После обеда мальчишки пошли к заливу. На этот раз никакого задания от матери у них не было. А когда нет заданий, совсем по-другому и ходится, и дышится.
      Ветер поутих. Волны сбросили свои белые шапки и не разбивались о камень, а с негромким всплеском обтекали его. От берега до камня — шагов двадцать. В тихую погоду, когда море спокойно, до него можно дойти, не замочив штанов.
      — Рыбу хорошо с камня удить, — сказал Карпуха.
      — Мелко тут, — возразил брат. — И за камнем мелко. Лодку бы! Да сеть!
      — Мамка свяжет!
      — А лодка?
      — У кого-нибудь есть. Взять можно.
      Братья посмотрели вдоль берега в сторону деревни. Лодок они не увидели, а заметили невдалеке двух мальчишек, которые шли по песку у самой воды и смотрели под ноги.
      Это были Гриша и Яша, только не Куратовы и даже не Самсоновы, а Егоровы, потому что Семён Егорович и Ксения Борисовна жили на новом месте под этой фамилией. Семён Егорович хотел изменить у всех четырёх даже имена, но побоялся, что Гриша и Яша не смогут осилить такую конспирацию. Братья и так с трудом усвоили новую фамилию и очень неохотно выполняли строгий наказ — называть приютивших их людей папой и мамой. Им также строго было приказано забыть про пожар, про «чекистов» и о том, что они жили в Петрограде…
      Мальчишки сошлись на берегу как раз напротив большого камня, торчавшего из воды.
      — Вы новенькие? — спросил Гриша без особого любопытства. — Надолго приехали?
      — Насовсем! — важно ответил Карпуха.
      В глазах у Гриши не появилось ни радости, ни огорчения — печальные были у него глаза. У Яши — тоже.
      — Учтите, пожалуйста! — Гриша взглянул на торчащий из воды камень. — До него побережье принадлежит нам.
      — Это ещё почему? — нахохлился Федька. — Вон наша изба! Значит, и берег тут наш.
      — А вот наш дом. — Яша указал на двухэтажный флигелёк с белым петушком-флюгером на крыше. — Его купил наш…
      — Ну, папа! Папа купил, — досказал за брата Гриша. — Вместе с участком до этого камня. Но вы не бойтесь — границу переходить можно, пока он забор не поставит.
      Карпуха презрительно фыркнул.
      — А мы и через забор! Верно, Федька?
      Гриша и Яша наконец заулыбались. Новые знакомые им понравились.
      — Мы подскажем, когда можно! — Гриша оглянулся на двухэтажный флигелёк. — Как он… Когда отец уйдёт, вы через забор — и к нам в гости! А когда он дома, тогда не надо. Он строгий!.. Вы тогда в ту сторону ходите, к Петрограду.
      Федька с Карпухой недоуменно переглянулись.
      — А зачем ходить-то? — Карпуха приподнял одно плечо, скептически склонил к нему голову. — Была охота!
      — Они же не знают, — подсказал брату Яша. — Море в бурю всякие вещи выбрасывает. Смотрите!
      Он вытащил из кармана серебряную боцманскую дудку и потемневший от воды портсигар.
      — Это только сегодня нашли. А иногда целые матросские сундучки выкидывает.
      — От утопленников! — неодобрительно произнёс Карпуха.
      — Почему обязательно от утопленников? — возразил Гриша. — Корабль затонул, а команда на шлюпках спаслась.
      — Всё равно! — отмахнулся Карпуха. — Нам чужого барахла не надо!
      — Мы бы тоже не собирали, — признался Гриша. — Это он — отец — приказывает. Ему нравится, что мы делом занимаемся.
      — Наш батя не такой! — Федька гордо задрал голову. — Нам бы вот сена и муки! Если хотите знать, нам чекисты коня подарили! Кормить его нужно.
      Как и рассчитывал Федька, эти слова произвели на мальчишек большое впечатление.
      — Чекисты? — переспросил Гриша внезапно охрипшим голосом.
      У Яши задёргалась левая щека и задрожали пальцы рук. Он сцепил их, чтобы не было заметно, а Гриша взял его за локоть.
      — За что же они вам… коня?
      — Значит, было за что! — важно заявил Карпуха. — Они нам целый вагон отвели, и поезд остановили не на станции, а напротив деревни, чтоб ближе было!
      — Федька! Карпуха! — послышался голос матери.
      — Ну, бывайте! — Федька кивнул головой. — Ещё увидимся!
      Они убежали, а Гриша с Яшей понуро побрели обратно вдоль берега.
      — Я их видеть больше не могу! — сжимая кулачки, прошептал Яша. — И пусть бы уж поскорей забор поставил!
      — Яшенька! — Гриша снова взял брата за локоть. — Ты… ты успокойся!.. Помнишь, как он приказывал?.. Вида не показывать! Глазом не моргнуть!..
      Когда Федька с Карпухой подбежали к дому, между матерью и отцом заканчивался спор.
      — Чтоб во всей деревне да ни одного порядочного человека? — горячилась мать. — Не поверю! Язык у тебя суконный — не поняли тебя!
      Отец пожал плечами.
      — Сходи сама.
      — И схожу! Будь спокоен! Ещё как схожу! Пустая не вернусь!
      — Ну и сходи. Только ребята-то зачем тебе?
      Мать окинула отца уничтожающим взглядом.
      — Горе ты луковое! Неужто не понимаешь?.. Да чтоб видели, что я не какая-нибудь приблудная. Накрепко тут осела! Долг не пропадёт!
      Она засеменила к деревне. Мальчишки послушно двинулись за ней.
      Первый дом, к которому они подошли, был обнесён плотным высоким забором. На запертой калитке вместо ручки висело железное кольцо. Мать решительно постучала этим кольцом. За забором яростно залаяла собака. Было слышно, как она прыгает на калитку и скребёт когтями по дереву, готовая разорвать непрошеных гостей. Но мать продолжала громыхать кольцом, пока чей-то голос не заставил замолчать пса.
      Калитку открыл пожилой грузный мужчина в сатиновой рубахе навыпуск, в зимней шапке, надвинутой на самые глаза.
      — Чего надо? спросил он.
      — Мы — ваши соседи, — сказала мать. — Поселились в доме Куприяна Дорохова, царство ему небесное!
      — Чего надо? — прежним безразличным тоном повторил мужчина.
      — Заладил одно и то же! — вспыхнула мать. — Я же говорю: мы — соседи! Поселились…
      Мужчина не стал её слушать. Прихрамывая, он отступил внутрь двора и захлопнул калитку. Мать забарабанила кольцом по доскам, но только собака отозвалась на её сердитый требовательный стук.
      — Хорош соседушка! — произнесла мать и, пригрозив забору, пошла к двухэтажному флигелю с белым петушком на крыше.
      — Заметил? — тихо спросил у брата Федька.
      — Кого? — не понял Карпуха.
      — Кого? — передразнил Федька. — Хромает — вот кого! Как наш отец!
      — Ну и что? Сейчас, кто не в армии, тот хромает или безрукий.
      — Поглупел ты, что ли? — возмутился старший брат. — Может, это тот, кого чекисты искали!
      У Карпухи глаза стали круглые, как пятаки. Он споткнулся, поджал губы, потёр ладонью нос, протяжно выдохнул:
      — Ве-ерно-о!
      Оглушённые неожиданной догадкой, мальчишки молча вошли за матерью через распахнутые ворота во двор двухэтажного флигеля. Он был какой-то смешной, игрушечный. Положили на землю один кубик — получился первый этаж. На него поставили ещё один кубик — второй этаж. На самом верху торчал из крыши третий крохотный кубик — труба.
      Занавеска на окне в первом этаже колыхнулась. На крыльцо вышел матрос в тельняшке. Брюки были заправлены в русские сапоги. На подбородке чернела редкая борода. В глазах светилось добродушное любопытство. В этом матросе трудно было узнать того Самсонова. Он уже не хромал, но палку с костяным набалдашником не выкинул — хранил в подполье.
      — Здравствуй, кума! — шутливо поздоровался он с матерью.
      — Кума не кума, а соседка, — поправила его мать.
      — То-то я смотрю — задымила заброшенная посудина! — Семён Егорович взглянул на дом Дороховых. — С чем пожаловала? За сеном?
      — Муж уже был? — спросила мать.
      — Нет. Мальчишки мои про вашу нужду рассказали.
      Только теперь Федька с Карпухой сообразили, что в этом домике живут братья, с которыми они познакомились на берегу.
      Мать, обрадованная тёплым приёмом, затараторила вовсю. Семён Егорович не перебивал её. Она рассказала и о пожаре, и о Куприяне, и о переезде, пропустив лишь то, что их задержали в ЧК.
      На крыльцо вышла Ксения Борисовна и пригласила всех в дом.
      Комната была квадратной. В трёх стенах — по окну, в четвёртой — дверь. В углу — печка, в другом — кровать за ситцевой занавеской. В центре — стол. Лестница, похожая на корабельный трап, вела на второй этаж.
      — Зовёшь, а стол пустой! — сказал Семён Егорович жене.
      — Это беда поправимая! — ответила она и пошла к печке.
      Мальчишки с любопытством разглядывали комнату и особенно лестницу. Очень им хотелось забраться на второй этаж. Оттуда, наверное, чуть не до самого Питера видно! Но Семён Егорович и им нашёл работу.
      — Команду такую знаете, — спросил он, — «свистать всех наверх»?.. Гребите к дому за отцом!
      Когда ребята вернулись с отцом, стол уже был накрыт. Стояла бутыль самогона. На тарелках — огурцы, горячая картошка, вяленая рыба. Мальчишкам налили по кружке квасу. Ребята попробовали, пошептались, и Федька спросил у Семёна Егоровича:
      — А где ваши-то?
      Семён Егорович понял, что он спрашивает про Гришу и Яшу.
      — Они распорядок соблюдают. До обеда дома делать нечего! Закаляются на воздухе.
      Хозяева были очень гостеприимны. Познакомились быстро и прочно. Семён Егорович рассказал, что штурмовал Красную Горку. Там он получил пулю навылет, еле выжил, списался с флота подчистую, но с морем расстаться не мог. Купил флигелёк на берегу и решил заняться сельским хозяйством. К весне думал обзавестись лошадью.
      Заговорив о лошади, Семён Егорович подмигнул отцу:
      — Тебе подфартило! Одно не пойму: лошадь чекисты подарили, а о корме не подумали!
      Отец улыбнулся.
      — Ты, Семён Егорыч, что моя жёнушка!.. Не много ли хочешь?
      — Почему много? — возразил матрос. — Смотря за какие заслуги… Может, наоборот — мало!
      Отец замялся, а мать сказала:
      — Куда там! Чепуха! Стыдно рассказывать!
      — Стыдно, так и не говорите!.. А сена я вам дам. Ну и харчей подкину по-соседски! Есть у меня запасец.
      Отец растроганно пожал руку Семёну Егоровичу, а мать чмокнула Ксению Борисовну в щёку.
      Потом заговорили о земле. В земельных делах Семён Егорович разбирался прекрасно. По его словам, выходило так, что Дороховы могут получить любой участок. Забирай и обрабатывай. И по тому, какой участок ты обработаешь, определяется твоё отношение к Советской власти. Если большой — молодец, если маленький, с которого только свою семью прокормить можно, — чуждый ты элемент.
      Мальчишки не сразу поняли, в чём тут загвоздка. А оказалось просто: по закону о продразвёрстке каждому крестьянину после сбора урожая государство оставляло лишь столько хлеба и других продуктов, сколько требовалось на семью, а всё остальное забиралось для армии и города.
      — Несознательные так рассчитывают, — объяснял Семён Егорович, — чтобы никаких излишков у них не было. Или прячут. Да без толку прятать — заградиловка! Чуть куда повезёшь хлеб или картошку — тебя заградотряд и зацапает да к стеночке — за спекуляцию!
      — А ведь получается, — задумчиво произнёс отец, — что и я вроде несознательный… Зачем мне большой участок, если всё так оборачивается?
      — Брось, сосед! — строго сказал Семён Егорович. — В городе тоже хлебом дышат! Там тоже не буржуи, а люди живут! Кормить их надо!.. Человеком будь, а не таким, как Бугасов!
      — Кто такой? — спросил отец.
      — Да есть тут… Рядом живёт. Отгородился заборищем, собакой обзавёлся! Жену с детишками куда-то отправил, а сам как паук хромоногий!
      — И верно — паук! — подхватила мать. — И глаза паучьи!
      — Слышишь? — шепнул Карпуха брату.
      — А кто первый догадался? — ответил Федька.
      Мальчишки выпили квас, съели всё, что положила им на тарелку Ксения Борисовна, и вышли из-за стола. Их притягивала к себе похожая на трап лестница. Никто не обращал на них внимания, и совсем неожиданно Семён Егорович сказал:
      — Ну, подымитесь, раз уж такая охота!
      Верхняя комната имела четыре окна — смотри в любую сторону. Фонарь, а не комната. В одном окне — залив и Кронштадт. Отсюда остров казался сказочным кораблём великанов, которые погрузили на него целый собор и везут к берегу. В другом виднелся дом Дороховых и камень в воде. На нём сидели Гриша и Яша.
      — Это ж они! — воскликнул Карпуха.
      — Нас поджидают! — улыбнулся Федька. — Не знают, что мы у них в гостях!
      — Позовём? — предложил Карпуха.
      — Далеко — не услышат.
      Третье окно выходило на деревню, а четвёртое — на лесистый холм. Из этого окна был хорошо виден весь двор хромого Бугасова. Мальчишки прильнули к стеклу. Хозяин понуро сидел на чурбане, вокруг которого желтела груда только что расколотых дров.
      — На зиму запасает, гад! — сказал Карпуха. — Знаешь что? Давай завтра махнём к дяде
      Васе?
      — А вдруг не гад?
      — Ты ж сам сказал!
      — Проверить надо!
      — А как?
      — Придумаем что-нибудь!
      К Бугасову подбежала собака, ткнулась мордой в колени. Хозяин запустил пальцы в её шерсть и застыл в этой позе, точно заснул.
 

 
      Умел он перевоплощаться. Сегодня на нём было всё матросское. Но одежда — это полдела. Главное, что и сам он по походке, по манере держаться выглядел настоящим матросом. И не простачком, а из тех, кого обычно выбирали в матросские комитеты. Он открыто шёл по деревне, по-хозяйски оглядывал дома, и казалось, вот-вот он остановится и гаркнет во всю морскую глотку, чтобы люди собирались на митинг обсуждать очередные задачи Советской власти.
      Но Александр Гаврилович не стал созывать митинг. Он шёл к двухэтажному флигелю с белым петухом-флюгером на крыше. Настроение у него было приподнятое. Он пожал руку Семёну Егоровичу, поднёс к губам пальцы Ксении Борисовны.
      — Давненько не встречались!
      Они действительно виделись последний раз на Елагином острове в день пожара, и за всё это время Семён Егорович никаких заданий от Александра Гавриловича не получал.
      — Мы уж думали — бросили вы нас, забыли.
      — Как же так? — Александр Гаврилович с шутливой старательностью посмотрел на горку румяных блинов, только что напечённых Ксенией Борисовной. — Вижу — не голодаете. Вывод простой: посылки мои приходят регулярно… А вы говорите — забыл!
      Александр Гаврилович был аккуратен: каждый месяц пятнадцатого числа Семён Егорович находил в укромном месте за деревней мешок с продовольствием.
      — За это спасибо! — поклонилась Ксения Борисовна.
      — А за что же не спасибо? — Александр Гаврилович был настроен игриво. — За то, что не давал работы?.. Считайте, что вы получили отпуск. Но он кончился! Вскоре придётся потрудиться. Зато потом! — Он мечтательно закатил глаза. — Потом вернётесь вы на свой Елагин… За весь остров поручиться, конечно, не могу, но кусочек — и немалый! — получите за свои труды!
      В эту свою, как он называл про себя, инспекционную поездку Александр Гаврилович не скупился на обещания. Все, с кем он был связан, остались довольны. Обрадовался и Семён Егорович.
      — Значит, близко? — с придыханием спросил он, имея в виду тот день, когда вернутся старые порядки.
      — Да уж не за горами! — обнадёжил его Александр Гаврилович. — Вот я и приехал, чтобы проверить: готовы ли вы, можно ли на вас положиться?
      — Не сомневайтесь! — Семён Егорович для верности пристукнул кулаком по столу. — Только прикажите, что делать!
      Александр Гаврилович не любил торопиться. Он знал, какое задание даст Семёну Егоровичу, но решил сообщить об этом не сейчас, а перед самым началом событий, которые готовились такими, как он, ярыми врагами Советской власти.
      — Скажу в своё время, — сдержанно ответил он. — А сегодня мне хотелось бы узнать всё о ваших соседях.
      И Семён Егорович, показав незаурядную наблюдательность, подробно рассказал о жителях деревни. Он не скрыл, что появление семьи Дороховых сначала испугало его. Их непонятная связь с чекистами невольно возбуждала тревогу. Дороховы, предупреждённые Крутогоровым, так и не сказали, что произошло с ними на полустанке. Но по отдельным случайным словам Семён Егорович сумел всё-таки понять, что они были задержаны чекистами, а потом почему-то отпущены. Причём получили в подарок коня. За что? Уж не согласились ли они помогать чекистам? На всякий случай Семён Егорович постарался сблизиться с Дороховыми в надежде, что кто-нибудь выболтает тайну, если она есть.
      Александр Гаврилович одобрил поведение Семёна Егоровича, но совсем по другим соображениям. Он знал: работники ЧК хотя ещё и не имеют опыта, но такого промаха не допустят. Если бы Дороховы обязались помогать им, то не было бы дарёного коня, и о чекистах никто бы и словом не обмолвился. Скорей всего Дороховых задержали по ошибке. Спутали с кем-нибудь. Не с семьёй ли Семёна Егоровича?
      Но даже такое предположение не пугало Александра Гавриловича. Кадровый офицер, он верил, что второй снаряд не попадает в воронку от первого. Чекисты не станут интересоваться соседями Дороховых, с которыми только что произошла досадная ошибка.
      — Больше используйте детей, — посоветовал он Семёну Егоровичу. — Очень удачно вы обзавелись ими. В этом возрасте для друзей секретов не существует. Пусть дружат, но только палка всегда о двух концах… Ваши воспитанники лишнего не скажут?
      Семён Егорович замялся. Это был тот момент, когда он хотел сказать, чьи у него дети. Но помешал Яша. Нарушив строжайший запрет приходить домой раньше обеда или ужина, он вбежал в комнату с новостью: к берегу прибило тяжёлую закупоренную бочку.
      Недобро и выжидательно взглянул на него Семён Егорович, но Яша не узнал Александра Гавриловича. Он видел его лишь один раз — в другой одежде, мельком, из окна родного домика на Средней Невке.
      — Ксюша, сходи, посмотри!.. А ты, — Семён Егорович покосился на висевшую у двери верёвку, — будешь наказан. До обеда ещё далеко.
      — Я не хотел… — пролепетал Яша.
      — Я понял! — Семён Егорович указал на дверь. — Иди.
      Мужчины остались вдвоём.
      — Дисциплинка у вас строгая! — одобрительно произнёс Александр Гаврилович.
      — Без этого нельзя… Со своими нельзя, а уж с чужими… — Медленно выговаривая слова, Семён Егорович подумал, что будет лучше, пожалуй, если Александр Гаврилович не узнает всей правды. — С чужими ой-ой как надо!
      Они условились, что вскоре Александр Гаврилович снова побывает у Семёна Егоровича и тогда скажет, какой конкретно помощи ждёт от него. Если же до этой встречи произойдёт что-либо важное, неотложное, то Семён Егорович может воспользоваться старым тайничком на Елагином острове.
      — Там всё спокойно, — собираясь уходить, сказал Александр Гаврилович. — Дом ваш цел, лодки — тоже, и причал на месте… Ну, а за сим — разрешите откланяться! — Он многообещающе улыбнулся и добавил: — Елагинский вельможа!..
      В приплывшей к берегу бочке была смола. Она могла пригодиться в хозяйстве. Только поэтому Семён Егорович смилостивился над Яшей — всего раз пять стеганул его верёвкой перед обедом, да и то больше по рукам.
 

 
      Бугасов и не подозревал, что попал под надзор двух пар острых глаз. Наблюдать за ним было нетрудно. Из окон дома Дороховых хорошо видна калитка с железным кольцом. А с чердака, на котором мальчишки решили ночевать до морозов, виднелось и крыльцо дома Бугасова.
      Удивлялись братья: к нему часто заходили деревенские мужики, а он ещё ни разу не вышел за калитку. Но однажды к вечеру Бугасов с лопатой, мешком и широкой доской захромал в сторону холма.
      — Сейчас мы его накроем! — сказал Федька.
      Наскоро одевшись, они выскочили на улицу.
      Пробегая мимо знакомого забора, братья увидели на калитке большой амбарный замок. Бугасов был уже далеко. Его зимняя шапка мелькала в кустарнике на склоне холма. Пока ребята добирались до этого кустарника, Бугасов скрылся в лесу.
      — Хромой, а прыткий! — прошептал Карпуха.
      — Догоним! — ответил Федька.
      Под ногами зашуршали опавшие листья. Идти пришлось медленно, чтобы не шуметь. Мальчишки долго бродили меж деревьев, пока не услышали скрежет лопаты о камни. Бугасов копал яму.
      Братья залегли в кустах и, затаив дыхание, ждали, что он достанет из земли. Ведь недаром с собой у него мешок! А он копал и копал, и не яму, а ров вокруг густого куста можжевельника.
      — Место плохо приметил! — догадался Карпуха. — Забыл где…
      Федька не ответил, лишь строго взглянул на брата.
      Когда ровик стал довольно глубоким, Бугасов отложил лопату, взял доску и подсунул её под корни можжевельника. Куст качнулся, двинулся кверху и с комом земли целиком вышел из ямы. Бугасов спихнул его с доски корнями в мешок и присел отдохнуть.
      Ребята лежали в кустах и уже без особого интереса следили за тем, как он сворачивает махорочную самокрутку.
      Послышалось шуршанье листьев, и к Бугасову подошёл один из деревенских мужиков. Они поздоровались.
      — Можжевел промышляешь?
      — Можжевел — куст полезный, — ответил Бугасов. — Хочу у себя посадить. Люблю, чтобы всячина во дворе росла.
      — Люди о хлебе, а ты…
      — О хлебе пусть Советы пекутся!
      — Да уж напеклись — дальше ехать некуда! Тупик!
      — Найдётся дорожка! — хрипло сказал Бугасов. — На развёрстке и заградиловке никакая власть долго не устоит. Спяхнут!
      Он выговорил эти слова с такой злобой, что мальчишкам стало страшно. Федька потянул Карпуху за рукав. Они потихоньку вылезли из кустов, отползли шагов на двадцать, вскочили и — бежать, пока лес не остался позади.
      — Вот это вражи-ина! — всё ещё шёпотом произнёс Карпуха. — И чего он так на Советскую власть взъелся? Хуже, что ли, стало?
      — Дурак! — буркнул Федька.
      Карпуха не рассердился. Ему очень хотелось разобраться во всём, и он спросил:
      — Ты… царя помнишь?
      — Ещё как! — усмехнулся Федька. — Вместе за грибами ходили.
      Вот теперь Карпуха обиделся.
      — Иди ты!.. Ему — серьёзно, а он…
      — А ты не спрашивай по-глупому! — ответил Федька. — Откуда мне царя помнить?.. Жрать было нечего — это помню… Помню ещё, как отца в кровь били… Сапогами!
      — За что?
      — Не знаю…
      — Ничего ты не знаешь!
      — Что надо — знаю!
      — А что надо?
      — Знаю, что я за Советы! А ты?
      — За кого же ещё!
      — Вот и всё! Больше ничего и знать не надо! А кто против — враг!.. Завтра катанем в Ораниенбаум — расскажем дяде Васе!
      — Может, вперёд отцу или мамке?
      — Нельзя! Они тогда не пустят — сами захотят съездить!
      Довод был убедительный, и Карпуха согласился с Федькой.
      Прежде чем идти домой, братья побывали на берегу залива. Садилось осеннее солнце. Вода казалась бронзовой. Камень отбрасывал длинную тень. На его верхушке сидели Гриша и Яша. Нравилось им это уединённое место.
      Вставали они очень рано. Дороховы, выходя по утрам из дома, всегда видели их где-нибудь на берегу. Здесь они проводили весь день, пока не становилось совсем темно. Даже в плохую погоду они не уходили домой. Чаще всего Дороховы заставали их на камне.
      Сначала Федька с Карпухой думали, что мальчишки поджидают их. Но потом они заметили, что Гриша с Яшей всегда сидят лицом к заливу. Так не ждут знакомых. И тогда Дороховы решили: добычу караулят, высматривают, не прибьёт ли что-нибудь волнами.
      Федька с Карпухой тихо подкрались к берегу. Цепочка скользких валунов, чуть возвышающихся над водой, вела к камню. Гриша с Яшей сидели бок о бок в одинаковой позе: ноги согнуты, колени приподняты, локти на коленях, подбородок на руках, а взгляд устремлён куда-то вдаль.
      — Эй! — крикнул Федька. — Заснули? Свалитесь ещё!
      Мальчишки обернулись и не обрадовались.
      — Что кислые? — спросил Федька. — Улов плохой? Ничего не приплыло?
      Прыгая с валуна на валун, Дороховы добрались до камня и залезли на него.
      — Пусто, значит? — поддразнивая, снова спросил Федька.
      — Бури не было, — вздохнул Гриша. — Это только после бури…
      — А у нас есть кое-что! — с таинственным видом сообщил Карпуха. — Бугасов-то…
      — Подожди! Я расскажу! — прервал его брат. — До чего дошёл, жадюга! Деревья в лесу выкапывает — и к себе, во двор!
      Карпуха понял, что Федька не хочет делиться секретом с ребятами, и добавил:
      — Хромой, а сильный! Большую можжевелину с корнем выдрал!
      Гришу и Яшу Бугасов не интересовал. Они ещё не расстались со своими невесёлыми мыслями, прерванными приходом Дороховых. Все замолчали.
      Побулькивала вода внизу у камня.
      — Когда долго смотришь в море, — сказал Яша, — так и кажется, что плывёшь с камнем от берега… Всё дальше, дальше… Как на парусах! И думаешь — сзади и земли уже не видно. А обернёшься — она тут, никуда не делась. И не отплыл ты ни на шаг.
      — Чего выдумал! — засмеялся Карпуха. — С камнем только на дно ныряют. Возьми лодку и шпарь! Грести-то умеешь?
      — Да умею… А всё равно никуда не уплыть.
      Федьке надоели унылые разговоры. Он зевнул.
      — По домам, что ли?
      — Нам ещё рано, — отозвался Гриша. — Ужин через час.
      — Пошли к нам! — предложил Карпуха. — Купрю покажем.
      Дороховы не раз приглашали мальчишек к себе, но те всё отказывались почему-то. А сегодня они согласились, вспомнив, в какую ярость пришёл Семён Егорович, когда Яша сказал, что не будет дружить с Дороховыми.
      У дома Дороховых уже был сколочен навес, под которым стоял Прошка. Рядом лежала груда брёвен и досок для настоящей конюшни. Весь этот строительный материал помог достать Семён Егорович.
      — Добрый у вас отец, — сказал Федька, когда они проходили мимо навеса.
      — Хороший, — вяло подтвердил Гриша.
      В тёмных сенях Федька крикнул:
      — Мам! Это мы!
      Ребята, не заходя в комнату, поднялись по лестнице на чердак.
      Там было очень уютно и как-то необычно, потому что горел разноцветный железнодорожный фонарь. Одно стекло в нём красное, другое — жёлтое, а третье — зелёное. Оттого и весь чердак казался праздничным и немножко смешным. Он состоял из трёх частей, и в каждой части был свой свет.
      Купря сидел на жёрдочке в красном отсеке. Нога у него окрепла и крыло почти зажило. Он встретил ребят тройным карканьем. Глаза горели, как красные бусинки. Карпуха протянул к нему руку.
      — Иди ко мне, Купря! Иди!
      Ворон соскочил к нему на ладонь и быстро перебрался по руке на плечо.
      — Дрессированный! — удивился Яша. — А ко мне пойдёт?
      — Попробуй! — разрешил Карпуха.
      Яша протянул руку.
      — Иди ко мне! Иди!
      Купря вцепился клювом в Карпухины волосы, точно боялся, что его силой снимут с плеча хозяина. А Яша всё тянул к нему руку.