Искушение чародея (сборник)

– Я же предупреждал, что в этих джунглях нет ничего хорошего…

…Мы связали дракона и трехнога, облепили их тела антигравитационными поплавками на присосках и по воздуху, невысоко над землей, держа за веревочки, как воздушные шарики, доставили к звездолету. Зеленый вел вездеход, я шел рядом и следил, чтобы наш живой груз не зацепился за деревья. Надо сказать, что в спортивном костюме мне было менее комфортно во влажном тропическом лесу, кишащем насекомыми. Но что поделаешь? Это была расплата за мою самонадеянность и беспечность, так что я все вытерпел, только лицо распухло немного, несмотря на выданную мне Зеленым защитную мазь.

Зеленый всю дорогу ворчал, что нельзя пускать на корабль огнедышащего дракона.

– Он нам все сожжет. На чем полетим домой?

– Ну что ты, Зеленый! – успокаивал я его. – Радоваться нужно, что нам удалось заполучить таких уникальных животных! Не переживай, что-нибудь придумаем.

…При нашем появлении Не Бо вышел из звездолета, изумленно оглядел парящих в воздухе монстров и сказал: «Вот это да…» А потом продекламировал, с благоговением адресуясь дракону:

Сейчас господин в сети попал, в силки,

Как же он обретет свои крылья опять?[4]

– Ты как хочешь, но я считаю, что о драконе надо срочно сообщить капитану. – Зеленый связался с автолетом и принялся сгущать краски: – Капитан, я предупреждаю: он громадный! Огнедышащий! Спалит корабль!

Полосков попросил меня выйти на связь.

– Селезнев, неужели и правда дракон?

– Самый настоящий!

– А десятиног?

– Этого тоже поймали, но он оказался трехногим, с десятью щупальцами. Оба сейчас спят. – В этот момент дракон дернулся в силках и зарычал. – Ну, то есть не оба…

– Сам понимаешь, безопасность превыше всего, – озабоченно сказал Полосков. – Если не придумаем, как его доставить на Землю без потерь для корабля и экипажа, придется выпустить обратно в джунгли. Держите меня в курсе! – Полосков отключил связь.

Может быть, в этой части Вселенной к драконам привыкли, но у нас они по-прежнему встречаются только в сказках. Мне страшно хотелось что-нибудь придумать, чтобы привезти домой такого потрясающего зверя. Но что? Усыпляющий газ действовал на дракона недолго, да и нельзя же ни в чем не повинного зверя до самой Земли держать под наркозом. Длительное воздействие ультразвука тоже вредно.

– Обожрет он нас, – бубнил Зеленый, стоявший рядом.

Вот и проблему питания тоже нужно решить… Что едят драконы? И в каких количествах?

На «Слейпнире» была специальная дверь, через которую на корабль доставляли большие грузы. Так что трехнога мы с Зеленым без проблем препроводили в вольер зоологического отсека, уложили на пол и развязали. Удивительно, что небольшая доза снотворного действовала на него так долго – он по-прежнему спал.

Не Бо присматривал за драконом, и когда мы вернулись, рассказал, что зверь снова ворочался и пару раз приоткрыл глаза. В этот момент дракон захрипел и крутанул головой так, что силки затрещали.

– Заносим! – крикнул я.

– Опасно, – возразил Зеленый.

– Я пойду впереди и, если что, пальну, – вызвался Не Бо.

– Давай! – согласился я.

Так мы и пошли: впереди пятился Не Бо с ультразвуковым генератором, я тащил на веревочке трепыхавшегося дракона, а Зеленый шел за мной и высказывал опасения, что «добром это не кончится».

Почти сразу мы наткнулись на идиллическую картину. Лунные зайцы, все десять, взобрались на маленького робота-уборщика и ехали на нем по коридору. Увидев нас, они приветственно залопотали. В другой момент я бы непременно умилился и остановился, но не сейчас – в эту минуту дракон мощно дернул хвостом. Из связанной пасти раздался страшный утробный звук. И вдруг зайчишки все как один запрыгнули дракону на морду, нежные, как сверкающие снежки, прыткие, как шарики для пинг-понга. Они перебрались к дракону на макушку, облепили ее и громко замурлыкали. Глазищи дракона сомкнулись, хвост перестал бушевать.

– Они усмирили его! – Мы с Зеленым потрясенно переглянулись. И только Не Бо не удивился. Он опустил свое звуковое ружье и немного горделиво произнес:

– Ну, а чему вы удивляетесь?

…Дракон довольно быстро очнулся и поужинал бананами, которых у нас было предостаточно. Зайчишки белой пуховой шапочкой сидели у него на макушке, и все было тихо-мирно. Когда вечером вернулись Пномпеньский с Полосковым, мы долго и возбужденно совещались и пришли к выводу, что если зайцы не подведут, дракон вполне может долететь до Земли. А вот трехног, к сожалению, по-прежнему не приходил в себя. Я страшно устал, но каждый час наведывался в зоологический отсек, с тревогой всматривался в его неподвижное тело и просил: «Пожалуйста, очнись…» И вдруг в мое пятое посещение, когда я уже совсем отчаялся и развернулся, чтобы уйти, мне почудился за спиной тихий голос:

– Самый умный, да? Самый ловкий зверолов во Вселенной?

Я обернулся. Трехног сидел! Он смотрел на меня во все восемь глаз, изогнутые щупальца сложились на голове, как лепестки экзотического цветка. Позже я узнал, что этот жест означает «мои нервы не железные».

– Что? – воскликнул я, возвращаясь к вольеру. – Дважды два?

– Четыре! – проревел трехног. Щупальца яростно хлестали по прутьям клетки. – Пятью пять – двадцать пять!

Теперь уже я схватился за голову и простонал:

– Ты разумен?!

– Я с планеты Чумароз из системы Туманная! Скорее освободи меня, двоечник! И дай какую-нибудь одежду!

Мне и в голову не могло прийти, что передо мной разумное существо, ведь одежды на нем не было и вело оно себя как животное, спасающееся от хищника… Как я потом узнал, измученный жарой Громозека отбился от археологической партии, набрел на озерцо и залез в воду, чтобы освежиться. Купаясь, он заметил на дальнем берегу озера широкий вход не то в пещеру, не то в нору, наполовину скрытый разросшимися лианами. На своей родине чумарозцы зимуют в норах, впадая в спячку, поэтому Громозека бесстрашно полез в темный лаз. Вскоре в лицо ему ударила струя зловонного дыма, он быстро дал задний ход, успел выскочить и инстинктивно броситься в воды озера прежде, чем дракон успел его поджарить. От огня и страшного драконьего крика он спасался, ныряя в воду.

…Трехног провел у нас на корабле весь следующий день. Я не знал, как загладить свою вину, экипаж поддерживал меня, демонстрируя радушие и гостеприимство. Громозека – так звали нашего бывшего пленника, а ныне гостя – оказался отличным парнем, прекрасным собеседником, разве что излишне чувствительным. Ему очень понравились наши зайцы.

Когда Не Бо предложил дорогому гостю полную чайную церемонию по неизменным и древним канонам великолепного Гугуна, Громозека, с ужасом косясь на поднос, словно там лежала очковая змея, отказался и спросил, не найдется ли у доктора валерианы, капель четыреста, не больше… И салат. Салата тоже немного, с тазик. Не Бо, конечно же, немедленно исполнил его просьбу, после чего Громозека рассказал нам историю своего отравления зеленым чаем в первый день своего появления в стенах Токийского университета. Оказывается, образование он получил на Земле…

– Но худшей отравы, чем черный чай, я не встречал. Валерьянка! Только валерьянка! – пыхая желтым дымом из ноздрей, от которого мы все принялись кашлять, гремел он. – Прекрасно утоляет жажду и бодрит!

Конечно, нам было интересно, как Громозека оказался на планете и чем он тут занимался.

– Ох, – тяжело вздохнул он. – Эвридика – наша семейная печаль. Мой отец, и дед, и прадед становились археологами только потому, что хотели разгадать тайну, скрывающуюся в ее джунглях. Давным-давно мой прадед Молнизека, пролетая над только что открытой Эвридикой, заметил в той местности, где ты меня нашел[5], необычное строение, очень напоминающее развалины каменного жилища. Как же оно у вас называется? Вспомнил! Замок! В замке были четыре полуразрушенные башни и глубокий колодец… Но найти его так и не смогли, потому что, как только Эвридика возвращается к Финдусу и оттаивает, уже через две недели джунгли становятся непроходимыми. Эта планета – кошмар археолога, на ней невозможно ничего раскопать! Мало того, ее пребывание в краю смерти, то есть в зоне наибольшей удаленности от ее звезды, становится с каждым циклом длиннее. Знаешь, почему? Там по соседству есть черная дыра, которая всасывает в себя все, что к ней приближается: астероиды, маленькие планеты, звездолеты, спутники… И Эвридику она тоже скоро втянет. У меня на этот счет есть своя теория… Я верю, что планету хотят утащить бывшие ее жители, хозяева, живущие теперь в черной дыре.

– А зачем бы им там жить? – спросил я задумчиво. Рассказ Громозеки меня заинтересовал.

– Им не нужно наше общество, вот зачем. И вот этого… – Большая голова-купол Громозеки качнулась в сторону вольера с драконом, – оставили сторожить замок и все, что там спрятано. Ты видел его детские крылышки? Специально подрезали, чтобы с планеты не улетел!

– Да ты что? – ужаснулся я и тут же спохватился: – Дружище, тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? Зачем так мрачно?

– Мрачно? Ты еще не знаешь всей правды, дорогой космозоолог. Этот огнедышащий страж на Эвридике не единственный. Здесь живет и другой, в три раза крупнее. Большой эвридикский дракон. Я его видел сверху, на обзорном экране моего звездолета. Он как раз был в отлучке, занимался обходом владений, поэтому ты с ним не столкнулся. Я тебе больше скажу, друг мой Игорь. Если когда-нибудь все начнут спрашивать, куда подевался тот беспокойный археолог с планеты Чумароз… – Громозека расчувствовался, из глаз полились слезы, из ноздрей выползли две тонкие струйки дыма, – знай, что я не смог противостоять своей заветной мечте… Знаешь, нам, чумарозцам, раз плюнуть впасть в спячку в глубокой-преглубокой норе, укрытой толстым слоем льда… Напротив, мы любим поспать, наше анабиозное состояние может длиться годами.

Я стал догадываться, о чем говорит Громозека, и мне стало очень грустно.

– Неужели ты собираешься улететь от нас на Эвридике в черную дыру? К ее таинственным жителям? Нет-нет, не надо, прошу тебя, ты же все придумал, это фантазии!

Но Громозека оставил без ответа мои слова. Вместо этого он спросил, нельзя ли ему еще раз увидеть дракона. Мы пошли в зоологический отсек. Дракон лежал на полу с закрытыми глазами, раскинув веерами бурые кожистые крылья. Алый гребень стал светлым, почти розовым, на шишковатой голове красовалась пушистая заячья диадема, при нашем появлении засиявшая двумя десятками янтарных глаз. Зайцы добровольно оставались на макушке спящего чудовища, меня это трогало до слез – меня, но не Громозеку.

– Почти во всех мифологиях драконы – хитрые разумные существа, а не просто хищные звери. Говорят, невозможно дружить с драконом, но необходимо считаться с ним как с равным по разуму…

– Ты о чем? – сказал я.

– Смотри. – Громозека громко крикнул дракону: – Дыр-быр-бар-бур!

Дракон открыл глаза. Гребень у него сделался темно-красным, он развернулся и уполз в глубь вольера, в наспех посаженные мной «джунгли».

– Знаешь, что такое «дыр-быр-бар-бур» на древнекосмическом, дружище?

– Нет, что-то не припомню, – честно признался я. – А ведь когда-то я учил древнекосмический, в школе… Факультативно. Мне так стыдно…

– Это было давно, ты вполне мог забыть, – успокоил меня Громозека, – «Дыр-быр-бар-бур» – это «страж без сокровищ».

– И ты думаешь…

– Думаю! – Как всегда в минуту волнения, Громозека пыхнул едким дымом так, что я закашлялся. – О, прости! – Он снова взглянул на дракона. – Охраняйте его получше. Как бы он не завоевал Землю.

В тот же день мы расстались, но через год, к обоюдной радости, снова встретились, уже на Земле. Мы дружим много лет, оба обзавелись семьями, стали профессорами. Каждый раз, бывая у меня в гостях, Громозека обязательно приходит в Космозо и пытается разговаривать с Малым эвридикским драконом, он убежден, что дракон разумен.

И знаете, иногда, если посетителей не слишком много, я тоже прохожу вдоль клеток и тихо бормочу себе под нос, чтобы меня не сочли, гм, как бы это сказать… Я шепчу: «Дважды два? Пятью пять?» И прислушиваюсь – не скажет ли кто из зверей мне вслед: «Эй, зверолов! Самый умный, да?»

Мария Гинзбург. Что сказал Минц

Громозека рассердился.

– Мне это надоело! – вскричал он.

Глаза под прозрачным шаром шлема загорелись.

Он поднял бластер и ударил по дереву парализующим лучом.

Ветви дерева тут же свернулись, желтые цветочки закрылись, дерево начало проваливаться. И на том месте, где оно росло, осталась небольшая кучка пыли, и, если бы Алиса собственными глазами не видела этой сцены, она никогда бы не подумала, что такое возможно. Археологи, за ними Громозека, потом Алиса и ее отец осторожно обошли место, куда спряталось дерево, и поднялись на невысокий холм, вершина которого была изрыта квадратными ямами. Здесь шли раскопки.

Кир Булычев. Лиловый шар

Профессор Селезнев стащил со стола скатерть из яркого разноцветного пластика и принялся отрывать от нее полосу. Пластик хоть и не был рассчитан на подобное варварское обращение, держался стойко и рваться не хотел. Он тянулся в месте разрыва. Однако профессор Селезнев давно прославился в научных кругах своей настойчивостью и терпением в достижении цели. И пластиковая скатерть в итоге сдалась, как сдавались трудные загадки животного мира разных планет. Следующим на очереди был стол. Профессор Селезнев ловко открутил от него тонкую металлическую ножку, попробовал согнуть ее, и остался удовлетворен результатом. Стол опасно накренился, но Селезнев не обратил на это внимания. Он скрутил из оторванной от скатерти полосы тугой жгут, сделал на конце петлю и закрепил ее на одном из концов ножки. Затем согнул ее, и, удерживая ногами и кряхтя от напряжения, накинул петлю на второй конец.

Издав торжествующий вопль, от которого любой неандерталец забился бы в самый дальний закуток своей пещеры, профессор Селезнев отломал вторую ножку у стола, наложил на скрученную из скатерти тетиву и выстрелил в дальнюю стену комнаты. Стена была прозрачной, и за ней маячили лица, которые жутко раздражали Селезнева. Раздался гулкий стон – Селезнев попал. Не его вина, что стекло было пуленепробиваемым. Для того чтобы разбить его и добраться до белесых червей, что нагло заперли Селезнева здесь, а теперь еще и бесцеремонно таращились на него, нужно было что-то помощнее лука из ножки стола и скатерти. Стол, лишенный обеих ножек, рухнул на ногу профессору Селезневу, едва стекло прозвенело – как будто сигнала ждал. Селезнев подскочил, ругаясь и размахивая руками, проскакал на одной ноге по комнате, затем сел на пол, снял ботинок и принялся дуть на пострадавшую ногу.

Вскоре он успокоился; в глазах, устремленных на ботинок, появился так хорошо знакомый бывшим коллегам по лаборатории огонек. Лучшие биологи Земли собрались здесь, на затерянном в океане уютном атолле, – надо было найти противоядие от вируса ненависти, что таился в лиловом шаре, и как можно скорее. Лиловый шар был найден во время экспедиции Селезнева на планету Бродягу. Вскоре она в своем бесконечном странствии по Вселенной должна была снова пройти мимо Земли – и людей к тому времени на Земле не должно было остаться. Лиловый шар существовал отнюдь не в единственном экземпляре; брат-близнец шара, мирно покоившегося в герметическом контейнере в лаборатории, был спрятан несколько тысяч лет назад где-то на Земле. Жителям Бродяги надоело странствовать по космосу еще несколько тысяч лет назад. Они заминировали Землю с тем расчетом, чтобы на нее, пустынную и обезлюдевшую, можно было бы перебраться в следующий раз, когда их искусственная планета будет пролетать Солнечную систему.

Именно этот огонек горел в глазах Селезнева, когда три дня назад он воскликнул: «Эврика!», а инспектор Йенсен, сидевший за соседним столиком в столовой, неприязненно покосился на него и привычно протянул руку к кобуре, но сдержался. Рядом со своим соседом, хрупким седым психиатром Смитом, швед выглядел как моренный камень рядом с изящной ивой.

Большую часть атолла занимал космодром, расположенный почти точно посередине изогнутого полумесяцем острова. На западном роге полумесяца находились развалины крепости, построенной еще английскими и французскими колонизаторами. Над полуразрушенными башнями нарастили полусферы лабораторий и жилых корпусов, и в крепости разместилась лаборатория по исследованию вируса ненависти. В восточной же части острова находился курорт, на котором после сложного дела отдыхал инспектор Йенсен. Он был старым знакомым психиатра Смита, и тот попросил инспектора выполнить обязанности телохранителя, пока на острове разгуливают эти безумные русские и не менее безумные и агрессивные монстры, прибывшие из глубокого космоса. У себя, на планете Чумароза, Громозека считался одним из первых красавцев, но тонкий вкус англосакса скорее оскорбляло, чем восхищало существо, выглядящее как помесь слона с осьминогом, а при улыбке обнажающее сто великолепных зубов, которым позавидовала бы и акула. К тому же их знакомство началось с того, что Смит назвал Громозеку типичным маньяком с убийственными наклонностями. Громозека, чтобы разубедить психиатра, привязал Смита к стулу проводами. Селезнев не помогал в этом несложном деле своему другу, но и не мешал ему, и Смит до сих пор посматривал на него косо.

А кричал Селезнев не потому, что был невоспитанным или любил покричать в столовой за обедом, как подумал психиатр Смит, а потому, что Тубаи Ра, талантливый африканский микробиолог, вроде бы нащупал формулу противоядия к вирусу ненависти. Эксперименты на морских свинках дали великолепные результаты, и об этом Тубаи Ра и сообщил Селезневу.

– Поздравляю, коллега! – сказал Селезнев и сел. – Надо немедленно запускать вашу сыворотку в массовое производство! Бродяга, говорят, уже добралась до Юпитера, а надо ведь еще успеть провести вакцинацию всего населения Земли!

– Нет, не надо, – тихо сказал Тубаи Ра. – Я еще не испытывал ее на людях.

Он замолчал.

Для того чтобы испытать противоядие, надо было сначала вдохнуть газ, которым был наполнен лиловый шар, ввести себе вирус ненависти. Кто захочет превратиться в агрессивное, ненавидящее все живое вокруг бессмысленное существо, изнемогающее от злобы и ярости?

Селезнев отложил ложку, которой хлебал суп из моллюсков, и сказал:

– Я к вашим услугам, коллега.

– Нет-нет, – испугался Тубаи Ра. – Даже не думайте!

– Кто-то должен это сделать. К тому же я самый бесполезный член нашей команды, – добавил честный Селезнев. – Я зоолог, дружище…

Тубаи Ра замахал на него руками и заставил замолчать.

Ночью профессор Селезнев прокрался к контейнеру с лиловым шаром, извлек шар, а затем заперся в герметически изолированной комнате, где до этого размещали инфицированных морских свинок, горилл и волков.

В спальне его нашли записку: «Я в вас верю».

Но его вера оказалась слишком доверчивой. Шли третьи сутки после того, как Селезневу ввели сыворотку Тубаи. Но поведение профессора не изменилось: он по-прежнему сидел в герметической комнате, куда ему по специальному трубопроводу передавали еду и питье, и мастерил различные орудия убийства, которые с каждой попыткой становились все совершеннее.

* * *

Когда стрела ударилась в стекло прямо перед его лицом, Смит непроизвольно отшатнулся и выругался сквозь зубы.

– Какой ужас, – сказал он инспектору Йенсену, стоявшему рядом с ним.

В голосе психиатра звучало лицемерное сочувствие.

– Для первого выстрела – очень даже неплохо, – возразил флегматичный Йенсен. – Ведь профессор Селезнев, насколько я понимаю, раньше никогда не стрелял из лука?

Смиту не понравился ответ инспектора, и он хотел что-то возразить, но в этот момент он заметил фигурку в алом комбинезоне, стоявшую у стекла неподалеку от них. Алиса негромко всхлипнула и выскользнула прочь из зала наблюдений.

– Бедная девочка, – сказал Йенсен.

Смит промолчал.

* * *

Алиса, захлебываясь слезами, бежала вниз по лестнице. «Папочка, милый папочка», – билось у нее в голове. Девочка с размаху налетела на что-то теплое и мягкое. Это что-то издало недовольный звук. Алиса открыла глаза и увидела профессора Минца. В научном мире он прославился своей разносторонностью: все давалось ему – и химия, и физика, и микробиология. Однако Минц был человеком грузным, неповоротливым и не подготовленным к столкновениям с маленькими девочками.

– Извините, – сказала Алиса.

В ответ профессор чихнул. Мощно, освободительно. У Алисы создалось такое впечатление, что если бы он не успел прикрыться платком, в стене башни появилась бы дыра, как после удачного попадания мортиры.

– Да ладно, что там… Не надо было мне вчера купаться, – озабоченно сказал профессор, когда они вместе продолжили спуск по лестнице.

– Да, вид у вас нездоровый, – вежливо ответила Алиса.

Лицо у Минца было красное, влажное от пота.

– Вы бы полежали, малины бы с аспиринчиком приняли, – продолжала она.

– Некогда мне лежать! Твоего отца спасать надо! А я тут совсем расклеился! – сердясь на себя, воскликнул профессор Минц и топнул ногой. От слабости ли, или по причине плохого зрения, он промахнулся ногой мимо выщербленной ступеньки. Профессор наверняка свалился бы вниз, но Алиса подхватила его и прижала к стене.

– Вы хотите спасти моего отца? – взволнованно воскликнула девочка. – Как?

– Вам, Алиса, я могу открыть опасную тайну, которая не должна стать достоянием корыстных людей и милитаристских кругов, – торжественно сказал Минц.

– Раскрывайте скорее! – нетерпеливо воскликнула Алиса.

– Я хотел воспользоваться фактом существования параллельных миров, – сообщил профессор.

– А они есть? – удивилась Алиса.

– Есть, и множество, – кивнул Минц. – Но каждый чем-то отличается от нашего. Я обнаружил тот из них, что развивается вместе с нами и различия которого с нашим минимальные.

– То есть существует Земля, – сообразила Алиса, – где есть Громозека, есть я…

– И даже я, – сказал профессор.

Мимо них вверх по лестнице прошел Джон Ошуга, диспетчер космодрома. (Громозека в качестве знакомства привязал его к стулу рядом с психиатром Смитом.) Алиса, как и ее отец, не помогала Громозеке, но молча стояла рядом, и поэтому Ошуга одарил девочку настороженным взглядом. Алиса отпустила профессора Минца, которого от волнения все еще прижимала к стене.

– У вас все в порядке, профессор? – осведомился Ошуга.

– В полном, – откликнулся профессор.

Ошуга продолжил подниматься по лестнице. Алиса провожала его взглядом, Минц тоже молчал, ожидая, пока диспетчер скроется из виду. Ошуга пару раз украдкой обернулся. Его лицо мелькнуло в сумраке лестницы, как серебристое облачко.

– Да что же мы тут стоим, – сообразил Минц. – Здесь неудобно. Пойдемте ко мне, Алиса. Я вам все расскажу.

– Пойдемте, – согласилась Алиса.

Но Минц не дотерпел до своей комнаты и продолжил рассказывать на ходу:

– Параллельный мир, назовем его Земля-два, не совсем точная наша копия. Кое в чем он отличается. И если верить моим расчетам, он движется во времени на месяц впереди нашего. А уж за месяц Тубаи Ра, или Вернер, или даже я наверняка изобретем настоящее противоядие от вируса ненависти!

– А далеко до Земли-два? – спросила Алиса, которая была девочкой сообразительной.

– Этого наука сказать не может, – ответил Минц. – Существование параллельных миров подразумевает многомерность Вселенной. Она изогнута так сложно, что параллельные миры фактически соприкасаются и в то же время отстоят на миллиарды световых лет. Нет, это выше понимания человека!

– Ну, раз выше, то не надо объяснять, – согласилась Алиса.

Они как раз дошли до комнаты профессора и остановились перед дверью. Минц принялся хлопать себя по карманам в поисках ключей.

– Отлежитесь, выздоровейте, а я пока отправлюсь в ваш параллельный мир, поговорю с вами, или с Тубаи, или с Вернером. Может, и в самом деле привезу формулу сыворотки, – заключила Алиса.

От удивления профессор даже выронил ключи, которые с большим трудом извлек из кармана пиджака. Ключи зазвенели на каменной плите пола так, словно были стеклянными и разбились от удара.

– Вы? – закричал Минц так громко, что в их сторону обернулась известная ученая Брюнгильд Тарт – она как раз выходила из своей комнаты. Это была высокая, статная женщина со светлой толстой косой, которой позавидовала бы и валькирия.

– Добрый день, профессор, – любезно сказала Брюнгильд.

В ответ Минц что-то пробормотал. Алиса тем временем подняла ключи, открыла дверь и буквально впихнула профессора внутрь.

– Да, я! – воскликнула она и заперла за ними дверь комнаты.

– Если бы все было так просто… – протянул профессор Минц.

– Вы только что сами рассказали мне, что вы выбрали тот мир, отличия с которым у нас минимальные, – возразила Алиса. – Я перейду в этот параллельный мир, найду вас вот в этой самой комнате, вы поделитесь со мной записями, и я тут же и вернусь.

– Неизвестно, успеешь ли до того, как в том времени взорвется их лиловый шар, – напомнил Минц. – Бродяга должна приблизиться к Земле примерно через сто дней. Жители Бродяги рассчитывали высадиться на планету, которая уже будет безопасна для них, и значит, к тому времени вирус уже должен развеяться в атмосфере. Если и не без следа, то все равно концентрация газа должна упасть до значений, при которых заражение уже невозможно. Сколько времени они заложили на то, чтобы мы уничтожили друг друга? Два месяца – это примерно шестьдесят дней, и ты попадешь в ту точку времени, в которой лиловый шар должен взорваться со дня на день! Если уже не взорвался, – добавил он про себя.

– Придется рискнуть, – сказала Алиса. – Я возьму в нашем корабле мой скафандр и баллоны с чистым воздухом. На два часа их должно хватить.

– Это не детское развлечение, девочка, – продолжал упираться Минц. – Ты полагаешь, что это игра, а на самом деле от путешествия в параллельный мир зависит судьба твоего отца! А может быть, и всего человечества…

Алиса почувствовала, что теряет терпение. Она выпрямилась во весь рост, так что достала макушкой Минцу до плеча.

– Дорогой мой профессор Минц! – сказала она твердо. – Чья гипотеза о планете Бродяга оказалась самой верной?

– Твоя, насколько я знаю из отчетов, – согласился Минц.

– Кто нашел лиловый шар?

– Ты, но совершенно случайно.

– А чей отец сейчас сидит в клетке, как зверь, и мастерит из своего ботинка очередную мини-катапульту?

– Ну… – сказал Минц.

И чихнул. От этого последнего чиха Минц как-то сразу ослабел, ухватился за край стола, но понял, что не удержится на ногах, и сел (точнее, упал) на свою койку.

– А вы все равно не можете идти, вы больны, – закончила Алиса. – Я пошла за скафандром. Встретимся здесь через полчаса.

– Не надо скафандра, – слабым голосом сказал Минц. – Я дам вам фильтры, вставите себе в нос. Легкого защитного комбинезона вполне хватит… и не забудьте бластер.

* * *

Перейти в параллельный мир Алисе предстояло в особой точке, которую вычислил Минц. Находилась она в джунглях, километрах в шести от крепости, на полпути к космодрому. И это было хорошо, потому что переход, как объяснил Минц, сопровождается выбросом энергии, а выбрасывать ее лучше в безлюдном месте, чем среди людей, которых можно повредить. Для перехода надо будет вынуть из чемодана набор ограничителей, похожих на столовые ножи, воткнуть их в землю вокруг себя, затем нажать на кнопку энерготранслятора. Там, в параллельном мире, следует также оградить места входа ограничителями и запомнить место – в другом не перейдешь.

Выслушав инструкции, сложив в рюкзак набор ограничителей, прикрепив к комбинезону маленький энерготранслятор и вставив в нос фильтры, Алиса была готова к походу.

– Учтите, смелая девочка, – сказал Минц. – Перейти может только один человек. Я не смогу прийти к вам на помощь. Но я убежден, что в любом параллельном мире профессор Минц останется таким же профессором Минцем, а Алиса Селезнева – такой же отважной и доброй, как здесь. Так что при любых трудностях обращайтесь ко мне или к себе.

Минц приподнял слабую руку.

– Жду! – сказал он Алисе. – Со щитом, но не на щите.

Алиса вышла, раздумывая над мрачным смыслом исходной поговорки, которую деликатный Минц слегка изменил.

* * *

…В джунглях на шестом километре Алиса отыскала нужное место.

Там Минц уже пометил белой краской два ствола, между которыми надо ставить ограничители.

Алиса открыла рюкзак. В джунглях стоял обычный гомон. Мелкая колибри крутилась около уха Алисы. Девочка расставила ограничители и воткнула их поглубже в землю. Потом вошла в круг, нащупала у воротника кнопку на энерготрансляторе и, зажмурившись, нажала на нее.

И тут же ее куда-то понесло, закрутило, она потеряла равновесие и стала падать, ввинчиваясь в пространство.

На самом же деле она никуда не падала, и если бы случайный прохожий увидел ее, то поразился бы высокой девочке в легком защитном комбинезоне, которая отчаянно машет руками, будто идет по проволоке, но притом не двигается с места. И постепенно растворяется в воздухе.

Когда верчение и дурнота пропали, Алиса открыла глаза.

Путешествие закончилось. А может, и не начиналось. Потому что вокруг стояли такие же шумные, суетливые джунгли и точно так же крутилась у уха настойчивая колибри. Правда, вид у нее был какой-то больной, птичка пошатывалась в воздухе, как истребитель с пробитым крылом.

Откуда-то донеслись выстрелы. Колибри выпустила жало длиной сантиметра два и спикировал на Алису. Жало согнулось, ударившись о комбинезон, но Алиса, хоть и была готова к нападению, вздрогнула.

– Дура, – сказала она колибри.

Колибри еще раз бросилась на Алису, но промахнулась и упала на землю.

В первый момент Алиса подумала, что Минц что-то перемудрил в настройках и транслятор транслировал ее на Бродягу. А затем ей пришла здравая, хотя и мрачная, мысль.