*0*

Синопсис

Однажды звезды позвали нас.

«Серое время» стало суровым испытанием. Слишком тесным оказался мир, слишком далеко завело нас противоречие между нашими амбициями и возможностями, предоставленными нам судьбой.

Слишком поздно мы спохватились.

Возводимое десятилетиями и веками рухнуло, круша будущее, к которому мы шли. Голод и нищета, яростный блеск тысяч солнц над Иерусалимом и Меккой, запаливший пожар «Горячего дня», дым очищающих костров, принявших в себя десятки миллионов жертв пандемий оспы-М — почти ставший единым мир всего за два десятилетия разлетелся на осколки. И только звезды над головой по-прежнему ярко сияли, не давая угаснуть надежде.

Девятнадцать стран на заре двадцать второго века заключили договор, положивший начало возрождению. Почти так же стремительно, как рушились глобальные связи в прошлом веке, возникали новые. Миллионы людей трудились в надежде построить новый мир, избавленный от того, через что пришлось пройти им.

Память о прошлом, о жертвах и страданиях не позволила нам остановиться, отвергнуть зов звезд. Мы шагнули за пределы родной планеты, основывая базы и колонии в новых мирах. В 2170 году была признана независимость Цереры и создана Конфедерация. Неизведанное манило, отодвигавшийся с каждым годом фронтир не давал остановиться, звал за собой. Год за годом, десятилетие за десятилетием — даже в самых смелых мечтах вышедшие из тени «Серого времени» не представляли себя, как далеко мы сможем пойти. Сто двенадцать лет подряд мы расширяли территорию Конфедерации, с одинаковым азартом сражаясь как с порожденными новыми мирами тяготам, так и загадками мироздания. Сто двенадцать лет мы шли в одиночестве в бездну космоса, строя для себя новый мир, и ища братьев по разуму.

Мы хотели найти их — и боялись того, что может случиться. Мы строили планы, прикидывали варианты, надеялись на лучшее и готовились к худшему.

Естественно, мы ошиблись практически во всем.

Первый Контакт произошел буднично — поврежденный корабль вышел в пространстве одной из второстепенных систем. Мы встретили иной разум — и вместе с ним к нам пришла война. Первая — но далеко не последняя.

Серигуане — так звали себя чужаки — после первых лет настороженного изучения друг друга, официально обратились к Конфедерации, прося военной помощи. Их враг, — с которым так и не удалось вступить в какой-либо диалог — постепенно сдавал позиции, но все еще был силен. Война могла затянуться, унести множество жизней. Серигуан просил о помощи — и, хоть многие в Конфедерации не хотели ввязываться в чужую войну, к его просьбе прислушались. А убедившись, что сил человечества более чем достаточно, решили рискнуть.

Два года продлилась война, окончившись за три года до начала нового столетия безоговорочным триумфом нашего оружия. Мы превосходили и Серигуан, и его врага в ресурсах, в кораблях, в технологиях. Мы не опасались за свои территории, мы сражались над чужими мирами. Последний бой над родной планетой чужаков объединенные силы Конфедерации и Серигуана провели как одно целое, не оставив противнику ни единого шанса. Те сражались яростно, не щадя ни себя, ни нас, не прося пощады, не пытаясь договориться.

Они знали, что ни пощады, ни переговоров не будет — Серигуан вел войну на уничтожение. И мы, повидав те несколько миров, в которых враги успели «похозяйничать», не могли слишком сильно осуждать их. В огне сражений чужая раса возникла, в огне сражений стала историей. Серигуан без жалости смел ее с лица Вселенной, сполна расквитавшись за жертвы и страдания.

Сражавшиеся бок о бок расы стали союзниками. Серигуан запомнил, кому он обязан победой, человечество радовалось фактически бескровной войне, не потребовавшей многого, но давшей бесценный опыт. Военный и политический союз укреплял надежду на безоблачное будущее, экономические связи росли с каждым годом, одновременно с ширящимся процессом экспансии.

Почти полвека мы лелеяли, холили эту надежду. Не думая о грядущем, наслаждаясь настоящим. Мы строили новые корабли, осваивали планеты, тренировали войска. Союз с Серигуаном подстегнул науку, открыл новые горизонты познания. Мы верили, что сможем преодолеть любые трудности, что наконец-то человечество пришло в Золотой век…

Мы ошиблись.

В марте 2344 года в системе Дакота три корабля неизвестной конструкции вышли из гиперпространства вблизи от боевой базы «Форсайт-2». Сигнал приветствия, чем-то похожий на тот, которым некогда приветствовали изувеченный корабль Серигуана, стал предпоследним, что успела сделать в своей короткой жизни боевая база. Последним же стала передача ужасающе короткой записи одновременного залпа неизвестных кораблей по базе.

Передача спасла чуть больше пяти тысяч человек — столько смогли эвакуировать из обреченной колонии, всего за полдня до возвращения уничтоживших «Форсайт-2» кораблей. Они вернулись с подкреплением и не стали мешкать — удар с орбиты оборвал двадцать тысяч жизней, обратив колонию в руины. А сражение с прибывшими в систему подразделениями Конфедерации лучше всяких слов продемонстрировало, что пришла наша очередь вести бой с врагом, превосходящем нас в технологии и опыте

Год 2344 и последовавшие за ним стали годами войны. Наши враги, называвшие себя килрачами, не вступали в переговоры, не выдвигали требований, не давали объяснений. Казавшиеся несокрушимыми армады шли сквозь наши сектора, методично сокрушая, перемалывая в жерновах отлаженной военной машины корабль за кораблем. Все наши иллюзии, мечты, надежды — все разлетелось, развеялось в прах, раздавленное чередой военных катастроф.

Мрачная ирония, но примерно так же шли наши дивизии к совместной с Серигуаном победе. Мы ввязались в «Двухлетнюю войну» с противником, который практически не мог дать сдачи, чтобы завоевать доверие Серигуана, чтобы получить опыт сражений, чтобы укрепить дух шагающего по Вселенной человечества. Теперь пришла наша очередь испытать все то, что испытали они, на своей шкуре ощутить ужас перед неумолимо приближающимся к материнским мирам врагом.

Конечно, нельзя сказать, что победы давались килрачам легко. Мы сражались, отчаянно бились за каждую систему. Технологически килрачи значительно превосходили Конфедерацию, но в плане именно боевых технологий этот различие оказалось скорее количественным, чем качественным. Корабли килрачей были более маневренными, более мощными, более эффективными, но этого оказалось недостаточно, чтобы обеспечить Империи решающее превосходство. Они были лучше, но с ними можно было сражаться. Их можно было побеждать.

И все же — даже выигрывая битвы, мы проигрывали войну. Шаг за шагом, система за системой — войска Империи шли к Церере, к первому миру, с которого началась наша поступь во Вселенную. Дальше была сама Земля. Дальше отступать было некуда. Дальше отступать было нельзя.

Битва при Церере стала кульминацией. Апофеозом. Грандиозная баталия, схватка даже не сотен, а тысяч кораблей — все силы и мы, и они бросили сюда. Здесь решался исход войны. Здесь решалась наша судьба. И здесь Империя Килрач встретила свое первое поражение. Поражение, равного которому не было за всю ее историю.

Мы сделали ставку на массовое применение космолетов, считавшихся в Империи до того войсками поддержки, на качественное превосходство своих пилотов, на инновацию против доктрины линейного боя Империи. Мы сделали ставку на неожиданность — и выиграли. Деморализованные, растерявшиеся, отчасти запаниковавшие килрачи отходили назад, отбрасываемые все дальше и дальше от сердца Конфедерации. У Алос-12 Империя попыталась переломить ход войны, собрала в кулак силы, контратаковала ударную группировку — и проиграла вторично. Битва у Алос-12 осталась в тени титанического Церерианского сражения, но именно после него килрачи расстались с надеждой задержать нас до рубежей, с которых началась война.

К середине 50-х годов мы вернули себе практически всю исконную территорию Конфедерации. Империя перебрасывала в зону конфликта свои элитные подразделения, спешно готовя достойный ответ на предложенный стиль войны, одновременно эвакуируя те колонии, которые могли быть захвачены нами. В большинстве случаев им удавалось завершить эвакуацию вовремя, но после сражения за Фурсан флот Конфедерации беспрепятственно вышел к границе Империи, к доселе не знавшим войны планетам килрачей.

Летом 2359 года по этим мирам был нанесен удар…

*1*

Пятница, вечер

Он очнулся и удивился: боли не было. Впервые за последние дни он не чувствовал выворачивающей внутренности тошноты, и перед глазами не плясало серо-алое марево, быстро сменявшееся очередным беспамятством. Сознание работало, как никогда четко, и первое, про что До'ош подумал: хвала Ушедшим, я еще жив!

Следом пришли воспоминания…

Колония на Хорра Лэйт'тэ была атакована внезапно. Проигранная битва у Фурсана оставила их без защиты, и человеческие корабли практически беспрепятственно подошли к планете. Скудные резервы, брошенные в безнадежный бой, смогли лишь на четыре часа задержать высадку десанта — на рассвете, когда зарницы орбитального сражения окончательно растаяли в свете зари, в небе появились первые десантные модули. До'ош видел, как окутанные багровым ореолом черные точки падают сквозь бледно-желтую сеть заградительного огня. Многим не удавалось ускользнуть от полосующих небосвод золотистых росчерков: то тут, то там вспыхивали ало-лиловые сполохи, почти сразу же бесследно гаснущие в рассветных сумерках. Вспышек было много, очень много, но много больше было прорвавшихся сквозь беспощадный огонь серебристых капель десантных модулей. А вслед им, откуда-то из-за бесконечной голубизны над головой, били слепящие спицы солнечного пламени.

До'ош вспомнил, как он бросился бежать… Как одна из таких спиц внезапно засияла совсем близко от него, как земля под ногами взорвалась ревущим вихрем, грубо сдавившим его тело… А затем только боль — не отступающая даже во тьме забытья и лабиринте ускользающих, путаных видений.

— Он приходит в себя! — звонкий женский голос прозвучал над ним. Мгновенное касание волны дружбы и поддержки, согрели До'оша много лучше тонкого куска ткани, что был на нем. Журчащий хрустальным ручейком голос окончательно смел затягивавшую мозг пелену, и килрач с немалым усилием поднял веки.

Поднял — и охнул: в глаза словно ввинчивался острый бурав. Первые секунды он ничего не видел, кроме расплывающегося над ним сплошного светлого пятна. Затем зрение пришло в норму и пятно распалось на выщербленный темно-серый потолок и изящное лицо незнакомой девушки; мгновением спустя До'ош понял, что успокоивший его эмпатический сигнал пришел от нее.

Девушка мягко улыбнулась ему:

— Приветствую вас вновь среди живых, Советник До'ош! — она протянула руку в сторону и взяла пластиковый стакан с водой. Смочив обрывок ткани, она осторожно протерла ему оба глаза, решительно пресекая робкие попытки сопротивления. — Простите, что я не могу предложить вам ничего более подходящего, но… — перед До'ошем появился второй стаканчик. Приподнявшись с помощью незнакомки, он схватил его и жадно проглотил холодную, безвкусную жидкость. Девушка, понимая его состояние, молча подала следующий стакан (краем глаза До'ош заметил целый ряд пластиковых посудин рядом).

Лишь после седьмого или восьмого стакана мучавшая килрача жажда слегка утихла, и он сообразил оглянуться по сторонам. Вокруг был только бетон: серые стены, пол и потолок, на котором набухали сверкающие в свете ламп капли воды, чтобы сорваться вниз. В комнате не было ни окон, ни каких-либо других источников света, кроме упрятанной в прочный стальной каркас лампы посредине потолка; единственная дверь вела в полого уходящий куда-то вверх коридор. Интерьер не отличался роскошью: грубый деревянный стул, несколько свернутых в тугие валики матрасов, аналогичных тому, на котором он лежал; беспорядочно сваленная в углу груда лохмотьев — во всем читались следы хаоса и отсутствия даже минимального желания привести все в порядок.

Закончив с осмотром комнаты, До'ош обратил внимание на стоящую около него на коленях девушку — и вздрогнул. Он никогда не страдал от отсутствия наблюдательности — и сейчас легко замечал даже мельчайшие подробности, но отчего-то не мог сложить их в единую картину. Он видел некогда прекрасно ухоженную, а теперь поблекшую и местами свалявшуюся темно-коричневую шерсть, которую рассекали зигзагообразные черные полосы; видел искрящийся задором и любопытством взгляд самых ярких глаз, что встречал в своей жизни; видел мягкие кисточки меха на ушах, сверкающие белизной горных снегов. Видел простые, не запоминающиеся черты лица, от которых почему-то трудно было оторвать взгляд — и все равно, попроси кто-нибудь описать ее целиком, До'ошу, наверное, пришлось бы только развести руками.

Одета она была очень странно: серые, потертые брюки, явно не имперского производства, и фиолетовая куртка из грубого материала. И нигде не было ни герба Империи, ни герба ее родного Клана.

— Кто вы? — чуть подсевшим голосом спросил До'ош. — И где, во имя Ушедших, мы находимся?

— Я — Леа. А мы…

Закончить она не успела: мощный, гулкий бас загремел в пустой комнате, отражаясь от стен и потолка; почти одновременно с этим эмпатические чувства До'оша уловили чье-то присутствие — и волну холодноватого интереса.

— Дальше я буду говорить с ним сам! — казалось, в комнате стало теснее, едва стоявший в коридоре килрач протиснулся внутрь. Даже До'ош, никогда не жаловавшийся на маленький рост или худобу, понял, что рядом с ним он будет казаться ребенком.

Килрач был очень высок: более чем полутора к'та[1] и широк в плечах. В каждом шаге, в каждом сокращении выпиравших из—под грубой и странной одежды мышц читалась сила: огромная, но ограненная десятками Оборотов постоянных тренировок, взятая под надежную узду разума. Но еще больше поражал отпечаток высочайшего ума и рассудительности сквозивший во всем: в грубовато-строгом лице, в потускневших, но не утративших проницательности глазах, в отточенных, грациозных движениях, в очень сложном сплетении эмоций в ментальных импульсах. Перед ним стояло поистине фантастическое сочетание огромной физической силы и никак не меньшей силы ума, сочетание, могущее пробить себе дорогу везде и во всем.

— Оставь нас, Леа, — коротко бросил он. Девушка неслышной тенью выскользнула из комнаты. До'ош рассеянно прислушался к постепенно затихавшему звуку шагов, пока она шла… ну, куда бы то ни было. В данный момент До'оша местонахождение убежища — ничем другим это быть не могло — мало беспокоило.

Гигант легко опустился на пол, скрестил ноги и задумчиво воззрился на лежащего перед ним килрача.

— Вы Советник Внешнего Круга Хорра Лэйт'тэ До'ош, тоа'агай Храма Стражей Небес, известный поэт и целитель, — он бесстрастно перечислил титулы До'оша. — Вы руководили эвакуацией колонии и принимали участие в разработке плана обороны. Вместе с Внешним и Внутренним Кругом вы отказались покинуть планету и продолжали по мере сил поддерживать порядок вплоть до удара людей. Все верно?

— Ваша осведомленность впечатляет, — До'ош устало кивнул, не сомневаясь, что спрашивают его только для того, чтобы дать ему прийти в себя и настроиться на серьезный разговор. — Мне казалось, я знаю всех на Хорра Лэйт'тэ, но вас я там не встречал…

— И не могли встретить. Я жил на Рогга, не так уж и далеко от вас. Точнее, она была недалеко, — хмуро поправил он себя. — Сейчас там мало что осталось… после людей… Я Вэракк.

Вэракк — это имя До'ош действительно знал; собственно, его знали в секторе Боисс многие. Один из величайших математиков Империи, больше сорока Оборотов регулярно бравший на себя бремя координатора Внутреннего Круга Рогга, килрач невероятной глубины ума и таланта… Клан Плачущих Камней, к которому Вэракк принадлежал, мог с полным основанием гордиться столь выдающейся личностью… правда, оборотной стороной таланта Вэракка был довольно жесткий и неуступчивый характер.

— Ушедшие подарили мне радость встречи с выдающимся килрачем, — ситуация совсем не располагала к сарказму, но отчего-то перед глазами До'оша стояли спицы орбитального огня, разрушавшие в пыль Хорра Лэйт'тэ, падающие тени десантных модулей… и все титулы, прошлые заслуги — все казалось горсткой бессмысленного праха. — Я не очень ошибусь, предположив, что мы в плену?

— Совсем не ошибетесь, — Вэракк равнодушно следил за молодым собеседником, и нельзя было даже угадать, про что он думает. — Они называют это Аполлоном-2 — здесь временная тюрьма для военнопленных всего сектора. Вас доставили сюда три местных дня назад вместе с большинством пленных.

— А что с Хорра Лэйт'тэ? — голос До'оша дрогнул, когда он усилием воли отбросил последнее сохранившееся воспоминание: вертикальная полоса огня, расколовшая небо пополам, и вздымающаяся земля под ногами…

— Плохо, — Вэракк не опустил взгляда, и голос его ничуть не потеплел, но в эмпатических всплесках До'ош отчетливо ощутил жалость и сочувствие. — Вы крепко держались, хоть и не имели никаких шансов. Я говорил с выжившими: первая волна десанта почти вся погибла; последовавшие за ней долго ничего толкового не смогли сделать. Тогда с орбиты возобновили точечные удары по узловым точкам колонии и местам наиболее ожесточенного сопротивления; били на полное подавление. Насколько мне известно, кроме вас всего сто пять килрачей оказались в плену. Хвала Ушедшим, вы успели вовремя убрать с планеты детей!

До'ош, стиснув зубы, лежал и молча смотрел в потолок. Все, кто остался с ним, все, кого он знал с детства, друзья и просто знакомые… Погибли!

— Среди выживших… — начал он дрожащим голосом, но резко усилившееся чувство сожаления со стороны Вэракка сказало ему все, еще до того как он услышал ответ.

— Вы единственный уцелевший член Внутреннего или Внешнего Круга Хорра Лэйт'тэ. Сожалею, Советник, — добавил математик, заметив быструю гримасу горя на лице До'оша и, скорее всего, почувствовав ее отражение в эмпатической ауре.

В коридоре послышались быстрые, нервные шаги. Разума До'оша коснулось уже знакомое чувство; Вэракк, тоже почувствовав это, вопросительно повернулся к Леа, как раз появившейся в проеме с перекошенным от бешенства лицом.

— В чем дело, Леа?

— У Ямахта новый приступ, а все запасы кончились! Л'тосс и Агетта отправились к людям, но вряд ли они чего-то добьются — вы же знаете…

— Знаю! — выдохнул Вэракк, бессильно сжимая громадные кулаки. — У нас совсем ничего нет?

— Есть крохи болеутоляющего и немного витаминов, — чуть-чуть успокоившись, сообщила Леа. — Рокахх пытается придумать что-то с тем, что есть, но даже в случае успеха он справиться не раньше утра. А Ямахт может не прожить столько, отец.

— Про что это вы? — не выдержал До'ош. Отец и дочь (а теперь, когда они стояли рядом, даже сомнений не могло возникнуть в их родстве) переглянулись.

— У нас с людьми несколько сложные отношения, — с ледяной усмешкой сказал Вэракк. — В данный момент мы сидим на голодном пайке.

— Люди не дают нам почти ничего, — сердито бросила Леа. — Ни медикаментов, ни перевязочных материалов, ни средств диагностики! И сами, сожри их горропа, не спешат заниматься нашими больными! Не налажена санитария, нет нормальных жилищ — только эти холодные и сырые бункера; поступает очень низкокалорийная и бедная витаминами пища… да и той мало. У Ямахта обширные лучевые ожоги и заражение крови, а мы можем только менять ему холодные компрессы да вовремя кормить!

— Да он же умрет! — выкрикнул До'ош, резко отшвыривая в сторону тонкое покрывало. — Как люди могут…

— Они много чего могут! Пока они победители и могут делать все, что им взбредет в голову, а любви к нам у них нет. Впрочем, тут мы ничего не сделаем. Ямахт в сознании?

— Нет и уже давно, Вэракк. Рокахх считает, что он проживет еще максимум день — и, если Ушедшие будут милостивы, так и останется без сознания.

— Я должен быть около него, — До'ош содрогнулся, представив, что ко всем страданиям неизвестного ему Ямахта может добавиться смерть без Зова к Ушедшим; про то, что среди пленных наверняка хватает Стражей Небес, До'ош как-то не подумал. Кроме того, нелишним было бы взглянуть на больного — вдруг, помоги ему Ушедшие, он придумает что-то… хотя, что придумаешь с глубокими лучевыми ожогами, осложненными заражением крови? — Здесь есть одежда?

Леа молча показала на сверток, лежащий у стены. В нем оказались далеко не новые мешковатые штаны черного цвета, грязно-серая рубашка без рукавов и прочные башмаки. Ни нижнего белья, ни каких—либо средств ухода за собой в свертке не было.

Вэракк, жестом предложив ему одеваться, тихо сказал что-то дочери. Та ответила быстрым ментальным импульсом и пошла наверх.

— У вас умная и чуткая дочь, Вэракк, — заметил До'ош, натягивая штаны.

— У нее большие способности, но она не пожелала следовать моим путем, — математик пожал плечами. — Она служила Залу Страсти при Храме Рогга. К счастью, во время нападения людей она уцелела, а потом попала в один лагерь со мною.

До'ош озадаченно моргнул, но ничего не сказал. В словах Вэракка явно читалась гордость — и это понятно: служба любому из Залов в Доме Спокойствия требовала исключительных способностей, а требования к претенденту были крайне жесткие. Но рядом с гордостью тенью скользила легкая грусть, словно Вэракк рассчитывал на другой выбор дочери.

Вместе с Вэракком он вышел из бетонной коробки, в которой очнулся, и начал подниматься по узкому и низкому коридору. Сперва До'ош старался не спешить, но вскоре понял, что то ли благодаря собственному здоровью, то ли милости Ушедших, последствия ранения полностью или почти полностью миновали, и прибавил шагу.

Коридор закончился в маленьком полукруглом зале, от которого расходилось еще пять таких же туннелей. Седьмой коридор был немного шире и вел прямо — осмотревшись, До'ош озадаченно присвистнул: если это бункер, то у него крайне глупая архитектура. Хотя кто знает, что было у людей на уме, когда они закладывали его.

— Сюда, Советник, — Вэракк стоял у широкого коридора, в нетерпении похлопывая ладонью по влажному бетону. — Снаружи будьте внимательны: сейчас там вечер и температура нормальная, но все же на поверхности жарковато для нас. Вы привыкните, но поначалу будьте осторожны.

До'ош благодарно кивнул и постарался запомнить это: для людей нормой были более высокие средние температуры, чем те, к которым привыкли в Империи. В принципе, ничего страшного: на многих планетах температура была высока даже для людей, но там сородичи До'оша жили и жили неплохо. Однако там к их услугам была вся мощь Империи, а здесь — «крохи болеутоляющих и немного витаминов».

Коридор оказался очень коротким: сделав всего десять шагов, они вышли на свежий воздух. За спиной возвышался купол бункера, вокруг простиралась обыкновенная степь, над которой свободно гулял ветерок, а на востоке тусклым багрянцем наливался скользящий к горизонту диск местного солнца. Мирная, на первый взгляд, картина так увлекла До'оша, что он не сразу заметил высокие вышки с направленными в их стороны плазмоизлучателями, и туманную стену заградительного поля. Сразу за ближайшей вышкой стояло угловатое здание, выкрашенное лучами заходящего солнца в мрачно-кровавый цвет, и рядом c ним грозили темнеющему небу стрелы ретранслятора. Еще дальше смутной полосой протянулись ряды дотов и автоматических турелей, а на самом горизонте в наступающих сумерках таяли высокие горы.

— Отец! Советник До'ош!

Они обернулись на оклик. До'ош едва сдержал восторженный возглас (на этот раз он не забыл тщательно заблокировать собственное эмпатическое излучение — не приведи Ушедшие, она почувствует!). Леа стояла так, что заходящее солнце своим нижним краем касалось ее головы, и точно расплывалось по фигуре девушки, наполняя сиянием каждую шерстинку, окружив ее полыхающим ореолом. Солнце словно спешило поделиться частью тепла и света, чтобы даже наступающая ночь не смогла поглотить ее.

Так До'ошу и запомнилась Леа: на фоне еще светлого неба, рушащийся за ее спиной к горизонту шар солнца, и текущий по фигуре, по шерсти огонь… И в сиянии чудесного ореола все то, что До'ош не мог описать, вдруг волшебным образом гармонично соединилось воедино, и ее красота сверкнула даже ярче светила Аполлона-2.

Это был последний спокойный день!

*2*

Среднего роста мужчина стоял у широкого окна и смотрел наружу, в сгущающиеся сумерки. Он был молод, но в коротко подстриженных волосах уже пробивались пряди седины, а мелкая сеточка морщин сбегавшихся к краям глаз тоже говорила про нелегкую жизнь. Время сейчас было такое, что возмужание приходило рано, а серебристые пряди метили едва ли не каждого, кто оказывался в зоне конфликта.

Старший лейтенант сил безопасности Хэннан Сол смотрел, потирая гладко выбритый подбородок, как из купола ближайшего к заградительному полю бункера вышли двое килрачей, как рядом появилась фигура третьего. Расстояние не позволяло рассмотреть их в деталях, но это его особо и не интересовало, да и рассматривать-то было нечего. Килрачи про что-то коротко переговорили между собой и вместе поспешили к центру концентрационного лагеря; как знал Хэннан, там они организовали что—то вроде лазарета.

— Любуешься? — послышался из—за спины веселый голос. Маленький, с живым, подвижным лицом и острыми чертами лица, чем-то постоянно напоминавший Солу хорька, человек в форме пилота подошел к окну и с любопытством уставился на панораму лагеря. Треугольный визор на левом глазу пилота задорно сверкнул.

Сол покосился на него и про себя усмехнулся: Николай Белов, пилот-истребитель и его старый друг, как всегда не позволял унынию или грусти приближаться к себе даже на пушечный выстрел. Честно говоря, он никогда не встречал людей с таким безудержным оптимизмом и верой, что все будет хорошо, но, к сожалению, не мог полностью разделить его уверенность, особенно здесь и сейчас.

— Ничего я не любуюсь, — коротко ответил Сол, прищуриваясь: солнце почти скрылось, но отблески заката били прямо в лицо. — Я все думаю, что зря лагеря организовали именно здесь, на Аполлоне-2, да и «котов» тут слишком много. Не нравится мне это!

— Опять ты за свое! Мы этих гадов держим за глотку так, что они и пискнуть не могут. Да и сколько их тут…

— Достаточно! — резко оборвал его Сол. — Тут около десяти тысяч «котов», а население Аполлона—2 всего в полтора раза больше. Гарнизон лагерей насчитывает примерно тысячу солдат, еще полторы тысячи — силы внутренней безопасности в городе.

— А поле? И флот? — искренне удивился Белов. — Две с половиной дивизии, сто двадцать крейсеров, две боевых базы, уйма истребителей и бомбардировщиков. Да мы в порошок этих килрачей сотрем, если что!

«Сотрем…» Сол ничего не ответил на импульсивный возглас друга, но внутренне был вынужден признать, что свой резон в словах Николая есть. С момента организации концентрационных лагерей для цивильных пленников, у них почти не было проблем с килрачами. «Коты» вели себя смирно, словно смирившись с поражением и выпавшей им участью, но это и беспокоило старшего лейтенанта сил безопасности. Или коты надеялись, что отступление их флота — вещь временная, или…

— Возможно, Николай, возможно… — вздохнул он. — Просто мне хотелось бы, чтобы тут было больше войск, на случай чего-то серьезного.

— «Чего-то серьезного…» Слушай, Хэннан, кончай накручивать себя! Ну что тут может произойти серьезного? Мы так этих сволочей мохнатых приложили после Алоса и Фурсана, что они бегут по всему фронту, поджав хвосты!

— У килрачей нет хвостов, — механически заметил Сол.

— Ну ладно, нет — и не надо. Ты подумай, лучше, о том, что среди всех этих, — он махнул в сторону лагеря, — нет ни одного военного. Все они цивильные, мирные жители, не успевшие драпануть со своих колоний. Куда им с нами тягаться?

И вновь Сол был вынужден согласиться с Николаем. На Апполон-2 привозили только мирных жителей Империи: успехи последних операций не только превзошли ожидания штабных оптимистов, но и прибавили Военному Совету головной боли по поводу массы пленных. С другой стороны…

— Ты слышал про последнюю партию, Николай? Тех, которых привезли три или четыре дня назад. Я поговорил с ребятами из сопровождения, так они рассказали очень интересные вещи: оказывается, наш десант более пяти часов не мог практически ничего с ними сделать. Сопротивление удалось сломить только после орбитального удара по колонии. Потери были очень большими, Николай!

— Много ли ума надо, чтобы нажимать на кнопки…

— Бои шли в самой колонии, почти врукопашную! — резко бросил Сол. Иногда поведение Белова его порядком бесило, если не сказать больше. — Не стоит недооценивать врага, Николай!

— Ну, ладно, ладно, не кипятись! — успокаивающе положил ему руку на плечо пилот. — Будем считать, ты меня убедил, — правда, никакой убежденности в его голосе не было, но Хэннан на это особо и не рассчитывал. — И вообще, чего-то ты тут делаешь? Ты же вроде бы занимался организацией нового лагеря?

— Вызвал полковник.

— А-а, наш Вечно Занятый Полковник, — ехидно фыркнул Белов. — Что там случилось, потерялись его медали?

Сол против воли рассмеялся: нет, он никак не научится быть серьезным. Впрочем, подобное отношение к полковнику Арбитману никого не удивляло на Аполлоне-2: если человек каждому встречному поперечному дает понять, что он самым-самый-самый, то трудно, согласитесь, ждать чего-то другого.

— К нам от границы второй день летит какой-то транспортник: вроде, один из тех, которые увозили килрачей с колоний в Империю. Что-то случилось с настройкой их прыжковых ворот и его выбросило практически на границе системы. Разведывательная группа засекла сигнал беды, успела перехватить его, и отправили сюда — им там с такими вещами разбираться недосуг.

— Ну и? Что, нам сюда мало пленных доставляют?

— Да откуда я знаю! — раздраженно бросил Сол. — Арбитман получил закодированное послание, дико разволновался и засел в комнате связи до самого вечера. Мне назначили встречу с ним на завтрашнее утро, а пока он занят — поручено присмотреть тут за порядком. Хоть своих дел невпроворот — вот, собирался встретиться с кем-то из последней партии пленных, кто у них там сейчас за главного, и объяснить наши порядки. Вместо этого, торчу здесь, пока соизволят допустить пред светлые очи руководства.