Когда Малко вошел, Джон Райли резал ножницами магнитофонную ленту. Положив инструмент, он горячо пожал визитеру руку.
      - Ну, какие новости?
      Его теплый прием успокоил Малко, и он присел, сняв очки.
      - Плохие, очень плохие.
      И он быстро изложил пастору ситуацию. Тот слушал его, не перебивая, нахмурившись.
      - Я не буду оплакивать Сезара Кастеллу, - сказал он, когда Малко закончил свой рассказ. - Поднявший меч от меча и погибнет. Я не могу также ругать Франка Джилпатрика: зачастую политика не поддается объяснению.
      Малко оценил его эвфемизм. Внезапно Джон Райли показался ему весьма снисходительным.
      - Вы можете мне помочь?
      Сложив обе руки, американец слегка вздохнул.
      - Это будет трудно.
      Шум машины помешал пастору продолжить. Он выглянул в приоткрытое позади него окно. В его лице еще была безмятежность, но глаза стали внезапно серьезными.
      - Мне кажется, что уже слишком поздно строить планы, - мягко сказал он.
      Малко рванулся к окну.
      К дверям Радио-Пакс направлялась Амур Мирбале в окружении Жозефа Бьенэме и дюжины тонтон-макутов, разношерстно вооруженных. "Линкольн" с позолоченным номером начальника полиции стоял перед входом в Радио-Пакс.
      - А вот и антихрист, - пробормотал Джон Райли.
      - Они идут за мной, - сказал Малко без выражения.
      На фоне тропических джунглей эти вооруженные люди с тревожными лицами казались нереальными.
      В коридоре послышались голоса, дверь распахнулась от удара ногой одного из макутов, и на пороге появилась Амур Мирбале. Ее лицо напугало Малко: серые большие мешки под глазами, две горестные складки вокруг рта, глаза, налитые кровью, опухшие от слез.
      - Добро пожаловать на Радио-Пакс, - примиряющим тоном сказал Джон Райли.
      Положив руки на стол, пастор благодушно разглядывал вновь прибывших. Амур Мирбале аж передернуло от презрения.
      - Вы, "отец мой", убирайтесь-ка отсюда, - грубо приказала она. - Мне надо поговорить с этим господином.
      Она в первый раз при Малко мешала в одну кучу креольский и утонченный французский. Значит, она, действительно, вышла из себя.
      Джон Райли и не пошевелился.
      - Я нахожусь у себя, - сказал он. - Этот кабинет служит для молитв и размышлений. Выйти придется вам...
      В комнату вошел толстый тонтон-макут. Хотя он был в очках, Малко сразу же узнал его: он прикончил Сезара Кастеллу. В руках он небрежно держал короткий американский автомат "Кольт".
      Он наставил его на Джона Райли.
      - Мне еще никогда не приходилось убивать святого отца, - любезно произнес он. - Надеюсь, это не приносит несчастья?
      Джон Райли взглянул со спокойной невозмутимостью на этого высокого негра.
      - Бог слышит все, сын мой, - заметил он. - Однажды вам придется держать перед ним ответ за все ваши злодеяния. Может быть, очень скоро...
      Смущенный тонтон-макут сплюнул на пол и надвинул поглубже на свою курчавую голову матерчатую шляпу.
      Малко повернулся к Амур Мирбале, не стоило увлекать в падении еще и Джона Райли.
      - Я предполагаю, что вы приехали за мной... - сказал он.
      Амур Мирбале зло улыбнулась.
      - Я не приехала за вами. Пока еще нет. Мне всего лишь надо поговорить с вами.
      Малко с трудом скрыл облегчение.
      - Я вас слушаю.
      - Не здесь. Пойдемте со мной.
      Малко взглядом показал Джону Райли, чтобы тот не двигался. Он вышел из комнаты первым, два макута остались в комнате с Джоном Райли.
      Амур Мирбале молча последовала за Малко. В коридоре было полно тонтон-макутов. Метиска толкнула дверь крохотной студии звукозаписи и сделала Малко знак войти. Повернувшись к нему лицом, она сказала без всякого выражения:
      - Кастелла убил мою мать. По вашему приказу.
      Малко с трудом сдержал себя, услышав такое чудовищное обвинение.
      - Прошу вас поверить мне, что я не хотел этого...
      Пожав плечами, Амур Мирбале продолжала играть связкой ключей.
      - Похороны моей матери через три дня, - сказала она. - Я хочу, чтобы в тот же день был похоронен Габриель Жакмель. И Сезар Кастелла, и Жюльен Лало уже расплатились. Но не они главные виновники, главная вина - на вас. Я уже предлагала вам обменять вашу жизнь на жизнь Жакмеля. Вы же пытались расправиться со мной и потерпели неудачу. Теперь я не выпущу вас. Если через три дня вы не найдете Габриеля Жакмеля, я прикажу содрать с вас кожу кусочками. Если же вы принесете мне его голову, может быть, и останетесь в живых... Я сказала, может быть...
      У Малко пересохло в горле, ему показалось вдруг, что в студии очень-очень жарко...
      - Как же я могу разыскать Жакмеля, ведь он знает, что вы следите за мной.
      - Однажды вам уже удалось встретиться с ним, удастся и во второй раз. Если нет...
      Открыв дверь, не глядя на него, она направилась к выходу. Малко пошел в кабинет Джона Райли. Два негра переминались с ноги на ногу, еле удерживая свое оружие.
      Увидев Малко, оба тонтон-макута молча вышли из кабинета. Оставшись наедине с Малко, пастор иронично улыбнулся:
      - Эти нечестивцы всегда дрожат перед настоящей верой.
      Выглянув в окно, Малко наблюдал за отъездом Амур Мирбале и ее людей. Она села за руль "линкольна": у Жозефа Бьенэме рука была перевязана, и он не мог вести машину.
      В десяти метрах от входа в Радио-Пакс осталась машина с тремя макутами.
      - Что ей нужно было? - спросил Джон Райли.
      - Она предупредила меня, что мне осталось жить три дня...
      Он объяснил суть ультиматума, поставленного Амур Мирбале. У пастора пропало желание шутить. Он в задумчивости потер подбородок.
      - Это будет трудно, - мягко сказал он. - Я не могу выйти из города вместе с вами: дороги всюду перекрыты. А сюда они придут за вами, как приходили только что.
      Мне необходимо разыскать Габриеля Жакмеля, - сказал Малко. - Он - мой единственный шанс. Ведь уже несколько месяцев он сопротивляется макутам, он поможет мне, хотя бы для того, чтобы сорвать планы Амур Мирбале...
      Джон Райли вздохнул.
      - Все так, но где же Габриель Жакмель?
      - Кое-кто может знать об этом, - сказал Малко, - Берт Марней...
      Американец нахмурился.
      - Этот разбойник... Малко грустно улыбнулся.
      - В моем положении не приходится выбирать союзников. Я не хочу доставить Амур Мирбале радость разрезать меня по кусочкам... Единственное, что нужно, - это выйти отсюда так, чтобы меня не увидели эти люди. Если я приеду к Берту Марнею с эскортом макутов, он выставит меня за дверь.
      Джон Райли погладил библию, лежащую на столе.
      - Есть один способ, но для этого вы должны уместиться в багажнике "тойоты". Моя машина стоит во дворе, им не видно ее, и, конечно, им не придет в голову обыскивать багажник, особенно в том случае, если я еду в город. А здесь мы оставим свет, чтобы они думали, что вы еще здесь...
      Малко почувствовал, что к нему возвращается вера, как в детстве. Глаза Джона Райли хитро блестели.
      - С наступлением темноты мы уедем отсюда, - сказал он.
      Малко чуть не закричал от боли: он снова стукнулся головой о выступ багажника. Уже несколько минут "тойота" Джона Райли яростно тряслась, из чего он сделал вывод, что они въехали в Ла Салин. "Выход" удался.
      Машина остановилась. Малко затаил дыхание. Хлопнула дверь, и багажник открылся.
      - Мы на месте, - мягко объявил Джон Райли. С затекшим телом, разбитый, Малко вылез из своего не столь комфортабельного укрытия. Несколько желтых огней пронизывали темноту. От моря шел тошнотворный запах. Они находились в самом центре бидонвиля. Джон Райли показал Малко освещенную хижину, отстоящую в двадцати метрах от них.
      - Это здесь. Я буду ждать вас.
      Малко постучал в дверь и вошел. В маленькой комнатке, где были только стол, этажерки, кушетка и два холодильных шкафа, царил тошнотворный запах.
      Повернувшись спиной, Берт Марней рылся в одном из шкафов, дверцы которого были открыты, и Малко увидел десятки флаконов с этикетками: кровь нищих из Ла Салин...
      Услышав шум, американец повернулся. Увидев Малко, он нахмурился и с трогательными предосторожностями поставил флакон.
      - Что вам нужно?
      Его голос звучал явно враждебно, но Малко не обратил внимания.
      - Вы мне нужны, - сказал он. - Мне нужно как можно скорее связаться с Жакмелем.
      Показалось, что подбородок Берта Марнея еще больше уменьшился, а в маленьких голубых глазках мелькнула паника.
      - Жакмель! Вы совсем сбрендили. Даже если бы я знал, где он находится, я бы вам не сказал. После всего того, что произошло! Весь Порт-о-Пренс знает, что за вами следят и что вас ожидает. С вами даже говорить опасно. Убирайтесь.
      - Мне нужно связаться с Жакмелем, - повторил Малко, - это вопрос жизни и смерти.
      - Убирайтесь, - повторил Марней. - У меня нет времени на глупости. Через два часа ко мне придут за двумястами флаконами, и мне нужно успеть разобрать их. Ведь не вы же дадите мне три тысячи долларов, чтобы расплатиться завтра утром с моими простофилями. А если я им не заплачу, они распотрошат меня.
      Малко не обратил внимания на этот страстный монолог.
      - Послушайте, - сказал он. - Я дам вам пять тысяч долларов, если вы отведете меня к Габриелю Жакмелю.
      Берт Марней, не отвечая, зашел за стол и сунул туда руку. В ней блеснуло мачете, подняв которое, он направился к Малко.
      - Я уже сказал вам, чтобы вы убирались, - прорычал он, - или я перережу вам глотку.
      Отступив к двери, Малко достал свой сверхплоский пистолет. Берт Марней замер, затем плюнул на пол:
      - Сволочь, лучше стреляй мне в живот, но Жакмеля я не продам.
      Слова здесь уже не могли помочь. Малко не мог смириться: без Марнея он никогда не разыщет Жакмеля, и тогда его ожидает смерть. Вдруг ему в голову пришла идея.
      Взяв из открытого шкафа левой рукой флакон с кровью, он бросил его на пол. Из разбитого флакона хлынула кровь, испачкав ноги Берта Марнея. Тот испустил крик матери, у которой отбирают дитя.
      - Сука, подонок, псих!
      Малко холодно смотрел на него:
      - Нет, я не сошел с ума. Раз вы отказываетесь помочь мне, я уничтожу ваш склад... Вы не сможете заплатить донорам, и они убьют вас. Если вы передумали, скажите, пока есть время.
      Направив мачете, Берт Марней вдруг бросился, на него. Левой рукой Малко отвел запястье американца, одновременно ударив его по лицу стволом пистолета. Берт с криком отступил. Два шатающихся в его рту клыка выскочили, пошла кровь...
      - Сволочь, - прошептал он. - Надеюсь, мамаша Мирбале разрежет вас на кусочки.
      Не отвечая, Малко взял следующий флакон и бросил его на пол, затем он наставил на Марнея пистолет:
      - Если вы броситесь на меня, я пущу вам пулю в лоб.
      Американец в растерянности смотрел, как разливается кровь. Потом, встав на четвереньки, он обследовал грязный пол в поисках зубов...
      - Не тратьте зря время, - сказал Малко, - я вам все флаконы разобью.
      Чтобы слова не расходились с делом, он отправил на пол целый ряд флаконов, которые с шумом разбились. Берт Марней встал. В его глазах горела бешеная ненависть.
      Малко был готов идти до конца, пока нервы у американца не сдадут. Взяв левой рукой флакон, он швырнул его о стену, в календарь с голой девицей. Осколки попали в Марнея.
      - Они убьют вас, - сказал он, - если вы не заплатите им за их кровь...
      Малко в изнеможении прислонился к стене "диспансера". Комната буквально вся была в крови, ею были запачканы стены, потолок, кушетка. Полки обоих холодильников были пусты. Пол был покрыт разбитыми флаконами и кровью, от этого запаха тошнило. Как будто находишься на бойне или в пакистанском университете.
      С патетическим видом, дряблый, мерзкий, с осколками стекла повсюду - в волосах, на одежде, на коже - Берт Марней прижимал к сердцу чудом уцелевший флакон, который он смог вырвать у Малко. Прислонившись к столу, он растерянно смотрел на осколки, пятна крови.
      Затем он с ненавистью взглянул на Малко:
      - Если бы я не был таким трусом, я заставил бы вас пустить мне пулю в голову, - сказал он. - Но у меня еще осталась бутылка виски. Я предпочитаю выпить ее и дожидаться завтра, когда местная публика придет перерезать мне глотку. А теперь убирайтесь...
      Казалось, пистолет в руке Малко потяжелел. В течение пятнадцати минут он крушил все подряд, методично, с жестокостью. По Марней никак не реагировал. Как будто его оглушили.
      - Отведите меня к Жакмелю, - повторил Малко. - У вас не будет никаких неприятностей, через час у вас будут три тысячи долларов.
      - Убирайтесь! - проревел Марней.
      Изо всех сил он бросил последний целый флакон в Малко, но тот с трудом успел пригнуться. Флакон разбился о дверь. Раздавленный, Марней покачал головой:
      - Вы всего лишь болван. Может быть, мне удастся ускользнуть от типов из Ла Салин, но от Жакмеля я не отделаюсь.
      - Ладно.
      Малко открыл дверь. Относительно свежий воздух был приятен. Он обернулся. Марней и не пошевелился.
      - Я приду посмотреть, как они придут завтра утром, чтобы перерезать вам глотку, - сказал он. - Когда они потребуют своих денег.
      Видя, что Малко уходит, американец внезапно опустил плечи.
      - Вы ведь не бросите меня, - сказал он. - Вы блефуете, правда?
      Он подошел к двери. Из рубашки у него торчал живот. От пота у него образовались на шее красные пятна, его веснушки стали еще виднее.
      Малко удалялся широким шагом.
      Только в нескольких метрах от машины Джона Райли Берт Марней нагнал его. Брызгая слюной, с патетическим видом, он вцепился Малко в плечо.
      - Одолжите мне эти бабки, - захныкал он. - Я верну вам, я подпишу любой договор, что угодно. Ведь вы не хотите, чтобы я сдох?
      Он был настолько возбужден, что у него опять вывалились в грязь два зуба. Марней продолжал сюсюкать, даже не помышляя нагнуться за ними.
      У Малко мелькнула надежда. Наконец, Берт Марней раскололся. Он перебил его:
      - Я уже сказал вам, что мне нужно. До свидания.
      Он ускорил шаг. Берт Марней отпустил его только тогда, когда он садился в машину, и, запыхавшись, он вдруг пробормотал:
      - Ладно, ладно. Приходите завтра утром с деньгами, после девяти часов.
      Быстро развернувшись, он пошел к "диспансеру". Малко сел в "тойоту".
      - Пришло время молиться за меня, - сказал он Джону Райли.
      Он был уверен, что Берт Марней сделает невозможное, чтобы разыскать Габриеля Жакмеля - на карту была поставлена его жизнь.
      Затем придется иметь дело с восставшим гаитянином, опасным, как заряженная бомба...
      Но это было уже другое дело, ведь ему оставалось только два с половиной дня. И еще при условии, что Амур Мирбале не передумает. Только чудом можно объяснить то, что он до сих пор не гниет в камере Форт-Диманша. Только потому, что ей захотелось заполучить голову Габриеля Жакмеля...
      Глава 16
      Дом был закрыт, и Малко подумал, что Симона Энш скрылась. В зеркале он увидел приближающийся "понтиак" тонтон-макутов. С того момента, как он "официально" выехал на "мазде" с Радио-Пакс, они неотступно следовали за ним. Он машинально доехал до Петионвиля, чувствуя себя как белка в колесе.
      Кроме Джона Райли, он не мог ни на кого рассчитывать в Порт-о-Пренсе. Посольство США стало запретной зоной; таковы были жестокие правила игры. Он подумал о Стейнере, наемнике, захваченном в Судане и брошенном на произвол судьбы "заказчиками". Голова его была пуста, ему хотелось только одного: забыть на несколько часов, что его ожидает.
      Снова страх охватил Порт-о-Пренс, как в худшие времена террора Папы Дока. В головах людей отдавались удары, дубинок, которыми убили Сезара Кастеллу и Гуапу...
      Вдруг при шуме машины дверь на верху внешней лестницы распахнулась, и на мгновение показалась Симона Энш. Узнав Малко, она распахнула дверь настежь. Макуты остались в своей машине, остановившейся чуть ниже. На голове у Симоны была повязка, делающая ее лицо жестким, но ее расцветшее тело в шортах и блузке понравилось Малко.
      - Добрый вечер, - сказала она, - я собиралась спуститься к площади Святого Петра.
      - Прятаться уже не имеет смысла, - сказал Малко, - им столько известно.
      Внезапно он почувствовал себя очень уставшим. Сколько же приятных моментов он мог провести с этой красивой девушкой! И вся тщетность его миссии стала ясна ему. Но только он понимал это.
      Его рука скользнула по бедрам Симоны Энш.
      Она еще сильнее прижалась к нему.
      - Будьте сегодня прекрасной, - сказал вдруг Малко, - мы забудем все на несколько часов.
      Золотистые глаза Малко озарились радостью: древний славянский фатализм побеждал. Бог с ней, со смертью, жизнью нужно пользоваться до последней секунды. Уже много раз в течение своей полной приключений жизни Малко переживал удивительные моменты, в которых мешались смертельный риск и острое наслаждение.
      Подняв глаза, Симона сплела руки на его шее.
      - Я люблю вас, - серьезно сказала она, - потому что вы хотите спасти мою несчастную страну.
      Малко не осмелился сказать ей о полумиллионе долларов: человек живет иллюзиями.
      Внезапно Симона впилась ему в губы, и они страстно поцеловались. Потом, взяв Малко за руку, молодая женщина увлекла его к дивану.
      Он больше не хотел ни о чем думать. Янтарная кожа молодой женщины была гладкой и теплой. Он начал ласкать ее, и она постанывала от счастья. Шорты и блузка упали на пол.
      Симона страстно прижималась к нему.
      Он не мог больше сдерживаться и овладел ею.
      Она сразу же напряглась. Затем, через какую-то долю секунды, она начала двигаться, но уже по-другому. Открыв глаза, Малко встретил ее взгляд.
      - Я счастлива, - прошептала она.
      Он остановился, и пальцы Симоны быстро пробежали но его спине.
      - Продолжай, - сказала она, - не обращай на меня внимания.
      Но он не успел: дверь распахнулась, и два негра с пистолетами в руках ворвались в комнату. Остановившись в двух метрах от дивана, они жадно смотрели на обнаженное тело Симоны Энш. Опьянев от ярости, Малко оторвался от молодой женщины. Та повернулась на живот, всхлипнув от стыда.
      Малко пошел на тонтон-макутов и остановился только тогда, когда ощутил, что ему в живот уперся ствол кольта 38 калибра.
      - Уходите, - приказал он с такой злостью, что оба негра потеряли на мгновение самоуверенность.
      Тот, который был меньше ростом, глупо рассмеялся.
      - Мы не делаем ничего дурного.
      Продолжая угрожать Малко оружием, он жадно смотрел на Симону Энш. Высокий обошел Малко и подошел к дивану.
      - Посмотри на красивую девочку, - смеясь, сказал он по-креольски.
      Медленно его толстый черный указательный палец прошелся по позвоночнику Симоны, дошел до ягодиц. Вскрикнув, молодая женщина перевернулась, ее лицо было искажено ненавистью. Ее ногти вцепились в щеку макута, и тот инстинктивно отступил...
      - Мы еще увидимся, - пригрозил он.
      Оба тонтон-макута вышли. Малко кипел от ярости.
      Это тоже входило в тактику Амур Мирбале. Спрятав голову, Симона Энш рыдала.
      Малко молча оделся.
      Оглядев ужинающих, Симона Энш наклонилась к Малко, ее лицо выражало живейшее неодобрение.
      - Невероятно, - прошептала она, - здесь полно негров...
      Они сидели на террасе одного из самых элегантных, конечно, по меркам Петионвиля, ресторанов "У Жерара Бальтазара", находящегося в глубине разбитой улицы. Действительно, метисы встречались редко. Малко внутренне рассмеялся: весьма неожиданное замечание в устах девушки, считавшей саму себя негритянкой... Откуда еще ждать проявления расизма? Притом, что последнего европейца гаитяне съели еще двести лет тому назад...
      Малко хотелось расслабиться, выпить, смеяться.
      Молодая метиска была восхитительна в белом платье из легкой ткани, плотно облегавшем ее фигуру, с большими сережками, слегка накрашенная. Несмотря на жару, она была в колготках, что было высшей степенью элегантности на Гаити...
      Они залпом осушили по три ром-пунша. Глаза молодой женщины блестели, а Малко был настроен чуть более оптимистично.
      - Раньше негры не посещали такие заведения, - вздохнула она, - но со времен Дювалье их можно увидеть повсюду. Посмотрите на них: они ужасны. Спокойно еще только в Белвью, куда они пока не осмеливаются показаться...
      А ведь еще ее мать была черной, как головешка... От дуновения ветра она вздрогнула, а под легкой тканью платья обрисовались ее соски. Перехватив взгляд Малко, она покраснела.
      - Вы, наверно, считаете меня распущенной, - сказала она, - но я так рада, что нравлюсь вам. Если бы только вы могли увезти меня отсюда. Я стану вашей самой преданной рабыней...
      Малко ограничился тем, что только поцеловал ей руку, не беря на себя иных обязательств: он представил себе выражение лица Александры, когда он вернется с Караибов с такой рабыней, как Симона. Вряд ли это укрепит их союз...
      Им принесли счет, и он оставил на столике десять долларов. С застенчивостью юной девственницы Симона положила свою руку на его.
      - Мне хочется пойти в кино, - призналась она, - в Драйв-ин, там показывают "Историю любви".
      Вдоль дороги Дельмас было три или четыре кинотеатра типа "драйв-ин", что составляло гордость гаитян. Совсем как в Соединенных Штатах. "Почему бы и нет?" - подумал Малко. На два часа это отвлечет его от забот.
      Выйдя из ресторана, он не торопился, чтобы дать время людям Амур Мирбале догнать их. Он надеялся, что тонтон-макутам понравится "История любви".
      Рука Симоны Энш касалась кожи Малко, как маленький и теплый домашний зверек. Чуть слышно застонав, он открыл глаза в темноте. Впервые в их отношениях молодая метиска позволила себе такой жест, недвусмысленный по своим намерениям. Может быть, она подумала, что он уснул.
      Из кино они сразу вернулись домой, но Малко не мот уснуть: он безнадежно пытался найти способ, как уехать с Гаити, а если можно, то вместе с Симоной Энш. Никакой возможности он не видел. Единственный выход перестрелять трех следивших за ним тонтон-макутов. Это было не так уж и сложно. Но что потом?
      На его поимку Амур Мирбале бросит всех своих людей.
      Аэропорт, набережные, все дороги, ведущие к доминиканской границе, сильно охранялись. А гаитяне слишком боялись дювальеристов, чтобы прийти им на помощь, особенно европейцу, чужаку.
      Оставалась только хрупкая надежда на Берта Марнея, ведь он тоже боролся за спасение собственной шкуры.
      Горячие губы молодой метиски прикоснулись к его коже, и сразу все мысли Малко исчезли в темноте. Ее нежный рот возбуждал лучше, чем местный напиток "буа-кошон"... Хотя она и заметила, что он проснулся, она продолжала молча ласкать его, нежно и неустанно. Затем она скользнула под него, спрятав голову на его плече.
      Он еще не притронулся к ней, а она уже двигалась все быстрее и быстрее. Он услышал ее короткое прерывистое дыхание и сам возбудился. Тогда он обнял ее за спину, чтобы она еще крепче прижалась к нему.
      Она вздрогнула, как кошка, которую неожиданно погладили. Ее страстные движения возобновились, но уже по-другому: теперь Малко слышал ее мерное, ровное дыхание. Затем она с новой силой принялась ласкать его. Он старался сдерживаться, но почувствовал, что чуда не произойдет. Из-за него. Зловещие призраки, которые сдерживали Симону, еще не совсем рассеялись.
      Он покорился ей. Симона шептала ласковые слова на креольском, затем замерла, как пораженная громом.
      Гораздо позже, засыпая, он ощутил на своей шее ее слезы, там, где лежала голова Симоны.
      Малко первым покинул виллу. Вместе с Симоной он составил план, как снова избежать слежки тонтон-макутов. Для молодой женщины это представляло определенный риск, но она настояла на своей помощи. Он не мог отказаться: слишком велики были ставки.
      Все зависело от того, где поставили машину те, кто следил за ним.
      Он сразу заметил их серую машину: она находилась чуть выше, при въезде в незанятую виллу. Сразу же повернувшись, он позвал:
      - Симона.
      Он сел в свою "мазду" и подождал, пока Симона сядет в свою машину, зеленый "маверик". Они тронулись одновременно, их разделяло меньше метра. Тонтон-макуты потратили несколько секунд, чтобы кинуться вдогонку. Малко и Симона специально ехали очень осторожно. После ее виллы дорога поворачивала, затем сужалась: здесь не могли разъехаться две машины.
      Малко слегка погудел. Симона выключила зажигание, ее машина резко остановилась, как будто наткнувшись на препятствие. Макуты, следовавшие за ней, чуть не столкнулись с "мавериком". А Малко тем временем прибавил скорость. Шофер макутов еще не успел выйти из своей машины, а он был уже в самом низу дороги, затем он свернул налево, к Петионвилю, переключил на вторую передачу и прибавил газ.
      Симона снова поехала, проехала три метра и остановилась. На этот раз бампер машины макутов ударил "маверик" в зад. Один из макутов, высунув голову, направил на Симону кольт с коротким стволом.
      - Проезжай, сука, - закричал он.
      И он выстрелил в откос.
      Симона Энш посчитала в уме до десяти, включила мотор и медленно тронулась. Малко опережал преследователей на пятьсот метров.
      Малко ехал на полной скорости по дороге, петлявшей между убогими хижинами Ла Салин. Извилистую дорогу он проехал меньше, чем за десять минут. До логова Берта Марнея оставалось сто метров. Было десять минут десятого. Он старался не думать о том, что макуты могут сделать с Симоной Энш.
      Вдруг из-за землянки выскочили худые мальчишки, преследуя кошку с торчащими ребрами. Оказавшись между машиной Малко и преследователями, она повернулась, шерсть у нее была взъерошена, глаза вытаращены. Один из мальчишек смог быстро набросить ей на шею петлю, резко дернув за нее. Кошка отчаянно замяукала, ее трясло, она открыла пасть и выпустила когти.
      Парень еще раз дернул, чтобы задушить животное. Кошка подпрыгнула в последний раз и больше не двигалась. Таща свою жертву, мальчишка, страшно довольный, удалился. Гаитянин постарше, худой, как смерть, "лысый, позвал его, протягивая несколько купюр. В Ла Салин кошка стоила до двух долларов. Это был единственный вид мяса, который они знали.
      Ощущая тошноту, Малко остановился перед "диспансером". Лишь бы Берт Марней сдержал слово... Он постучал и вошел.
      Голова Берта Марнея лежала на железном блюде, глаза были открыты. Из шеи вытекла струя крови, оба зуба исчезли. Малко еле сдержал рвоту. Гул в его голове был похож на гул круживших вокруг головы больших зеленых мух.
      Преодолевая тошноту, он заставил себя подойти ближе и заметил еще одну страшную деталь: рядом с головой, на краю блюда, лежал маленький темный предмет длиной в шесть-семь сантиметров. Малко потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что перед ним человеческий язык.
      Язык Берта Марнея.
      Казнь свершилась.
      Значит, американец разыскал Габриеля Жакмеля.
      Малко обошел стойку. За ней в луже крови лежало тело. Шея была начисто перерезана мачете, как у теленка. На теле не было других ран, Берт Марней умирал в сознании. А, может быть, ему сперва вырвали язык...
      Бедняга Марней, он не заслужил такой страшной кончины. Спотыкаясь от ужаса, Малко вышел из "диспансера". После тошнотворного запаха смерти и крови вонь Ла Салин показалась ему благоуханием. Он взглянул на деревянную хижину, в которой Берт Марней пытался сколотить состояние. Малко чувствовал себя частично ответственным за эту смерть, но время для сантиментов было выбрано неудачно.
      Он сел в "мазду". Оставалось только с помощью Симоны Энш попытаться тайно покинуть эту страну.
      Симона Энш исчезла.
      Малко в тоске пятый раз обошел все комнаты крохотного домика. Они договорились, что она будет его ждать здесь.
      Зеленый "маверик" молодой женщины стоял на стоянке. Это означало одно: в ярости макуты увезли ее с собой.
      Эта страшная догадка не сразу дошла до Малко. И тогда его охватила слепая ярость. Это было единственное, что могло его вывести из себя.
      Сев в "мазду", он резко тронулся с места.
      Охранник вернулся с визитной карточкой Малко, сделав ему знак следовать за ним.
      - Мадам Мирбале скоро примет вас.
      В огромном коридоре Дворца не было ни души. Встревоженный и напряженный, Малко шел за лейтенантом в военной форме. Они зашли в маленький кабинет, уже знакомый Малко.
      Амур Мирбале выглядела очень элегантно в шелковых брюках и такой же тунике. Она сидела в кресле, скрестив ноги. Она повернула к Малко бесстрастное лицо. Ее глаза были до сих пор распухшими, под ними висели тяжелые мешки. Ее пальцы непрестанно двигались, играя со связкой ключей.
      - Вы нашли Габриеля Жакмеля?
      Малко продолжал стоять.
      - Где Симона Энш?
      Он говорил так резко, был так напряжен, что метиска и не подумала увиливать. Она с презрением рассмеялась.
      - Симона Энш? Я думала, что она в вашей постели. Впрочем, это недостойная для вас связь.
      - Ваши тонтон-макуты похитили ее, - грубо сказал Малко. - Немедленно освободите ее.
      Амур Мирбале нахмурилась, ее пальцы замерли.
      - Мои люди никого не похищали. Вы же скрылись от них. Где вы были?
      Малко не терял надежды.
      - Возможно, они действовали без вашего разрешения, - сказал он. - В прошлый раз они вели себя, как проходимцы...
      На лице молодой женщины читалось презрение.
      - Этого не может быть. Ну-ка, ну-ка, кажется, на сцене появился Габриель Жакмель... Вот вам еще одна причина, чтобы разыскать его. Когда она попала ему в руки в прошлый раз, он был не очень любезен с ней...
      Малко не ответил. У Жакмеля не было причин похищать Симону. Если только эта дьявольская комбинация не была придумана Амур Мирбале, чтобы еще подтолкнуть его к поискам Габриеля Жакмеля. Это было похоже на нее.
      Метиска с иронией посмотрела на него.
      - Может быть, я дам вам отсрочку, - сказала она, - кажется, вы искренне хотите обезвредить Габриеля Жакмеля...
      - Он убил Берта Марнея, - сказал Малко.
      Амур Мирбале с жестокостью улыбнулась.
      - Я знаю. Таков обычай, - сказала Амур спокойно. - У нас принято отрезать предателю язык.