— Сломал его Трубников, — сказал Петрухин. — Смял. Раздавил. Хотя, разумеется, твой Игорь сам виноват. Он сам поставил себя в зависимость от Саши Т. Если бы не было этого случая с Нокаутом, был бы другой… или, в конце концов, Саша мог бы его шантажировать сожженным джипом. Я даже немного удивлен, почему он не стал этого делать.
      — Бог с ними, — сказал Брюнет. — Я вот что предлагаю, мужики: а не отметить ли нам завершение наших трудов?
      Купцов ответил:
      — Я не против, но сейчас не могу — за рулем.
      — И я не против, — сказал Петрухин. — Но тоже сейчас не могу, есть дело неоконченное.
      — А вечером? Есть одно приватное и во всех отношениях приятное место. С хорошей кухней, с хорошей музыкой… я приглашаю, ПАРТНЕРЫ.
      — Я не против.
      — И я тоже ничего не имею против.
 

Петрухин:

       Мы с Купцом вышли. Прошли через приемную с удивленной Леночкой и разбитым факсом. Через «зимний сад» с террариумом, черепахами и пальмами, через КПП, где зарабатывал на жизнь седой флотоводец… Мы вышли на улицу. Светило солнце, ветер гнал по Неве волну.
       Мы сели в «шестерку». Было ощущение какой-то потери. Мы стали богаче на две с половиной тысячи долларов каждый. Но все равно было ощущение потери.
       — Дай-ка сигаретку, Дима, — попросил Ленчик.
       Я дал ему сигарету. Он закурил и сказал:
       — Следствие закончено… забудьте.
       Те же слова крутились и у меня в голове. Нет, иногда Леонид меня положительно удивляет…
       — Жалеешь? — спросил я.
       — Нет, ностальгирую.
       — Эге ж, хлопчик! Не журись. Вечор снимем напряг. Что немаловажно: за счет господина олигарха. Как тебе перспектива?
       — Ладно… тебе куда?
       — Сначала на Финляндский.
       — А потом?
       — А потом сам доберусь. Пусть отдохнет твоя «антилопа».
       — Куда? — спрашиваю.
       — На Апрашку.
       — Даешь… а что тебе там нужно, Борисыч?
       — А там, Николаич, мне нужно передать привет Мамуке от брата Намика.
       — Эге ж, хлопчик, — передразнил меня Купец.
       Он повернул ключ, и двигатель «антилопы» забормотал. Поехали. Мимо «Крестов», в которые так и не удалось запихать Сашу Т. Меня воспитали безбожником, и я не верю в Божий суд. А от людского Матвеев ускользнул.
       На Финляндском я вышел. А Ленька уехал. Я смотрел вслед «антилопе» и вспоминал цитату, которую он однажды произнес… Как там он сказал? Ну-ка, ну-ка…
       «Ибо ничто не пропадает бесследно, ничего и никогда… И все времена — одно время, и все умершие не жили до тех пор, пока мы не дали им жизнь, вспомнив о них, и глаза их из сумрака взывают к нам».
 

25.05.2001