— Ладно, подвел итог Обнорский, — сегодня мы уже все равно ничего придумать не сможем. Надо все тщательно проанализировать, собрать кое-какие материалы, поговорить с работниками метро…
      — Да что они смогут сказать? — вскочил я, меня слегка пошатнуло.
      — Максим, — мягко сказал шеф, — я тебя понимаю, но согласись, что лучше не пороть горячку. Сходи домой, поменяй штаны, они у тебя порваны, помойся… В общем, приди в себя. А завтра поговорим. Думаю, что и у нас уже кое-что будет. И, можешь мне поверить, своих людей я убивать не позволю. Ты мне веришь? — повысив голос, спросил шеф.
      — Верю, — согласился я. Обнорский не раз уже доказывал, что за сотрудников Агентства может и горы свернуть.
      — Вот и ладненько, — сказал шеф. — Судя по воплю в коридоре, стажерка Оксана уже вернулась с убийства, поэтому водитель пока свободен и отвезет тебя домой.
      Возражать было бесполезно. В коридоре я еле отмахался от Зудинцева с Кашириным, попытавшихся затащить меня в кабинет расследователей для пристрастного допроса. Мне действительно очень хотелось попасть домой, отмокнуть в ванной, выпить крепкого кофе и привести мысли в порядок.
 

***

 
      Часа через три я уже был в полном порядке и даже успел немного подремать. Налив себе чашку кофе (четвертую), я сел на кухне, закурил и задумался. Ничего путного в голову не приходило. Кроме того, ужасно хотелось холодного пива. А чего, интересно, еще может хотеться в такую жару? Но одному пить стремно, и я вспомнил про знакомого опера из Красногвардейского угрозыска. Недавно я от кого-то слышал, что он уже месяца три как перевелся в УВД метрополитена. Нового номера его телефона у меня не было, но это не проблема… Через час я уже разговаривал с Гаврилой (фамилия моего знакомого — Гаврилов, отсюда и прозвище, на которое тот нисколько не обижался).
      В пять часов мы пили пиво в маленьком кафеюшнике у «Елизаровской». Цены здесь были очень даже доступные, а пиво не разбавляли. Мы пропустили по паре кружек, съели по салатику и горячему, закурили, и я подумал, что можно приступать к тому, ради чего повел Гаврилу в кафе.
      — Ты представляешь, — небрежно сообщил я, — меня сегодня под поезд столкнули.
      — Та-а-ак, — Гаврила даже пивом поперхнулся, — и как ты выбрался?
      — Между рельс упал, поезд надо мной остановился.
      — А ну-ка, давай подробно.
      — Ты что-то знаешь? — у меня проснулся охотничий интерес.
      — Давай сначала ты, а потом уже я.
      Я хотел возмутиться, но вдруг подумал, что меня для показаний и так вызовут, и Гаврила сможет их прочитать.
      А вот я его для дачи показаний не вызову (жаль, конечно). Придется понадеяться на его обещание. Я принялся рассказывать. А в конце добавил, что мы в Агентстве уже пытались просчитать, кому могла понадобиться моя фамилия на надгробии, но так ничего и не просчитали.
      — Скорее всего, ничего и не вычислите, — хмуро сообщил Гаврила. — Я тебе кое-что расскажу, но, ради Бога, нигде…
      — Обижаешь, начальник, — сразу взбодрился я. — Давай вещай, что там у вас в подземном царстве творится.
 

***

 
      На следующий день я встал с больной головой и сушняком во рту. Попытался вспомнить подробности прошлого вечера, но тут услышал шум в ванной и стал судорожно осматривать комнату в поисках женских предметов. Таковых не обнаружилось, и я несколько озадачился. «Лучше пойти и посмотреть, кто там, а не мучить больную голову», — принял я правильное решение и, с трудом встав на ноги, поплелся к ванной.
      Дверь оказалась незакрыта, и я заглянул внутрь. Занавеска была задернута, но под душем стояло явно женское тело. Поглазев пару минут и так и не вспомнив, кому из моих знакомых девушек могли принадлежать столь объемная грудь и не менее объемная задница, я вздохнул и пошел на кухню.
      Вскоре я услышал, как выключили воду, и поспешил в комнату, чтобы накинуть халат. Из дверей вышла, едва не задев бедрами косяк, девушка лет этак тридцати пяти.
      — Привет. — Ничуть не смущаясь того, что на ней было надето лишь полотенце, да и то в качестве чалмы на голове, девушка прошла в коридор.
      — Постой, — окликнул я ее, — а ты что, так ко мне и пришла?
      — А ты не помнишь? — поинтересовалась она, впрочем, не очень-то и удивившись.
      — Не помню, — честно признался я.
      — Мы же раздевались в коридоре.
      — Мы? — скептически спросил я. — Моя-то одежда в комнате.
      — Ага, — усмехнулась незнакомка (я так и не смог вспомнить, как ее зовут, хотя некоторые подробности вчерашних мытарств постепенно стали проявляться), — ты же средь ночи вскочил и собирался куда-то бежать, ловить маньяка. Потом, правда, передумал.
      Маньяк! У меня в голове щелкнуло, и я наконец вспомнил! Ведь Гаврила рассказывал мне вчера, что в метро в последние месяцы произошла целая серия подобных происшествий. Начальство, как это обычно бывает, тщательно скрывает серийность попавших под колеса, но среди оперов ходят слухи о маньяке из метро. Версия о массовых самоубийствах хоть и является официальной, но не выдерживает критики. Слишком странно вели себя погибшие — кто-то выкрикнул перед смертью: «Помогите!»; один мужик попытался выскочить, но не смог; женщина успела крикнуть:
      «Столкнули!». Но все происшествия случались на разных станциях, а начальство упорно не замечало странностей и прекращало дела.
      У меня появилось острое желание бросить все и бежать в Агентство. Но пришлось все же сперва напоить даму кофе. (Ну это ж надо было так напиться! Даже имени не помню!) Исполнив долг джентльмена, хотя по виду дамы можно было понять, что этот самый долг она видит в другом, я быстро собрался, и мы вышли из дома. Распрощавшись с ней у метро и взяв телефончик (который сразу же выкинул), я бросился на улицу Росси.
      Когда я добрался до Агентства, мой боевой пыл несколько угас. Хотя, надо думать, он угас еще вчера. Мне уже почти явственно виделись скептические рожи начальства, когда я заявлю о маньяке, основываясь лишь на разговоре с Гаврилой. Поэтому я решил пока ни о чем никому не говорить. На входе я чуть не сбил с ног Зудинцева, явно кого-то высматривавшего.
      — Ну что, отошел? — пожав мне руку и окинув цепким взглядом опера, спросил он.
      — Отошел, покладисто согласился я.
      — Пойдем поговорим?
      — Извини, Георгий, некогда, — попытался я обойти Зудинцева, — у меня сроки поджимают, надо срочно доделать одно дело, а то Глеб меня убьет.
      — Подожди, — от бывшего опера отвязаться было не так-то просто, — не кипешись. У тебя должны быть какие-то версии…
      — Да ладно тебе, я уже и сам думаю, что могли и случайно столкнуть.
      — Да? — скептически произнес Георгий и внимательно посмотрел мне в глаза. Все-таки, опыт — его не пропьешь: мне казалось, что Зудинцев просвечивает меня насквозь и ему известны все мои мысли.
      — Во всяком случае, я уверен, что в ближайшее время это не повторится. — Я действительно почему-то считал, что пока меня трогать не будут. На чем было основано мое убеждение? — я и сам не знал.
      — Ну, смотри… — протянул Георгий. — Только прошу тебя, не занимайся самодеятельностью. Это никогда до добра не доводило.
      — Слушаюсь, ваш бродь! — саркастически произнес я. — Вы такой старый и опытный, а я маленький и глупый…
      — Ну, теперь я вижу, что ты в порядке, — хмыкнул Зудинцев, — но все-таки не лезь один.
      Да, с Зудинцевым лучше не лукавить.
      Но из этого разговора я вынес мнение, что помощью сотрудников Агентства мне пользоваться не надо. Дураку понятно, что все Агентство уже знает о происшедшем со мной. Стоит мне произнести слово «метро», как начальству доложат о том, что я занимаюсь самостоятельным расследованием случившегося со мной инцидента. Лучше все сделать по-тихому.
      Я сел за комп и задал в поиск задачу:
      «метрополитен», «погиб под поездом».
      Пока компьютер шерстил сводки Агентства, выискивая требуемую информацию, я для подстраховки открыл какой-то левый материал и свернул его в уголок. Мол, если кто-то решит посмотреть, что это там Безумный Макс на компе изучает, то увидит отнюдь не материалы по метро. Может, это и маразм, но лучше перебздеть, чем недобздеть. А то еще запретят вообще пользоваться базами — от Обнорского можно ждать и не такого.
      Ага, поиск закончился. Ну ни фига себе! 132 документа! Это что, все убийства? Но убийств оказалось гораздо меньше, все остальное было не то. Так, посмотрим… Попавших под колеса поезда оказалось семь человек. Оп-па! А это уже интересно! Пятеро из семи — практически одного возраста, 56-58 годов рождения. Была еще бабушка 77 лет и парень 19 годочков. Но последний отпадал: в сводке отмечалось, что у парня были исколоты все руки и упал он под поезд поздним вечером, а за его полетом следили пять человек. С бабушкой тоже было все ясно: по заключению врачей, она умерла еще на перроне от кровоизлияния в мозг, а на рельсы упал уже труп. А вот с остальными пятью требовалось разобраться. Даже странно, почему в Агентстве никто не обратил внимания на столь частые случаи попадания под поезд. Но потом я посмотрел на даты и понял — они погибали в течение почти полугода, а в городе каждый день что-то происходит. Да и анализировать — дело не репортеров, а наше. Но у нас все функции анализа выполняет единственный и неповторимый Глеб Егорыч. Неудивительно, что маньяка просмотрели.
      Я переписал фамилии и решил «пробить» потерпевших по адресной базе данных, чтобы узнать, где они жили.
      В том, что это именно «терпилы», у меня уже не возникало никаких сомнений.
 

***

 
      Быстренько пробежав глазами список адресов, я решил начать с Игоря Капланова, Геннадия Степцева и Нины Кармыш. Все они при жизни проживали в одном районе и недалеко друг от друга. На мое счастье, из начальства в Агентстве был лишь Скрипка, который в очередной раз пытался заставить Горностаеву курить «в положенном месте». Проскочив мимо них и сообщив по дороге Зудинцеву, что вернусь часа через три, а если срочно понадоблюсь, пусть звонит на мобильник, я выбежал на улицу.
      У Кармыш меня ждала неудача — соседи сообщили, что после ее смерти муж поменял квартиру и уехал в Тверь.
      У Степцева дверь открыло очаровательное создание лет двенадцати.
      — А почему не спрашиваешь: «Кто там?» Вдруг грабители? — поинтересовался я.
      Девочка усмехнулась и покачала головой. Затем обернулась, слегка кивнула — и сразу в поле зрения оказался здоровенный кавказец, сиречь, кавказекая овчарка. Пес умными глазами посмотрел сначала на меня, потом на хозяйку, как бы спрашивая: мне его сразу на британский флаг порвать или погодить?
      — Вам кого? — положив руку на загривок собаки, спросила девочка.
      — Ты, наверное, Рита? — спросил я.
      — Мы разве знакомы? удивилась она.
      Заочно, — не стал я вдаваться в подробности. Не объяснять же ей, что в адресной базе данных я получил информацию о всех прописанных в квартире. — Мама дома?
      — Нет, она в больнице.
      — Заболела? — сочувственно поинтересовался я.
      — Нет, — рассмеялась Рита, — работает. Вы так и будете топтаться на пороге или сообщите мне свое имя и цель прихода, чтобы я решила, стоит вас впускать в дом или нет?
      «Умненькая девочка», — подумал я и решил, слегка подкорректировав, изложить свою историю. Согласно моей интерпретации, я просто расследовал странные случаи в метро, и мне сейчас нужны подробности жизни погибших.
      А так как отец девочки погиб в метро, то я и пришел поговорить с родственниками. Рита выслушала, внимательно рассмотрела мое удостоверение, визитку и спросила:
      — А вы можете у Серегина автограф взять?
      — Конечно, могу, — заверил я ее.
      — Ну, тогда заходите, — разрешила она.
      Да, иногда слава моего шефа творит настоящие чудеса, даже без его присутствия. Мы прошли в квартиру. Пес следовал за мной, а когда мы вошли на кухню, улегся на пороге. Да уж, с таким защитником Рите бояться нечего. Где-то я слышал, что кавказца даже пистолетная пуля не способна остановить, разве что в голову попадет.
      — Так что вы хотели узнать об отце? — спросила Рита, наливая воду в чайник.
      — Честно говоря, сам не знаю, — признался я, — просто расскажи о нем: кем работал, где работал, кто к нему в гости приходил? Если это не секрет, конечно.
      — Да какой там секрет, — отмахнулась Рита, — работал врачом, как и мама.
      В последнее время, перед… — она замялась, — перед тем случаем, стал, кроме больницы, подрабатывать в какой-то клинике. Но ему там тоже мало платили, я слышала, как он маме жаловался. Общался в основном с врачами.
      — А ты знаешь кого-нибудь из его друзей? — спросил я.
      — У нас альбом есть, институтский, там даже адреса указаны. Сейчас я принесу.
      Рита ушла в комнату, оставив меня под присмотром пса. Я встал, чтобы выключить чайник, но тут же вернулся на табуретку — кавказец вскочил и предупреждающе зарычал. Вернулась Рита с большим альбомом.
      — У них недавно была годовщина выпуска, и они сделали себе фотографии, — пояснила хозяйка, — а потом вставили их в свои старые альбомы.
      А под каждой фоткой — адрес.
      Я сразу перевернул листы с фотками из институтских времен и стал изучать снимки полугодовой давности. Под каждой фотографией стояла фамилия и короткая справка о том, чего добился выпускник со времени окончания института. Вот, например, послужной список некоего Степцева. Черт, я же совсем недавно уже слышал эту фамилию… Озаренный внезапной догадкой, я стал листать страницы и на четвертой нашел Кармыш, а на следующей Капланова.
      Но это же невероятно! Я вскочил, даже не обратив внимания на зарычавшую собаку.
      — Тэнгиз, тихо! — прикрикнула Рита. — Нашли что-то интересное?
      — Не то слово! Тут у вас еще куча трупов! — Я был так поражен, что совсем забыл, что разговариваю с ребенком. — Принеси мне мою сумку из коридора.
      Рита шмыгнула в коридор и тут же вернулась с сумкой. Я достал свой список. Еще пару минут я сверял его с информацией из альбома и вскоре уверился, что все погибшие в последнее время в метро (кроме наркомана и бабушки) — выпускники одного и того же курса Первого мединститута. Это не могло быть совпадением. От свалившейся на меня удачи аж руки задрожали. Значит, это не маньяк работает в метро! Кто же? Внезапно свихнувшийся врач из того же выпуска, чем-то обиженный на однокурсников? Но тогда при чем тут я? Об этом следовало крепко подумать. Я выписал адреса оставшихся в живых, попрощался с Ритой, пообещав ей принести полное собрание сочинений Серегина с его автографами, и покинул квартиру.
 

***

 
      На следующий день после посещения квартиры Степцева я пришел в Агентство и попытался все-таки добиться аудиенции у нашего «звездного» шефа.
      Обнорский выслушал меня, хмыкнул, забрал справки и сказал, что подумает об этом. На досуге. Вообще шеф показался мне каким-то вялым — он явно думал о чем-то другом, но никак не о работе.
      Честно признаться, я не сильно расстроился тем обстоятельством, что Обнорский прохладно отнесся к моей информации. Иного я почему-то и не ожидал. Поошивавшись по Агентству и поизображав бурную деятельность, я решил сходить в гости к одному из выпускников «рокового» курса Первого меда — Гоче Начхебия. Жил он в центре, и кто-то у него явно был дома — перед выходом я позвонил ему, и трубку сняли. Разговаривать я не стал, а поспешил на улицу Некрасова.
      — Кто там? — раздался из-за двери женский голос.
      — Я из Агентства «Золотая пуля», вот мое удостоверение. — Я поднес к панорамному «глазку» свою ксиву.
      — А чего вы хотите?
      — Мне бы хотелось поговорить с Гочей Георгиевичем.
      — Он умер, — после непродолжительного молчания ответил тот же голос.
      — Как умер? — поразился я: в списке погибших в метро Начхебия не значился.
      — Попал в аварию. — Дверь так и не открыли, но и прогонять не торопились, что обнадеживало.
      — Может, вы все-таки откроете? — взмолился я. — Честное слово, я не грабитель и не террорист. Мне очень надо с вами поговорить.
      За дверью воцарилось молчание, там явно раздумывали, и я решил выкинуть козырь.
      — Кроме Гочи, в последнее время погибли пять его однокурсников.
      После моих слов послышалось клацанье замков, и вскоре дверь открылась.
      На меня смотрела женщина лет тридцати пяти с красными, видимо от слез, глазами.
 

***

 
      Выйдя из квартиры Начхебия, я уселся на лавочку и закурил. Итак, в моем списке появилось еще три фамилии: у Гочи отказали тормоза, Сергей Нарышев умер от отравления, Наталья Ламитина попала под машину. Все это мне рассказала жена Гочи Лена. Ее муж погиб восемь дней назад, и на похороны пришли почти все бывшие в городе выпускники рокового курса. На поминках, как водится, вспомнили общих знакомых, ушедших из жизни. Ни у кого не возникло мысли о том, что их однокурсников кто-то методично убирает. Смерти происходили не в один месяц и вполне могли тянуть на случайность.
      Я заглянул в свой список и выбрал следующую фамилию. Мне было необходимо поговорить с кем-то из однокурсников погибших, а не с их родственниками. Уже через пятнадцать минут я был у дома на улице Исполкомовской и звонил в дверь.
      — Ну и кого там черт принес? — поинтересовались из-за двери. Голос был молодой (но не детский) и чертовски приятный.
      — Кого может принести черт? — ответил я. — Конечно же, прелюбодея.
      — А если я замужем? И муж дома?
      — Мое сердце мне подсказывает, что дома вы одна, — безапелляционно заявил я.
      Моя уверенность была основана на вполне конкретных фактах — в квартире были прописаны две женщины с одинаковыми фамилиями и с небольшой разницей в годах рождения (то есть, с большой долей вероятности, сестры). Это, впрочем, не означало, что в квартире не мог проживать мужчина.
      — Раз сердце подсказывает, значит, так оно и есть, — рассмеялись за дверью. — А если вы маньяк?
      — Нет, — после некоторой паузы заявил я. — Где вы видели маньяка, у которого есть сердце?
      — К счастью, я вообще маньяков не видела, — ответила хозяйка, открывая дверь.
      Моему взору предстала очень даже симпатичная женщина в коротеньком халатике. Я с удовольствием осмотрел сначала ноги, затем бедра, потом грудь и поднял глаза на лицо, обрамленное длинными каштановыми волосами. Да уж, никакого сравнения с моей последней, с позволения сказать, подружкой.
      — Ну и как, — ничуть не смутившись, поинтересовалась хозяйка, — нравится?
      — Очень, — честно ответил я.
      — Ну тогда заходите, — позволила она и немного посторонилась.
      Проходя в дверь, я невольно прижался к ней всем телом, и меня бросило в жар. Мне уже не хотелось проходить дальше… Или — если уж идти вместе с ней, то не отлипая. Со всеми вытекающими. О том, что мое желание написано у меня на лице, стало понятно сразу, как только я увидел глаза хозяйки: она с едва заметной улыбкой смотрела на меня. Кроме того, у меня возникла мысль, что она специально встала именно так, как стоит. Через несколько секунд хозяйка отстранилась и позволила мне пройти в квартиру. Закрыв дверь и повернувшись, она протянула руку:
      — Вера. А как зовут прелюбодея?
      — Максим. Можно просто — Макс.
      — Ну пойдем, прелюбодей. — Вера пошла вперед, указывая дорогу. — Только ты сразу свыкнись с мыслью, что тебе придется сначала совратить невинную душу и довести ее до грехопадения.
      И не скажу, что это будет легко.
      Девушка нравилась мне все больше.
      Правда, последние ее слова слегка охладили мой пыл. А то я уж было начал подумывать о том, что к основной части прелюбодейства мы можем перейти не отходя от кассы, вернее, от двери. И что это меня в последнее время тянет начинать в коридорах? Пришлось вспомнить о деле, в том числе и о том, что выпускницу «рокового» курса звали Лариса. А значит, меня встретила ее сестра. Опять родственник! Я же собирался поговорить с кем-то из выпускников! Впрочем, должны же быть в нашей работе и приятные стороны!
      В конце концов я могу подождать Ларису и в квартире.
      Мы прошли на кухню (а куда же еще?), и Вера взялась за чайник. Ну нет, ни кофе, ни чай я пить больше не могу — чай не водка, много не выпьешь.
      — Вер, а у тебя пива не найдется? — робко спросил я и сразу попытался обосновать свою тягу к спиртному. — В такую жару горячее пить — какой-то моветон.
      — Пива у меня нет, — с сожалением (как мне показалось) произнесла Вера. — Но внизу есть магазин…
      — Понял, — сказал я, вставая и устремляясь к двери. Но опомнился и обернулся. — А ты вообще-то пиво пьешь?
      — Пью, конечно, но лучше шампанское, — усмехнулась она. — Насколько я помню, именно этот напиток больше всего подходит для совращения невинных душ.
      Определенно день обещал закончиться очень даже неплохо. И плевать, что в кармане осталась последняя пятисотка, а до получки еще неделя. А с другой стороны, вдруг удастся провести сегодняшние траты под статью «оперативные расходы»? Подобные мысли проносились у меня в голове, пока я несся вниз по ступенькам.
      Купив две бутылки шампанского, коробку конфет, фрукты, кусок ветчины (однако жрать охота) и сыр, я устремился обратно. День обещал закончиться очень даже неплохо. Хотя на окраине сознания билась мысль о том, что ее сестра (к которой я, собственно, и пришел) может вернуться. Ну и хрен с ним, комнат-то три…
      Пока я бегал в магазин, Вера успела переодеться в платье. На мой взгляд, халатик был предпочтительней, но так тоже неплохо. Пока мы вместе накрывали на стол, то есть резали ветчину и сыр, Вера интересовалась моей работой. Я, как обычно, что-то заливал о крутых расследованиях, задержанных маньяках и профессиональных киллерах. Но осознавал, что Вера мне не очень-то верит — обычных в таких случаях «ахов» и «охов» не было и в помине. Зато были полные мягкого юмора замечания и уточнения. Но это меня ни в коем случае не обижало, скорее, наоборот.
      Под ничего не значащий треп мы сели за стол, я открыл шампанское.
      — За что пить будем? — спросила Вера.
      — За тебя, конечно, грех не выпить за такую красоту, — пошел я в наступление.
      — Что-то в прошлый раз, когда мы с тобой встречались, ты не был со мной столь галантен, — заметила Вера.
      — Мы встречались?
      — Было дело, — сказала Вера. — Неужели ты думаешь, что я могу вот так просто впустить в квартиру одинокой женщины совершенно незнакомого мужчину? — рассмеялась она.
      — Погоди, — я поставил бокал на стол, — как одинокая женщина? А Лариса?
      — Так ты к ней пришел? — Вера тоже поставила бокал. — А я-то думала, ты наконец меня вспомнил…
      Выражение ее лица изменилось. Теперь на нем была написана досада. До меня дошло, что мы знакомы. Вернее, она со мной знакома, а я, такая сволочь, ее в упор не помню! Что я в таком положении мог сделать? Правильно!
      Честно признаться в том, что я ее не совсем помню (то есть, помню — как такую девушку можно забыть!), но когда мы встречались и где, как отрезало!
      А к ее сестре я пришел строго по делу.
      И ни разу Ларису в глаза не видел.
      А вот как увидел Веру, так сразу вспомнил, что мечтаю о ней вот уже несколько недель. Мол, хоть и был пьян, но не смог ее забыть. Ну и так далее. Через какое-то время Вера немного оттаяла и спросила:
      — А что за дело?
      И я рассказал ей о происшествии на станции «Невский проспект». И обо всем, что узнал потом. И о своих догадках, что некто убивает однокурсников ее сестры. Но вот почему…
      — А ведь верно, — задумчиво сказала Вера, — что-то слишком часто Ларискины однокурсники стали под поезда попадать.
      — Вот-вот, — обрадовался я, — а еще были Гоча Начхебия, Наталья Ламитина и Сергей Нарышев. Они тоже были однокурсниками твоей сестры. И тоже погибли. Хотя и не в метро. Я думаю, что и твоей сестре угрожает опасность.
      — Ну, Лариске вряд ли что-то угрожает, — усмехнулась Вера. — Она сейчас в Швейцарии, в какой-то крутой клинике — бабки зашибает. И будет там еще почти год.
      На моем лице, видимо, проступила досада. И Вера сразу спросила:
      — Ты хотел у нее что-то узнать об однокурсниках?
      — Хотел, — признался я, — она могла натолкнуть меня на мысль, зачем убирают ее однокурсников? Она ведь знает их всех — как они живут, чем дышат, какие у них проблемы. А теперь придется идти к кому-то другому.
      Я взял со стола бокал и залпом выпил. А потом посмотрел на Веру.
      — Но все это может подождать до завтра, — я пытался исправить ситуацию. — Хоть я и не помню, где и когда мы с тобой встречались, но сегодняшний вечер я хочу провести с тобой.
      Вера задумчиво смотрела в свой бокал. Повертела его в руке, стуча о стенки льдом (мы решили не выпендриваться с ведерком, а просто положить лед в бокалы, хотя в шампанское лед класть и не принято), тряхнула волосами, выдохнула и выпила.
      — Все мужики сволочи, — констатировала она, — не я первая это сказала и, к сожалению, не последняя. Ты падла редкостная, но ты мне нравишься.
      Еще с того самого дня рождения у Самойлиных.
      И вот тут я вспомнил. Еще в то время, когда я занимался бизнесом, мы с Гошей провернули пару сделок, довольно удачных. А потом его кто-то кинул, и он остался на бобах. Ему надо было срочно ехать выкупать товар, а денег не было. Он бросился к партнерам, у которых лежал его товар под реализацию. В том числе и ко мне. По договоренности, я должен был отдать ему деньги за его товар через два месяца, но мне стало жаль парня, и я отдал деньги досрочно. И поимел от своей Юльки за этот шаг шикарный скандал.
      Тем более что часть уже оплаченного товара «зависла» на прилавке и продаваться не желала. А Гоша в тот раз выкрутился, затем опять поднялся. Через некоторое время он пришел ко мне с каким-то предложением, но я уже ушел из бизнеса да к тому же разводился с Юлькой. В общем, мне было не до него. Но Гоша не забыл моей доброты и, встретив меня месяца три назад, пригласил на свой день рождения. В тот раз я как-то очень быстро нажрался и напрочь забыл все, что происходило на празднике.
      Я налил в бокалы шампанское, кинул лед. Обошел стол, подошел к Вере и… встал на колени.
      — Если можешь, прости меня, — сказал я (между прочим, совершенно искренне).
      — За что? — удивилась Вера, принимая бокал.
      — За то, что забыл тебя. Я не помню, что между нами было в тот вечер.
      Да и вряд ли могло что-то быть. А я очень хочу, чтобы было. Ты мне нравишься, мы вполне взрослые люди и…
      Договорить мне не дали, закрыв рот очень приятным способом. Бокалы упали на пол, а Вера опустилась рядом со мной…
 

***

 
      Я закурил две сигареты и передал одну Вере. Мы уже давно переместились с пола кухни на широченную кровать, где нам было не в пример удобнее.
      И тут замузицировал мой мобильник, оставленный в куртке. Я вскочил и бросился в коридор.
      — Ты чем занимаешься? — спросила трубка голосом Гвичия.
      — Трахаюсь, — честно признался я.
      Уж кому-кому, а Князю в этом конкретном случае я мог сказать правду.
      — Хорошее дело, — согласился Зураб, — но тебя тут разыскивает какая-то девушка. Говорит, что ты ей Серегина обещал.
      «Рита», — понял я.
      — Князь, будь другом, отдай ей один экземпляр нашего подарочного набора собрания сочинений шефа.
      — Ты что? — возмутился Гвичия. — Это у нас для очень важных информаторов!
      — Она очень важный информатор! — Я попытался привнести в свой голос как можно больше убежденности.
      — Но у нас осталось всего два…
      — Князь, — не дал я ему договорить, — я завтра же куплю еще и сам возьму у Андрея автографы.
      — Ну, смотри.
      Князь отключился, а я вернулся в комнату. Вера все еще блаженствовала в кровати, покуривая. Я залез под одеяло и попытался отобрать у нее сигарету.
      — Погоди, — отмахнулась Вера. — Ты знаешь, а ведь Лариса рассказывала мне о скандале, который произошел на последней их встрече.
      — Что за скандал? — Я уже как-то и забыл, для чего, собственно, сюда пришел.
      — У них полгода назад была встреча однокурсников. В каком-то ресторане гуляли, — начала Вера. — Лариса рассказывала, что Игорек Каштанов вдруг взъелся на Сергея Немолова и начал обвинять его, что тот в начале перестройки воровал бюджетные деньги мешками, а теперь зарабатывает на бедных пенсионерах.
      — Погоди, — не понял я. — А каким образом зарабатывает?
      — Ну, не грабит, конечно, — усмехнулась Вера и взяла еще одну сигарету. — Немолов сейчас заместитель председателя комитета по здравоохранению Питера. Знаешь, какие там денежки бродят?
      — Да уж, слышал, — усмехнулся я.
      Здесь я попал в свою сферу. — Лоббирование интересов определенных фармацевтических фирм. Предоставление этим фирмам эксклюзивного права на поставки лекарственных препаратов для льготников. Солидные деньги.
      — Шаришь, — одобрительно сказала Вера. — Но Капланов обвинил Немолова в том, что тот в конце восьмидесятых выбивал деньги на ремонт больниц, ничего не делал, а денежки присваивал.
      Игорек и сам был в этом замешан, он тогда работал в одной из городских больниц. А потом Немолов где-то зарвался, появилось уголовное дело. Заодно потянули и тех, кто в этой афере участвовал. Немолов отмазался, а вот Капланов и еще несколько человек поимели кучу неприятностей. Хоть и не сели, но с работы повылетали. Я всех нюансов не знаю, да и не хочу знать. Мерзко это все.
      — Мерзко, — согласился я и потянулся к ней, — в отличие от тебя.
      Ради справедливости следует сказать, что в моем порыве была изрядная доля возбуждения отнюдь не сексуального свойства. Я понял, что нашел «маньяка». Ларчик просто открывался — Немолов убирает свидетелей своей противоправной деятельности. В последнее время в отношении чиновников слишком часто возбуждались уголовные дела.
      А если Немолов собирается занять место председателя Комитета по здравоохранению (по слухам, в отношении прежнего председателя уже возбуждено дело и начальствовать ему читалось от силы месяц), то давнее дело, неожиданно реанимированное, может сыграть решающую роль и погубить Немолову всю карьеру.