На Лиговке накрапывал дождик. Мы поймали старую скрипучую «Волгу».
      Хмурый пожилой водитель, окинув нас оценивающим взглядом, согласился доехать до Шушар за 300 рублей.
      Положив мне голову на плечо, Зейнаш тихо напевала:
      — Улыбочку ты у меня просил, Я поняла, меня ты не узнал, И о любви моей давно забыл…
      Я осторожно взял ее руку в свою.
      — Хочешь погадать мне, да? — рассмеялась Зейнаш. — Это только я умею.
      Я осторожно поднес ее ладонь к губам.
      Что со мной опять происходит? Ведь совсем недавно клялся, божился, уверял себя в том, что Анюта — подарок, которого я недостоин, и пора мне заканчивать со своими похождениями. Тем более что Анька мне ни разу не изменяла — я в этом уверен. Была у нее какая-то история с Колей Повзло, но, как я понял, чисто платоническая. Уж я-то свою Анютку знаю…
      А как же Зейнаш? Это совсем другое.
      Я на работе. Это называется «оперативное внедрение». Ведь только от Зейнаш я могу узнать, кто все-таки убил Гиви Вертухадзе.
      Звонок мобильного. Что за бред — откуда, у кого? Зейнаш осторожно высвободила руку и достала из сумочки миниатюрную «трубку».
      — Да, папа. Возвращаемся…
      Я снова взял руку девушки в свою.
      — Все, приехали, — тронула Зейнаш водителя за плечо. — Дальше мы пойдем сами.
      Мужик глянул на нас с опаской и, едва закрылась дверь, рванул по шоссе.
      А мы пошли по тропинке — туда, откуда доносился дымок, где мигали огоньки табора.
      — Улыбочку ты у меня просил… — напевала девушка и кружилась, пританцовывала, уводя меня в лес.
      — Вы всегда были мусульманами, Зейнаш? — зачем-то спросил я, не в силах разобраться в своих чувствах.
      — Нет, конечно. Когда много веков назад арабы пришли к нам насаждать ислам, наше племя им сопротивлялось.
      Нас пытали, убивали, все соседние племена давно уже стали магометанами, а мы по-прежнему поклонялись своему верховному богу Ахура-Мазде. И поэтому нам приходилось все время скитаться, убегать от преследователей. Соседи нам помогали едой и деньгами за то, что мы оставались верны своей религии. Но прошло время, и все цыгане-люли постепенно стали мусульманами. А скитаемся мы уже просто так, по привычке.
      Ни таджики, ни цыгане нас не считают своими. Мы везде для всех чужие…
      Я остановился, чтобы дать девушке прикурить, и прикоснулся к ее щеке.
      Зейнаш вздохнула:
      — Тебе надо уходить, Володя. Прямо сейчас.
      — Но зачем, Зейнаш? Я не хочу. Мне некуда идти…
      — Не рассказывай сказки. — Зейнаш глянула мне в глаза, а мне показалось — в душу. Необъяснимый страх сковал мое тело. — Не рассказывай сказки, не надо, — повторила Зейнаш. — Полтабора знает, что ты мент, который ищет убийц Гиви Вертухадзе.
      Я молчал, судорожно ища слова.
      Свет фонарика полоснул по глазам.
      — Зейнаш, мугат зан! — раздался мужской крик.
      Прямо на меня смотрело дуло. Прежде чем я что-то подумал — сработала моя нога. Пистолет вылетел из руки цыгана в белой рубахе, тот взвыл и громко, по-русски, вспомнил чью-то мать. Сзади кто-то накинул мне на голову холщовый мешок, а дальше мои ребра затрещали под градом ударов.
      Что— то взволнованно говорила Зейнаш, но мужчины ее грубо обрывали.
      А затем кто-то защелкнул на моих запястьях «браслеты». Кто-то резко поднял меня с земли. Шли очень долго, меня подгоняли пинками. Я все время спотыкался и пару раз больно ударился о сучья.
      Затем я услышал лязг двери, меня куда-то затолкнули и бросили на охапку сена.
      С трудом я стянул закованными руками с головы мешок. Вдохнул аромат сена и задремал. Знал бы я, чем это все кончится, поумерил бы свое любопытство…
 

***

 
      День не заладился с самого начала.
      Я никак не мог открыть в своем компьютере дискету. Потом оказалось, что это Спозаранник распорядился заблокировать у всех дисководы.
      — Глеб, ты обалдел? — заорал я, едва он появился в кабинете.
      — Владимир Альбертович, можете жаловаться в письменном виде шефу.
      Пока я отвечаю за реструктуризацию, мои приказы не обсуждаются, — отчеканил Спозаранник.
      Совсем крыша у парня поехала…
      Пришлось высвистывать своего знакомого компьютерщика Витю из фирмы, которая располагалась по соседству.
      Он тут же разблокировал дисковод сначала мне, а потом всему репортерскому отделу. Слух об этом дошел до Спозаранника, и он вмиг появился на пороге, гневно сверкая очками и раздувая ноздри.
      — Все претензии в письменном виде, Глеб Егорыч, — отмахнулся я от Спозаранника, едва он открыл рот.
      Как яростно скрипело перо Спозаранника, слышали все мы, хоть кабинет Глеба был от нас далеко. Ничего, пусть пишет, шеф все равно в командировке.
      — Володя, ты скоро? — заглянула в кабинет жена.
      — Сейчас, — кивнул я, отправляя выпускающему последнюю информацию. Мы с Анютой сегодня обещали забрать Антошку из детского сада пораньше и сводить его в зал игровых автоматов.
      Анна пошла собираться, а у меня зазвонил мобильник.
      — Соболин, есть новость, — услышал я голос знакомого опера из главка, Коли Бахтина. — У гостиницы «Прибалтийская» лежат три трупа.
      — Чьи? — подскочил я.
      — Если подсуетишься — узнаешь. Десять минут, как их изрешетили… Все наши уже выехали во главе с Езидовым.
      И РУБОП там будет, и УССМ. Даже генерал Павлинов обещал подъехать. Но я тебе ничего не говорил!
      — Само собой. Век не забуду, Колян, я твой должник.
      Некстати, конечно… Но деваться некуда — надо ехать.
      — Начальник уже в курсе? — ехидно поинтересовался Шах, надкусывая свежий беляш.
      — Про убийство? Конечно, вот выезжаю на место, — отбрил я нахала.
      — Чьи трупы-то, хоть знаешь?
      Я внимательно глянул на Шаха:
      — Ну говори, Витек, не тяни…
      — Значит, так — Гиви Вертухадзе, вор в законе, раскоронованный три года назад за растрату общака. Причем к его раскоронованию приложил руку сам Дед Омар, на минуточку…
      Новость об убийстве разнеслась по Агентству, наш кабинет стал заполняться народом.
      — Труп номер два, — продолжил Шах, Камилла, любовница Гиви.
      И труп номер три — некто Резо, законный муж Камиллы и телохранитель Гиви.
      — Живут же люди, — восхищенно протянул Макс Кононов. — Прямо шведская семья…
      — Какая шведская, дорогой! — воскликнул Зураб. — Все грузины так живут испокон веков…
      — Откуда ты, Витек, все знаешь? — поинтересовался я.
      Шах загадочно усмехнулся. Черт, умеет же Витек находить источники.
      — Готов об заклад побиться — это Жора Армавирский! — убежденно заявил Зудинцев. — Больше некому.
      Я посмотрел на Анюту — она стояла в плаще у двери. Почему-то она ужасно побледнела при слове «Армавирский».
      Или мне показалось?
      — Значит, так, — продолжал разглагольствовать Зудинцев. — Помните, как мы в Рыбацком двух черных освобождали, которых якобы Армавирский похитил?
      — Разве такое забудешь, — кивнул я. — Ну и что, при чем тут Гурджиев?
      — Так вот, те мальцы, которых мы тогда в руки РУБОПу передали, — это ребята из команды Вертухадзе. Я потом от своих оперов об этом узнал. Опера этих мальцов кололи, но ни один из них Гиви не заложил. Отсюда какой вывод? Гиви был причастен к аресту Армавирского. К тому же, говорят, у Гиви были какие-то связи с Литейным — явно люди оттуда попросили его помочь Армавирского упрятать. А Жора — тезка мой, Армавирский, — говорят, человек очень мстительный и обид не прощает…
      — Ань, что с тобой? — подбежал я к жене. Анюта достала платок, бальзам, потерла виски. — Ты расстроилась, что мне надо на выезд? Но больше некому, все остальные на заданиях. Объясни Антошке…
      — Конечно, — устало улыбнулась Анюта и прикоснулась губами к моей щеке. Какая-то она сегодня странная…
 

***

 
      Участок площади перед «Прибалтийской» был огорожен. Хорошо еще, что в толпе оперативников я разглядел рыжую голову Макса Езидова, начальника убойного отдела главка. Стоило мне помахать ему рукой — и меня пустили к месту убийства. Правда, смотреть было не на что. Трупы лежали под белыми простынями. Езидов о чем-то озабоченно спорил с Леней Барсовым и Вадиком Резаковым из РУБОПа. Когда же я подошел к ним, они вмиг замолчали.
      — Колитесь, ребята, — без обиняков начал я. — Кому помешал бедный Гиви больше — деду Омару или Жоре Армавирскому?
      — Слишком много знаешь для репортера, — усмехнулся Езидов.
      — Что ж делать! Поскольку наши оперативники потрясающе некомпетентны — приходится их просвещать, — с достоинством отпарировал я.
      Так, слово за слово, я потихоньку выяснил у ребят, что трое киллеров — смуглых, восточного типа мужчин — скрылись на вишневой «шестерке», затем бросили ее неподалеку, подожгли и пересели в белую «девятку». «Шестерку» опера сразу «пробили» — числится в угоне.
      А вот «девятка» может вывести на их след.
      В нескольких шагах от нас переругивались три полковника. Одного, полноватого, седого, я знал — это был Серафим Данилович Лейкин, замначальника РУБОПа.
      — Что за «полканы» с Лейкиным сцепились? — кивнул я в сторону спорщиков.
      — Барахта, замначальника угрозыска, да Груздев, замначальника УССМ, — пояснил Вадик Резаков. — Не могут решить, кому убийство раскрывать. Каждый кричит, что у него работы выше крыши.
      — К твоему сведению, мы должны заниматься иностранными гражданами! — тыкая пальцем в грудь Барахте, орал полковник Груздев.
      — А то ты не знаешь, что Грузия уже давно суверенное государство, — зло щурился полковник Барахта.
      — Суверенное, хуеренное, — посмеивался полковник Лейкин. — Это вы меж собой разбирайтесь, но наше ведомство здесь точно ни при чем.
      Внезапно все три «полкана» замолчали и вытянулись. К ним неторопливо подошел моложавый человек в штатском с непокрытой головой — зампрокурора Мельничук. А вслед за ним… Господи, вот счастье-то — «следачка» Смирнова.
      Та самая, из-за которой я чуть не развелся с Анькой. А точнее — Анька чуть не ушла от меня.
      Все потому, что был у меня с Ларисой Смирновой пару лет назад мимолетный роман. Он бы закончился сам собой, никто б не узнал. Но Анька, голова садовая, зачем-то заказала за свои деньги «наружку» за Смирновой.
      И узнала не только о встречах Л арки со мной, но и кое-что еще из жизни «следачки-важнячки». Это «кое-что» вполне тянуло на статью. Не в «Явке с повинной» — на статью УК! Короче, из-за этой идиотской видеокассеты, на которой была записана встреча Ларисы Смирновой с судьей Горячевым, бандюганы украли нашего Антошку. Правда, ненадолго, Антошка вернулся невредимый… У нас был тогда с Анютой трудный период в жизни, слава Богу, что он закончился.
      И вот — Ларка здесь. Только об этой встрече я и мечтал!
      — Поступим таким образом, — негромко сказал Мельничук. — Лариса Павловна Смирнова возглавит оперативно-следственную бригаду, в которую войдут представители УУР, РУБОП и УССМ. Всем все ясно?
      — Так точно, — вытянулись по струнке полковники.
      Ребята беззлобно хохотнули.
      — Почему посторонние? — подойдя к нам, ледяным тоном спросила Ларка Смирнова у оперов.
      Ой— ой-ой, Ларочка, а ты, похоже, давно без мужика…
      — Это ж пресса, — заступился за меня Езидов.
      — Посторонние, пожалуйста, за ограждение, — приказала Ларка.
      Ну ни фига себе! Иногда я понимаю женоненавистника Спозаранника. Точно, отвергнутая женщина хуже крокодила.
      Спорить я не стал. Но прежде чем уйти, отвел Езидова в сторону.
      — Отвечу только на один вопрос, — заявил Макс.
      — Правда, что стреляли из «аграма»?
      — Отвечу — да.
      — Не тот ли это «аграм», из которого убили Старовойтову?
      — А это уже второй вопрос, — ехидно ответил Макс.
      — Тогда задаю третий: какой номер у той белой «девятки», на которой скрылись киллеры?
      — Ну ты даешь, Володя! — развел руки Езидов. — Разве ж я могу такие тайны раскрывать? Извини, брат, меня не поймут…
 

***

 
      Отхлебывая из чашки кофе и набирая на компьютере текст об убийстве у «Прибалтийской», я слушал вполуха телевизор.
      — Оба-на!
      «…Некоторые информагентства успели высказать версию о знакомстве убитого у „Прибалтийской“ вора в законе Гиви Вертухадзе с известным предпринимателем Георгием Гурджиевым. Как известно, в прошлом году Гурджиев был обвинен в похищении двух лиц армянской национальности. Позже выяснилось, что это похищение организовали члены одной из этнических группировок, непосредственно связанные с Гиви Вертухадзе. Гурджиев был отпущен из-под стражи, обвинение с него было снято. Таким образом, у Гурджиева могли быть основания для предъявления претензий господину Вертухадзе…»
      Каждая фраза Виолетты звучала как приговор. Хороша она все же на экране… Кто, интересно, ей информацию сливает?
      «Как раз в момент убийства в гостинице „Прибалтийская“ проходил конгресс по инвестициям с участием Георгия Гурджиева…»
      Так— так, а я об этом не знал. Упущение! Ну-ка, быстро вставим в текст.
      «Киллеры подожгли „шестерку“ и пересели в белую „девятку“, которая полчаса назад была обнаружена у Нарвских ворот. Правда, „девятку“ преступники тоже подожгли…»
      На экране появился обгорелый остов машины. Номер ее читался отчетливо, и я тут же переписал его в свой блокнот.
      Сколько бы Езидов ни хранил свои секреты, я все равно их узнаю!
      — Хочешь «пробить»? — заглянул в кабинет Родька Каширин. — Не трать время, я уже это сделал. Полгода как в угоне.
      — Ну ничего себе! А номер где взял?
      — Шах добыл, — подмигнув мне, Родион скрылся.
      Черт те что! Почему подчиненные узнают обо всем раньше начальника?
      Мне это не нравится. Придется, ребята, утереть вам всем нос. А для этого я поработаю еще лишний часок-другой.
 

***

 
      У Нарвских ворот дымился остов «девятки», пожарные сворачивались — свое дело они сделали.
      — Ну и вот скажи, почему РУБОП должен этим заниматься? — кипятился полковник Лейкин. — Ясно же, что дилетанты работают, сколько следов пооставляли…
      — Данилыч, дотерпи до пенсии — и будешь свободен как птица, — усмехался полковник Барахта.
      — Одно могу сказать, у меня лишних людей точно нет, — внушал им обоим полковник Груздев. Друг друга они не слышали. Парень с видеокамерой то и дело натыкался на полковников и негромко чертыхался.
      К Максу Езидову подбежал худой человек с чемоданчиком:
      — Слышь, нельзя ли начальников подальше отсюда? Затоптали все…
      — Куда я их дену? — развел руки Езидов. И обернулся ко мне:
      — Наш пострел везде поспел! Тебе-то что дома не сидится?
      — Чувство долга, будь оно неладно…
      Макс понимающе усмехнулся.
      — Странные киллеры пошли. Нет бы бросить машину — так ведь жгут зачем-то, внимание привлекают.
      — На чем они отсюда уехали?
      — На темно-синем «пассате». Номер не спрашивай — военная тайна, — подмигнул Макс и пошел о чем-то переговариваться с криминалистами.
      Я поднял глаза в вечернее небо, где таяли клубы едкого дыма, и вдруг наткнулся на знакомые окна. Черт возьми, здесь же живет мой однокашник по Театральному училищу Ян Шапник!
      А навещу-ка я его, тем более что давно не виделись.
 

***

 
      Ян вытаращил глаза и с криком: «Кто пришел!» стал радостно хлопать меня по плечам.
      — Тише, мама отдыхает, — выглянула с кухни Янкина жена, Вера. — Володя, ты какими судьбами? Проходи, будем чай пить.
      За чашкой чая я рассказал своим друзьям, что меня привело в их район.
      — Ну надо же! — удивился Ян. — Пожар под окнами мы видели, а на машину внимания не обратили. Только если Нина Петровна что-то углядела — она целыми днями сидит, в окно смотрит. Вер, поинтересуемся?
      — Очень надо, да? — вздохнула Вера. И, укоризненно глядя на нас, удалилась в комнату.
      Мы с Яном болтали минут десять о работе и всяких пустяках, а потом Вера вернулась с торжествующим видом:
      — Ну, Соболин, с тебя причитается!
      Мама не только видела, как трое кавказцев пересаживались из белой машины в синюю, она еще и номер записала. Вот он, — Вера протянула клочок бумаги.
      Подскочив со стула, я чмокнул Верку в щеку.
      — Я только одного не понимаю, — озадаченно произнес Ян. — А почему милиция к нам не пришла?
      — Некогда им пустяками заниматься, — объяснил я. — Вот, может, завтра и навестят вас… Где телефон?
      Накручивая номер справочной ГИБДД, я вдруг сообразил, что не знаю пароль. Черт! Открыв окно, я высунулся и крикнул:
      — Макс, какая сегодня «дорожка»?
      — Чернигов, — машинально ответил Езидов. И вдруг, подняв голову, внимательно посмотрел на меня:
      — Что ты там делаешь?
      — Военная тайна! Завтра узнаешь.
      Зная магическое слово «Чернигов», я через пять минут выяснил, что темносиний «Фольксваген-пассат», на котором уехали киллеры, принадлежит Григорию Яковлевичу Измаиловичу, 1950 года рождения, проживающему на улице Фурштатской.
      После чего извинился перед Янкой и Верой за свое ночное вторжение и, попрощавшись, пообещал принести Нине Петровне коробку конфет.
 

***

 
      — Измаилович, — задумчиво произнесла Аня за завтраком. Антошку она уже успела отвести в садик, пока я дрыхнул. — Знаешь, а ведь мы про него недавно писали.
      — Быть не может! — удивился я.
      — И писал про него как раз ты.
      — Знаешь, Ань, когда приходится выдавать в день два десятка информации — все не упомнишь. Объясни, кто такой Измаилович?
      — Бизнесмен, глава цыганской общины Петербурга. Не так давно выступал в нашем Законодательном собрании, предлагал решить проблему с цыганами-люди…
      — Точно! — хлопнул я себя по лбу. — Анюта, что бы я без тебя делал!
      Позвонив Лехе Скрипке, который остался в «Золотой пуле» за старшего, я объяснил, что вовсю занимаюсь тройным убийством у «Прибалтийской», а потому пусть сегодня в репортерском отделе за меня порулит Шах. Скрипка тут же начал мне рассказывать одну поучительную историю о репортере, которого погубило чрезмерное любопытство, но поскольку история была слишком длинная, я оборвал ее дружеским пожеланием: «Не тревожь мне душу, Скрипка!».
      Проводив Аню, я тут же стал названивать Измаиловичу, телефон которого нашел в своих старых записях.
 

***

 
      Мускулистый торс Григория Яковлевича облегала черная шелковая рубаха, на шее висела тяжелая золотая цепь.
      А квартира — ну просто музей, страшно ходить по этим залам.
      — Я не стал подавать заявление в милицию после угона своего «фольксвагена» по следующим причинам, — Измаилович тряхнул гривой и придвинул мне фарфоровую чашечку с кофе. — Во-первых, бесполезно. Во-вторых, жаль времени, тем более что застраховать машину я так и не успел. А самое главное, я знаю, кто это сделал. И поэтому сам с ними разберусь.
      — Кто же это сделал, Григорий Яковлевич?
      — Да они же, люли, и угнали! — воскликнул Измаилович. — Эти люди позорят цыганскую нацию. Они заполонили все улицы, все станции метро. Попрошайничают, воруют. Предлагают погадать по руке, хотя гадать не умеют.
      Потому что никогда не умели. Это не настоящие цыгане. А у людей складывается отрицательное отношение ко всем цыганам. У нас древняя культура, великая — вспомните, что писали о цыганах Пушкин, Толстой… Более того, я вам скажу, что и мусульмане не считают цыган-люли своими соотечественниками и единоверцами. Послушайте, что говорит о них наш муфтий, как он их честит! А все потому, что они достали всех верующих — приходят толпами к мечети и начинают попрошайничать, оттесняют тех, кто по-настоящему бедствует.
      — А люли не бедствуют? — поинтересовался я, прихлебывая вкуснейший кофе.
      — Я вас умоляю! — махнул рукой Измаилович. — Они приезжают к нам из своего Таджикистана на заработки!
      Питер у них считается хлебным местом.
      Каждый год они разбивают свой табор в Шушарах, у них даже постройки там стоят уже несколько лет. А посмотрите, на чем они сюда приезжают? Думаете, на телегах? На фирменных автобусах.
      И каждый год у нашей милиции начинается головная боль, во всех районах вдут жалобы на люли — здесь обчистили, там расположились у входа и просят милостыню… Именно поэтому комиссия по правопорядку нашего Законодательного собрания и обратилась ко мне, чтобы я выступил посредником между властью и этими кочевниками. Чтобы я провел с люли профилактическую беседу и предложил им уехать, оставить наш город в покое.
      — Как я понял, беседы не получилось?
      — С ними невозможно разговаривать, — вздохнул Измаилович. — Их лидер, Файзулло, через пять минут стал угрожать мне. Они пообещали, что сожгут мой автомобиль. Мои охранники едва-едва предотвратили рукопашную.
      Причем агрессивно настроены были все — и женщины, и дети. А через несколько дней мой автомобиль пропал.
      Делайте выводы…
      Раздался звонок в дверь, и Григорий Яковлевич вышел. А затем послышался шум падающего тела и крики: «Не двигаться!». Я выглянул в коридор — и тут же мне заломили руки за спину, сделали подсечку и уперлись коленом в спину.
      — Ну что, цыганские рожи? — процедил сквозь зубы холеный типчик в кожаной куртке. — Сразу колоться будем?
      — Что это значит? — яростно прошептал Измаилович, оседланный двумя оперативниками. Глаза его потемнели от гнева.
      — Это значит, что не хрен было машины сжигать! — хохотнул холеный. — Мы все равно вас вычислили.
      Он достал свой мобильник и радостно доложился:
      — Палыч, двоих уже взяли. Скоро и третьего найдем.
      В этот момент на пороге появились Макс Езидов и Леня Барсов. По их глазам холеный понял — он сделал явно что-то не то. Оперативники отпустили нас с Измаиловичем, и, когда мы поднялись с пола, холеный наконец представился:
      — Старший оперуполномоченный Управления специальной службы милиции капитан Муравин! Извините, ошибочка вышла.
      — Это что ж такое? — тяжело дыша, произнес Измаилович. — Мне сразу звонить начальнику ГУВД? Или вы сперва объясните, что происходит?
      — Простите нашего коллегу, Григорий Яковлевич, он парень еще молодой, неопытный, — пояснил Езидов.
      Холеный Муравин было дернулся, но Леня Барсов тут же осадил его легким толчком в бок.
      Через несколько минут мы все пили кофе за тем же антикварным столиком, и Измаилович пересказывал операм то, что я уже знал.
      Вдруг у Езидова зазвонил мобильник.
      — Вот и нашлась ваша машина, Григорий Яковлевич, — вздохнул он. — Только боюсь, этот факт вас вряд ли обрадует — ее подожгли.
      — Значит, все-таки они выполнили свое обещание, — задумчиво произнес Измаилович. И тряхнул гривой.
 

***

 
      Через полчаса мы все были у метро «Озерки» — именно там, возле торговых палаток, и был найден сгоревший «фольксваген-пассат» Измаиловича. Признав, что машина его, Григорий Яковлевич пообещал исполнить все формальности и укатил на своем «вольво». Опер Муравин непрерывно переговаривался с кем-то по мобильнику, а мы с Леней и с Максом, не теряя времени, опросили всех лоточниц, стоявших поблизости. Вот удача — русая деваха, торговавшая пирожками, призналась нам, что видела, как вчера поздно вечером трое мужиков подъехали сюда на «фольксвагене», выскочили из него, прыгнули на стоявшие рядом мотоциклы и с визгом рванули прочь. Как только мотоциклисты отъехали — «фольксваген» вспыхнул факелом. Татьяна — так звали торговку — позвонила пожарным. Когда они приехали, машина уже полностью выгорела. В милицию Татьяна не дозвонилась.
      — Ну а что за мотоциклы? — допытывался я. — Опишите их…
      — Да чего описывать? — удивилась торговка. — «Харлеи-Дэвидсоны».
      Теперь настал наш черед удивляться… Но все разрешилось просто — муж Татьяны оказался большим любителем автомотоспорта, поэтому она хорошо разбиралась во всех транспортных средствах, видела их если не живьем, то в журналах.
      — Черт те что, — озадаченно произнес Макс.
      Тут его подозвал к себе Барахта, и Езидов стал докладывать полковнику о результатах работы. Лейкин демонстративно ходил кругами, надув губы, и ни с кем не общался.
      — Ха! послышался радостный крик, и розовощекий полковник Груздев выкатился из «форда». — Ну-ка, Муравин, ко мне, — скомандовал он.
      Холеный опер послушно подбежал к начальнику.
      — Счастливо поработать, ребята, а мы этим делом заниматься не будем! — объявил всем Груздев и потряс бумагой. — Гиви Вертухадзе принял перед смертью российское гражданство, а стало быть, он не иностранец. Поэтому Управление специальной службы милиции здесь ни при чем. Вопросы есть?
      — А его любовница, а водитель? — обиженно крикнул полковник Лейкин.
      — А они стали российскими гражданами еще пять лет назад! — радостно подпрыгнул полковник Груздев, достав из папки другую бумагу. — Муравин, поехали отсюда.
      — Муравин, стоять, — скомандовал полковник Барахта. — И ты, Груздев, не торопись. Есть данные, что убийство совершили цыгане-люли. А они — граждане суверенного Таджикистана. Стало быть — иностранцы. Поэтому раскрывать преступление должна УССМ.
      — Цыгане не иностранцы, они не имеют гражданства! — завопил Груздев и, подскочив к Барахте, двинул ему в ухо.
      — Ах ты, падла, — ошалел от возмущения Барахта и, заломив Груздеву руки за спину, принялся молотить его по спине. Полковник Лейкин бросился разнимать своих коллег, но получил по пинку от обоих и, обиженно ворча, отошел в сторону.
      — Отставить, — негромко скомандовал неизвестно откуда появившийся зампрокурора Мельничук. Взяв обоих дерущихся полковников за шкирятники, он слегка встряхнул их. — Напоминаю, что по убийству у «Прибалтийской» работает оперативно-следственная бригада из сотрудников УУР, РУБОП и УССМ во главе со Смирновой Ларисой Павловной. — Л арка появилась из-за спины Мельничука и сухо всем кивнула.
      — Почему посторонние? — ледяным голосом поинтересовалась она у Езидова, смотря сквозь меня.
      — Жди нас вот в том кафе, — шепнул мне Макс.
 

***

 
      Мы выпили по три кружки пива, пока обсуждали, кто может стоять за этим убийством и как правильно действовать.
      Битый час Леня Барсов доказывал, что заказать Гиви мог только Жора Армавирский, а Макс Езидов возражал, что это дело рук Деда Омара.
      Внимательно прислушиваясь, я старался запомнить, что говорит каждый.
      А опер Муравин высокомерно цедил:
      «Интересно», «Любопытно» — и каждую минуту переговаривался с кем-то по мобильнику.
      — Мне одно непонятно, — встрял я в спор. — При чем тут цыгане-люли? Какое отношение к ним имеют Армавирский и Дед Омар?
      — Армавирский ко всему имеет отношение, — заметил Барсов. — На него работают самые разные группировки.
      Но Жора так обставляется, что никогда его причастность к бандитам не докажешь.
      — Дед Омар тоже не лыком шит, — возразил Езидов. — У него свои бандитские кланы по всему Кавказу и во всей Средней Азии имеются…
      — Все-таки Омар! — воскликнул я.
      Трое оперов посмотрели на меня с интересом. — Сейчас объясню, — замахал я руками. — Дед Омар — из тех курдов, что исповедуют зороастризм. Зороастризм включает в себя поклонение огню. А киллеры, убившие Гиви, настоящие огнепоклонники — не случайно они три автомобиля подожгли, это ж ритуал такой!
      Возникла пауза.
      — Володя, ты утомился, — внимательно глянул на меня Езидов.
      — Тебе надо отдохнуть, — добавил Барсов.
      А Муравин только презрительно хмыкнул.
      — И мы тебя очень просим, Володя, не делай глупостей, — наставительно сказал Езидов. — Ваше Агентство нам и так уже сорвало не одну разработку.
      — Как только у нас будет информация, мы тут же тебе сообщим! — пообещал Барсов.
      Как же, держи карман шире… Но я сделал вид, что поверил. И тепло попрощался со всеми тремя. Даже с придурком Муравиным.
 

***

 
      Выдавать в нашу сводку информацию о причастности цыган-люли к убийству у «Прибалтийской» я не хотел. Интуиция мне подсказывала, что делать это не стоит… В итоге я получил на «летучке» от Обнорского не один, а целых два втыка — за то, что разблокировал дисководы (Спозаранник, сука, написал-таки на меня «телегу»), и за то, что вчера безрезультатно болтался непонятно где. Спорить я не стал, махнул рукой.
      А в коридоре Агентства меня дожидался авторитетный предприниматель Рустам Голяк. Три дня назад на него было совершено уже 25-е покушение, и вновь неудачное — десяток пуль прошил его насквозь, не задев ни одного жизненно важного органа. Мы добросовестно отразили этот факт в своей сводке, наша информация прозвучала по нескольким радиостанциям и телеканалам. Но Голяку, очевидно, вновь что-то не понравилось…
      — Ага! — закричал Голяк, размахивая костылем. — Вот кто назвал меня в своей заметке бывшим сутенером!
      Черт возьми, кажется, действительно назвал…
      — Рустам, но мне об этом рассказали в РУБОПе, да ты и сам не скрывал, что контролировал в гостинице работу проституток.
      — В РУБОПе сидят такие же ущербные люди, как и в вашем Агентстве! — истерически завопил Голяк. — Вы завидуете мне, моему таланту, моему везению… Вы никогда не задавались вопросом — почему я все время остаюсь жив, почему меня не берут ни пули, ни яды?
      Да потому что Господь все видит и решает по справедливости! Я никогда не был сутенером, потому что я не получал от шлюх деньги…
      — Ну хочешь, — подошел сзади Обнорский, — мы напишем статью под заголовком: «Голяк — не сутенер»?
      — Вы только и можете меня подъебывать, потому что вы ущербные и жалкие лицемеры! — взвился Голяк, едва не рухнул на пол и, пойманный на лету дюжими охранниками, покинул Агентство с криком:
      — Вы еще узнаете, кто такой Голяк!
      Час от часу не легче… Сидя перед компьютером, я глушил одну чашку кофе за другой. Но мысли витали вокруг вчерашних событий — встреча с Измаиловичем, сгоревший «пассат», разговор с операми в кафе. Если я знаю, где цыгане-люли разбили свой табор, то что мне мешает в очередной раз вспомнить о своей первой профессии — драматического актера? Почему бы не внедриться?… Стоп-стоп, что за бред… Как — внедриться? Прикинуться цыганом-люли, отбившимся от табора?