По дороге к Храму

Владимир Дурягин

По дороге к Храму

© В. Дурягин 2013

© ООО «Написано пером», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Эх, Русь моя, Россия!

Есть всё: и газ, и нефть, и медь…

Никто тебя не любит,

Но все хотят иметь.

Автор

Часть 1

Третий лишний

Глава 1

С трудом отыскав, брошенный в черничнике чемодан, Григорий с туго набитым спелыми ягодами желудком, выбрался на убегающую вдоль насыпи, вытоптанную до черноты тропинку и, прикрыв глаза от ослепительных солнечных лучей широким козырьком бейсболки, уверенно зашагал в сторону посёлка, откуда доносился весёлый шум детворы.

Появившиеся из-за кустарника белые столбики переезда, определяли направление на главную поселковую улицу. У самого переезда, из земли торчал огромный с плоским верхом камень, предлагая присесть передохнуть но, покосившись на него, путник прошёл мимо. Очутившись на деревянном тротуаре, ведущем вдоль невысокого заборчика, Григорий прибавил шагу. За забором ровным рядом стояли брусчатые двухквартирные домики, крытые шифером. За ними, ближе к лесу, усердно тарахтел бульдозер, расчищавший место под новые участки. Потому горячий воздух был насыщен запахом солярки, и прелой земли.

Перед самым носом Григория, неожиданно шумно, на забор взгромоздился большой белый петух, с ярко-красным подбородком и с таким же гребнем, свисавшим на бок, словно чуб донского казака. Петух оглядел остановившегося перед ним молодого человека, широко размахнув крылья, громко пропел, попутно отвешивая низкий поклон. Так же неожиданно из-за куста спелой черемухи появилась очаровательная девушка с лейкой в руке. Она подошла к забору, где находилась глубокая ванна и зачерпнула воды. Петух прокукарекал ещё раз. Девушка разогнувшись, вопросительно улыбнулась очарованному истукану, сразив того голубизной большущих глаз. Умом Григорий понимал, что нужно хотя бы что-нибудь сказать, но в горле пересохло, поэтому он сипло произнёс, кивая на петуха:

– П-поёт…

– На то он, и, петух. А, вы к кому?

– Я?.. К вам…

– Ко мне? – снова улыбнулась девушка, и Григорий почувствовал, как от самого загривка по позвоночнику, прокатилась крупная капля пота, предвещавшая что-то великое неизбежное, доселе ему не ведомое.

– То есть… сюда, по направлению. В-вот… Можно я… попью? – совсем растерявшись, он кивнул на воду в ванне. Девушка оглядела его с нескрываемым любопытством.

– Думаю, домашний квас будет намного приятней. Я сейчас…

Григорию стало ещё жарче, когда разглядел зеленовато-мутное содержимое емкости, из которой он только, что хотел утолить жажду.

– Вот, дурак! – Произнёс он вслух, на что петух утвердительно прокукарекал снова, слетел с забора, и деловито направился к своему гарему.

Григорий был уже сравнительно не близко, когда ему вынесли кружку доброго домашнего кваса.

– «Странный какой-то…» – Подумала девушка ему вслед, не замечая, как тонкая янтарная струя стекает через край.

В конторе Григория приняли радушно. Оформили мастером на железнодорожную ветку, что тянулась от завода до станции, протяжённостью в четыре километра. А так же, молодому специалисту, выделили отдельную комнату в общежитии, расположенном в центре посёлка, рядом с сосновой рощицей, за которой находился дом той самой девушки, тронувшей сегодня его душу и сердце.

Поселившись в одной из маленьких комнат, он прилег на одиноко стоявшую в переднем углу койку, прямо поверх одеяла, не снимая ботинок с уставших ног…

… Проснулся от непонятного шума, доносившегося из коридора. Хотя в ушах стоял сплошной комариный писк, он отчетливо слышал испуганный женский голос:

– Дай ты ему! Не обеднеешь! Ведь, взаправду пырнет…

Протирая глаза, Григорий вышел в коридор, и опешил от увиденной картины: у стены стояла кастелянша, выдававшая ему днём спальные принадлежности, а рядом с ней, цепко держа за руку, приставив перочинный нож к её пышной груди, покачивался пьяный мужчина. В сторонке шептались немногочисленные соседи. Григория от этого зрелища передёрнуло… Неожиданно для себя самого, он ринулся к хулигану и стиснутыми в замок обеими кулаками, нанёс тому сильный удар в подбородок. Выронив нож, тот рухнул задом на край скамейки, опрокинув на себя ведро с холодной водой, стоявшее на другом краю.

– Вона, участковый идет! Вызвал кто-то. – Выкрикнула одна из женщин.

– О-о-ой! – Взвыла кастелянша. – Посодют теперь!.. Вы хоть не говорите про ножик-то. Посодют, ведь, дурака-а!.. – слёзно взмолилась кастелянша, обращаясь к Григорию.

Поверженный муж, силясь подняться с мокрого пола, скрипел зубами.

– В чём дело?! – Громогласно спросил участковый. – Опять в ножички играем?

Григорий, сам не понимая, зачем это делает, незаметно носком ботинка, протолкнул валявшийся на полу складень под дверь кладовки. Он, поражённый натурой этой глупой бабы, которую только что чуть не зарезали, молча, прошёл мимо участкового, уставившихся на него соседей и вышел на улицу, где стоял весёлый комариный звон.

Солнце только-только спряталось за горизонт. В небе зазолотились пушистые облака. С реки, что была неподалёку от посёлка, слышалась перекличка судов. Оттуда потягивало сыростью и прохладой.

– «Уйти от греха, пока разберутся…». – Подумал Григорий, неторопливо направляясь на звук пароходного гудка.

Миновав низинку, по брошенным кем-то скользким жердям, он перепрыгнул мелкий журчащий ручеёк и по тропинке вышел на берег, где над небольшим обрывом росли приземистые сосны-старушки. Рядом с ними лежала опрокинутая вверх дном, новая рыбацкая лодка, сработанная из обрезной доски, но пока ещё не проконопаченная и не смолёная. За соснами, среди зарослей ив, виднелись брошенные догнивать старые плоскодонки и баркасы.

Григорий подошёл к краю обрыва. Взирая на широкий речной простор, с удовольствием потянулся, расправляя молодые застоявшиеся суставы.

Широко, полноводно протекала река Сужа. На фарватере упорно тарахтел тихоходный буксир, тянувший за собой невероятно длинный плот, держа направление под железнодорожный мост, где из-за высокой насыпи виднелся золотистый церковный купол, с чуть покосившимся узорчатым крестом. По правую руку чернел остров, похожий на большой военный корабль, бросивший якорь у самой середины реки.

Спустившись к воде по более пологому месту, он присел на выброшенное большой волной, уже успевшее подсохнуть толстое бревно. Григорий глубоко о чем-то задумался, устремляя взгляд навстречу набегавшим волнам, гонимым свежим летним ветерком.

Глава 2

Ветер ласкал его волосы, шумел в ушах. Всё вокруг было величественно и романтично: там, где он вырос и учился, такой широкой реки не было…

– Глухой, что ли? – на плечо Григория легла, чья-то тяжёлая ладонь. От неожиданности он вскочил с бревна и обернулся. Отступил шаг назад, не замечая, как волна лижет его ботинки. Перед ним стояли двое в чёрных спецовках, с нашитыми номерами на нагрудных карманах. На их плечах громоздились ядрёные берёзовые колы, предназначенные, отнюдь, не для борьбы с комарами.

– Ты из воды-то выдь, – оскалил щербатый рот низкорослый с бледным лицом незнакомец, – простудишься ненароком, а нам за тебя еще срок накинут. Ну, чего струхнул? Неужто мы такие страшные?

Григорий, молча, вышел из воды, настороженно поглядывая на странных мужиков. Другой, на вид постарше и лицом покруглей, тяжело вздохнул, присел на бревно, положив кол рядом с собой.

– Слышь, начальник?.. – обратился он к Григорию.

– Я – не начальник. – Робко поправил тот.

– Так будешь им. У тебя печать с диплома на лбу просвечивает. – Усмехнулся круглолицый. – Папироски не найдется?

– Н-нет… вот. – Похлопал себя по карманам Григорий. – Дома забыл… – О том, что никогда не курил, признаться не решился. Присел на бревно и тот, щербатый.

– Надоела, вишь, махра-то. – Пояснил он. Но, всё равно достал кисет, ловко свернул «козью ножку». Прикурил, несколько раз глубоко вдохнул едкий дым и передал цигарку своему товарищу.

– Да ты присаживайся, начальник. В ногах, как и повсюду, правды нет.

– Ничего, потопчусь. – Ответил Григорий, для чего-то цвыркнув слюну сквозь зубы.

– Тоже верно. Сесть всегда успеешь. – Ухмыльнулся щербатый и миролюбиво передал смрадно чадившую цигарку Григорию. Тот, на всякий случай подобно им, глубоко затянулся и… сразу же об этом пожалел – вырвавшийся из груди кашель, казалось, разорвет её на части.

– Говорю, что хреновая в нашем ларьке махра… – круглолицый, поднявшись с бревна, шагнул к Григорию и похлопал его по спине, – пополам с опилками. А, как теперь на воле, жратвы хватает?

– Да, хватает. – Поняв, что никакого зла ему причинить не желают, Григорий осмелился спросить. – Сами-то откуда будете?

– Из тех самых ворот, откуда весь народ. – Съязвил щербатый.

– Зачем хамишь, Хилый? – одёрнул того круглолицый. – Буксир видишь? Нам работу тянет.

– А вы, значит, от нее сбежали?

– Скажешь тоже. Зачем бежать? Нам по году осталось… Бегут те, у кого дело, какое не терпит отлагательств, либо «петухи». А мы сейчас в поиске. Улетел один «гребень»… Случаем не встречал, в такой же робе?

– Нет, не встречал.

– Слышь, Лорд? Лодка, вроде… – зашептал Хилый.

Было видно, как от острова-корабля, отчалила лодка. Белые весла с каждым взмахом, мелькали над темной водой. С её приближением послышался скрип расхлябанных уключин и теперь можно было различить две фигуры, находящиеся в лодке.

– Не то. – Промолвил Лорд. – Голубый отсюда бы грёб, а не сюда.

Когда лодка подплыла совсем близко, Хилый оскалил свои редкие зубы:

– Эх-хэ-хэ! Кобель сучку возил на случку. А-ах, какая! Так бы и чмокнул, а Лорд?!

– Прикрой пасть. Голубого поймаем, тогда и чмокай, сколько захочешь.

Они перебрасывались своими погаными словечками, словно были одни в своей камере, что довело Григория до негодования. Он уже раскрыл, было, рот, чтобы выразить устный протест в адрес товарищей уголовников, но внезапно перед глазами, будто сверкнула молния – из лодки вышла та самая девушка и, не обращая никакого внимания на посторонних, стала неторопливо подниматься по тропинке, ведущей в поселок. Её друг, привязал лодку к плавучему, из брёвен, причалу и, проходя мимо, громко спросил:

– Чего кукуем? Опять кто-то ноги сделал?..

– Не опять, а снова. – Продолжая скалиться, крикнул в ответ Хилый.

Григорий старался не смотреть ей вслед, но не мог. Он видел как тот, догнав девушку, накинул ей на плечи свой пиджак и, наклонив голову к её уху, говорил, наверное, что-то ласковое и нежное…

Они почти скрылись за бугром, когда девушка оглянулась, словно полоснув ножом по сердцу Григория.

– Кто – это с ней? – незнакомым себе самому голосом, спросил он, почувствовав, как жар ударил в голову.

– Это? Кумовёнок. Кума нашего выкидыш. Я его ещё во-о-от таким щенком помню. – Хилый показал ребром ладони на уровне ширинки. – А теперь видал, какой вымахал?

– И у него, наверное… – хихикнул Лорд.

– Да ты-то чего психуешь? Не твою ли телку увели? Э-эх, на-ча-льник! – Заржал Хилый.

– Жало бы твое поганое вырвать! – Гневно произнес Григорий. – Баран стриженный…

– Фью-ить! – Присвистнул Хилый. – Эк-кие мы невежды!.. – Набычась, он шагнул, было в сторону Григория, но был пойман Лордом за полу. – А, чего он лается, фраер косматый!?

Григорий даже не обратил внимания, когда вскипел Хилый, что для него могло закончиться плачевно, если бы не авторитетное решение Лорда.

В подавленном настроении, он побрел к посёлку, в сумраке натыкаясь на кочки и, оступаясь мимо жердей в прохладную липкую грязь.

– Не посёлок, а «Кагальник» какой-то! – Бормотал он про себя. – Сегодня с ножом, да с дубинами, а завтра?! Подумать хорошенько, да сваливать отсель, пока не поздно!

Утром нового дня, молодой специалист, имел уже иное мнение. Проворочавшись всю ночь в постели, взвешивая все «за» и «против», Григорий только под утро провалился в глубокий сон. Во сне ему посчастливилось встретиться с той самой девушкой и даже говорить с ней, держа ее ладонь в своей. Прогуливаясь по солнечному песчаному берегу острова – корабля, он узнал её имя – Тоня…

…Свой первый выход на работу, мастер проспал на целый час. Путаясь в штанинах, он всё ещё находился под впечатлением сновидения. Кое-как, одевшись и, взглянув на часы, он выскочил на улицу, словно таракан из шифоньера, вынесенного на мороз. До конторки, где базировался железнодорожный цех, ходу, было минут двадцать. Григорий добрался за десять. И, как бы он не торопился, народ уже находился на своих рабочих местах. Пришлось ещё с километр протопать пешком, до места, где велись ремонтные работы. Так что с коллективом пришлось знакомиться, как говорится: «по ходу пьесы».

Уже к полудню из разговоров, он знал почти всё, что происходит в посёлке, а так же за его пределами: оказалось, что бригадир с табельщицей взяли отгулы и укатили в город, подавать заявление в ЗАГС и на работе будут только завтра с утра. А, сбежавшего из лагеря заключенного теперь вряд ли поймают, потому что за это время можно уйти «ой, как далеко!». Но самое главное, беспокоившее его весь день то, что табельщицу звали Тоня. У Григория не вызывало сомнений, что это и была та самая девушка…

В конце смены он решил пройтись по вверенному ему участку, чтобы хоть как-то загладить своё утреннее опоздание, да и войти в посёлок от переезда – может быть ОНА, уже вернулась из города, и теперь, как тогда, поливает огород?..

Ещё издалека Григорий заприметил её сидящей на ступеньках высокого крылечка. Он, неровно дыша, с сердцем готовым выскочить и лететь к ней впереди его самого, приблизился к её дому. Но почему-то вместо девушки на крылечке в довольно странной позе, сидела бабушка. Её морщинистая с выпуклыми венами рука, вяло тискала левую грудь. Широко раскрытым ртом она жадно ловила воздух.

– Вам плохо? – громко спросил Григорий, почувствовав недоброе.

– Там… таблетки, на подоконнике… – с трудом произнесла она, кивнув на входную дверь квартиры.

Григорий мгновенно принёс валидол и сам заложил таблетку больной под язык. Пока старушка понемногу приходила в себя он, выполняя свою миссию до конца, послал юного бездельника, катавшегося на велосипеде, за местной фельдшерицей, настрого наказав без нее не возвращаться.

По прибытию медицинского работника, Григорий вежливо со всеми попрощался и отбыл в направлении своего жилища. Хотя, только что спас человеческую жизнь, он чувствовал себя пассажиром, отставшим от поезда дальнего следования.

Глава 3

Вернувшись из города, Антонина застала мать в постели. В квартире остро пахло лекарствами. На табурете, придвинутом к кровати, в белом накрахмаленном халате, сидела медичка тётя Рая. Они с матерью о чём-то тихо беседовали. Увидев Антонину, медичка нетерпеливо поднялась с места.

– Ну вот, и, Тоня вернулась. Теперь, Александровна, должно полегчать, после укола-то…

Тетя Рая ловко прибрала в блестящий пенал инструменты и подала Антонине таблетки, которые нужно было давать больной после еды. Та растерянно кивнув, присела на табурет и, склонившись к материнскому лицу, поцеловала её в щёку.

– Ну, и, дура я! Как с цепи сорвалась в этот город.

– Подали заявление-то? – тихо спросила мать.

– Закрыто там сегодня. Понедельник – выходной. Мам, сейчас хоть, получше?

– Лучше, лучше, доча… А давеча, так схватило… Прямо на крылечке и села… Паренёк какой-то шёл мимо… Спасибо ему. Не здешний вроде. Вежливый больно… наши не такие…

У Антонины слегка приподнялась бровь. Она прошла в кухню, зачерпнула кружку кваса и, сделав глоток, зачем-то вылила его в умывальник.

– Что за парень, говоришь?.. Во что одет?

– Недосуг было разглядывать. Кепка на нем, с большим таким козырьком.

Антонина снова кинулась к матери, погладила её волосы и с плохо скрываемой улыбкой уставилась в угол, где висел запылившийся образ Целителя Пантелеймона.

Далеко не случайно очаровательная табельщица появлялась у путейцев чаще, чем в других цехах. Ей был не безразличен Андрей Терёхин, этот крепкий самоуверенный парень, ставший бригадиром в свои неполные четверть века. К Антонине он относился с особым вниманием и всерьёз намеревался на ней жениться. Она не отвергала его предложения, хотя женитьба ей казалась некой романтической забавой, не более.

После неудачной поездки в ЗАГС, поведение Антонины стало не на шутку беспокоить Андрея. Поставленный им этот вопрос вторично, она оставила без внимания, проговорив через плечо что-то невнятное, из-за чего у них чуть не вышла ссора. Она прятала от Андрея глаза, без которых он уже жить не мог, избегала прикосновений и, что больше всего его бесило – меняла платья по три раза на дню! В субботу ушла из клуба сразу же после фильма, сославшись на больную мать, хотя Андрей всю неделю готовился к серьёзному разговору. И снова, ночь напролет его душило какое-то мерзкое необъяснимое чувство.

В понедельник, в разгар рабочего дня, он увидел ее, идущую рядом с мастером, оживленно о чем-то беседовавшую. Главное – не он один наблюдал эту картину, а весь его дружный коллектив.

– Гляди Андрюха, дотянешь резину…

– Уведут Антонину! – Подковыривали женщины требовательному бригадиру.

– Девки на приезжих падкие. По себе знаем.

– Хватит вам болтать! Скоро маневруха пойдет. Заканчивайте! – Едва скрывая злость, прикрикнул он на тружениц и одним ударом молотка вогнал железный костыль в смоляную шпалу по самую его головку.

После этого, отношения между бригадиром и новым мастером стали натянутыми. Каждый из них хорошо знал своё дело, и короткие диалоги велись между ними лишь в крайних случаях и только о работе, которую приходилось иногда выполнять совместными усилиями.

Терёхин – старший, пришёл со службы хмурым. Чертыхаясь, скинул у порога пыльные сапоги, швырнул на табурет портупею и, ополоснув руки, уселся за стол напротив Андрея.

– Что-то вы сегодня оба не в духе? – спросила мать Нина Ивановна. – Нашли беглеца-то? – глянула она на уставшего мужа.

– А куда он денется?! – Злорадно ответил тот, прихлебывая наваристых щец.

– Значит, все-таки нашли. – Удрученно проговорил Андрей.

– Весь район прочесали, а он под самым носом, в церквухе отсиживался. С бревном видать, ночью реку переплыл. Кто мог подумать? Хорошо поп сознательный – стуканул.

– Ну, и, досталось ему, наверное?! Видел я ваших активистов на берегу с дубинами. Такой по горбу отоварят – мало не покажется.

– Больше заднице достается, да ногам, чтоб не бегали. – Просветил отец сына.

Андрей отодвинул от себя миску с недоеденной похлебкой и принялся катать в ладонях хлебный шарик.

– Никак не бросишь эту привычку. Не маленький, уж, вроде. Двадцать четвёртый год пошел, слава Богу. – Проворчал отец.

– В субботу двадцать четыре будет. – Уточнил сын, бросив шарик в раскрытую форточку.

– Слыхала, мать? Женить пора.

– Можно уже и женить. Вон, какая ладная у него девушка, зачем её так долго мурыжить?

– «Кто кого мурыжит?» – подумал Андрей и подсказал родителям, – надо бы стол в субботу сварганить. Гостей кое-каких пригласить…

– Так, ведь, стол дело не хитрое. Сварганим. – Повеселел отец. – А гостей, уж, сам зови.

– Заранее вам спасибо! – Улыбнулся Андрей родителям и пошёл в свое летнее гнездо, оборудованное еще во времена счастливого детства, под крышей деревянного сарая. Ему, как и многим повзрослевшим ребятам, не хотелось покидать своего гнезда, уютного и романтичного, в котором так быстро засыпалось и так сладко спалось под несмолкающие соловьиные трели.

Внизу, в клетках, шуршали кролики. Со стороны клуба доносился веселый девичий смех. Было понятно, что закончился фильм. Зрители под впечатлением увиденного, тучной толпой вывалили из душного кинозала на улицу, и расходились по домам, потому что в будни танцев в клубе не было.

Андрей лежал под марлевым пологом, вслушиваясь в затихающие уличные звуки, и успокаивал себя мыслью о будущей субботе. Он, в конце концов, надеялся, что Антонина придёт к нему и они в присутствии родителей, разрешат свадебный вопрос положительно.

– «Надо только всё хорошенько обдумать. Как бы от неё оттолкнуть этого… мастера? Чёрт бы его побрал! Вот припёрся не во время, каракулевая башка!»

Он опять всю ночь не сомкнул глаз. Только в щели забрезжил рассвет, Андрей спустился из своего гнезда вниз и, скрипнув дверью, вышел на улицу. Недалёкий лес звенел птичьим пересвистом, усиленным густым молочным туманом. В эту музыку врезался чёткий стук каблуков о деревянный настил тротуара. Обернувшись на звук шагов, Андрей узнал приближавшегося Григория. Он растерянно взял в руку лежавшее на заборчике высохшее удилище… Поравнявшись с ним, мастер бодро и весело спросил:

– На рыбалку, никак?

Андрей, глядя из-под насупленных бровей, особого желания разговаривать с ним не испытывал. Но субботний план нужно было потихоньку приводить в действие.

– Слышь, мастер? У меня в субботу День рождения…

– Что ж, заранее поздравляю! А почему у тебя удочка без лески, или здешняя рыба прямо за удилище хватает?

Андрей его шутку пропустил мимо ушей.

– Я к чему говорю: заходи, посидим… отметим… Девчонки будут.

– Спасибо за приглашение. Обещать не буду, но постараюсь быть. – Он мельком глянул на часы и затопал дальше. – На работу не опоздай, с рыбалкой-то. – Уже издалека, оглянувшись, крикнул Григорий.

– Сам не опоздай! – Проворчал себе под нос Андрей и, со злостью переломив об колено удилище, швырнул его в соседский огород.

Григорий был на седьмом небе! Ему хотелось петь, плясать и веселиться прямо сейчас, среди раннего летнего утра! Он был по-настоящему счастлив и благодарен хулиганистому мужу кастелянши Рудольфу!..

…Вчерашним вечером, когда Григорий ужинал у себя в «номере», к нему осторожно постучали.

– Войдите! – Крикнул он в дверь, проглотив не дожеванную тушёнку. К его удивлению, в дверях появился гладко выбритый и ухоженный, в совершенно трезвом виде, муж кастелянши. Григорий после того самого случая ни разу с ним не встречался…

– Извини, что беспокою. Мужики куда-то все разбрелись. Лодку на воду спустить не поможешь? Просмолил, а солнце вон как жарит… Боюсь, пока завтра на работе буду, весь гудрон наземь стечет. Не поможешь?

– Отчего же не помочь? Лодка штуковина нужная. – Облизывая ложку, ответил Григорий. Он даже обрадовался такому предложению, снимавшему с него груз вечернего одиночества.

На улице было душно. Которую неделю природа томилась в ожидании грозы. До реки, они дошли молча. Лодка, увиденная Григорием в день приезда, теперь была доведена до ума и дожидалась спуска на воду, поблескивая чёрным днищем в лучах заходящего солнца.

– Да тут не лодка, а целый баркас! – Воскликнул он, подойдя к судну совсем близко.

– Ничего… Нам её только перевернуть, а там, по круглякам сама пойдет. – Поспешил успокоить хозяин, опасаясь как бы этот «антилигент» не отказался от шабашки. Но Григорий помогал с удовольствием, вдыхая полной грудью влажный речной воздух.

Вскоре, лодка покачивалась на лёгких волнах, привязанная к боне, как называл плавучий причал Рудольф.

– Может это… Пропустим помаленьку? Для знакомства… Заодно и посудину мою обмоем, чтоб дольше служила… Я припас красненькую.

– Давай обмоем. – Задумчиво глядя на остров, согласился Григорий. Не ожидавший от него согласия, Рудольф метнулся к ивовому кусту и извлёк оттуда пакет и большую бутылку красного вина.

– О, какая! – Довольный, он потряс бутылкой в воздухе. – Такими в Отечественную танки поджигали, а нынче вишь, под клюквенку приспособили.

Григорий оглянулся на тропинку.

– Да ты не бойся, сюда в это время редко кто ходит. Бабы белье полощут в выходные, а пацаны купаются там, ниже, где песок. Тут дно вязкое, коряжистое, чуть шевельни и такая муть наверх поднимется!..

Разложив на пакет немудреную закусь, Рудольф достал из кармана зеркальце и показал его Григорию.

– Смотри фокус. – Он спрятал руки за спину и через мгновение на его ладони стоял небольшой конусный стаканчик. Григорий улыбнулся наивности Рудольфа и присел на траву.

– Придумают же… – участливо произнёс он.

Отведав вкусного клюквенного вина, Рудольф не замолкал не на минуту. Он рад был пообщаться со скромным интеллигентным человеком, который внимательно, не перебивая и не задавая лишних вопросов, с широко раскрытыми глазами, выслушивал россказни местного старожила.

– Раньше, до затопления, Сужа была как лужа. Мы её в сенокосную пору переезжали, не слезая с телеги. Вот там, где поотложе и была дорога. До сих пор колеи видны. По ней-то и ездили в город.

– Так теперь вам на лодке можно будет, вон трубы дымят, совсем рядом. – Посоветовал разрумянившийся от вина Григорий.

– Это только кажется, а на лодке плыть, да плыть. Никакого бензина не хватит. Знаешь сколько лодочный мотор жрёт? О-го-го!

– Значит эта речка почти искусственная? Второй раз здесь, а понять не могу: почему комары везде есть, а тут нет?..

– Так ветер же от реки. А комар, он легкий, его отсюда и уносит. – Пояснил захмелевший Рудольф.

– Всё равно… чувство какое-то, будто мы в другом мире сидим. Мост, вон, какой-то маленький, крест на куполе, на бок завалился…

– На бок? Так это от вина всё! Тебе с непривычки кажется. Крест, как крест.

Рудольф прищурил один глаз, над другим дугой приподнял бровь, будто Стенька Разин оглядел речной простор и, шумно вздохнув, долил остаток вина в стаканчик.

– Ладно, расскажу тебе по секрету, как другу… Только строго между нами. – Он заглянул Григорию в глаза.

– Интересно узнать секрет во времена всеобщей гласности. Постараюсь держать при себе.

– Постарайся. – Серьёзно сказал Рудольф. – На поезде ехал?

– Угу.

– Видал по ту сторону железки, лагерь стоит?

– Видел. Весь забор колючкой опутан и вышки…

– Так вот, в том лагере мне по молодости довелось «трёшник» тянуть.

– За нож? – попытался угадать Григорий.

– Не-е-ет. Пацаном ещё, трубу на магазине разобрал. Вниз спустился, а выбраться обратно не получилось – там и повязали. Да дело не в этом. До меня этот лагерь строгачом был. В нем полосатиков держали. Сечешь?

– Сеч-у. – Икнул Григорий.

– Послали нас как-то в старые бараки полы разбирать. И нашли мы там, под половицами, школьную тетрадку со списком незаконно казнённых. Прочитали, конечно, втихаря и обалдели! Полтора десятка зэков, оказывается, забетонированы в опорах этого моста. – Рудольф кивнул головой в сторону железной дороги.

– Как это? – недоверчиво спросил Григорий.

– Так это: заболел, горбатить не можешь, тебе железкой по темечку и в бетон! Нет человека, нет проблем.

– Как фашисты, что ли?!

– Ну, да… как фашисты. А в конце списка просьба: нашедшему сие, сохранить до лучших времен и передать для отпевания в первый же попавшийся Православный Храм. О, как! Ещё тогда верили в лучшие времена. Только где эти времена-то, когда настанут, попробуй, угадай! – Перешёл на шепот рассказчик. Собеседнику же от этого шёпота стало не по себе и он, стоя на коленях, спросил осипшим голосом:

– А тетрадка та теперь где?

– Изъяли при шмоне. – Продолжал шептать Рудольф, наклоняясь всё ближе к уху Григория. – У Терёхина в архиве, я думаю. Он теперь там заправляет…

– Это, у какого Терёхина?

– Тс-с-с! – Приложил палец к губам рассказчик, оглядываясь по сторонам. – Идёт кто-то. – Прошептал последние слова старожил и, пригибаясь, побежал к воде, прихватив с собой, пустую бутылку вместе с пакетом.

– Надо об этом в краеведческий музей сообщить! – Сказал Григорий, вглядываясь в фигуру девушки в васильковом платье, приближавшуюся к нему. Он крепко зажмурил глаза и тряхнул головой, прогоняя галлюцинацию.

– «Всё, допил!» – Подумал Григорий и, раскрыв глаза, обнаружил, что девушка подошла совсем близко, а Рудольф, присев у воды старательно умывает руки.

Антонина подошла, помахивая берёзовой веточкой и, оглядела Григория смешливым взглядом.

– Добрый вечер, Григорий Иванович. – Произнесла она напевно.

– Так уже… виделись… же. – Не зная, куда себя деть, проговорил тот.

– То был день, а теперь вечер. – Она, лукаво улыбаясь, огляделась и, оторвав листок от ветки, громко крикнула:

– Рудольф Ефсеич, вас супруга по всему поселку разыскивают. С ног сбились.

– Чего это вдруг? Отродясь не искала. – Отозвался из-под берега Рудольф.

– Не знаю, не знаю… Может на полулитру дать решила, а может ещё чего…

– Будет вам изгаляться-то… – недоверчиво посмотрел тот на табельщицу, но всё-таки торопливо зашагал в сторону посёлка.

Григорий с Антониной остались одни на речном берегу. Они, долго молча, стояли друг против друга, боясь произнести хотя бы одно неосторожное слово, которое могло испортить эти неповторимые минуты. Наконец, Григорий, почувствовав под ногой сосновую шишку, решил отбросить её в сторону и, пошатнувшись, коснулся рукой плеча Антонины. В этот миг она оказалась так близко, что он ощущал тепло и запах её тела. Антонина резко выдохнула из себя всю девичью скромность и, насмешливо глядя Григорию в глаза, обвила его шею шоколадными от загара руками…

… Под заброшенным старым баркасом было уютно и спокойно. Они лежали на густом травяном одеяле, отдыхая от только что пережитого впервые в их жизни любовного деяния, не зная кого за это благодарить – всё получилось как бы, само собой. И, вдруг, баркас скрипнул. Тоня медленно повернула голову и в пространстве между бортом и землёй увидела две пары ног, одна в кроссовках, другая в туфельках. Григорий повернул голову и прыснул смехом в её ладонь, прикрывшую его рот. Снаружи слышался горячий шёпот и звуки неумелых поцелуев. Почему-то одна из четырёх, топтавшихся перед глазами ног, периодически куда-то пропадала и, созерцая сие, влюблённые под баркасом были готовы лопнуть от смеха. По-видимому не найдя компромиссного решения, юная пара вскоре удалилась, тем самым разрядив создавшуюся неудобную ситуацию.