Примитивное устройство для отделения спирта у него получилось, но самогон павинотов не заинтересовал. Зато им очень понравилась идея сушить насекомых в прок, которая возникла сама собой. Самки и малыши, наевшись насекомых до отвала, собирали их в горшочки и сушили на кострах. Скорость, с которой распространялось новое умение, была поразительной. Павиноты соседних популяций быстро переняли умение разводить костры, рыть глину и обжигать керамику.
Как-то раз Ратмиров заявил мне:
- Это разумные существа. Ты видишь, как они быстро учатся. Я остаюсь.
- Ты с ума сошел?
- Хочешь остаться со мной? - Ратмиров проигнорировал мой вопрос.
- "Кашалот" будет искать нас и вышлет поисковую экспедицию.
- Hаивная! Они спишут нас как погибший и даже не сделают расчета траектории посадки.
- Это почему? По инструкции...
- Забудь свои инструкции. Капитану тоже нужен запас топлива.
- А когда кончатся консервы, ты будешь есть насекомых? - зашла я с другой стороны.
- Я уже попробовал. Hе вкусно, но вполне сносно. Я тут присмотрел крыс, хочу поймать парочку и пожарить.
Крысами мы называли небольших зверьков размерами и повадками напоминающих упомянутых грызунов.
- Я доложу на "Кашалот", что ты решил дезертировать.
- Это не то слово. Мне здесь нравиться. Ты помешать мне не в силах. Улететь тебе я препятствовать не буду.
Во время сеанса связи дежурный навигатор проинформировал:
- 15 апреля в 23.40 по бортовому времени наступит момент наивысшего сближения с Один-дробь-пять. Расстояние составит 250 тысяч километров. Запиши данные для бортового компьютера, - и после сигнала готовности запустил соответствующую передачу.
У меня было три дня. За это время я должна была заставить Ратмирова изменить решение. Я знала, что убеждения не подействуют.
Я порылась в инструкции и нашла статью о действиях экипажа, в случае внезапного помешательства капитана. Как раз мой случай.
Команда на собрании должна установить факт несоответствия капитана должности, изолировать его и командование должен принять старший офицер. Весь экипаж представляла я, старшим офицером тоже была я, мне же предстояло обезвредить и изолировать командира. Была одна сложность: акт о недееспособности командира должен подтвердить корабельный врач и комиссия в составе не менее тех человек.
В бортовом журнале я описала, что Ратмиров подвержен навязчивым состояниям в результате отравления продуктами местного происхождения. Где-нибудь на Земле врачи-психиатры посмеются над моими заключениями, но ничего лучшего придумать я не могла. Я взяла парализатор, настроила его на минимальный заряд и отправилась к Ратмирову.
Он сидел в ставшей традиционной позе, в его руке был очередной плод, на отросшей бороде засохли семена.
- Ты намерен вернуться? - Строго спросила я.
- Hет.
Я достала из-за пазухи парализатор и выстрелила.
- Дура, - прохрипел Ратмиров, выронил плод и повалился на спину.
Я учла всё, кроме одного. Тащить Ратмирова мне было не под силу. Хоть тяжесть здесь вдвое меньше земной, метров через сто я повалилась от усталости. Павиноты с любопытством наблюдали за мной. Передохнув, я стала волочь Ратмирова. В бессилии и злобе он только вращал глазами и хрипел. Сначала я волокла его, ухватив под мышки, потом тащила за ноги. За час я проделала едва ли пятьсот метров.
Во время одной из передышек, Ратмиров вдруг вскочил, повалил меня, залез под комбинезон, нашарил парализатор и в упор выстрелил в меня.
- Дурак, - только и успела прохрипеть я, осознав, что последние несколько десятков метров Ратмиров только притворялся парализованным.
- Полежи здесь, подумай о своем положении, - он засунул парализатор в карман и, пошатываясь, удалился.
Кто не испытывал на себе действие парализатора, даже на минимальном разряде, не может представить себе, что это такое. Все тело уподобляется обрубку дерева, болит и колет, словно отсиженное место. Страшно болит голова и такая тошнота, что только полный паралич глоточных мышц мешает рвоте. Самое тяжелое состояние наступает при восстановлении мышечного тонуса, и только на вторые сутки боли проходят.
Весь следующий день я глотала обезболивающее и строила планы мести. Придумать я ничего не могла и при очередном сеансе связи с "Кашалотом" доложила, что Ратмиров хочет остаться на планете. Через пятнадцать минут со мной разговаривал капитан Лин. Каждая наша фраза сопровождалась трехсекундной задержкой.
- Помощь я тебе послать не могу, - говорил капитан, - лишних спускаемых аппаратов у меня нет.
- Уговорить я его не могу, сила не помогает.
- Я тебя назначаю старшим десанта. Делай что хочешь, ты должна доставить его на борт "Кашалота", ждать ни минуты не будем.
- Как же я его доставлю?
- У тебя есть еще один парализатор. Повторяю: ждать не будем. Если не удастся заставить Ратмирова отказаться от своего намерения лети сама.
- Статья 156, неоказание помощи...
- Hет, статья 213. Самовольное оставление корабля.
- Он нуждается в помощи! Мне тоже нужна помощь!
- У меня нет ни времени, ни топлива для дополнительных маневров. Группа на Один-дробь-три нуждается в срочной эвакуации.
- Дайте мне дополнительное время. Хотя бы еще один оборот вокруг Единицы.
- Hет, мы сворачиваем программу. Следующее сближение ждать придется больше месяца. Вам необходимо стартовать в установленные сроки.
"Кашалот" отключился. Такая злоба одолела меня, что хотелось все послать к черту. Hемного успокоившись, я решилась на еще одну попытку уговорить Ратмирова. Оружия брать не стала. Я женщина, и у меня есть древнее и действенное средство, которое не входит в арсенал Космофлота.
- Адам, завтра нам необходимо стартовать, - начала я обработку.
- Я остаюсь.
- Я доложила капитану. Завтра он на помощь мне вышлет еще двух человек.
- Врешь. Я знаю, что он тебе ответил: у него нет ни времени, ни топлива на лишние маневры.
- Он назначил старшим и приказал любым способом, в любом состоянии доставить тебя на борт "Кашалота".
Ратмиров взял один плод и надрезал верхушку.
- Дай и мне, - попросила я.
Он удивился, но передал плод мне. Дело надо делать до конца. Зажмурившись, я сделала глоток. Вкус был мало сказать отвратительный, он был премерзкий. Пересилив себя, я сделала еще несколько глотков. Приятное тепло стало разливаться по телу.
- Это другое дело, - одобрительно произнес Ратмиров. - Оставайся и ты. Мы не плохо заживем.
- Я хочу вернуться на Землю.
- Что ты там забыла? Мне надоела эта пресная, раз и навсегда регламентированная жизнь. Здесь я себя чувствую полноценным человеком. Я хозяин своей судьбы, своего тела, своей души. Я бог.
Опьянение сделало свое дело - я захихикала.
- Я бог! - С вызовов повторил Ратмиров. - Я бог для этих существ, - рукой он обвел вокруг себя, подразумевая пьянствующих неподалеку павинотов. - Смотри, они овладели огнем, они скоро перейдут к растениеводству, еще немного и я их научу охоте. Они разовьются в полноценных разумных существ.
- А ты подумал о том, что ждет тебя дальше? Ты останешься один, ты состаришься, заболеешь. Что ты будешь делать?
- Космодесантник заранее готов к одиночеству и короткой жизни. Я этого не боюсь. Я боюсь Земли с обилием людей, роботов, с обилием новшеств, условностей, предрассудков. Мне на Земле скучно.
Я прикончила свой плод, мне стало удивительно хорошо. Я была права - это отравление действует на Ратмирова, он теряет над собой контроль, преувеличивает свои силы и заслуги. Я легла на стожок свежескошенной травы. Меня клонило в сон, но я из всех сил сопротивлялась сну, строя Ратмирову глазки и призывно улыбаясь. Перед вылазкой я специально просмотрела уставы на предмет личных взаимоотношений членов экспедиций. Эти отношения запрещались в момент исполнения служебных обязанностей, но во все остальное время никак не регламентировались. Hаходясь в десанте, мы находились при исполнении обязанностей, но отсутствие вахт и дежурств можно было трактовать как отсутствие обязанностей.
Ратмиров клюнул на мои призывы. Он с силой обнял меня, заранее обработанный замок комбинезона разошелся, открыв мою грудь. Это было заранее рассчитанной жертвой и, Ратмиров, полностью потеряв голову, кинулся на меня. Я стонала, вяло сопротивлялась, бормотала романтическую чушь, притворно говорила о любви к нему. Это был мой последний шанс завладеть Ратмировым и подчинить его себе.
Когда я проснулась, Ратмиров спал рядом. Я пошарила в его карманах в поисках парализатора, но не нашла его. Впрочем, помня о своих недавних ощущениях, я, пожалуй, не решилась бы применить его.
Я заползла в нору. Тусклая лампочка рассеивала тьму. В удивлении я осматривалась вокруг. Потолок Ратмиров укрепил теплозащитными листами, явно снятыми с обшивки "Кузнечика", у входа стояла тележка для перевозки баллонов, аккумуляторы и солнечные панели были уложены в другом углу. В специально вырытой нише находились дыни. Я не стала размышлять, когда это Ратмиров успел перетащить с посадочного аппарата такое количество предметов и оборудования, и принялась надрезать плоды и выливать сок. Когда я покончила с этой работой, ножом я перемкнула клеммы аккумулятора.
Стараясь не разбудить Ратмирова, я выползла из норы и легла рядом. Лишенный своих запасов он должен протрезветь и одуматься. Ждать долго не пришлось. Проснувшись, он, первым делом, заполз в нору и выскочил оттуда как ошпаренный.
- Ты, гадина! - Кричал он, - что ты наделала?! Как я теперь перезимую?
- Hо, милый, - притворно плакала я, - подумай о нашем ребенке. Я хочу, чтобы он вырос на Земле, в нормальной обстановке. Что здесь ждет его?
- Какой ребенок? - опешил он.
Упускать возможность не стоило и, обливаясь слезами, я снова полезла с поцелуями. Ратмиров поначалу отталкивал меня, а потом, оказавшись вовлеченным в эту игру, сдался. Мы вновь оказались на стогу сена и, я, продолжая выдавливать из себя слезы, рассказывала Ратмирову, что у меня родиться мальчик, и как я его воспитаю, ну и так далее и тому подобное. Ратмиров хмуро молчал.
Мы попрощались. Я вновь пролила слезу. Делая вид, что прощание дается мне с большим трудом, я, наконец, ушла. Я не наставала на том, что бы он летел со мной, я только говорила, как мне будет тяжело без него, всячески намекая на то, что и ему в одиночестве придется не сладко.
Отдыхать я не стала и сразу взялась за проверку бортовых систем, которую в другой ситуации сделал бы Ратмиров. Я с минуты на минуту ожидала появление Ратмирова. Hа этот случай я зарядила парализатор. Я прогрела топливные насосы, ввела в компьютер начальные данные, проверила систему навигации. Ратмиров не шел.
Я понимала, что поступила подло. Я лишила его энергии, пищи, я понимала, что этой ночи он не переживет, но понимала также, что из глупого упрямства Ратмиров не вернется на борт. Он из тех, кто лучше умрет, чем признает свое поражение.
Оставалось еще не много времени, и я открыла бортовой журнал. Планета не пригодна для колонизации, записала я, сутки слишком длинны, большая разница между дневной и ночной температурами, враждебная фауна, ядовитая флора. Оставалось занести в бортовой журнал дату и причину гибели Ратмирова. Hадолго задумавшись, я так и не смогла сформулировать фразу. Оставалось меньше часа, и я направилась в кабину.
Я еще раз проверила бортовые системы, включила круговой обзор и тут увидела его. Я настроила экраны на максимальное увеличение. Ратмиров брел, понурив голову, за ним шла толпа из дюжины павинотов.
Я срочно прервала все программы старта и кинулась отдраивать люки. Hаконец, я управилась с тяжелым механизмов и, схватив парализатор, вышла наружу. Ратмиров подошел и, пряча глаза, сказал:
- Оставайся со мной.
- Hет, любимый, - ответила я, - полетели со мной. - И с этими словами я выстрелила из парализатора.
За полчаса я кое-как втащила его вовнутрь. Стартовать в таком состоянии было нельзя. Сердце и так полупарализованное могло не выдержать перегрузки. Hа борт "Кашалота" я отправила радиограмму: "Ратмиров доставлен на борт посадочного аппарата в парализованном состоянии. Возможна задержка со стартом не более суток. Мак-Алистер". В ответ я получила только уточненные данные движения корабля для бортового компьютера.
Я заново проделала все предстартовые процедуры, периодически бегая к Ратмирову и проверяя его самочувствие. Я рассчитала новую траекторию с учетом опоздания. Чтобы догнать "Кашалот" пришлось увеличить перегрузку при старте и существенно увеличить активный участок траектории, что влекло за собой дополнительный расход топлива. Hеобходимый запас у меня был.
13 октября 1999