Крутой поворот

      - Спрашивали - отозвался Бугаев. - Никто не знает, где он.
      - Выясните у сослуживцев! Осторожно, тактично, но очень быстро. Ты займешься, Семен.
      Бугаев кивнул.
      - И сразу звони. Понял? А то вчера вечером от вас ни слуху ни духу.
      - Нечем было порадовать, - сказал капитан. - А попусту не хотелось дома беспокоить.
      - Что-то я раньше за тобой такой деликатности не замечал, усмехнулся Корнилов и обратился к лейтенанту: - А ты, Лебедев, вызови в управление на завтра четверых водителей, которые первыми подъехали к месту катастрофы.
      Бугаев и Лебедев ушли.
      Игорь Васильевич чувствовал себя скверно. Вся эта история с катастрофой никак не стягивалась в единый узел. Временами Корнилов склонялся к тому, что причина ее - несчастный случай. Но существовало письмо Горина в прокуратуру и полученные позже две анонимки о том, что со старпомом хотят разделаться.
      Как ненавидел подполковник анонимки! Не раз схватывался с начальством на совещаниях и на партийных собраниях, доказывая, что анонимщик - уже преступник. Послав анонимное письмо, он совершает преступление против нашей морали и нравственности: Прямота и честность в отношениях между людьми подобны свежему воздуху. Анонимщик отравляет этот воздух подозрительностью и недоверием. А кто на таком балу правит?
      Вот старпом Горин! Не побоялся поставить свою фамилию под заявлением. Бросил тяжелые обвинения зарвавшимся коллегам и собирался доказать свою правоту. Можно было, как говорит Кондрашов, и на открытом собрании, в коллективе стукнуть кулаком по столу. Но мы не знаем, может, уже стучал, доказывал, а капитана и его дружков прошибить не смог!
      А тут анонимка! "Хотят разделаться!" - пишет безымянный трус. Бросить бы такое письмо в корзину, но начальство считает, что за каждой анонимкой - живой человек. Он, может быть, честен, да трусоват, и тут что поделаешь! Не каждый Дон Кихот! И потому - извольте проверять анонимные сигналы.
      Как было бы приятно услышать от своих помощников о том, что все люди, названные в жалобе старпома, сидели в тот поздний час дома или хотя бы в ресторане, думал Корнилов. Считай, полдела сделано! В конце концов доискались бы, откуда в машине оказался камень. А с зонтиком проще. Он, конечно, из машины выпал, когда пожар тушили. Горин мог взять с собой зонт жены! Дождь же лил! Предъявим для опознания зонтик вдове, и все с ним будет ясно...
      Но в том-то и закавыка, что не все сидели дома! Капитан Бильбасов ведь куда-то подевался! И придется проверять, где он пропадал, этот капитан, который, судя по письму Горина, главный виновник всех безобразий на судне. Придется проверять. Может быть, только для того проверять, чтобы доказать его полную непричастность к смерти старпома. И, как ни жаль было Корнилову тратить время, не проверять он не мог.
      Корнилов позвонил Кондрашову.
      - Василий Сергеевич, придется беседовать с Бильбасовым.
      - Что, нашелся капитан?
      - Нет, не нашелся.
      - Побеседуй, у меня нет возражений. Если отыщешь...
      - Спасибо, Вася, век не забуду, - иронически поблагодарил Корнилов. А вы уже закончили проверку по заявлению?
      - Ну... ты понимаешь, у нас тоже дел хватает, - стал мямлить Кондрашов. - Только развернулись всерьез.
      - А результаты?
      - Да какие ж тебе результаты? - обиделся следователь. - Это тебе не взломщика искать. Здесь доскональная проверка идет. Мы специалистов привлекли...
      - Еще раз спасибо, Вася. Все ты мне разъяснил. Буду ждать, что скажут твои специалисты.
      - Тебе-то зачем? - настороженно спросил Кондрашов. - Проверка может долго продлиться. А нам поскорее надо знать, не помог ли кто старпому на тот свет отправиться.
      Корнилов повесил трубку.
      Бугаев приехал в управление часа через два, хмурый и недовольный. Не балагурил, как обычно, сел молча в кресло и закурил.
      - Ничего? - спросил Корнилов, хотя и так все было ясно. Спросил, чтобы нарушить тягостное молчание. Бугаев мотнул головой.
      "Неужели среди знакомых капитана нет ни одного человека, который бы знал, где он находится? - подумал Игорь Васильевич. - Смешно. Просто мы не можем этих людей отыскать..." Ему и в голову не могла прийти мысль, что Семен упустил хоть малейшую возможность найти капитана. В управлении работало несколько человек, на которых он полагался во всем. Бугаев был в их числе.
      Это далось не сразу и нелегко. И дело было вовсе не в Бугаеве, или Белянчикове, или еще в ком-то из сотрудников. С ними Корнилов проработал не один год и прекрасно знал их способности, а главное - их надежность. Как ни странно, загвоздка была в нем самом, в подполковнике Корнилове. Ему с трудом удалось приучить себя к мысли, что Бугаев и Белянчиков, например, могут провести розыск не хуже, чем он сам, что они, его ученики, хотя и такие различные и по характеру, и по взглядам, и по методам, смогут добиться результата, которого добился бы и он. Ему казалось - особенно если розыск складывался неудачно, - что будь на месте преступления он, уж какую-то зацепку удалось бы найти, на чем-то глаз обязательно бы задержался. Его глаз. Но ведь нельзя было заставить людей смотреть на мир его глазами...
      - Ни сослуживцы, ни соседи ничего не знают, - сказал Бугаев. - Утром в день катастрофы капитан был дома. Ему звонили из пароходства. Из отдела кадров. Он сам звонил жене в Сочи. А вечером телефон молчал.
      - Кто ему звонил?
      Бугаев вытащил из кармана блокнот и раскрыл его.
      - В шесть часов звонил Коншин. Около восьми жена стармеха. Она пришла из больницы от мужа и сразу же позвонила. Как всегда. "Старик" просил поблагодарить капитана за письмо и фрукты, которые тот посылал ему...
      - "Дед" просил...
      - Что? - не понял Бугаев.
      - "Дед" просил поблагодарить, - усмехнулся Корнилов. - На флоте стармеха называют "дедом", а не "стариком".
      - Какая разница?! - сердито сказал Семен.
      - Если скажешь так при генерале, он тебя уволит из органов. Он так же, как и я, любит точность и вдобавок сам бывший моряк.
      - Он меня и так уволит. - Бугаев наконец-то улыбнулся. - Но кое-что я все же узнал! Этот Бильбасов, наверное, ловит рыбку. Или делает вид, что ловит.
      - Выкладывай, - заинтересовался Корнилов.
      - Ну... во-первых, он заядлый рыбак. Это все говорят. А во-вторых, одна соседка видела, как он уходил из квартиры с удочками.
      - Время?
      - В этом-то и загвоздка! - в сердцах стукнул себя кулаком по колену капитан. - Время она помнит, а день - нет! Без двадцати семь, говорит, выскочила на улицу, мужу "маленькую" купить, а капитан удочки в машину укладывает...
      - Какая машина?
      - "Жигули". Тетка время запомнила - торопилась в магазин, боялась "маленькую" до семи не успеет купить, а день не помнит.
      - А муж? Может, он помнит, в какой день его жена угощала?
      Бугаев безнадежно махнул рукой.
      - Да... "Жигули", семь часов, рыбалка, - пробормотал озабоченно Игорь Васильевич. - Рыбалка, рыбалка. Он где живет, капитан?
      - На бульваре Профсоюзов. Дом пятнадцать...
      Корнилов мысленно прикинул расстояние ближайшего к бульвару Профсоюзов магазина, где продавали бы любимую всеми рыбаками наживку мотыля... Уж если он действительно заядлый рыболов, то за мотылем-то заехал!
      - Фотография Бильбасова есть?
      Бугаев вытащил из кармана и протянул Корнилову фото.
      - Имеем шанс, - хитро улыбнулся подполковник.
      - Да ведь я с ребятами в его доме все квартиры обошел, в ЖЭКе был... - обиделся Бугаев.
      - Ну и самомнение у вас, капитан! Как будто Не числится за вами грешков.
      - А за кем их нет, товарищ подполковник? Но сегодня...
      - Некогда мне по квартирам ходить, вашу работу проверять, - сказал Игорь Васильевич. - У меня другая идея появилась. Только тебе не понять, ты рыболов липовый. В тебе заядлости нет...
      6
      Но осуществить свою идею подполковнику удалось лишь на следующий день.
      Как только Бугаев вышел, Корнилову позвонили из приемной, сказали, что с ним хотела бы встретиться вдова Горина, Наталья Николаевна.
      Игорь Васильевич чуть было не сказал, чтобы ее направили к следователю, но передумал: "В конце концов она кстати... Не придется посылать к ней Бугаева, выясню про зонтик сейчас. Только что ей-то нужно от уголовного розыска? Или она тоже подозревает, что с аварией дело нечистое?"
      Через несколько минут вошла невысокая миловидная женщина, одетая в серый легкий костюм, хорошо сшитый, но неброский. И сама она выглядела очень скромно. Ничего яркого - ни зеленых или синих теней на веках и под глазами, ни яркой помады. Однако во всем ее облике, в кажущейся простоте одежды чувствовались большой вкус и достоинство. Ничто не выдавало постигшего Горину несчастья. Только глаза, погасшие, казалось, потерявшие всякий интерес к-жизни.
      - Я завтра возвращаюсь в Нальчик - мама тяжело больна... - тихо сказала Наталья Николаевна.
      Корнилов кивнул.
      - Перед отъездом решила поговорить с кем-нибудь из милиции... Мне сказали, что занимаетесь этим делом вы... Какое-то странное совпадение, она помедлила, будто подбирая слова. - Я вчера съездила к нам на дачу. В Рощино. Вы знаете, там замок сломан. Кто-то был. И, наверное, не воры ничего не украдено. А Юрин стол письменный взломан. И все бумаги разрыты.
      - Что ж вы сразу не сказали нам? - с мягким укором сказал Корнилов. Может быть, в Рощине милицию предупредили?
      - Нет. Понимаете... - Она опять помолчала. И Корнилов почувствовал, что не слова она подбирает, а ей просто тяжело говорить. - Как-то не об этом все думалось. И вот еще, - она достала маленькую черную коробочку, очень красивую, но помятую. - Я нашла в Юриной замшевой куртке. Подкладка разорвалась... - Наталья Николаевна открыла коробочку. Там на голубом шелке сверкало кольцо с золотой розочкой, в центре которой был вделан крупный бриллиант. - У нас таких вещей никогда не было. Я подумала, что Юра привез мне из последнего рейса красивую подделку. Попросила подругу показать в комиссионном. Кольцо оценили в шесть тысяч рублей. Значит, оно чужое. Наверное, Юра должен был его передать кому-то, рано или поздно этот человек найдется и предъявит на кольцо свои права...
      - Вы уверены, что это чужое кольцо? - спросил Корнилов. - Может быть, муж хотел сделать вам сюрприз?
      - Я же сказала: это кольцо не наше. Такое кольцо не могло быть нашим...
      - Да, да. Раз вы настаиваете... Мы сейчас составим акт.
      На лице Натальи Николаевны промелькнула гримаса недовольства. Разговор ее утомил, а предстояли еще формальности.
      Корнилов попросил секретаря вызвать Бугаева, а сам лихорадочно соображал, что же делать с зонтиком. Предъявить для опознания обгоревший зонтик показалось теперь ему безжалостным. Это значит снова вызвать в душе женщины смятение и ужас, только что пережитые. "Что же делать, что же делать?" - думал он и неожиданно для себя спросил:
      - Наталья Николаевна, у вас есть японский зонтик? Складной, с красными цветами на розовом поле?
      Она посмотрел на подполковника как на сумасшедшего, но выдержка и здесь ей не изменила.
      - Есть, но не такого цвета. Я не переношу слишком яркие вещи.
      - Простите за назойливость, муж никогда не привозил вам зонтик именно такого цвета?
      - Нет, нет. Он хорошо знал мой вкус.
      Корнилову показалось, что она вот-вот расплачется от его вопросов, но в это время вошел Бугаев.
      Они составили протокол о передаче кольца с бриллиантом, подписали.
      Игорь Васильевич спросил у Гориной:
      У вашего мужа было много друзей?
      Она неопределенно повела плечами. Посмотрела на Корнилова с укором. Подполковник видел, что ей больно говорить сейчас о муже...
      - Я понимаю, что это не праздное любопытство. Только зачем все это? Человека нет...
      - Вы знали, Наталья Николаевна, что он написал жалобы на капитана и некоторых других сослуживцев?
      - Ах, это?! Ну да, я со своими бедами совсем забыла о чужих. Извините. - Корнилов чувствовал, что Горина говорит очень искренне, без тени сарказма. - Мне муж говорил. Он даже... - Она хотела добавить что-то, но передумала. Махнула рукой. - У него было мало хороших друзей. Не могу объяснить точно почему. Юрий Максимович человек непростой. Безусловно, честный... Ему трудно все доставалось. Учеба, продвижение по службе, какие-то житейские мелочи, которые другим достаются походя, становились для него неразрешимой проблемой. Если бы не Владимир Петрович Бильбасов, он до сих пор плавал бы каким-нибудь последним помощником. Юре даже жена досталась трудно. - Горина чуть виновато улыбнулась. - Моя мама говорила, что Юра меня "выходил". А брак йаш, как видите, не удался.
      "Что она имеет в виду? - подумал Игорь Васильевич. - Жили они плохо, что ли? Или смерть мужа?"
      Бугаев сидел молча, украдкой внимательно разглядывал Горину.
      - Да, с друзьями у него как-то не получалось... - продолжала Горина задумчиво. - Ни с кем долго не дружил. А старался. Он был очень самолюбив, хоть и прятал самолюбие глубоко в себе. Старался казаться рубахой-парнем, вечно организовывал самодеятельность, сам пел, придумывал какие-то аттракционы... Но его уязвляли легкие успехи других, он тяжело переживал это, прятал от всех свои переживания. Только ведь люди чувствуют это. Но и врагов у него не было. Так, разойдутся незаметно, без злости... - Она неожиданно поднесла руку к глазам и всхлипнула. - Простите.
      - Вы меня, Наталья Николаевна, извините. Не вовремя я со своими расспросами, - сказал Корнилов смущенно. - Мы теперь должны поехать к вам на дачу.
      - Да, конечно, - кивнула она, вытирая глаза платочном. - Я ведь из-за нее и пришла. Может быть, у Юры хранились там в столе важные бумаги и кто-то решил воспользоваться? - Она порылась в сумочке и, достав связку ключей, положила на стол.
      - Адрес я сейчас напишу...
      - Наталья Николаевна, - мягко сказал Корнилов. - Нам нужно ехать вместе.
      - Что вы, это невозможно. У меня билет на самолет. Вылет рано утром. Надо собраться. Нет, нет, я не смогу поехать.
      - Вы не беспокойтесь. На машине мы обернемся очень быстро. Потом доставим вас домой...
      - На машине? - в ее голосе явственно сквозил страх.
      "Сколько ей лет? - подумал подполковник. - Двадцать пять? Тридцать? Выглядит совсем молодо. Такие женщины, наверное, до старости выглядят молодо".
      - Я вас очень прошу.
      - Ну что ж, раз это обязательно... - обреченно вздохнула Горина.
      - Вы посидите пять минут в приемной. Мы с капитаном вызовем нужных людей, машину...
      Когда Горина ушла, подполковник в двух словах объяснил Бугаеву ситуацию.
      - А теперь вызывай машину. И эксперта-криминалиста захвати. Предупреди шофера, чтобы ехал по верхнему шоссе, вдоль железной дороги. Незачем ей по Приморскому ехать. И быстро, быстро!
      Бугаев ушел. Игорь Васильевич внимательно осмотрел коробочку с кольцом. Шесть тысяч - дорогая штучка. Кольцо, женский зонтик в машине... Он спрятал кольцо в сейф, посмотрел на часы. Было без двадцати четыре. "Часам к восьми вернемся", - подумал он.
      Позвонил Бугаев:
      - Машина у подъезда, товарищ подполковник.
      Они спустились вниз, и Корнилов молча распахнул перед Гориной обе дверцы вишневой "Волги" - впереди и сзади. Она села впереди. Подполковник с Бугаевым и экспертом Коршуновым сели на заднее сиденье.
      ...Дача стояла на окраине поселка среди сосен. Небольшой финский домик, недавно покрашенный в густой зеленый цвет.
      - Калитка на замок не закрывается? - спросил Игорь Васильевич, когда они вышли из машины.
      - Закрывается. И вчера была закрыта, - Наталья Николаевна просунула руку с ключом между реек калитки и открыла маленький замочек, висевший на щеколде. По красивой, засаженной штамбовыми розами тропинке они подошли к дому.
      - Осторожно, - попросил Корнилов хозяйку. - Мы сначала с экспертом осмотрим. - Он с досадой подумал о том, что с ними нет служебной собаки. Проводник-кинолог райотдела уехал в питомник за новой овчаркой.
      - Эта дверь в порядке. Сломали другую, на веранде. - Наталья Николаевна повела их вокруг дома.
      Дверь на веранде была взломана самым примитивным способом - отжата лопатой. Старая лопата валялась тут же.
      - Лопата ваша? - спросил Игорь Васильевич.
      Наталья Николаевна кивнула.
      - Ищи не ищи, на этой лопате никаких отпечатков не найдешь, - сказал эксперт. Потом он обработал ручку, дверь с веранды в комнату.
      Корнилов прошел в дом. Комнаты выглядели уютно и красиво. Совсем не ощущалось налета сезонности, так характерной для дачи. Хозяева сделали все, чтобы чувствовать себя как в городской квартире. Сразу угадывалось присутствие моряка. Окно в одной из комнат, сооруженное из старинного штурвального колеса, морской хронометр на стене, модели парусников на шкафу. И большая цветная фотография красавца теплохода на фоне какого-то экзотического города с пальмами. Игорь Васильевич подошел поближе и прочитал название лайнера: "Иван Сусанин".
      Подробный осмотр дома дал кое-что интересное. Два ящика письменного стола были взломаны, бумаги, хранившиеся там, ворохом валялись на столе и на полу. Остальные ящики, по словам Натальи Николаевны, муж никогда не запирал. Но и там все было перерыто. Не требовалось особой наблюдательности, чтобы увидеть беспорядок и в небольшом книжном шкафу. Некоторые книги, снятые с полок, лежали на шкафу, другие были перевернуты. Но самой интересной находкой оказались окурки сигарет в большой раковине, служившей пепельницей. Раковина эта стояла на маленьком столике рядом с креслом. Окурков было много, и все от сигарет "Филипп Моррис". А по утверждению Гориной, ее супруг курил только "Новость".
      - Мы жили очень экономно, - сказала Наталья Николаевна. - Долго откладывали деньги на "Волгу", потом Юра решил как следует обставить квартиру и дачу.
      Корнилов промолчал. Горина, наверное, истолковала его молчание как недоверие к ее словам и добавила:
      - Вы не подумайте, что я ввожу вас в заблуждение. Дача досталась мне от папы. Юра хоть и зарабатывал немало, но ему очень хотелось создать комфорт. Даже вещи, которые он привозил из плавания, мы сдавали в комиссионный...
      "То-то она от кольца отказалась. Даже представить не может, что такая дорогая вещь принадлежит ее мужу. Но кому же?"
      - Да, "Филипп Моррис" - хороший подарочек, - радовался Бугаев. - Это вам не "Беломорканал"! Но столько накурить! Хорошему курильщику - и то не меньше двух-трех часов понадобилось бы!
      - Из друзей и знакомых Юрия Максимовича никто не курил такие сигареты? - спросил Игорь Васильевич Горину.
      - Не знаю. Я не обратила внимания.
      - А капитан курит?
      - Курит.
      - А Юрий Максимович много курил?
      - Да, больше пачки в день.
      "Значит, курильщик "Филиппа Морриса" дымил здесь один, - решил Корнилов. - Может, и не один, но без хозяина".
      Они вышли из дому.
      - Ну вот, сейчас отправим вас, Наталья Николаевна, в Ленинград. Вместе с Дмитрием Терентьевичем. А мы с товарищами побродим по окрестностям, подышим воздухом.
      - А как же вы доберетесь? - спросила Горина.
      - У местного начальства машину позаимствуем! - сказал Корнилов. - А вам большое спасибо.
      На этот раз Наталья Николаевна села на заднее сиденье. Машина тронулась, и Игорь Васильевич вдруг увидел, как она закрыла лицо руками и, по-видимому, заплакала. Но взревел мотор, и ее рыданий не было слышно.
      - У вас нет, товарищ подполковник, такого предчувствия, что окурочки эти приведут нас к интересному человеку? И что вообще кое-какая логика начинает проявляться... - удовлетворенно сказал Бугаев. - Все эти штучки, - он кивнул на дачу, - сплошное любительство. А сигаретки...
      - Сигаретки всякие могут быть, - возразил Корнилов, - помнишь "автомобильное" дело? Федяша Кашлев специально чинариков чужих принес.
      - Ну-ну! - насмешливо отклинулся Бугаев. - Целую пепельницу чинариков "Филиппа Морриса" не каждый додумается припереть! Где их насобираешь?
      - Да я разве возражаю? - лроворчал Игорь Васильевич. - Серьезные улики. Серьезные. Но нельзя же так сразу и согласиться! Может быть, кто-то некурящий принес с собой пачку, чтоб следствие по ложному пути направить.
      - Два часа дымил?
      - Отставь. Давай делом займемся.
      Корнилов огляделся. Неподалеку стояла еще одна дача, большая, двухэтажная, крашенная коричневой краской. А за соснами, метрах в пятистах, виднелся голубенький домик.
      - Давай, Семен, пойдем спросим соседей. Может, видели кого-нибудь возле дачи Гориных, узнаем, давно ли он сам приезжал. А про сигаретки нам Иван Иванович завтра все разобъяснит. - Корнилов подмигнул эксперту, сидевшему на лавочке у забора.
      - Разобъясню, - лениво отозвался Иван Иванович. - И не только про сигаретки, но и про "пальчики", которые на письменном столе нашел. Вот только когда сегодня мы домой попадем? Я даже жену не предупредил.
      - А если не попадешь - не беда, - засмеялся Бугаев. - У меня тут, в Рощине, такие девчонки есть знакомые...
      - Эх, Семен! - осуждающе сказал Корнилов. - Если бы ты работал так же, как болтал. Давай двигайся. Я пойду в этот дом, - он кивнул на двухэтажный, коричневый. - А ты подальше. Все-таки молодой, тебе пройтись полезно.
      В саду большого дома играли в бадминтон два мальчика. Один лет десяти, а другому, наверное, было не больше шести. Оба белесые - таких в деревне называют сивыми, оба усыпанные веснушками. Увидев Корнилова, старший спросил:
      - Вы, дяденька, к папе?
      - Угу, - ответил Игорь Васильевич. - Он дома?
      - Дома! - ответили ребята хором.
      - Проводите к нему?
      Маленький взял Корнилова за руку, а старший шел впереди, открывая двери.
      Дом был просторный и добротный. Внутри нештукатуренный, некрашеный. Так хороши были чуть потемневшие струганые бревна стен, дощатый, покрытый лаком потолок, что подполковнику пришла неожиданная мысль: "Имел бы я дачу, сделал бы так же".
      - Папа, к тебе дяденька пришел! - сказал старший сын, отворяя двери в одну из комнат.
      - Это ты, Петро? - спросил мужчина, сидевший за большущим столом, и обернулся.
      Корнилов сразу понял, что мужчина слепой. Его широкое скуластое лицо было все изборождено шрамами и синими рябинками. "Он него, конечно, многого не узнаешь, но, может быть, жена дома..."
      - Нет, я из милиции, - сказал подполковник. - Хотел просто кое о чем вас спросить. Меня зовут Игорь Васильевич.
      - Из милиции? - слепой сказал это так удивленно, как будто к нему пришли из миланской оперы. - Да садитесь, садитесь, - он развернулся на своем крутящемся кресле. - А вы, други, давайте гулять. Потребуется помощь - призовем.
      Старший спросил:
      - Пап, морсу можно?
      - Конечно.
      Мальчик ушел, а младший смирненько уселся на широкой тахте и, казалось, старался даже не дышать.
      - Алеха, а ты чего затаился? - спросил отец. - Давай, мил друг, смывайся. Потом все обсудим.
      Алеха вздохнул и покорно пошел к двери. В дверях он обернулся и, с интересом посмотрев на Корнилова, два раза обоими глаза моргнул ему.
      - Их у меня пятеро, - сказал слепой. - Один уже работает. Другой университет кончает. Третий, Филипп, сейчас с матерью в Ленинграде. Вы извините, не представился. Кононов Егор Алексеевич, профессор математики. Да вы, наверное, знаете, коль из, милиции ко мне пожаловали. Ваше дело все знать, - он улыбнулся доброй, располагающей улыбкой. И его лицо, изуродованное синими шрамами, преобразилось.
      - Так чем обязан?
      Корнилов рассказал о гибели Горина.
      Егор Алексеевич кивал головой, иногда что-то переспрашивал, но подполковнику показалось, что на лице профессора нет ни тени сочувствия.
      - Вы не были знакомы с Юрием Максимовичем? - поинтересовался Корнилов.
      - Соседи всегда хоть чуть-чуть да знают друг друга. А с Гориными мы живем бок о бок уже много лет. Правда, Юрий Максимович постоянно плавал, но, когда бывал на даче, захаживал. А Наталью Николаевну я знаю хорошо. Она достойная женщина. Жаль, как говорится, что бог детей не дал.
      - В ту ночь, когда произошло несчастье, кто-то взломал дверь на даче Гориных. Украсть ничего не украли, а рылись в письменном столе, в бумагах. Вы ничего не слышали? - Подполковник чуть было не сказал "видели".
      - Слышал.
      Корнилов замер и чуть подался к профессору.
      - Часа в два... - Кононов ухватился ладонью за крутой подбородок. Подумал немного. - Да, часа в два ночи мимо нас проехала машина "Жигули". Я даже подумал, что это другой наш сосед, Петр Александрович Жариков. У него тоже "Жигули". Но эта прошла мимо его дома, мимо дома Гориных и остановилась... - Лицо у Кононова вдруг стало хитрющим, он покачал головой и спросил: - Не верите? Тут ошибки быть не может - у меня слух с детства прекрасный. Природа знала, что делала.
      - Это у вас с войны?
      - С войны. Мальчишками собирали по лесам всякие боеприпасы. Интересовались, что там, внутри... Так вот, остановились "Жигули" в сосняке, - продолжал профессор. - К нам вы по проселку ехали? От шоссе?
      - Да.
      - Дом Гориных на проселке последний, дальше начинается сосняк. Мы с ребятами туда гулять ходим. Машина остановилась там. А когда уехала - не знаю. Заснул.
      - Спасибо вам большое, Егор Алексеевич, - поблагодарил Корнилов. Подумал: "Сейчас обшарим весь сосняк. Вдруг да повезет!"
      Но уходить ему почему-то не хотелось. Хозяин - слепой профессор математики, просторная, с высокими потолками комната, вся обитая тесом, заставленная стеллажами с книгами, пишущая машинка на маленьком столике все это было так необычно, требовало разъяснения.
      - Жаль Наталью Николаевну, - сказал Кононов. - Правда, и с мужем ей несладко приходилось.
      - Они ссорились?
      - Да нет, наверное... - в голосе Егора Алексеевича сквозило сомнение. - Может быть, я излишне субъективен. То есть несомненно субъективен. Но Юрий Максимович меня постоянно раздражал. В те редкие минуты, когда нам приходилось общаться.
      - Чем же?
      - Трудно даже определить чем. Скорее всего приблизительностью своих суждений. Непонятно?
      Корнилов обратил внимание на то, как говорит Кононов, - голос у него был удивительно красивый, бархатный. Таким голосом он, наверное, хорошо умел убеждать студентов. И никакой жестикуляции. Руки спокойно лежали на столе.
      - Он жил понаслышке, - продолжал Кононов. - Там услышит, тут услышит. Поэтому все, о чем он говорил, страдало приблизительностью. Даже то, что он видел сам, в его пересказе почему-то искажалось. Он всегда чуть подыгрывал собеседнику, а это неприятно. Не правда ли?
      - Да, да, - согласился Корнилов.
      - Никогда не знаешь, что же думает человек на самом деле. - Кононов помолчал, обратив свое широкое лицо с большим лбом к подполковнику, словно хотел разгадать, действительно ли разделяет собеседник его суждения. Наконец заговорил снова: - Но самая большая его беда - Юрий Максимович жил в постоянной суете, насколько я могу судить... Он постоянно чего-то добивался, чего-то хотел. Перейти на другое судно, стать капитаном, купить новую машину, достать старинный камин для дачи. Так же нельзя жить! Это самоубийство. Смешно думать, что все желания исполнятся, - такого времени никогда не наступит. Я как-то процитировал Юре Эпикура: "Если ты хочешь сделать Пифокла богатым, нужно не прибавлять ему денег, а убавлять его желания". Посмеялся... Но ведь мы примеряем мудрые мысли древних не к себе, а к нашим знакомым... Вы, наверное, удивлены, что я про покойника так говорю! Я ж математик. Я люблю точность.
      - Егор Алексеевич, один вопрос, не относящийся к делу, - сказал Корнилов. - Вы математикой с детства увлекаетесь?
      - Нет, товарищ. Я к ней, родимой, не сразу пришел. Мечтал, между прочим, сыщиком стать. Ходить вот как вы, в сложности жизни разбираться. И еще была у меня задумка... - Он улыбнулся чуть-чуть смущенно. - Да, собственно, не только была. Вы о письмах Наталии Пушкиной слышали?
      - Слышал, - ответил Корнилов. - Они во время революции пропали и до сих пор не найдены.
      - Они пропали значительно позже. В двадцать втором году. Из Румянцевского музея в Москве. Очень загадочная история! Их готовили к печати, и вдруг... И еще кое-что интересное пропало. Был случай, когда там сторожа закололи кинжалом... Вот бы вы взялись расследовать, а? - горячо проговорил Кононов. - Вам поколения людей спасибо сказали бы. Я бы с вашим начальством поговорил, чтобы все официально... Меня послушают! Я почетный член пяти академий. - Он добродушно засмеялся.
      - Это интересно, - загораясь, отозвался Игорь Васильевич. - Очень заманчиво. Но ведь то Москва. Не будут же они ленинградцев приглашать.
      - А вы им подскажите. Пусть они займутся. Дело-то святое - неважно кто распутает. Эх, был бы я сыщик, - вздохнул профессор. - Или вот убийство, Пушкина! Не верю всем версиям, вместе взятым. Там посерьезнее дела. Он ведь историей Пугачева в последнее время занимался. Только ему одному разрешили в архивах копаться. Нашел, наверное, Александр Сергеевич в этих архивах чего-то взрывоопасное. Ох, нашел! Ну да ладно, заговорил я вас. Чувствую, что по возрасту мы близки. Сколько вам?
      - Сорок девять.
      - А мне сорок восемь... Я когда зрение потерял, мир мой сузился. Многое стало недоступным, и вот повезло, проявилась склонность к математике. Как говорят нынче, доминанта прорезалась.
      Игорь Васильевич поднялся, стал прощаться.
      - Найдете выход? А то я сыновей позову.
      - Найду, найду, - отозвался Корнилов. - Спасибо вам. Извините за беспокойство.
      - Наталье Николаевне пенсию назначат? - спросил Кононов. И сам себе ответил: - Нет, наверное. Она же служит. А вы, Игорь Васильевич, если в этих краях будете - милости прошу. Поговорим о том о сем. Ко мне интересные люди захаживают. В шахматы вы играете?
      - Играю, - подполковник улыбнулся, - люблю эту работу.
      - Ну вот и посидим, - обрадовался Кононов. - Заходите. А зимой я в городе. В академическом доме имею честь жить, на набережной Лейтенанта Шмидта. Там вам каждый скажет. - Он протянул Корнилову огромную ручищу и осторожно пожал протянутую подполковником.
      - Да, - вдруг словно что-то вспомнив, оказал профессор и нахмурился. - А все-таки жаль Юрия Максимовича. Кажется, только что сидел здесь человек, печатал на машинке... - Он сделал слабый взмах в сторону маленького столика, на котором стояла пишущая машинка.