ТТТ

Я вскочила на ноги и готова была кинуться за ним, но… куда? Где он сейчас? Куда забросил его волшебный вихрь времени? Колени у меня подогнулись, губы задрожали, я упала на пышную приморскую траву тысячелетней давности и зарыдала от обиды и бессилия.

Я внезапно поняла, что уже ничего не смогу изменить, что невольно стала пленником времени, случайно оказалась заброшена от моих родных и близких на много сотен лет назад, что я теперь никогда не увижу ни своих родных, ни вас, ребята, никогда больше не попаду на дискотеку, и не поиграю на компьютере. Я умерла для своего времени и для своих близких.

В самый разгар моего отчаяния я почувствовала на моём плече ласковую руку старого мудрого Таргу. Он гладил меня по плечу, и что-то тихо шептал на своём певучем языке, но я его почему-то уже совсем не понимала. Потом он тяжело поднялся, опираясь на меня, и мы пошли куда-то в гору по едва заметной тропке среди буйного смешанного леса, перевитого лианами. Вокруг нас уже никого не было. Дикари в звериных шкурах разбежались кто куда сразу после исчезновения монаха с камнем. Но, едва мы перевалили через гребень, нас встретили два рослых воина с копьями в руках, искусно выделанными луками за спиной и кожаными, набитыми стрелами колчанами на боку. Они почтительно встретили старика Таргу, а на меня смотрели круглыми от удивления глазами. Один из них пощупал мой джинсовый костюм, поцокал языком и покачал головой, давая понять, что одежда ему очень нравится. Примерно так выражали своё уважение и мальчишки в нашем дворе, когда трогали мою «фирму» от «Levis».

Старик что-то сказал им обо мне, отчего они совсем открыли рты от изумления и упали передо мной на колени. Затем из леса выбежали воины с носилками, на которые посадили старого Таргу и понесли его по звериным тропам так быстро, что я едва поспевала за ними. Но наша поспешность, как я поняла, была не напрасной. Позади нас слышались чьи-то резкие голоса, воинственные крики и топот множества ног. За нами гнались опомнившиеся дикари. Но через несколько минут мы приблизились к большой каменистой осыпи у подножия Сестры, проводники наши с носилками свернули за камень, потом ещё за один, другой – и открылся небольшой тёмный лаз, в который скользнули они, потом я, а за мной – остальные воины. Со скрипом большой обломок скалы повернулся и стал на место, закрыв вход в пещеру.

Мы оказались в тёмной пещере, уходящей далеко вглубь горы. В руках воинов появились берестяные факелы, такие же, как те, что ты, Сашка, нашел в этом зале. Один из них достал кремень и стал сыпать искрами на размочаленный трут. Однако тот не спешил загораться. Тогда я вспомнила о спичках у себя в кармане и зажгла факел одной спичкой. Это просто ошеломило моих сопровождающих. Они снова упали на колени, с которых я их еле подняла. Старый Таргу тоже был поражён.

– Ну что вы испугались? Это спички! – сказала я как можно проще. – Мы добываем из них огонь. У нас у каждого, кому нужен огонь, есть или спички, или зажигалка.

Таргу осторожно взял коробок в руки, потрогал каждую спичку, понюхал их, но зажечь не решился и с величайшим почтением вернул мне.

С зажжёнными факелами мы двинулись дальше вглубь горы. Как я поняла, шли мы по извилистым карстовым полостям, кое-где подправленным руками строителей. Где-то были вырублены ступени, где-то расширен проход, в нескольких местах в скалах был пробит соединительный ход, объединяющий разные карстовые пещеры. Так мы шли и шли, меняя факелы, множество которых было запасено в нишах у стен, в самых сухих местах. Наконец, впереди посветлело и через несколько минут мы пришли в большую светлую округлую пещеру, свет в которую попадал через большую дыру в стене, очевидно заменяющую в помещении окно. Я подошла к нему и увидела знакомую картину – прямо под нами было устье Сучана, где мутные воды реки смешивались с голубым морским прибоем. А вдали виднелась бухта Находка, которую России ещё предстояло открыть через многие сотни лет.

Я перевела взгляд в пещеру. Кроме пришедших со мной воинов и дедушки Таргу в углу пещеры, напротив дыры-окна, на подстилке из мягкого папоротника лежал молодой юноша, почти мальчик, необыкновенно красивый, с некой диковатой прелестью в чертах лица. Он мне показался очень похожим на «Маугли» из фильма, который я смотрела в «Буревестнике» несколько лет назад.

Юноша был тяжело болен, метался в жару, бредил, порывался резко встать и бежать куда-то. Его юное тело поразили три стрелы – одна вскользь в грудь, одна в предплечье правой руки, а третья – самая опасная, глубоко проникла в бедро, вызвав уже сильное воспаление. Возле больного сидела старая женщина и отгоняла от юноши мух, стремившихся на запах крови и воспаления. Время от времени она поливала раны юноши какой-то светлой жидкостью, очевидно – водой, после чего ему становилось легче, и он забывался в недолгом забытьи.

В тревоге старый Таргу подошёл к юноше, позвал его:

– Унушу! Унушу! – но больной его не услышал, только снова заметался в жару и застонал от мучительной боли. Таргу склонился над ним, что-то тихо сказал женщине, которая отлучилась и принесла изящный глиняный горшочек, в котором что-то плескалось. В дальнем верхнем углу сводчатой пещеры в углублении я мельком заметила большую летучую мышь, висевшую на потолке, зацепившись за него большими острыми коготками и неотрывно смотревшую на нас неморгающим гипнотизирующим взглядом.

Старик снова склонился над притихшим юношей и резко выдернул из его тела все три стрелы поочерёдно. Юноша дёрнулся, вскрикнул и потерял сознание от боли. Из ран хлынула потоком густая почерневшая кровь. Старик плеснул на раны тёмную жидкость из кувшинчика и приложил к ним широкие свежие листья подорожника. Кровь перестала сочиться, и юноша пришел в себя, но очень страдал, бредил и стонал в забытьи. Таргу постоял ещё немного над юношей, пошептал молитвы, и на этом лечение закончилось. Я подошла к Унушу и потрогала лоб. Он был сухой и горячий, как камень на солнцепёке. И тут я вспомнила об аптечке в рюкзачке за спиной. Я же всегда беру её в походы и прогулки за город, и не раз она вас, мальчишки, выручала, когда вы сбивали в кровь коленки или пальцы.

Мне не составило труда обработать раны йодом, наложить ватные тампоны со стрептоцидовой мазью и крепко забинтовать их стерильным бинтом. Затем я дала юноше выпить аспирин и антибиотик, после чего у него стал спадать жар, и он крепко заснул. Всё это время старый Таргу стоял у меня за спиной и молча следил за моими действиями. Когда я закончила, он обнял меня и заплакал. Он что-то говорил и говорил, но я ничего не понимала из его сбивчивой речи. Очевидно, он благодарил меня за спасение юноши, но я пока ещё не разделяла его оптимизма.

Я опять окинула пещеру взглядом. По всей видимости, это было какое-то помещение общего назначения, вроде нашей гостиной или столовой. Из неё видны были три выхода в разные стороны. Таргу взял меня за руку и повёл по одному из проходов, который привёл нас в маленькую сухую и чистую келью. В углу ее было невысокое ложе, устланное травами и покрытое циновками. Таргу обвёл всё вокруг рукой, затем показал на меня, и я поняла, что теперь буду здесь жить. И мне стало так грустно, что у меня слезы набежали на глаза. Я представила, что теперь никогда не увижу ни моих папу и маму, ни вас, ребята, ни свой дом и двор. Таргу молча гладил меня по голове и, видимо, все понимал.

И в этот момент я услышала громкий хлопок. Да, да, это был самый настоящий пистолетный выстрел. Я выскочила в большую гостевую пещеру, где недавно уже была, взглянула в дыру-окно и с изумлением увидела, как далеко внизу по широкой тропе бежит наш давний знакомый Абдулла, а за ним стремительно вприпрыжку несутся дикари в шкурах с поднятыми дубинками. Грузный мафиози явно уступал им в скорости, но когда дикари уже почти настигали его, он внезапно останавливался и стрелял в ближайшего преследователя. Дикари при этом в ужасе падали в траву, а мафиози, переведя дух, снова пускался в галоп, тем самым опять пробуждая в дикарях инстинкт преследования. Они снова пускались в погоню, забыв о поражённых пулей товарищах, и всё повторялось снова и снова. Наконец, у загнанного наркодельца закончились патроны.

Изнемогая от быстрого бега, дыша как паровоз и обливаясь потом, он в очередной раз собрался сделать прицельный выстрел, но пистолет издал лишь сухой щелчок. В ужасе от набегавшей толпы незадачливый мафиози присел, обхватил голову руками и затих, ожидая неминуемой смерти. Я тоже в страхе закрыла глаза и приготовилась услышать торжествующий победный рёв дикой толпы, но было тихо. Тогда я осмелилась открыть глаза, и увидела, что все дикари пали ниц перед загнанным Абдуллой и всем своим видом выражают ему свою покорность.

Оказывается, они бежали за ним только для того, чтобы проявить свою преданность, чтобы сдаться и покориться ему – сильному и могучему вожаку, поскольку лишились всех своих прежних. Между тем Абдулла, наконец, понял это, гордо поднялся, расправил плечи, несильно, но злобно пнул нескольких ближайших своих новых подданных, заставивших его пережить столько неприятных секунд и так бесполезно расходовать драгоценный боезапас, и вместе с ними отправился по тропе обратно, очевидно, в разорённый посёлок на берегу реки. Перед этим он что-то вынул из кармана и долго рассматривал на ладони. Я нисколько не сомневалась, что это был похищенный у нас волшебный камень. Мне стало ясно, что каким-то образом попавший к вам с сумасшедшим монахом волшебный камень тотчас попал к Абдулле, который, в свою очередь, неосторожно провалился с ним сквозь время. Это давало мне шанс на возвращение, и теперь я точно знала, что мне нужно делать – необходимо было как можно быстрее вернуть таёжный амулет, чтобы не остаться здесь навсегда.

Но уже начало смеркаться, а я очень устала от всего произошедшего со мной и, потому, едва добравшись до травяного ложа в моей келье-пещерке, упала в душистую постель и заснула так стремительно, словно провалилась в пропасть.

21

На следующее утро я проснулась ещё затемно. Из большой пещеры только-только начал пробиваться сквозь дыру-окошко свет ранней летней зари, который по длинному ходу потихоньку добирался и до моей кельи. Вокруг слышались неясные шумы, пахло горьковатым дымом раздуваемого костра, чьи-то шаги тихо шелестели туда-сюда по проходу. Я ещё немного понежилась в постели, поёрзала на шелестящих и скрипучих травах, повернулась на спину, приготовившись встать, и вдруг вздрогнула, почувствовав на себе чей-то внимательный горящий взгляд.

Я взглянула в проход и увидела широко открытые глаза вчерашнего раненого юноши. Совсем ещё слабый, он стоял, опершись о стену, лицо его кривилось от боли, сквозь бинты, наложенные мной вчера, проступили кровавые пятна, его шатало и трясло от слабости, но он, забыв обо всём, неотрывно смотрел на меня, почти не мигая.

Я не могла более наблюдать эту ужасную сцену, подбежала к нему и, подставив своё плечо, помогла ему добраться до его ложа в большой комнате. Всё это время он смотрел на меня неотрывно, словно боялся, что я вот-вот исчезну. Меня это немножко рассмешило, я улыбнулась ему, бережно помогла улечься, дала ему снова антибиотики и аспирин, отчего он успокоился, взял мою руку в свою, сильно сжал её и заснул крепким сном выздоравливающего.

Пока его могучий молодой организм, усиленный моими лекарствами, ускоренно восстанавливался, меня позвали на завтрак. Меня усадили, видимо, на самое почётное место – справа от меня сидел вождь племени – старый Таргу, а слева – пока еще пустовавшее место его преемника Унушу. Завтрак проходил так: в главной пещере вокруг костра сидели люди племени Белого Леопарда, человек двадцать пять, и передавали друг другу большую глиняную чашу с варёным мясом дикой свиньи, остатки туши которой ещё виднелись в одном из углов. Каждый из присутствующих отпивал из чаши бульон и брал кусок мяса, затем то же самое делал следующий. Когда очередь дошла до меня, я смутилась, и не знала, что делать, так как всё племя уставилось на меня, перестав даже жевать.

Обижать моих новых друзей не входило в мои планы, и я отважилась, закрыв глаза, отхлебнуть немного отвара из чаши и изумилась, до чего же вкусным он показался мне. Я приложилась к чаше ещё несколько раз под одобрительные возгласы сотрапезников, потом взяла большой кусок отварного мяса и едва справилась с ним. Все это очень понравилось моим новым друзьям. После мясного завтрака все стали пить из другой чаши какой-то травяной отвар вроде нашего чая с приятным пряным запахом и розовым цветом. Как я потом поняла, это был отвар из лиан лимонника, который пьют туристы и просто любители экзотики и в наше время.

После завтрака, поблагодарив хозяев, я подошла к устало возлежащему в своей келье старому вождю Таргу и стала ему объяснять мимикой и жестами, что мне очень нужен талисман, украденный у меня фанатичным монахом и впоследствии неожиданно очутившийся в руках моего знакомого крутого мафиози, в свою очередь, вдруг оказавшегося предводителем дикарей.

Умный старик молча кивал головою, посматривая из-под седых бровей на мои гримасы и ужимки. Он прекрасно понял, что я ему показываю на пальцах, и согласно покивал головою. Потом он подозвал к себе очнувшегося от забытья, но ещё очень слабого, Унушу, неожиданно сложил наши руки воедино и запел что-то вроде молитвы на своём языке, осеняя нас своими старческими ладонями. По окончании этой процедуры он вдруг указал на нас с Унушу и жестами показал, что мы уже муж и жена и нам можно спать в одной постели. Я опешила, возмутилась, стала кричать, что я ещё слишком молода, что мне маму спросить надо, что-то вопила о правах человека, пока не поняла, что эти два славных туземца абсолютно ничего не понимают из моих стенаний. Тогда я решительно заявила, что свадьбе не бывать, пока волшебный талисман не будет у меня на ладони. Как ни странно, это они поняли, закивали головами в знак согласия и отдали распоряжения готовиться к свадьбе.

Конечно, свадьба – это всегда большое событие, а свадьба молодого вождя в таёжном племени, да ещё на невесть откуда появившейся юной богине – событие, можно сказать, века. Странно как-то мне было наблюдать, как всё племя спешно стало готовиться к моей свадьбе. Охотники отправились в тайгу за дичью, женщины пошли за крепкой брагой в глубокие подвалы-пещеры, мастерицы тут же стали снимать с меня мерки для свадебного платья. Унушу, совсем ещё слабый, умчался с друзьями в тайгу на поиски какого-то корня, без которого жениху просто нельзя приходить на торжество.

Старый Таргу отошёл в дальний угол главной пещеры и глубоко задумался, шевеля губами старинные молитвы. К нему бесшумно подлетела та самая огромная серая летучая мышь, до этого висевшая лоскутным свёртком в углу пещеры. Они как-то странно стали общаться, почти что разговаривать. Старик шептал что-то внимательно слушающей его твари, а та, в свою очередь, согласно кивала головою, топорщила свои голые блестящие крылья и звонко, но тихо попискивала в ответ. Затем летучая мышь встрепенулась, молча и бесшумно вылетела в оконную пещерную дыру и пропала в темнеющем небе.

Затемно вернулся из тайги страдающий от ран, но счастливый Унушу с огромным корнем женьшеня в руках. Оказывается, у них женьшень считается корнем счастья и без него не может состояться ни одна свадьба, но найти его должен сам жених. Чем более велик будет найденный перед свадьбой корень, тем более счастливым должен быть союз двух сердец. Почти полуторакилограммовый женьшень, добытый моим женихом, габаритами напоминающий не то огромную петрушку, не то ветвистый хрен с бабушкиного огорода, наводил меня на определённые размышления.

Возвратились и охотники с богатой добычей – косулей и двумя молодыми поросятами. Женщины принесли и молча поставили в углу большие кувшины с брагой, настоянной на мухоморах. Я поёжилась и поклялась про себя, что пить эту гадость не буду. В хлопотах прошедший длинный летний день благополучно завершался. Отужинав мясом с какими-то корешками и лепёшками из тёмной муки, и запив его отваром лимонника, все разбрелись спать, и я тоже последовала общему примеру. Перед моим уходом в дыру внезапно, так же молча и бесшумно влетела уже знакомая мне летучая мышь, которую, оказывается, звали ласково Тату. В когтях она держала что-то небольшое и тёмное.

– Бабочка, наверное, – подумала я и заснула.

22

На следующее утро меня разбудили глухие удары в шаманский бубен. Я оделась и выбежала в большой зал, где увидела в сборе почти всё племя, кроме бойцов из охраны. Все собравшиеся были одеты в пёстрые нарядные одежды из китайских тканей и ценных шкурок. На лицах же было радостное ожидание, ведь не каждый день здесь женят молодого вождя на невесть откуда взявшейся прекрасной волшебнице. Грустна была лишь я и несколько молоденьких и хорошеньких девушек, видимо, тоже имевших на моего Унушу свои планы. Мне не хотелось огорчать моих друзей из прошлого грубым отказом, но и замуж идти под шаманский бубен я тоже не желала. Оставалась надежда лишь на то, что жених не выполнит моё требование вернуть мне таёжный талисман, но тогда я навсегда останусь среди этого племени, и тогда мне действительно лучше выйти замуж за симпатичного молодого вождя.

Тем временем все собравшиеся, под радостное дребезжание бубнов, медленно, празднично потянулись к выходу из пещеры. Разведка племени доложила, что враги наши куда-то исчезли, и свадьбу решили отметить на ритуальной поляне одновременно с победой над дикарями. На этой поляне, как мне объяснили, всегда отмечают свадьбы, победы, похороны вождей и всякие другие важные, по мнению вождя и главного шамана, события. Как я поняла, торжество должно было стать выдающимся явлением в местной истории. Однако мне с каждым шагом становилось всё менее весело, а вдруг всё-таки выдадут меня замуж, и что я скажу тогда папе с мамой? И потом, если я все-таки вернусь в свое время, мне уже никогда нельзя будет устроить свадьбу, потому что у меня уже есть муж, пусть и оставшийся в древних эпохах…

Тем временем, мы пришли на большую, чисто выкошенную поляну посреди буйного смешанного леса где-то между Сестрой и Племянником, и расположились по кругу. Нас с Унушу поставили в центр, одели на нас венки из полевых цветов и кедровой хвои. Я вопросительно посмотрела на счастливого Унушу, показала ему на ладонь и спросила:

– Где Камень? Талисман где?.

Он понял, заулыбался, стукнул себя в грудь и гордо что-то произнёс, что я поняла с радостью и досадой.

– Всё в порядке.

С радостью – потому, что обладание волшебным камнем оставляло мне надежду на возвращение к вам, а с досадой потому, что мне не хотелось огорчать моих друзей расставанием, да еще в такой праздничный день. Ведь я тайно задумала сбежать со свадьбы с талисманом в руках. Под тот же шаманский бубен к нам подошёл гордый Таргу, он что-то недолго говорил, обращаясь то к нам, то к племени, потом вынул из-под одежд что-то и передал Унушу, а мой жених – мне. И я была вновь счастлива – на моих ладонях лежал медленно разгорающийся костёр Волшебного Камня. Таргу вновь обратился к нам, и вдруг я его поняла – небесный талисман переводил мне его корявую сбивчивую речь. Голос на незнакомом гортанном языке звучал совершенно непонятно, но смысл сказанного сразу возникал в голове вслед за сказанным. А говорил он вот что:

– Наш великий воин, удачливый охотник и будущий вождь племени Белого Леопарда и его прекрасная солнцеподобная невеста Марьяну (именно так и сказал, Пашка, ты не смейся в сторону) осчастливили нас, согласившись связать себя узами семьи, чтобы сохранить наш великий род и приумножить наши победы. Я сейчас самый счастливый человек в нашем мире, теперь я могу умереть с улыбкой на лице, потому что я спокоен за своё племя и за его будущее. Я сегодня передаю власть новому вождю – сильному, смелому и умному Унушу. Новый вождь с прекрасной женой Марьяну сделает наш народ ещё более великим и счас……

Но мудрый Таргу не успел закончить свою венчальную речь. На последнем слове ему в горло вонзилась чёрная безжалостная стрела, выпущенная из лесной чащи. И тут же большая пёстрая орава этих полузверёнышей с криками выскочила из-за деревьев вокруг священной поляны, окружила всех нас, наставила на нас свои луки и пики и застыла, чего-то ожидая. И я поняла, кого они ждут. Когда утих шум и гам, из-за большого многовекового дуба вышел всем нам известный Абдулла. Он подошёл к нам с Унушу, развязно уселся на услужливо подставленный кем-то из дикарей чурбак-табуретку и, не обращая внимание на окружающих, заговорил со мной:

– Слушай сюда, «гимназия». Мы оба с тобой крепко попали. Я не знаю, как это произошло, где я и почему я здесь, но я должен вернуться обратно. Слишком много важных дел осталось у меня в Находке. Я тебе конкретно делаю такое предложение. Ты отдаёшь мне этот чудной камешек и рассказываешь, что мне надо сделать, чтобы вернуться обратно. А я обещаю, что не трону тебя и твой народ, отправлю отсюда всю эту дикую банду, – он небрежно кивнул на дикарей, – и дам тебе возможность зажить с этим юношей счастливой семейной жизнью. Это будет прекрасный вариант. Другого я просто не вижу, в натуре. Сила на моей стороне и при малейшем сопротивлении с вашей стороны вы все будете уничтожены, как ваш дедок.

Он хмыкнул в сторону тихо скончавшегося Таргу и продолжил:

– Я же, вернувшись в Находку, сообщу твоим родным, где ты и, может быть, мы что-нибудь придумаем, как выдернуть тебя отсюда. Ну что, по рукам, гимназия?

Он довольно осклабился, жуя во весь рот ещё сохранившуюся жвачку из нашего века, и протянул волосатую руку ко мне, требуя священный амулет.

Я стояла застывшая, точно гипсовая девушка, только без весла. Ярость клокотала во мне, соседствуя с испугом. Я ненавидела эту дикую толпу убийц мудрого Таргу, но и боялась этой руки и этих людей с луками и пиками вокруг меня. Рядом со мной несколько дюжих мужчин держали вырывающегося Унушу. Но юноша был ещё совсем слаб, раны его ещё не затянулись, и каждое движение отражалось мучительной гримасой на его лице. Наконец дикарям надоело его удерживать, и один из них небрежно стукнул юношу здоровенной дубиной по голове, после чего мой жених закатил глаза и затих.

И тут я очнулась и ощутила, как камень в моей руке вдруг нагрелся, и от него пошла в меня неведомая могучая сила. Я вдруг почувствовала, что нас теперь двое и мы сильны как никогда. Я крепко сжала камень в руке и подумала про себя, что ни в коем случае я его не отдам этим уродам. И только я это подумала, как из камня вдруг ударил оранжевый ослепительный луч наподобие боевого клинка или старинного меча. Я взмахнула этим мечом вокруг себя и все злое племя, все наши враги оказались отброшенными от нас на добрую сотню метров. Я этого совсем не ожидала и сама перепугалась от свершившегося.

Мгновенно отброшенные от нас неведомой силой, дикари пришли в такой ужас, что они все стремглав кинулись дальше в лес и исчезли в нём, оставив после себя лишь противный запах потных, грязных тел. С нами остался только оглушённый и ошеломленный Абдулла. Его почему-то забросило на макушку высоченного кедра, где он и сидел в развилке ствола с растопыренными руками, с глупейшим выражением лица и туго-туго что-то соображал. Наконец он кое-что понял и плаксиво заскулил-закричал сверху:

– Эй, «гимназия», ты что? Я же пошутил! Сними меня отсюда, я с детства висоты боюсь.

Снимать его мы не собирались. Пусть сам постарается, учить надо таких крутых и наглых. Племя Унушу, тем временем, вернулось в посёлок и занялось подготовкой к скорбной процедуре прощания со своим вождём, шаманом и просто мудрым и добрым человеком Таргу. Теперь, когда я овладела искусством обороны с помощью волшебного Камня, мы уже никого не боялись. Наоборот, дикари, разбросанные неведомой силой по окрестным лесам, разбегались от нас в ужасе при случайных встречах в лесу… Что интересно – никто из них серьёзно не пострадал, но страху они набрались надолго.

На следующий день Унушу снова собрал всё племя на ритуальной поляне. Тело вождя положили в центре, окружив его собранными женщинами цветами – пионами, лилиями, ветками цветущего шиповника и кедровой хвоей. Мужчины сразу с утра отправились куда-то вверх в сопку рыть могилу, а женщины оплакивали старого вождя. Всю предыдущую ночь они пели погребальные песни и плачи, а днём, когда солнце перевалило за полдень, тело вождя переодели в чистый белый саван из китайской ткани, положили на носилки, четверо сильных воинов подняли их, и вся траурная процессия отправилась к месту захоронения, которое оказалось на самой вершине горы Сестра.

Медленно поднималась печальная колонна с телом любимого вождя по узкому гребню, заросшему плетучим виноградом, лимонником и молодыми кедрами. С высокого утёса я кинула взгляд в долину реки, и вдруг, как по команде, сквозь дымку столетий проступила вдали за рекой на мгновение моя родная Находка с мостами, портами, трубами и кораблями на рейде. Я вспомнила своё недавнее видение на пляже и посмотрела туда. И далеко-далеко я увидела себя, загорающую на песке и смотрящую мне прямо в глаза. Наши взгляды, казалось, встретились, затем заструившаяся дымка скрыла нас друг от друга, и время снова разделило нас.

Во время погребения с вершины горы я снова с тоской осмотрела девственные места побережья, на которых только через много сотен лет возникнет мой родной и любимый город. Сверху я увидела даже то самое болото, на котором потом построят мой район, мой дом и мою школу. Похоронили мы мудрого Таргу на самой вершине величественной Сестры, откуда было видно далеко-далеко, до самого дальнего перевала.

Затем мы вернулись в их полусожжённый посёлок прямо под горой на берегу реки Сучан, где я и прожила с моими новыми друзьями ещё несколько дней.

Вопрос о моей свадьбе с Унушу как-то отпал сам собой, ибо у них был мудрый обычай, согласно которому считалось, что если во время свадебных торжеств кто-либо в племени умирал, то брак считался не состоявшимся. Народ полагал, что в этом случае духи выступают против свадьбы, и жених вынужден был давать невесте богатые отступные, а помолвка расстраивалась. Бедный Унушу выглядел очень несчастным. Слишком много горя свалилось на него. Смерть Таргу, расстроившаяся свадьба, необходимость восстанавливать разорённый посёлок, держать постоянную готовность к отражению новых нападений. Но он держался стойко и мужественно. Худощавая фигура юного вождя с забинтованными мною, незажившими ещё ранами, мелькала в посёлке то тут, то там.

Работа в поселке кипела полным ходом. Мужчины восстанавливали сожжённые стены, латали проваленные крыши, чинили повреждённый частокол вокруг посёлка. Женщины выкладывали заново разбитые очаги, чинили повреждённую в сражениях одежду и занимались стряпнёй, как и в наше время. А я слонялась по посёлку, не зная, чем заняться и, наконец решила пройти в пещеру к Унушу, который руководил работами по её расширению.

23

Я шла по пробитой тропке среди первобытного леса и не могла нарадоваться его красоте. Буйство лесных трав чуть выше сменялось зарослями кустарников – малины, смородины, жимолости – ягода на которых уже созрела и так и просилась в рот. А ещё выше расстилался зелёный океан деревьев, изо всех сил тянувшихся вверх к солнцу. Трепетные берёзки, осинки, перемежались со строгим дубняком, внезапно сменявшимися рощицами могучих красавцев-кедров. Весь зелёный, поющий и цветущий мир был переплетён в плотную непроходимую сетку крепкими лианами с уже начинающими спеть гроздьями винограда, лимонника, актинидии.

А какой воздух был вокруг! Совершенно чистый, словно отфильтрованный, состоящий, казалось, из одного кислорода, напоённый ароматами цветов, трав, ягод и свежей зелени, несущий в себе, к тому же, запахи моря и гор, он был так плотен и целебен, как живительный бальзам. У меня было такое чувство, что мои лёгкие едва не трещат под напором такого необыкновенного и непривычного для городского жителя воздуха.

Я легко и беспечно поднималась по тропинке в сторону видневшейся впереди нагромождением серых скал вершины сопки, мурлыча старую песню «Люди идут по свету», которую мы не раз напевали в лагере у геологов, как заметила чуть в сторонке справа сплошь усыпанные большущими спелыми тёмно-вишневыми ягодами кусты малины. Устоять было невозможно, и я свернула с тропы и принялась лакомиться крупной сочной ягодой. Вы же знаете, я немало бываю в тайге и сейчас, но таких ягод я раньше никогда не видела и не пробовала. Не в силах оторваться, я уходила всё дальше в сторону от тропы и вскоре оказалась в густом кедраче под сопкой.

Малинник заканчивался, и я уже собиралась поворачивать обратно, как вдруг чьи-то сильные грубые руки схватили меня сзади за локти, затем перехватили через пояс, а огромная мосластая немытая ладонь зажала мне рот, и меня потащили куда-то чуть ли не волоком, едва давая дышать. Я попыталась рассмотреть своего обидчика, и сердце моё содрогнулось. Это был свирепый дикарь, видимо, из тех, кто ранее нападал на племя Белого Леопарда, едва прикрытый вонючими грубыми шкурами, грязный и потный.

Тяжело и часто дыша, он тащил меня всё глубже в таёжную глухомань, где у него, наверно, было устроено жилище. Я попыталась кричать из-под его ладони, но он так свирепо глянул на меня, что мой писк застрял у меня в горле. Я думаю, что ему, при необходимости, ничего не стоило бы меня придушить, как надоедливого котёнка, и тотчас забыть об этом. Самое обидное, что на этот раз со мной не оказалось моего защитника, моего таёжного оберега и талисмана, вновь подаренного мне моим бывшим женихом Унушу. В этот раз я спрятала его в своей постели, чтобы не потерять случайно в тайге. Будь он со мной, этот дикарь уже сейчас, суча ногами от страха, верещал бы перепуганным поросёнком на вершине самого могучего кедра в округе. Ну, а пока что это он меня тащил, как куль с солью, неизвестно куда.

Стало значительно темнее. Дикарь затащил меня в самую чащу леса, в сумрачный густой ельник, где под крутым склоном я увидела прикрытое свежим хвойным лапником его логово. Он грубо бросил меня на землю и хрипло крикнул что-то и погрозил мне грязным кулачищем. Я, пытаясь прийти в себя, осмотрелась вокруг. По всей вероятности, я была где-то в районе небольшой сопочки, у нас называемой Племянником, рядом с которой сейчас построен мост через реку Сучан на Порт Восточный.

Но сейчас это место было настолько дикое и непролазное, что сориентироваться было почти невозможно, не то, чтобы убежать от этого дикаря. На склоне среди кустарника и деревьев проглядывали не то крупные глыбы, не то небольшие скальные выходы известняка, а чуть выше и справа от меня в скалистом выступе отчётливо виднелся прикрытый лапником глубокий грот. Однако, не дав мне как следует осмотреться, эта дикая личность с мерзкими гримасами подскочила ко мне, больно ткнула в бок кулаком и показала на погасшее кострище пониже его жилища.