Глава 4.

Экваториальные джунгли, сектор сорок восемь, семьдесят пять километров до ближайшей базы Конфедерации. Место гибели командующего Этвуда. 2384.31.12, 22:30 (16:00 по местному времени).

Земля было мягкая, и вырыть могилу не заняло у Джеймса много времени. Жанна, прижавшая к сердцу идентификационный жетон, молча стояла у остатков «Кобры» и печально наблюдала за замотанным во всякие обрезки телом Этвуда; как и Джеймсу, девушке хотелось бы найти лучший саван для командующего, но на месте катастрофы «Кобры» — а в их рюкзаках тем более — ничего лучшего не нашлось.

Выбросив последнюю горсть земли импровизированной лопатой, Джеймс ухватился за край могилы и выскочил наружу.

— Помоги мне, Жанна, — отдышавшись, он указал на мертвеца.

Девушка согласно кивнула и приблизилась. Несколько светло-серых лиан обвивали покойника вместо веревок. Вместе взявшись за концы лиан, пилоты осторожно подняли труп Этвуда с почвы и медленно, сантиметр за сантиметром опустили в его последнее пристанище.

— Он был храбрым воином, — тихо начала Жанна, смотря в могилу. — Он сражался за то, чтобы другие могли жить в мире. Он забыл про себя, забыл про все, что было раньше в его жизни. Он тренировал и учил других, чтобы они могли защищать невинных, как это делал он. Пусть душа его пребывает в покое, который он нес другим. Аминь!

— Аминь! — прошептал Джеймс. — Покойся в мире…

Оставив Джеймса закапывать могилу, Жанна нашла где-то в лесу две прямых палки, из которого она смастерила грубый крест. Установив его в холмике земли, они несколько минут стояли рука об руку, понуривши головы. Про что думала Жанна — Джеймс не знал, но сам он вспоминал все случившееся с ним с тех пор, как в актовом зале Высшей Академии Космонавигации ему вручили назначение Военного Совета на «Гетман Хмельницкий».

Щелчок предохранителя бластера привлек его внимание: Жанна достала из кобуры свой излучатель и проверяла заряд.

— Я думаю, это необходимо, Джеймс, — девушка глазами указала на его оружие. — Это… это наш долг перед ним.

Джеймс хотел возразить, что это может их выдать — килрачи следят за сектором и любым проявлением эмиссии, что это бессмысленная трата невосполнимых зарядов, которые пригодятся им в будущем…

Но он промолчал, так как она была права — это был их долг перед павшим в битве геройской смертью и прикрывшим собою несколько тысяч людей. Поэтому Джеймс молча вытащил свой бластер, поднял его вверх и на счет «три» нажал на курок.

Трижды свист двух бластеров огласил просторы леса и пронесся над скромной могилой Джона Этвуда. Три пары пучков энергии пропороли листву над ними и умчались в бездонно-голубое небо, скромным салютом провожая Этвуда в его последний путь.

Сорок восемь минут спустя.

Место для следующего привала они нашли в трех с половиной километрах от могилы. Поляна, как две капли воды похожая на ту, где в землю Изольды врезался перехватчик командующего Этвуда, была покрыта светло-синей, местами зеленой, травой и редкими кустами. Деревьев на ней не было, но в дальнем углу поляны серебром сверкала спокойная гладь маленького пруда, что решало проблему с водою. Естественно, просто так пить ее было невозможно: кроме того, что в ней содержались малоизученные микробы и бактерии, в воде Изольды присутствовали сульфаты мышьяка. Живая природа за века эволюции приспособилась к его потреблению, но людям (да и килрачам) приходилось пользоваться сложными методами очистки как воды. Впрочем, среди вещей Джеймса был миниатюрный очиститель, рассчитанный на несколько десятков циклов очистки, а запасов концентратов и витаминов должно было хватить еще на полмесяца.

Оставив Жанну распаковывать вещи и готовить ужин, Джеймс принялся деятельно расставлять вокруг их лагеря на достаточном удалении датчики движения и подсоединенные к этим датчикам стан-гранаты. Для вящего спокойствия он даже взобрался на вершину одного из лесных исполинов, где прицепил генератор инфракрасных волн: ночью могут искать с воздуха, а генератор спрячет тепловое излучение их тел.

Нижняя ветвь дерева была на уровне человеческого роста, потому Джеймс просто спрыгнул с нее. Подобрав оставленное на земле лишнее оборудование, юноша огляделся вокруг и неторопливо зашагал к лагерю.

Если расчеты Джеймса правильны, то до реки оставалось совсем немного: около четырех с небольшим километров. Возможность проплыть остаток пути до базы была очень привлекательна, но через пятьдесят километров начиналась линия блок-постов килрачей, зона их полного контроля — так что хочешь — не хочешь, а последние пятнадцать-двадцать километров придется идти пешком. Но все же существование реки было огромной удачей для них: в противном случае они почти наверняка не успевали попасть на базу до конца эвакуации. А так, даже с учетом тех двадцати километров пешей дороги, они имели еще и небольшой резерв времени.

Еще одной причиной, по которой он хотел воспользоваться рекой —

это состояние Жанны. Хотя ничего опасного с девушкой не случилось, но встряска в результате аварийной посадки, отравляющее воздействие газа «улок», сильный удар по голове, чуть не пробивший череп, длительный марш с короткими перерывами для отдыха — в общем, целая цепочка неприятностей. И пусть она делала вид, что с ней все в порядке, но он же видел, насколько Жанна устала.

Чем ближе к реке, тем реже становился лес. Вот и теперь Джеймс еще за метров сто до поляны разглядел движущуюся фигурку Жанны, мелькавшую в промежутках между деревьями и кустарниками. Пока он возился с обеспечением безопасности лагеря, девушка успела разложить не дававший дыма небольшой костер и профильтровать воду, кипевшую сейчас в самодельном котелке над огнем. «Поразительно, — подумал юноша, выходя из-под прикрытия леса, — мы достигли невероятных высот в техники, покорили космос, используем оружие, которое может испепелить любою планету, — и пользуемся обычным огнем, как наши предки столетия назад».

— Джеймс, — Жанна со своим миникомпом занималась ревизией их запасов. Оторвавшись от своего занятия, она подняла голову, едва услышав его шаги. — Ты все сделал?

— Почти, — оставалось подключить все датчики к сигнализации и контрольному аппарату, но этим можно было заняться и позже. — А ты?

— Я — да. Все как ты и говорил — пищи на две недели и примерно на столько же времени очистителей воды.

— Не забывай, что у нас есть еще по три литра апельсинового и лимонного сока и две фляги виноградного вина, — напомнил Джеймс. Вино и сок не входило в обычный аварийный комплект, но Бабай с Паладином дружно решили, что это им не помешает. — А в аптечке пятьсот миллилитров медицинского спирта в сухом виде. Должно хватить.

— Вообще-то, должно хватить и вина, — с милой улыбкой Жанна поднялась на ноги. — Я что-то сомневаюсь, что ты сможешь еще что-то пить после него.

— Каких-то две фляги… — патетическим тоном ответил Джеймс. Сам-то он знал, что сможет пить и после десяти ведер спирта, совершенно не пьянея — МИЧ-12КС, контролируя эндокринную систему, регулировал обмен веществ, и при наличии большого количества алкоголя в крови просто нейтрализовал бы его вредное действие на организм. Пусть разработчики системы и включили эту особенность в число функций МИЧ-12КС с оглядкой на гипнотические и галлюциногенные препараты, обычно применяющиеся при допросах, — нечувствительность к алкоголю была побочным и весьма полезным действием.

По местному времени было больше четырех часов дня, а по времени «Гетмана Хмельницкого» — почти одиннадцать вечера. С грустью Джеймс подумал про то, в какой обстановке они встречают Новый год, один из крупнейших праздников — наравне с Пасхой и Днем Создания Конфедерации.

Словно читая его мысли, Жанна взяла Джеймса под руку и подвела к костру.

— Надеюсь, ты не забыл про праздник, а?

— Пока нет, — расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, юноша сел на бревно около огня; Жанна опустилась рядом с ним. — Хотя не могу поручиться, что в скором времени не забуду.

Подняв с аккуратно расстеленного куска чистой ткани свою скудную долю еды, Джеймс принялся за ужин, отложив в сторону бластер. Жанна уже проглотила клейкую и безвкусную массу, и явно это ей не доставило особого удовольствия. Тщательно разжевывая концентраты, Джеймс согласился с невысказанным девушкой осуждением «пищи, полностью обеспечивающей солдата необходимыми питательными элементами в течение двенадцатичасового периода». Возможно, чем-то они и обеспечивали, но можно было бы сделать их немного приятнее для желудка.

Запивая вяжущую зубы массу холодной дистиллированной водой, Джеймс продолжал вспоминать. И почему-то мысли вновь и вновь возвращались к месяцам плена на Тагар Дусит.

— О чем ты думаешь? — Размеры питательных брикетов и их вкусовые качества не способствовали длительному смакованию, и Жанна управилась с ними еще быстрее него. Машинально комкая полиэтиленовую оболочку концентратов, девушка смотрела ему в глаза. — Что-то неприятное?

— Я вспоминаю про «Темную Крепость», — внезапно он ощутил потребность рассказать про все, что случилось там, про все, что он хранил в своей памяти; даже в рапорте командору не было всего.

— «Темная Креп…» А, Тагар Дусит, — на мгновения замешкавшись, Жанна все же вспомнила название военной крепости на чон-саа. Ласково проведя по волосам Джеймса, она попросила:

— Расскажи мне, если это тебе не трудно.

— Не трудно, — качнул головой Джеймс. — Но, если ты рассчитываешь на то, что я видел очень много, — должен тебя разочаровать: основными местами моего пребывания был тюремный блок, ангар и лаборатория генетиков. Собственно говоря, там я проводил большую часть времени.

— В генетической лаборатории? — нахмурила лоб Жанна и откинула упавшую на глаза прядь волос. — Что ты там делал?

— Кричал. Кричал от боли, — честно ответил Джеймс. Воспоминания о бесчисленных опытах над его телом были не самой приятной вещью. — Они день за днем пытали меня, ставя одни опыты за другими, практикуя свои методики биоинженерии. Знаешь, Жанна, это словно… словно тебя заживо разбирают на кусочки, обнажая все нервы в теле, и каждый нерв бьют мощные электрические разряды. Потом все уходило в туман, боль утихала, чтобы через минуту навалиться с удвоенной силой. Обычно для меня все заканчивалось потерей сознания, но было и так, что я до самого конца ощущал эту боль. И каждый следующий раз все было немного иначе, будто боль была живым существом и она могла изменять себя.

— Наверное, если бы их эксперименты закончились успешно, — несколькими глотками осушил стакан воды Джеймс, — они оставили бы меня в покое, но это у них не получилось.

— Не получилось? — эхом повторила Жанна. Джеймс видел, что девушку потряс его рассказ, но она не хотела перебивать, понимая, что Джеймсу нужно выговориться. — Почему?

— Почему? — среди деревьев повеял холодный ветерок, что было приятным разнообразием после отупляющей мысли тропической жары. — Ты слышала когда-то о МИЧ… хотя, нет — наверное, ты и не должна была слышать. Но суть в том, что на Моторе я прошел операцию по имплантации МИЧ-12КС… — кратко, не вдаваясь в технические характеристики, Джеймс поведал ей про принципы работы миниатюрного компьютера в его голове. Сказать, что у нее был ошеломленный вид — значит, ничего не сказать: на Жанну свалилось слишком много одновременно.

— Так вот почему ты мог так хорошо драться в наших состязаниях, — сделав «возмущенное» лицо, Жанна ткнула его локтем в плечо. — Полагаю, Паладин тоже носит… МИЧ-12КС?

— Носит, — подтвердил юноша. — Нас было всего пятеро согласившихся на операцию. Если не ошибаюсь, то это была первая операция по имплантации МИЧ-12КС, — «и, вероятно, последняя, учитывая, что килрачи все-таки смогли его обнаружить», — подумал он.

— То есть, вы были подопытными кроликами?

— Можно сказать и так. Только в отличие от кроликов мы были прекрасно осведомлены о возможных последствиях операции и риске, на который мы шли. Так вот — я думаю, что МИЧ и был тем фактором, помешавшим килрачам сделать из меня безмозглого зомби. У них ничего не вышло, — повторил юноша, — но это их только… только раззадоривало. Возможно, они восприняли невозможность сделать это со мной, как вызов своим способностям, а возможно, просто тщательно выполняли свою работу. Как бы там не было, на отсутствие внимание с их стороны я не мог пожаловаться, — мрачно пошутил он.

— Значит, эти опыты и были самым страшным? — Жанна подперла рукой подбородок и внимательно слушала.

— Нет, не это, — помотал головой Джеймс. Часы на руке негромко пискнули, исправно докладывая, что до полуночи по времени «Гетмана Хмельницкого» (и по базовому времени Конфедерации) оставалось пятнадцать минут. — К боли и опытам я привык. Не сразу и не полностью — но привык. Нет, самым страшным было отсутствие надежды! Я знал, что никто не придет меня спасать, никто мне не поможет, а сам я никогда не смог бы бежать оттуда. Если бы не то, что Марраша'атах хотел оставить свои руки чистыми — я до сих пор был бы объектом для их опытов.

— Марраша'атах?

— Это командор Тагар Дусит, — пояснил Джеймс. — Там был еще один килрач, его заместитель — Фашар. Они и организовали мой побег.

— И что ты думаешь про них?

— Про Марраша'атаха и Фашара?

— Нет, про всю их расу.

— Даже не знаю, — Джеймс и сам не редко задумывался над этим вопросом, особенно после Тагар Дусит. — Я был там долго, но ни разу не почувствовал их ненависти к нам. Они обращались со мною жестоко и без жалости, — но никогда не позволяли себе издеваться или оскорблять меня. Для них я был военнопленным, с которым следовало обращаться так-то и так-то, а не смертельным врагом, которого нужно уничтожить как дикого зверя. Я спросил Марраша'атаха: почему они напали на нас, почему в течение ста с лишним лет гибнут десятки, сотни тысяч и даже миллионы с обеих сторон?

— И он ответил?

— Нет, не ответил, — прохладный ветерок усилился, а небо начало неторопливо, но верно затягиваться свинцово-серыми тучами. — Он промолчал, однако…

— Что «однако»? — почувствовав неуверенность в его голосе, Жанна придвинулась еще ближе.

— Я не уверен, но в какой-то момент мне показалось, что для Марраша'атаха этот вопрос имеет какое-то особое значение, — медленно, словно опасаясь ошибиться и сказать не то, проговорил юноша. — Времени у нас было мало и не смог как следует расспросить его — к сожалению! Сдается мне, его ответ был бы полезен нам всем.

— Да, если бы мы знали почему… — девушка встряхнула кудрями, прислушиваясь к свисту ветра. — Вернее, почему воюем мы понятно — чтобы спасти свой род от уничтожения. Почему воюет Империя Килрач — вот этого не знает никто. Они не разу не пояснили причин Великой Войны, не пытались о чем-то договариваться, не предъявляли ультиматумов, не реагировали на наши послания… ну, почти не реагировали (Джеймс знал, с разрешения Шонта, про миссию Жанны и остальных на Сенай). Лично я думаю, что до тех пор, пока мы не узнаем причину первого нападения килрачей на Альянс — до тех пор мы будем блуждать в потемках, задавая одни и те же вопросы, — переведя дыхание, она посмотрела на него:

— Ты говоришь, не чувствовал их ненависти. А сам? Что чувствовал и чувствуешь по отношению к ним?

Джеймс долго молчал, что-то обдумывая; наконец, он едва слышно заговорил:

— Знаешь, Жанна, на Земле я был уверен, что ненавижу их; теперь — просто не знаю. Я тут уже больше года, я был у них в плену, сражался с ними и убил многих… Но все, что я хочу — чтобы эта война закончилась! Хочу просто вернуться домой и забыть про все, что я видел или делал! Хочу просто жить, а не носиться по космосу, в ожидании пока меня убьют или я убью кого-нибудь!

Жанна кивнула, словно услышала именно то, что и ожидала:

— Сначала ты гордишься тем, что делаешь, потом устаешь от этого кошмара, а в конце концов, понимаешь, что это всего лишь обычная, хоть и очень хитро спрятанная ловушка. Нет ни правых, ни виноватых — война идет сама по себе, без цели, без какого-либо смысла! Мы убиваем, чтобы не быть убитыми — вот и вся правда этой войны! А килрачи… килрачи совсем не дикие кровожадные звери, они лишь…

— …лишь враги! — тихо закончил Джеймс. Жанна мельком глянула на него и кивнула вновь:

— Да, лишь враги!

Молодые люди молча сидели рядом. И на какой-то миг Джеймсу стало так страшно, как никогда до этого. Неожиданно и невероятно ясно пришло осознание войны такой, какой она есть на самом деле: страшной, дикой силы, которую так легко освободить, но так сложно усмирить. Война — это точка невозвращения, крайняя грань, за которой лежит конец всему, грань, за которую нельзя идти! Война засасывала их в свой водоворот, поглощала души и тела, и с каждым оборотом, с каждой новой смертью набирала все больших сил! Они воевали чтобы выжить — то есть воевали ради самой войны, и Джеймс, как и тысячи до него, не видел выхода из этого замкнутого круга!

— Ну, хватит разговоров! — неожиданно он услышал голос Жанны. Оглянувшись на нее, Джеймс увидел, как она осторожно разливает в походные кружки темно-рубиновую жидкость. Вино переливалось алыми сполохами в свете костра, словно выплеснутая из сердца кровь. — Ты что, забыл — всего через минуту Новый год?