искусственная реальность. Комар носа не подточит - все ощущаешь, как наяву: и цвет, и звук, и запах, и вкус, и на ощупь все чувствуешь. Живешь, да и только. Как там тетушка Эухения выражалась? "Внутренний человек"? Дурдом, ей-Богу! Но я опять, в который уже раз, был человеком, от которого НИЧЕГО не зависело. За меня думали, решали, а я и вякнуть не мог. Игла вонзилась мне в предплечье. Что там вкатили? "Зомби-6", препарат № 329 или, может, долгожданный "Зомби-7" отыскался? Что сейчас начнется? Может быть, я превращусь в биоробота на манер Мэри и Синди, которыми Киска управляла будто заводными куклами? Или опять, как в самый первый раз, начну видеть картинки из чужой жизни, считая ее своей? Однако все вышло и не так, и не эдак. Ни ощущения беспокойства, ни каких-либо обрывочных видений, ни смешения памяти на сей раз не было. Я прекрасно, четко воспринимал самого себя как Дмитрия Сергеевича Баринова. И я знал, что все, что я вижу, происходит вне меня, без моего участия, там, где меня физически нет. То есть примерно так, как при просмотре кинофильма. С одной только разницей: я не мог ни отвернуться от экрана, ни закрыть глаза, чтобы не видеть чего-то страшного или мерзкого. Я должен был все видеть. Видеть со стороны, следуя как бы рядом, но незримо за персонажами действа. Еще одним обстоятельством, отличающим происходившее от видеопросмотра, оказалось то, что реальность происходящего не вызывала сомнения. Три чувства из пяти работали. Только осязание и вкус были отключены. Нечто похожее я испытывал до этого лишь один раз, на ферме Толяна, когда таинственная РНС повела меня вслед за хозяином и его гостьей Таней Кармелюк. Тогда я вроде бы спал на первом этаже, но видел все, что происходило на втором... Но самым удивительным стало то, что я не просто видел действия людей и слышал произнесенные ими слова, но и знал (не догадывался, а именно знал), что они думают. Разумеется, не всех, кто появлялся в поле зрения - тогда бы я свихнулся! - а только тех главных лиц, которые принимали участие в событиях. Знал я и то, что они чувствуют. Их вкусовые и осязательные рецепторы передавали мне информацию, дополнявшую то, что я видел, слышал и обонял. При этом "фильм", крутившийся у меня в голове, четко разделялся на несколько отдельных эпизодов, связь между которыми была несомненна, но все происходившее в промежутке между ними оставалось "за кадром". Вот такая система. ПО УКАЗУ ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА... Я сразу понял, что угодил в XVIII век. Причем не куда-нибудь в благопристойную Великобританию или Францию до революции 1789 года, а в родную матушку-Россию. Но не в Петербург и не в Москву. Попал я куда-то в заволжскую степь, где пылили копыта загнанных долгой гонкой казачьих коней. Осколок уже разбитого генералами пугачевского войска все еще пытался продлить свою волю. Уж полгода, как срубили на Москве голову "Петру Феодоровичу", а полсотни перераненых, голодных и рваных ватажников метались по степи, уходя от конных отрядов генерал-поручика Суворова. Среди казаков и мужиков, среди прожженных кострами, пропыленных чекменей и армяков странно смотрелся некогда богатый, хотя и изодравшийся вконец кафтан, болтавшийся на плечах рыжеволосого бородатого детины. Был этот детина тяжко ранен и держался в седле с трудом, поминутно кашляя и отхаркивая кровь. Если б не коренастый казачок в мятой папахе с оборванным шлыком, ехавший рядом с ним, давно бы свалился рыжий со своей лошаденки. - Держися, держися, Ваня! - уговаривал казачок. - Али Богу молись, только не спи - помрешь! Кровищей весь изошел... - Надо помирать, - вяло ответил рыжеволосый с заметным английским акцентом. - Очень плохо. Дышать нельзя. Совсем дурно. - Погоди, погоди ты помирать! - подбодрил казак. - Можа, найдем где какого лекаря али бабку, выходят. Пульку бы у тебя из грудей вытянуть да завязать покрепче... - Гусары! - заорал кто-то. - Гусары от взгорка скачут! Тикай! Тучка пыли, в которой неясно просматривались силуэты коней и всадников с длинными султанами на шапках в форме усеченного конуса, внезапно появилась справа, на пологом холме. Она быстро росла, в ней уже видны были вздетые над головами синие искорки сабель. - Порубают! Тикай! - загомонили в рядах пугачевцев. Нагайки отчаянно захлестали по крупам выдохшихся лошаденок, но заставить их двигаться быстрее было почти невозможно. Гусары налетели с ревом, сытые строевые кони грудью сбивали набок истощавших кляч, безответно хлопали пистолетные выстрелы - повстанцы уже который день как извели последнюю жменьку пороха. Но все же даром не дались. Кто изловчился пырнуть гусара пикой, кто сумел достать царевых слуг саблей, а один метнул топор. Казачок, опекавший рыжеволосого, с остервенением отмахивался саблей, все время пытаясь выпихнуть из свалки своего друга, но тот приник к конской шее и обвис на седле. - Этого, в кафтане - живьем! - приказал гусарский поручик своим усачам. Но не так-то просто было это сделать. Ловкий казак зацепил одного по лицу, второму проткнул живот и, лишь сшибленный с седла пулей в голову, прекратил сопротивление. Ни один пугачевец не ушел. Пленными взяли пятерых, прочие бездыханными полегли в кровавую, потоптанную конями пыльную траву. Лежал в траве и рыжеволосый, но дышал еще. Над ним стоял приметивший его поручик и спрашивал, поигрывая клинком: - Как звать? Отвечай, кто ты есть! - Помирает он, вашество, - сказал один из пленных. - А звать его Иван, хоша он и нерусский. Иноземец крещеный, из купецкого звания. Зимой еще прибился, под Оренбургом. - Иноземец? - удивился поручик. - А ну, братцы, на седло его и к лекарю живее! Кто живьем довезет - штоф водки! Тут кадр сменился, и я увидел Ивана с забинтованной грудью, закованного в цепи, под мрачными сводами закопченного подвала. Я уже знал, что этот "Иван" на самом деле Шон О'Брайен, правнук капитана Майкла О'Брайена. Допрашивали Ивана-Шона двое офицеров в потертых зеленых мундирах, сидевших за столом, заваленным бумагами и гусиными перьями. Было душно, офицеры поснимали не только треуголки, но и парики. За спиной О'Брайена отчетливо просматривались гориллообразный палач, поигрывающий кнутом, пылающая печка и дыба. - Отвечайте, сударь, - довольно мерзким канцелярско-следовательским голосом произнес один из чинов, сидевших за столом. - Ваше имя доподлинное? - Шон О'Брайен. - Какой страны уроженец? - Великой Британии. - Сколько лет от роду? - Тридцать семь. - Какую веру ныне исповедовать изволите? - Православную. Крещен Иваном Романовичем. - Когда, откуда и с какой целью прибыли вы в Империю Российскую? - Лета 1768-го июня 18-го, из Англии, по делам торговым. - Где оную торговлю предполагали иметь? - В Архангельском городе. О сем в канцелярии губернатора ведомость имеется. - Подтверждается, - кивнул допросчик. - Сколько времени вы вели сии торговые дела в Архангельске? - Три года. - В британские или иные земли из русских пределов в течение сего срока выезжали? - Нет. - А позднее? - Нет. - Куда, по какой надобности и с чьего дозволения вы, сударь, от города Архангельского отъехали? - По торговой надобности, желая основать торг с Персидой, с дозволения губернатора, коее состоялось по указу ея императорского величества на поданное мною прошение о принятии меня в российское подданство. - В оном подданстве и ныне изволите состоять? - Да. - По отъезде вашем из города Архангельского, где жительство имели? - До лета 1772-го в Самаре, а с осени - в Оренбурге. - Стало быть, сударь, в Оренбурге вы объявились незадолго до того, как в среде народной распространились злокозненные слухи о явлении некоего самозванца, выдающего себя за законного государя? - Несколько ранее сего времени, - подтвердил Шон. - Прибыли вы в город Оренбург самолично или же с семейством? - С семейством. - Перечислите сударь, какие лица с вами приехали. - Супруга моя Анна, Григорьева дочь, в девичестве Ходнева, сын Андрей, от роду год, да пять слуг. - Когда услыхали вы о самозванце? - О явлении государя услышал я за месяц до подхода оного к Оренбургу. - Самозванца... - поправил офицер. - Государя Питера Феодоровича Третьего! - упрямо сказал Шон. - Ведомо ли вам, сударь, что оный государь в лето 1762-е изволил в бозе почить? - Сие есть ложь, - сдерзил Шон. - Государь жив! Я думал, что вот тут его сразу и потащат на дыбу, но ошибся. Офицер только улыбнулся и спросил: - Ужель вы утверждаете, будто казненный в генваре сего года вор и самозванец Емелька есть законный император всероссийский? - Неведом Емелька. Государь - ведом. Улыбка на лице допрашивающего стала заметно шире. - Коим правительством, сударь, посланы вы в пределы Российские, дабы производить возмущение? Шон ответил быстро и решительно: - Никоим. - Тогда поведайте, каким образом явились вы в рядах бунтовской толпы, где немалое число изобличенных злодеев показывает на вас как на зачинщика и конфидентного друга самозванца Емельки? - Бунтовщиком не бывал, господин капитан, а присягнул Петру Феодоровичу своей волей. Но до персоны его допущен не был и в конфиденции не состоял. - Можешь ли назвать поименно тех, кто в мятеже был зачинщиком и вору Емельке был правой рукой? - Следователь перешел на "ты", и это ничего хорошего Шону-Ивану не предвещало. - Не намерен сего делать. - Что ж... - с легкой грустью произнес капитан. - Придется иным образом разговор вести. Откуда-то из темного угла выскочили два проворных детины в кожаных фартуках - помощники палача, очевидно, - и поволокли Шона к дыбе. Обмотали запястья веревкой, подтянули на блоке к потолку, палач махнул кнутом, полоснул им по натянутой спине О'Брайена. Кожа лопнула сразу же, показалось кровавое мясо. Потом я посмотрел, как Шона жгут вениками, как выворачивают ему руки из суставов, обливают тузлуком спину, превращенную в лохмотья, как щипцами рвут ногти с пальцев. "Век золотой Екатерины", одним словом... Кадр опять сменился. Мне показали женщину и мальчика, безмолвно стоящих над телом, прикрытым рогожей. Под рогожей - я это знал - лежал Шон О'Брайен. Казнили его или он умер от пыток - не пояснялось. Женщина и мальчик были его семьей. Где-то в степи, судя по всему, недалеко от какого-то города или большого села, избы которого просматривались на фоне горизонта, два оборванных мужика, закованных в цепи, копали яму. Два пожилых солдата и капрал, держа ружья у ноги, покуривали трубочки и приглядывали за землекопами. - Плачь, плачь, бабонька, - посоветовал один из солдат. - Разум потеряешь, коли не плакать... - Она уж и то рехнулась, - хмыкнул другой. - С иноземцем-бунтовщиком свалялась. Укатают теперича в самую Сибирь. - Под корень надо изменников, под корень! - мрачно сказал капрал. Сколько народу Емелькины псы погрызли! Якима Трешневикова за верность присяге на четыре шмата посекли... Премьер-майора Иванова отставного со всем семейством на пики вздели. Коменданта Елагина с женой на одной перекладине повесили. А это бунтовское отродье жить будет... Государыня милует. - Стало быть, умнее тебя государыня, - сказал первый солдат. - Ей виднее, кого казнить, а кого миловать... Капрал мрачно глянул на подчиненного, но ничего не сказал. - Готово, - доложил один из землекопов, вылезая из ямы. - Закапывай! - велел капрал. Завернутого в рогожу Шона сбросили в яму и стали засыпать землей. - Мамка! - обеспокоенно крикнул мальчик. - Нельзя! Засем татку в ямку завывают? Ему там ховодно будет! Он заплакал, затеребил мать, которая по-прежнему стояла неподвижно, будто окаменев. Когда же лопаты колодников наметали невысокий холмик, она вдруг плашмя упала наземь. - Полно, полно реветь, - сказал капрал, морщась. - Вставай, пошли. Ну-ка, Брылев, подними ее! Тот солдат, что был посердобольнее, подошел к женщине, взял ее за плечи, попытался поднять на ноги... и вдруг отшатнулся, крестясь. - Померла никак, - выдавил он испуганно... В следующем "кадре" я увидел молодого, лет двадцати двух, солдата, лезущего на каменную стену по приставной лестнице. Все было окутано дымом, бухали пушки, грохали ружья... Почти сразу я догадался, что это штурм Измаила. А тот солдат, что лез на стену, был сыном Ивана-Шона, только фамилия у него была иная, неведомо в каких штабных канцеляриях родившаяся. - Баринов! Подсоби! - крикнул кто-то. И Андрейка кинулся со штыком наперевес, пырнул янычара, уже готовившегося полоснуть ятаганом какого-то русского офицера. Турки побежали. Толпа русских солдат с ревом погнала их, прикалывая штыками. "Ура!" перекрыло все звуки. Еще кадр. Суворов - тот самый, Александр Васильевич - шел в замызганной епанче вдоль строя закопченных, перемазанных грязью и кровью солдат. Но это не Измаил, это Варшава. Перед одной из рот стоял с перевязанной головой Андрей Баринов и держал перед собой сорванное с древка польское знамя. Генерал-аншеф (откуда-то я знал, что указ о возведении Суворова в чин генерал-фельдмаршала еще не подписан) остановился под октябрьским дождем и поднял глаза на гренадерского унтер-офицера. - Здорово, Андрей! Опять на портянки прибрал? Ай, молодец, ай, чудо-богатырь! Как баталия - так регалия... Не все, поди, в казну отдаешь знамена-то? На портянки небось в Измаиле еще набрал, а нынче девкам на платки собираешь? Ну, коли так знамена чужие любишь, значит, и свое лелеять станешь. Быть тебе прапорщиком, помилуй Бог! Исчезла Варшава октября 1794 года и появился некий нешибко богатый дом, горница с иконами и портретом императора Николая Павловича. За столом сидел убеленный сединами старец - отставной майор Андрей Иванович Баринов - и диктовал дочери Марии Андреевне письмо в Петербург к сыну Александру. - Изволишь осведомляться, любезный сын, каково здравие мое ныне? Ответствую, что Бога не обманешь, и надобно готовиться к Высочайшему Параду, дабы на оном в грязь лицом не ударить. Рассуждая о сем, помышляю, что укорить мне себя не в чем, а за деяния моего отца и деда твоего Ивана, бывшего некогда смутьяном, нам в ответе не быть. Благословляю судьбу, Бога и благосклонность начальствующих лиц, коие не препятствовали мне в получении чина офицерского и возведению моему во дворянское достоинство. Тебе, сыну человека невежественного и худородного, сим открыт был путь к научению и свету. Надеюсь, что ты в служении Государю и Отечеству меня, невежду, превзойдешь и детям своим в наследство оставишь не тот скудный пожиток, что я оставляю вам с Марией... Взамен этой сцены появился следующий кадр: гвардии поручик Александр Баринов готовился стреляться на дуэли с каким-то штатским господином. Секундант подошел к поручику и объявил: - Господин надворный советник предлагает вам примирение, ибо считает повод для дуэли несерьезным. Ваше заявление о том, что покойный поэт Лермонтов был самовлюбленный нарцисс, а стихи его дурны, он объясняет излишней горячностью... - Вздор! - оборвал Александр. - К барьеру! Два пистолета, два человека, два выстрела... Баринов остался стоять, а противник его распростерся на росистой утренней траве... Роща с лужайкой, где происходила дуэль, исчезла. Появились лесистые горы, горная река, грохочущая по камням, а за рекой, по склону горы - каменные сакли. Капитан Баринов шел вдоль позиции своей батареи, поглядывал на часы. - Первая-а-я... - Раскатился грохот, ядро с воем полетело туда, в аул, взметнуло столб огня, дыма и камней. - Втор-рая-а-я! - Выстрелы орудий загремели один за другим. Все заволокло пороховым дымом, в ауле занялись пожары. Затем пушки замолчали, послышалось "ура", затрещали выстрелы из ружей... Артиллеристы банили пушки, когда к батарее подскакал офицер с каким-то мешком поперек седла. - Браво, Баринов! - вскричал он, осаживая коня. - Блестяще стрелял, дружище! Смотри, что я в этом ауле сцапал... Он отвязал мешок и осторожно опустил на землю. - Что это, Ковалевский?- иронически спросил артиллерист. - Вы захватили сокровища Гаруна аль-Рашида? - Никак нет-с, - Ковалевский сдернул мешковину, и два огромных черных глаза со страхом глянули на русских. - Какова кобылка, господа? Зовут не то Асият, не то Хасият, но надобно объездить... Но тут его фраза пресеклась, и обладатель живого трофея внезапно рухнул навзничь. Пуля, прилетевшая из-за реки, ударила его точно в лоб. - Укрыться! - крикнул капитан Баринов, одним рывком втаскивая пленницу под защиту бруствера, защищавшего орудия. И не зря: вторая пуля пронзила воздух точно в том месте, где секунду назад находилась женщина. - У них, ежели наш брат до бабы коснулся, то бабе не жить, - заметил какой-то бомбардир. Пехотинцы, бывшие в прикрытии батареи, начали палить по тому месту, где вроде бы скрывался джигит, но без толку. Баринов пригляделся к скале, возвышавшейся над лесистым ущельем, и сказал: - Вон он, голубчик! Дай-ка, братец, винтовку... Александр Андреевич приложился, ударил. Тоскливый крик падающего с утеса человека потонул в грохоте горного потока... Опустив ствол винтовки, капитан Баринов бесцеремонно отодвинул с лица трофейной красавицы угол платка. Затем я увидел их в церкви среди негустой кучки перешептывающихся мужчин во фраках и женщин в пышных платьях. - Венчается раб божий Александр рабе божьей Анастасии... - бубнил священник, который тоже испытывал некое смущение от происходившей церемонии. Этот кадр продержался совсем недолго. Его заменила картинка, на которой появился темноволосый, заметно похожий на кавказца молодой человек в мундире поручика, держащий на руке кепи. Перед ним стоял бородатый генерал, чем-то похожий на Скобелева, но не Скобелев. - Мой тяжкий долг, Василий Александрович, сообщить вам прискорбную весть. Отец ваш, подполковник Александр Андреевич Баринов, убит 23 ноября сего 1877 года под Плевной... Мужайтесь. - Ваше превосходительство, долг чести требует от меня подать рапорт о переводе в действующую армию. - Похвально. Но в данном случае, господин поручик, я вынужден буду вам отказать. Задание, к которому вы готовились последние два года, слишком серьезно, чтобы пренебречь им под воздействием эмоций. Ситуация такова, что нынешняя война не решит существующих проблем в восточном вопросе. Турция, несомненно, будет побеждена, однако противодействие Англии, Германии и Австро-Венгрии нашим стратегическим усилиям на Балканах и в Закавказье усилится. Вы отлично знаете языки, мусульманские обычаи, ваша внешность не вызывает подозрений. Найти сейчас другого человека для выполнения миссии, которую мы предполагали поручить вам, - задача весьма сложная. Поэтому всякие разговоры о переводе в действующую армию я желал бы более не слышать. Надеюсь, что вы меня правильно поймете, поручик. Исчез интерьер генштабовского кабинета, возник интерьер купе. Я не видел, куда и мимо каких станций движется поезд, но знал, что это поезд Берлин-Стамбул. Василий Александрович Баринов, заметно пополневшиий, обросший бородой, в европейском костюме и красной феске с кисточкой, читал "Берлинер тагеблатт" от 24 мая 1905 года. Эту газету "забыл" в его купе неразговорчивый чех, сошедший с поезда в Вене. Под некоторыми буквами острый взгляд Баринова различал едва заметные дырочки, проколотые острием иглы. Помеченные буквы.складывались в слова, а из слов составлялось то, что называется "информацией". Это надлежало запомнить, а газету уничтожить. В этот момент я, Баринов Дмитрий Сергеевич, вдруг нашел аналогию между собой и этим не столь уж далеким предком. Мы были хранителями информации, неким живым "банком данных". А пользовались ею сильные мира сего... Дальше в "фильме", который прокручивался у меня в голове, появилась новая сцена. Генерального штаба полковник Баринов, уже без бороды и фески, в полной форме, при серебряных аксельбантах, беседовал со своим сыном Владимиром, приехавшим в отпуск после ранения. На отрывном календаре, висевшем в домашнем кабинете полковника, значилось 9 декабря 1916 года. - То, что ты рассказываешь, Володя, очень печально. Здесь, в Главном управлении Генерального штаба, все представляется более оптимистично. Конечно, я постараюсь доложить обо всех твоих наблюдениях, но шансов на то, что удастся каким-то образом изменить положение, - ноль. Ты же понимаешь, что нельзя тебе, допустим, со своим батальоном остановить прорыв неприятельской дивизии. - Я это понимаю, папа. Ты столь же бессилен, как и я. Но ведь грядет катастрофа. Признаков того, что она надвигается, более чем достаточно. Здесь, в тылу, это еще заметнее, чем у нас в окопах. Тысячи людей, делая вид, что стараются для Отечества, зарабатывают миллиарды, открывают счета в Швеции и Америке, создают всяческие "закупочные комиссии" в Париже и Лондоне, в Харбине и Токио, перекачивают казенные деньги за рубеж. Мы же кормили хлебом всю Европу! Кто вздул цены? Куда делся хлеб? Почему в армию поступают сапоги с картонными подметками, сапные лошади и крупа с мышиным пометом? Я уж не буду говорить, какие слухи ходят о Распутине... - Распутин, государь, государыня... - покачал головой Василий Александрович. - Это заметные, бросающиеся в глаза фигуры. А за ними нечто серое, невидное, но копошащееся и действующее. Распутина убьют те, кто захочет спасти империю. Но это уже поздно. Монархия в России не устраивает прежде всего наших нынешних союзников. Смешно, но для немцев, для кайзера император, у которого в жилах течет датская и немецкая кровь, при императрице-немке намного ближе... А для русских мужичков, сидящих в наших окопах, столь же близок обовшивевший Фриц Бауэр по другую сторону нейтральной полосы. Вот они и ходят "на дружные разговоры и закуски", как ты рассказывал. - Неужели ты считаешь, что мы воюем не на той стороне? - Я считаю, что мы вообще зря воюем. Увидишь, сейчас в России утвердится у власти тот, кто сможет остановить эту бойню любой ценой... - Любой? При том, что сейчас немцы оккупируют Варшаву, Вильно, стоят под Ригой, нацеливаются на Минск и Киев? И потом - что значит: "утвердится у власти"? - Потому что в ближайшее время Россию ожидает новое "смутное время". Союзники уже поняли, что царствующий дом себя исчерпал. Они поддерживают те силы, которые смогут продолжать войну. Но при этом им нужны лица, готовые сделать Россию послушной. А таковыми являются думские либералы, прогрессисты, наиболее покладистые из социалистов. Эти спят и видят в России республику или ограниченную монархию с царствующим, но не правящим государем. Среди этого сброда полно болтунов, теоретиков, писак, но нет деятеля. Заварится грандиозная каша. И ужас, что получится, когда на улицы выйдет народ... Эпизод на пару секунд прервался, но тут же словно продолжился. Участники беседы были те же, место действие то же, но, судя по изменениям в облике кабинета и одежде Бариновых, минуло несколько лет, тем более что в окне за спиной Василия Александровича просматривался кумачовый плакат "Да здравствует 4-я годовщина Пролетарской Революции!". Василий Александрович, наголо обритый после сыпняка, исхудалыми пальцами отщипывал сухие волоконца со спинки пайковой воблы. С кителя его исчезли ордена, погоны и аксельбанты, но зато на локтях появились заплаты. Владимир Васильевич, бросив на самодельный табурет шинель с "разговорами", доставал из вещмешка двухфунтовую буханку - боевую красноармейскую пайку. - Надолго приехал? - спросил отец у сына. - Возможно, что насовсем. На курсы переводят, тактику преподавать. У меня ж все-таки полный курс военного училища мирного времени... Да и опыта набрался сверх головы. - Как на Украине? - Махне хана. Там не чикаются. Остались всякие батьки и подбатьки, но к зиме их покрошат. По снегу далеко не ускачешь, да и жрать там уже нечего. Повыгребли куркулей. А комнезамы у себя по селам анархии не допустят. - Ты в РКП(б) вступил? - Приняли, хоть и со скрипом. Насчет офицерского прошлого вопросики задавали. Тобой интересовались. Но проголосовали. - Значит, передо мной теперь коммунист Баринов? - Так точно. - Ты веришь в то, что ЭТО возможно? - Что "ЭТО"? - Ну, коммунизм... - Верю. Бога нет, в этом я убедился, когда меня в девятнадцатом поп из маузера расстреливал. Пули, сукин сын, сопровождал словами: "Во имя Отца, Сына и Святаго Духа..." Продырявил оба плеча и легкое, а в сердце так и не попал. Думаю, если б Бог существовал, то он бы меня с первого выстрела угробил. А я, кстати, если и молил Бога, то только о том, чтоб поп догадался меня добить. Но черта с два - оставил замерзать в степи, а сам пошел водку жрать, жеребячье семя... Мужичонка-голодранец меня вытащил услышал, как я матюкаюсь в снегу. А утречком наши пришли. В общем, я убедился, что Бога нет, а верить во что-то надо. Теперь верю в коммунизм. В этот момент в комнату вбежал мальчишка лет десяти в потертом пальтишке и картузе с поломанным козырьком. - Папка! - Сережка! Этот мальчишка был мой дед, Баринов Сергей Владимирович. В его лице очень отчетливо просматривались знакомые черты Чудо-юда, да и мои, естественно, тоже. Наконец появилась последняя картинка. Сейф, красное знамя в углу, портрет Сталина над столом, зимняя чернота за окном. Из тарелки-репродуктора со стены доносилось: "От Советского информбюро..." Но люди, которые находились в этом помещении, радио не слушали. Старший лейтенант НКВД Сергей Владимирович Баринов положил на стол рапорт о направлении в действующую армию. Майор с ромбом в петлице просматривал листок, на котором было строк десять текста, очень внимательно и долго, будто искал в рапорте какую-то тайнопись. Потом сказал сухо и жестко: - Отклоняю. Работник ты хороший. Поэтому нужен здесь, а не под Москвой. К тому же на тебя у нас планируется серьезная оперативная работа. Хотел немного позже сообщить, но придется сейчас. А то вас тут много охотников на передовую - одного отпустишь и останешься с голым хреном... - Слушаю, товарищ майор. - Поедешь в соседнюю область, в райцентр Нижнелыжъе. Там много ссыльного народа, очень кислые настроения среди населения. Слухи ходят насчет того, что Москву взяли, что Хозяин в Америку сбежал, а от Красной Армии ни фига не осталось. Задача: выявить наиболее отпетых, сделать из них, условно говоря, руководящий центр, пристегнуть неустойчивых в максимально большом числе. А потом, как говорится, "сдать по акту". Входить в операцию будешь через роно, учителем ты уже однажды работал, так что сумеешь. Легенду сделаем нормальную, фамилию менять не будешь. Кстати, там твои жена и сын живут на поселении. - Бывшие... - мрачновато сказал старший лейтенант. - Ничего, тебе они рады будут. Тебя тогда как из операции выводили? - Под конвоем, - усмехнулся Баринов. - Правильно. Мы сообщили им, что ты получил десятку без права переписки. А теперь вернешься как сактированный из лагеря. Куришь ты, как паровоз, кашляешь много - вполне сойдешь за туберкулезника. Что такое лагеря, ты знаешь, врать и путаться не станешь. С тамошним начальником ОГБ Агапкиным будешь в контакте. Задумка вся ихнего областного управления, поэтому ухо держи востро. Я тебе дам свою связь. В случае если Агапкин будет ваше "подполье" на теракт нацеливать - тут же докладывай. Листовки, сходки это туфта. А вот если твои ребятки стрельнут или рванут - могут наши коллеги с той области на нашем горбу в рай въехать... Уловил? - Так точно. - Три дня на подготовку. Здешние дела сдашь заму... Сразу после этих слов "кинофильм" "История семейства Бариновых" завершился. ВЕРИТЬ - НЕ ВЕРИТЬ? В реальный мир я вышел очень спокойно, без внутренней сумятицы, путаницы имен, образов и места действия. Правда, вышел не сразу, а спустя какое-то время. Очевидно, экспериментаторам понадобилось сколько-то минут или часов на то, чтобы перетащить меня из лаборатории обратно в подземную камеру. Именно там я и проснулся. Именно проснулся, то есть, открыв глаза, не ощутил никаких неприятных симптомов, за исключением одного - голода. Он был намного круче, чем перед "киносеансом", из чего можно было сделать вывод, что меня не кормят уже пару суток. Но на сей раз долго ждать не пришлось. Очевидно, тут где-то стояла телекамера, наблюдавшая за моим поведением. Форточка в стальной двери моего узилища открылась, и мохнатая лапа местного вертухая подала мне солидную миску чего-то съедобного, состоявшего из тушеных овощей, мяса и риса, политого сверху кетчупом, два здоровенных банана и некое сладкое пойло вроде какао с молоком. Вся посуда была одноразовая, из прессованной бумаги, ложка пластмассовая. Вероятно, кое-кто опасался, чтоб я не сделал из ложки заточку и не превратил тарелку в сюрикэн. Я весь погрузился в блаженное поглощение пищи. Конечно, это был не ресторанный обед и даже не тот шведский стол, который входил в оплаченные нами услуги "Каса бланки де Лос-Панчос", но после двухдневного вынужденного поста пожрать столь плотно было приятно. Миску я вылизал дочиста, а от поедания банановой кожуры меня удержало только воспоминание о тропических бациллах. Развалившись на койке с приятно загруженным брюхом, я подумал, что в такой тюрьме не так уж и плохо. Не холодно, не сыро, кормят прилично. Лишь бы только пореже отсюда вытаскивали и поменьше иголками стреляли... - Конечно, настало время поразмыслить, кто и за каким чертом показывал мне эту самую "фильмушку в черепушке". Интересно было узнать, что я лично, Чудо-юдо, братец Мишка, мои и Мишкины дети - потомки О'Брайена. Соответственно наши претензии на денежки из фонда О'Брайенов приобретали кое-какие юридические основания. То, что с этими юридическими основаниями никто считаться не будет, - несомненно, но все-таки получалось, что мы уже не на чужой кусок разеваем роток, а свое добываем, законное... Если бы "фильмушку" мне показали в конторе Сергея Сергеевича, то я подумал бы, будто папаша желает укрепить мой боевой дух, провести нечто аналогичное тому, что при проклятом большевизме называлось "партийно-политической работой в войсках". Для тех, кто уже забыл, объясняю, что, когда я служил в ГСВГ, нам растолковывали, по какой причине мы торчим в центре Европы и пугаем своим внешним видом мировой империализм, а также почему нельзя все бросить и убраться домой. Потом, наверно, стали объяснять, что раз товарищ Горбачев решил объединить Германию, то нам тут делать больше нечего и надо как можно скорее сматывать удочки в пределы Отечества. Однако Чудо-юдо, как мне показалось, не имел к "киносеансу" ни малейшего отношения. Во-первых, сам он при моей упаковке не присутствовал. Правда, мелькнула рожица Ленки, которая вроде бы осталась на катере у молодцов Эухении. Но мелькнула ненадолго, к тому же с маской, закрывавшей почти все, кроме глаз. Я уже сомневался в том, что она мне не привиделась. Во-вторых, если б Чудо-юдо знал всю подноготную рода О'Брайенов и их российского потомства, то ему можно было и просто рассказать об этом, не мучаясь над созданием искусственной реальности. Наконец, в-третьих, то, что мне показали в самом последнем эпизоде "фильма", то есть инструктаж старшего лейтенанта госбезопасности тов. Баринова С. В., мягко говоря, расходилось с известной мне официальной версией Чудо-юда. Точнее, эпизод вносил очень существенные дополнения в легенду о том, что дед и бабка по отцовской линии были политическими ссыльными. Насчет бабки вроде бы все оставалось по-прежнему, а вот то, что дед во время войны выявлял в тылу "врагов народа", стало для меня откровением. Мне это в принципе было до лампочки - я этого деда не знал и никогда не видел, кроме как в нынешней "фильмушке", поэтому каких-либо нравственных страданий не испытывал. Раз в те времена люди делились на тех, кто сидел, и тех, кто сажал, - по крайней мере нам это нынче так представляют, - то нечего и стесняться. Дело прошлое. Иной вопрос: знал ли Чудо-юдо об этом факте из биографии нашего деда и если знал, то почему помалкивал? Тут мне припомнилось, что давным-давно, когда я еще не догадывался о своем родстве с Сергеем Сергеевичем, одно слово "НКВД", употребленное мною в безобидном стишке, заставило отца передернуться. Позже мне подумалось, что это из-за репрессированных родителей. А оказывается, у Бариновых с НКВД были и добрые, рабочие отношения... То, что сейчас спецслужбы вовсю вкалывают на Сергея Сергеевича, мне было известно давно. Ведь ходил же я одно время с натуральной ксивой МБ. Да и та, что от ФСК, выглядела вполне прилично. И квартирки для оперативных встречек они предоставляли. Может, конечно, и со встроенными диктофонами, черт его знает, и даже, скорее всего так, но ведь никто нас не забирал. То есть услугами закрытых ведомств отец усердно пользовался. Но что он, извините, давал взамен? Этот вопрос меня давно интересовал, и по простоте душевной мне думалось, что речь идет только о денежных или натуральных (борзыми щенками) подношениях, которыми Чудо-юдо в нужных местах подмазывал, а потом садился на шею и ехал. Однако теперь выходило, что еще дедушка работал на ведомство товарища Берии, и не было никакой гарантии, что и сейчас не столько спецслужбы вкалывают на Чудо-юдо, сколько он на них. Все эти семейные проблемы отходили на задний план перед той, которая меня начинала серьезно волновать, а именно: кому я нынче понадобился? Размышления, в которых фигурировали "койоты", сенатор Дэрк и фирма "G & К", после "киносеанса" казались наивными. Кто-то продемонстрировал мне, что знает о нашем семействе очень многое. Навряд ли все эти картинки они вытянули исключительно из моей черепушки, распаковав архивированные ячейки памяти. А вот показать нечто смонтированное на базе известной информации они могли. Так, как это сделал Чудо-юдо, устроив мне "полет в Нижнелыжье". Стоп! В последней сценке из "фильма" тоже проскользнуло Нижнелыжье. Именно там жил малолетний Сереженька, из которого вырос Чудо-юдо, а кроме того, там его папа, а мой родной дедушка выполнял оперативную задачу по формированию "подпольной группы фашистских пособников". Начав припоминать картинки, я вдруг подумал, что видел по сути дела не один "фильм", а некий сборник отрывков-клипов из длиннющего сериала "Сага о Бариновых". И очень может быть, что те товарищи, которые показали мне лишь избранные места, просто намекали: "Мы знаем все и о тебе, Димуля! И можем многое поведать о твоей плодотворной работе по взрыванию ферм и переработке господ предпринимателей в шлакоблоки..." Тут я усмехнулся, вспомнив анекдот с бородой. Приходит мужик домой, а у его жены в постели любовник. Мужик любовнику - в морду. Лупил-лупил, потом выкинул с лестницы и орет вслед: "Вали отсюда на х...!" А любовник оборачивается, утирает кровавые сопли и говорит: "Так бы сразу и сказал! А то все намеками, намеками..." На фига им, этим осведомленным гражданам, намекать? Тем более что я вот он, сижу за решеткой и нет у меня ни заступничков, ни преступничков под рукой. Приди нормально, скажи, что вам от Барина надо, а то все намеками, намеками... Да и вообще стоит ли верить всему, что показано? Это ведь могут быть просто на сто процентов выдуманные кадры. Если Чудо-юдо начисто стер у меня из памяти реальную картину убийства Белогорского и Салливэна, которых я, оказывается, пострелял из зонта-револьвера, и заменил ее фантастической историей с прорывом через пространство и время, то смонтировать в голове костюмно-исторический фильм совсем просто. Я ведь ни черта не смогу проверить! По крайней мере сидя здесь. Надо ползать по российским архивам, в которые не так-то просто добраться, где половину документов выбросили еще в 20-е годы, да и потом немало выкинули. А уж о том, чтоб уточнить, был ли Сергей Владимирович Баринов старлеем госбезопасности, и чем закончилась его операция в Нижнелыжье, лучше вовсе не думать, если, конечно, не подключать Чудо-юдо... Потом меня посетила идея еще чище. А не могли граждане, похитившие меня из подводной ловушки, просто-напросто заполаскивать мне мозги, чтобы переключить всю мою мыслительную деятельность на ничего не стоящую "фильмушку"? Я, как идиот, вместо того, чтобы думать о том, как отсюда выкрутиться, начну ломать голову над тем, какие юридические права на фонд О'Брайенов имеют Бариновы, и какая приблизительно часть положена лично мне с Хрюшкой и поросятами. Возможно, граждане даже питали надежды, что я захочу эту долю увеличить и ради этого выведу в расход родного брата... Такой пакости я, конечно, сделать не мог, и даже подумать об этом было стыдно, но ведь некоторые о людях по себе судят... Впрочем, если у меня с ними общие гены, то это вполне логично. Какие-нибудь неучтенные О'Брайены могли придумать такой трюк. Странно, но отчего-то я сам поверил в свою ничем не обоснованную версию. Вообще у людей, находящихся в моем положении, с головой могут быть любые заскоки. Слава Аллаху, что уже в ближайшие полчаса ситуация опять изменилась самым кардинальным образом... ПЕРЕДЕЛКА Что может подумать человек, сидящий в камере, когда в коридоре вдруг шарахнет автоматная очередь? Все что угодно. Например, то, что охранник забыл свой "узи" на предохранитель поставить, как это ни прискорбно. Но когда следом за первой тарарахает по гулким сводам грохот второй, а потом третьей очереди и так далее, то начинаешь беспокоиться за свое здоровье. Мне лично прискочило в голову два варианта объяснений по поводу пальбы. Первый: здешнее начальство по каким-то своим соображениям решило освободить помещения от постояльцев и выводит их в расход без суда и следствия. Поскольку у меня были самые приблизительные знания о том, на каких юридических основаниях данная тюряга существует, и есть ли таковые основания вообще, этот вариант показался мне поначалу очень убедительным. Правда, если уж совсем честно, то он меня очень не устраивал. Не было гарантии, что и моя камера не числится в списке "освобождаемых". При мысли, что вот сейчас придет какая-нибудь падла и за бесплатно впорет тебе семь раз по девять граммов, стало тоскливо. Изнутри камера не закрывалась, завалить дверь нечем, поскольку и койка, и стол, и табурет были намертво прикреплены к полу, и отодрать их мне удалось бы через час, никак не меньше. Однако первый вариант очень скоро уступил место второму. Это случилось где-то через пятнадцать секунд после начала стрельбы, когда стены заметно дрогнули, и раскатился грохот гранатного взрыва. Мне показалось, что для вывода в расход подследственных применять такие крутые средства нерентабельно - можно и тюрьмушку поломать. Поэтому второй вариант объяснения был такой: какие-то граждане по неизвестным мне соображениям налетели на данное исправительно-трудовое учреждение и делают бо-бо тем, кто его сторожит. Это чуть-чуть прибавило оптимизма, но только чуть-чуть. Я не знал, чье именно содержание под стражей данные граждане считают незаконным. Если их интересует какая-то конкретная личность, например Эктор Амадо или сеньора Эухения, то они именно их и постараются отсюда извлечь. При этом могло быть так, что насчет меня у них совершенно другие инструкции и расход патронов на мою ликвидацию сметой предусмотрен. Кроме того, никто не мог поручиться и за то, что в нашу крытку не вломились доблестные хлопцы дедушки Доминго, и основной их целью является не освобождение товарищей Амадо, Дорадо, Рохас и примкнувшего к ним Баринова, а совсем наоборот - полная и окончательная ликвидация их как класса. Наконец, не следовало обольщаться насчет того, что местная вохра прямо-таки обязана защищать наши жизни до последней капли крови и не получила приказа шлепнуть нас в случае крайней необходимости. Итак, из-за дверей доносились звуки перестрелки, в которой участвовало не менее десятка автоматов, увесистые грохи гранатных разрывов, лязг и звон металлических решеток от ударов пуль и осколков, мяуканье рикошетных пуль и тому подобная симфония. Немного утешало, что побоище происходит не совсем рядом с моей дверью, а где-то в недальнем отдалении. Форточка в двери была заперта, и определить, хотя бы на слух, где находится эпицентр схватки, я не мог. Правда, даже если бы форточку и забыли запереть, то высовывать нос я бы не решился - шибко стремно. Памятуя о том, что бронебойная пуля 7,62 из старого доброго "АКМ" запросто прошибает рельс, дверь камеры не казалась мне совсем уж надежной защитой. Конечно, надеяться на расстрел через закрытую дверь не стоило, но принять меры к тому, чтобы как-то обезопаситься от дурных пуль, стоило. Наиболее безопасным местом был унитаз, который здешние архитекторы разместили в нише рядом с дверью. Под прямой и даже косой выстрел по двери я не попадал, могло зацепить разве что рикошетом. Но самым приятным было небольшое открытие, которое я сделал, уже заняв укрытие в этой сортирной нише. Ни в одной российской камере, если в ней имеется унитаз, на сливном бачке не оставят крышку, даже если она не чугунная, а фаянсовая. Потому что народ у нас грамотный и знает, что такой крышкой запросто можно вышибить мозги. Но здесь, на Хайди, публика еще не доросла до таких тонкостей. Поэтому я обзавелся хоть и не самым надежным, но все-таки средством защиты и нападения. То, что произошло потом, было, конечно, очередным счастливым случаем, но кое в чем имелась и моя заслуга. Я еще за десять секунд до случившегося знал, как должен себя вести, чтобы иметь хотя бы один шанс из ста. На самом деле вышло вот что. Стрельба приблизилась, и несколько пуль ударило в стену совсем близко от моей двери, затем под аккомпанемент длиннющей автоматной очереди протопотали ноги, лязгнул засов, и в мою скромную обитель влетел один из охранников с автоматом под мышкой. То ли этот парень не знал, что я тут сижу, то ли считал, что это несущественно, - Бог его ведает. Самое главное, о чем он думал, - быстрее сменить магазин в оружии. А потому перспективу получить по черепу крышкой от сливного бачка охранник во внимание не принял. Долбанул я его от всей души, можно сказать, на совесть. Фаянс раскололся, а черепушка у бойца явно изменила свою форму. Автомат и пара полных магазинов - это было уже солидно. Кроме того, я догадался снять со стражника противогаз - и не прогадал. То ли одна, то ли другая сторона применила какой-то "химдым", по крайней мере характерный хлопок гранаты с какой-то пакостью я вовремя расслышал. Затем резко погас свет. Стало темнее, чем в брюхе у "Маркизы". После этого лязгнуло несколько решеток, послышался дружный топот солидного количества ног, промчавшихся мимо моей двери из одного конца коридора в другой. А с той стороны, откуда эта публика убежала, садануло несколько очередей трассерами, потом кто-то зашелся в кашле и послышался скрип резиновых масок, натягиваемых на морды. Я на всякий случай тоже нацепил противогаз, вжался в нишу, держа на изготовку автомат, и подождал. Снова просверкали трассеры, и через тьму мимо моей двери пробежали еще какие-то люди. Они задержались у очередной решетки, полязгали, погрохали, потом решетка со звоном полетела на пол, и штурмующие - я не сомневаюсь, что у обороняющихся были ключи от решеток, - пробежали куда-то дальше. Выстрелы протарахтели уже далеко от моей камеры, а потом и вовсе все стихло. Размышлял я не очень долго. Вертухай, видимо, в сознание так и не пришел, но его самочувствие волновало меня меньше всего. Надо было линять, и как можно скорее. Темень давала какой-то шанс вывернуться и не сталкиваться ни с теми, кто штурмовал эту подземную Бастилию, ни с теми, кто ее оборонял. Я высунулся в коридор и ощупью, по стеночке, двинулся в ту сторону, откуда уже все убежали, то есть вправо от двери. Насколько я помнил, привели меня в камеру именно с этой стороны. Уже через несколько шагов я наткнулся на решетку и, цепляясь за прутья, добрался до сорванной двери. Поскольку я помнил, что впереди было еще пять решеток, то хотел было идти прямо - все равно наткнусь рано или поздно, но тут услышал отчаянный вопль и кулачный стук в дверь какой-то камеры: - Выпустите! Выпустите меня! Я не хочу подыхать! Все это сопровождалось отчаянным чиханьем и кашлем, из чего я сделал вывод, что гражданин нюхнул того снадобья, которым охранники пытались остановить атакующих. Судя по тому, что он был еще жив, газ был не смертельным. Голос орущего был очень похож на голос сеньора Амадо, только обладал уж очень визгливыми интонациями. Я потерял несколько секунд на то, чтобы понять, с какой стороны долбится Эктор, пошел к левой стене и едва не упал, споткнувшись о труп, валявшийся на полу. Не знаю, к какой из дравшихся команд он принадлежал, но если б он не был мертвецом, то я бы ему бутылку поставил. Где-то очень близко от меня мелькнул трассер шальной пули, и если б я не шатнулся, зацепив ногой труп, то мог бы лечь на то же место в том же состоянии, что и покойник. Тут мне в голову пришла здравая мысль, что по случаю низкой (а точнее - никакой) освещенности воюющие граждане перешли на обмен пулями с помощью инфракрасных прицелов, и я добровольно плюхнулся на пол. В результате я не только ушиб коленку, но и обзавелся "М-16А2", а кроме того, нашарил на жмурике противогаз, упрятанный в сумку. Ползком - хотя, откровенно скажу, ежели б в меня специально целились, то это не помогло! - я добрался до стены и нащупал дверь. Она была закрыта только на засов, отодвинуть который труда не составило. - Эктор! - позвал я настолько внятно, насколько мне позволяла мембрана противогаза. Поминая Святую Деву не самым приличным образом, кашляя, чихая и шмыгая - в аккурат так же, как некогда рядовой Коротков, нанюхавшись учебного ОВ в палатке окуривания, - сеньор Амадо выскочил из камеры и повалился на пол. Кое-как отыскав его, поскольку Эктор не просто упал, а еще и начал кататься по полу, предполагая, что раз отравился, то пора и судорогам быть, я сумел напялить ему на морду противогаз, поставить на ноги и потащить за собой. - Я ничего не вижу! - выл он. - У меня вытекли глаза! Это убедило меня в том, что газ слезоточивый и переживать за здоровье Эктора не стоит, но и винтовку давать тоже. Стрельба в этом коридоре уже не слышалась, но сверху какие-то отдаленные бабахи и тарарахи долетали. Насчет инфракрасных прицелов я явно перебдил - никто по моей персоне больше не пулял. Мы миновали еще один проход в решетке, и я ощутил заметное движение воздуха. Газ должно было унести в ту сторону, откуда мы пришли. Вряд ли одна граната могла заполнить газом весь коридор. Подтверждением тому стал спокойный, не в пример Эктору, голос сеньоры Дорадо, послышавшийся откуда-то слева: - Сеньор Баринов! Мы здесь: я и Лусия! Обе дамы оказались в одной камере. Ни та, ни другая не закашлялись, когда я вывел их в коридор, из чего следовало, что угроза химического нападения миновала. Свой противогаз я снял и убедился, что воздух чистый - насколько это применимо к подземелью. - Держитесь за Эктора! - приказал я и потянул за собой весь "состав", то есть сеньора Амадо, все еще кхекающего и ноющего, уцепившуюся за него Эухению и Лусию, ухватившуюся за Эухению. Миновав все решетки этаким "паровозиком", тащившим за собой три "вагончика", я притормозил. По идее теперь требовалось искать лифт, и мне пришлось припоминать, где он располагался. Заодно надо было прикинуть, куда на этом лифте ехать дальше. Казалось бы, все просто: сюда меня привезли на лифте откуда-то снизу, значит, и удирать надо было вниз. Но единственным выходом, о котором я знал наверняка, был подводный туннель. Я не надеялся, что там, внизу, нас ждут четыре заряженных акваланга. К тому же господа похитители привезли нас сюда на скутерах, которые, по самой грубой прикидке, двигались втрое быстрее, чем пловец в ластах. Причем не абы какой пловец, а профессионал-аквалангист. Я и себя-то таковым считать не мог, не говоря уже о Лусии и Эухении. Соответственно время на выход по туннелю заметно возрастало, и не было солидной гарантии, что мы не потратим за это время слишком много кислорода. Конечно, мог быть какой-то выход и наверху, но туда, судя по глухим отзвукам выстрелов, переместилось побоище, в котором я отнюдь не рвался участвовать. В общем я так и не выбрал, куда ехать, если найду лифт. Везде меня мог поджидать облом. Впрочем, как выяснилось, самый крупный облом ожидал меня сразу же. Лифт мы нашли, и даже обнаружили кнопку, которой открывалась его дверь. Но сколько эту кнопку ни нажимали, - дверь не отворялась, лифт не подъезжал и вообще ничего не гудело и не фурычило. Видимо, по ходу боя обесточили не только освещение, но и лифт. - И что же теперь? - обеспокоилась Эухения. - По-моему, тут должна быть и лестница, - предположила Лусия. - Наверняка те, кто строил эту шахту, знали, что лифт может испортиться. Эктор, чертыхаясь, снял противогаз, отшвырнул его и зашелся в кашле. Когда он перестал кашлять, то сумел выговорить: - По-моему, какая-то ниша была справа, если стоять спиной к лифту. Шагах в десяти отсюда... - и снова закхекал. Я стал спиной к лифту и боком вперед пошел вдоль стены. За меня опять уцепились "вагончики", и, попадись нам навстречу какой-нибудь вооруженный супостат, он запросто мог бы прострочить нас одной очередью насквозь. Эктор не соврал - нища была. И даже не ниша, а целый туннель. Но вел он не к лестнице, если таковая вообще была, а куда-то в глубь горы по горизонтали. Света в нем, конечно, не было, и без фонаря туда соваться не стоило. Спрашивать о том, есть ли у кого-нибудь спички или зажигалка, я не стал. Нас привезли сюда со дна морского, а потому, если у кого-то и было что-то зажигательное, то давно пришло в негодность. - Что ты встал? - спросил Эктор. - Надо уходить отсюда! - Куда? - Я, как в Одессе, ответил вопросом на вопрос. - К центру Земли? Но тут где-то далеко, чуть ли не в ста метрах от нас, в конце туннеля появился свет фонаря. Луч света, расходясь конусом, бил откуда-то сбоку видимо, там был какой-то подземный перекресток. Свет становился ярче, заметно приплясывал, и до наших ушей отчетливо долетали звуки шагов нескольких человек. Я подумал, что если эти товарищи выйдут из своего бокового хода в наш туннель и повернут фонари в нашу сторону, то высветят нас как на ладони. При достаточной меткости им ничего не стоит перестрелять нас раньше, чем мы сможем проделать то же самое с ними. Нас будут слепить фонари, укрыться здесь негде - стены ровные и гладкие, никаких дверей и ниш нет. Да и бросившись на пол, от пуль не спасешься. - Назад! - прошипел я и бегом рванул обратно, к лифту. Тут можно было и поблагодарить судьбу за то, что она оставила нас без обуви. Шлепанье босых пяток производило меньше шума, чем топот ботинок. Мы спрятались у входа в туннель. Я отдал Эктору автомат и взял "М-16А2". Во Вьетнаме у Дика Брауна был "М-16А1", но в принципе существенной разницы между модификациями не усматривалось. - Подпусти на полсотни метров, - посоветовал я Эктору. - Глаза жжет, - пожаловался тот, - все еще слезятся... Судя по тому, как сеньор Амадо управлялся с "узи", держать в руках этот инструмент ему приходилось не в первый раз. Это меня порадовало. Тем временем граждане с фонарями вышли из бокового хода в туннель. Фары у них были мощные, и я убедился, что, столкнись мы с ними в туннеле, прицелиться не успели бы. Мы уже довольно долго торчали в темноте, глаза отвыкли от света, и три мощных фонаря ослепили бы нас минуты на две. За это время умелые люди успели бы понасверлить нам столько дырок, что наш ответный огонь просто не состоялся бы. Кроме того, защищены эти молодцы были получше нашего. На них были бронежилеты и каски с забралами из бронестекла - таких ребят сразу не продырявишь с расстояния в сто метров. Их было пятеро. Двое, с фонарями, шли впереди, чуть дальше - еще двое с ручными пулеметами на изготовку, а пятый - позади, посвечивая фонарем назад. Патронов у них, я думаю, было в достатке. Вообще я с удовольствием пропустил бы их мимо, если бы знать наверняка, что они, обнаружив нас в зале около лифта, не откроют по нам огонь. Кое-какой шанс остаться незамеченными у нас был, но уж сильно сомнительный. Фонари у этих товарищей были мощные, ушки, я думаю, они держали на макушке, и наше сопение в темноте мимо ушей не пропустили бы. А увидев вооруженных людей, раздумывать некогда. При перестрелке в упор максимум, что мы с Эктором смогли бы успеть, так это положить одного или двух. Подпускать их совсем близко означало сдохнуть с гарантией. Но нельзя было и раньше времени открывать карты. Пальба с большого расстояния этим бронированным парням особого вреда причинить не сумела бы. Разобрать издали, какие броники напялены на этих хлопцев, я не мог. Но ясно, что на такую работу, как штурм подземного сооружения, не ходят в какой-нибудь легонькой игрушке типа нашего российского "Визита", защищающего только от "Макарова", нагана, дроби и финки умный человек не пойдет. Ясно, что народец нацепил что-то покрепче, типа "Кирасы-5", которую "калаши" 5,45 берут только с пяти метров, а старые "АКМ" - с десяти. С расстояния в сотню метров такую хреновину мог пробить только древний патрон образца 1908-1930 годов, которым нынче заряжают снайперские винтовки Драгунова или ротные пулеметы "ПК". Но у меня такого оборудования при себе не было. Вряд ли "М-16А2" с пулькой 5,56 могла долбануть такой бронежилет лучше, чем "АК-74", а "узи", который я отдал Эктору, сработал бы эффективнее "АКМ". Если бы мы открыли огонь раньше времени, эта пятерка тут же погасила бы фонари, залегла в темноте, и пулеметчики, которые прямо-таки обязаны были иметь инфракрасные прицелы, стали бы долбить по обрезу туннеля, не давая нам носа высунуть. Пока мы, зажавшись за углы и не выставляя носа из-за прикрытия, крошили бы воздух, бойцы подобрались бы поближе и положили бы пару гранат, которые смогли бы нас навеки отучить от упражнений в стрельбе. Бойцы могли руками кинуть, могли из подствольника нам от этого легче не стало бы. В общем, опять получалась ситуация из "Блэк-Джека" с перебором и недобором. Но надо было на что-то решаться. Поскольку граждане, господа или товарищи, топавшие по направлению к нам, не орали в мегафон: "Баринов, сдавайся, ты окружен!", то считать их с ходу неприятелем было как-то неудобно. С другой стороны, данные джентльмены не делали и объявлений типа: "Дорогой и глубокоуважаемый Дмитрий Сергеевич! Убедительно просим вас сохранять спокойствие и ни в кого не стрелять, поскольку вашей драгоценной жизни ничто не угрожает". Впрочем, даже такое заявление отнюдь не гарантировало, что после того, как я милостиво выйду из-за укрытия, меня не пристукнут тут же и без объяснений за что. Времени на раздумья с каждым шагом бронированных мальчиков становилось все меньше. Их фонари уже положили световые пятна на стены лифтового зала, и им, должно быть, хорошо была видна решетка, перегораживающая "тюремный коридор". Догадываться, насколько близко они подошли, я мог только приблизительно, потому что высунуть из-за угла хотя бы полглаза означало дать себя обнаружить. Тем более что ребята могли все-таки услышать каким-то образом шлепанье наших босых пяток по цементному полу. Поскольку они были увешаны всяким оружием - я это заметил еще тогда, когда в первый раз их увидел, - то у них наверняка имелось и то, что в народе называется "спецсредства". Они могли пойти вперед, предварительно ослепив нас каким-нибудь блиц-патроном, от вспышки которого полторы минуты ничего не видишь. Могли нам и еще раз газовую атаку устроить или плюнуть вперед из одноразового огнемета, так что мы изжарились бы в один момент. Все это было бы очень весело, если бы не приводило в отчаяние... Но у меня выдержки хватило. Сорвался Эктор. Поскольку, кто из нас командир, а кто подчиненный, мы с ним определить не успели, то решали каждый за себя. Сеньор Амадо издал некий боевой клич, выскочил чуть не на полметра из-за укрытия и в лучших традициях боевиков (имеются в виду не боевики-профессионалы, а боевики-кинофильмы), стал опустошать магазин "узи", молотя от бедра и веером. Кто-то ойкнул, впрочем, сомневаюсь, что я всерьез услышал это сквозь грохот стрельбы, раскатившийся по туннелю. Один фонарь погас, второй стал светить немного наискосок, снизу вверх, но большего, как я понял, Эктору достичь не удалось - не дали. Товарищи из туннеля на сумасбродство отреагировали быстро. Две строчки трассеров прочертили пунктиры через лифтовый зал, пули звонко тенькнули по решетке, перегораживающей тюремный коридор, зачиркали, искря, по стенам, потолку и полу, замяукали, рикошетя в разные стороны. При этом достаточное число прошило вождя "молодых койотов". Ему попали и в грудь, и в шею, и в живот. В свете фонаря, который еще светил, я заметил, как из его спины летели клочья одежды и кровавые ошметки. Сам я в это время плюхнулся на пол, дал длинную очередь по сути дела в никуда, без надежды как-то выкрутиться, с одним лишь желанием завалить хоть кого-то, чтоб не сдохнуть просто так, не за понюх табака. Я уже с хорошей отчетливостью понял, что настает хана и эта хана неизбежна так же, как в свое время дембель. Впрочем, как говорится, дуракам везет. Поначалу я даже не понял, что произошло. Даже показалось, что хана уже пришла. Очень ярко сверкнуло, грохнуло так, что я мигом оглох, рвануло как пушинку винтовку из рук... Дальше не помню. Кроме одного ощущения - будто кто-то рывком поднял меня с цементного пола и куда-то уносит. По-моему, даже насчет ангелов успел подумать, но, как выяснилось, преждевременно. Сознание вернулось. Меня довольно нежно пошлепали по щекам. В глаза светил фонарь, и я заморгал, привыкая к свету. Вроде бы постепенно возвратился слух, после чего до меня долетел очень слабый голос Эухении Дорадо: - Деметрио, вы живы? В голове гудело, на лице чуть-чуть саднило, где-то в районе задницы что-то припекало, в глазах крутились оранжевые круги и кляксы, но я, едва ворочая языком, попытался дать утвердительный ответ. Получилось что-то вроде нечленораздельного мычания. Правда, в поле моего зрения угодила и Лусия Рохас, которая сказала Эухении: - У него может быть перелом позвоночника. Это долетело до моего сознания уже отчетливее, я почуял, что меня переворачивают, задирают майку, ощупывают... А потом я как-то само собой сумел сесть, покрутить головой и выдавить из себя более или менее понятный вопрос: - Где мы? - Все тут же, сеньор Баринов, - ответила Эухения. - В этом подземелье. А Эктор, бедняжка, убит. Видит Бог, я недолюбливала его, но все же он мой племянник... Возможно, сеньора Дорадо устроила бы образцово-показательный поминальный плач, но я уже кое-что соображал и припомнил, что перед тем, как выстегнуться из ума, кое с кем воевал. - А где эти? - Я показал в сторону туннеля. - О, там что-то ужасное! - воскликнула супергадалка. - Там произошел страшный взрыв. Сплошная кровь и клочья мяса... От такого радостного известия я оперся ладонями об пол, подтянул ноги к себе и попытался встать. Эухения и Лусия помогли мне это сделать, и я, опираясь на них, принял вертикальное положение. Голова немного кружилась, но в общем и целом стоять я мог. Более того, взяв из рук Эухении фонарь, я сунулся в туннель. Картинка там и впрямь оказалась неаппетитная. Пол был заплескан кровищей на протяжении нескольких метров, клочья мяса и костей украшали не только пол, но и потолок со стенами. В основном эти детали принадлежали одному из моих оппонентов. Его разнесло на куски. Трое лежали у стены в виде бесформенных мешков с костями, а пятый, тот, что замыкал шествие, валялся в полсотне метров от своих товарищей. Эктора я высветил фонарем на решетке, перегораживающей коридор тюрьмы, то есть примерно метрах в двадцати от того места, где его изрешетили. Я ж говорил: дуракам везет. Должно быть, тот парень, от которого так мало осталось, тащил пакет с пластиковой взрывчаткой. Где он у него был - не знаю, скорее всего на спине. Как он мне подставился - тоже неизвестно. Может быть, его зацепил пулей Эктор, и мужик, ухватившись за раненую ногу, повернулся спиной под мою шальную пулю. Пакет грохнул, расшвыряв потроха и прочие ошметки своего носителя, а ударная волна шваркнула тех трех, что находились рядом, о бетонную стену. Последнего из пятерых та же ударная волна убила уплотненным воздухом, который клинком вонзился в носоглотку, порвал трахеи, бронхи и легкие, отодрал сердце от аорты, может быть... То же самое мог заполучить и я, если б лежал на полметра правее. Взрывная волна зацепила меня только краешком, вырвала из рук винтовку, прикладом которой я получил по скуле, но обошелся без перелома, а затем, немного подбросив и перевернув на спину, провезла задницей по цементному полу, сорвав шкуру с этого деликатесного, по утверждениям незабвенной Соледад, места. Какого Аллаха молить за этот благоприятный исход - я терялся в догадках. А вот Эктору, даже если он еще был жив после попадания в него десятка пуль, смерть от удара всем телом о стальную решетку была гарантирована. Его буквально вдавило головой между прутьями, размозжив черепушку в двух местах. - Давайте вернемся в камеры, - вдруг предложила Эухения. - Мне дурно... Лусии тоже было дурно. Если мне было хреново от контузии, то им от созерцания кишок, выдавленных глаз и иных прелестей, оставшихся на поле брани. Я, как здорово обалдевший после взрыва, воспринимал всю эту неизбежную грязь почти спокойно. Тем более что около самого дальнего жмура обнаружился вполне исправный пулемет - китайский "ПК" с лентой на 150 патронов, с которыми мне никакие бронежилеты не стали бы помехой. Тем не менее для себя я все-таки броник взял - береженого Бог бережет. Правда, так сказала, говорят, одна монашка, надевая презерватив на свечку, но все-таки... В одной драной майке как-то скучно. Каску с забралом я тоже прибрал. Если б нынешний покойничек не держал забрало открытым, то, может, и не хватанул бы ртом избыточное давление. Впрочем, перелом шейных позвонков он получил бы в любом случае. Немного подумав, я снял с убиенного штурмовой пояс, на котором много чего висело. Кобура с "магнумом", кинжал, две гранатные сумки с четырьмя гранатами, перевязочный пакет, аптечка, еще чего-то. И все целехонькое, вполне пригодное для жизни. Напоследок я снял с покойного ботинки. Ногам стало теплее. Штаны, к сожалению, оказались непригодны к употреблению, потому как в момент отдания концов в эти штаны перекочевало все, что покойный напоследок скушал. Возвращаться в камеру я не хотел. Я пошел дальше по туннелю, и Лусия с Эухенией, охая, зажимая носы и сдерживая рвоту, поплелись за мной. ПАРЕНЬ СО ШРАМОМ И ДРУГИЕ Путь оказался не близким. Особенно если учесть, что ты топаешь после того, как тебя хорошенько оглоушило, приподняло да шлепнуло. Пока какая-то часть нервной системы была вырублена в связи с контузией, я шел как под наркозом, не ощущая всех болячек, кроме двух наиболее сильных. Но спустя какое-то время связь между башкой и периферией моего тела начала восстанавливаться. Как это бывает во всяком централизованном государстве, - а человек есть модель государства в миниатюре, - все местные органы стали трезвонить в Центр о своих бедах и неурядицах, требуя принять неотложные меры. Выяснилось, что у меня, кроме кормовой части, ободраны колени, локти, правое бедро, ушиблены правая лопатка и правое плечо. В общем, все это было мелочевкой и особого вреда принести не могло, но надоедало ужасно. Опять же угнетала неопределенность цели путешествия, чреватого самыми крупными неприятностями. Граждане, которые от моей шальной пули взлетели на воздух, не походили на здешнюю охрану. Они были явно снаряжены для штурма. Таким образом, мои отношения с атакующими явно испортились, а эти ребята, судя по отдельным звукам, долетавшим сверху, все еще находились здесь и продолжали свою бурную деятельность. Вместе с тем у излишне гостеприимных хозяев после того, как я пренебрег их радушием, да еще и проломил одному из них башку, тоже могли возникнуть претензии. Поэтому забиваться в какой-нибудь уголок и ждать, чья возьмет, резона не было. Дойдя до перекрестка, то есть до того места, где начинался боковой ход, откуда вышли ныне угробленные бойцы, я повернул именно в этот ход. Во-первых, оттуда тянуло свежим воздухом, а значит, мог быть выход на поверхность. Во-вторых, если те, кто вышел оттуда, были уже мертвы, то на повторную встречу с ними надеяться не следовало. Могла быть, конечно, какая-то резервная группа, поджидавшая на выходе или стоявшая "на атасе", но она вряд ли могла быть больше той, что уже накрылась. У меня к тому же было кое-какое преимущество. В каске с забралом, бронежилете, при трофейных пулемете и фонаре я выглядел очень похоже на усопших (правда, нормальных штанов у меня не имелось и куртки тоже), отчего господа, стоявшие на стреме, имели шанс обознаться. Точнее, они могли не распознать во мне чужака на значительном расстоянии и не стали бы открывать огонь сразу же. А я, естественно, постарался бы шурануть по ним несколько раньше. Конечно, для дурной головы - другой у меня не было - это был неплохой замысел. А вот будь у меня с головой все в порядке, я бы, наверно, только посмеялся над таким идиотизмом. По боковому ходу мы шли не меньше часа. Я выдохся, потому что суставчики мои, которые при взрыве сильно тряхануло, изрядно заныли. Садиться на ободранное место было неудобно, и пришлось прилечь на левый бок, который пострадал меньше правого. - Вам плохо? - спросила Эухения. - Не знаю, - пробурчал я. - У вас болит голова? - пристала сеньора Дорадо. - Я могу снять головную боль. Вы не против? - Ради Бога... - В принципе мне это было по фигу, потому что болело сразу во всех местах и я не был уверен, что от одной головы мне сразу полегчает. Однако Эухения взялась задело на полном серьезе. Она стала проделывать над моей головой какие-то гладящие движения вогнутыми ладонями и произносить некие непонятные слова, явно заклинательного свойства. Головы она не касалась, но при этом я ощутил, что волосы у меня начинают кое-где вставать дыбом, примерно так, как от наэлектризованной расчески. Более того, послышался слабый треск разрядов, даже голубоватая искорка мигнула. Бормотание Эухении, которым сопровождалось снятие статического электричества, напоминало мне тот язык, на котором блаженной памяти Соледад общалась со своими коммандос. Скорее всего это был язык какого-то из карибских племен. И боль медленно, волнами, стала откатываться от головы. Она утихала плавно и незаметно, по чуть-чуть, но каждая новая волна была меньше предыдущей. Одновременно слабели болевые сигналы от ушибов и ссадин, потом некоторые места вообще болеть перестали. Наконец, я словно бы оторвался от боли и ощутил, что она исчезла совсем. Правда, при этом я на какое-то время потерял сознание. Очнулся я достаточно быстро. Под моей головой оказалась довольно мягкая подушка - сеньора Дорадо пристроила мой затылок на свои колени, обтянутые мятой, пропахшей морской водой юбкой. Я поднял голову и почувствовал, что могу продолжать путь. На сей раз идти пришлось недолго. Туннель вывел нас к вентиляционной шахте. Теперь стало ясно, что взорвавшиеся молодцы проникли внутрь подземного сооружения именно через него. Я даже прикинул - голова уже позволяла - примерный замысел тех, кто штурмовал подземную тюрьму, и вообще все, что тут находилось. Во всяком случае, я смог прикинуть, как работали две группы. Сколько их всего могло быть, я, естественно, не знал. Первая группа проникла через подводный туннель, захватила лифт и прорвалась наверх, завязав там бой. А вторая - та, которую я так неожиданно для себя уничтожил, - прошла здесь, через вентиляционную шахту, отрубила электроснабжение и намеревалась учинить какую-то диверсию. Не зря же взрывчатку тащили! Пальба в верхних этажах продолжалась, поэтому очень могло быть, что были и третья, и четвертая, а может, и пятая группы, которые вползли в вентиляционные галереи этих этажей. Свежий воздух тянул из открытой двери в шахту. Огромный вентилятор с мощным электромотором не работал, но приток все-таки был. Осторожно войдя в дверь, которую, очевидно, использовали механики по вентиляции для осмотра шахты, я задрал голову и отчетливо увидел квадратик синего неба. До него было метров пятьдесят, не меньше. То есть не до неба, конечно, а до выхода наверх. Судя по десяти квадратным отверстиям в одной из стенок шахты, размещенным через каждые пять метров, в этом подземном комплексе было десять этажей. Наверх можно было пройти по скобам, вцементированным в бетонную обкладку шахты. Впрочем, те ребята, что пролезли в нижний этаж, спускались более быстрым способом. Они съехали вниз по прочной нейлоновой веревке. Я призадумался. Влезать на высоту десятиэтажного дома по скобам было утомительно, ползти по веревке - тоже. Я не знал, насколько сильны в альпинизме Эухения с Лусией, но в себе самом на сто процентов уверен не был. К тому же там, наверху, нас могла поджидать неприятная встреча. Наверняка те, кто спускался вниз, оставили там какой-то пост. Все мои прежние прикидки, которые при встрече со стремщиками на одном уровне имели шанс на успех, теперь летели псу под хвост. Шахта была достаточно освещена вверху, и разобраться в том, что я "чужой", труда не составило бы. Пристрелить меня при этом было совсем просто. Ни вися на скобах, ни болтаясь на веревке, из пулемета не постреляешь. Но другого выхода не было, во всяком случае, поблизости не просматривалось. Сидя тут, много не высидишь. Я прикинул, что сверху, от обреза шахты меня на дне колодца в полсотне метров видно плохо, скорее всего даже совсем не видно, если, конечно, этим предполагаемым сторожам наверху не дали ночных прицелов. Ребята, видимо, особо не ждут атаки из шахты, поскольку голов их на фоне неба не показывалось. Они больше следят за окрестностями. Стало быть, сунутся к шахте только в том случае, если услышат какой-либо подозрительный шум... - Вот что, - сказал я, вернувшись к дамам. - Вылезти наверх можно только здесь. Сейчас, сеньорита доктор, вы полезете по скобам до первой боковой дыры. Она достаточно широка, и вы там можете укрыться. Потом то же самое сделает сеньора Эухения. Затем, Лусия, вы полезете дальше до следующей дыры, потом за вами снова пойдет Эухения и так далее. - А вы? - А я буду вас прикрывать. Если кто-нибудь заметит вас и покажется над обрезом шахты, я его застрелю... - Хотя мне казалось, что следует немного посомневаться в таком благополучном исходе, я постарался, чтобы голос у меня звучал уверенно. На самом деле я просто подставлял обеих красавиц. Наверняка в какой-то момент одна из них испугается, заверещит, а то и грохнется, наделав шуму. Если наверху есть охранник, он непременно высунется хоть на секунду, и я пойму, что дорога через шахту перекрыта. По-моему, ни та, ни другая о своей роли подсадных уток не догадывались. Лусия, несмотря на то, что очки у нее все время съезжали на нос (похоже, их оправа получила небольшие повреждения еще во время катастрофы на "Маркизе"), полезла достаточно уверенно и проворно. Не сомневаюсь, что ее ножкам пришлось достаточно померзнуть за время путешествия по цементным полам подземных коридоров, да и стальные скобы вряд ли были тепленькие, но она не пищала и вела себя прекрасно. Меньше чем за минуту научная мышка взобралась по скобам на пятиметровую высоту и юркнула в квадратную норку боковой вентиляционной галереи. Эухения в своем "партийном" костюмчике, ухрюканном до неузнаваемости, и драных колготках напоминала российскую бомжиху, удирающую от милиции. Единственное, что отличало супергадалку, так это отсутствие матюков. А вот пыхтенья, оханья и хайдийско-испанских проклятий она издавала немало. Тем не менее и она сумела добраться до первой галереи. Затем Лусия вылезла и стала взбираться на второй ярус. Опять все прошло благополучно. Эухения высунулась из дыры и, дождавшись, пока пятки Лусии исчезнут в отверстии второго яруса, полезла следом. Снова все о'кей. Так, более или менее спокойно, не производя лишнего шума, они добрались до пятого этажа. Это была, как говорится, "половина дистанции". Никто наверху не показывался, создавалось впечатление, будто там и нет никого. Ничтоже сумняшеся я уже думал, что, может быть, нам удастся отсюда выбраться без осложнений. Однако фиг я угадал... "Пришла беда, откуда не ждали. Напал из-за Синих гор проклятый Буржуин..." Точно. Прав был дедушка Егора Тимуровича. Правда, "буржуины" появились не из-за гор, а совсем наоборот - из-под земли. Покамест я, задрав голову, присматривался к маняще голубому квадратику неба, чтобы не проглядеть супостатов наверху, шаги послышались из глубины подземных коридоров. Услышал я их достаточно вовремя, по крайней мере настолько, чтобы успеть обернуться, направить ствол пулемета в коридор и дать с рук длинную, патронов на двадцать очередищу. Сквозь грохот я услышал вопли, которые свидетельствовали, что кое-кому мне удалось испортить настроение. После этого я успел сделать еще одно важное дело закрыть дверь в шахту. Она была толстая и от пуль прикрывала, но имела тот же недостаток, что и дверь в камере, где я сидел до налета на подземный объект, то есть не закрывалась изнутри. Единственное, что я смог сделать, - это просунуть ствол "ПК" сквозь стальную ручку двери так, чтобы он зацепился за вцементированную в бетон дверную раму. Жаль, конечно, такую пушку бросать, но ничего более подходящего под рукой не было. Это могло дать выигрыш в пять минут, а то и больше. Я обвязался веревкой, свисавшей в шахту, и решил, что сумею влезть по ней быстрее, чем по скобам, до пятого уровня и укроюсь в вентиляционной галерее. Полез я и правда быстро. Внизу дубасили и стреляли в дверь, но вышибить ее не удавалось. Я уже добрался почти до уровня заветной дыры и собрался раскачать веревку, чтобы дотянуться до скоб, отвязаться и пролезть в галерею, но тут... Веревка вдруг сама поползла вверх! Да так быстро, что я сразу понял, что ее тянут не руки, а что-то вроде лебедки. Это могли быть только те, верхние, которых я больше всего боялся. Сами понимаете, что когда человек лезет вверх по веревке, нижний конец которой обвязан у него вокруг пояса, то ниже его образуется что-то вроде петли, роль узла на которой выполняют руки и ноги того, кто лезет. Я попытался скользнуть вниз, рискуя сжечь руки трением о веревку, и трепыхнулся, словно ерш на крючке, надеясь все же уцепиться за скобы. Но меня понесло не от стены к стене, а с угла на угол, и ухватиться за скобу не удалось. Мне не хватило примерно метра - немного меньше, чем когда-то Дику Брауну, когда ему передавали в воздухе парашют. Законы маятника отбросили меня от скоб, а лебедка подтянула намного выше. Внизу, на дне шахты гулко шарахнуло. Похоже, что те, кто ломился в заклиненную мною дверь, ее взорвали. Это означало, что вот-вот те ребята окажутся непосредственно подо мной и начнут расстреливать, что называется, влет. Я уже висел на полностью натянутой веревке, значительно выше пятого "этажа", откуда на меня растерянно глядели Лусия и Эухения. К тому же меня начало вращать на веревке, и, пока я пытался остановить эту закрутку, я уехал еще на пару этажей вверх. Когда же появилась возможность раскачаться, я оказался прямо напротив окна седьмого яруса, и до скоб я опять не дотянулся. Снизу протарахтела первая очередь, но она меня, слава Богу, не зацепила, пули свистнули мимо и вылетели из шахты куда-то в небеса. Все-таки попасть в человека, который раскачивается на веревке, не так-то просто. Тем более что меня дотянули уже до восьмого "этажа". Теперь стоило больше опасаться верхних, чем нижних, поэтому я предпринял отчаянную попытку. Оттолкнувшись ногой от стенки шахты, я мог исправить положение, и на сей раз мне даже удалось цапнуть правой рукой скобу. Но в этот же момент сверху свалилась какая-то тяжелая железяка и больно стукнула меня по запястью. Хорошо еще, что не по пальцам, а то бы переломала их к чертовой матери. Руку я отдернул, а железяка, оказавшаяся гранатой, благополучно долетела донизу и там грохнула. Только теперь Я догадался поглядеть вниз и увидел, что там пара человек валяется, а остальные юркнули в дверь. Их пуль я мог больше не бояться, но в этот момент меня уже подтянули к блоку, через который была продернута веревка, а затем две пары крепеньких ручонок выдернули меня из шахты, как пробку из бутылки. Судя по одежке, это были точно такие же мальчики, которых я нечаянно подорвал. Я увидел их ненадолго, потому что глянул на солнце и тут же зажмурился. При солнечном свете им легко было убедиться, что я не из ихнего инкубатора, а кроме того, разглядеть, что я взял кое-что взаймы из чужого инструмента. Каску с меня тут же сняли. Это могло быть прелюдией к мордобою, а я стоял как дурак, ослепленный солнцем и пьяный от нормального воздуха. Но бить меня не стали. Я сумел открыть глаза и увидел, что нахожусь на небольшой полянке в джунглях, затянутой сверху маскировочной сетью, а передо мной стоят два парня с поднятыми забралами. Физиономия одного из них мне показалась знакомой... Очень знакомой, и видел я ее, похоже, совсем недавно. Второго я точно ни разу не видал, но этот... Я видел его не то вчера, не то позавчера, не то третьего дня - короче, тогда, когда перед обедом у Эухении смотрел хайдийское TV и теньенте Эсекьель Гонсалес демонстрировал фоторобот предполагаемого преступника убийцы дона Франсиско Хименеса. Огромный шрам на щеке со следами швов и рубец на губе, под носом. Но и тогда увиденное по телевизору лицо казалось знакомым... Где ж я это страшилище видел? Но вспомнить я не успел, потому что парень, с серьезным видом наставивший на меня автомат, успел припомнить раньше... - Колька, что ли? - спросил он без каких-либо радостных улыбок, но вполне по-русски. И только тут я узнал его. Промелькнула давняя-давняя сценка из времен моего, так называемого, "дембеля". Электричка, драка, вспыхнувшая из-за вот этого самого шрама со швами, Толян, задевший меня кулачищем по уху, а затем полетевший на пол от удара каблуком в подбородок, который, как утверждают специалисты-каратисты, обычно в драках не проходит... А этого звали Андрюхой. Фамилию его я так и не узнал тогда. Вот он, рубец на верхней губе - моя пометка. Сам на удар налетел и собственным клыком губу порвал. Но потом вроде ничего плохого я ему не делал. Если не считать того, что месяц назад на подмосковной ферме убил не по злобе его дружка Толяна. Там, правда, свидетелей не осталось. Кроме Тани, которая, как теперь выясняется, еще и Кармела О'Брайен, и Вик Мэллори... Но она, я надеюсь, в Москве, надежно упрятана в недрах Центра нетрадиционных методов обучения, и Чудо-юдо ее не упустит. - Здорово, Андрюха... - сказал я не очень уверенно. Второй мужик, судя по всему, по-русски был не бум-бум. У него на роже отразилось беспокойство, и он спросил у Андрюхи по-английски: - Ты знаешь его? - Yes, - ответил тот, и я понял, что языковая подготовка у братана явно ни в дугу, ни в Красную Армию. Примерно так и с таким акцентом я сам говорил после школы, где мне кое-как натянули в аттестат трояк по английскому. А вот для второго английский был родным, можно не сомневаться. Правда, говорил он как штатовец-южанин. Дик Браун похожую речь слышал, когда в Нью-Орлеане у своей католической бабульки гостил. Чем мне все это грозило? Хрен его знает! То, что я нынче не Колька Коротков, а Дмитрий Сергеевич Баринов, Андрюха вроде бы знать не должен. Если, конечно, их сюда прислали не именно за мной. Судя по тому, что язык межнационального общения у этого подразделения английский, это вряд ли спецназ ГРУ, хотя тамошним чувакам легко прикинуться кем угодно. Экипировка у них разномастная. Шлемы, похоже, швейцарские, автомат у Андрюхи явно из "калашного" ряда, но может быть китайского или чешского производства, под патрон 7,62, камуфляжик смахивает на американский. "Мундир английский, погон российский, табак японский..." Что за интербригада? Может, "G & К" все-таки? А тогда кто те, что обороняются? Явно ведь и те, и другие не хайдийцы. Куда только теньенте Гонсалес смотрит? Бегают, понимаешь, по острову вооруженные люди, стреляют, взрывают... Прямо как в России, ей-Богу! Тем временем штатовский корешок Андрюхи деловито и неторопливо снял с меня все вооружение и броник, поглядел на изнанку жилетки и сказал Андрюхе: - Это вещи Мартеля. - Надо говорить шефу, - примерно так ответил землячок, не вдаваясь в сложности американской мовы. Его следующую фразу: "Hands on head! Руки на голову!" я мог бы понять и без перевода, но выполнил только после того, как команда прозвучала по-русски. Андрюха должен был помнить, что я знаю английский, но его товарищ мог этого не знать. До выяснения обстоятельств лучше было прикинуться шлангом и дать возможность ребятам свободно общаться. Теперь многое зависит от Андрюхиной памяти и догадливости его корешков. Нью-орлеанец остался у шахты, а Андрюха, держа меня под прицелом, указал направление на какую-то тропку. - Что ты тут делаешь, зема? - поинтересовался я, когда мы отошли на приличное расстояние от штатника. - Трахаюсь помаленьку, - сообщил Андрюха без особой доверительности и, само собой, простыми русскими словами. Мне стало ясно, что землячок, видать, состоит при денежной работенке, а потому вряд ли посмотрит сквозь пальцы, если я побегу. Самое обидное, по-моему, погибнуть от руки русского за границей. Ради такого удовольствия не стоило улетать за пять тысяч километров от дома. Тропка шла вдоль хорошего отвесного обрыва. Внизу были камни и горная речка - может быть, отсюда начиналась Рио-де-Санта-Исабель, превращавшаяся ниже по течению в клоаку с бетонными берегами. Прыгать с обрыва я не стал бы даже в том случае, если б желал покончить с собой. Шансов приземлиться целехоньким не было, но и гарантии, что убьешься насмерть, - тоже. Метров через сорок тропка вошла в бетонированную траншею, с фронта замаскированную одернованным бруствером. Чтобы спуститься в траншею, пришлось миновать небольшое пулеметное гнездо. Сомневаюсь, что без Андрюхи меня пропустили бы свободно. Из гнезда приветливо выглядывал ствол пулемета "М-60", а его хозяин предпочитал из скромности не маячить. По траншее Андрюха пригнал меня в небольшой дот. Обрыв в этом месте переходил в крутой, а затем во все более пологий склон. Его, по-видимому, и должны были перекрывать траншея, дот и прочие укрепления. Склон был очищен от кустов и деревьев, перегорожен спиралью Бруно и обычной колючкой. Может, были и еще какие-то заграждения, но я их разглядеть не успел. В доте сидели трое. Пулеметчик, наблюдавший за охраняемым склоном, был обращен ко мне спиной. Еще один боец с замалеванной камуфляжной краской рожей держал между колен бесшумный снайперский "винторез" и смотрел в бинокль через амбразуру. Наконец, третий, держа под мышкой автомат, поигрывал рацией. Она хрюкала, так как была поставлена на прием, но ничего членораздельного не говорила. Судя по всему, он-то, этот третий, и был шефом. У него на морде тоже была камуфляжная краска, и выглядел он жутковато. Куда страшнее, например, чем Андрюха со всеми своими шрамами. Но вот что удивительно: этот мужик посмотрел на меня так, будто я получил от него приказ к 18.00 взорвать то-то и то-то, но до сего времени не взорвал. То есть впечатление было, будто он меня знает и изумлен только тем, что я нахожусь здесь, а не в другом месте. Я присмотрелся. Мужику было минимум за сорок, хотя на здоровьечко он не жаловался и сцепиться с таким по делу я бы не хотел. Правда, он не смахивал на закоренелого боевика и скорее всего на нынешнее дело вышел после некоторого перерыва. И морда была довольно гладкая, и руки не очень заскорузлые. Ежели его отмыть и переодеть, то уже через полчаса можно вести на какое-нибудь элитарное сборище. Конечно, в камуфляжной раскраске его и мама родная не узнала бы, но что-то знакомое в лице было. И тут впервые за долгое время сработала РНС. "Дик Браун", - представила мне мужика "руководящая и направляющая". Я на секунду опешил, но очень быстро сообразил, что есть на земле еще один человек, который помнит "Атлантическую премьеру" так же, как помню ее я. Тот, кому в башку перешло "я" Брауна. Мне довелось только один раз увидеть его фото, показанное "Главным камуфляжником". Тогда, в последние минуты перед тем, как разделить два "я", одновременно пребывавших в моей черепной коробке, бывший "серый кардинал" показал мне (точнее, "нам") две фотографии. На одной из них был тот парень, что родился как Ричард Стенли Браун, благополучно отвоевал во Вьетнаме, Анголе и Зимбабве (она же бывшая Южная Родезия), а затем разбился при неудачном прыжке с передачей парашюта в воздухе. Однако его "я", просуществовав 30 лет в угробившемся теле, было накануне биологической смерти пересажено доктором Брайтом в мозг двадцатилетнего Короткова и перекантовалось там еще один год. А вот второе фото принадлежало мужику, натурального имени которого "мы", Коротков-Браун, не знали. Сомневаюсь я, чтобы этот дядя хотя бы сейчас вспомнил об этом. Он помнил себя как Брауна и чуть-чуть - как Короткова. Впрочем, может, и не чуть-чуть. Во всяком случае, меня он узнал - это точно. Тем не менее он не полез ко мне обниматься и не стал кричать: "Сколько лет, сколько зим!" Напротив, он постарался как можно быстрее избавиться от удивленного выражения на морде. - Что это за тип? - спросил он у Андрюхи. По-английски, естественно. - Русский, - лаконично ответил тот. Как будто сам, сукин сын, был по крайней мере китайцем! - Он говорит по-испански? - Мне этот вопрос показался странным. Браун должен был осведомиться насчет английского... - Не знаю, - пожал плечами Андрюха. - Говорю, - ответил я, и Браун перешел на испано-хайдийский диалект. Судя по первой реакции всех присутствующих, и Андрюха, и пулеметчик, и снайпер по-испански мало что понимали. - Что ты делал здесь, компаньеро? - спросил Браун. Почти так, как я несколько минут назад спрашивал у Андрюхи. - Отдыхал, - съязвил я. - Приехал как турист. - И сразу угодил в секретную зону? - Я приехал с женой и остановился в "Каса бланке де Лос-Панчос". Можете справиться у Фелипе Морено. Помните такого? - Это я знаю. Ты записался у него как Ричард Браун. - По здешним законам в этом нет криминала. Я же не знал, что сюда заявится еще один сеньор с таким же именем. - Значит, ты тоже узнал меня? - Да. - Я решил, что особо темнить не стоит, потому что этот "Нью-Браун", судя по всему, кое-что обо мне уже раскопал. - Как ты попал в зону "Зеро"? - спросил Браун, приняв мой ответ к сведению. - А этот крысятник так называется? - удивился я. В те времена, когда "я" Брауна командовало моими руками и ногами, о зоне "Зеро" слышать доводилось. Вроде бы это была главная подземная резиденция Лопеса. - Так как ты туда попал? - Браун пропустил мой вопросик мимо ушей. Он явно был ограничен во времени на проведение допроса. - Через подводный туннель. Чьи-то водолазы вытащили меня из потопленной яхты и отвезли на скутере. - Одного? Кто был с тобой? - Эктор Амадо, Эухения Дорадо и Лусия Рохас. Браун явно заинтересовался. Мне показалось даже, что он этим известием взволнован. - Где они? - Амадо убит, а Эухения и Лусия сейчас прячутся в пятом ярусе шахты, точнее - в вентиляционной галерее пятого яруса. - Это правда? - Браун посмотрел на меня так, что мороз продрал по коже. - Минут десять назад были там, - пробормотал я. У меня не было времени подготовиться и хотя бы сообразить, что можно говорить начистоту, а что нет. На ходу я прикинул: если Брауну и его команде нужны живьем Лусия и Эухения, то скорее всего он один из моих конкурентов... А раз так, то могилку мне вот-вот отроют. Уж что-что, а характер дядюшки Брауна я немного знал. Но слово не воробей, как известно. Впрочем, потеряно было еще не все, потому что Брауну еще надо было убедиться в том, что Эухения с Лусией живы, и вытащить их из подземелья. А раз так, то мне предоставлялось время пожить и, может быть, каким-то образом выкрутиться. Но тут же все опять резко поменялось, и я даже подумал, что зря обольщался насчет возможности пожить, скажем, на час дольше. Пулеметчик, наблюдавший за склоном горы, увидав кого-то через амбразуру, дал очередь. - Идут! - крикнул он. - "Тигры"! А где-то неподалеку уже слышалось злобное клекотание вертолетов. - Проваландались! - по-русски выкрикнул Андрюха, высунул ствол в бойницу и татакнул в невидимого противника. - Макс, Макс! - Браун переключил рацию на передачу и заорал что есть мочи, перекрывая грохот стрельбы. - Джек вызывает Макса! Похоже, что Макс ответил, потому что Браун неожиданно, но очень четко выматерился по-русски, а затем загавкал на родном языке: - Макс, ищи их в вентиляционной галерее пятого яруса! Как понял? В пятом ярусе, вентиляционная галерея! О'кей! Заберешь их и уходи через трассу 23-28, понял? 23-28! До конечного пункта! Жди нас там. Все! Из этого я уловил, что Браун намного лучше меня знает все эти подземелья и, должно быть, ищет тут не только Лусию с Эухенией. - Мартель, Мартель! - заорал было Браун, но Андрюха, отправив очередную очередь по адресу "тигров", заорал по-русски: - Мартель накрылся, Капрал! Тот, что был с "винторезом", аккуратно положил бинокль, прицелился и почти неслышно чпокнул. В бойницы плеснуло красно-оранжевым отсветом, дохнуло тугим жаром... - Молодчага! - завопил Андрюха. - Огнемет ковырнула! На то, что снайпер был назван в женском роде, я как-то не отреагировал не до того было. Вполне можно было ожидать, что теперь я стал лишним на этом празднике жизни... - Уходим! - веско бросил Браун, сунул рацию в карман, а меня тычком пихнул к выходу. При этом он придержал меня за майку, чтоб я не бежал слишком быстро. Пригибался я тщательно, но только в порядке перестраховки. Там, внизу, по склону растекалась огнесмесь из взорванного огнемета. Пламя охватывало деревья и кусты, полоса огня и дыма как бы отгородила людей Брауна от "тигров". Палить они палили, но фактически только для обозначки. Пули попискивали над траншеей, но очень редко попадали в бруствер. Значительно хуже было то, что творилось в воздухе. Вертолеты "тигров", как видно, не рисковали садиться на гору, так как на ней не имелось ровных проплешин, за исключением той, что была у вентиляционной шахты. Зависать над горкой им казалось небезопасным, потому что тут их можно было даже подствольником грохнуть, если хорошо попасть, а у молодцов Брауна было всего в достатке. Поэтому вертолеты "тигров" вертелись каруселью вокруг горы и молотили из пулеметов и автоматов по площадям. Самое интересное, что траншею, по которой мы успели добежать до пулеметного гнезда, они вниманием не почтили. И за то спасибо! В пулеметном гнезде нас ожидали еще четверо вооруженных до зубов деятелей. Кроме пары американских пулеметов "М-60", у них был еще российский автоматический гранатомет "Пламя", он же "АГС-17", китайский "РПГ-7" с охапкой патронов, а также куча всякой мелочи типа уже знакомых мне складных пистолетов-пулеметов "ПП-90", револьверов "магнум" и впервые увиденных российских "ударов". Когда меня впихнули в пулеметное гнездо, я еще не был уверен, что жизнь мне собираются оставить. Но вот когда в бетонном полу открыли люк и указали мне на вертикальную стальную лестницу, я понял, что помилован на неопределенный срок. Внизу меня ждали. Стоило, черт побери, выкарабкиваться из подземной тюрьмы, чтоб через полчаса опять туда попасть, но уже к другим тюремщикам. Мне опять сковали запястья, причем наручниками с тремя браслетками, две защелкнули на моих, а третью - на левой руке какого-то козла, которого я в темноте не разглядел. На морду мне налепили пластырь, чтобы я не орал и не задавал вопросов. Пока меня упаковывали, вся команда Брауна спустилась вниз, в подземный этаж пулеметного бункера. Мужик, к которому я был прицеплен, и еще куча народу пошли куда-то по очередному туннелю, а пара человек осталась возиться в темноте позади нас. Судя по тому, что они чего-то ворочали, куда-то что-то вкручивали и чем-то шуршали, эти хлопцы готовились взорвать гнездо и завалить выход наружу. Впереди тоже шли двое с фонарями, проверяя, свободен ли путь, и оторвавшись на несколько десятков метров вперед от основной команды. Топали мы быстро, почти бежали. Три раза меняли направление, сворачивая перпендикулярно прежнему, потом спустились на два этажа ниже и тут услышали отдаленный грохот взрыва. По-моему, подрывники нас догнали несколько раньше, чем сработала их фиговина. Я все это плохо запомнил. Контузия, последствия которой Эухении удалось на время ослабить, дала себя знать. Все-таки сотрясение мозга я получил приличное, хотя меня начало мутить только сейчас, почти два часа спустя... В конце концов я понял, что могу сдохнуть сам по себе, без пролития крови. Но как я повалился на пол и что было сразу после этого, мне запомнить не удалось. ГОРНОЕ ШАЛЕ Когда я очухался, то очень удавился. Даже если бы в тот момент, когда я впадал в беспамятство, мне пообещали при пробуждении горный воздух, синее небо и утреннее солнце, я бы не поверил. Тем более что уже не раз оказывался в искусственной реальности. Краешек солнца был виден из-за темных мохнатых от леса гор. Неровная цепочка скругленных вершин просматривалась через здоровенное, в полстены, окно. Рядом с окном была еще и стеклянная дверь, выводившая на просторный балкон. Через эту самую дверь в помещение, где я находился, втекал свежайший, придающий силы воздух. А находился я в комнате, совсем не напоминавшей место заточения. Да и вообще, пленных, заложников, как и других граждан, по разным причинам лишенных свободы, так не содержат. Номер в "Каса бланке де Лос-Панчос" был похуже, хотя за него я выложил вперед тыщу гринов, а сюда меня вселили бесплатно. Лежал я на вполне приличной, где-то на четыре персоны кроватке. Бельишко было свежайшее и даже с ароматом чего-то цветочного. На стенах в золоченых багетах висели солидные картины со всякими там вакхами и ариаднами, ледами и лебедями, наводившими на несолидные размышления. Столики с мраморными крышками, всякие там пуфики, коврище поверх паркета, зеркала... Вкус устроителя интерьера казался уж очень знакомым. Ба! Нечто подобное я когда-то видел на асиенде "Лопес-23", которую, как потом выяснилось, доблестно взорвал Китаец Чарли. Самочувствие у меня было неплохое. Причем над тем, чтобы оно таковым стало, кто-то серьезно поработал. Я обнаружил, что все мои ссадины обработаны каким-то гелем-спреем, то есть на них напылена бактерицидная пленка, имеющая, очевидно, и анестезирующие свойства. Во всяком случае, ничего не болело. Все свободные от ссадин участки тела были явно отмыты или хотя бы протерты. По крайней мере я себя не ощущал свиньей, завалившейся в чистую постель после нескольких дней пребывания в грязи. Несколько беспокоило отсутствие одежды. Я лежал голышом, как новорожденный. Конечно, если очень захочется, то удрать можно и без порток, но все-таки в шортах удобнее. Но ни шортов, ни плавок, ни майки, ни трофейных ботинок мне не оставили. Кроме двери, выводившей на балкон (по площади это была скорее открытая веранда), тут было еще две двери. Но их я решил оставить на потом. Обнаружив, что с координацией движений у меня все о'кей и ноги меня держат вполне сносно, я слез со своего лежбища и выбрался на балкон-веранду. Дабы не сверкать лишними подробностями своего тела, замотался в простыню на манер древнего римлянина. Место было - будь здоров! Вот где надо отели строить... С веранды я разглядел, что строение, где мне пришлось ночевать, состоит из нескольких прямоугольных корпусов-блоков, соединенных переходами, и в проекции похоже на букву "Ш". Эти корпуса ступенями поднимались по склону, и "перекладина" "Ш" была где-то на сорок метров ниже, чем верхушка правой "палочки", на которой я находился в тот момент. Окружающая территория представляла собой маленькую - меньше километра в диаметре - горную котловину, заросшую джунглями. Из этих джунглей сумели сделать более или менее нормальный парк, а из застойного озерца-болотца на самом дне котловины соорудили прелестный просторный бассейн. Здесь вполне можно было устроить место отдыха для лиц с доходом выше среднего, но хозяин этого заведения, должно быть, не собирался выжимать отсюда деньги. Вокруг здания, у бассейна и на балконах-верандах, подобных моему, ни одной живой души не было, так что можно было выйти на утреннее солнышко и позагорать без всякой простыни. Впрочем, присмотревшись, я увидел на аллее пару джентльменов в униформе. Судя по всему, они патрулировали территорию. Однако это были не те гвардейцы, что защищали подземную тюрьму, и не те, что ее атаковали под руководством... смешно сказать - Ричарда Брауна. Тем не менее форма охранников была мне знакома. Точно такая же была у тех, кто сторожил особняк сеньоры Эухении на Боливаро-Норте. Если я не ошибался, то получалось, что ситуация еще разок изменилась, и, судя по комфорту, в лучшую сторону. По-прежнему замотанный в простыню, я вернулся в спальню и решил проверить те две двери, которые оставлял "на потом". Одна из этих дверей вывела меня к санузлу (душ плюс сортир) в двух небольших кабинках. Это открытие пригодилось, самое необходимое из этих учреждений я опробовал. После этого я направился к второй двери, но еще не успел до нее дойти, как из этой двери появилась сеньора Эухения. Само собой, что от бомжеобразной растрепы в перепачканном сером костюме и драных колготках не осталось и следа. Сеньора Дорадо выглядела так же блестяще, как сверкали ее отмытые, расчесанные и просушенные волосы, из которых была старательно убрана седина. Она распустила их по плечам, туго распиравшим купальный халат, и смотрелась так много моложе, чем с "партийной" прической. Умеренная полнота в данном случае не мешала. Сеньору Эухению сопровождала служанка Пепа, которую я видел в доме на Боливаро-Норте. Пепа катила за собой сервировочный столик с завтраком, который предназначался для меня. - Как вы себя чувствуете, Деметрио? - спросила супергадалка. - Головная боль не беспокоит? Тошнота, головокружение, слабость? - Голова не болит, а слабость кое-какая чувствуется... - Есть хотите? - Не откажусь. - Ну, тогда все в порядке. Я опасалась, что у вас более серьезные повреждения. Вы ведь примерно двенадцать часов были без сознания. Все это время около вас дежурила сиделка. Отошла на пять минут в туалет, а вы в это время и очнулись. Очень неорганизованная девушка! Вместо того чтобы позвонить мне и сопровождать вас на веранду, она побежала ко мне докладывать... Я ее уволю! - А я и не заметил никаких сиделок... Значит, двенадцать часов без сознания? - Именно! - То-то я смотрю, что за это время кое-что изменилось... Эухения широко улыбнулась. - У вас, наверно, много вопросов по этому поводу? - Немало, сеньора. - Давайте все по порядку. Пепа, ты свободна... Пепита, проворно накрывшая небольшой шестиугольный столик на две персоны, удалилась. - Обычно по утрам я пью кофе, но вам он сейчас противопоказан, - заявила "хайдийская Кассандра". - Поэтому мы будем пить мой лечебный коктейль. В нем совсем немного спиртного, зато масса целебных экстрактов. И есть мы будем тоже исключительно лечебную пищу. Чтобы вы не подумали, будто я угощаю вас чем-то непроверенным, я буду есть то же, что и вы... - Знаете, сеньора Дорадо, - заметил я, стараясь поплотнее завернуться в свой "римский" наряд, то есть в простыню, - вам не кажется, что я одет слишком легко? - Сейчас двадцать пять градусов по Цельсию, - удивилась Эухения. - Неужели вам холодно? Вы же из России все-таки... Конечно, она прекрасно поняла, что я вовсе не замерз, а хотел бы держаться в рамках приличия. - Дело не в холоде, - сообщил я. - Завтракать с дамами (чуть-чуть не ляпнул "вашего возраста") следует в более строгой одежде. - У нас здесь не Англия, сеньор Баринов. Вас, наверно, в Лондоне приучили завтракать в галстуке? Вы ведь прилетели к нам оттуда? Не беспокойтесь, мы люди простые. При этом сеньора Дорадо немного стрельнула глазками. Кроме того, Эухения, присаживаясь за стол, уронила с колена полу халата. Не знаю, с умыслом или без, но она убедила меня, что не страдает тромбофлебитом и варикозным расширением вен, а имеет очень даже гладкие и округлые, приятно смуглявые ноги (назвать их ножками при всем желании язык не поворачивался). Я решил не заострять эту тему, поскольку очень хотел жрать, но еще больше хотел знать, каким образом очутился в этом благодатном урочище после того, как угодил в плен... к самому себе. - Это очень полезно для сосудов головного мозга, центральной и периферической нервной системы, способствует быстрой реабилитации при контузиях и черепно-мозговых травмах, - торжественно объявила Эухения, накладывая мне в тарелку некий салат из мелко нарубленной зелени, сдобренной целой кучей специй, распространявших такой букет различных ароматов, что определить, чем пахнет весь этот силос, я не сумел бы даже под угрозой расстрела на месте. В гуще зелени обнаружилось несколько кусочков какой-то рыбы, что-то от моллюсков и хрен его знает каких кишечнополостных. Я решил, что человек, не сдохший от детдомовской и армейской пищи, прошедший тесты на выживание при подготовке к партизанской войне на Хайди, может в принципе сожрать все, и, стараясь не особенно разглядывать содержимое салата, зацепил его вилкой. - Обязательно запивайте его коктейлем, - наставительно произнесла Эухения. - Так будет усиливаться лечебное действие. Пойло было довольно приятным, хотя в нем отчетливо присутствовал вкус алоэ, но самое главное - прохладным. Поскольку сеньора Эухения, с учетом русской специфики, поставила на стол тарелку, где лежали тепленькие ломти ржаного хлеба, я сумел слопать всю траву с улитками и морскими червяками без позывов к рвоте. За трапезой, поглощая свою кулинарию с видимым аппетитом, Эухения говорила исключительно о полезности всего того, что я с усилием проглатывал, для моего травмированного мозга и для интеллекта вообще. Лишь тогда, когда я одолел эту "пищу богов", а также выпил два стакана лечебного коктейля (одного мне вполне хватило бы, но я имел неосторожность его похвалить), разговор наконец зашел о том, каким образом мы оказались в этом благословенном месте. - Так все-таки, - спросил я, - что же произошло после того, как я потерял сознание? - Вам желательно узнать только ход вчерашних событий или их предысторию? - Если хотите, то можно бы и о предыстории рассказать. - Предупреждаю, она будет очень длинной. - Тогда сперва расскажите о том, что было вчера. - Вчера было вот что. После того, как нас с Лусией не без вашего участия нашли люди мистера Брауна, весь его отряд, то есть двадцать пять уцелевших головорезов из разных стран мира, собрался на условном месте. То есть на станции секретного метро, прорытого при диктатуре Лопеса. Вы знаете о существовании такого сооружения? - Наслышан, - поскромничал я, хотя в свое время даже прокатился на этом виде транспорта. - Так вот, у Лопеса было 30 мест проживания, соединенных между собой линиями подземных железных дорог. В основном это были асиенды, принадлежавшие его семье. Они так и назывались "Лопес-1", "Лопес-2", "Лопес-3" и так далее до "Лопес-28", Еще была станция в подвале президентского дворца и самая секретная "Лопес-0", которую чаще называли зоной "Зеро". Все линии секретного метро сходились в этой зоне. А именовали их по номерам конечных пунктов трассы. То есть если дорога начинается на асиенде "Лопес-23", а заканчивается на "Лопес-28", то ее именовали "трасса 23-28"... Тут моя башка со скрипом припомнила, как Дик Браун орал какому-то Максу, чтобы тот, забрав Эухению и Лусию, выходил на трассу 23-28. - Наверное, Браун хорошо знал всю эту подземную систему? - В общих чертах. Полностью эту систему сейчас никто не знает. Подробный план был только у Хорхе дель Браво, в памяти компьютера. Даже сам Лопес знал только те помещения, в которых располагались его резиденции. А вот Хорхе знал ВСЕ. Точнее, он при желании мог получить точную копию плана всех сооружений на любом подземном уровне. Даже в зоне "Зеро". - Но ведь сколько лет прошло! Могли бы изучить досконально... - А вы полагаете, - хитренько прищурилась Эухения, - что это так просто? Во-первых, часть подземных сооружений до сих пор в руках спецслужб. Дон Хосе Соррилья, бесспорно, приверженец либерализма и демократии, но служба безопасности у него есть, и весьма солидная. Во-вторых, там столько всяких "сюрпризов", что вполне можно не один раз свернуть себе шею. Больше того, есть подозрения, будто и весь остров может взлететь на воздух... - Ничего себе! - Я покачал головой. - Именно так, сеньор Баринов. Дело в том, что в середине 60-х годов где-то неподалеку от Хайди упал американский самолет, на борту которого были водородные бомбы. Это произошло в нейтральных водах, поэтому гринго никому и ничего не должны были объяснять. А тогда - вы очень молодой и этого, конечно, не помните - у американцев уже произошел один большой скандал, когда в районе испанской деревни Паломарес бомбардировщик "В-52" столкнулся с самолетом-заправщиком, и целых четыре бомбы общей мощностью в несколько десятков мегатонн грохнулись на берег и в море. Слава Богу, ни одна не взорвалась, но шуму было очень много. Там Европа, населенное место, масса свидетелей - утаить катастрофу было невозможно. А тут океан, такого обилия круизных судов и частных яхт еще не было, торговые суда, идущие в Венесуэлу или Бразилию, проходят севернее или южнее Хайди. К тому же катастрофа произошла ночью. Экипаж погиб, проговориться никто не решился... - Так что же, Лопес украл водородную бомбу? - Может быть. Не по собственной инициативе, но украл. Точнее, в этом есть серьезнейшие подозрения. - Как это "не по собственной инициативе"? - Дело в том, что в те времена Лопес очень дружил с ассоциациями бывших германских нацистов, которые обосновались в Бразилии, Парагвае, Аргентине и еще кое-где на континенте. Они помогли Лопесу организовать тайную полицию, связали его с итальянскими фашистами, и вроде бы сам принсипе Валерио Боргезе сюда приезжал якобы на отдых. Я тогда была совсем еще молоденькой и самого Боргезе, конечно, не видела. Но вот то, что в Сан-Исидро появились итальянцы, помню прекрасно. С одним я даже дружила... - По тому, как сладко растянула последнюю фразу супергадалка, я понял, что об этом синьоре остались не самые неприятные воспоминания. - Вот от него-то я и узнала, что итальянцы приезжали обучать наших моряков водолазному делу. Теперь я догадываюсь, что вся служба боевых пловцов, подчиненная Хорхе дель Браво, была подготовлена этими инструкторами. - Значит, люди Хорхе дель Браво с помощью итальянцев утащили американскую бомбу для немцев? - Понимаете, сеньор Баринов, все то, что я вам говорю, это смесь чистой правды и слухов, вымыслов и реальной информации. Но то, что внутри зоны "Зеро" на каком-то из подземных или подводных уровней может быть спрятана бомба мощностью в десяток мегатонн, вполне возможно. - Неужели Лопес или дель Браво были такими параноиками? - Нет, конечно. Вообще эта история с бомбой - чистая случайность. Самолет ведь мог и не потерпеть катастрофу в этом районе. Нацисты просто использовали шанс. Я думаю, если бомбу действительно похитили, то не для того, чтобы взорвать, а для того, чтобы исследовать ее устройство. Тогда даже в правительстве Германии было немало лиц, считавших, что ФРГ должна быть ядерной державой. Где-нибудь в зоне "Зеро" немцы устроили лабораторию и работали себе помаленьку, полагая, что это им пригодится. Но то, что у них были и более серьезные интересы, - несомненно. - Какие же? - спросил я, привычно прикидываясь полным профаном. - Денежные. Вы же догадываетесь, наверно, в какую сумму могли обойтись подземные сооружения, даже если учесть, что их строили за бесплатно заключенные? Все это не под силу такому микроскопическому государству, как наше. Это было почти дословное повторение того, что много лет назад мне сообщила Соледад. Точнее, не мне, а Ричарду Брауну... Вспомнив о Брауне, я сообразил, что мы уж больно далеко ушли в сторону от главного моего вопроса: как мы оказались там, где сейчас завтракаем? - Давайте вернемся к нашим баранам, - предложил я. - Мы остановились на том, что двадцать пять головорезов с Брауном во главе собрались на подземной станции в зоне "Зеро" и эта станция располагалась на трассе 23-28. Верно? - Абсолютно. Браун наверняка готовился очень основательно. Он хотел уйти к разрушенной асиенде "Лопес-23". Подозреваю, что у него там была оборудована база. Это место довольно глухое, наземные сооружения заброшены, а подземные после того, как партизаны их взорвали, превратились в труднопроходимый лабиринт. - И что же ему помешало добраться до своей базы? - Видите ли, - с обворожительно лукавой улыбкой заявила Эухения, - тем, кто штурмовал бункер зоны "Зеро", как я выяснила, были нужны прежде всего я и Лусия. Особые надежды возлагались на меня. Несколько месяцев назад со мной связался все тот же мистер Ричард Браун, совладелец компании "Купер шипинг индастриз", которого интересовал примерно тот же круг вопросов, что и вас. Не знаю, по каким каналам он собирал информацию, но при этом он продвинулся несколько дальше, чем вы и ваш отец. Мистер Браун тоже мечтал о "Зомби-7", но, кроме этого, у него были и более приземленные планы. Дело в том, что он кое-что узнал о своем родстве с Тимоти О'Брайеном... Все-таки голова у меня соображала неважно, потому что скрыть свое удивление я не сумел. - Мистер Браун прилетел сюда, чтобы встретиться с мистером О'Брайеном. Я согласилась посредничать, практически ничего не зная о теме переговоров. Все мои функции свелись к тому, что я пригласила обоих сеньоров на небольшой прием и позволила им побеседовать наедине. Они расстались очень довольные друг другом, и я даже не предполагала, что возникнут какие-то осложнения. Потом и Браун, и О'Брайен в течение двух дней покинули остров. Затем я получила факс от Брауна, в котором он сообщал о дате своего нового приезда на Хайди и заявлял о том, что надеется на мою помощь при повторной встрече с О'Брайеном. Примерно через три дня почти аналогичный факс пришел и от О'Брайена. Первым на остров приехал О'Брайен. Это было примерно за четыре дня до того, как вы посетили меня вместе с вашей супругой. Браун собирался прибыть на следующий день. Однако именно в день его приезда с мистером Тимоти произошел сердечный приступ... После этого все масс-медиа начали рассуждать о неком "фонде О'Брайенов", о наследниках, и я поняла, что лишь чудом избежала вовлечения в весьма грязную историю. Правда, Браун тогда не появился у меня, и я даже не догадывалась, что он прибыл на остров... - А на самом деле он в течение этих дней был здесь? - Это еще предстоит выяснить. - Вы считаете, что это он устранил О'Брайена? - Не уверена. Во всяком случае, он опасался, что его в этом заподозрят. - А зачем ему это было нужно? - Я скосил под дурака, но Эухения вовсе не была наивной девочкой. - Не знаю. Очень может быть, что он не имеет к смерти О'Брайена никакого отношения. А вот вы, возможно, имеете... Я даже не обиделся. У меня было настолько железное алиби, что рассуждать о моем личном участии было просто смешно. Впрочем, оказывается, это заявление было просто неудачной шуткой. - Не беспокойтесь, - ухмыльнулась эта вредина, - вы вне всяких подозрений. Но то, что вас интересует не только "Зомби-7", но и фонд О'Брайена, несомненно. Вы прилетели через два дня после того, как Тимоти скоропостижно скончался. И в первый же день своего пребывания на Хайди странным образом оказались именно там, где был убит дон Хименес... - Этого даже полиция не заметила, - хмыкнул я, - хотя по глупости могли бы и заподозрить. - Тем не менее на меня это произвело впечатление. Не менее сильное, чем гибель Бернардо Вальекаса. К ней-то вы имеете отношение, не правда ли? - Об этом мы уже беседовали. Давайте лучше продолжим о вчерашних делах. Вы постоянно уводите меня куда-то в сторону. - Простите старой бабе болтливость, но мне не каждый день удается проводить столько времени в обществе молодого мужчины... Меня это заявление не очень смутило, хотя и сопровождалось весьма активной мимикой, стрельбой глазами и воздыханиями. Я еще не стал таким дураком, который считает себя неотразимым и убежден, что, кроме его объятий, бабе больше ничего не нужно. Эухения явно полагала, что через постель можно будет чего-то добиться. Чего именно - я пока не знал, а потому намеревался не форсировать с ней "фул-контакт". Задача была трудная, поскольку с момента прилета на Хайди, то есть вот уже четыре, а то и пять дней (сколько именно, я, как ни смешно, не знал), - у меня даже с родной женой ничего не было. А Эухения, все время кокетничавшая своим возрастом, несмотря на полноту, была еще оченно привлекательной... Стараясь не отвлекаться, потому что коленки супергадалки все время попадались на глаза, а халат у нее на груди был распахнут несколько больше, чем следовало, я постарался вновь вернуться к деловой беседе: - Ничего, я вовсе не в претензии за те дополнительные подробности, которые от вас услышал. Но все-таки отчего же мы здесь, а не в руинах асиенды "Лопес-23"? - Приготовьтесь смеяться, Деметрио. Браун действительно вывел свой отряд на трассу 23-28, по которой они и проникли в зону "Зеро". Они приехали туда в скоростном вагончике, который управлялся с переносного пульта, и рассчитывали таким же образом убраться обратно. Не знаю, где Брауну изготовили или достали этот пульт, но в том, что это была самоделка, я уверена. Дело в том, что "родные" пульты для управления вагончиками и другими подземными системами, которые имел только ограниченный круг лиц, были оснащены системой опознавания "свой - чужой". Как раз на тот случай, если кто-то узнает секретные коды и частоты, на которых передаются управляющие сигналы. При этом техника, которой пытаются управлять с "неродного" пульта, в свою очередь, имеет системы защиты, которые в этих случаях автоматически включаются. Некоторые системы, например лазерные завесы, просто не реагируют на сигнал с "чужого" пульта, даже если код их отключения набран правильно. Другие, например те, что открывают двери, получив сигнал с "неопознанного" пульта, не только не отпирают замки, но и включают дополнительные блокировки: выдвигаются решетки, штыри и так далее. Наконец, есть такие системы, которые вроде бы и срабатывают, но на самом деле с подвохом. Система управления вагончиками из этого ряда. Первый сигнал с "чужого" пульта она выполняет. То есть когда Браун и его люди нашли этот вагончик на подземной станции разрушенной асиенды "Лопес-23", они смогли, набрав код, беспрепятственно привести его в движение и добраться до зоны "Зеро". Если бы дело происходило во времена Лопеса, то уверяю вас, ни один из них, высадившись на платформу, не уцелел бы. Потому что тогда выход с платформы в зону прикрывался тройной лазерной завесой. Причем система управления завесой получала сигнал к активизации вагончик как бы докладывал ей, что везет незваных гостей. Две завесы беспрепятственно пропустили бы людей Брауна, а на третьей они попали бы под лазерный "душ". Попытавшись ретироваться обратно на платформу, они были бы уничтожены остальными двумя завесами, которые перед тем благополучно прошли. - Но теперь, как видно, эти завесы не работают? - Да, это уж слишком дорогое удовольствие. Они сохранились только в нескольких местах, контролируемых службой безопасности. - А кто контролирует зону "Зеро"? - Разве вы еще не поняли? Разумеется, "G & К". Правда, не всю, поскольку они тоже не смогли раздобыть план наиболее засекреченной части зоны. Мы вчера выбирались всего-навсего с глубины в 50 метров - это, можно считать, самые верхние этажи зоны. Там, куда нас привезли на подводных скутерах, то есть приблизительно на уровне моря, находится несколько хозяйственных этажей. Там при Лопесе хранились огромные запасы продовольствия, материалов для очистки воды и воздуха, были целые подземные фермы, рыбозаводы и прочее, что могло понадобиться Лопесу, его домочадцам и приближенным в случае ядерной войны. Но дальше, по слухам - на глубине 300-500 метров под уровнем моря, находились еще более глубокие, самые секретные подземные этажи, о которых якобы, кроме Лопеса и дель Браво, а также еще десятка человек, вообще никто не знал... - Но слухи-то ходили! - Слухи есть слухи. По крайней мере пока "G & К" еще не нашла никаких следов того, что эти этажи существуют или хотя бы существовали в прошлом. - Сомнительно, сеньора Эухения, - заметил я. - При современной геологоразведочной технике добираются до куда больших глубин и точно определяют, что там лежит. А уж разобраться, есть ли пустоты на трехсотметровой глубине, наверняка могли бы... - Я тоже думала, что меня дурачат, но теперь у меня есть в "G & К" такой информатор, которому я доверяю абсолютно. - Ни одному информатору нельзя доверять абсолютно, - заметил я так, будто аж всю жизнь проработал в 1-м ГУ КГБ или VI отделе RSHA у Вальтера Шелленберга. - Обычным - нельзя, а моему - можно, - улыбнулась Эухения. - А мы опять куда-то в сторону ушли, - проворчал я. - Что же у них там с этим вагончиком вышло? - На сей раз это вы меня увели в сторону. - Вставные зубки супергадалки подарили мне очередную улыбочку. - На чем мы остановились? - На том, что, если бы защитные системы зоны "Зеро" не были испорчены, Браун и его люди погибли бы от лазерного "душа". - Точно. Так вот, они сумели проникнуть в лифт и даже добраться до нужного этажа, то есть до подземной тюрьмы, устроить там дебош со стрельбой, но не смогли найти тех, кого искали, то есть нас с Лусией, точнее, нашли, но провозились гораздо дольше, чем следовало, и на помощь охранникам "G & К" подошла аэромобильная рота из батальона "тигров". Так вот, когда они, прихватив с собой меня, Лусию и вас, спешно прибежали на подземную станцию, загрузились в вагончик и снова применили свой "неродной" пульт, то... - Вагончик отказался ехать? - предположил я, понимая, что все не могло быть так просто. - Нет, он поехал. Но вовсе не туда, куда его направляли люди Брауна. Он поехал не на взорванную асиенду "Лопес-23", а на вполне сохранившуюся, действующую "Лопес-28", которую я еще три года назад выкупила у правительства Хайди и теперь называю "Горное шале". При этом внутри вагона сработала целая система защитных устройств. Окна, двери, стенки вагона оказались заблокированы стальными решетками. И наши бравые коммандос очутились в мышеловке, которая увеличила скорость и не хотела останавливаться ни под каким видом. Вагончик, согласно заложенной в его компьютер программе, привез всех нас в тупик, расположенный на глубине примерно 100 метров от поверхности земли. А затем, по все той же защитной программе, подал сигнал главному процессору станции "Лопес-28" о том, что привез пассажиров с фальшивым пультом. При жизни Лопеса всем им грозила бы смерть. Вызванные охранники перестреляли бы всех, кто находился в вагоне, через бойницы в сводах станции или сожгли бы их из огнеметов. Но теперь, когда "Горное шале" принадлежит мне, я решила быть более гуманной. В тупик выпускается два баллона со снотворным газом, после чего по команде с "родного" пульта с вагона снимается блокировка, и выскочившие на перрон люди засыпают в течение трех-пяти минут. Те, кто остается в вагоне, тоже. После этого охранники в противогазах могут спуститься и спокойно разоружить и рассортировать спящих. Меня и Лусию они сразу же привели в чувство, вас - только получив мои указания, а всех людей Брауна не будили до тех пор, пока не поместили в изоляцию... - То есть у вас тут тоже тюрьма имеется? - Запомните, сеньор Баринов, на каждой асиенде Лопеса была тюрьма. При каждой имелись карцеры, камеры пыток, которые для дона Педро и Хорхе дель Браво были своего рода аттракционами. При этом все эти жуткости они показывали гостям. Иногда в натуре, иногда в видеозаписи. Я вспомнил рассказы Соледад, тот жуткий видеофильм о пытках, которым "королева хайдийских пиратов" подвергала шведов с научно-исследовательского судна "Ульрика". Мерзковатые тут были начальники, ничего не скажешь... - А зачем же все-таки Браун так искал вас и Лусию? - Затем же, зачем и вы, из-за все того же "Зомби-7". - Но ведь он не мог знать, что вы не погибли на "Маркизе"? - Тем не менее узнал. Потому что у него среди персонала "G & К" был свой агент, а теперь этот агент будет моим агентом... Я не был настолько наивен, чтобы задавать вопрос, кто именно завербован Брауном и перевербован Эухенией, тем более, что кроме давным-давно почившего Грэга Чалмерса, я в этой компании никого не знал. Но тут Эухения состроила чуточку злодейскую мину на лице, и я понял, что ей очень хочется назвать мне этого агента, только вот при этом она желает сама определить стоимость информации. Но я задал вопрос, который резко изменил намерения Эухении: - Раз уж все так вышло, то неплохо бы знать, где сейчас моя Елена? Дело в том, что мне кажется, будто я видел ее в зоне "Зеро"... - Этого не может быть, - заявила Эухения, заметно помрачнев. - Она здесь. Ромеро сказал, что будет вечно молить Бога за ваши души. - Стало быть, его откачали? - Да, и сделал это не кто-нибудь, а ваша Елена. После того, как с помощью искусственного дыхания ему удалили воду из легких, сердце его не билось. Но сеньора Баринов включила его, и даже я не могу догадаться, каким образом ей это удалось. - Странно, - сказал я, чувствуя, что Эухения пудрит мне мозги. - А почему она не пришла ко мне? - Придет, - проворчала супергадалка. - Теперь придет обязательно. Раз уж вы так привязаны к ней... - Как это понимать? - нахмурился я. - Она что, могла и не прийти? - Могла... - нехотя созналась Эухения. - Просто мне хотелось ее опередить, и я дала ей немного снотворного... В слезки, которые начали катиться из глаз Эухении, я не поверил ни на грош. После такой актрисы, как Соледад, старушка явно не смотрелась. Хорошо еще, что она снотворного подсыпала, а не чего покрепче... Но все-таки зачем этой экстрасенсихе вводить меня в соблазн? На нимфоманку она не похожа, я особой активности не проявлял, стало быть, все это не бескорыстный спортивный интерес. Намечалась какая-то интрига, только вот с какой целью? Однако поразмыслить на эту тему у меня не оказалось времени. Дверь с треском распахнулась, и в спальню вошла Хрюшка Чебакова собственной персоной. РАЗБОР ПОЛЕТОВ Нельзя сказать, чтобы Елену Ивановну сильно обрадовало то общество, в котором она застала своего супруга. Тем более что неглиже у меня было самое обалденное, и для какой-либо другой бабы никаких иных доказательств супружеской измены уже не требовалось. Я со своей стороны не очень понимал, каким образом доказывать свою непричастность и невиновность, тем более что любой аргумент, как говорят, в английском и американском правосудии "может быть истолкован против вас". К тому же стервозная Эухения сразу же замельтешилась, засмущалась и забормотала что-то типа: "Боже мой, это надо же...", то есть повела себя так, будто бы всю ночь провела у меня в постели, а теперь застукана на месте преступления и этого ужасно стесняется. Представляю себе, какой шикарный скандал можно было бы состряпать, если бы на месте Премудрой Хавроньи находилась, допустим, Марсела Родригес... Тут, несмотря на несколько щекотливую ситуацию, я вдруг вспомнил то, что пришло мне когда-то по каналу РНС и отложилось в памяти, как "хеппи энд для Брауна". Марсела-то жива-здорова, ни в какие "черные дыры" не улетала и к тому же родила шестерых детей для того мрачноватого мужика, которого я вчера впервые увидел в натуре. То есть нового Ричарда Брауна, третьей оболочки, в которую была пересажена эта душа. Однако Хавронья Премудрая повела себя именно так, как не ожидала противная сторона, то есть сеньора Эухения. Она даже не обратила на Эухению внимания. Подумаешь, мол, какая-то старая лахудра в халате сидит. Разве, дескать, можно себе представить, что такой гвардеец, как мой муженек, на эту каргу посмотрит иначе, чем на бревно? А то, что он сидит, завернувшись в одну простынку, так это значит, что ему вовсе не стыдно. Кого стесняться-то? Бабки, которой сто лет в обед? Да уж, спец по нейролингвистике и в психологии волокла будь здоров. Ленка с разбегу подскочила ко мне, испустила некий восторженный визг, выдернула меня из-за стола и закружила по комнате. При этом она, само собой, сцапала меня в объятия и принялась явно демонстративно целовать, показывая всем видом, что Эухении нечего делать на этом празднике жизни. А бедная супергадалка, ожидавшая ревности, ругани, может быть, интенсивного обмена оплеухами и иных страстей в духе мексикано-колумбийских сериалов, аж растерялась, сникла и, тихонечко встав из-за стола, промычала что-то совсем уж нечленораздельное: "Не буду мешать..." Она удалилась, прикрыв за собой дверь, а востроглазая Хрюшка, тут же углядев это изменение мизансцены, быстренько отскочила от меня, подбежала к двери и заперла ее на ключ. Мне показалось, будто все имитации заканчиваются и начинается серьезный разговор. Однако я ошибся, потому что Ленка беспокоилась не о соблюдении секретности, а о создании интимной обстановки для нормальной супружеской жизни, хотя бы и на этой симпатичной, но все-таки чужой территории. От дверей, ведущих в дом, она пробежала к окну и балконной двери, неизвестно зачем задернув шторой вид на совершенно пустую террасу. - Ну, Волчара, - сопя от нетерпения, сообщила Хрюшка, - сейчас ты получишь... Поскольку в период этого сопения на пол летели не посуда со стола, а различные предметы Ленкиного одеяния, то угрозы получить по морде не было. Получил я именно то, чего ожидал, а хитромудрая Хавронья без лишних экспериментов смогла убедиться в моей моральной и физической устойчивости. "Толочь лягушек" удалось недолго, потому как наголодались, видимо, оба, да и взялись за дело уж очень интенсивно, благо здешняя кровать была шибко пружинистой и сама раскачивала. - Ну все, - пропыхтел я, когда финиш был позади и жизнь стала казаться прекрасной. - Сукин ты сын! - Это была нежная фраза. Обычно при постельном общении Хавронья употребляла куда более крепенькие слова и выражения, доставшиеся ей от родителя - шабашника Чебакова. Отдышавшись, перешли к "разбору полетов", точнее, к рассказам о своем раздельном житье-бытье с того момента, как "Маркиза" пошла на дно, унося меня в своем брюхе. Первым начал рассказывать я, потому что Хавронья очень о том просила. Она все время поглаживала меня, ощупывала, просила пощипать, словно проверяла, не являюсь ли я призраком, фантомом или каким-нибудь еще элементом искусственной реальности. А мне, как ни странно, в свою очередь, стало страшно, что Хрюшка может оказаться вовсе не Хрюшкой, а кем-то еще... Во до чего довел Чудо-юдо со своими экспериментами! Когда я все изложил достаточно толково и четко, не забыв рассказать о том, что видел Ленку во время подготовки "киносеанса", когда мне показывали историю рода Бариновых, настала очередь Хрюшки. - Да-а... - протянула она. - Досталось тебе, Волчара... А я, когда яхта пошла на дно, сперва только за себя испугалась. Вот нисколечки не стыдно признаться. Я знала, что ты выкрутишься. Даже когда вся вода успокоилась и, кроме масла и деревяшек, на ней ничего не осталось, не верила, что ты утоп. Это ж только золото тонет, а такой, как ты, всегда всплывет. Шучу! - Надеюсь, - промурлыкал я, нежась у мягкого Хрюшкиного бока. - А за себя боялась, - призналась Хавронья. - Такая муть была в голове хоть топись. Честно. Тебя нет, Эухении нет, в отеле можно бандитов дождаться. Да еще и от этих самых гадалкиных ребят всего можно ждать... А они в это время занимались Ромеро. Воду из него выкачали, а сердце не тюкает. Меня такая злость разобрала! Только тут подумала, что ты погиб, получается, ради того, чтоб труп этого бугая вытащить... Ну, думаю, нет. Попробую хоть этого гада оживить. Представляешь? У меня с головой было явно не в норме. Нажимаю на две биологически активные точки, по корейской системе кенрак. Просто так, без особой надежды, на авось. А оно сработало. Затюкало. Задышал, скотина, глаза открыл. Все эти бойцы на меня выпучили глаза: "О, медисина советика!" Сейчас не помню, но примерно так. Чего только не говорили! И о чуде, и о том, что у русской сеньоры дар Божий, и вообще, что я самая настоящая христианка, раз, несмотря на свое горе, помогаю ближнему... Знать бы им, как я этого. Ромеро ненавидела! Я на него смотреть не могла без ярости. Все время вспоминала, что ты его нашел, помог вытащить, а сам... Ревела, конечно. Меня привезли к Эухении в дом, поселили в апартаменты не хуже этих, приставили трех служанок. Там уже какая-то родня Эухении появилась, поиски тел организовывали... Я, грешным делом, решила отцу позвонить на всякий случай... - Ты отцу звонила? - забеспокоился я. - А что делать-то? Мне ведь только сердце говорило, что ты живой. Голова-то у меня уже работала и понимала, что ловить нечего. Сообщила, как смогла. Позавчера. - Позавчера... - Я наморщил лоб. - И что он ответил? - Он сказал, чтоб я держалась и мужалась, хотел все проверить по своим каналам. Обещал, что на днях может появиться здесь... Расстроился, конечно. - В котором часу ты звонила в Москву? - Не помню. Вечером где-то. - И ты точно помнишь, что никуда не выезжала из дома Эухении? - Нет, там радиотелефон сотовый, через спутник. - Когда узнала, что я живой? - Вчера вечером. Прибегают Ромеро с Сесаром Мендесом и говорят, что мне надо срочно ехать, что нашлись и Эухения, и Лусия, и ты. Такие простые обалдеть! Я полчаса дышала, как рыба... Приезжаем сюда, в горы. Лусия и Эухения чай пьют. Сказали, что ты слегка контужен и спишь... Я хотела сбегать, глянуть, но Эухения сказала: "Выпей сперва чаю..." Я хлебнула - и ничего не помню до утра. Наверное, нервное напряжение сказалось... - Хорошо еще, что вообще копыта не отбросила, - проворчал я, размышляя, надо ли говорить Ленке о том, что ее на самом деле усыпили. - Нервы иногда ого-го-го что с людьми делают. - Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Ленка навалилась на меня грудью, обхватила руками за плечи, прижалась щекой к уху, а носом к щеке и проурчала: - Никому не отдам. Сама съем. Мой Волчара. Под ощущение этой приятной теплоты я тем не менее думал о более серьезных вещах. Например, о том, нет ли какой-то связи между звонком Елены в Москву и ее появлением среди таинственных лекарей, отправивших меня в путешествие по истории рода О'Брайенов - Бариновых. Конечно, ей вполне могли вогнать шприц с каким-нибудь "Зомби-7" и превратить ее в куклу, которая ни черта не помнит. Но зачем ее показывать мне? К тому же те самые чебаковские глазенки, которые поглядели на меня поверх маски, были вполне живые и осмысленные. Совсем не такими выглядели лица Мэри и Синди, когда Киска сделала из них роботов. Правда, эти же глаза могли принадлежать и Зинке. Шея с родинкой единственное отличие их матери. Удивительно, но та же идея пришла в голову и Хрюшке. - Может, это Зинка была? - предположила она, как будто я вслух задал ей вопрос. - А она что, уехала из Москвы? - Да нет вроде... Отец бы сказал, если что. А вот в этом я был не уверен. Чудо-юдо редко давал полную информацию. После истории с полетом в Нижнелыжье от него можно было ждать чего угодно. Я, например, до сих пор толком не мог понять, в какой именно момент естественная реальность уступила место искусственной... Стоп! Идея клюнула, как жареный петух в темечко. Кто мне сказал, что меня действительно возили на какой-то эксперимент, вынимая для этого из тюремной камеры на сутки или больше? Да никто. Сам я это себе сказал. Еще раз пробежавшись по своей памяти, работавшей после контузии с явным скрипом, я все-таки сумел более или менее точно вспомнить последовательность событий. Перед тем, как за мной пришли, я завалился на койку и хотел заснуть. Глаза уже закрывались, когда явились те, с авторучкой, стрельнули мне в бедро и усыпили. А если все было не так? Допустим, что я просто-напросто заснул без всяких уколов, и приход тюремщиков-усыпителей увидел уже во сне. Могло быть такое? Вполне могло. И это можно проверить хоть сейчас - от укола, а тем более от укола выстреленной иглой должен был остаться след на бедре. Я постарался точно припомнить, куда именно мне всадили иглу, а потом отыскать эту точку, так сказать, "на местности". Припомнить-то я припомнил, а вот отыскать не сумел. Потому что как раз на этом месте имелась одна из ссадин, полученных при взрыве в туннеле. Может, и была дырка от иглы, а может, и нет. Но я все-таки решил предположить, что в натуре укола не было и его мне просто показали, так же как затем весь "фильм" об истории рода Бариновых. Тогда вставал вопрос: кто его мне показывал? Если меня вовсе не поднимали наверх, туда, где был свежий воздух и все эти люди в разноцветных халатах, среди которых мелькнули, условно говоря, чебаковские глаза, то я все это время провалялся в камере. Но ведь до того в искусственную реальность я попадал не просто так, а при наличии специального оборудования. Когда Чудо-юдо разархивировал в моей памяти негритенка Мануэля Джонсона, донью Мерседес и капитана О'Брайена, меня, помнится, укладывали в специальный ложемент, облепляли датчиками... Правда, я не запомнил того, как угодил в искусственную реальность во время полета в Нижнелыжье. Но зато хорошо помню, что после всего оказался в лаборатории Клары Леопольдовны, где опять-таки видел всяческую сложную технику, все тот же ложемент, датчики и тому подобное. А здесь что? Никакой аппаратуры, похожей на ту, которой пользовался Чудо-юдо, в камере не имелось и даже разместить ее было бы негде. А там, где промелькнула Ленка, аппаратура была. Стало быть, все-таки меня поднимали наверх? Я уже почти отмел свою версию как ошибочную, но вдруг вспомнил, что была еще история с Вадимом Белогорским. О ней даже сейчас, почти полтора месяца спустя, я размышлял с неохотой, потому что при этих мыслях все время ощущал опасную близость дурдома. В моей памяти прочно сидела полностью фантастическая история о прорыве через пространство и время с помощью перстней Аль-Мохадов. Думаю, что любой советский психиатр нашел бы соответствующее название в перечне синдромов и поставил диагноз, если бы я, конечно, к нему обратился. Однако то, что мне позже рассказывал Чудо-юдо насчет изъятия из моей башки начисто памяти о реальном ходе событий, то есть о том, как я пристрелил Салливэна и Белогорского из зонта-револьвера, о введении ложных сведений в память охранников и так далее, тоже попахивало психушкой... Однако на сей раз я вспомнил историю с Белогорским под другим углом. Что-то (одно из двух) там наверняка было искусственное. Либо мне не заменяли память, либо я не протискивался через щель запертой двери и не переносился на расстояние сорока километров из одного подмосковного поселка в другой. Но никакой аппаратуры, если не считать чертовых перстеньков, при сем не было. А сие значит, что погружение в искусственную реальность возможно и без той могучей техники, которую я уже видел. Правда, Чудо-юдо говорил о каком-то дистанционном приборе... Именно с его помощью заполаскивали мозги охранникам поселка, где жил Белогорский. Ну да! Теперь можно представить себе, что этот прибор усовершенствовали, может быть, вывели на глобальные возможности, приспособили работать со спутником или хрен знает с чем, после чего он запросто "достал" меня на дистанции в пять с лишним тысяч километров. Ведь у меня в башке микросхема, по ней мне давно приходят ЦУ от "руководящей и направляющей"... Эта версия объясняла многое. С одной стороны, подтверждалось, что Чудо-юдо внимательно наблюдает за моей жизнью, несмотря на огромные расстояния, с другой - объяснялось, почему мне вдруг показали избранные места из истории рода Бариновых. А появившаяся в искусственной реальности Ленка была, по мысли Чудо-юда, чем-то вроде пароля... Так, значит, все-таки это он генерирует РНС? Хотя упорно это отрицает. Почему? Ответ на этот вопрос я мог бы получить только от одного человека. "Главного камуфляжника". Если, конечно, он не был некой виртуальной, смонтированной на компьютере фигурой. Голова от напряженных, хотя и путаных рассуждений начала побаливать, я попытался переключиться на что-нибудь более легкое и безвредное для мозга. Например, поразмышлять о еде. Экстрасенсорный салат с улитками и червяками меня особо не насытил, и мне стала представляться здоровенная, площадью в мою ладонь, свиная отбивная с жареным луком, картофельным пюре, какой-то зеленью... Аж в брюхе заурчало. Правда, при этом подумалось, какие последствия мог иметь для меня завтрак со светилом нетрадиционной медицины, астрологии и прочая, прочая, прочая... Судя по всему, особого вреда для жизни он не представлял, но мог, например, что-нибудь в мозгах сдвинуть. Черт его знает, какие травки там были, может, и "зомби" тоже? Так покушаешь-покушаешь и будешь видеть мир таким, каким его запрограммировала сеньора Эухения... При этих размышлениях на меня нашел мандраж. Вроде бы все было ничего, Ленка лежала рядом, умиротворенно посапывая, может быть, даже спала. Голова после мыслей об отбивной тоже унялась и раздумала болеть, в животе побурчало и перестало. Но беспокойство, смутное, необъяснимое, все же где-то поскребывало. Появилось ожидание ЧЕГО-ТО. Явно нехорошего и неприятного. Какого-то обмана, заподлянки, подвоха. Мелкой, а может быть, и очень крупной пакости. Очень захотелось иметь при себе автомат или хотя бы пистолет. И желательно хоть какие-нибудь штаны. В тот самый момент, когда я об этом подумал, раздался стук в дверь. Не очень грубый, но настойчивый. ПОСОЛ ДОМИНГО КОСОГО - Кто? - спросил я, подскочив к двери в чем мать родила, потому что простыню оккупировала Елена. - Это я, сеньор Баринов, - отозвалась Эухения. - Простите, что я вас беспокою, но дело очень срочное. - Я не одет, подождите. А во что одеваться? В простыню? Или у Ленки шорты позаимствовать? Пожалуй, свалятся... Но Эухения, как видно, и это предусмотрела. - Вы приоткройте дверь, я передам вам одежду. Рискнул, хотя вполне могло оказаться, что за дверью стояли несколько молодцов по типу Ромеро, которые обули бы меня за пару минут... Впрочем, об этом я подумал уже задним числом, получив от Эухении фирменное обмундирование, которое носили ее охранники. - К сожалению, ничего иного я вам пока предложить не могу, ваша одежда пришла в полную негодность, - извинилась супергадалка. Через дверь я успел разглядеть, что Эухения уже сменила халат на некое траурное одеяние, состарившее ее лет на двадцать. Ленка выползла из-под одеяла и спешно напяливала на свои телеса купальник, шорты и майку. Я с удовольствием отметил, что экстрасенсиха наметанным глазом точно определила мои размеры и подобрала мне одежку по росту. Даже ботинки. - Вы зачисляете меня в штат вашей охраны, сеньора? - спросил я шутливо. И сколько положите в неделю? - Вам, учитывая ваши вчерашние подвиги, - почти серьезно ответила Эухения, - могла бы предложить около тысячи песо в неделю. Примерно пятьсот долларов. Вместе с ней в спальню заявилась Пепа, которая тут же взялась наводить порядок. Ленка поморщилась, потому что не любила, когда после нее кровать прибирали, и даже у нас дома Зейнабка и Винька до этого святого места старались не дотрагиваться. Как правило, если Елена вставала раньше меня, то повелевала мне исполнять это священнодейство, а уж если позже, то ворочала все исключительно сама. Но здесь была чужая территория, а со своим уставом в чужой монастырь не ходят. - Я бы хотела, чтобы вы поприсутствовали на очень важной для меня встрече, - сказала Эухения. - Сеньор Доминго Ибаньес, более известный, как Косой, направил ко мне своего представителя. Круг вопросов, которые он собирается обсуждать, по-видимому, затронет и ваши интересы. На поясном ремне у меня обнаружилась вполне солидная кобура с очередным "таурусом". Обойма была на месте, патроны выглядели неплохо. То есть не было заметно, что кто-то выдергивал из них пули и заменял порох сахарным песком. Боек вроде бы не стачивали, и я был почти убежден, что эта пушка будет стрелять по-настоящему. Через длинную анфиладу комнат Эухения провела нас к лестнице. Тут нас ожидал старый знакомый Ромеро. - Сеньор, - верзила расплылся в улыбке так, будто увидел самого папу римского, - я у вас в вечном долгу! И у вашей супруги тоже. У меня жена, две сестры, трое детей, и все они молятся Пресвятой Деве, чтоб в вашем семействе все было хорошо. - Спасибо, сеньор Ромеро. - Я пожал лапу мордоворота, убедился, что он не раздавил мне ладонь, и последовал за ним вниз. Лестница не была предназначена для посторонней публики. Она вывела нас в маленький коридорчик, через который мы прошли в кабинет, отворив небольшую дверцу, скрытую под панелью из черного дерева. Кабинет, само собой, выглядел солидно. Ясно, что некогда тут проводили совещания Педро Лопес и Хорхе дель Браво со своими подручными, обсуждая вопросы дальнейшего ухудшения экономического положения трудящихся масс и усиления помещичье-латифундистской эксплуатации хайдийского пролетариата и крестьянства. Тут все было прочно, увесисто, по-президентски. И письменный стол, и стол для заседаний, и массивные кожаные кресла для почетных гостей, и высокое, украшенное хайдийским гербом кресло-трон, которое служило надежной подставкой под зад диктатора. Из такого кабинета можно и более солидным государством управлять, чем этот островишко... А ведь это не официальная резиденция, а всего лишь госдача какая-то. Я вспомнил, как мы с Киской орудовали в президентском дворце на Пласа дель Армас, принимая сперва советского, а потом американского послов. Тот кабинетище был, конечно, еще круче, но и здесь, на бывшей "Лопес-28", заведение впечатляло... - Прошу вас меня внимательно выслушать, - Эухения решила провести небольшой инструктаж. - Вы, сеньор Баринов, будете стоять вот здесь, Ромеро - по другую сторону от кресла, а вам, Елена, будет удобнее находиться вот здесь... С этими словами сеньора Дорадо открыла еще одну дверцу, укрытую за панелью из черного дерева. Там обнаружился чуланчик объемом со стенной шкаф, где стояло удобное офисное кресло, имелся телевизор и видеомагнитофон. - У меня будет к вам маленькая просьба, сеньора Баринов, - сказала супергадалка, нажимая на кнопки пульта управления. - Вот видите, включилась телекамера и на экране появился интерьер кабинета? Когда начнутся переговоры, нажмите эти кнопки. Я бы хотела иметь полную видеозапись всей нашей беседы. Когда Ленка уселась в кресло, Эухения захлопнула за ней дверь, прошла к своему гербовому трону за письменный стол и повелела кому-то через переговорное устройство: - Просите... Мы с Ромеро встали по местам, то есть по бокам от трона Эухении, лицом к парадной двери. Это массивное сооружение торжественно распахнулось, и в кабинет вошли три гражданина в светлых костюмах, при галстуках и в темных очках. Главным среди них был упитанный, но невысокий мужичок лет пятидесяти, лысоватый со лба до макушки. Остальные были его охраной. Ребята не уступали Ромеро по габаритам, а уж по выражению лиц были сущие зверюги. Под пиджаками у них явно имелось кое-что стреляющее, и я понял, что выхватить эти инструменты они сумеют примерно за то же время, что и мы с Ромеро из открытых кобур. - О, сеньор Салинас! - пропела Эухения, выходя из-за стола и расцветая улыбкой. - Как я рада вас видеть! Вы так давно нас не посещали... - Дела, милая сеньора Дорадо, все дела и дела! - Толстячок ловко приложился губами к руке Эухении. - Я присяду, с вашего разрешения? Эухения кивнула, села за стол заседаний и жестом указала сеньору Салинасу, где садиться. Парни дали возможность боссу усесться напротив Эухении, а сами скромненько отошли и встали по бокам от парадной двери. - Не могу сказать вам, сеньора Дорадо, что у меня к вам приятное поручение, - вздохнул Салинас. - Вы, конечно, слышали о прискорбном случае, который лишил нас, всех хайдийцев, такого гения бизнеса, как сеньор Вальекас. Это печальное событие повлекло за собой множество проблем, которые рискуют серьезно отозваться на экономическом положении нашего острова. - Да, да! - в меру скорбно закивала Эухения. - На этой неделе вообще произошло много трагедий. Вспомните, как внезапно умер сеньор Тимоти О'Брайен, затем это таинственное убийство дона Франсиско Хименеса, ужасное несчастье с сеньором Вальекасом, наконец, просто чудовищная катастрофа на яхте "Маркиза", где без вести пропал мой двоюродный племянник Эктор Амадо, а я сама чудом спаслась... - Должно быть, наш остров чем-то прогневил Господа Бога! - Салинас молитвенно сложил руки на груди. - Будем молить Спасителя о прощении и каяться во грехах. Господь милостив, как известно, и помогает тем, кто в него верует. Вот, например, вы, сеньора Дорадо, славитесь своим благочестием и потому спаслись с "Маркизы", хотя еще пару дней назад ходили слухи, будто вас не было среди спасенных... - Эти слухи, сеньор Салинас, распространяют досужие кумушки. Я просто болела от нервного переутомления. Именно поэтому я не смогла присутствовать на погребении сеньора Вальекаса. Прошу не оценивать мои действия как проявление неуважения к памяти покойного. Надеюсь, вы передадите мои извинения сеньору Ибаньесу? - Вне всякого сомнения. Он со своей стороны делает все, чтобы выяснить судьбу вашего племянника. Вот уже третий день водолазы обследуют затонувшую яхту, а полиция обещала информировать сеньора Ибаньеса обо всех неопознанных трупах, найденных на побережье... На яхте погибли двадцать семь человек, а восьмерых до сих пор не отыскали. - Какова версия полиции о причинах взрыва? - Скорее всего плавучая мина времен второй мировой войны, придрейфовавшая из Северной Атлантики. - В узких, немного индейских глазах Салинаса мелькнула искорка издевки. Паскуда почти наверняка знал о том, как было дело в натуре. - Все это так печально, так печально... - Эухения достала платочек и промокнула краешек глаза. - Да, - подтвердил Салинас, - но мертвые уходят, а проблемы остаются тем, кого Господь еще не призвал к своему Престолу. Поэтому нам с вами придется предварительно обсудить ряд вопросов, которые весьма беспокоят нашего общего друга Доминго Ибаньеса. - Что ж, я всегда готова помочь сеньору Доминго... - кротко сказала Эухения. - Дело в том, сеньора Эухения, что после смерти сеньора Вальекаса было обнаружено достаточно много бумаг делового характера, которые были составлены непосредственно им самим, его менеджером Кинтаной и личным секретарем Пеньяфьелем. Все трое, увы, пребывают ныне там, где определено Господом Богом. Соответственно мы, скромные служащие фирмы "ANSO Limited", будучи совершенно не в курсе некоторых дел, испытываем очень серьезные сложности в работе. В частности, выяснилось, что "ANSO Limited" есть всего лишь филиал корпорации "Rodriguez AnSo incorporated", зарегистрированной на Хайди в 1983 году. Учредителями и совладельцами данной корпорации являлись некие супруги Анхель и Соледад Родригес, граждане Колумбии... Ежели бы я не был, как говорится, на службе, то, наверно, заржал бы во всю глотку. Уж чего-чего, а такого финта судьбы не ожидал. Эх, где ж ты, мой колумбийский паспорт?.. Впрочем, во времена Хорхе дель Браво Соледад могла бы и японский сделать... А вообще-то надо было слушать и на ус мотать. - Вы знаете, сеньор Салинас, - с самым натуральным недоумением в голосе пробормотала Эухения, как видно, ожидавшая совсем других вопросов, - пока я еще совершенно не понимаю, какое отношение к моей скромной персоне имеют дела вашей фирмы и какую помощь я могла бы оказать в разрешении всех этих проблем... - Позвольте мне, сеньора Дорадо, до конца изложить дело, - Салинас вытер пот с лысины. - Поверьте, вы не потратите время зря. Итак, "Rodriguez AnSo inc." в том же 1983 году, то есть сразу же после регистрации своего уставного капитала в 300 миллионов долларов, перенесла штаб-квартиру в Колумбию, оставив на Хайди свой филиал "ANSO Limited". Доверенность на ведение дел филиала получил сеньор Бернардо Вальекас от вице-президента "Rodriguez AnSo inc." сеньоры Соледад Родригес. Однако менее чем через два дня после проведения всех этих операций Сан-Исидро был взят повстанцами Эстеллы Рамос, а еще через несколько дней на острове высадился американский десант. При таких экстремальных условиях, взяв управление компанией в свои руки, сеньор Вальекас несколько превысил полномочия, установленные по доверенности, и выкупил контрольный пакет "ANSO Limited"... - Вы все еще далеки от того, чтобы доказать мне мою заинтересованность в этом деле! - перебила Салинаса сеньора Эухения. Она уже почуяла, что ее, кажется, не собираются ставить на колени, а совсем наоборот, ползают у нее в ногах, явно о чем-то умоляя. Правда, догадаться, о чем именно, она еще не могла и наглеть опасалась, но в голосе у нее напрочь исчезли все застенчивые и заискивающие нотки. - Клянусь, - возопил сеньор Салинас, - я излагаю только суть и ничего больше! Поскольку сеньор Вальекас считал, что учредители "Rodriguez AnSo inc.", супруги Родригес, погибли в авиакатастрофе и не могут тем или иным способом вмешаться в ход событий, он взял на себя ответственность и за колумбийскую часть компании... Я понимаю, что объяснять все перипетии очень долго и сложно, тем более что в ряде случаев законность действий сеньора Бернардо несколько уязвима. Короче говоря, в документах сеньор Вальекас употребил факсимильную подпись сеньора Анхеля Родригеса, сканированную с одного документа, на котором сохранился подлинный автограф... - Но я-то при чем? - уже почти раздраженно прошипела Эухения, теряя терпение. - Я не предсказывала покойному безнаказанности при подделке подписей с помощью сканера и факса. И уж тем более не подталкивала его к нарушению законов. - О, безусловно! Никто не имеет этого в виду! - замахал руками Салинас. Я только хочу сказать, что, согласно законодательству Хайди и Колумбии, сеньор Анхель Родригес, поскольку смерть его не установлена, все еще является де-юре президентом и владельцем контрольного пакета акций "Rodriguez AnSo incorporated", ибо все распоряжения, касающиеся управления корпорацией, шли по факсу за его подписью, а на советах директоров и собраниях акционеров по его доверенности выступал как представитель сеньор Вальекас... - Вот как! - На сей раз Эухения прибалдела от этакой новости. - Да, сеньора, все именно так. Но дело серьезно осложнилось тем, что после смерти сеньора Бернардо, который не имел прямых наследников и не оставил завещания, пожизненная доверенность, выданная ему Соледад Родригес, утратила силу. Либо владелец "Rodriguez AnSo inc." должен выдать новую доверенность на имя сеньора Доминго Ибаньеса, который исполняет обязанности президента "ANSO Limited", либо каким-то иным образом решить вопрос о филиале своей компании на Хайди, но так или иначе, понадобится подлинный автограф сеньора Родригеса... - Ну и что? - впившись в Салинаса своими глазищами, произнесла сеньора Дорадо. Салинас вытащил из своего атташе-кейса небольшой конверт и вынул из него три фотографии. - Посмотрите внимательно, сеньора, а затем оглянитесь и сравните... - При этом эта лысая скотина поглядела на меня. Зрение у меня позволяло разглядеть выложенные на стол фотографии. - Мне удалось получить эти портреты из досье, хранящегося в архиве Службы безопасности, - с небрежным видом заявил Салинас. - На первом фото вы видите очень молодого преуспевающего господина с усиками. Это единственный снимок, на котором запечатлен человек по имени Анхель Родригес. Снимок негласно сделан одним из агентов ведомства Хорхе дель Браво, неким Варгасом, во время переговоров, которые Соледад и Анхель Родригесы вели с президентом компании "Cooper shipping industries" мистером Джералдом Купером на борту яхты "Дороти", что теперь принадлежит вам, а тогда принадлежала мисс Синтии Уайт, собиравшейся замуж за Джералда Купера-младшего. К сожалению, Варгас был убит через несколько дней после этого на острове Сан-Фернандо и не может быть вызван в качестве свидетеля. Вторая фотография, запечатлевшая небритого, но в принципе тоже очень молодого мужчину, сделана неким Андреем Мазиловым, сотрудником советского посольства на Гран-Кальмаро. На этом фото изображен министр социального обеспечения революционного правительства Республики Хайди Анхель Рамос. Она сделана дня через три или четыре после первой. Очень схожие царапины на щеке, не правда ли? Наконец, вот эту фотографию сотрудник службы безопасности сделал несколько дней назад в аэропорту Сан-Исидро. Как видно, очень похожий, хотя и повзрослевший молодой человек... След от той царапины остался и очень хорошо заметен. Можете убедиться на оригинале! И этот гадский гад внаглую указал на меня пальцем. Честное слово, я не знал, что мне делать - то ли ржать, то ли ругаться. О том, что у местных чекистов на меня кое-что есть, я догадывался. Не удивило меня ни фото, сделанное Мазиловым, ни последнее, из аэропорта. Как меня успел отснять Варгас, вот это удивило. Значит, он всерьез стучал на "королеву хайдийских пиратов" и работал на совесть. Вот сука все-таки! Был бы он жив - убил бы его еще раз. Но с другой стороны - обалдеть можно! Я там, в родной столице, грыз гранит науки, понимаешь, занимался разными мелкими пакостями типа кочегарки, а тут на мое, хотя и липовое имя тугрики капали. Старина Сифилитик за моей подписью крутые бабки делал. А подпись он мог взять только в одном месте: с договора о передаче "прорывных" программ, который мы с Джерри подписали. Больше я ни на один документ подпись "A.Rodriguez" не ставил. Правильно говорил товарищ Бендер: "При современном развитии печатного дела на Западе..." Интересно, этот "старый койот" на мое имя кредитов не набрал? А то влетишь эдак лимонов на nn... Эухения рассмотрела фотографии, сложила их обратно в конверт и вернула Салинасу. - Можете оставить себе, - заявил он. - У нас есть негативы. Сеньор Родригес, как я понял, теперь работает у вас? Лысый явно издевался. Хотя в принципе положение у него было хуже губернаторского. У "койотов" его держали не больше чем за "лейтенанта", да и то по юридической части. Ясно, что Доминго Косой будет очень недоволен, если Эухения меня не отдаст. А нужен я им, как одноразовый шприц. Только для подписания нескольких составленных тем же Салинасом бумажек. Например, договора о продаже колумбийской компании сеньору Ибаньесу за какую-нибудь липовую сумму, завещания на имя какой-нибудь шлюхи из окружения Косого или еще чего-нибудь типа бессрочной доверенности с переходом прав собственника к управляющему в случае моей безвременной кончины. После чего кончина от внезапного инсульта, сердечной недостаточности или отравления грибками в сметане была мне обеспечена в течение недели или даже одного дня. - Я был бы рад, - сказал Салинас, пакостно улыбаясь, - если бы сеньор Родригес уже сегодня встретился с сеньором Доминго и уточнил все вопросы, касающиеся владения и распоряжения его собственностью. - К сожалению, сеньор Салинас, - заявила Эухения достаточно смело, - в течение сегодняшнего дня сеньор Родригес не сможет принять ваше приглашение. Я думаю, что если вы позвоните завтра около пяти вечера, то сможете получить более конкретный ответ. - Что ж, - тоном глубочайшего сожаления произнес Салинас, - я передам весь наш разговор сеньору Ибаньесу и надеюсь, что он не будет слишком огорчен таким исходом переговоров. Ибо сейчас, когда дорога каждая минута, откладывать решение на сутки было бы неразумно... И даже опасно, я бы сказал! На последнюю фразу он заметно нажал, и я понял, что сеньоре Дорадо, а также мне с Еленой в ближайшие часы придется серьезно поволноваться. ЮРИДИЧЕСКИЕ КАЗУСЫ Когда Салинас со своими ребятами покинул кабинет, выбрался через холл на парадное крыльцо и уселся в автомобиль, мы не пошли его провожать. С крыльца ему помахала ручкой одна из девиц, которую я запомнил как Аурору, увидев ее в тот день, когда мы с Ленкой пришли на прием к Эухении. - Все это очень неприятно, - сказала супергадалка, выпуская Ленку из потайной комнаты. - Теперь можно ждать чего угодно... - Да, "койоты" - это серьезно, - вздохнул Ромеро. - Тем более что сейчас они объединились. - Амадо погиб, кроме него, на "Маркизе" утонули еще семь его самых верных "лейтенантов". Остальные перетрусили до рвоты и, едва обсохнув, тут же поехали в дом Сифилитика на поклон к Косому. Все они убеждены, что "Маркизу" рванули "старики". Теперь Доминго будет гонять "молодых" хлыстиком, а они лизать ему задницу. - С полицией, конечно, связываться бесполезно? - спросил я. - В принципе бесполезно, - кивнул Ромеро. - Звонок примут, но либо вообще никого не пришлют, либо пришлют массу народа, заранее предупредив банду, чтоб не приезжала, а потом уедут, не дождавшись, да еще выпишут счет за ложный вызов полиции. Через час после их отъезда банда будет здесь. - Сколько у тебя людей? - Здесь восемнадцать человек. - И только это? - Я похлопал по кобуре "тауруса". - Ну, есть еще штук шесть помповых ружей и четыре охотничьих карабина с оптикой. - А то, что вчера забрали у боевиков, которых привез вагончик? - Я не имею права тем оружием пользоваться. Оно подлежит сдаче комиссару полиции. - Ромеро посмотрел на меня как на идиота. - Мы поступили по закону: составили опись всего изъятого, скрепили печатью сеньоры Эухении и сложили все в оружейной комнате, которую опять же опечатали. Надо было вызвать комиссара уже сегодня, но в принципе время терпит... По закону оружие, изъятое у преступников, надо сдать полиции в течение сорока восьми часов с момента изъятия. - А задержанных тоже? - прищурился я. - В общем-то, - помялся Ромеро, - я должен был еще вчера вызвать полицию. Вооруженное вторжение на территорию частного владения. Но мне запретила сеньора. А я обязан ей подчиняться. - А если сеньора прикажет тебе воспользоваться отобранным оружием? Ромеро посмотрел на Эухению. Та сказала: - Пока еще рано обсуждать этот вопрос. - Смотрите, поздно будет, - заметил я. - Сколько человек может прислать Косой и с чем? - Вообще-то, наверно, может и пару сотен собрать, - прикинул Ромеро. - Но не думаю, что он такой толпой пожалует. Тридцать, может быть, сорок. А оружия у него полно. Автоматы, ручные пулеметы, гранаты. Есть полицейская "химия". Бронированные джипы для перевозки денег, пара вертолетов... - Мне думается, - вмешалась Эухения, - что вы, сеньор Баринов, слишком уж сосредоточились на силовом решении вопроса. Пока сеньор Салинас еще не выдвигал жестких требований, и я не заметила в его словах прямых угроз. - Когда выдвинет, - проворчал я, - поздно будет. - Я бы не торопилась с выводами. Во-первых, прямое нападение на "Горное шале" - слишком большой риск. Придется предпринимать настоящий штурм. Сюда ведет только одна проезжая дорога, причем довольно узкая и извилистая, местами проходящая по самой кромке обрыва. С внешней стороны наша райская котловина-кальдера окружена скалами, на которые даже профессиональные скалолазы не рискуют взбираться, потому что они сильно выветрены и легко обваливаются. Вы скажете, что можно использовать вертолеты. Согласна, но садиться вертолеты смогут только на крышу или на лужайку около бассейна, то есть на виду у нас. Но самое главное - даже при полной удаче, так сказать, "военной" стороны операции есть опасность, что вы, сеньор Баринов, он же Родригес, будете случайно убиты в перестрелке. А мертвый вы им не нужны... - Да, - подтвердил я сердито, - пока я им нужен живой, но едва подпишу все, что они потребуют, моя песенка спета. - Согласна, - кивнула сеньора Эухения. - Но ведь они не идиоты и не захотят остаться с носом по собственной небрежности? Никто не сможет им гарантировать, что вы останетесь живы, если начнется стрельба. А сеньор Ибаньес очень осторожный человек, можете мне поверить. Сеньора Салинаса я тоже хорошо знаю. Он, конечно, образованный и очень корректный кабальеро, при Лопесе даже работал в МИДе, был секретарем посольства на Гран-Кальмаро, но, если бы получил от Доминго указание "не стесняться", говорил бы совсем по-другому. Он не стал бы осторожничать и лишь намекать на возможные неприятности. Мы бы услышали что-нибудь вроде: "Эухения, крошка, если этот мальчик через двадцать минут не будет сидеть у меня в машине, то в течение следующего часа твоя вилла будет превращена в развалины". А сегодня он вел себя безукоризненно, не подчеркивая превосходства своего босса. Это свидетельствует о том, что и сам Ибаньес, отправляя Салинаса к нам, приказал ему быть повежливее. Мне представляется, что предстоит еще один раунд переговоров. - Но я бы усилил наблюдение за воздухом, сеньора, и приготовился перекрыть автодорогу, - неназойливо порекомендовал Ромеро. - Это твое право - решать такие вопросы, - сказала Эухения тоном генерала. - Но постарайся не спровоцировать конфликт... Ромеро удалился с задумчивым видом. У него была примерно такая же задача, как у наших генералов перед 22 июня 1941 года: бдить, но на провокации не поддаваться. - Вообще-то, - заметила Эухения, - самое лучшее для вас - это как-нибудь тихо и незаметно покинуть остров. Но сделать это почти невозможно. У "койотов" есть свои люди на таможне... - Кроме того, у нас паспорта остались в отеле, - очень вовремя вспомнила Ленка. Я-то, болван, как-то забыл об этой мелочи... Правда, сильно сомневаюсь, что эти паспорта остались бы целы и невредимы, если бы угодили в воду при взрыве на "Маркизе", но сейчас, даже мирно лежа на своих местах в "Каса бланке де Лос-Панчос", они были для нас недостижимы. Сеньор Морено, который наверняка постарается заслужить благосклонность нового босса, сдаст меня моментально. Впрочем, Косой и сам мог догадаться поставить в "Каса бланке" наблюдательный пост. - А виза у вас на сколько? - На двенадцать дней, по-моему. - Елена явно сказала это от балды, но очень убедительно. - Несколько дней в запасе у вас есть, - прикинула Эухения, - но все равно существует опасность, что вы просрочите визу и у полиции появится повод вас задержать... Она не сказала, чем нам с Ленкой грозит попадание в здешнюю кутузку, но я и так это знал. В тюрьме власть "койотов" была еще круче, чем на воле. - И потом, - сказала Эухения как бы в дополнение, - я сильно рассчитывала на ваше участие в наших общих делах... Ваш отец будет расстроен, если узнает о таком неудачном исходе поездки на Хайди. Так бы прямо и сказала, стерва, что боишься Чудо-юда! Вслух я этого говорить не стал, конечно, но про себя сие отметил. Почти одновременно ко мне в башку пришло воспоминание о том, как Эктор Амадо на борту еще совсем целой и невредимой "Маркизы" предлагал Чудо-юду нанести "старым койотам" "тихие, но очень чувствительные удары в Европе и других местах". Если было верно то, что я предполагал, то есть если Сергей Сергеевич получал информацию непосредственно из моего мозга через эту чертову микросхему, он уже мог вмешаться в ход событий... А раз так, то все финансовые неурядицы у "койотов" - скорее всего дело не ограничивалось только проблемой автографа сеньора Родригеса! - могли иметь своим источником какие-нибудь чудо-юдовские махинации. Я бы ни за что не поверил в это, если бы вдруг на столе Эухении не зазвонил телефон. Сеньора Дорадо подняла трубку и сказала внушительно: - Я слушаю. О, сеньор Доминго, я рада вас слышать! Да, Салинас уехал пятнадцать минут назад. А, он звонил вам из автомобиля, понятно... Сеньор Родригес? Да, он у меня. Пожалуйста, я передам ему трубку... Прикрыв микрофон ладонью, Эухения сделала лицо не просто изумленное, а невероятно изумленное. Она произнесла шепотом: - Я и не знала, что у него может быть такой голос... Мне еще было непонятно, какой такой голос прорезался у сеньора Косого - то ли шибко страшный, то ли наоборот, но трубку я взял и сказал самое простое: - Алло! - Сеньор, - прозвучал в трубке очень вежливый, хотя и сильно взволнованный голос, - простите ради Бога, я не виноват, что Салинас оказался сущим идиотом. Он умрет под забором, клянусь Христом! Этот скот не понял ни слова из того, что я объяснял ему больше часа! Одно ваше слово, и через десять минут его голову сбросят с вертолета прямо на крышу "Горного шале"... Я обалдел, но вовремя сориентировался. Очень кстати пришло воспоминание о том, как Соледад с моей помощью дурачила старшего Купера. Снимочек "крупного мафиози" Анхеля Родригеса в легком белом костюме, с массивными черными очками на морде и приклеенными заботливой "супругой" усами лежал у меня перед глазами. Правда, говорить ему там не пришлось. Зато, по мнению Соледад, я тогда прекрасно вошел в роль, когда мы с ней играли в "миллионера и служанку". В общем, надо было мне попроситься к какому-нибудь режиссеру на роль Хлестакова... - Сеньор Ибаньес, - произнес я несколько рассеянно, - ваше заявление относительно головы сеньора Салинаса, разумеется, шутка? Мне не хотелось бы доставлять лишние хлопоты тем, кто отвечает за чистоту на вилле сеньоры Эухении. Все-таки я здесь в гостях. Что же касается сути дела, то ваш представитель изложил ее очень уж сбивчиво. Думаю, если бы он явился на встречу с рабочими проектами документов, снабдил их пояснительной запиской и оговорил время и место нашей новой встречи, то все было бы намного проще. Я проконсультировался бы со специалистами, внес в текст необходимые поправки и уточнения, после чего мы могли бы окончательно согласовать все бумаги. - Сантиссима Тринидад! - почти взвыл Косой на своем конце провода. Сеньор Родригес, будьте великодушны! Я старый человек, у меня шесть женатых сыновей, четыре замужние дочери, восемнадцать внуков! Мы с женой прожили в бедности почти тридцать лет... - Ну, насколько мне известно, - тут я постарался придать своему голосу такие нотки, чтобы у Доминго не было ни малейшего сомнения в том, будто я знаю о нем все от корки до корки, - сейчас вы живете далеко не бедно. - Да, благодарение Святой Деве, в наш дом пришел относительный достаток, но не дайте же его разрушить, умоляю вас! Ведь если вы затянете рассмотрение нашего вопроса... - Сейчас все будет зависеть от того, насколько правильно и быстро вы представите те документы, которые я должен завизировать. - Все-таки хорошо, что я иногда бывал в Мишкиной фирме "Барма", где числился референтом со свободным графиком посещения. Голосок я скопировал с младшего брательника, который иногда любил выпендриваться и изобразить из себя акулу мирового капитала. - Сеньор Родригес, - простонал Косой, - я готов сейчас же приехать сам и обговорить все условия. Я приму все ваши замечания безоговорочно. Я подумал около минуты. Конечно, Косой тоже мог быть хорошим артистом. "Барин, не погуби!", а потом вилами в брюхо - это мы из отечественной истории хорошо знаем. Приедет с бригадой в сорок человек - и ускорит процесс подписания. - Что ж... - произнес я со все той же ленцой в голосе. - Если вас устроит, то приезжайте. Но, знаете, мне не хотелось бы обременять нашу дорогую хозяйку сеньору Дорадо большим количеством посетителей. Будет вполне достаточно, если вы приедете сюда с тем же числом сопровождающих, что и сеньор Салинас. Я готов гарантировать вам полную личную безопасность на территории "Горного шале". Можете воспользоваться вертолетом, если торопитесь. - В течение часа я прилечу, будьте покойны! - обрадованно завопил Косой. До встречи! Он повесил трубку, а Эухения, слушавшая весь разговор через трубку спаренного аппарата, сказала: - Вы что-нибудь понимаете, Деметрио? Кое-что я понимал, но объяснить внятно не смог бы. Поэтому я только развел руками. - Если он действительно собирается привезти документы, - заметила Ленка, то нам нужен юрисконсульт. - Это не проблема, - ответила Эухения. - По-моему, Харамильо сегодня никуда не уезжал. Она набрала номер на одном из аппаратов, стоявших на ее "президентском" столе, и сказала: - Сеньор Ховельянос, я жду вас в кабинете. Меньше чем через пять минут явился молодой, очень симпатичный, хотя и хитроватый парень в золоченых очках, в костюмчике, при галстуке и с атташе-кейсом из натурального крокодила. На кейсе красовалась блямба-монограмма с витиеватой гравировкой "Jaramillo Jovellanos, advocate". To, что слово "адвокат" было написано по-английски, должно было убеждать потенциальных клиентов, что сей защитник прав и свобод граждан оказывает свои услуги на международном уровне. - Харамильо, - церемонно объявила Эухения, - я представляю вам сеньора Дмитрия Баринова из России и его супругу Елену. Сейчас сюда прибудет сеньор Доминго Ибаньес, привезет кое-какие документы, и вы должны будете быстро, но внимательно с ними ознакомиться. В этих документах сеньор Баринов фигурирует как Анхель Родригес, но это вас не должно смущать никоим образом... - Прошу прощения за то, что я вас перебиваю, сеньора Дорадо, - с восхищением и удивлением в голосе произнес Ховельянос, - но я даже не мог себе представить, что у вас в охране служит миллиардер... - Это всего лишь маскарад, - недовольным тоном выговорила Эухения. - Вы зря меня перебили, Харамильо. Я потеряла мысль... - Сеньора, - сказал адвокат с каким-то нахальным удивлением, - вы что, не читаете газет? - Очень редко, - Эухения подняла брови. - А что там, в газетах? - Вот "Диарио де Сан-Исидро", сегодняшний утренний выпуск. Харамильо развернул газету, где на второй полосе красовались мои портреты образца 1983 года. Фамилия Баринова не упоминалась, и на том спасибо. Но и таинственный мафиози Родригес, и революционный министр Рамос были похожи весьма и весьма. А заголовок, набранный, как говорится, аршинными буквами, гласил: "Анхель простер крылья над Хайди". Мы с Еленой читали эту статью из-за плеч сеньоры Дорадо, сидевшей в кресле, и потому прочесть досконально весь огромный текст не могли. Харамильо Ховельянос все это время сидел с невозмутимой рожей, но в глазах у него прыгали чертики. Видать, мужик был очень рад, что уже в курсе дела, тогда как его хозяйка ни хрена не знает. Суть статьи сводилась к тому, что хайдийский филиал "Rodriguez AnSo inc.", то есть Сифилитическая "ANSO Limited" задолжала своей головной колумбийской корпорации без малого полтора миллиарда баксов, что не только в 20 раз больше стоимости "ANSO" со всеми прибамбасами, но чуть-чуть не дотягивает до общей стоимости всей хайдийской недвижимости со всеми потрохами. По какой-то таинственной (так в газете писали) причине кредитор, то бишь я, Анхель Родригес, оказался на редкость терпеливым и спокойно ждал, пока нарастут проценты. Опять-таки с ледяным спокойствием гражданин Родригес принимал в счет уплаты долгов векселя разных фирм, задолжавших "ANSO Limited", хотя фирмы были весьма сомнительные. Правда, на счетах у этих фирм лежали какие-то неведомо где и на чем заработанные денежки, за ними числилась некоторая недвижимость на Хайди, Гран-Кальмаро и в других районах земного шара, причем размеры и стоимость имущества были везде и всюду подогнаны под минимальные суммы налогообложения. Ну а про то, сколько, чего и где лежало, в газете не писали. Вроде бы бедняжка Сифилитик чуть ли не впроголодь жил. Даже его дворец-замок на Боливаро-Норте, оказывается, принадлежал не ему, а... Анхелю Родригесу. И этот сукин сын Бернардо арендовал его у меня за какую-то ужасно смешную сумму. И Доминго Косой, и Эктор Амадо, и еще целая куча местных тузов и тузиков тоже все у меня в долг брали либо арендовали. По факсу из Колумбии приходили честь по чести подписанные договора и все такое с моей подписью. Короче, оказалось, что островишко этот - в смысле Хайди - на 7/8 принадлежит сеньору Анхелю Родригесу, а 1/8 - правительству и другим мелким акционерам. Вот такие пироги! В общем и целом то, что говорилось в первой половине статьи, лишь чуточку расширяло информацию, полученную от Салинаса. Ничего особо оберегающего мою жизнь от неприятностей не просматривалось. Но вот во второй половине статьи, в той части, которая выходила на трансконтинентальный уровень, мне удалось обнаружить намеки на то, по какой причине сеньор Доминго Ибаньес стал таким любезным и обходительным. Оказывается, дело было не только в доверенности. Если до этого в разных там Европах и Америках никто почему-то не требовал подлинного автографа сеньора Родригеса, то тут как назло вдруг потребовали. И оказалось, что таковой автограф существует всего в одном экземпляре, а самого товарища Родригеса-Рамоса никто не видел одиннадцать лет. Правда, у службы безопасности сохранилось две фотографии. Случайно, конечно. Когда я это прочел, то на несколько минут задумался. Отчего же эта самая служба не стала публиковать третье фото, хотя и презентовала его Косому? Не потому ли, что в эту самую службу по каким-то каналам пришла команда этого не делать вообще или повременить с этим делом? Может, и сюда дотянулась мохнатая лапа Чудо-юда? Да, на такого батю надо молиться... - Вы можете предположить, - спросил я у Харамильо, - какой пакет документов предложит нам Доминго Ибаньес? - Могу, - ответил адвокат, - но очень прикидочно. Самое главное - ему нужно подтвердить, что вы реально существуете. Что доверенность на управление "ANSO Limited" подписана реальным человеком. Даже если он сейчас вовсе не Родригес, а Баринов. И даже если ваш брак с Соледад Родригес носил фиктивный характер... - Насчет того, что брак был фиктивным, - сказал я, опасливо покосившись на Хрюшку, - я бы не сказал. Но вот был ли он оформлен юридически... - Это нетрудно проверить, - Ховельянос подошел к стоящему на столе Эухении компьютеру и защелкал клавиатурой. - Остров у нас небольшой и выяснить через банк данных актов гражданского состояния, когда и кто женился, можно в два счета... Так, 1983 год. Какой месяц? - Июнь или май... - Точно я не помнил. - Ну и кобель же ты, Волчара! - хмыкнула Ленка по-русски. - Не знаешь, когда женился... Харамильо невозмутимо прогнал по экрану дисплея длинную вереницу фамилий за первые четыре месяца 1983 года, а потом медленно повел строчки дальше. - Есть! - сообщил он. - 23 мая. Зарегистрирован гражданский брак в мэрии Сан-Эстебана. Анхель и Соледад Родригес. Запись о церковном венчании сделана в метрической книге прихода церкви Эспириту-Санто. Свидетельство о браке серия AD-X-R-7 № 12390. Других сведений нет. - А мне, стало быть, ни гу-гу? - не совсем в шутку заметила Хавронья опять-таки по-русски. - Брак законный, - деловито объявил юрист. - Теперь надо уточнить, зарегистрирована ли смерть вашей первой жены... - Вот-вот, - сказала Хавронья на сей раз по-испански, - проверьте, проверьте, сеньор адвокат. В случае чего привлеку к суду как двоеженца... У Харамильо было приличное чувство юмора, он захихикал, но тут же подавил свои несерьезные эмоции. - Нашел. Соледад Родригес признана умершей в судебном порядке 31 октября 1983 года, как пропавшая без вести при авиационной катастрофе. Насчет Родригеса Анхеля ничего нет. - Между прочим, - заметил я, - он еще и Рамосом побывал. - Сейчас попробуем... Ховельянос поковырялся, но ничего не нашел. - Скорее всего эта информация закрыта для доступа, - доложил он. - В базу данных службы безопасности мне не пройти. - По-моему, это излишне, - сказала Эухения. - Какое отношение это может иметь к делу? - Самое прямое, - возразил Харамильо. - Например, если идентифицировано, что Анхель Рамос и Анхель Родригес - одно и то же лицо, причем Рамос разыскивается за совершенные преступления, то документы, подписанные Родригесом, могут быть признаны не имеющими юридической силы. Правда, это очень длинная процедура. - В 1984 году участники восстания были амнистированы, - припомнил я. - Да, - подтвердил Ховельянос, - но, помимо постановления Национального собрания, есть еще инструкция Президента о порядке исполнения данного постановления. Так вот, согласно этой инструкции, лица, совершившие в ходе восстания такие преступления, как убийства военнопленных, заложников, невооруженного гражданского населения, грабежи, мародерство - там солидный список! - амнистии не подлежат. - Хорошо... - мрачно сказала Эухения, открыла сейф, вмонтированный под одной из панелей, и вынула оттуда дискету. - Попробуй, может быть, с этой штукой ты пройдешь в их базу данных... Адвокат попыхтел минут десять и заметил с удивлением: - Рамос Анхель, он же Родригес Анхель, данные стерты... Фото есть, а данные стерты. Этому я уже не удивился. Из-за окна донесся стрекот приближающегося вертолета. - Как он торопится! - заметила Эухения, имея в виду Доминго Косого. - Еще и часа не прошло... Она осеклась, потому что, резко распахнув дверь, в кабинет ворвался Ромеро: - Сеньора! По трассе 23-28 приближается вагончик, управляемый штатным пультом. От зоны "Зеро" идут два вертолета... Его последние слова потонули в грохоте взрыва, встряхнувшего все "Горное шале"...
      Часть третья. БРОНИРОВАННЫЙ ТРУП
      В АМПЛУА ТЕРМИНАТОРА
      Если я на сей раз и потерял сознание, то ненадолго. Во всяком случае, даже оказавшись на полу, под столом заседаний, где было полно битого стекла, мне удалось сохранить устойчивые представления о том, где я нахожусь и что в данный момент происходит. А происходило вот что. Пара вертолетов, хищно терзая воздух роторами, пронеслась над "Горным шале" и без лишних слов угостила его не то ракетами, не то бомбами... Скорее всего этих самых ракет или бомб было несколько, но те, кто был в кабинете Эухении, услышали только один взрыв. И не мудрено, что мы не смогли услышать остальные. Ракета или бомба угодила в крышу, прошибла насквозь чердак и второй этаж, а затем разорвалась на первом. Правда, не непосредственно в кабинете, а где-то за три-четыре стены от него. Сколько из этих стен рухнуло, а сколько устояло, я не знал, но то, что стены самого кабинета устояли, меня очень устраивало. Так же, как и то, что люстра и крупные куски штукатурки, свалившиеся с потолка, а также стекла, вылетевшие из окон, меня лично не задели. Меня только сшибло на пол, но очень удачно - прямо под стол. Именно на него упала медная люстра весом в тридцать килограммов с полпудом хрустальных подвесок. При особо удачном попадании в башку на тот свет могла отправить даже одна отдельно взятая подвесочка. В этом я убедился уже тогда, когда поднялся на ноги и увидел, что острие одной хрустальной сосульки насквозь пробило столешницу в два пальца толщиной, но слава Богу, в ней и застряло. Все находившиеся в кабинете не пострадали. Ленке, правда, опять немного ободрало мордаху, а адвокату порезало бровь его же собственными очками. - Сеньора Эухения! - Великан Ромеро сумел первым открыть рот. - Скорее открывайте лифт! Эухения, вся трясясь (остальные, и я в том числе, тоже слегка подрагивали), нажала какую-то кнопку, и за спиной кресла-трона две панели из черного дерева разъехались в стороны. Затем отошла в сторону дверь с бронестеклом, и открылся вход в кабину. - Быстрее, быстрее, сеньоры! - поторапливал Ромеро. - Сейчас будет еще один заход! Он силком впихнул в кабину Эухению и Ленку, а заодно и адвоката, растерянно моргавшего подслеповатыми глазами. - Все! - сказал Ромеро. - Больше лифт не возьмет. Дверь закрылась, задвинулись панели, и лишь слабое гудение сообщило о том, что лифт отправился куда-то в подземелья бывшей асиенды Лопеса. - Я на вас рассчитываю, сеньор... - сказал Ромеро, скорее просительно, чем повелительно. Мне не очень хотелось оставаться наверху, тем более что "таурус" казался мне не слишком солидным инструментом для разговоров с боевыми вертолетами. В том, что разговоры предстоят серьезные, я уже не сомневался и, услышав, как к тарахтению вертолетов примазывается пулеметная трескотня, еще больше в это поверил. - Где твои люди? - проорал я Ромеро, пытаясь переорать звуки, наваливавшиеся с небес. Он понял и развел руками: мол, хрен его знает, где они теперь... Как раз в это время клекот вертолета перерос в рев, а треск стрельбы - в грохот. Пули хорошего калибра - не меньше 12,7 - замолотили по стенам в недальнем далеке от кабинета, а когда мы с Ромеро инстинктивно присели на пол в простенках, они влетели в выбитые окна и навели в кабинете дополнительный глянец к тому бардаку, который уже был. Три штуки вонзились в панели стен (одна навылет прошила ту, за которой была комнатка, где пряталась Ленка во время переговоров с Салинасом), а две пробуравили наискось столешницу и пропороли паркет как раз в том месте, где я лежал за пять минут до этого момента. Слава Аллаху, ни одна не отрикошетила. Вертолет удалился, но стал подходить второй, тоже бухтевший пулеметом. Ромеро рискнул выглянуть и обалдело крикнул: - Это не Косой! У него нет таких вертолетов... Но тут открылась дверца лифта, в котором оказался не кто иной, как Сесар Мендес. Едва открыв дверь, он заорал: - Сюда! Вниз! Другой бы спорить стал, может, даже драться полез, а я - нет. Когда мне приказывают спасать свою шкуру, я никогда не возражаю. Ромеро тоже не стал спорить, тем более что пули тяжелого пулемета вновь начали долбить по стенам и вот-вот должны были вновь влететь в кабинет. Мы уже втиснулись в лифт - все трое имели солидные габариты, а Ромеро особенно, - когда пули опять принялись крошить мебель, панели и паркет. Одна из них, видимо, особо вредная, просверлила панель, закрывавшую дверь лифта, и жмякнула в броневую дверь. Нам это не повредило, но, когда мы уже спустились и вышли в подземный коридор, отметина от пули на броне была весьма впечатляющая. Не знаю, смогло бы сдержать такой удар окошко из бронестекла, если б пулю угораздило стукнуться туда. Скорее всего по крайней мере одного, то есть Ромеро, стоявшего затылком к окошку, мы бы привезли в качестве покойника. Спускались мы не более минуты, лифт шел вниз очень быстро, даже что-то вроде облегчения в весе чувствовалось. Однако за это время Сесар Мендес, не очень любезно поглядывая на меня, успел рассказать Ромеро: - Эти свиньи прошли перрон. Их человек сорок. У них нормальный пульт, и все коды они знают назубок. - Кто они? - Вооружены как коммандос. Камуфляж американского образца. - Такие же, как те, кого мы взяли вчера? - По-моему, те же... От лифта Ромеро решительными шагами двинулся по коридору, а поскольку его решительные шаги были раза в полтора длиннее, чем у нас с Сесаром, то нам пришлось почти бежать за ним вприпрыжку. Ромеро остановился у стальной двери, быстро набрал код замка и впустил нас в помещение, которое напоминало не то центральный пост подводной лодки, не то центр управления полетами. Здесь уже находились Эухения, Ленка, Лусия и два охранника. На здоровенном, два на полтора метра, экране, изображалось нечто вроде схемы, а в правой верхней четвертушке был дан вертикальный разрез подземных этажей с отметками глубины в метрах. Самая нижняя отметка 100-метровая - была там, где залегал подземный тупик, то есть станция метро "Лопес-28". На основном экране был горизонт с отметкой 94 - второй снизу. Коридоры и помещения были обозначены белыми линиями, разделяющие их стены и монолиты были заштрихованы. Двери, решетки и прочие заградительные объекты были выделены синим цветом. Маленькие синие мерцающие точки с номерками обозначали включенные телекамеры скрытого наблюдения. А зловещим алым кружком-"зайчиком", перемещавшимся по экрану, судя по всему, были обозначены вторгшиеся супостаты. Честно скажу, вся эта картинка сильно напомнила мне компьютерные игры, которыми развлекались наши с Ленкой поросята, то есть Колька и Катька. Они могли часами торчать перед телевизором и гонять по очень похожим лабиринтам всяких там рэмбо или терминаторов, которые по ходу дела должны были все крошить и громить, проламываться сквозь двери, уворачиваться от ответных выстрелов и изредка терять "жизни", которых у них штук по пять в запасе. Разница была только в том, что компьютерные вороги существовали только на экране и нигде более. Все их приколы можно легко выучить после того, как сыграешь несколько раз и приловчишься орудовать джойстиком. Кроме того, ни в одной компьютерной игре не бывало еще такого, чтобы виртуальные неприятели всаживали в кого-нибудь вполне материальные пули. Увы, в здешней "стрелялке" такое могло получиться. И, к еще большему сожалению, ни одной лишней жизни ни у меня, ни у Ромеро, ни у всех прочих не имелось. На двух относительно небольших мониторах можно было увидеть тех, кто пришел, как говорится, "с мечом". Правда, очень недолго. Ребята тут же засекали камеры и расшибали их. Они шли без фонарей, но в инфракрасных очках. Правда, изредка их удавалось сфотографировать при свете "вспышки". Не только "в лоб", но и с других ракурсов. Фотокамеры тоже расшибали, но тем не менее целая куча отпечатков уже лежала на столе перед охранниками. - Лифт блокирован, - доложили Ромеро его подчиненные, едва он подошел к этому столу. - Сверху пройти невозможно. - Подпор в вентиляции увеличили? - спросил начальник охраны. - Да. Они уже наверху. Оператор переключил один из мониторов, и телекамера, укрытая, видимо, на одном из боковых блоков "Шале", показала, как из вертолета - это был старенький, знакомый по Вьетнаму "ирокез", - зависшего над той самой верандой, где я чуть больше часа назад разгуливал в простыне и любовался видом на пруд-бассейн и парк, выпрыгивают такие же молодцы, как те, что подбирались к нам снизу. Впрочем, и здесь полюбоваться на противника не удалось. Один из парней заметил камеру, приложился из "М-16А2" - и картинка погасла. - Это все, что остались внизу? - спросил я у Ромеро, имея в виду тех, кто находился на "центральном посту". - Есть еще двое. Они на постах у дверей. На горизонте 82 метра. Там подземная тюрьма, а в ней вчерашние "гости". - Сегодняшние пришли за ними, - предположил Сесар. - Постараются их выручить. - Или уничтожить, - подумал я вслух. - С чего вы это взяли, сеньор? - спросил Мендес. - Эти парни, - я взял в руки снимок, - не имеют ни одной единицы русского оружия. А те, которых вы вчера прихватили, больше чем наполовину вооружены русскими стволами. Кроме того, вертолеты пришли от зоны "Зеро", а там, если верить сеньоре Эухении, арендная территория компании "G & К". Те, кого вы захватили без боя в вагончике, вчера днем штурмовали эту зону. - Вы хотите привлечь их на нашу сторону? - спросила Эухения. - Это может быть намного опаснее, чем вы думаете! - Но вы же лучше меня знаете, кто такой Ричард Браун и каковы его интересы в этом деле? - Не думаю. Впрочем, побеседовать с ним имеет смысл. Ромеро! Великану не надо было долго объяснять, что и как. Он тут же отправился выполнять поручение, поняв приказ хозяйки с полуслова. - Они перешли на горизонт 88! - воскликнул Сесар Мендес, указывая на экран. - Если они найдут дорогу на следующий ярус, то скоро окажутся здесь. - Сеньора, - спросил я, - где Ромеро складировал оружие, отобранное у людей Брауна? - Над нами, - ответил за Эухению Сесар Мендес, - на горизонте 74. - По-моему, пора им воспользоваться. - Возражать против этого я бы не стала, но вот если вы захотите вооружить людей Брауна... Давайте дождемся Ромеро. Ждать пришлось не очень долго, во всяком случае, бригада "джикейщиков" (у меня как-то само собой появилось в голове такое наименование) все еще ползала по горизонту 88, медленно приближаясь к лестнице, прегражденной тремя решетками и двумя стальными дверями. Там же находился один из охранников с помповым ружьем, но у меня были большие сомнения в том, что это ружье сможет серьезно помешать "джикейщикам". Судя по фотографиям, те, что шли впереди, были закованы в кевларо-титановую броню, по которой желательно бить бронебойными патронами 1908-1930 годов. Как раз в тот момент, когда я с тоской припомнил "ПК", который оставил в вентиляционной шахте зоны "Зеро", явился Ромеро, приведя с собой Ричарда Стенли Брауна. - У вас проблемы, сеньора Эухения? - спросил Браун по-испански. - Вы догадались, что вести двойные игры более чем опасно? Похоже, моего корифана не очень стесняло то обстоятельство, что его привели в наручниках. Ромеро, как мне показалось, даже размышлял над тем, не дать ли Дику по шее, но поскольку сеньора Дорадо не возмутилась, бить пленника не стал. - Сеньор Рикардо, - Эухения была верна своей привычке испанизировать импортные имена, - я о многом догадалась, но сейчас вынуждена решать совсем иную задачу. Сейчас, если вы уже поняли обстановку, вам лично и вашим людям придется погибнуть первыми. Разумеется, если вот эти молодцы пройдут на горизонт 82, где находятся ваши камеры. У меня нет сомнений, что боевики из "G & К" пришли ко мне по вашу душу. Сейчас там, наверху, они громят мое имение и скорее всего убивают мой персонал, считая, что это я спрятала ваш отряд от возмездия за налет на зону "Зеро". Странно, что они начали боевые действия без предупреждения, даже не поинтересовавшись, хочу ли я удерживать вас у себя или передать в руки правосудия... - Ну-ну, - мрачно поддакнул Браун. - Так вот, скажу вам со всей откровенностью: если бы меня попросили по-хорошему, я отдала бы вас "G & К" за умеренную плату. Но теперь, после вероломного нападения, я намерена воевать с "G & К" до последнего. У вас, как мне ясно, с этой фирмой уже невозможно примирение... - Военный союз? - ухмыльнулся Браун. - На каких условиях? Нет, это все-таки был не я. На данный момент об условиях я бы заикаться не стал. Мне бы захотелось поскорее получить оружие, а не оговаривать проценты. Тем более что, имея двадцать пять головорезов, можно быстренько все переиграть. По-моему, насчет возможной "переигровки" Эухения задумалась намного раньше меня, потому что ответила очень быстро: - Только при одном-единственном условии. Вы должны обещать мне, что не попытаетесь силой добиваться преимуществ. Сейчас у меня есть многое из того, что вы хотели бы получить... Но, попытавшись применить силу, вы не получите ничего... - Дик, - я решил вмешаться, - эти ребята в пятидесяти шагах от лестницы. Если ты проканителишься с ответом, максимум через полчаса всех твоих бойцов перестреляют в камерах за здорово живешь. Я сказал это по-русски, так, как сказал бы самому себе, только вслух. Браун поглядел на меня без усмешки, а затем ответил, еще раз убедив в том, что русский достался ему в наследство точно так же, как мне английский: - Не считай меня идиотом, корешок. Я просто не хочу, чтобы эта дама в очередной раз меня надула. Эта добренькая тетушка, чтоб тебе было ясно, втрое опаснее такой гадюки, как Соледад. Она "серый кардинал" этого острова. - Вы могли бы пояснить, о чем беседуете? - спросила Эухения, не поняв, о чем шла речь. - Оказывается, мистер Браун хорошо говорит по-русски? - Я уговаривал мистера Брауна не ставить со своей стороны каких-либо невыполнимых условий. - А я, как ни странно, со всем этим согласился. Тем более что сеньоры из "G & К" уже подошли к внешней двери, перекрывающей вход на лестницу. Точно, судя по тому, что показывалось на экране, алый зайчик топтался именно там. Камера на сей раз показывала их довольно долго. "Джикейщики" не обращали на нее внимания. А микрофона, вмонтированного в бетон, они вообще могли и не заметить. Именно от этого микрофона мы получили информацию о причинах задержки. - Пульт ее не открывает, - пожаловался какой-то мужик, стоявший спиной к телекамере. - Не срабатывает замок двери. - Молодец, Рауль! - просиял Ромеро. - Я знал, что он догадается перерезать кабель питания. Теперь эту дверь так просто не возьмешь. - Готовьте заряд, - донеслось через микрофон. - Хорошо, - решилась Эухения. - Вооружайтесь, сеньор Браун, и да поможет нам Бог! Ромеро открыл ключиком наручники, и Браун удовлетворенно сказал: - Так-то лучше. Веди! Вместе с Ромеро и Брауном пошел только я. Сесар Мендес тоже собирался идти, но Эухения сказала: - Сесар, ты мне нужен здесь. Мне стало ясно, что ей не хочется подвергать риску содержимое головы Мендеса-младшего. То, что в этой башке хранятся все секреты технологии производства "Зомби-7", я еще не забыл. Как и то, что "распаковать" кодированные "файлы" его памяти не может даже Лусия Рохас. Эухения надеется приспособить к этому делу Ленку, поэтому Хавронью тоже будет беречь как зеницу ока. Зря я волновался, будто супергадалка ее траванет. Этого можно ждать только тогда, когда технология будет извлечена из мозгов экс-курсанта или экс-кадета, как его там... А я человек в принципе малоценный, меня и на войнушку отправить можно. Сначала мы спустились вниз, на горизонт 82, где располагалась тюряга. Здесь было все точно так же, как в той, где сидел я, угодив в лапы "джикейщиков" после взрыва "Маркизы". Должно быть, эти заведения Лопес строил по типовым проектам. Сводчатый коридор длиной примерно в сотню метров перегораживался решетками на пять отсеков. В каждый отсек выходило по три двери с обеих сторон - итого шесть камер в отсеке, тридцать во всем коридоре. Так что каждый из усыпленных бойцов Брауна получил персональную жилплощадь, да еще и место осталось. На такое солидное хозяйство оставался всего один тюремщик. Он очень удивился, увидев, что Браун спускается по лестнице без наручников, и моя рожа ему тоже доверия не внушала. Лишь наличие Ромеро заставило гвардейца оставить в покое кобуру. Но приказ, который отдал шеф, привел бойца в очень нервное состояние. - Отпирай все камеры! - бросил Ромеро. - Выпускай всех! - Ты что? - парнишка захлопал глазами. - Их там много! Они нас стопчут! - Не бойся, малыш! - Браун годился охраннику почти в отцы и мог себе позволить этакую фамильярность. - Я уже помирился с вашей хозяйкой. Юный вертухай с дрожью в руках начал отпирать решетки и камеры. Ему представилось, что вырвавшиеся на волю сидельцы тут же начнут его бить. Из первой же камеры навстречу свободе, а точнее - осознанной необходимости вылез, позевывая, Андрюха со шрамом. - Чижов! С вещами, на выход! - пошутил Браун на российской мове, и так я узнал Андрюхину фамилию. - Амнистия? - ухмыльнулся тот, поглядывая то на меня, то на Ромеро, то на Брауна. На меня - вопросительно: мол, ты чего это, земеля, под местного нарядился? На Ромеро - настороженно: а не двинешь ты меня по мозгам, начальничек? Наконец, на Брауна - выжидательно: скажи, командир, надо этих мочить или погодим? Потом мы открыли остальные пять камер, и теперь все зависело от честности гражданина Брауна. Всемером эти молодцы даже при том, что оружия им еще не раздали, могли наделать нам хлопот. Среди них оказались два немца, скорее всего гэдээровских, из тех ребятишек, которые сделали спортивным гигантом маломерную рабоче-крестьянскую республику. Может, они за тамошнее "Динамо" выступали, а может, просто в "штатсзихерхайт" служили, то есть в МГБ. Чувствовалось, что подготовка на уровне. Но немцы есть немцы, уважают "орднунг унд дисциплин". Как только Браун им по-русски прояснил ситуацию, сразу все поняли. С тремя другими Дик объяснялся на своем родном языке, хотя только один из них был европеоидом, подозрительно похожим на прибалта, а прочие - явными китаезами. Правда, эти двое последних вполне могли быть уроженцами Сан-Франциско - уж больно ловко и без акцента болтали. В общем, когда мы прошли весь коридор, то обнаружилось, что у Брауна собрано всякой твари по паре, и не более того. Кто ему эту интербригаду набирал и для какой цели, я, конечно, не имел времени спрашивать. Мы торопились. Там, в шести метрах под нами, "джикейщики" готовили к взрыву бронированную дверь. Как видно, дело это оказалось довольно сложным, потому что они провозились ровно столько, сколько мы со своей "амнистией". Взрыв - и очень даже крепкий - тряханул подземную тюрьму, с потолка посыпалась побелка. - Ого, - заметил Дик, стряхивая крошки с головы. - Похоже, что там серьезные парни. Взрыв застал нас далеко от лестницы, ведущей наверх, но очень близко от той, что вела вниз. Оттуда, с этой лестницы, поднялся запыленный и закопченный охранник - видимо, тот самый, которого Ромеро назвал Раулем. - Ну как? - спросил Ромеро. - Они снесли только ту, что внизу... - слегка срывающимся голосом доложил Рауль. - Но заряд очень мощный. - Осталось три решетки и верхняя дверь, - быстро прикинул Браун. - Надо их попридержать, чтоб мы успели подняться за оружием. - Отведешь их наверх, Рауль, - приказал Ромеро, - и отопрешь комнату с оружием. Оставь мне свое ружье. Мы попробуем немного пострелять... Рауль передал свою "помпу" начальнику и, не без опасения поглядывая на толпу освобожденных боевиков, хмуро сказал: - Идем! Они пошли через тюремный коридор к лестнице, ведущей наверх, а мы во главе с Ромеро спустились на двадцать ступенек вниз к мощной стальной двери, перегораживающей лестницу. В двери были две вертикальные бойницы и перископ, через который можно было полюбоваться тем, что делается внизу. Ромеро глянул сам, а потом предложил посмотреть мне. На лестнице было почти темно, и, если бы не лучи фонарей, метавшиеся внизу, разглядеть я ничего не сумел бы. Слышался металлический скрежет. По-видимому, "джикейщики", пробившись через броневую дверь, теперь занимались первой решеткой. От нас дотуда было метров десять-двенадцать по диагонали. Ромеро высунул ствол "помпы" в бойницу и выпалил. Грохоту было как от пушки, но я не заметил, чтобы детинушка куда-нибудь попал. Правда, впечатление это произвело. Фонарики погасили и возиться с решеткой на какое-то время перестали. Зато через несколько секунд после этого снайперская пуля с силой ударила в стальную заглушку, которой Ромеро прикрыл свою бойницу с нашей стороны двери. Инфракрасный прицел был у них на вооружении или лазерный, я не разобрал, но понял, что стрелять из бойниц лучше всего не целясь. Сам целее будешь. Через минуту-другую в темноте - я пытался поглядывать в перископ зашевелились. Послышалось гудение и звон дисковой пилы. Похоже, что первой решетке наставал конец. Ромеро рискнул и, отодвинув заглушку, еще раз грохнул из "помпы". На сей раз удачнее, хотя стрелял наугад, чтоб не подставиться снайперу. Там, внизу, кто-то охнул, звук пилы резко изменился, и тут же послышался жуткий вой человека, которого резанули зубья. Ответ не заставил себя долго ждать. Несколько очередей ударили по двери, жалобно звякнув, разлетелись объектив и верхняя призма перископа. Теперь смотреть можно было только в бойницы, если, конечно, желаешь быстрой смерти от пули в голову. Вопли прекратились - то ли раненого оттащили, то ли он потерял сознание. Опять завизжала пила, выгрызая, должно быть, замок дверцы, имевшейся в решетке, а может, и прутья, на которых решетка держалась. Охранник - я так и не узнал его имени - решил пальнуть из "тауруса", отодвинул заглушку и, присев на полусогнутых ногах, прицелился... Но выстрел с той стороны грохнул раньше. Парня отшвырнуло назад, бросило спиной на ступени, пистолет брякнулся о камень и свалился под дверь. Пистолет я подобрал, но помочь чем-либо бойцу с навылет пробитой башкой уже не мог. Разъяренный Ромеро дернул за цевье, загнал новый патрон в ствол "помпы" и саданул наугад, потом еще раз перезарядил оружие и пальнул уже в другую амбразуру. На сей раз все было без толку. Первая решетка с лязгом обрушилась на пол, и головные "джикейщики" подошли ко второй. Здесь они уже действовали по отработанной технологии. Не высовываясь сам, я выставил в бойницу "таурус" и дважды бабахнул, чтоб тем, которые пилили решетку, жизнь совсем уж медом не казалась. Поскольку я не был ни самоубийцей, ни идиотом, то проконтролировать эффективность огня не смог. Впрочем, кто-то, как мне послышалось, заорал. Кроме того, пила опять упала, но на сей раз не на живое, а на гранитную ступеньку. Именно этим я объяснил то обстоятельство, что послышался звенящий хруст ломающейся закаленной стали, а визг пилы сменился жалобным дребезжанием. Снайпер приложился по бойнице, но досталось не мне, а заглушке. Тем не менее "джикейщики" продолжали свое пакостное дело. Спустя минут десять заменили режущий диск, пила вновь запела свою омерзительную песенку, а еще через десять минут вторая решетка с лязгом и бряцанием полетела вниз. В тот момент, когда это случилось, Ромеро высадил подряд четыре заряда в атакующих, рассчитывая, что эти наивные мальчики с криками "уря!" пойдут к последней решетке, располагавшейся всего в трех метрах от двери. Если б они сделали так, то нашему великану наверняка удалось бы пару штук угробить. Но мальчики были вовсе не наивные, потому что не преувеличивали защитные возможности своих касок и бронежилетов... На какое-то время установилась тишина, среди которой мне послышалось что-то вроде тихого свиста, затем щелчок и, наконец, шуршание какой-то веревки. Не знаю, может быть, опять РНС сработала, предупреждая об опасности, и я крикнул: - Ромеро! Они сейчас взорвут... Мне удалось проскочить все ступеньки и очутиться в тюремном коридоре. Ромеро, не поверив мне, замешкался. Вспышку, сноп пламени, рванувший снизу и раскаленную волну горящего газа, несшую в себе расплавленные куски металла, я не видел и совершенно об этом не жалею. Мне вполне хватило грохота, который так даванул на мои барабанные перепонки, что уши заложило минут на пять. Наверно, если бы я остался в коридоре, а не забился в предчувствии взрыва в первую попавшуюся камеру с открытой дверью, то минимум, на что можно было рассчитывать, так это на ожоги третьей степени. В камеру тоже дохнуло жаром, но не так сильно. Только подошвы ботинок слегка подплавило, потому что мои ноги находились у самой двери. Тем не менее я ни сознания не потерял, ни рассудка. Надежд пересидеть в камере не было. Эти ребята наверняка начнут швырять в камеры гранаты. Поэтому я выскочил почти сразу после того, как почувствовал, что огненный шквал уже пронесся. Что удивительно - свет, горевший в тюремном коридоре, не погас. Несколько плафонов сорвало и разбило, но остальные светили. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому, что было видно, куда удирать, а плохо потому, что те, от кого я собирался драпать, непременно заметили бы меня, появись они в коридоре. Обугленные тела Ромеро и того, второго, который был убит еще до взрыва, я нашел у первой решетки. Собственно, это были почти скелеты, покрытые черной коростой горелого мяса. У меня не было ни времени, ни желания рассматривать их подробно. Мне надо было удирать, пользуясь тем, что неприятель, пережидая взрыв, ушел вниз и дал мне проявить себя в беге. Очень хорошо, что все дверцы коридорных решеток оставались открытыми, а ударная волна взрыва и вовсе посрывала их с петель. Это помогло мне пробежать стометровку не более чем за двадцать секунд, что, конечно, было гораздо хуже моего лучшего результата, но вполне достаточно, чтобы успеть вовремя смыться. Меня, правда, беспокоило, не дошла ли ударная волна до верхних ярусов. Беспокоился, дурак, за "интербригадовцев" товарища Брауна. А они-то о себе побеспокоились сами. Взяли и задвинули лестницу очередной броневой дверью. Глухой и непроницаемой. Я оказался в тупике, растерянно озираясь по сторонам. Между тем со стороны лестницы уже слышались гулкие, хотя и неторопливые шаги. Создавалось впечатление, что жизнь явно подходит к концу. ОЧЕРЕДНАЯ СОЛОМИНКА Утопающий, как говорят, хватается за соломинку. Роль соломинки, которая вытащила меня на сей раз, сыграло небольшое квадратное отверстие в полу, прикрытое сверху плоской чугунной решеткой вроде тех, которые каждый москвич ежедневно видит в метро или подземных переходах. В Москве такие решетки, как я полагаю, служат для того, чтобы снег, который натаскивают на обуви сотни пассажиров, не превращал подземные сооружения в болото. Грязную воду, в которую, растаяв, превращается снег, тетки-уборщицы спихивают швабрами в эти решетки, а оттуда она благополучно утекает в канализационные коллекторы. Здесь, в тропиках, где снега отродясь не бывало, ее устроили по другой причине. Воздух в этих местах влажный и, попадая в относительно прохладное подземелье, так и норовит сконденсироваться. Чтобы этот конденсат не залил водичкой все здешние катакомбы, ушлые проектировщики придумали, как его потихоньку удалять, и соорудили соответствующий колодец. Недолго думая, я подцепил руками решетку, благо она весила не больше тридцати кило, и сдвинул ее с колодца. Пахнуло сыростью и плесенью, да и вообще канализацией, но выбирать было нечего. Я чуточку поджал плечи и пролез в колодец, где имелись вполне подходящие скобы, на которые я смог опереться ногами. Опыт уже был: в свое время на острове Сан-Фернандо мне удалось использовать колодец, ведущий в кабельный туннель, чтобы укрыться от людей Лопеса. Я оперся спиной о стену, а ногами - на скобу, после чего сумел задвинуть решетку. Сквозь тонкие щели в решетке кое-какой свет из коридора проникал, и, посмотрев вниз, я увидел смутно поблескивающую поверхность воды. Кроме того, сверху очень отчетливо долетали шаги "джикейщиков", которые уже топали по коридору. Висеть на скобах у них под ногами мне не хотелось, и я постарался спуститься пониже. Колодец оказался неглубоким, всего метра три. Спустившись по скобам, я оказался в дренажной трубе примерно метрового сечения, на дне которой было сантиметров десять воды, а точнее - канализационной жижи. В первое пребывание на Хайди мне довелось по самую макушку искупаться в дерьме, а тут всего по щиколотку - семечки! Жижа, судя по легкому журчанию, куда-то текла. Я решил, что оставаться у колодца неразумно. Чихнешь лишний раз, а тебе гранату кинут на голову. Поэтому, определив, в какую сторону течет душистая водичка, я решил двигаться туда. Идти пришлось в согнутом состоянии, постоянно чиркая спиной и затылком о сырой, осклизлый "потолок" трубы. Для форменной рубашечки охранника сеньоры Дорадо это было смертельным испытанием. Она промокла уже через несколько минут, а потому как подземная водичка даже в тропиках очень прохладная, то у меня зуб на зуб не попадал. Хорошо еще, что я шел по трубе, постоянно ощупывая стены. Впереди была темнота, уклон трубы постепенно увеличивался, и появлялись нехорошие мысли: а не скачусь ли я по этой трубе к чертовой матери? Перспектива совершить еще одно купание в дерьме не казалась мне радужной. Так же, как, впрочем, и просто свернуть себе шею. Тем не менее все обошлось более или менее благополучно. Я притормозил на краю пропасти. Очень кстати мне попалась под руку толстая арматурная проволока, которая торчала из обреза железобетонного кольца. Дальше дренажная труба обрывалась в глубокую шахту, по стенам которой с шуршанием и плеском стекала все та же ароматная водичка. Там было темно, как в преисподней, ни пятнышка света снизу или сверху. Но ясно было, что и вверх, и вниз эта шахта уходит на многие десятки метров. Надо было хотя бы чуть-чуть прояснить положение, но ничего светящегося у меня не было. От идеи пальнуть из пистолета, чтобы при вспышке выстрела рассмотреть что и как, я, по здравому размышлению, отказался. Во-первых, вспышка длится доли секунды, и разглядеть что-либо не успеешь, во-вторых, выстрел могут услышать "джикейщики", а в-третьих, в шахте могли скопиться взрывчатые газы органического происхождения, которые фукнут так, что от меня останется немногим больше, чем от Ромеро и его товарища. Отойдя метра на три назад от обреза трубы, я припомнил схему подземных горизонтов, которая была на "центральном посту". Подземная тюрьма находилась, согласно схеме, на горизонте с отметкой 82 метра. Станция метро "Лопес-28" - на 100 метрах. Сначала банда "джикейщиков" прибыла туда, потом они поднялись на горизонт 94, а к тюрьме пробивались с горизонта 88. Соответственно если я спустился с горизонта 82 на три метра, то торчу где-то на отметке 85... И тут меня осенило. Если горизонты расположены через каждые шесть метров, то и дренажи располагаются примерно с тем же интервалом. А это значит, что где-то в шести метрах ниже меня находится выход точно такого же дренажа, сливающего воду с горизонта 88. Где-то на отметке в 91 метр. Пробравшись туда, я окажусь за спиной "джикейщиков"... Что делать дальше, я еще не знал. Но тут же решил выполнять этот бредовый замысел. Веревки у меня не было, зато была мокрая одежда, ремень пистолета и шнурки от ботинок. В кобуре "тауруса" нашлась отвертка, с помощью которой я для начала распорол по швам мокрую рубашку из крепкой ХБ-ткани, скрутил тряпки в жгуты и, связав узлами - мокрый узел очень прочен, получил примерно два метра "веревки". После этого я, опять-таки по швам, распорол брюки на четыре части, намочил их в жиже и, не страдая от избытка брезгливости, связал и эти жгуты в общую цепь. "Веревки" вполне хватило бы, если б ее можно было привязать за нижний край трубы. Но, как назло, арматурина торчала высоко, и пришлось использовать ремень. Несколько раз стукнув по арматурине рукоятью "тауруса", я загнул ее на манер крюка. Пистолет уложил в плавки - удобство небольшое, но терпимое. Затем сделал из ремня петлю, накинул на крюк и опробовал: крепко, хоть вешайся. Наконец, проколов отверткой несколько отверстий в свободном конце ремня и в той части самодельной "веревки", которая состояла из бывших штанин, продернул сквозь них оба шнурка от ботинок и завязал на несколько узлов. Вся эта конструкция была в высшей степени ненадежна и держалась исключительно на сопромате. Причем надо еще учесть, что по ней лез практически голый, покрытый гусиной кожей человек, поливаемый сверху и с боков вонючими и холодными жидкостями. Тем не менее я, обвив эту скользкую "веревку" ногами - полное ощущение, что лезешь по какой-то длиннющей гадине! - все-таки начал спускаться. Перехватываясь, я изредка щупал руками холодный бетон, проверяя, не добрался ли еще до дыры, и со страхом думал о том, что будет, если я ошибся в своих расчетах и дренажная труба с горизонта 88 выходит на метр или два ниже, чем я прикидывал. Но ведь повезло! Когда до конца импровизированной веревки оставалось всего ничего, рука нащупала пустоту. Затем я осторожно качнул "веревку", сгруппировался и очень удачно, даже не стукнувшись ничем, влетел в отверстие трубы и тут же растопырил во все стороны руки и ноги, чтобы не унесло обратно. Чуточку отдышавшись и успокоив сердчишко, вовсю колотившееся по ходу всей этой акции, я пошел вверх по уклону трубы, ощупывая потолок над головой. Наконец вверху оказалась пустота, я вышел точно к такому же колодцу, как тот, через который убегал полчаса назад. Прежде чем начать подниматься по скобам, решил прислушаться. Кое-какой шум долетал, по-видимому, с "тюремного" этажа. Там "джикейщики" что-то бурили - по-моему, готовились рвать стальную дверь. А здесь, поблизости, все было вроде бы тихо... Я поднялся к самой решетке, уперся в нее руками и тихонько, стараясь не брякнуть, приподнял. Осторожненько сдвинул ее в сторону и выполз в коридор. Собственно, я не знал, куда именно вылезаю, так как свет на этом этаже не горел и стояла кромешная тьма. Этот этаж по планировке был совсем не похож на "тюремный". В точности я его схему не запомнил, не думал, что может понадобиться, но все-таки кое-что ухватил. Здесь был не один прямой коридор, а несколько извилистых, зигзагообразных, а кроме того, несколько просторных помещений с перегородками, видимо предназначенных для складов. Вытащив "таурус" из плавок и сняв его с предохранителя, я сделал несколько неуверенных шагов вперед и уперся в стену. Пошел вдоль стены, шаря по ней свободной рукой, - и пришел в угол. Из угла опять двинулся вдоль стены. На сей раз протопал долго, не меньше пяти минут - и опять оказался в углу. Ориентиров не было никаких. Зато было впечатление, что мне отсюда вовек не выбраться. Меня била дрожь от холода, пятки задубели от холодного пола, жрать хотелось, а вымыться - тем более... В общем, держался я только на злости и природной вредности. Очень надеялся отловить какого-нибудь "джикейщика" и влепить ему в лобешник, если успею, конечно. Сверху послышался гулкий топот ног. Как видно, взрыв был подготовлен, и теперь минеры удалялись на безопасное расстояние. Как только топот стих, ухнуло. Пол дрогнул, где-то что-то брякнуло, лязгнуло, по коридору пронесся словно бы порыв сильного ветра, а потом наверху опять протопотали ноги. И тут же раскатилась одна очередь, другая... Грохнул взрывчик поменьше, должно быть, гранатный. Это означало, что милые нашли друг друга: Браун начал выяснять отношения с "G & К". Все эти звуки долетали до меня в сильно приглушенном виде, пройдя по извилистой системе лестниц и коридоров, но интенсивность пальбы впечатляла. Впечатление было такое, что у каждой из сторон в тылу минимум по вагону патронов. Однако колебания воздуха, вызванные стрельбой и гранатными взрывами, стали неплохим маяком для путешествия по неосвещенному подземелью. Продолжая двигаться вдоль стены, так сказать, навстречу ветру, я неизбежно должен был выйти к лестнице. Не знаю, что бы я там стал делать в одних плавках и с одним пистолетом, но, слава Богу, я туда не дошел. Впереди появился свет. Выйдя из-за очередного угла, я обнаружил, что метрах в тридцати-сорока от меня на стене коридора отпечаталось пятно света, идущего откуда-то сбоку. Пришлось замереть и прислушаться. Да, кто-то приглушенно разговаривал, и довольно далеко от меня, потому что слов разобрать я не мог. Босые пятки, хоть и мерзли, но давали возможность идти бесшумно. Я уже понял, что свет идет из невидимой мне боковой двери. А на фоне светового пятна очень четко рисовалась некая темная фигура, в силуэте которой явно угадывалось оружие. Меня этот тип разглядеть не мог, потому что я прятался за углом и видел не человека, а только его тень. Зато я уже хорошо слышал, о чем идет речь. - ...Нет, им некуда деться. Они блокированы, - докладывал кто-то. - Нет, сэр, надо быть осторожнее. Среди них та девчонка. Ее видели. Да, правильно поняли. У нас двое раненых, сэр. Один очень тяжелый, надо срочно эвакуировать. Постараемся... Спасибо, сенатор. Ждем... Как я понял, данные товарищи имели в виду нас и людей Брауна. А сенатором, как мне представилось, мог быть только мистер Дэрк. То ли он раздавал ЦУ из номера в "Каса бланке де Лос-Панчос", то ли из зоны "Зеро". Меня немного заинтересовало, о какой девчонке идет речь. Под эту категорию вполне подходила Лусия Рохас, со скрипом подходила Ленка и вообще не подходила сеньора Эухения. Кому из них "джикейщики" собирались уделить особое внимание, было неясно, а почему - тем более. Впрочем, долго над этим задумываться я не собирался. Надо было выбирать более насущное. То есть либо убираться отсюда побыстрее, пока меня не заметили, либо найти способ разделаться с этими "джикеями", пока они со мной не разделались. Внимательно приглядевшись к световому пятну, на фоне которого, как в теневом театре, двигалась тень часового, я определил, что этот орел вооружен все той же милой сердцу "М-16А2", а кроме того, упакован в бронежилет и шлем с забралом. Наверняка на нем было немало и иного оборудования, но мне показалось, что и этого хватит. Во всяком случае, для того, чтобы выкинуть из головы идею напасть на эту команду. Здесь было минимум двое, а могло быть и больше. Я еще не созрел для эпических подвигов и не собирался отдавать концы ради торжества идей сеньоры Эухении или мистера Брауна. В общем я понял, что надо давать задний ход. Но вмешались гнусные обстоятельства. Прижимаясь к одной стене коридора и внимательно разглядывая световое пятно из-за угла, я как-то не сообразил, что у коридора две стены и что в этой самой второй, противоположной от меня стене может быть дверь, которую я не заметил. Спасло меня только то, что эта дверь открылась не бесшумно, а с металлическим лязгом. А также то, что вышедший оттуда человек с фонарем направил его не прямо на меня, а чуть в сторону. Если бы он высветил меня с ходу, то скорее всего успел бы выстрелить раньше. А так повезло. Я успел обернуться и нажать на спуск. "Таурус" грохнул, как пушка, эхо пошло гулять по коридорам. Палил я навскид, но с расстояния в пару метров промахнуться не сумел. Тот, в кого я попал, взвыл что-то нечленораздельное и, загремев каким-то железом, повалился на пол. Фонарь выпал у него из рук, и в полосе света я увидел, как он, скорчившись, держится за свое небронированное бедро, из которого фонтаном хлещет кровь. Падая, он придавил боком винтовку и силился повернуться, но сделать этого не успел. Шлем с забралом висел у него на поясе и не мог прикрыть стриженой башки, в которую стукнула моя вторая пуля. Тот, что караулил освещенную дверь, поступил вполне правильно: он подбежал к углу и, не высовываясь из-за него, швырнул гранату в мою сторону. Четыре секунды - это очень много, когда спасаешь шкуру. Я услышал характерный щелчок, происходящий после того, как чека выдернута, а рычаг отпущен, и стремглав прыгнул в ту дверь, которую ныне покойный не успел за собой закрыть. Даже успел плюхнуться на пол и отползти немного назад от двери. Бабахнуло, тряхнуло стену, пара осколков с лязгом ударилась в дверь и с мяуканьем улетела в рикошет. Тот мужик, что бросил гранату, опять же, как по инструкции, не давая опомниться вероятному противнику, выскочил из-за угла со своей "М-16А2" и замолотил длинными очередями вдоль коридора, не обращая внимания на дверь. Трассеры промелькнули мимо нее, а я, пользуясь тем, что фонарь убитого светил не на меня, двумя руками навел "таурус" на автоматчика и дважды нажал спуск. Первый раз слишком дернул, и потому пуля стукнула в бронежилет, отлетев от титановой пластинки, прикрывавшей мужское достоинство этого господина, а вот второй маслинкой угодил прямо в коленную чашечку - то, что доктор прописал. Этот взвыл покрепче первого, повалился набок, но винтовку не уронил и саданул-таки по двери, но несколько позже, чем следовало. Поскольку я перекатился от двери в сторону, то сумел даже понаблюдать, как трассеры пропороли воздух точно в том месте, где была моя голова. Патронов было всего ничего. Могло быть пять, а могло быть меньше. Только потом я вспомнил, что во время перестрелки на лестнице стрелял не из своего "тауруса", а из того, что остался от охранника, убитого снайпером. Этот чужой "таурус" я потерял, когда удирал от грядущего взрыва по подсказке РНС, а потом пользовался своим, в котором была полная обойма. Раненый перестал палить. Я услышал щелчок - на сей раз он собирался менять магазин - и понял, что надо успеть. Прыжком вылетел в коридор и гвозданул в упор, угодив точно в промежуток между забралом и бронежилетом - в шею. На какое-то мгновение я поднял глаза и увидел, как на фоне все того же светового пятна появилась еще одна тень - мужик выдергивал чеку из гранаты. Это означало, что в течение нескольких секунд он будет не готов к стрельбе, и давало шанс. Вылетев из-за угла, я выпалил из "тауруса" и отскочил обратно. На сей раз я угодил бойцу в руку, державшую гранату. Струмент выпал, щелкнул отпущенный рычаг, а затем шандарахнуло, провизжали осколки, и все утихло. Даже сверху, где орудовали основные силы "джикейщиков", не долетало ни звука. Прислушавшись, я выдернул из-под самого первого жмурика его винтарь, сунул "таурус" обратно в плавки, и с "М-16А2" на изготовку рискнул заглянуть за угол. Около двери, хорошо мне заметный, лежал тот, что подорвался на своей гранате. Лужа с него натекла здоровенная, и он мало на что годился. На всякий случай держа его на прицеле - в тех двоих, что остались у меня за спиной, уже не сомневался - я подошел к двери. - Мамба, Мамба, Питон вызывает Мамбу! - В комнате бубнила рация. Подобравшись к двери по стеночке, чтоб не шибко светиться, я еще раз прислушался. Заклинатель змей продолжал бубнить, но ему никто не отвечал. Из этого можно было сделать неправильный вывод, будто в комнате никого нет, но я не поверил и был прав. Послышался стон. Там мог быть кто-то раненый, а мог быть и прикольщик, заманивающий под выстрел... Поступил я просто. Поскольку испачкаться я давно уже не боялся, то поднял с пола того гражданина, который угробился на гранате, и прикрылся им, просунув ему под мышку ствол винтовки. Туша была тяжелая, вся искупавшаяся в кровище, особенно со спины, к которой я прижался, но защита получилась довольно надежная. Свою левую руку я просунул под наплечник бронежилета, а ладонью ухватился за плечевой вырез с другой стороны. Противно, но что поделаешь. В комнате мне сопротивления не оказывали. Едва увидев того, кто стонал, я сразу бросил свой "щит" на пол. Это был тот парень, которого Ромеро ранил из "помпы" во время первой попытки пропилить решетку дисковой пилой. "Помпа" только зацепила плечо, а вот пила, упав "джикейщику" на ногу, ровненько отфигачила ему ногу по колено. Как видно, его оттащили сюда, в эту комнату, где посланцы сенатора Дэрка устроили свой штаб и временную базу. Валялась вскрытая полевая аптечка, одноразовые шприцы, обрывки бинтов. Парень был бледный как смерть и, похоже, уже ничего не соображал. Судя по всему, именно он был тем тяжелораненым, о котором его командир, валявшийся сейчас на полу, докладывал сенатору Дэрку. Тут же, в этой комнатке, на столике обнаружилась рация - небольшая "уоки-токи", но, как видно, вполне применимая в подземных условиях. Питон все еще хотел Мамбу, но уже менее интенсивно. "Джикейщики" собирались в поход основательно. У них тут валялось полно всякого инструмента, даже отбойные молотки и перфораторы. Взрывчатки и патронов натащили немало, ящиками. Но лично я больше всего обрадовался пулемету. Это был хорошо знакомый мне еще по армии "ПКС", то есть пулемет Калашникова со складывающимся прикладом. Его, должно быть, взяли как трофей после вчерашней атаки Брауна на зону "Зеро". Пригодился он мне уже пять минут спустя после того, как я его увидел. Я услышал, как наверху, там, где шла осада лестницы, вдруг задолбили мелкие, но многочисленные взрывы. Больше всего это было похоже на работу "АГС-17". Как видно, Браун знал ему цену. Не знаю, кто уж мне подсказал, но только я тут же изготовился, открыв крышку коробки с лентой на 150 патронов и заправив ленту в приемник "ПКСа". Передернул затвор и почуял себя человеком, по-настоящему вооруженным. Выбежав в коридор, я пристроился за бруствером из двух трупов, с которых снял пояса с гранатами, боеприпасами и вообще всем, что на этих поясах висело. "Джикейщики" не просто меняли позицию - они драпали. Я издалека услышал их вопли и ругань: - Патроны! Эти чертовы ослы! Motherfuckers! Теперь мне было ясно, почему стрельба на какое-то время стихла. "Джикейщики" ждали своих снабженцев, которые, естественно, подойти не смогли. А носимый запасец уже был расстрелян. Браун это просек и перешел в контратаку. Правда, по-видимому, бегунов кто-то прикрывал сзади. Те, что бежали впереди, мечтали добраться до патронов, а может быть, до того самого пулемета, который сейчас был у меня в руках. И добрались! Едва первые пятеро вылетели из-за угла метрах в пятидесяти от меня, как угодили под длинную - патронов на двадцать - очередищу... Я выпустил ее единым духом. Недаром Русь-матушка этими патронами с 1908 года пользуется. Запросто провернули и титан, и кевлар, и бронестекла. Эти пятеро так и легли тут, передо мной, а те, кто видел, как их прищучило, шарахнулись назад, за угол. Но оттуда вновь забабахал "АГС", и тридцатимиллиметровые гранатки пошли лопаться и грохать одна за одной. Какой-то ошалелый вылетел - и нарвался на короткую. Он шлепнулся поверх тех пяти, немного подрыгался и затих. В коридоре, откуда пытались выбежать "джикейщики" после того, как прекратилась канонада гранатных разрывов, простучало несколько коротких очередей. Потом послышались осторожные шаги, и неплохо знакомый уже голос Брауна спел по-русски: - Где же вы теперь, друзья-однополчане, боевые спутники мои? Хрен его знает, когда он ее выучил? Или, может быть, он эту песню, как и я, с детства знал? - Здесь, компаньеро, - ответил я, но покамест не вставая в рост. - У тебя тут нет посторонних? - спросил Дик. - Нет, только я. Заходи, генацвале, гостем будешь... Они вышли, один за одним, вдесятером. Браун, Андрюха, охранник Рауль, оба немца, еще какие-то, а последним - небольшого роста человек с измазанной камуфляжной краской мордой. Он держал в руках снайперский "винторез". Я встал и подошел к брауновцам. - Ну, ты орел! - поглядев на меня, сказал Браун. - Опять в дерьме купался? - Служба такая... - вздохнул я. - Надо тебя отмыть где-нибудь, - сказал Андрюха. - И одеть во что-нибудь. А то перед женщиной неудобно... - Да где ты тут женщин видишь? - хмыкнул я. Как назло, именно в это время из моих плавок по какой-то причине вывалился "таурус", слава Богу поставленный на предохранитель и потому никого не убивший. Может быть, именно поэтому вся публика гнусно заржала, а пуще всех снайпер с "винторезом". Все почему-то стали на него поглядывать, а кто-то даже посветил фонарем. Нет, я бы не узнал, если б не подсказка "РНС". Ни в жисть не узнал бы! Но тем не менее черт знает откуда явившийся внутренний голос не оставил никаких сомнений. Это была Таня Кармелюк, Кармела О'Брайен, Вик Мэллори... или все три в одном лице. ПРОРЫВ Сказать, что это меня ошарашило, - значит не сказать ничего. Нет еще в русском языке глагола, способного выразить, в какой степени меня удивило появление этой загадочной дамы. Я-то был уверен, что Чудо-юдо ее никуда не отпустит... Впрочем, если предположить, будто полет в Нижнелыжье не был искусственной реальностью, а происходил на самом деле, тогда удивляться нечего. Ведь тогда Сорокин и его ультракоммунисты должны были в натуре захватить контейнер, где мы перевозили усыпленную Кармелу. Но выяснять все это сейчас я, конечно, не стал. Даже показывать, что узнал Таню, - и то не стал. Мне это показалось небезопасным. Она-то наверняка меня узнала, может быть, еще вчера, когда меня привели к Брауну на командный пункт. А отношения у нас с ней самые непростые. Как-никак она перестреляла всех ребят Джека и его самого включительно. А я у нее Толяна завалил, о чем сейчас очень сожалею... Да еще и Андрюха тут, кстати. Если Танечка сама мне мозги не вышибет, то Чижов мне своего корешка-"афганца" вовсе не простит. Что там говорить, в веселую компашку меня занесло. А ребята все еще ржали - снимали нервный стресс опосля пальбы. То, что их было маловато по сравнению с прежним числом, заставляло догадываться: им досталось. - Все, - сказал Браун, обрывая смех. - Пора делом заняться. Здесь нам делать нечего, надо возвращаться на "Лопес-23", пока есть время. По прямой трассе не пройдем. Оттуда уже идет вагончик. За хозяйкой пошел кто-нибудь? - А ты приказывал? - огрызнулся Андрюха. - Бардак! - гавкнул Браун по-русски. - Коля, Рауль, сбегайте, не в службу, а в дружбу! Рауль, конечно, ни черта не понял, но я, срочно сняв с какого-то мертвяка достаточно чистые штаны и нацепив его же ботинки - в самый раз оказались! - побежал наверх. Рауль последовал за мной. В коридорах и на лестницах можно было снимать фильмы ужасов. На "джикейщиков", попавших под АГС и перекромсанных осколками, смятых динамическими ударами, любоваться не стоило, особенно при свете. Впрочем, обугленный Ромеро и его помощник, оставшийся для меня неизвестным, тоже впечатляли. На тюремном этаже обнаружились четверо недостающих брауновцев, а выше на лестнице с рассроченными дверьми и решетками - еще восемь человек. Перебравшись через все трупы и отшвыривая из-под ног многочисленные гильзы, мы с Раулем оказались на том горизонте, где оставались дамы, адвокат Ховельянос и Сесар Мендес. Здесь же обнаружилась и еще пара ребят Брауна, на сей раз в живом виде. Они нас взяли было на прицел, но потом опознали и пропустили. - Живо! Собираемся и уходим! - выпалил я, вбегая на "центральный" пост. - Волчара! - взвыла Ленка, собираясь повиснуть у меня на шее, но вонища, которая от меня исходила, остановила ее, и очень кстати. - Быстрее, быстрее! - поторапливал я. - А то влипнем все... Провести трех дам через поле битвы было делом очень непростым. Несколько раз у Лусии и Эухении просматривались позывы к рвоте, а Ленка подозрительно икала, зажимала нос и хваталась за меня обеими руками. К тому же каждая из дам пару раз споткнулась о мертвецов, испустив при этом сумасшедший визг, а сеньора Дорадо, кроме того, едва не шлепнулась в лужу крови, поскользнувшись на стреляных гильзах. Впрочем, что говорить о бабах, когда некоторые мужики, то есть Мендес с Ховельяносом, тоже чувствовали себя неважно. Адвокат, правда, держался получше, но лишь потому, что из-за близорукости и потери очков не видел многих неаппетитных деталей. Тем не менее мы все-таки сумели стащить их на нижний уровень, где ребята Брауна грузили в вагончик все, что могло пригодиться. Последний остававшийся живым "джикейщик", то есть тот парень, которому отпилило ногу, лежал уже совсем спокойно. Похоже, что Браун напоследок дал ему чего-то обезболивающего и даже кое о чем поспрашивал. - Куда вы хотите нас везти? - спросила Эухения, чуть-чуть придя в себя после пробега по лестницам и коридорам. - Подальше от смерти, - саркастически ответил Браун. - Могу и не брать. Сидите здесь, ждите, пока придут люди Дэрка и свернут вам шею. То, что они рано или поздно об этом позаботятся, вам должно быть ясно. - А вы? Вы-то не свернете нам шею? - спросила Лусия. - Пока я это не планирую, хотя иной раз и хотелось бы. А то вы много глупых вопросов задаете. Пожалуй, и я на месте Брауна ответил бы так же. Лучше всех вела себя Елена. Она подобрала с пола бесхозный "М-16А2", очень сноровисто и, никого не застрелив, разобралась в его устройстве, раздобыла штук пять снаряженных магазинов и, судя по всему, всерьез готовилась к бою. - Ты вообще-то стреляла? - спросил я, с чувством глубокого удовлетворения отметив, что Хрюшка поставила винтарь на предохранитель и не прошьет кого-нибудь раньше времени. - А как же! - гордо заявила Премудрая. - Я в "Орленке" участвовала. Как тут не похвалить партию и правительство за заботу о военно-патриотическом воспитании молодежи! Хавронья явно преодолела страх, напавший на нее после путешествия по лестницам и коридорам, и даже сняла с помершего "джикейщика" - того, что лежал в комнате, - бронежилет и штурмовой пояс с прибамбасами. Я тоже упаковался в чью-то курточку почище и надел броник. Все надежнее, чем с голым пузом. Пока мы снаряжались, ребята Брауна уже загрузили вагончик и запихали в него Эухению, Лусию, адвоката и Сесара Мендеса. Когда мы с Ленкой выбежали на подземный перрон, наверху оставался только сам Браун. Он явился, держа в руках пульт, и показал его Эухении. - Настоящий? - спросил он. Супергадалка повертела прибор с видом эксперта и сказала: - Да. Вот здесь, на торце, стоит номер: 732. Именно эти номера отличают настоящие пульты от самоделок. - Везите нас в таком случае. - Трасса занята, - сказала Эухения, нажав несколько цифр и вызвав мигание красной лампочки на пульте. - Вы же знали это? - Проверял, - сознался Браун, забирая пульт. - Да, от зоны "Зеро" идет встречный вагон. Если бы вы погнали нас вперед - тут есть такая кнопка "ignor.", - то есть "игнорировать", то наши отношения резко осложнились бы. И он набрал совсем другой код. Под полом заработали электродвигатели, вагончик набрал ход и помчался по туннелю, отделанному мозаичными панно. Они мне запомнились еще с первого пребывания на Хайди, когда брат-близнец диктатора Лопеса Паскуаль прокатил нас на таком вагончике от кукурузного поля до асиенды "Лопес-23". Не знаю, как уж так получилось, но в вагончике я оказался между Ленкой и Кармелой. Хрюшка, кажется, до сих пор не узнала нашу недавнюю пленницу, а я не спешил открывать ей глаза. В вагоне было полутемно, свет шел только от светильников в туннеле, но их было немного, и они мелькали за окнами, как серебристые полоски. Таня смотрела в окно, держа свой "винторез" между коленок, и старалась не поворачивать ко мне голову. Я тоже отвернулся к Хрюшке и делал вид, что никаких знакомств с товарищем снайпером в прошлом не имел. - Дух от тебя, как от бомжа! - квалифицировала Ленка. - Господи! А утром такой чистенький был! Я тоже припомнил, каким симпатичным было утреннее пробуждение, и сразу же ощутил, как чешутся и саднят все вчерашние ссадины, прежде продезинфицированные и покрытые аэрозольной бактерицидной пленкой. Эдак можно и какие-нибудь заразы подцепить, если эта пленка полопалась... Вплоть до сепсиса. Между тем Браун пока не вмешивался в управление вагончиком. Он считал пикеты и километровые столбы, поглядывая на маленький экранчик пульта, где с помощью полужидких кристаллов, как в карманной электронной игре, обозначалась трасса 23-28. Сама трасса обозначалась светлой полоской, путь, пройденный вагончиком, - темным, встречный вагон, идущий от точки "О" - зоны "Зеро", обозначался мигающей точкой. На схеме были обозначены два отростка-тупика, к одному из которых мы уже приближались. Браун проделал несколько манипуляций с пультом - разглядеть их я не сподобился, - и вагончик, заметно сбросив скорость, въехал на стрелку, а затем, освободив главный путь, вкатился в тупиковый туннель. Здесь он остановился - дожидаться, пока пройдет встречный. Впрочем, не только дожидаться. - Давайте! - приказал Браун двум парням, сидевшим у какого-то подозрительного ящика. Что давать, он не объяснял. Как видно, ребята уже загодя получили инструкции. Эти двое, схватив ящик, бегом побежали обратно, к главному пути. Я прикинул: Браун послал своих молодцов заминировать рельсы. Скорее всего где-нибудь метрах в пятидесяти за стрелкой, ближе к "Лопес-28", чтобы, взорвав вагон с "джикейщиками", иметь возможность вернуться на главный путь. Так я думал, но ошибался. Когда минеры, провозившись минут двадцать, вбежали в тупик, вагон из зоны "Зеро" был уже совсем близко. По крайней мере на схеме точка мигала всего в трех миллиметрах от поворота в тупик. Минеры еще бежали к нашему вагончику, когда "джикейщики" промчались по главному пути. Их вагон, промелькнув на несколько секунд в световом полукруге портала тупикового туннеля, проскочил дальше, и спустя несколько секунд тяжкий удар подземного взрыва тряханул и наш вагончик, и рельсы, и весь тупик. Минеров сшибло наземь, но через полминуты они вскочили и добежали до вагона. Но этого я не увидел. Дело в том, что внимание мое привлекло иное событие, явившееся последствием взрыва. Пульт в руках Брауна тревожно запищал и заговорил противным, немного механическим, но все-таки человечьим голосом: - Авария! Авария! Авария! Наберите код AZ-7401! Наберите код AZ-7401! Когда же Браун набрал указанную комбинацию, произошло небольшое чудо. Казавшаяся совершенно непроницаемой бетонная стена, в которую упирался тупиковый туннель, с гулом и скрежетом стала подниматься вверх. Через минуту, не больше, проем открылся полностью, и оказалось, что за стеной скрывался точно такой же путь. То есть тупик, как выяснилось, был вовсе не тупиком, а при нужде превращался в объезд. Вагон двинулся дальше. Теперь на пульте была обозначена трасса 22-27, которая тоже проходила через зону "Зеро". - Они нас видят? - спросил я у Брауна. - Пока видят, - ответил он спокойно как раз в тот момент, когда вагончик выкатывал на трассу 22-27. - А через минуту видеть не будут. Кармела! Танечка встала со своего места, держа под мышкой свой любимый "винторез", и неторопливо подошла к переднему окну вагона. Покрутив ручку, она чуть-чуть опустила стекло и выставила толстый ствол-глушитель наружу, приложила налобник с окуляром к глазу. - Вон тот желтый кабель на потолке! - дал ЦУ Браун. Не знаю, я лично никакого кабеля не видел, но Танечка, чуть кивнув, стала выцеливать... Чпок! Выстрела как такового за шумом колес мы и не расслышали. Ничего особенного не произошло, Кармела уселась на место, но на пульте у Брауна опять замигала лампочка и тревожно запищал зуммер, а потом все тот же противный голос сообщил: - Потеря связи с центром. Управление автономно! - То, что надо, - похвалил Браун. - С меня пузырь. - Я не пью, - холодно ответила сеньорита Кармелюк. - Погоди-ка! - встрепенулась Ленка, которая услышала, как Браун назвал Таню Кармелой, и с некоторым опозданием вспомнила, что слышит это имя не в первый раз. - Откуда она здесь? - От верблюда... - вежливо ответила скрипачка. - Сиди, пока сидишь. Вам, господа Бариновы, я еще амнистии не давала. Особенно милому Димочке... - Стоп! - попросту рявкнул Браун. - Разборки отставить! Всем заткнуться и молчать. Ленка посмотрела на Татьяну исподлобья, та на нее - как на пустое место, но вслух ничего не сказала. Я тем более промолчал. У Кармелы за ремнем была "дрель", а мне хорошо помнилось, как она, не меняясь в лице, сверлит из нее дырки в черепах. Да и вообще я устал. Вагон куда-то катил, колеса стучали, меня в сон клонило... ДУРАЦКИЙ СОН ДЛЯ ДИМЫ И ТАНИ Никакого переходного периода от естественной реальности к искусственной я лично не заметил. Был просто какой-то мгновенный щелчок, словно бы кто-то нажал на кнопку, переключающую каналы на пульте дистанционного управления телевизором. Где-то на энском уровне подсознания я отметил воздействие РНС, именно она сыграла роль пульта ДУ. Сразу после щелчка исчез стук колес, исчезло ощущение вагона, несмотря на то, что до щелчка я, даже прикрыв глаза веками, все-таки сознавал, где нахожусь. Вместо стука колес, перешептывания, кашля, всяких шорохов и скрипов, сопровождающих пребывание двух десятков людей в едущем по рельсам транспортном средстве, я услышал... скрипку. А когда "открыл глаза", то есть когда появилась картинка, увидел некое помещение, чем-то похожее на церковь, переделанную в концертный зал, но без стульев и без публики. Посередине зала стояла Таня, одетая в белую блузку с камеей и длиннющую черную юбку. Что она исполняла на скрипке - не знаю. Музыкальная культура у меня даже в искусственной реальности оставалась на нуле. Самого себя я видел вполне отчетливо. Никакой грязи, никакого камуфляжа. Чистенький, свеженький, даже наодеколоненный, в нормально пошитом "референтском" костюмчике. Сидел в кресле и слушал музыку. Как будто что понимал. Закончив играть, Кармела поклонилась так, будто бы была по меньшей мере Лианой Исакадзе. Я встал и сделал несколько барственных хлопков. А затем сел обратно в кресло, рядом с которым вдруг появилось второе, куда определилась госпожа Кармелюк. Что должно было обозначать "концертное" начало, я так и не понял. Может быть, те товарищи, которые управляли всем этим процессом, хотели сразу же показать нам всю искусственность ситуации, а может быть, имели в виду что-то еще. В конце концов, это оказалось не суть важно. Намного важнее было то, что мы узнали друг о друге в ходе диалога. Неизвестно, каким образом в моих руках оказались те две фотографии, которые мне показала Эухения Дорадо. Те самые, на которых была изображена одна и та же девушка, но под разными именами. Я показал эти фото оригиналу, с которого они были сделаны, и спросил: - Кто ты? Как твое настоящее имя? - То есть ты хочешь узнать, какое из имен настоящее? - уточнила Таня. Татьяна, Кармела или Виктория? Я отвечу, если ты ответишь мне, кто ты? Точнее, кем ты себя считаешь? - Если честно, то я считаю себя Коротковым Николаем Ивановичем. Я двадцать лет из тридцати с этим именем прожил. Последние десять лет более или менее привык к тому, что я Баринов Дмитрий Сергеевич. А был еще Ричардом Стенли Брауном, Анхелем Родригесом... Анхелем Рамосом тоже был. - Раз ты не соврал, то и я врать не буду. Я- Кармелюк Татьяна Артемьевна. То есть я себя считаю ею. Но ведь по крови ты - Баринов, верно? - По-моему, так. - Вот именно. Но считаешь себя Коротковым. То есть личность Короткова твое доминантное "я". Тебе сказали, что ты Баринов, а ты до сих пор внутренне в это не поверил, хотя достаточно поставить тебя рядом с отцом, чтобы убедиться. Тебя на целый год превратили в Брауна, ты им себя осознавал, но что-то отключилось, и твое доминантное "я" вновь возобладало. - Ну, это я и без тебя знаю. А ты-то кто по крови? - По крови я - Виктория Мэллори. Или просто Вик. Идиотка от рождения... - Не похожа... - усомнился я, поглядев на фотокарточку с надписью на обороте: "With best wishes for Malvin. Victoria M.", означавшей: "С наилучшими пожеланиями для Мэлвина. Виктория М." - Ты хотел сказать, что я на этой фотографии не похожа на идиотку? Верно. Потому что, когда была сделана эта надпись, от бедной дурочки осталось только ее тело, в которое вселили другую женщину, а потом еще одну. - То есть Кармелу и Таню? - Да. - А зачем? - Только не говори, что ты ничего не знаешь о фонде О'Брайенов, ладно? - Вообще-то я знаю, но очень мало. Фактически сомневаюсь даже в том, что он есть на самом деле, а не придуман журналистами. - Можешь не сомневаться. Он есть. Именно поэтому была разыграна "Атлантическая премьера", которая при твоем участии столь блистательно провалилась. Она стоила жизни Педро Лопесу, Хорхе дель Браво, Джонатану Хорсфилду, Грэгу Чалмерсу, Джону Брайту... И еще многим сотням людей. Но Тимоти О'Брайен не отдал свой фонд в чужие руки. Даже мистеру Дэрку, который после смерти Грэга Чалмерса фактически возглавил "G & К", точнее ту криминальную империю, которая скрывается за фасадом скромной компании по производству прохладительных напитков. - Он что, хранил все ценности на Хайди? - Я прикинулся несведущим. Просто, чтобы проверить, не врет ли Кармела. - Нет. Он хранил здесь, в зоне "Зеро", относительно небольшой сейф, в котором вся информация об анонимных счетах, открытых в швейцарских и иных банках, шифры, коды и пароли, обеспечивающие доступ к этим деньгам. Точной цифры я не знаю, но это многие миллиарды долларов. Этот сейф снабжен сложной системой защиты, многослойной и не допускающей несанкционированного вскрытия. Подойти к сейфу можно только так, как предусмотрел Тимоти. Нарушения этого порядка на первых этапах подхода грозят смертью нарушителю. На последнем этапе тот, кто попытается взломать сейф, не получит ничего. Все содержимое сейфа будет мгновенно сожжено. И миллиарды не достанутся никому. - Значит, тот, кто хочет унаследовать фонд, должен знать этот порядок? - Конечно. Этот порядок знают только два человека на земле. Тут я не утерпел и показал осведомленность: - Ты и Бетти Мэллори? - Я и Элизабет Мэллори. Мать моей биологической основы... - Очень замысловато... - Точнее не скажешь. Бетти родила тело, в котором находятся "я" Кармелы О'Брайен и Тани Кармелюк. Девочки Вик Мэллори, как личности, нет уже давно. Когда Вик было четыре года, стало ясно, что она не просто умственно отсталая, а идиотка. Мать отдала ее в закрытый приют, скрывая все это от своего деда Тимоти. Единственный, кто знал о том, куда отправилась Вик, был ее дядюшка Грэг Чалмерс. Он-то и нашел этот приютик для несчастной внучатой племянницы. Бетти стала штатным пером Чалмерса. Она устраивала скандалы, выворачивала чужое грязное белье, иногда тиражировала клевету, от которой никто не мог отмыться. А Грэг Чалмерс врал ей, будто дочку лечат, и она вот-вот поправится... - А на самом деле? - На самом деле бедная дурочка угодила в заведение мистера Джона Брайта, которого ты знаешь не хуже меня. Вот там к ней в голову и вселили Кармелу О'Брайен... - Кто она была, эта Кармела? - Она не была, она есть, она здесь. - Таня постучала пальцем по своей голове. - Хотя тело ее кремировано, а прах развеян неизвестно где. Это страшная женщина. Сейчас ее "я" во мне подавлено, но она никуда не ушла. Дурочке Вик еще не было двадцати, когда Брайт поставил свой эксперимент. А Кармеле О'Брайен, сводной сестре Бетти Мэллори, в то время было за тридцать... - Не понял, - изумился я. - Мне всю генеалогию этого семейства объяснили. Что-то я не припомню Кармелы. Сводной сестрой Грэга была Полин, которую в 1950 году посадили в дурдом. В это время Бетти было четыре года, верно? - Верно. - Отец Бетти погиб в Корее, в том же 1950-м. Так? - Так. - Откуда же эта Кармела взялась? - Ты полагаешь, что свихнувшаяся от горя женщина не может родить относительно здоровую девочку? - Полин родила в психбольнице, ты это имеешь в виду? - Да. Но самое удивительное, что в этой клинике тогда проходил практику студент Джон Брайт. Ему было двадцать два года. - Так он что, был отцом Кармелы? - Не исключено. Кармела родилась вполне нормальной и была помещена в приют. Это была не лучшая школа... Я все это помню. - Ты уж только мне, детдомовскому, это не объясняй... - Я... То есть она оттуда убежала в шестнадцатилетнем возрасте. Тусовалась в какой-то уличной команде, воровала, дралась, пила, курила марихуану и прочее... Наконец попалась и села в тюрьму. Поскольку ее обвиняли в убийстве, решила симулировать сумасшествие. Тут снова появился Джон Брайт, который, будучи экспертом, признал ее невменяемой и добился помещения Кармелы в свою клинику. Он уже обзавелся таковой и числился восходящим светилом. - Он знал, что имеет дело со своей дочерью? - Думаю, что знал, но никогда об этом не говорил. У него были свои научные планы, и не только научные. Десять лет он испытывал на Кармеле различные препараты, которые позволяли управлять психикой, сознанием, координацией движений, реакцией, памятью. Он проводил на ней первые опыты по передаче информации через третью сигнальную систему. Брайту удалось получить неплохие результаты в сверхускоренном обучении. Например, в изучении языков, музыки, живописи, восточных единоборств... - Разносторонняя подготовочка, ничего не скажешь! - подивился я. - И стрельбе тоже обучал? - Да, - ответила Таня. - Но он не учел того, что от всех этих экспериментов материальная основа стала портиться. То, что форсировало деятельность мозга на одних направлениях, вредно сказывалось на других. Например, на тех, которые отвечали за обмен веществ в организме, управляли работой сердца, печени, почек. В общем он угробил эту самую Кармелу... - Но сохранил запись ее памяти? - догадался я. - Как у Дика Брауна? - Сохранил не он. Брайт не умел этого делать. Это сделал вот этот. - И неведомо откуда Таня достала фотографию, на которой я увидел знакомое лицо. - Сорокин... - пробормотал я. - "Главный камуфляжник"... Так он существует? - Тогда его звали Умберто Сарториус. Он тесно сотрудничал с клиникой Брайта, хотя располагал своим собственным исследовательским центром. Именно он сумел связать Брайта с Рейнольда Мендесом и Хайме Рохасом... Внезапно где-то "за кадром", но в то же время у меня в мозгу словно бы воспроизвелся кусок магнитофонной записи. Я услышал голос "Главного камуфляжника", отрывок из его "лекции", которую он прочитал нам с Брауном, сидевшим в одной черепушке, одиннадцать лет тому назад: "Наиболее влиятельные люди - это те, кто умеет выстраивать цепочки, плести паутину, окружать себя тысячей связей, ведущих в самые низы и самые верхи. Они всегда в тени, их никогда не найти, не привлечь к суду, до них не дотянутся никакие КГБ или ФБР. Их как бы нет, но они есть, и почти все, что вершится на Земле, - следствие их работы..." - А с Барановым Сергеем Сергеевичем, - спросил я, - они не были связаны? Картинка тут же поплыла, свилась в золотистую спираль, а спираль, бешено закрутившись, унеслась в черноту, исчезнув в какой-то точке. НА РУИНАХ "ЛОПЕС-23" Очнулся я от этого дурацкого сна по самой обычной причине. Ленка трясла меня за плечо: - Волчара! Вставай, сукин сын! Приехали! Вагончик стоял, бойцы Брауна выгружали на перрон барахло. Андрюха Чижов постучал пальцем по Таниной каске: - Станция Березайка! Кому надо - вылезай-ка! Мир был реальный - это я как-то сразу усек. Зевнув, я поперся к выходу следом за Ленкой, а за нами вышли из вагона Таня и Андрюха. У меня в голове был один вопрос: видела ли Кармела то же, что и я, или это был мой персональный сон? Любопытно, что в точности полученной во сне информации у меня ни малейших сомнений не было. Взгляд, который я украдкой бросил на Таню, ничего не прояснил. Она была совершенно не такая, какой явилась в сновидении. Мрачное, с полосками камуфляжной краски лицо ничего не выражало. О чем она думала, понять сложно. Может быть, о том, когда же ей разрешат меня пристрелить. Долго рассматривать Кармелу было рискованно. Она могла окрыситься, ляпнуть что-нибудь типа: "Чего уставился?" - и осложнить мои отношения с Хрюшкой, которой присутствие снайпера-скрипачки и без этого сильно не нравилось. Некоторые опасения вызывал и Андрюха Чижов. Он, судя по некоторым признакам, был с Татьяной в неплохих отношениях, а узнать о моей роли в смерти Толяна мог в любую минуту. В этой компании самым надежным человеком казался Браун, но и от него можно было ждать любых приколов. С перрона мы поднялись по той самой лестнице, на которой некогда существовала лазерная завеса. Тогда она здорово впечатляла. До сих пор помню, как дон Паскуаль Лопес спалил в демонстрационных целях свое сомбреро. Но теперь лазеры не работали, и мы спокойно миновали десять мраморных ступенек, а затем прошли арку. При Лопесе арка была закрыта броневым щитом, но сейчас этот щит лежал на полу. Он был выбит ударной волной чудовищного взрыва, который уничтожил всю асиенду "Лопес-23". Само собой, что и арка, и лифтовая шахта, располагавшаяся за аркой, сильно пострадали. Сверху рухнули тонны обломков самого разного размера - от пылинок до глыб величиной с танк. По сути, шахта была завалена ими снизу доверху, но люди Брауна сумели найти относительно безопасный путь, по которому можно было выбраться наверх. Путь этот пролегал между навалившимися друг на друга глыбищами и требовал немалых усилий. Правда, сейчас мы поднимались наверх по веревке, которую брауновцы протянули еще тогда, когда собирались нападать на зону "Зеро", а может, и раньше. Честно скажу, что у меня все время екало сердце, когда я сознавал, что лезу не через пещеру, пробитую в каменном монолите, а сквозь промежутки между огромными камнями, которые ничем не скреплены и держатся только за счет опоры друг на друга. Откуда-то сверху по этим глыбам текли струйки воды, которая, как известно, камень точит, на многих глыбах были заметны солидные трещины. Кроме того, в промежутках между некоторыми камнями виднелись какие-то стальные балки, обломки мебели, посуды, механизмов, а в одном месте обнаружился даже скелет, на котором сохранились обрывки пятнистой ткани. Именно в такую форму были одеты хайдийские коммандос, которые атаковали нас в подземных этажах асиенды. Поскольку в чудом уцелевшем черепе скелета была очень ровная круглая дыра калибра 7,62, то этого бывшего человека взрыв асиенды Китайцем Чарли уже не побеспокоил. Очень могло быть, что успокоение данному гражданину даровала моя пуля, потому что именно я отбивался от коммандос, нападавших со стороны лифтовой шахты. Приятно сознавать, что доставил кому-то облегчение. Ленка пыхтела, но лезла, хотя изредка приходилось подпихивать ее вперед. Эухению и Лусию вели где-то впереди нас, и, как они добрались до верха, я не видел. В некоторые дыры протискиваться было довольно сложно, но никто не застрял. Пару раз ноги соскальзывали в щели между глыбами, однако как-то обошлось без вывихов и переломов. Два-три раза слышался треск, отваливались какие-то небольшие каменюки, но ни на кого, слава Богу, не упали. Чем выше мы поднимались, тем больше попадалось обломков искусственного происхождения. Становилось заметно светлее, мы выходили на свежий воздух, от этого и сил прибывало, и настроение улучшалось. Наконец мы окончательно выползли на свет Божий посреди каких-то густых зарослей, вымахавших на дне довольно большого кратера, возникшего после того, как наземные сооружения асиенды провалились в подземелья. За прошедшее десятилетие на руинах нарос небольшой слой почвы, корни деревьев порядком раскрошили железобетонные обломки здания, а трава и кусты окончательно замаскировали искусственное происхождение кратера. Геолог, поглядев на это чудо природы, принял бы его за карстовую воронку. Когда мы выбрались, Браун, ничего не приказывая, первым подал пример и уселся на камень. Все примостились где кто смог и примерно полчаса отдыхали. Почти все сидели молча - переваривали произошедшие события. Лишь некоторые перебросились парой негромких фраз. Я наконец сумел разглядеть, сколько же нас всего выбралось. А выбралось нас не так уж и много. Я, Ленка, Эухения, Лусия, адвокат Ховельянос, Сесар Мендес и охранник Рауль семь человек да плюс двенадцать человек Брауна, включая его самого. Я попытался представить себе, что сейчас думает Браун, и что он намерен делать дальше. Ясно, что он скорее всего отведет нас на свою базу, где, как говорится, возьмет под строгий контроль, то есть где-нибудь запрет. Сопротивляться? Вскочить прямо сейчас, с "ПКС" в руках и болтануть по его команде одну длинную? Рискованно. Положить сразу двенадцать человек, которые к тому же сидят не кучей, а распределившись между "нашими", очень сложно. Достаточно будет, если у одного окажется хорошая реакция. Но даже если удастся, то при этом придется уложить и Таню. А она, если верить дурацкому сну, - ключевой элемент, без которого фонд О'Брайенов становится недостижимым. Чудо-юдо за это не похвалит. А это значит, что моя скромная персона может быть уволена, как выражался покойный Джек, "без выходного отверстия". Не хотелось бы! С другой стороны, прямой опасности для жизни от Брауна пока не просматривалось. Эухения - это запасы травки "зомби", Сесар - секрет его производства. Лусия с Ленкой - ключ для расшифровки кодов в голове Сесара. Я - владелец хайдийской недвижимости, которая, как и московская, "всегда в цене". Ховельянос - человек, который хорошо знает всю ситуацию с этой самой "Rodriguez AnSo inc." и ее филиалом "ANSO Limited". Разве что охранник Рауль особой ценности не представляет. Если Браун охотится за фондом О'Брайенов и "Зомби-7", то по крайней мере с четырьмя из семи он должен обращаться, как с хрусталем. К сожалению, я в эту четверку не вхожу, но являюсь мужем Хрюшки. А Хавронья просто из свинских побуждений будет требовать гарантий для меня. В любом случае предстоят переговоры. Сложные, опять-таки по известному принципу "Блэк-Джека": недобор - плохо и перебор - плохо. Под недобором надо понимать ситуацию, когда мы слишком быстро на все согласимся, выложим все, что за душой, и Брауну покажемся ненужными. Под перебором подразумевалось, что, оказавшись слишком неуступчивыми и напугав Брауна всякими страстями и сложностями, мы заставим его плюнуть на все заманчивые кусочки, после чего он просто-напросто шлепнет нас и умотает с острова, решив, что синица в руках лучше журавля в небе. Между тем Браун посмотрел на часы и сказал только одно слово: - Пошли! За ним потянулись все: и его бойцы, и мы. Меня всегда удивляла способность некоторых людей сразу, без какой-либо специальной подготовки или официального мандата, подчинять своей воле других. Ни сам он, ни кто-либо из его людей не говорил: "Всем слушаться Брауна, иначе крышка!" Но даже если бы у кого-то и появились сомнения в том, что Браун берет на себя команду над всеми, то этот кто-то (например, Эухения) этих сомнений не высказал бы. Вперед Браун послал двоих, которые перебрались через вал воронки, минут десять где-то пошуровали, оценили обстановку, а затем трижды свистнули в охотничий манок, издавший крики какой-то птицы. После этого вперед отправились и остальные. Тропу было едва видно, тем более что солнце уже скатывалось к закату, и верхний край кратера отбрасывал на нас тень, поэтому мы шли след в след друг за другом, доверившись тому, кто эту тропу знал и протаптывал. Перевалив за гребень воронки, спустились по заросшему все теми же кустами склону холма к маисовому полю. Судя по всему, это было то же самое Поле, на котором я когда-то искал вход в подземелья "Лопес-23". Только теперь мы оказались на другом краю, там, где располагались какие-то хозяйственные постройки. После пяти минут движения ускоренным шагом вдоль края кукурузных зарослей мы очутились на задах свинофермы, обнесенной бетонным забором с колючей проволокой, обогнули ее и оказались на машинном дворе, где нас уже дожидались два разведчика, шедших впереди. Кроме них, нас встречали еще трое людей, одетых в штатское и напоминавших по внешнему виду тружеников хайдийского села. - Все нормально, мистер Браун? - спросил один из них по-английски, искоса поглядев на меня, будто знал, что я тоже в какой-то степени Браун. Однако вопрос он задавал все-таки Дику. - Почти, - ответил командир, - если не считать того, что нас осталось меньше половины, и того, что в нижние этажи "Зеро" хода нет. - Ладно, об этом после... - нахмурился асиендеро, пыхнув самокруткой сигариной из-под шляпы, сильно затенявшей его лицо. Впечатление создавалось такое, что мистер Браун на здешней ферме не самый главный, а подотчетен руководителю данного сельхозпредприятия. Нечто вроде бригадира, а то и звеньевого. "Ладно, - скажет "председатель", - поработал ты, товарищ Браун, скажем прямо, хреново. Но есть возможность исправиться. Завтра в пять утра выйдешь на кукурузу..." Но, как выяснилось, мужичок, которому Браун сделал краткий доклад о результатах рейда, несмотря на внешне начальственный вид "крепкого хозяина", тоже не был самым главным. Самым главным оказался другой, одетый попроще и походивший на механизатора широкого профиля, естественно, применительно к местным условиям. Сей "трабахо агрикультураль" в бейсболке и сером комбинезоне с масляными пятнами, явно кого-то мне напоминал. Мозги прокручивались со скрипом, не слишком быстро, но все-таки подбираясь к опознанию. Между тем сельхозпролетарий четким, командным голосом отдал распоряжение: - Мыться, ужинать, отдыхать! Гостей разместить отдельно. Антон, работай! Когда эта фраза, хоть и прозвучавшая вполголоса, но зато по-русски, дошла до моего сознания, я узнал и говорившего, и асиендеро, и третьего, самого молодого, тоже одетого по-рабочему, того, которого назвали Антоном. А мог бы, наверное, догадаться и пораньше, если бы чуть-чуть пораскинул мозгами как следует. Хотя просто-напросто я не ожидал увидеть здесь тех, кого месяц назад в Москве видел одетыми в серые костюмы партийного образца. Механизатор был, кроме того, ужасно похож на человека в вязаной маске-подшлемнике, который появился в искусственной реальности, когда Чудо-юдо отправлял меня в Нижнелыжье. И голос был такой же... Сергей Сорокин, председатель некой ультралевой коммунистической группы "Смерть буржуазии!", он же, как утверждала в "дурацком сне" Таня, Умберто Сарториус, он же, как мне представлялось, "Главный камуфляжник". Стоило кое над чем задуматься, но сейчас к особо серьезным размышлениям я был не готов. Вроде бы и поспал в вагоне, но ведь не выспался же... К тому же, кроме лечебной пищи из зелени и моллюсков, которой меня утром накормила Эухения, я ничего не ел. Прибавьте к этому похождения в дренажных трубах и шахтах, несколько очередных встрясок от взрывов, которые испытали мои мозги. Тут уж не до обобщений и выводов. Асиендеро - его я помнил как товарища Георгия Стержнева - куда-то удалился, видимо, руководить сельским хозяйством. Сорокин отошел в сторону с Брауном, а за главного остался Антон Веселов. Именно такую фамилию я помнил со времен пресс-конференции. Антон увел нас с машинного двора к бараку для сезонников - довольно легкой постройке из тростниковых матов, обмазанных глиной, немного оштукатуренных и побеленных. Справа под навесом было что-то вроде пищеблока на полсотни посадочных мест, а слева - какое-то бетонное заведение, оказавшееся душевой. Товарищ Веселов достаточно бойко распоряжался по-испански, по-английски, а в необходимых случаях - по-русски. Две толстенькие, мрачновато молчаливые мулатки среднего возраста, нечто вроде сестер-хозяек, без особых церемоний тыча пальцами в публику, подсчитали, сколько нужно чистого белья, совершенно не обратив внимания на оружие. Как видно, они были надежные и проверенные товарищи, может быть, участвовали еще в прошлой партизанской войне и полагали, что мы вновь пытаемся поднять выпавшее из рук товарища Киски знамя борьбы за освобождение народных масс. Кроме них, появился бородач, одетый в полосатую рубашку с короткими рукавами и желтоватые брюки. Присмотревшись, я узнал очередного знакомого. Пока я раздумывал, вспоминая, где его видел, он радостно улыбнулся и сказал вполголоса: - Компаньеро Рамос! Я так рад, что вы здесь... Теперь-то все пойдет как надо! Вообще я тоже был бы не против, чтобы все пошло "как надо", но сильно сомневался, что мы с этим мужиком имели в виду одно и то же. Это был компаньеро Мануэль, бывший комиссар иностранных дел нашего с Киской революционного правительства, с которым мы некогда принимали послов аж двух сверхдержав. Мануэль - фамилии я его не запомнил и спрашивать не хотел - наскоро объяснил мне, что после амнистии работал по прежней гражданской специальности, то есть фельдшером, но теперь вновь готов драться за революцию. Подозреваю, что он вообразил, будто вопрос о моем президентстве на Хайди уже давно решен и я подбираю кандидатуру на пост комиссара иностранных дел. Фельдшер Мануэль спросил у бойцов, нет ли раненых. Таковых не оказалось, и потенциальный наркоминдел очень расстроился. Ему хотелось показать, как он, не щадя сил, пашет для дела революции. У меня был соблазн показать ему свои болячки и ссадины, но боюсь, что тогда я бы не вырвался от него живым. Вообще я бы на его месте все-таки выбрал окончательно, кем быть лекарем или дипломатом. Подозреваю, что и там, и там он работал хреновенько. Дамы, то есть Эухения, Лусия, Ленка и Таня, были отправлены на помывку, а мужики, то есть все остальные, не исключая и меня, Сесара Мендеса, Харамильо Ховельяноса и охранника Рауля, взялись перетаскивать принесенное с собой оружие и снаряжение, прятать его в какие-то, на мой взгляд, не шибко надежные тайники, которые не найдет лишь очень ленивый или хорошо коррумпированный полицейский. Пулемет я, конечно, отдал, а вот "таурус" и гранату на всякий случай "позабыл" в кармане штанов. Дамы вышли из душевой, одетые в стандартную, хотя и довольно элегантную униформу сиреневого цвета, что-то типа "сафари" для коровниц и свинарок. Особенно шло это одеяние Ленке: прямо образцовая доярка! Эухения тоже вполне сошла бы за наставницу молодежи, а вот Лусия и Татьяна смотрелись хуже: в лучшем случае студентки сельхозинститута на практике. - Теперь уважаемые гости! - повелел Антон, и смывать грязищу отправились мы с Раулем, Сесаром и Харамильо. - Интересно, а нас во что переоденут? - вздохнул адвокат. - Надо надеяться, что не в одежду заключенных, - проворчал Сесар. Антон зашел вместе с нами в предбанник и сказал: - Посмотрите, если у кого что-то в карманах осталось. Не хотелось бы дружить с недоверчивыми людьми... Я понял, что дешевый финт не вышел, и отдал оружие. По-хорошему так по-хорошему. Отмыться удалось более или менее. Горячая вода была, мыло - все чин чинарем. Полотенце тоже выдали. Из белья выдали белые трусы, а из верхнего - серо-голубые рубашки и легкие брючата из плотного ХБ. - Прошу за мной, - пригласил Антон и повел нас по гравийной дорожке к забору, за которым просматривался окруженный зеленью хозяйский дом. Через калитку он пропустил нас в сад, где дорожка стала асфальтированной, а затем довел до какого-то бокового крылечка. Тут уже дожидался товарищ Стержнев, который впустил нас в дом и проводил на второй этаж. - Вот здесь вы можете расположиться, - радушно объявил он. - Здесь четыре комнаты, в каждой по две кровати, и я думаю, что вы найдете способ устроиться так, как пожелаете. Минут через двадцать вам принесут ужин. Можете смотреть телевизоры - они есть в каждой комнате. Все удобства тоже. К сожалению, спускаться во двор, вылезать на крышу, куда-либо звонить пока нельзя. - Простите, сеньор, - заметил адвокат, - но вы незаконно ограничиваете нашу свободу! - Харамильо, прекратите! - оборвала правозащитника Эухения. - Да, это несколько нескромно, - вежливо согласился Стержнев. - Вы свободно выбрали данный приют и будьте добры подчиняться нашему распорядку. - Еще один вопрос. - Это, естественно, выступил я. - Вам следовало бы представиться, сеньор. Во всяком случае, сообщить нам, как вас следует называть. - Своевременно напомнили, сеньор Баринов, - Стержнев понимающе улыбнулся. - Можете называть меня сеньором Феликсом. - А ваша фамилия случайно не Феррера? - прищурился я, потому что сочетание "Феликс Феррера" вполне соответствует сочетанию "железный Феликс". - Если вам так удобнее, - улыбнулся Стержнев, - называйте меня именно так. Не ошибетесь. После этого заявления он удалился, а мы остались распределяться по комнатам. Ленка тут же сцапала меня и втянула в самую дальнюю от лестницы, рядом обосновались Лусия и Эухения, потом Сесар с Харамильо, за ними устроили Рауля. Пока Ленка проверяла, на чем спать будем, я включил телевизор, решив поинтересоваться, как отразились на острове Хайди события прошедших двух суток. Новости начались, как ни странно, не с сообщений о вооруженных столкновениях в зоне "Зеро" или "Горном шале", которые по идее должны были составить местную сенсуху. Примерно пятнадцать минут народу рассказывали о том, что делается в Европах и Америках, помянули даже матушку-Россию, которая собиралась вывозить последних солдат из Германии. Показали, в частности, мою родную часть, уже пустую и переданную бундесам. Репортер ходил с оператором по пустым казармам и с явной издевочкой показывал всякие огрехи и недоделки, которые "иваны" оставили немцам на память. На кой хрен об этом надо было знать хайдийцам - спросите ихнее TV. Должно быть, для общего образования. Вот-де, ребятки, смотрите и радуйтесь, что русские вас так и не оккупировали. И молитесь на дядю Сэма, он добрый, мухи не обидит. Ну, бывает, конечно, побомбит изредка, с вертолетов постреляет, как в восемьдесят третьем году. Так это ж для вашей же пользы! А "иваны" придут, так они даже обои наклеят неровно... Бяки какие! Потом пошел разговор поинтереснее - о событиях местного значения, а именно о проблемах наследства сеньора Бернардо Вальекаса, то есть Сифилитика. Как я понял из речуги, которую бодро толкал почти две минуты перед телекамерой "Хайди ньюс" сеньор Салинас, дела у конторы "ANSO Limited" подходили к трагическому финалу. Правда, никто не показывал по телевизору фотографии Анхеля Родригеса/Рамоса и не требовал срочно позвонить по телефону, если кто-то его где-то видел. Зато где-то за кадром кто-то заметил, что президент дон Хосе Соррилья собрал по поводу сложившейся ситуации срочное заседание кабинета министров, поскольку, как оказалось, министр экономики и государственных имуществ, узнав из газет о том, что 7/8 хайдийской недвижимости принадлежат "Rodriguez AnSo inc.", выразил крайнее удивление, а к вечеру застрелился. Я ждал, что на экране появятся кадры, показывающие бомбежку "Горного шале" или хотя бы то, что осталось от бывшей "Лопес-28" после налета. Вместо этого в самом конце передачи, перед спортивными новостями, прозвучало без всякой картинки следующее коротенькое сообщение: "Министерство обороны Хайди сообщает, что в течение текущей недели в ряде горных районов острова мобильные части войск хайдийской армии проведут тактические учения с применением боевых вертолетов. В связи с этим для обеспечения безопасности ряд дорог будет перекрыт патрулями военной полиции". "А город подумал - ученья идут..." - процитировал я старую песню. Правда, мысленно. Пока я знакомился с тем, как хайдийские СМИ заполаскивают мозги местным жителям и гостям острова, подоспел ужин. Я слопал его так быстро, что даже не заметил, из чего он состоял. Помню только, что там была свежайшая здоровенная отбивная - как раз такая, о которой я мечтал уже давно. После этого я сумел сделать только несколько шагов от стола до кровати, а затем, свалившись, заснул без задних ног. Ни дурацких, ни умных снов я на сей раз не увидел. ПЕРЕГОВОРЫ Классно выспавшись, еще раз плотно подзакусив за завтраком, мы с Хрюшкой начали было размышлять о делах плотских, но полизаться нам не дали. Явился товарищ Веселов, которого по здешнему порядку именовали просто Антонио без всякой фамилии. - Умберто и Феликс хотели бы встретиться с вами и Эухенией, - сообщил он. - А я? - возмутилась Хрюшка. - Пока о вас ничего не говорили. Никакого вооруженного конвоя с Антошей не было, сам он не выглядел очень уж амбалисто, стало быть, считал, что мы с Эухенией люди умные и нарываться на неприятности не будем. Веселов отпер перед нами дверь, находившуюся в противоположном от лестницы конце коридора, пропустил вперед и провел по коридору в небольшую комнату без окон, но с кондиционером. Здесь собралось довольно странное общество. Вся странность состояла в том, что за круглым столом сидели не только Умберто и Феликс, то есть Сорокин и Стержнев - люди высокоидейные и презирающие денежные знаки как пережиток капитализма, но и, наоборот, люди абсолютно безыдейные, аполитичные, но очень уважающие крупные купюры, то есть сеньоры Ибаньес и Салинас. О том, что плечистый пятидесятилетний брюнет с солидными усами и черной повязкой на левом глазу и есть Доминго Косой, я догадался как-то сразу. Наконец, тут сидел мистер Ричард Браун собственной персоной - человек, у которого была со мной общая биография. Ждали только нас. Веселов убрался за дверь, а мы с Эухенией уселись на предложенные нам стулья. - Думаю, что представлять друг другу присутствующих нет смысла, - сказал компаньеро Умберто, взяв на себя роль председателя. - Все хорошо знают, кто есть кто. - А вы давно знакомы с сеньором Доминго? - спросил я. Сарториус-Сорокин кивнул. - Рабочим языком нашего заседания предлагается испанский, - сообщил Сорокин. - По-моему, все им владеют. Нет возражений? Само собой, возражений не имелось. - Протокола вести не будем. Все согласны? Опять-таки в этом проблемы не было. - Попробую вкратце изложить свой взгляд на наши проблемы. - Когда Сорокин это говорил, мне показалось, будто я попал минимум на заседание какого-то комитета ООН. - К сожалению, здесь не присутствует еще одна заинтересованная сторона. Я имею в виду компанию "G & К", которая ведет себя очень неосмотрительно. - Как и вы по отношению к ней, - заметила Эухения. - У нас было достаточно встреч предварительного характера, - возразил Сорокин. - Не мы первыми прибегли к силовым акциям, поэтому вся ответственность за негативное развитие событий лежит не на нас. Даже сейчас мы были готовы провести встречу с мистером Дэрком на любых разумных условиях при взаимных гарантиях безопасности. Но он от нее отказался. Он даже не согласился прислать своего представителя в заранее согласованное место. - Сеньор Умберто, - сказал Доминго Косой, - нам можно не разъяснять, какая свинья этот недоделанный сенатор Дэрк. Я догадываюсь, что именно по его милости у нас возникли финансовые неприятности в Европе и Америке, а также всплыл этот вопрос о подписи сеньора Родригеса. Кстати, я очень рад вас видеть в добром здравии, сеньор Анхель. Поверьте, в том, что наша встреча не состоялась вчера, моей вины нет... Это работа Дэрка. Я просто не успел вмешаться. Точно так же, как подрыв "Маркизы" - его рук дело. - И убийство Хименеса? - спросил я. - Да, - кивнул Косой, - он специально не ставил в известность ни меня, ни покойного Бернардо. Все эти пакости были затеяны в расчете на то, чтобы заварилась драка между "старыми" и "молодыми койотами". Ребята, близкие к покойному Эктору Амадо, хорошо проинформировали меня о том, как "G & К" его обрабатывали, уверяя в своей полной поддержке. И в то же время они вертелись вокруг Бернардо. Этим козлам нельзя доверять ни в чем! - Оставим в стороне вопрос о доверии, - успокоительно произнес Сорокин. Давайте мысленно зафиксируем, что в отношении "G & К" мы пришли к полному пониманию и признаем наличие у нас общих точек зрения на эту проблему. - Простите, сеньор Умберто, - опять вмешалась Эухения. - Мне представляется, что нужно бы четче определить все позиции, которые представлены за этим столом. С сеньором Брауном у меня были достаточно долгие контакты, но до вчерашнего дня я и понятия не имела, что он лишь представляет ваши интересы. - Точно так же, - улыбнулся Сорокин, - как вы не информировали его о вашем сотрудничестве с сеньором Родригесом-Бариновым. Мы вынуждены были узнать о ваших контактах с русской ветвью О'Брайенов по иным каналам. - Вот оно что... - тяжело вздохнул Косой, а сидевший рядом с ним Салинас заметно поежился. - Нам вы тоже об этом не говорили, сеньора Эухения! - Все это в прошлом, - примиряюще заявил Сорокин. - Теперь, за "круглым столом", понимая нашу взаимозависимость друг от друга, надо попытаться достигнуть максимальной откровенности по всем интересующим нас вопросам. Любой момент недоверия может стать тем взрывчатым веществом, которое разорвет наш союз и сильно осложнит положение всех представленных здесь сторон. Я уже не говорю о том, что тогда наши общие цели окажутся почти недостижимыми. - По-моему, - нарушил свое молчание Браун, - нам всем надо еще определить, какие цели у нас общие, а какие нет. - Я попытаюсь это сделать, - сказала Эухения. - Всем здесь присутствующим нужна технология производства "Зомби-7". Это общая цель, хотя есть какие-то нюансы в том, кто и как будет ею пользоваться. По-моему, пока это не существенно. - Согласен, - кивнул компаньеро Умберто. - Хотя на определенном этапе разногласия могут стать существенными. - И даже очень, - поддакнул Доминго Косой. - А мы не будем забегать вперед, - заявила сеньора Дорадо. - Сперва овладеем технологией, а потом разберемся с тем, как будем ею пользоваться. По-моему, это более деловой подход, чем дележ шкуры неубитого медведя. - Принято, - согласился Сорокин. - Вторая общая стратегическая цель контроль над фондом О'Брайенов. Цель труднодостижимая, это во-первых... - И трудноделимая - это во-вторых, - усмехнулся Доминго. - Если, допустим, технологию "Зомби-7" можно распечатать в трех экземплярах и пользоваться помаленьку кто как может, то с фондом похуже. Хозяин должен быть один. То есть у кого-то должен быть полный контроль над этим фондом. - С этим можно согласиться, - сказал Стержнев-Феррера. - Можно только пожалеть, что у нас лишь две стратегические цели и минимум три договаривающиеся стороны. Поскольку о перстеньках Аль-Мохадов никто не заикался, я решил о них не напоминать. В конце концов, если верить Чудо-юде, все они находятся у него, и делиться ими он вряд ли захочет. - Пока решать проблемы, связанные с разделом того, на что мы нацелены, не актуально, - солидно произнес Браун. - Надо подумать над тем, чем мы в совокупности располагаем на данный момент. Мне кажется, что мы уже сейчас имеем в своих руках почти все, что позволяет, не вступая в драку с "G & К", против которой мы физически слабоваты, восстановить хотя бы лабораторное производство "Зомби-7". Естественно, объединенными усилиями. Если мы будем располагать хотя бы одним баллоном попутного газа, который получается при выработке препарата, то взять зону "Зеро" не составит труда. - Как я поняла, сеньор Рикардо имеет в виду, что все необходимое для производства "Зомби-7" уже сосредоточено в наших руках, - прищурилась Эухения. - Я хотела бы знать, что он понимает под термином "все необходимое"? Хитрая баба, ничего не скажешь! Я очень порадовался за это выступление. Ну-ка, Дик, вали на стол, что ты и твои шефы знают о том, как сделать "Зомби-7"! Браун ничуть не смутился. Он только поглядел на Сорокина и дождался легкого согласительного кивка. - Для производства препарата нужны две вещи: сырье и технология. Начнем с сырья. На территории вашего "Горного шале" имелась плантация площадью в четыре акра, которая была засеяна травкой "зомби", точнее - ее вьетнамско-бразильским гибридом. К концу месяца, примерно дней через пять, ее можно было бы убирать. Вы получили бы еще около трех тонн полуфабриката - сухой травы, пригодной для переработки по технологии Рейнальдо Мендеса. Но так было до вчерашнего дня. Десантная группа "G & К", атаковавшая вчера "Горное шале", сожгла ваш урожай огнеметами, уничтожила тот запас полуфабриката, которым вы располагали, а плантацию опрыскала мощными гербицидами. Там теперь лет десять ни один чертополох не вырастет. - Убедитесь, если хотите. - Товарищ Сорокин взял у товарища Стержнева небольшую папочку и вынул оттуда несколько фотоотпечатков. - Эти снимки сделаны с американского разведывательного спутника, принадлежащего агентству национальной безопасности. Вот эта полянка до налета, а вот после. Вот этот сарайчик - хранилище полуфабрикатов опять-таки до налета и после. - Короче говоря, - кисло сказала Эухения, - вы убедили меня в том, что сырья и полуфабрикатов у меня теперь нет. - Да, - печально вздохнул Браун, - и вам понадобится немало времени, чтобы восстановить производство. - Сырье есть у меня, - порадовал общество Доминго Косой. - Правда, я грешен перед сеньорой Эухенией, ибо отбил у нее, условно говоря, "контракт" с "G & К". Но тогда я и не предполагал, что это не просто наркотик, а нечто большее... - Есть одно "но", сеньор Ибаньес, - заметила Эухения. - Ваши плантации принадлежат, по сути дела, "G & К"... Ведь вы их сдали в аренду, не так ли? - Тут вы не совсем в курсе дела, - заговорил, поминутно оглядываясь на Косого, Салинас. - Плантация арендована на подставное лицо. Собственником плантации до последнего времени являлся сеньор Бернардо Вальекас, но сейчас земля, чисто формально, разумеется, заложена под ссуду, полученную сеньором Вальекасом от "Rodriguez AnSo inc.". Сами понимаете, что ссуда была чисто фиктивной, так как должна была объяснить происхождение довольно значительной суммы... - Не надо вдаваться в детали, - оборвал холуя Доминго, - это нашим приятелям не интересно. Важно другое: если сейчас объявится сеньор Родригес и наложит свою мощную лапу на это имущество, он может расторгнуть договор с подставным арендатором, представляющим "G & К", и выставить этих сволочей с плантации на законном основании. Я прав, Салинас? - Конечно, сеньор Ибаньес, вы абсолютно правы. Более того, думаю, что правительство в данном вопросе будет всецело на стороне сеньора Родригеса, если, разумеется, провести соответствующую подготовительную работу. - Речь идет о взятках? - сказал я так, будто для меня закупка правительств - рядовая операция. - Разумеется, нет! - поспешил успокоить меня Салинас. - Абсолютно ничего противозаконного. Вы, наверное, слышали, что вчера состоялось чрезвычайное заседание кабинета министров под председательством самого президента Соррильи? И о самоубийстве министра экономики и государственных имуществ? Разумеется, пресса и телевидение не сообщили подробностей, но я-то их хорошо знаю из достовернейших источников. Вам достаточно будет сообщить им, что начнете процесс инвентаризации своей собственности на Хайди, только и всего. После этого застрелятся еще два-три слабонервных министра, а остальные, возможно, с президентом во главе приползут к вам на коленях... - Это точно! - хмыкнул Косой. - Они в два счета бросят против "G & К" своих "тигров", если те попробуют упереться. - В прошлый раз, - заметил я, - интересы "G & К" защищал 6-й флот США, и достаточно серьезно. Вы уверены, сеньор Салинас, что на сей раз это не повторится? - Нет, - ответил за Салинаса Сорокин, причем достаточно уверенно, - "G & К" в ее нынешнем варианте это не под силу. После того, как эта команда осталась без Чалмерса и Брайта, ее связи в Белом доме, госдепартаменте и силовых структурах очень ослабли. Самое большее, на что они способны - это командировать на Хайди спецподразделения по борьбе с терроризмом и наркобизнесом. Никаких дорогостоящих и широкомасштабных операций со сменой правительства по типу той, что была в Панаме, сейчас предпринимать не станут. Тем более что тут никаких стратегических интересов у США нет. - Но ведь правительство Штатов знало о "Зомби-7"? - припомнил я блеск очков американского полпреда. - Папки с отчетами и емкость с препаратом мы с Киской вручили послу... - Кто вам это сказал? - усмехнулся Сорокин. - Посол добывал "Зомби-7" вовсе не для правительства. Это был его личный гешефт с "G & К". Дипломатический багаж не досматривается, так было проще. Напротив, посол приказал вам уничтожить установку и похитить все материалы именно потому, что они могли попасть, в руки правительственных спецслужб, не связанных с "G & К". А вот то, что у вашей милой подружки появилась идея испытать в деле перстни Аль-Мохадов, ни посол, ни Грэг Чалмерс не учли... - Но в общем это было к лучшему, - улыбнулся Стержнев. - Мы удалились в сторону, сеньоры, - вмешался Браун. - Говорили, насколько я помню, о плантации. - Точно! - подтвердил Косой. - О том, что с сырьем у нас проблем не будет... - Сомневаюсь, - возразил Сорокин. - Проблемы будут. Во всяком случае, если никто не помешает, ребята "G & К" смогут оставить законному владельцу точно такой же выжженный огнеметами и протравленный гербицидами участок, какой изображен вот здесь... И компаньеро Умберто постучал пальцем по фотографии, сделанной со спутника. - Вы что, предлагаете нам захватить плантацию силой? - спросил Салинас испуганно. - Это очень большой риск! - Нет, это не пойдет! - решительно мотнул головой Доминго. - Один ихний парень стоит десяти моих. О ни там построили целую крепость с тех пор, как наши дорожки стали расходиться. Всего за два дня. Думаете, я сам не понял, отчего они сожгли плантацию сеньоры Дорадо? У меня сразу же появилась мысль отплатить им за это дело. Но, когда послал ребят поглядеть, что и как, сразу понял, что нам тут ничего не светит. Салинас прав, нужно действовать по закону и спокойно. Если правительство пришлет им "тигров", то упираться эти "джикеи" не будут. - Они могут растянуть переговоры о передаче плантации на несколько дней, спокойно убрать урожай, по закону принадлежит им, вывезти с острова эти десять тонн сырой травы, которая нигде не числится запрещенной, и плюс обзавестись семенами, что позволит им организовать производство сырья где-нибудь на Гран-Кальмаро или прямо во Флориде, - заметил Сорокин. - Что-то мы совсем зациклились на этой траве, сеньоры, - хмыкнул Браун. Трава эта росла давным-давно, пока ее не приметили Эухения и Салливэн. "Зомби-7" получается только из вьетнамско-бразильского гибрида - это мы знаем. Но самое главное - технология. Мы можем в принципе подождать, найти себе другую плантацию, вырастить за три месяца еще несколько тонн травы, высушить ее так, как умеет сеньора Эухения... А что дальше? Дальше нужна технологическая установка, но ее у нас нет. Мы вообще не знаем, что делать с травой дальше. И "G & К" тоже не знает, хотя в Хайдийском национальном центре тропической медицины уже не первый год работает их лаборатория. - Ладно, - сказала Эухения, - я уже поняла, что вам от меня нужно. Доминго, не упади со стула: Сесар Мендес жив. - Ну, ты и стерва! - проворчал Косой. - Водила за нос и меня, и Бернардо, и Эктора! - Потому водила, что вы наверняка перепродали бы Сесара Дэрку, а в результате пристукнули бы меня как слишком много знающую и сами получили бы по пуле от лучших друзей из "G & К". Уж они-то ни за что не стали бы с вами делиться. - Для нас это не новость, - вмешался Сорокин. - Мы были в курсе того, что Сесар прячется у вас и что Лусия Рохас бегает к вам отнюдь не за предсказаниями. Но мы знаем и то, что у вас пока ничего не выходит. - Отдали бы парнишку нам, он бы заговорил через пять минут... - мрачно пробубнил Косой. - Поэтому я и прятала его от тебя! - огрызнулась Эухения. - Ведь ты только где-то краем своего рваного уха слышал, будто отец передал Сесару секреты технологии. И ты взялся бы пытать бедного мальчика, считая, что он знает, но говорить не хочет. В конце концов ты бы замучил его до смерти, однако никакого секрета так и не узнал бы. Он не знает секрета, он лишь хранит его в мозгу. Лусия подбирала различные программы, которые могли бы распаковать эту закодированную память, но из этого, как справедливо заметил сеньор Умберто, ничего не выходит. - И поэтому вы решили обратиться к Бариновым? - спросил Стержнев. - Да. Сеньора Елена, по утверждению Лусии, нашла новый и оригинальный метод раскодирования "закрытой" памяти. К сожалению, в связи со взрывом на "Маркизе" мы все оказались вовлечены в целую цепь событий, которые не давали нам возможности заняться этим делом. - Где вы собирались этим заниматься? - спросил Сорокин. - В Хайдийском национальном центре тропической медицины? - Под носом у "G & К"? Извините, я еще не сошла с ума. Разумеется, у себя. У меня уже давно была оборудована лаборатория практически со всей необходимой аппаратурой, которую наш Центр научной астрологии, экстрасенсорики, прогностики и нетрадиционных методов лечения приобрел у лучших фирм мира. Лусия работала именно на этом оборудовании, но программное обеспечение у нее оказалось слабовато. - Как вы думаете, когда вы смогли бы добиться успеха? - Это надо спрашивать у сеньоры Елены, а не у меня. - А если представить себе, что у вас уже есть технология? За какой срок вы могли бы построить лабораторную установку? В голосе товарища Сорокина я услышал что-то родное и очень знакомое. "А к 77-й годовщине Великого Октября не успеете? Надо, надо постараться, товарищ Дорадо! Нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики!" Но Эухения таких нюансов не знала и сказала, наморщив лоб: - Судя по тому, что я знаю о той установке, которую взорвали, там не было ничего из ряда вон выходящего. Все секреты технологии производства "Зомби-7" не в оборудовании, а в самом процессе. Там, насколько я знаю, очень точно должны выдерживаться параметры на различных стадиях: температура, давление, скорость движения жидкости... Какие-то добавки должны вноситься в строго определенный момент, своевременно надо проводить перемешивание, отвод попутного газа, еще что-то. Если мы будем все это точно знать, то построить установку труда не составит. Во всяком случае, лабораторную. С промышленной будут сложности, потому что такую установку сам Мендес разработать не сумел. Но я думаю, что вам она пока не нужна. - Возможно, вы правы, - неопределенно произнес Сорокин. - Итак, вам нужно, как я понял, попасть домой вместе с Сесаром, Лусией и Еленой. Тогда через какое-то энное количество времени вы сумеете раскодировать то, что содержится в памяти Сесара, а затем соберете лабораторную установку и получите "Зомби-7". Таково резюме по этому вопросу? - Разумеется, - согласилась Эухения, - если при этом у меня будет определенный, хотя бы минимальный запас сырья. Точных пропорций я не знаю, но из того, что мне случайно удалось узнать от Рейнальдо, могу прикинуть: один литр "Зомби-7" получается из нескольких десятков килограммов сухого сырья. При этом выделяется довольно много того газа, который нужен сеньору Брауну для захвата зоны "Зеро". - Есть повод вернуться к обсуждению проблемы фонда О'Брайенов, - сказал Стержнев. - Для начала подведем итоги наших неудач. - Ну, я бы не назвал уж совсем неудачными результаты нашей попытки захватить зону "Зеро", - возразил Браун. - Кое-что нам все-таки удалось. Мы сумели спасти от людей Дэрка Сесара, Эухению, Лусию, Елену. Если бы они оказались у них в руках, то положение было бы куда хуже. Главная неудача то, что мы так и не смогли прорваться в нижние этажи. И даже не смогли определить, каким образом туда можно попасть. Лифты заканчиваются на уровне моря. "G & К" тоже не имеет туда доступа. Во всяком случае, один из тех, кого мы наскоро допросили, утверждал, что участвовал в поиске секретной шахты, причем сопровождал специалистов, имевших на вооружении какую-то сложную аппаратуру. Но они ничего не нашли. - Он мог и врать... - заметил Косой. - Мог. Но если бы они нашли вход, то его сумели бы найти и мы. Почему? Да потому, что они наверняка оборудовали бы к нему подходы и стали бы охранять как зеницу ока. Кроме того, мы прежде всего обследовали вентиляцию. И основной ствол, и разводку. Ведь нижние этажи тоже должны вентилироваться, верно? А вентиляция от поверхности земли идет только до стометровой глубины. Сперва вертикальный ствол - пятьдесят метров, с разводкой на галереи по этажам. На отметке "пятьдесят" галерея доходит до второго вертикального ствола и еще пятьдесят метров вниз на уровень моря. Планировка - это я могу точно сказать - почти не отличается от "Лопес-28" или "Лопес-23". Есть кое-какая разница - планировка "вокзального" этажа, потому что пересекаются туннели и много подъездных путей. - Благодаря которым вы вчера и проскочили через эту станцию... - заметил Стержнев. - Именно так. Еще одно различие - есть выход к подводному туннелю. Через этот туннель они протащили тех, кого захватили на потопленной яхте. - Можно вопрос? - поинтересовался я. - Вы решили устроить налет на "Зеро", заранее зная, что мы живы, или у вас были другие планы? Ведь то, что мы попали в воздушный пузырь, - чистая случайность. - Нет, - ответил за Брауна Сорокин. - Ничего мы о вас не знали... "Врешь! - подумал я. - Наверняка врешь! Просто не хочешь засветить перед публикой мою микросхему. Больше тебе, гражданин начальник, никто ничего сообщить не мог. Только она, эта хреновина, не иначе как тобой и поставленная, сработала на обратную связь". Все это я проговорил мысленно, не разевая рта. По-моему, при этом я смотрел куда-то на крышку стола, и вряд ли мое лицо могло выражать что-нибудь такое, что чисто по-человечески показалось неприятным Сорокину. Но отчего же его-то лицо так изменилось? На нем даже испуг отразился... Неужели сейчас, когда я мысленно уличил его во лжи, чертова микросхема доложила ему мои мысли? Мне даже хотелось произнести все вслух, но тут заговорила Эухения. - Начиная наши переговоры, мы намеревались быть откровенными, не так ли? ехидно осведомилась супергадалка. - Однако сеньор Рикардо отчего-то умолчал о наличии у него своего информатора среди персонала "G & К". Ведь был такой, верно? - Позвольте мне пока не опровергать и не подтверждать ваши соображения, попросил Браун. - Что ж, пожалуйста, - смилостивилась Эухения, - но только я лично убеждена в этом абсолютно. И более того, могу вам сообщить, что ваш агент теперь информирует меня. - Вот как? - иронически улыбнулся Браун. - Что же он вас вовремя не проинформировал о готовящемся налете на "Горное шале"? И мне тоже ничего не сообщил, как ни странно. Назовите хотя бы его имя, если можно. А то я его позабыл, как на грех... Ерничать он любил не меньше меня. Наверно, манеру кривляться я приобрел от него. У Короткова был характер посерьезнее. - Хорошо, я назову это имя... - Эухения сделала эффектную паузу, и все впились в нее глазами. В прошлый раз, когда сеньора Дорадо собиралась сообщить мне, кто же там в "G & К" является ее "засланным казачком", то есть после завтрака в "Горном шале", я был сам виноват. Наверняка если бы я тогда не поинтересовался, где Ленка, а повнимательнее отнесся к запросам супергадалки, то сегодня не сидел бы дурак дураком. - Ее зовут Бетти Мэллори... После того как Эухения произнесла эту фразу, все как по команде уставились на Брауна. Он очень помрачнел, и всем стало ясно, что супергадалка недалека от истины. - Это надо бы объяснить, компаньеро, - нехорошо прищурившись, сказал Феликс Феррера. - Почему-то мы с Умберто ничего не знали... "И опять врут! - подумал я. - Неужели Сорокин, то есть "Главный камуфляжник", отсаживая Брауна из моей головы, не поставил в мозг-носитель такую же микросхемку, как у меня или Тани? Ведь пришла же мне информация о том, как себя чувствует совладелец фирмы Куперов, отец шестерых детей, и прочая, прочая, прочая! И о том, что он выяснял причины исчезновения "Боинга" с Киской, и о том, как профессор из НАСА влетел в автокатастрофу, и о том, что товарищ Браун в церковь похаживать стал... Все это мне прямо в мозг передалось. Через тот канал, который я привык именовать РНС. Нехорошо врать, товарищи коммунисты!" И опять я увидел, как физиономия Сорокина резко изменилась, словно бы подтверждая еще раз: да, он читает мои мысли! Ну так что же ты, сеньор Умберто, мозги людям полощешь?! Раз ты меня читаешь, то и Брауна должен насквозь видеть и знать все, что он творит. На таком расстоянии небось и усилителей никаких не нужно... - Не надо ничего объяснять, Феликс, - произнес Сорокин с каким-то усталым, точнее - утомленным видом. - Просто ты не совсем в курсе дела. Мы это обговаривали без тебя. Вот в это я поверил. В конце концов, у товарища Ленина тоже могли быть свои маленькие секреты от "железного Феликса" и товарищ Сталин не во всем доверял товарищу Ежову. - Ну, это ваши дела, - сердито сказал Косой, - кому говорить, а кому нет. А вот насчет того, что Бетти Мэллори здесь, на Хайди, я, извините, как-то не знал. Хотя наслышан немало. И слыхивал, между прочим, что она наследница О'Брайенов, без которой никаких денежек не получишь. - Да, - мне тоже захотелось вставить словечко, - полгода назад они с дочерью исчезли бесследно, а теперь обе оказались здесь. - Обе? - выпучился Доминго. - Ну и дела! Выходит, Дэрк мне только мозги пудрил? Может, он уже и денежки давно прибрал? - Это не так, - сказал Сорокин. - Все проще. Маму похитил Дэрк, а дочку я. И Бетти я отдал ему специально, чтобы она информировала о том, что делается в "G & К". - Интересно, - хмыкнул Косой. - Что ж они, идиоты, похищенной бабе сообщать свои секреты будут? И как она их вам передавать могла? - Ничего удивительного, сеньор Доминго, - очень обворожительно улыбнулась Эухения. - Ведь Бетти и Вик три года назад побывали у меня. Они приезжали на Хайди отдыхать и навещали сеньора Тимоти О'Брайена, который тогда еще пребывал в добром здравии. С Вик мне толком не удалось познакомиться, потому что она оказалась абсолютно невосприимчивой к гипнозу. А вот Бетти мне удалось проанализировать, и от нее я впервые услышала имя Умберто Сарториуса, американца итальянского происхождения, который сыграл в ее жизни какую-то весьма важную роль. Их познакомила Вик, которая в детстве страдала какой-то душевной болезнью и лечилась сперва у небезызвестного многим из присутствующих доктора Брайта, ассистентом которого был доктор Сарториус. Позже Джон Брайт таинственно и бесследно исчез одновременно с Грэгом Чалмерсом, а Сарториус основал свою психиатрическую клинику. Бетти Мэллори после того, как ее дядя был найден мертвым в багажнике своего лимузина, пребывала в неуравновешенном состоянии, у нее развивалось нечто похожее на манию преследования, и по настоянию дочери она решила обследоваться у Сарториуса... Может быть, я в чем-то ошибаюсь, сеньор Умберто? - В общем пока я не вижу неточностей, - кивнул Сорокин-Сарториус. - Прекрасно. Так вот, после обследования и прохождения курса лечения в вашей клинике Бетти стала чувствовать себя прекрасно. Однако иногда она видела довольно странные сны. В этих снах, представьте себе, ее душа как бы отделялась от тела. Прекрасно сознавая, что тело спит, душа путешествовала по вполне реальному миру. Например, задремав в кресле у камина, Бетти, понимая, что спит, как бы следовала за своей дочерью, которая действительно выходила из дома и шла на занятия музыкой, на дискотеку или на свидание. Потом, уже наяву, она расспрашивала дочь о том, как та провела вечер, и, как правило, все увиденное ею во сне оказывалось явью. Вик не подтверждала лишь то, что хотела бы утаить от матери... Тут я отчетливо вспомнил, что видел подобный сон месяц с небольшим назад на ферме Толяна. Точно так же, оставаясь спящим на топчане в кладовке, я видел все, что творилось в ванной и спальне, где занимались любовью Толян и Таня. Именно тогда я и придумал аббревиатуру РНС для обозначения той странной и жутковатой силы, которая мною управляла. И тогда же, во сне, я увидел в приоткрывшейся тумбочке один из четырех перстней Аль-Мохадов тот, что с вогнутым плюсом. А потом, уже наяву, вырубив Кармелу и пристегнув ее к лестнице наручниками, я взбежал на второй этаж и нашел этот перстень именно там. Нет, супергадалка определенно не врала! - О том, что это такое, - продолжала Эухения, - я, если быть откровенной, не имела представления. То, что это не подходило под категорию вещих снов, которые являются предметом изучения сферы оккультных наук, - несомненно. Вещие сны, как правило, представляют собой некую шифрограмму зрительных образов, которая для непосвященного кажется диким абсурдом. А в случае с Бетти мы имели дело с передачей реальной картины происходивших событий. Сперва я подумала, что речь идет о гипертрофии реликтовой телепатической связи между матерью и дочерью. Той, что устанавливается еще в период внутриутробного развития, а затем сохраняется на какое-то время после рождения. Но Бетти рассказала мне и о других случаях, когда речь шла уже не о Вик, а о других людях, на которых фокусировалось ее внимание. Например, она стала регулярно "посещать" дом мистера Дэрка и становилась свидетелем происходивших там событий. Сначала это касалось только любовных похождений, а затем совещаний Дэрка с его ближайшими соратниками. Причем у Бетти было немало случаев убедиться, что последующие события реально развивались именно так, как решалось на этих совещаниях... - Скажите, - припомнил я то, что прочел еще в Лондоне, - а скандал, который произошел после публикации статьи о Дэрке, не мог быть следствием такой осведомленности Бетти? - Это было намного позже, и я не могу ничего сказать с абсолютной уверенностью. О том, что Бетти исчезла, я узнала из газет, как и большинство из вас. Но вот о том, что она примерно месяц назад была привезена на Хайди, я узнала непосредственно от Дэрка. Именно тогда он в очередной раз приезжал сюда под именем мистера Смита и встречался с Тимоти О'Брайеном. Дэрк убеждал меня, что мне надо использовать свои методики для воздействия на старика, чтобы добраться до сейфа в зоне "Зеро". Он уже давно вел изыскания, но так и не нашел хода в нижние этажи. Когда я заявила, что не желаю заниматься такими грязными делами, Дэрк в запальчивости объявил: "Не пожалейте, сеньора, Бетти Мэллори у меня в руках, и теперь отыскать Вик мне не составит труда! А вы, как я полагаю, можете остаться вне игры!" - Да, сеньора, - ухмыльнулся Браун, - получается, что с Дэрком и со мной вы общались почти одновременно? Выбирали, кто же предложит больше? - Ну, будем точны: выбирала более приличную сторону. Приличную в плане морали. Дэрк выглядел намного респектабельнее с внешней стороны, но с точки зрения нравственности - он негодяй из негодяев. Вы внушали мне больше доверия. Правда, когда я узнала, что Бетти Мэллори тайно работает на вас, даже не подозревая об этом, мое впечатление сильно ухудшилось... - Как же вам удалось это узнать? - спросил Умберто Сорокин. - Тут надо опять вернуться назад. После того, как я узнала о феномене Бетти, то есть о ее способности перемещаться по реальному миру в астральной форме, мне ужасно захотелось приобрести такую способность... - При вашей профессии это было бы золотым дном! - съехидничал Браун. - Согласна. Но я прежде всего намеревалась служить добру и не употреблять полученную информацию во вред честным людям. - А нечестным, стало быть, во зло? - проворчал Косой. - Во ханжа чертова! Ты и так собираешь все сплетни на Хайди и в его окрестностях, закладываешь в компьютер, а потом выдаешь свои прогнозы. Я помню, как лет семь назад твой племянничек Эктор Амадо был еще совсем сявкой и промышлял угонами машин. А ты быстро сделала бизнес: закатишь глазки, пошепчешь заклинания и обнаружишь эту машинку у нового владельца, даже скажешь, какие номера на нее набили. Эктор огребал на перепродаже, а ты на дураках, которые перли к тебе толпой. А твои прогнозы погоды, которые ты якобы составляешь по расположению звезд и тому подобной хиромантии? Да у тебя факсмодемная связь со всеми метеостанциями Карибского бассейна и парой метеоспутников! - Ладно, - отмахнулся Сорокин, - давайте не будем склоками заниматься! Продолжайте, сеньора Дорадо. - Доминго обвинил меня в шарлатанстве и жульничестве, - в меру обиженно произнесла Эухения, - и тем полностью поставил под сомнение мои экстрасенсорные способности. Согласна, иногда я вынуждена была в коммерческих или рекламных целях прибегать к не очень чистым трюкам, но то, что суперспособности у меня есть, - это факт! Во всяком случае, именно благодаря им я смогла установить телепатический контакт с Бетти и как бы перехватывать ту информацию, которую она направляла Брауну... - Может быть, вы приведете примерчик для контроля? - осклабился Дик. - Пожалуйста. За день до сердечного приступа, погубившего старого Тимоти О'Брайена, Бетти "присутствовала" при беседе одного из помощников Дэрка Вэна Фидлера с домашним врачом Тимоти Брендой Ли. Если содержание беседы дошло до вас так же хорошо, как до меня, то вы должны были знать, что там обговаривались последние детали "организации" этого сердечного приступа. - Черт побери! - Браун несколько опешил. - Я эту информацию получил, но в очень ослабленном виде... Мне даже показалось, что источник не тот. К тому же я был уже в самолете. - Все правильно, - мрачно сказал Сорокин-Сарториус, - так и должно было получиться. Эухения вошла в канал связи, пропустила сообщение через себя, забрала на входе энергию, а на выходе не усилила. Удивительно, что до тебя вообще дошло хоть что-то. - Вы, ребята, я чувствую, совсем свихнулись! - проворчал Доминго Косой. То ли я совсем дурак, то ли у вас с головами не в порядке. Телепатия, экстрасенсорика, еще чего-то... Мелете черт знает что! Я знаю, бывает, когда в кайфе, мерещится чего-то, но чтоб чего-то, кому-то передавать во сне, да еще связно!.. По-моему вы мне тут мозги вкручиваете. - А "Зомби-7"? - съехидничала Эухения. - В нем-то ты не сомневаешься, красавчик одноглазый? - Не сомневаюсь, потому что помню, как толпа носилась по городу... Доминго вытащил сигару, и Салинас услужливо поднес ему огонька на зажигалке. - А вот насчет всех этих штучек с передачей мыслей и всего прочего - очень сомневаюсь. У нас, когда я еще мальчишкой был, на рынке в Сан-Исидро выступал один тип. Году так в пятьдесят втором, как помню. Фокусы показывал. То ли Роберто его звали, то ли Руперто - забыл. Самый хитрый фокус был у него такой: вызывал по пять человек из публики и говорил, чтобы построились в ряд у него за спиной в любом порядке. Сам он в это время сидел с завязанными глазами и не оборачивался. А потом он командовал, чтобы те, кто стоял за его спиной, поменялись местами, опять же в любом порядке, и он, мол, угадает, кто и где стоял до этого. Если на ком ошибется, то заплатит ему сто песо сразу. Тогда это большие деньги были! А если всех угадает, то с каждого по песо себе возьмет. Дураков-то много! Я и то раз пять пробовал, думал, может, на мне ошибется. Но он всегда точно угадывал. По тридцать-сорок песо в день нагребал. Вот про него тоже ходили слухи, будто он мысли читает. А на самом-то деле с ним в паре работал музыкант с аккордеоном. Они условились, что, допустим, какие-то пять клавиш сверху вниз - это те пять человек, которые стоят после перестановки в порядке справа налево. Потом, когда этот самый Роберто-Руперто начинал "угадывать", музыкант начинал клавиши нажимать. Какую первую нажмет - значит, этот поначалу с правого края стоял, которую последней - тот слева был. И вся телепатия! - Хорошо, - несколько раздраженный болтовней Косого, Сорокин решил перевести разговор в более деловое русло. - Тем не менее, если вы, сеньор Доминго, намерены с нами сотрудничать, постарайтесь более серьезно относиться к тому, что здесь сказано. Если вы сомневаетесь - это ваше право. Мы верим своей информации, вы можете ей не верить. - И вообще, пора бы что-то решать, - сказал Стержнев. - По-моему, наши позиции уже достаточно ясны. Если секрет "Зомби-7" действительно спрятан в голове Сесара Мендеса, то надо, не теряя времени, достать его оттуда. Я предлагаю немедленно отправить Мендеса, Лусию и Елену Баринову вместе с Эухенией в Сан-Исидро. Там, на Боливаро-Норте, они смогут заняться делом в более спокойной обстановке. Здесь мы все время под угрозой. - Туда "G & К" не сунутся, - поддержал Косой. - К тому же мы сможем присмотреть за тем, чтобы им не мешали. В городе мои ребята чувствуют себя лучше, чем на природе. - О'кей, - согласился Браун. - У вас хватит места в вертолете? - Для четверых места найдутся, - заявил Косой. - Но мне не хотелось бы оставлять здесь Рауля, Харамильо и сеньора Родригеса, - заявила Эухения. - У них может создаться впечатление, будто их взяли в заложники. - А по-моему, ничего плохого в этом не будет, - сказал Доминго. - Даже неплохо, если мы обменяемся заложниками. Вам, сеньор Умберто, я могу оставить Салинаса, а себе взял бы вашего парня, которого зовут Антонио. - Извините, - в некотором волнении произнесла Эухения, - но получается, что вы обмениваетесь заложниками, берете заложников у меня, а мне не предоставляете никаких гарантий?! - Давайте обойдемся без этих сложностей, - сказал Сорокин. - По-моему, у нас сейчас достаточно общих интересов. Я прекрасно понимаю сеньору Эухению, которой не хотелось бы случайно пролететь мимо родного дома и приземлиться в соседнем дворе, то есть оказаться гостьей у сеньора Доминго. - Да на черта она мне нужна! - возмутился Косой. - Пусть летит вместе с Салинасом, а я посижу у вас сам. Можете быть уверены, мой пилот не перепутает крыши. Вертолет довезет их до Сан-Исидро за четверть часа и через полчаса прилетит за мной и ее парнями. ЧТО ТАКОЕ ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА Хрюшка, узнав о необходимости лететь первым рейсом, то есть без меня, немного поворчала. Однако, узнав, что будет еще второй и мы прощаемся всего на полчасика, сменила гнев на милость. Вертолет, на котором прилетели Доминго Косой, Салинас и трое сопровождающих лиц, был рассчитан на пилота и пятерых пассажиров. Он стоял на небольшой площадочке, устроенной на краю кукурузного поля. Там состоялась небольшая церемония, выразившаяся в суровом инструктаже, который Доминго провел для пилота и Салинаса, и нескольких теплых словах, которыми перекинулись с теми, кто улетал, те, кто оставались. Косой остался при трех телохранителях с пистолетами-пулеметами, а я - при подслеповатом адвокате и Рауле, который по сравнению с амбалами Косого выглядел настоящим интеллигентом. Правда, провожать улетающих пришел и Браун с тремя бойцами, а потому ничего неожиданного произойти не могло. Вертолетик затарахтел, повис, покачался в воздухе, а затем решительно потянулся вверх и унесся в сторону моря. - Пойдемте в дом, - предложил Браун, - хлебнем чего-нибудь прохладительного. Устроились на открытой веранде с теневой стороны дома. Мулатка притащила целую упаковку пива "Карлсберг". Не знаю почему, но именно это пиво постоянно попадалось мне на глаза еще в прошлый приезд на Хайди. В Москве банками из-под "Карлсберга", начиненными взрывчаткой, рванули "Мерседес" Джампа, а заодно нашу "Волгу", заставив меня три дня побегать по Подмосковью в обществе Тани-Кармелы. Роковое пиво, так сказать! Впрочем, было оно свеженькое и холодное. Выражение кайфа появилось даже на морде у охранников, которым пива не предложили. И брауновцы, и "койоты" бдили. Поскольку я лично считал, что бди - не бди, при таком раскладе от судьбы не уйдешь, то не мешал пить ни Раулю, ни Ховельяносу. Адвокат с поцарапанной и заклеенной бровью смотрелся как готовый потерпевший, а Рауль больше напоминал подследственного по делу о хулиганстве. Не заметили, как прошло четверть часа, и Косой, осушив уже вторую банку, самодовольно сказал: - Они уже высадили вашу тетушку, ребята. Сейчас прилетят и за нами. Полетим в тесноте, но, я думаю, как-нибудь поместимся... Едва он успел это сказать, как "уоки-токи", висевшая под мышкой у Брауна, встревоженно прохрипела: - Alerta! Вертолеты "тигров"! - Это еще откуда? - Доминго едва не поперхнулся пивом. - Мы так не договаривались! - Мы тоже, - бросил Браун. - Давайте-ка в дом! Нечего тут светиться. У нас позавчера с "тиграми" была неприятная беседа. Гул уже хорошо слышался. Не знаю, как у всех прочих, а у меня появилось нехорошее предчувствие, что опять придется побегать. Хотя по идее хайдийские мобильные силы, как уже сообщалось по телевидению, проводили плановые учения, но хрен их знает... Может быть, "G & К" уже провели соответствующую работу с президентом Соррильей, объяснив ему, что на ферме сеньора Умберто Сарториуса скрываются коммунистические террористы, а сам Сарториус - агент Москвы Сорокин, который мешает честным бизнесменам мирно производить в честно арендуемой зоне "Зеро" прохладительные напитки с тонизирующими добавками. Насчет того, что Сорокин - агент нынешней Москвы, я сильно сомневался, а вот к терроризму он действительно мог иметь кое-какое отношение. Хотя, само собой, "джикейщиков" волновал не терроризм, а опасная близость Сорокина к секретам зоны "Зеро". Армада выглядела внушительно. Вертолеты шли на высоте примерно в двести метров довольно широким фронтом и несколькими волнами. Впереди усердно пыхтели две пары двухлопастных старичков-"ирокезов" с НУРСами на выносных штангах. Это были мои и Брауна старые знакомые по Вьетнаму. Дальше летело два десятка тяжелых транспортных "чинуков". Все это старье двадцатилетней давности уверенно служило делу защиты суверенитета Хайди, правда, неизвестно от кого. А вот с тылу "чинуков" прикрывала пара боевых вертолетов, которых я и вовсе увидеть не ожидал. Особенно здесь. - Ваши, ваши... - заметив мое удивление, подтвердил Браун по-русски, "крокодильчики", "Ми-24". Серегины крестники... - Не понял, - пробормотал я. - Почему крестники? - Потому что их Серега Сорокин Соррилье продал. И еще штук шесть подвезти обещали. - Погоди, так он что, не по революционной части? - Какая тебе разница? Продал и продал. Бабки нужны были, вот и продал. Ни "койоты", ни Ховельянос с Раулем, разумеется, ни черта не поняли. А бойцы Брауна, может, и понимали, но помалкивали. С каких это рыжиков Дик начал мне такие откровения выкладывать? Торговля оружием - дело крутое, даже когда речь о пистолетах идет. А тут вертолеты... Вряд ли товарищ Сорокин их на Черемушкинском рынке по случаю купил. И ясно, что не в хозяйственной сумке вывез. На трепача Браун не похож, зачем же ему вводить меня в курс дела? Очень странно... Вертолетная армада благополучно пророкотала над фермой, обдав свежим ветерком кукурузное поле, кусты и деревья. - Куда же это они? - спросил Доминго Косой. - Уж не к "джикеям" ли? - Сейчас глянем... - Браун быстрыми скачками помчался по лестнице наверх, за ним пошли и остальные. Выбравшись на крышу, мы смогли поглядеть в ту сторону, куда ушли вертолеты. В этот момент замыкающие уже переваливали за какой-то отрог Сьерра-Агриббеньи. - Там, в долине, - с некоторым изумлением прикинул Косой, - плантация "зомби"... Та, которую мы с Сифилитиком сдали "джикеям"... И тут послышался негромкий, похожий на дальний раскат грома, отголосок взрыва, потом еще, еще и еще. - Бомбят? - спросил Косой. - Кэ Барбаро! - Не, это скорее ракетами... - возразил Браун. - С чего бы это они? - удивился Ховельянос. - Ведь это скандал международного масштаба! Регулярная армия совершает воздушный налет на собственность своих граждан, сданную в аренду иностранцам! - Помолчал бы, заступничек! - процедил Доминго. Он, как видно, не знал, радоваться или расстраиваться. Из-за горы показался заметный дым. Наверное, кое-что подпалили. Прислушавшись, можно было сквозь гудение невидимых за горой вертолетов разобрать легкие щелчки и стрекотание. Похоже, это были звуки перестрелки. - Целый батальон послали... - подивился Браун. - Да там у "джикеев" человек сто охраны! - сказал Косой. - Они там и проволоку, и мины поставили. Я же говорил уже... - Стало быть, дон Хосе Соррилья чем-то на них обиделся, раз так ополчился, - заметил Рауль. - Правильно! Пусть даст им покрепче! А то обнаглели... - Ты еще не видел, как они "Горное шале" уделали. - Это уже я припомнил. - Все равно эта акция незаконна! - проворчал Харамильо. - Кончится все опять присылкой авианосца... - Пора бы и нашему возвращаться, - беспокойно поглядел на часы Доминго. Полчаса уже прошло. Он имел в виду вертолет. - Сейчас затарахтит, - словно бы успокаивая себя, пробормотал Косой и поглядел на небо. И верно! Затарахтел! Только не вертолет, а пулемет, и не с неба, а со стороны заросшей кустами воронки, там, где был заваленный ствол лифтовой шахты. - Это еще что? - В единственном глазу Косого появился явный испуг. Пули над крышей не пролетели, но ждать, когда пролетят, никто не собирался. Все дружно сбежали вниз, где дожидался Сорокин. - Работай! - зло бросил он Брауну, который, видимо, должен был знать свою работу. В окно я увидел, как его люди расхватывают оружие и бегут к бетонному забору. Оттуда доносился стук уже не одного, а нескольких пулеметов. - Шеф! - сказал один из охранников Косого. - Вертолет на связи. - Да, - выхватывая у охранника "уоки-токи", отозвался Доминго. - Это ты, Паблито? Где ты болтаешься, черт побери? Да, я сам вижу, что стреляют, но тебе платят не за то, чтоб ты рассуждал, понял? Садись немедленно, я тебя жду! Вертолет прогудел над домом и снизился над площадкой, с которой мы его полчаса назад провожали. - Бегом, бегом! - поторопил всех Доминго, хотя гораздо лучше его всех поторапливали пули, уже тюкавшие то в деревья, то в стены. Все это были шальные, залетные, но дожидаться прицельных я бы не стал. Впереди, очень прытко для своих габаритов, бежал Косой, за ним, плотно прикрывая шефа спинами и задами, топотали охранники, а следом поспешали мы с Харамильо и Раулем. Конечно, я мог бы и прибавить, наверное, но адвокат в этом случае отстал бы безнадежно. Он явно в свое время не сдавал норм ГТО и ВСК, да и вообще был небось освобожден в школе от уроков физкультуры. Поэтому нам с Раулем пришлось подхватить его под руки и волочь. Хорошо, хоть не упирался, сукин сын! В принципе, то, что мы приотстали от лидирующей группы, могло нам дорого обойтись. Во-первых, пули, летевшие от того места, где отряд Сарториуса принял бой с неизвестным противником, стали рассекать воздух на заметно более низком уровне и вполне могли влететь кому-нибудь в спину или в затылок. Во-вторых, у меня были сильные сомнения в том, что при изменившихся условиях гражданин Ибаньес, он же Косой, возьмет кого-либо из нас в вертолет, а тем более всех троих. Это в мирное время он мог побаловать гостеприимством, сказав, что полетим, мол, в тесноте, да не в обиде. Сейчас же брать в шестиместный вертолет минимум двоих лишних и взлетать с перегрузом, когда кругом пульки носятся, было бы слишком рискованно. Правда, где-то метров за тридцать до предполагаемого финиша размер потенциального перегруза вертолета неожиданно убавился. Чертов адвокат, которого мы с Раулем волокли под руки, зацепился за какой-то корень и не только сам полетел с ног, но и умудрился завалить всю систему, то есть и нас с Раулем. Этим он заслужил бы по крайней мере хорошего пинка в заседательное место, но вышло так, что мы должны были ему за это хорошую бутылку поставить. В тот самый момент, когда мы валялись на траве и материли Ховельяноса по-русски и по-испански, над нашими головами прошла очередь из пяти пуль. Находись мы на ногах той же сплоченной группой, эта очередь досталась бы нам. А так она пришлась в широченную спину негра-охранника, бежавшего немного позади Косого и двоих остальных. На телохранителе был бронежилет, но слишком уж легонький с наспинной части. Пули продырявили ее, стукнулись в керамические элементы, прикрывавшие грудь, после чего отскочили обратно в нутро и такого там наколбасили, что ни в сказке сказать, ни пером описать... Хотя этот телохранитель успел испустить вопль, от которого мороз по коже пошел, и помер отнюдь не сразу, а подрыгавшись немного, на Косого и его ребят это не произвело никакого впечатления. Они даже не замедлили шага, потому что вертолет был уже совсем близко, и его пилот отчаянно махал рукой, поторапливая беглецов. Я уже понял, что нас скорее всего не возьмут на борт, но все-таки сделал отчаянную попытку догнать Косого & C°. Бросив Ховельяноса, которого попадание пуль в негра привело в состояние шока, я привскочил и пробежал еще метров десять, отделявших меня от того места, где еще конвульсировал телохранитель. Примерно столько же - метров десять - оставалось до вертолета сеньору Доминго и его верным нукерам. Даже если бы я сумел превзойти мировой рекорд и пробежать десять метров меньше чем за девять десятых секунды, шансов войти в тройку призеров у меня не было. Впрочем, весь вопрос в том, какой приз получают лидеры. А получили они отнюдь не право первыми влезть в вертолет и покинуть поле битвы. Откуда-то сбоку, из кустов, окружавших поляну, тарарахнула очередь. Несомненный претендент на золотую медаль в этом забеге, то есть гражданин Косой, заработал несколько граммов совсем другого металла, причем в основном по ногам. Телохранители в этот момент не пострадали, реакция у них была хорошая, и они, плюхнувшись наземь и выдернув свои пистолеты-пулеметы, открыли пальбу по кустам. Пока Доминго, корчась и вереща дурным голосом, катался по земле, перекрывая своим воем грохот пальбы, у меня оказалось несколько свободных секунд, потому что те, кто молотил из засады по охранникам, вертолету и Косому, некоторое время не обращали на меня внимания. Этих секунд, десяти-пятнадцати максимум, хватило на то, чтобы подобрать измазанный в кровище пистолет-пулемет, валявшийся около негра-телохранителя, юркнуть в кусты, непосредственно примыкавшие к кукурузному полю, и как следует прижаться к земле в какой-то узенькой ложбиночке. Кусты эти были достаточно густые, но те товарищи, которые лупили с противоположной стороны поляны, вполне могли их серьезно проредить, поскольку патронов не жалели. Немало пуль по-прежнему летело и со стороны фермы. Серо-голубое одеяние, полученное от сорокинцев, нельзя было назвать хорошей маскировкой, а потому я понял, что граждане, развязавшие агрессию против мирной фермы сеньора Умберто Сарториуса, заметят меня гораздо раньше, чем я их. Из этого следовало, что дожидаться здесь нечего. Где на четвереньках, где ползком я продрался сквозь кусты и, перескочив через небольшую пересохшую канавку, очутился под сенью кукурузных джунглей. В прошлый раз я был на этом поле одиннадцать лет назад и помнил его географию довольно смутно. С одной стороны, кажется, тут была гниющая дренажная канава, в которой тогда даже крокодилы водились, с другой, на верхнем краю, была асиенда, а с третьей - дорога. То есть мне надо было топать поперек кукурузных междурядий вниз, к дороге, и желательно побыстрее. Граждане, средь бела дня налетевшие на асиенду, явно могли иметь на то высочайшие полномочия от дона Хосе Соррильи, а потому могли потратить время и на то, чтобы прочесать местность после ликвидации незаконного вооруженного формирования. Конечно, на дороге вполне могла быть засада, но ее гораздо легче обнаружить, чем в кустах. На случай неприятной встречи у меня был инструмент, унаследованный от покойного негра-телохранителя. Пушка была необычная, но что-то знакомое виделось. Пистолетная рукоятка, складывающийся металлический приклад-рамка, крышка ствольной коробки и флажок предохранителя явно достались этой фигулине от "калаша", но вместо рожка горизонтально под стволом была подвешена толстенькая тяжеленькая трубка-цилиндр. Разобравшись, как отцеплять цилиндр, я усек, что это магазин, наполненный 9-миллиметровыми патронами, похожими на "макаровские", но с иными, усеченно-коническими, пульками. Считать, сколько их там, у меня не было ни времени, ни желания, но я прикинул, что порядочно. Днем по этой кукурузе было идти намного хуже, чем на рассвете, когда я тут первый раз путешествовал. Все-таки тогда было попрохладнее. А сейчас, когда сверху палило солнышко, от земли, которую каким-то образом поливали и удобряли, поднималась тугая, влажная воздушная подушка, то есть я топал прямо как через парную баню. Опять же тут, в кукурузе, отдыхали от трудов всяческие мухи, комары и прочие кровопивцы, которые насели на меня целой толпой. Прошлый раз меня утешало то, что заботливые наниматели, отправившие меня с Капитаном и прочей публикой делать революцию на Хайди, постарались вколоть мне максимум прививок от разных тропических болезней, которые передаются через этих кровососущих. На сей раз была лишь надежда, что хоть часть того иммунитета у меня сохранилась. Но мало было топать, отмахиваться от самых назойливых насекомых, смотреть под ноги, чтобы не наступить на хвост жарараке, и преть в насквозь влажной одежде - надо было еще прислушиваться и стараться не слишком часто ломать стебли. Я уже отошел довольно далеко от места побоища. Стреляли теперь только около свинофермы и хоздвора. Скорее всего с Косым и его охраной нападающие уже разобрались. Если Рауль с Харамильо не проявили должного энтузиазма в борьбе за собственные шкуры и не сумели, как положено, вовремя смыться, то их судьба должна быть не менее грустной. Долгое время до моих ушей не долетало никаких иных звуков, кроме тарахтения автоматов и пулеметов на асиенде, зверского зудения комаров и мух да шуршания кукурузных листьев, когда изредка набегал ветерок. Но вот где-то чуть сзади и слева послышалось довольно отчетливое потрескивание. Явно кто-то пер параллельным курсом, немного отставая, но в том же направлении. Мне это не очень понравилось, но и не сильно напугало. Товарищ шел медленно и, кроме того, волок за собой что-то или кого-то. Если бы за мной гнались те, что напали на асиенду, то двинулись бы не поодиночке, а цепочкой и шли бы понаглее, с треском ломая стебли. Этот шум действовал бы на меня так, как трещотки загонщиков на волка. Я на всякий случай улегся наземь у корней и стал приглядываться к междурядью. По моим подсчетам, через минуту-другую неизвестный спутник должен был появиться в поле зрения. Как мне представлялось, это должен был быть Рауль, волокущий либо раненого, либо просто изнемогшего от беготни Харамильо. Однако фиг я угадал. В междурядье примерно метрах в двадцати от меня появились двое одетых в камуфляж. Точнее, один, поменьше ростом, выволок другого, погабаритнее. Пары минут мне оказалось достаточно, чтобы опознать в том, что поменьше, гражданку Мэллори-Кармелюк, а в лежачем - Андрюху Чижова. Соваться к ним без предупреждения, зная Танечкин характер и ее стрелковую квалификацию, я не стал. Да и прежде чем напоминать о себе, десять раз подумал. Одно дело - милая беседа в искусственной реальности, к тому же во сне, другое - Кармела в натуре. Тем не менее я все-таки решился окликнуть: - Таня! "Винторез" у нее был за спиной, на меня уставился "ПП-90", а сама она как-то очень быстро укрылась. - Да это я, дура! - Иди сюда, поможешь... - Она наконец разобралась. Я подошел. Андрюхе можно было только посочувствовать. Его угостили и в грудь, и в живот, и в бедро. - Завязывайте... - пробормотал он. - Да перевязала я, перевязала... - отозвалась Таня. - Я говорю: тащить меня завязывайте. - Чижов сказал еще пару слов матом. Все равно не вытащите. Сами только влетите... И так помру как-нибудь... Я был с ним согласен, но Таня сказала: - Я тебе умру! Слышишь? - Слышу, еще не оглох... Ноги только ни хрена не чую, в хребтину, сука, дошла. Ты, Колька, добей, а? - Не вздумай! - озверело сверкнула глазищами Кармела. - Не слушай ее, дура она... Андрюха вдруг широко открыл рот, хватанул напоследок воздуха, дернулся и обмяк с запрокинутой и скосившейся набок головой. Ни шиша живого в открывшихся настежь глазах уже не виделось. Я ждал, что Таня заорет, зарыдает, закатит истерику, но она только вздохнула скорее с облегчением, чем с сожалением: - Отмучился хлопчик... - и пальцами прижала Андрюхе веки, чтобы закрыть ему глаза. Не хотелось лезть с расспросами, что и как, тем более и так было видно: дела хреновые. Но Кармела сама, правда, и нехотя, доложила: - "Тигры" это. Местный спецназ. Кто-то решил и нас, и "джикеев" одним махом. И "койотов" тоже. Какой-то зам Косого по телефону искал, кричал, чтобы не вылетал, мол, дом окружен... Потом связь отрубили... - Что у них тут, месячник по борьбе с оргпреступностью? - Язык сам по себе выбалтывал смешочки, хотя было нынче не до шуточек. - Не знаю. Мне, Андрюхе и Веселову велели уходить через кукурузу. Я проскочила, а этих достали. Ты хоть знаешь, куда идти? Антон знал, только у него уже не спросишь. От фермы донеслось басовитое гавканье автоматического гранатомета, а затем удары гранатных разрывов. - Попробуем к дороге? Может, еще не оцепили? Поле здоровое... - Оцепили... Сейчас прочесывать пойдут. Точно. Совсем товарищ Баринов отупел. Мозга за мозгу зашла. Если это не просто халявщики, а регулярное войско, так наверняка два кольца сделали, для страховки. Раз так - полная хана. Стоп! Но ведь когда-то на этом самом поле, на берегу дренажной канавы, был запасный выход из "Лопес-23". К нему даже вагончик подходил. Конечно, при взрыве его могло завалить, к тому же и затопить водой из этой самой канавы, но все-таки... - Пошли! - Я дернул Таню за руку. - Постой. - Она сдернула с мертвого Андрюхи камуфляжную куртку и мокрые от крови штаны. - Влезай! А то тебя за версту видно. Я не побрезговал и ботинками. Кроссовочки, конечно, были полегче, но на змеюку в них лучше не становиться. Унаследовал я от Чижова и нормальный, дальнобойный "Калашников" 5,45 с парой магазинов. Граната еще досталась к подствольнику. Может быть, надо было Андрюху хоть чуток присыпать, но только времени не оставалось. Потому что там, на асиенде, после нескольких отчаянных очередей все притихло. Это означало, что сейчас начнут искать, не унес ли кто ноги. Где-то у верхнего края поля взлетела вверх ракета красного дыма. А от дороги донеслась команда: - Лос плутонос примере и секундо - аделанте! Первый и второй взводы вперед! И остался наш Чижов в кукурузном междурядье, полуголый, в кровавых бинтах, облепленный мухами... А мы с Кармелой побежали в ту сторону, где когда-то была канава. Прямо вдоль междурядья, с одной надеждой - успеть, потому что если "тигры" отрежут нас от канавы, то деваться будет вовсе некуда. "Тигры" шли с трех сторон: от асиенды, от дороги и от леса. За канаву они, видно, не очень беспокоились, потому что перейти ее было непросто, если учитывать наличие жарарак, которые в ней водились. Коммандос сомкнули фланги и образовали нечто вроде гигантского хомута, краешки которого вот-вот должны были стянуться... Они не стреляли, но ломали кукурузу беспощадно, словно бы догадываясь, что платить компенсацию сеньору Сарториусу не придется. Когда мы сумели добежать до канавы, мне показалось, что дела наши совсем хреновые и ловить больше нечего. Я-то помнил эту канаву такой, какой она была одиннадцать лет назад, то есть грязной, с осыпавшимися земляными, ничем не укрепленными берегами, заросшей тростником и всякой водяной зеленью, в которой крокодилы водились. А сразу за ней, помнится, была ничем не огороженная банановая роща. Но оказалось, что железная пята цивилизации и здесь прошлась. Канаву немного сузили, но зато укрепили ее берега почти отвесными бетонными плитами и превратили в широкий и глубокий лоток, по которому несся мощный поток красновато-бурой воды. Должно быть, где-то в горах Сьерра-Агриббенья прошли дожди, и водичку с верхних террас решили сбросить... Даже если бы нам удалось каким-то чудом перелезть через эту канаву, то дальше мы уперлись бы в здоровенный бетонный забор, должно быть построенный с таким расчетом, чтобы граждане, убирающие кукурузу, не смогли перелезть туда с помощью каких-нибудь механизмов, имеющих телескопическую гидравлику. Я, правда, не знал, чем тут нынче убирают кукурузу, но видел какие-то челюстные подборщики на машинном дворе и как-то непроизвольно сейчас о них вспомнил. Может, и правда, кто-нибудь с их помощью за бананами лазал... Конечно, подобная версия происхождения забора на том берегу канавы могла быть чистой фантазией, родившейся в перепуганной и плохо соображающей башке, но сам-то забор был реальностью. А это означало, что нас приперли к стенке. Осталось только расстрелять. Само собой, что на столь изменившемся ландшафте я уже не мог припомнить, где был вход в Лопесовы подземелья. То ли вверх по канаве бежать, то ли вниз? И это при том, что и сверху, и снизу вдоль канавы уже топали "тигры". Промежуток между концами "хомута" был немногим больше двухсот метров. На край канавы из-под прикрытия кукурузы мы не высовывались, и заметить нас вроде бы не заметили, но сунься мы поперек междурядий засекли бы сразу. Это отсрочка максимум на четверть часа... - Ну, куда? - спросила Кармела. - Вверх? Вниз? Веди, Сусанин! Не торчи, как шпала! РНС молчала. Если Сорокин накрылся, то ждать подсказок неоткуда. Никто не даст мне силу, чтобы перемахнуть через канаву и забор, да и раньше, прямо скажем, РНС действовала в пределах нормального, если дело касалось физических возможностей, а не интеллектуальных. Я сам решил, что бежать нужно вниз. Таня - за мной. Мы бежали поперек междурядий, и теперь нас заметили. Стрелять не стали, как видно, прошли те времена, когда хайдийские войска начинали палить очертя голову и даже драться между собой по нескольку часов, будучи не в силах координировать свои действия. У нынешних "тигров" с подготовкой было все в порядке. Мы бежали прямо на них, они наверняка уже залегли и приготовились. Можно было бы повернуть назад или броситься вправо, но везде нас ждало одно и то же. Хана. То, что мы вылетели на небольшую проплешину в кукурузных зарослях, я поначалу не воспринял как спасение - мало ли огрехов допускается при полевых работах? И лишь узкая щель, правильным полумесяцем обозначившаяся в земле, подсказала: это то самое место. Я вспомнил, как удивился тогда, когда Капитан, набрав на отобранном у Паскуаля Лопеса пульте цифры "1492" - год открытия Америки Колумбом, заставил сдвинуться с места целую лужайку. "Лужайка" располагалась в огромной стальной "миске", закрывавшей шахту, а на место лужайки снизу поднялась стальная площадка лифта со стоящим на ней вертолетом. Взрыв, уничтоживший подземелья "Лопес-23", докатился и сюда. Во всяком случае, он сдвинул и покривил "миску" с "лужайкой", а в земле осталась месяцевидная щель. Что там сейчас творилось внутри - понять было сложно. Вполне могло оказаться, что, сунувшись туда, мы провалились бы в стометровую пропасть. Но другого способа уйти от "тигров" не было. И я, упершись руками в края щели, опустил ноги туда, откуда тянуло замогильным холодом... МЫ ПОЙДЕМ ДРУГИМ ПУТЕМ... Нет, никуда я не сорвался. Под ногой очень быстро нащупался металл, рука ухватилась за какую-то погнутую стальную штуковину, а другая еще за какую-то, и таким макаром я нашел под землей точку опоры. Следом спустилась Кармела. Света было достаточно, чтобы разглядеть: мы стоим на разбитом и смятом вертолете, который в свою очередь покоится на покореженной, перекособоченной и оттого никуда не провалившейся лифтовой площадке. Именно до этого уровня нас когда-то опустил Капитан, набрав код "1776" год основания США. Тогда по сторонам мы увидели три стальные двери. Паскуаль рассказывал, что оттуда на площадку выходили охранники. Сейчас этих дверей не было, их вдавило в дверные проемы, сорвало с петель и повалило. Пульта, чтобы еще раз набрать "1776" и опуститься еще на двадцать метров вниз, у нас не было. Да и вряд ли здешние механизмы захотели бы работать. Надо было тем не менее срочно убираться с площадки, потому что ругань и пыхтение "тигров" слышались совсем близко. Они уже подбежали почти к самой щели. - Где гранаты CS? - заорал какой-то начальственный голос. - А кто приказывал их брать, сеньор лейтенант? Вы приказали взять только осколочные... Мы слушали перебранку, уже соскочив с вертолета на площадку и пробравшись в одну из дверей. Гранаты с газом CS ребята забыли в очередной раз, но очень кстати для меня и Кармелы. - Да бросьте им любую, все равно эта штука еле держится! - посоветовал кто-то. Наверху послышалось строгое: - Всем отойти на двадцать шагов! Щелчок, затем граната лязгнула по мятому борту вертолета. Мы с Кармелой отскочили от дверного проема и упали на пол... Грохнуло! Сразу после того, как воздушная волна укатилась куда-то за наши спины и пошла гулять по еще неведомым нам подземным лабиринтам, а осколки перестали рикошетить по шахте, послышались сперва скрежещущий лязг, потом грохот, затем удаляющийся, но мощный гул и, наконец, тяжелый далекий удар... - Я же говорил! - торжествующе крикнул кто-то сверху. - Площадка грохнулась! Если они и были там, то разбились всмятку! Голоса стали удаляться. Когда их стало совсем не слышно, мы подобрались к дверному проему и поглядели... Площадка с вертолетом исчезла напрочь. Остались лишь какие-то массивные рельсы-направляющие, покореженные конструкции, на которых держалась "миска", закрывавшая шахту. Полукруг света, проникавший из щели, высвечивал на двадцатиметровой глубине арку - она когда-то вела к вагончику. Но шахта на этом уровне не заканчивалась. Площадка с вертолетом провалилась так глубоко, что разглядеть их было невозможно. Наше положение было не самое лучшее. Добраться по гладкой бетонной стене до щели-полумесяца не смог бы даже альпинист, тем более без специального снаряжения. - Ну, а теперь куда? - спросила Кармела. - Куда-нибудь... - Я неопределенно махнул рукой в сторону подземного коридора, уводящего от шахты. - Учти, - заметила Таня, - "тигры" вышли к асиенде из-под земли, через заваленный ствол. Они и сейчас могут быть там. - Учту, - вздохнул я. Она достала фонарик, посветила вперед. Метрах в двадцати коридор заканчивался лестницей, похожей на те, что имелись в подземельях "Горного шале", но хода наверх не было - только вниз. В стене коридора было две двери, обе сорванные с петель. За обеими дверями были небольшие комнатушки. В первой стоял стол с телефоном, тумбочка с телевизором, у которого при взрыве лопнул кинескоп. На полу в пыли валялись осколки от разбитого плафона, опрокинутые стулья, письменный прибор, давно испортившиеся электронные часы. Здесь, похоже, сидела бодрствующая пара охранников, а отдыхали они во второй комнатушке, где стояло два топчана, обитых клеенкой. - Посидеть, что ли? - устало сказала Таня. - Все ноги оттопала... Уселись друг напротив друга. Я спросил: - Может, теперь скажешь, откуда ты здесь взялась? - Тот же вопрос могу и я тебе задать. - Я? Честно и благородно приехал как турист. С законной женой, при паспортах и визах. А ты, насколько я помню, в это время оставалась в Москве, у нас в центре. - Ты своей памяти не верь ни в чем. Она липовая от и до. Точнее, настоящего в ней много, но вранья - очень много. Я своей уже давно не верю и не знаю, что правда, а что ложь. Я даже сейчас не знаю, вживую с тобой говорю или это опять кто-то придумал. - Тогда ответь: ты, когда мы всем колхозом в вагончике ехали, спала? - Вроде бы... Хочешь спросить, что я во сне видела? - Хочу. - Можешь не проверять - то же, что и ты. Рассказывала тебе о том, что я такое. А оборвалось все на том, когда ты спросил, не связан ли Сорокин с Бариновым. Закрутилась спираль, и все исчезло. - Как ты думаешь, случайно? - Не знаю, ничего не знаю... Может, случайно, потому что до места доехали, а может, и нет. Какая разница? - Ты можешь досказать про себя? - Нет. Я этого еще не знаю. - Как это? - А так. То, что я тебе рассказывала во сне, мне самой не было известно. Я говорила то, о чем раньше не знала. Понятно? - С трудом. Тебе это кто-нибудь подсказывал или как? - Видишь ли, то, что у меня не все в порядке с головой, я давно замечала. Но кому такое расскажешь? Ты-то меня поймешь, я знаю, что вы с Брауном жили в одной голове. Но вы там вместе не больше суток пробыли, кажется, а я несколько лет. Понимаешь? - Приблизительно... Только вот когда мы с Брауном в одном черепке обитали, то телом управлять не могли. Оно не знало, чьи команды выполнять. А у вас, выходит, все получается? - Не так. У вас "я" были больше разделены. А у нас нет резкой границы. Во сне с тобой говорила Таня. Но сейчас "я" - Таня-Кармела. Все вместе. Новая личность... - Пойдем дальше? - предложил я. - А то разомлеем тут, если долго просидим. - Верно... - согласилась Таня. Ее взгляд упал на пистолет-пулемет, который достался мне от убитого телохранителя. - Где это ты "бизончик" прихватил? - "Бизончик"? - Ну да, это ж "бизон-2" - совсем новый пистолет-пулемет. Сделан на базе "Калашникова", но тут, в шнеке, минимум шестьдесят четыре патрона. В ближнем бою - сильная штука. Мы встали и пошли по коридору к лестнице. Прежде чем начать спускаться, прислушались. Вроде бы какие-то шорохи и шуршание снизу долетали, но скорее всего их производили либо крысы, либо подземные сквозняки. Андрюхин "Калашников" я надел за спину, а "бизон" держал наготове. Таня тоже шла с раскрытым "ПП-90", а "винторез" повесила стволом вниз. Каждый марш лестницы опускал нас на четыре метра ниже. Каждая ступенька по двадцать сантиметров высотой, всего по двадцать ступеней в марше. Марш площадка, марш - площадка... Без каких-либо боковых коридоров. Шестой по счету марш вывел нас к арке, через которую когда-то нас провел Паскуаль Лопес после того, как Капитан набрал код "1789" - дату принятия первой Конституции США. Тогда ее закрывал стальной щит, поднимавшийся при наборе кода, которого сейчас не было. Его вывернуло вместе с частью арки, и он, должно быть, грохнулся в шахту лифта. А вот той боковой двери в арке, через которую мы с Таней прошли на этот раз, при первом посещении "Лопес-23" я не увидел или, во всяком случае, не запомнил. Эту дверь тоже сорвало с петель чудовищной ударной волной и даже немного выворотило раму, державшуюся на мощных стальных штырях, вцементированных в проем, пробитый в монолитной скале. - Мощно рвануло, - отметил я, когда мы оказались под аркой. - У тебя дозиметра случайно не имеется? - с беспокойством спросила Кармела. - Нет, конечно. А ты думаешь, тут атомную бомбу взорвали? - Кто его знает. Была же где-то здесь бомба... - Вряд ли. - У меня, однако, мороз по коже пошел. Всяко бывает... Может, это и к лучшему, что у нас дозиметра нет. Теперь, пока не начнем блевать от лучевки, ничего знать не будем. Ну, был бы он, дозиметр этот. Узнали бы, что кругом считает, а что дальше? Деваться-то все равно некуда... Успокаивая себя, что не могло быть тут никакого ядерного взрыва, ибо тогда половина острова превратилась бы в радиоактивную пустыню, а на другой все еще и сейчас мерли бы от лучевой болезни, я пошел сперва к стволу лифтовой шахты. Таня посветила вниз фонарем. Огромная труба уходила, казалось, в бесконечность. Свет фонаря проник во тьму не менее чем на полсотни метров, но дна пропасти видно не было. Куда провалился вертолет с лифтовой площадкой - мы так и не разглядели. - Ни фига себе! - сказал я себе... - Может, это здесь? - предположила Таня. - То, что ищут в зоне "Зеро"? - Знать бы, как туда спуститься... - хмыкнул я. Мне вовсе не хотелось лезть в преисподнюю, тем более толком не зная, как обращаться с сейфом О'Брайена, который огражден всякими штучками и при неаккуратном обращении может в лучшем случае оставить тебя с носом перед кучей пепла, а в худшем - угробить вообще. У меня была тайная мечта: найти какой-нибудь ход наверх, а затем выбраться на свежий воздух. Я уже пресытился подземными путешествиями, у меня скоро клаустрофобия начнет развиваться... Тут мне вдруг стало до идиотизма смешно. Бедная Хрюшечка-Леночка ныла, что хочет отдохнуть. Добрый папочка ее благоверного Димы щедрой рукой презентовал им шикарный тур. Сначала Лондон, где не столько знакомились с достопримечательностями, сколько собирали информацию, теперь благоухающий остров, по поверхности которого пришлось передвигаться короткими перебежками, лазурные воды Карибского моря, в которых, как оказалось, можно и утопнуть, если под тобой взорвется шикарная яхта, наконец, экзотика прохладных подземелий с перестрелками, взрывами и перспективой где-нибудь навеки замуроваться. Поскольку я, по-моему, даже хмыкнул при этих размышлениях, Кармела посмотрела на меня как на идиота и спросила: - Крыша поехала, компаньеро? - Точно, - согласился я. - Ты знаешь, что мы сюда с Ленкой отдыхать приехали? На солнышке отогреваться, купаться, фрукту кушать, как говорят в приватизированном вашей "незалежной ненькой" Крыму... - Вот и ехал бы в Крым, пока пускают... - проворчала Таня, и понял, что чем-то наступил ей на хвост. То ли она болезненно восприняла смешочек по поводу украинской независимости, то ли ей эта самая независимость тоже не больно нравилась. Не поймешь. Но то, что с ней надо осторожно обращаться, я знал хорошо. Не вдаваясь в пререкания, мы пошли в противоположном от шахты направлении. То есть туда, где раньше был подземный перрон и начиналась линия метро. Тогда отсюда было всего десять минут езды до станции "Лопес-23" и ныне полузаваленной шахты, по которой мы вчера выбирались наверх. Сегодня по ней к асиенде подобрались "тигры". Мысль о "тиграх" появилась очень своевременно. В тот самый момент, когда мы вышли на подземный перрон и убедились, что с одной стороны - глухой тупик, в котором к тому же лежит на боку смятый в гармошку вагончик, а с другой - завал из рухнувших тюбингов и вывалившейся в туннель породы. При свете фонаря можно было разглядеть, что с одной стороны, там, где тюбинги уцелели, в завале есть небольшой проход. Таня решительно пошла в ту сторону. - Там могут быть "тигры", - предупредил я. - Этот туннель ведет к асиенде. - Плевать, - не оборачиваясь, ответила она. Проход действительно был. Ударная волна, пронесшаяся по туннелю, как бы "расперла" его, и верхние бетонные тюбинги избыточное давление оторвало от нижних. Когда волна прошла, эти тюбинги посыпались вниз под действием собственного веса, а следом за ними грохнулись в туннель и десятки тонн породы. Глыбки местами были очень даже солидными, не меньшими, чем те, через нагромождение которых мы вчера поднимались по стволу заваленной шахты. Однако, падая, большая часть их не раздробилась, а просто вывалилась и стала на ребро, на попа или привалилась к уцелевшим стенкам туннеля. Дальше на них осели следующие уже горизонтально. Проход начинался сразу за перроном, на край которого навалилось несколько глыб. На сам перрон осыпалась только его мраморная облицовка, а тюбинги устояли, зато удар волны через арку был куда сильнее... - Слушай, - сказал я Тане, - ты уверена, что нас там не прижмет где-нибудь? - Я тебя с собой не тяну. У тебя есть другой выход отсюда? Если есть выходи. А я пойду здесь. И Кармела пошла вперед, точнее - нырнула в черную дыру-щель шириной не больше полуметра, а высотой примерно в два. Я, конечно, мог бы и не лезть, но перспектива остаться в подземелье без фонаря меня не устраивала. Пришлось втискиваться следом за Танечкой. Первое впечатление было такое, что Кармела полезла сюда исключительно ради смерти, причем скорее всего долгой и мучительной. Многие каменные глыбы держались только на законах сопромата, а большинство - да простят меня специалисты! - вопреки этим законам. В отличие от заваленной шахты здесь все было намного менее прочным. К тому же там мы выбирались к свету, и это вселяло некий оптимизм, прибавляло настроения, а потому питало надежду на то, что сегодня стометровый вертикальный завал не захочет уплотниться. В туннеле мрак был и впереди, и сзади, где-то изредка раздавались пугающие шорохи, потрескивания и скрежеточки. В одних местах можно было пройти в рост, но только боком, в других надо было согнуться в три погибели, в третьих - пролезать на четвереньках. Наконец мы подошли к такому месту, где метров пять пришлось ползти по-пластунски с очень малой гарантией от застревания. Мне было проще: я знал, что, если плечи у меня не пролезут, проталкиваться дальше бесполезно. У Тани самым широким местом были при всей ее мужественности все-таки бедра, и, протиснув плечи, она не могла надеяться, что пролезет целиком. Кроме того, попка у нее была все же поуже моих плеч, и там, где она при желании, проскользнула бы, у меня шансов не было. И так - почти километр! Впрочем, не уверен. Может быть, это было всего двести-триста метров, которые показались бесконечными. Ей-Богу, где-то на середине пути я подумал, что надо было сдаться в плен "тиграм", а не соваться в этот мерзопакостный лабиринт. Неужели демократические солдаты Соррильи пристрелят меня так же, как это сделали бы тоталитарные солдаты Лопеса? Будь я наивным янки, а не гражданином новой России, то был бы убежден, что демократические солдаты так нехорошо не поступают. Однако, честно скажу, что, если бы дошло дело до того, я предпочел бы сдаваться тоталитарной советской, а не демократической российской армии. Так или иначе, но сдаваться "тиграм" я уже опоздал и тем утешился. К тому же совершенно неожиданно наш шкуродерный проход закончился, и мы с Кармелой очутились на небольшом пятачке между двумя завалами. Впереди был завал сплошной. Там полностью осела вся кровля туннеля и огромный массив породы сплющил пробитую в земле "кишку" точно так же, как поставленная нога сплющивает в каком-то месте резиновый шланг. Позади нас был тот завал, через который мы смогли протиснуться, а прямо над головой можно было наблюдать уникальное природное явление: разломившаяся каменная плита весом небось в пару сотен тонн встала "шалашиком", то есть наподобие двускатной крыши. До "конька" этой "крыши" было метра три - три с половиной. Справа, там, откуда мы вышли, была глухая стенка с уцелевшими тюбингами, а слева в такой же стене чернела правильная полуовальная дыра. Это был туннель, но гораздо меньшего диаметра, чем тот, по которому ходили поезда. Кармела, пройдя под "шалашиком", вошла в маленький туннель, не сгибаясь, а мне пришлось нагнуться и перевесить Андрюхин автомат стволом вниз. Туннельчик шел с заметным уклоном вниз, и это мне очень не понравилось. Если это опять был какой-то дренаж, то вполне мог закончиться в каком-то горизонтальном коллекторе вроде того, где я купался в дерьме вместе с Марселой во время первого пребывания на Хайди. Тот коллектор-ловушка был где-то поблизости, и через него мы тогда все-таки выбрались на поверхность. Но второй раз проходить через такой аттракцион я не согласился бы ни за что. Впрочем, был вариант еще хуже. Труба могла вывести в вертикальный ствол наподобие того, по которому я лазал в подземельях "Горного шале", а это был полный облом и перспектива опять лезть через шкуродер, только в обратном направлении. О перспективе встретить в туннеле "тигров" я думал примерно так, как Робинзон о перспективе встречи с дикарями: опасно, могут съесть, но все-таки люди. Самый смех, что Тринидад и Тобаго, в районе которых обитал этот самый Робинзон, совсем недалече отсюда. Уклон увеличивался, я уже начал думать, что мы вот-вот покатимся под горку, но тут появились ступеньки. Вместе с тем туннель заметно загнулся влево. Этот левацкий загиб не менялся, хотя мы прошли уже порядочно, и до меня дошло, что мы идем по спирали куда-то вниз. А затем слева высветился проем, в котором обнаружилась шахта. Та самая, от которой мы ушли по заваленному туннелю. - Ни черта дна не видать, - констатировала Таня, заглянув в проем. Я тоже поглядел и убедился, что мы спустились примерно на тридцать метров ниже арки, а до выхода на кукурузное поле в общей сумме почти семьдесят метров. А внизу была бездонная пропасть. Справа обнаружилась комнатка. Похоже, что тут располагался аварийный пульт ручного управления лифтом на случай, если автоматика выйдет из строя. Конечно, такого случая, когда лифт вообще будет уничтожен, конструкторы не предусмотрели. Пульт был внешне цел, но чисто экспериментальное нажатие кнопок ни к чему не привело. Здесь же обнаружилась комнатка для отдыха дежурных лифтеров, точно такая же, как та, где мы передохнули "этажом выше". - Садись, в ногах правды нет, - пригласила Таня, когда мы зашли в эту комнатку. Фонарь она выключила, чтобы не жечь батарейки, и сидели мы в кромешной, как поначалу казалось, тьме. Однако слабый-преслабый свет от щели-полумесяца все же доходил сюда с кукурузного поля через дыру в стене шахты и дверной проем комнатушки. Поэтому через некоторое время мы даже смогли различать друг друга в темноте. - Дальше есть ход, - сонно сказала Таня. - Только ноги не идут... Похоже, что она и впрямь устала. Пробормотав несколько слов, Таня-Кармела как-то боком сползла на топчан и придавила ухо к клеенчатому приподнятому изголовью, заменявшему подушку. Послышалось мерное дыхание - она спала. Практически в тот же момент и я почувствовал жуткую усталость, слабость и безволие во всем теле. Я знал, что обоим спать нельзя, что где-то близко бродят "тигры", что надо караулить... Но все равно заснул. ДУРАЦКИЙ СОН ДЛЯ ДИМЫ И ТАНИ № 2 Впечатление было такое, что наш сон был записан на пленку, которую разрезали на две части. Первую часть мы посмотрели в вагончике, и показ оборвался на моем вопросе: - А с Бариновым Сергеем Сергеевичем они не были связаны? Этот вопрос остался там, в первой части сна, но в том, что Таня в новом сне отвечает именно на этот вопрос, у меня не было ни малейших сомнений. - Еще бы! Баринов готовил Сорокина к заброске на Запад. - Готовил? К заброске? Они что, разведчики? - Сорокин - профессиональный нелегал, полковник госбезопасности. А твой отец в то время был начальником лингвистического отдела специального центра психологической подготовки - абсолютно секретного учреждения КГБ. Того самого, которое теперь стало частным центром трансцендентных методов обучения. - Так это, выходит, он комитетское имущество приватизировал? - Не приватизировал, а взял "под крышу". Когда КГБ разгоняли, этот центр решили не светить и срочно сделали частным. Тем более что у Баринова был легальный статус, вполне реальные научные работы и педагогический опыт. Он преподавал в целом ряде вузов, его знали в научном мире. О его работе в КГБ было известно лишь непосредственным сотрудникам, а те, кто проходил подготовку в центре, не имели с ним прямого контакта. Именно в этом центре он разработал методики сверхускоренного обучения и неопосредованной передачи информации с помощью микросхем, вживляемых в мозг... После того, как агентура обнаружила, что аналогичные работы ведутся Брайтом под кураторством Хорсфилда, Баринов поставил вопрос о внедрении туда нелегала, прошедшего специальную подготовку. С этой целью был подобран тогда еще совсем молодой человек, которого мы теперь знаем как Сорокина-Сарториуса. Он прошел сверхускоренный курс обучения французскому и итальянскому языкам, а также специальную подготовку. Сорокин легализовался в Италии под именем Умберто Сарториуса, а затем через одного из научных знакомых Баринова поступил на работу в частный научный центр, являвшийся европейским филиалом клиники Брайта. Там он выполнил несколько работ, которые были воспроизведением уже готовых закрытых трудов Баринова и послужили ему пропуском в заведение Брайта. - Значит, отец ушел дальше Брайта? Получается, что наши помогли развитию того направления, которое у американцев отставало? - Ну, рано или поздно они бы нащупали эти решения сами. Во-вторых, Сарториус был послан вовсе не за тем, чтобы мешать научной работе американцев, а за тем, чтобы контролировать ее. Хочешь знать, в чем основное преимущество янки? В том, что они сразу же ищут практическое применение фундаментальным открытиям. Русские считают, что главное "прорваться за горизонт", сделать что-то принципиально новое, объять необъятное, доказать, что "небываемое бывает". Это стиль российской и советской науки. Украсть - так миллион, любить - так королеву. Однако над тем, куда потратить миллион и как распорядиться любовью королевы, русские чаще всего думают мало. Поэтому максимальный эффект сделанные ими открытия приносят в других странах. "Это говорит не она! - мелькнула у меня неожиданная догадка. - Она сказала: "Я говорила то, о чем раньше не знала..." Значит, сейчас кто-то читает мне лекцию ее устами. Либо это Сорокин, если ему удалось уйти с фермы живым, либо сам Чудо-юдо..." - Сорокин был послан контролировать направление работ Брайта и прежде всего практическую реализацию фундаментальных трудов, - продолжала рассказывать виртуальная Таня. - Причем сделано это было почти втайне от комитетских генералов. Большинство из них считали работы в области управления сознанием и памятью делом бесперспективным. Фактически все работы в этой области сворачивались, и для Сергея Сергеевича стало ясно, что кто-то работает против него в Москве. Пользуясь своими многочисленными связями в верхах и низах, он собрал обширную информацию о том, как и кем инициировались решения, мешавшие ему работать. Сергей Сергеевич тщательно проанализировал ситуацию и вычислил, что имеет дело с мощной криминально-политической структурой, занимающейся наркобизнесом и обладающей серьезным прикрытием на уровне ЦК и Совмина. Кроме того, он смог отследить некоторые зарубежные контакты этой команды и обнаружил, что несколько ниток ведут к "G & К" и укрытому в ее недрах отделу Хорсфилда. - А что ж он не вышел, допустим, на Андропова? - спросил я, уже заранее ощущая, что говорю вещь жутко наивную. - Во-первых, дело было еще во времена Леонида Ильича, поэтому Андропов не был высшей инстанцией. А во-вторых, до председателя КГБ сотруднику такого ранга, как Баринов, напрямую было очень непросто добраться. Во всяком случае, ему очень трудно было миновать непосредственного начальника генерал-майора Белогорского... - Это отец Вадима? - Совершенно верно. Именно он руководил специальным центром психологической подготовки в тот период. А у Сергея Сергеевича не было уверенности, что Белогорский тормозит его работу, лишь подчиняясь обстоятельствам, а не в силу прямой заинтересованности. Тут Баринов не мог ошибиться. Если бы он действовал как рыцарь с открытым забралом, то наверняка угодил бы в автомобильную катастрофу или выпал бы из окна в нетрезвом состоянии. Может быть, ему устроили бы инфаркт или сердечную недостаточность. В то время у него еще не было сил, чтобы защитить себя от всяких неожиданностей. Поэтому он вынужден был действовать осторожно. Он знал, что у Белогорского был сын Вадим, студент-медик с весьма неустойчивыми понятиями о нравственности. Кроме того, было несколько некрасивых историй, в которых был замешан Белогорский-младший. От крупных неприятностей Вадима спасали лишь отцовские связи да еще влиятельные друзья его бабушки Мирры Сигизмундовны, которая, уйдя на пенсию, сохраняла немало знакомств, выводивших аж на Политбюро. Однако и недоброжелателей в системе КГБ у Белогорских хватало. И твой папочка решил, что надо слегка "подставить" генерала. Случай представился в 1981 году, когда Вадим попался при провозе через границу золотых цепочек в тюбике из-под зубной пасты. Строго говоря, эта акция была чистой воды провокацией, организованной Бариновым через своих людей, которые, помимо цепочек, поместили в тюбик еще и контейнер с разведсведениями о деятельности центра, которым руководил Белогорский. Удар был крепкий, хотя благодаря неутомимой Мирре Сигизмундовне его последствия удалось смягчить до минимума. Генерал был понижен в звании и переведен руководить какой-то спецпсихушкой. Его жена Раиса также была удалена из спеццентра психологической подготовки, Вадиму пришлось побывать под судом, но все в принципе кончилось благополучно, так как дело об измене Родины в форме шпионажа не возбуждалось, речь пошла только о контрабанде, и наказание суд определил в три года условно. Вадим был исключен из комсомола, из института, но уже через год восстановился и там, и там. Но Баринов все-таки одержал победу. Он стал начальником спеццентра и получил немалую самостоятельность в работе. - Это я уже догадался. Давай лучше о Сарториусе. - Сарториус благополучно прошел в клинику Брайта, выдержав целый ряд проверок и тестов, хотя ему пришлось пройти не только детектор лжи и несколько допросов с использованием психотропных препаратов, разработанных именно в этой клинике и больше нигде не употреблявшихся, в частности все модификации препарата "Зомби" до "Зомби-5" включительно. Он смог все это выдержать благодаря тому, что Сергей Сергеевич разработал эффективную систему защиты от всех этих средств с помощью так называемого препарата № 330, являвшегося нейтрализатором для препарата № 329, то есть, по сути дела, "Зомби-6", значительно превосходившего все предыдущие по воздействию на организм. Брайт в это время еще не имел в своем распоряжении шестой модификации "Зомби" и счел результаты проверки удовлетворительными. Вскоре после того, как "итальянец" стал работать у Брайта, в клинике были получены качественно новые результаты. Сарториус, занимаясь изучением воздействия вихревых электромагнитных полей на деятельность мозга в сочетании с применением параллельно созданного "Зомби-6", разработал способы записи памяти любого субъекта с естественного носителя, то есть с клеток мозга, на искусственный. Искусственный носитель представлял собой сложную компьютерную систему с огромным объемом машинной памяти. - И в порядке эксперимента Брайт решил перевести на искусственный носитель память своей незаконной дочери? - Да, хотя тут был не просто эксперимент. Брайт знал, что Бетти и Вик Мэллори - наследницы Тимоти О'Брайена. Он рассчитывал, что Кармела, перемещенная на естественный носитель и тем как бы переселенная в тело Вик, станет его агентом и позволит ему получить доступ к фонду О'Брайенов. - Ловок! - Однако уже в это время Грэг Чалмерс, Джонатан Хорсфилд и Джералд Купер-старший готовились к "Атлантической премьере". У них до этого не было сомнений в том, что Педро Лопес и Хорхе дель Браво работают только на них. Но с помощью "прорывных программ" Джерри-младшего они неожиданно узнали, что диктаторский тандем повел двойную игру. Они обнаружили связь Лопеса и дель Браво с Дэрком, который уже практически перекупил эту парочку со всеми потрохами. Вот тогда и решили устроить "коммунистический переворот" силами нескольких групп профессиональных наемников, в одну из которых вошел Ричард Браун. Точнее - Николай Коротков с пересаженной памятью Брауна. - Я попал за рубеж при помощи Чудо-юда? - Нет, случайно. Сергей Сергеевич о тебе ничего не знал. А вот Сарториус, оставшись в тени, предложил Брайту провести эксперимент по пересадке памяти американца русскому солдату. Вначале планировали получить из Пакистана какого-нибудь военнопленного афганца, но потом европейский филиал раздобыл тебя. Доставить тебя из Германии оказалось дешевле, поэтому ты и стал Диком Брауном на целый год. - А Брауну это стоило жизни? - Мне было неприятно об этом думать. - Вынуждена сказать "да". Хотя в принципе его не собирались убивать. Просто несчастный случай при парашютном прыжке оказался очень своевременным. А вот твоя судьба все время, как говорят, "качалась на весах". Сперва тебя не хотели посылать на Хайди, но потом решили, что не худо бы иметь кого-то на роль "агента Москвы". В конце операции у Чалмерса были намерения тебя устранить, но ввиду того, что "Зомби-7", документация по нему и почти все участники "Атлантической премьеры" исчезли вместе с "Боингом", тебе и Брауну сохранили жизнь. Правда, Брайт, который сам пересаживал тебе сознание Брауна, при участии Сарториуса допустил ряд ошибок. Грэгу Чалмерсу был нужен русский солдат, а получился Коротков-Браун, который слишком много знал. - И меня не убрали только благодаря вмешательству Сарториуса-Сорокина? - Да, хотя задачу вывезти тебя в СССР он получил от Баринова. О том, что ты оказался у Брайта и готовишься к участию в операции на Хайди, Сорокин тут же информировал свое начальство, а те - Баринова. Внешность солдатика показалась Сергею Сергеевичу слишком знакомой, и он постарался собрать о тебе всю информацию, вплоть до того, что ты был найден на скамейке в зале ожидания Ярославского вокзала. В общем, Баринов признал в тебе своего сына и заставил Сорокина провести силовую акцию. Сарториусу удалось похитить не только тебя с Брауном в одной черепушке, но и Чалмерса, Брайта, Рабиновитца - практически всех руководителей и главных специалистов клиники и перевезти их в штат Оклахома, где Сарториусу тайно от Брайта и Чалмерса удалось еще задолго до этого создать свой собственный научно-исследовательский центр на деньги Джералда Купера-старшего... - Погоди, он же был в одной команде с Чалмерсом и Хорсфилдом. Верно? - Да, был. Но стремился знать больше, чем они, и постарался завербовать Сарториуса. А тот очень ловко этим воспользовался. Заполучив в свои руки Чалмерса & C°, а также вас с Брауном, он стал на какое-то время хозяином положения. Поскольку Чалмерс особой ценности сам по себе не представлял, он ликвидировал его, обставив дело как чисто криминальное убийство с трупом в багажнике. Ты был нелегально вывезен в СССР и с помощью несложной цепи вроде бы вполне естественных ходов прибыл в распоряжение своего отца... Куда девались Брайт и Рабиновитц, до сих пор неизвестно. Судя по всему, их нет ни в США, ни в России. - А что было с Брауном? - Браун был помещен на естественный носитель, женился на Марселе Родригес и стал совладельцем компании "Cooper shipping industries". Сейчас он ее фактический владелец. При этом он познакомился с Сарториусом и решил тряхнуть стариной в роли коммандос... - Так... - Я прямо-таки задыхался от обилия информации, известной и неизвестной. - Ну, а как ты превратилась еще и в Таню? Вот тут, как и в первый раз, сработал какой-то невидимый выключатель, картинка поплыла и смазалась, свернулась в золотистую спираль и исчезла в непроглядной черноте... Сон оборвался, начинались реальные кошмары. НА ОТМЕТКЕ 100 Пробуждение наступило почти мгновенно. Почти так, когда в казарме дневальный орет: "Подъем!" в самое ухо. На сей раз никто не орал, только Таня сильно тряхнула за плечо и шепнула: - Шаги! Идет кто-то! Я сел на топчане и прислушался. Да, сверху по спиральному туннелю кто-то шел. Шел, громко топая и, похоже, не собираясь скрывать свое присутствие. Скорее всего, так могли шагать только "тигры". Вообще-то натуральные тигры, как и все иные представители семейства кошачьих, ходят мягко и неслышно. Однако хайдийские коммандос, которых, возможно, даже специально обучали бесшумному передвижению, на сей раз считали, что важнее двигаться быстро, поскольку никакой реальной встречи с противником не ожидали. Поэтому за шум, производимый в спиральном туннеле-лестнице, их батальон следовало переименовать. Дать ему новое, звучное имя, например "слоны". Это больше соответствовало истине. Впрочем, шел по лестнице отнюдь не весь батальон. Хотя топотала не одна пара ног, можно было прикинуть, что сюда идут не больше пяти-шести человек. Причину их появления здесь, на семидесятиметровой глубине, можно было объяснить, как мне представлялось, очень простой причиной. Должно быть, тот лейтенант, что приказал бросить гранату на лифтовую площадку, доложил по рации своему сеньору капитану, как лихо он разделался с террористами. А сеньор капитан, решив, что его летеха сачкует, потребовал представить доказательства. Соответственно присовокупив к этому требованию кучу местных матюков. И тогда лейтенант кликнул какого-нибудь сержанта или капрала, велел ему взять несколько бойцов и лезть в шахту, чтобы достать оттуда бренные тела или то, что от них осталось. Об исполнении, соответственно, доложить. Наверное, для начала этот сержант или капрал тоже выматерил лейтенанта, хотя скорее всего мысленно, а потом обвязал веревкой какого-нибудь молодца и спустил его вниз. Конечно, веревки такой длины, чтобы достичь дна, у коммандос не оказалось. Они ведь не горные егеря. Нашлось небось метров пятьдесят, на которых глубоко не спустишься. Поболтавшись внизу, как рыбешка на крючке, воин высветил фонарем двери и, раскачавшись, запрыгнул в них. Потом по этой веревочке, страхуемой с двух сторон, в бывшую подземную караулку перебрались все остальные. Оттуда они двинулись уже пройденным мной и Кармелой путем. Если бы не сырость, то пол и ступеньки лестниц были бы покрыты слоем пыли и "тигры" сравнительно легко могли бы рассмотреть наши следы при свете фонарей. Однако пыли не было, и ребята дружно помчались по лестницам, добежали до арки, прошли через шкуродер заваленного туннеля и поперли дальше по спирали. "Тигры" торопились добраться до дна шахты, отыскать трупы смятых в лепешку террористов, притащить эту добычу лейтенанту, дождаться, когда приедет капитан, и получить от него благодарность с обещанием представить к награде. Не знаю, так ли все было на самом деле, но одно могу сказать точно, как дважды два: встречи с живыми эти ребята не планировали. Осторожно выглянув из комнаты, я увидел световые пятна от фонарей, приплясывавшие на стенах туннеля метрах в двадцати от нас. Сами фонари были еще дальше, но, судя по грохоту ботинок, должны были вот-вот показаться. Кроме топота, слышались невнятная, но гулкая ругань, сопение и бряцание оружием. - Надо вниз уходить, - сказал я Кармеле. - Уходи, - разрешила она, - а я их здесь подожду. Спорить с дурой у меня времени не было. Я хорошо знал, чем виртуальная Таня отличается от реальной, и подумал, что не нанимался заботиться о ее здоровье. Свое дороже. Поэтому я выскочил из комнатушки и побежал по туннелю вниз. Я справедливо считал, что за собственным топотом господа "тигры" меня могут и не расслышать. Однако они были слишком близко. Не пробежал я и десяти ступенек, как почуял острую необходимость обернуться. РНС или просто инстинкт сработал не знаю. Но получилось очень вовремя. Там, наверху, словно маленькое солнышко сверкнул фонарь, слава Богу, не прямо мне в глаза, и появилась темная фигура. Подхватив "бизон" под шнек, я нажал спуск... Грохот, заполнивший туннель, сильно ударил по ушам, очередь вышла не маленькая, на десяток патронов. Сколько из них пришлось в головного "тигра" я не считал, но, должно быть, достаточно, чтобы он кубарем покатился вниз и распластался на площадке. Фонарь разбился, и наступила тьма. Чтобы выиграть несколько секунд и драпануть вниз, я стреканул еще одну очередь, надеясь заставить ребят быть поосмотрительнее и не высовываться. Насчет того, чтобы попасть в кого-то, я не особо беспокоился, но и протестовать не стал, когда неожиданно сверху сквозь визг рикошетов долетел вопль боли и еще один гражданин, громыхая оружием и собственными костями, свалился на площадку перед дверью. По-моему, он был еще жив, потому что дрыгался какое-то время поверх первого трупа. Но я не садист, чтобы любоваться такими вещами, меня очень сильно заботило мое здоровье, тем более что по всей логике событий граждане должны были запустить в меня гранату. Дожидаться таких подарков было не в моих правилах, и я поспешил воспользоваться теми секундами, которые выиграл. Перескакивать в темноте через ступени было трудно, в конце концов я просто заскользил по ним, лежа на животе, ногами вперед. Где-то наверху сверкнула вспышка, грохнуло - похоже, это была та самая долгожданная граната. Искорки осколков, чиркнувших по стенкам туннеля, мигнули где-то метрах в десяти от меня, один какой-то шуршанул над головой, воздушная волна катнула через меня, но не очень сильно. Затем гулко затопали подметки "тигры" рванулись вперед. Если Кармелу не пришибло при взрыве, то сейчас они бросят вторую гранату в комнатушку, и мне останется общаться только с виртуальной Таней. Однако вместо второго взрыва я услышал лай "ПП-90", испуганные вопли, стоны, прокатилось гулкое эхо и... все стихло. - Жив, компаньеро? - донесся через несколько секунд голосок Тани. - Вроде бы, - ответил я. - Поднимайся, поможешь... Подниматься было потруднее, чем удирать, тем более что скользить вниз по ступеням так, как это делал я, это значит не щадить ни живота своего, ни ребер. Пока я чуял возможность получения пули или гранатного осколка, о таких мелочах как-то не думалось, но теперь, поднимаясь по лестнице, я ощущал себя здорово побитым. Кроме того, в темноте я пару раз едва не поскользнулся на стреляных гильзах, а под самый финиш запнулся о труп, распростершийся поперек туннеля. Услышав мое чертыхание, Таня посветила мне с площадки фонарем, и я увидел, что она находится в теплой компании из трех мертвых "тигров", а четвертый и пятый лежат неподалеку от меня на лестнице. Кровь ручеечками сбегала по ступенькам вниз, пахло блевотиной, потому что одного из мертвецов перед смертью вывернуло наизнанку кровавой рвотой, и вообще все было очень неаппетитно. Судя по всему, события развивались так. Бросив в темноту гранату, которая разорвалась на площадке, окончательно превратив тех, кто на ней уже лежал, в кровавое месиво, коммандос кинулись вперед. Лишь замыкающий догадался сунуться в дверь и тут же получил очередь из "ПП-90", которая пришлась в кадык и почти начисто оборвала парню горло. Двое остальных даже не успели обернуться, потому что Таня в упор расстреляла по ним почти весь магазин. Сейчас эта хозяйственная девушка без тени брезгливости на лице ворочала свежачков, добывая от них разные полезные вещи. Эта добрая хозяюшка, заставив меня держать фонарь, выбрала рюкзачок почище и собирала в него сухпайки убиенных. У каждого обнаружилось по банке тушенки, по упаковке галет и по стограммовой плитке шоколада, запаянной в целлофан. Все это оказалось целым и невредимым. Достались нам и пять фляг с холодным кофе. Одну из них, правда, продырявила пуля, но все из нее вытечь не успело, и мы немного промочили горло. Весь этот продмаг Танечка навесила на себя, а для меня приготовила другой рюкзачок, в который начала загружать боеприпасы. Тут обнаружилось, что нам изрядно повезло. Если бы тот парень, который сунулся в комнату и был убит первым, получил пули не в горло, а в спину, то счет нашего матча против "тигров" был бы не 5:0, а 5:2. Дело в том, что у этого бедолаги в наспинном кармане была пластиковая взрывчатка. Скорее всего его разнесло бы в клочья вместе с Таней, а ударная волна от этого взрыва унесла бы меня куда-то далеко вниз по туннелю, размазав по стенам и переломав все кости. - Возьмем, - сказала Кармела и пристроила этот страшный пластилинчик в наспинный карман своей курточки. - Теперь тушенка не беспокоит... Бедняжечка! Она, оказывается, беспокоилась, чтоб ей банки спину не натолкали. Детонаторы она тоже нашла и теперь была вполне готова взлетать на воздух. Мне досталось тридцать кило патронов и гранат, что тоже не очень веселый груз. К сожалению, все патроны подходили только к "узи", которыми были вооружены "тигры". У нас, правда, тоже были 9-миллиметровые пистолеты-пулеметы, но ни в шнек моего "бизончика", ни в магазин Таниного "ПП-90" парабеллумовские патроны не влезали - слишком длинные. Поэтому пришлось позаимствовать у покойников по автомату. Прибрали и по "кольту" на всякий случай, вынув из остальных магазины. Наконец, обзавелись пятью штурмовыми ножами. Из них я взял один, потому что считал такое количество вполне достаточным для того, чтобы кого-нибудь зарезать, а Таня - четыре. - Куда тебе столько? - спросил я. - Кидаться буду, - сказала она с милой улыбкой. Пригодились нам два из пяти уцелевших фонарей, из разбитых мы добыли батарейки про запас. Обзавелись веревкой, скрученной в бухту, - метров с полсотни, не меньше. Но самым ценным приобретением оказалась небольшая книжечка, составленная из листочков, скопированных на ксероксе. Это были фрагменты плана и профилей подземных сооружений в районе "Лопес-23" под грифом "Совершенно секретно". - Странно, - сказала Кармела, когда мы стали рассматривать профиль шахты при свете фонаря. - Дно показано на отметке сто метров, а мы уже на семидесяти. Вот, видишь, пост аварийного управления лифтом. Значит, вроде бы всего шесть витков по спиральному туннелю вокруг шахты - и мы у дна... - А давай проверим? - предложил я. - Если тут действительно осталось только тридцать метров до дна, то нашей веревки хватит. Я подержу, ты слазишь... - Издеваешься? - хмыкнула Таня. - Это и так видно. Фонарь бьет почти на полста метров, а где тут дно? - Можно бы бросить чего-нибудь и прикинуть примерно по секундам. - Точно! - согласилась Татьяна, снимая с руки одного из убитых электронные часы. - Подхватывай за ноги... Мы взяли мертвеца, раскачали и выбросили с площадки в дыру. - Одна... Две... Три... Четыре... Пять... - считала Кармела вслух, глядя на цифровое табло часов. А у меня в голове вертелась не забытая еще со школьных времен формула: "Н = gt2/2". Это самое "g" равно 9,8 , сократим с 2 - будет 4,9 , округлим до 5... - Восемь... Девять... Десять! - выкрикнула Кармела, и тут снизу донеслось глухое "бум-м-м". Должно быть, покойник долетел до чего-то железного. - Десять в квадрате - сто, сто на пять - пятьсот... - вычислил я. - Ни фига себе! Полкилометра! - выдохнула Кармела. - С парашютом прыгать можно... - Проверим? - предложил я, и в шахту сбросили еще одного. И на этот раз "бум-м-м" послышалось через десять с небольшим секунд. - Между прочим, - сказала Таня, - при такой высоте надо уже и скорость звука учитывать. Она - 340 метров в секунду, стало быть, звук к нам больше секунды шел. Отличница! Небось по физике сплошные пятерки были. Очень, кстати, полезная наука для снайпера... - Ну хорошо, спишем секунду на звук. Девять в квадрате - восемьдесят один, восемьдесят один на пять - четыреста пять, - подсчитал я. - Все равно до фига, по этой веревочке не слезешь. - Значит, пойдем пешочком... - объявила Таня, явно вступая в командование нашим "отрядом". Я не протестовал, хотя мог бы, наверное, по крайней мере поинтересоваться, на кой черт нужно предпринимать это путешествие к центру Земли, когда на профиле шахты было обозначено немало ответвлений, по которым, если постараться, можно было бы поискать путь наверх. Спорить с Танькой - себя не уважать. Пошли. Рюкзачок и все прочее сразу дали о себе знать. Полста килограммов навьючка приличная. Тем более что в спиральном туннеле никаких перил конструкторы не предусмотрели и шансов скатиться кубарем минимум до стометровой отметки было немало. Хорошо, конечно, что теперь имелись фонарики, благодаря которым можно было хоть что-то видеть впереди и спокойно переносить ногу на следующую ступеньку, не боясь свалиться в какой-нибудь колодец или иное углубление полукилометровой глубины. В общем, до отметки 100 метров мы добрались благополучно. О том, что это уже 100 метров, мы вначале не знали - просто обнаружили очередную площадку с выходом в шахту. Здесь стальной щит сохранился в целости, должно быть, взрывная волна его не тронула. Щит, закрывавший солидную арку, сквозь которую вполне мог проехать грузовик, располагался слева, а справа просматривался длинный, то есть уходивший черт-те куда туннель. В нем не было рельсов, но зато лежал ровный, только чуть-чуть потрескавшийся асфальт. В родной Москве такую автодорогу можно было считать вполне приличной. Спиральный же туннель продолжался сразу за аркой, его полуовальный проем виднелся на противоположной стороне туннеля. Танечка достала трофейную книжечку и посмотрела на отметку 100 метров. Там была обозначена арка, коротенький отрезок профиля туннеля с обрывом и стоял значок "* 12". - Так... - деловито произнесла Кармела. - Должно быть, план этого туннеля на двенадцатой странице. Догадливая! Так оно и было. Там оказался не только план, но и профиль. Поэтому мы смогли разобраться, что "автодорожный" туннель тянется с небольшим уклоном аж до самого Сан-Исидро и ведет прямехонько в президентский дворец на Пласа дель Армас... Правда, от этой подземной автострады было еще несколько ответвлений. Можно было попробовать разобраться, куда что идет, но на это у нас не оказалось времени. С дальнего конца автодорожного туннеля послышался сперва тихий, а потом все нарастающий гул моторов. Затем по стенам покатились световые пятна автомобильных фар... ВСЕ НИЖЕ, И НИЖЕ, И НИЖЕ... Судя по тому, какой гул и рев издавали машины, приближающиеся к нам, это была солидная автоколонна. Тут могло быть много желающих пострелять, и связываться как-то не хотелось. Тем более что была возможность тихо удалиться и не навязывать почтеннейшей публике свою персону. На сей раз пример мне подала Танечка, которая быстренько-скоренько перебежала через асфальт и скрылась в полуовальном портальчике спирального туннеля. Я тоже ждать себя не заставил. Правда, отсюда, со стометровой отметки, спиральный туннель сильно изменился. В нем исчезли ступеньки. Теперь это был пандус, такой, какой бывает в многоэтажных гаражах, только гораздо круче. В свете своего фонаря я увидел, что Кармела, ощутив непреодолимую силу земного тяготения, вынуждена сесть на пол, состоящий из шлифованных гранитных плит, и ехать, как завещал товарищ Маяковский. Пришлось и мне последовать ее примеру, поскольку кубарем катиться я не хотел. Никогда не занимайтесь санным спортом без санок, тем более не на ледяной трассе, а на каменной. Уверяю вас, шансов свернуть шею больше чем достаточно, особенно если роль санок у вас за спиной выполняет мешок, набитый патронами в снаряженных магазинах и гранатами с вкрученными взрывателями. С каждым витком спирали было все труднее притормаживать ботинками, а потому скорость спуска довольно быстро возрастала, и было ощущение, что штаны вот-вот загорятся. Не раз и не два рюкзачок очень увесисто тюкался о стену под воздействием центробежной силы. При этом у меня все екало внутри, как от самого удара, так и от страха, что какой-нибудь капсюль в гранате сам собой сработает и... пойдут клочки по закоулочкам. Я уже понимал, что туннель-пандус предназначен для спуска вовсе не людей, а каких-нибудь крепко упакованных, небьющихся и невзрывчатых грузов, например мешков с крупой или мукой, которые к этому туннелю солдаты Лопеса подвозили на грузовиках, сбрасывали вниз, а затем уезжали, даже не зная, кому и на какой глубине эта мука понадобится. Более серьезные грузы везли на лифте, чтобы не раскокать. Одно было хорошо - быстрота. Какой же русский не любит быстрой езды, даже если это езда на собственной заднице! Проскочив всего за пару минут примерно пять-шесть витков спирали, мы вылетели к лифтовой арке, наглухо задвинутой стальным щитом, и очень мягко плюхнулись на гору мешков, валявшуюся поперек туннеля. Конечно, будь я Лопесом или Хорхе дель Браво, то строго спросил бы с нерадивых холуев за то, что не прибрали к месту продовольствие, но я-то был всего лишь Бариновым, которому эти мешки помогли не отбить почки и копчик. Плана этого этажа в книжонке, взятой у "тигров", не было. Спиральный туннель продолжения не имел. Можно было идти только вправо от арки, по туннелю, предназначавшемуся для размещения продовольственного склада. Впечатление было такое, что здесь все побросали впопыхах, срочно удирая то ли после взрыва, устроенного Китайцем Чарли, то ли позже, когда Лопес и дель Браво удрали с острова. Помимо горы неразобранных мешков, в туннеле стояло десятка два электрокаров. Платформы некоторых были загружены мешками почти полностью, на другие успели уложить по паре-две мешков, третьи оставались пустыми. Само собой, что аккумуляторы электрокаров давно сели, и покататься на них нам бы не удалось. Дальше по туннелю, по обе его стороны, виднелось несколько боковых ворот. Видимо, там располагались хранилища. Возможно, в прежние времена там поддерживался нужный температурно-влажностный режим, все кондиционировалось и вентилировалось, но теперь все это было отключено и в туннеле стоял тугой аромат плесени и тухлятины. Все продовольствие, запасаемое диктатором на случай ядерной войны, скорее всего накрылось медным тазом. Закончился туннель дверями, за которыми обнаружилось помещение, где обитали складские рабочие или, что вернее, солдаты. Тут была казарма примерно на два взвода, спальня с двухъярусными кроватями, канцелярия с телефоном и сейфом, из которого, убегая, все-таки забрали секретные документы, кухня-столовая, умывальник-сортир, каптерка, из которой утащили все что могли. Куда делись отсюда эти тыловые крысы, мы поначалу не уловили. Через спиральный пандус они явно подняться не могли, а лифт, по идее, к моменту эвакуации уже не работал. Однако, добравшись до пищеблока, мы обнаружили на полу из каменных плит огромное количество следов ног. Все они вели к небольшой стальной дверце, которая оказалась запертой. - Картина Репина "Приплыли..." - заметил я. Но Таня была другого мнения. Она сняла рюкзачок с продуктами и деловито попросила: - Достань-ка пластит! - Ты чего, дверь собралась рвать? - озадаченно спросил я. - Само собой. - А не шибко шумно выйдет? Над нами, между прочим, целая кодла с автомашинами... - Ничего, потерпят! Танечка работала так, что ни один диверсант не уличил бы ее в непрофессионализме. Осмотрела дверь, поглядела, на чем держится, отрезала от плитки пластита несколько небольших кусочков, прямо как кухарка лапшу, а затем начала вмазывать взрывчатку под петли и замок. Точно по норме отмерила отрезок огнепроводного шнура, вставила в детонатор. Специальными щипчиками на черенке штурмового ножа обжала шнур в детонаторе. Во, скрипачка, звезда "Чавэлы"! Зажигалкой "Zippo" сеньорита, видимо, запаслась все у тех же "тигров". Когда шнурок приятно зашипел, напоминая, что пора очистить помещение, я довольно быстро дернул из пищеблока в спальное помещение, позабыв на кухонном столе пластит. Танечка исправила мою ошибку, забрала взрывучую плитку и принесла ее с собой. Грохнуло не очень сильно, можно сказать, тихонько. Танечка сэкономила и высадила дверь довольно аккуратно. А вот если бы сдетонировал забытый мной остаток плитки, тогда, пожалуй, могло положить стену казармы, за которой мы прятались. - Нормально, - похвалила себя Кармела, осмотрев дверной проем. Через взорванную дверь мы вышли на лестницу - почти такую же, что вела от комнат охранников к перрону станции "Кукурузное поле". По этой лестнице можно было и подниматься вверх, и спускаться вниз. Мне уже надоело двигаться в направлении центра Земли, то есть поближе к преисподней, и я уже хотел было сделать шаг в противоположном направлении, но в это время сверху, то есть оттуда, куда мне хотелось направить свои стопы, послышались топот и крики: - Вперед! Проверить! - У тех, кто орал, были самые серьезные намерения, и вступать в очередную перестрелку мне не захотелось. Я бросился по лестнице вниз, благо тут были перила, и шансов сверзиться наблюдалось поменьше, а Танечка задержалась, поскольку считала, что нехорошо уходить, ничего не оставив на память. То, что она оставила в подарок гранату с разогнутыми усиками и суровой ниткой, привязанной за чеку, я узнал несколько позже, когда она уже догнала меня, и мы находились тремя-четырьмя лестничными маршами ниже. Именно в это время наверху бабахнуло, послышались вопли, вой и ругань. - Нате вам днестровскую растяжечку! - прошипела Таня. Сверху тоже бросили гранату, но она грохнула гораздо выше нас, на два-три марша, нас только воздухом чуть-чуть толкануло. Пролетев еще три-четыре лестничных марша, мы уперлись в стальную дверь, точно такую же, как была в пищеблоке. Уйти можно было только через нее. - Прикрой! - приказала Таня. - Дуй на два марша вверх! Дунул! Вверх бежать - это не вниз. Получилось помедленнее, но все-таки успел раньше, чем туда добежали те, сверху, и опоздал, слава Богу, попасть под брошенную ими гранату. Когда шарахнуло, я еще не выскочил на ту площадку, где можно было угодить под осколки. Сразу после взрыва они затопотали вниз, лучи фонарей и световые круги заметались в темноте. Вот они выскочили на площадку, кучей, сразу трое или четверо! Н-на! "Бизон" загавкал будто сам по себе, я не пожалел патронов. Гильзы, выброшенные из ствольной коробки, со звоном ударялись в стену, сыпались на пол. Там, на площадке, ответить не успели, только сверху трыкнул "узи", и очередь врезалась в гранит ступенек, пули пошли гулять от ступеней к потолку, от потолка по стенам, но меня каким-то бесом миновали. Везет! Отскочив в угол, а затем еще дальше, ниже площадки, я услышал щелчок: мне отправляли гранату. Она стукнулась о ступеньки и запрыгала вниз. Я тоже, стараясь не попасть под удар. Тряхнуло, бухнуло! Осколки заискрили чуть в стороне, воздухом меня швырнуло на площадку, крепко притиснуло к рюкзаку, набитому железом, но хребтина, кажется, выдержала. Пока я стоял на четвереньках, пытаясь очухаться и восстановить дыхание - впечатление было такое, будто меня крепенько приложили кулаком под дых, наверх взлетела Кармела и затарахтела из своего складного аппарата. Снизу шипел шнурок, воняло гарью, я понял, что вот-вот рванет, и каким-то чудом сумел распластаться на площадке и отползти в сторону. Ударило, площадку тряхнуло, я совершенно неожиданно оказался стоящим на ногах, а сверху уже скатывалась Таня. Она дернула меня за руку и почти силой стащила вниз. Позади нас грохнула еще одна граната, но мы уже выскочили в очередной туннель. Свой фонарь я разбил, а Таня лишь ненадолго включила свет, чтобы глянуть, куда бежать. В свет попала железнодорожная колея и что-то вроде платформы, стоящей на рельсах. Дальше путь был под уклон, но раз платформа стояла и никуда не скатывалась, значит, у нее под колесом был "башмак"... - Залезай! - заорал я, забрасывая на платформу рюкзак, "бизон", Андрюхин "Калашников" и трофейный "узи". Таня быстро взобралась на платформу и приложилась по двери, в которую вот-вот должны были сунуться преследователи. Под колесом платформы действительно были "башмаки", и не один, а два. Первый, тот, что справа, я успел выдернуть еще до того, как Таня застрочила из своего "узи" по двери, а вот второй, левый, прижало крепко. Пришлось упереться в буфер, толкнуть полутонную - может, и полегче колымагу вверх по уклону и лишь затем выдернуть "башмак". После этого я вцепился в борт, подтянулся на руках и рывком перекинул обе ноги на платформу. Татьяна молотила короткими по двери, не давая тем, кто догонял, высунуть носа. Наша платформа медленно, но уверенно покатилась, автоматные очереди кой-какой реактивный импульс имели и помогали закону тяготения. Таня вполне отчетливо матюкнулась, потому что отстреляла все до железки и ухватилась за второй "узи", но я уже сцапал Андрюхин автомат и очень вовремя обстрелял дверной проем. Оттуда тоже тарахтели, но не высовываясь и потому наобум лазаря, мимо денег. Платформа пошла уже совсем ходко, и я молил не знаю какого Аллаха, чтоб не слетела на какой-нибудь стрелке. Туннель круто загнул куда-то вправо, теперь пули, пущенные нам вслед, долбились о стену где-то далеко позади. - Выкрутились? - с недоверием спросила Кармела, очевидно, саму себя. Выкрутились, а?! Рискнули включить фонарь и глянуть вперед. Нас обдувало встречным воздухом, и телега, похоже, разогналась уже до скорости груженого товарняка. Сзади послышался топот, но наш транспорт явно двигался побыстрее. Правда, надолго ли? Как-никак все железнодорожные уклоны где-нибудь кончаются... Впрочем, туннель все время загибал влево, и было похоже, что мы опять идем по спирали, на сей раз на колесах. Если так, то нас могло занести хрен знает куда... - Пожуем? - предложила Кармела. Распотрошили одну пачку галет и банку тушенки. Штурмовой ножик легко вспорол жесть, а вот жрать с него было не очень удобно. Но у Кармелы обнаружился ножичек со складной ложкой, и дело пошло на лад. - Вагон-ресторан! - похвалил я, с тревогой, однако, вслушиваясь в гул колес. Нет, платформа по-прежнему набирала ход, и надо было бояться уже не того, что она где-то остановится, а того, что на полном ходу влетит в какой-нибудь тупик и мы, слетев с нее, расшибемся о стену всмятку. Я осмотрелся: должен же быть на этой хреновине какой-нибудь тормоз? Таня включила фонарь, он освещал тюбинги, рельсовую двухпутку - мы катились по правой колее - но туннель все так же заворачивал влево под уклон. Однако тормоза на платформе не имелось, видать, сочли, что оснащать эту тележку такой сложной техникой не имеет смысла. Очень бережливые ребята небось были! - С ветерком! - порадовалась Таня, но мне этот ветерок радужных ожиданий не приносил. Я вспомнил, как одиннадцать лет назад точно так же решил прокатиться на немецкой вагонетке, и к чему это все привело... Если виртуальная Таня не врала, то это все-таки была чистая случайность, что я попал к бундесам, а от них в лапы Брайта. Случайность, а она мне всю жизнь перевернула и на уши поставила. Куда-то эта кривая вывезет? Спрыгнуть было уже невозможно. Платформа катилась со скоростью курьерского поезда. Теперь уже и Кармела забеспокоилась. - А не расшибемся? - Посмотрим, - сказал я уклончиво, потому что изменить ситуацию мы уже не могли. Оставалось, как говорится, "ждать, надеяться и верить"... Сидеть стало невозможно - сдувало. Улеглись на животы, смотрели вперед, светили фонарем, от мелькания тюбингов в глазах рябило, встречный воздух слезы выдувал. А скорость все росла и росла. Не знаю, рассчитывали эту таратайку ее конструкторы на такое движение или нет. Я уже чуял запах горелого масла - похоже, что у платформы могли загореться буксы. А ежели это масло выгорит, то ось от трения разогреется, заклинится, и слетим мы на полном ходу с рельсов. Очень веселая перспектива, когда скорость под 70-80 километров, а лететь надо головой в бетонные тюбинги, такие же шпалы, в стальные рельсы... Да, букса горела. Обернувшись, я увидел, что слева от задней колесной пары идет свечение, то есть за нашей тележкой несется раздутый встречным воздухом факелок огня. Затем из-под левого заднего колеса снопом, как из-под точильного круга, полетели искры... - Ой, мамочки! - вскрикнула Таня, и я понял, что в ней еще сохранилось что-то человеческое. Но тут свет фонаря внезапно уперся в воду. Там, впереди, куда неслась по инерции наша тачанка, туннель был затоплен... Пш-ш-ш! От раскаленной оси поднялся пар, платформа, врезавшись в воду, разом погасила скорость, подняла вокруг боков усы, как у катера. Нас рвануло было вперед, но, вцепившись друг в друга и в борта платформы, мы все же удержались. Платформа, однако, не остановилась, а продолжала теперь уже медленно катиться по затопленному туннелю. Где-то там, впереди, вода доходила до потолка, и катиться туда ни у меня, ни у Тани желания не было. А потому, похватав все что можно с платформы, мы прыгнули за борт, в прохладную, но отнюдь не ледяную воду. Морскую, как ни странно... ОЧЕНЬ ПРИЯТНАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ В том, что вода морская, я убедился не только тогда, когда слизнул с губ несколько соленых капелек, но и тогда, когда почуял, как засаднили все ссадины и болячки, приобретенные во время нынешнего "отпуска". Правда, я слышал, что морская вода способствует быстрейшему заживлению ран, но все-таки немного поругался. Мокрые как мыши, мы с Таней выбрели на сухое место и, отдуваясь, уселись на рельсы, метрах в пяти от воды. - Бр-р! - сказала Кармела. - Опять повезло... - Куда там! - бодренько согласился я, хотя вовсе не представлял себе, что делать дальше. Куда нас могла завезти платформа, можно было только догадываться. То, что возвращаться по обратной дороге означало попасть в лапы "тигров", сомнению не подлежало. Идти вперед я бы не решился даже с аквалангом, поскольку не имел представления о том, сколько надо плыть по затопленному туннелю, а без акваланга это было просто невозможно. Сухпайки, правда, остались, и при особо экономном расходовании можно растянуть их на несколько суток. А дальше? Рыбку ловить в туннеле? Может, заплывет сюда какая-нибудь дура... Кармелу не съешь - она сама сожрет кого захочет. Да и вообще, холодно, мокро, болячки жжет - полный атас! - Ты заметил, что вода морская? - спросила Таня. - Заметил. - Интересно, сейчас прилив или отлив? Я посмотрел на нее с интересом и одновременно почуял, выражаясь интеллигентно, некую неуверенность в завтрашнем дне. Действительно, крошка-снайпер задала вполне резонный вопросик. Если сейчас прилив, то водичка, по закону сообщающихся сосудов, может отхлынуть из туннеля, и от этого природного явления мы не пострадаем. Но вот если сейчас отлив, то через какое-то время, опять же в силу того же уважаемого физического закона, водичка ливанет сюда и, пожалуй, под солидным давлением. Это может оказаться тем самым событием, которое негативно отразится на нашем здоровье. - Давай-ка пойдем подальше от воды! - посоветовал я. - Часов у меня нет, да я и не знаю, честно говоря, когда тут прилив и отлив... Взвалив на себя вооружение и рюкзаки, мы пошли вверх по уклону. Я изредка оборачивался, поглядывая назад, на воду. Все время мне казалось, что она прибывает... - Ты лучше на потолок смотри, - хмыкнула Таня, наводя луч фонаря на тюбинг, валяющийся поперек колеи. Не той, по которой мы сюда заехали, а параллельной. - Грохнется такая штуковина - и хоронить не надо! - весело заметила она, переводя свет на то место, с которого сорвался тюбинг. Там темнела почти правильная квадратная дыра, глубоко уходившая в коренной свод туннеля. - Похоже, что это не промоина, - справедливо определила Таня. - Это люди вырубали... - Отбойным молотком, - добавил я и отчетливо вспомнил, как перепуганный Фелипе Морено трясущимся голоском рассказывал Бернардо Сифилитику: "Когда копали котлован под трансформаторную будку, обнаружили свод из бетонных тюбингов... Мы выбили один из тюбингов и нашли туннель. Там была железнодорожная колея... Но воды там не было, клянусь Пресвятой Девой!" Осмотрев при свете фонаря тюбинг, валявшийся на рельсах, я убедился, что он выбит с помощью отбойного молотка. Два соседних заметно провисали и вообще-то вполне могли в ближайшее время грохнуться. - Если я не ошибаюсь, то нам всего ничего до свежего воздуха, - прикинул я. - Ты уверен? - спросила Кармела. - Почти. Если б мы еще сумели влезть в эту дыру... До дыры, находившейся в самой верхней части свода, было метра четыре. По ребрам тюбингов туда было не добраться - мы же не мухи, чтоб без крюков проходить отрицательные уклоны. Кармела разглядывала туннель, обшаривая фонарем стены. - Ага! - сказала она, подойдя к стене и вытягивая руку вверх. - Ну-ка, подойди сюда! Дотянешься? Примерно на высоте двух с половиной метров по обе стороны туннеля были протянуты толстые кабели в резиновой изоляции. - Если протянем пару веревок от кабеля до кабеля, - прикинула Таня, - то сможем добраться до дыры. - Вообще-то я не канатоходец Тибул, чтоб такие трюки делать! - Мне это дело казалось не очень осуществимым. - Но попробовать можно... - Ладно, - отмахнулась Таня, разматывая бухту веревки, затрофеенной у "тигров". - Шея у тебя крепкая по крайней мере? - Не вешался, не знаю, - хмыкнул я, имея в виду веревку. - Я вешать тебя не собираюсь, - ответила Таня, - а вот на шее у тебя посидеть не против. Пока жена не видит... - Ну, если только на шее, - вздохнул я с притворным облегчением, - это еще куда ни шло... Я присел, крякнул, когда увесистая Кармела уселась мне мокрыми штанами на плечи, но тем не менее сумел выпрямиться, придерживая свою всадницу за лодыжки, потому что в руках она держала конец веревки, а на левое плечо повесила всю бухту. Она дотянулась до кабеля, просунула веревку между ним и стеной туннеля и крепко привязала не то морским, не то альпинистским узлом. Затем она переехала на моей шее к другой стороне туннеля, отрезала штурмовым ножом нужное количество веревки от бухты и туго натянула веревку поперек туннеля, привязав ее за кабель и с другой стороны. Затем все повторилось еще раз, и получились две параллельные веревки, протянутые поперек туннеля. Затем Танечка, не слезая с моей шеи, обвязала веревку вокруг своей талии, отдала мне бухту и сказала: - Ну, за Родину, за Сталина! Ухватившись обеими руками за натянутые веревки, эта артистка широкого профиля выжалась на них в угол - явно из показухи! - а потом, опершись спиной о тюбинги, медленно встала одной ногой на одну веревку, а другой на другую. Придерживаясь руками за свод, Танечка медленно, но уверенно дошла до самой дыры. - Так, - сказала она, заглянув в дыру. - Все совсем прекрасненько: тут даже крючочек есть. Потрави веревочку, будь любезен! Я-то потравил, стоя на земле, а вот Кармела, вытягивая к себе веревочную слабину, несколько секунд держалась только благодаря чувству равновесия. Где-то там, внутри дыры, она набросила веревку на невидимый мне крюк и сказала: - Хорош! Теперь тяни на себя! Давай! Крепко держи, не отпускай, пока не скажу! Я потянул, Кармела стала подниматься и вскоре исчезла в дыре. Потом я увидел, как там, над моей головой, она зажгла фонарик, потом что-то брякнуло, а еще через минуту невидимая снизу Таня сказала: - Отпускай! - Я отпустил, но она из дыры не вывалилась. Вместо этого бухта веревки стала быстро разматываться и уползать в дыру. Вскоре у меня остался только конец веревки. - Привязывай рюкзак с боеприпасами. Покрепче, смотри... Привязал. Танечка чуть-чуть приподняла его на веревке, подергала, проверяя, крепко ли держится, а затем быстренько выбрала веревочку и утянула тридцать кило наверх без видимых усилий. - Нормально! - сообщил голос с воли. - Теперь оружие... И свободный конец веревки вновь упал вниз. Я продернул его через ремни двух "узи", "калаша", "винтореза" и "бизона" ("ПП-90" Танечка положила в карман рюкзака с продуктами), завязал покрепче, и Кармела утянула весь металлолом наверх. - Ну все, свободен! - объявила она, когда я стоял под дырой, дожидаясь своего часа. Мне даже стало не по себе, потому что она, эта девочка, вполне могла и не шутить. Перспектива остаться здесь в то время, как Кармела будет "там", то есть на свежем воздухе, меня очень не устраивала. - Спасибо, хоть продукты оставила! - сказал я. - Шоколад, например... Печеньице, кофеек... И вылезать не хочется. - Ай-яй-яй! - засокрушалась Танечка. - Как же я без шоколадок? Пропаду! Вылезай! Спустить тебе веревочку? - Не-а, - ответил я дурашливо, хотя только об этом и мечтал. - Ну, а лестница тебя устроит? Это было похоже на издевательство, но я сказал: - Лестница, может, и устроит... Наверху что-то зашелестело, а затем в дыру с легким бряканьем вывалилась натуральная веревочная лестница с прочными деревянными ступеньками. - Забирай шоколадки и лезь поживее! - Таня дала эту команду вполне серьезно, и я, нацепив рюкзак с продовольствием на себя, быстро вскарабкался по лестнице в дыру. Помещение, в котором я оказался, нельзя было назвать шибко комфортным. От пола до потолка - метр, площадь - два на три. Откуда-то сверху слышалось зловещее гудение трансформатора. Все подтверждалось, но я не торопился радоваться, потому что еще не знал, как отсюда вылезти. Таня втянула наверх веревочную лестницу и задвинула на место чугунную крышку, закрывавшую люк. - Где это ты такой лесенкой разжилась? - спросил я. - Здесь нашла, - сообщила она. - Вот тут. Неожиданно легко она вынула из стенки плиту размером 50 на 50 сантиметров, за которой обнаружился тайник - глубокая бетонированная ниша. Там при свете фонаря я разглядел акваланг, баллоны с редуктором, маску-шлем с фонарем, гидрокостюм, ласты. Были в тайнике и водолазный нож с пилкой, и веревка-линь, и некое странное оружие с необычно широким магазином, похожим на акулий плавник. - Это что за инструмент? - удивленно спросил я, указывая на "ружжо". - Автомат подводной стрельбы. Советского, то бишь российского производства, - Танечка отщелкнула магазин и вынула верхний патрон. В нормальную гильзу была вставлена чудовищно длинная пуля, похожая на гвоздь. - Вот из этой штуковины и застрелили дона Франсиско Хименеса, - прикинул я. - Не ты случайно? - Нет, - мотнула головой Таня, - не я и не Андрюха, на которого все здешние полицаи ориентировки получили. Это мистер Дэрк организовал, а Андрюху - он по шраму приметный - решил подставить, чтоб Сереге Сорокину пакость устроить. - Но теперь, как видно, и Дэрку кто-то путь перешел? - Должно быть... Ну, куда дальше? Вон там лючок в стене, наверное, на выход. Я критически поглядел на себя и на нее. Видуха была еще та... Самое оно, чтоб вылезать из-под земли на территории "Каса бланки де Лос-Панчос"! Рваная и прожженная одежда была заляпана кровью, насквозь пропиталась сероводородно-пороховым духом, запахами сырого подземелья, а кроме того, мокра до нитки. - Интересно, который час? - спросил я. - Мои встали, - сказала Кармела. - Вообще, наверно, уже вечер. Или ночь. - Вечер или ночь - большая разница! - заметил я. - Ночью можно и в такой одежке походить. - Ну да, - скептически сказала Таня, - выйдем на кольцевую автостраду, тормознем кого-нибудь - и ту-ту к Эухении? Там-то нас и возьмут. Она точно углядела мои мысли - будто прочитала. Может, у нее эта микросхемка сработала? - По-моему, здесь в тайнике места хватит, чтобы всю нашу навьючку спрятать, - прикинул я, - и шкуры эти грязные тоже. - А мы с тобой будем, как нудисты, голыми разгуливать! - иронически подпела Кармела. - Клево, компаньеро! - Купальник-то у тебя есть? - Ну, что-то такое было. Может, даже не очень грязное. - Это наплевать. Проберемся на пляж, ополоснемся начерно и пойдем в "Каса бланку". Десять дней еще не кончились, номер оплачен, у меня там даже паспорт, между прочим. Но самое главное - там чистые шмотки должны оставаться. Ты чуть-чуть худее Хавроньи... - Что-о? - обиженно переспросила Таня. - Это я жену так зову... - Нежно, нечего сказать! Короче, ты решил меня в ее тряпки обмундировать? Интересно, а администратор не заметит, что ты уходил с блондинкой, а вернулся с брюнеткой? - Ну, во-первых, бабе что из брюнетки в блондинку, что наоборот превратиться недолго. Скажем, для того, чтобы муж на здешних чернявеньких креолок не заглядывался. А во-вторых, здешним гражданам, откровенно говоря, по фигу, каких дам я могу к себе притащить. Мы ведь с Ленкой записались в отеле, как Брауны, и ничего. Номер оплачен? Оплачен. У них тут нет такого правила, чтоб после одиннадцати всех посторонних вон. - А полиция? - Чего полиция? - Может быть, нас тут ищут уже. - Во-первых, за что искать? На нас кто-нибудь заявление писал, что мы корову увели? - Насчет коровы не знаю, а вот морда твоя по телевизору светилась... Я призадумался. Ни в жуткого мафиози Родригеса, ни в красного партизана Рамоса мне превращаться не светило. Но по паспорту-то я Баринов! В конце концов, можно поскандалить, затребовать консула, связаться с отцом. Пусть даже в тюрягу упрячут. "Койоты", если даже их всех пересажали, с меня там пылинки сдувать будут. А у "джикеев" сейчас и без меня проблем хватает... Стоп! А если сейчас в этом отеле я возьму да и столкнусь с мистером Дэрком? Ну, это вряд ли... Если у него появились напряги с местной администрацией, ему надо бы отсюда подальше размешаться. В общем кое-как я себя успокоил. - Давай для начала все же проверим, куда этот лючок ведет, - предложил я, - а уж потом, по обстановке, решим. За лючком оказался небольшой, метра на четыре длиной, лаз квадратного сечения. Проползти по нему можно было вполне свободно. Закончился лаз небольшим колодцем со скобками, по которому нужно было подняться еще на три метра до крышки. Поднявшись, я уперся ногами в скобу, плечами в стенку колодца, а руками в крышку. Оказалось, что крышка представляет собой деревянный ящик в форме усеченной и перевернутой четырехгранной пирамиды, который наполнен землей. Приподняв чуть-чуть ящик-крышку, я с удовольствием вдохнул тот самый свежий воздух, о котором мечтал с того момента, как влез под землю на кукурузном поле. Солнечного света я не увидел. Стояла шикарная густая тропическая ночь. После холодрыги подземелий казалось, что я сунул нос в парную российской бани. Колодец выводил прямо в середину густой купы кустов, расположенной довольно далеко от аллей для прогулок публики. Прислушавшись, я понял, что ближайшие зеваки находятся от нас не ближе чем в сотне метров, а кусты надежно скрывают лаз от почтеннейшей публики. Дальше мы действовали по намеченному плану. Рюкзаки и оружие спрятали в чужой тайник, туда же убрали свое тряпье. Оставили только фонарик - вещь вполне обиходная для ночной прогулки на пляж. Купальник Танечке, судя по всему, выдавали от щедрот сельхозпредприятия сеньора Сарториуса-Сорокина. Прямо скажем, супермодели от такого пришли бы в ужас, потому что он был какой-то лилово-серый, с разводами. То ли эти разводы были так и задуманы, то ли образовались от нестойкого красителя, разобраться было сложно. Одно хорошо - грязь на таком было очень трудно, почти невозможно заметить. У меня положение было похуже. На асиенде товарища Сорокина (или на фазенде, выражаясь по-бразильски) я получил белые трусы спортивного образца и серо-голубую униформу из ХБ, в которых местные народные массы рубают тростник или кукурузу. Поверх этого, как известно, я натянул пропитанный кровью камуфляж, доставшийся от Андрюхи Чижова. Потом меня еще раз где-то забрызгало. Все это проникло с верхней одежды вниз, и в сорокинской униформе я смотрелся, как передовой забойщик скота после напряженного трудового дня. - Н-да! - сказала Танечка. - Жаль, что ты не дама, а то объяснили бы это дело внезапными месячными. - Тебе все шуточки! - проворчал я. - Ладно, попробуем устранить! - объявила Кармела и слазила в тайник за штурмовым ножом. - Снимай штаны! Вот что значит, как пелось в одной советской песне, "заботливые руки и зоркий женский глаз"! Танечка откромсала ножом особо ухрюканные штанины брюк до размера плавок, и они стали выглядеть почти прилично. Правда, трусы из-под них просматривались. - Снимай! - повелела Таня, и я без сожаления избавился от трусов. Отвернуться я ее как-то забыл попросить, что не вызвало особых возражений. Не чужие все-таки... От обуви решили отказаться вообще. Она была непригодна для широкой презентации. После этого мы наконец выбрались в кусты. В крышке-ящике, как выяснилось, тоже был посажен кустик, и, когда мы задвинули его на место, никаких признаков лаза на поверхности земли не осталось. Трансформаторная будка гудела несколько ниже по склону горы, на которой располагался отель. Стараясь не лезть на главные авениды "Каса бланки де Лос-Панчос", где наслаждались прохладой и вечерним моционом интербабушки и интердедушки, мы с Татьяной совершили марш-бросок к океану. По дорожке-лестнице попросту пробежались, потому что ее было трудно миновать, но тут навстречу нам шла молодая веселая публика, и ее наша беготня особо не смущала - сами такие. Как ни странно, на пляже еще кое-кто был. Любители волейбола все еще сражались у сетки при искусственном освещении, а несколько счастливых пар бултыхались в воде. - Кипяток! - воскликнул я, когда мы проскочили ленивый прибой лагуны и очутились по горло в воде. Водичка прогрелась - это не то слово. После подземных странствий было ощущение натуральной горячей ванны. Болячки и те пощипали и перестали. Здорово! Вот чем тут надо было заниматься, а не пальбой и беготней... Кармела плыла рядом, как видно, тоже словив кайф от водички. Но она уже беспокоилась о делах практических. - Сходи-ка ты один в отель. Нечего мне там показываться. Заберешь одежку, если все нормально, и принесешь мне. А я тебя там, в кустах, подожду. - Ну и как это будет выглядеть? Пришел мистер Браун, забрал женские вещи из номера и куда-то понес? - Нормально будет выглядеть. Жена ощутила прохладу и послала заботливого мужа. А самой захотелось волейбол досмотреть... - Ну да, я тебе принесу что-нибудь из Ленкиного, а ты потом начнешь ворчать, что от него не тем пахнет или на тебя не лезет... - Да пойми ты, Димочка, что у меня же здесь вообще ни паспорта, ни визы. Но нужна я тут многим - "джикеям", вашим, "койотам". - А как ты, извини меня, вообще здесь оказалась? - Давно пора было задать этот вопрос, но я все не решался. - Я ведь, помнится, доставил тебя в распоряжение моего отца? - Хм... Доставил... - Тон у Кармелы изменился, и мне показалось, что я зря об этом факте напомнил. - А как Сорокин меня отбил, не помнишь? - Если честно, то помню, - ответил я, и перед глазами завертелись картинки из всей этой фантасмагории с полетом в Нижнелыжье, - только не уверен, что это было на самом деле... - Было это, на самом деле было. - Погоди, - удивился я, - но ведь я тебя и после этого видел. Когда меня вывели из этой искусственной реальности, ты в соседнем ложементе оказалась и обозвала моего отца преступником... - Это была не я. Не знаю, что там было, только я все это время была у Сорокина и Брауна. В Оклахоме. - Как тебя туда увезли? - Понятия не имею. Может, в том же ящике, а может, как-нибудь еще. В гробу, например. - А сюда-то как попала? - Не знаю. Как-то попала. Но как выбираться - не знаю. - Хорошо. А как сюда вообще вся команда Брауна угодила? - Как сельхозрабочие по найму. Под таким соусом. Андрюха так приехал - это я точно знаю. Но про себя не помню. Понимаешь? Как стерто... Не знаю, другому поверить во все это было бы трудно. Но я-то уже всякого навидался и почти всему поверил. Во всяком случае, поверил в то, что сама Таня говорит со мной откровенно. Какую картину событий ей представили, каково было в этой картине соотношение между натуральной и искусственной реальностью, я мог только догадываться. Мы доплыли до сетки почти в том месте, где водолаз, чью базу мы сегодня обнаружили, застрелил Хименеса. Вспомнив об этом, я как-то непроизвольно повернул на обратный курс. Жутковато стало. На берегу, когда мы туда благополучно вернулись, волейболисты уже закончили свой спор и окунались с хохотом и брызгами, оживленно обсуждая перипетии матча. Парочки выбирались из воды и, хихикая, бежали к лестнице. - Ладно, - изменила намерения Таня, - в такой куче можно и пройти. Пошли в отель! Действительно, среди толпы мокрой молодежи в плавках и купальниках мы особенно не выделялись. У многих волейболистов на коленках и локтях были ссадины и царапины, поэтому даже эти детальки нас не высвечивали. И относительная бледность кожи роли не играла - тут были парни и девицы, приехавшие позже нас с Ленкой, во всяком случае, еще не загоревшие. В фойе, когда мы туда вошли, прохаживались несколько солидных мужичков, которые могли быть, судя по внешности, "койотами". Однако на нас они внимания не обратили. Но вот портье, как ни странно, меня сразу узнал. - Сеньор Браун, - сказал он, с готовностью подавая мне ключ от номера, будто я вышел оттуда всего час назад, - сегодня утром вам передали вот этот конверт... Конверт был большой и официальный. На прекрасной бумаге был оттиснут золотом замысловатый хайдийский герб, вокруг которого на фигурных лентах была надпись: "Канцелярия президента Республики Хайди". Каллиграфическим почерком компьютера на этой же лицевой стороне было выведено адресование: "Отель "Каса бланка де Лос-Панчос", сеньору Дмитрию Баранову (Ричарду Брауну, Анхелю Родригесу)". На тыльной стороне была шикарная гербовая сургучная печать. - Благодарю вас, - кивнул я и, подцепив Таню под ручку, заторопился наверх, потому что любители ночного купания и волейбола уже начали обращать на нас внимание. Что, мол, это за знаменитость, которую сам местный президент почтил своим вниманием? Тем более что эта выдающаяся личность рассекает в шорто-плавках, явно час назад переделанных из рабочих штанов. В номере все было не тронуто. Либо те, кто наводил тут шмон, были крупными специалистами своего дела и постарались произвести инспекцию незаметно, либо по какой-то причине сюда никто так и не добрался. Таня тут же полезла в душ, поскольку считала результат купания явно недостаточным для ликвидации последствий путешествия по подземельям, а я не без трепета душевного вскрыл пакет. Послание было отпечатано на принтере, но в конце стоял доподлинный, а не факсимильный автограф дона Хосе Соррильи. Не знаю, сам президент сочинял письмо или целый отдел канцелярии над ним корпел, но в русском переводе получилось следующее: "Дорогой и глубокоуважаемый господин Дмитрий Баринов! Ввиду того, что Вы прибыли на территорию Республики Хайди с российским паспортом на это имя, позвольте мне именовать Вас так и далее. Приношу также свои глубочайшие извинения за необходимость побеспокоить Вас во время Вашего отпуска, однако для этого были весьма серьезные причины и не терпящие отлагательств обстоятельства. Как Вам, должно быть, уже известно, ситуация, связанная с деятельностью компании "ANSO Limited", далеко вышла за рамки сугубо частных финансовых проблем. Поскольку Вы, как лицо заинтересованное, несомненно, не сможете оставаться в стороне от происходящих событий, представляется необходимым провести надлежащие консультации с целью уточнения позиций сторон и выработки повестки дня для дальнейших переговоров. Убедительно прошу Вас не откладывать дату консультаций на неприемлемо долгий срок, ибо в течение ближайших трех дней могут возникнуть нежелательные осложнения. О своем принципиальном согласии на проведение консультаций и устраивающих Вас времени и месте соблаговолите уведомить начальника канцелярии президента Республики Хайди государственного советника 1-го ранга Хоакина Фьерро. Примите уверения в совершенном к Вам почтении. Президент Республики Хайди дон Хосе Соррилья Васкес. В принципе было над чем поломать голову. Конечно, понимай я хоть что-нибудь в "ситуации", о которой упоминал сеньор президент, то тут же позвонил бы в его канцелярию и договорился о встрече. И уж, наверное, постарался бы объяснить свою позицию, если б она у меня была. Может быть, даже посоветовал бы товарищу Соррилье, как и что делать. В конце концов, с предыдущим президентом, то есть с компаньерой Рамос, у меня были неплохие отношения, и даже очень близкие. Я у нее даже министром числился, правда, никого социально обеспечить не успел. Но в том-то и дело, что сеньор президент со своим посланием попал пальцем в небо. Я ж ни шиша не знал, кроме того, что мне сообщили Косой, Салинас и Ховельянос. Я и понятия не имел, как эта самая "Rodriguez AnSo inc." раскрутила такие обороты, что захавала весь Хайди на 7/8, и как добиться того, чтоб она не проглотила и остальную восьмушку. К тому же я ни разу не был в Колумбии и даже не в курсе, где там моя штаб-квартира находится. Вот что значит в молодости по глупости какую-то бумажонку подписать. Но самое главное - я очень плохо представлял себе, что сеньор президент понимал под словами "нежелательные осложнения". Социальный взрыв? Скажем, если без моей подписи местному населению зарплату не выдадут. Военный путч? Опять же если окажется, что все местные "черные полковники" построили виллы на землях сеньора Родригеса и задолжали ему ренту за десять лет. Интервенция колумбийских войск для защиты моих интересов? Это уж совсем ахинея, но кто ж его знает? Вообще-то стоило поржать над всей этой кретинической ситуацией, но что-то не ржалось. Кто его знает, до чего можно довести президента, ежели его припечет? У нас вон довели одного - он из танков стрелять начал... А здешний может, например, взять и национализировать эту самую "Rodriguez AnSo inc.", поскольку ему по фигу, что Мировое Сообщество скажет, оно о Хайди вообще ничего не знает, потому и не говорит. Не Россия, чай, на которую все пялятся и ждут, чего она еще в этом столетии отмочить успеет. Но самое главное, что не давало мне возможности как следует посмеяться над своей "хлестаковской" ситуацией, так это растущее беспокойство за свое здоровье. Все проблемы - от человека. А нет человека - нет и проблемы. Танька плескалась под душем, а я ходил вокруг телефона и размышлял, куда бы позвонить. Около телефона лежал шикарненький справочник, где были, конечно, и номер сеньора Фьерро, и номер "ANSO Limited", и номер сеньоры Дорадо... Но прежде чем куда-то звонить, нужно было поразмыслить. В конце концов, это президентское послание могло быть всего лишь крючком. Отзовешься, скажешь, что готов встретиться, а тут - р-раз! - и сцапают. Приедет какой-нибудь теньенте Гонсалес с бригадой - хрен вырвешься. Тем более что портье уже мог и настучать куда следует. Может, уже и едут. Хотя, конечно, для этого вовсе не обязательно послание писать. Тем более вроде бы с подлинным автографом. Ну, позвоню я, допустим, в президентскую канцелярию, а что дальше? У меня ведь даже нет никакой связи с собственной корпорацией. Наверное, в "ANSO Limited" знают, но там уже скорее всего всех пересажали, если так запросто еще утречком окружили дом Сифилитика и саданули по ногам Доминго Косому. Его, кстати, могли и вовсе замочить для простоты вопроса. Эухении позвонить? Там, по идее, может быть Ленка. Хавронья - она Премудрая, она бы подсказала... Впрочем, что она могла бы подсказать? Только одно: "Позвони отцу!" "И это правильно!" - как сказал бы г-н Горбачев. Короче, я решил набрать код ужас какой далекой Москвы и телефон Чудо-юда. Это ж семь часов разницы! Судя по здешним электронным, светившимся на стене, время приближалось к полуночи. А вот бате придется устроить побудку в семь утра. Обматерит? Ну а что делать? Спутник связал меня с Москвой быстро и без проблем. И Чудо-юдо отозвался быстро, будто уже ждал звонка: - Дима? Ну как отдыхается? Я проглотил те матюки, которые были готовы вырваться после этого, мягко говоря, издевательского вопроса. - Да так, не очень. Дела вдруг появились. Вот послушай, посмейся... - И я от корки до корки прочитал отцу все послание дона Хосе Соррильи. Тот слушал внимательно, нигде не перебивал и не переспрашивал. Когда чтение было закончено, я услышал в трубке знакомый утробный хохот. Отхохотав, Сергей Сергеевич сказал серьезным тоном. - Очень хорошие вести. Дай-ка телефон твоего номера и пока не ложись спать. Через часок тебе из Барранкильи позвонят. - Откуда? - Из Колумбии. Пора бы знать, где твоя фирма находится. И вот еще что. Позвони Эухении, там Ленка вся на нервах, звонила мне в час ночи. В общем, не скучай и веди себя поприличнее. Есть на тебя жалобы, между прочим. Жму лапу. Аста ла виста, ниньо! - Аста ла виста, падре! - только и сумел я выдохнуть. Справедливо решив, что барранкиллеры или как их там правильно барранкильерос? - позвонят только через час, я позвонил Эухении. Позвонил по телефону, который был в справочнике, и потому попал в офис, но, слава Богу, нарвался не на автоответчик, а на вполне живую Аурору, бодрствующую на телефоне, по которому любой хайдиец за соответствующую плату мог в любое время пригласить к себе специалиста по экстрасенсорной медицине, чтобы тот заговорил ему зубы или изгнал злых духов из какого-нибудь места. - Частный центр научной астрологии, экстрасенсорики, прогностики и нетрадиционных методов лечения! - бойко оттараторила Аурора. - Служба экстренной помощи! Мы слушаем вас! - Это сеньор Баринов. Как мне связаться с сеньорой Дорадо? - О, подождите минуту, я сейчас... Эухения, видимо, не спала. Как только Аурора переключила на нее связь, супергадалка отозвалась: - Буэнос ночес, Деметрио! У вас все в порядке? - Более-менее. На двух ногах, при голове и двух руках. - Где вы? Судя по номеру, в отеле? - Вроде бы... - Не покидайте его! Оставайтесь на месте, и вы будете в безопасности. - Это расположение звезд такое? - съехидничал я. - Считайте, что так. Передаю трубку Елене. Хрюшка сразу взяла быка за рога: - Волчара! Я балдею! - Ревела? - Немножко... Но я знала, что все будет о'кей. Смотри, слушайся Эухению и никуда не вылезай. Понял? Завтра увидимся. Чмок! Как раз в тот момент, когда я вешал трубку, из душа выбралась Таня. Она классно отмылась и завернулась в махровое полотенце, отчего стала походить на какую-то индийскую богиню, правда, не очень смуглую. Меня это немного удивило, потому что в предбанничке данного санузла, как я помнил, висели халаты, входившие в местный сервис. То ли Кармела побрезговала ими, то ли ей хотелось немного поиздеваться. - Вот тут Ленкины шмотки, - сообщил я, подавая ей спортивную сумку, разбирайся, а я мыться пошел... Да, это было очень к месту - отмыться, хотя пришлось это делать осторожно, чтобы не бередить царапины. Тем не менее я сумел оттереть ту грязь, которая не отмылась в море, и окончательно избавиться от всех подземельных запахов. Когда я вылез из душа, запахнулся в халат и вышел, то увидел пани Кармелюк все в том же индийском одеянии. Она сидела на диване и без особого энтузиазма шевелила Хавроньино барахло. - Ты ее что, к Рождеству откармливаешь? - проворчала Танечка. - Тут все на два размера больше. - Не преувеличивай, - сказал я, - максимум на размер. - Все равно будет как на вешалке. - Ничего, зато не растянешь... - Слушай, может, у них тут какой-нибудь магазинчик есть? - Может, и есть, только сомневаюсь, что он в первом часу ночи еще открыт. Тут раздался стук в дверь. Осторожный, даже, я бы сказал, вкрадчивый. Впрочем, не всякий, кто хочет тебя пристукнуть, будет долбить в дверь ногами. Поэтому, выходя из спальни в гостиную и приближаясь к входной двери, я чуточку волновался. Очень непривычно и беспокойно не ощущать под рукой оружия. - Кто там? - спросил я. - Полиция Лос-Панчоса, теньенте Эсекьель Гонсалес. Он не заорал: "Именем закона - откройте!", но я все-таки открыл. - Прошу прощения. - Теньенте был в полной форме и приложил руку к козырьку. - Согласно приказанию мэра Лос-Панчоса, основывающемуся на распоряжении сеньора президента, на полицию Лос-Панчоса возложена задача обеспечить вашу безопасность. С внешней стороны двери будет расположен полицейский пост, под окнами выставлен патруль, в фойе будут находиться еще шесть чинов полиции. Мне приказано не допускать вашего передвижения по острову без сопровождения охраны. - Можно узнать, сеньор теньенте, чем руководствовался президент, принимая такие меры? - Я спросил это так деликатно, что аж самому противно стало. - Не могу знать, сеньор Баринов, - извиняющимся тоном произнес теньенте. Я только выполняю приказ. - Это немного похоже на домашний арест, вам не кажется? - Ради Бога, сеньор Баринов! - испуганно воскликнул Гонсалес. - Вы совершенно свободны и можете идти куда вздумается, но... только в сопровождении моих подчиненных. Поймите меня правильно, я лишь одно из малозначащих должностных лиц. Если хотите, можете завтра с утра обратиться за разъяснениями к мэру. Хотя, если сказать откровенно, он скорее всего тоже не полностью в курсе дела. Вероятно, вам смогут все разъяснить в канцелярии президента, но опять-таки не раньше, чем завтра утром. - Но вы же, наверное, в курсе того, какая обстановка в Лос-Панчосе? - Я недоверчиво посмотрел на лейтенанта. - У вас что, обострилась криминогенная ситуация? - Что вы, все в порядке! - бодренько уверил меня Гонсалес. - Утром, правда, по постановлению генерального прокурора были арестованы несколько лиц, которым предъявлены обвинения в уклонении от уплаты налогов, но больше ничего такого. Уверяю вас, я только получил приказ обеспечить вашу безопасность. С того момента, как я выйду из вашего номера, ни один полицейский сюда не зайдет. Вы можете спокойно отдыхать до утра. Теньенте козырнул и убрался за дверь, которую я на всякий случай запер. В это самое время затюлюлюкал телефон. "Ну вот и Барранкилья!" - подумал я, хотя и не очень этому обрадовался. Татьяна все еще сидела над Ленкиными тряпками, ворчала и никак не могла себе прикид подобрать. Я немного отодвинул ее и ухватился за трубку. - Сеньор Родригес? - спросил из трубки сочный мужской голос, который мог бы принадлежать какому-нибудь телегерою типа Луиса-Альберто или Хосе-Игнасио. - Да, я вас слушаю, сеньор. - С вами говорит генеральный менеджер корпорации "Rodriguez AnSo incorporated" Даниэль Перальта. Мы рады, что можем наконец-то услышать ваш голос. Ваш контрагент из Москвы уже ввел нас в курс дела. Завтра в восемь утра все участники переговоров с нашей стороны будут у вас в отеле. Вас это устроит? - Безусловно. - А что еще я мог сказать? - В таком случае до встречи, сеньор президент. Барранкилья, видать, здорово экономила на международных телефонных переговорах. Что этому Перальте вкручивал Чудо-юдо, я даже и не пытался догадываться. Но то, что в моей колумбийской конторе служили очень даже деловые парни, настраивало на оптимистический лад. Во всяком случае, если они на 7/8 скупили Хайди, то уважения заслуживали. Даже если это делалось без моего согласия, по факсимильному автографу. Конечно, вполне могло оказаться, что этих ребят я больше устраивал в прежнем, призрачном виде, поскольку в Колумбии меня почти наверняка разыскивали за неуплату налогов. Хорошо еще, что я случайно не угодил в руководители Медельинского картеля. Это был бы вообще финиш! - Поговорил? - спросила Таня. - А ты слушала? - Слушала, куда денешься. Все равно ни черта не поняла. - Ащо, пани не розумие гиспанской мовы? - Николы не розумила. - Интересно, - удивился я. - И Сорокин с Брауном тебя притащили на Хайди? Им же пара пустяков было научить тебя... - У меня голова не резиновая, - сказала Таня, помрачнев. - Хватит с меня английского, немецкого и польского. - Насчет английского ты раньше ничего не говорила. - А насчет немецкого и польского ты откуда знаешь? Я на секунду задумался, стоит ли рассказывать Тане, что я слышал диктофонную запись допроса, которую мне давал прослушивать Чудо-юдо. - Думаешь, что твой батько ловчее всех? - усмехнулась Кармела. - Вколол мне что-то типа "Зомби-3" и думал, что все вывернет. Вывел наверх Танечку и подумал, что все вытянул. А Кармела-то спряталась... И она засмеялась. Нахально, но обворожительно. - Ладно, - сказал я. - Давай-ка одевайся во что-нибудь, хоть в ночнушку какую-нибудь, и укладывайся спать. А я тут на диванчике приткнусь. - Какие мы благородные: лучшее место даме, - сказала Танечка. - А может, я не хочу на вашем лежбище спать? Там твоя Хавронья все провоняла своими духами. Я даже обиделся, потому что Хрюшкины запахи мне очень нравились, и я как-то не думал, что на кого-то они могут действовать отрицательно. - Мне, - проворчал я, - по фигу, где ты уляжешься. Хоть на коврике для собак. Тут такой предусмотрен по сервису. И нечего выпендриваться. Ежели опасаешься, что я именно сегодня насилую случайных попутчиц, то зря. После того концерта, который был у Джека, царствие ему небесное, у меня к тебе никаких претензий по сексуальной части. Освобождаешь кровать - премного благодарен! Баю-бай, должны все люди ночью спать... И с этими словами я прямо в халате плюхнулся на просторный итальянский сексодром. Едва башка дотронулась до подушки, как сон крепко слепил мне веки. Это было еще одной приятной неожиданностью за последние несколько часов. ДУРАЦКИЙ СОН ДЛЯ ДИМЫ И ТАНИ № 3 Начался третий дурацкий сон точно так же, как и второй, то есть с ответа на вопрос, заданный в предыдущем сне. Второй сон оборвался, едва я спросил: "Ну, а как ты превратилась еще и в Таню?" - Это работа Сорокина, - ответила виртуальная собеседница. - И твоего отца тоже. Жила-была во Львове очень скромная и очень некрасивая девочка. Мама и папа заставляли ее играть на скрипке, но у нее ничего не получалось. Пиликала и пиликала, потому что была очень послушной и тихой. А потом влюбилась в одного мальчика, который был очень похож на принца из сказки и засматривался только на принцесс с престижными папами, машинами, квартирами и так далее, потому что сам принц вообще-то был совсем нищий. На Танечку эту несчастную с папой-учителем и мамой-инженером, да еще и с внешностью страшнее атомной войны этот принц, конечно, не смотрел. Даже то, что она за ним по пятам ходила от школы до дома, не замечал. А потом этот мальчик взял и записался в секцию пулевой стрельбы. Наверное, для самоутверждения. И эта дурочка Танечка вдруг подумала, что он там на нее начнет смотреть. А для этого, как ей представлялось, надо было в стрельбе себя показать... Взяла и тоже записалась. Не вылезала из тира. Скрипочку почти забросила, а с винтовкой и пистолетом очень подружилась. Тренеры заметили, выставили на район, на город, на область, на республику. Не сразу, конечно, а со временем. Добралась до кандидата в мастера... - А принц? - А принц так и не посмотрел. У него дела в стрельбе не заладились, походил года полтора и бросил это занятие. После этого девочка Танечка, когда по мишени стреляла, все время представляла себе, что целится ему в глаз. У него были такие карие глаза, что до костей пробирали... И она их ненавидела. Потому что любила. - Такая тихая, скромная - и готова была убить? - Тогда еще нет. Просто у нее была такая игра. - Слушай, я же видел твое фото в какой-то досаафовской газетке. Там, у цыгана Степаныча. Газета была, по-моему, десятилетней давности... - Там, где второе место по области? Да, это была та девочка, - и Таня неведомо откуда достала фотографии, - но не я. Сходство есть, и на такой фотографии, как в этой газете, можно не заметить различий вовсе. Да и на этих, очень четких, даже специалист долго помучается, прежде чем определит, кто есть кто. Даже если убрать прически, то тебе будет трудно найти отличия. Чудесным образом, будто на экране фоторобота, с обеих фотографий исчезли волосы, и я вынужден был рассматривать двух лысых Тань, ставших похожими на известный в недавнем прошлом дуэт "Полиция нравов". Я присмотрелся. Действительно, можно было долго искать различие между этими двумя девушками. Чуть-чуть различались уши: у прежней Тани они были более массивные и оттопыренные, но под волосами этого различия никто бы не заметил. Носу прежней Тани был несколько толще и рябинок на лице побольше. Вот и все, что мне удалось разглядеть по фото, сделанному "в три четверти". - Посмотри теперь в фас и в профиль, - предложила виртуальная Таня. После этого фотографии как бы удвоились, показав мне обеих дам в милицейских проекциях, и теперь я смог удостовериться, что у "новой" Тани, то есть у той, которую я привык видеть, подбородок выдается вперед несколько больше, чем у другой, да и затылок чуть сильнее скошен. - Да, - согласился я, - не сразу разберешься... - Тогда эта девочка еще не знала о своем сходстве с Вик Мэллори. Но фотография Вик уже лежала в сейфе товарища Баринова. И более того, по разным городам Союза комитет разослал ориентировки с ее портретом. Задерживать и сообщать наверх. Без указания фамилии и каких-либо иных данных. Таких нашлось не так много. Во всяком случае, концлагерь для них строить не пришлось. С каждой Сергей Сергеевич беседовал лично, во всяком случае, с той девочкой Танечкой - точно. Почему он выбрал именно ее, не знаю, наверно, больше других была похожа на Вик Мэллори. Всех остальных, вероятно, отпустили с извинениями, сказав, что в следственной работе бывают ошибки... А с Танечкой начали работать. Напомнили о патриотизме, долге перед Родиной, о героях-комсомольцах, о мировом империализме и его кознях. И предложили работать в комитете, оформиться в кадры, естественно, при соблюдении надлежащей секретности. Маме и папе она сказала, что уезжает поступать в консерваторию. Дали квартирку, которую Танечка якобы снимала за сорок рублей в месяц у доброй пожилой женщины, конечно же, сотрудницы комитета. На эту квартирку Танечка привозила маму и папу, когда они приезжали ее навещать. В консерватории она действительно числилась, хотя появлялась там редко, и сдавала все экзамены и зачеты. Но в основном она обучалась в закрытой школе, а потом в специальном центре психологической подготовки... - Один вопрос, - перебил я. - Эта самая квартирка, на которую Танечка маму и папу привозила, случайно не имела номера 40? - Естественно, - усмехнулась Таня. - А в тридцать девятой изредка появлялся молодой бородач в потертой одежде, который сдал ее беженке из Армении. Очень симпатичная женщина, мы с ней вместе музицировали, и она мне рассказывала, как ей нравится Коля... - Но воочию ты увидела этого бородатого Колю только в этом году? - Если не считать того, что несколько раз наблюдала в глазок двери. Но это я, а та девочка Танечка тебя не видела ни разу. И она, и ты там появлялись очень редко, по несовпадающему графику... Ладно, давай продолжим. Значит, ту самую, ныне отсутствующую девочку Таню учили всяким нехорошим наукам. У нее было как бы две программы подготовки. Одна официальная, для начальства. Готовили боевика для возможной работы на территории Польши и Германии. - Поэтому ты и знаешь немецкий и польский? - Да, но языкам Таню обучали в спеццентре Сергея Сергеевича. Там же обучали противодействию проверке на детекторе лжи, поведению на допросах с помощью психотропных средств, средств психологического давления и физического воздействия. - То есть во время пыток? И что, действительно пытали в учебных целях? - Немножко. Но там, в спеццентре, Баринов втайне от высшего руководства готовил Таню по своей программе. Главной и основной. Девочка Танечка должна была подменить Вик Мэллори и узнать все что можно о фонде О'Брайенов, а со временем взять его под контроль, точнее - отдать его под контроль лично товарища Баринова. Тогда-то Танечка, конечно, не знала, что действует не во благо матери-Родины, великого и могучего Советского Союза, а во имя интересов твоего любимого папочки. Да и суть задания до нее довели не сразу. В этой системе карты никогда не раскрывают до конца. - Погоди, ведь, чтобы подменить Вик, Таню надо было в США спровадить, а начальство ее на Германию нацеливало... - Верно. И потому направило ее с одним небольшим музыкальным коллективом на гастроли в ГДР. Было такое государство, как ты помнишь. И представь себе, вышла незадача. Потерялась девочка! Ушла пройтись по вечернему Берлину и испарилась. Правда, была это уже не Таня, а Люда, и фамилия другая, и вообще блондинка, а не брюнетка. Ай-яй-яй! Как там ансамбль разбирался - неважно. Но Танечка по каналам гэдээровской штатсзихерхайт аккуратно вышла в заданный район территории Бундесрепублик Дойчланд и завалила там из бесшумного прибора одну пакостную особу женского пола. В дамском туалете одного ночного клуба. За что и почему - не интересовалась. Вся эта операция именно так начальством и планировалась. До этого момента. Потом, по плану начальников, должна была Танечка вернуться к нашим классовым братьям и самостоятельно выехать из ГДР в наш советский фатерланд. Однако в назначенное время и место она к "штазикам" не вышла. Она-то, бедняжка, считала, что все так и задумано, что руководство в курсе. А в курсе был только твой папочка. И уехала Танечка в Штаты, к товарищу Сарториусу. - Но как же это начальник спеццентра психологической подготовки мог вертеть дела, так сказать, "на внешнем рынке"? Ведь за эту работу другие граждане отвечали, верно? - Верно. Только у Сергея Сергеевича тогда, в 1988 году, уже было предостаточно возможностей влиять на отдельные фигурки в аппарате. Цепочечки его работали, связочки. У него много друзей было в самых разных верхах. Там, между прочим, самые главные - вовсе не первые тузы, а референты, помощники, секретари, советники. Те, кто все бумажки готовит, но ни на одной подпись не ставит. - Неужели все так просто: тому тыщу, другому тыщу, с третьим на шашлыки съездил... И купил всех? - Не так, конечно. Хотя и тыщи, и шашлыки, и шантаж, и обман - все в ход шло. Люди разные. Один просто сам ждет, когда его кто-то купит. Другой думает, что он идейный, а потому должен "доводить до сведения", третий просто дурак, много о себе воображающий и любящий изображать из себя очень умного, четвертый - болтун элементарный. И еще есть пятый, у которого где-то рыльце в пуху, и шестой, который всего и всех боится, и седьмой, который завидует кому-то, и восьмой, которому очень хочется чужое место занять... Наверное, девятый, десятый и так далее тоже найдутся. Вот через таких людей он и ворочал дела. Стукач ему укажет того, у которого рыльце в пуху, дурак с самомнением и властью припугнет труса, болтун протреплется, что вон тот-то очень хочет подковырнуть того-то... А когда из всего этого целая система выстроена, то остается только за ниточки дергать, на свет не высовываясь. Но это все к слову. - Да, давай дальше про Танечку. - Попала Танечка к Сарториусу, то есть к товарищу Сорокину. К тому самому, которого тебе представляли как "Главного камуфляжника". Именно он, если помнишь, по команде Брайта вселил в девочку Вик вредную бабу Кармелу О'Брайен. Он долго думал, что работает на партию и правительство, но уже в 1983 году, когда его секретный доклад об "Атлантической премьере" не дошел до верха, засомневался. Он воспользовался тобой, как контейнером для информации, потому что надеялся только на связи и влияние Баринова... - Не понял, - оторопело спросил я. - Он переправил со мной информацию? - А откуда бы у тебя в голове взялось столько архивированных файлов? Он знал, что эту информацию не прочтет никто, кроме Сергея Сергеевича. Ну, а на случай, если ты попадешь в чужие руки, записал тебе в память некую виртуальную фигуру - "Главного камуфляжника". Если бы кто-то допрашивал тебя с применением "Зомби-6", то не сумел бы вытянуть ничего, кроме полубредовой информации о "серых кардиналах", да и то лишь в форме устного рассказа. Во время налета на клинику Брайта, когда вас похищали, боевики Сарториуса уничтожили наиболее важные элементы аппаратуры, изъяли дискеты, рабочие записи и многое другое. "G & К" пришлось начинать почти все заново. Они пошли ва-банк, потому что их финансы на пределе, они вынуждены субсидировать Хайдийский национальный центр тропической медицины, потому что там сохранились какие-то второстепенные сотрудники Мендеса и Рохаса, поддерживать Эухению, вести дела с "морскими койотами" и одновременно оплачивать массу людей в разных странах, которые тут же переметнутся на другую сторону, если почуют, что денежный ручеек иссякает... Так, как это сделала Эухения, затем "койоты" и, наконец, правительство Хайди. - Стало быть, другая сторона - это Чудо-юдо? - Именно так. Сергей Сорокин был убежден, что генерал Баринов - патриот Отечества и действует только в государственных интересах. Он стал догадываться об обратном только после того, как обнаружил, что стратегическая информация, - а он занимался отнюдь не только сбором сведений по психотропным воздействиям, но и по другим проблемам - никак не отражается на политических решениях высшего руководства СССР, а наоборот, блокируется, оспаривается или игнорируется. Более того, у него начались потери агентов, которые могли быть засвечены только из Москвы. - А что в это время делала девочка Танечка? - Ничего. Если не считать того, что работала гувернанткой у мистера Ричарда Брауна, нянчилась с его детишками и пыталась учить их музыке. Дело в том, что Сарториус в тесном контакте с Брауном начал вести свою игру. Первое время они еще не сильно доверяли друг другу, и Танечка немножко контролировала искренность твоего дружка Дика. У него, конечно, тоже была информирующая микросхема, как и у тебя, но были какие-то сбои. Дело в том, что в качестве естественного носителя для памяти Брауна был подобран внешне похожий на него парень того же возраста, ветеран вьетнамской войны, полностью потерявший память после контузии - последствия сказывались... Танечка к Брауну попала как бы независимо от Сарториуса, информацию гнала через "почтовый ящик" и понятия не имела, кому она идет. Одновременно Сарториус через твою микросхему попытался контролировать Сергея Сергеевича. Тот быстро догадался, что утечка идет через тебя, и перекодировал ее. Сорокин получил подтверждение нечистой игры Баранова, но не торопился с выводами. Он воспользовался той самой криминально-политической структурой, одним из элементов которой был Белогорский-сын, чтобы собрать информацию о том, чем занимается в Москве твой отец. И увидел, что тот работает на себя... - А почему, интересно, так надолго затянулась история с похищением Вик Мэллори и ее матери? Ведь они исчезли всего полгода назад? Или это вранье? - Нет, тут все верно. Сарториус не торопился по разным причинам. Сначала потому, что потребовалось немало времени на то, чтобы подобраться к тайнам Тимоти О'Брайена, потом потому, что Сорокин решил немного поводить за нос Баринова. А Баринова водить за нос очень трудно. Сорокину приходилось очень сильно крутиться. Но удавалось многое. Например, ему удалось положить в свою клинику Бетти Мэллори и вживить ей информирующий чип. С помощью этого он не только стал получать информацию о жизни Бетти, но и узнал основные составляющие тайны фонда О'Брайенов. Во-первых, то, что фонд состоит из 549 анонимных и 34 фиктивно-именных счетов, размещенных в 128 банках мира. Общая сумма на январь нынешнего года составляла около 37 миллиардов долларов... - Сколько-сколько? - переспросил я. - В позапрошлый раз, когда мы с тобой вот так же беседовали, ты сказала, что не знаешь точной суммы. - В позапрошлый раз не знала, а теперь знаю. - Но ты, подруга, случайно миллионы с миллиардами не перепутала? А? - Не перепутала. И это только его ядро. Дело в том, что, помимо этих счетов, имеются 24 банка, которые созданы исключительно за счет ссуд, взятых у О'Брайена. Именно оттуда О'Брайены, рассеянные по всему миру, получали кредиты в случае неурядиц и именно туда они должны были их возвращать. А банки, в свою очередь, обязаны были двадцать процентов прибыли переводить на анонимные депозитные счета, подконтрольные О'Брайену. Вся информация о фонде хранилась в двух местах. Один комплект информации был записан на жестком диске в личном компьютере-ноутбуке Тимоти О'Брайена, который запирался на кодовый замок, имел тройную защиту от несанкционированного включения и мгновенно стирал всю информацию при попытке влезть в компьютер без спроса. Понимая, что какой-нибудь дурак может попытаться, не зная броду, сунуться в воду и стереть записанное в ноутбуке, старый Тим переписал ее в дублирующий компьютер. Вот этот-то компьютер и хранится в том самом сейфе на глубине около пятисот метров. Единственным человеком на Хайди, который знал, как туда попасть, был дон Франсиско Хименес - тайный банкир Хорхе дель Браво. Именно он тридцать лет назад посоветовал Педро Лопесу и своему вкладчику соорудить на Хайди весь огромный подземный комплекс и взять на сохранение ценности неонацистских группировок Южной Америки. В сооружении туннелей использовались знания военных инженеров бывшего рейха, разработанные ими проходческие машины, а также труд пятидесяти тысяч заключенных. Участвовал в финансировании проекта и Тимоти О'Брайен при посредничестве Хименеса. К началу 80-х подземный комплекс был готов. - И О'Брайен доверил Хименесу доступ к сейфу? - Нет, он не был таким дураком. Иначе Хименес и "койоты" во главе с Сифилитиком уже давно все прибрали бы к рукам. Хименесу был доверен только один ключ в форме нательного креста. - Вот оно что! - вскричал я, вспомнив, как разговаривал в "Каса бланке де Лос-Панчос" с горничной Анитой, которая вспоминала о том, что Хименес был очень набожным человеком и не расставался с нательным крестом. - Значит, тот аквалангист Дэрка, который разделался с Хименесом, похитил крест, который был ключом от сейфа? - Не торопись, - нахмурилась виртуальная Таня. - Это был только один из трех ключей, которые открывают доступ в комнату, где находится сейф с ноутбуком. Вообще пора тебе объяснить весь механизм действия завещания Тимоти О'Брайена. Он еще загодя объявил наследницей Бетти Мэллори, а о Вик в первом варианте завещания ничего не упоминал, потому что знал ее как врожденную идиотку. Когда доктор Брайт, а точнее - Сарториус "вылечил" Вик, то старик забеспокоился. Появились две наследницы, причем и внучка, и правнучка были вполне в состоянии выйти замуж, что означало возможность раздела фонда. А он ужас как не хотел его делить! Вот Тимоти и решил пересоставить завещание так, чтобы мама с дочкой не могли распоряжаться фондом порознь. С другой стороны, он постарался сделать так, чтобы они не были заинтересованы ускорить его смерть. Для этого он до последнего момента не сообщал им точных данных о содержании последнего варианта завещания. Оно находилось на хранении у Хименеса. В завещании определялось, какая недвижимость и движимость переходит к Бетти, а какая к Вик. А в самом конце указывалось, что дополнения к завещанию каждая может получить по личному предъявлению отпечатков большого пальца в одном из швейцарских банков. - И что ж там было, в этом дополнении? - Общим, наверное, была только первая фраза: "Путь в "Бронированный труп" вам откроет дон Хименес". А дальше я знаю только то, что было написано для Вик: "1. Ларец с трубой, указательный правой руки + 2881. 3. Портрет Сан-Мартина, мизинец левой руки + 1298. 4. Китайская напольная ваза с тремя драконами, безымянный правой + 6745. 6. Каминные часы с умирающим рыцарем, большой левой руки + 3097. 8. Решетка в проходе - 2198. 10. Сейф - два указательных пальца". - А что такое "Бронированный труп"? - Так назывался подземный дворец, сооруженный в самых нижних этажах зоны "Зеро". Там Лопес и дель Браво хотели пересидеть ядерную зиму. Вот уже несколько лет "G & К" пытается найти туда проход, но неудачно. - А шахта на кукурузном поле ведет в этот дворец? Ведь ее глубина почти полкилометра... - Эту дорогу они знают. Там, на глубине около пятисот метров, нижняя площадка лифта, который теперь, как ты помнишь, взорван. Кроме того, туда попадало немало обломков. Откуда-то прорвалась подземная вода, и нижняя часть ствола на три-четыре метра затоплена. Но даже не это главное. При тех размерах куша "джикеи" пошли бы на расчистку и осушение шахты. Хименес рассказал им, что там нельзя пройти без перстней Аль-Мохадов. И с этими словами Таня нарисовала на белой плоскости, возникшей прямо из воздуха, знакомые значки: "(+))+((-))-(". - Так что, Хименес контактировал с "джикеями"? - Он торговался, и очень активно. Что его и погубило в конце концов. К нему подбирались и "джикеи", и "койоты", и Сорокин. Для начала он продал текст хранившегося у него завещания "джикеям" за двести тысяч долларов. Еще за два года до смерти Тимоти. Но после "джикеев" на него вышли "койоты", и с них он содрал триста... - А с Сорокина четыреста? - усмехнулся я. - С Сорокина он ничего не смог взять, потому что товарищ Сарториус его похитил и, списав все что можно из его мозгов, вернул обратно. Хименес так до конца жизни и не узнал, почему у него провал в памяти. К сожалению, тогда еще Сергей Сергеевич Баринов не разработал методику замены естественной памяти на искусственную, и Сарториус до этого тоже не добрался. А то можно было ему ввинтить туда прекрасные воспоминания о трех днях, проведенных в окружении этаких гурий... Но это достижения самого последнего времени. - Так. Значит, Сорокин тоже узнал о содержании завещания? - Да, и это сыграло роковую роль для девочки Танечки. Она стала не нужна. Выяснилось, что у Бетти и Вик Тимоти О'Брайен загодя снял отпечатки пальцев. Рисунок папиллом индивидуален, его не подделаешь. Дело ведь еще одним осложнялось: в девочке Вик жила Кармела О'Брайен, точнее - Брайт, которая вовсю работала на "G & К" и поддерживала с Сарториусом хорошие отношения исключительно для того, чтобы стучать на него Дэрку. Правда, она не знала, что пересажена в тело Вик при участии Сорокина и что Сорокин с удовольствием гонит через нее Дэрку разную правдоподобную дезу. К тому же, как известно, в 1991 году в СССР произошли очень серьезные изменения. В частности, был разобран на куски наш славный Комитет Глубокого Бурения. Генерал-майор Баринов ушел в отставку вместе со своим спеццентром и начал заниматься "трансцендентными методами обучения" частным образом, возникла фирма "Барма", а также весьма крутые группы для не очень чистых дел. А Сорокину пришла команда консервироваться. Девочку Танечку отозвали нах хаузе. Сарториус все честно выполнил, но напоследок сделал одну полезную вещь. Скопировал Танечку на искусственный носитель и прибрал в сейф. В это время они уже вовсю сдружились с мистером Брауном, и оклахомская контора Сарториуса стала спонсироваться "Cooper shipping industries". Ну, и чуть-чуть итальянской мафией. - А Танечка поехала в Москву? - Никак нет, сначала домой. На самостийну Украину. Потому что решили: пора навестить родителей после стольких лет шатаний по миру. Легенда простая: сбежала на гастролях в ГДР, помогли пересидеть год, пока стена не обвалилась, устроилась в оркестр и честно зарабатывала валюту три года. Шмоток им привезла, еще чего-то импортного. Тогда это еще редкостью было. Но отец Танечку обозвал шлюхой, немецкой овчаркой и еще как-то. Даже если бы она могла правду сказать, то ни он, ни мать ей не поверили бы. Тряпки и продукты брать отказались. Идейные! А Танечка продала все на толкучке и поехала в Москву. Благо еще с границами не определились. Приехала. И здесь никому не нужна. Под сокращение - молода, назначений нет. Ни одному из новых ведомств ее таланты не нужны - таких пруд пруди. Да и вообще полный бардак и развал. И гнать не гонят, и зарплату не платят. В общем, пошла Танечка в разнос. Устроилась играть в "Чавэлу". И то ли от большой тоски, то ли от скуки, но играть стала лучше, выразительнее. Бахмаченко посоветовал съездить в Молдавию, настоящих цыган послушать... А там война началась. Ну, дальше ты уже многое знаешь: стреляла, познакомилась с Толяном. Он помог девочке Танечке выкупить ее казенную явочную квартиру. Не знаешь только того, что дальше было. Точнее, знаешь, но не все. - По-моему, ты тогда отцу говорила, что в "Чавэлу" пришел какой-то Андрей из Приднестровья и уговорил тебя застрелить одного гражданина в счет долга, который Толян где-то там наделал... - Это тоже правда, но не вся. Тут история давняя. Помнишь Саньку Терентьева? - Помню, хотя живым ни разу не видел... - Санька этот до армии жил в поселке, где Сергей Сергеевич построил свою легальную дачу. Еще тогда, когда ему Белогорский перекрывал кислород с исследованиями. Санька его много раз видел, он ведь был дружком Игоря Чебакова и его сестер, на которых Сергей Сергеевич проводил эксперименты. Потом Саньку призвали в армию, служил он, как ты знаешь, в Афганистане вместе с Толяном, Костей, Миней и Андрюхой Чижовым. Однажды его послали сопровождать пленных душманов в ХАД. Это такая афганская чека. И там совершенно случайно он увидел старого знакомого - Баринова Сергея Сергеевича... - И что он там делал? - Руководство командировало его в Афганистан для испытания психотропных препаратов в полевых условиях. Это была казенная цель поездки, но не главная. Командировочку эту он себе устроил для того, чтобы проинспектировать канал провоза наркотиков из района "Серебряного полумесяца" через СССР в Европу и дальше, на котором очень аккуратные и очень большие деньги делал. А потому не нужен ему был лишний мальчик, который его в лицо знает. Тем более что, как выяснялось, этому мальчику надо было вот-вот в Союз ехать. Он все организовал. У твоего Чудо-юда на обеих сторонах были знакомые. Одни засаду выставили, другие прямо в эту засаду разведгруппу послали. А потом дембелей выручать попросили. В психологии хорошо разбирались, знали, что те пойдут. Но на крайний случай был подготовлен вариант с самолетом. Тогда бы не один Санька погиб... Но сработали они очень чисто. Никто не усомнился, что Терентьев погиб как-то странно. Это уже потом получился сбой, когда Андрей Чижов кое-что увидел. Он улетал из Кабула позже других, ему лицо осколком рассекло, швы наложили. Решили отправить его на "тюльпане". Когда взлетали, по самолету с земли дали несколько очередей из "ДШК". Сбить не смогли, но несколько пуль пробило обшивку и угодило в упаковки с гробами. Из одной посыпался белый порошок... Чижов понимал, что лучше всего сделать вид, будто не заметил ничего, и благополучно долетел. Но, уже добравшись до Ташкента, встретил там Толяна, Костю и Миню. Они по случаю дембеля немного погудели и задержались у одного дружка-узбека. И когда выпивали, Андрей рассказал им насчет гробов. Тогда Миня предположил, что и с Санькой могло быть такое. И они решили ехать туда, чтобы проверить. - И оказались в тюрьме? - Да. При твоей помощи, хотя и случайной. Сергей Сергеевич решил ночью проверить работу твоей микросхемы и очень вовремя для себя. В результате он смог увидеть все, что было на кладбище, твоими глазами. После этого он позвонил в милицию и включил один из своих "механизмов". Труп Терентьева привезли, закопали на берегу, пробив осиновым колом, а потом вынудили Чижова "сознаться", что они, мол, отомстили ему за какие-то дела с наркотиками. Ну, а на всякий случай Сергей Сергеевич протранслировал тебе кошмар с ожившей фотографией. Ведь это так просто - управлять людьми, верящими в сверхъестественное, непознаваемое и трансцендентное. - Ну, он мне, между прочим, почти откровенно все рассказал, - не согласился я, - только как бы со стороны... - Да, он рассказал тебе правду. Но не сказал, что был главным действующим лицом во всей этой истории. И о том, что при его участии Миня и Костя были убиты зеками в лагерях. - Он говорил, что такое может быть... - Правильно, потому что ничем не рисковал. Чудо-юдо психолог, он четко знает, как и кого убеждать, как приводить в действие те скрытые механизмы человеческого сознания, которые заставляют молчать намного сильнее, чем прямая угроза. Он не запугивал тебя, не стращал, а информировал в той степени, которая позволяла твоему сознанию самому по себе принимать то решение, которое устраивало Сергея Сергеевича. А если это сопровождалось такими действиями, как сверхускоренная подготовка в институт или получение квартиры в течение нескольких часов, то заставляло тебя верить в его всемогущество и идти за ним безоглядно. - А как же Андрей и Толян выкрутились? - При помощи Сарториуса. Как раз в это время он через своих московских друзей начал копать под Баринова. Это надо было осторожно делать, не торопясь, да и трудно. Но он сумел все-таки выйти на это дело и припрятать ребят. Сергею Сергеевичу доложили, что они преставились, а на самом деле их вывезли и пристроили под чужими именами: Толяна - в Приднестровье, Чиркова - за Уралом. Они, кстати, друг о друге ничего не знали. - Но ведь Толян после Приднестровья в Подмосковье переехал... - Да. Он, чудак, подумал, что при новой власти старое не вспомнят. Но Сергей Сергеевич его все-таки не хотел в живых оставлять. А отследил, увы, через девочку Танечку... - Но почему ж он его не убрал? - Потому что не позволили. У Толяна сильные друзья были. В районе - Алмаз, в Москве - Джамп. Они могли много неприятностей устроить. Но, кроме того, он был не так опасен, как Андрей. Чижов больше знал. Сами по себе они ничего против Баринова не смогли бы сделать, но вот при помощи Сарториуса и его московских знакомых, многим из которых очень не хотелось ходить по струнке перед Чудо-юдом, жизнь попортили бы. Поэтому Сергей Сергеевич захотел пойти по спокойной дорожке. Решил перехватить девочку Танечку, поставить ей информирующую микросхему, а потом сделать своей "подсадной уткой". Думал, что она ему и Толяна с Андреем сдаст, и кое-какую иную информацию подбросит. А Танечка-то оказалась хитренькой и живой не сдалась. - То есть она себя убила? - В общем, так. Но застрелилась плохо. Почти три часа еще жила. Чудо-юдо успел списать все содержание ее памяти, а это ему дало очень многое. Он узнал об Андрее-молдаванине, который получал заказы от Круглова, Мирры, Белогорского-сына и прочих. Но самое главное - слишком много узнал о Сарториусе и Брауне. - Например? - О том, что его водили за нос, утаивали от него информацию о фонде О'Брайенов, о том, что сами, без него хотят этот фонд прибрать... К тому времени у него было немало друзей и в Штатах. Он решил похитить мать и дочь Мэллори, а Сарториуса и Брауна уничтожить. Но не вышло. Сорокин успел раньше. Он похитил Кармелу-Вик и сделал ее Таней-Кармелой, то есть мной... Я не успел задать следующего вопроса, потому что сон закончился. Как обычно, поплывшим изображением и золотистой спиралью, уносящейся в черную бесконечность...
      Часть четвертая. ОТРИЦАНИЕ ОТРИЦАНИЙ
      ВСТРЕЧА ПРЕЗИДЕНТОВ
      Проснуться мне пришлось от интенсивного стука в дверь номера. - Сеньор Баринов! - зычно орал теньенте Гонсалес. - Откройте, пожалуйста! Откройте! Я осмотрелся. Натуральная Таня-Кармела сидела на диванчике в гостиной и хлопала сонными глазами. Сам я возлежал поперек итальянского сексодрома и, как ни странно, вполне умещался. - Очень здорово! - пробормотала Таня. - Вот вздремнули так вздремнули! Действительно, мы проспали почти двенадцать часов, потому что на табло электронных часов светились цифры 12.09, а за окном стоял белый день. Запахнув халат, я отправился встречать гостей. Мне поначалу думалось, что это Гонсалес проверяет по долгу службы, жив я или нет. У меня как-то вылетело из головы, что мне вечером звонил товарищ Перальта из Барранкильи и обещал прибыть в восемь утра. Вспомнил я об этом только после того, как открыл дверь и увидел несколько испуганного теньенте, приложившего руку к козырьку. - Сеньор Баринов, простите за вторжение, - пробормотал он, - но мы несколько... забеспокоились. Дело в том, что около восьми утра в "Каса бланку де Лос-Панчос" прибыла большая группа людей, которые назвали себя вашими служащими и потребовали встречи с вами. Все они колумбийцы, и возглавляет их некий сеньор Даниэль Перальта. Они сняли в отеле три номера и оборудовали в них офис. - Даниэль Перальта - это я, сеньор Родригес, - услышал я голос, который был мне знаком по телефонному разговору. Внешне сеньор Перальта был не похож ни на Луиса-Альберто, ни на Хосе-Игнасио. Больше всего он смахивал на генерала Альберта Макашова. Того, который в 1993 году утверждал, что у нас "не будет ни мэров, ни пэров, ни...". - Проходите, сеньор, - пригласил я. Перальта вошел, закрыв за собой дверь. - Мы беспокоились за вашу безопасность, сеньор Родригес. От этих хайдийцев можно ожидать всяких неожиданностей. Вы спокойно провели ночь? - Спокойно, - ответил я, с некоторой опаской поглядывая в сторону спальни, где укрылась Танечка. - Вы не один? - понизив голос, спросил Перальта. - Разговор предстоит достаточно конфиденциальный... - Ничего, - сказал я, - думаю, что нежелательных утечек информации не произойдет. - В таком случае приступим к делу. Вот в этой папке, которую я для вас подготовил, рабочие проекты документов, которые можно предложить на обсуждение дону Соррилье. Папка весила, по самому скромному подсчету, не меньше полкило. За вычетом ста граммов на переплет из натуральной кожи крокодила, бумаги было много. Спросонок вчитаться я не мог и спросил: - Все это очень срочно? Тут я, по-видимому, изрядно раздосадовал своего генерального менеджера, во всяком случае, сильно удивил его. - Сеньор Серхио из Москвы нас очень торопил... Ну, Чудо-юдо, ну, папаня! Ребята на другом конце планеты всю ночь не спали, спешили, чтобы успеть к восьми утра прилететь на Хайди и приготовить все бумажки в полном ажуре. Ведь ежели прикинуть по карте, то от Барранкильи до Сан-Исидро полторы тыщи километров без малого, как из Москвы в Симферополь слетать. Небось жены ругались или плакали, а они ворчали сурово: "Понимаешь, дорогая, есть такая работа - бизнес делать... Пойми и прости!" И уходили в ночь, навстречу неизвестности. А чертов босс, видишь ли, к полудню еще и глаз не продрал, эксплуататор и буржуй недорезанный! Да еще и спрашивает, гидра империалистическая: "Это срочно?" Мне стало неудобно перед скромными тружениками "Rodriguez AnSo inc.", чей прибавочный продукт я нагло присваивал, и мне захотелось стать боссом демократическим, рабоче-крестьянским, можно сказать... - Прекрасно. Мне нужно время, чтобы со всем этим разобраться. Вы не могли бы попросить, чтобы принесли кофе и бутерброды? А то я еще не завтракал... Конечно, генменеджера это вроде не порадовало, но он вышел за дверь, оставив меня приходить в чувство. Пока мы проводили нашу предварительную беседу, Кармела успела нацепить кое-что из гардероба Хрюшки Чебаковой. Я тоже решил переодеться в более приличное, нежели халат на голое тело, умыться и причесаться. Появилась Анита, которая принесла кофе и немного похлопала глазами, увидев Таню. Она точно помнила, что я приезжал с блондинкой, а откуда взялась брюнетка, не знала. Тем не менее мы с Таней смогли заморить червячка. - Ты сон видела? - Видела. Опять будешь спрашивать, правда это или нет? - Не буду. Догадываюсь, что правда. - А я вот, кстати, в этом не уверена. - Почему? - Потому что, если все, что я во сне говорила, - верно, то я не могу помнить то, что было с девочкой Танечкой после ее отъезда в Россию. Ведь Сарториус должен был оставить у себя только то, что она запомнила до этого. А все прочее, то, что было списано из головы застрелившейся Тани, должно было оставаться у Сергея Сергеевича... - А ты-то все это помнишь? - После этого сна помню даже то, как застрелилась. В голову побоялась, вот и мучилась потом... Съели мы все очень быстро. Я уже допивал кофе, когда раздался телефонный звонок. - Привет! - услышал я голос Чудо-юда. - Как самочувствие? - Самочувствие отличное, внутренние органы работают нормально, готов выполнить любое задание партии и правительства! - отрапортовал я, подражая какому-то герою космоса. - Молодец. - Отец не был в особом восторге от моих шуток. - Но давай-ка посерьезнее. Приехала Барранкилья? - Приехала. Папку вручили с документами. Полкило весом. До завтра не прочесть. - А кто тебе, дураку, сказал, - нешутейно строгим голосом произнес папаша, - что ты их должен читать? - Извини меня, что ж я их, не читая, должен подмахивать? Так недолго и смертный приговор себе подписать... Знаешь, как однажды прорабу в конце месяца наряд подсунули: "Отрывка ям 0,5x0,25x0,25 метров, установка двух столбов высотой 2,5 метра, установка перекладины длиной 1,5 метра, намыливание веревки - 1 метр, завязка петли, повешение прораба Иванова..." Везде нормы времени и расценки работ проставили по ЕНиРу, общее количество работ, процент выполнения норм выработки, сумму в рублях. И прораб Иванов все подписал. Даже, по-моему, бухгалтерия оплатила... - У меня время, между прочим, не казна оплачивает, - перебил Чудо-юдо раздраженно, - поэтому слушать твои дурацкие анекдотики некогда. Все документы подписать немедленно. Понял? После этого отдашь их Перальте и скажешь, чтоб он позвонил в канцелярию Соррилье, назначил встречу на 18.00 в президентском дворце на Пласа дель Армас. К этому времени я буду здесь. Все! У меня аж мороз по коже пробежал. С таким папаней можно и в штаны написать с перепугу. На часах было уже 13.15, стало быть, Сергей Сергеевич намеревался преодолеть расстояние, отделявшее его от места пребывания до Сан-Исидро, за 4 часа 45 минут. Это означало, что он находится не в Москве, а где-то поближе, если, конечно, не воспользуется для перелета кораблем "Буран" или межконтинентальной баллистической ракетой. - Можно? - спросил Перальта, появляясь в дверях. - Я могу подписать все документы, - сказал я. - Дайте авторучку! Мраморный "паркер" с платинированным пером был вручен мне немедленно. Дальше пошла работа обалденно нудная и ужасно утомительная, потому что мне пришлось поставить автограф "A.Rodriguez" аж на 45 или 46 листах. Тут были какие-то договоры, ведомости, таблицы, графики, схемы, планы, инструкции, положения, резолюции, протоколы - хрен знает что и сбоку бантик. Правда, я точно помню, что ни одной бумажки с текстом типа: "В моей смерти прошу никого не винить" я не подписывал. Затрачивая в среднем по минуте на роспись - у меня уже рука затекать стала! - я все-таки сумел закончить сей полезный труд к двум часам пополудни, после чего вспомнил, каким суровым и строгим был ужасный мафиози Родригес в режиссерской трактовке сеньориты Соледад, и объявил: - Позвоните в канцелярию президента Хайди и передайте ее начальнику Хоакину Фьерро, что консультации могут быть назначены на сегодня, в 18.00, на Пласа дель Армас. - Будет исполнено, сеньор президент! - наклонил голову колумбиец и гордо удалился. По-моему, он просто светился от счастья, что никакого конфиденциального разговора не потребовалось, а ужасный мафиози Родригес поставил все закорючки без единого вопроса. Ручаюсь, что, если бы я послал его вылить помойное ведро - его, правда, в номере не имелось, - то он побежал бы исполнять это поручение, ни слова не сказав, и не стал бы убеждать меня, что такую работу надо поручать персонам пониже рангом. Едва Перальта убрался, как снова зазвонил телефон. - Волчара! - просюсюкала Хрюшка, едва я отозвался. - Меня к тебе не пускают! - Кто? - сказал я таким голосом, будто в моей власти было строго покарать за это нарушение прав человека даже президента США. - Эухения! - прошипела Хавронья. - Говорит, что меня могут похитить. Вытащи меня от нее, а? - А чего тебе у нее не сидится? - Скучно. Вчера я хоть делом занималась, составляла с Лусией программы для Сесара. А сегодня они их зарядили и крутят. - Ну и как? - А никак. И в голову ничего не идет. - Ты думаешь, через другое место что-нибудь проберется? - Думаю. Для женщин эмоциональная разрядка очень полезна, как стимулятор мыслительной активности. - Первый раз слышу. Тут, между прочим, в шесть вечера намечается встреча на высшем уровне. Сам Чудо-юдо прибывает на первый путь. Так что, боюсь, из твоих благих замыслов ни хрена не выйдет. - Блин! Ему-то чего дома не сидится? - Работа такая... - проворчал я. - Ну, пусть приедет. Я ему все выскажу. Отпуск устроил, называется! За малым делом не угробились... - Сплюнь, - посоветовал я. - Мы еще отсюда не уехали... И вообще занимайся программами. Если Эухения почует, что у тебя в голове пусто, могут быть осложнения. - Какие? - явно понизив тон, спросила Ленка. - Самые серьезные, до летального исхода включительно. - Да-а? - испуганно протянула Хавронья. - Конечно. На хрен ты кому-то нужна, если не можешь расшифровать, что находится в башке у Мендеса? Думаешь, Эухения чистой благотворительностью занимается? Она ж тебя взяла как альтернативу Лусии. Но самое неприятное будет потом, когда расшифруешь... Поэтому и торопиться тоже не надо. Работай помаленьку, делай умный вид и тяни время. Когда Чудо-юдо будет здесь, я думаю, нам станет поспокойнее. - Ага, - пробормотала Хрюшка, - пошла работать, то есть время тянуть. Вернулся Перальта и торжественно объявил: - Канцелярия президента сообщила, что названные вами сроки их устраивают. Нас ждут в 18.00 на Пласа дель Армас. - Прекрасно, - сказал я, поскольку знал, что любое другое время не устраивало Сергея Сергеевича. - Если я вам понадоблюсь, сеньор президент, то буду находиться по телефону
      257.
      Перальта удалился, а Кармела спросила: - Ты что, на прием к президенту Хайди собираешься? - Ага, значит, ты кое-что все-таки понимаешь по-испански? - Ну, слово "пресиденте" только осел не поймет. И "канселариа" тоже. Хоть бы заставил своих холуев себе костюмчик соорудить, а то в джинсах на такие дела не ходят. - Точно... - согласился я. - Какой-никакой, а президент. Правда, я до сих пор не могу понять, почему никто не возбухнет насчет того, что я Баринов, а заправляю корпорацией под именем Родригеса? У меня паспорт вполне законный, на российскую фамилию, а корпорация колумбийская... - А ты не бери в голову, - посоветовала Таня, - а то треснет. Твое дело телячье, у тебя папа умный. Для тебя главное - чтобы костюмчик сидел. - Архиверно, товарищ Кармела! - сказал я, старательно програссировав все четыре "р", содержавшиеся в этой фразе, и набрал номер 257. - Сеньор Перальта, мне необходимо перед встречей с Соррильей приобрести респектабельный вид. Отдайте необходимые распоряжения. И он отдал! Господи, что тут поднялось! Минут через двадцать, может быть, через полчаса, в номере появились несколько человек, которые с великой интенсивностью принялись заниматься моей персоной. Все они работали как бы одновременно, но в то же время порознь, а потому я после всех этих мероприятий даже не мог толком вспомнить, в каком порядке они сменяли друг друга. Сначала вроде бы явились представители "лучшего ателье на острове Хайди и во всей Латинской Америке", которые развернули передо мной некое рекламное издание и предложили на выбор минимум десять моделей обмундирования для официальных приемов. Конечно, мне лично было по фигу, какую выбирать, главное, чтоб штаны не спадали и ширинка застегивалась, - но пришлось разглядывать все с умным видом, сперва с начала до конца, потом с конца до начала. Выдержав марку в течение пяти минут, я наконец ткнул пальцем в какой-то белый костюмчик и тут же услышал разнобойные, но громкие похвалы в одобрение моему вкусу. Только потом я сподобился глянуть на цену. Сам костюмчик стоил тыщу баксов, да еще полтыщи за срочность изготовления. Затем портняжки облепили меня, как мухи, и принялись снимать мерки, в то время как другая бригада уже разворачивала в номере закройно-пошивочное отделение. Пока шли промеры, между портновскими задами вертелся "лучший парикмахер западного полушария, лауреат всехайдийских и международных конкурсов", который демонстрировал мне рекламные фото причесок в фас, профиль и три четверти. Он же грозился сделать мне маникюр и педикюр, хотя по мне это было совершенно излишним. Едва бравые закройщики отвалили, сняв все необходимые параметры, как "лауреат" свистнул своим помощникам, и появилась переносная парикмахерская. Мою и без того вроде бы отмытую голову еще раз простирнули, а потом принялись кромсать ножницами все, что, с точки зрения мастера, казалось лишним. Спасибо, уши оставили. Сделали массаж лица и соскоблили с морды все, что я не сумел сбрить сам. Рожа стала настолько гладкой, что ее осталось только лаком покрыть. До этого, слава Аллаху, здешняя сфера обслуживания еще не додумалась, но списала с нашей фирмы еще полтораста баксов. Пока парикмахерская выметалась в прямом и переносном смысле, вернулись портняжки и провели первую примерку раскроя. Одного из подручных главный закройщик чуть не расстрелял на месте за то, что он допустил неточность в полсантиметра. Где-то в промежутке между парикмахерами и портными подскочила приятная молодая девица с напильником и начала обтачивать и шлифовать мои ногти. Когда, кто и каким образом заштукатурил на моей морде царапины и ссадины, убрал довольно заметный синяк на скуле, сохранявшийся после взрыва в туннеле зоны "Зеро" (меня тогда прикладом собственной винтовки приласкало), память не сохранила. Потом появилась публика, жаждавшая продать мне разные аксессуары: рубашки, галстуки, заколки для галстуков, наручные часы, зажигалки, авторучки - и все по "смехотворно низким ценам". Если бы я в Москве отважился на ботиночки за 300 долларов, Хрюшка отвернула бы мне башку. Здесь сеньор Перальта даже не моргнул глазом. Наконец, где-то около 17.00 я был облачен в тонкую рубаху с каким-то серо-полосатым галстуком, белый костюмчик - сидел он, и правда, очень клево! - ботиночки и прочее снаряжение, включая часы "роллекс" аж в платиновом корпусе и с таким же браслетом. Куда там прежнему Анхелю Родригесу, которого милашка Соледад наряжала на скорую руку! Тут сразу видно - очень крутой. - Машины готовы, - доложил Перальта. - Чтобы не очень торопиться, можно выехать уже сейчас. - Сеньор Серхио обещал прибыть, - сообщил я, но генменеджер тут же ответил, радуясь, что может показать информированность: - Мы поддерживаем связь с его самолетом, сеньор президент. Он уже на подлете к Хайди и через пятнадцать минут совершит посадку. Машины в аэропорт Сан-Исидро уже вышли. Нормально работает товарищ Перальта! Надо бы его почетной грамотой наградить, что ли... Или бесплатной путевкой в Сибирь премировать. А то небось стосковался тут, в тропиках? - Едем! - объявил я. Все пришло в движение. Откуда-то сбоку неожиданно появилась Танечка, которую, оказывается, тоже успели переобмундировать, завить, причесать, оштукатурить, подкрасить, ощипать в районе бровей и навесить на нее какие-то сережки. Кто занимался всеми этими вопросами и во что весь этот сервис обошелся "Rodriguez AnSo inc.", для меня осталось загадкой. Правда, я понятия не имел и о том, в каком качестве Кармелу решили везти к президенту Хайди. Если Чудо-юдо знает - хорошо, а если нет? - А что? Вполне... - похвалила Танечка свой внешний вид. - Вполне сошла бы за Хиллари Клинтон. - Дура, - заметил я, - ей же небось за полсотню... - Мне тоже не двадцать, - вздохнула Кармела. В номере появились очень крупные мордовороты в черных очках, которые построились в боевой ордер вокруг нас с Татьяной. Во второе кольцо вошли служащие корпорации, возглавляемые Перальтой, и еще несколько охранников, а в третье, внешнее хайдийские полицейские под командой теньенте Гонсалеса. Именно такой толпой мы пошли по коридору, куда уже просочились местные журналюги с видеокамерами, фотовспышками и диктофонами. Полицейские и мордовороты из охраны торопливо разгоняли их в стороны, они галдели, толкались и, по-моему, готовы были друг друга затоптать за право пролезть поближе. - Сеньор Родригес! - Все орали наперебой, и даже понять то, что спрашивают эти идиоты, я не сумел бы. Наконец репортеров удалось куда-то вытолкать, и мы относительно спокойно спустились в подземный гараж. Здесь стояло два могучих бронированных "Кадиллака" и штук пять машинок поменьше - для эскорта. Нас с Танечкой и четырьмя детинами из охраны усадили в один из "Кадиллаков", где из всяких возможных удобств разве что бассейна не имелось, остальные тоже распихались по машинам, и весь конвой выкатил из-под земли наружу. При выезде из отеля в голову колонны встала полицейская машина с мигалкой, эскортные машины пошли справа и слева от "Кадиллаков" и еще одна прикрывала с тылу. По кольцевой автостраде вся эта эскадра шла со скоростью под семьдесят, поскольку головная полицейская машина, включив сирену и мигалку, разгоняла с проезжей части всех и вся, а хайдийские гаишники перекрыли движение на боковых дорогах. "Кадиллак", в который посадили нас с Танечкой, шел вторым, а впереди нас ехал сеньор Перальта со "штабом", который оттуда руководил всем движением. Очевидно, именно он дал команду притормозить у поворота на аэропорт Сан-Исидро, где к конвою пристроились еще три машины. "Кадиллак" с Чудо-юдом на борту занял место следом за нашим, эскортирующие машины встали по бокам, и вся автоколонна понеслась дальше. В Сан-Исидро нам дали "зеленую улицу", и где-то в 17.50 мы въехали в ворота президентского дворца на Пласа дель Армас. Когда я первый раз посетил это заведение, то есть во времена Кискиной революции, в здании царил полный бардак и запустение, везде валялись бумаги, патронные гильзы, пустые бутылки и банки из-под пива, где-то было наблевано, а кое-где даже наложены кучи. Теперь тут все блистало и сверкало, на постах стояли бравые гвардейцы в канареечно-попугайской расцветки мундирах, увешанные регалиями. На каждом висело не меньше чем по три кило всяких блях, медалей, висюлек и аксельбантов, сапоги были начищены так, что в них можно было смотреться, как в зеркало, а звездочки шпор напоминали по размерам маленькие диски циркулярных пил. Когда кортеж остановился перед парадным крыльцом, эти орлы лихо отсалютовали полутораметровыми никелированными палашами. Навстречу нам в окружении солидной свиты вышел дон Хосе Соррилья с очень толстой супругой, которая в Африке сошла бы за королеву красоты где-нибудь у племени баконго. Сам Соррилья был креол, ростом примерно на полголовы ниже своей негритянки, а по ширине уступал ей раза в полтора. Через правое плечо у него была надета сине-бело-зеленая лента. - Я чрезвычайно рад, - сказал дон Хосе, - что вы столь быстро откликнулись на наше приглашение, сеньор Баринов-Родригес. Думаю, что наши консультации будут весьма плодотворными. - Я могу только присоединиться к выраженной вами убежденности, господин президент! - Мне всегда казалось, что в дипломатии надо говорить как можно более вежливо и непонятно - за умного сойдешь. Поручкавшись с президентом и обменявшись улыбками - тут тоже имелись фотокоры и телевизионщики, которым не терпелось запечатлеть все это дело, - оба коллектива поднялись наверх. Заседаловка состоялась все в том же хорошо знакомом мне кабинете, где некогда компаньера Киска принимала сперва советского, а потом американского послов. Мебель почти не изменилась. Исчез только красно-черный флаг со звездой и мотыгами позади президентского стола. Теперь там стоял обычный сине-бело-зеленый триколор Республики Хайди. Зато на правой от входа стене появились портреты. После не то пяти, не то шести Лопесов разных поколений и исторических эпох в военных мундирах и Эстеллы Рамос в камуфляжной куртке и краснозвездном берете висел портрет самого дона Соррильи. - Мы бережем свою историю, сеньор Баринов, - заметил дон Хосе. Охранники разместились по стенам, Танечку и толстую президентиху куда-то сопроводили, а мы уселись за длинный переговорный стол, причем я оказался прямо напротив президента, по правую руку от меня - Перальта, а по левую отец родной. - Привет, - спросил я шепотом по-русски, - чего делать-то? - Сидеть спокойно, - посоветовал Чудо-юдо. - И слушать, что умные люди скажут. А вообще, конечно, за все, что вы тут успели наворотить, надо головы откручивать. Шутка! Утешаясь той мыслью, что в натуре он мне голову не открутит, во всяком случае не сделает это тут же, за столом переговоров, я попытался принять солидный вид. - Сеньоры! - торжественно обратился к присутствующим дон Хосе. - Позвольте мне поприветствовать президента корпорации "Rodriguez AnSo incorporated" и сопровождающих его лиц и выразить убеждение, что наши консультации дадут новый импульс к развитию дружественных отношений и экономического сотрудничества между народами Хайди и Колумбии! Потом президент начал вспоминать многовековую историю торгово-экономических связей между хайдийским и колумбийским народами, которая начиналась еще тогда, когда испанские галеоны, отправляясь из Картахены (Колумбийской) в Кадис (или наоборот), изредка швартовались в гавани Сан-Исидро для пополнения запасов пресной воды. Это, правда, случалось редко, чаще всего, если галеоны сбивались с курса и вместо Кубы или Эспаньолы забредали на Малые Антильские острова. Наверное, для меня это было бы очень познавательной лекцией, поскольку я об истории обеих стран знал очень мало. Насчет Колумбии я даже толком не знал, кто у них нынче президент. Где-то вертелись такие имена, как Симон Боливар и Пабло Эскобар, но каким боком они прилегали к Колумбии - черт его знает! - Слушай меня внимательно, - прошептал папаша. - Сейчас он закончит, и ты должен будешь сказать ответное слово. Развозить не надо. Поблагодаришь за теплый прием и выразишь надежду, что консультации пройдут в атмосфере полного взаимопонимания. Так я и сделал. Чудо-юдо показал мне из-под стола большой палец: мол, "во! все о'кей!", после чего я приземлил зад на стул. Президент Соррилья предоставил слово исполняющему обязанности министра экономики и государственных имуществ сеньору Вальдесу. Как я понял, он заменял недавно застрелившегося министра, а до этого был его замом и поэтому чувствовал себя очень и очень хреново. Слово ему дали для сообщения, но получился доклад аж на полчаса чистого времени. Нельзя сказать, что я лично уловил из этого доклада хотя бы суть ситуации. Здешний "Чубайс" утверждал, что экономика Хайди находится в цветущем состоянии, приводил цифры, в которых отмечался устойчивый рост снижения темпов инфляции, обращал внимание на большую стабилизацию местного песо по отношению к доллару США, отмечал рост доходов основной отрасли местного бизнеса - туристического. Все это было приятно слышать, и можно было бы поздравить славных представителей хайдийского предпринимательства с выдающимися трудовыми победами, но оставалось непонятным, от какой такой тоски душевной штатный министр подал в отставку и пустил себе пулю в лоб. Наверное, в нормальной обстановке я бы обязательно спросил об этом, но, поскольку совсем дураком все-таки не был, счел за лучшее выполнять инструкции Чудо-юда и не выступать. Значительно лучше и понятнее, на мой взгляд, было сообщение сеньора Перальты. Из него я, например, четко уловил, что на данный момент "Rodriguez AnSo inc." владеет закладными на 85 процентов пахотных земель и 82 процента земель, находящихся под постройками на острове Хайди. Что средний процент количества акций хайдийских предприятий и компаний, находящихся в собственности моей разлюбезной корпорации, превышает 75 и не опускается ниже 65 процентов. Что общая сумма долгов правительства и частных граждан республики превышает валовый национальный доход в 4,5 раза. Сеньор Даниэль тем самым скромно намекал местным ребятам, что, вообще говоря, дон Хосе Соррилья сидит на стуле, от которого ему как президенту принадлежит половина одной из ножек. Чудо-юдо был очень доволен тем, что хайдийское правительство почувствовало себя хреново, хотя разглядеть это смог, пожалуй, только я. И то потому, что не первый год наблюдал за отцом, рассматривая его в упор. Почти уверен, что Соррилья & C° смотрели прежде всего на меня, даже не очень понимая, какое отношение Сергей Сергеевич имеет к делам "Rodriguez AnSo inc.". Его реакция на сообщение Перальты мало кого заинтересовала. Все жаждали увидеть, что будет написано на роже у таинственного Анхеля Родригеса. От него, как полагала почтеннейшая публика, зависела дальнейшая судьба скупленной на корню республики. Однако на меня можно было сколько угодно смотреть, анализировать мои реакции на выступления и так далее, но сделать правильных выводов никто бы не сумел. Я сидел с очень мрачным видом, поскольку над такими словами отца, как "за то, что вы тут наворотили, надо головы откручивать", стоило всерьез задуматься и по крайней мере поразмыслить над тем, что именно он имеет в виду под словом "наворотили". Судя по всему, покупка острова Хайди мне в вину не ставилась, тем более что мои личные заслуги тут были чисто номинальные. Если папаню волновало, что Хрюшка сидит у Эухении под контролем и расковыривает закодированные мозги Сесара Мендеса, то на фига нас было к этой Эухении направлять? Именно сам Чудо-юдо нам дал ее адресок, и, судя по его инструкциям, сеньора Дорадо должна была быть нам верным помощником и боевым резервом, как комсомол - партии. Правда, то, что сеньора Дорадо тесно дружит с "койотами" разных поколений, "G & К", а также с красными партизанами Сорокиным и Брауном, оставалось для нас маленькой тайной довольно долгое время, но винить в этом ни меня, ни Ленку не стоило. Уж кому-кому, а Сергею Сергеевичу надо было самому уточнить, на кого, кроме нас, работает супергадалка, и выработать соответствующие инструкции. Наиболее уязвимым для критики местом являлось наше вынужденное сотрудничество с Сорокиным-Сарториусом, а также с "койотами". Но опять-таки насчет того, с кем сотрудничать можно, а с кем нельзя, папаня инструкций не дал. Более того, он еще задолго до начала нашей с Ленкой поездки в Лондон убеждал меня, будто Сорокин - это Сорокин, и больше ничего, а "Главный камуфляжник" вообще в природе не существует и является только элементом искусственной реальности. Танечка во время третьего дурацкого сна это дело подтвердила, но, к сожалению, до сих пор я еще толком не понял, каким образом она переместилась из России за океан... Да и вообще, появление товарища Кармелюк в наших стройных рядах сеньора Баринова-старшего, как мне казалось, больше всего расстроило. То ли он очень был озабочен моим семейным счастьем, то ли его беспокоило, что через Танечку я могу пополнить свои мозги нежелательной информацией. Впрочем, откуда приходило то, что сообщала мне Таня во время дурацких снов, тоже оставалось неизвестным. Но пора было вернуться к нашим барранкильерос. Точнее, к тому впечатлению, которое их представитель произвел на правительственную делегацию Хайди. Сказать, что их ткнули носом в дерьмо - значит, сказать очень мало. Дон Хосе Соррилья, например, выглядел как юная девица, впервые узнавшая, что дети рождаются не от поцелуев в губы, а от того, чем она привыкла заниматься на сеновале с пастухом Федей. Сеньор Хоакин Фьерро, госсоветник 1-го ранга и начальник канцелярии президента, которому надлежало выступать следующим и оглашать предлагаемый хайдийской стороной круг вопросов для обсуждения на консультациях, явно боялся того, что ужасному разбойнику Родригесу что-нибудь может прийтись не по вкусу, после чего служебная карьера госсоветника закончится в ближайшем канализационном люке. Возможно, я и перегнул маленько, но волновался он не на шутку. Когда он заговорил, все мои предположения подтвердились тут же. Почтенный госсоветник, которому только и требовалось, что прочесть с бумажки уже давным-давно согласованный с президентом Соррильей и прочими начальниками список вопросов, начал путаться и заикаться так, будто испанской грамотой овладел только вчера, да и то в советском ликбезе времен культурной революции. В результате перечень вопросов остался непонятным не только нашей стороне, но и хайдийской, а пуще всего самому товарищу Фьерро. Я думаю, что, если бы со стороны нашего российско-колумбийского СП не выступил гражданин Чудо-юдо, консультации пришлось бы отложить до морковкина заговенья. Но товарищ генерал-майор госбезопасности предложил хайдийской стороне обсудить следующие условия безоговорочной капитуляции: - Первое. В связи с полным банкротством компания "ANSO Limited" как самостоятельное юридическое лицо ликвидируется, а на ее базе восстанавливается в правах хайдийский филиал "Rodriguez AnSo incorporated". Филиал будет состоять из банка "Rodriguez AnSo banko de Haidie", торговой фирмы "AnSo trade" и агропромышленного объединения "FarmAnSovhoz". Второе. Вся земельная и иная недвижимая собственность, приобретенная "ANSO Limited" и ее акционерами, отчуждается в пользу "Rodriguez AnSo incorporated" по остаточной стоимости в счет уплаты долгов по векселям и иным кредитным обязательствам, согласно прилагаемой описи... Тут Сергей Сергеевич начал перечислять, что и как он собирается отчуждать, по списочку листов на двадцать. В каждой строчке были, конечно, не садово-огородные участки и не коммерческие палатки, а имения по нескольку десятков гектаров, отели, виллы, шале, супермаркеты, рестораны и прочая, прочая, прочая. Списочек этот он достал из той самой папки в крокодиловом переплете, которую мне приносил на подпись Перальта. Грешным делом, не запомнил, когда его подписывал, но закорючки мои на нем были. Чем дольше Чудо-юдо читал список, тем больше апатии и безвольной покорности прочитывалось на лицах экспроприируемых экспроприаторов. Дон Хосе Соррилья время от времени посматривал на своих подручных с некоей фаталистической укоризной: "Ну вот, а вы мне говорили, друзья мои, что по морде нас бить не будут..." Когда чтение списка было закончено, Чудо-юдо продолжил оглашать свои "пункты". - Третье. Ввиду того, что общая стоимость вышеперечисленного недвижимого имущества не покрывает полностью суммы долговых обязательств "ANSO Limited" перед кредиторами, интересы которых представляет "Rodriguez AnSo incorporated", а также ввиду того, что все долговые обязательства третьих компаний перед "ANSO Limited" выкуплены нашей корпорацией, в счет погашения долговых обязательств подлежит отчуждению имущество следующих зарегистрированных на Хайди компаний... И Чудо-юдо, поправив золоченые очки, вытащил из крокодиловой папки еще один списочек... На лице дона Соррильи отразилась счастливая мысль: "А ведь я могу застрелиться прямо после заседания! И никто уже не отберет у меня те несколько квадратных метров земли, на которые я буду претендовать после смерти!" - Все это, - вежливо потряхивая бородищей, сказал отец, - может быть оформлено официальным иском. Не думаю, что хайдийское правительство сможет добиться отклонения этого иска или попытаться воспрепятствовать уплате долгов этих банкротов, тем более что по конституции Республики Хайди правительство не несет ответственности по финансовым обязательствам частных лиц и компаний. Если бы такая попытка была предпринята, то нанесла бы серьезнейший ущерб экономике республики и означала бы полное свертывание экономических отношений. В условиях, когда на острове производится примерно 0,5 процента от всей потребляемой промышленной продукции и не более 20 процентов сельскохозяйственной, это может иметь фатальные последствия. Соррилья слушал это почти безучастно, как закоренелый убийца, свыкшийся с перспективой неизбежного повешения. - Однако, - тоном милосердного падре, отпускающего все грехи умирающему, заявил Чудо-юдо, - "Rodriguez AnSo incorporated" предлагает более мягкий вариант решения этих финансовых проблем. Во-первых, мы могли бы предоставить известную отсрочку от уплаты долгов для тех компаний, в отношении которых кредитором являлась "ANSO Limited". Во-вторых, мы бы могли произвести определенную переоценку стоимости имущества "ANSO Limited" в сторону ее увеличения и тем самым сократить размер долговой суммы, не погашающейся отчуждаемой собственностью этой компании. Взамен мы рассчитываем на понимание со стороны хайдийского правительства... Он многозначительно помолчал, выдерживая актерскую паузу, и вся хайдийская сторона посмотрела на него так, как, должно быть, в старину приговоренный к четвертованию смотрел на палача: может, пожалеет и сразу отрубит голову? - Вот условия "мягкого" варианта, которые мы передаем на рассмотрение хайдийской стороне. - Отец родной вынул из крокодильей папки еще пару листочков, скрепленных розовой пластмассовой скрепочкой, и поглядел на меня, якобы дожидаясь молчаливого одобрения. Естественно, что я сделал разрешающий кивок - спасибо за уроки актерского мастерства, Соледадочка! и листочки были вручены сеньору Хоакину Фьерро. - Сеньоры, - поспешил объявить президент Хайди, - я думаю, что настало время сделать перерыв на полчаса, а затем продолжить наши консультации... МАССАЖ ВО ВРЕМЯ ТАЙМ-АУТА Перерыв, конечно, был очень кстати. Как-то незаметно просидели почти час, и многие соскучились по туалету. Колумбийцы смогли спокойно справить необходимые нужды, а вот хайдийцам пришлось большую часть перерыва пропреть в комнатке, смежной с кабинетом президента, чтобы обсудить дела свои горькие. А точнее - "мягкий" вариант Чудо-юда. Я не сомневался, что наш пахан придумал такой "мягкий" вариант, который оставил Соррилье примерно такой выбор, который бывает у пациента, которому предлагают либо поставить клистир, либо выпить столовую ложку касторки. И то, и другое неприятно, но каждое - по-своему. У меня наконец-то появилась возможность побеседовать с Сергеем Сергеевичем, чтобы попытаться выяснить, за что он мне голову собирался откручивать. А то, когда открутит, уже не спросишь. - Вас за рубеж отпускать - себя не уважать, - сообщил он с доброй улыбкой. - Вечно создаете проблемы. Правильно делала советская власть, что держала вас под колпаком. Балдежники! Все то же, что мы делаем сейчас едва ли не при полной засветке со стороны спецслужб и всей мировой прессы, можно было сделать тихо, не выползая на поверхность. Ты скажи-ка мне, друг любезный, зачем это вы, зная о том, что папа не давал санкции лезть на телеэкран, все-таки полезли? Я имею в виду случай с Хименесом. Тебе что, оклад спасателя на водах положили? Или медаль "За спасение утопающих" пообещали? Ну, исчез товарищ с поверхности воды. Вы купаетесь, молодые, веселые, здоровые, орете, плещетесь... Могли не увидеть или не обратить внимания? Могли. А вы суетесь. Ты суешься! Не дурак ведь, знаешь, что и в полицию могут пригласить для дачи показаний, и на пленку снять. Но лезешь! Дальше... Тут уж невестушка молодец. Романтика заиграла в каком-то месте! Но и с тебя вины не списываю. Ты мужик или нет? А если Ленке в следующий раз захочется в президентском дворце потрахаться? Что, тоже не сможешь отговорить? Я уж не говорю, как вам повезло, когда не Сифилитик вас, а вы его замочили. Даже если б вы просто в полицию угодили за вторжение в частное владение, можно было ждать неприятностей. А уж за то, как вы себя вели у сеньоры Дорадо, надо было разложить обоих да ремня всыпать! Он посмотрел из-под мохнатых бровей, наморщил лобище и захохотал, довольный тем, что на моей физиономии отразился испуг. - Боисся? - спросил Чудо-юдо, придав голосу некий псевдодеревенский акцент. - Правильно, что боисся. Боисся - значит, уважаешь! Я все еще не мог понять, зол он на нас с Ленкой или нет, когда отец, посерьезнев, сказал: - Ладно. Если уж совсем серьезно, то ты вел себя молодцом. И Елена тоже. Я ведь все знаю - от и до. Во многих случаях вам везло, но, как говорил Суворов, "надобно и уменье". В том, что сейчас у нас на руках так много полезных людей и вещей, - твоя заслуга немалая. - Слушай, - спросил я, собравшись с духом, - ты можешь объяснить дураку, зачем нам вся эта экзотика: "Зомби-7", фонд О'Брайенов, перстни Аль-Мохадов? - А ты еще не понял? - прищурился Чудо-юдо. - Миром володеть будем. - Шутить изволите? - пробормотал я, кишками ощущая, что он сказал это даже больше чем всерьез, хотя и кривляясь по семейной привычке. - Может, и шучу. А может, и нет... Русский человек не может жить примитивной целью. Если ему сказать: "Вань, живи смирно, зарабатывай деньги, корми семью, откладывай по копеечке, не пей водку сверх меры, воспитывай детей и молись Богу, чтоб войны не было - и будешь тем счастлив" , он не поверит. Все время будет искать смысл жизни. Ему обязательно чего-то еще захочется. Или в космос полететь, или в рыло кому-нибудь настучать. - Украсть - так миллион, любить - так королеву... - вспомнил я старую присказку в той редакции, которую во сне услышал от Тани. - Именно так! Суть русской души, которую все иноземцы уже второй век изучают и ни хрена понять не могут, есть тяга к невероятному и невозможному. Просто так жить скучно. Надо обязательно что-нибудь сотворить, отчебучить, накуролесить от души - вот тогда и счастлив. Даже если за это башку снесут и даже если это "что-то" никому на фиг не нужно. Вот такие мы люди... - Но насчет "миром володеть" это фигурально или как? - Не знаю. Посмотрим... Это еще перспектива. А сейчас надо о делах практических думать. То есть о ситуации на наших консультациях. - Что ты им там предложил на бумажке? - Ничего особенного. Передать нам захваченную ими Бетти Мэллори, выслать из страны Дэрка в 24 часа, запретить деятельность "G & К" на территории Хайди... - Значит, они расправились с "джикеями" по твоей указке? - Не совсем. Я просто организовал утечку информации по поводу фонда О'Брайенов. Хайдийцы увидели в этом надежду поправить финансовое положение и расплатиться с твоей колумбийской корпорацией. Вот и рванули ва-банк, а заодно решили разом прихлопнуть всех конкурентов, включая и "джикеев", и "койотов", и Сорокина. Хороший парень Сережа, но много на себя взял. Он ведь действительно мировой революцией одержим. И все то же, что и мы, искал по той же причине. Но силенки не рассчитал, надорвался... Зря он, конечно, со мной разминулся, может, по старой дружбе и нашли бы с ним общий язык. А теперь - все. Горшок об горшок. К тому же остался он, судя по всему, вдвоем с Брауном. Полегла его "сотня юных бойцов". И Стержнев погиб, и Веселов... А эти двое - ушли в подземелья. Сейчас их "тигры" ловят. Если не поленятся - может, и живыми возьмут. Только вряд ли. Браун еще может руки поднять, а Сарториус нет. Не та выучка. - А если возьмут все-таки? - Тогда я его выдерну от них и еще раз попробую с ним договориться. Не поймет меня - пусть не жалеет. Он говорил так, как будто уже давным-давно и не один раз рассказывал мне о своем знакомстве с Сорокиным-Сарториусом. Между тем все, что я знал об этом знакомстве, было почерпнуто из дурацких снов, которые мы видели вместе с Таней. Это могло означать одно. Чудо-юдо знал действительно ВСЕ. Его информировала об этом моя микросхема. И можно было не спрашивать о том, откуда он, всего пару часов назад прилетев в Сан-Исидро, уже знает то, чего еще не знаю я. Например, о том, что Бетти Мэллори находится в руках хайдийского правительства. Микросхема, поставленная Сарториусом биологической маме Танечки-Вик, работает на моего отца. И он, перехватив инициативу, идет сейчас напролом. Туда, к "Бронированному трупу", к заветному сейфу с компьютером, позволяющим заполучить десятки миллиардов в свое бесконтрольное распоряжение... Вот так. Живешь рядом, думаешь, что твой папаша просто хитрый и умный пройдоха, а он - супермен в высшем понимании этого слова, то есть Сверхчеловек! А я так, что-то вроде когтя у него на пальце... - Ладно, - сказал Сергей Сергеевич, как будто я все эти соображения произнес в полный голос, - не забивай себе голову. У нас сейчас будет второй тайм, где тебе придется играть поактивнее. Все, что они могут нам возразить, я знаю. Сейчас главное - твердость. Если они не увидят "железного босса", то постараются еще поюлить, повертеться, отложат решение вопроса до завтра или до послезавтра. А этого делать нельзя. Дэрк сейчас сидит в американском посольстве и трезвонит во все колокола. Конечно, нынче ему будет туго достучаться туда, куда прежде ногой дверь открывал. У него в Штатах много сильных врагов, и они ему спуску не дадут. Но все-таки друзья у него тоже еще есть. Если вопрос будет отложен до завтра, их станет больше. Послезавтра они могут найти способ перекупить здешнее правительство. Разумеется, в расчете на деньги О'Брайенов. Так что ты должен быть неумолим. И всем видом, слышишь, обалдуй, - всем видом! должен показать, что у них нет другого выхода. - А что говорить-то? - Эту фразу я произнес очень растерянно, по-моему, даже немного дрожащим голосом. - Что угодно, только не таким тоном, как сейчас, - жестко сказал отец. Сделай наглую рожу, побольше высокомерия, поменьше интеллигентности. Ты хозяин, они - холуи. Твоя воля, воля царская, непреклонна... Старайся смотреть на них, как удав на кролика. Представь себе, будто у тебя в руке автомат и тебе ничего не стоит положить их всех одной очередью. Ты же умеешь это делать! Думаешь, я не мог кого-то еще приспособить в Москве на кочегарку или иные неаппетитные дела? Там полно таких ребят. Но ты должен был пройти все это. Пусть я рисковал тобой и не жалел твоих нервов, но это пошло во благо. Еще чуть-чуть - и ты сможешь многое. Очень многое! Все это было похоже на ускоренный массаж в перерыве между раундами. Когда-то, еще в детдомовские времена, тренер Петрович - фамилию никак не вспомню! - несколько раз приводил мне в чувство сведенную судорогой ногу. Хрен его знает, отчего, но у меня регулярно сводило икру к концу первого раунда. То ли от того, что я не умел правильно держаться в стойке и вовремя разгружать правую ногу, то ли просто от нервного напряжения. Когда свело в первый раз и я после гонга уселся в углу, чуя, что на второй раунд меня надо будет снабжать костылями, Петрович тут же, не раздумывая, вцепился в икру обеими лапами, басовито, но вполголоса матерясь по поводу судороги. "Петрович, не могу! - выл я. - Не пройдет она, эта нога! Чего мы, первенство мира проиграем, что ли? Кинь полотенце!" - "Я тебе так кину, что шеи не повернешь! - рычал Петрович. - Работай! Он тебя за человека не считает, потому что у него третий взрослый. А ты ему в хлебало! В хлебало! А ногу разомнем как-нибудь!" И размял ведь, да так, что я нормально, хоть и по очкам, доделал бой. Так и тут. Чудо-юдо знал, как надо меня приводить в форму... ПРИ ВСЕХ КОЗЫРЯХ Наконец перерыв закончился, и весь народ расселся на прежние места. Мне показалось, что хайдийская сторона за время перерыва не только не отдохнула, но и аж взмокла в междуусобных дискуссиях. Дон Соррилья производил впечатление человека, похищенного орангутангами, прожившего среди них пару лет, но затем пойманного охотниками и посаженного в клетку вместе с обезьянами. По-моему, он мучительно припоминал человеческую речь, чтобы не ляпнуть чего-нибудь такого, что заставило бы нас усомниться в его цивилизованности. Во всяком случае, на своих соратников по партии и правительству он смотрел именно как на орангутангов, а на нас - как на посетителей зоопарка. Мне даже казалось, будто он вот-вот скажет: "Граждане! Заберите меня отсюда! Не хочу я быть президентом у этих четвероруких! Это они в четыре руки взятки брали, весь остров пропили, а я-то чем виноват?" Чудо-юдо ухмыльнулся. Он слышал то, что я подумал про себя. Более того, он в отличие от Сорокина и скрывать не стал, что читает мои мысли. - Вот тут ты не прав. Они все брали в четыре руки и еще зубами прихватывали. Сифилитик покойный ему семь миллионов долларов на предвыборную кампанию отстегнул, а вся кампания обошлась, дай Бог, чтоб в два. Между тем у гражданина президента откуда-то взялись аж три шикарные виллы, и все за пределами республики. Дон Хосе, продолжая смотреть на нас все тем же скорбным взглядом человека, несправедливо посаженного в одну клетку с приматами низшего ранга, поднялся со своего места и произнес: - Сеньоры! Хайдийская делегация, обменявшись мнениями в перерыве, пришла к выводу, что предложения, выдвинутые делегацией "Rodriguez AnSo incorporated" заслуживают серьезного внимания и требуют всестороннего рассмотрения в течение одного-двух дней. Поэтому от имени хайдийской стороны я предлагаю продолжить наши консультации по истечении этого срока. Он сел, а Чудо-юдо, Перальта и все, все, все повернули на меня морды. Я понял: мой выход. Первое, что я изобразил, - тяжелый, мрачный и в упор невидящий взгляд. Именно тот, "расстрельный", который предложил отец. Затем я поднялся с места, неторопливо и так, что дону Хосе стало ясно: Родригес встает, чтобы уложить. Правда, в период этого медленного вставания я еще не знал, что буду говорить, но почему-то был уверен, что слова придут сами. Так оно и вышло. Говорил не я, говорил Чудо-юдо, но моими устами. РНС не только подавала мне в мозг нужные мысли, но и управляла моим языком, расставляя нужные интонации. - Сеньор президент, ваше предложение при других обстоятельствах можно было бы расценить как проявление разумной осторожности. Однако посмею напомнить, что консультации были начаты по инициативе хайдийской стороны, которая утверждала, что заинтересована в скорейшем их проведении. Сейчас, когда выяснилось, что предложения возглавляемой вами делегации выглядят явно непродуманными и крайне расплывчатыми, у нас создается впечатление, что хайдийская сторона вовсе не готова к серьезному диалогу. Как представляется, хайдийская сторона не пришла к пониманию того, что наши вполне конкретные предложения по так называемому "мягкому" варианту - суть жест доброй воли, который предпринят отнюдь не от слабости наших юридических позиций, а из соображений чисто гуманитарного характера. Предложение отложить консультации на один-два дня не может быть расценено нами иначе, как попытка тянуть время. Более того, мы располагаем сведениями из достоверных источников, что затяжка времени инспирируется силами, которые преследуют своекорыстные цели, далекие от подлинных интересов Республики Хайди и ее народа. Если правительство Хайди своевременно не дистанцируется от этих сил и не проявит государственную мудрость, то разговоров о каком-либо "мягком" варианте решения проблемы мы вести не сможем. Тогда речь может идти только о "жестком" варианте со всеми вытекающими последствиями. Этот вариант "Rodriguez AnSo incorporated" вполне может привести в действие, не возобновляя консультаций с хайдийской стороной. При этом не исключено, что мы пересмотрим прежние условия в сторону их дальнейшего ужесточения. Подобные возможности у нас имеются, и мы не преминем ими воспользоваться. В заключение хотел бы сказать, что, если хайдийская сторона снимет свое предложение относительно перерыва в ходе консультаций и приложит все усилия к взаимовыгодному их завершению в кратчайшие сроки, то со своей стороны готовы рассмотреть некоторые дополнительные льготные условия по "мягкому" варианту. Благодарю за внимание. После этого я сел на место. Чудо-юдо снова показал под столом большой палец, хотя скорее это мне надо было ему показывать: "Во!", ибо текст он заготовил очень веский и, солидный. На полторы-две минуты воцарилась гробовая тишина. Дон Хосе Соррилья все это время напоминал человека, которого с размаху посадили на кол, да так быстро, что он стал задумываться над своим неудобным положением лишь в тот момент, когда кол подошел к горлу. Дон Хосе судорожно хватал воздух, глаза заметно выкатились из орбит и оторопело уставились куда-то в потолок, где, к сожалению, не было никаких рекомендаций по поводу сложившейся ситуации. Возможно, он уже видел, как виллы, построенные за счет дотаций Бернардо Сифилитика, описываются судебным исполнителем, как, со свистом пролетев на президентских и парламентских выборах, он лишается власти и улюлюкающая оппозиция тащит его на аркане к позорному столбу. Я даже испугался, что его хватит инсульт или инфаркт, а потому консультации все-таки придется отложить. Но Бог не выдал, а свинья не съела. Гражданин Соррилья Васкес пришел в форму, спрыгнул с невидимого кола и бодро заявил, что готов рассмотреть льготные условия по "мягкому" варианту. Моя миссия после этого была практически завершена, потому что я за последующие полтора часа, то есть до самого конца консультаций, не проронил ни слова. Все вопросы решали отец и Перальта. Дискуссии не было. Хайдийская сторона на все отвечала "да". Я даже задремал, по-моему, и меня разбудили только тогда, когда настало время подписать какие-то документы. Мраморным "паркером" с платиновым пером я начирикал очередные закорючки: "A.Rodriguez", поручкался с президентом Соррильей, а затем в сопровождении всей остальной публики отправился в банкетный зал, где намечался торжественный обед. Где-то по дороге на банкет к нашей дружной мужской компании присоединились дамы, то есть Таня и толстая негритянка-президентша, имя-отчество которой мне так и забыли сообщить. Вместе с тем как-то очень незаметно испарился Чудо-юдо. - Ну, как дела? - спросила Танечка. - Купили островишко? - Вроде бы, - сказал я, хотя общий итог переговоров представлял себе довольно смутно. - А мне донья Соррилья картины показывала, - сообщила Кармела. - У них тут и Веласкес, и Сикейрос - все в копиях. Только почему-то все время называла меня сеньорой Бариновой. - Скажи спасибо, что у тебя никто паспорт не спрашивал. Хотя, если откровенно, то им было все по фигу - кто ты и что ты. Правда, от Хавроньи мне, конечно, будет проборция, потому что нас тут, по-моему, телевизионщики засняли и фотографы вокруг носились. Да и папаня, конечно, молчать не будет... - А ты уж и испугался? - прищурилась Танечка. - Да мне-то бояться нечего. Я, как говорил убиенный тобой Джек, "чист, как швабра". - Ты на некоторые имена, пожалуйста, наложи мораторий, - очень строго попросила Таня. - Джек, Кот, Толян, Андрюха... Первых двух мне вообще вспоминать противно, и я б их еще десять раз убила, если б могла. А вторых двух я сама помнить буду, без тебя. Уговорились? - Как скажешь... - Мне было все равно, что поминать, что не поминать. Ни один уже не оживет. Покаяться перед ними я мог бы, потому что перед всеми понемногу был виноват. Особенно перед Толяном. Но даже если покаяться, это их с того света не вытащит. Тем более что в существование того света мне верилось с большим трудом, и не хотелось верить по понятным причинам. Банкет прошел на редкость тоскливо и скучно, хотя Соррилья явно хотел не ударить лицом в грязь перед колумбийскими товарищами. Пожалуй, самым оригинальным номером в программе было вручение мне хайдийского паспорта на имя Анхеля Родригеса Рамоса, который, как это ни смешно, состарил меня на десять лет и два месяца, потому что год, число и месяц рождения принадлежали покойному брату Марселы, а он был ровесником Ричарда Брауна-натурального. Еще более удивительное открытие я сделал во внутреннем кармане собственного пиджака, сшитого накануне визита к президенту Соррилье. Там обнаружился еще один паспорт на имя Анхеля Родригеса Рамоса, но уже колумбийский. Нашел я его только тогда, когда стал класть туда хайдийский. Там же обнаружились и международные водительские права на это имя. В России, наверное, удобнее быть хайдийцем, на Хайди - колумбийцем, а в Колумбии - россиянином. Так или иначе, запас беды не чинил, и я с благодарностью принял тройное гражданство. Тем не менее, поскольку все пялились на меня и чего-то ждали, я втихаря спросил у Перальты, чего именно ждут. Оказалось, что ждут теплых слов. Я поблагодарил Соррилью за высокое доверие и обещал с честью нести хайдийский паспорт, когда пойду по миру. Все это было, конечно, сказано по-испански, а потому принято на полном серьезе. Мне даже зааплодировали, хотя, наверно, аплодировали бы даже в том случае, если бы я сказал, что это самое хайдийское гражданство я видал в гробу и в белых тапочках. Подхалимы и бюрократы, по сути дела, одинаковы во всех частях света, и дону Хосе приходилось вести себя так же, как секретарю райкома, принимающему у себя делегацию от какого-нибудь крутого министерства, задумавшего возвести на районных землях некий гигант социндустрии. Все это дело мне было очень понятно, хотя и ужасно противно. Тем не менее я еще раз поблагодарил за теплый прием и гостеприимство, а затем распрощался с местными начальниками. Уже во дворе президентского дворца, когда передо мной и Таней открывали дверцу "Кадиллака", подбежал Перальта и сообщил: - Сеньор Серхио предлагает вам заехать к сеньоре Эухении. - Отлично! - бодренько сказал я. - Обожаю астрологию. Перальта только улыбнулся. Наш автомобильный конвой, опять уменьшившийся до первоначального состава, без особых приключений добрался до Боливаро-Норте. По-прежнему впереди нас неслась полицейская машина с мигалкой, потоки автомобилей останавливались, даже многочисленные световые рекламы, как мне показалось, переставали мигать и замирали, чтобы не мешать нашим водителям. Ночной Сан-Исидро смотрелся очень шикарно. Я с тоской подумал, что вряд ли когда-нибудь смогу пошляться по этому городишке в свое удовольствие, как простой и мирный турист. Теперь мне тут шагу не дадут ступить без охраны и без толпы журналистов. Паблисити, мать его так! На часах было уже без четверти одиннадцать, когда мы вылезли из машин в подземном гараже сеньоры Эухении. Весь дом охранялся не только коллегами покойного Ромеро, но и целой кучей агентов хайдийских спецслужб. Меж ними доблестно тусовались и несколько колумбийцев. Большинство представителей "Rodriguez AnSo inc.", участвовавших в консультациях, отправились в "Каса бланку де Лос-Панчос" отдыхать после трудового дня. Со мной и Таней остался только Перальта. Аурора и несколько охранников сопроводили нас наверх, туда, где когда-то Эухения кормила нас с Ленкой "русским обедом", а мы ее после этого брали в заложники... Сейчас здесь собрался достаточно избранный круг лиц. За столом, который я несколько дней назад безжалостно опрокинул на гостеприимных хозяев, присутствовали: Чудо-юдо, удовлетворенно поглаживавший бородищу; Хавронья, сиявшая как медный пятачок, но разом помрачневшая при виде Танечки; Лусия Рохас, с обожанием глядевшая на Хавронью; Сесар Мендес, с обожанием глядевший на Лусию; наконец, дама средних лет, в лице которой нетрудно было разглядеть много общих черт с генотипом моей спутницы. Догадаться, что эту гражданку зовут Бетти Мэллори, мог бы любой идиот, не исключая и меня. - Ну вот и все в сборе! - произнес Чудо-юдо счастливым тоном главы дружного и многочисленного семейства. - Вик, девочка моя! - Миссис Мэллори сорвалась с места и, едва не сшибив вовремя увернувшегося Перальту, заключила в объятия Таню. Пока мамочка целовала то, что произвела некогда на свет, а Эухения утирала слезы радости при виде бесплатной мелодрамы, я скромненько приземлился на стул рядом с законной супругой. Хрюшка показала мне кулак и грозно сообщила: - Вот этого я тебе не прощу, Димочка! Ни за что и никогда! - Что ты мне не простишь? - удивился я. - То, что я живой из-под земли вылез? - То, что ты мне не сказал насчет этой сучки. - А что я должен был говорить? У меня с ней в этот раз ничего не было... - Не ври. Я не поверю, что ты проспал всю ночь в другой комнате. Ты спал с ней, можешь не отпираться, все равно не поверю. Между нами все кончено. Ты холостой, можешь радоваться. - Ур-ра! - прошипел я ей в ухо. Чудо-юдо внимательно посмотрел на нас и покачал головой. Ленка на мое кривляние отреагировала без улыбки. - Я не шучу, понял? Сейчас все на нас таращатся, и я не хочу скандала, но перед отъездом выскажу все. После этого разъяренное животное от меня отвернулось и жестоко засопело. Скандал действительно затевать не следовало. Хавронья во гневе могла отвесить плюху, а тут как-никак сеньор Даниэль Перальта, другие зарубежные товарищи и друзья. Но самое главное - Чудо-юдо. Если мы подпортим ему игру своими разборками, - а в таком деле иногда любая мелочевка в папку подшивается! - он на нас сильно обидится. Ставки у него совсем крутые, и хотя ему есть что терять, кроме запасных цепей, приобретать-то он собрался весь мир! И не для какого-нибудь там вшивого мирового пролетариата, а для самого себя лично. Персональный, так сказать, шарик со всеми удобствами и недостатками. И ради этого уютного шарика, пусть даже обвитого по-прежнему цепями мирового капитала, он может пойти на все... Не надо будить спящего льва, даже если ты его львенок. - Ну-ну, - обратился отец к Бетти и Тане-Кармеле-Вик. - Милые дамы, у вас будет еще масса времени для того, чтобы поговорить о том, как вы провели эти полгода в разлуке. Сперва надо решить некоторые вопросы насущного характера. Мать и дочь разомкнули объятия. Казалось, обе ликовали при встрече вполне искренне. Но все-таки каким-то подсознанием я уловил, что искренность Бетти была куда больше, чем у пани Кармелы. Может быть, потому что у Бетти глаза были мокры, а у Танечки только чуть-чуть поблескивали, а может быть, потому, что Таня, обнаружив на щеке мамину помаду, тут же поспешила ее стереть... Когда все уселись, Чудо-юдо начал свой speech. - Леди и джентльмены! - начал он. - Здесь, в этой комнате, собрались трое русских, трое хайдийцев, две американки и колумбиец. Из четырех мужчин и пяти женщин русским владеют только четверо, испанским - семеро, английский понятен всем, поэтому я и выбрал его для своего сообщения. А оно чрезвычайно важное. Все мы, здесь присутствующие, иногда вместе, иногда порознь, иногда выступая друг против друга, делали одно общее дело. Мой старый друг, с которым мы познакомились, если я не ошибаюсь, еще на фестивале молодежи и студентов в Вене, сеньор Даниэль Перальта долгие годы почти бескорыстно помогал мне во многих делах, обеспечивал необходимой информацией и оказывал по-дружески финансовую помощь там, где это было необходимо... "Ну да, - прикинул я в уме, - где-то там, на фестивале, в промежутке между криками: "Дружба - Амистад!" лейтенант КГБ Сергей Баринов на чем-то зацепил сыночка финансового туза и довел его до вербовки. И после этого молодой карасик так и жирел на крючке, пока не вымахал в акулу бизнеса. Наверняка иногда ему подбрасывали какую-нибудь клевую сделочку, посредничество при закупке чего-нибудь такого, что какой-нибудь КОКОМ в СССР не пущал, небось и денежки для советских агентов через свои банки прокатывал, и оружие для бойцов типа Че Гевары добывал..." - Сеньора Эухения, - продолжал Чудо-юдо, - милая, хотя и очень опасная женщина, которая стремится быть любезной со всеми, кто обращается к ней за советом, подарила миру путь к счастью и процветанию, отыскав в пекле грязной вьетнамской войны неприметную травку "зомби"... Лусия Рохас, достойная продолжательница дела своего отца, великого ученого, имя которого весь мир когда-нибудь будет чтить наравне с Эйнштейном, милая молодая женщина, сумевшая восстановить схему генератора вихревых электромагнитных токов... Сесар Мендес, сын не менее выдающегося хайдийского ученого, даровавшего нам технологию производства "Зомби-7" и прозорливо сохранившего ее в архивированной памяти нашего юного друга. Моя милая невестушка Леночка, сумевшая буквально сегодня расшифровать эту память... Вот этот великовозрастный балбес, который по приятному недоразумению является моим сыном... Наконец, мать и дочь Мэллори хранители тайны фонда О'Брайена. Все мы, несмотря на серьезные эксцессы и столкновения, все же пришли к определенному единению и вышли, так сказать, на финишную прямую. Каждый внес свой вклад и имеет право на дивиденды. Бесспорно, что распределение наших прибылей было бы весьма сложной задачей, если бы речь шла о дележе денежных доходов. Но те "прибыли", которые мы уже обрели и приобретем в ближайшие несколько дней, не определяются только лишь в денежном выражении. Мы приобретаем власть. Огромную, практически никем не контролируемую, я бы даже сказал, чудовищную. "Зомби-7" - препарат, способный в корне изменить отношения между людьми без применения насилия. Семь доз "Зомби-7" - и человек неуправляемый, закоренело преступный, даже невменяемый обретает абсолютную дисциплинированность, честность, верность долгу, феноменальные интеллектуальные и физические возможности. Из любого - подчеркиваю это, леди и джентльмены! - идиота мы можем сделать полезного обществу человека. И что очень важно - безопасного. Правда, при необходимости такому человеку можно будет придать и агрессивность, причем агрессивность мощную, во много раз превосходящую уровень агрессивности хорошо подготовленного профессионального солдата. Однако проявляться эта агрессивность будет лишь по команде, поэтому никаких "поствьетнамских" или "постафганских" синдромов такой солдат испытывать не будет. Но самое главное - каждый человек, получивший семь доз "Зомби-7", будет испытывать счастье и удовлетворение от любых действий, выполняемых им по команде. Он не станет требовать улучшения условий труда, он не спросит: "Зачем? Почему?" - он будет идеальным исполнителем. Вот что такое "Зомби-7", леди и джентльмены. Думаю, что каждый из нас даже не осознал, какие огромные перспективы открываются перед Человечеством... Тут Чудо-юдо закатил глаза, очевидно представляя себе эти радужные перспективы. А мне, когда я дослушал до этой паузы, вдруг до неприличия захотелось заорать: "Sieg Heil!", хотя к идеям Адольфа Алоизовича я всегда относился с известным скептицизмом. Подсознательно! Это было похоже на действие хорошо знакомой РНС, но только похоже. Если бы РНС дала команду, я бы выполнил ее тут же. Там был мгновенный, остронаправленный импульс-приказ, который тут же приводил в действие мышцы, заставлял двигаться, оборачиваться, стрелять, наносить удары или говорить те или иные фразы. Здесь было нечто иное, я чувствовал, что эта мысль посетила не только меня, но и всех остальных. И шла эта волна от Чудо-юда. Он излучал эту волну как бы по нарастающей, потому что желание заорать "Хайль!" держалось в течение двух-трех минут, причем если в первые несколько секунд желание ощущалось как нелепая причуда, то затем - как вполне допустимая вещь, а где-то на пике - как жизненная необходимость. Вероятно, если бы Чудо-юдо продержал эту волну на пару секунд дольше, все присутствующие вскочили бы с мест, выбросили руки в фашистском приветствии и заорали бы этот "Зиг хайль!", как бравые фрицы на партайтаге в Мюнхене. Но, видимо, Чудо-юдо вовсе не собирался заставлять нас орать. Он лишь дал понять, что может заставить. Без всякого "Зомби-7", каким-то иным способом. И у всех буквально у всех! - сидевших за одним столом с моим отцом понимание этого в той или иной степени отразилось на лице. У Сесара Мендеса появилась какая-то болезненная гримаса, будто он язык прикусил; у Лусии, Ленки и Эухении - некая озабоченность: "Как же он, сукин сын, такое делает?"; у Перальты - явный испуг, у Бетти и Тани - явный протест. Так что же, товарищ генерал госбезопасности в отставке зарядился в фашисты? Доводилось в Москве почитывать "МК" и "МН", которые все время искали фашистов среди оппозиции и вопили: "Доколе?!" В общем, ежели почитать их внимательнее, то выходило, что в принципе кагэбэшник - почти готовый к употреблению фашист, а все нацистские тусовки контролируются и управляются бывшими комитетчиками и т. д. Товарищи "комсомольцы", как мне показалось, понимали фашизм как-то очень однобоко. В смысле, если какая-то падла собирается бить жидов, то это фашист, а если только коммунистов - то демократ. При этом как-то забывалось, что ежели кому-то понравится бить, то он может начать с коммунистов, а закончить, извините, жидами. Мне лично фашисты дорогу не переходили. В принципе, хотя я, возможно, и ошибался, их тусовки немногим отличались от аналогичных собраний в униформе, типа казаков, поклонников Наполеона и Кутузова, генерала Корнилова, Петра Великого и еще хрен знает кого. Запрещали раньше наряжаться в белогвардейское? Вроде запрещали, утверждают. А раз теперь свобода - нарядимся. Ну и с фашистами та же история. Чего стесняться-то? Это пусть пионеры стесняются, "ленинцы юн-ные, головы чугунные, сами оловянные, черти окаянные"! Ну-ка, пусть покаются, черти, за то, что такого изверга, как Павлик Морозов, в своей среде воспитали! Отца родного органам застучал, хоть и взяточника, хапугу, но отца! Отцов чтить надо, это Богом завещано, ибо сказано в Писании: "Чти отца своего, мать твою!" или как-то в этом роде. Чти - и не упирайся, даже если он взяточник, пьяница или просто фашист... "Какой ни есть - а все родня". Чудо-юдо, судя по всему, был шибко доволен произведенным впечатлением. Потому что, испытав его воздействие, все присутствующие со скрипом или без, но признали: он здесь главный, а не равноправный партнер. И как будут делиться "дивиденды" - решит он, и никто другой. - Сейчас, леди и джентльмены, - объявил отец после двухминутной паузы, нам нужно оговорить порядок действий на завершающем этапе нашего трудного пути. Наиболее сложная задача, которую придется решать, - это установление контроля над фондом О'Брайена. Его прямые наследницы - миссис Элизабет Мэллори и мисс Вик Мэллори, известная некоторым присутствующим как Таня Кармелюк, - единственные люди на планете Земля, которые смогут пройти к сейфу и извлечь оттуда компьютер, содержащий нужную нам информацию. Но я надеюсь, они хорошо осознают, что у них нет никаких шансов выбраться и благополучно подняться на поверхность без нашей поддержки. Поэтому их охрану будет осуществлять особая группа, составленная из надежных людей, выделенных сеньором Перальтой и сеньорой Дорадо. А возглавит ее мистер Баринов-младший. Он уже немало полазил по здешним катакомбам, и этот опыт ему пригодится. Вы можете спросить, леди и джентльмены, зачем нам эти 37 миллиардов долларов? Отвечу. Они нужны для реализации грандиозной программы производства сырья для изготовления препаратов серии "Зомби", а также для оплаты проектно-конструкторских, строительных и монтажных работ при создании мощных заводов, производящих эти препараты. Это потребует очень больших расходов с весьма отдаленной отдачей вложенных средств, поэтому вклад наследниц О'Брайена будет иметь решающее, если не определяющее, значение в нашем предприятии. Кроме того, нам понадобится компенсировать правительству Хайди те средства, которые оно потеряло, расторгнув свои соглашения с фирмой "G & К", и взять на себя финансирование тех научных и производственных объектов, которые вела эта фирма. Именно это я и предложил сегодня президенту Соррилье в качестве льгот при "мягком" урегулировании конфликта, связанного с долговыми обязательствами "ANSO Limited". Сеньора Эухения и сеньорита Лусия Рохас, при участии Сесара Мендеса, должны будут уже в ближайшие дни заняться разработкой экспериментальной технологической установки для производства "Зомби-7" и некоторыми другими исследованиями. В этом они могут опереться на всемерную практическую поддержку со стороны корпорации "Rodriguez AnSo incorporated". Все необходимые материалы, оборудование, специалистов и информацию вам будет поставлять сеньор Перальта. Наконец, к некоторому огорчению мистера Баринова-младшего, его супруге Елене уже меньше, чем через час придется вылететь в Москву через Лондон. Здесь ее миссия закончена, а в Москве, в связи с новыми обстоятельствами, придется некоторое время работать намного интенсивнее. Необходимо приступить к разработке новых нейролингвистических программ, уже с учетом применения "Зомби-7"... "В Москву! Работать, работать, работать!" - эта не очень точно процитированная фраза из "Трех сестер", которых я проходил еще в средней школе, отчетливо зазвучала в моей башке, но, по-моему, на сей раз без вмешательства Чудо-юда. Взгляд, который я рискнул бросить на Хавронью, не уловил у нее на мордахе особой радости, но и особой тоски тоже. Разумное парнокопытное явно не стремилось к общению с серым хищником. - Есть ли у кого-нибудь вопросы, леди и джентльмены? - спросил Сергей Сергеевич тоном профессора, завершившего научный семинар. - Скажите, сэр, - профессиональным репортерским тоном поинтересовалась Бетти Мэллори, - где сейчас находится мистер Дэрк, и не создаст ли он каких-либо трудностей в нашей работе? В тот момент, когда хайдийские коммандос захватили штаб-квартиру "G & К" в зоне "Зеро", он находился в Сан-Исидро... - Мистер Дэрк, насколько я знаю, - ответил отец, - сейчас находится на территории посольства США. Хайдийское правительство заявило о высылке данного джентльмена как нежелательного иностранца. Однако посол США Роджерс примерно двадцать минут назад получил по факсу копию ордера на его арест, выданного прокурором штата Флорида. Мистер Дэрк обвиняется в организации трех убийств, нелегальной торговле наркотиками и уклонении от уплаты налогов. Завтра в 8.30 он будет отправлен в Майами, а до этого времени взят под стражу морскими пехотинцами, охраняющими посольство. - А под залог его не могут выпустить? - спросила Бетти. - Если он покинет территорию посольства, то будет немедленно арестован хайдийской службой безопасности. Она достаточно хорошо контролирует все выходы оттуда. - И подземный? - спросил я, вспомнив, что первый и единственный раз попал в здешнее американское посольство вместе с Киской через подземную дорогу с движущимися креслами. Именно по ней мы когда-то привезли послу захваченные в секретном центре отчеты и бутыль с готовым "Зомби-7". - Все, - безапелляционно заявил отец, и я подумал, что ему виднее... Официальная часть нашего заседания на сем закончилась, и сеньора Эухения устроила для гостей нечто вроде фуршета или коктейля - так и не научился различать, чем одно от другого отличается. Сперва все стояли у стола, а потом разобрались на четыре группы и расселись по углам, отстоявшим достаточно далеко друг от друга, чтобы одна компания не слышала то, о чем разговаривают в другой. В один угол пристроились Чудо-юдо с сеньором Перальтой, в другой - Лусия, Эухения и Сесар, в третьем разместились мама с дочкой, а четвертый достался нам с Хрюшкой. Я надеялся, что мне удастся разубедить эту идиотку насчет моего морального облика. Не тут-то было. У Хавроньи уже выстроилась в голове целая система. - Не терпится меня спровадить, верно? - прищурилась гнусная поросятина. Наверное, еще загодя упросил папочку? Как же, такая богатенькая, 37 миллиардов под юбкой! А меня тут не надо. Миссия окончена. Отдохнула, так сказать, погуляла, теперь вкалывай. Ничего себе отдых! Месяц в Лондоне из-за компьютера не вылезала, здесь разок в море окунуться дали, да пару раз по травке прогуляться... На яхте чуть не утопили, по подземельям с трупами протащили - экзотика! - Вообще-то да, - сказал я с извиняющимся акцентом. - Чего "да"? - злобно прошипела Ленка. - Если б я еще не была нужна, твой папочка меня бы уже угробил. И угробит когда-нибудь, помяни мое слово. Я ему скоро поперек горла встану, потому что у него на уме тебя на этой шлюхе женить! Да-да! Не морщи нос! Я все насквозь вижу. Без всякой микросхемы! - С чего ты это взяла? - Хрюшкин апломб меня начал раздражать. - На фига ему меня с тобой разводить? Ты и Зинка в его конторе - основная рабсила. Как я понял, он не в шутку решил человечество осчастливливать, стало быть, программы для этих счастливых биороботов вы будете сочинять до скончания века. А женить меня на Танечке смысла нет, потому что папаша и сейчас все держит в руках, ни Бетти, ни сама Таня никуда рыпнуться не смогут. Он был прав на все сто, когда сказал, что они даже на поверхность подняться не смогут без нашего контроля. Я, кстати, если хочешь, немного сомневаюсь, что после того, как компьютер попадет к Чудо-юде, Бетти и Вик останутся в добром здравии... - А я так не сомневаюсь, что не останутся, - сказала Ленка злющим шепотом. - Но перед этим Чудо-юдо тебя женит на Вик. Для легитимности процесса, так сказать. Ты и так нынче миллиардер, владелец заводов, газет, пароходов... А для почтеннейшей публики, для всей мировой прессы, телевидения, которое тебя сегодня показывало, уже все ясно... - Что ясно? - немного опешил я. - Да то, милок, что эту чернявую красотулю Кармелу-Чавэлу уже представили как твою супругу. Сегодня этот ведущий мулат по телику бубнил: "Как мировую сенсацию можно отметить тот факт, что президента корпорации "Rodriguez AnSo" сопровождала исчезнувшая полгода назад наследница Тимоти О'Брайена мисс Виктория Мэллори, которая провела этот вечер в компании сеньоры Соррилья". Как-то так, точно не помню. Но вот точно помню, что эта сучка Танечка, когда ее спросили, состоит ли она в законном браке с сеньором Родригесом, сделала наглые глазки и заявила: "Я не стану ни подтверждать, ни опровергать это..." Какова стерва, а? - А что ей было говорить? Что она случайно угодила на прием, а вообще-то никакого отношения к сеньору Родригесу не имеет? - Ой-ой-ой! Ее, бедненькую, насильно туда, в наручниках приволокли. Нарядили, подстригли, намазали... А она упиралась, не давалась и подчинилась только насилию. Ладно, сеньор Родригес, мне-то уж все ясненько. Оставайтесь, гуляйте дальше. Мне все равно деваться некуда. Живой меня твой папочка не отпустит. Кстати, уже пора в аэропорт ехать... Действительно, Чудо-юдо прервал свою беседу с Перальтой - вряд ли они вспоминали Венский фестиваль молодежи и студентов! - и подошел к нам с Ленкой. Демонстративно поглядев на часы, он объявил: - Ну-с, милая семейка, настала минута расставания. Леночке пора отчаливать в аэропорт. - Слава Богу, - сказала Ленка. - В Москву! - Сначала в Лондон, - напомнил отец. - До здешнего аэропорта тебя довезут мальчики Эухении, до Хитроу долетишь в сопровождении двух ребят Перальты. Там тебя встретит Стюарт, передаст в Москву небольшую посылочку. В Москву долетишь с нашими ребятами, в Шереметьеве будет Лосенок. Все, целуйтесь, убирайте сопли в карман, улыбайтесь публике... - На аэродром можно? - спросил я не то у Ленки, не то у отца. - Нет, - сказал Чудо-юдо непреклонно. - Нечего тебе там делать. Проводишь до машины. Как скажешь, начальник! Ленка наскоро промокнула слезки, сделала улыбку на публику. Чудо-юдо весело объявил, что его очаровательная невестка нас, к сожалению, покидает, все наперебой пожелали Хрюшке счастливого пути, и мы отправились в подземный гараж, где Премудрую Хавронью усадили в "Кадиллак". Четыре бойца из охраны Эухении и пара секьюрити из "Rodriguez AnSo inc." уселись туда же. Пару раз чмокнуть Хрюшку в душистые щечки мне удалось, и она, конечно, следуя обычаю, ответила тем же. Но уж больно формально и заученно все это получилось. Товарищ Станиславский в таких случаях говорил: "Не верю!" "Кадиллак" элегантно вывернул свое могучее тело на выезд из гаража, эскортная машинка пошла сзади. Все! Попрощались. - Ну-с, юноша, - сказал Чудо-юдо, когда мы поднимались из гаража, - а теперь нам надо кое о чем побеседовать... - О чем? - проворчал я, пребывая на удивление в расстроенных чувствах. - О жизни, естественно, - ухмыльнулся отец, - и чуть-чуть о смерти. В рамках необходимого, конечно. Ладно, там узнаешь... БЕЗ ТОЧЕК И КАВЫЧЕК Разговор состоялся на открытой галерее второго этажа, выходившей во внутренний двор дома Эухении. Чудо-юдо постарался придать своему голосу очень тихое звучание и выбрал такое место, что можно было сразу разглядеть любого, кто смог бы приблизиться к нам на не нужно короткое расстояние. Мы сидели в плетеных креслах, хлюпали через полиэтиленовые соломинки какой-то коктейль с кусочками ананаса. - Начну с этого, - сказал отец и достал из пиджака две аккуратные бумажки. Одной из них оказалось аккуратно выправленное в каком-то из московских загсов свидетельство о разводе с гражданкой Бариновой Еленой Ивановной. Меня ничуть не удивило, что нас развели, как говорится, без суда и следствия. Судя по дате, наши брачные узы распилили еще в то время, когда мы с Ленкой летели в самолете на Лондон, убежденные, что нас водой не разольешь. - Липа? - спросил я. - До определенной степени, - ухмыльнулся Чудо-юдо, - но очень нужная. По крайней мере она должна подкрепить вот это... Второй бумажкой оказалось свидетельство о браке, выданное хайдийскому гражданину Анхелю Родригесу и американской гражданке Виктории Мэллори в мэрии Сан-Исидро. Имелась также отметка о церковном венчании в каком-то католическом храме. Ни дня не дадут холостяком пожить! Без меня меня развели, без меня меня женили... - Ты Ленке уже сказал об этом? - спросил я. - Не сказал, но намекнул. Фактически для нее это никакого значения не имеет. Прилетит в Москву, будет жить все там же, с вашими детьми, а когда все здешние дела будут закончены, ты вернешься и заживешь с ней как ни в чем не бывало. Ваше старое советское свидетельство о браке никуда не делось, дети здоровы и счастливы - тьфу-тьфу! - квартирный вопрос у вас давно решен. - Значит, это фиктивный брак? - спросил я. - Да. Хотя я знаю, что у вас с Танечкой были интимные делишки, и, если ты с ней вдруг захочешь переспать, возражать не буду. Но главное, эти бумажки дают юридические основания для контроля над фондом О'Брайена. В принципе, конечно, нам можно было бы и без них обойтись, но уж больно много механизмов пришлось бы подмазывать. Мы еще брачный контрактик сляпаем, где все будет честь по чести. Неудобно такие денежки в слабых женских ручках оставлять... - Когда мы пойдем за компьютером? - спросил я. - Скоро, - хмыкнул отец, - своевременно или несколько позже. Дорогу уже знаем - через железнодорожный туннель у "Каса бланки де Лос-Панчос". - Да он же затоплен! - удивился я. - Вот на этом-то и купился Дэрк. Те, кто этот туннель проектировал, должно быть, были очень хитрыми ребятами. Или товарищ Хорхе дель Браво был очень дальновидным, может быть... Вы с Таней, как я знаю, доехали до воды и повернули обратно, верно? - Ну да. Чего было дальше соваться? Морская вода, ее не откачаешь... - Смотри, - Чудо-юдо достал записную книжку, маленькую авторучку и нарисовал какую-то извилистую линию. - Вот это берег лагуны, на котором стоит отель. Вот так идет туннель (отец нарисовал кривую, напоминавшую параболу, которая пересекала линию берега в двух местах). Он уходит под дно лагуны, идет в недрах островного шельфа, а затем по дуге возвращается обратно под сушу. Вот здесь, примерно метрах в семидесяти от того места, где вы с Таней вылезли в подвал трансформаторной будки, свод туннеля взорван. Давно, должно быть, еще при бегстве Лопеса с острова. Естественно, что вода по закону сообщающихся сосудов затопила все до уровня моря. В прилив поднимается выше, в отлив отступает, но тем не менее вся вот эта дуга на протяжении почти километра затоплена водой. Кроме того, эта дуга не горизонтальна, а идет с довольно крутым уклоном вниз (тут Чудо-юдо изобразил нечто вроде отрезка спирали), с перепадом глубины около двадцати метров... Вот предположим, влез ты в туннель со стороны трансформаторной будки, проплыл мимо дыры в своде и поплыл дальше, замечая, что глубина все растет и растет. Что бы ты подумал? - Что туннель затоплен полностью... - сказал я, уже начиная что-то соображать. - Вот и Дэрк так же думал. Он даже собирался обзавестись подводным аппаратом, чтобы продолжить исследования на глубине не меньше пятисот метров... Это его сильно притормозило в работе, а закончить ее мы ему "помогли". На самом деле, дойдя примерно досюда, - Чудо-юдо поставил кружок почти на пересечении дуги, изображавшей туннель, с волнистой линией берега, - туннель начинает подниматься вверх и вот тут, - он поставил еще один кружок - освобождается от воды. Это гораздо дальше от берега, чем трансформаторная будка, и гораздо глубже в горе. Прорубиться туда можно минимум через несколько месяцев, да и то если еще пару месяцев затратить на геологическую разведку. Времени у нас нет. Мой тезка Сорокин и твой дружок Браун могут как-то невзначай найти еще один вход. Был ли он на самом деле - неизвестно. О том, что был, утверждали двое, оба они в этом году погибли. - Один из них Хименес? - предположил я, и отец утвердительно кивнул. - А вторым был тот, кого вы с Мишенькой не уберегли месяц назад - фон Адлерберг. Если бы он был жив, то нам сейчас было бы куда проще... - Адлерберг? - Я припомнил дерзкий выстрел, превративший голову важного немца в разбитую банку с вишневым вареньем. И милую, беззащитную девушку, сидевшую на лавочке в ощипанном дворовом скверике и читавшую Тютчева, рядом с которой лежал скрипичный футляр... - Да-да, - кивнул отец, - тот самый. Твоя новая женушка рубанула его очень надежно. И рубанула, между прочим, по заданию, пришедшему от Сорокина. Он воспользовался конторой Белогорского, сукин сын, потому что знал, что я и так начну разбираться с этой командой. Белогорский свое получил, а вот Сорокин в стороне остался. - Ты не думаешь, что они будут ждать нас где-нибудь там, на выходе? - Думаю. Даже убежден в этом. Если они на что-то надеются, то только на то, что им удастся взять компьютер после того, как вы достанете его из сейфа. Именно поэтому я и отправлю с вами большую команду. Учти, Танечка не подарок. Она непредсказуема, и то, что нынче вдруг проявляет покладистость, настораживает. - Сорокин может получать от нее информацию через микросхему? - Не знаю, - совершенно откровенно вздохнул Чудо-юдо. - С ним надо ухо держать востро. Это крепкий мужик, настоящий коммунист, верующий, можно сказать. Если ему что-то нужно - не сделает только по причине смерти. Ты должен это знать. Набравшись духу, потому что, как мне лично казалось, с товарищем Бариновым тоже надо было держать ухо востро, я спросил: - Ты-то сам всерьез это говорил, насчет всеобщего счастья? - Хм! - кашлянул Чудо-юдо. - Как тебе сказать... В общем, если без точек и кавычек, то я понимаю, что может получиться ерунда. Мировое господство, строго говоря, вещь недостижимая. Но я же говорил тебе, что нам, русским, никогда не ужиться в обыденном мире. Понимаешь, когда я работал в комитете, я ощущал себя бойцом и командиром "великой армии труда". Отец чекистом был, крепким, прямо скажем... Цель была - врезать покрепче этим, на Западе. Потому что они вредили и вредят повсюду. Напропалую и безоглядно. Беспощадно, на убой. Когда я готовил таких ребят, как Сорокин или Таня, то знал: это нужно, они должны быть крепче тех, что на той стороне, умнее, изворотливее, интеллектуальнее, если хочешь... - Это ты мне и Тане сны показывал? - спросил я, ошеломленный тем, что он вдруг пошел на откровенность. - Я. - Теперь-то правду сказал или как? Ведь ты мне все время чуть-чуть да привирал. Или это служба такая? - Служба уже давно за бортом. Понимаешь, одно дело - служить ради большого, высокого, красивого; такого, как наша сказка, которую не сумели сделать былью. А другое - номер отбывать, семью кормить, зарабатывать погоны, должности и так далее. Я служил тогда, когда в Вене Перальту завербовал. Когда на Кипре работал, в Индии, в Австралии... А касательно вранья что скажешь: нам сроду было не положено даже в семье откровенничать. Работаю, уехал в командировку, на симпозиум, на конференцию. Научный работник... - Я тебя не про старое спрашиваю. Во сне-то Таниными устами ты правду говорил? - А что, противно стало? - Чудо-юдо скривил рот Под бородищей. - Пакостный у тебя отец, гадкий? - Тебе тоже без точек и кавычек? - Валяй... Интересно узнать, кем я в твоих Глазах выгляжу? - Да уж не ангел, прямо скажем. Особенно с Толяном и другими... Вообще-то такими отцами не гордятся. - На это мне наплевать. Тогда, в 1983-м, я делал свою работу, понимаешь? И, как всякий работяга, не хотел, чтобы мне мешали. Вот они и получили. Кстати, я тогда же постарался тебя уму-разуму научить. Рассказал тебе, примерно какая их ждет судьба. И ты понял. Если б не перестройка, я бы тебе нормальную работу нашел. Но что делать, если так получилось. Пришлось крутиться... - Спасибо, - сказал я не без иронии, - припахал ты меня, стало быть, по несчастному стечению обстоятельств. - А, вот ты как! - Чудо-юдо поглядел так, что я почуял бегающих мурашек на загривке. - Правильно! Напился водички, так и плюнуть не грех. Но я тебя попрекать не буду. Да, я перед тобой виноват. Не я тебя проворонил, когда цыгане унесли, а виноват. Не я тебя в немецкую шахту погнал, а виноват. Не я тебя убийцей сделал, но все равно виноват. Я тебя зачал - вот в этом и виноват. Оттуда все пошло. Не родился бы ты, и каяться было бы не в чем. Но между прочим, если уж без точек и кавычек, то вы, молодые, тоже перед нами небезгрешны. Тебя это меньше касается, а вот Мишку - очень даже. Это вам видаки да джинсы в голову ударили. Это вы от рок-звезд на стенки лезли. Именно вам, дуралеям, показалось, что мы не так жили. Вам хапать захотелось, а мы, старое дурачье, за вами попрыгали. - Не надо ля-ля, - проворчал я, чуя в отцовской тираде некую сермяжную правду, хотя и неярко выраженную. - Вы сами первые за барахлом гонялись. Вон, я в одной газете читал, что какой-то туз кагэбэшный не то из Италии, не то из Германии через агентурную сеть унитазы доставал для своей дачи. И можно подумать, что партбоссы себе особняков не строили, денежки в Швейцарию не переводили, по борделям не шлялись... - Да, - очень миролюбиво произнес Чудо-юдо, - все это имело место. Но бомбы по автомобилям тогда не подкладывали и из автоматов на улице не палили. Тогда было все по чину. Генералу - столько, полковнику - поменьше, лейтенанту - соответственно. А сейчас все по глотке и по числу стволов. Тогда все свои блага - выслуживали. Даже право взятки брать. ВЫСЛУЖИВАЛИ, понял? Работой, потом, кровью, враньем, лестью, унижением - но ВЫСЛУЖИВАЛИ. От большинства тех, кто на государство вкалывал, была польза ВСЕМ. Всему советскому народу, хотя и каждому понемногу. А сейчас нынешние только воруют и хапают. Без труда и даже без намерения кому-то, кроме себя, пользу принести... - А ты, стало быть, пользу приносил? - Представь себе, да. И ты тоже. Жестоко, согласен, но мы с тобой немало дерьма в кочегарку спровадили. Ну, а сколько разборок между всякими вурдалаками организовали - и вовсе не счесть. Тоже воздух поочистили. Но сейчас, если ты понял, у нас есть шанс покруче развернуться. И это будет. Или я сдохну, или это будет... Я боялся даже думать. Он все чуял, слышал все, что я крутил в своих мыслях. И, хрипло захохотав, Чудо-юдо бросил на меня, ошеломленного и придавленного его уверенностью и волей, победоносный взгляд. - Ладно. На сегодня хватит. Иди отдыхай. Эухения тебя определит на постой. А завтра - обстановка подскажет. В это время на галерею вышел Перальта. - Серхио, - сообщил он, - ваша невестка благополучно вылетела в Лондон. Это приятная новость... - Стало быть, и неприятная есть? - догадался Чудо-юдо. - Есть. Нам надо как можно скорее прибыть в президентский дворец. Во всяком случае, тебе и мне. Я, уже собиравшийся уходить, решил задержаться, но отец отмахнулся: - Иди-иди, сеньор президент, тебя это не касается... Последнее меня очень обрадовало, и я ушел с галереи. ИДЕАЛЬНЫЙ МУЖ И ВСЕ, ВСЕ, ВСЕ Когда я вернулся в гостиную, то не обнаружил там никого, кроме Сесара Мендеса. Потомок великого ученого сидел на диванчике, подкатив к себе сервировочный стол, весь нижний отсек которого был заставлен разноплеменными бутылками. В стакане для коктейля объемом 0,33 литра глаз-алмаз! - пребывала какая-то смертобойная смесь из разных напитков, имевшая мутно-бурый цвет. Судя по направлениям взглядов Сесара - именно взглядов, а не взгляда, потому что один глаз у него смотрел на нас, а другой в Каракас, - стакан был не первый. Я лично не стал бы экспериментировать с интернационализмом, смешав в одном стакане аликанте, шерри-бренди, текилу, пепси-колу и французский коньяк. Возможно, он накапал туда и что-нибудь еще, но я ориентировался только по бутылкам, стоявшим на верхней крышке столика. - Что с тобой? - спросил я участливо, но Сесар не понял. Я спрашивал по-испански, но паря сейчас, видимо, ни хрена не понимал. Он находился в том взвешенном состоянии, когда крепко ужравшийся человек уже понимает, что придется блевать, но еще противится этому. Поэтому я поспешил покинуть помещение и поискать какое-нибудь место, где можно приткнуться до утра. Правда, вроде бы в предыдущую ночь я нормально отоспался, продрав глаза только в полдень, но из-за сегодняшней беготни, волнений, переживаний не прочь был как следует вздремнуть. В принципе, можно было бы, сняв ботиночки и костюмчик, придавить один из диванов в гостиной, но неопределенное положение с Мендесом подсказывало, что лучше этого не делать. Товарищ мог провести свою встречу с маркизом де Блюэ где-нибудь поблизости и, упаси Господь, прямо на мой парадно-выходной костюм. Шить еще один за ту же цену я не собирался, даже приобретя все капиталы О'Брайенов. Вернувшись на галерею, я не застал там ни Чудо-юда, ни Перальты. Видать, "дети разных народов", вместе боровшиеся за мир в 60-х годах, поехали что-то договаривать с местным президентом. Это о чем же они там не договорились, если меня не зовут? Дескать, без сопливых обойдемся... Конечно, кто я, по большому счету? Марионетка в руках акул империализма. Точнее, собственного папаши, который не перестает удивлять откровениями и новыми трактовками старых и вроде бы уже давно объясненных событий. Может, это тактика такая? Делать вид, что говорит все как на духу, а потом подвергать это сомнению или вовсе отрицать. Причем ни первое откровение, ни его отрицание, ни отрицание отрицания мне не удавалось оспорить самому. Он подавляет мое самостоятельное мышление! Я чего-то вякаю, конечно, но всегда и все диктует Чудо-юдо. Он диктует всюду и везде, не только мне. Перальте, Эухении, Ленке, Танечке, Сесару Мендесу, президенту Соррилье... Возможно, он диктовал и своему ученичку Сорокину, а тот в конце концов восстал против этого. Хотя у них, по-моему, одна и та же стратегическая цель - диктовать всему миру. Сами понимают, что ни хрена не получится, а лезут. Прямо как в том анекдоте: "Василий Иваныч, ты ведро яблок съешь?" "Съем!" - "А мешок?" - "Съем, Петька, съем!" - "А целый вагон?" - "Съесть не съем, но все понадкусываю..." Я зашел в одну из дверей, выходивших на галерею, и, обнаружив в этой комнате подходящий диванчик, вознамерился подрыхать до утра. Вроде бы спать хотел, но отчего-то не мог, и сны, ни дурацкие, ни самые обыкновенные, не приходили. Вместо них лезли в голову какие-то размышления, воспоминания, сравнения, обобщения... Например, меня опять начали мучить думы насчет перстней Аль-Мохадов. Что они такое? Откуда взялись? Существуют ли они или это Чудо-юдо меня морочит? Действительно ли они послужили причиной исчезновения "Боинга" или то, что отпечаталось в моей памяти как "хеппи энд для Брауна", есть какая-то липа или деза, которую Сорокин заслал с целью напакостить Сергею Сергеевичу? Но ведь что-то невероятное в них есть, раз за ними гоняются. А может, они уже давно у Сорокина? Ведь виртуальная Таня утверждала, что Сорокин ее действительно отбил и увез в Штаты. Раз так, то он и перстни мог извлечь, хотя Чудо-юдо утверждал, что он их мне вовсе не давал, а накормил каким-то аналогом "Зомби-6". Но ведь я отчетливо помню, что меня выводили из искусственной реальности вместе с Таней. Как сейчас помню, что она сказала: "Вы преступник; Сергей Сергеевич!", а Чудо-юдо только порадовался, что, мол, "спящая красавица глаза открыла", и велел Кларе Леопольдовне укатить ее в 216-ю комнату... Стоп! Это ж я все напутал! Насчет нападения в Нижнелыжье я слышал не от виртуальной, а от реальной Тани. Точно, это она наяву говорила! Виртуальная - теперь мне уже ясно излагает точку зрения Чудо-юда. А реальная может, как и я, помнить то, чего на самом деле не было. То есть ей в голову могли загрузить воспоминание о том, как ее отбили товарищи из НКПР и увезли на ридну Оклахомщину. А на самом деле она в это время находилась у нас в центре... Но ведь я-то повстречал нашу смуглянку в отряде товарища Сарториуса. Значит, ее все-таки из России кто-то вывез? Кто? Угадай с трех раз... Я чувствовал, что логика тут бессильна, потому что в этом деле надо опираться на какие-то устойчивые реальные понятия и факты. А у меня даже память состояла на треть, если не на половину, из пережитого другими людьми, из фантазий этих других людей и, наконец, из специально заложенной в мою голову дезинформации. У меня даже не было гарантии, что я весь сегодняшний, вчерашний или позавчерашний день прожил наяву. С другой стороны, не было никакой гарантии, что все, объявляемое искусственной реальностью, на самом деле не являлось реальностью самой настоящей. Крыша явно съезжала набок. Назойливые мысли не просто не давали заснуть. Они как бы исподволь заставляли мечтать о такой ситуации, когда их не будет вовсе. Правда, такая ситуация могла быть только в одном случае - при летальном исходе. Впрочем... Если в руках батюшки окажется "Зомби-7", то это вполне возможно организовать и для живого человека... То, что препарат существует или, во всяком случае, существовал, у меня сомнений не вызывало. По крайней мере пока. Я видел его действие на Синди и Мэри, превратившихся в управляемых кукол. По мановению Кискиных пальцев их лица обретали то серьезность, то вдохновенную радость. У них не было своих мыслей. Тех самых, раздирающих и мучающих голову. Во, счастливые-то! Интересно, придумал уже Чудо-юдо, как ему провести поголовную "вакцинацию", о которой мечтала компаньера Киска? Хотя бы здесь, на Хайди. Вполне можно сказать, что это, допустим, вакцина против СПИДа. От добровольцев отбоя не будет. Каждый получивший семь доз навеки перестанет не только бояться СПИДа, но даже думать о нем. Разве это плохо? Нет. Бедняки перестанут мучиться от того, что бедны, перестанут завидовать зажиточным соседям. Плохо? Опять-таки нет. А если еще и богатые перестанут бояться, что их экспроприируют, то все социальные конфликты, классовая борьба и мордобития вообще на сем закончатся. Клево! Ну, Хайди - это Хайди. Тут полмиллиона народу, все можно быстро закончить. А дальше? За матушку-Россию примемся? Во где попотеть придется! Тут народ вроде и спокойный, но упрямый до ужаса. Ежели начальство не прикажет, никто колоться не пойдет. И если прикажет, то тоже может не пойти, если его танками не погонят. И даже если погонят, то он эти танки очень даже пожечь может. Правда, если пообещать за каждый укол по бесплатной поллитре... Может водки не хватить. Опять же у нас начнут приписками заниматься, фондированную бесплатную водку в розницу толкать через коммерческие палатки, "Зомби-7" фальсифицировать на базе самогона. Умом Россию не понять - это точно. Но самое главное - очень трудно определить, кто ею командовать будет и в каком направлении. Если один вождь всем заправлять будет - куда ни шло. Бывают, что и умные среди них попадаются, и даже непьющие. С такими можно что угодно строить и кого угодно бить, если на то есть необходимость. С умным человеком можно и на Индийский океан пробежаться, если сапоги по дороге не стопчешь. Но вот если вождей окажется два или больше? И они своим бездумным и очень послушным ребяткам скажут: "Фас!"? Очень хреново может получиться, граждане начальники. Как всегда, хохмизм немного сбросил напряжения в башке, но заснуть я все равно не сумел. С галереи послышался какой-то шум. Похоже, что несколько человек, вполголоса ругаясь, тащили что-то тяжелое. Я, на всякий случай не надевая ботинок, подобрался к двери и осторожно, чтобы не скрипеть, выглянул. Ничего страшного не происходило. Лусия, Эухения и администраторша Аурора волокли по галерее сильно ужратого и несамоходного Сесара Мендеса. Я не мог смотреть на то, как надрываются целых три дамы, которые вот-вот могли уронить ношу на пол и что-нибудь повредить в очень ценной башке, содержащей секреты производства "Зомби-7". Поэтому я срочно обулся и догнал процессию, которая приостановила движение, аккуратно уложив бормочущего Сесара на каменный пол галереи. - О, Мадонна! - пропыхтела сеньора Дорадо. - Что с ним случилось? Я знаю его с детства, он мне почти как сын! Ничего подобного с ним еще не случалось. - Давайте я помогу вам. - Ради Бога, сеньор Баринов, нам так стыдно и неудобно... - сказала Эухения. - Но если не трудно - помогите... Взять мальчика на ручки мне показалось не очень удобным, потому что в нем было килограммов семьдесят пять живого веса. Взваливать на спину опасно. Судя по тому, что рубашка на тезке Цезаря была еще вполне приличная, наизнанку он еще не выворачивался и мог вывернуться в ходе переноски, причем при особо удачном стечении обстоятельств прямо мне за шиворот. Поэтому я решил, что безопаснее взять бойца под мышки и тащить волоком. Но конечно, дамы не могли остаться к этому безучастными. Лусия ухватила болезного за левую ногу, Аурора - за правую, а Эухения заскочила сбоку и подцепила дитятю где-то под поясницей. Таким образом мы благополучно донесли Сесара до одной из дверей, протащили через пару комнат в небольшую спальню и аккуратно плюхнули на кровать. Затем с него сняли обувь, штаны и рубаху, оставив в одних плавках просыхать до утра. Я воспользовался ситуацией, чтобы поинтересоваться, где мне можно бросить кости на покой. Конечно, спросил я это более культурно, вежливо осведомившись насчет того, нельзя ли мне приткнуться на диване в гостиной. - Что вы! - всплеснула руками Эухения. - Вам же отведена целая спальня. Правда, я думаю, что пока вам не стоит туда идти. Ваша новая супруга - это было сказано с многозначительной ухмылочкой - беседует с вашей новой тещей. Эухения была заметно веселенькая. Супергадалка, похоже, приняла, в пересчете на наши деньги, граммов триста. Это привело ее в очень бойкое состояние, и без малого полтинник возраста явно не мешал ей немного пококетничать с сеньором Бариновым, почти годившимся в сыновья. - Интересно, о чем это они там беседуют? - Я задал этот вопрос вслух, хотя вообще-то меня это не слишком интересовало. - О, - загадочно улыбнулась Эухения, - у них есть свои маленькие женские тайны! Но! Если вы желаете, то мы можем в них немножко проникнуть... - С помощью чародейства? - улыбнулся я. - Отчасти... - Эта баловница среднего возраста состроила глазки. Пойдемте, если не боитесь. Лусия по ходу дела скромно испарилась, а Эухения, подцепив меня под локоть, отправилась на противоположную сторону галереи. Сзади цокала каблучками Аурора. Дверь, перед которой остановилась супергадалка, в отличие от других дверей, выходивших на галерею, была без стекол и имела кожаную обивку с внешней стороны. Из кармана своего партийного жакета Эухения добыла сейфовый ключ и сунула в замочную скважину. Затем она провернула ключ на два оборота, нажала какую-то кнопку, и дверь с легким лязгом отворилась. Мы очутились в маленьком холле, где стояло несколько кресел и диванчиков. Кроме входной, тут было еще две двери, изящно задрапированные темными гардинами: одна прямо напротив входной, а другая - в стене справа. - Я пошла готовить вам постель, сеньора... - тихонечко доложила Аурора, что меня немного удивило. Как-никак это работа горничной, а не администратора по приему пациентов. Может, у них тут тоже месячники борьбы за совмещение профессий проводятся? Я сам не помню, но кто-то рассказывал, что такие бывали при советской власти. Или, может, у Эухении средств не хватает? Так или иначе, но Аурора отправилась в дверь направо, а меня Эухения провела прямо, отодвинув гардину и отперев дверь ключом. Мы очутились в небольшом помещении, где светилось сразу несколько телеэкранов - прямо мини-аппаратная мини-телецентра. Тихо журчали минимум три видеомагнитофона. - Вот, - сказала Эухения, - тут я изредка занимаюсь чародейством... Я присмотрелся. Ну, сильна экстрасенсиха! Всего имелось двенадцать телеэкранов, на которых, наверное, при желании можно было подсматривать и подслушивать все, что творится в доме. И более того, делать видеозаписи. А эта бабка-ежка среднего возраста потом начнет публике полоскать мозги насчет своего провидческого дара. - Здорово, - похвалил я, - но ведь дорого, наверное, да и техника от постоянной работы изнашивается... - Ничего, не обеднею, - сказала Эухения. - Престиж дороже. А кроме того, видеозапись идет только в тех случаях, когда кто-то заходит в ту или иную комнату. Вот, видите: комната, где мы оставили Сесара. Мальчик спит. Но если он вдруг свалится с кровати, я мигом прибегу и положу его на место... В этот момент засветился один из экранов, и мы увидели, как в свою комнату вошла очень тихая и грустная Лусия. - Сейчас она будет молиться, бедная девочка! - набожно вздохнула сеньора Дорадо. - Ну, а вам стоит посмотреть вот сюда... Вот они, ваша жена и теща! Супергадалка перевела изображение с малого монитора на большой и включила громкость. За столиком, на фоне шикарной постели - мне очень туда захотелось! сидели Бетти и Таня-Кармела-Вик, в халатах, с полотенцами на головах и попивали ликер. - По-моему, пока надо помалкивать. - Этот отрезок фразы я услышал первым, но поначалу не обратил внимание на то, кто его произнес, ибо у матери и дочери голоса были очень похожи. - Конечно, - согласилась Таня, и я понял, что помалкивать предлагала Бетти. - Эти ребята вряд ли оставят нас в живых, если догадаются раньше времени. Особенно младший Баринов. Очень опасный парень. - Чем? - спросила Бетти, и мне тоже было интересно это узнать. - Он классический "разумный трус". Ощущает опасность нюхом, очень ценит свою шкуру, никогда не лезет на рожон, если нет другого выхода. Если его прижали - тихонький и скромненький, но если чуть-чуть расслабиться - не пощадит. Малейший шанс ухватит. При этом у него нет никаких моральных сдерживающих. Это не рыцарь Круглого Стола. Его нельзя пристыдить, у него нет стыда. Знаешь, как он меня кулаком двинул? Пол-лица потом опухло... "Ой-ой, какие мы нежные! - обиделся я про себя, слушая эту нелицеприятную характеристику. - А что мне, дожидаться было, пока ты вытащишь "дрель" и начнешь во мне дырки сверлить? Или ждать, пока Толяновы собаки мне отгрызут кой-чего? Во, стерва-то!" - Он убивает, не задумываясь, - произнесла Таня с явной ненавистью. - Если кто-то вызывает опасения, - а ему почти все люди кажутся потенциальными врагами, - и эти опасения чем-то подтверждаются, то ему плевать, кто перед ним. "А ты-то, сучка, много задумываешься? - Я опять не раскрыл рта, но возражения прямо-таки рвались наружу. - Я, что ли, восемь трупов на лежке Джека оставил? А шестерых джамповцев в маковой соломке кто изжарил? А Разводному и Адлербергу в лобешник? А здешним коммандос в спины? Святая нашлась! А в Приднестровье ты сколько зарубок нарезала? Великомученица Татьяна!" Эухения как-то незаметно вышла, должно быть, не желая меня смущать. Все пакостные речуги Кармелы она могла послушать позже, в записи. - Странно, странно, - задумчиво сказала на экране Бетти, вертя в руках незажженную сигарету, - он не выглядит таким уж негодяем... Обычный парень, хотя, как мне кажется, немножко скучный. - Нет, мамочка, скучать он не даст. Ты бы слышала его юмор! Сплошной цинизм и презрение к людям. Чудовище! "Во ведьма! - Я аж весь кипел. - А ты, паскуда, когда одновременно и с Котом, и с Джеком - не цинично? На глазах у баб? Путанкам и то за тебя стыдно стало..." - Я тебя очень прошу, Вик, - сказала Бетти, - не делай никаких опрометчивых поступков. И если он к тебе придет... Постарайся, чтобы все было без эксцессов. - Конечно, конечно... - Ведьма потянулась к своей мамаше губками. - Я постараюсь, чтобы он ничего не заметил. "Да, - подумалось мне, - ну, ты мне, папаня, и подсуропил! К эдакой змеюке не только в постель лечь, к ней ближе чем на пятьсот метров приближаться опасно, чтоб из "винтореза" не достала. Жена, мать ее туда же!" "Теща" расцеловалась с доченькой и пошла покурить на галерею, а Танька уселась причесываться. Смотреть на нее было не очень интересно. Наговорила гадостей про меня и довольна. А я уж думал, что после совместной пробежки по туннелям и перестрелок с "тиграми" у нас отношения потеплее стали... Поскольку я начал смотреть их диалог не сначала, то решил разобраться в пульте управления всей этой системой слежения (суперзамочной скважиной, так сказать). Мне хотелось перемотать видеокассету в начало разговора, чтобы узнать хотя бы то, о чем эти гнусные бабы собирались помалкивать. Но тут мое внимание привлек другой светившийся экран. Там до этого просматривалась Лусия, которая вопреки утверждениям Эухении вовсе не молилась, а просто читала книжку, сидя в кресле около настенного бра. Внимание мое привлекло, естественно, то обстоятельство, что Лусия встала с кресла, отложила книжку и начала расхаживать по комнате без какой-то определенной цели. Что-то сильно донимало научную мышку. Сперва я подумал, что у нее в голове родилась какая-то гениальная идея. Это впору было подумать после того, как она сняла очки и, почесывая правой дужкой левую щеку, задумчиво произнесла, как бы полемизируя со своими мыслями: - Нет... Нет, нет и нет. Это совсем не то. Я не должна этого делать. Лусия положила очки на стол, еще раз прошлась по комнате, провела рукой по лбу, зачем-то похлопала себя правой ладонью по кисти левой руки, потом левой по кисти правой, затем крепко сцепила пальцы, стукнула ими по столу и сказала: - Я дура, дура, дура... Теперь я подумал, что она ругает себя за то, что, несмотря на свою докторскую степень и обширные познания, не смогла расшифровать информацию, записанную в мозгу Сесара Мендеса, а какая-то московская Хавронья с мордой деревенской доярки смогла, и всего за сутки, если не меньше. Честолюбивая, выходит, сеньорита доктор! Разобравшись в кнопках и переключателях, я перемотал пленку с записью беседы Бетти и Вик в обратном направлении. Началось, оказывается, с того, что дамы по очереди отправились в душ. К делу это отношения не имело, но посмотреть я не отказался. Потом они уселись за стол, раскупорили ликер и начали беседу. Большая часть этой беседы имела самую отдаленную связь с теми проблемами, которые меня интересовали. Бетти, видимо, уже успела рассказать любимой дочери о том, как ей жилось под крылом у Дэрка и каким образом ее из-под этого крыла вытащили. Со своей стороны, Таня-Кармела-Вик тоже, должно быть, рассказала о своих приключениях еще во время коктейля. Поэтому примерно сорок пять минут они предавались ностальгическим воспоминаниям о каком-то Гордон-вилледж, где они обитали до этого. Меня в этой части разговора поражало только то, насколько неожиданно было видеть Кармелу в ипостаси нежно любящей дочери. И это при том, что Танечка-виртуальная обозвала Бетти Мэллори "матерью своей биологической основы". То ли Чудо-юдо, организовывавший для нас эти откровения, был не в курсе дела, то ли та самая ужасная Кармела, сидевшая в шкуре Вик, была очень хитрой стервой. Во всяком случае, если бы я не имел сведений о том, чем наполнена телесная оболочка Вик, от виртуальной Тани, я наверняка подумал бы, что уж в этом-то семействе нет проблемы "отцов и детей", точнее - "матери и дочери". Правда, в этом диалоге я нашел несколько косвенных подтверждений, что Кармела О'Брайен, которая, по данным дурацких снов, должна была быть почти ровесницей своей нынешней матушки, возможно, действительно существует. В трех-четырех, а может, в одном-двух местах дочь выглядела слишком рассудочной, не по возрасту, так сказать. Но это замечал я, человек, уже специально настроенный на то, чтобы искать такие нюансы. А кто-либо иной, тем более Бетти Мэллори, наверняка ничего бы не заметил. Мамочка видела то тело, которое родила на свет двадцать с лишним лет назад и привыкла называть своей дочерью, наперечет зная все внешние данные и особые приметы, как-то ямочки, оспинки, шрамики, родинки и прочие детали. В совокупности с фигурой, формой и цветом глаз, волос, звуками голоса и его тембром все это составляло для Бетти понятие "дочь". Мне даже показалось, что для миссис Мэллори самое главное - видеть это тело живым и здоровым, говорящим и пьющим ликер, а не знать, какие мысли прячутся под оболочкой этого тела. Возможно, так оно и было. Есть такие родители, которые рассматривают произведенное ими потомство как некое движимое имущество, частную собственность, которую надо беречь, холить и вовремя реализовать на рынке, пока не утратила потребительной стоимости... (Слава А. Смиту и К. Марксу! Я их помню.) Именно об этом я подумал, когда разговор матери и дочери наконец стал приближаться к интересующей меня теме. Таня-Кармела-Вик припомнила, что у ее школьного друга Мэлвина Робертса был костюм из материала точно такой же расцветки, как у меня. Именно после этого мама заинтересовалась семейством Бариновых. - Все, что сегодня произошло, кажется мне страшным сном, - призналась Бетти. - Я ожидала чего угодно, только не появления этого русского медведя. Перед ним ходили на цыпочках все хайдийские генералы. Он командовал, как у себя дома, представляешь? Я понимаю, если бы он так вел себя на Кубе, но здесь, в свободной стране? Такое впечатление, что он представляет здесь Мировое Правительство. Я, конечно, как рациональный человек ни в грош не верю в его грандиозные планы, но не знаю, как от него отделаться... Может быть, нам стоит сбежать отсюда? - Ничего не выйдет. Здесь все просматривается и прослушивается. Поверь мне, я в этих делах понимаю. Вот там, видишь? (Таня показала пальцем чуть ли не прямо в объектив) видна маленькая дырочка, а за ней может быть телекамера. Я уж не говорю, что микрофоны могут быть ввинчены в люстру, под которой мы сидим. Нас обязательно остановят, если мы двинемся к выходу. - И ты так спокойно говоришь об этом? - ужаснулась Бетти. - Волноваться незачем. Мы нужны им абсолютно живыми и здоровыми. Без нас они не войдут в "Бронированный труп", не возьмут компьютер и не доберутся до его памяти. Мы можем говорить все что угодно, называть их самыми нехорошими словами и придумывать им самые страшные казни, но нас никто пальцем не тронет. Вот после того, как мы достанем компьютер, мистер Баринов-младший очень быстро, в два счета, овдовеет и потеряет любимую тещу. Он будет законным наследником, потому что я уже написала завещание на его имя. - Как ты могла? - воскликнула Бетти. - Я была под воздействием психотропного препарата. Это было давно. Еще в Москве. - Но теперь мы с тобой обречены! Ты понимаешь это?! - Ну, не все так плохо... - ответила Таня. - Баринов-старший - это не прежний русский времен коммунизма. Он не экспортирует революции и не меняет социальный строй. Он делает свое дело, лично свое, а не дело своего государства. Почувствуй разницу! - Не очень я чувствую разницу, - проворчала Бетти. - Тогда вспомни хотя бы то, что... - Я помню, но, по-моему, пока надо помалкивать, - опасливо произнесла миссис Мэллори, и дальше уже пошло известное мне заочное перемывание моих костей. Пока я прослушивал и просматривал то, о чем говорилось полчаса назад, обстановка на экране изменилась. Таня залезла на кровать и потушила свет. В общем, та версия дальнейшего развития событий, которую изложила Кармела-Вик, была вполне правдоподобной, и наш разговор с Чудо-юдом на галерее кое-какие намеки на подобный исход давал. Вполне по-чудо-юдовски: "Кашку - слопал, чашку - об пол!" Зачем они нужны, эти бабы, к тому же американские... Ничего необыкновенного для нашего семейства не будет. Все по старой традиции, заведенной еще прапрапра... в энной степени дедом - капитаном Майклом О'Брайеном. А там девиз известный: "Все надо делать вовремя". Вроде бы и нейтральный, и безопасный, и неоспоримый, но вот поди ж ты, немалому числу народа стоил жизни. И хотя начинался русский род Бариновых с бунтовского отродья, даже не ведавшего, к какой нации принадлежал Шон-Иван, они выслужили себе и чины, и дворянство. Перемахнули вовремя к большевикам - и не пропали на том, давнишнем, переломе. И на этом, нынешнем, тоже не опоздали. Правда, цену этого не подсчитать. Турки в Измаиле и поляки в Праге, французы, наверно, немцы и прочие на иных войнах умирали, чтобы Бариновы выжили и потомство дать успели. Но это как у всех. А вот насчет "выявления врагов народа в тылу", подставки "афганцев", кочегарочки моей родной - как? Не совестно? А все эта стерва. Танечка-Кармелочка-Викуся или как ее там. Она все это зацепила когтями. Может, даже надеясь на то, что я все это услышу. Прямо в рожу сказала то, что я о себе сам давно знаю. Когда все это о себе знаешь, но другие тебе об этом не говорят - это ничего, вроде все в порядке. А скажут - отчего-то обидно. Ну и ладно. Как говорил в подобном случае один царь: "Буду таким, каким вы меня нарекаете! Грозным буду!" У меня, если поглядеть трезво, других шансов жить не имеется. Только по команде, только под мудрым руководством товарища Баринова Сергея Сергеевича! (Бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают.) А куда денешься? Разве что на тот свет, да и то найдет он меня и там. Сейчас все будет по железному графику. По расчету. Чудо-юдо наобум ничего не делает. Добудет 37 миллиардов, поставит на поток "Зомби-7". Начнет с развивающихся стран, потом внедрит это дело в СНГ, затем в Восточной Европе, в Западной, в Японии, в Штатах. У него все заработает. И демократия с рекламой, модой, прибылями и свободой выбора, и тоталитаризм с внеэкономическим принуждением, лагерями, расстрелами... Все кому надо по семь доз получат и будут счастливы. А остальным Чудо-юдо попросту управляющие микросхемы вклеит. Такие, как у меня и Тани. И будет сидеть где-нибудь тут, на Хайди, в окружении детей, внуков и правнуков, отправляя команды на какой-нибудь Всемирный центр управления Человечеством, построенный где-нибудь в зоне "Зеро". Например: "Построить плотину через Берингов пролив, провести сплошной железнодорожный путь по трассе Лабытнанги-Уэлен-Ном!" И построят. Или: "Запустить космический корабль к Альфе Центавра!" И запустят. Или: "Начать заселение Марса!" И заселят. Сдохнут, но заселят. "И увидит Господь, что это хорошо"... Едва я это подумал, как в моей голове щелкнуло, скорее всего не в черепе, а где-то в мозгах. И я сразу увидел все как бы совсем с другой стороны. А почему, собственно, железная дорога от Лабытнанги до Нома - это плохо? И кто сказал, что летать на Альфу Центавра нельзя? И почему, например, для родимой Земли будет хреново, если на Марсе будут яблони цвести? И кто тебе, товарищ Коротков и так далее, вдолбил в башку мысль о том, что ты уникален, что ты сам распоряжаешься своей жизнью? Во-первых, по некоторым данным, есть Бог, которому все - рабы. Во-вторых, Россия, твоя Родина-мать, опять-таки находится, по непроверенным сведениям, под личным покровительством Богоматери, и соответственно если бы эти вышестоящие товарищи не санкционировали, то ты бы, товарищ Баринов и так далее, вовсе бы не родился. В общем, в голове у меня началась полная каша, полный абсурд и сбоку бантик. В конце концов, я капитально заснул. Без снов. 1000 МЕТРОВ ПОД ВОДОЙ Утром меня поднял Чудо-юдо. - Подъем! Тридцать пять секунд! Последнего убиваю! - проорал он почти так же, как незабвенный прапорщик Кузяев из учебки, где я сшивался в начале военной службы. Когда-то, еще в первые дни моего проживания в родной семье, я рассказал Чудо-юде об этом прапорщике и его любимом приколе. - Который час? - спросил я, зевая. - "Че" плюс один, - ответил он по-военному. - Бегом на "Дороти"! Все уже готово. Только тебя, оболтуса, ждут. Бежать, а точнее, все-таки идти пришлось недолго. Спустились вниз, прошли через вестибюль, выходящий на набережную, выбрались на пирс и дошли до яхты. Едва мы взбежали по трапу на палубу, как капитан Каэтано приказал своим ленивым мореманам по местам стоять и со швартовов сниматься. Прямо от трапа отец потащил меня в кормовой гараж-ангар, туда, где раньше находились вертолет и три автомобиля. Вертолет был на месте, а вот в автомобильных боксах находилось нечто иное. Там лежали десять аквалангов примерно такого же типа, как были у тех "джикеевцев", что доставали нас с потопленной "Маркизы", четыре подводных буксировщика, бухты линя, фонари и еще что-то. В это "что-то" входило и оружие - уже знакомые мне по трансформаторной будке автоматы подводной стрельбы. Кроме них, имелось кое-что и для наземного боя - ПП-90, запаянные в полиэтилен, с парой запасных магазинов. - Ты вообще-то ходил под воду за сорок метров? - спросил Чудо-юдо. - Ходил, - сказал я мрачно, - совсем недавно, вместе с "Маркизой". Меня оттуда "джикеевские" водолазы выводили в таком же приборе и увозили на таком же буксировщике. - А это все, кстати, "джикеевское" оборудование, - сказал отец. - Вчера к ночи "тигры" полностью очистили от них зону "Зеро", во всяком случае до уровня моря. - Интересно, - спросил я, - акваланги у них родные, штатовские, а стволы наши... С чего бы это? - Скажи спасибо Сорокину с Брауном, - мрачно сказал Чудо-юдо. - Они тут такую "контору Никанора" организовали - только держись. Уже до вертолетов дошло... - Я видел... - Видел! - проворчал отец. - Коммерсанты, может, и неплохие вышли, но часть оружия "джикеи" перекупили. Удобно: русский ствол - русский след. Они ведь не случайно приложили Хименеса из нашего АПС. И полиция взялась искать Андрея Чижова, потому что в военном министерстве Хайди - с подсказки "G & К", конечно - дали приметы того парня, который им на закрытой презентации показывал АПС. У Андрюхи шрам, бандитская морда готовый киллер. - В общем, - решил я уточнить, - под водой нам бояться некого? "Дороти" нам не взорвут, как "Маркизу"? - Этого я, брат, не говорил, - вздохнул Чудо-юдо. - Когда мы вчера с Перальтой ездили в президентский дворец, то встречались с начальником штаба здешних коммандос подполковником Нуньесом. По его данным, минимум шестеро аквалангистов ушли. И очень неясно - куда. Полиция и служба безопасности проверили трансформаторную будку - извини, но воспользовался твоей головой. В смысле того, что твоя микросхема немного поработала на передачу. - Ну и что там? - Ничего. Все цело, даже продовольствие, хотя, казалось бы, им надо было бы кое-что перехватить. Голод не тетка. А вообще впечатление такое, что их там не было. - А может, у них тут яхточка стояла в лагуне? - снаивничал я. - Выбрались ребятки и поплыли себе в Майами... - Ты здешние спецслужбы за полных дураков не держи, ладно? - посоветовал Чудо-юдо. - Там, между прочим, вполне приличные профессионалы работают. Они блокировали зону "Зеро" так, что мышь не ушла бы. Все ходы, и подводный туннель в том числе, были перекрыты. Всем частным суденышкам было запрещено выходить из лагуны Лос-Панчос, пять катеров стояли на стреме. Но все-таки ушли. Не менее шести человек. - Почему шесть, а не пять или семь? - Потому что на том же уровне, где находится подводный туннель, ведущий в зону "Зеро", была расположена база "джикеевских" боевых пловцов. Там были двадцать четыре ячейки для гидрокостюмов, двадцать четыре гнезда для дыхательных аппаратов и вообще всего по двадцать четыре комплекта. Вот так. А "тигры" нашли всего по восемнадцать. - Может, у них некомплект был? - предположил я. - Вряд ли, - усомнился Чудо-юдо. - Скорее всего эти шестеро либо покинули базу загодя, либо был еще какой-то подводный выход, о котором не знали "тигры" и боевые пловцы хайдийских ВМС. Так что неожиданности у вас могут быть. Правда, скорее всего на обратном пути. Думаю, что и у "джикеев", и у Сорокина с Брауном хватит ума, чтобы не рисковать до того момента, пока вы не возьмете "ноутбук". Так что возвращение будет самым опасным этапом... - Кто со мной пойдет, кроме Бетти и Кармелы? - Четыре водолаза от ВМС Хайди и трое от Эухении. Сговориться они между собой не могут. Но у тех и у других могут быть свои планы. Повторяю еще раз. - Хорошо. Понял. Еще вопросик: Таня и Бетти под водой сдюжат? - Сдюжат. Таня и на сотню метров погружалась, а Бетти еще три года назад участвовала в подводной экспедиции как репортерша и ныряла на полсотни. Конечно, риск есть, но на крайний случай я дам тебе полный список всех паролей и кодов, которые должны быть в памяти у обеих Мэллори. Неаппетитно, конечно, но все равно скажу. Если не удастся довести их живыми - возьмешь кисти рук. Понял? - Жестоко... - Ничего не попишешь. Вот эта шпаргалка. Она закатана в полиэтилен, не размокнет. Спрячь подальше. Шпаргалка была по формату не больше проездного билета, но о том, как ее получше спрятать, я сразу призадумался. - Погоди, - сказал Чудо-юдо, заметив мою растерянность. - Я тебе должен дать еще кое-что. Все это настолько ценно, что лучше держать в одном месте... Вот это три ключа в форме крестиков. Каждый индивидуален. Сейф открывается только в том случае, если ключи вставлены почти одновременно, с интервалом не более секунды один от другого. В принципе, меньше чем два человека сделать это не смогут, но шанс есть, если успеешь вставить сразу два ключа, а третий с небольшой задержкой. Наконец... Чудо-юдо вынул небольшой мешочек с ниткой. - Вот... - Он высыпал на ладонь четыре блестящих, но не отбрасывающих тени перстня. - Они все-таки оставались у тебя? - спросил я. - Разве я тебе не говорил, что налет в Нижнелыжье был всего лишь искусственной реальностью? - Да, но реальная Таня это опровергает. Она говорит, что Сорокин ее отбил и сумел вывезти из России в Штаты... Чудо-юдо усмехнулся. - Это тоже искусственная реальность? - не дожидаясь ответа, предположил я. - Не совсем. То, что ее отбили во время нападения на самолет - липа. А то, что я ее подарил Сорокину, - правда. - С той же целью, с какой Сорокин и Браун подарили Бетти Дэрку? догадался я. - Чтобы она, сама того не ведая, стучала тебе на своего командира? - Именно так! - улыбнулся отец. - Более того, через нее ко мне шла вся информация, которую Бетти передавала от "джикеев". Так что эти самые микросхемки неплохо на меня поработали. - Что я буду делать там, - я указал пальцем вниз, - с этими перстеньками? Они, кстати, реальные или только кажутся? - И так, и так, - вполне серьезно ответил Чудо-юдо. - Они не материальны, но они есть. Они - устойчивая экстраиллюзия, прикрывающая некую "вещь в себе"... Ты, конечно, даже Маркса не читал, а Канта и Гегеля тем более. - Я даже такого слова - "экстраиллюзия" никогда не слышал. По телику передача была "Экстро-НЛО", по видаку как-то фильм видел, тоже назывался "Экстро", но что это, я так и не усек. - Дер-ревня! - незлобиво проворчал Чудо-юдо. - Что такое интерьер, знаешь? - Ну, внутренность комнаты, кажется... - О, сказывается высшее образование! А экстерьер? - Внешний вид собаки, допустим... - Колоссально! Хорошо, что ты не сказал: порода собак. Фокс-терьер, эрдель-терьер, интерьер и экстерьер. То есть, видимо, дохлый терьер, судя по приставке "экс". Димочка, я потрясен! Итак, слава Богу, выяснили, что "интро" значит "внутреннее", а "экстро" - "внешнее". Разницу между "иллюзией" и "галлюцинацией" ты ощущаешь или тебе надо это объяснять? - Лучше объяснить... - Хорошо. Галлюцинация - это когда человек чувствует то, чего физически нет. Например, допивается до белой горячки и видит зеленых чертиков, которые по нему бегают. Или начинает со страху слышать шаги в собственной квартире, где, кроме него, никого нет. Или, наслушавшись про отравления синильной кислотой, начинает везде и всюду вынюхивать запах горького миндаля. Иллюзия - это когда есть некое явление вне или внутри человека, которое заставляет его, грубо говоря, ощущать не то, что есть на самом деле. Хотя, что есть на самом деле, вообще-то не видит никто. Ну, на обывательском уровне сойдет и так. Простейший пример. Ты поднимаешь указательный палец, фокусируешь на нем оба глаза и видишь - палец один. Расслабишь глаза увидишь как бы два пальца, потому что в твой мозг придет, не совместившись, то, что видит левый глаз, и то, что видит правый. Это интраиллюзия, так как явление, вызвавшее иллюзию, произошло внутри тебя. Может быть более сложный случай. Едешь ты в поезде, слушаешь радио. Кассет у поездного радиста мало, к тому же он очень любит слушать Пугачеву и обожает песню "Миллион алых роз", которую крутит через каждые полчаса. Наконец, он вырубает свою шарманку, и все граждане пассажиры ложатся бай-бай на свои нижние, верхние и третьи полки под мерный стук вагонных колес. Голову могу дать на отсечение, что минимум трети из пассажиров эти самые колеса будут выстукивать: "Жил-был художник один, домик имел и холсты..." Казалось бы, тут источник иллюзии внешний, но это не так. Просто "Миллион алых роз" у многих непроизвольно отложился в памяти. А многие другие люди, едущие в этом поезде, будут, вслушиваясь в стук колес, слышать иные музыкальные ритмы, скажем: "Наверх вы, товарищи, все по местам..." То есть иллюзия возникает опять-таки внутренне, у каждого своя, а у многих не возникает вовсе. Но вот если мы рассмотрим такое явление как мираж или, допустим, обычное кино, то это иллюзия для всех, кто при сем присутствует. Она вне конкретного человека. Все, кто смотрит фильм, видят одно и то же, если, конечно, при этом не тискают свою соседку по креслу. - То есть перстни Аль-Мохадов видят все? - И не только видят, но и осязают. - Хотя у них нет ни веса, ни линейных размеров и они тени не отбрасывают... - И не фиксируются фотопленкой, отражают обычный свет и не обнаруживаются рентгеном. Партайгеноссе Алоиз Эрлих сделал вывод, что они нематериальны. Я, при своем закоснелом материализме, тоже начал строить какие-то астрально-материальные модели с теми же громадными допущениями, которые сделал некогда ныне покойный профессор из Хьюстона Милтон Роджерс, и даже убедил, как мне кажется, почтенную Елену Ивановну... - Даже хотел повторить Кискин эксперимент, помнится. - И повторил! - Как? - Да очень просто. Надел Танечке на правую руку "выпуклый плюс", Винь на левую - "плюс вогнутый", а на правую - "вогнутый минус". Ну, а Зейнабке достался "минус выпуклый". Замкнул - и ни шиша не вышло. - То есть никуда и ничего не улетело? - Абсолютно. Никакой "особой цепи" не получилось. Никаких вихревых токов особой мощности мы не зафиксировали. - Но ведь "Боинг" по-настоящему исчез. - Исчез, это верно. Не думай, что я просто доверился той информации, что пришла тогда от Сарториуса и Брауна. Им могли кинуть дезу, они могли тоже, так сказать, побаловаться... Я это проверял и до их сообщения, и после по разным каналам. Потому что, если штатники все-таки нашли свой "боинг", то объявлять об этом на весь мир не стали бы, а постарались бы это засекретить наглухо. Родственники погибших, журналисты, всяческие общественные комиссии и прочее налетели бы как мухи на мед при первой мало-мальски значительной утечке информации, раскопали бы, кто летел, что вез и тому подобное. Это не требовалось ни "G & К", ни правительству. - Значит, "Боинг" исчез, а у нас перстеньки не работают? - Да, и я понял, почему. Киска скорее всего перед тем, как состыковать перстеньки на руках разноцветных девочек, вколола им одну дозу "Зомби-7". Он мог сыграть роль усилителя внутренней энергии. Поэтому, не добыв секрета "Зомби-7", продолжать эксперименты стало бессмысленно. - И теперь они смогут продолжиться? - Разумеется. - То есть ты надеешься, что на сей раз они, грубо говоря, улетят? - Я надеюсь на то, что объяснится причина гибели "Боинга", - проворчал Чудо-юдо. - И больше ни на что. - Но ведь есть у тебя какая-то сверхзадача? - Я не Станиславский, - обрубил отец. - И вообще нашу душеспасительную беседу пора заканчивать. Мы уже на подходе к Лос-Панчосу. Точно. Через иллюминатор ангара по правому борту уже просматривалась коса, отделявшая лагуну от океана, и нос яхты уже начинал помаленьку поворачивать в направлении берега. В лагуне было непривычно пусто. Все спортивные и прогулочные суденышки были у пирсов, там же грозно торчал полицейский катер! С катера время от времени гундосили в мощный мегафон: - Сеньоры и сеньориты! В лагуне идут поиски морской мины. Всем частным судам вплоть до особого распоряжения от стенок не отходить. За нарушение административный арест и конфискация судна. Крутые! Еще один полицейский катер стоял точно на том же месте, где находился в тот день, когда взорвалась "Маркиза", а поглядев в левый иллюминатор, я увидел, что мористее "Дороти" средним ходом идут два сторожевика, подозрительно похожие на российские пограничные катера на подводных крыльях. Это меня уже не очень удивило. Раз вертолеты есть, то почему бы и катерам не быть. Мы с отцом поднялись на верхнюю палубу. "Дороти" огибала остовую веху, выставленную в сотне метров от косы. Сторожевик, шедший концевым, сбавил ход, а головной, наоборот, прибавил и проскочил в лагуну, опередив "Дороти". Оторвавшись от нее на полмили, он пошел медленнее. Второй пристроился за яхтой в кильватер и проводил ее до входа в лагуну, не приближаясь, но и не отставая. Когда Дороти прошла створ, катер застопорил машины и отдал якорь прямо в проливе. - Сейчас глубинные бомбы будет бросать, - объявил Чудо-юдо, указывая на головной катер. Действительно, уже через минуту за кормой сторожевика вспучился конус воды, а затем из середины его взметнулся мощный фонтан, и гулкий грохот раскатился над лагуной. Воздушная волна ощутилась как сильный порыв ветра, пропитанного каплями воды. "Дороти" ощутимо качнуло с носа на корму водяным валом, разошедшимся от места взрыва. - Экологи взвоют... - озабоченно отметил отец. - Рыбы мы тут поглушим ужас! Ударил второй взрыв, третий, четвертый. Я уже понял, что хайдийские моряки рассчитывают глушануть гипотетических боевых пловцов, а вовсе не рыбу. Для почтеннейшей публики бомбежку можно было объяснить попытками подорвать детонацией мифическую донную мину. Впрочем, меня, хоть я и не мог считать себя большим спецом по морским делам, подобная методика борьбы с подводными пловцами не очень обнадеживала. Действительно, ни один водолаз после серии из четырех бомб не всплыл кверху брюхом, а вот бедных рыбешек повсплывало немало. Чайки, которые поначалу с воплями разлетелись кто куда, напуганные грохотом взрывов, постепенно стали возвращаться и вскоре тучей заметались над перебаламученными водами, собирая на дармовщинку глушеные морепродукты. "Дороти" малым ходом подошла к полицейскому катеру, на котором с левого борта завели кранцы из автопокрышек, подработала винтами враздрай и в реверс, после чего благополучно пришвартовалась лагом. Дизели заглушили, отдали якоря с кормы и с носа. Потом перекинули трап с яхты на катер, и вскоре к нам перебрался старый знакомый - теньенте Гонсалес. - Все готово, сеньор Баринов, - сказал он. - В железнодорожном туннеле на берегу и около трансформаторной будки наши люди. Все известные входы в подземную систему - их сорок шесть - взяты под плотную охрану. С утра, как и договаривались, аквалангисты ВМС проверили туннель... Гонсалес достал кроки, вычерченные по результатам утренней разведки. Туннель был обозначен двумя красными линиями и действительно напоминал в горизонтальной проекции правильную дугу. Черными точками с цифирками были отмечены глубины заложения. - Сначала, - теньенте ткнул пальцем в кроки, - туннель идет с плавным понижением, потом кое-где достигает уклона в 15 - 20 градусов. Вот здесь максимальная глубина - примерно 45 метров. Дальше начинается подъем, тоже сначала довольно крутой, потом туннель где-то в километре от берега полностью освобождается от воды, переваливает подъем и снова уходит вниз. Вот до этой высшей точки и дошли моряки. Никаких боковых ответвлений или признаков минирования не обнаружили. Дальше не продвинулись, потому что не хватило телефонного кабеля. Радиосвязь, сами понимаете, тут не сработает. Сейчас посылаю еще троих с полевыми катушками, а следом можете отправлять свою группу. - Сколько у вас там народу? - спросил Чудо-юдо. - Ходили пятеро, двое вернулись, трое понесут катушки. Значит, будет шестеро, четыре минера и два связиста. Три скутера, каждый вполне тянет трех пловцов. - Кто старший у моряков? - Пример-субофисиаль Убеда. "Пример-субофисиаль" в хайдийском войске и флоте - без разницы - это примерно то же, что у нас старший прапорщик или старший мичман. Поскольку он был моряком, то считать его старшим мичманом вполне допустимо. - Свяжите меня с ним, - потребовал Чудо-юдо. - Прошу. - Теньенте Гонсалес пригласил нас на катер. Кабель в резиновой изоляции примерно в палец толщиной отвесно уходил под воду с правого, противоположного от "Дороти", борта катера. А полевой телефон стоял на штурманском столике в тесной ходовой рубке - отдельной штурманской тут не полагалось. Гонсалес покрутил ручку. - Акула вызывает Краба, ответьте. Краб отозвался, связь была. - Сейчас высылаем ребят с катушками, - сообщил Гонсалес Убеде. - Не клади трубку, будет говорить Алькальд. Алькальд, то есть Чудо-юдо, забрал у Гонсалеса трубку и приказал: - Слушай внимательно, Краб. Когда принесут катушки, пойдешь дальше. При обнаружении признаков минирования или боковых ответвлений немедленно докладывай. И дальше без команды ни прямо, ни вбок не ходи. Минеры должны идти на полтораста-двести метров впереди связистов. Как понял?.. Хорошо. Я про себя подумал, что это не больно гарантирует от того, что подорвавшиеся минеры не похоронят вместе с собой и связистов. Взрывом какой-нибудь паршивой противопехотной, если она соединена детонирующим шнуром с фугасами, загодя упрятанными под тюбинги, можно с гарантией, распрекрасно завалить туннель и на протяжении трехсот метров, и на гораздо большем. - Собирайте всех в ангаре, - приказал Чудо-юдо Гонсалесу. Я, пожалуй, впервые за все годы почуял, что являюсь сыном генерала. До этого я ощущал своего родителя либо профессором, либо паханом в зависимости от обстоятельств, но даже после того, как узнал от виртуальной Тани о его генеральском звании, как-то не представлял Чудо-юдо в погонах и при лампасах. Сейчас, хотя Сергей Сергеевич был одет в легкую рубашку без каких-либо намеков на погоны, слаксы, на которых, разумеется, не предусматривались лампасы, и кроссовки, совсем не похожие на лакированные сапоги, он тем не менее ощущался именно генералом или, скорее, адмиралом, поскольку ему предстояло руководить операцией на море. Мы вернулись на яхту. Теньенте пошел в носовой салон, где ждали приказа люди Эухении, а мы постучались в каюту, где под присмотром одного из охранников содержались Бетти и Таня. - Готовы? - спросил генерал Баринов. Меня поразило, что мать и дочь встали так быстро, словно бы давно ждали команды. Я даже подумал на секунду, что они уже получили дозу "Зомби-7" и стали такими же управляемыми куклами, какими были когда-то Мэри и Синди. Но это было не так. Их лица имели вполне осмысленное выражение, а у Тани, как мне показалось, даже проскальзывала во взгляде какая-то азартная злость, по крайней мере оттенок такой злости. Не знаю, заметил ли этот оттенок товарищ генерал, но мне лично он не понравился. Конечно, после того, что я слышал во время прямой трансляции скрытой камерой, у меня не было никаких сомнений, что эта семейка готовится преподнести сюрприз, и скорее всего неприятный. Однако, учитывая, что у обеих в головах имелись микросхемы, которые давно информировали Чудо-юдо обо всем, что данные существа держат на уме, то все их гнусные задумки были для него секретом Полишинеля. Странно только, что во время инструктажа с глазу на глаз он не дал мне никаких указаний, чего именно следует бояться. Правда, в принципе можно было, как утверждал Чудо-юдо, донести до "Бронированного трупа" только четыре кисти рук, а все остальное потерять по дороге, но я не очень надеялся на то, что у меня хватит нервов на такую ампутацию... Когда все построились, натянув гидрокостюмы, каждый у своего акваланга, Чудо-юдо со знанием дела провел смотр. Автоматы подводной стрельбы и "ПП-90" взяли только мужчины, то есть я и ребята из охраны Эухении. Дамам доверили ножи, да и то только на тот случай, чтобы где-нибудь в чем-нибудь не запутались. Я бы лично Танечке не дал даже ножа, потому что знал: зарезать она сможет не хуже, чем застрелить. Но тем не менее дали. Чудо-юдо лично осмотрел все. что стреляет, проверил магазины, стволы, затворы, даже на выборку осмотрел несколько патронов с пулями-гвоздями длиной чуть ли не по 150 миллиметров. Прогнали на воздухе моторы скутеров, замерили напряжение всех источников питания, давление смеси в баллонах аквалангов, проверили фонари, крепления для грузов - короче, все что можно. После этого Чудо-юдо указал на меня и объявил, что всем надо подчиняться мне беспрекословно и по всем вопросам. Мне это было не очень приятно, поскольку в водолазных делах я соображал только в размере той подготовки, которую получил в качестве Брауна дюжину лет тому назад. Наконец мы надели акваланги, обвешались снаряжением, взяли на руки три скутера и перешли на полицейский катер. Три военных аквалангиста с подвешенными на груди катушками телефонного кабеля должны были идти впереди нас. Я сразу на всякий случай приметил, что у хайдийских боевых пловцов по боку гидрокостюмов были проведены желтые зигзагообразные полосы, а у нашей группы гидрокостюмы были помечены прямой красно-белой полосой от подмышек до щиколоток. В принципе я не знал, насколько хорошо это будет различаться под водой, но догадывался, что Чудо-юдо не случайно взял "джикеевские" костюмы. Могло сработать на "обознатушки". Мы-то знали, что все, кто появится под водой в таких же костюмах, - наши классовые враги, а вот сами враги могли этого и не знать... Правда, эти "обознатушки" при определенных обстоятельствах могли бы и против нас сработать, но, как выяснилось, Сергей Сергеевич и это предусмотрел: на красно-белые шлем-маски нитрокраской были нанесены довольно крупные черные номера. Мне достался "0", Тане - "1", Бетти - "2", а остальные - стражникам, с третьего по пятый. Пловцы с катушками по одному выходили на площадку, подвешенную у борта полицейского катера, пристегивали ласты, опускали маски, делали контрольный вдох через загубник и спиной плюхались в воду, придерживая на пузе катушки. Следом за ними в воду сбросили скутер. На поверхности захлюпали, лопаясь, пузырьки, послышалось легкое удаляющееся зудение моряки включили электродвигатель и пошли вдоль кабеля. - Давайте! - приказал Чудо-юдо, когда зудение перестало слышаться, а цепочка пузырьков, оставшаяся на поверхности воды, почти полностью исчезла. Первыми в воду пошли пловцы-охранники, каждому из которых выдали скутера. Затем очень ловко прыгнули в воду Бетти и Таня, последним, получив напутственный шлепок от отца, - я. Напоследок Чудо-юдо сказал: - Сообщаю пароль для Убеды: "Хувентуд". Отзыв: "Хустисиа". В воде мы разобрались очень быстро. Боец № 3 взял на свой скутер Таню, "четверка" прицепил к скутеру Бетти, "пятый" стал моим напарником. "Пассажиры" пристегнулись карабинами к поясам "рулевых", и наша эскадра начала свой подводный переход с глубины примерно в пять-семь метров. Глубинная бомбежка, которой хайдийцы намеревались обезопаситься от боевых пловцов "G & К", принесла, помимо глушеной рыбы, еще один заметный, хотя и не больно полезный результат. Прозрачная водичка лагуны здорово помутнела. Конечно, до канала имени Москвы ей было еще далеко, но все-таки видимость упала метров до пяти, не больше. Да и сверху света поступало меньше. Кабель смотрелся, как длинная темная кишка, которая спускалась с борта катера по вертикали, а затем шла по дну, змеясь между камней. Ребята, которые его прокладывали, соображали, что внатяжку его класть нельзя, обязательно нужен большой запас слабины. Предусмотрели и такое дело, как оранжевые поплавочки - шарики размером с мандарин, которые были привязаны к кабелю через каждые двадцать метров. На случай, если мы потеряем сам кабель из виду. Скутера нудно жужжали электродвигателями, двигаясь на манер самолетов в строю "клин". За нашими спинами оставались шлейфы из пузырьков, которые стремительно уносились вверх, радужно поблескивая в косых лучах солнца пробивавших зеленоватую воду до дна. Я еще раз пожалел, что любуюсь всем этим подводным миром не как турист-любитель. Мирная жизнь лагуны, нарушенная ударами глубинных бомб, только-только налаживалась. Те, кто угодил под гидроудар, но не получил смертельных повреждений, полежав немного на грунте, начинали трепыхать плавниками и хвостом, шевелить усами, тащить куда-то свои раковины и жрать тех, кто либо вообще не смог прийти в себя, либо несколько запоздал с реанимацией. Мне это показалось не столь уж безобидным. Хотя я точно не знал, где расположена та самая знаменитая Акулья отмель, куда красотка Соледад спровадила некогда старшего Купера вместе с гидропланом, но все-таки догадывался, что она не так уж и далеко. Вряд ли тамошние зверюги пасутся в каком-нибудь загончике и не имеют возможности далеко отплывать от своей кормовой базы. Тем более что Соледад уже давно переселилась в какой-то иной мир, покинув здешние места и оставив акул на голодном пайке по части человечины. Если верить россказням самой Соледад, то это сущий деликатес, и акулы, лишившись такой подкормки, могли самостоятельно начать его поиски. Ведь ездили же иногородние из Владимира в Москву за копченой колбасой. У акул чутье и на кровь, и на дохлятину, как известно, острое. Несмотря на то что в детстве я читал Жюля Верна, где капитан Немо акул ножом резал, я сильно сомневался, что нам помогут даже наши подводные автоматы советского производства. Во-первых, я лично из них не стрелял ни разу. Чудо-юдо, видно, решил, будто это дело "приложится", если я достаточно настрелялся на суше. Как снимать автомат с предохранителя и менять магазин, я освоил, но как целиться, когда на голове шлем, на роже стекло, а во рту загубник, я еще не знал. Ну и во-вторых, после фильмов "Челюсти", которые мы смотрели с Ленкой по видаку, я здорово разочаровался в возможностях применения огнестрельного оружия против акул. Там их долбили из мощных винтовок, но убивали, как правило, какими-то другими средствами. У пятой "мандаринки"-поплавка кабель ушел в подземно-подводный туннель. Среди нагромождения обросших водорослями подводных камней обнаружилась небольшая по площади воронка - не более трех метров в диаметре, на дне которой жутковато чернела прямоугольная дыра - метр на полметра примерно. Взрывное устройство скорее всего было кумулятивным, а взрыв должен был лишь вызвать затопление туннеля, но никак не его обрушение. Небось Лопес полагал, что удирает ненадолго, и не хотел полностью уничтожить туннель. Скутерист, буксировавший Таню, осторожно развернул свой аппарат носом к дыре, включил фонарь и на малых оборотах погрузился в провал, следом за ним пошел скутер с Бетти, а наш - замыкающим. Для начала это был спуск по сужающемуся колодцу вниз головой, причем примерно метра на четыре вниз. Я не хотел бы попасть сюда во время прилива и без акваланга. Наверняка тут крутится солидный водоворот, угодив в который есть все шансы попасть в туннель против своей воли и скорее всего навсегда. Именно об этом я подумал, когда лобовой фонарь нашего скутера высветил впереди, то есть уже на дне туннеля, нечто похожее на человеческий череп. Возможно, этот гражданин до сих пор числился пропавшим без вести во время купания. Впрочем, его могли сюда определить и какие-нибудь добрые люди типа "койотов", мог он, в принципе, быть и каким-нибудь из преданных бойцов режима Лопеса, которому приказали подорвать заряд, не сообщив, что там, наверху, уже лагуна... К счастью, рассматривать эту невкусную находку было некогда. Скутерист ловко отвернул от дна и двинулся по туннелю следом за впереди идущими. Зрелище было очень клевое. Лобовой фонарь - фактически маленький прожектор - своим светом пробивал толщу воды метров на двадцать вперед. За одиннадцать лет, прошедшие с момента затопления, туннель оброс не очень сильно. Водорослям все-таки свет нужен, да и вода здесь была заметно похолоднее. Планктону тут тоже особо не жилось, а потому водичка была попрозрачнее, чем наверху. Поэтому и тюбинги, и рельсы, и шпалы, и гравийный балласт были видны прекрасно, их лишь кое-где успели облепить какие-то кораллы, моллюски и прочие донные жители. Всего-навсего позавчера мы с Танечкой ехали по этому самому туннелю на платформе, а потом с трудом выбирались по веревке через дыру в своде. А сегодня мы по туннелю как бы летели, не касаясь ни стен, ни свода, ни рельсов. Обалденное ощущение! Прожектор головного скутера, как и свет фонарей, идущих за ним вслед, рассекал тьму ярким конусом света. Какие-то дуры-рыбешки шарахались в разные стороны, поблескивая чешуйками, стукались о тюбинги, метались туда-сюда. Пузырьки из выдыхательных клапанов роем уносились к своду туннеля, сливались, укрупнялись в большущие пузыри и скользили по потолку дальше, к дыре. То, что туннель идет вниз, чувствовалось несильно. Думаю, что, если бы по уклону в 15 - 20 градусов мы катили на платформе или вагонетке, острых ощущений было бы больше, да и букса могла бы загореться. По времени должен был продолжаться прилив, поэтому течение в туннеле нам заметно помогало. Давление тоже особо не беспокоило, чуть-чуть поприжало при спуске с катера и при проходе в туннель через колодец. А когда стали помаленьку заглубляться, двигаясь по дуге, то перепад особо не беспокоил, и дыхалка работала нормально. Правда, когда на глубиномере отметилось сорок метров и я представил себе высоту хорошего десятиэтажного сталинского дома, отделяющую меня от поверхности воды, да еще и несколько десятков метров скального грунта, то стало чуточку жутко. Хорошо еще, что змейка кабеля хорошо просматривалась и напоминала: "Не волнуйся, здесь ведь до тебя уже прошли люди..." Вот тем, наверное, было страшновато сюда лезть. Они-то еще не знали, что "признаков обрушения и минирования" не обнаружат. Так или иначе, но с нами ничего не случилось. Все подводное путешествие продлилось не более двадцати минут. После сорока пяти метров глубина перестала расти и начала постепенно убывать, и в конце концов мы увидели под сводом пещеры овальную кривую - границу воды и воздуха. Чтобы сэкономить воздушную смесь, мы вывели скутера почти к самой поверхности и поехали, выставив головы из воды. Еще пару сотен метров мы ехали по затопленному участку, пока не обнаружили, что воды-то всего по пояс. Впереди нас замаячили фигуры тех троих, что ушли впереди нас с катушками. Кроме них, здесь, уже на сухом месте, находился автоматчик, охранявший скутера ранее прибывших групп. - Пароль! - потребовал часовой. - Хувентуд! - отозвался я. - Отзыв? - Хустисиа! - морячок службу знал. Он тут же доложил по "уоки-токи" своему начальнику пример-субофисиалю Убеде. Тот сказал, чтоб мы оставили водолазное снаряжение около часового и шли к Убеде одной группой с теми, что несли катушки. Идти пришлось недолго, но все время в горку. Лыжники и кроссовики такие пологие, но длинные подъемы называют тягунами, потому что силы вытягивают, а мы как-никак только что тыщу метров под водой проплыли. Пусть на скутерах, но и не по свежему воздуху. Тем более что в самом туннеле воздух был тоже не ахти какой. Пример-субофисиаль, как и все его бойцы, вызывал уважение и ростом, и лицом, и объемом грудной клетки. Мне лично показалось, что у него там и на выдохе полкубометра воздуха остается. При его росте он запросто мог бы играть центрового где-нибудь в НБА, правда, он был для этого дела слишком белый. - Здравствуйте, сеньор Родригес, - сказал он, осторожно протягивая лапу, которая, будучи сложена в кулак, превышала объем головы пятилетнего ребенка. При этом казалось, что он чувствует себя не в своей тарелке. - Здравствуйте. - Я не очень рассчитывал, что рукопожатие окажется таким осторожным. - Как обстановка, сеньор Убеда? - Все в порядке, - ответил он словно бы перед адмиралом. - Сейчас подключат дополнительную катушку кабеля, и можно будет продолжать движение. Саперы уже пошли вперед. У них есть "уоки-токи", и они каждые полчаса выходят на связь. - Долго еще до следующего сеанса? - Минут десять, - ответил Убеда. - Сейчас все узнаем... Он оказался прав. Мы действительно все узнали, и даже раньше, чем через десять минут. Рация захрипела, и взволнованный голос сообщил: - Сеньор субофисиаль! Проход перекрыт стальным щитом. Какие будут указания? - Какие будут указания? - Убеда с интересом посмотрел на меня. ПО ОТЦОВСКОЙ ШПАРГАЛКЕ Как всякий двоечник, которого вопрос учителя застал врасплох, я начал крутиться, тянуть время , чтобы незаметно глянуть в шпаргалку. Шпаргалка у меня действительно была. Кроме того, были три ключа от сейфа и четыре перстня Аль-Мохадов. Все это лежало в маленьком кармашке под мышкой гидрокостюма. Пока я еще не слишком хорошо знал сеньора Убеду, чтобы показывать ему главный секретный документ. Наверняка лучше было бы, если бы отец все зарядил мне прямо в память. Интересно, почему он этого не сделал? - Спросите, как там насчет мин? - Это было первое, что пришло мне в голову. Убеда спросил. Из рации прохрюкали, что мин не обнаружили и вроде бы их нет вообще. - Идемте, посмотрим на месте, - сказал я. Это был еще один способ выиграть время. Пошли большим и дружным коллективом. Впереди шли связисты, разматывавшие телефонный кабель, за ними Убеда, я, Бетти с Таней и трое бойцов из охраны Эухении. Украдкой в полутемном туннеле я достал кусочек бумаги, запаянный в пленку, и глянул в эту шпаргалку. Я, еще получая ее, удивился, насколько она небольшая, но как-то не удосужился прочитать. А сейчас изумился еще больше: листок был просто-напросто чистый. Во всяком случае, мне так показалось сначала. Первой мыслью было подключить телефон, позвонить отцу и сказать, что я сам люблю шутить, но не так же... Однако в этот момент мне удалось разглядеть буковки, оттиснутые по краю полиэтиленовой упаковки. Написано было по-русски: "Отрежь и достань". До меня как-то не дошло, что от этого может измениться, но я все-таки исполнил это пожелание, то есть вынул нож, надрезал упаковку и вытянул из нее листок бумаги. Произошло небольшое чудо, вполне объяснимое, наверно, с точки зрения химии. На абсолютно белом листке появились два слова, уже хорошо мне знакомых: "Бронированный труп". Едва мои глаза прочли эти слова, а мозг воспринял их значение, как я отчетливо уловил знакомый "щелчок" в голове: распаковывался очередной архивированный файл в моей памяти. Правда, на сей раз он не стал ни менять мое сознание, ни заменять естественную реальность искусственной. Просто-напросто я стал знать все, что должен был знать. Теперь я мог спокойно обойтись без мозгов Бетти и Кармелы (но не без их пальцев). Из всей массы полезных сведений, которые появились в моей голове, на данный момент мне понадобилось одно: как пройти через щит? Тем более что вся группа уже подошла к этому месту. Саперы с удовольствием осветили фонарями ребристую стальную стену. - Вот, сеньор субофисиаль, - пояснил один из них, - сами видите, ничего... Никакого рубильника, никаких выключателей. - Он толстый? - спросил Убеда. - Пробовали проверить сверлом, - сообщил минер, указывая на небольшой перфоратор с движком от бензопилы. - Не берет. Броня очень прочная и, похоже, многослойная. С этой стороны сильно закаленная, а глубже - вязкая. Нужна алмазная насадка. А толщина, если прикинуть на звук, не меньше полуметра. Без обрушения свода не взорвем, говорю сразу. Убеда посмотрел на меня. Я - на Бетти. Эти сведения должны были быть в ее памяти. Конечно, может, и стоило сразу показать, что я человек осведомленный, но мне было любопытно посмотреть, как поведет себя "биологическая мать" нынешней Татьяны Артемьевны. - Они что, хотят узнать, как открыть эти ворота? - спросила Бетти по-английски. Тут я очень вовремя вспомнил, что ни Бетти, ни Таня испанского не знают. - Да, - ответил я. - А вы знаете? - Переведите им, что надо отсчитать три тюбинга от гравия и пять от ворот. Если стоять лицом к щиту, то по левой стороне. Я перевел, субофисиаль лично начал считать: - Уно, дос, трес... Нашли нужный тюбинг, и Бетти пояснила: - Постучите по нему молотком и отбейте цемент, которым замаскированы клеммы. Стукнули раз, другой, и с внутренней стороны тюбинга отвалился кусок цемента. Под ним оказались две небольшие дырочки, высверленные в бетоне. Из дырочек торчали два проводка в резиновой изоляции, концы которых были заплавлены в каучук. - Зачистите концы проводов, - перевел я распоряжение Бетти, - и подключите подрывную машинку... Подключили. Я знал, что будет дальше, точнее, что должно быть дальше, но старательно делал вид, будто все, что говорит Бетти, для меня неизвестно. - Покрутите машинку и нажмите кнопку. Подводные диверсанты это, конечно, умели. Правда, наверно, мама им еще в детстве объясняла, что перед тем, как нажать кнопку подрывной машинки, надо прикинуть, насколько далеко ты находишься от места будущего взрыва. Именно поэтому минер вопросительно посмотрел на тетю Бетти: "Ты ничего не забыла, мамаша?" - Нажимайте, нажимайте! - сказала Бетти, но морячок явно дрейфил. Я решил нажать сам. Конечно, никакого взрыва не произошло, только где-то "под полом" что-то несильно хлопнуло. Должно быть, сработали пиропатроны, убирающие какие-нибудь стопоры из механизма опускания щита. После хлопка послышался низкий железный гул, и щит, ворохнувшись, стал неторопливо опускаться в паз, располагавшийся поперек железнодорожного пути. Однако, когда эта чудовищная махина полностью освободила проход, обнаружилось, что на верхней кромке щита укреплены обрезки рельсов и, будь у нас под рукой вагонетка, можно было бы без хлопот ехать - обрезки точно, с двухмиллиметровым зазором, состыковались с рельсовым путем. Толщина же броневого щита оказалась даже больше, чем прикидывали минеры - верных 70 сантиметров. Этакую броню не возьмет даже кумулятивная граната из безоткатной пушки. Пожалуй, скорее удалось бы завалить туннель на протяжении нескольких сотен метров, чем своротить этот щит... Прежде чем продолжить движение, все, кроме минеров, отошли от щита метров на полсотни. Какие-либо сюрпризы могли оказаться сразу за щитом. Саперы пошли вперед, а телефонисты связались с "Дороти". - Прошли первый щит, - доложил я отцу. - Бетти сработала? - поинтересовался Чудо-юдо. - Да. - С почином. Ползите дальше. Жду доклада. Минеры шли не торопясь и очень обстоятельно приглядывались к гравию. Запрятать в него мину было очень просто. Я сразу вспомнил свое путешествие по минам на острове Сан-Фернандо, когда едва уцелел, и понял, что с этими профи мне, конечно, не тягаться. Мне на Сан-Фернандо просто повезло, когда я зацепил проволочку мины с полностью корродированным взрывателем. Кроме того, я прозевал несколько мин, рассчитанных на детонацию... Бог хранил, наверное, если он, конечно, имеется. А вот бойцы Убеды свое дело знали четко. Каждый шаг вперед делали, только прощупав все до миллиметра, осмотрев все бугорочки и вмятинки в балласте. Эти уж точно никакой проволочки не проглядели бы, ни один "усик" не прохлопали бы. Не знаю, была ли у них поговорка насчет того, что сапер ошибается один раз в жизни, но то, что они ее на практике усвоили - это точно. Поэтому шли они достаточно долго, и прошел почти час, прежде чем мы смогли последовать за ними, ибо Чудо-юдо приказал выдерживать дистанцию минимум в полтораста метров. В принципе, конечно, они вполне могли идти быстрее. Туннель, по тем сведениям, которые заложил мне в башку Чудо-юдо, люди Лопеса не минировали. Его могли заминировать только те, кто сумел бы пробраться сюда намного позже. То есть либо "джикеи", либо Сарториус с Брауном. Шансов на это было немного, но кто его знает... Часа три-четыре, не меньше, мы медленно двигались следом за саперами. Устали не столько физически, сколько от тягомотины. Чудо-юдо несколько раз звонил сам, но не поторапливал, а только интересовался, как дела. Наконец кое-как добрались до следующего препятствия. Внешне оно выглядело так же, как и предыдущее. - Сеньор субофисиаль! - доложил старший из минеров по "уоки-токи". - Вышли к развилке. От стрелки по прямой - стальной щит, вправо - туннель с надписью "Проезда нет". На том же месте, где в первый раз обнаружили клеммы. Будем работать? - Нет! - строго сказал я Убеде. - Только с разрешения сеньоры Мэллори... Я хорошо знал, что щит нельзя открывать ни в коем случае. За ним был мощный плывун, целая река грязи, воды, камней, которая может в самое короткое время хлынуть в туннель. Возможно, нам даже не удалось бы добежать до "горки", где мы повстречались с Убедой. Тем не менее я сделал вид, будто и об этом не знаю, и спросил миссис Мэллори, как поступить. - Только не вздумайте открывать щит! - воскликнула она. - Надо идти вправо, не обращая внимания на ту надпись... Это был неплохой тест. Теперь я понял, что если "жена" и "теща" приготовили мне сюрприз, то он не будет коллективным самоубийством. Появилась уверенность, что по крайней мере "туда" мы дойдем живыми. Саперы повернули вправо, мы двинулись следом. По идее, оставалось пройти еще триста метров, где туннель завершался у подземного вокзала. Там была целая система препятствий, преодолеть которые было отнюдь не просто. Пришли мы туда еще через полтора часа. Все это время промолчали. Я блюл начальственный авторитет, Убеда, как старый служивый, считал, что его дело отвечать, когда начальство спрашивает, а когда не спрашивает, то помалкивать. Бойцы Эухении явно жалели, что вызвались на эту работу. Чем глубже мы забирались в подземное царство, тем больше опаски и откровенного страха было у них на лицах. Если они еще до сих пор не драпанули, то лишь потому, что боялись потеряться. Таня и Бетти тоже не разговаривали, даже между собой. Я все еще не мог догадаться, чем они хотят нас удивить, но старался пока об этом не думать. Вокзал особо не отличался от всех остальных подземных перронов на здешних станциях. Отличие было только в том, что попытка открыть выход с перрона обычным пультом управления, не то что самодельным, какой был у Брауна, а даже и "родным", какой имелся у Эухении, немедленно привела бы к взрыву. В туннель выстреливался снаряд баллон со сжатым газом, который быстро растекался по туннелю и через несколько секунд взрывался. Последствия такого взрыва мне были хорошо известны. Во время боя в подземельях "Горного шале" меня спасло только чудо. - Слово за вами, миссис Мэллори или, может быть, за вашей дочерью? - Мне было хорошо известно, что о том, как открыть выход с перрона, знает только Бетти, но я не хотел даже намеками открывать карты. - Стоя лицом к тупику, - произнесла Бетти каким-то сомнамбулическим тоном, - надо взойти на правую платформу и отсчитать десять мраморных плиток от тупикового края по горизонтали и пять по вертикали. После того как я перевел эту инструкцию, Убеда благополучно нашел искомую плитку. - В левом верхнем углу должна просматриваться диагональная трещинка, замазанная цементом, - продолжала вещать Бетти. - Надо расковырять цемент и вынуть уголок плитки. Убеда своим водолазным ножом исполнил все необходимые действия и вынул небольшой кусочек мрамора в форме неправильного треугольника. - Теперь нужно постучать по цементу и сбить верхний слой. Под ним откроется углубление, в котором расположена кнопка черного цвета. Сделали. Ясно, что кнопки придуманы для того, чтобы их нажимать. Однако человек, который, один раз нажав кнопку, прождал бы больше пяти секунд, дождался бы все того же объемного взрыва. Эту кнопку надо было нажать три раза подряд в течение этих самых пяти секунд. Только после третьего нажатия взрыв отменялся. Это был очень опасный момент. Убеда уже потянулся большим пальцем к кнопке, и мне стоило больших усилий, чтобы не заорать: "Куда лезешь, коз-зел!" или что-то в этом роде. Самое главное, что сгоряча я мог крикнуть это на русском языке, которого пример-субофисиаль в своей школе мичманов, поди-ка, не проходил. Он бы с перепугу нажал, и через пять секунд от нас одни головешки бы остались. - Не спешите, сеньор Убеда, - сказал я очень спокойненько. - Давайте дослушаем сеньору... После того как Бетти, несколько перетрусившая, сбивчиво начала объяснять мне, каким образом надо нажимать кнопку, я достаточно доходчиво пересказал все это Убеде, отчего старый воин едва не выпал в осадок и извиняющимся голосом заметил: - Я осел... Само собой, что руки от кнопки он тут же убрал и предоставил мне совершать эту интеллигентную работу. Это было немного волнительно, ибо я хорошо сознавал, что у кнопок есть одно нехорошее свойство: слишком быстрое и короткое нажатие может не замкнуть нужную цепь, и тогда, даже если оставшиеся два раза кнопка сработает, нам от этого легче не станет. Я примерился и нажал, четко рассчитав время - по полторы секунды на каждое нажатие. После этого я еще полсекунды ждал: не шандарахнет ли? Но нет, обошлось. Послышался только легкий щелчок, гудение, и одна из плиток неподалеку от кнопки отворилась как дверца. Под этой плиткой находился небольшой компьютер. На клавиатуре было только одиннадцать кнопок - цифры от 0 до 9 и "ENTER". На экране дисплея белым по черному светилось только одно слово "CODE". Около этого слова мигал курсор. - 783, - быстро подсказала Бетти. Я нажал цифры и "ENTER". После этого на экране исчезли прежняя надпись и цифры, которые я ввел в компьютер, но зато появилось несколько строчек текста: "Многоуважаемый дон Педро Лопес! Вам предстоит принять важное решение. Соберитесь с мыслями, еще раз взвесьте все "за" и "против". Еще и еще раз подумайте - ведь Вы определяете свою судьбу на всю оставшуюся жизнь. Оцените тех, кто будет удостоен чести сопровождать Вас на избранном пути, обратитесь за советом к Богу. У Вас есть 1 час на размышление. Если Вы пожелаете продлить срок размышлений, то наберите еще раз 783 + "ENTER", и у Вас будет еще 1 час на размышление. Если Вы утвердитесь в принятом решении, то Вы должны набрать цифру 1 (на дисплее появится слово "RESOLUTION") + "ENTER" и в течение 30 секунд с момента введения команды ввести известный Вам шифр, активизирующий Главный компьютер. Если Вы откажетесь от первоначально намечавшегося, то Вам надлежит ввести цифру 0 (на дисплее появится слово "ANTI") + "ENTER" и сесть в вагон, который доставит Вас обратно в зону "Зеро". БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ! Если, набрав "RESOLUTION" + "ENTER", Вы не введете в установленный срок шифр Главного компьютера или допустите ошибку, то в правом верхнем углу возникнет изображение "Веселого Роджера" (череп и кости) и мигающая надпись "MYSTAKE"! После этого у Вас будет еще 10 секунд на то, чтобы ввести правильный шифр. Если Вы и за это время не сможете выполнить эту операцию, будет автоматически включена система защиты объекта от несанкционированного проникновения". Я вполне готов был подумать и час, и два, и три после прочтения этого пособия для самоубийц. Во всяком случае, тут же набирать "RESOLUTION" + "ENTER", а затем тот код, что был у меня в голове, я вовсе не торопился. На весьма оптимистический лад настраивало замечание об определении своей судьбы "на всю оставшуюся жизнь". Этот пассаж, мягко говоря, намекал, что, забравшись в "объект", дон Педро и все, кого он удостоил чести "сопровождать" себя, должны были наплевать и забыть про обратную дорогу. А мне как-то не очень хотелось провести в подземелье лет сорок жизни, ибо я рассчитывал при благоприятном стечении обстоятельств помереть после семидесяти. Впрочем, я ведь приперся сюда не по собственной воле, и не корысти ради, и даже не волею пославшей мя жены. Меня сюда отправил Чудо-юдо, и вовсе не за тем, чтобы я по часу думал. Ему нужен был фонд О'Брайенов, а не мои размышления и сомнения. - Ну, - спросил я, обращаясь к Бетти, - будем набирать? - Набирайте, - кивнула Бетти, поглядев на Таню. Та ответила чуть заметным кивочком, который мог означать разное... Мне это перемигивание мамы с дочкой не шибко понравилось. Тем не менее нужно было рисковать - никуда не денешься. Я нажал на "единицу" и "ENTER". Послание исчезло, зато появилась крупная надпись: "RESOLUTION - GENERAL CODE", в конце которой нервно замигали одиннадцать точек. Это означало, что нужно было набрать одиннадцатизначное число. В правом верхнем углу появились цифры 0.30, которые со зловещей скоростью стали меняться на 0.29, 0.28, 0.27... - Набирайте! - Я уступил место Бетти, на чем мы потеряли шесть секунд. Теперь я мог смотреть, правильно ли она набирает код главного компьютера. Сначала она набрала год рождения братьев Лопесов - 1930. Все верно. Потом 14 и 7 - число и месяц. Потом время рождения - 9.35. Получилось десять цифр. А в уголке, где отсчитывалось контрольное время быстренько отсчитывались последние секунды: 0.09, 0,08, 0.07... - Странно, - растерянно пробормотала Бетти. - Я все набрала как надо... А цифр не хватает. Действительно, и в моей памяти были все те же цифры. Я точно запомнил, что Лопес родился 14 июля 1930 года. А на экране в конце ряда из десяти цифр зловеще помигивала свободная точка: 1930147935. Теперь соображать было уже совсем трудно. После 0.00 появился, как нам обещали, "Веселый Роджер" с черепом и костями, жирная мигающая надпись "MYSTAKE", и цифирки дополнительного времени 0.10, которые теперь отсчитывали наши последние секунды на этом свете. Не знаю, с какой скоростью мыслит мой мозг обычно, но тут он подсказал нажать "ENTER". To, что это работала РНС, я подумал только позже. После нажатия клавиши цифры мигнули и встали так, как должны были стоять. 193014.7935 - Ноль! - заорал я, видя, что в правом верхнем углу уже промелькнуло 0.05, и нажал на клавишу "0", когда под черепом и костями было 0.03, а клавишу "ENTER", вводящую код в компьютер, нажал незадолго до того, как появилось 0.01. Иными словами, ровно за одну секунду до смерти. Жуть как интересно! Ручки-ножки стали трястись несколько позже, и за это им великое пионерское спасибо. Да, я оказался прав. Июль - месяц рождения Лопеса надо было писать через "07", а потому кодовое число в натуре выглядело так: 19301407935 Так или иначе, но никакого взрыва не произошло. Все леденящие душу аксессуары с экрана исчезли, а на их месте появилась надпись: "GENERAL CODE accept. Activation of GENERAL COMPUTER". Видать, этот самый "генерал-компьютер" был очень неторопливой персоной. Маленький компьютерчик-"часовой", спросив пароль и получив верный ответ, доложил по команде "наверх" какому-нибудь дежурному процессору-"адъютанту", и пошло... Короче, "его превосходительство" активизировался аж целых пять минут. Пока он, так сказать, "продирал глаза", по экранчику компьютера-"часового" бежали всякие строчки-цифирки, которые меня мало интересовали. Заинтересовало меня только появление на экране слов: "TEST PROGRAME - О'К". После этого, еще через минуту, возникла надпись: "Press 399 + "ENTER" and take off your hands". Я нажал и быстро убрал руки. Сразу после этого плитка-дверца маленького компьютера-"часового" захлопнулась, наглухо закрыв его нишу, но зато открылась другая ниша, на одном уровне с первой. В этой второй нише лежал пульт дистанционного управления, очень похожий на те, что я видел раньше в здешних подземельях. Он лежал, подключенный к контактам зарядного устройства, и на корпусе уже горела красная лампочка, под которой было написано: "full voltage", то есть аккумуляторчики, от которых питался пульт, были уже заряжены. Отличие этого пульта от тех, которыми пользовались Паскуаль Лопес и Эухения, состояло в том, что, помимо десяти клавиш с цифрами от 0 до 9, на нем имелась большая красная клавиша с белой надписью "TEST". Чтобы включить пульт, требовалось отсоединить его от зарядного устройства, взять в руки и передвинуть рычажок-переключатель из положения "off" в положение "on". Едва я передвинул рычажок с "off" на "on", как вторая ниша тоже захлопнулась. Теперь, согласно заряженной мне в мозг шпаргалке, нужно было набрать код "1814". Точно такой же комбинацией цифр дон Паскуаль Лопес когда-то открывал вход в подземный бункер асиенды "Лопес-23". Но я, выдерживая свою игру, обратился к Бетти и набрал код лишь после того, как она сказала: - "1814". Год окончания американо-канадской войны. После этого послышался низкий, тяжелый гул, и две большие плиты бетона, декорированные сверху мраморными плитками, плавно углубились на полметра в стену, а затем разошлись в стороны, открыв проход на лестницу. Я помнил, что в свое время подобное чудо произвело обалденное впечатление на рабочих рыбного склада сеньора Фелипе Морено, которых Хуан Антонио Кабальерос, известный мне как Капитан, взял в наш "партизанский отряд" для переноски тяжестей. Это были темные, малограмотные парни, которые вряд ли видели такую технику даже по телевизору или в кино. Но и на бывалых подводных пловцов, возглавляемых Убедой, и даже на охранников Эухении, знакомых с трюками своей хозяйки, эдакое диво в духе Голливуда здорово подействовало. Открывшийся проем был освещен большим плафоном, и мы, экономии ради, погасили фонари. Лестница, выложенная из фигурных брусков белого мрамора, поднималась вверх довольно круто. Стены тоже были отделаны мрамором, но уже другим - багровым с белыми и серыми прожилками. На сводчатом потолке было изображение Пресвятой Девы Марии, держащей на руках не по годам умного Иисуса, которое было выполнено краской в центре белого лепного медальона со всякими там завитушками. Свод вокруг медальона был отделан розовой смальтой, искрившейся под светом лампы, горевшей в плафоне, и создавалось впечатление, будто сияние исходит от самой Богородицы. В общем, лестница смотрелась очень торжественно. Заканчивалась она у высокой арки, украшенной рельефным изображением глаза в треугольнике, который Браун знал это давно, а от него и я просветился - символизирует Бога-Отца. Сама арка и барельеф были из белого мрамора, но по бокам от нее были декоративные полуколонны из багрового мрамора с вызолоченными капителями. Впечатление создавалось, что входишь в костел. Однако, приглядевшись, можно было разглядеть в своде между блестящих крапинок смальты не менее сотни мелких дырочек. Там, за благолепием Мадонны, таилась адская сила нескольких мощных лазеров. Так что наступал довольно ответственный моментик. Предстояло пройти участок лазерной завесы. Здесь требовался код "1861" - год начала гражданской войны в США. Мне захотелось еще раз проверить лояльность Бетти, и я сделал вид, что намерен подниматься наверх, ничего не нажимая... - Стойте! - вскричала Бетти. - Не ходите, не набрав "1861"! - Это почему? - Какой из меня шланг получился бы! Все время им прикидываюсь. - Там лазерная защита, вас прожжет в нескольких местах... Что ж, она не врала, но все-таки придумали же они что-то? Уже набрав "1861", я позвонил на "Дороти". - Вход открыт, лазерная завеса отключена. Можем входить. - Ну, дуйте с Богом. Я сделал первый шаг на лестницу, потом пошли остальные, связисты протянули кабель. Теперь, поднявшись на десять ступеней вверх, надо было сделать еще одно, очень важное действие: набрать код "1865" - год окончания гражданской войны в США - и обязательно нажать в течение десяти секунд после этого красную клавишу с белой надписью "TEST". Когда мы все: я, Убеда, Бетти, Таня, три секьюрити от Эухении, три минера и два связиста - итого двенадцать человек - поднялись по ступеням и прошли через арку, собравшись на круглой площадке лифта, который должен был унести нас примерно до глубины в 500 метров, один из связистов озабоченно спросил: - А дальше куда? - Вниз, - ответил я. - Глубоко! - настырничал телефонных дел мастер. - Кабеля хватит? А то у нас только около километра осталось... - Обрезиненного нет, только битумированный, - добавил второй. - Если там вода - не сгодится. И длины может не хватить... - Думаю, что хватит, - сказал я, - тут метров двести, не больше. Мне в общем было наплевать, будет ли связь с Чудо-юдом, потому что больше, чем он уже помог мне, зарядив мою голову всеми познаниями Бетти и Тани, помочь он все равно не мог. Сейчас меня интересовало только одно: как можно быстрее нажать кнопку "TEST" после набора кода "1865". Надо было собраться и сосредоточиться. Кроме того, требовалось еще и сыграть несведущего. - Ну, что дальше набирать? - спросил я у Бетти. - 1865, - сказала она. - И обязательно нажмите красную клавишу... Она сказала это очень спокойно. Я бы сказал - умиротворяюще. Вот на этом-то расслабляюще спокойном голосе Волчара-Баринов и купился. Жестоко купился! В тот самый момент, когда мой указательный палец уже оторвался от клавиши с цифрой 5, чтобы дотронуться до клавиши "TEST", произошло нечто, лишившее меня возможности это сделать. Я потерял сознание неожиданно и почти мгновенно. ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ Хорошая мысля, как выражаются неинтеллигенты, приходит опосля. Знал ведь, товарищ Баринов, загодя знал, что готовят ему сюрпризец "милая женушка" и "любящая теща". Может быть, матушку Мэллори, как говорится, я и не успел еще изучить, но ведь Танечку за прошедшие полтора месяца знакомства раскусил уже прилично. Надо было помнить, что самые опасные гадюки те, которые похожи на ужей. И можно было хоть сто лет оправдываться и клясть судьбу, но предвидеть случившееся я был просто обязан. Я сказал, что нажать злополучную клавишу "TEST" мне помешало "нечто". Это самое "нечто" было мне в общем-то хорошо знакомо. Всего несколько недель назад милая Танечка Кармелюк во время наших скитаний по подмосковным лесам пару раз вырубала меня точным, легким, неуловимо быстрым ударом, который был у нее, как видно, отработан до совершенства. И в этот раз я не успел даже заметить, куда и как она его наносит. Смешно, ей-Богу! В течение всего пути сюда я старался не приближаться к ней, держаться подальше, вести себя бдительно и аккуратненько. Один раз подставился, всего один раз! Аж злость берет! Чуть-чуть расслабухи - и все, хана, полный завал и похоронный марш за свой счет. ...Очухался я от запаха нашатыря. Увидел под носом сломанную ампулу из санитарной аптечки боевых пловцов, чихнул, дернулся... А ручки-то опять в браслетиках. Я лежал на спине, точнее на своих скованных руках, а рядом была кровь, очень много крови. Повернув голову набок, я увидел груду тел в гидрокостюмах. И с желтым зигзагом, и с красно-белыми полосами. Шмаляли без разбора. Ноги у меня были скручены телефонным кабелем повыше щиколоток. Это как-то обнадежило: значит, пристрелят не сразу. Правда, и мучиться что-то не хотелось. Ведь мама с дочкой такие рационалистки, что зазря живым не оставят... На меня смотрели два "ПП-90" и две пары одинаковых черных глаз. Похожи, красавицы. Оболочка бедной дурочки Вик Мэллори пришлась по фигуре шлюхе Кармеле и беспощадной дзержинке Тане. И не тесно им там вдвоем? Поди могут и разговаривать между собой. Ведь мы с Брауном общались, советовались даже... - Очухался? - зло улыбнулась Таня. - Ну что, "муж", объелся груш? Внаглую издевалась, стервоза! Ну не змея ли, граждане? Лишь теперь я попробовал осмотреться. Площадка лифта, видимо, дошла до конечного пункта. Я прекрасно помнил, что она была открытой и не было на ней никакой кабины или крыши. А раз так, то почему всего в трех метрах надо мной потолок из той же рифленой брони, из какой были сделаны щиты в туннеле? Отсюда, с этой зацепки, мои мозги начали медленно, но уверенно восстанавливать сообразительность. Шарики вышли из-за роликов, закрутились, начали чего-то вспоминать... Но если бы мозги не приступили к работе, мне, наверное, было бы полегче. Я вспомнил, что так и не успел нажать клавишу "TEST" после набора кода "1865". Из этого следовало очень важное, прямо-таки чудовищно важное обстоятельство. Как известно, товарищ дон Педро Лопес сооружал свой "Бронированный труп" на случай ядерной войны и ее последствий, то есть глобального радиоактивного заражения атмосферы и ядерной зимы. Соответственно он решил изолироваться получше. Поскольку сведущие люди объяснили ему, что процесс восстановления жизни на Земле может занять не одно столетие, дон Педро решил в случае чего замуроваться наглухо. Так, чтобы, даже если очень захочется, никто из подземного дворца не ушел. Поэтому подразумевалось, что код "1865" сам по себе должен не только включать лифт, но и приводить в действие многослойную систему затворов, полностью перекрывающих лифтовую шахту. Затем в загодя загруженные цементом, песком и щебнем автоматические бетономешалки подавалась эмульсия из воды и синтетических смол, придающая бетону особую прочность. Затем все это выдавливалось в пространство между щитами-затворами, и оно автоматически заполнялось бетонной смесью. Систему эту можно было, естественно, включить только один раз. После этого убежище Лопеса становилось воистину "Бронированным трупом", ибо живым из него никто не мог выбраться. Но время шло, война не начиналась, а Лопесу хотелось обставить свой бункер получше. Да и оборудование изнашивалось, надо было где-то что-то ремонтировать и приводить в порядок. Ведь Лопес как-никак намеревался прожить в убежище до естественной смерти, то есть лет двадцать-тридцать, да еще взять туда с собой семью и ряд приближенных. Там была сооружена замкнутая, как на космическом корабле, система жизнеобеспечения, полностью изолированная от внешнего мира. Чудак Браун искал вентиляцию, а ее просто не было. Канализации тоже не было. Все отходы перерабатывались, воздух и вода очищались, возвращаясь в оборот. Эта баснословно дорогая система, управлявшаяся мощным компьютером, имела в качестве энергетической установки атомный реактор. Так или иначе, но надо было периодически осматривать объект и возвращаться обратно. Именно для этого и придумали команду "TEST", которая отключала все системы, замуровывающие лифт. Я узнал все это из разархивированной "шпаргалки". Загодя волновался, переживал, чтобы не сплоховать. Но проворонил. Не предугадал такого поворота. Хотя о том, что мама с дочкой затеяли пакость, тоже знал заранее. Только вот не знал, какую. Но ведь бдил, готовился, несколько раз ждал... А когда успокоился - хоп! - и оказался в пролете. Бетти и Таня взяли меня за плечи и выволокли с площадки в широкий проем, за которым оказался короткий коридор. Какую комбинацию цифр набрала Бетти (пульт находился у нее в руках) я не увидел, но зато увидел, что проем задвинула поднявшаяся снизу стальная плита, а еще через несколько минут услышал, как туда, на площадку, где лежали девять трупов, с плескучим клокотанием и шлепаньем полился бетон... Меня, стало быть, пожалели. Выходит, я еще нужен. Зачем? Нет, поторопился я, конечно, сказать, что голова начала соображать. Ни хрена она не соображала. Если Кармела знала, что "1865" без приставки "TEST" означает приговор к пожизненному заключению в недрах "Бронированного трупа", то ее заподлянка выглядела как подвиг камикадзе, потому что она и себя замуровала, и свою маму тоже. То, что она перестреляла и хайдийских аквалангистов во главе с субофисиалем Убедой, и трех Эухеньиных охранников, было вполне понятным жестом. Но на кой черт тогда меня щадить? К сожалению, додуматься я так и не успел, потому что дамы поволокли меня дальше. Короткий коридор вывел в небольшой зал с мраморным полом и двумя круглыми бассейнами, посреди которых били небольшие фонтанчики. Зал пересекала ковровая дорожка оранжево-алой расцветки, которая затем поднималась на широкую - метра четыре - парадную лестницу с античного образца статуями и колоннами. Стены украшала дорогая мозаика, изображавшая какие-то библейские сюжеты, а на потолке переливались радужным хрусталем и сверкали позолотой огромные люстры. Миссис и мисс Мэллори уронили меня на дорожку, и Бетти еще раз пощелкала клавишами. Проем, через который мы вошли в зал, закрыла сперва стальная плита, а потом фигурная мраморная панель с барельефом все той же Девы Марии. И вновь заклокотал за стенами бетон, заполняя коридор, ведущий к уже замурованному лифту. И тут меня, да и моих конвоирок как громом ударило. В гулкой тишине подземного дворца, нарушаемой лишь тихим журчанием фонтанчиков да еле слышным шлепаньем жидкого бетона за мраморным барельефом и стальной плитой, прозвучал могучий басовитый голос. Я уже слышал похожий, когда мы взяли в плен Паскуаля Лопеса. У братьев-близнецов были похожи и акцент, и интонации. Доводилось мне слышать и голос самого дона Педро, правда, не вживую, а через хитрое подслушивающее устройство. Тогда мы с ныне пропавшей Мэри Грин, проникнув в тайную гавань X-45 на подводном аппарате "Аквамарин", присосались к брюху субмарины Хорсфилда и подслушивали, о чем ведут речь Лопес и дель Браво. Но все-таки это было не совсем то. Можно сколь угодно хорошо разбираться в технике и находить объяснения акустическим эффектам, прекрасно сознавая, что где-то стоит магнитофон, включившийся по заранее заготовленной программе, который и гонит речь с кассеты на динамики, замаскированные где-то в стенах. Можно не верить в существование загробного мира, духов, призраков, привидений и прочих персонажей фильмов ужасов и детских сказок. Да, можно быть стопроцентным атеистом, материалистом и рационалистом, но все-таки испугаться такого голоса... Во-первых, он был несказанно громкий. Во-вторых, его немного изменили, пропустив через какую-то звукооператорскую аппаратуру, и придали ему некий загробно-потусторонний оттенок, давящий на психику. Наконец, в-третьих, он зазвучал внезапно, когда никто этого не ждал. - Приветствую всех в "Бронированном трупе", сеньоры и сеньориты! Вы сделали свой выбор. Отныне вы мои ВЕЧНЫЕ гости: "Оставь надежду, всяк сюда входящий..." Лишь Всемогущий Бог волен дать свободу вашим душам. Тела же останутся здесь навсегда. Помолитесь, покайтесь, успокойте души. Да, вы больше никогда не увидите ни солнца, ни луны, ни голубого неба, ни звездного. Все ваши родственники, оставшиеся на поверхности, для вас уже мертвы. Таков был ваш выбор, и теперь вам остается лишь покориться судьбе, которую вы сами избрали. Уповайте на милость Божью, и да пребудет с вами Его благословение! Этот сукин сын очень вовремя напомнил о ситуации. Не мне, конечно, я и так все понимал. Голос Педро Лопеса зацепил за живое Бетти и Таню. Я отчетливо услышал злой шипящий шепоток: - Врет! Отсюда есть еще два выхода! Я тоже слышал о том, что выходы есть, но подозревал, что к нынешней ситуации это уже не относится. И пятисотметровая шахта на кукурузном поле, заваленная и затопленная, и тот третий выход, который искали Сорокин и Браун, - все они при здешней автоматике уже давно могли быть залиты бетоном и задвинуты броневыми щитами. Так что, если Танечка с мамочкой рассчитывали захапать свой любимый компьютер с секретами, а потом благополучно смыться, то они жестоко ошибались. В общем, к посмертному приветствию товарища Педро Лопеса надо было прислушаться и сделать соответствующие оргвыводы. Милые дамы поволокли меня по лестнице, подцепив за скованные руки и не развязывая ног. Здесь до первой площадки было ступенек сорок, и у меня было несколько минут, чтобы подумать над складывающейся ситуацией. Итак, семейка Мэллори - не камикадзе. Уже за это открытие я, как бывший юный пионер, мог бы сказать свое пионерское спасибо бывшему хайдийскому диктатору, если бы, конечно, по совместительству не был борцом против его диктатуры. Из того, что мама с дочкой рассчитывали на благополучное бегство, логически следовало, что меня они должны были бросить в лифтовой шахте если и не расстрелянным, то уж по крайней мере залитым в бетон. Однако они, не жалея своего здоровья и слабых женских сил, зачем-то тащили меня дальше. При этом обе - особенно Таня! - хорошо сознавали, что я очень не люблю такого неаккуратного обращения и наверняка при первой возможности постараюсь доставить им неприятности. Либо они были жуткими альтруистками, во что после девяти трупов на лифтовой площадке с трудом верилось, либо во мне им виделся какой-то практический интерес. В принципе, у них должно было быть все, что позволяло им добраться до сейфа. Их руки с пальцами, коды с пультом, ключи-крестики, которые они вытащили у меня из кармана. У них были даже перстни Аль-Мохадов, которые не имели прямого отношения к фонду О'Брайенов и вообще неизвестно что собой представляли... А Таня об этих перстеньках кое-что знала, могла знать во всяком случае, ведь "выпуклый плюс" я обнаружил у ее знакомого цыгана Степаныча, а "вогнутый" - у нежно любимого ею Толяна. Речь шла о Тане-реальной, но была еще и Таня-виртуальная, которая по ходу дурацкого сна № 3 прямо заявила, что "джикеи" отказались от мысли пройти через затопленную шахту на кукурузном поле, когда узнали, что там не обойтись без перстней Аль-Мохадов. Поскольку для меня уже давно не было сомнений, что за всеми дурацкими снами для Димы и Тани просматривалась волосатая лапа Чудо-юда, это могло быть прямой подсказкой на тот случай, который сейчас имел место... Стоп! Таня-реальная тоже все это видела во сне. И живым я ей нужен, потому что она знает о тех невероятных свойствах перстней, которые вроде бы проявлялись. А ведь тогда, на даче у Белогорского, когда я - и сейчас это четко помню! - не только прошел через щель накрепко закрытой стальной двери, но и переместился за сорок километров из одного закрытого и охраняемого поселка в другой, тоже закрытый и охраняемый, что-то все-таки было... Хотя Чудо-юдо со свойственным ему красноречием легко убедил меня в том, что наяву события протекали совсем не так, а все фантастические детали он для меня сам придумал из экспериментальных соображений. Если Таня верит в то, что перстни Аль-Мохадов дают такие невероятные возможности, то, может быть, считает, будто я знаю, как ими управлять... И тогда выходит, что я для нее - надежда на благополучный выход из "Бронированного трупа". Бетти и Таня втащили меня на лестничную площадку. Тут возвышалась скульптурная композиция из розового мрамора, изображавшая трех ангелочков, то есть трех очень довольных жизнью пупсов с крылышками. Пупсы были сработаны из цельной глыбы, но так ловко, что казалось, будто и впрямь летают. Дальше лестница раздваивалась. "Шпаргалка", находившаяся у меня в голове, утверждала, что идти надо направо. Именно туда меня и потащили, передохнув, Бетти и Таня. Лестница вышла к двери, покрытой белым лаком и отделанной позолоченными резными украшениями. Она была не заперта, и, открыв обе створки, мы прошли в длинную анфиладу комнат, тянувшуюся только по прямой минимум на сто метров. - Боже мой! - воскликнула, не сдержавшись, Бетти. - Какая красота! И правда, было на что посмотреть. Меня, помнится, детдом возил и в Кусково, и в Архангельское, но тут, конечно, было пошикарнее. В целом, конечно, создавалось впечатление, что находишься в музее. Все было уж очень парадное, нежилое. А ведь Лопес тут собирался лет двадцать прожить. Паркет был настолько гладкий, что казалось, будто поверх дерева настелено оргстекло. В каждой из комнат стены были обиты шелком своего цвета, оттенка и рисунка. На каждой стене висело по одной большой или по нескольку малых картин в позолоченных багетах. Резные стулья, кресла, диваны, комоды - все это было сделано под XVIII век. Дамы вполне могли бы, наверно, остановиться и посмотреть получше, так как теперь им некуда было спешить. Заодно и мне дали бы отдохнуть какое-то время. Но они все-таки спешили, будто боясь, что кто-то их может опередить. Мне лично казалось, что сейчас, пока еще ничего не нашли, бояться нечего. Мы прошли одну комнату, другую, третью, четвертую... В пятой должен был находиться некий "ларец с трубой". - Вот он! - Первой ларец, стоявший на столе в углу комнаты, увидела Таня. Меня временно посадили в кресло - большое им спасибо! - а сами подошли к ларцу. - А где же труба? - спросила Бетти. - Вот, - Таня указала на чеканное изображение почтового рожка на торцевой стенке ларца. Я знал - опять же из чудо-юдовской "шпаргалки", - что за кольцо на крышке ларца браться нельзя ни в коем случае. Штырь, через который было продето кольцо, служил чекой. При попытке поднять крышку ларца чека выдергивалась, освобождала ударник, и взрыв с гарантией уничтожал всех, кто находился в комнате. Но Таня знала, что можно, а что нельзя. Она осторожно осмотрела ларец, нашла в его боковой стенке небольшое отверстие и сунула в него указательный палец правой руки. - Набери "2881", - попросила Таня, и Бетти набрала код на пульте. Едва эта просьба была исполнена, как где-то заурчал электромотор, и огромное зеркало в раме из черного дерева плавно ушло в сторону, открыв проем, в который мы не замедлили войти. Точнее, вошли Бетти и Таня, а меня потащили волоком. За проемом оказалась еще одна анфилада комнат. Большинство из них было заставлено книжными шкафами. То ли диктатор решил посвятить остаток жизни самообразованию, то ли очень любил красивые обложки. В одном из шкафов должна была стоять старинная книга, которую я видел только глазами негритенка Мануэля. Читать Мануэль не умел, но название книги прочла донья Мерседес: "Приключения и жизнь плута Гусмана де Альфараче, дозорная башня человеческой жизни..." Эту книгу должна была найти Бетти. Собственно, книга ей не требовалась. Она только обозначала нужную полку. Я знал, что полка, где стоит плутовской роман, находится в третьей (считая от зеркала) комнате. Здесь должна была работать мама Бетти. Она справилась с задачей блестяще. В толще стенки шкафа было отверстие для мизинца левой руки, куда Бетти свой мизинец и всунула. - "3490", - сказала она Кармеле, и та набрала код. Лишь после этого можно было открывать дверцу шкафа и снимать с полки книгу. Под этой книгой на полке располагалась кнопка. Теперь ее можно было нажимать безбоязненно: она замыкала только цепь, включающую механизм открывания очередной потайной двери, а не механизм подрыва фугаса. Шкаф медленно ушел под пол, а мы очутились в очередной анфиладе. Тут надо было пройти аж десять комнат, прежде чем мы оказались у портрета Сан-Мартина, где в дело опять вступила Таня. Прибор, сканирующий отпечатки пальцев, был вмонтирован в массивный багет огромного портрета национального героя Аргентины. Самое главное было не качнуть портрет вбок. Железный угольник, укреплявший багет с тыльной стороны, мог сработать как замыкатель для двух контактов-шурупчиков, невинно торчавших из стены всего в сантиметре от края портрета. Но Таня прочно придавила портрет к стене, вставила палец в прибор, не шелохнув раму, а Бетти набрала код "1298". Портрет остался на месте, но на противоположной от него стене, отделанной панелями из красного дерева, открылся проход. - Давай оставим его здесь, - предложила Бетти. - Дьявольски тяжелый парень. По-моему, он не похож на Гарри Гудини, чтобы суметь распутать ноги и вынуть руки из наручников. - Ты так думаешь? - с сомнением произнесла Кармела. Ей тоже, видимо, надоело таскать меня туда-сюда. Они почему-то очень торопились, а я мешал им передвигаться быстро. После этого я опять потерял сознание. Танечка вырубила меня для того, чтобы пристегнуть наручниками к стояку водопроводной трубы в небольшой ванной комнате. Как я там очутился - не помню. Очнулся я только тогда, когда никого поблизости не было. Ванная вряд ли предназначалась для самого Педро Лопеса. Скорее всего она была заготовлена для кого-то из приближенных, потому что была сделана слишком уж скромно и по-деловому. Я сидел на холодном полу, отделанном голубой глазурованной плиткой типа нашего "кабанчика", вытянув связанные ноги. Тишина стояла абсолютная. То ли звукоизоляция была хорошая, то ли Таня и Бетти так далеко ушли, что слышать производимый ими шум я не мог. Я даже не знал толком, давно ли сижу здесь. Пять минут? Двадцать? Час? И конечно, закралась такая простая-простая, но очень скучная мысль: а что, если милые дамы как-нибудь самостоятельно нашли способ выбраться, и теперь я сижу тут один-одинешенек, дожидаясь второго пришествия, которое вовсе не обязательно состоится? Опять же, прежде чем оно состоится, мне придется один раз помереть. Дело это новое, неосвоенное, тем более что сдыхать придется от голода и жажды. На это потребуется время. Может, трое суток, а может, пять. Конечно, если за это время мне не удастся сломать наручники. Чуть отодвинувшись вбок от трубы и до отказа вывернув шею влево, я сумел поглядеть на часы: 17.39. Интересно, что сейчас делает Чудо-юдо? Рвет и мечет? Готовит останки аквалангистов к спуску в шахту на кукурузном поле? Пытается срочно отыскать третий выход? Мизерная, но надежда. Правда, какими глазами я на него посмотрю, если чертовы бабы все-таки унесут свой компьютер?.. Ведь закон-то на их стороне. Они, как любят нынче выражаться в нашем Отечестве, "легитимные" наследники. Мы с Чудо-юдом можем стать таковыми только после их смерти. Но никто не поручится, что Перальте и тем колумбийцам, которые за ним стоят, покажется более перспективным иметь дело с Бетти и Таней-Вик. А это чревато для отца серьезными коммерческими осложнениями. И здесь, и в других местах... Прошел час. Я снова повернул голову на часы: 18.43. Тишина давила на психику, сводила с ума. Над головой - полкилометра горных пород, вокруг бездушный, гальванизированный электроникой "Бронированный труп", а я у него в кишках, где-то в аппендиксе, ничтожный микроб... В голове начиналась каша. Психика отказывала. Путаница мыслей, напряженное стучание лбом в какую-то прозрачную, но непробиваемую преграду. Я дернулся, попробовал взять наручники на излом, но это был качественный товар. С ними, я думаю, даже Гудини не совладал бы. Впрочем, он-то, может, и совладал бы, но я-то не Гудини... Наверно, еще несколько минут - и я бы завыл, заорал дурным голосом. Но тут до моего сознания долетел далекий, но достаточно хорошо слышимый звук. Похоже, что кто-то приближался к месту моего заточения. УДАР ИЗ ОФСАЙДА Поначалу мне показалось - милые дамы возвращаются. Если я провалялся в отрубе достаточно долго, да потом еще, уже в сознании, час просидел, то им вполне могло хватить времени на все дела. Они могли уже достать свой ноутбук из сейфа и вернуться за мной. Правда, их возвращение могло нести мне кое-какие мелкие неприятности, тем более что я до сих пор не знал, по какой причине меня до сих пор не пристрелили. В том, что я не знаю ничего такого, чего не знали бы Бетти и Таня, у меня сомнений не было. Но как бы они, сердешные, подозревая о наличии у меня каких-то нужных им сведений, по простоте душевной не взялись бы эти сведения из меня вытягивать. Не знаю, проходила ли Танечка специальную подготовку на этот счет, но у девицы с ее складом характера даже импровизации на эту тему могли получиться весьма неплохо. Мне, конечно, вовсе не хотелось бы зря отнимать у нее время, но не было никакой уверенности, что она мне сразу поверит. Шаги между тем заметно приблизились. Теперь уже можно было разобрать по звуку: идут несколько человек. И явно больше, чем двое. Это не то чтобы испугало, но сильно озадачило. По идее, кроме меня и семейства Мэллори, ни один живой человек в "Бронированный труп" не проникал. Можно было предположить, конечно, что те самые пропавшие подводные пловцы-"джикеи", которых упустили "тигры" дона Соррильи, опередив нас, прошли в эту подземную гробницу и спрятались где-нибудь, поджидая, когда мы начнем выносить ноутбук Тимоти О'Брайена. Но это было негодное предположение сразу по нескольким причинам. Нельзя было ни выйти на площадку лифта, ни спуститься вниз, не имея пульта управления, и нельзя было получить пульт, не открыв доступ к компьютеру-"часовому". То есть не отколупнув уголок мраморной плитки, не счистив цемент и не нажав укрытую под ним кнопку три раза подряд. Если "джикеи" и смогли раньше нас пробраться в "Бронированный труп", то по какому-то иному каналу. Впрочем, они могли сделать это и позже - как-никак мы уже пару часов тут. Постепенно стали доноситься слова, сперва невнятные, потом более или менее членораздельные. Еще чуть-чуть, и я уже слышал все довольно четко. Конечно, господа говорили шепотом, но они находились, судя по всему, не более чем в двух шагах от двери ванной. Более того, они по какой-то причине остановились, и, кроме шепота, я слышал даже их тяжелое дыхание. - Мистер Дэрк, - прошептал невидимый "джикей", чем меня ужасно обрадовал, - может быть, не стоит забираться дальше? Они наверняка пойдут обратно той же дорогой. - Нельзя рисковать, - ответил очень знакомый голос кандидата в сенаторы, который, по сведениям Чудо-юда и его хайдийских друзей, должен был якобы находиться под арестом в американском посольстве, а на данный момент уже сидеть в тюряге где-нибудь в Майами, штат Флорида, потому как еще в 8.30 утра ему полагалось убыть туда в сопровождении агентов ФБР, а сейчас-то уже было 19.05. Вроде бы он привлечен к ответственности за неуплату налогов... Впрочем, если его дружки в США ему помогли, то федеральные или штатные власти могли отсрочить арест на какой-то срок: 37 миллиардов деньги немалые. Достанет денежки - можно и подумать, сажать или не сажать. В конце концов, можно ведь штрафануть его по суду, скажем, на миллиардик. Черт его знает, какие там законы в этой самой Флориде? Но самое главное, чего мне хотелось в этот момент, так это не производить шума. Даже не дышать. В ванной все уж очень гулко отдается. Выдохнешь слишком сильно - тут-то они и пожалуют. А Дэрк, если и не знает меня как сына Чудо-юда, может припомнить, как я сидел в двух шагах от столика, где он препирался со своей шмарой. Ну уж ему-то я живым никак не нужен. Они меня тихо зарежут, я и пикнуть не успею. - Нельзя рисковать, - повторил Дэрк. - Здесь целый лабиринт комнат. Они могут совершенно случайно добраться до нашего выхода, и тогда мы останемся здесь навсегда, понятно? - Они же не знают кода запуска системы... - Им и не надо его знать. Достаточно нажать любую клавишу, - и через полчаса они будут в президентском дворце. Туннель перекроют три стальных щита двухфутовой толщины каждый, между которыми будет залит высокопрочный бетон. Даже с перфораторами и динамитными патронами нам отсюда не удалось бы выбраться раньше чем через год. А у нас нет ни того, ни другого. Я слушал, ощущая неодолимую тоску от того, что прикован к трубе. Будь я свободен, наплевал бы сейчас и на фонд О'Брайенов, и на все остальное. Лишь бы удрать отсюда. - Хватит отдыхать! - приказал Дэрк. - Вперед! Мимо двери прошли минимум семь человек. Все сходилось. Те шестеро, что не попали в плен к "тиграм", плюс сам Дэрк. Шаги стали удаляться и затихли где-то в глубине подземных залов. Я остался сидеть в ванной. Приятно, конечно, что "джикеи" не обнаружили и не прирезали, но много ли радости тут сидеть? Конечно, у семерых "джикеев" больше шансов пристукнуть Танечку и ее биологическую маму, чем у Танечки положить их всех на месте. Но если Мэллори действительно прорвутся к таинственной "системе", то дело "джикеев" дрянь. Самое главное - мне ни при каком раскладе не светит ровным счетом ничего. Замысел "джикеев" был примерно ясен: идти по следам Тани и Бетти, благо все проемы, пройденные с помощью пальцев и кодов, оставались открытыми, позволить им взять компьютер из сейфа, а затем взять все готовенькое. Опять стояла тишь-тишина, от которой только с ума сходить. Но теперь я вострил уши. Рано или поздно до меня должны были долететь хотя бы отзвуки пальбы. Десять минут прошло, пятнадцать, двадцать... Неужели "джикеи" ликвидировали дам тихо - ножичком или, допустим, новомодным арбалетом? Еще минут десять прошло, но ни стрельбы, ни какой-либо возни не слышалось. Я опять начал подумывать о том, что заперт наглухо в кишках у "Бронированного трупа", и размышлять о прекрасной перспективе сдохнуть от жажды и голода у этой чертовой трубы, к которой меня приковали "жена" и "теща". Думать я мог сколько угодно, но вот изменить ничего не сумел бы при всем желании. Наверно, если поприседать и подрыгать ногами, то можно было бы растянуть кабель и как-нибудь освободить ноги, но наручники не сломаешь это точно. И вот тут-то я и услышал первую, очень далекую, но отчетливую автоматную очередь. Звук был такой, будто я, стоя на десятом этаже, слушаю, как мальчишка елозит палкой по батарее центрального отопления где-нибудь на втором или даже на первом этаже. Потом протарахтело еще несколько, что-то зазвенело, забрякало... После небольшого, минут на пять, перерыва выстрелы загрохотали довольно близко от места моего заточения. Я услышал визг рикошетирующей пули, звон какой-то разлетевшейся вдребезги стекляшки. Опять загавкало, еще ближе. Теперь в промежутке между пальбой мне отчетливо послышался топот ног. Кто-то в одиночку делал перебежки и отстреливался. Потом бахнуло громко и встряхнуло пол - это уже была граната. После взрыва некто, похоже мужик, испустил душераздирающий вопль. Да, похоже, что "джикеям" придется попотеть, если они, конечно, вообще останутся живы. Если Танечка собрала все магазины от убиенных ею на площадке лифта, то она не скоро останется без работы... Автомат начал молотить совсем рядом с дверью, ее даже встряхивало немного. Бил "ПП-90". Длинная очередь на полмагазина, потом отдаленный шум - кто-то повалился на пол, а затем: топ-топ-топ! Перебежка. Еще очередь короткая, с другой стороны, треск отлетевшей щепки, звон очередной разбитой посуды. Когда кто-то зашлепал пятками гидрокостюма по паркету мимо двери, ведущей в ванную, зло и яростно полоснула короткая очередь. Частично она пришлась в дверь, и если бы я не сидел на полу у трубы, то имел бы все шансы угодить под рикошет. В белом лаковом покрытии двери появились две рваные дыры, шепки упали мне на ноги, а пули, расколов пару плиток на стене, противоположной от входа, еще раз отрикошетили, ударившись в стену. Большое им спасибо за то, что это произошло примерно в полуметре над моей головой. Впрочем, еще одна или две пули угодили в того, кто перебегал мимо двери. Он судорожно схватился за дверную ручку, пытаясь удержаться, распахнул дверь, и в это время ему еще раз добавили в спину. От удара человек в гидрокостюме с красно-белой полосой ничком грохнулся на пол. Вместе с ним на голубую плитку, устилавшую пол, полетел и автомат. После этого кто-то невидимый с треском проломил прикладом нечто деревянное, раскокав при этом что-то фарфоровое, простучало несколько очередей, и еще какие-то увесистые детины промчались мимо. Тарахтение автоматов после этого некоторое время отсутствовало. Оно послышалось позже и на значительном удалении от меня. Гражданин, ввалившийся в ванную, признаков жизни не подавал. Костюмчик на нем был, как у меня, лица я не видел, но сразу мог догадаться, что это не Таня и не Бетти. Прежде всего по автомату, чем-то похожему на укороченную "М-16", но с длинным прямым магазином и необычной формы прикладом. Итак, это был "джикей", чье присутствие здесь в таком виде могло принести несомненную пользу. На поясе гидрокостюма просматривался нож точно такого же образца, что был у меня до тех пор, пока Кармела не отобрала. Нож этот имел не только крепкое острие, чтобы протыкать чужие животы, и не только лезвие, чтоб резать им горло неприятелю. На одной стороне клинка имелась отличная пилка, которой можно было перепиливать стальные тросы, болты и прочие металлические предметы, например мои наручники. Правда, для того чтобы распилить наручники, мне желательно было иметь третью руку. Поскольку такого излишества природа мне не предоставила, оставалось попробовать то, что было в наличии, то есть связанные ноги. Покойничек лежал достаточно далеко, чтобы я смог дотянуться до него из положения сидя. Пришлось повернуться на левый бок, немного напрячь скованные руки, не пожалеть плечевые суставы. Перебросив пятки через убиенного, я достаточно успешно подтянул его под себя, размазав по полу кровавую лужу. В гидрокостюме мне любая мокрота была по фигу. Рукоятка ножа торчала из-под трупа, но добраться до нее было не так-то просто. Пришлось повернуться вокруг трубы, усесться лицом к ногам покойного, а затем дотянуться до ножа скованными кистями рук. Бедные суставчики мои! Как вы только все это сдюжили! Итак, рукоятка ножа оказалась у меня в правом кулаке, а мизинцем левой руки я сумел надавить на фиксатор, удерживавший нож в ножнах. Очень полезный инструмент угодил ко мне в руки, только вот воспользоваться им было нелегко. Как я его ни пристраивал в ладони, все время получалось, что мне гораздо проще отпилить себе одну из кистей, чем распилить наручники. Мешала чертова труба. Конечно, человек, любящий свободу больше жизни и здоровья, возможно, рискнул бы пожертвовать кистью. Я же, напротив, всегда считал, что здоровье намного важнее свободы, а без здоровья мне эта свобода на хрен не нужна. Поэтому я решил, что не будет ничего страшного, если я попробую для начала распилить трубу. Правый кулак стиснул рукоять покрепче, повернув его пилящей стороной к трубе, и закаленная сталь тихонько задвигалась взад-вперед, проедая узкую канавку в чугуне. Труба была всего двухдюймовая, но пилил я ее больше часа с небольшими перекурами. Правда, когда из трубы полилась вода, пилить стало полегче. Через пропил целый фонтан холодной воды хлынул на пол и стал заливать его. К тому времени, когда я перепилил трубу полностью, вода уже потекла в коридор, перелившись через порог ванной комнаты. Тем не менее протащить скованные руки через пропил я не сумел. Пришлось попробовать отжать трубу, но ни черта из этого не вышло. Зато вышло - без всякого моего на то желания - нечто другое. Нажимая на трубу, я ее все-таки чуточку погнул, да так удачно, что намертво заклинил в пропиле нож. Удачно потому, что та сторона, где располагалась пила, оказалась выступающей из края пропила. И теперь я мог, отпустив рукоять, потихонечку-полегонечку надпиливать браслеты наручников. На сей раз работы было поменьше, всего на полчаса. Чик-трак! - как выражались детишки моего поколения, и руки мои разъединились. На левой, правда, еще болтался браслет, но освобождение уже настало. Я отжал трубу, вытянул из пропила нож, несколько рывков острием - и ноги тоже возрадовались воле. Вторую браслетку я перепилил очень быстро и тут же подобрал с залитого водой пола автомат убитого "джикея". Не зная, как эта импортная техника реагирует на воду, я снял с него магазин, выщелкнул из патронника патрон, разобрал и протер, использовав для этой цели полотенце, которое висело на вешалке. Потом собрал и вставил магазин на место. У покойника было еще два полных магазина, поэтому кое-какой запас сил для сохранения своей жизни и здоровья у меня появился. Прежде чем вылезать, я все-таки прислушался. Береженого... В общем, ничего подозрительного я не услышал и осторожненько выбрался из ванной. Место было не очень знакомое, во всяком случае, как отсюда выбираться и куда, я не знал. Судя по всему, комната, где я очутился, предназначалась под будуар одной из Лопесовых возлюбленных. Судя по стилю - для Луизы Чанг по кличке Мун. Шелковые панно с драконами и рыбами, масса всяких фарфоровых побрякушек и безделушек китайского производства, здоровенные напольные вазы, кровать-лежбище в китаезном стиле - все это сразу заставляло вспомнить о наличии луноликой гонконгской леди, обладавшей сразу двумя перстеньками Аль-Мохадов. В такой аранжировке она смотрелась бы очень неплохо. Перестрелка, благодаря которой я получил свободу, нанесла интерьеру солидный ущерб. Тут валялись несколько перевернутых стульев, покорябанных и расколотых пулями; стеклянные, хрустальные и фарфоровые осколки от разбитой посуды устилали изгвазданный паркет. Гильз валялось немало. Всего из комнаты вели четыре двери: одна - в ванную, откуда я только что вышел; другая - в небольшую комнатушку для приставленной к Мун дуэньи или служанки; третья - в гостиную, отделанную как чайный домик, правда, по-моему, уже не китайский, а скорее японский; наконец, четвертая образовалась совсем недавно, когда Танечка и Бетти нашли китайскую напольную вазу с тремя драконами и, обезвредив ее с помощью Таниного безымянного пальца правой руки, набрали код "6745". После этого стенной шкаф погрузился под пол, а дамам открылось продолжение пути к сейфу. Не знаю почему, но мне захотелось пройти именно туда, хотя я уже прекрасно понимал, что вопрос с сейфом за это время давным-давно решился. Стрельбы нигде не слышалось. Вновь восстановилась характерная для этих мест гробовая тишина. Через стенной шкаф я попал в совершенно иной мир - не то арабский, не то африканский, во всяком случае, такой, какой был предназначен Лопесом для Элеоноры Мвамбо - она же Стар. Тут были какие-то статуи африканских божков, нечто вроде кусочка джунглей из пластиковых деревьев, мощная кварцевая лампа под потолком и бассейн с песчаным пляжем, рядом с которым были разложены какие-то подушки, резиновые крокодилы, удавы и тигры. В то же время тут были и медные сосуды с чеканкой, и пиалы, и явно арабского стиля мебель. Конечно, и тут не обошлось без стрельбы. Причем не только по мебели и убранству. Именно здесь получил свое один из верных подручных Дэрка. Он плавал в бассейне, но только за счет того, что в капюшоне гидрокостюма собрался пузырь воздуха. Вода в бассейне приобрела мутно-розовый оттенок. Но застрелен "джикей" был, конечно, несколько позже. Когда Таня и Бетти проходили через "Африканскую комнату", у них еще не было таких помех. Здесь вновь вступила в игру Бетти Мэллори, которая сняла со стены ритуальную маску африканского вождя и, показав сканирующей аппаратуре большой палец левой руки, набрала код "9067". Только после этого их с Таней пропустили бы дальше. Некий каменный идол, разъехавшийся на две части, открыл проход в стене. За стеной оказались апартаменты фрекен Биргит Андерсон, то есть Сан. Тут была, естественно, создана вполне европейская, даже, я бы сказал, североевропейская обстановка, тоже порядочно покрошенная в перестрелке. Кроме того, здесь была брошена граната, оставившая после себя выжженную выбоину в паркете, сбитую с потолка люстру, покалеченные кресла и труп "джикея" с выбитым глазом. Таким образом, количество соратников Дэрка сократилось уже на пятьдесят процентов. Изразцовая отделка декоративного камина была крепко побита автоматной очередью, портрет какого-то короля продырявлен, пуля остановила и те самые каминные часы, которыми должна была распорядиться Таня. Она и распорядилась, так как камин отъехал в сторону и пропустил их с Бетти в большой зал, видимо предназначенный для демонстрации спектаклей и концертов. Тут требовалось дойти до сцены, спуститься в оркестровую яму, набрать код "2569" без всяких пальцев... Открытый люк в полу я увидел сразу же после того, как заметил еще одно тело в гидрокостюме с красно-белыми полосками. Однако это был не "джикей". Перевернув труп, я увидел остекленелые черные глаза, морщинки, рябинки... и пять-семь пробоин на груди гидрокостюма. Здесь почила "биологическая мать" Тани. Спустившись в люк оркестровой ямы, пройдя по узкому проходу через уже открытую Таней решетку и стальную дверь, которую открывала Бетти, я наконец оказался в комнате с сейфом. Он был настежь открыт и совершенно пуст. Теперь я мог утешить себя. Ноутбук унесли, перстни Аль-Мохадов тоже. На поверхности земли мне ничего не светило. А здесь, в "Бронированном трупе", наверное, кое-какие НЗ хранились, здесь их небось хранили получше, чем в верхних ярусах, где все уже десять лет как протухло. Ведь там, во всех этих подземных асиендах, Лопес не собирался надолго устраиваться. Это так, чтоб врасплох не застали. Вода-то уж точно есть... На крайний случай "джикеев" сожру. Шутка. Вернувшись к исходной точке, то есть в комнату Мун, я обнаружил, что там весь пол уже сантиметров на пять залит водой, а из перепиленной трубы все хлещет и хлещет. Подумалось, что не по-хозяйски это, тем более что, сколько мне тут жить - один Бог знает. Но все-таки не стал я заниматься ремонтом, а, наскоро попив водички, пошел в "чайный домик". Судя по всему, именно отсюда строчила Кармела, когда укладывала "джикея", на мое счастье упавшего в ванную. Как она проскочила сюда, да еще подстрелив по пути трех "джикеев" - ума не приложу. В "чайном домике" был полнейший бардак и разгром, валялось несколько брошенных магазинов, битая посуда, стреляные гильзы. Дальше был коридор-анфилада. Тут обнаружился четвертый по счету замоченный "джикей". Как видно, он пытался перескочить от колонны к колонне и получил очередь. Колонны были здорово издолбаны пулями в обоих направлениях, но никаких других жертв здесь не было. Коридор уперся в лестницу, на которой было порядочно стреляных гильз, а щербин на мраморных стенах, ступенях и балясинах еще больше. Кого-то здесь зацепило, потому что дорожка из капелек крови тянулась вверх по ступенькам и дальше по паркету. Лестница выводила в некий универсальный спортзал, а след из капелек крови тянулся по краю площадки в открытую дверь... Там начался узкий коридор, не шире, чем в какой-нибудь московской шестнадцатиэтажке, но очень длинный и извилистый. Здесь на полу был не паркет, а желтоватый линолеум, на котором пятна крови замечались все реже. Тот, кто был ранен, скорее всего бежал быстрее. Не заметил я и гильз. То ли у Тани патроны кончились, то ли это она была ранена и не могла отвечать "джикеям". А они, очевидно, тоже не стреляли, опасаясь влепить пулю в ноутбук. Поначалу я шел этим коридором без особой опаски. Я почему-то был убежден, что мне ничего не угрожает. И эта убежденность могла бы, наверное, дорогонько мне обойтись, если б я вовремя не услышал невнятный говор, долетевший из-за поворота коридора. Сперва я было подумал, что это глюки, то бишь галлюцинации. Добравшись до угла, я прислушался. Нет, явно голоса мне не послышались. Правда, говорили не сразу за углом, а где-то подальше, но говорили - это точно. Выглянув за угол и убедившись, что до следующего поворота в коридоре никто не просматривается, я потихонечку дошел до очередного угла. Говор стал еще слышнее. Разобрать пока ничего не удавалось. Пошел дальше. За этим поворотом началась узкая лестница, уводившая еще выше вверх. Голоса слышались оттуда. Теперь я уже различал слова, произносимые по-английски: - I'll cut your tits, dirty bitch! Damned pig! Fucken hole! Эти не лучшие образцы англосаксонского красноречия произносил голос, весьма непохожий на благородную речь почти сенатора Дэрка, но все же странным образом ее напоминающий. Похоже, что Дэрк вел допрос пленницы, которая довольно дорого обошлась его команде. Стараясь сильно не топать, я добрался до первой площадки, глянул вверх. На второй площадке валялся "джикей"-негр. Бедняга был сражен тремя пулями в голову и практически остался без черепушки. Но кровавый след отсюда тянулся все выше, на третью площадку, где виднелась дверь, сквозь щель которой и доносились голоса. - Хорошо, - сказал Дэрк, видимо сообразив, что Таню всеми этими воплями не проймешь, - ты же понимаешь, что мы можем пойти на компромисс. Какая доля тебя устроит? Десять процентов? Двадцать? Тридцать? - Все, - произнесла Таня. - Только все мне или никому ни черта. И я понял, о чем ее спрашивают. Ведь, кроме того, чтобы достать ноутбук из сейфа, надо было еще открыть и сам ноутбук. Сейчас, после смерти Бетти, на земле остались только два человека, знающих правильный код, которым можно было открыть кейс ноутбука: я и Таня-Кармела-Вик. - Ты издеваешься, сучка? - прошипел Дэрк. - Посмотрим... Что он хотел сказать дальше, так и осталось неизвестным, потому как я пинком ноги распахнул дверь и, недолго думая, шандарахнул длинную очередь по всему, что попало в поле зрения. Всем сестрам по серьгам, мать вашу... и так далее! Правда, по какой-то несправедливой случайности, почти все, что имелось в магазине, влетело в широченную спину несостоявшегося сенатора. Таня - я честно скажу, что о ее здоровье не заботился! - очень вовремя повалилась на пол вместе со стулом, к которому ее приковали Дэрк со товарищем. Вот этот-то товарищ, то есть последний из всей команды "джикеев", к сожалению, не попал в поле моего зрения и, что еще хуже, в сектор обстрела. Он, сукин сын, оказался как бы в офсайде, то есть вне игры, но все-таки нанес удар. Правда, ему нечем было стрелять, и за это, как говорится, спасибо. Но вот здоровенький, мощненький удар пяткой, который не только вышиб автомат из моих рук, но и заставил меня отлететь к стене, приложившись об нее лопатками, я прозевал. Следующий ударчик наносился уже кулаком и, если бы я не заслонился локтем, то точно слетел бы на пол. Правда, мужик все равно достал меня левой по роже, но на отскоке, и потому не так сильно, чтобы очень. Пришлось вскользь по щеке и маленько по верхней челюсти. Места в комнатке было немного, я отскочил от него подальше и, когда он сунулся за мной, поймал на противоходе. От крюка, обозначенного слева, но прошедшего справа, "джикей" заметно пошатнулся, дернулся влево, и, не давая ему опомниться, я засветил еще и левой. Башка у него мотнулась вправо, но самое главное Кармела в этот момент ерзнула по полу вместе с креслом, и "джикей", пытаясь удержаться, зацепился за него и полетел на пол. Слава Богу, что от шибко благородных манер меня уже жизнь излечила. Не дожидаясь, пока поскользнувшийся боец поднимется, я выхватил нож, перескочил через кресло с прикованной Таней, навалился ему на грудь и изо всех сил ткнул острием под кадык... Да еще чуть вбок дернул, перехватывая всякие там трахеи, связки, вены, артерии... Не скажу, что очень приятно, когда в морду столько крови и сразу, но ведь не своя же... Не, ни в жисть не пойду в мясники. Не моя работа. Хорошо еще, что гидрокостюм не намокает, а то опять был бы весь хорошенький, как тогда, под Москвой, на гаишном посту, когда меня вертолетом вместе с этой сучкой к папе родному отвозили. Размазав кровь по роже, чтобы стереть ее с глаз, я поглядел на Кармелу, лежащую на полу, и спросил: - А с тобой-то что делать, паскуда? - Что хочешь, то и делай, - сказала Таня. - Все, Гриня, ку-ку! Ха-ха-ха-ха! - Где кейс? - Я ошарашенно поглядел по сторонам. Татьяна только издевательски ржала, правда, с явно истерическим акцентом. - Ой, не могу! - закатывалась она. - Ой, лышенько! Ой, божевилля! Я поставил кресло с Кармелой в вертикальное положение и похлопал Таню по замурзанным щекам. - Кончай ржать, а то свихнешься, - посоветовал я. - Кончила, - Таня согнала с лица улыбку, но смотрела все-таки весело. Мне уже ясно было, что кейс куда-то тю-тю. - Ну, так чем ты так довольна? - спросил я. - Смешно. Ты только что Дэрка пристрелил, его парня зарезал, а все зря. Кейс-то уже у Сереги Сорокина. А сам он вместе с Диком Брауном в американском посольстве. У них обоих паспорта в порядке. И за неуплату налогов их не разыскивают, как Дэрка, и связи есть кое-какие. - Откуда ж они взялись? - удивился я. - Оттуда, - Таня мотнула головой в дальний от двери конец комнаты, где просматривалось что-то вроде ниши электрораспределительного щита. - Там был лаз, через который можно попасть в личную подземную систему Лопеса. - Кресла на самодвижущейся платформе? - вспомнил я. - Да ведь я на ней с Киской ездил... Неужели осталось? - С киской или с сосиской, меня не колышет, - ухмыльнулась Таня, - а вот то, что твоего папочку нам удалось наколоть, меня радует. Несказанно радует, помереть теперь не страшно. Я уже все понял. И не знал, что теперь делать. Убить ее? А толку? Даже душу не отведешь... - Между прочим, - явно стараясь разозлить меня, продолжала Кармела, - там, в сейфе, лежал пузырек с "Зомби-7". Готовым. И он остался здесь, даже вместе со шприцем. И перстеньки тоже здесь остались... А знаешь, почему? Потому что на земле их не нужно. И отсюда их никто никогда не достанет. - Ну, если захотят, - попытался я взбодриться, - достанут! - Нет, не достанут! - упрямо улыбнулась Кармела. - Здесь, в нескольких десятках метров по прямой - центр управления "Бронированным трупом". Так вот, Сарториус, уходя, вскрыл секретную панель самоликвидации объекта. Через полчаса сработает та самая ядерная бомба, которую тут некогда потеряли американцы. Она не очень большая, объект хорошо забетонирован, пожалуй, даже выброса радиоактивных веществ не будет. Так, землетрясение в три-четыре балла по шкале Рихтера. Тебя устраивает? - Шутки шутишь? - спросил я, хватая Таню за подбородок и глядя ей в глаза. Нет, не шутила... Смотрела нагло и весело. - Не бойся! - чуть скривив рот, сказала она. - Это мгновенно и быстро. Фук! - и все. Испаримся. - Где перстни и "Зомби-7"? - Вон, на столике, можешь убедиться. Перстни лежали рядом с пузырьком, чуть поодаль - одноразовый шприц. ПРЫЖОК ЧЕРЕЗ НЕВОЗМОЖНОЕ Наверно, мозги у меня в этот момент уже понимали, что этот выход единственный шанс. Я отчетливо вспомнил, как еще утром на "Дороти", когда яхта только подходила к лагуне Лос-Панчос, Чудо-юдо сказал: "Киска, перед тем как состыковать перстеньки на руках разноцветных девочек, вколола им одну дозу "Зомби-7". Он мог сыграть роль усилителя внутренней энергии..." Я взял пузырек в руки. Да, в нем было что-то желтоватое и на крышке фломастером было написано "Z-7". Это, однако, не гарантировало ровным счетом ничего, И я подумал, что не будет особого вреда, если я вколю его Кармеле. Я сломал колпачок на игле, проколол крышку пузырька, потянул поршень на себя... Какая там доза? Плевать! Полпузырька в шприц. - Ты зачем это? - спросила Таня без особого беспокойства. - Как зачем? - ответил я с ухмылкой. - Сделаю из тебя послушную куклу и буду забавляться. Как-никак минут двадцать осталось... Куда колоть? Кармела в гидрокостюме. В плечо куда-нибудь, по типу шприц-тюбика. Нет нужды заботиться о дезинфекции, все одно крышка, если что... Спрыснул каплю препарата через иголку, проколол резину гидрокостюма, вонзил иглу в плечо, вдавил поршень... - Больно... - заметила Таня. Я отошел и посмотрел. Если ее начнет корчить и мучить, то, значит, это была какая-то обманка, стало быть, она как раз промучается до атомного взрыва. То есть если по ее сведениям, то минут двадцать, не больше. А если это "Зомби-7", то небось как-нибудь да сработает... Авантюра! Но что делать? Несколько минут Таня сидела неподвижно, с закрытыми глазами. Я даже подумал, уж не померла ли она как-нибудь тихо и спокойно. Но тут глаза открылись. Теперь они были совсем иными. Неподвижными, неживыми. Сама Кармела была похожа на живую. Цвет лица не изменился, дышала, вены на прикованных к креслу руках пульсировали. А вот глаза были как у куклы. - Ты слышишь меня? - спросил я. - Да. - Это был голос робота, а не женщины. - Ты можешь встать с кресла? - Да. - Встань! Это надо было видеть. Кресло было из очень крепкой породы дерева. Уверен, что ко двору Лопеса некачественной продукции не поставляли. Наручники у "джикеев" тоже были не худшего качества. Крак! - оба подлокотника одним рывком были оторваны и от сиденья, и от спинки. Кармела смотрела на меня уже по-иному. Теперь в ее глазах появилось некое выражение полной преданности, такое, как у Мэри и Синди. Она ждала приказа, команды. - Сними браслеты! Мне бы ее силушку три часа назад! Обломки подлокотников с пристегнутыми к ним браслетами полетели на пол. А те половинки наручников, что оставались на руках, она сломала... большим и указательным пальцами. Я решил, что больше экспериментировать не стоит. Вот они, перстенечки! Вогнутый плюс - на указательный палец Таниной правой руки, вогнутый минус - на указательный левой. Выпуклые - себе соответственно: плюс - на левую, минус - на правую... Не стоит думать, будто я легко решился на соединение перстеньков. Сам-то я "Зомби-7" не вкалывал. У меня соответственно и сомнения были и все такое. Самым смешным мне показалось то обстоятельство, что выбора у меня нет. Или превращаться в смесь атомов азота, углерода и кислорода - из чего там состоит человеческий пар? - или, превратившись в какой-то энергетический вихрь, унестись черт знает куда, без особой гарантии, что там, куда улетишь, вновь превратишься в то, чем был, с головой, руками, ногами и прочими деталями. А не врет ли красотка? Не прикидывается ли? Я осторожно взял автомат, кося взглядом на Таню, чтобы не пропустить в очередной раз ее коронный вырубающий удар. Но нет, она спокойно позволила мне поднять оружие. Отступив от нее подальше, я снял пустой магазин и, все так же опасливо поглядывая на Кармелу, заменил его полным. Проверить? Снял с предохранителя и навел прямо ей в лицо. Какая бы ни была у человека выдержка, глаза и мимика на это отреагируют... А она хоть бы что. - Я убью тебя, - объявил я, вовсе не собираясь этого делать. Кармела не отреагировала. И все-таки не верилось... - Встань на колени! - приказал я. - Возьмись рукой за ствол... Она проделала это так, как проделал бы робот. - Приставь ствол ко лбу! Без проблем. В этот момент я понял, что стоит мне приказать ей нажать на спуск - и она это сделает. - Отпусти ствол. Встань с колен. Сколько будет, если перемножить 7932 на 6745? - 53 501 340. - Она ответила это через секунду. Я хотел было проверить результат, но тут вовремя вспомнил, что заниматься этими бестолковыми вычислениями мне некогда. - Сколько времени до взрыва? - спросил я. - Ноль часов, десять минут, тридцать секунд. Я машинально засек время: 21.50. Стало быть, взрыв будет ровно в 22.00. И все-таки я не мог понять, почему Сарториус и Браун оставили здесь перстеньки и пузырек с "Зомби-7". Ведь знали же, что Таня остается наедине с "джикеями"... - Почему ты не ушла с Сарториусом и Брауном? - Не хотела. "Джикеи" убили маму. Я хотела отомстить. И кому-то надо было прикрыть отход. Я убила того, кто застрелил маму. - Почему Сарториус и Браун оставили здесь перстни и пузырек? - Потому что не хотели выносить их на поверхность. - Ты сообщила Сарториусу код, открывающий кейс? - Да. - Зачем Сарториусу деньги О'Брайенов? - Чтобы спасти мир от твоего отца. Ладно, пусть спасают, если больше делать нечего. Мне надо от взрыва как-то уберечься. Как-никак всего пять минут осталось. Я рискнул и набрал остатки "Зомби-7" в шприц - 21.57. Воткнул иглу в плечо и вкатил себе препарат 21.58. Взял Таню за руки и, уже чувствуя, что с организмом начинает твориться что-то необычное, состыковал перстеньки - 21.59. В этот момент сверкнула ярчайшая вспышка. Я даже подумал на секунду, что опоздал... Но все-таки это была не внешняя, всесжигающая вспышка атомного взрыва, а некая внутренняя, которую я помнил по переносам "я" от негритенка Мануэля к донье Мерседес и от Мерседес к капитану О'Брайену. Но там в обоих случаях соединяли только по паре перстеньков, а кроме того, никто из них не получал доз "Зомби-7". И когда Белогорский - если это не смоделировал Чудо-юдо - соединил перстеньки, которые потом оказались у меня, тоже не было "Зомби-7". Вспышка длилась секунду, не больше. После этого на сотую или десятую долю секунды я увидел Таню (только лицо, обращенное ко мне), а затем это изображение словно бы сдул некий вихрь. Вихрь выглядел как некая полоса из бесчисленного множества разноцветных, сверкающих, мерцающих и несущихся куда-то линий. Нечто похожее можно видеть на экране телевизора, когда перематывается кассета видеомагнитофона. Эта искрящаяся масса неслась все быстрее и быстрее с каким-то невиданным, космическим ускорением. В то же время я начал ощущать, будто подхвачен этим вихрем, перестал чувствовать собственное тело, потерял вес и устойчивую форму. Затем угасло и вообще какое-либо представление о том, что я такое. Последней более или менее четкой мыслью было осознание своего превращения в часть энергетического потока, состоящего из неких элементарных частиц... И все. Дальше полный провал, ничего запомнить не сумел. И вряд ли сумел бы, даже если бы очень старался. Скорее всего, я при всем желании не смог бы запомнить, что было дальше, так как на какое-то время ПЕРЕСТАЛ СУЩЕСТВОВАТЬ... Точнее, перестал быть человеком, имеющим линейные размеры, массу покоя, вещественный состав, анатомию, психику и физиологию. Я был чем-то иным, неизвестным, невозможным, с точки зрения рядового обывателя. Впрочем, все это продлилось очень недолго. Начался обратный процесс. Он шел как бы зеркально, все явления повторялись, но в обратном направлении. Первым, что я увидел после провала, был все тот же сверкающий вихрь, но теперь его вращение становилось все более медленным и плавным, как движение останавливающейся карусели. Сплошной поток несущихся линий стал редеть, нет-нет да и проглядывали между этими линиями какие-то расплывчатые очертания, с каждым разом все более четкие. Вернулось ощущение веса, постепенно возвращалось чувство формы собственного тела, опять мигнула вспышка, мелькнуло лицо Тани, свистнуло в ушах, обдало потоком воздуха. В глазах мелькнули большие яркие звезды на темно-синем небе, а ноги, подчиняясь какому-то давно выработанному рефлексу, поддались, чтобы самортизировать удар... Плюх! Соленые брызги поднялись столбом, я метра на три ушел под воду. Вынырнул, глотнул воздуха, ошалело повертел головой. Я точно помнил, что не снимал с себя ни гидрокостюма, ни автомата, ни ножа. Но их не было. Как корова языком слизнула. Не было даже плавок испарились навовсе. И что уж совсем любопытно - оба перстня, выпуклые "плюс" и "минус", исчезли, как будто их и не было. Похоже, я находился... в сотне метров от пляжа "Каса бланки де Лос-Панчос". Почти у самой противоакульей сетки, с внутренней ее стороны. Отель был ярко освещен, а на пляже две пары вовсю стучали в волейбол. Кто-то хихикал в темноте, повизгивал, покачиваясь на небольших лагунных волнах. - Таня! - позвал я, оглядываясь. Сзади плыл кто-то, я дождался и в отсветах фонарей с пляжа увидел лицо... Ленки. - Какая Таня? - явно обалдев от того, что я назвал ее чужим женским именем, грозно спросила Хрюшка. - А ты разве не улетела? - спросил я, что наверняка выглядело очень глупо. - Куда ж я без тебя, кобеля растакого-то, улечу? У нас билеты только на завтра... Куда ты поплыл-то, чудила? Мы с тобой вон там раздевались, где темно... Сам же затеял голышом купаться. А теперь ему Таню подавай. Доплыли. В этом углу пляжа действительно было полутемно, но разглядеть, что из воды вылезла Ленка, а не Таня, я все-таки сумел. Правда, пока не пощупал, все еще не верил... - Ладно, ладно... - проворчала Хрюшка, - не подлизывайся, серое животное! Воздух на тебя здешний так действует, что ли? Хоть до номера доведи... Ишь, темперамент разыгрался! - Какой темперамент? - пробормотал я. - Чего ты мелешь? - Ой-ой! - запищала Ленка. - Заскромничал, Волчарочка... Ты меня только прошлой ночью раз шесть будил... Весь отпуск спать не давал, сукин сын. Я промолчал. Мне уже стало ясно: опять что-то произошло. То ли Ленка беспардонно врет, выполняя очередные инструкции Чудо-юда, то ли я действительно прожил этот отпуск как бы в двух измерениях. Ведь говорила же Эухения о том, что солдаты во Вьетнаме, которым она давала сигареты с сушеной травкой "зомби", разделялись на "внешнего" и "внутреннего" человека с независимым сознанием и жизнью! То есть я, приехав сюда, вроде бы и не занимался ничем предосудительным. Нормально отдыхал, купался, загорал, нюхал цветочки и спал с законной женой. А во сне лазал по подземельям, дрался, стрелял и убивал... Впрочем, делать выводы было еще рано. Одевшись, мы прошли мимо волейболистов. Точь-в-точь, как несколько дней назад с Таней. Когда пошли по ярко освещенной дорожке, я поглядел на свои ноги и бок. Еше утром - если, конечно, я не перепутал - там было полно ссадин и царапин. Таких, которые за неделю не проходят. Сейчас я их не увидел. И даже следов от них не имелось... Значит, все эти подземелья, подводные приключения, перестрелки - сон, миф, фантазия? - Может, сегодня не пойдем играть в компьютер? - спросила Ленка таким тоном, будто я каждый вечер надоедал ей с этими играми. - Хорошо, - согласился я и подумал, что вот оно, еще одно убедительное объяснение моей запутавшейся памяти. Играл-играл тут, понимаешь, во всякие "стрелялки-догонялки" и доигрался... Крыша чуть-чуть поехала. Перестает понимать, что было во сне, а что наяву. Да, но ведь здесь, в "Каса бланке", полно народу, которые видели, какой шум тут поднялся, когда явились люди Перальты. Неужели они не запомнили сеньора Анхеля Родригеса? Мы вошли в вестибюль, и первым встречным оказался хозяин Фелипе Морено под руку со своей благоверной супругой Мануэлей, которая к прежним девяноста килограммам живого веса прибавила за истекшие одиннадцать лет не менее полусотни. - Буэнос ночес, сеньор Баринов! - поклонился экс-мэр. - Завтра собираетесь улетать? Жаль, за десять дней вы даже не успели посмотреть наш остров. Кстати, вы знакомы с моей супругой? - Увы, не имел чести, - пробормотал я. - Позвольте представиться Димитрий! А это моя супруга Елена. - Очень приятно... Мануэла Морено, - снизошла рекордистка. Мы прошли мимо портье в номер. Навстречу нам попалась Анита. Черт побери, она опять заметно удивилась! Приехал сюда с блондинкой, в промежутке привел брюнетку, а теперь опять блондинка? Правда, вслух она ничего не сказала, но такое удивление вряд ли могло иметь место на этом личике, если бы мы тихо и спокойно прожили тут десять дней... В номере царил обычный беспорядок, свойственный нашему милому семейству. Мне как-то вдруг удивительно поверилось в то, что ничего, кроме дурных снов, на самом деле не было. Ленка отправилась под душ, а я присел в кресло недалеко от входной двери. В коридоре я услышал голоса. Это топало семейство Коллинзов: папа, мама и дите, пол которого я так и не определил. - Папа, - пискнуло дите, - а почему земля тряслась? - Видишь ли, Пат, - солидно ответил папа Мартин, - здешние острова вулканического происхождения, здесь нередки подземные толчки. То, что имело место в десять часов, просто небольшая подвижка горной массы... Сердце у меня как-то екнуло. Значит, в десять часов, то бишь в 22.00, что-то все-таки тряхануло. - Дима! - позвала Ленка. - Я шлепанцы забыла! Они под кроватью лежат, принеси, пожалуйста! Я полез под кровать, нащупал один шлепанец, потом другой и вытянул наружу. Вместе с ними на свет божий показался обрезок дорогой белой ткани, из которой шьют приличные костюмы для приличных людей... Ручаюсь, это был лоскут, оставленный закройщиками, шившими парадный мундир для владельца 7/8 острова Хайди Анхеля Родригеса. К нему с одной стороны прилипла прядь черных волос. Таких не было ни у Ленки, ни у меня. Они были только у Тани... Но это было еще не все. Когда я поглядел на Ленкины электронные часики, оставленные ею на краю кровати, то что-то заставило меня нажать на кнопку и переключить их с показа времени на показ числа и месяца - интуиция, наверное. Так вот, часы показывали 22.45 по местному времени, но... завтрашнего числа. То есть, конечно, сегодняшнего, но того, которое я считал завтрашним. Иными словами, кто-то вырезал из моей памяти целые сутки. БОЛЬШОЙ ФИНАЛ Наверное, я бы задал Хрюшке немало вопросов. Может быть, она даже согласилась бы на них ответить. Но задать эти вопросы я просто не успел. С грохотом распахнулась дверь, и на пороге возник Чудо-юдо. В общем-то, отцу родному, благословлявшему меня на боевые подвиги, надо было хотя бы для виду порадоваться тому, что сынишка жив и здоров. Однако у него не нашлось для этого времени, тем более что он, должно быть, уже сутки назад знал, что все со мной обстоит благополучно. Это я его не видел, а он-то видел меня ВЧЕРА. Что произошло в эти стертые из моей памяти сутки? Аллах, наверно, ведает... - Десять минут на сборы! - рявкнул Чудо-юдо, распахивая дверцы стенного шкафа и выбрасывая на постель мой "президентский" костюмчик, пошитый местными асами. Тот лоскуток, что я нашел под кроватью, был именно от такого же материала. - Как десять минут? - перепуганно пискнула Хавронья, высовываясь из душа в намотанном полотенце. - Мы же брали билеты на завтра. - Тебе сказано: десять минут! - Я таким папочку еще не видел. Впечатление было такое, что если через десять минут мы не будем готовы, генерал нас расстреляет на месте без суда и следствия. Так или иначе, но я понял: что-то опять стряслось, вмешались какие-то непредвиденные обстоятельства и мы работаем по какому-нибудь аварийному, даже, скорее, "пожарному" варианту. Я торопливо всунулся в штаны, натянул носки, влез в рубаху... Чудо-юдо смотрел на часы. - Бросайте все ваши тряпки и сумки! - приказал он. - Только деньги и документы! Больше ни шиша! Все барахло компенсирую вам в Москве. Ленка надела платье и аж со слезами поглядела на тряпки... В Москве, помнится, чуть не неделю их подбирала. - Быстрее, быстрее! - рычал отец. Куда его хваленая вальяжность и хладнокровие подевались? Должно быть, крепко его на сей раз поджимают. Только вот кто? - Все! - заорал он, едва Ленка надела туфли. - Идем! Он буквально потащил нас к лифту, бесцеремонно отпихнув с дороги услужливого боя, и втолкнул в дверь кабины. Все несколько минут, что мы ехали в подземный гараж, он нервно барабанил пальцами по обшивке кабины, будто поторапливал лифт. Едва двери открылись, как он чуть ли не вышвырнул нас из лифта. В гараже уже фырчал "Судзуки-Самурай" - джипенок не больше нашего "уазика", к тому же ухрюканный, будто на нем полгода ездил председатель отсталого колхоза. Чудо-юдо пихнул нас на заднее сиденье, а сам уселся впереди. За рулем был какой-то незнакомый мужик, скорее всего из конторы Перальты. - В аэропорт! - приказал Чудо-юдо. Водила круто вывернул на пандус. "Самурай" выкатил на дорогу, ведущую к кольцевой автостраде, нырнул в путепровод, вышмыгнул из-под него, вывернул по "лепестку" - и дунул под
      120.
      - Ой! - ахнула Ленка, когда колумбиец так классно подрезал какую-то "Гранаду", что в Москве, наверно, ему бы полчаса били за это морду. Водила и дальше орудовал в таком же духе. Как мы не расплющились о некое штатовское чудище с капотом, как у "КрАЗа", - сам черт не разберет! И это при том, что время уже близилось к полуночи и машин на автостраде было не так много. - Ч-черт! - прошипел Чудо-юдо, увидев что-то позади нас, когда машина выкатилась на развязку, ведущую к аэропорту. Я оглянулся. За нами пер "Чероки-Ларедо", точь-в-точь такой, как у покойного Бернардо Сифилитика. Он был потяжелее, на лобещнике у него была наварена крепенькая "бодалка" из стальных труб, а дорожка, как это ни противно, шла по высокой, пятнадцати-двадцатиметровой насыпи, под которой через каменную трубу протекала грязнющая Рио-де-Санта-Исабель. Уклон был в сторону аэропорта, и были все опасения, что, если "Ларедо" нас боднет в борт на скорости, "Самурай" запросто полетит в речку. Опасности утонуть, конечно, не было, но вот расплющиться и сгореть - сколько угодно. Чудо-юдо выдернул из-под сиденья "бизон-2" и коротко приказал: - На пол! Мне такие команды дважды повторять не надо. Облапив Ленку, я свалил ее на пол кабины, а Чудо-юдо со своим пистолетом-пулеметом залез на наше место. Та-та-та-та! Гильзы посыпались мне на спину, послышались звонкий хлопок лопнувшего баллона, мерзкий скрежет голого колесного диска по асфальту, лязг, звон разбитых стекол, дребезжание сминаемого железа. Потом уже издали долетело: бум-м-м! У "Ларедо" взорвался бак. С пола мы не поднимались до тех пор, пока Чудо-юдо не сказал: - Все, приехали! Я выбрался первым, затем Ленка и Чудо-юдо. Джип уже докатил до аэропорта, но только не до здания, а прямо до стоянки частных самолетов. Фары "Самурая" освещали реактивную, с двигателями на хвосте "птичку" типа "Гольфстрима", около которой нервно прохаживался сеньор Перальта. - Слава Спасителю! - воскликнул он. - Как раз вовремя! Ленка, я, водитель "Самурая", Чудо-юдо и Перальта - вот в таком порядке мы вбежали в неосвещенный салон самолета. В этом воздушном микроавтобусе уже было немало пассажиров, но места для нас оставались. Я уселся к иллюминатору, Ленка рядом. Турбинки самолетика засвистели, он покатил по дорожке, выруливая на взлетную полосу. В это самое время где-то в паре километров на другом краю летного поля взвилась красная ракета. Замелькали фары нескольких машин, с разных сторон мчавшихся к нашему самолету. Но он уже выкатил на ВПП. - Что ж он? - прошипел Чудо-юдо, сжимая кулаки. - Живее нельзя? От здания аэропорта наперерез разгоняющемуся самолету на полной скорости несся тяжелый грузовик... Блин! Если не разминемся - полный абзац! Но разминулись. Наша птичка опередила-таки грузовик и сорвалась с полосы в небо, оставив этого "рожденного ползать" с носом. Впрочем, водитель, как видно, и сам был не камикадзе, а потому, когда увидел, что не успевает, вовремя притормозил. Ту-ту-ту-ту! - глуховато прозвучала где-то за хвостом самолета недлинная пулеметная очередь, и строчка трассеров прочиркала воздух где-то метрах в пяти под крылом. - Поздно, батя! Улетели! - злорадно прошипел Чудо-юдо. Они с Перальтой сидели впереди нас. - Классно! - произнес Перальта по-русски. - Ты гений, Серхио! - Не сглазь, - ответил, помрачнев, отец. - У Соррильи истребители имеются... - Исключено, - сказал Перальта, вновь переходя на испанский. - Одно дело захватить на земле самолет с наркотиками, которые они для нас уже приготовили, другое - сбить над океаном частный колумбийский самолет. У нас все документы в порядке. И вылет был разрешен. Наш парень, сидевший на связи, сообщил начальнику аэропорта о том, что вылет запрещается распоряжением президента, только после того, как мы вырулили на старт... Пока приказ дойдет до дежурных ПВО, мы уже выйдем из воздушного пространства Хайди. - Ну, дай Бог, Даниэль! - Похоже, что Чудо-юдо успокаивался. Из пилотской кабины вышел парень с усами, в рубашке с погончиками, при гастучке и доложил: - Вышли из воздушного пространства Хайди, сеньор Перальта. - Все! - торжественно сказал Чудо-юдо. В салоне зажегся свет. Я осмотрелся. Оказывается, вместе с нами летела теплая компания: Сесар Мендес, Лусия Рохас, Эухения Дорадо с верной Ауророй, пара служащих "Rodriguez AnSo inc." и... Таня-Кармела-Вик. - У вас тут минералочки не найдется? - спросил Чудо-юдо. - Пор фавор, компаньеро! - улыбнулся Перальта, нажал кнопочку и сказал в микрофончик, встроенный в сиденье: - Уна буттилья де борсоми! Через минуту из хвостового закутка появилась стюардесса и принесла "буттилью" плюс пару бумажных стаканчиков одноразового пользования. Как это ни странно, но таинственное "борсоми" оказалось всего лишь боржомом, правда, в экспортной пластиковой бутылке с надписью "Borzomi". Чудо-юдо выхлебнул полный стакан, утер пот со лба и окончательно остыл. Тут я решился напомнить о своем присутствии. - Бать, ты бы ввел меня в курс дела, а? Чудо-юдо обернулся не сразу, потому что налил еще один стакан, но пить не стал, а подал его мне. - На, попей. Успокой нервишки. По правде сказать, я даже особо испугаться не успел. Все происходило на такой скорости, что опасность воспринималась лишь как короткие импульсы: могли врезаться - не врезались, могли нас спихнуть под откос - не спихнули, могли расшибить самолет о грузовик - не расшибли. Захватит дух отпустит, опять захватит - опять отпустит... Но от водички я не отказался, и даже Ленке оставил. - Вы бы объяснились все же, Сергей Сергеевич! - прямо-таки потребовала Хавронья. - Уж объясните, ради Бога, почему я до сих пор тут торчу, когда уже второй день как должна быть в Москве? И почему вы меня врать заставили? Сами заставили и сами все переиграли. - Милая Елена Ивановна, - осклабился Чудо-юдо, - мой многолетний опыт, к сожалению, показывает, что дамам значительно удобнее доверять дезу, чем реальную информацию. С гарантией доходит до вероятного потребителя. И очень естественно, кстати сказать. - Бог с ней! - опасаясь, что Хрюшка наскандалит, вмешался я. - Ты объясни, что произошло со мной... - Хм-м! - покачал головой Чудо-юдо. - Это я и сам хотел бы знать. Конечно, я и по твоей памяти, и по Танькиной прогулялся, но только уловил, что ты вкатил ей и себе по три кубика "Зомби-7", закоротил ее и себя перстнями и каким-то образом после всего этого остался жив. - А что, не должен был? - осторожно поинтересовался я. - По теории, - вздохнул отец, поглаживая бородищу, - которая, как известно, суха, от вас с пани Кармелюк ни шиша не должно было остаться. Больше того, я еще не уловил, как вы выдержали тройную допустимую дозу. По данным Эухении, хотя это нуждается в проверке, никто из подопытных Рейнальдо Мендеса не выдерживал больше одного кубика. Причем размер предельной дозы находится в прямой пропорции от массы тела. Примерно 1 миллилитр на 100 килограммов веса. То есть тебе при весе в 86 кило вполне хватило бы 0,9 кубика, а Танечке при ее 64 килограммах и того меньше. А ей ты, кстати, ввел несколько больше препарата, чем себе. Я, правда, не мог точно измерить по картинке, но там и на глаз видно было. - А почему от нас ни шиша не должно было остаться? - Потому что, если бы формула выхода энергии в "особой цепи" была верна, то ваше замкнутое "колечко" уже за сорок секунд должно было превратиться в плазменный тороид с температуркой так, чтоб не соврать, 60 - 70 миллионов градусов. Не знаю, как там на нынешних "токамаках" - достигли такой температуры или нет, но думаю, чтобы вас испарить к чертовой матери, даже миллиона хватило бы с запасом. - Ты ж сам говорил, что, когда пробовал Таню в связке с Винь и Зейнаб, ничего не получалось... - Но там-то была разомкнутая цепь. И Киска собирала разомкнутую. Там просто создается отрезок спиральной силовой линии, грубо говоря, в левую руку втягивается поток неких частиц, проходит через всех трех девок и вылетает, усилившись, через правую руку той, что с другого края. В том опыте, что ставил я, энергия нарастала, но очень медленно. У Киски, как я думаю, при помощи "Зомби-7" выход должен был быть больше на несколько порядков, если верить тем картинкам, которые Браун видел у Роджерса. А в замкнутой системе, которую вы с Кармелой составили, нарастание энергии пошло бы по крутейшей экспоненте. А эта самая энергия, которую вы в себе раскрутили, между прочим, в тепло переходит... - Ладно, - вздохнул я, завидуя тому, что товарищ генерал петрит еще и в физике, - для меня это все равно темный лес. Тем более, как я понял, формула твоя не сработала. - Се ля ви! - развел руками отец. - Мне лично интересно, как мы из "Бронированного трупа" вышли? - А вот это, милый мой, для меня темный лес. Пища для раздумий и дальнейших исследований. Могу только сказать, что вчера в 22.00 по местному времени в районе горы Ла Корунья, под которой, по грубой прикидке, расположен объект, был зарегистрирован эпицентр подземного толчка силой около четырех баллов по шкале Рихтера. По острову - один-два балла. Жертв и разрушений нет. В 22.45 с борта "Дороти", где ваш покорный слуга, скажем откровенно, пребывал не в лучшем настроении, были замечены две головы людей, плывущих со стороны "Каса бланки де Лос-Панчос" и громко поющих "Интернационал" на чисто русском языке. По извлечении голов и принадлежащих к ним тел выяснилось, что это гражданин Баринов Дмитрий Сергеевич и гражданка Кармелюк Татьяна Артемьевна, пребывающие в абсолютно голом виде. В руках у гражданина Баринова находился атташе-кейс с компьютером типа ноутбук, а в компьютере - информация о фонде О'Брайенов. - Правда? - удивился я. - Но ведь его же Кармела отдала Сорокину и Брауну... - Об этом факте в вашей памяти, как говорится, есть сведения. А вот о том, каким образом вы его заполучили обратно, как и о том, где провели время с 22.00 до 22.45, история умалчивает. Надо заметить, что ни ты, ни Кармела ничего об этом не помните. Ты находился в состоянии "зомби" ровно сутки, Таня и сейчас из него не вышла. У нее удельная доза более чем в три раза превышает норму. В состоянии "зомби", как утверждает Эухения, никто ничего не помнит. - Ты проверял компьютер? - спросил я. - Это именно тот? - Молодец! - похвалил Чудо-юдо. - Я чувствую, что ты сейчас уже неплохо соображаешь. Я тоже заподозрил подмену, потому что в памяти Кармелы была картинка, как она передает кейс Сарториусу. И тебе она об этом сказала. Я сразу потащил вас на берег, отвез к Эухении, и они с Лусией и Еленой на нашей аппаратуре вас как следует просмотрели. - Ленка-то откуда взялась? Ты ж ее отправлял в Москву! - Да врал он тебе! - взорвалась Хрюшка. - И меня заставил сцену ревности изображать. Для того чтобы Бетти с Танечкой поверили, будто мы и впрямь с тобой поссорились. Психолог! Они сразу же раскусили... - Конечно, - невозмутимо ответил Чудо-юдо. - И они успешно накололи нашего оболтуса, подловив на клавише "TEST". Но на самом деле они накололись сами, потому что мне удалось перехватить их канал связи с Сарториусом. Они ведь действовали с тем расчетом, что, если кабель телефона будет отрезан, все останется шито-крыто, ан нет! Мало того, что я присматривал за ними, так еще и Димку подстраховал. - Как это? - удивился я. - Передал им в башку дезу о том, что ты знаешь нечто, без чего им не выбраться из "Бронированного трупа". Я налил еще "борсоми" - очень мне стало интересно. Не жизнь, а одно сплошное отрицание отрицаний. - Возвращаясь к нашим баранам, то есть к ноутбуку, - продолжал Чудо-юдо, скажу, что, несмотря на определенный риск, мы не только открыли кейс, но и подключили компьютер к сети. Вся информация на месте, теперь мы сможем вести операции от лица Танечки, то есть, пардон, сеньоры Родригес и ее законного супруга Анхеля. Детей можете не заводить, а вот ваш брак придется считать продолжающимся. - А мой? - проворчала Ленка. - Тоже. Будешь хорошо себя вести - никто не полезет искать ни решение суда, ни прочее. И по российскому паспорту ты все еще будешь законной женой господина-товарища Дмитрия Баринова. - Слушай, - спросил я, - а чего мы с острова таким лихим способом удираем? Чудо-юдо усмехнулся самодовольно и хитренько. - Видишь ли, документики, которые вы как-то намедни подписывали поменять "мягкий" вариант, с помощью которого мы выцыганили помощь хайдийского правительства в разборке с "джикеями" и "сорокинцами", на "жесткий", речь ведь шла о джентльменском соглашении, не более того. В общем, мы решили, что поскольку фонд О'Брайенов теперь контролируется нами, то услуги дона Соррильи нам уже не нужны. Поэтому, исходя из интересов "Rodriguez AnSo incorporated", сеньор Перальта вчера провел необходимую работу по "жесткому" варианту. Кроме того, он уже перепродал всю нашу хайдийскую собственность каким-то, грубо говоря, богатым фраерам из не помню каких эмиратов. С десятипроцентным наваром. Все наши дела на Хайди свернуты. На фига нам, извините, компенсировать хайдийцам их ущерб от разрыва контракта с "G & К"? А когда я вчера ознакомился с лабораторией Национального центра тропической медицины, то понял, что там задел, извините, на вчерашний день. В общем, благоразумнее будет, если мы продолжим работу у нас в "деревне", а фармацевтическое предприятие построим в Колумбии. - А что Соррилья? - Все, что он смог, ты уже видел. Тем более что весь разговор Соррильи с его силовиками, а соответственно и весь план операции против нас я узнал раньше, чем сотрудники полиции и спецслужбы. Сначала хотели натравить на нас "койотов", но Доминго Косой, который сейчас лечится в тюремном госпитале, просил передать дону Хосе, что поможет ему только после дождичка в четверг, а может, и позже. Потом решили устроить шоу с подбросом в самолет марихуаны. В общем, все это накрылось медным тазом. Я, правда, опасался, что они дойдут до отчаяния и пошлют истребители, но вроде бы зря... Я почувствовал, что Чудо-юдо боится сглазить. Если Соррилье и впрямь нечего терять, то он нас и над нейтральными водами срубит. Плевать ему будет даже на то, если Колумбия отправит на разборку с Хайди весь свой могучий флот (вряд ли он у колумбийцев шибко могучий, но, чтобы навалять островитянам, им и пары эсминцев хватит). Иное дело, что этим все равно ничего не поправишь... - А перстеньки? - припомнил я. - Они у тебя? - Так точно, - сказал Чудо-юдо. - Вот они, родимые! Он вынул их из внутреннего кармана. Перстни по-прежнему золотисто блестели, но не отбрасывали тени. В них заключалась Тайна. Быть может, великая и зловещая. Не знаю, кто подарил Человечеству эти игрушки, как они путешествовали во времени и пространстве, какая сила заключалась в них. Не думаю, чтобы древние жители Северной Африки - Алъ-Мохады, чья кровь немалой толикой примешана к крови жителей Пиренейского полуострова, а через нее досталась и островитянам Карибского моря, были теми, кто их изготовил... Чудо-юдо спрятал перстеньки. Я откинул голову на кресло, прикрыл глаза. Какая-то странная усталость надвинулась неожиданно, просто внезапно. Да, можно было ожидать, наверно, что от нервного напряжения или перерасхода сил захочется отдохнуть, но ожидать того, что произошло, я никак не мог... Нет, я не заснул и не увидел никаких дурацких снов. Просто вновь, как уже не раз бывало, начался "компот" в голове. Замелькали в сверхускоренном темпе картинки давнего и недавнего прошлого, куски и фрагменты тех жизней, которые так или иначе отложились в моей памяти. Нет, чертов Суинг не дотянулся! Он так и не передал мне парашют. Воздух свистит, скорость растет, земля приближается, теперь все, крышка. Я разобьюсь всмятку, тут сплошные скалы. Нет, странно, я вонзаюсь в зеленую землю, окутанный тучей пузырьков. Оказывается, это вода. Но почему я не могу выплыть? Почему меня тянет вниз? Боже мой, пятисотметровая шахта! Там и с аквалангом хана. А у меня его нет. Что это опускается сверху? "Маркиза"? Нет, это галеон "Санта-Фернанда", на ней полтораста бочек с золотом! Господи, они ж меня раздавят! Я ведь только маленький негритенок Мануэль, Святая Дева Мария, спаси меня! Господи, слава тебе, вижу - вот она, Мария! Она спускается ко мне в сиянии небесном. Но у нее усики... Это не Мария, это Мэри Грин в "Аквамарине". Ну, скорее, пока еще не наехал Джек. Он парень конкретный, он не простит, что я привез Таню, которая всех убила... Год блесс ю, Мэри! Ах, ты не Мэри... Странно, и правда - донья Мерседес. Простите, не бейте больно вашего негритенка! Только не уносите меня в туннель, я ненавижу туннели. Там темно, там бегают "тигры" и "джикеи", там Сорокин и Браун... А почему мне надо бояться Брауна? Ведь я сам и есть Браун. Мне сорок лет, у меня четыре войны за спиной и столько трупов, что лишние не помешают... Сергей! Сорокин! Командуй! Я сделаю! Мне ничего не страшно. Я все вспомнил. Все, что было со мной, Ричардом Брауном, а не с этим русским сопляком Колькой-Димкой. ...В посольстве США у Сарториуса имелся свой парень. Какой он был секретарь или советник, мне не сказали. Но то, что он не служил там садовником, могу поклясться. Этот парень, не спрашивая, кто я и кем довожусь Умберто, проводил нас в ту комнатку, где когда-то мы с Киской вылезли в объятия очкастого посла и вручили ему трехгаллонную бутыль с "Зомби-7" и семь красных папок технологической документации. Кроме того, тогда нам подобрали приличную одежду, выдали паспорта и кредитные карточки. Сейчас нам с Умберто предстояло обратное: мы должны были снять приличную одежду и погрузиться в эту чертову клоаку, когда-то вырытую заключенными диктатора. - За полчаса до вас туда уехал Дэрк и шесть его приятелей, - приятно улыбаясь, сообщил парень из посольства. - Не ручаюсь, что им будет приятно с вами встретиться на выходе. На вашем месте я пошел бы более крупной группой. Кроме того, не забудьте: как только площадка пойдет в обратном направлении, ход замуровывается автоматически. У нас есть вторая, на которой поедете вы, но замуровка хода состоится сразу после отъезда одной из них. Те, что придут вторыми, не получат серебряных медалей. И еще. Посол смотрит на все сквозь пальцы. Тот, кто принесет компьютер, должен этого не забыть. Общий список лиц, которых вы в случае успеха должны считать своими кредиторами, будет до вас доведен своевременно или несколько позже, разумеется, в устной форме. Суммы долга будут так же оговорены позже. Предупреждаю, что Дэрк пошел на аналогичных условиях. О тех, кто проиграет и останется под землей, я никаких инструкций не имею. Но те, кто вернется без компьютера, - люди без будущего. - Спасибо за информацию, - поблагодарил его Сарториус. Мы взяли шнековые пистолет-пулеметы CALICO с магазинами по сто патронов, а также другое снаряжение, которое было заготовлено для нас. - Арривидерчи! - Сарториус помахал рукой своему не слишком близкому приятелю. Мы сели в кресла, установленные на самодвижущейся площадке. Умберто набрал код, и площадка понеслась в кромешной тьме, точь-в-точь как тогда, когда мы мчались с Киской. Смешно, я ведь совсем недавно видел этого паренька, в чьей шкуре я тогда сидел. Прожив с Марселей почти одиннадцать лет и обзаведясь шестью детьми, сомневаться в происхождении которых никак не могу, я все-таки чуточку ревную. Когда мы бегали с ней по острову, а потом катались на яхте в теплой компании Синди, Мэри и Соледад, там была только моя католическая душа. Тело принадлежало ему, и оно, надо сказать, работало превосходно. Путешествие по подземелью проходило на большой скорости, и мы добрались до места не больше чем за полчаса, хотя приходилось и опускаться по вертикальным стволам, и нестись по крутым уклонам, и катить по горизонтальным туннелям. Так или иначе, но буфер нашей площадки столкнулся с буфером пустой площадки, на которой прикатил Дэрк. Странно, но он никого не оставил сторожить выход. Это был большой риск, ведь его могли опередить и Баринов, и я. Только чуть позже я понял, почему он не оставил часового: Дэрк не доверял ему. Все его люди перенервничали после того, как их накрыли "тигры" и им чудом удалось проскочить через какую-то подводную лазейку. Он боялся, что те, кого он оставит караулить выход, с перепугу сбегут и бросят остальных в замурованном склепе. Когда мы, держа оружие наготове, пробрались в небольшую комнатку, то спустились по лестнице и почти сразу же услышали звуки стрельбы. - Помоги, Вик! - приказал Умберто, поскольку микросхема в мозгу Тани-Вик постоянно докладывала ему обо всем, что происходит с ней. Мне хотелось спросить, куда же он пойдет сам, но времени не оставалось, я вынужден был просто подчиниться. Итак, он побежал в один конец коридора, а я в другой, туда, где стреляли. Мне удалось успеть как раз вовремя. Вик была ранена пулей в руку и некоторое время не могла отвечать на огонь людей Дэрка, потому что должна была еще нести кейс с компьютером. Я открыл стрельбу, дал ей возможность убежать подальше, а затем стал отступать сам. Позже мне помог огнем вернувшийся Сарториус, и мы смогли подняться по лестнице. При этом мы расстреляли почти все патроны, а запасных магазинов к "CALICO" у нас не было, мы понадеялись на то, что сотни хватит. Кроме того, мы не знали, сколько у Дэрка людей. Они вот-вот могли ворваться с лестницы в комнату, и Таня открыла огонь, в упор уложив негра, уже взбежавшего на площадку у двери. У нее оставалось еще два магазина к "ПП-90". - Берите компьютер и уходите! - крикнула Таня. - Мне он не нужен. Эти свиньи убили мою маму! Я не хочу жить! Сарториус, кажется, пытался ее уговорить, но времени на то, чтобы заниматься этим серьезно, у нас не было. Кроме того, Сарториус, оказывается, решил взорвать "Бронированный труп" и пустил часовой механизм, поставив время взрыва на 22.00. - Возьмите еще и вот это! - Таня показала нам пузырек с надписью "Зомби-7", а также шприц. - Оставь себе! - сказал Сарториус. - Это нужно уничтожить, иначе Человечество превратится в стада идиотов, управляемые по команде элиты. Можешь ввести это себе... - Уходите! - закричала Таня и вновь стала стрелять по тем, кто лез с лестницы. Сарториус схватил кейс, мы сели на свою платформу и, нажав первую попавшуюся клавишу, покатили в посольство. Когда мы уезжали, сразу же за нашей спиной начали опускаться стальные щиты, а затем послышалось бульканье и гравийный шелест бетона, заливавшего пустоты. - Она еще отстреливается... - сообщал Сарториус. - Все, патроны кончились... Ворвались Дэрк и еще кто-то, она дерется. Скрутили, пристегнули наручниками к креслу. Собираются пытать... Некоторое время Сарториус молчал, потом удивленно сказал: - Ворвался Баринов. Застрелил Дэрка, дерется со вторым... Убил второго! Начинает спрашивать Таню... Как раз в это время наша площадка пошла вверх, потом еще немного по горизонтали и вдруг встала. - Отлично! - вскричал Умберто. - Слезаем! Едва мы соскочили с площадки, как она тут же поехала дальше, а Сарториус включил фонарь и повел меня в какой-то боковой ход. Пройдя по этому ходу около ста ярдов, мы очутились у заваленной шахты. Той самой, что служила выходом к асиенде "Лопес-23". ...Три дня назад на этой асиенде нас окружили "тигры". Нам с Умберто повезло только потому, что мы не стали отступать перед ними, а, расчистив себе дорогу огнем "АГС-17", прорвались через их цепь. Мы перестреляли тех троих "тигров", что охраняли вход в эту шахту, и ушли вниз. Позже нам удалось выйти на подземную магистраль, ведущую к авиабазе, и найти вентиляционный колодец. Через него мы выбрались на одну из окраинных улочек Сан-Исидро, в двух кварталах откуда был домишко одного из старых друзей Сарториуса, местного коммуниста. Он спрятал наше оружие и нашел для нас подходящую одежду. Вот в этой-то одежде мы и пошли в посольство США, когда решились идти ва-банк и последовать за Дэрком. Конечно, мы могли бы залезть туда и раньше его. Но, во-первых, открыть все тайники могли только Таня и Бетти, а во-вторых, гораздо удобнее знать, что ты идешь по следу за своим врагом, а не он дышит тебе в затылок. Так или иначе, но превратности судьбы вновь привели нас на "Лопес-23". Конечно, на саму асиенду мы заходить не собирались. Во время боя с "тиграми" и жилой дом, и все иные постройки были разбиты минометами и ракетным ударом с вертолетов - тех самых, что Сарториус-Сорокин продал хайдийскому правительству. "Тигров" здесь уже не было, но и ничего полезного для нас тоже. По крайней мере мне так казалось. - Послушай, - спросил я у Сарториуса, - почему мы не поехали в посольство? И как ты остановил платформу? - Очень просто остановил, - ответил он. - Ломиком. По-русски. А что касается вашего посольства, то мне оно теперь без разницы. У меня еще пять паспортов, кроме американского. А вот попадать в посольство с ноутбуком не хочу. Меня могут тут же арестовать, изобличитъ в чем угодно, а эти деньги мне еще нужны. Я их не для того добывал, чтобы их у меня так просто реквизировали. - А обо мне ты подумал? - вскричал я возмущенно. - У меня в Штатах кое-какие дела остались... - Ничего, - отмахнулся Сарториус, - обойдешься. Я выкуплю твою компанию и перепродам кому-нибудь. Эти деньги нужны Мировой Революции... - Я эти революции делать не нанимался, товарищ Сорокин! - Нанимался, нанимался! - возразил Умберто. - Именно нанимался, поскольку за деньги. Вообще-то революции по убеждению делают. А ты наемник. Тебе уплачено. Вообще-то он неплохой парень, хотя и фанатик. Поэтому я не стал с ним драться и даже спорить не стал. Мы прошли мимо сожженной асиенды и выбрались на потоптанное солдатами кукурузное поле. - Куда мы идем? - спросил я. - К шахте, - ответил он. - Той самой, через которую вы пролезли в "Лопес-23"... Черт побери, мне-то надо было помнить! Но на черта нам туда понадобилось я не понимал. - Вот черт! - Умберто прибавил шагу, а потом побежал. Я припустил за ним, ничего не понимая. Пару раз чуть не грохнулся, запнувшись о стебли. Наконец мы выбежали на площадку, где увидели щель в форме полумесяца, перекошенную крышку, перекрывавшую жерло шахты. - Что случилось? - спросил я, отдуваясь. - Они решили выходить с помощью перстней Аль-Мохадов... - пробормотал Сарториус, - Только как это у них выйдет ц успеют ли они? Я ведь включил механизм подрыва атомного заряда... - Что? - У меня глаза полезли на лоб, но задать вопрос я не успел, потому что в этот момент щель-полумесяц осветилась изнутри. Нет, это не была вспышка ядерного взрыва. Это было нечто иное. По стволу шахты, быстро вращаясь, с самого дна полукилометровой пропасти вверх, то есть к нам, понеслось огненно-оранжевое кольцо. Я инстинктивно шарахнулся в кукурузу, хотя и понимал, что толку от этого, если что, будет немного. Сарториус остался на месте, вытащив из-за пазухи какой-то странный прибор, внешне похожий на фотокамеру с мощным телеобъективом. Правда, объектив этот не имел линз. Умберто нажал какую-то кнопку на своем приборе, и из объектива высветился тонкий, острый луч, прямо как лазерный меч у Люка Скайуокера в "Звездных войнах". Правда, это был явно не лазер, а что-то другое. Этот луч стал изгибаться в спираль, будто его пропустили через волоконно-оптический световод. Причем спираль эта, словно лассо, раскручиваемое ковбоем, расширялась и расширялась. Через какие-то десять секунд от прибора, который держал Сарториус, вытянулась некая широкая светящаяся труба, как бы свитая из голубоватого луча. А оранжевое кольцо, летевшее из шахты, тем временем ударило в перекошенную "миску", закрывавшую ствол шахты, и перевернуло ее как пушинку, хотя весом "миска" была не менее десяти-пятнадцати тонн. Она встала на ребро и вполне могла бы грохнуться на Сарториуса, но тот упер в нее эту свою лучевую трубу и отшвырнул в дренажную канаву. При этом произошло какое-то удивительно мощное сотрясение почвы, подкинувшее меня на три фута вверх, а затем бросившее навзничь. Оранжевое кольцо - вылитая "летающая тарелка", между прочим! - уже взлетело метров на десять в воздух и наверняка унеслось бы в темно-синее звездное небо, но в этот самый момент труба Сарториуса перенацелилась на него. Когда оранжевое кольцо соприкоснулось с мерцающей голубизной трубы, оно завертелось еще быстрее, уменьшилось в диаметре и резко изменило форму, сперва превратившись в некое подобие волчка-юлы, а затем во что-то вроде морковки. При этом эта "морковка" оказалась внутри голубоватой спирали-трубы. Труба стала медленно сжиматься, словно пружина, а вместе с ней все уменьшалась и уменьшалась попавшая в плен "морковка". Сарториус каким-то образом управлял этим процессом, подкручивая верньерчик на корпусе своего прибора. Он постепенно уменьшал угол наклона задранной в небеса трубы, переводя ее в горизонтальное положение, как зенитчик ствол орудия по команде "отбой". А вот когда труба с "морковкой" внутри оказалась почти уложенной на кукурузу, произошло еще одно удивительное дело: труба раздвоилась и вместо одной "морковки" в большой трубе появились две маленькие в двух трубах меньшего диаметра. Потом обе трубы резко ускорили вращение. "Морковки" при этом тоже стали вращаться, но с каждым оборотом вокруг продольной оси меняли форму. И вот я увидел, что обе они постепенно превращаются в человеческие фигуры! Это было сумасшедшее зрелище... Наконец Сарториус как бы положил эти человеческие фигуры на свободное от кукурузы место. После этого он выключил свой прибор. Оба тела, появившиеся из "морковок", оказались Димой и Таней. На них не было ни единой тряпочки, но на каждой руке у обоих сверкало по перстню Аль-Мохадов. - Закурить есть? - спросил Сарториус. У меня был только обрезок сигары, но Умберто схватил его так, будто я ему отдал ключ от сейфа с миллионом долларов. Он зажег его и затянулся. Как русские затягиваются сигарами? Ума не приложу. Впрочем, как они превращают UFO в "морковки", а из "морковок" восстанавливают людей, я тоже еще не понял. - Они живы? - спросил я, указывая на тела. - Не совсем, - сказал Сарториус и отдал мне окурок. - Как это? - удивился я. - Встать! - вместо ответа произнес Умберто, и оба - Дима и Таня встали. Движения их были какие-то механические, необычные. Тут я вспомнил Мэри и Синди... - "Зомби- 7"? - вырвалось у меня. - Да, это твой дружок Дима постарался. Он вколол себе и ей такие дозы, что если б не перстни, им бы пришел конец. По три кубика, обормот! И особую цепь накоротко замкнул... - А чем это ты их сцапал? - Генератор вихревых электромагнитных полей. Если бы мне не удалось забрать энергию атомного взрыва, хрен бы их поймать! Унесло бы неведомо куда. Так бы и носились колечком, пока не остыли... Но то, что получилось, это класс! Я посмотрел на две куклы: мальчик и девочка. Сарториус теперь для них царь и Бог. Помнится, Киска говорила, что все эти существа, выполнив команду первого, кто им прикажет, намертво становятся его рабами. - Это у них первый укол? - спросил я. - Значит, они трое суток будут от него отходить? - Меньше, - возразил Сарториус. - Перстни сожрали всю избыточную энергию, а когда я ее гасил, вытянули больше двух третей. В общем, Дима уже через сутки придет в себя, а Таня еще спустя полсуток. После этого мы побежали вчетвером через поле к кольцевой автостраде. По-моему, Сарториус остановил первую попавшуюся машину, помахав автоматом и заявив, что поймана пара идиотов, сбежавших из сумасшедшего дома. Не знаю, чему поверили: то ли ничего не выражающим рожам Димы и Тани, то ли нашим пустым, без единого патрона CALICO. Мы благополучно доехали до Лос-Панчоса, где высадились на пустынной улочке. Здесь у Сарториуса жил какой-то знакомый, у которого был компьютер и целая лаборатория в подвале. Сарториус подключил ноутбук Тимоти О'Брайена и аккуратненько переписал с него все, что там было, на жесткий диск компьютера своего приятеля. Приятель в это время проделывал какие-то операции с кейсом... - Можно ставить машину на место, - сообщил он, - но надо решить вопрос, какую штучку установить: мгновенного действия, радиокомандную, барометрическую? - Нужно, чтоб пару раз он мог его включить. Но сработать должно только в самолете. - Ладно, подумаем... - помрачнел специалист. Что он там придумал - не знаю, потому что Сарториус усадил меня в какое-то кресло и навел свой странный "фотоаппарат"... Едва мои воспоминания дошли до этого места, как в голове опять на какое-то время началась мешанина. ...Нет, до парашюта я не дотянулся. Мне пришлось падать с нескольких тысяч футов - а может, метров? - в летящее снизу огненно-оранжевое кольцо, оплетенное, словно соленоид проволокой, голубой спиралью вихревых токов. Я же сгорю или превращусь в морковку! Оранжевую такую, с зеленым хвостиком. И меня выдернут из грядки. А я не хочу, чтобы меня выдергивали! Меня съест первый попавшийся кролик или свинья. Хрюшка Чебакова, например. Нет, не дамся. Я лучше шлангом прикинусь. Он на змею похож, его все испугаются. Почему нельзя шлангом? Мне все можно! Я президент "Rodriguez AnSo inc.", меня даже президент Соррилья боится. По-испански он пишется как "Zorrilla", то есть маленький Zorro. Хороший фильм был когда-то, на всех стенах надписи писали... Нет, я не писал! Ничего не писал и не подписывал! Это соглашение с Соррильей придумал не я! Граждане судьи! Я не жулик! Я убийца! Я - Коротков, Браун, Родригес, Баринов, но я не жулик. Я только убивал изредка, и то случайно. И вообще я ничего не знаю. Я лечу в самолете. С отцом и законными женами. У меня их две, а может, и больше. Аллах акбар! Бисмиллаги-р-рахмани-р-рахим! На несколько секунд я увидел салон самолета и Чудо-юдо с компьютером в руках, идущего в пилотскую кабину. Затем опять замелькали какие-то перепутавшиеся картины и образы, но совсем ненадолго. Из тьмы беспросветной, сменившей мешанину, выступил "Главный камуфляжник" Сорокин и сказал: - У тебя есть шанс. Я специально передал тебе в голову память Брауна. К сожалению, он оказался слишком привязан к своему классу. Его больше нет, но есть ты. Этот самолет не долетит до Барранкильи. Баринов думает, что Перальта ему предан, но на самом деле он готовит неприятную шутку для всех вас. Самолет будет взорван, едва Перальта покинет его на парашюте-тандеме вместе с Сесаром Мендесом. Ему нужны только секрет "Зомби-7" и миллиарды О'Брайенов. Сперва его люди расстреляют вас из автоматов, потом Перальта заберет компьютер и выпрыгнет через хвостовой люк. Сделай это раньше него. Парашют в туалете, в шкафчике номер три. Там же маленький пульт с двумя кнопками. Нажмешь черную - пол туалета вместе с тобой провалится, нажмешь красную - взорвешь самолет. Впрочем, он все равно взорвется, потому что в кейсе ноутбука заложена мина. Мне хочется, чтобы ты остался жив. Можешь спасти еще одного человека, но это не должен быть твой отец или Сесар Мендес. Мина в ноутбуке может взорваться уже сейчас. У нее есть кратный взрыватель, который срабатывает на третьем включении источников питания. Торопись. Продумав слишком долго, ты можешь оказаться далеко от основных путей, которыми ходят торговые суда. Но если ты выпрыгнешь ровно через пять минут, то пробудешь в океане совсем недолго... Странно, наверное, я мог бы его ослушаться и рассказать все Чудо-юде. Но я не стал этого делать. Отчего-то я сказал Ленке: - У меня к тебе интимный разговор. Пойдем? - Ты что, Волчара, обалдел? - удивилась она. - Идем! - сказал я настойчиво. - Поговорить надо. Мы вышли в короткий проход между креслами. На нас никто не смотрел, почти все дремали. Эухения - вредная, но в общем симпатичная супергадалка. Лусия - бедная маленькая научная мышка. Сесар - несостоявшийся герой, несчастный сын фанатика науки. Таня - страшное соединение невинной девочки-идиотки, развратной американской шлюхи с закаленной советской диверсанткой-террористкой. Перальта и его холуи - дети Медельинского картеля, бандито-гангстерито, так сказать... И еще отец родной. В принципе можно выбрать и его. Но тогда он опять возьмет человечество на прицел. Да здравствует Павлик Морозов! Ура!