Рассказывает Родион Каширин

 
       «Каширин Родион Андреевич, 35 лет, корреспондент отдела расследований. Закончил Ленинградское арктическое училище, работал радиотехником в поселке Диксон, там же — оперуполномоченным уголовного розыска. До прихода в „Золотую пулю“ работал в частном охранном предприятии. Коммуникабелен, владеет навыками оперативно-розыскной работы, хорошо освоил азы журналистской деятельности. В то же время часто возникают проблемы с рабочей дисциплиной, не раз имел нарекания и выговоры от начальства…»
       Из служебной характеристики
 

1

 
      Обитатели стен Агентства пребывали в шоке. В курилках, буфете, в коридоре около окна растерянные сотрудники обсуждали новые идеи руководства. Про свою текучую обычную работу все на время забыли, так как теперь уже было не до нее. Все искренне считали, что Обнорский сильно заболел и ему необходима срочная медицинская помощь.
      — Да он просто опасен для окружающих! — возмущалась Горностаева.
      Некоторое время назад на нашего шефа снизошло откровение, и его разумом овладела новая, как ему показалось, сногсшибательная идея. Все сотрудники нашего Агентства должны были написать по новелле о нас самих. Дальнейшее показало, что российский читатель готов читать что угодно, так как весь тираж сборника «Все в АЖУРе» разошелся мгновенно. Обнорскому понравилось, и он заставил нас написать по второй новелле. Из них был составлен следующий сборник, который, как и его предшественник, моментально был раскуплен. Всего уже вышло три сборника.
      А сегодня утром Обнорский собрал нас всех в репортерском кабинете и сообщил, что отныне каждый из нас обязан написать еще по пять новелл. Мы в штыки восприняли его новую идею, но в ответ он толкнул речь. Оказывается, одна кинокомпания, совершенно сбрендив, купила у нас права на экранизацию всей этой ерунды.
      А значит, нужен материал, на основе которого сценаристы будут работать. Искусство, блин! В своих следующих бессмертных творениях мы должны будем, как и в предыдущих, в художественной форме излагать какую-либо историю, имевшую место быть на самом деле. При этом мы обязаны почитать руководство, ни в коем случае над ним не издеваться и вообще всячески обозначать его (начальства) высокую организующую и направляющую роль. Именно эта установка больше всего меня и смутила. Как я могу не поиздеваться над Спозаранником и Обнорским? Это невозможно.
      В итоге новая инициатива живого классика практически парализовала работу Агентства, и потребовался специальный выход Обнорского в коридоры, его дикий крик и угрозы. Только после этого бунтующий коллектив удалось разогнать по кабинетам к мониторам компьютеров.
      Я как раз сидел и набрасывал план своего «шедевра», когда меня вдруг вызвали к шефу. Я очень удивился, так как быть «врагом народа» — не моя очередь. Дело в том, что Обнорский регулярно выбирал из нашего коллектива виноватого, придирался к нему не по делу и вообще всячески пытался испортить несчастному жизнь. Но через некоторое время оставлял его в покое и принимался за другого. Все относились к этому очень спокойно, по-философски. Примерно так надо относиться к неизбежным природным явлениям: граду, снегу или туману. Мы даже умудрились прогнозировать вспышки его недовольства. А я как раз всего две недели назад был таким «виноватым», и сегодня была явно не моя очередь, а Горностаевой.
      Я осторожно вошел в кабинет шефа, внутренне приготовившись к тому, что начнется рев и рык. Но его не последовало. Его величество восседало на тронном месте за своим столом, а на диванчике уютно расположились Горностаева, Шаховский и Спозаранник.
      — Садись, Родион, — сказал шеф и показал на стул. Но на нем сидел какой-то дядька, в костюме, галстуке и такой мордой, которая бывает только у чиновников.
      В некотором замешательстве я спросил у Обнорского:
      — Куда садиться, на колени, что ли?
      Обнорский с каким-то подозрением на меня посмотрел, а Спозаранник «утрамбовал» Шаховского на диване и показал мне рукой на место рядом с собой.
      — Теперь, когда вы все в сборе, я сообщу вам для чего, собственно, так сказать, я вас всех и собрал. Знакомьтесь, это Шмелкин Игорь Иванович, мэр города Северобайкальска. Он специально приехал к нам, потому что ему необходима наша помощь. У него в городе некоторое время назад случилось пренеприятное происшествие: исчез депутат местного совета…
      — Трубочист… — вставил мэр Шмелкин.
      — У вас пользуются печным отоплением? — очень обеспокоенным голосом спросил Спозаранник. Ему, наверное, как и мне, сразу представился далекий аул где-то в монгольских степях. А из типи или вигвамов торчат трубы переносных степных печек, которые чистит несчастный трубочист, по совместительству депутат местного хурала. И как-то раз во время очередной очистки он бесследно исчез, оставив после себя лишь ведро с водой и ершик…
      — Его фамилия была Трубочистов, — прервал мои умозаключения мэр, — позвольте, я сам расскажу ребятам о том, что произошло?
      — Пожалуйста, — милостиво согласился Обнорский, отдавая наши уши на растерзание вождю сибирских народов с Байкала. Сам отвернулся к окну и погрузился в молчание.
      — А если это такой же вариант, как и с Горделадзе? — предположил я.
      Дело в том, что год назад мы вместе с Повзло и Обнорским работали на Украине.
      Мы искали пропавшего журналиста Горделадзе. Закончилась эта история тем, что оперативным путем мы раскрыли тайну его исчезновения и указали на конкретных виновных. После того расследования я в упор не верю, что где-то кто-то может убить или украсть журналиста по политическим мотивам — обычно все происходит из-за денег. Здесь, конечно, гвоздем программы был не журналист, а депутат, но сути это не меняет.
      — Ты сначала выслушай, — сказал Обнорский. — А потом версии строй.
      — Значит, было это десять дней назад, — начал Шмелкин. — Депутат Трубочистов у нас не принадлежал ни к какой партии вообще, его избрали совершенно случайно, по глупости. Ума не приложу, зачем за него голосовал народ! Ну избрали и избрали, черт с ним, у нас, в конце концов, и в Москве девять десятых депутатского корпуса — контуженные. Сидел бы себе потихоньку да умную депутатскую деятельность имитировал, так нет, у него рот не закрывался. Объявил крестовый поход против коррупции и преступности.
      Серьезные люди его, конечно, не воспринимали, дурак, он и в Африке дурак, а старушкам нравилось. На каком-то собрании его пенсионеры предложили в мэры выдвинуть. После этого у него в голове что-то переклинило, он на полном серьезе на мое место целиться стал. Но при этом он и сам понимал, что с таким же успехом он может претендовать на президентство в Штатах. Мы на него внимания, повторяю, не обращали. Но потом случилось такое, что все поменялось. Он исчез, и никто его не может найти.
      — А милиция? — спросил Спозаранник.
      — Что милиция? Она формально поискала, какие-то движения поделала и руки развела. Не убийство же, трупа нет.
      — А может быть, он у любовницы обитает или просто от долгов спрятался? — поинтересовался Шаховский.
      — Исключено! Я вам сейчас объясню почему. Двадцать четвертого мая он пришел в
      редакцию газеты «Таежная правда» и заявил, что через час будет встречаться с одним очень информированным источником. Ему якобы должны будут передать разоблачительные материалы на меня и областную администрацию. Но он подозревал, что в отношении него могут быть какие-то силовые акции со стороны недоброжелателей. То есть у журналистов он попросил помощи.
      — Какой именно? — прервал его вопросом Спозаранник.
      — Он им сказал, что после получения материалов вернется в редакцию. Затем они должны будут их опубликовать. Ну и конечно, если он не вернется, то они должны будут забить тревогу. Он ушел, а через сорок минут перезвонил и сказал, что документы у него. После этого звонка его никто больше не видел и не слышал.
      Его похитили.
      — Свидетели есть? — спросил я.
      — Человек пятнадцать. Это было в центре города, напротив трамвайной остановки. Депутатика насильно посадили в машину и увезли. Свидетели даже номер запомнили. Милиция потом установила, кому принадлежит эта машина. — Он замолчал, видимо, произнести следующие слова было ему нелегко. — Это зеленый «опель» с оранжевой кляксой на правой двери, который принадлежит моему зятю — Пирогову Андрею. Начался скандал.
      Зятя арестовали на трое суток…
      — Задержали, — поправил его дотошный Спозаранник.
      — Какая разница, все равно три дня его в камере держали. Даже я помочь не смог. От него требовали показаний против меня. Дескать, я организовал похищение Трубочистова. Он тем временем в глазах общественного мнения стал превращаться в героя. Этакая помесь Робин Гуда и Дон-Кихота. Потом установили, что машина зятя и он сам в тот момент находились в сорока километрах от города, на даче. Это подтверждают десять свидетелей. Зятя освободили, но в отношении меня «черный пиар» набирает прямо-таки бешеные обороты. Мне кажется, кто-то специально похитил Трубочистова, чтобы ударить по мне.
      Он замолчал, и слово взял Обнорский:
      — Я дал согласие на наше участие в расследовании. Для чего я принял решение создать группу из четырех человек.
      Старшим, естественно, назначаю Спозаранника. Тремя другими будут: Горностаева, Шаховский и Каширин. Заказчик обеспечивает проезд на транспорте, проживание, пайковые, оперативные расходы, короче говоря, как обычно. Но мы предупреждаем, что вы нам заказываете расследование, но не результат. Если в процессе работы выяснится, что обвинения против… ну вы понимаете, подтверждаются, то вы не сможете помешать нам реализовать эту информацию.
      — Я согласен! — категорически заявил Шмелкин. — Мне бояться нечего.
      Скоро переговоры были закончены, заказчик ушел и Обнорский всех, кроме Спозаранника, отпустил. О чем же разговаривали в кабинете эти двое, мы не знали.
 

2

 
      До Пулково мы добирались поодиночке. Автобус, в котором ехал я, сломался по дороге, и мне пришлось делать пересадку. Но это оказалось только началом нашего долгого и трудного пути. Наш самолет авиакомпании «Сибирь» не смог запустить двигатели, и рейс отложили.
      Спозаранник воспринял это с философским спокойствием, купил газету и сел читать. Шаховский громко и грязно матерился в адрес компании. Мне делать было нечего, и поэтому я отправился на второй этаж, где располагался офис «Сибири».
      Там бунтовала толпа японцев. Эти несчастные существа из Страны восходящего солнца, которых злой рок забросил в бесконечные просторы России, никак не могли понять, почему нам вместо сломанного самолета не предоставили другой. Ну что с них взять, с капиталистов, не понимают они нашей российской специфики.
      Для того, чтобы понять нашу действительность, надо в нашей стране родиться.
      Через каждый час по громкоговорителю выходило очередное объявление о том, что рейс переносят еще на один час. Наступило утро. Японцы поняли, что обречены, и прекратили приставать к «Сибири». Как заметила Горностаева, у них начался процесс «обрусения», то есть до них наконец-то дошло, что абсолютно всем на них наплевать.
      Затем наступил вечер. Все продолжали звереть. Горностаева выкурила за истекшие сутки блок сигарет, Спозаранник выучил наизусть все продававшиеся в аэропорту газеты, а мы с Шаховским выпили столько пива, что издалека напоминали два пивных бочонка. К десяти часам вечера пассажиры нашего рейса озверели до такой степени, что начали поговаривать о захвате какого-нибудь другого лайнера, желательно «боинга». Окосевший Шаховский пытался нам доказать, что японцы нас поддержат, так как он собственными ушами слышал, как кто-то из толпы граждан этой островной страны кричал «банзай». Доведенный до отчаяния сосисками из аэропортовского буфета, Спозаранник сильно задумался. И вообще неизвестно, чем бы закончилась наша эпопея, если бы не объявили начало регистрации на наш рейс.
      Уже находясь в самолете, мы узнали истинную причину задержки нашего рейса: в двигателе перегорели какие-то блоки, и их в срочном порядке меняли.
      — Но ведь в таком случае после ремонта полагается обкатать новые блоки! — возмутился Спозаранник.
      — А чем, мы, по-твоему, сейчас занимаемся? — успокоил его я и закрыл глаза.
      Мы летели навстречу времени и ни разу не упали, если не считать посадки на дозаправку в городе Барнауле. Там нас выпустили из самолета, и мы пешком побрели в сторону аэровокзала. Никакого тебе автобуса, гуляй сам куда захочешь.
      Но один из нас, а именно Спозаранник, вдруг захотел в туалет, причем так, что долго терпеть он не мог. Начали искать туалет, но не нашли. Пришлось обратиться к сонному милиционеру, который показал рукой на выход:
      — Выйдете на улицу, пройдете через площадь, увидите каменное здание, спуститесь вниз, там все и будет. Только ноги не сломайте.
      Спозаранник галопом понесся по указанному пути. Мы за ним не успевали, это было невозможно в виду нашего с ним разного состояния. Потом мы чуть не опоздали на самолет, так как наш минишеф отказывался покинуть спасительное заведение. Но как бы то ни было, в восемь утра мы прибыли в аэропорт города Северобайкальска. Как и обещал Шмелкин, там нас встречала машина. Нас довезли до города и поселили в гостинице. По неизвестной причине для нас были забронированы два двухместных номера. Спозаранник тут же заявил, что жить с женщиной в одном помещении он не может, так как стесняется при ней раздеваться. Мы с Шаховским были не такие стеснительные и приготовились уже спорить по поводу того, кто из нас будет жить с Горностаевой, но водитель, встретивший нас в порту, решил вопрос, и мы с Шахом пошли в двухместный номер, а Спозаранник и Горностаева в одноместные.
 

3

 
      — Ну что, может, прошвырнёмся? — предложил Шаховский, выйдя из ванной, где плескался около часа.
      — Спозаранник будет против этого, ты же его знаешь, — возразил я.
      — Ну и хрен с ним! Возьмем Вальку и пойдем. Я тут видел справочник какой-то, наверняка там перечислены все злачные места.
      После «обзвона местечек» мы выбрали одно из них — наиболее подходящее, по нашему мнению. Стриптиз, ужин и бильярд. Что еще надо мужчине для того, чтобы встретить старость? Но Горностаева не захотела никуда идти, то ли из-за того, что была не мужчиной, то ли из-за того, что не собиралась встречать старость.
      Около гостиницы стояли таксисты, готовые отвезти кого угодно и куда угодно.
      Одному из них, на наш взгляд, наиболее приличному, мы назвали адрес и поехали.
      Судя по тому времени, которое мы затратили на дорогу, нужное нам заведение под названием «Звезда» находилось либо за городом, либо сам Северобайкальск был по площади больше Москвы. Тем не менее через час с хвостиком мы прибыли на место, заплатили таксисту безумную сумму (по счетчику километров) и вошли в клуб. И сразу ощутили себя в Питере начала девяностых. Все посетители мужского пола были типичными «братками». Девушек можно было разделить на две части. Первую составляли те, что пришли со своими «братками», другая половина состояла из девиц, так сказать, легкого поведения.
      Сначала все шло очень хорошо, мы выпили пива, потом граммов по двести водочки и пошли на танцпол. Но там произошло первое недоразумение. Два огромных дебила подошли к Шаху и сказали, что если он завтра не отдаст долг, то ему «хана». Я подошел к нему, и мы вместе попробовали объяснить «браткам», что они ошиблись. Но они нас и слушать не хотели. Кончилось все небольшой свалкой прямо на танцполе. Подбежала охрана и разняла нас. Мы попробовали объяснить блюстителям порядка, что не виноваты, но они тоже не хотели нас слушать.
      А братки, зачинщики ссоры, тем временем куда-то подевались. В их отсутствие нас признали виноватыми и потребовали покинуть клуб.
      Под глазом Шаха буйным цветом разрастайся фиолетовый фингал — один из ублюдков успел-таки въехать ему кулаком.
      — Вот и погуляли, — печально констатировал Витька, когда мы вышли на улицу.
      — Ладно, с кем не бывает! — попытался я его утешить.
      — Что ладно-то! — возмутился Шах. — Как я теперь в таком виде буду работать?
      — Как-нибудь будешь. Присутствие фингала на твоей харе еще ни о чем не говорит. А вдруг ты его получил, когда заступался за пенсионерку, у которой хулиганы пенсию отнимали? Или за девочку вступился, которую педофил хотел изнасиловать? Или иностранного шпиона…
      — Заткнись! Твоя вечная дурацкая фантазия… Шпионы, педофилы! Ты лучше скажи, как мы теперь до гостиницы добираться будем.
      И действительно, около клуба не было ни одного такси. Такое я видел впервые в жизни — у нас в Питере около каждого ночного заведения машины дежурят.
      — Мы находимся в стороне от большой дороги, давай пройдем на проспект, с которого свернули, когда сюда ехали, — предложил я. — А там что-нибудь остановим.
      — Давай, — согласился Шах, — потому что пешком мы до утра будем добираться.
      Мы прошли двести метров, которые отделяли нас от большой дороги и вдруг встали как вкопанные. Перед нами, метрах в ста справа, стояла наша гостиница.
      Оказывается все это время, мы были в десяти минутах ходьбы от нашего места дислокации.
      — Я таксиста убью! — заявил Шаховский. — Это он нас, падла, просто по городу катал кругами! А я-то думал еще, когда ехал, что не может Северобайкальск быть таким большим. Ну гад…
 

4

 
      Пока мы добирались до места, фингал под глазом Шаха начал по краям приобретать желтые оттенки. Когда мы вышли из лифта — увидели Спозаранника и Горностаеву. Оказывается, они не спали, а мужественно ожидали нас из ночного путешествия. Но увидев Шаха в боевой раскраске, Глеб охнул, а Валька запричитала. Потом были долгие объяснения. Где, кто, как… Спозаранник даже записывал наши слова на листочке бумаги. Наверное, для отчета…
      Шах лежал на кровати и жалобно стонал, а Валька суетилась вокруг него. Она была похожа одновременно на медсестру и на любящую девушку. Я смотрел на все это и жутко завидовал. Мне тоже очень хотелось, чтобы меня так лечили.
      Ну почему Шаховскому выпало такое удовольствие, а не мне? И стонет он, гад, специально, чтобы ее еще больше разжалобить.
      — У тебя голова не кружится? — спросила она его.
      — Вообще все перед глазами плывет, — ответил раненый герой.
      — Тогда я посижу с ним до утра. У него настоящее сотрясение мозга, и его опасно оставлять одного, а то даже воды будет подать некому.
      — По-моему, это лишнее, он и сам неплохо переночует, — внимательно посмотрев на больного, решил Глеб.
      — Нет, я лучше останусь, мне не трудно…
      Ну и черт с ними, решил я и пошел к себе. Но по дороге раздумал и, сев в лифт, спустился в ночной бар. Там были только две привлекательные девушки. Я купил бутылку водки и подсел к ним за столик.
      — Меня зовут Родик, а вас? — начал я атаку.
      — Нас тоже зовут, но за деньги, — ответила одна из них.
      — Не понял…
      — А что тут понимать, мы на работе.
      Пятьсот рэ в час. Идет?
      — Извините…
      Я отсел за другой столик, налил полный фужер водки и залпом его осушил.
      Закусил кругляшком лимона и задумался.
      Обидно было, что нас выгнали из ночного клуба, что пострадал Шах, а не я, и теперь Валька любит его, а не меня. Даже про Скрипку-Контрабаса забыла. В расстроенных чувствах из-за бесцельно проведенной ночи я допил бутылку и решил идти спать. Но когда я поднимался наверх в лифте, со мной что-то произошло. Если быть честным, то я просто окосел. Теперь мир мне представлялся совсем другим.
      А главное — я понял, что надо было делать, чтобы Горностаева начала вокруг меня так же суетиться, как и вокруг Шаха.
      Я тоже должен быть раненым и поэтому несчастным.
      Я пулей влетел в свой номер и начал лихорадочно искать подходящий предмет.
      Под руку подвернулся диктофон. Хорошенько размахнувшись, я попытался нанести себе удар. Но промахнулся и попал в стену. Разозлившись, ударил еще и по ней ногой. Следующая попытка ударить себя в лоб диктофоном тоже не получилась, зато стене досталось снова. Хоть я и был пьяным, но срабатывал инстинкт самосохранения, именно он в последний момент отводил мою руку от головы. И в тот момент, когда я, встав для удобства перед зеркалом, предпринял очередную попытку, кто-то набросился на меня сзади и начал отнимать диктофон. Завязалась короткая потасовка. Раздался грохот — это случайно выпущенный мной диктофон с силой ударился об стену. Нападавший отпустил меня — это был Шаховский. На полу лежали остатки от диктофона. А в дверях стояли Спозаранник и Горностаева.
      — Ты что делаешь? — грозно спросил Глеб у Шаховского.
      — Кто-то колотил в стену, я думал, что Родьку похищают, побежал на помощь, а тут…
      — Что тут? Зачем ты полез драться с ним? — все равно недоумевал Глеб.
      — Тут это… — замялся Шах, глядя на меня. — Он тут это. Я вхожу, а у него белая горячка, и он сам себя диктофоном бьет. Честное слово, сам себя! Я думал — ну все уже, спасать полез, а тут диктофон об стену…
      — Диктофон я сам видел! — оборвал его Спозаранник. — Каширин, он правду говорит? А что с тобой разговаривать, ты же в стельку. Завтра с утра напишешь объяснительную. О том, как диктофон угробил, и о том, как сам себя ударить пытался.
      — А может, он садомазохист? — предположила Горностаева.
      — Естественно! — пьяно подтвердил я. — Только скрывал долго.
      — Как любопытно, — заинтересовалась Горностаева и сделала ко мне несколько шагов.
      Но тут Шаховский застонал и начал медленно оседать на землю. Увидев это, Валька бросилась к нему и обняла его за талию.
      После того, как она отконвоировала раненого героя в его гостиничный номер, Спозаранник сказал очень тихо:
      — Если она забеременеет, Скрипка нас не простит.
      Я же засыпал с мыслями о том, что большего симулянта и артиста, чем наш Витя, пожалуй, и не отыскать ни в одном большом, среднем и малом театре нашей родины.
 

5

 
      Утро было не самым лучшим для меня. Лучше бы я умер вчера. Но я остался жив и поэтому безумно страдал. А тут еще надоедливый, как муха, Спозаранник прицепился ко мне с требованием написать объяснительную про диктофон. В конце концов он меня достал, и я сотворил целую поэму на двух листах, в которой касался темы гравитации, НЛО, диктофонов, которые летают в связи с обратным течением времени. При этом я ссылался на Ленина и Сталина, утверждал, что диктофон противоречит учению марксизма и поэтому подлежит уничтожению.
      Глеб все это прочитал, хмыкнул, спрятал опус к себе в папку и сказал:
      — Когда шеф это прочитает, то все поймет сам. Ему даже не надо будет докладывать о том, в каком ты вчера был состоянии.
      — Да пошел ты…
      — Что?
      — Уйди с глаз моих долой! Нечисть… — на большее после вчерашнего у меня не хватало сил. В голове кто-то стучал молотком, играл на трубах и выл по-волчьи.
      Ни о какой работе не могло быть и речи, я лег на кровать и приготовился к смерти. Наши же решили во что бы то ни стало провести совещание. Поскольку я был не транспортабелен, то летучку устроили у нас с Шаховским в номере. А он, кстати, ночевал со мной в комнате, так как Горностаева его хоть вчера и пожалела, но ночевать у себя не оставила. Глеб, раскрыв папку, уселся в кресло, а Валя и Шах очень уютно устроились на Витькиной кровати.
      — Итак, что мы имеем? — начал Спозаранник.
      — А мы ничего не имеем, — ответила ему Валька.
      — Это правильно, молодец! И дальше ничего не поимеем, если будем, как эти два оболтуса, ночные кабаки исследовать вместо криминогенной обстановки в городе. Думаю, что для начала нам нужно обсудить их поведение, потому что… ибо… если… Короче…
      — Хорошо, давайте голосовать. Ведь обсуждение всегда заканчивается голосованием, правильно? — спросил Шаховский. — Так давайте для убыстрения процесса сразу перейдем ко второй стадии.
      Кто за то, чтобы объявить нам выговор и доложить начальству?
      Спозаранник был очень дисциплинированным человеком, поэтому он еще до того, как понял, что Шах издевается, поднял руку.
      — Один. Кто воздержался?
      Валька посмотрела на Спозаранника и проголосовала.
      — Кто против?
      Теперь он поднял руку сам, а я из положения лежа поднял две передние конечности и, на всякий случай, обе задние.
      — Глебушка, твое предложение не прошло. Коллектив высказался большинством голосов против, а волю коллектива надо уважать. Согласен? — торжественно подвел итог голосованию Шаховский.
      — Да ну вас к черту! Вы абсолютно несерьезные люди, и, если Бы не обстоятельства, в связи с которыми мы приехали в этот город, я бы никогда не стал бы с вами ничего обсуждать, а просто ставил бы задания. В общем, ладно — с вами, хулиганы, тунеядцы, пьяницы, я разберусь потом. Короче, заканчиваем болтовню, ставлю первоочередную задачу: необходимо установить, как связывался этот дебильный депутат со своим источником.
      Предполагаю: по сотовому телефону. Где взять номер? Он у нас есть. Значит, необходимо достать распечатку его звонков, то есть трансакций. Вопрос: как? Ответ: неизвестно! Но есть предложение: попросить у оперативников или следователя.
      Перспективы: туманны. Альтернатива: не вижу.
      После своего славного выступления Спозаранник гордо на нас посмотрел, очевидно, ожидая аплодисментов. Но их не последовало. Лично я, например, вообще перестал понимать, что он говорит, где-то посередине его выступления.
      — А теперь будем решать, кто пойдет в милицию. Шаховскому туда точно нельзя с такой физиономией, я пойду в редакцию «Таежной правды», откуда Трубочистов на встречу с источником ушел. Значит, Горностаева и Каширин. Эй, алкаш, ты меня слышишь?
      Я ничего не ответил, сил не было. Однако делать было нечего, и мы отправились в милицию.
 

6

 
      Путь туда занял около часа. Всю дорогу Валька меня подгоняла и внимательно следила, чтобы я не купил себе пива. Я пытался убедить ее, что если выпью пива, то оживу, но она была непреклонна и не хотела продлить мне жизнь.
      — От тебя и так перегаром несет, а если пива выпьешь, то все вокруг тебя просто задохнутся. Понял? Потерпи немного, на обратном пути зайдем в какую-нибудь кафешку и вместе по бокальчику пивка употребим. Хорошо, Родик?
      Я молчал и обижался. В милиции мы посетили всех, кого можно, Горностаева строила дяденькам-милиционерам глазки, отчаянно виляла перед ними своей аппетитной попой, но никакого результата мы все равно не добились. В принципе, отнеслись к нам очень хорошо, расспрашивали про наше Агентство, поили чаем с сушками, но распечатками не делились.