Райдо Витич
А Н А Т О М И Я
К О М П Л Е К С О В
Лицом к лицу, лица не увидать, большое видится на расстоянии.
С. Есенин.
Ч А С Т Ь В Т О Р А Я
Г Л А В А 1
ГОД СПУСТЯ.
–– Опять хэчи…
–– Да и бог с ним, –– беззаботно махнул рукой Серега и прилег на колени девушке.
Та хмыкнула: нахал, однако! И затянулась, пустила сизый дымок вверх: класс! Тонкая, коричневая сигаретка тлела в пальцах, распространяя мятный аромат. По вкусу ни дать, ни- взять ‘More’с ментолом, словно Сергей сбегал на Землю, в ближайший ларек, и прикупил, по случаю, пачку.
–– Кудесник ты, братец. Где берешь, интересно?
Парень самодовольно улыбнулся.
–– Коммерческая тайна.
–– Ага? –– покосилась на него девушка и вновь с удовольствием затянулась.
–– Ты б на земле в таком виде не сидела, запачкаешься, твой неладное заподозрит.
–– Да, ладно,–– беспечно отмахнулась девушка, поправляя сползшую с плеча бретельку из страз, –– не заподозрит. И потом –– ну, покурила и что? Не марихуана ведь.
–– А ему без разницы, –– хмыкнул парень.
–– Ой, да хватит пугать, подумаешь…Ты-то что переживаешь?
–– Здрасте! Догадайся. Кто тебе их поставляет?
–– А кто знает? –– удивилась Алена. –– Не бойся, соотечественник, не предам, буду как партизанка на допросе. Да и потом, что он тебе сделает? Ты ведь не тэн уже –– вольнонаемный канно, закончилась его власть…
И замерла, вытаращив глаза. Сигаретка прилипла к губе, а рука застыла на полпути к ней.
–– Алэна!!! –– пронеслось над туглосом, как смерч. Муж орал, как Тарзан, требуя жену пред свои светлые очи так, что туча кристаллов осыпалась с листьев на головы незадачливым курильщикам.
Девушка сорвалась, выронив окурок за шиворот поднимающемуся парню, и тот взвыл в унисон мужнину реву.
–– Тихо ты! –– одернула Алена, стоя на коленях и пытаясь сквозь листву кустарника увидеть любимого.
–– Ё!!!Ё!!Ё!! –– то ли скулил, то ли выл за спиной Серега, прыгая и извиваясь, как угорь в попытке выудить злосчастный окурок, который уже жег в районе ягодиц.
–– Ладно, землянин, пошла я, –– поднялась девушка, так и не углядев суженого и подобрав полы платья, спешно потрусила по грядкам, на ходу придумывая причину своего отсутствия.
–– Ё…А…Т.. У-у, тьфу, –– попытался высказать Сергей все, что о ней думает, но та не услышала, стремительно удаляясь от земляка.
–– Где ты была?! –– рявкнул Рэйсли, насупив брови. Грозный вид стоящего на верхних ступенях великана внушал опасение, и Алена вымучив покаянно-невинную рожицу, сунула в лицо любимому пучок недозрелых футуги, сорванных по дороге.
–– Травку щипала…э-э-э, в смысле рвала, в смысле люблю ее…э-э-э.
Рэй выхватил охапку неровных стеблей и, не глядя откинув, выдохнул в лицо жене:
–– Еще раз покуришь - курить будет нечем! Поняла?!
Алена вжала голову в плечи, хлопнула ресницами и попыталась собрать разбежавшиеся от страха мысли. Удалось через минуту, и она согласно закивала …монументальной спине. Лоан, не дождавшись, развернулся и, заложив руки за спину, зашагал в здание. Девушка бодро затрусила следом, старательно заглядывая в хмурое лицо:
–– А чего так рано?
–– Соскучился, –– буркнул тот.
–– Ой, а я-то как! –– всплеснула она ладошками, мысленно желая суженному провалиться к собратьям –– в тартарары. –– А что злой такой? Устал? Замучили на совете, да?
‘‘Замучили’’,–– зыркнул на нее Рэй: ’Блокаду продлили еще на полгода!’ Но Алене об этом не скажешь, не в курсе она, да и незачем голову лишним забивать, не ее это ума дело.
Лоан лег на софу, вытянув ноги, и хмуро поглядывал на жену, но уже не сердился –– лукавил. А та начала его наглаживать, ластилась, пытаясь привести в благодушное настроение, прошедший день пересказывала.
Рэй делал вид, что слушает, а сам пытался найти причину растущего в душе беспокойства.
На поверхности вроде бы все, как обычно - спокойно. Ну, продлили блокаду - неудача, но не проигрыш и тем более не повод для тревоги.
Гвидэр? Нет. Старик на удивление благодушен к младшему сыну и, как–будто, не помнил былых распрей и претензий. Тих, неприметен, ровен, что с ним, что с Илланом, не лезет в дела, не учит, не насилует своими архаичными догмами и занят, кажется, только внуками. С утра до ночи возится с малышами вместе с няньками и Аленой, словно нет для него большей радости и лучшего занятия. Нет, старик нипричем.
Дети? Что Рэнгольф, что Эйфия, удивительно подвижные, здоровые и умные карапузы, милейшие создания, глядя на которых Рэйс испытывал небывалое счастье и огромную гордость. Они росли быстро и не доставляли ему ни хлопот, ни особых волнений, разве когда Алена испуганно завопит, оповещая, как ультразвуковая кнопка экстренной связи, что его сынок опять чуть не съел алмаз или Эйфия побила брата носителем информации, приходилось разбираться, больше успокаивая супругу, чем детей.
Алена? …Да, наверное. Вот причина его безотчетной тревоги, словно он чует что-то подспудное, еще не случившееся, но уже подошедшее вплотную, нависшее над головой и неизбежное, как хошотт. Но что?
Его жена почти не изменилась за это время. По-прежнему остра на язык, невоздержанна, импульсивна. Ее переполняла жизненная сила, выплескиваясь наружу и грозя то и дело затопить кого-нибудь. Ему было трудно держать ее в узде, а иногда и просто невозможно. Он так и не смог избавить ее от многих комплексов, искоренить врожденное упрямство и привычку поспешно делать выводы, основываясь на глупую земную мораль.
32 года он не утруждал себя повторениями, объяснениями, но вот уже второй год до мозолей на языке пытался втолковать жене простые истины, по сто раз на дню повторяя не приказы –– просьбы! И безрезультатно!
Алена старательно отталкивала действительность, с наслаждением лелеяла свои иллюзии на счет человеческой сущности, упрямо не только не слушала его, но и не слышала. Ее вывернутая наизнанку психика не желала прислушиваться ни к пожеланиям, ни к советам, а уж знания в любой форме и проявлении вообще считала излишними. Подобные инсинуации женской психики раздражали его чрезмерно и до крайности выводили из себя.
И все же он пытался. Сцепив зубы, спокойно и доходчиво объяснить очевидное, не давя на хрупкую оболочку, не уничижая, а поправляя, направляя бережно и терпеливо. И молил об одном: помоги ему, Модраш, укрепи и надели безграничным терпением.
Наделял, пока. Но источник явно начинал иссякать.
Взять хотя бы ее подруг, которых, дай ей волю, стало бы больше, чем могла бы вынести самая общительная личность. Они абсолютно не нравились Лоан, но и серьезно беспокоили. Он, конечно, минимизировал их количество до трех, но и с этими ему хватало хлопот.
Зила. Бельфорка искусственного происхождения, тэн, служанка, а стала доверенным лицом сегюр-мэно и ходит надутая от чувства собственной значимости, того и гляди, начнет сегюр указывать, когда ему пообщаться с женой, а когда и мимо пройти.
Массия –– истинная флэтонка, жена троуви Иллана, хитрая, расчетливая лицемерка, четко и ревностно хранящая интересы мужа. Как и для любой флэтонки –– Монтррой и ребенок для нее превыше всего. Да. Она родила окэсто, словно специально, чтоб сблизиться с доверчивой землянкой. Какой шикарный повод, общая тема для разговоров - где совет попросить, где самой посоветовать, а заодно и выведать что-нибудь. И главное - как вовремя. Пошла к сленгирам после того постановления Гвидэра и вот, через 5 месяцев после рождения наследников, запищал окэсто и в семье троуви.
Да, хорошо, что Рэй не делится с Аленой ни своими планами, ни мыслями, и тем более не посвящает в суть дел и возникших проблем, иначе, однозначно, та между делом, по недомыслию и в связи с природной женской болтливостью рассказала бы Массии, а та передала мужу.
А еще Эльхолия. Посмотришь –– ангелочек наивный, ранимое, кроткое создание, хрупкое и неприспособленное. Цветок оранжерейный. А на деле - мония! На Массию глянь –– сразу все ясно, крупными буквами, на лбу написано: стерва. Во избежание тяжких психических повреждений ближе, чем на эпс
не подходить! А здесь? На лице одно –– в душе другое…Ах, вот оно в чем дело!
Рэйс резко сел:
–– Завтра свадьба Иллана!
–– Ну, и? –– поджала губы Алена, с осуждением поглядывая на мужа: ему про одно, он про другое - чурбан бесчувственный! –– До сих пор забыть не можешь? Сколько уж прошло, а ты все злобствуешь.
Рэй скривился.
–– А тебе бы все убогих по голове гладить.
–– Да! Братец твой, между прочим, сволочь редкостная. Эльхолия и так с ним наплакалась, а, сколько еще отрицательных эмоций получит, ясновидцем быть не надо, так ясно. Одно не пойму - зачем она за него выходит?
–– Ты землянка, дитя чужого общества, поэтому ищешь мифическую любовь, она –– реальную выгоду.
–– Ага? И в чем ее выгода? А его?
–– Она станет сегюр-мэно. Он повысит свой статус и соответственно повысится пиетет.
–– Вот счастье-то,- всплеснула ладонями девушка.
Но Рэй уже не смотрел на жену, два и два складывал, пытаясь предугадать события.
Брат женится, хотя невооруженным глазом видно –– к невесте его тянет, как Рэйсли к Массии. Но статус. И Монтррой. Неудобно брату сестру вернуть, объяснять придется, а что? Какие доводы привести? Рассердится троуви и сложит свои полномочия, один Иллан останется и сам понимает - оконфузится на первом же совете. Правитель из него, как из Алены тэн. Это Рэй знает, что Монтррой ни за что с должностью троуви не расстанется –– честолюбив и тщеславен донельзя. Да, и отправь Эльхолию –– совет не поймет, посчитает его несостоятельным, раз ответственности за жену боится. И отец не позволит –– мгновенно все просчитает и быстро старшего охладит. Значит, свадьба состоится –– точно. А если сложить остальное?
Полгода назад погибли Анзифэр и Клогорст, те самые, что указ отцовский подписывали. Странные смерти, скоропостижные. Сейфер неисправный –– вот диво -то. Понятно, кто-то помог ему в неисправности.
Опять же, последний из троицы –– Лангрэйф не далее, как две недели назад, ушел к праотцам. Лег спать и не проснулся. Стар был –– 312 лет. Для фэсто хорошо пожил. Может, и правда, надоело старику воздухом дышать, устал, а может, и помог кто-то… Н-да, догадка, но не факт.
Трое из совета ушли и трое пришли –– сыновья, и, насколько Рэйсли известно, в прекрасных отношениях с Илланом. Покровительствует им и его троуви, не открыто, конечно, и по мелочам.
Остается главный свидетель той ночи, зачинщик перемирия –– Гвидэр. И если движение вокруг Рэйсли разгадал правильно, если за всем этим действительно что-то есть, значит, гипотетический недруг дождется смерти отца, и попытается стравить старшего сегюр с младшим. Это самое легкое –– Алена и дети. Они, кстати, очень значимые фигуры в данном раскладе и ненужные, более того –– опасные.. Наверняка, их попытаются убить.
Но опять же это лишь гипотеза.
Нет, что-то не вяжется. Кто же у нас такой умный? Настолько влиятельный? Иллан? Спорно. Помолвка многое изменила и в его жизни, и в характере. Постепенно братца стали утомлять забавы с тэн. В сепришах он появлялся все реже и реже, впрочем, и дома-то старался не сидеть, мотался по советам, другим планетам –– связи налаживал. И что их налаживать? Понятно –– бегал от невесты под благовидным предлогом. Быстро она ему надоела, а объясниться, изменить положение дел не решался.
Алена тяжело вздохнула и вышла из комнаты: хватит ей с истуканом разговаривать.
Девушка пошла в детскую.
Эту комнату охраняли сильней Форт-Нокс, а детей лучше, чем президентов на Земле. Сенсорные стойки у входа просветили ее насквозь, идентифицировали и, наконец, впустили.
На двух сказочных кроватках, в виде распустившихся цветочных бутонов, мирно посапывало два чуда, национальное, флэтонское достояние, сокровище династии Лоан, гордость и счастье Рэйсли, предметы его пристального внимания и обожания, маленькие, непоседливые проказники. Жаль только, назвали их, ее не просясь. Постановил Лоан самолично –– быть сыну Рэйнгольфом, а дочери Эйфия –– все, носить деточкам признак самодурства папашиного до самой смерти. Лучше б Гаврюша да Марфуша назвал, Алена б это проще перенесла, спокойнее.
Ничего, приспособилась, сына Рэнни зовет, а дочь Эя, а когда папочка не слышит –– просто Фея, а что? Очень похожа, и для языка не так обременительно.
Мальчик спал, широко раскинув руки и чуть приоткрыв рот, длинные ресницы подрагивали, лицо сосредоточенное, немного хмурое.
Рэнгольф –– русоволосый, синеглазый, смышленый и верткий мальчишка, такой же вредный и упрямый, как отец. Замкнутый, странный, из тех, про кого говорят - сам себе на уме. Подойдет к матери, обнимет ручонками, вперит синие огромные глазища, не по-детски серьезные и внимательные, и будет пристально следить за ней, пока та его гладит, потом резко сорвется и забудет, что она здесь.
Алена не знала, как себя с ним вести, терялась.
Эйфия другая, более живая, смешливая, озорная, непоседливая. Везде ей свой нос сунуть надо, все узнать: то колье материно на вкус попробовать, то разломать построенный братиком замок, чтоб узнать, что ж там внутри, а потом еще и Рэйнгольфа кубиком по голове брякнуть, чтоб не возмущался. Ее если и приласкаешь, то лишь, когда спит, в другое время недосуг девочке на материнские нежности время тратить, посидеть спокойно рядом или на коленях. Только обнимешь, прижмешь, увернется проказница, надует губки, лукавые голубые глазки сощурит и зальется смехом, убегая.
Она даже спала беспокойно: ворочалась, брыкалась, вскидывала ручки, морщилась и смеялась. От нее исходил чудный аромат, напоминающий Ворковской дом –– девочка пахла мандаринами, хвоей и морозной свежестью, словно в новый год в сосновом бору разом очистили ящик цитрусов.
Алена улыбнулась, склоняясь над спящей дочерью, протянула ладонь, чтоб погладить, убрать непослушные, точь в точь, как у отца, трехцветные локоны, упавшие на щеку, и вздрогнула. Прямо перед ней выросла степцерка, уставилась рысьими черными глазами, не мигая, настороженная, натянутая, как струна, того и гляди, зубами в ладонь вцепится.
–– Фу! –– брякнула Алена, и та, презрительно скривившись, нехотя отошла, но взгляд так и не отвела. ‘Церберы!’ –– качнула головой девушка. Странные, страшные, не женщины, а меч самурая. Худые, высокие, плоские и словно резиновые - не поймешь, где локти, где колени. Взгляды, что бритва, кошачья грация, реакция под стать Лоан и силы не меньше.
Нагнал их сюда Рэй, детям в услужение, целый батальон. Ух, как Алена их не любила, но с мужем не поспоришь. Он и полемики не устраивал, не объяснял, поставил пред фактом и хоть ногами топай от злости –– бесполезно.
Спасибо, Серега пояснил: степцерки –– лучшие охранники, опасность за версту чуют, спят, как флэтонцы, по два часа, сильны, быстры и злобны, как ягуары, зорки, как орлы, преданны, как не каждая собака, а детей любят больше жизни и раз присягнув в верности, беречь будут, пуще глаз своих, и умрут, если надо, безропотно, до последней капли своей оранжевой крови, защищая подопечных.
И возник у Алены по этому поводу один вопрос: от кого же им детей с таким рвением защищать? Где те злобные вороги, с головой раздружившиеся настолько, чтоб на наследников грозного сегюр покушаться?
И вообще, мог бы и с женой насчет охраны посоветоваться….
Нет. Не в его это стиле с женщиной советоваться. Решил и сделал. Причем и то и другое - за всех. И воспитанием заниматься, тоже - сам.
У Алены нервный тик образовался от его педагогических приемов. Все деточкам можно –– хоть с балкона прыгай, хоть носись, сшибая кресла, хоть алмазами кидайся. И что выходит? Рэнни на днях стащил у отца носитель информации, плюхнулся на пол и стал сосредоточенно его разбирать на части с применением силы, кулачков и подсобных предметов, а Лоан лежит, смотрит, как ни в чем не бывало. Алена отобрать хотела, так и ей не дал, осадил взглядом и бросил:
–– Оставь, ребенок знакомится с устройством техники, любопытство проявляет.
Ага. Знакомится. Привет носителю. Раскурочил его ‘юный техник’ за пять минут, по комнате разбросал и успокоился, хотел отцовским браслетом заняться. А тот не дал, посмотрел на сына грозно и ткнул пальцем в россыпь алмазных камушков из носителя и остатки футляра –– собирай! Мальчик в рев –– куда мальцу собрать? А папе хоть бы что, сказал –– делай.
–– Сумел разобрать –– сумей и собрать.
Рэнни в истерику, Алена жалеть, Рэй сына за дверь, жену на диван –– сиди.
–– Он еще маленький, –– попыталась заступиться за ребенка Ворковская. Да, куда там. Свел Лоан брови на переносице и выдал:
–– Он мужчина, пусть знает и помнит об этом и учится держать ответ за содеянное, думать прежде, чем делать. А болото развести, без него есть кому.
Вот и объясни такому папаше, что дети еще маленькие, глаз да глаз за ними нужен, и в тепле нуждаются, и в заботе особой..