Андрей Константинов
      Сочинитель 2
      Автор выражает огромную благодарность Петру Ашотовичу Пирумову, замечательному врачу и Человеку.
      Пролог (июнь 1994 года)
      Подполковник медицинской службы Александр Евгеньевич Лукашов давно уже научился по какому-то внутреннему наитию безошибочно угадывать: будут во время его дежурства "внеплановые поступления" или нет - и чутье практически никогда не подводило хирурга, прошедшего Афган и парочку не менее веселых "точек" бывшего Советского Союза... Перед большой и нервной работой у Лукашова почему-то всегда слегка зудело левое запястье - словно на перемену погоды... При заступлении на дежурство по клинике ВПХ* Александр Евгеньевич поинтересовался у ответственного дежурного полковника Вараксина - сколько поступлений дали в Центральную**? (* Клиника Военно-полевой хирургии Военно-медицинской академии. ** Центральная диспетчерская "скорой помощи" каждый день все клиники города сообщают, сколько больных по "скорой" они в состоянии принять.) Вараксин благодушно улыбнулся: - У нас и так все под завязку, так что от Центральной подарков быть не должно... Может, и проскочим по-тихому, а, Александр Евгеньевич? Лукашов помассировал левую кисть и с сомнением покачал головой. Разнарядка разнарядкой, а если "тяжелого" доставят прямо к подъезду, минуя Центральную его все равно придется брать, это любой врач знает... И тем не менее, день прошел спокойно - относительно, конечно... Работы в клинике, специализирующейся на боевой травме или на том, что может ее имитировать - хватает всегда. Подполковнику порой казалось, что Питер окончательно превратился в воюющий город - клиенты с "огнестрелами" поступали в клинику с удручающей регулярностью и оптом, и в розницу... И это помимо жертв автокатастроф и несчастных случаев - пожаров, падений с большой высоты... Да еще "суицидники-неудачники"... А такие клиенты ведь задерживались в клинике ВПХ не на день-два. Как бы много работы не было - Лукашов всегда старался раскидать ее так, чтобы успеть вечером посмотреть в ординаторской по телевизору новости. Просмотр новостей под чаек с бутербродами был для Александра Евгеньевича своеобразным ритуалом - подполковник любил, расслабленно развалившись в кресле, послушать, что расскажет по НТВ Танечка Миткова, потом переключал телевизор на "пятый" канал и внимал городским новостям от программы "Информ-ТУ". Самое любопытное заключалось в том, что в обычные дни, дома, Лукашов вообще не смотрел новости, а на дежурстве торопился к "ящику" точно так же, как домохозяйки, страшащиеся пропустить начало очередной серии очередной мыльной оперы... Выпуск "Информ-ТУ" подходил к концу. Ведущая доверительно округлила глаза и сказала проникновенно: - С каждым днем близится торжественное открытие Игр Доброй Воли, которые, несомненно, станут настоящим праздником для всех любителей спорта и в Петербурге, и далеко за его пределами. Однако, видимо, не всех устраивает то, что Игры пройдут именно в нашем городе. Некоторые круги нагнетают обстановку и распространяют слухи о том, что ситуация с преступностью в Петербурге может помешать достойному проведению спортивного форума. Мы попросили прокомментировать эти слухи начальника ГУВД генерала Локтионова... В кадре появился насупленный милицейский генерал, который, глядя перед собой в одну точку, начал выталкивать из себя казенные фразы, делая между предложениями длинные паузы: - Я бы не стал преувеличивать проблему с преступностью на сегодняшний день... Нами предприняты все меры, чтобы Игры Доброй Воли прошли без малейших инцидентов... Мы, так сказать, начали готовиться заранее и предприняли ряд усилий, направленных на выдавливание преступников из города... Это не могло не сказаться на оперативной обстановке - она существенно изменилась в лучшую сторону... В этой связи удивляет позиция американского консульства, которое распространило доклад, в котором, в частности, Петербург прямо называется опасным для иностранцев городом... Я с таким утверждением категорически не согласен... Наш город абсолютно не опасен для западных туристов - за исключением тех, которые сами ищут себе приключений... А панику вокруг преступности и организованной - в том числе, раздувают те, кто хотят любой факт сделать жареным - это касается и ряда журналистов, в том числе и наших, питерских... Я пока не хочу называть имена этих сочинителей, но подчеркиваю - журналисты должны чувствовать свою ответственность перед городом, страной, читателями - а не увлекаться "клубничкой"... Повторяю - организованная преступность в Петербурге, конечно, есть, но она на сегодняшний день просто не в состоянии помешать нормальному проведению Игр Доброй Воли... Правоохранительные органы полностью контролируют обстановку и добились существенного снижения количества тяжких преступлений в нашем городе... Генерал говорил что-то еще - все так же насуплено и весомо, но Александр Евгеньевич уже его не слушал - противно стало. Кто-то, может быть, и поверит в "изменения к лучшему" оперативной обстановки, но Лукашов-то работал в клинике Военно-полевой хирургии, а не в богадельне. И по личным наблюдениям хирурга криминальная обстановка была очень и очень далека от нормальной... Александр Евгеньевич хмыкнул и повернулся к двум курсантам-третьекурсникам, которых курировал и которые специально пришли на его дежурство попрактиковаться: - Ну, что пригорюнились, орлы? Мало ли, что генерал сказал - у нас работы меньше не будет, я вам это гарантирую... Курсанты вежливо промолчали, а Лукашов продолжил: - И вообще - если хотите стать толковыми врачами, то должны уметь сами себе работу находить, даже если свежих поступлений нет... Вот, помню, лет пять назад у нас один немец учился, еще из ГДР. Так тот пришел один раз, покрутился, покрутился - взял да и побрил одного реанимационного... Нашим такое даже в голову не приходило... Тогда, правда, все немного по-другому было, и клиенты не такие беспокойные поступали... Про ЧП на прошлой неделе слышали? "Курсачи" дружно кивнули - вся Академия несколько дней обсуждала неслыханный дотоле случай - в ВПХ привезли раненного в какой-то разборке бандита, реанимационная бригада всю ночь его вытягивала с того света, вытянула еле-еле... А через несколько дней, утречком, часов в восемь, как раз когда пересменка шла, к центральному входу клиники подъехала "Волга", из которой вышел неприятный человек в белом халате... "Доктор" дошел, никем не остановленный, до палаты, осмотрел внимательно прооперированного, вынул из халата пистолет, два раза выстрелил бедолаге в голову и ушел... - Так вот,- веско сказал Александр Евгеньевич,- Люди к нам попадают разные, поэтому без дела по отделениям не шарахаться, права не качать, излишнее любопытство не проявлять... Лукашов посмотрел на молодых медсестер у стола, о чем-то оживленно шептавшихся, и добавил: - Генерал Ерюхин официально заявил: "Пусть от киллеров клиентов защищают те, кому это положено, а мы персонал важнее..." Понятно? Мы за жизнь больного только на операционном столе боремся, а грудь под пули подставлять - необязательно. И в разговоры доверительные с раненными не лезьте - только по специальности... А кто и почему их на тот свет отправить хотел - пусть милиция выясняет... Мне тут Пинкертоны не нужны, мне больше Пироговы требуются. Ясно? - Ясно,- закивали курсанты. - Ну, а раз ясно - по коням и в бой. Слушайте задачу... Через несколько минут Лукашов с курсантами вместе ушел на обход, а вернулись они в ординаторскую лишь около двух часов ночи. - Ну что, орлы...- хотел было начать предварительный "разбор полетов" подполковник, но закончить фразу ему помешал вбежавший в ординаторскую санитар: - Александр Евгеньевич, там милиция какого-то "черного" привезла, плохой совсем, вроде, доходит уже... - Ну вот,- вздохнул Лукашов, быстро вставая.- А вы боялись... Человек, доставленный в приемный покой, и впрямь, был очень плох - волосы и лицо в запекающейся крови, открытый рот щерился обломками зубов, обрывки футболки почти не скрывали множественных кровоподтеков на теле... Александр Евгеньевич сразу отметил входное пулевое отверстие на левой стороне груди и стал очень серьезным. - Вы его привезли? - обратился Лукашов к двум мрачным мужикам в штатском. Тот, который был постарше, кивнул, ссутулив широченные плечи, и провел пятерней по жесткому ежику седеющих волос: - Да... Мы из РУОПа... Вам должны были звонить... - Раз должны - значит позвонят,- пожал плечами Лукашов.- Давайте пока карту на него заполним. Раненный, и впрямь, был похож на южанина, поэтому, когда старший "руоповец" сказал, что его фамилия Иванов, Лукашов удивился - впрочем, виду не показал и начал отдавать деловитые распоряжения курсантам и санитару: - Так, давайте его быстро на каталку и срезайте одежду осторожно... Ух, ты... Неплохо парня обработали... - Он будет жить, доктор? - подвинулся к подполковнику "руоповец" помладше худощавый, с копной черных кучерявых волос на голове. Лукашов, занятый предварительным осмотром, вопрос проигнорировал. Александр Евгеньевич пальцами открыл веки "Иванову" и, убедившись в том, что зрачки разные, пробормотал себе под нос: - Внутричерепная гематома... Лукашов выпрямился и сказал курсантам: - Так, ребятки, давайте-ка его быстренько в рентгенкабинет... Значит, делаем рентген грудной клетки - посмотрим, спаялись у него легкие или нет, потом рентген черепа, рентген левой голени и потом лапороцентез... Все ясно? Курсанты толкнули каталку с неподвижным телом "Иванова" к выходу из приемного покоя, а Лукашов, не обращая внимания на "руоповцев", порывавшихся у него что-то спросить, подошел к аппарату внутренней телефонной связи и набрал номер ответственного дежурного: - Алло, Василий Викторович, Лукашов докладывает... У нас клиент поступил, тяжелый, РУОП привез... Ах, звонили уже? Интересно... Предварительный диагноз; проникающее сквозное пулевое ранение левой половины грудной клетки в третьем-четвертом межреберье, ушиб головного мозга, закрытый перелом левой голени, ожоги второй-третъей степени - два-три процента, травматический шок, множественные ушибы. Это на первый взгляд... Состояние крайне тяжелое, вы подойдете?.. Не знаю, какой-то Иванов... А кто звонил, если не секрет?.. Ах, даже так!.. Понятно... Услышав от полковника Вараксина, что раненным, которого еще только втаскивали в приемный покой, уже интересовался начальник Академии генерал Шевченко, Лукашов несколько помрачнел... Стало быть, "Иванов" этот - из "блатных". Генерал-то ведь, скорее всего, тоже не по своей инициативе интересовался - видимо, и ему позвонили... А значит - будут дергать, и если этот парень помрет, то вони будет много... Александр Евгеньевич положил трубку и повернулся к "руоповцам". Кучерявый шагнул к хирургу и спросил снова: - Он выживет, доктор? Лукашов неопределенно пожал плечами: - Вы все сами слышали - состояние крайне тяжелое, какой-либо прогноз сейчас сделать сложно... Я не Господь Бог и даже не Ванта-прорицательница... У старшего "руоповца" дернулась левая щека, он сглотнул с усилием и спросил тихо: - Но хоть какая-то надежда есть? Александр Евгеньевич вздохнул: - Надежда всегда есть... Он что, из ваших? Широкоплечий быстро взглянул на кучерявого и кивнул: - Да, из наших... Он должен выжить, доктор, понимаете - должен... Лукашов махнул рукой: - Я все понимаю... Мы сделаем, что сможем... Мужики, вы бы шли домой... Водки выпейте... Помолитесь, если верите... Кучерявый качнул головой: - Мы тут подождем... Скажите, мы помочь чем-то можем? - Можете,- кивнул хирург.- Если дергать нас не будете... Ну, и, хотелось бы, чтобы этого хлопца добивать в операционную не пришли... А то у нас тут, знаете ли, прецедент уже был... - Не придут,- угрюмо сказал широкоплечий.- Работайте спокойно... Только, доктор, я очень вас прошу - когда что-то прояснится, вы пошлите кого-нибудь к нам... А мы тут посидим, подождем... Ладно? - Договорились... Только это еще не скоро будет. - Ничего, мы подождем, сколько нужно... - Как знаете...- Лукашов кивнул руоповцам, ободряюще улыбнулся, а потом повернулся и быстрыми шагами вышел из приемного покоя.
      КОМИТЕТЧИК
      "И если ты смотришь в бездну, знай, что и бездна пристально смотрит в глубину твоей души..." Фридрих Ницше
      Практически каждый рабочий день начинался для Аркадия Сергеевича Назарова одинаково - если его не дергали с утра в Управление на Литейный, то он добирался на своем, уже порядком одряхлевшем "Жигуленке" четвертой модели до Морского порта. Дело в том, что старший оперуполномоченный майор Назаров был сотрудником так называемого Водного отдела УФСК по Петербургу и области, а Морской порт, соответственно, являлся объектом оперативного обслуживания Аркадия Сергеевича*. А раз так, то само собой разумелось, что основное свое рабочее время майор Назаров и должен был проводить на "объекте". (* УФСК - Управление федеральной службы контрразведки, когда-то называвшейся Комитетом государственной безопасности, позже переименованным в Министерство безопасности России, а еще позже получившая новое имя: Федеральная служба безопасности. Из-за постоянных переименований в первой половине девяностых годов сотрудники "конторы" мрачно шутили друг с другом по утрам: "Телевизор не смотрел вчера? Нас там снова не переименовали в какую-нибудь "абэвэгэдэйку"?.. Нет? Странно... Неужто забыли?".) Кабинет Аркадия Сергеевича находился в хорошо известном каждому работнику порта доме номер пять по Межевому каналу - там же, где располагалась Служба безопасности порта. Собственно говоря, у Назарова было несколько кабинетов в порту - для разных встреч и разговоров, однако "базовый офис", как он сам полушутя его называл, числился именно по Межевому, 5. Приезжая с утра в порт, Аркадий Сергеевич, как правило, никогда не шел сразу к себе в кабинет, а с полчасика прогуливался по территории, покуривая и настраиваясь на предстоящий рабочий день. К своему объекту оперативного обслуживания Назаров относился двойственно - он и любил, и ненавидел порт одновременно. Если бы Аркадия Сергеевича попросили охарактеризовать порт как человека, он бы сказал, что этот человек бесконечно интересен и бесконечно порочен, а еще - к нему лучше никогда не поворачиваться спиной... А вообще-то, сам Назаров не стал бы ассоциировать порт с человеком - масштаб не тот. Аркадию Сергеевичу объект обслуживания представлялся скорее этаким государством в государстве государством, отгороженным от рядового питерского обывателя плотной, хотя и невидимой подчас стеной... И было в этом "государстве" все, что положено - своя власть, свои законы и понятия, своя мораль, своя знать и свои смерды, своя экономика ("черная" и "белая"), своя внутренняя и внешняя политика, а также силы для претворения обеих в жизнь... Даже воздух в порту был особенным, совсем не таким, как, скажем, в центре Петербурга или где-нибудь на Охте. Букет портовых запахов менялся каждый день, но две составляющие постоянно оставались неизменными - на Гутуевском острове всегда пахло морем и деньгами. Большими деньгами... Так было всегда. Человек, попавший в это "государство" со стороны, либо переделывался портом "под себя" и становился его частичкой, либо безжалостно пережевывался и выплевывался - и хорошо, если живым, потому что случались и другие исходы, которые констатировались замотанными дежурными следователями и сонными медиками как "несчастные случаи"... Интересная закономерность: в годы великих потрясений и невзгод - и при царях-батюшках, и при генсеках, и при президентах - запах больших денег в порту резко усиливался... Не стали исключением и лихие девяностые годы... Как-то раз, во время одной из своих утренних меланхолических прогулок, представился Аркадию Сергеевичу порт не "окном в Европу", а страшной "черной дырой", через которую высасывались на Запад, в чистую и сытую Европу, богатства России-Матушки, верившей с одинаковым сонным энтузиазмом и царям, и вождям всех времен и народов, и инженерам перестройки, а также добрым заокеанским друзьям. А самого себя Назаров увидел в роли некоего смотрителя при этой дыре - кем-то вроде "ооновского наблюдателя" в зоне межнационального конфликта - вроде, и полномочия какие-то есть, и уважение аборигенов, и даже их страх, а реально вмешиваться в процесс все равно нельзя и заткнуть "дыру" невозможно... Невозможно не из-за того, что сам Аркадий Сергеевич был плохим оперативником и не владел в достаточной мере обстановкой в порту - нет, совсем не из-за этого... Просто в последние годы Назаров все хуже понимал глобальную стратегическую задачу "конторы"... Его ведь как учили в свое время - каждый офицер всего лишь винтик или небольшой блок огромной машины, и задача этого блока-винтика заключается в том, чтобы выполнять необходимый и достаточный объем работ, способствующий в конечном итоге нормальному функционированию всей машины в целом... А что сейчас? Машина постоянно разбирается и переделывается теми, кто в ней ничего не понимает, вместо бензина в бак льют солярку или вообще ничего не льют, водители постоянно меняются, и никто толком не может сказать, куда, собственно говоря, надо ехать... При этом еще прохожие-пешеходы выскакивают на проезжую часть дружными толпами исключительно с целью поплевать на тарантас, который когда-то был мощной машиной, а то и пнуть ногой его под шумок... Веселые настали времена, а потому Назаров все ассоциации, наводящие на мысли о "черной дыре" в порту, старался держать при себе - в Управлении его могли просто "не понять". Вернее, понять-то, может быть, и поняли, но сразу бы поинтересовались: "Черная дыра - это понятно, а где конкретика, мил человек?" А вот с конкретикой у Аркадия Сергеевича дела обстояли, мягко говоря, не очень... Да и могло ли быть по-другому, если как-то так интересно получалось в последние годы, что крупные партии стратегического сырья, например, уходили из России хоть и за бесценок, но легально - со всеми положенными крутыми печатями и подписями больших государственных людей... И что толку в том, что какой-то майор Назаров полагает: мол, некоторые разрешения на ввоз и вывоз идут вразрез с государственными интересами России? Кто такой Назаров и кто те, у кого есть право подписи таких бумаг? Как говорится - почувствуйте разницу... А почувствовав, сядьте на задницу ровно и не гундите про коррупцию, не мешайте людям работать... Какая еще коррупция? И вообще, что это такое? Коррупция в нынешней России - миф, обсасываемый журналюгами, потому что юридического понятия такого не существует... Нет закона, а значит и коррупции нет... Есть, правда, какой-то невнятный Указ аж самого Президента, декларирующий борьбу с этой самой коррупцией, но при этом само понятие-то, сам предмет борьбы - никак не определен... Так что - призрак это, миф, фантом, мираж. По-простому, по неофициальному - блевотина неконкретная... И как, скажите на милость, бороться с коррупцией в порту, который из госучреждения уже превратился в коммерческую организацию? Не знаете? Вот и майор Назаров не знал, хотя дураком отродясь не был... Да и - в конце-то концов - что, ему, Назарову, больше всех надо? Когда-то, может, оно так и было, а сейчас, когда до двадцатилетней выслуги, дающей право на пенсию, осталось уже меньше года - надо точно не больше всех. Все чаще и чаще майор задумывался о том, что будет делать после увольнения... Служить дальше у Аркадия Сергеевича никакого желания не осталось (и не только из-за того, что положительных перемен в карьере не намечалось),- а поэтому нужно было начинать потихоньку подыскивать себе место, куда можно прийти после увольнения... Ведь только на пенсию-то, хоть и "комитетовскую" - нынче и одному не прожить, а за Назаровым еще были жена и дочь-школьница. Оно конечно, "комитетовские" семьи, в основном, неприхотливые, но опять же - смотря какие... Да и любил Аркадий Сергеевич жену и дочку... Дочь он воспитал правильно, она никогда ничего не просила, не жаловалась - но проскальзывали иногда в ее рассказах о школе грустные нотки, когда речь заходила о том, в чем некоторые одноклассники и одноклассницы "за знаниями" приходят, какие они плееры слушают и в какие игры играют на домашних компьютерах... От этих рассказов у Назарова ныло сердце - и не от зависти к папашкам дочкиных одноклассников, а от обиды, от явной несправедливости, торжествовавшей в последнее время в его стране. Почему все вдруг перевернулось, как в дурном сне? Отпрыски бывших фарцовщиков и вороватых чиновников чувствуют себя наследными принцами и принцессами, а дети служивых (вроде Аркадия Сергеевича), честно отдавших лучшие годы жизни государству, довольствуются положением Золушек - с той существенной поправкой, что им и доброй феи не дождаться... Оно понятно, такие, как он, Назаров, служили прогнившему и несправедливому коммунистическому строю, так что можно, вроде бы, посчитать все происходящее сейчас справедливым воздаянием... "Грехи отцов да падут на детей их..." Но - один существенный нюанс не давал Аркадию Сергеевичу покоя. Воздаяние - оно, ведь, должно быть справедливым и пропорциональным, если оно, конечно. Божье... Но тогда почему же процветают и отлично себя чувствуют все бывшие крупные партийные функционеры - у них-то явно грехов побольше, чем у него, Назарова? А бизнесмены эти, фарцовщики бывшие, которые теперь заявляют, что, дескать, занимаясь до девяносто первого года спекуляциями и воровством, они на самом деле "работали предтечами здорового рынка"? "Буревестники капитализма", "благородные рыцари свободной торговли"... Кому-кому, а уж Назарову-то отлично было известно их благородство - чуть прихватишь раньше "мажора", и он охотно "барабанит" на своих же коллег-"буревестников", лишь бы его, шкурное, не затронули, лишь бы в камеру не слили... Интересно, как люди, которые всю жизнь были нечестными, могут вдруг заняться "честным бизнесом"? Конечно, сейчас они орут - мол, раньше мы нарушали законы, потому что они были плохими... Дайте нам хорошие законы, и мы их, дескать, нарушать не будем... Чушь все это... Люди, сформировавшиеся на постоянных нарушениях Закона, будут нарушать его и дальше, для них не важно плох Закон или хорош, для них важно то, что они получат в результате нарушения... И если ставка достаточно высока, переступят через самый-самый суперкапиталистическо-демократический Закон... Не верил Назаров в "честный российский бизнес", потому что считал, что на плохом фундаменте хороший дом построить нельзя... Но и в государство майор тоже больше не верил... Да, допустим, прошлый строй был гадким, аморальным, диктаторским и тоталитарным, преступным и вообще антинародным. Замечательно! Хорошо, что вовремя разобрались и повернули наконец-то к Добру, Справедливости и Демократии. Ура! Но почему же тогда новые лидеры ведут себя как-то странно - и это мягко говоря? Почему они стремительно богатеют - получают дачи, квартиры, машины, надевают умопомрачительной цены костюмы - и все это на фоне какого-то дикого, обвального обнищания народа, того самого, ради которого они работают? Временные трудности? Но почему бы их не разделить вместе с народом? Нет, в самом деле - почему? Хороший командир поест только после того, как будут накормлены его солдаты - потому что он за них отвечает... А нынешние "отцы народа" торопились нажраться раньше "детей"... Ничего себе "папашки"... И еще удивляются - чего это, мол, нас не все любят?.. А за что, собственно, любить, отцы? Таким командирам, которые больше и раньше солдат жрут, в атаке первая пуля и достается - от своих же... Майор Назаров никогда не делился этими своими невеселыми мыслями ни с кем из коллег - он хотел спокойно дослужить до пенсии, а потом уйти в коммерческую структуру. Да и самому себе Аркадий Сергеевич позволяя размышлять на эти крамольные темы только во время утренних прогулок по порту, ставшими для него обязательным ритуалом. Заканчивался апрель 1994 года. Старший оперуполномоченный Назаров прогуливался по подведомственной территории, щурился на набиравшем силу весеннем солнышке и вежливо кивал в ответ почтительно здоровавшимся с ним людям. Аркадий Сергеевич знал цену этой почтительности и не строил насчет нее необоснованных иллюзий. Да, его все знали в порту - все, без преувеличения. Знали и боялись, а потому уважали... Конечно, сейчас не тридцать седьмой год, и малость чудаковатый чекист, любящий утренние прогулки, не законопатит в лагерь одним росчерком пера - но жизнь испортить может запросто. Шепнет кому-нибудь в Службе безопасности порта: я, дескать, видел, что во-от этот пидорок себе в машинку что-то из контейнера перегружал - и начнется веселая жизнь... Хищения в порту - настоящий бич, не только большие, но и малые... А этому комитетчику поверят, он же чокнутый, он не "берет" - и это все знают... Аркадий Сергеевич скрипнул зубами. Не берет... Он действительно ничего никогда не "брал" и служил честно - не за страх, а за совесть... Так было до марта 1994 года. А в марте... В марте майор Назаров через свою комитетовскую совесть перешагнул... Оно, конечно,- жизнь довела и заставила, но... Плохо было на сердце у старшего оперуполномоченного. Плохо и муторно... Аркадий Сергеевич родился в учительской семье - его отец, Сергей Васильевич, работал после окончания Университета учителем математики в средней школе на Выборгской стороне. Там же, в школе, работала и мать - Татьяна Александровна, она преподавала ботанику и зоологию. Собственно говоря, родители и познакомились в школе, и роман у них завязался именно на рабочем, так сказать, месте. Сергей Васильевич и Татьяна Александровна свою работу любили, любили детей, и ученики платили им взаимностью - маленький Аркаша даже ревновал... Сергей Васильевич мечтал, что его сын тоже станет математиком - но пойдет дальше отца, будет не обычным учителем, а научным сотрудником какого-нибудь крупного института... И, надо сказать, Аркадий оправдывал ожидания своего отца, который сумел привить сыну любовь к формулам, уравнениям и теоремам. Аркадий легко стал "математическим вундеркиндом" в школе - получал грамоты на районных и городских олимпиадах. Ходил в Университет заниматься на Малый матмех, а потому уже в девятом классе решал задачки не из школьной программы, а из программы высшей школы. В Университет Аркадий, естественно, поступил легко... В студенческое "братство" он вписался сразу - Аркадию нравилось учиться, нравился новый коллектив. Он умудрялся находить время на все - на занятия в СНО (Студенческое научное общество), на спорт, на музеи, театры и кино, куда ребята иногда ходили чуть ли не всей группой. Все было как-то радостно и светло - и первый стройотряд в Коми АССР, и первые "романы" с надеждами и разочарованиями. По своей натуре Аркадий был заводилой, поэтому уже на втором курсе ребята избрали его комсоргом, хотя - редкий случай - комитет комсомола факультета ведь выдвигал другую кандидатуру. Но против Аркадия тоже возражать не стали... На третьем курсе Назаров как-то неожиданно для самого себя вдруг увлекся историей Древней Руси - с трудом доставал книги Соловьева и Ключевского, бегал на открытые лекции на истфак... Так и летело время. Наверное, тот период был самым счастливым в жизни Аркадия... Беда пришла в семью, когда Назаров-младший заканчивал четвертый курс... Это случилось в середине мая. Сергей Васильевич вел внеклассные занятия с десятиклассниками, изъявившими желание поступать в технические ВУЗы. Надо сказать, что за свое репетиторство Назаров-старший не брал ни копейки - да он бы даже оскорбился, если кто-нибудь предложил оплатить ему сверхурочную работу. Сергей Васильевич просто очень любил своих учеников и хотел, чтобы все они поступили в те институты, которые выбрали... В тот вечер пожилой учитель возвращался домой довольно поздно. Погода была хорошая, и Сергей Васильевич, видимо, решил пройтись до дома пешком по проспекту Карла Маркса... Что произошло у подворотни дома номер 43 - впоследствии точно установить так и не удалось. Уже после полуночи тело Назарова-старшего с двумя ножевыми ранениями обнаружил наряд ППС*. В мертвых руках Сергей Васильевич крепко сжимал чей-то модный черный ботинок... * Патрульно-постовая служба.
      Когда милиционеры начали опрашивать жильцов дома - кто-то неохотно вспомнил, что слышал вроде бы какие-то женские крики о помощи примерно в то самое время, когда учитель математики шел из школы домой... Аркадий хорошо знал своего отца. Сергей Васильевич совсем не умел драться, но он никогда бы не смог пройти мимо, если женщина умоляла о помощи. Видимо, он вмешался, за это его и убили в драке... Кроме ножевых ранений, на теле Сергея Васильевича судебно-медицинская экспертиза зафиксировала множественные ушибы - похоже, его били ногами, уже смертельно раненного, а он, умирая, успел схватить одного из негодяев за ногу и сорвать с него ботинок... Наверное, все было так - точно сказать не мог никто, потому что ни звавшую на помощь женщину, ни убийц Сергея Васильевича милиция найти так и не смогла. И не потому, что искала плохо. Искали-то как раз хорошо, но любой опер-"убойщик" знает: случайные, спонтанные убийства - они или раскрываются сразу, или зависают унылыми безнадежными "глухарями"... Аркадий и сам долго ходил вечерами вокруг дома номер 43 по проспекту Карла Маркса, надеясь непонятно как найти и узнать тех подонков, которые убили отца но, как известно, чудеса случаются только в кино. После похорон Сергея Васильевича, мать Аркадия как-то резко постарела, совсем разболелась и даже немножко "тронулась" - она то проявляла кипучую энергию и строчила жалобы на милицию и прокуратуру во все мыслимые и немыслимые партийные инстанции, то, наоборот, впадала в полную депрессию, разговаривая с кем-то шепотом с закрытыми глазами. Аркадий однажды прислушался и понял, что Татьяна Александровна разговаривала с покойным отцом... Умерла мать тихо и легко - во сне. Назаров как раз заканчивал тогда дипломную работу... Аркадий, надо сказать, перенес все свалившиеся на него несчастья стойко, но не изменить его они не могли. Он как-то разом повзрослел, поугрюмел и уже не считал, что мир вокруг раскрашен только в яркие праздничные цвета... Неожиданно для многих, после окончания Университета Аркадий пошел работать учителем в ту же самую школу, в которой всю жизнь проработали Сергей Васильевич и Татьяна Александровна. Аркадий Сергеевич жил один в оставшейся после смерти родителей квартире: видимо, слишком силен был горестный шок, не позволял он наладить какие-то более-менее серьезные отношения с девушками - все ограничивалось лишь редкими и непродолжительными связями. Аркадий Сергеевич, вообще, начал немного сторониться людей - взрослых людей, а с детьми-то он как раз общался охотно и на занятиях, и после уроков... А дома Назаров окунался в доставаемые им всеми правдами и неправдами книги по русской истории. Уходя в прошлое, Аркадий как-то расслаблялся, мягчал душой. Люди из былинных времен казались Назарову очень красивыми, мужественными и благородными-в общем, полной противоположностью тем его согражданам, которые даже не дернулись помочь Сергею Васильевичу, когда пожилого учителя убивали посреди Ленинграда какие-то хулиганы.