Но вот уже и Мэджи, сейчас конец. Почему же она отступает в сторону и показывает рукой, чтобы Джеймса несли дальше? Что она говорит?
      - Клайд, Фред, не сюда! К кустам, к тропинке!
      Ее голос доходил до Клайда, как сквозь вату: невнятный и искаженный. Это от ее повязки или, может быть, так действует на него самого одуряющий запах? Ладно, неважно, не в этом дело. Главное - донести тело Джеймса подальше отсюда. К кустам, к тропинке, это правильно, как можно дальше от метеорита, где будет чистый воздух. Шаг, еще шаг и еще...
      - Здесь уже можно, - услышал Клайд слова Мэджи.
      Он опустил голову Джеймса на траву и сбросил повязку из полотенца. Чистый прохладный воздух свежей струей вливался в его грудь. Он дышал жадно и глубоко, упиваясь этим воздухом, и видел, что так же делает и Фред Стапльтон. Да, а Джеймс?
      Мэджи Бейкер, став на колени, быстро расстегнула рубашку Джеймса Марчи и приложила ухо к его груди.
      - Мэджи, он жив? Ты хочешь...- начал было Фред, но Мэджи вместо ответа предостерегающе подняла руку.
      Она вслушивалась долго и внимательно, лицо ее, обращенное к Клайду, было напряженным и хмурым. Из ветвей на вершине куста над ними с резким шумом вылетела какая-то птица. Клайд вздрогнул от неожиданности. Мэджи все так же напряженно вслушивалась, не обращая внимания ни на что другое.
      Затем она приподнялась. Лицо ее оставалось хмурым. Она взяла левую руку Джеймса и опытным жестом нащупала то место, где должен был биться пульс, пытаясь услышать хотя бы едва заметные слабые удары сердца. На какое-то мгновение ей показалось, что она улавливает отдельные, почти незаметные толчки. "Оно бьется, бьется!" - чуть не воскликнула девушка. Но, очевидно, ей это только показалось, потому что после этого она уже ничего не чувствовала. Но, может быть, сердце Джеймса хоть немного билось, а затем уже остановилось?..
      Мэджи подняла глаза на друзей, с надеждой смотревших на нее.
      - А ну скорее! Искусственное дыхание!
      Она подложила все еще влажное полотенце под голову Джеймса. Фред ритмично поднимал и опускал его руки, безвольные и мягкие. Так проходили долгие минуты, а лицо Джеймса оставалось бледным и синеватым, без малейшего признака жизни.
      Время от времени Мэджи повторяла:
      - Еще!.. Еще!..
      А когда Фред уже начал тяжело дышать, его место занял Клайд. И снова Мэджи говорила:
      - Еще!.. Еще!..
      Наконец девушка сдалась. Она поняла, что все последующие попытки искусственного дыхания ничего не дадут. И все же Мэджи не хотела уступать. Движением руки она остановила Клайда, решительно рванула рубашку Джеймса так, что от нее отлетели пуговицы, и обеими ладонями надавила на его грудь. Надавила и отпустила, надавила и отпустила. Делала она это так же ритмично, как и Фред с Клайдом, но намного быстрее.
      Клайд сообразил: массаж сердца - последний способ заставить биться это неутомимое, жизнерадостное, а теперь мертвое сердце милого Коротышки...
      Лицо Мэджи покраснело от напряжения, она и сама уже тяжело дышала, но понимала: это последняя проба, если и массаж не даст результатов, тогда не поможет ничто... И девушка делала его, вкладывая в свои усилия последнюю надежду.
      Фред трясущейся рукой вынул из кармана сигареты. Он хотел закурить, но спички ломались в его пальцах, и он резко отшвырнул сигарету, так и не зажегши ее.
      - Ч-черт! - вполголоса выругался он, заставив вздрогнуть Клайда.
      Мэджи остановилась. Она еще раз припала, прислушиваясь, к груди Джеймса.
      Клайд похолодел. Он боялся спрашивать.
      Мэджи осторожно положила руки Джеймса на траву, так осторожно, будто она обращалась с очень хрупким предметом, который мог разбиться от неловкого прикосновения.
      Несколько секунд она молчала. Затем подняла широко открытые глаза на замершего в ожидании Клайда, на Фреда, неуклюже переминавшегося с ноги на ногу, и почти беззвучно сказала:
      - Еще вот что нужно сделать...
      Она пошарила в кармане своей юбки и вынула из него зеркальце, обыкновенное маленькое зеркальце в пластмассовой оправе, протерла его и приложила ко рту Джеймса.
      - Если оно хоть немного затуманится...- прошептала она.
      Зеркальце не туманилось. Напрасно Мэджи прикладывала его еще и еще раз ко рту Джеймса, напрасно она с напряжением всматривалась в него, напрасно искали следы дыхания Джеймса и Клайд и Фред, наклонившись к маленькой руке Мэджи, державшей зеркальце.
      Его поверхность оставалась чистой и ясной. Джеймс Марчи не дышал!
      Когда это стало совершенно очевидным, Мэджи уже не выдержала. Она крепилась все время: ей помогал опыт медицинской сестры. Она предложила взять с собой полотенца, чтобы они служили противогазами; она крепилась все время - и тогда, когда ждала возвращения Клайда и Фреда с телом Джеймса, и тогда, когда искала дыхание Джеймса, прикладывая ухо к его груди, когда пробовала нащупать его пульс, делать искусственное дыхание и массаж сердца, безнадежно всматриваясь в чистую поверхность зеркальца...
      А сейчас, когда была потеряна всякая надежда, Мэджи уронила беспомощные руки и горько заплакала. Она плакала навзрыд, как плачут о потере бесконечно дорогого человека, сразу вошедшего в ее жизнь и овладевшего всеми ее симпатиями, милого, славного КоротышкиДжеймса, который так внимательно относился к ней, был таким ласково-предупредительным, неуклюже заботливым и которому она не успела ничего сказать, ничего ответить. И его почему-то уже нет - ведь она это хорошо понимает. Нет, нет, нет... Это слово "нет" повторялось в ее сознании каждое мгновение как безутешное, настойчивое напоминание о том, чего уже никогда не вернешь. И она плакала все горестнее и громче, потому что больше уже ничего не оставалось делать, только плакать, потому что его уже нет, нет, нет...
      Ее никто не утешал. Да и кто мог бы заняться этим, если и Фред Стапльтон и Клайд Тальбот были потрясены и ошеломлены свалившейся на них страшной бедой?
      Фред судорожно сжимал и разжимал пальцы рук, стискивая их так, что у него белели суставы; он машинально повторял одно и то же: "Ч-черт! Ч-черт!", не находя никаких других слов, да и не пытаясь искать их.
      Фред смотрел на тело Джеймса Марчи, на его бледное лицо с остановившимися зрачками, на его распахнутую на груди рубашку и не мог представить себе, что это был конец его друга, вместе с которым он провел столько лет. Этого нельзя было понять, настолько смерть Джеймса была неожиданной, невероятной, нелепой. Еще накануне ночью они спорили, и Фред иронизировал, подсмеивался над неделовитостью Коротышки, его упорным нежеланием оценить практические предложения, которые он ему делал. А сейчас все уже осталось позади, Джеймс ушел в никуда. И этого нельзя было постигнуть!
      А Клайд?
      Клайд не плакал, и по его виду трудно было бы представить себе всю глубину горя, которое он сейчас переживал. Голубые глаза Коротышки смотрят мимо всего... Но ведь для Джеймса Марчи это "все" было неповторимой, изумительной по красоте жизнью, которую он стремился постичь, понять во всем ее многообразии! Ничто не было для него чуждым, ненужным, незначительным. Он хотел узнать все! Его ненасытная жадность к окружающему миру, к жизни - это было главное, что позволяло ему столько знать, столько понимать в том, мимо чего люди зачастую проходят, не заметив. Ты столько знал, Коротышка, мой милый, дорогой мой! Почему же ты сделал это, почему ты погубил себя своей неосторожцостыо?.. Потому, что хотел узнать еще больше?.. Тебе надо было возиться с твоей космической плесенью, так? А, проклятая!
      Он обернулся в сторону огромного кедра, под которым лежал черный метеорит. Отсюда, издали, нельзя уже было рассмотреть, что происходило с ним. Метеорит лежал под кедром, в глубокой тени его ветвей. Где-то внутри его была эта проклятая плесень. От нее временами доносилось сюда слабое, едва заметное дыхание, в котором судился все тот же удушливый запах. Нет, не чудился - этот запах действительно был в ней, и он убил Коротышку-Джеймса! Погубил того, кто по своей мягкости и деликатности не смог бы причинить вреда никому, даже злейшему врагу, если бы такой у него был... Проклятая фиолетовая плесень! Ну погоди! Погоди, больше ты не будешь вредить никому! Я ручаюсь тебе за это!
      И Клайд хмуро и решительно сказал, заставив вздрогнуть и Фреда и все еще плакавшую Мэджи:
      - Ну что ж. Тут больше делать нечего. Надо перенести тело Джеймса в лагерь. А тогда...
      Он не закончил, оборвав фразу. Но жесткий, отрывистый его голос прозвучал как открытая непримиримая угроза.
      25
      Тело Джеймса Марчи покоилось в палатке Клайда Тальбота. На чистой белоснежной постели, прикрытое такой же белой простыней, оно казалось странно маленьким, словно уменьшившимся в размерах. Лицо его приобрело мягкое, спокойное выражение: казалось, Коротышка мирно спал с закрытыми глазами, спал как ребенок, которому почему-то решили приклеить кудрявую бородку. И если бы не мертвенная синеватая бледность, проступавшая на лбу и щеках, если бы не прозрачная бескровность губ, то впечатление глубокого, безмятежного сна так и оставалось бы полным.
      Клайд не отрываясь смотрел на Коротышку. Ему казалось, что все это дикий, сумбурный, нелепый кошмар, что Джеймс Марчи вот-вот встанет, улыбнется своей доброй и ласковой улыбкой. Он пошарит рукой у изголовья постели и спросит, куда задевались его очки, а потом протрет их, наденет, старательно заправляя заушники, и, конечно же, помчится к своей палатке, чтобы немедленно узнать, как обстоят дела с плесенью... Нет, не встанет Джеймс, не появится на его лице обаятельная сконфуженная улыбка, и ничего он больше не узнает!
      "Зато я хорошо знаю, что мне надо делать",- подумал Клайд. Он тихо вышел из палатки, оставив в ней Фреда и Мэджи с прижатым к глазам мокрым платком.
      Солнце поднималось к зениту. В мареве нагретого воздуха дрожали очертания леса. Над ним нависала серая туча, одна среди чистого неба. Она пришла сюда, очевидно, с гор, она остановилась над лесом и не двигалась дальше как пригвожденная. Было что-то странное в контрасте между ясным голубым небом, по которому все выше взбирался огненный мяч солнца, и этой неподвижной серой тучей, повисшей над лесом, как зловещее предзнаменование, сулившее проливные дожди и непогоду.
      Клайд пожал плечами. Он захватил большую охапку хвороста, приготовленного накануне, и свалил ее в погасший костер. Затем он чиркнул спичкой и поджег мелкие ветки. Они вспыхнули яркими язычками прозрачного жаркого пламени, лизнули раз и другой более крупные ветки, которые занялись почти так же мгновенно. Еще несколько секунд, и костер разгорелся почти без дыма. Клайд задумчиво смотрел на бушевавшее пламя. Оно стреляло и обдавало жаром.
      - Зачем такой большой костер? - услышал он за спиной голос Фреда Стапльтона, в котором звучало удивление.
      - Зачем?.. - не оборачиваясь, переспросил Клайд. - А ты не знаешь зачем?
      - Понятия не имею. На такой огонь и чайник не поставишь. Для чего ты набросал столько хвороста?
      - А по-моему, еще мало.
      - Перестань говорить загадками, Клайд! Я тебя серьезно спрашиваю.
      Клайд оглянулся. Он снова пожал плечами, видя, как на лице Фреда появилось раздражение. Не меняя тона, он сказал:
      - А я так же серьезно отвечаю. И ты сейчас убедишься в этом.
      Он прошел мимо озадаченного Фреда, набрал еще охапку хвороста и кинул в костер. Пламя взвилось еще выше.
      - Слушай, какая тебя муха укусила? Что ты делаешь? - возмущенно спросил Фред Стапльтон. - К чему эта иллюминация?
      - Сейчас все узнаешь.
      Бросив еще один взгляд на полыхавший костер, Клайд быстрыми шагами направился к висевшему на дереве умывальнику, взял полотенце, намочил его в ведре с водой и перевязал им голову, закрыв нос и рот. Обернувшись затем к недоумевающему Фреду, он глухо сказал:
      - Не имею ни малейшего желания, чтобы эта дрянь, эта плесень снова действовала на меня.
      - Ты хочешь... Погоди, Клайд!
      Но Клайд уже шел к палатке Джеймса Марчи. Откинув ее полог, он огляделся. На полу стояло несколько блюдечек с фиолетовой плесенью. Она сильно разрослась. Ее узорные, похожие на листья папоротника ветви поднимались на несколько сантиметров над циновкой, покрывавшей нижнюю часть палатки. Эти ветви колебались от дуновения ветра, проникшего сюда вместе с Клайдом Тальботом. Они колебались ритмично, словно по команде, как живые существа. Они отклонялись в сторону от Клайда, мгновение задерживались - все вместе! - и затем так же вместе наклонялись к нему. "Честное слово, они как будто стараются меня напугать,- подумал Клайд.- Да что они и вправду живые, что ли? Только нет, ничего не выйдет, я не собираюсь к ним прикасаться. А запахом меня не возьмешь, да и он тут совсем не такой удушливый, как около метеорита. Хотя черт его знает, может быть, меня оберегает мокрое полотенце?.."
      Во всяком случае долго раздумывать не приходилось. Клайд нагнулся и взял по блюдечку в каждую руку, стараясь держать их так, чтобы колеблющиеся ветви плесени не коснулись его пальцев. Удивительно, но эти ветви все еще колебались! Они буквально нагибались с блюдечка к его рукам, будто стремясь прикоснуться к ним. Клайд почувствовал, что ему хочется бросить блюдечки с отвратительной живой плесенью; ему казалось, что если эти ветви прикоснутся к его рукам, то это будет чем-то ужасным, неотвратимым. Но он должен, должен был сделать то, что задумал!
      Пересиливая себя, Клайд шел к выходу из палатки, держа в руках блюдечки с живой фиолетовой плесенью. Он шел и смотрел, как уже прямо извивались ее узорные листья, стараясь коснуться его рук. Он шел и чувствовал все более и более заметный запах этой плесени, такой же острый и удушливо-сладковатый, как и там, внизу, у реки. И снова ему хотелось кашлять, и снова к горлу подступали спазмы, хотя и не такие сильные, как тогда. Так, дальше, к костру! Теперь удушливый запах уже не страшен, его развеет свежий воздух.
      Клайд не смотрел по сторонам. Все его внимание было привлечено к блюдечкам с плесенью. Он слышал, как Фред Стапльтон говорил что-то, но не понимал, что именно,- кажется, он был чем-то недоволен. Еще несколько шагов, всего несколько шагов!
      Остановившись перед костром, в котором все так же бушевало сильное пламя, Клайд швырнул в него оба блюдечка, прямо в середину костра. Эффект был поразительным!
      На мгновение пламя пригасло, будто недовольное тем, что в нем оказалось. Затем из костра вырвался огромный черный клуб дыма, он почти выстрелил вверх. Это было как взрыв. И тогда пламя сомкнулось вокруг блюдечек с плесенью еще плотнее, заклубилось и закрутилось, приобретая форму извилистых языков, ввинчивавшихся в воздух. Словно бы плесень передала свои очертания пламени, которое повторяло быстрое, колеблющееся движение ее ветвей, только в увеличенном размере. Клайд отступил от извивавшегося пламени, отстраняя руками его языки. Ему казалось, что они также стремятся прикоснучься к нему... Казалось, но, может быть, так оно и было?.. Что он мог знать об этом?..
      Сквозь треск и шипение пламени он услышал:
      - Отойди! Отойди в сторону, Клайд! Да слышишь ты?
      Чья-то рука тянула его за рукав. Это был Фред. Он кричал:
      - Отойди, сумасшедший! Черт его знает, может быть, оно будет взрываться и дальше! Зачем ты это сделал?..
      Невидящими глазами Клайд смотрел то на костер, то на Фреда. То, что тот говорил, не доходило до его сознания. Потом он увидел Мэджи, которая, выйдя из палатки, с испугом смотрела на полыхавший костер. Вероятно, она слышала крики Фреда и не понимала, в чем дело. Впрочем, все это было неважно. Главное было в том, чтобы прикончить губительную фиолетовую плесень, и он сделал это... Нет, еще не все: ведь в палатке Джеймса были три таких блюдечка, а он взял только два!
      Клайд поднял упавшее полотенце. Оно было почти сухое от жара костра. Пламя уже горело ровно, все так же жарко, как и перед тем. Плесень сгорела, сгорела!
      Он побежал к умывальнику, чтобы намочить повязку. Погружая ее в воду в ведре и снова завязывая полотенце, он слышал отчаянные крики Фреда:
      - Да остановись же ты, бешеный! Погоди, я что-то хочу сказать тебе! Это очень важно, понимаешь! Это страшно важно!
      Ничего не могло быть важным по сравнению с уничтожением губительной фиолетовой плесени, думал Клайд, затягивая узел мокрой повязки. Ничего пока не надо говорить, и ничего сейчас не надо отвечать Фреду. Нужно уничтожить всю плесень, всю до конца! Он должен выполнить то, что задумал у тела Коротышки-Джеймса!
      - Клайд, подожди! - кричал Фред.- Ее не надо сжигать целиком, ни в коем случае не надо!
      Его крики были уже ближе. Клайд оглянулся. Фред подбегал к нему. Что, он хочет задержать его? Нет, нет!
      - Постой, Клайд!
      Но он уже мчался к палатке Джеймса, не позволяя Фреду догнать его. Уже около самого входа в нее Клайд, на секунду обернувшись, крикнул:
      - Не вздумай подходить сюда!
      Впрочем, это было лишним. Фред и так остановился в почтительном отдалении от опасной палатки. Он растерянно смотрел, как Клайд вбежал в нее и тотчас выскочил обратно, неся в вытянутой руке оставшееся блюдечко с плесенью. На этот раз все было легче, чем перед тем, он ни на секунду не задерживался в отравленной атмосфере палатки; да и фиолетовая плесень, казалось, вела себя в руке Клайда менее активно, чем раньше. Она, правда, колебалась, но ее ветви как будто даже не пытались коснуться пальцев, которыми он держал блюдечко.
      Издали Клайд слышал, как Фред снова пробовал уговаривать его, но не обращал внимания на его слова, поглощенный лишь тем, чтобы без осложнений донести свою ношу до костра. И тогда будет уже действительно все, повторял он одно и то же, все, все!
      Пламя костра было уже не таким сильным. Его прозрачные языки пробегали по раскаленным огненным углям, в которые превратились наваленные до того сучья и хворост. Ну что ж, подумал Клайд, сейчас будет хорошо видно, как сгорит плесень.
      Быстрым движением он бросил блюдце прямо в центр костра, на пышущие жаром угли - и сразу же отскочил назад, подальше от пламени, но не сводя с него глаз.
      Блюдце ровно опустилось на сразу осевшие, накаленные добела угли в середине костра. На долю секунды эти угли вдруг потемнели, пламя словно бы опасалось прикоснуться к губительной плесени, которая казалась уже не фиолетовой, а, черной. Ее ветви задрожали и свбрались в один пучок, как бы силясь защититься от огня. А затем они раскрылись черной узорчатой короной и взорвались все сразу, мгновенно, закрыв стремительно клубившимся темным дымом середину костра. Этот дым взлетел вверх как траурный факел, осыпаясь потом мельчайшей пылью. Языки жаркого пламени, возникшие сразу после того, как исчез, растворился в воздухе темный дымный факел, и в самом деле были удивительно похожими на извивавшиеся ветви плесени, лишь намного увеличенные.
      Это продолжалось, может быть, всего две-три секунды. А после этого пламя костра вдруг упало, потеряло всякое сходство со странными ветвями плесени. Исчез и темный дым. Исчезло все то, что казалось удивительным и противоестественным в мирной лагерной обстановке. В костре прогорали угли, бледные язычки пламени лишь изредка пробегали по ним. Все стало на место.
      Все, кроме того, что в палатке Клайда лежал мертвый Джеймс Марчи. Все, кроме того, что этому горю нельзя было помочь, нельзя уже было ничего исправить...
      26
      Клайд снял свою повязку и устало сел на траву. Слева от него догорал костер, справа, у кустов, поднималась его палатка, в которой как навязчивое видение был широко открыт полог. Около него неподвижно сидела Мэджи Бейкер, опустив голову на руки.
      Клайд тяжело вздохнул и закурил сигарету.
      Рядом с ним грузно опустился на землю Фред Стапльтон. Он также закурил и, помолчав с минуту, спросил:
      - Значит, ты решил уничтожить эту штуку? - Он кивнул в сторону догоравшего костра.
      - Да, - вяло ответил Клайд.
      После всего того, что было, после отчаянного возбуждения, связанного и с тем, что происходило у реки, и с сжиганием шевелившейся, как живое существо, плесени, ему не хотелось ни отвечать, ни тем более спорить о чемлибо. Глубокая опустошенность овладела им, он чувствовал ее всем существом.
      - Напрасно!
      Клайд чуть пожал плечами:
      - К чему эти ненужные разговоры: ведь все равно я уже сделал это. И рад, что сделал.
      - Я понимаю,- продолжал Фред,- что ты был очень взволнован. Ну возбужден, что ли. Но лучше было бы посоветоваться. Заметь, я ведь тебе сразу же сказал, что ее не нужно уничтожать, это ничего не дает.
      - Выходит, пусть она существовала бы и дальше, так? - нехотя ответил Клайд.- И постоянно угрожала нам? А главное зачем?
      Он удивленно посмотрел на Фреда, который загадочно поджал губы.
      - Кто знает, - сказал он после паузы, - кто знает...
      - Знаешь,- уже раздраженно проговорил Клайд.- Уж если кто-то говорит загадками, так это ты. Что значит твое "кто знает"?
      Фред успокаивающе поднял руку:
      - Потерпи немножко, Клайд, со временем я тебе все расскажу. Ты только не горячись. А когда я сказал, что уничтожение этой, - он выразительно подчеркнул слово "этой", - плесени ничего не дает, то это и на самом деле так...
      - То есть?
      - Очень просто. Ты уничтожил плесень на блюдцах, которую разводил Джеймс. Хорошо, очень хорошо, допустим. Ну, а дальше?
      - Что - дальше?
      - А та, которая осталась? Та самая, которая и была непосредственной причиной смерти Джеймса? В метеорите? Ее-то ведь ты не уничтожил, правда?
      Клайд развел руками:
      - Что же я мог с нею сделать? Если к ней и подойти нельзя... А тут она угрожала нашему существованию...- Он уже отвечал не так решительно. С досадой он бросил окурок сигареты в костер.
      - Вот то-то и оно, - словно не обращая внимания на его слова, сказал Фред Стапльтон. - А раз ты ничего не сделал с главной опасностью, то не надо было начинать и с блюдцами. Тем более, что...
      - Что "тем более"?
      Фред сделал последнюю затяжку и так же размашисто швырнул окурок сигареты в костер, на угли. Он внимательно проследил, как окурок вспыхнул, как его охватило голубоватое пламя, которое почти сразу же и погасло. И задумчиво ответил:
      - Поговорим еще обо всем, успеется... да и Мэджи вот идет сюда, ей это вряд ли интересно.
      Клайд повернул голову направо. Мэджи Бейкер медленными шагами направлялась к ним. На ее вдруг осунувшемся лице не осталось и следов привычной пудры, на губах не было помады. Припухшие веки рассказывали, что она и до сих пор все еще плакала, длинные мокрые ресницы слиплись от слез. Ее синие глаза беспомощно взглянули на. Клайда и снова наполнились влагой, готовой вот-вот брызнуть в отчаянном рыдании. Кусая губы, чтобы удержаться от этого нового приступа, она спросила:
      - Клайд... что же будет теперь?..
      Привстав, он протянул ей обе руки, охваченный искренним сочувствием к этому глубокому горю:
      - Садитесь, Мэджи, отдохните немного!
      Она покорно села на траву, подобрав ноги, спиной к палатке Клайда. И тотчас же резко изменила позу, повернувшись лицом к открытому пологу, за которым неясно виднелось укрытое простыней тело Джеймса Марчи.
      Она прижала к губам мокрый носовой платок:
      - Не могу... не могу... мне кажется, что он вот-вот позовет меня, проснется!..
      Клайд погладил ее руку, безвольно опущенную на траву, пытаясь утешить Мэджи. И почувствовал, что никакие утешения не помогут, да и сам он не способен найти нужные слова, которые успокоили бы девушку. А она продолжала говорить, словно жалуясь ему и изливая в эюм свое отчаяние:
      - Я так хотела верить, что он только без сознания! И когда дыхание не прослушивалось, когда я не могла найти и пульса, тогда я взялась за зеркальце, как за последнюю пробу... и снова ничего не вышло, я поняла, что он мертв! Клайд, ведь я пыталась сделать все, что могла, ведь я медицинская сестра! Но он был уже мертвым, когда вы принесли его оттуда... если бы немного раньше, может быть, все было бы иначе, может быть, его удалось бы привести в сознание. А так... я все время думаю: а вдруг я что-то сделала неправильно, неверно, не смогла привести его в сознание... Клайд, это ужасно, когда такие мысли! Вы не можете этого понять, а я мучаюсь: а вдруг...
      Она закрыла лицо руками словно от непереносимой боли.
      Клайд осторожно прикоснулся к ее волосам:
      - Нет, нет, Мэджи, тут уж ничего нельзя было сделать! Он слишком много лежал там... он упал на землю, наверно, задолго до того, как появился Фред. Ведь правда, Фред, да?
      Фред Стапльтон неопределенно развел руками: вероятно, так, откуда ему знать.
      - Потом Фред побежал к нам,- продолжал Клайд,- а тогда уже примчались мы. И снова была задержка, пока вы, Мэджи, не сказали снова о полотенцах. Что же можно было сделать? Было поздно...
      Мэджи медленно подняла голову. На ее лице появилось выражение недоверчивого опасения, будто она хотела что-то спросить и не решалась сделать это.
      - Что, Мэджи? - ласково спросил Клайд.
      - Ну вот... вы говорите, что было поздно, так? А почему могло быть поздно? Разве кто-нибудь знает, почему он... что погубило его?..
      Клайд переглянулся с Фредом. И нерешительно ответил:
      - Мы думаем, что... что на него губительно подействовал запах этой плесени. Ведь он сам рассказывал нам о насекомых, о мыши... а тут плесень развилась еще больше... и вот...
      Он замолчал. Все это было так непонятно, так странно, построено на предположениях и догадках, невразумительных и, пожалуй, даже неубедительных. "В самом деле, - думал Клайд, - разве мы знаем что-либо о свойствах фиолетовой плесени из метеорита? Даже сам Коротышка говорил о них, как о чем-то неопределенном, нуждающемся в выяснении".
      Фред Стапльтон откашлялся и хмуро сказал:
      - Это как отравляющий газ, вот что. И чем больше плесень растет, тем больше его выделяется.
      - Да, а почему плесень в метеорите больше росла? Ведь Коротышка ничего с ней не делал,- проговорил Клайд с сомнением.- На блюдцах - это я понимаю, там была мутация... с пеплом от трубки... он ее культивировал. А в самом метеорите непонятно!
      - Погоди, погоди, Клайд,- остановил его Фред.- Тут надо сообразить, в чем дело. И ты можешь нам помочь, Мэджи,- обратился он к девушке, устремившей на него беспокойный взгляд.
      - Я?
      - Да, ты, именно ты,- убежденно повторил он.- Ты вчера много разговаривала с Джеймсом. Что он говорил тебе там, в лесу? Ну, насчет своего метеорита и плесени? Ведь он рассказывал тебе об этом, правда?
      Мэджи нерешительно перебирала края носового платка, опустив глаза. Клайд видел, что девушке трудно, что она опасается неосторожно выдать какое-либо доверительное признание Джеймса, о которых сам Коротышка рассказывал вчера ночью ему. Может быть, не нужно лишних вопросов: то, что говорилось вчера, теперь, после гибели Джеймса, связывало Мэджи и настойчивые требования Фреда могли казаться ей оскорблением его памяти...
      - Постой, Фред,- начал было Клайд,- мне кажется, что...
      - Пусть тебе не кажется,- грубо перебил его Фред Стапльтон.- Я не собираюсь спрашивать Мэджи, что ей вообще говорил Джеймс. Это меня не касается и не интересует,- выразительно подчеркнул он.- А вот о метеорите - это другое дело. Здесь все очень важно. Итак, Мэджи, что произошло после того, как я ушел?
      Девушка собралась с духом. Она еще раз посмотрела на Клайда, словно искала его одобрения, и, увидев, что он ободряюще кивнул ей головой, заговорила:
      - Джеймс предложил мне пойти с ним и посмотреть на метеорит. Мы спустились вниз, и он оказался совсем ничем не интересным... как обыкновенный черный камень. Мы поговорили немного о нем и пошли назад. Вот и все.
      Фред неудовлетворенно хмыкнул:
      - Что вы говорили о метеорите? О чем? Мне неважно, показался тебе метеорит интересным или нет, это ты расскажешь кому-нибудь еще...
      - Слушай, Фред...- хотел вмешаться Клайд, видя, что Мэджи вздрогнула, как от неосторожного прикосновения.
      Но Фред Стапльтон не слушал его.
      - Что сказал Джеймс? Что он делал там, у метеорита? Говори все, Мэджи! Черт возьми, разве ты не понимаешь, что каждое слово Коротышки в эту ночь может оказаться очень существенным! Не о себе и о своих впечатлениях рассказывай, а о нем, ясно? Ну?
      И он и Клайд видели, что Мэджи напряженно вспоминает. Она приоткрыла губы, собираясь что-то сказать, и снова нерешительно закрыла их.
      - Ну? - почти угрожающе сказал Фред опять.
      Мэджи испуганно посмотрела на него.
      - Я не знаю, важно ли это,- чуть слышно сказала она.
      - Все важно! Говори! - настаивал Фред.
      - Джеймс почему-то решил закурить там, внизу, у метеорита... Я говорила, что нам уже пора, а он все равно набил трубку и зажег ее. Он сказал, что дым разгонит комаров... хоть их вовсе и не было...
      Фред переглянулся с Клайдом.
      - Дальше! Что было дальше? - спросил он нетерпеливо.
      - Потом Джеймс, не говоря ни слова, побежал к тому дереву, где лежал метеорит. Он... он наклонился над ним, как будто хотел что-то рассмотреть. А потом побежал обратно, ко мне. И сказал, что теперь все в порядке и что мы можем идти домой. И сразу выколотил трубку. А я еще посмеялась над ним насчет комаров, потому что он ведь хотел отгонять их дымом трубки, а тут вдруг и забыл об этом... И тогда мы пошли домой, а о метеорите больше не говорили...
      Она замолчала, взгляд ее заплаканных глаз в нерешительном сомнении был устремлен на ее слушателей: ведь то, что она рассказала, должно быть, не имело решительно никакого значения...
      Но по взволнованному выражению лиц обоих она поняла, что это далеко не так.
      27
      Фред Стапльтон энергично хлопнул себя рукой по колену и выразительно посмотрел на Клайда.
      - Ты понимаешь, в чем тут дело? - торжествующе сказал он. И сейчас же сам ответил на свой вопрос: - Если Джеймс был прав, если действительно плесень из этого проклятого метеорита бешено росла в блюдечках из-за того, что на нее попал пепел от трубки... и у нее началась эта, как ее...