Когда мы уходили, один опер пошел нас проводить. Уже на улице перед входом в здание он взял меня за локоть и отвел в сторону:
      — Слушай, журналист, распечатки мы дать тебе не можем, ты это и сам уже понял, но я тебе могу кое-что посоветовать. Слушай меня: в сотовой компании в отделе обслуживания есть одна девушка, зовут ее Маша Распутина, как ту певицу московскую. Так вот, она, как говорится, слаба на передок, ее уже весь наш отдел как эстафетную палочку друг другу передал. Ты ее закадри — типа парень с Питера, журналист крутой, книжки пишешь и все такое. А потом трахни покачественнее, чтоб у нее в глазах вместо света одни презервативы стояли, и попроси распечатку. Это проверенный путь, у нас, когда начальство запросы не подписывает, все к ней бегут. Добрая она, даже жалко ее. Но что делать? Виноваты не мы, а система, которая сделала нас такими, поэтому совесть твоя будет чиста. Если пообещаешь на ней жениться и в Питер увезти, то она тебе весь архив компании вытащит.
      — Хм, — сказал я. — А разве это ее отдел распечатки выдает?
      — Нет, конечно, но там же, сам понимаешь, все на личных контактах.
      — А как она выглядит?
      — Страшная такая, как смерть. Волосы как прошлогодняя солома, ноги кривые, рост метр пятьдесят — не больше, одевается как чучело. Ну я вас и познакомлю, а потом слиняю. Вы вдвоем останетесь.
      — Ни хрена не понимаю! А кто ее, такую страшную, на таком месте держит?
      — Вы у себя в столицах по-своему живете, а мы по-своему. Вам нас не понять.
      У вас, может, и по внешним данным отбирают на работу, а у нас по душевным.
      Но это отдельный разговор. Я просто помочь вам хочу, потому что не для бандитских целей вам нужна распечатка. Серьезным делом занимаетесь, к тому же издалека приехали…
      — Слушай, друг, так, может, ты нам сам поможешь, дашь нам распечатку?
      — Извини, не могу. Во-первых, у меня ее просто нет, а во-вторых, тут все очень сложно с ней. Пойми меня и не обижайся.
 

***

 
      Короче, подходи сюда сегодня к семи вечера, я тебя к ней отведу.
      Мы пожали друг другу руки и разошлись.
      — О чем вы с ним говорили? — полюбопытствовала Валька, когда я подошел к ней.
      — Договорились, что вечером мы с ним по бабам пойдем.
      — А если серьезно?
      — Хочешь — верь, хочешь — нет, но мы говорили о женщине. Красивой, как золотая рыбка, и стройной, как горная лань. Умнице и комсомолке, к тому же незамужней. Сегодня меня с ней познакомят, мы с ней полюбим друг друга, и она даст мне распечатку телефона «потеряшки».
      — А если серьезно? — еще раз повторила она свою реплику.
      — Ладно, слушай… — И я рассказал ей о нашем разговоре с опером, у которого я даже забыл спросить, как его зовут.
      Как она мне и обещала, мы направились в сторону кафе, где заказали себе по кружке пива. В приятном полумраке зала, прихлебывая целебный напиток, я начал медленно возвращаться к жизни. Но при этом в моей голове бродили не очень приятные мысли. Опер описал объект атаки как совершенно неприятное существо.
      Я, конечно, патриот нашего Агентства, но столько я не выпью, да и неохота жертвовать собой ради какой-то распечатки.
      И тут мне в голову пришел план.
 

7

 
      Мы вернулись в гостиницу, где нас ожидали Шаховский и вернувшийся из редакции Спозаранник. До семи часов вечера еще оставалось некоторое время, и мы сели обсудить наши сегодняшние успехи, которых, надо сказать, не было вообще. Глеб познакомился с местными акулами пера, которые ему безапелляционно заявили, что депутат реально боролся с коррупцией, был кристально честным человеком и пострадал за правду-матку.
      Убил его мэр.
      — Потому что больше некому, — вставил Шаховский в рассказ Глеба.
      — Короче, толку от них, как от козла молока, — закончил Спозаранник. — А теперь расскажите, как вы умудрились не взять распечатку у милиционеров. Как вы смогли провалить задание?
      — Может быть, ты завтра сам попробуешь? — предложила ему Горностаева.
      — И попробую, — ответил мини-шеф. — Покажу вам, как надо работать. Но, если серьезно, то надо что-то придумывать.
      — Мы уже придумали, — сказал я.
      И рассказал ему о нашем знакомстве с опером и об его экстравагантном предложении. Единственное, в чем я соврал, было описание объекта атаки. Вместо страшной девушки с кривыми ногами я поведал им о белокурой красавице с параметрами 90-60-90. А потом встал вопрос, кто из нас именно пойдет на задание.
      — Нас трое, — сказал Шаховский. — Значит, надо кинуть жребий, но если кто-нибудь из вас откажется сам, то я возражать не буду.
      — Мне нельзя, я женатый, серьезный человек, — отказался Спозаранник.
      — Я тоже тебе уступаю, — согласился я.
      Но тут произошло то, чего никто из нас никак не ожидал. Молчавшая до этого момента Горностаева вскочила на ноги и гневно заявила:
      — Это в вас говорит мужской шовинизм! Мы одна команда и занимаемся одним делом! У нас равные права! И каждый из нас имеет право участвовать во всех операциях без исключения. Я требую, чтобы этот вопрос был решен общим жребием и чтобы я в нем тоже участвовала!
      — Бред какой-то! — только и сказали мы хором.
      — А что же ты с ней делать будешь, если выиграешь, а? — усмехаясь, поинтересовался Шах.
      — Что надо! Это вас не касается, главное, чтобы она распечатку нам достала, — ответила Горностаева.
      Затем мы долго спорили с ней, но она была непреклонна. В конце концов мы решили, что если она так хочет, то пусть будет жребий. Свернули трубочками три чистых бумажки и четвертую с написанным на ней словом «подвиг». Потом засунули их в бейсболку Шаха и стали по очереди тянуть. Хозяин головного убора пытал судьбу первым. Но ему не повезло.
      Я был вторым. Результат тот же — нулевой. Два оставшихся участника смотрели друг на друга. Нас с Шахом начал понемногу разбирать смех, ситуация была довольно комической. Валька с героическим видом запустила руку в шапку, вытащила бумажку и начала ее медленно разворачивать. Мы давились от смеха, а Спозаранник с надеждой следил за ее действиями.
      Нет! Горностаева тоже вытащила пустышку. Глеб растерянно на нас посмотрел и полез в шапку. На что он надеялся — непонятно.
      — Ребята, выручайте! — взмолился Спозаранник. — Нельзя мне.
      — Как в беду попал — сразу «выручайте», раньше только и слышали от тебя одни гадости и проповеди, — сказал Шах. — Но мы старое не помним. Я могу пойти вместо тебя, но не бескорыстно.
      — А что ты хочешь?
      — Уничтожь объяснительную Каширина.
      — Это запросто.
      Глеб достал «мои показания» и, глядя на нас, а не на бумагу, порвал ее на мелкие клочки, которые сжег в пепельнице.
 

8

 
      Утром я проснулся от стука в дверь.
      Очень хотелось еще поваляться в постели, но за дверью послышался голос:
      — Эй, хорош спать! Открывай, давай!
      Это был Шах. Что-то рановато он заявился… Я почему-то думал, что он будет до утра работать с «источником информации».
      — Ты что так рано? — спросил я.
      — Слушай, Родька, это такая женщина, просто огонь! Я вообще сегодня не спал ни минуты, представляешь?
      — Я-то, может, и представляю, только мне-то что? Ты лучше скажи — насчет распечаток договорился?
      — Каких еще распечаток? — совершенно искренне удивился Шах.
      — Ни фига себе! Ты что? Тебя зачем на задание посылали? Командировочные деньги выделяли?
      — Ах, распечатки… Ну да, типа договорился. Я утром сюда пошел, а она на работу отправилась. Я ей номер своего сотового дал, она, как все выяснит, отзвонится мне. Ладно, пойду к змею Егорычу докладываться. Кстати, я с ней на сегодня насчет подруги договорился. Говорит, есть какая-то Юлька, педиатром вкалывает, так вот она тоже погулять хочет. Так что готовься на вечер.
      — Не надо мне никаких подруг! Спать хочу! — отказался я.
      — Да? — удивился Шах. — Ну тогда я пошел…
      Шах меня покинул, и я отправился в ванную. Все-таки Витька настоящий человек, про друзей не забывает. Юльку вон подгоняет…
      А еще через час Спозаранник пригласил всех к себе в номер на «летучку».
      Я пришел последним, так как пытался погладить рубашку взятым у горничной утюгом. Получилось плохо — утюг-пенсионер вообще не хотел нагреваться.
      — Нас постигла неудача! — объявил Глеб. — И одна диверсия.
      — Невеста с распечатками кинула? — догадался я.
      — И да, и нет, — ответил Шах. — Она согласна их взять, но не может — прокуратура все заблокировала, поставила под особый контроль. Так что надо искать другие способы.
      — Можно пойти к Трубочистову в приемную и там что-нибудь посмотреть, — предложила Валя. 
      — А что там смотреть? Там же менты все вверх дном перетрясли, — возразил Шах, — и вообще, у этих, местных, депутатов приемные-то в принципе существуют?
      — Существуют! — заявил Спозаранник. — Надо идти туда и там смотреть.
      Короче говоря, надо что-то делать, а то мы просто время теряем и Шаховского на общественные деньги поим и развлекаем.
      — Минуточку! — возмущенно вскочил на ноги Шах. — Я не по своей воле! Сами же меня послали, и, между прочим, это ты, Глеб, должен был идти, а я тебя выручил!
      Пожертвовал своим добрым именем и здоровьем…
      — Ладно, я пошутил. В конце концов, это не твоя вина, что ничего из нашей затеи не получилось. Но отработать этот вариант было необходимо. А теперь, господин Шаховский, берите Каширина и звоните в местный ЗакС, узнавайте где было логово нашего депутата. Ведь где-то же это лежбище должно быть! А теперь про диверсию в отношении нас.
      — Ого! — вырвалось у меня.
      — Не ого, а очень серьезно. Пока меня не было в номере, кто-то его вскрыл и украл наше командировочное удостоверение. Враг думает, что он этим помешает нам работать, но он заблуждается.
      Мы и без него можем, удостоверения-то у нас есть. Просто будьте теперь осторожнее — по всей видимости, за нами следят.
 

9

 
      Все оказалось очень просто. В секретариате нам назвали адрес, и мы с Шахом направились туда. Офис Трубочистова находился рядом с магазином, торгующим запчастями для автомобилей. Но это нас никак не интересовало — свободная страна, имеем офисы «где хочем».
      Встретила нас помощница депутата.
      Узнав, что мы из Питера и приехали специально, чтобы написать большую статью о пропавшем борце с коррупцией, она разрыдалась. А потом начались рассказы о героическом слуге народа, не пощадившем живота своего в борьбе с беспределом.
      — А почему вы о нем говорите в прошедшем времени? — удивились мы. — Ведь нет же никаких указаний на то, что он мертв.
      — Вы что, тоже считаете, что это самопохищение? — с нотками подозрения в голосе спросила женщина.
      — Нет, как вы могли такое подумать! Вы нас просто оскорбляете таким подозрением! — возмутился я. — Как вы можете? Мы пять тысяч километров проделали, чтобы…
      — Я поняла, — успокоилась дама и продолжила свое захватывающее повествование о житии святого Трубочистова.
      Минут через тридцать это нам стало надоедать. Все, что находилось в приемной, мы уже рассмотрели и, как и следовало ожидать, ничего интересного не обнаружили. Надо было попасть в его кабинет, хотя что мы там могли найти?
      — Скажите, а вы можете нам показать его рабочее место? Мы бы хотели сделать несколько фотографий.
      — Пожалуйста, это сколько угодно!
      Главное, чтобы в вашей публикации была правда и только правда об этом святом человеке.
      Итак, мы попали в кабинет — или, может быть, правильнее было бы сказать, в келью. Следов обыска не было заметно.
      — А что, милиция тут ничего не искала? — спросил Шах.
      — В том то и дело! Милиция ничего не предпринимает, чтобы раскрыть это злодеяние! Я же вам об этом уже говорила! — запричитала дама. — Несколько дней назад пришли, походили тут, забрали настольный блокнот, две записные книжки, взяли с меня показания и ушли.
      Тут мой взгляд упал на телефон, стоявший на столе. Впоследствии мы с Шахом долго спорили, кому из нас первому пришла в голову идея, связанная с телефонным аппаратом. Это было новенькое заморское чудо из Японии. Я раньше уже такие видел. Стоимость его была просто запредельной — ведь он был напичкан всевозможными функциями. Единственным его недостатком было то, что в нем не была предусмотрена функция определителя номера. Но зато он помнил двести последних набранных номеров.
      — А можно позвонить? — спросил я.
      — Пожалуйста.
      Я подошел к телефону и начал делать вид, что звоню. А Шах тем временем взял женщину под локоток и подвел ее к противоположной стене, на которой висели фотографии. Она охотно начала ему объяснять, кто, где и как кого зовут.
      А я принялся знакомиться с небольшим кусочком жизни Трубочистова.
      Это чудо японской техники запоминало не только набранные на нем номера, но и точную дату и время набора. Достав записную книжку, я начал лихорадочно переписывать номера и время. Меня интересовали четыре дня до исчезновения Трубочистова. И если за первые три дня номеров было много, то в последний день с этого аппарата набирались только три телефонных номера. Один местный, второй иногородний (это было видно по коду), а третий, по всей видимости, был сотовым федеральным. По-моему, следовало бы номера проверить — ведь эти абоненты были последними, с кем контактировал депутат. Конечно, у него еще был и сотовый, но, будем надеяться, что и эти следы нам как-то смогут помочь.
      Вскоре мы распрошались с гостеприимной помощницей и вернулись в гостиницу.
 

10

 
      Одновременно с нами там объявились и Спозаранник с Горностаевой, которые ходили отрабатывать сотрудника ГИБДД. Сначала Глеб с Валькой выслушали нас, а потом рассказали нам свою информацию:
      — Если помните, была информация, что Трубочистова украли на машине Шмелкина.
      — Не на его машине, а на тачке его зятя, — поправил Шах.
      Спозаранник махнул на него рукой и продолжил:
      — Не важно. Так вот, свидетели записали номер. Считать, что их всех подкупили, глупо — свидетелей было человек двадцать, столько подкупить технически сложно. Так вот, этого Трубочиста похищали в людном месте средь бела дня, на машине с неснятыми номерами.
      — Мне это с самого начала казалось странным, каким-то неестественным, так не делается, — вставил я.
      — Помолчи! Не тебе одному в голову приходили такие мысли. Короче говоря…
      Ах да, а два дня назад прошла информация, что эту машину видели на посту ГИБДД, даже проверяли документы. Мы сегодня без всякого труда нашли тех двух сотрудников, которые ее в тот день останавливали. А они рассказали поразительную вещь. В машине было три человека — водитель и два пассажира. Один из них сидел впереди, другой сзади. Понимаете? Тот, который сидел сзади, был Трубочистовым. Менты его по фотографии опознают не просто категорически, а совершенно категорически, то есть на сто один процент. Так вот, это физическое лицо сидело сзади и курило, даже несколько слов сотрудникам сказало.
      — Подождите, подождите! — сказал я. — Но он же мог выскочить, попросить помощи.
      — В том-то и дело, что мог, но не сделал! — Глеб встал и начал прохаживаться по кабинету. — И это окончательно убеждает меня в том, что никакого похищения не было, а была элементарная инсценировка. Для чего именно им это понадобилось — сказать, конечно, сложно, во всяком случае, сейчас что-либо предполагать преждевременно. Ладно, давайте теперь отработаем три телефонных номера, которые вы сняли с офисного аппарата.
      Для того, чтобы их установить, мы решили обратиться к тому самому милиционеру, который нам помог с девочкой из сотовой компании. Но сначала решили сами на них позвонить. Я набрал первый номер, который был местным, и мужской голос мне ответил:
      — Автосервис.
      — Здравствуйте, — ответил я и прокашлялся, это мне было необходимо, чтобы собраться с мыслями. — А скажите, у вас можно отремонтировать машину?
      — Смотря какую.
      — «Девяточку». У меня с двигателем что-то, а я сам ни хрена не разбираюсь.
      Не тянет и все тут.
      — Ну подъезжайте, посмотрим, что у вас там. Адрес знаете?
      — Нет. Мне товарищ по работе только телефон ваш дал.
      — Тогда запишите. Он продиктовал мне адрес, и мы простились.
      Потом при помощи гостиничного справочника мы установили, что впереди второго номера стоит код города Братска, и позвонили туда.
      — Алло! — сказал женский голос.
      — Извините, а куда я попал?
      — А куда хотели?
      — Я звоню издалека. Мне Татьяна нужна.
      — Которая? У нас их три.
      — О Господи, я фамилию-то даже и не знаю. Что ж делать-то, а?
      — Да вы успокойтесь, ей сколько лет?
      — Где-то тридцать. А вы не можете хоть одну из них позвать, вдруг мне повезет?
      — Хорошо, я попробую, — засмеялась моя собеседница.
      — Подождите, а это получается, что я ей на работу позвонил?
      — Ну конечно, это детский садик.
      — Тогда чего нам гадать, я с сотового звоню, часа через три у вас буду, сам подъеду — и разберемся прямо на месте. Заодно с вами познакомимся, у вас такой голос приятный.
      — Ну ладно, приезжайте сами к своей Тане. Только учтите, у нас в шесть вечера детей родители забирают и все воспитатели и нянечки домой уходят, поэтому торопитесь.
      — Я постараюсь. А адрес-то у вас какой?
      — Улица Победы, шесть.
      — Огромное вам спасибо. До свидания, девушка…
      Я положил трубку. Троица ждала от меня информации.
      — Это детский садик.
      — Почему? — задал странный вопрос Шах.
      — Что «почему»? Просто детский садик, — сказал Спозаранник. — Надо установить, что может связывать Трубочистова с этим детским дошкольным учреждением. Пойду к себе в номер, позвоню тому майору, которого мэр нам порекомендовал. Может быть, у него там родственники или внебрачный ребенок. А вы добивайте сотовый.
      Он ушел, вслед ему удалился и Шах, который пошел звонить в офис депутата, — может, его помощница знает связи своего шефа в Братске. Я позвонил на сотовый номер и с самыми наглыми интонациями в голосе сказал откликнувшемуся абоненту:
      — Здорово, это Серега. Тебе есть куда позвонить не по сотовому?
      — Минут через десять в сервис, я туда еду.
      Он отключился.
      Теперь стало понятным, что Трубочистов — или тот, кто звонил из его рабочего кабинета, — как-то связан с автосервисом.
 

11

 
      Утром следующего дня за завтраком мы решили, что надо ехать в автосервис. Спозаранник решил поиграть в демократию и поинтересовался, нет ли у кого-нибудь из нас желания добровольно туда отправиться. Таких не нашлось, и тогда Глеб, решив, что мы еще не доросли до демократии, направил туда нас с Шахом.
      — Люди, которые туда приедут, не должны выглядеть как приличные, — объяснил он свое решение. — У них на лицах должна быть печать порока. А с другой стороны, они не должны выглядеть умными, потому тогда их могут принять за журналистов.
      Мы с Шахом слушали эту ахинею, но нам было лень отвечать на его безумие, а он тем временем придумывал для нас легенду.
      — Значит так, вы два мелких жулика, которые украли где-то «Жигули», и вам теперь нужны фальшивые документы на машину.
      — Не пойдет! — возразил Шах. — Они сразу или ментов, или психушку вызовут.
      — Это еще почему?
      — Да потому что никто так не делает!
      С такими вопросами обращаются только к проверенным людям, а к незнакомым — никогда! Не пойдет так…
      — А свои предложения имеются?
      — Ну… — задумался Шах, — мы приходим в этот дурацкий сервис и начинаем рассказывать, что купили отдельно мотор и кузов. Скажем, что у знакомых. У каких — не важно. И теперь нам нужно как-то их совместить, то есть собрать машину.
      А потом спросим, нет ли у них знакомых гаишников, чтобы помочь с документами…
      В конце концов решили, что изображать из себя жуликов не стоит. Валя вновь, как и вчера, наложила на Шаха грим, и тот отправился к своей Маше Распутиной, а мы поужинали и легли спать.
 

12

 
      Следующие полдня мы провели в автосервисе. Сначала не было так называемого руководства, потом оно пришло, но устроило какое-то совещание со своими рабочими. А мы все это время сидели на лавочке и грелись на сибирском солнышке.
      — Что-то место, на бандитское не очень похоже, — заметил Шах.
      — А ты как хотел — чтобы через каждые пять минут боевые бригады заложников привозили или чтоб был пулемет на крыше?
      — Я не об этом. Мне внешний вид работяг не нравится, больно уж они какие-то… законопослушные, что ли… Надо сюда вечером приехать, когда мастеров нет. Вот тогда, наверное, здесь самое интересное и начинается…
      Когда великое совещание закончилось, к нам вышел мужик лет сорока с чингизхановской бородкой:
      — Что вам угодно, господа? — обратился он к нам в какой-то стародавней манере.
      Мы пересказали ему версию Спозаранника про кузов и двигатель. Он внимательно выслушал, потом сказал:
      — Я вас понял, господа. Подходите завтра к двум часам дня, здесь как раз будет специалист, который сможет реально оценить объем работ. А что касается документов… Если впоследствии, после работы, которую мы выполним, вы еще будете испытывать потребность в воссоздании или просто получении документов, мы сведем вас с соответствующими сотрудниками специально уполномоченных на то служб, которые, разумеется, в рамках возможностей действующего российского законодательства, решат ваш вопрос.
      Так не изъясняется даже наш Спозаранник. Вот «понты» кидает мужик! Говорит — и сам, наверное, от своих слов тащится.
      — А куда вам можно будет позвонить?
      — Сюда, в сервис. Вы же номер знаете, насколько я понял.
      — А сотовый на всякий случай нам не дадите?
      — Зачем? Да у меня его и нет. Извините, господа, у меня очень много дел, мне приходится с вами распрощаться. Всегда рад вам помочь.
      — До свидания.
      Мы расстались, пожав друг другу руки.
      Мне показалось, что его голос знаком, где-то совсем недавно я его слышал. Сделав буквально несколько шагов по направлению к воротам, я вдруг понял, что именно этот голос отвечал мне, когда я звонил на сотовый телефон, сохранившийся в электронной памяти трубочистовского японского аппарата. Я хотел уже сообщить об этом Шаху, но в тот момент, стоило мне открыть рот — я вдруг заметил то, что заставило меня мгновенно забыть обо всех телефонах на свете. Да и Шах разинул рот.
      Но у нас хватило ума все-таки продолжить наш путь к воротам.
      — Слушай, мы с тобой три часа сидели на лавке как два дурака — и не обратили на него внимания! — сокрушенно сказал Шах.
      — Все нормально, мы и не могли его заметить. Он стоит за воротами, и нам его просто не было видно, так что не надо расстраиваться, — утешал я Витька… Но больше самого себя, чем его.
 

13

 
      — Как. успехи? Нашли депутата? — встретил нас Спозаранник.
      Они с Горностаевой сидели в его номере и играли в дурака. Но увидев наши сияющие физиономии, Глеб замолчал. Молча ждал, переводя взгляд с меня на Витьку и обратно. А мы, следуя законам драматургии, тянули время, выдерживали паузу.
      — Ну говорите, давайте уже, чего молчите! — не выдержал наш мини-шеф.
      — Хорошо, слушай и удивляйся, — начал я. — Автосервис как автосервис, ничего в нем необычного нет. Нормальные люди работают. Тот, который с нами разговаривал, имеет трубку, на которую звонил Трубочистов и я вчера.
      — Выражайся нормально! — потребовал Глеб. — Фразы строишь как-то по-идиотски.
      Хорошо, вы установили, что сотовый принадлежит человеку из автосервиса. Как это может приблизить нас к разгадке тайны?
      — Может, и никак. Но мы видели там еще кое-что, гораздо поинтереснее.
      — Так говори! Не устраивай тут театр.
      — Там, на территории, сбоку от ворот стоит зеленый «опель» без номеров. Зеленых «опелей» много, но у этого на правой задней двери — декоративная оранжевая клякса. А таких совпадений не бывает!
      Спозаранник ничего не ответил, он уставился в одну точку и, судя по выражению его лица, усиленно анализировал информацию. Горностаева воспользовалась моментом и незаметно скинула две карты в стопку «бито».
      — Итак, теперь можно подвести какие-то итоги, — вышел из ступора Глеб, — мы знаем, что депутат был похищен после того, как ушел с кем-то на встречу. При этом он усиленно ее рекламировал, вернее, афишировал. В машину его посадили в людном месте на глазах десятков свидетелей.
      На машине были номера, что странно для такой ситуации. По номерам было установлено, что машина принадлежит зятю Шмелкина — Пирогову. Но у того железное алиби. Напрашивается вывод о том, что его машину кто-то угонял на время.
      Такое было бы возможно, если бы не одно обстоятельство Пирогов целый день провел у себя в саду. Он брал выходной среди недели. Это подтверждается несколькими соседями. Они не могут сказать, отлучался ли с дачи сам зять, но утверждают категорически, что машина стояла на бетонной площадке перед домиком. Теперь думаем дальше. Раз машины в городе не было, значит, нашего Трубочиста сажали в другую машину, точь-в-точь как у Пирогова. То есть умышленно переводили на него стрелки. Косвенно это свидетельствует о том, что делали все это люди не из лагеря мэра, а, скорее, из другого клана.
      Далее — следующее. Кто это был и что это на самом деле: похищение или самопохищение? Два звонка с его места работы практически одним и тем же людям указывают на то, что это его связь…
      — Гениально, — вставил я, но Глеб даже не отреагировал и продолжал дальше:
      — А то, что это были последние люди, с которыми он контактировал, или, если быть более корректным, то одни из последних, представляет для журналиста-расследователя особый интерес. То, что увидели в автосервисе два самых отсталых журналиста из нашей «Золотой пули», также представляет особый интерес. Два особых интереса, находящихся в одной нише…
      Ты что, заболел? — не выдержал я. — Попроще нельзя?
      То, что твои слабые мозговые способности не позволяют тебе успеть за высокой мыслью настоящего профессионала, может свидетельствовать о твоей профессиональной непригодности. И я подумаю над этим после окончания командировки.
      Возвращаюсь к выстроенной мною логической цепочке. Итак, все указывает на то, что люди из автосервиса приняли самое активное участие в судьбе пропавшего депутата. Осталось провести документальное фотографирование этого заведения, мастеров, техников, охранников, руководителей.
      После получения этого материала нам следует предъявить его для опознания сотрудникам ГИБДД, задержавшим некоторое время назад машину с депутатом на посту на выезде из города. Этот пост ГИБДД находится на той самой дороге, которая ведет в сторону города Братска. Если помните, третий звонок из офиса Трубочистова был сделан в тот же город. Нам не удалось установить связи Трубочистова в Братске — ни родственники, ни милиционеры, ни его собственный секретарь так и не смогли нам ничего рассказать. Значит, это тоже интересно. Я считаю, что двоим из нас нужно немедленно ехать в Братск, находить тот детский садик, куда были звонки.
      После чего надо установить его собеседника и опросить. Если повезет, то пообщаемся и с самим депутатом. А он там, я думаю, от кого-то прячется. В похищение я как-то не верю.
      — Значит, все произошло, как с тем украинским Горделадзе? — спросил я.
      — Зачем нам гадать? — сказал Глеб. — Вот найдем этого урода, вы с Шаховским его будете держать, Валя пытать щекоткой, а я записывать показания. Тогда все и узнаем. Но сейчас мне кажется, что это самопохищение. Имидж решил подправить.
      — А почему он до сих пор не объявился? — спросила Горностаева.
      — Это единственное, что меня смущает.
      По идее он уже должен был бы вылезти с какими-то разоблачениями, документами, а он молчит, — задумчиво ответил Глеб.
      — А может, он сначала согласился на похищение, а потом… Или нет, не так.
      Он думал, что это инсценировка, а его взяли и заколбасили. Держат тушку депутата в холодильнике и ждут своего часа.
      Поближе к выборам. Вот взрыв будет! — сказал Шах.
      — Но тогда надо будет переводить на кого-то стрелки… — начал я, но меня перебил Глеб:
      — Так вот, как раз на мэра. Машина, на которой украли…
      — Этого недостаточно. Все это легко разбить, — возражал я. — Конечно, из меня «пиарщик» плохой, но для следствия нужны другие доказательства.
      — Может, они уже сделаны, а может, их сейчас делают, — сказала Валя. — А вообще, следствие и «пиар» — это совершенно разные вещи. В «пиаре» никаких доказательств не надо. Просто сказали по телевизору, показали тушку Трубочиста, напомнили про машину, про обстоятельства похищения — и все. Достаточно! Тупорылые пенсионерки кинутся голосовать против сегодняшнего мэра!
      — Не нравится мне, как ты о пенсионерах говоришь, — недовольно изрек Спозаранник. — Уж не такой глупый у нас народ, как ты себе представляешь!
      — Да?! — вскинулась Горностаева. — А ты забыл, что творилось на первом канале перед президентскими выборами? Нашим людям что ни расскажи, во все поверят.
 

14

 
      В Братск мы поехали на поезде.
      В Сибири у людей очень странное представление о расстояниях. Шестнадцать часов, которые нам предстояло провести на колесах, помощник мэра охарактеризовал, как «тут рядом, полтыщи километров, не больше». Поэтому поехали мы в купе. Попутчиками нам попались хоккеист, возвращавшийся домой с какого-то чемпионата, и древняя бабка, у которой, однако, хватило сил залезть на верхнюю полку и проспать там всю дорогу.
      Воспользовавшись отсутствием трезвенника Спозаранника, мы пили коньяк, и запивали его пивом. На следующий день мы прибыли в Братск.
      Детский садик нашли почти мгновенно.
      — Ты постой тут, а я пойду выясню, кто звонил в Северобайкальск, — сказала Горностаева.