Она чуть-чуть передохнет, самую малость. И опять в путь, немного осталось до скал, и они реальны, не может быть, чтоб это ей лишь казалось. Мог ведь Рэй ошибиться насчет справедливости? Мог. Есть она. Значит, и скалы эти реальны. Скоро убедится. Обязательно. Главное, верить. И желать. Очень, очень верить и очень сильно желать. На это у нее еще хватит сил.
Нет, не мираж и не плод ее воображения. Вот они - рука нащупала шершавую, теплую поверхность камня, первого, выглядывающего из песка сантиметра на три, а вон еще и еще. А там скалы и наверняка люди. За ними. Не здесь, конечно. Какой идиот здесь жилье расположит? Добровольно жить захочет?
И как к ним добраться, если сил нет, даже до второго камня доползти?
–– А как же героические гены? –– ехидно поддел голос.
–– Спят,–– буркнула Алена.
–– Тогда буди, самое время.
–– Они вечным сном спят. Не добудиться.
–– Ну-у, тогда и тебе пора. Баю, баюшки, баю…А жаль. Ведь вот он, приз для особо живучих экстрималок, только руку протяни.
Алена вздохнула и поползла. Вскоре камней стало больше, чем песка, и они царапали тело.
–– Кончай изображать гусеницу, ползущую по наждаку, а то к людям такими темпами только уши доползут. Вставай, убогая, –– фыркнул голос.
Девушка полежала немного и начала подниматься. Тяжело это давалось. Тело заваливалось, не желая слушаться, ноги не держали, руки тряслись, да и голова подводила –– кружилась. Перед глазами каруселью, проплывали камни, скалы, песок –– звездочки и звон в ушах. Потом опять тем же списком. И как она не разбилась? Не иначе клыкастый божок свою длань подставил, уберег подопечную. Жива осталась, только щеку раскроила да ладони в кровь оцарапала. Вяло кровь текла, густая темная. Алена слизнула ее с ладошки шершавым языком и не почувствовала вкуса.
Полежала еще, собирая силы на второй раунд борьбы за свою никчемную жизнь, и села. Голова опять кругом пошла, в уши, словно ваты напихали, и в желудке бунт наметился. Но ничего, посидела, проморгалась и полегчало. Можно и дальше. Сможет.
Смогла. И встать, и даже пару шагов сделать, вялых, черепашьих. Все, на том ее марафон и закончился, отказали ноги, подкосились. Плевать им на ее оптимизм и решимость. У них свое мнение на сей счет образовалось.
Алена вцепилась в огромный валун и сползла по нему, обдирая щеку и пальцы. Так и застыла колени на россыпи камней, тело на поверхности глыбы, как обоина на стене. Сначала дух переводила, пытаясь задержать приступ кашля, справиться, а потом и вовсе вставать расхотела, сроднилась с каменной поверхностью и уже не различала: где она, а где он. Тепло под щекой, удобно, уютно, так бы век и пролежала. ’А ведь идти надо’, –– подумалось некстати, и мысль эта не понравилась, спазмами в желудке отозвалась.
–– Правильно, не надо. Лежи. Загорай, как ящерица. Глядишь, лет через 300 археологи местные тебя вот в такой позе и найдут, натянутую на эту глыбу, как шкурка кролика. Будешь экспонатом тесного содружества живой и неживой природы. Порадуешь деятелей флэтонских, гипотезой какой-нибудь бредовой одаришь, из серии: ‘истина где-то рядом’.
–– Отстань! –– взмолилась Алена и глаза приоткрыла.
–– Да, пожалуйста! Лежи. К ночи из тебя шикарное барбекю получится, пальчики оближешь. Там дальше тень, а может, и вода, но ведь идти надо… –– глумился голос.
–– Достал! –– скривилась девушка и с огорчением оторвалась от удобной ‘лежанки’, с трудом поднялась с колен, побрела по камням, то и дело рискуя упасть.
Может, и правда там вода? Значит и жизнь.
Нет, нельзя ей умирать. У нее дети, муж, ‘долги’. Да и не умирают дважды. Дома-то ее точно мертвой считают. Сколько уж прошло с того дня, как она исчезла? Наверняка уже схоронили и отпели, значит, жить ей теперь долго, примета такая есть. И, конечно, счастливо. В этом она сама постарается, а иначе зачем маялась? Вот только дойдет до воды, ну, не дойдет, так доползет, дотянется, в тени отоспится…
К ночи Алена поднялась вверх по острым камням метров на десять, пятнадцать, не больше. Подвиг, не каждому альпинисту под силу. И столько же до пещеры было. Маячило темным проемом вверху, правее, вожделенное укрытие, наверняка с водой и прохладой. Обязательно с водой.
Вот только, как туда добраться, если на пути отвесные камни, а сил совсем нет, не то, что идти, думать? Да она б и в нормальном состоянии туда полдня пыхтела, добираясь, а в таком, изрядно потрепанном и вовсе не дойти, мысленно, если только поднатужиться. Ох, и круты вы, флэтонские вершины! Не ласковы. И Уэхо –– озорник…
Странно, куда он делся? Ночь уже? Или глазам финиш?
Нет, со зрением не сказать, что нормально, но не ослепла она, точно.
Алена почувствовала странную дрожь под ладонями, камни завибрировали и в ушах начал нарастать устрашающий гул. Она повернула голову в сторону пустыни, глаза сами широко распахнулись, проигнорировав отечные веки.
‘Господи!’, - сорвалось с губ, девушка рванула из последних сил в сторону грота. И голос, подстрекатель, не понадобился, лезла, как спринтер, с завидной скоростью для любого спортсмена-рекордсмена. Еще бы. Она ж почти спаслась, почти дошла, а тут с пустыни ее кончина летит, завывает. Огромные смерчи кружились столбами бурой пыли и неслись к скалам со скоростью света. Даже не смерчи, торнадо. Что там хошотт? Ерунда. Это ’чудо’ всех стихийных бедствий чемпион. Накроет ее, и привет, рука на юг, нога на север, а голову вообще не сыскать.
Нет, не для этого она столько мучилась, поиграет еще наперегонки с фуэро, потягается. И вверх, обдирая пальцы, цепляясь чуть ли не за воздух, лишь бы успеть до пещерки добраться, молясь всем святым, чтоб она достаточно просторной оказалась и живностью флэтонской не занятой.
Она побила все мыслимые и немыслимые рекорды, преодолев десятиметровое расстояние по отвесным скалам вверх за пару минут. И недосуг было думать - как ей это удалось? Какие резервы высвободил ее организм в момент опасности? А может, и на чистом адреналине пробежалась, не важно, фуэро уже дыхания касался, пылью в глаза бросал, камень над виском ухнул и в скалу. Алена только и успела в пещеру ввалиться, как еще один пролетел, немаленький, врезался с треском в камни. И понеслось: вой, скрежет, грохот, столбы пыли бурой в расщелину, в лицо, камни летят и холод дикий.
Алена в ужасе, ничего не соображая, ползла на четвереньках вглубь, подальше от входа, и кашляла, задыхалась от пыли и промозглого ветра. И все удивлялась: от чего холод-то? В пустыне жара. Холодильную установку этот фуэро зажевал что ли?
Да, ну его! В спину камень прилетел, сбил и с ног, и с мысли. Девушка еще глубже поползла, голову прикрывая, и вдруг оступилась, ухнула вниз, ослепшая от пыльной дымки. Летела недолго, хруст, дикая боль и темнота. Посадка.
Она слепо щурилась, пытаясь рассмотреть свод пещеры. Шевелиться было страшно. Затылок лежал на чем-то твердом, прохладном, и Алена сильно подозревала, что он повторяет силуэт поверхности неспроста. Правда, влаги она не чувствовала, значит, череп цел и смертельной раны быть не должно, но сильнейшая головная боль заставляла в этом сомневаться. Не слабо она кувыркнулась. Надо бы пошевелиться, тело на наличие повреждений проверить, но боязно, чудились ей глобальные увечья по всей длине и ширине.
Вот и лежала буквой ‘зю’, изображая балласт: спина и затылок на камне, словно штамп в паспорте, руки в стороны, ноги выше плеч, пыльными мокасинами в лицо смотрят. И чудилось что в этих потрепанных ‘шлепанцах’ не ее ступни, чужие. И изодранные, грязные джинсы.
Однако, удобная поза, а если учесть, что метрах в трех вверх, в расщелину пробивающегося тусклого света, слышалось громыхание беснующегося фуэро, то и вовсе, комфортная. Там бы ей не поздоровилось. Холод и пыль с мелкими камушками и сюда периодически попадали, но немного. Это радовало.
Алена вдруг хихикнула, потом откровенно засмеялась над глупым смерчем, которому она не досталась, и подавилась, закашлялась надсадно. Кашель заставил ее сдвинуться с места и скрутил клубком, перевернув набок. Она с трудом откашляла сгусток крови и песка и зажмурилась. Пора и плакать. Похоже, атрофируются ее легкие всем составом, конец вам, Алена Владимировна.
Развивать эту мысль не хотелось, тем более, прислушавшись к своим ощущениям, она поняла, что как минимум сломала ребро, а вполне возможно и еще что-нибудь. Болело все.
Алена не стала вдаваться в подробности –– толку? Она лишь прислушалась к звукам вокруг и чуть приободрилась. Если убрать фон фуэро, можно было различить слабый звук, монотонный и многообещающий: так капли воды падают на камень. Влага.
Девушка вздохнула и скривилась от боли, готовая заплакать. Не дойти. Головой она приложилась сильно, может, это очередной глюк, а ей ползти? Ага, чтоб убедиться, что вода –– миф?
–– В пессимистки записалась? –– усмехнулся голос.–– Плохо тебе, верю, но не до такой же степени? Кончай труп невинно убиенной каракатицы изображать, сходи и проверь. Авось и, правда, вода?
Алена сжала челюсти и зажмурилась: идти? Только не это!
–– Ладно, полежи, увечная, себя пожалей. Монтррой порадуй и подруженьку свою, гюрзу, и мечту убогую. А говорила, вернусь…
Девушка открыла глаза, намереваясь послать голос в дальний путь, и нахмурилась: на нее смотрели бирюзовые глаза с вертикальными зрачками. Рэй? У него голубые. Тогда чьи? Очередной призрак этого забытого всеми нормальными существами места? Вот ведь шатаются без дела, покоя от них нет, и с мыслей сбивают.
–– Иди-ка ты по–добру по-здорову, –– посоветовала чуть слышно. Нет, смотрит и хоть бы моргнул. А взгляд-то холодный, подозрительный, неприязненный. –– А-а-а, я в твою вотчину забрела? –– дошло, –– ну, извини, потерпи, уйду.
Глаза прищурились, зрачки нормальными стали:
–– Ты кто?
‘О, они еще и разговаривать умеют!’ –– удивилась Алена и зажмурилась, поморгала, стараясь развеять странные очи, избавиться от присутствия незваного призрака. Нет, мало не исчез, так еще и лицо появилось. Никак флэтонец здесь вечным сном почивает, окэсто. Лицо мужское, волевое, жесткое, с восковидной кожей, щеки впалые, губы лиловые. Давненько она таких не видела, а вот то, что на его голове намотано было, и вовсе не встречала, разве что дома, на Земле, подобное. Коричневая кисея, обмотанная вокруг лба, спускалась по щеке к шее, обвивая ее и свисая на грудь свободным, потрепанным концом. Звезды на лбу не хватало и гурий, исполняющих танец живота вокруг.
–– Ты падишах? –– хохотнула девушка. Получилось сухое, невнятное карканье. Но тот, видать, понял, ответил невозмутимо:
–– Шаванпрат.
–– Ничего имечко.
–– Она не в себе..–– прошелестел голос рядом, мягче, женственнее, но его владельца Алена не могла разглядеть, повернуться надо было бы, а этого ей хотелось меньше всего, да и не моглось.
–– Я вижу, –– прищурились глаза. Мужчина склонился ниже, раздувая ноздри, и девушке почудилось, что он сейчас вопьется ей в горло клыками, как вампир. Она ждать не стала, взмахнула рукой, целясь в глаза, желая либо прогнать призрак, либо воспротивиться нападению. Но лишь воздух всколыхнула. Мужчина без труда перехватил ее запястье, останавливая и откидывая руку.
–– Зря,–– укоризненно качнул головой, во взгляде плескалось презрение. –– Антористка? Сленгир-мэно?
Он не спрашивал- обвинял.
–– Она канно, Шаванпрат, на волосы посмотри, –– встрял другой голос.
Алена моргнула, не зная печалиться ей или радоваться, что призрак обладает вполне материальной плотью. И сил в нем много больше, чем в ней. Так и не успела к какому-то определенному выводу прийти, раскашлялась не вовремя. Так бы и скончалась в приступе, если б добросердечный ‘призрак’ не сунул в рот фляжку с жидкостью. Не вода, а что-то неведомое, но чрезвычайно вкусное: то ли настой на душистых травах, то ли сок диковинных фруктов.
Да, добрый, но жадный. Четыре глотка только и дал сделать, а потом безжалостно отобрал, буквально выдрал из намертво впившихся во фляжку пальцев.
Она сильно обиделась, всхлипнула и ...потеряла сознание.
Очнулась она от жуткой боли. Кто-то пытался отодрать рубашку со спины. Она забилась возмущенно и захрипела. В горле тут же запершило, ей опять сунули в рот фляжку. И опять дали сделать лишь несколько глотков. На этот раз она не обиделась. Четыре глотка влаги –– это же целое богатство.
–– Спасибо, –– прошептала.
Мужчина нахмурился, словно его оскорбили:
–– Что? –– голос прозвучал резко, неприятно громко. Алена поморщилась:
–– Благодарю. Грация. Мерси. Сенкью ..
Лоб мужчины разгладился, дошло, кивнул:
–– Ты канно.
–– А ты?
Он промолчал и опять полез к рубашке на спине. Воспротивиться она не успела, только лбом в камень ткнулась и потеряла сознание.
В чувство привели ее быстро, сунули под нос какую-то дымящуюся палочку с жутким запахом: не захочешь, да очнешься, лишь бы подальше от подобного амбре оказаться. Она распахнула глаза и, морщась, попыталась отползти. Запах тут же исчез, и Алена увидела, что лежит на шкуре какого-то животного. Ярко-оранжевая, мелковорсистая и мягкая, как пух.
–– Лауг?
–– Гур.
Алена потерлась щекой и успокоено легла, воззрилась на мужчину. Тот сел напротив, как йог, не спуская с неё глаз. Осанистый, широкоплечий, одежда чудная, как униформа агноликов, только с длинными рукавами и с перехлестывающими ремками на груди и поясу еще масса всяких брелков на правом плече присовокуплена: трезубец, куб, полумесяц, матовая сфера, бусины, еще что-то.
–– Ты кто? –– тихо спросила она. Тот промолчал, словно не услышал вопроса, зато кивнул в сторону. И перед Аленой появилась девушка, весьма экзотической наружности, в сари и с блестящей накидкой на голове, закрепленной у виска изумительной заколкой в виде цветка.
Девушка ласково улыбнулась ей, присела на корточки, протянула небольшой фрукт и, обхватив колени, стала смотреть, как она ест. Алена вгрызалась в мясистый плод, как крот в почву, и смущенно поглядывала на незнакомку. Хорошенькая, черноволосая, черноглазая, лунноликая, с матовой ровной кожей и полными, ярко-малиновыми губами. На лбу две синие полосы и маленький алмаз –– грутонка, стихия воды. ‘Вот это да!’ –– Ворковская опустила взгляд, стараясь не выказать удивления. Грутонка и окэсто –– бывают же чудеса на свете?
Дети Груттона при рождении отмечались знаками той стихии, в которой родились. И не зря. Так степень их опасности для окружающих определялась. Одни энергию руками забирали, другие взглядом, третьи, воздух втягивая. Вообщем, встретил ‘счастье’ такое, считай, в русскую рулетку поиграл, а вот насколько удачно - вопрос.
А вообще, груттоны, милейшие существа - верные, добрые, гостеприимные, да еще и однолюбы. Вот только мало их осталось, может, с сотню тысяч по всей галактике и наберется, но что на Флэте их резервации есть, Алена не знала. Эту-то информацию случайно из лэктора почерпнула, Рэй заставил, когда к первому выходу в ‘свет’ готовил, чтоб перед ‘заморскими’ гостями не стушевалась, не оконфузилась. Вот и пригодилось.
Н-да, этой водная стихия покровительствует, значит, самая безобидная из груттонов, и, когда сыта, не энергию забирает –– болезни. Но все равно с такой окэсто связываться –– безумие, нонсенс. Очень надо быть храбрым для подобного подвига. Или любить, как никому не снилось. Интересно: жена, знакомая или такая же незваная гостья, забредшая на огонек? Хотя, раз чавраш на голове, значит, жена.
Ворковская вздохнула и с сожалением облизала пальцы - кончился фрукт.
–– Спасибо.
Девушка кивнула и хотела, видимо, что-то сказать, но мужчина не дал, напомнил о себе:
–– Иди, Агия, –– и голос при этом прозвучал на удивление мягко. ’А ведь и правда –– любовь’, –– сонно подумала Алена, довольная, что хоть у одних жизнь в радость. И глаза сами закрылись. Разморило ее мгновенно, словно не один хилый фрукт съела, а метровую лососину приговорила.
Г Л А В А 14
Экзиостиф тих и неприметен, как ночное светило, застыл перед балдахином троуви, отбрасывая тень
на все ложе. Наталья испуганно ойкнула и попыталась спрятаться под простынями и подушками. Дэйкс недоуменно выгнул бровь, поглядывая на маневры наложницы и поджав губы, встал: под сиреневым атласом уже слышалось характерное икание, значит, не до утех, а как хорошо ночь начиналась...
–– Две лявры в профильное пространство! Что ты здесь делаешь?! –– насупил брови троуви, шаря недовольным взглядом по каменной физиономии Экзиостифа. Тот смиренно потупив взор, буркнул в пол:
–– Важные новости. Неотложные.
–– Ну!
Мужчина со значением глянул на ложе, потом на выход. Дэйкс с сожалением покосился на теплую постель, монотонно икающий силуэт Натальи под грудой подушек и, тяжко вздохнув, кивнул: уговорил. Прошлепал в соседнюю залу босыми ступнями, прислонился к дверям спиной, упер кулаки в бока и милостиво разрешил, поторапливая:
–– Излагай. Кратко и быстро.
–– Готов слайд памяти, –– уныло сообщил мужчина.