Глава 11

— Стойте! — приказал им Слиделл. Затем он встал и приказал Боннеру:

— Принеси Флауэрсу стол и стул. Боннер пересек холл и вернулся с небольшим прикроватным столиком. Он поставил его возле кресла, в котором сидел я, и придвинул к нему стул. Затем развернул меня вместе с креслом лицом к окну, так что столик оказался у меня по правую руку. Выполнив все эти действия, Боннер закурил и со скучающим видом прислонился спиной к двери.

— С этой штукой мы только время теряем, — сказал он.

— А я думаю иначе, — отрезал Слиделл. Боннер пожал плечами. Я посмотрел на Патрицию, но она избегала моего взгляда. Флауэрс ее явно заинтересовал. Видимо, ее озадачило его появление не меньше моего. Флауэрс был тщедушный человек лет тридцати с небольшим. Лицо его было как бы сплющено с боков, лысая голова блестела. Глаза его были чуть навыкате, что придавало всему его облику довольно уродливый вид.

Флауэрс поставил на столик черный ящик и снял с него крышку. Это оказался какой-то прибор, на панели виднелось несколько рукояток и тумблеров. Из широкого прямоугольного отверстия торчал край линованной бумаги и нацеленные на него три самописца на небольших подставках.

Я ощутил холодок внутри и взглянул на Слиделла.

— Мы готовимся достигнуть великой цели, к которой стремились все выдающиеся философы мира, Роджерс, — начал Слиделл. — Эта цель — узнать истину!

— Что вы хотите сказать?

— Перед тобой детектор лжи.

— Да ну!.. Где вам удалось его раздобыть?

— В детекторе лжи нет ничего особенного. Любой может его смастерить. А вот управлять им — другое дело… Но нам крупно повезло. Флауэрс просто гений! Он умеет обращаться с этим прибором.

Флауэрс не слушал Слиделла. Он подключил прибор к электрической розетке и щелкнул выключателем. Затем спокойно, методически принялся подсоединять прибор к моему телу. Мне на мгновение показалось, что я в полицейском участке. Флауэрс спокойно занимался своим делом. Для него существовала только техника. На мое правое предплечье он надел манжетку для измерения кровяного давления и накачал ее воздухом. Грудь обмотал какой-то гибкой трубкой. Затем тронул один из тумблеров — пришла в движение линованная бумага. Самописцы начали рисовать изогнутые линии, регистрируя мой пульс, давление крови и частоту дыхания. В комнате сделалось очень тихо. Флауэрс что-то подрегулировал, затем подтащил поближе свой стул и уселся на него. Он благоговейно склонился над прибором, словно пастор над Священным Писанием. Затем кивнул Слиделлу: все, мол, готово.

— Итак, Роджерс, — начал шеф, — от тебя требуется лишь одно: отвечать на мои вопросы. Отвечай, как Бог на душу положит, но отвечай сразу. Не станешь отвечать — понюхаешь, чем пахнет ствол моего револьвера.

— Начинайте, — сказал я.

Конечно, мне нужно было предусмотреть возможность такой ситуации. Ведь я мог попросить агентов ФБР проверить меня на таком детекторе.

— Ничего у вас не выйдет, — презрительно поморщившись, сказал Боннер. — Всем известно, как работают такие штуки. Стоит человеку растеряться или испугаться, и сразу подскакивает давление, учащается пульс. Да и что можно узнать у подонка, у которого душа ушла в пятки?

— В таком случае будет зарегистрировано отклонение от нормы, — с сознанием своего превосходства ответил Флауэрс.

— Иначе говоря, — вставил Слиделл, — если у Роджерса душа в пятках, это будет зарегистрировано как норма. Прибор все равно покажет, когда он испугается по-настоящему. А теперь — всем молчать…

Боннер повиновался.

— Имя и фамилия? — спросил Слиделл.

— Стюарт Роджерс.

— Где родился?

— В Корал-Гейблс, штат Флорида.

— Где учился?

— В университете Майами.

— Чем занимается твой отец?

— Он был адвокатом.

— Значит, он умер?

— Да, — сказал я.

— Причина смерти?

— Автомобильная катастрофа.

Последовало еще десятка полтора или два общих вопросов. Флауэрс внимательно следил за линиями самописцев.

— Ты знал человека, который называл себя Уэнделлом Бэкстером? — спросил Слиделл.

— Да, — ответил я.

— И 1 июня он отправился с тобой из Кристобаля на борту “Топаза”?

— Да.

— И ты высадил его на берег где-то в Центральной Америке или в Мексике?

— Нет, — ответил я.

Слиделл склонился над плечом Флауэрса, напряженно следя за самописцами. Флауэрс едва заметно покачал головой. Слиделл нахмурился.

— Где ты его высадил на берег?

— Я его нигде не высаживал.

— Где Бэкстер?

— Умер.

Флауэрс взглянул на Слиделла и развел руками.

— Нет никаких изменений в графиках? — спросил Слиделл.

— Нет. Запись пока что короткая, и сказать трудно…

Боннер подался вперед.

— Я же сказал, что ничего не выйдет… Хотите, я вам покажу, как можно добиться правды?!

И он с размаху хлестанул меня по лицу ладонью так, что я откинулся на спинку кресла, в котором сидел. Я снова почувствовал на губах вкус крови.

— Убери отсюда этого придурка, — зло сказал Флауэрс. — Посмотри, что он натворил… Самописцы бешено скакали по бумаге.

— Это ненависть, — пояснил Флауэрс.

Я вытер кровь с лица и взглянул на Боннера.

— Велите своей машине это повторить, — сказал я.

— Не подходи к нему, — приказал Боннеру Слиделл.

— Дай мне револьвер, и через пять минут…

— Послушай, умник… — с холодной иронией произнес Слиделл. — Если ты его убьешь, мы так ничего и не узнаем… Все будет точь-в-точь так, как было с Кифером. Ты можешь своей дурацкой башкой понять, что Роджерс — последний из этих людей? Только он может ответить на наши вопросы.

— А что толку, если он будет продолжать врать?

— Это еще неизвестно. Возможно, на этот раз Рейган действительно умер. Я тебе об этом уже говорил. Так что отойди от него!

Боннер отступил к двери. Слиделл и Флауэрс продолжали следить за самописцами, которые постепенно успокаивались. Патриция отвернулась ото всех и спрятала лицо в ладонях. Наверное, она плакала.

— Послушай, Роджерс, — снова обратился ко мне Слиделл. — Так или иначе, мы узнаем правду о том, что на самом деле случилось на “Топазе”. Пусть это займет у нас неделю… Тебе придется отчитаться за каждый час вашего путешествия, минута за минутой. И мы будем повторять свои вопросы, пока ты не расколешься… Полиция тебя не отыщет, а от нас тебе не уйти. Ты все понял?

— Да, — устало ответил я.

— Хорошо. Рейган умер?

— Да.

— Когда он умер?

— Через четыре дня после отплытия из Кристобаля. 5 июня, примерно в три тридцать дня.

— Вы с Кифером его убили?

— Нет.

— Отчего он умер?

— С ним случился какой-то приступ. Врач анализировал мое описание того, что произошло, и сказал, что скорее всего это был тромбоз коронарных сосудов сердца.

— Ты сочинил это описание?

— Я его написал.

— Ты знаешь, о чем я спрашиваю. Ты написал правду?

— Да, правду. Все было так, как я написал. Слиделл обернулся к Флауэрсу:

— Что там у тебя? Флауэрс покачал головой.

— Никаких изменений.

— Ладно, Роджерс. Ты читал письмо, которое Рейган послал Пауле Стаффорд. Там сказано, что у него было с собой двадцать три тысячи долларов. И что он собирался просить тебя высадить его где-нибудь на берег. Из этой суммы недостает девятнадцати тысяч. У Кифера их не было. Нет их и на “Топазе”. Если Рейган умер, куда могли деться эти деньги?

— Не знаю.

— Ты их украл.

— Я их в глаза не видел.

— Рейган просил тебя высадить его на берег?

— Нет.

— Значит, за все четыре дня он об этом даже не заикнулся?

— Нет.

— А почему?

— Откуда мне знать? — возразил я. Тут Флауэрс поднял руку:

— Ну-ка, повторите последнюю часть разговора. Тут есть что-то странное…

Я взглянул на коротышку. Кажется, кто-то из нас уже спятил.

— Ты врешь, Роджерс, — сказал Слиделл. — Это точно. Рейган отправился в море на твоей лодке только для того, чтобы ты его где-то высадил. Он написал об этом Пауле Стаффорд. Ты же читал его письмо…

— Да.

— И ты утверждаешь, что он даже не просил тебя об этом?

— Он ни разу со мной об этом не заговаривал.

— А почему?

— Не знаю, — ответил я.

— Ну вот, снова то же самое, — вмешался Флауэрс. — Явная смена эмоциональной реакции. Мне кажется, что такой разговор у них был.

— Ты его убил! Так? — прокричал мне в лицо Слиделл.

— Нет, — снова ответил я. Тут я опять увидел, как стою у борта “Топаза” в тот воскресный день, когда зашитое в старый парус тело Бэкстера начало медленно погружаться в морскую пучину. И я вновь ощутил, как меня охватывает необъяснимый страх. Я взглянул на детектор лжи. Самописцы лихорадочно дергались, оставляя на бумаге сумасшедшие зигзаги.

Слиделл придвинулся ко мне вплотную.

— Вы прикончили его вместе с Кифером!

— Нет! — крикнул я. Флауэрс кивнул:

— Он врет.

Я до боли сжал кулаки. Плотно прикрыл веки, пытаясь разобраться в темном хитросплетении собственных мыслей. Там таилось нечто невообразимое. Боже мой, что же это было? Вода сомкнулась над парусиновым саваном, и из него, устремляясь вверх, вылетели пузырьки воздуха. Тело покойного неторопливо опускалось все глубже и глубже, пока вовсе не исчезло из виду. И тут меня охватил страх — сам не пойму отчего… Мне захотелось вернуть усопшего в наш мир.

Я слышал, как плакала Патриция Рейган. Меня ухватили за рубашку на груди и приподняли. Я открыл глаза, Боннер что-то кричал мне прямо в лицо. И в тот же миг видение исчезло. Послышался резкий голос Слиделла, перекрывший все голоса. Боннер отпустил меня.

— Когда ты его убил? — заревел Слиделл.

— Я его не убивал! Слиделл перевел дух.

— Ладно. Рассказывай все с самого начала…Мы вышли из гавани между большими каменными волнорезами на вспомогательном бензиновом двигателе. Вокруг судна бушевал прибой. За штурвалом стоял Бэкстер, мы с Кифером ставили паруса. Ближе к полудню начал набирать силу пассат. Ветер дул с северо-востока. Вскоре мы шли уже под полными парусами. При умеренном волнении началась обычная для “Топаза” килевая качка. Порывы ветра подхватывали фонтаны брызг, которые оседали на парусах и попадали в рубку. Как только мы удалились от берега, парусник пошел правым галсом.

— Ну как, слушается “Топаз” руля? — спросил я Бэкстера.

Бэкстер стоял у штурвала с непокрытой головой и без рубашки, как и мы с Кифером. Лицо его заметно повеселело.

— Отлично идет! — отвечал рулевой. — Но нас немного сносит в сторону.

Я бросил взгляд на судовой компас.

— Курс выдержим?

Неожиданно нос лодки подбросило так, что затрещали суппорты на грот-мачте. Мы шли с поправкой на полградуса по отношению к встречному ветру.

— По мере удаления от берега нас будет немного сносить к востоку, — сказал Бэкстер.

Я встал на несколько минут к штурвалу, чтобы почувствовать лодку на ходу. Затем позвал Блэки.

— Вот тебе подходящий случай научиться управлять парусником.

Кифер самодовольно улыбнулся и взялся за штурвал.

— Этой лоханкой? — спросил он с оттенком презрения. — Да я управлюсь с ней обыкновенным веслом… Какой у нас курс?

— Полный вперед!

— Как это?

— Мистер Бэкстер все тебе объяснит, а я пока приготовлю кофе.

В полдень я сделал для всех сандвичи и встал к штурвалу. Ветер посвежел, и теперь “Топаз” двигался с поправкой к ветру на целый градус. В четыре часа меня сменил Бэкстер. Горы Панамы заволокло дымкой, и постепенно они растаяли за кормой. “Топаз” шел под всеми парусами и сильно кренился под ударами волн. Вода с наветренной стороны с шипением и бульканьем перекатывалась через поручни. Казалось, мой парусник, хорошо оснащенный и отлично подготовленный к морскому переходу, радостно и легко преодолевал милю за милей. Фонтаны холодных брызг обрушивались на корму, оседая водяной пылью на наших лицах. Бэкстер взялся за штурвал, а я решил еще раз осмотреть парус на грот-мачте, который все же беспокоил меня. Бэкстер улыбнулся и тоже озабоченно покачал головой. Мы оба понимали, чем это грозит, но сделать ничего уже было нельзя.

— Какая у “Топаза” длина ватерлинии? — спросил он.

— Тридцать четыре, — ответил я. Существует формула расчета абсолютного максимума скорости судна в зависимости от его водоизмещения. При этом тип судна и мощность его двигателя особой роли не играют. Это функция трохоидной системы волн, образуемой при движении судна. Она составляет 1,34 квадратного корня длины ватерлинии.

Я понял, что Бэкстер углубился в эти расчеты.

— Теоретически “Топаз” может развивать скорость, превышающую семь с половиной узлов, — сказал я.

Бэкстер кивнул:

— Я бы сказал, что сейчас он делает около шести узлов.

Спускаясь в трюм, чтобы приготовить ужин, я видел, как Бэкстер обернулся и окинул взглядом исчезающий в дымке берег Панамы. По лицу его было видно, что он испытывает чувство облегчения. От его прежней угрюмости ,не осталось и следа.

Солнце зашло, и ветер потерял прежнюю силу. Однако парусник по-прежнему стремительно шел вперед. Кифер заступил на вахту до полуночи. Мне удалось соснуть несколько часов. Поднявшись на палубу в двенадцать ночи, я увидел, что дует совсем слабый бриз, а море успокаивается.

— Какого черта?! — взорвался вдруг Боннер, подходя к нам. — Мы что же, так и будем перебирать, как эта паршивая лодка ползла сюда милю за милей из Панамы?

— Если понадобится, мы проследим ее путь фут за футом, — сухо сказал Слиделл, — пока до конца не выясним, что на ней произошло.

— Таким способом нам этого никогда не сделать. Ваш детектор ни к черту не годится! Роджерсу с самого начала удалось его перехитрить.

Флауэрс облил Боннера холодным презрением:

— Еще никому не удавалось обмануть детектор лжи. Если Роджерс начнет врать, он сразу же даст об этом знать.

— Да, конечно… Вспомни, что было, когда он сказал, будто Бэкстер умер от сердечного приступа, — съязвил Боннер.

— Заткнись! — крикнул Слиделл. — Проваливай отсюда! Отведи девчонку в кухню, пусть она приготовит кофе. И не прикасайся к ней!

— Почему это?

— Только идиот вроде тебя этого не понимает. Я не хочу, чтобы она кричала и мешала нам работать. Будет искажена эмоциональная реакция Роджерса…

«Мы все сошли с ума, — подумал я. — Во всяком случае все, кто имел дело с Бэкстером. Не с Бэкстером, конечно. Ведь его фамилия была Рейган…»

Меня присоединили к сверкающей электронной игрушке, словно корову — к доильному аппарату. А гномик с лицом капризного ребенка и вытаращенными глазами вытягивал из меня “истину”. Ту самую, которую я и сам до конца не знал. Рейгана я не убивал. Возможно, сейчас я сошел с ума, но тогда-то я был в здравом уме! Я помнил все наше путешествие до мельчайших подробностей. Но почему детектор показал, что я пытался о чем-то умолчать? О чем? Я дотронулся пальцами до лица и почувствовал, что на нем нет живого места. Всюду, где я прикасался, меня обжигала боль. Лицо распухло, глаза почти полностью заплыли. От усталости меня клонило в сон. Я бросил взгляд на часы и убедился, что было уже около двух часов дня. Мне вдруг пришло в голову, что, если бы бандиты прибыли минут на пять позже, я успел бы связаться с ФБР. Но после драки кулаками не машут…

Боннер обернулся к Патриции и сделал выразительный жест головой в сторону кухни. Девушка поднялась с кушетки и поплелась за ним, словно лунатик или длинноногая заводная кукла.

— У тебя еще много бумаги? — спросил у Флауэрса Слиделл. Тот кивнул.

— Итак, Роджерс, — продолжил Слиделл свой допрос, усаживаясь в кресло напротив меня. — На второй день утром Рейган был все еще жив…

— Он был жив и на четвертый день, до половины четвертого.

— Отвечай только на вопросы! — перебил меня Слиделл. — Значит, он был жив и на второй день и снова не заговаривал с тобой о высадке на берег?

— Он не сказал об этом ни единого слова, — подтвердил я.

Слиделл сделал знак Флауэрсу вновь запустить детектор.

— Что было потом?

Я начал рассказывать дальше. В комнате было тихо. Лишь негромко звучал мой голос да едва слышно работал кондиционер. Из щели в детекторе медленно выползала линованная бумага, на которой самописцы оставляли изогнутые линии. Никаких отклонений в этих линиях не наблюдалось.

На рассвете море совсем успокоилось, дул легкий ветерок. Земли видно не было. Как только горизонт стал различим, Бэкстер сменил меня на вахте, чтобы я смог определить наше местоположение по звездам. Я уселся за стол с картами и при свете настольной лампы произвел нужные расчеты. Рядом, едва слышно, посапывал Кифер в своей койке. У меня получился очень неплохой результат по двум параметрам. Мы находились в этот момент на расстоянии восьмидесяти четырех миль от Кристобаля, а наша средняя скорость составила чуть больше четырех с половиной узлов. Дрейф “Топаза” в подветренную сторону оказался чуть больше ожидаемого, так что мне пришлось внести в курс поправки.

В семь часов я разбудил Кифера и принялся жарить яичницу с беконом. Доставая продукты из холодильника, я обратил внимание на то, что температура внутри его недостаточно низкая. Явно какая-то неисправность. После завтрака я проверил аккумуляторы, питавшие осветительную систему лодки, долил в них дистиллированную воду и на некоторое время включил генератор, чтобы их подзарядить. Мы уже начали привыкать к регулярным вахтам. С восьми утра до полудня у штурвала стоял Кифер. Мы с Бэкстером могли поспать часок-другой. Кифер разбудил меня в половине двенадцатого.

В полдень я произвел новые расчеты. Оказалось, что мы отошли от Кристобаля уже на сотню миль с лишним. Пока я занимался вычислениями, за штурвалом стоял Бэкстер. Кифер тем временем приготовил целый поднос сандвичей с консервированной говядиной и луком. Я ел, стоя за штурвалом; моя вахта продолжалась с двенадцати до четырех. Бросив за борт пустой бумажный стаканчик из-под молока, я следил за тем, как он стремительно несется к корме. Таким способом можно было приблизительно определить скорость “Топаза”. Потом я с удовольствием закурил. Вот настоящая мужская жизнь!

День выдался великолепный. Задул свежий ветер — умеренной силы бриз с востока. Мы шли на север, перпендикулярно направлению ветра. “Топаз” легко летел вперед по волнам, оставляя за собой белоснежный пенный след. Начинало припекать. Под горячими лучами солнца быстро высыхали капли морской влаги на лице и руках. Белые гребни высоких волн, которые пришли неизвестно откуда, приподняли парусник и покатились дальше. Я ненадолго поставил парус на грот-мачте, как и было положено, затем снова его убрал. Когда я кончил этим заниматься, на палубе появился Бэкстер.

— Хороший моряк всегда при деле, — с улыбкой заметил он.