По дороге к Храму

Среди отморозков, осужденных впервые, были и двое рецидивистов. Их Андрей распознал по наколкам, старательно выставленным на показ. Только эти знаки различия уголовников, не оказывали ни какого воздействия на молодые бритые головы.

– Ну, что блатная рать? – громко спросил один из бывалых. – Богатый библию имеет, не желаете забить?

Пожилой достал из носка колоду карт и легонько швырнул её на полку. На них обратили внимание. Первым подошёл колобок, лет двадцати пяти. Взял колоду, прикинул на вес, поглядел на стариков и то ли спросил, то ли определил:

– Краплёные.

– Да хоть какие. Не на интерес предлагаю, а так, временно уйти от печальной реальности.

– Без интереса, нет интереса…

– Ну, если хочешь, давай на пайку биться.

– Так хоть на пайку, а то гоняй впустую.

К ним подсели ещё двое. Андрей, молча, наблюдал за уголовниками, себя таковым не считая. Как-то в юности, он наткнулся на словарь блатного языка, видимо служивший отцу неким пособием, и с интересом его прочитал. Теперь он, напрягая память, про себя переводил летавшие в табачном дыму слова блатного лексикона и понимал, что как бы молодёжь не старалась «по фене ботать», ей до рецидивистов было далеко.

Смеркалось. Поезд шёл не торопясь, делая длительные остановки на каждом полустанке. В вагон проник запах варёной картошки. Приближалось время ужина. Наконец под потолком загорелся добавочный свет, и принесли еду: по куску чёрствого хлеба, по три варёные в мундирах картофелины и одну на всех алюминиевую миску жирной, аппетитно выглядевшей селёдки. Селёдка, присыпанная крупинками укропа, издавала особенный пряный аромат.

Выигравшие у стариков пайку, молодые отморозки, с жадностью и усмешками, поглощали тихоокеанский деликатес. Те же, скромно размачивая в кружках с водой припасённые впрок ржаные сухарики, неторопливо их пережёвывали и негромко о чем-то переговаривались друг с другом.

Андрей, следуя совету отца, от селёдки отказался, приняв только хлеб и картошку.

– Хватай, чего ты? – предложил ему селёдку один из «крутых». – Вон её тут сколько. Дедкам не положено. У них почки, и прочие болячки…

– Спасибо, у меня батя рыбак. Тошнит уже от этой рыбы. – Улыбнувшись, отказался Андрей.

– Рыбак, говоришь? – спросил его один из стариков, макая сухарь в кипяток, – и какую ж он рыбку ловит?

– Так… всякую. Какая попадётся… – насторожённо ответил Андрей, почувствовав, что пища застревает у него в горле.

– Ну-ну. – Неопределенно пробурчал рецидивист, заваливаясь на нары.

Андрей, кое-как дожевав свою пайку, запил ее теплой водой из бака и прислонившись спиной к стене, сделал вид, будто дремлет. Насытившиеся «ратники», примерно за час выпили всю воду из бачка, и теперь жажда одолевала их пуще прежнего. Им уже было не до карт и анекдотов. При всём этом появилась естественная потребность помочиться. Солдаты же, имевшие опыт конвоирования, не поддавались на уговоры сводить хотя бы в туалет, где наверняка должна быть и вода. Это попросту бесило «крутых» парней, любителей дополнительной пайки. Закалённые рецидивисты, спокойно покуривали на своих местах, наблюдая за желторотиками, опистонившими свою и их селёдку. Терпение молодых лопало на глазах. Тот парень, что казался всех круче, не выдержав, смачно выругался, подошёл к дверям и начал яростно стучать ногой по решётке, обзывая конвоиров нехорошими словами. После чего прогремел запор и в зарешёченном проеме, показались сержант и рядовой, с автоматами наизготовку. Тот, молча, оглянулся, ожидая поддержки товарищей. Но его не поддержали, и он смиренным голосом едва выговорил:

– Побрызгать бы…

Сержант, прогремел запором, кивнул головой в бок, приглашая на выход. И, тот, недоверчиво на них глядя, вышел в тамбур. Через несколько минут его втолкнули обратно, ссутуленного и покрасневшего от боли, с мокрым насквозь серёдышем. Он кое-как примостился на нижней полке и долго стонал, скрипя зубами.

Андрею в туалет не хотелось, потому он, со стороны наблюдал за этим спектаклем, специально поставленным рецидивистами, чтобы наглые салажата узнали, кто есть кто, в этом вагоне. Перед сном, снова появились краснопогонники.

– Кто на горшок?! – Строго спросил сержант. Смирившаяся со своей участью молодёжь притихла.

– Я, хотел бы. – Поднялся рецидивист, и по-стариковски кряхтя, засеменил к выходу.

– Я, пожалуй, тоже схожу… – прохрипел второй. И, тут заякали все, ломанувшись к выходу…

– Стоять! Мать вашу!.. – Крикнул во всё горло сержант, клацнув затвором. – Подходить по одному!

Андрей встал позади всех, тискавших свои ширинки и пританцовывающих от нетерпения.

Глава 7

С приходом зимы, Лука Михайлович Терёхин, проявив организаторские способности, сколотил рыболовецкую бригаду, из шести крепких молодых мужиков, оставшихся без работы связи с закрытием основных цехов комбината, до сей поры успешно кормивших большую часть жителей поселка. Рыбхоз, к которому прикрепили новую бригаду, обеспечил кое-каким инвентарем и сетями. На острове, что находился посередине реки, соорудили землянку, сколотили из горбылей склад под улов, и началась у рыбаков совсем иная жизнь, чем была раньше.

В декабре Сужа превратилась в сплошную белую равнину и в новые капроновые сети лавиной попёр судак. Давненько в этих местах не промышляли с таким размахом. Хотя за уловом ежедневно наезжала рыбхозовская машина, склад все равно был забит под самую крышу. Почуяв прибыльное дело, стали наведываться перекупщики, привозившие «нал» в кейсах, а то и, попросту, в целлофановых пакетах. Терёхин уже опасался хранить неучтенку в землянке, в приколоченном к стене ружейном сейфе. Но сколько бы он не уносил денег домой, сейф ежедневно пополнялся новыми брикетами купюр.

Не дожидаясь выходного, Лука Михайлович собрал всю бригаду в землянке, выдал помимо зарплаты всем по пачке сотенных и, заглядывая каждому в сияющие от радости глаза, сказал:

– Предупреждаю. Если хоть кто-нибудь за моей спиной толкнет налево хотя бы одну рыбину, выгоню без выходного пособия.

Мужики, согласные со своей участью, на фоне всеобщей безработицы и неплатежей, дружно одобрили решение старшего. Они зауважали Михалыча, сразу после первой зарплаты, а, теперь имея увесистый куш премиальных, готовы были идти за ним хоть под лёд.

– И, ещё. – Сурово добавил Терехин. – Водка здесь припасена не для попоек, а в медицинских целях. Ежели кого на ветру прочихвостит, бахни стакан и под шубу… А, без дела не трогать. Завтра я в город смотаюсь. Надо отчёт до Нового года сделать. За меня остается Серж.

– Палыч, постарше… пусть бы и руководил… – особо не задумываясь, высказал свою справедливую идею Вован но, встретив колючий взгляд начальника, опустил голову и принялся теребить большую кроличью шапку.

– Я – сказал! – Отрубил всякие рассуждения начальник. – Палыч, отбери-ка трёх приличных судачков, начальнику на презент. Он нас с осени добро поддержал.

Палыч, опытный рыбак, был приглашён в бригаду вроде инструктора, потому как самоуверенная молодёжь, поначалу наставила сетей вдоль и поперёк реки, а проку от этого вышло мало. Терёхин инструктора уважал и приплачивал ему втайне от всех, чем держал того «на крючке», но до прямого своего замещения не допускал, опасаясь разоблачения внедрённой им «демократии».

Инструктор, молча, подошёл к топившейся буржуйке, взял с решётки сохнувшие рукавицы и быстро вышел за дверь.

– Видели, как надо выходить? А, вы, пока шарашитесь через порог, всё тепло на хрен вылетит. Дров не напасемся. – Он помолчал, закуривая, и затем продолжил беседу. – Дело к празднику. В выходные глядите в оба. Кто попадётся на краже сетей, разрешаю провести «экзекуцию». Чтобы запомнил сам и передал другому. И, ещё раз повторю: не приучайте местных покупателей. Иначе начнется бардак. А, он нам надо?

– Нет! – По военному, дружно, ответили мужики.

– Ну, и ладненько. – Понизив тон, сказал Лука Михайлович. Он достал из-под нар две бутылки водки, ставя их на стол двумя руками одновременно, пристукнул донышками, как штемпелями, чтобы ещё больше закрепить свой авторитет. – В виде исключения.

Работа велась звеньями двойками: двое на выходном, двое делали обход, двое отдыхали в землянке. Через определённое время, они сходились, опустошали сети и на самодельных санках свозили улов в склад. Сам Терёхин редко покидал своё рабочее место. Он приходил домой, давал жене денег, рыбы и, переспав ночь на непривычно чистых простынях, возвращался обратно.

Вернувшись из города, он так же, не на долго, заскочил домой, оставил кое-какие подарки и сразу же отправился на реку. Дверь в землянку была заперта. Терёхин достал из кармана ключ и, подышав паром на замок, отпер его. Керосинка посреди стола горела, давая понять, что мужики ушли спешно, словно по тревоге. Признаков пьянства не наблюдалось. Он достал с полки фонарик на шести батарейках и вышел наружу. Из-за облачности, смеркалось быстро. Вдали беспорядочно прыгали светлячки фонариков.

– «Что они там, вора поймали?» – Подумал он про себя и трижды мигнул фонариком в том направлении. Ему ответили тем же. Он взял в предбаннике широкие лыжи, закрепил их на валенки и, подсвечивая дорогу фонариком, заскользил на прыгающие вдали светлячки.

Четверо рыбаков и с ними кто-то ещё, стояли у чёрной полыньи в нерешительности, поджидая начальника.

– Здорово. – Поприветствовал Терёхин мужиков. У их ног, подвывая, дёргался связанный бечёвкой молодой человек, в драном ватнике. Начальник сдвинул шапку на затылок.

– Вот! – Сердито сказал Серж. – Попался налим.

– Мужики, не губите! Я только на уху хотел… Трое у меня…

Вспотевший лоб начальника парил в лучах фонариков. Он снова осветил пойманного воришку.

– Что же ты по чужим сетям-то шаришь?

– Трое у меня. Есть просят… Не губите!..

– Ты где горбатишь?

– На погрузчике работал. Цех закрыли, расчёт не дают…

Терёхин сделал длинную паузу. Серж тряхнул воришку за воротник.

– Подходим со спины, а он ловко так сетку опустошает. Можно сказать профессионально. Чего с ним возиться? «Экзекуцию»!..

– Погоди. Горяч больно. – Остудил зама начальник. – Откуда навык, молодец?

– В детстве батя с собой брал. У него натаскался.

– Так, говоришь, трое у тебя? А не врешь? Уж больно молод…

– Ей Богу, не вру! – Молодец осенил себя крестом слева на право, но этой ошибки никто не заметил, пребывая в нервном напряжении.

– Ну, ладно… Развяжите его. Ведите в землянку. Там… решим. – Терёхин специально так выразился, чтобы пойманный ещё помучился, теряясь в догадках, чего решим, или кого решим.

– Повезло тебе. А, то бы протащили из проруби в прорубь. – Прояснил ситуацию Вован.

Воришка едва поспевал за рыбаками, оступаясь на скользкой, с ямками тропинке. У самой землянки он не выдержал и снова взмолился:

– Отпустите, а?! Ей Богу, больше не приду!

– Да не бойся ты. Сейчас шеф квитанцию выдаст и пойдёшь…

Его усадили поближе к печке, и расселись сами, ожидая, чего предпримет старший. Лука Михайлович неожиданно громко спросил:

– Поработать у нас не желаешь?

– Я?

– Ты, ты.

Воришка оглядел присутствующих, не веря своим ушам и, проглотив слюну, молча, кивнул.

– Где живешь-то?

– На станции я… живу…

– В общем, приноси завтра чистый лист бумаги и документы. Будем вместе рыбачить. Скажи спасибо своим деткам, а то бы…

Потрясённые таким великодушием начальника, рыбаки заулыбались.

– Тебя как звать? – заискивая перед новым работником, спросил Серж.

– Александром.

– Ну-у! Это слишком громко. Всю рыбу распугаешь. – Рассмеялся Серж. – Санчо будешь.

– Ой, любишь ты прозвища клеить. – Сказал Терёхин заму. – Поди-ка, принеси пару судачков новому работнику. Пусть детишек накормит. Принесёшь документы, выпишу аванс. Дорогу в темноте найдешь?

– Н-найду, конечно… – Санчо готов был валяться у начальника в ногах, но только что полученный статус рыбака от этого удерживал.

– Я, новый «Буран» в конторе выбил. Хватит уже на себе возы таскать. – Заваливаясь на нары, как бы, между прочим, бросил Терёхин, зевая. – После праздника обещали доставить.

Таким образом, генерал-майор в отставке, прочно закреплял свой авторитет в глазах подчинённых. Он снова был у власти, снова повелевал.

Поселковые мужики шкодничать на реку не ходили. Они знали, кто там хозяин. А, больше к сетям лезли из окрестных деревень, да со станции, где жизнь теплилась, разве что, за счет пенсионеров, коим задерживать пенсион коррумпированное начальство побаивалось.

С приобретением бинокля, в лунные морозные ночи, обход было делать не обязательно. Дежурившие рыбаки, периодически оглядывали свои владения и резались в карты, попивая крепкий чаёк, чего делать, уставом не запрещалось.

В канун Нового года без происшествия всё-таки не обошлось. В очередной раз, оглядывая реку в бинокль, при ярком лунном свете, Терёхин заметил в паре километров от себя двоих усердно копошившихся над курлянами. Не трудно было догадаться, что гости были из села, находившегося на высушенном некогда мелиораторами притоке Сужи. Терёхин вошел в землянку. Нехотя достал из сейфа ружьё, оделся и, указав Вовану с Сержем идти к ворам, встал на лыжи и припустил на другую сторону реки, где чернела полоса леса. Он решил пройти по опушке, чтобы преградить ворам путь к отступлению. Добравшись до берега, Терёхин зашел за первые деревья и посмотрел в бинокль. «Гости» уже потрошили вторую сеть.

– «Жадны ребята! А я хотел вас пугнуть, да ради праздничка и отпустить с миром. Ан-нет. Наверное, придётся наказывать». – Подумал он и решительно пошёл вдоль берега, скрываясь за кустарником и деревьями.

Вован с Сержем, прихватив с собой топор и верёвку, тоже были на лыжах и открыто шли к нарушителям рыбацкого закона. Завидев вдалеке людей, воры засуетились и, взвалив на спины рюкзаки с уловом, поспешили убраться восвояси. Но, Лука Михайлович, уже двигался им на встречу. Поняв безвыходность своего положения, воры сбросили ноши в снег и припустили рысцой налегке, надеясь подмять одинокого Терёхина идущего им навстречу, а за тем, скрыться в лесу. Сблизившись шагов до тридцати, Лука Михайлович вскинул ружьё и хрипловатым голосом приказал:

– Стоять!

Перепуганные мужики из-за скрипевшего под ногами снега, не расслышали команды и продолжали двигаться вперёд.

– Стоять, я сказал! – Уже изо всех сил выкрикнул тот и, не дожидаясь, выстрелил переднему под ноги.

– Ты, чего? Ополоумел?! – Воскликнул передний и вскинул руки к верху. При лунном свете глаза людей блестели, будто у зверей.

– Поворачивай назад! К ношам! Ну!.. – Приказал Терёхин.

Пожилой повернулся к молодому и, вздохнув, развёл руки. Они вернулись к вещмешкам.

– Что в мешках? – строго спросил хозяин реки.

– Гляди сам. – С безразличием проговорил пожилой мужик.

– Так: мешки на горб и вперёд! – Скомандовал Терёхин. Он привёл воров туда, где до них торчали колышки, ещё вчера поставленных сетей. Тут же подоспели Вован с Сержем. Запыхавшийся Серж, сразу кинулся к рюкзакам и вытащил из одного сеть, а из другого вывалил на снег целую груду ещё не успевшей замерзнуть рыбы. Он, глянув на воров, и на начальника, предвкушая событие, злобно спросил:

– Ну, что голуби, влетели?

– Парня не трогайте. Один он у нас.

– Сын, что ли? – спросил Вован, надеясь, что скорей всего шеф с ним ничего не сделает.

– Сын.

– Чему ж ты его учишь, папа грёбаный?!

Парню на вид было лет семнадцать, не больше. Он злобно, зверёнышем, зыркал на окружающих из-под мохнатого козырька шапки, и постоянно сморкался.

– Не трогайте парня. – Повторил отец.

– Не тронем. Он, и так уже, весь в соплях.

Пока Серж опутывал мужика верёвкой, Вован привязал другой конец к торчавшей из полыньи проволоке и продёрнул её подо льдом. Между полыньями было около тридцати шагов.

– Я, думаю, объяснять вам не надо. Раз к сетям лезете, значит, знаете рыбацкий закон. – Закуривая, сказал Терёхин и Вован понял, что «экзекуции» не избежать. Пленники молчали. Начальник показал большим пальцем вниз, что означало приступить к исполнению наказания. Серж подтолкнул мужика к проруби. Только теперь поняв, что происходит, парень истерически закричал на всю вселенную:

– Ба-а-тя-а!! – И, сбив с ног Терёхина, кинулся к отцу. Тот на него строго посмотрел и прикрикнул:

– Молчи! Иначе эти уроды и тебя протащат!..

Он подал сыну шапку и сам опустился в полынью, исчезнув под плавающими на поверхности тёмной воды льдинками. Серж подбежал ко второй проруби, и стал помогать Вовану, тянуть бечёвку, с мужиком на другом конце.

– Смотри, и запомни. Это будет с каждым, кто придёт красть. – Говорил беззвучно плачущему пацану, разгневанный Терёхин. Начальнику процедура показалась затянувшейся, и он прикрикнул на подчинённых:

– Поживей тащить не можете?!

– Да, все! Вот он…

Из полыньи показалась мокрая хрипящая голова. Мужик откашлялся, опёрся локтями об лёд и ловко, будто пробка от «Шампанского», выскочил из воды. Он еще с минуту мотал головой и кашлял, потом заговорил пополам с матом.

– Рыбаки хреновы! Узел как надо вязать не умеете! Хорошо, хоть конец догадался на руку намотать… Чуть там не оставили, гады!

– А, туда и дорога! – Ответил ему Серж, наматывая на руку замерзающую бечёвку.

– Между прочим, настоящие рыбаки после такого дела спиртом потчуют. – Разговорился осмелевший мужик.

– Может тебе пару тёлок на ночь, для полного счастья? – съязвил Вован, ещё не вышедший из роли палача.

– Тёлок ваших мне не надо. А от пары рыбин я бы не отказался, ради праздничка.

– Можем дать, но только по башке. – Ответил ему Вован, усмехаясь.

Терёхин скомкал сеть, зажал ее под мышкой и, махнув своим рукой, заскользил в сторону землянки, оставляя рыбу и рюкзаки незваным гостям. Мороз усилился и теперь пощипывал вспотевший нос и щёки.

В первый день Нового года, выпало дежурить инструктору Палычу и новому рыбаку Санче, успевшему уже обуркаться в коллективе. Сам Терёхин, пошел домой, проведать жену, и обещал вернуться к ночи, для усиления праздничного дежурства. А, пока, остальные члены бригады были распущены на выходной.

День выдался ясный и морозный. По реке, кроме двух десятков заядлых любителей подлёдного лова ни кто не шастал. Любители не питали интереса к чужим снастям, у них он другой, особенный. Поэтому всё вокруг было спокойно и празднично.

Во второй половине дня, когда речная равнина опустела, Палыч рассмотрел в бинокль, человек десять, беспорядочной толпой идущих в их направлении. Они шли, возбужденно размахивая руками, и ничуть не были похожи на рыболовов-любителей. Присмотревшись, он отчетливо увидел на плечах некоторых из них, увесистые берёзовые колья. Чем ближе они подходили, тем яснее угадывались их намерения. Палыч, с испуганным видом, вбежал в землянку и, заикаясь, закричал:

– С-санчо, б-блин!.. Давай одевайся, б-бежим отсюда, пока они далече!

– Кто? – поперхнулся чаем напарник.

– Толпа пьяных м-мужиков! В бинокль видел, с-сюда идут. Наверняка за «экзекуцию» мстить!

– Нас тута не было. Чего нам бояться? Поладим.

– К-какое, на хрен, «поладим»?! Ты на их рожи-то погляди. – Палыч нервно сунул бинокль Санче в руки. Тот неторопливо вышел, оглядел реку и наткнулся взглядом на толпу. Вернувшись в землянку, он тоже начал торопливо одеваться.

– Действительно, лучше отсюда рвать когти!

– Я, и, говорю, что тикать надо! – Нетерпеливо переступал с ноги на ногу, у порога Палыч.

Заперев за собой дверь, они вприпрыжку, припустили в сторону посёлка.

Запыхавшиеся рыбаки, прибежали прямо домой к Терёхину, и наперебой рассказали получившуюся ситуацию, опасаясь, как бы тот на них не разгневался. Но начальник в коей-то мере предвидевший такой расклад, подумав, сказал:

– Так ружьё же там есть… и, патроны. Пугнули бы.

– Ага, пугнёшь! Они же пьяные все!

– Ну, ладно. Соберите наших, кто потрезвее. Которые в окурках, тех не надо. А то наломают дров…

Через полчаса вся бригада была в сборе. Отдыхающие от смены, на начальника старались не дышать и диалог вести рассудительно.

– Может пацанов на них поднять? Они в клубе постоянно с деревенскими цапаются.

– Еще не хватало! – Тут же воспротивился Палыч, имевший двоих сыновей подростков.

– Ерундой заниматься не будем. – Сказал Терёхин. – Посидите здесь. Я сейчас.

Он зашёл в комнату и закрыл за собой дверь. Там отпер ключиком нижний ящик комода, достал пистолет и сунул в ручку обойму. Запасную положил в карман штанов. Всё это было проделано быстро и незаметно от жены, не понимавшей, что же происходит.

– Чего стряслось-то? – наконец спросила Нина Ивановна.

– Да так… Мужики волков испугались. – Усмехнулся в ответ муж.

Когда бригада вышла на улицу, начальник их остановил и негромко сказал:

– Значит так: пока идем посёлком, об этом не звука. Колья вырубим в перелеске.

Подойдя к реке, они увидели чёрные клубы дыма, вертикально поднимавшиеся с того места, где была рыболовная база. Рыбаки озабоченно переглянулись.

– Землянку запалили, паразиты! – Сделал вывод Терёхин, хотя это и без него всем было ясно. Вдобавок ко всему, оттуда послышались беспорядочные ружейные выстрелы.

– Патроны детонируют. Значит, и деньги тоже накрылись. – Проговорил начальник спокойно, будто речь шла о чем-то незначительном.

– А-а, сколько денег?.. – взволнованно спросил Серж.

– Все, сколько было.

– А, сколько было? – переспросил Серж.

– До хрена… – чуть слышно буркнул Терёхин, глядя на клубы дыма.

– Да за такие дела!.. – Взъерепенился Вован. – Айда накатим этим ублюдкам, как положено!

– Пошли. – Переложил кол с одного плеча на другое Серж. Казалось мужиков от побоища, будет не удержать. Но, завидев отходивших от острова людей, удовлетворённых содеянным, Терёхин громко приказал, рванувшимся вперёд рыбакам:

– Стойте!

Мужики остановились, вопросительно поглядывая на начальника. Тот глубоко вздохнул, выпуская изо рта пар и тихо, но твёрдо добавил:

– Пусть уходят.

– Да как же, Михалыч?! Они же сами пришли. Нам за это ничего не грозит.

– Не кипятись. Тут наверняка, сынуля ночного гостя, эту акцию организовал. Выстрелов испугались салажата. Не будем усугублять. Пусть уходят. Мы иначе сделаем. Их папаши нам новые хоромы отстроят. Давайте пока покурим…

Слукавил Лука Михайлович, насчет денег. Уж очень удобный случай подвернулся, чтобы списать утаённую сумму. Ещё накануне он отнес все деньги домой, предчувствуя нечто недоброе после этой самой «экзекуции». И, теперь, он выжидал пока уйдут малолетки, не из гуманных соображений, а чтобы успело все сгореть дотла.

– Ладно, пошли. – Сказал он, хмурясь, когда дым над островом рассеялся.

Глава 8

От землянки осталась только ямка с дотлевающими в ней головешками. Склад с рыбой оставался нетронутым, хотя вокруг него тоже было натоптано. Мужиков, что должны были дежурить, Терёхин отправил к сетям, а тех которые на выходном, по домам. Сам он, забросав чадящие головешки снегом, зашёл на пепелище. Металлический шкаф стоял в углу, вздувшийся от жары и потрескавшийся в местах сварки от разрывов патронов. Замок оставался на месте, как ни в чём не бывало. Лука Михайлович вынул из кармана ключ и легко его отпер.

– «Вишь, ты! Фирма». – Подумал он про себя, заглядывая внутрь шкафа.

Неожиданно, сзади под быстрыми шагами, заскрипел снег и перед ним предстал Серж. Это нежданное явление, сначала холодком прошлось по спине и тут же заставило его вспотеть.

– Ты чего здесь? – Терёхин посмотрел на удалявшихся по тропинке мужиков.

– Живот с похмелья прихватило. Пришлось за сараем присесть. Ну, чего тут?

– Да не хрена! – Раздраженно ответил тот, переворачивая шкаф дверцей вниз. – Пошли отселе. У-у! – Погрозил он кулаком кому-то невидимому. Серж, было, шагнул к шкафу, но Терехин его настойчиво остановил, вытянув руку словно шлагбаум.

– Пошли, пошли. Нечего тут…

Серж, скрывая догадку о чём-то нечистом, послушно повернулся и трусцой припустил по тропинке, держась руками за живот. Терёхин с ухмылкой посмотрел в спину своего зама и пошагал вслед за дежурившими рыбаками.

После праздника, Лука Михайлович без особого труда, раздобыл соснового бруса и нанял плотников из города, пообещав им щедро заплатить за работу. Через неделю на месте пепелища стояла новая избушка, с надстройкой на крыше, для обозрения речного простора не выходя из тепла. Чтобы окончательно загладить неприятное воспоминание о ЧП, он устроил новоселье, выдав подзахмелевшим рыбакам внеочередную премию, за что они исполнили для уважаемого шефа казацкую песню «любо, братцы, любо…».

Поздно вечером все разошлись по домам, оставив на дежурстве Сержа с Вованом.

– Слышь, чего скажу!.. – Прошептал Серж, озираясь, будто его мог услышать кто-нибудь не желательный. – Не было в сейфе бабок! Я потом проверил – пепла от них не осталось. Заныкал он их, ещё до пожара!

– Заныкал, так заныкал. – Не вникая в суть, безразлично ответил Вован.

– Да ты не понял. Зажилил начальник бабки!

– Ну, и, пёс с ними!

– Как это? Они же общие!

– А, по мне, хоть какие. Зарплату нормально выдает и то ладно.

– Зарплата три лимона! – Не унимался Серж. – А, так бы – семь, восемь!

– Пёс с ним. Моей макаке, того больше принеси, все равно профукает. Я сейчас здесь, а она наверняка в придорожной кафешке с шофернёй трахается.

– Да, ты что? Твоя Верка?!

– Давно уже. Ещё когда работу потерял, замечать стал… Жрать-то нечего было. Она больше из-за ребятишек пошла. Теперь втянулась – не остановишь. Хуже того, наркотой стала баловаться. А, на эту хрень бабла немало надо.

– Так ты не давай.

– Как не дашь? Делаем вид, будто всё в порядке. Думаю, может опомниться… Когда начинала: под утро притащится домой и на кухню. Варит, парит… Как ни в чём не бывало. Я-то вижу, рожа помятая и перегаром, по всей квартире воняет.

– Ну, и, Веруня! Никогда бы не подумал?!

– Вот, решил до весны потерпеть. Если не исправится, выгоню к чёртовой матери! Ребятишек только жалко. Худо им без матки-то будет, по себе знаю.

– Во, житуха настала! Ну, и, Веруня… Ну, и, Лука Михалыч… – задумчиво произнес Серж.

– Поздно уже. Давай пройдёмся, да спать.

– Пошли. – Согласился Серж, с сочувствием глядя на напарника. – Страшновато без ружьишка-то. Как бы самих эти мстители в подлёдное плавание не отправили.

– Ничего, я с собой топорик прихвачу. – Успокоил коллегу Вован.

В выходной день, Лука Михайлович, приняв за воротник пару стаканов, задумчиво курил, сидя у окна на своем хозяйском месте. Он впервые за все прожитые годы задумался над смыслом жизни: «Раньше было всё ясно: построил дом, родил сына… красавца, посадил в огороде берёзу… мало того – отмазал отпрыска от армии… А, тот взял, да и в тюрьму загремел! Уж лучше бы отслужил, как все. Может, и не было бы никакого сраму? Этот ещё появился. Девку у него увёл… Да чёрт бы с ней, с девкой! Про АРХИВ расспрашивал, тетрадь, какую-то… Если и была какая, так ею давно уже зэки сосранья ещё подтёрлись. А, хитё-ё-ёр! Только тюрьмой пахнуло, сразу в Армию слинял… Да стоит только захотеть, я тебя и оттуда выцеплю! Надо над этим подумать. Засранец каракулевый. Кто ты такой, чтобы чужой документацией интересоваться?! Чего это я все про него? Свой-то как там? За зиму не одного письма… Тоже засранец!» – Лука Михайлович прикурил, наверное, уже десятую папиросу и повернул голову на вход в залу, где сидя у телевизора, вязала носки жена. – Слышь, мать? Поди-ка сюда.

– Набрался, так ложись спать. Будешь тут до полуночи рассусоливать! – Недовольно заворчала Нина Ивановна.

– По делу зову. Чего ты?

– Трезвый так молчит, как чухмеря, а как зенки зальет, и голос сразу прорежется. – Упрекнула его жена, но всё-таки вышла к нему, не прекращая вязания.

– Надумал я к Андрюшке наведаться. Как бы он мне не нагадил, а всё-таки сын.

– Я бы тоже… с тобой! – Обрадовалась Нина Ивановна.

Терёхин выпятил нижнюю губу и покачал указательным пальцем из стороны в сторону.

– Вот тебе туда… ехать не обязательно. Твоё появление сломать его может. Я-то знаю их психологию.

Она поняла, что спорить с мужем бесполезно. Как он задумал, так и будет.

– Ехать, а с работы отпустят?

– Ой, мать, какая у тебя муть в голове! Ведь, я же всё-таки, начальник. – Выразительно и членораздельно произнёс Терёхин, постучав себя в грудь. – Сегодня суббота?

– Суббота, суббота. – С готовностью ответила Нина Ивановна и спицы в её пальцах заработали ещё быстрее.

– Значит, в понедельник поеду. – Решил Лука Михайлович и тяжело поднявшись, пошёл спать.

Работы Андрей не боялся, поэтому «статус мужика» ему присвоили сразу. Правда постоянно приставали активисты, склоняя к стукачеству, но он как-то не выдержал и психанул, порвав на груди кальсонку:

– Не буду стучать! – Гаркнул он на весь коридор барака так, что из дверей комнат высунулись любопытные стриженые головы. – Лучше прямо сейчас меня кончите!

Активисты поухмылялись и, опасаясь бузы, ушли. Мужики посоветовали в одиночку по зоне не ходить, а если «красные» не отвяжутся, сказать об этом ворам. Те их вмиг на место поставят, потому как Андрюха мужик правильный.

Со временем все это подзабылось, но всё равно приходилось держать ухо востро, так как жизнь на зоне была полна неожиданностей. Так однажды, вернувшись уставшим с делянки, Андрей умылся и вытирал лицо шершавым вафельным полотенцем. Вдруг сзади его кто-то нежно тронул за локоть. Он резко обернулся и сделал шаг в сторону. Перед ним, улыбаясь, стоял Ковач, один из активистов. Сначала Андрей чуть замешкался но, увидев взгляды мужиков, искоса следящие за ними, словно взбесился! С налившимися кровью глазами, он набросился на активиста и, схватив того за горло, принялся душить. Ковач был намного крепче Андрея и, изловчившись, отшвырнул его к стене. Андрей, ударившись головой, проломил кафельную плитку но, поднявшись, снова кинулся на активиста. Мужики встали между ними.