Р“ Р› Рђ Р’ Рђ 7

Алена плавала в тумане: то в темноту провалится, то на свет вынырнет и все сообразить пыталась –– почему ей вечно достается? Может, ее мама в понедельник родила? А говорила в пятницу…Никому верить нельзя…

Там, в темноте, ее мучили страшные чудища: тянули свои щупальца, завывали так, что уши закладывало, зубами скрежетали, визжали, схватить пытались. Она бежала от них, что есть сил, в диком ужасе, к свету стремилась. Там ее ждали голубые глаза. Всегда, когда бы ни появилась. И до нее дошло вдруг - она дальтоник! Именно их она в тех снах видела, да не поняла, за другие приняла.

–– Голубые за серые…Бывает же так, во сне дальтоник, наяву –– нормальная? –– вопрошала она у них, извиняясь, что не поняла сразу. И те не обижались, отвечали:

–– Конечно, бывает, конечно, успокойся…

–– Вы ведь не обиделись?.. Что перепутала, только сейчас поняла?

–– Нет, милая.

Алена облегченно вздохнула и вновь провалилась в темноту. Рэйс обтер влагу с ее лба и зажмурился - шестые сутки пошли, а улучшения нет.

–– О чем она? –– тихо спросил Иллан.

Лоан повернулся и нахмурился:

–– Что ты здесь делаешь? –– он и не заметил, как брат пришел и сколько за спиной стоит не знал. Сказывается усталость, внимание притупляется. Поспать бы да не может. Стыдно признаться –– страшно жену и на минуту оставить. Шестой день жар, и-цы на нулях, и все говорит лишь об одном –– шансов выжить с каждым часом, все меньше. И лекарства, и жертвоприношения, устроенные Поттаном в кьете –– не принесли желаемых результатов… Сушит жар тело, не отпускает. И Рэй завыть готов от отчаянья.

–– Эльхолия на поправку пошла. Покушала… Я насчет Алены хотел узнать.

–– Как видишь, без изменений, –– мрачно заметил Лоан.

–– А что за серые да голубые? –– несмело спросил Иллан. Любопытство одолевало, еще после той встречи. –– Сероглазый, сон…

Рэйс молчал долго, парень уже и не надеялся ответ получить и вдруг:

–– Поттан ей сны посылал. Про тебя. Чтоб меня дождалась.

Иллан растерянно моргнул: про меня, чтоб тебя…

–– Это как? –– склонил голову набок, соображая.

–– Просто. Представь, он бы меня ей в сны посылал? Того, желтого, сухого заморыша. Как ты думаешь, она бы меня дождалась? Романтические иллюзии питала? Мечтала б о встрече с таким?

Иллан смутился и опустил глаза. И стыдно вдруг стало, что всю жизнь, все, чтоб ни пожелал, имел, без усилий, не задумываясь ни о последствиях своих желаний, ни о возможности их исполнения, и не ждал ничего, всегда все сразу. А рядом жил родной брат, которого он и всерьез-то не воспринимал, больше, как к домашнему животному относился –– есть и ладно, а как и что –– не его дело. А это животное, оказывается, трудилось над своим будущим, упорно шло к цели и понимало, чувствовало отношение к нему окружающих, но не останавливалось, не просило ни о чем…

Странно, вся жизнь Иллана за эти шесть дней перевернулась. Устоявшиеся взгляды, привычки. Манеры, черты характера, закостеневшие, отшлифованные годами, под воздействием обстоятельств вдруг изменились, мутировали, как гены, и одарили неприятным чувством стыда за бездумные годы жизни, за легкомыслие и безответственность, за слепоту.

Ему больше не на кого было положиться, не к кому бежать за помощью, советом. Не было больше той стены, которая надежно укрывала его от волнений, косых взглядов. Гвидэр умер и теперь никто не прикроет его, не обелит в глазах окружающих в случае промаха, не научит. Не подскажет. Сам. Теперь все сам. И бремя ответственности, неожиданно свалившееся всем грузом, казалось, раздавит его, но даже не задело. Период адаптации прошел совершенно безболезненно и как-то незаметно. Он и понять толком не успел и испугаться, как уже принимал, как должное. Некогда было собой заниматься, на незначительное время тратить, слишком многое разом решать пришлось: отца хоронить, жену выхаживать, виновного искать.

Фэйра организовала похороны, троуви помогали, параллельно расследование вели, а они с Рэйсли за своими женщинами ухаживали, бегали в покои друг к другу, о состоянии больных справиться, помочь, где словом, где делом, и искренне переживали. Ни недомолвок, ни ссор, ни насмешек. Необычно, и …приятно. Идиллия, если б не волнение за женщин. Вот какой должна быть семья, понял Иллан, и ни какой другой.

Пришлось признать, что горе сыграло позитивную роль в его жизни. Мало с братом примирило, помогло себя понять, окружающую действительность в реальном свете увидеть, так еще и жену подарило. Не чужую, свою.

Эльхолия. Год он с ней встречался, год под одной крышей прожил, но так и не понял, не рассмотрел. Да и когда было? Зачем? Другие перед глазами маячили, чужие, значит, лучше. Интересно, он бы увидел Эльхолию, рассмотрел, если б ее не отравили? Если б не понял, что может потерять, понял бы, что теряет? Наверняка, нет. И Рэйсли бы не понял и не принял, так и стояла бы меж ними стена отчуждения, так и жили бы сами по себе, словно чужие.

Впрочем, о близких и доверительных отношениях рано еще говорить, зыбко их перемирие пока и что там дальше будет, время покажет. С Рэйсли тяжело что-то планировать, наверняка говорить, но за себя Иллан был уверен –– он эти дни не забудет и, чтобы ни случилось в дальнейшем, как бы ни повернулось, в благодарность за них многое простит.

–– Почему так долго?

Рэй промолчал, только зубы сжал так, что скулы побелели.

–– А что Эллан говорит? –– не унимался Иллан.

Лоан вздохнул, борясь с желанием отправить брата восвояси. Но пересилил себя и попросил:

–– Прикажи подать фэй. Мне двойной, покрепче, а Алене обычный.

Иллан с сомнением посмотрел на девушку: как, интересно, он ее поить собирается?

Она была без сознания, приоткрытые губы потрескались, кровили, лицо заострилось, влажное, красное от жара, и-цы синие, еле теплятся. ‘Вряд ли она выживет’- кольнуло в груди, но вслух ничего не сказал, поморщился только и вышел, приказ слугам отдавать. Не нравилось ему смотреть на то, во что болезнь превратила женщину. Неприятно. Да и пахло в комнате отвратительно –– смертью, разлагающейся плотью, и памяти от того пьянящего аромата не осталось. И как Рэй выдерживает?

Алена вынырнула из темноты и, резко распахнув глаза, увидела мужа, почти четко, и не только глаза, но и лицо.

Тело ломило, словно его через мясорубку пропустили, голова тяжелая, будто с локомотивом бодалась, да и во рту не иначе стадо бизонов месяц резвилось. Ей было знакомо это состояние с детства, и она в который раз прошептала, испугано поглядывая на мужчину:

–– Только б не ангина.

Рэйс подбадривающе улыбнулся, погладил по лицу:

–– Нет, не ангина. С чего ей быть?

–– Знаешь, меня в первом классе два отморозка снегом накормили да еще за шиворот натолкали…А с одним из них я дружила, в одном подъезде жили…Гад! Шли домой, а они –– ‘ты за нами бегаешь’, а какой ‘бегаешь’, если в одном доме живем?.. С тех пор ангины замучили, каждый год, внезапные и неистребимые, вот только и снова… гланды вырезать предлагали, мама не дала, а потом прошли, лет в 16, Нонсенс, но факт. Нет и все. Гланды есть, а ангины нет. А Сашке вырезали, а ангины остались. Представляешь? Гланд нет, а ангина есть…

–– У вас феноменальный подход к лечению болезни и уровень развития медицины ниже и не слышал…

–– Ага, и чуть что - антибиотики убойные, потом дисбактериоз, чтоб замучил…Вы ведь не ставили мне антибиотики? –– девушка приподнялась, заглядывая в лицо мужа.

–– Нет, –– покачал тот головой, к себе прижал, устраивая как ребенка, на своих коленях, прилипшие волосы со лба убрал. –– Почему ты беспокоишься? Что страшного в ангине?

–– Осложнения…–– Алена лбом прижалась к его груди, стыдно было в глаза смотреть, и зашептала, спеша облегчить душу. –– Я очень виновата, Рэй, очень, прости меня, не знаю, что нашло…свободы хотела, думала дома…

–– Тише, милая, –– мужчина ласково погладил ее по голове, успокаивая, но от этого Алене еще хуже стало: чувство вины нахлынуло. Заметалась, всхлипнула. И как она могла о нем гадости думать? Третировать? Чудовищем считать? Да она сама чудовище! –– Прости, меня, прости! Домой я хотела, сил не было. Маму увидеть, привычный мир….страшно мне здесь,… а тут ребенок…не знаю, что на меня нашло? С ума сошла, наверное,…. решила - аборт сделаю, куда мне третьего?

Ладонь мужчины замерла. ‘О, Модраш, нет!! Только не это!!’–– и словно лопнуло что-то в груди, закружилась комната, и только жаркий, жалкий шепот жены выворачивал душу, заставляя удержаться на плаву, не закричать, не сорваться.

Вот почему ей хуже! Яд убил ребенка, и теперь мертвый зародыш, разлагаясь, убивает его жену! Рэйс застонал, лицо исказила злобная судорога: куда смотрел кафир? Сколько еще он будет терпеть его халатные промахи и недосмотры? Нет, с него хватит! В кьет!

Рэй осторожно, чтоб не потревожить забывшуюся Алену, нажал кнопку вызова на гуэдо и процедил, глядя на Эллана:

–– Быстро сюда!

Через час началась операция по извлечению плода. Эллан старался, как мог, надеясь, в случае ее удачного завершения, заслужить снисхождение сегюр. И как он просмотрел? И ведь намекала ему наложница Дэйкса, эта выскочка, на подобный вариант, предупреждала. Не послушал, да еще фыркнул: куда, мол, лезешь со своими-то знаниями… Теперь как бы место не потерять, впрочем, не о том думать надо - о спасении своей головы. Рэй ему все промахи припомнит, не оставит без внимания и не простит. Выжить бы, выжить! И эту вытащить, чтоб шанс обрести, маленький, призрачный, но шанс. Эх, раньше надо было думать, в отставку подать, а не жить в ожидании чуда. И ведь знал –– добром не кончится! Как появилась эта в семействе Лоан, все наперекосяк пошло, минуты покоя нет..

Рэйс стоял у окна и мечтал разнести весь туглос, а, может, и планету в целом, только бы задеть незримого врага. Он понимал - ярость плохой советчик, а ярость, смешанная с отчаяньем –– худший враг, и потому сдерживался, скрипел зубами, прятал перекошенное эмоциями лицо и молча ждал.

Дэйкс сидел за столом и водил пальцем по столешнице, разрисовывая ее невидимыми, непонятными знаками –– нервничал не меньше сегюр. И мечтал о том же –– подпалить всю систему, сегюр бы с одного конца, он с другого.

Иллан молча подпирал стену и косился то на насупленного троуви, то в спину брата, надеялся, что сможет сдержать того, если операция закончится смертью девушки. Наудачу он не надеялся, слаба канно, не выдержит, на силе Ка операцию перенести сможет, но выжить? Поднятья?

Кхе конец. И не отстоять кафира, да и не будет он заступаться, может смертью Эллана Рэй удовлетворится? А то ведь сровняет туглос с землей, костерок погребальный землянке сооружая. Царское посмертное ложе, чтоб спала, значит, спокойно… Не поймет совет, осудит. А может и обойдется? Он, конечно, к ней привязался, но не до такой степени, чтоб мертвую на власть менять. Главное –– дети есть, а жену другую возьмет. Жаль, конечно, хороша была, редкосно,.. да, и смысл теперь горевать? Мало ли что было? Все равно не вернуть, и выживет, прежней не станет, шугу на всю жизнь отметины оставляет.

Эльхолия лежала на широкой кровати и перебирала драгоценности, изображая заинтересованность. Служанки то и дело подносили шкатулки, вытаскивали кольца и браслеты, ожерелья и пояса, выкладывали на постель. Она снисходительно кивала, а сама ничего не видела, гладила камни и …молила Анториса, чтоб тот забрал канно. Только на ее смерть она и надеялась. Да и быть иначе не могло: время упущено, Эллан молодец, недосмотрел, яд уже серьезно повредил энергоструктуру, не восстановить. Не сейчас умрет, так через сутки, двое. Возможно, протянет пару дней, но на большее не хватит. Иллан говорил, у нее уже и-цы синие, значит, процесс разрушения необратим. Все правильно, такие не должны жить, не имеют права. И как подобные вообще на свет появляются? Нет, боги не должны удовлетвориться потерей ребенка, они должны и ее забрать. Может быть, тогда, насладившись муками Рэйсли, Эльхолия и сможет его простить? Впрочем, такой вряд ли будет мучиться, разумен и излишними эмоциями не отягощен, не то, что Иллан.

Девушка вздохнула. Приодеться для Рэйсли, еще что-нибудь придумать. А, может, простить? Канно не будет, и жизнь Эльхолии станет спокойной.

Иллан изменился, нежен стал и заботлив…Пока больна, но не будешь же вечно умирающую изображать? Утомит любого, да и какой мужчина выдержит рядом немощное, ноющее существо? Нет, правильно она решила: выздоравливать. Хватит уже, а то опять в сепришь к рабыням побежит. Тем более такие радостные перемены намечаются. Будет она сегюр-мэно, единолично. Никакой конкуренции. Муж ручным стал, вменяемым, а если учесть, что и смерть канно грядет, вообще притихнет. Он впечатлительный, ранимый. Две смерти подряд –– потрясет его. Итак расстроенный ходит, понять произошедшие с канно метаморфозы не может. Ничего, все к лучшему. Станет теперь у ног Эльхолии сидеть, неотлучно, боясь потерять,.. наверное. Во всяком случае, она постарается, чтоб так и было. Будет лелеять в нем неуверенность, чувство неполноценности и зависимость от нее взращивать, концентрировать внимание на мимолетности ценностей, бренности сущего. Станет ему и другом единственным, и троуви, и женой, и матерью, и тело, и душу к рукам приберет, а там и власть. И ни с кем делиться она не станет, и разрушить планы свои не позволит!

А если канно выживет? Это возможно. Она сильна и боги непонятно благоволят ей, оставляя без внимания не то, что мелкие грешки, но и непростительные проступки: богохульство и неразвитость, кощунство и грубость –– то, за малую толику чего любого другого к себе б призвали. И за что они ей покровительствуют?

Не важно. Боги на небе, а Эльхолия на земле, и найдет возможность решить эту проблему. В любом случае, даже если произойдет чудо, и канно выживет, то будет не меньше года слаба и уязвима. Яд, стрела, стилет, паденье с высоты…да мало ли случайностей может произойти с взбалмошной землянкой? Они так хрупки, доверчивы и невнимательны дети той планеты, а жизнь полна опасных происшествий с печальным финалом, устроить который будет не трудно…

Монтррой довольно ухмылялся –– боги на его стороне: Гвидэр мертв, канно при смерти, ребенка не будет. Очень хорошо, замечательно. Главное, он нипричем. Его руки чисты. Останется незначительное, один шаг к трону: убрать первенцев и Рэйсли. И почему таким, как он, боги дарят детей?

Монтррой скривился и покосился на Алорну. Худой, бледный ребенок еле стоял на кривых ножках и, хлопая белесыми ресницами, сосредоточенно сопя, составлял домик из кубиков на диване, между матерью и отцом. Прозрачная кожа, еле заметный пушок белых волос на голове, тонкие синие губы…

Его дочь. Кто бы мог подумать, что у него может быть такая дочь?! Невзрачная пигалица, капризная, глупая, хилая уродка. Нет, что-то напутали сленгиры,…хотя, когда они ошибались? Жаль…

И почему от ограниченной взбалмошной девки у окэсто родились два смышленых, красивых дитя? И дочь, и сын. И на любого посмотришь, от зависти челюсть сводит: все при них- и резвые, и умные, и крепкие, и красивые, и здоровые… А он, фэсто, твоуви, в союзе с умницей, благовоспитанной дочерью патерро мог создать лишь подобное чудище?!

‘Кто знает, может, это недоразумение перерастет и станет умницей- красавицей?’ –– утешил себя Монтррой:’А вот обгонит его Алорна наследников по всем параметрам… И так обгонит. Они вечно детьми останутся, а она будет жить, сколько боги позволят, и он естественно’. Нет, как бы ни прятал сегюр своих отпрысков, Монтррой их найдет и убьет. Позже, сейчас и пытаться не стоит, чревато. Да и не подберешься. Резво он их вывезли из туглоса и тихо. И никто не знает куда.

Ничего, утрясется все, уляжется и можно будет выведать.

Монтррой щедро улыбнулся девочке и провел ладонью по лысой макушке. Та, непривыкшая к отцовской ласке, испуганно сжалась, скривила мордочку, готовая заплакать, и шмыгнула к матери, прижалась, вцепившись ручонками в юбку. Уязвленный мужчина нахмурился: что за глупый, трусливый ребенок? И смахнув с дивана кубики, вышел. Обиженный рев за спиной удовлетворил троуви, теперь Алорна будет знать, как игнорировать отца!

Массия быстро успокоила малышку, восстановив разрушенный замок, и присовокупила к верхушке башни огромный алмаз. Алорна оттерла со щеки влагу и с благодарностью улыбнулась матери. Та расцвела, расцеловала дочь и сунула ей шкатулку с безделушками. Пусть развлекается.

Об Алене Массия не думала, уверенная, что финал предрешен, а что Рэйсли жив, досадно. С ним будет трудно справиться, тем более сейчас. И что она на Алену понадеялась? У этой дурочки духу не хватило мужу в чашку яд подлить, вот действительно трудная задача! Ни на кого надеяться нельзя! Все самой приходится.

Эллан наложил датчики на запястья Алены, закрыл крышку камеры и, вздохнув, кивнул Наталье:

–– Иди, сообщи. –– У самого сил не было. Устал. Невозможное свершил, с богами поспорил, спас девчонку, теперь бы и награду получить, да от Рэйсли вряд ли дождешься.