Жерар де Вилье
      "SAS"
      Лас-Вегас - фирма гарантирует смерть
      перевод Н. Хотинской
      Глава 1
      - Его сиятельство светлейший князь Малко Линге! - объявила личная секретарша советника президента США Джона Гейла, открывая обитую кожей дверь кабинета.
      Произнося титул посетителя, молодая женщина, казалось, смаковала каждое слово. Быстрым взглядом из-за стекол очков в украшенной искусственными бриллиантами оправе она одобрительно окинула безупречного покроя альпаковый костюм, золотистые глаза, загорелое, волевое лицо с тонкими чертами, выдававшими аристократическое происхождение. Ничего не скажешь, такому человеку самое место в Белом Доме.
      Джон Гейл поднялся навстречу вошедшему, приветливо протягивая руку. Малко не раз видел фотографии хозяина кабинета в иллюстрированных журналах. Однако сейчас голубые глаза показались ему еще голубее, чем на снимках, а волосы, аккуратно разделенные косым пробором, - еще серебристее. Больше всего Гейл походил на плейбоя, по какому-то недоразумению занявшегося политикой. Но Малко прекрасно знал: внешность обманчива. Джон Гейл, неутомимый работяга, с давних пор был правой рукой президента. Во главе целой армии из двух десятков помощников и сорока секретарей он занимался буквально всеми вопросами государственной важности и, преданный, как мамлюк, ревностно охранял покой своего шефа. В Вашингтоне ходила байка о том, как Гейл отваживал назойливых посетителей, добивающихся аудиенции у президента. "Вы хотите его видеть? - говорил он. - Нет ничего проще: включите телевизор в шесть часов вечера..."
      Разумеется, у этого человека были не только друзья. Зачастую, чтобы попасть к нему на прием, надо было записаться за месяц вперед... Он крепко пожал руку Малко.
      - Тысяча извинений, что заставил вас ждать. Я только что из Овального зала.
      Овальным залом называли рабочий кабинет президента: именно там обсуждались и принимались судьбоносные для всей страны решения.
      Рядом с Джоном Гейлом Дэвид Уайз, непосредственный начальник Малко по Центральному разведывательному управлению, казался не более чем скромным служащим. Малко направился к креслу, искоса взглянув на герметически закрытое окно, за которым колыхались кроны деревьев на Лафайет-сквер. Как всегда в июле, атмосфера в Вашингтоне представляла собой нечто среднее между сауной и преисподней.
      По счастью, Белый Дом, оборудованный самыми совершенными в мире кондиционерами, был надежно защищен от капризов климата и погоды.
      Удобно расположившись в глубоком кожаном кресле, Малко вновь спросил себя, с какой стати Дэвид Уайз, шеф Отдела планирования ЦРУ, потребовал, чтобы он срочно связался с Джоном Гейлом. И почему тот назначил ему прийти ровно в четыре часа - минута в минуту - сразу после их телефонного разговора. Любопытно... Малко, внештатный тайный агент ЦРУ, никогда не имел дела с Белым Домом: это была епархия Секретных служб, зависящих в свою очередь от Государственного казначейства.
      Тем более, что он не являлся гражданином США, поэтому маловероятно, что ему будет доверена официальная миссия. Но на все его вопросы Дэвид Уайз ответил только: "Джон Гейл обратился ко мне с просьбой "одолжить" ему агента, на которого можно всецело положиться. Мой выбор пал на вас в силу ваших высоких моральных качеств".
      В устах Уайза это означало, что всякий раз, когда Малко приходилось убивать, у него мучительно щемило сердце.
      Как бы там ни было, Джон Гейл казался воплощением радушия. Вместо того, чтобы вернуться за свой внушительного вида стол, он сел рядом с Малко в такое же кожаное кресло.
      - Спасибо, что пришли так быстро, князь Малко, - произнес он звучным, хорошо поставленным голосом.
      - Я ведь еще не знаю о цели моего визита, - заметил Малко, слегка встревоженный.
      И не без оснований: когда человек, наделенный такой властью, как Джон Гейл, рассыпается перед вами в любезностях, то уж наверняка неспроста. Что-то за этим кроется...
      - Дэвид Уайз... - начал Малко.
      Красивое лицо его собеседника застыло, превратившись в профиль римского императора на старинной монете.
      - Дэвид Уайз и не мог ничего вам объяснить, - отчеканил он. - Дело, о котором я собираюсь с вами побеседовать, относится к разряду "совершенно секретно" и даже более того... Оно проходит под грифом, означающим, что только лично президент и еще пять человек имеют доступ к этой документации.
      - Что же это за гриф? - осведомился Малко.
      Джон Гейл с сокрушенным видом покачал головой.
      - Я даже этого не могу вам сказать. Сам гриф тоже строго засекречен.
      Малко опешил.
      - Вы не считаете сотрудника ЦРУ, занимающего один из самых высоких постов, достаточно надежным человеком? - спросил он с легкой иронией. - Мне кажется, Дэвид Уайз не раз зарекомендовал себя как...
      - Дэвид Уайз - работник, каких мало, - довольно сухо оборвал его Джон Гейл. - Но на сей раз речь идет об исключительном праве на уровне государства. Как бы это сказать... Короче, президент и его ближайшее окружение имеют свои секреты, недоступные больше никому.
      - Понятно, - кивнул Малко.
      Вопрос, зачем же тогда он здесь, вертелся у него на языке.
      - Прежде чем мы продолжим, - веско произнес Джон Гейл, - вы должны дать обещание забыть все, что вам станет известно об этом деле. Одно неосторожное слово может поставить под угрозу безопасность Соединенных Штатов.
      Не находись Малко в Белом Доме, в двух шагах от президента США, все происходящее показалось бы ему ребячеством. Но с ним говорил человек, облеченный властью, куда большей, чем директор ЦРУ или даже шеф военной разведки.
      - Обещаю, - просто сказал он.
      Несколько секунд Джон Гейл выдерживал многозначительную паузу. Затем черты его едва заметно расслабились.
      - Речь идет о совсем несложном поручении, - сказал он. - Мне нужен всего лишь курьер, но такой, которому я мог бы полностью доверять.
      - Куда надо ехать?
      - В Лас-Вегас.
      Малко с трудом скрыл изумление. Он приготовился услышать, что ему предстоит Вьетнам, Бразилия или Европа... Но Джон Гейл продолжал:
      - Вы передадите человеку, которого я назову, документы, находящиеся в этом "дипломате".
      Он поднялся, достал из-за своего письменного стола коричневый кожаный чемоданчик с шифровым замком и поставил его у ног Малко, который вообще перестал что-либо понимать. Чего ради понадобилось вызывать его для такого простого задания?
      Джон Гейл уселся в кресло и заговорил снова:
      - Содержимое этого "дипломата" проходит под грифом "сверхсекретно". Связь между мною и человеком, с которым вы должны встретиться, - тоже проходит по разряду информации, касающейся государственной безопасности.
      Нагнувшись к Малко, он добавил:
      - Никто никогда не должен узнать об этой вашей поездке. Малко решительно ничего не понимал. Если бы человек, сидевший перед ним, не был правой рукой президента, он подумал бы, что это просто дурная шутка. Но ведь Дэвид Уайз поймал его буквально в последний момент. Малко прилетел в США всего на несколько дней, - ровно на столько, сколько требовалось, чтобы приобрести в Виргинии строительные материалы для ремонта своего родового замка, подешевевшие в связи с девальвацией доллара... И не имел ни малейшего желания отправляться в забытые Богом пустыни Невады.
      Словно угадав его невысказанные сомнения, Джон Гейл поспешно добавил:
      - Вы получите за это двадцать тысяч долларов. Наличными, так что вам не придется иметь дело с налоговой инспекцией, - улыбнулся он.
      ЦРУ никогда не платило Малко столь щедро. Он быстро перевел названную сумму в стройматериалы... Видно, президент, как царь Мидас, превращает в золото все, к чему прикоснется. Однако, забавно, когда советник Белого Дома поощряет уклонения от уплаты налогов... В конце концов, каких-то два дня...
      - Когда я должен ехать? - спросил Малко.
      - Как только покинете этот кабинет, - отрезал Джон Гейл. - Когда передадите "дипломат", позвоните мне. Скажите просто: "Поручение выполнено". Ни в коем случае не называйте никаких имен.
      - Отлично, - кивнул Малко. - Но мне-то вы по крайней мере скажете, кому я должен его передать?
      Было видно, что Джон Гейл предпочел бы этого не делать. Малко знал манию Белого Дома все засекречивать. На дипломатических коктейлях в Вашингтоне даже родилась шутка: президент, будто бы, ввел новый гриф для особо секретных бумаг: "Перед прочтением сжечь".
      Советник президента достал из внутреннего кармана пиджака белый запечатанный конверт и протянул его Малко.
      - По прибытии в Лас-Вегас вскройте это и действуйте согласно инструкциям.
      Малко спрятал конверт в карман, и в ту же минуту на столе зажужжал зуммер одного из телефонных аппаратов. Джон Гейл вскочил, словно подброшенный пружиной.
      - Меня вызывает президент, - сказал он.
      Малко тоже поднялся. Ему не терпелось скорее покончить с поездкой в Лас-Вегас, где жара, верно, сейчас стоит, как в адском пекле. Коричневый кожаный "дипломат" оказался тяжелым. Уже в дверях Малко обернулся к Джону Гейлу и слегка встряхнул свою ношу, улыбнувшись уголком рта:
      - От души надеюсь, что там не героин.
      Но Джон Гейл не улыбнулся в ответ. Видимо, советник президента США не может позволить себе роскошь иметь чувство юмора.
      Водитель такси - здоровенный негр с угрюмой физиономией - остановил машину перед зданием американской авиакомпании "Трансуорлд Эйр Лайнз". Дверцу со стороны тротуара заклинило, и Малко пришлось выбираться на проезжую часть.
      В тот момент, когда он уже поставил ногу на асфальт, сжимая в руке ручку "дипломата", он успел заметить мчащийся прямо на него на полной скорости большой автомобиль с шашечками - тоже такси. Отскочить Малко не успел. Он увидел надвигающуюся зеленую громадину, ощутил толчок, услышал лязг тормозов - и очутился на четвереньках посреди улицы. По счастью, такси лишь вскользь зацепило его, не нанеся серьезных повреждений, но выбило из рук полученный от Джона Гейла "дипломат". Поднявшись на ноги, Малко поспешно огляделся. Драгоценный чемоданчик валялся метрах в двадцати, на краю противоположного тротуара. О, ужас! Он был открыт!
      Кинувшись со всех ног через проезжую часть, Малко увидел рассыпавшиеся по асфальту бумажные свертки. Шифровой замок, должно быть, открылся от удара. Еще слегка оглушенный, Малко присел на корточки, в то время как оба таксиста уже бежали ему на помощь.
      В чемоданчике ничего не было, кроме множества прямоугольных пачек, завернутых в коричневую оберточную бумагу. Похожих на пачки галет.
      Малко торопливо собрал рассыпанные свертки, запихивая их в "дипломат", как мог закрыл его, отмахнулся от услужливых таксистов и быстрым шагом направился к зданию авиакомпании, выстроенному в каком-то футуристическом стиле.
      Ему повезло: у стойки регистрации никого не было. Мгновенно оформив билет, он проследовал по бесконечному коридору к выходу № 26 и одним из последних поднялся по трапу на борт огромного ДС-10, вылетавшего в Лос-Анджелес.
      Прямого рейса на Лас-Вегас пришлось бы ждать слишком долго. Как всегда, когда была такая возможность, Малко занял одно из передних кресел в салоне первого класса, положив приоткрытый "дипломат" на колени.
      Один из свертков был испачкан, бумага надорвана. В разрыве просматривалось что-то зеленое. А если уж быть совсем точным - уголок банкноты. По всей видимости, в сто долларов.
      Малко осторожно надорвал обертку чуть дальше. В пачке были только стодолларовые, банкноты. Пользуясь тем, что соседние кресла пустовали, Малко пересчитал бумажки. Их было пятьдесят - плотно упакованных, тесно прижатых друг к другу. Все были старые, с обтрепанными уголками. Пять тысяч долларов...
      Малко вскрыл наугад еще две пачки. То же самое. В "дипломате", полученном им от Джона Гейла, было ровно сорок таких свертков.
      Стало быть, двести тысяч долларов...
      Ничего не понимая, Малко уложил пачки денег в чемоданчик и постарался получше закрыть замок. Потом подозвал стюардессу и попросил рюмку своей излюбленной водки "Лайка" со льдом. Увы, пришлось удовольствоваться "Смирнофф" - а ведь это сущая отрава для тонкого ценителя вроде него, - но ему необходимо было взбодриться и вновь обрести ясность мысли.
      Странное, однако, у Джона Гейла понятие о государственной тайне...
      Глава 2
      Приглушенный звонок резко оборвал сон Генри Дуранго. Проснувшись, он протянул руку к тумбочке, выключил будильник и огляделся. Сквозь шелковые шторы уже пробивался яркий свет. Восход солнца в Лас-Вегасе, как гласят рекламные проспекты, не туманный, но золотой... Хорошо отлаженный кондиционер создавал в спальне восхитительную прохладу. Почесав в затылке. Генри уставился на тусклый глаз фотоаппарата марки "Никон" с огромным широкоугольным объективом, валявшегося на желтом ковре с густым ворсом посреди разбросанной одежды. Вчера вечером Ди выпила пива больше, чем обычно, и была уж слишком нетерпелива. Генри повернул голову и взглянул на нее.
      Раскинувшись нагишом поперек огромной двуспальной кровати, свесив одну руку вниз и положив другую на живот, Ди Виндгров, несмотря на помятое лицо, больше походила сейчас на маленькую заспанную девочку, чем на скучающую миллиардершу, любительницу выпить и побаловаться в постели, тщательно скрывающую приближение сорокалетнего рубежа.
      Не просыпаясь, она повернулась набок и прижалась к Генри. Отстраниться Генри не успел. Не открывая глаз, Ди привлекла его к себе. Он бросил тревожный взгляд на будильник. Без десяти шесть. Что ж, тем хуже, придется обойтись без душа. Для него это не такое уж большое неудобство.
      Торопясь скорее покончить со своими обязанностями, он рывком встал на колени. Ди тут же обхватила руками его бедра, и он, не медля больше, сделал то, чего она от него добивалась. Она слабо вскрикнула, подалась назад, потом тело ее слово обмякло.
      - Тише, - выдохнула она.
      Генри яростно принялся за дело, одновременно пытаясь вспомнить, какую пленку он зарядил вчера в свой "Никон". Он двигался ритмично, быстро, без всяких нежностей, уткнувшись головой в подушку, чтобы не пришлось еще и целовать партнершу. Ди обожала целоваться, занимаясь любовью. В глубине души она была неисправимо сентиментальна.
      Он достиг пика наслаждения, когда она только начала по-настоящему просыпаться, и, отвалившись, несколько секунд лежал неподвижно, отдыхая после "утренней зарядки", затем перекатился набок и вскочил с кровати.
      Ди открыла наконец глаза и уставилась на его живот.
      - Ты скоро вернешься?
      Генри уже натягивал черный носок на ногу такого же цвета. Ему так долго пришлось обходиться без элементарных удобств, что он почти отвык мыться. Не прошло и минуты, как он оделся, проходя мимо большого зеркала, наспех пригладил свою белокурую шевелюру, нагнулся, чтобы подобрать "Никон" и черную кожаную куртку, и вышел из комнаты. На лестнице он внезапно ощутил прилив благодарности к Ди. В конце концов, у нее здесь удобнее, чем в его убогой комнате в мотеле "Фламинго". Выйдя в сад, он обогнул бассейн и устроился в тени маленькой беседки, построенной в форме китайской пагоды. Между прочим, и сама вилла Ди представляла собой точную копию буддистского храма с потрясающей крышей из оранжевой и зеленой черепицы. Это была одна из самых больших вилл в "Дезерт Инн Кантри Клуб", земле обетованной миллиардеров, проживающих в Лас-Вегасе.
      Около сотни вилл, одна другой роскошнее, окружали квадратное поле гольфа с безупречно подстриженной травой. Дорожка, которая вела в это святая святых, была отделена от мира простых смертных высокой каменной стеной. В этот ранний час лужайка была пустынна. Генри уселся на землю и принялся наблюдать за соседней виллой слева - пожалуй, самой внушительной в "Кантри Клуб". Выкрашенные в темно-коричневый цвет стены большого приземистого здания плохо сочетались с высокими белыми колоннами - данью колониальному стилю, но самым удивительным были окна: через зеркальные стекла, причудливым образом отражавшие первые лучи восходящего солнца, невозможно было увидеть, что творится в доме.
      Генри Дуранго утер вспотевший лоб. Еще только половина седьмого, а жара уже такая, что и ящерица может испечься заживо. Решительно, жизнь в Лас-Вегасе в июле невыносима. Правда, игроки, проводящие двадцать четыре часа в сутки за зелеными столами в людных залах роскошных казино на "Стрипе" - центральном бульваре города - или в игорных домах "Глиттер Галч"* на Фремонт-стрит, этого не замечают.
      * "Золотоносный каньон" (англ.)
      Однако с тех пор, как Генри приехал в Сан-Франциско, ноги его не было в казино. Да, он в Вегасе для того, чтобы попытать счастья, но отнюдь не на зеленом сукне...
      Если удастся то, что он задумал, - конец жалкому существованию "вольного" фотографа: "Сан-Франциско Стар" тут же заключит с ним годичный контракт. Вот она, фортуна! Впрочем, пока это всего лишь слухи, которые с некоторых пор разносятся в кулуарах редакции. Ничего определенного. Один шанс из тысячи... А не будь Ди, шансы и вовсе были бы равны нулю. Частные детективы бдительно охраняли "Кантри Клуб" день и ночь, прочесывая все уголки. Любопытные вроде Генри Дуранго были их излюбленной добычей. Десять дней назад, скрываясь от очередного дозора. Генри и забрался в сад виллы Ди.
      И как раз вовремя. Миллиардерша приканчивала ящик пива и хандрила. Белокурые волосы, мужественное лицо и явно грозящая незнакомцу опасность взволновали Ди. Его сбивчивые, путаные объяснения развеяли ее хандру. Она отвела Генри комнату на первом этаже, но в тот же вечер уложила его в свою постель. Когда он не залегал в засаде за беседкой, они пили пиво в гостиной, занимались любовью и обсуждали мировые проблемы. Так продолжалось до пяти часов вечера, когда Ди ежедневно со скрупулезной точностью, как мусульманин на вечерний намаз, шла к игорному столу.
      И никогда не выигрывала.
      Генри смотрел ей вслед, когда она отправлялась в казино, тщательно накрашенная, едва не сгибаясь под тяжестью драгоценностей, задрапировав свое тощее тело и обвислые груди в парчу и бархат, и в эти минуты почти хотел ее.... Но сейчас он не помышлял об этом, изнемогая от жажды под утренним солнцем, которое припекало все сильнее. Он чувствовал, что способен одним глотком осушить бутылку пива.
      Однако прежде чем подняться, чтобы сходить за предметом своих мечтаний, он в тысячный раз бросил взгляд на большой дом, за которым следил вот уже две недели, - в первые дни он вел наблюдение с другой стороны, от автостоянки. Здесь, за стеклянными дверями, выходившими в сад и на лужайку для гольфа, он ни разу не заметил ни малейших признаков жизни. Но именно в тот миг, когда Генри поднял глаза, одна из дверей чуть приоткрылась.
      Сначала Генри решил, что это всего лишь галлюцинации, игра его воспаленного воображения. Он ведь так долго всматривался в эти стекла... Но нет, дверь приоткрылась еще шире, и фотограф лихорадочно схватился за свой "Никон". Сердце бешено заколотилось в его груди. Ни разу с тех пор, как он начал наблюдать за домом, никто не появлялся в саду. Каждый день около полудня от ворот виллы отъезжал роскошный лимузин, явно сделанный по особому заказу: темно-синий "кадиллак" тридцати футов в длину, буквально ощетинившийся теле- и радиоантеннами. Затемненные стекла лимузина мешали разглядеть пассажиров. На номерной табличке вместо цифр красовались пять букв: БАННИ.
      Банни Капистрано, хозяин виллы. От одного упоминания этого имени бросало в дрожь окружного прокурора Лас-Вегаса Сэмюэла Розенберга. Банни был одним из немногих мафиози, проживших достаточно долгую жизнь, чтобы побывать и на встрече американской мафии в Кливленде 6 декабря 1929 года, и на той, что состоялась в Аппалачах 14 ноября 1957 года. За двадцать восемь лет, протекших между этими двумя событиями, ему было предъявлено тридцать четыре обвинения, из которых одиннадцать - в убийстве, и все тридцать четыре уголовных дела были прекращены. Диагнозов, поставленных медиками Банни Капистрано в продолжение его карьеры, вполне хватило бы, чтобы заполнить небольшую психиатрическую клинику... ФБР со всей ненавистью, на которую было способно, утверждало, что этот человек - один из главарей лас-вегасской мафии и подлинный хозяин известного казино "Дюны". Но доказать никто ничего не мог.
      Во всяком случае, Банни Капистрано поселился в самом шикарном месте Лас-Вегаса, именно там, куда за два года до него удалился на покой эксцентричный миллиардер Говард Хьюдж. О вкусах, конечно, не спорят, но все же... Прежде Банни Капистрано держал бар в Чикаго - он купил его как раз после введения сухого закона - и именно там приобрел скверную привычку решать все вопросы с помощью грубой силы и оружия.
      Со своей виллы он выезжал только в "Дюны". И никогда не вставал раньше одиннадцати. Значит, вряд ли это он был уже на ногах в столь ранний час.
      Генри Дуранго осторожно взвел затвор "Никона". Стеклянная дверь была теперь распахнута настежь. Из нее вышел человек, одетый в красную рубашку. Он прошел в сад и остановился возле маленького бассейна в форме фасолины.
      Генри уже наводил видеоискатель на цель. Когда голова незнакомца появилась в объективе, фотограф чуть не вскрикнул от радости; руки у него задрожали.
      Именно этого человека поручила ему разыскать "Сан-Франциско Стар". Сотни раз Генри смотрел на выцветшую фотографию четырехлетней давности, надежно спрятанную в его репортерской сумке. Он сразу узнал эти глаза навыкате, правильные, но словно оплывшие черты лица, двойной подбородок, большой, мягкий и чувственный рот, намечающуюся лысину на макушке. Человек в красной рубашке был, правда, более худым, чем на фотографии, и слегка сутулился.
      Некоторое время он стоял неподвижно, глядя на воду, затем к нему подошел еще один незнакомец - атлетического сложения, с перебитым носом и обильной проседью в волосах. Глаза его были скрыты темными очками.
      Оба тут же направились к белому забору, отделявшему виллу от лужайки для гольфа, и, открыв калитку, пошли по траве, удаляясь от Генри Дуранго.
      Второй мужчина, атлет с широкими, как у грузчика, плечами, трижды на протяжении какой-нибудь сотни метров оборачивался, явно чем-то обеспокоенный. А между тем, он не мог видеть Генри Дуранго, спрятавшегося за китайской беседкой. Затаив дыхание, фотограф нажал на спуск "Никона". Негромкий щелчок показался ему оглушительным. Но двое мужчин, ничего не замечая, шли дальше по подстриженной траве. От возбуждения Генри хотелось кричать. Он лихорадочно нажал на кнопку еще десять или двенадцать раз, затем остановился. Увы, в объективе была только спина интересовавшего его человека.
      Во что бы то ни стало надо было хотя бы один раз снять его анфас. На бегу доставая из сумки новую пленку, фотограф кинулся к воротам сада, вскочил в свой "фольксваген", оставленный на стоянке Ди, и, резко рванув с места, поехал наперерез удаляющейся паре по дорожке, огибающей поле для гольфа.
      Генри спешил. В какую бы сторону он ни поехал, предстояло покрыть около полумили. Он остановил машину посреди дорожки, идущей параллельно Дезерт-Инн-роуд, и, обогнув белую виллу, оказался на краю лужайки. В шести ярдах, по другую сторону зеленого травяного ковра, ему были видны виллы Ди и Банни Капистрано. Он посмотрел направо. Те двое с противоположной стороны лужайки направлялись прямо к нему. Генри выждал, пока они подойдут поближе, и, прижав "Никон" к правому глазу, поймал в видеоискатель обе фигуры. Когда они оказались ярдах в сорока, он принялся нажимать на спуск, взводя затвор так быстро, как только мог. Фотограф не ощущал больше жары и даже не заметил, что двое мужчин подошли уже совсем близко...
      Вдруг он вздрогнул от громкого крика и увидел в объективе, как атлет в темных очках показывает рукой в его сторону. Другой мужчина тоже застыл на месте, глядя на него. Атлет, по-видимому, его телохранитель, схватил его за руку и подтолкнул в противоположную сторону. Генри щелкнул затвором еще раз, другой, третий: пора было смываться, но это было сильнее его. Когда он наконец опустил фотоаппарат, человек в красной рубашке бежал через лужайку к вилле с зеркальными окнами. Атлет же мчался прямо на Генри, отрезав ему путь к отступлению на виллу Ди. На бегу он вытащил из кармана брюк мини-рацию и что-то быстро говорил в микрофон.
      Животный страх волной захлестнул Генри. Он тоже бросился бежать. К счастью, "фольксваген" стоял неподалеку.
      - Подите сюда! - крикнул атлет.
      Генри припустил еще быстрее. Лишь бы преследователь не выстрелил в спину... Но это встревожило бы обитателей соседних вилл: слишком неуместная пальба в этом сверхфешенебельном месте. В Лас-Вегасе так не убивают, это дурной вкус. В чем, в чем, а в отсутствии вкуса обвинить мафию трудно...
      Судорожно глотая, раскаленный воздух. Генри скользнул в "фольксваген" и схватился за руль. Атлет-телохранитель был уже у машины. Оторвав одну руку от руля. Генри заклинил дверцу. И как раз вовремя: преследователь едва не оторвал ручку, пытаясь открыть ее.
      Через окно Генри видел искаженное яростью лицо, усыпанное рябинками от оспы, оскаленные в злобной гримасе гнилые зубы. Взревел мотор. Трясущейся рукой Генри включил первую скорость. "Фольксваген" рванулся вперед. Атлет пробежал несколько метров, держась за ручку машины, но в конце концов вынужден был отпустить, когда Генри свернул на Дезерт-Сан-роуд. Проскочив на красный свет и свернув еще раз направо, он помчался на юг вдоль стены, огораживающей "Дезерт Инн Кантри Клуб".
      Жаль, но он не успеет проститься с Ди. Да и в мотель "Фламинго" заезжать не стоит: слишком опасно.
      Огромный синий "кадиллак", выехав из-за угла, загородил ему дорогу так внезапно, что он едва не врезался в его заднее крыло. Лимузин был такой длинный, что полностью заблокировал проезд по Парадиз-роуд.
      Сердце Генри колотилось где-то в горле. Он лихорадочно дал задний ход. Отъехав достаточно далеко, фотограф развернулся и рванул на север. Он еще успеет выехать на Лос-Анджелесское шоссе через авеню Сахары.
      Но не проехав и сотни метров, он вновь увидел перед собой огромное крыло "кадиллака". Синий гигант неотвратимо надвигался на него. Генри едва успел выехать на тротуар и, подскакивая на ухабах, помчался по одному из бесчисленных пустырей Лас-Вегаса. "Кадиллак" затормозил метрах в двадцати от него. Дверцы распахнулись, из машины выскочили трое. Только теперь Генри понял, что это уже не просто игра в догонялки с личностями, почему-то не желающими фотографироваться. Он ввязался в схватку не на жизнь, а на смерть.
      Потрясясь на ухабах в облаке пыли еще сотню метров, "фольксваген" выехал на Карен-авеню, свернул налево к Ван Паттерну, потом к авеню Сахары и добрался наконец до "Стрипа".
      Когда-то Лас-Вегас был всего лишь небольшим поселком в пустыне на автостраде № 91 Лос-Анджелес - Солт-Лейк - Сити. Первые отели и казино, в том числе и "Дезерт Инн", были построены на обочине шоссе, названного в этой части "Лас-Вегасским бульваром" и переименованного затем просто в "Стрип"*. В дальнейшем параллельно старой автостраде № 91 была проложена новая, а по обеим сторонам "Стрипа" вырос город Лас-Вегас. Прямые, как лучи, проспекты, пересекающие пустырь, получали названия по находившимся на них крупным казино: "Фламинго-роуд", "Дюн-роуд", "Дезерт-Инн-роуд".
      * Strip (англ.) - "полоса" и одновременно сокращенное "стриптиз".
      Это красноречиво говорило о том, что в городе царит игра... Мало-помалу Лас-Вегас рос и ширился, раскинувшись до подножия ближайших гор. Но центром его по-прежнему оставался протянувшийся на две мили "Стрип". Лишь гордо возвышавшаяся башня отеля "Хилтон" да странное, похожее на гриб здание "Лэндмарка" держались в стороне от главного бульвара.
      В этот ранний час Генри Дуранго было нетрудно проехаться по "Стрипу". Бульвар был пуст, огни погашены. Лишь лучи восходящего солнца играли на сверкающих стеклом и поддельным мрамором стенах казино.
      Сзади послышался оглушительный скрежет тормозов: "кадиллак", проскочив на красный свет, чуть было не врезался в тяжелый бронированный грузовик фирмы "Бринкс", предназначенный для перевозки денег. В Лас-Вегасе такие встречаются едва ли не чаще, чем такси... Грузовик был почти вдвое меньше синего лимузина.
      Взревел мотор, "кадиллак" снова рванулся вперед. Попытайся Генри выехать на шоссе, преследователи без труда нагнали бы его. Внезапно единственным возможным убежищем показался ему мотель "Фламинго".
      Проскользнув между двумя такси с установленными на крышах кондиционерами, "фольксваген" свернул на Фламинго-роуд и, не сбавляя скорости, въехал на стоянку. Генри Дуранго выскочил из машины с "Никоном" в руках и бегом кинулся через холл к стойке портье.
      - Номер 12, быстрее! - крикнул он, задыхаясь.
      Он схватил ключ, добежал до своей комнаты, запер дверь на засов и на цепочку и, дрожа и обливаясь потом, опустился на кровать. "Никон" он так и не выпустил из рук.
      От внезапного стука в дверь Генри чуть не подскочил. Он уставился на деревянные створки, словно мог что-то увидеть сквозь них. Ручка медленно повернулась, и фотографа охватила паника.
      - Мистер Дуранго, откройте, - прокричал снаружи незнакомый голос.
      Генри ничего не ответил. Раздался треск: дверь пытались высадить...
      - Убирайтесь! - рявкнул Генри Дуранго. - Убирайтесь, не то я позову полицию!
      Стук прекратился. Послышались удаляющиеся по коридору шаги. Краем покрывала с кровати Генри утер взмокший лоб. Теперь ему было по-настоящему страшно. Даже ослепительно яркое солнце, все выше поднимавшееся над пустыней, не успокаивало: дневной свет вряд ли помешает его врагам.
      Зазвонил телефон. Поколебавшись, Генри решился наконец снять трубку. Он услышал негромкий, низкий голос. Не лишенный приятности, даже чуть певучий.
      - Генри Дуранго?
      - Да. Кто говорит?
      - Банни Капистрано.
      Ошеломленный, испуганный. Генри не сразу нашелся, что сказать. Наконец он все же попытался овладеть собой:
      - Чего вы от меня хотите?
      Банни Капистрано добродушно хохотнул, словно услышал удачную шутку.
      - О, сущий пустяк. Вы только что сделали снимки в "Дезерт Инн Кантри Клуб".
      - Да.
      - Так вот, я хотел бы их получить.
      Последовала пауза: пролетел тихий ангел. Его крылья сверкали от вспышек магния... Генри силился проглотить застрявший в горле ком.