Глава 8. ПЕЩЕРНЫЙ МЕДВЕДЬ

Гроза утихала и молния не освещала больше глубокого мрака. Руль приказал зажечь огонь и стащить дерево к оврагу, а сам прилег на край его, прислушиваясь к малейшему звуку.

Снизу послышался глухой шум от падения тела. На небе стало светлее; кое-где даже показались звезды; тучи уходили дальше.

— Руламан! — радостно закричал Руль, — скоро взойдет луна, и мы спустимся в овраг.

Мальчик не отвечал, он с тоскою думал о своем пропавшем волке. К краю оврага удалось, наконец, притащить срубленный с таким трудом ствол дерева.

Вдруг со стороны леса раздались пять резких пронзительных свистков.

— Это Ангеко и его люди, — обрадовался Репо.

Руль не знал еще, что за Ангеко посылали, и очень удивился этому. Он сейчас же отправил одного из своих к нему навстречу. Руль недолюбливал вождя дружественного племени. Он не верил в чудодейственную силу «старого филина», как он втайне называл Ангеко. Бабушка Парра знала не меньше предводителя Гуки. Но Руль уважал в Ангеко его возраст и положение. Медленно и важно приближался Ангеко, окруженный своими людьми. Впереди шел посланный Тульки с факелом в руках. За ним шел Ангеко в своей шкуре белого волка; филина, топор и копье нес один из его племени, а остальные восемь человек были в полном охотничьем вооружении. Высокий кожаный колпак на голове Ангеко придавал внушительную представительность его невысокой фигуре; белые пряди волос падали на кунью опушку его длинной одежды из оленьей шкуры. На шее и груди висели блестящие ожерелья из звериных зубов; кожаный пояс был увешен челюстями дикой кошки, считающимися волшебными и очень поэтому ценными. К поясу были привешены также кожаные мешочки с целебными травами. Такие далекие путешествия были нелегки для старика Ангеко, и Руль должен был считать за большую для себя честь его приход сюда. Руль встал при приближении старого вождя. Остальные братья его с благоговением приветствовали Ангеко, и в знак почтения они с поклоном клали его левую руку себе на голову. Оба вождя приветствовали друг друга с особыми знаками обоюдного уважения и уверения в дружбе.

Прежде всего Ангеко спросил Руля об его ранах, удивляясь тому, что видит его уже на ногах. Он долго и серьезно исследовал раны, слушал сердце, потом взял из мешочка, висевшего у его пояса, коричневый порошок, посыпал им раны и, ударив Руля посохом, торжественно сказал:

— Когда три раза взойдет солнце, боль утихнет; когда три раза всплывет полный месяц, рана заживет.

Руль вспомнил о медведе и заторопился; он подбежал к краю оврага, но свет взошедшего месяца не достигал его дна; по прежнему не было видно, что случилось с медведем.

Несмотря на это Руль принял безумное по своей смелости решение: он приготовился лично спуститься в овраг с помощью дерева. Айматы поспешно спустили в глубину принесенное из леса бревно. Верхний конец бревна они обмотали веревками и четверо из них стали крепко держать его. Руль схватил горящую головню из костра, передал ее Репо и, сделав знак Руламану остаться с Ангеко, закричал:

— Кто хочет за мной?!

С этими словами он стал спускаться; Репо следовал за ним, освещая ему путь. Остальные один за другим тоже стали спускаться. На расстоянии нескольких футов от земли Репо раздул факел, и айматы увидели плоды своей охоты.

Могучий буррия лежал мертвым, растянувшись у подножия скалы во всю длину своего громадного тела. Медведь сидел в десяти шагах от него и старался выдернуть из тела копья и стрелы. Руль понял всю опасность своего положения и крикнул товарищам:

— Назад, назад!

Одна рука его не действовала; ему приходилось держаться за ствол только одной здоровой рукой. А медведь в это время поднялся и пошел, прихрамывая, к дереву.

К своему ужасу Руль и Репо поняли, что их спутники за шумом ручья не слыхали крика и увидали грозившую им опасность слишком поздно. Медведь уже поднимался по дереву. Рост зверя вдвое превышал рост человека. Обхватив дерево лапами, медведь так качнул его, что охотники закричали в ужасе и только благодаря счастливой случайности не попадали вниз; люди Ангеко, державшие наверху дерево, едва не выпустили его, — так силен был толчок. Зверь уже настигал Руля; его левая раненая лапа бессильно висела, а правую он поднял, почти касаясь ног аймата.

— Нагнись вниз и держи меня за шею! — закричал Руль брату.

Освободив единственную руку, он поднял топор и изо всей силы ударил медведя по лапе. Зверь зарычал от боли и ярости и свалился вниз, увлекая за собой дерево. Люди, державшие наверху дерево, не смогли его удержать и выпустили после этого второго могучего сотрясения. По счастью дерево медленно скользнуло по скале, придавленное к ней тяжестью упавшего зверя. Люди, сидевшие на дереве, удержались и успели благополучно соскочить на землю.

Два чудовища лежали рядом: мертвый лев и катавшийся с ревом около него и не уступавший ему по величине пещерный медведь. Руль перевел дух и громко победно крикнул.

Руламан, все еще лежавший на краю оврага, задрожал от радости, услышав голос отца.

— Рулаба, Рулаба, жив ли ты?

— Мы все целы, — ответил снизу Руль.

— Нельзя ли и мне сойти к вам? — спросил Руламан.

Ответа не последовало. При свете факела предводитель Тульки нанес медведю последний, смертельный удар топором по виску. С глухим рычанием зверь приподнялся и мертвым упал на труп льва.

Глава 9. БОГАТАЯ ДОБЫЧА

Люди Ангеко не могли спуститься, так как дерево упало вниз, и томились у края оврага. Руль был рад этому обстоятельству, потому что мог теперь утверждать, что богатая добыча получена только руками людей Тульки; им полагалась таким образом лучшая доля во время дележа. Охотники Тульки развели громадный костер, освещавший далеко кругом дно оврага. Прежде всего они отрезали медведю лапы и, как лакомое блюдо, поджарили их. Руль, со вчерашнего утра ничего не евший, не хотел сесть за еду без сына.

— Руламан! — крикнул он, — скажи друзьям, чтобы они спустили тебя на веревках. Только отталкивайся топором от скалы, а то острые края ее могут перерезать веревку.

Когда Руламан благополучно спустился. Руль нежно обнял сына и сказал:

— Наконец-то старая Парра перестанет упрекать нас! Жаль, что теперь лето: зимой мы бы привезли ей на санях всего буррию. Руль хорошо знал, что лежащий перед ним лев был тот самый, который убил тридцать лет назад его отца. Он знал, что старый лев-самец всегда закрепляет за собой определенную местность для охоты и господствует там, не допуская другого льва. Этот буррия был хорошо известен охотникам и много лет подряд наводил ужас на все живущее вблизи его жилья. Уже десятки лет жил он здесь без самки, как последний представитель своей породы в этой местности.

После обеда началась тяжелая работа снимания шкур со зверей. В вытянутом положении оба чудовища были огромны: лев в три раза превышал рост человека, медведь, вследствие своей толщины, казался еще крупнее. Шерсть пещерного льва была черная с серым и желтым, густая и волнистая, спасавшая его от холода лютой зимы. Гривы на шее у него вовсе не было. Шкуры этих чудовищ высоко ценились айматами. Носить в своем ожерелье страшные клыки и когти пещерного льва считалось очень почетным. Целый час провозились айматы над сниманием громадных шкур. Во время работы сыпались веселые шутки. Мясо льва айматы выбросили, как несъедобное; они чувствовали отвращение к мясу зверя, пожравшего при жизни столько людей.

Еще до снятия шкуры со льва Руль внимательно осмотрел его раны. Четыре из них, нанесенные копьями, едва сочились кровью, но рана, нанесенная стрелой Репо, произвела громадное разрушение и была смертельной.

— Наши четыре копья, — сказал Руль сыну, — только щекотали буррию; одна стрела Репо причинила ему смерть. Твой удар топора хоть и не оставил даже следа на голове буррии, но им ты спас меня. Он позвал Репо и, протягивая ему его смертоносную стрелу, с трудом вытащенную из горла льва, сказал:

— Тебе, как убийце буррии, принадлежат его зубы.

Репо обломал древко стрелы, а каменное острие тщательно спрятал, веря, как все айматы, что оно никогда теперь уже не даст промаха. Когда охотники, покончив со шкурами, принялись готовить себе обед из внутренностей медведя, с левой стороны оврага показался Ангеко со своими людьми. Соблазнительный запах жарившихся медвежьих лап достиг края оврага и возбудил нетерпение любившего полакомиться вождя Гуки. Им овладело беспокойство, что обитатели Тульки назначат ему при дележе добычи слишком малую долю. Он ясно видел освещенных костром охотников, счастливых и пирующих, но спуститься вниз не было никакой возможности; спуск же на веревках он считал для себя, как для важной особы, просто неприличным. Он решил предпринять довольно длинный обход, чтобы найти более подходящий спуск на дно оврага.

Только через два часа раздосадованный Ангеко подоспел к роскошному угощению. Руль усадил его с почетом на разостланную шкуру медведя, поместив позади одного из его людей с любимым филином старика. Сам Руль с сыном сел против Ангеко. Первый кусок медвежьего сердца был предложен гостю.

Руль рассказал Ангеко о прибытии белых калатов и об их хижинах на берегу Мамонтова озера. Он просил Ангеко употребить все его влияние, чтобы объединить разрозненные племена айматов и сообща прогнать непрошенных пришельцев, Ангеко, напротив, советовал подождать с решительными действиями и на первых порах встретить их дружелюбно. Стало светать. Шесть человек, подвесив тушу медведя на шесты, подняли ее на плечи и понесли. Четверо других несли обе шкуры. Оба начальника и Руламан были избавлены от тяжести. Четвертую часть медвежьего мяса получил Ангеко для своей пещеры.

Дорога была чрезвычайно утомительна для тяжело нагруженных айматов: сначала они пробирались через густой сосновый лес, а потом карабкались по склону горы среди крутых скал, валунов, колючих кустарников и упавших деревьев. Им пришлось проходить мимо «Озера Жизни», как называли айматы большое глубокое и прозрачное озеро на равнине, окруженной могучими тисами. Озеро это считалось священным; около него находилась подземная пещера, недоступная человеку и населенная, по мнению айматов, душами умерших добрых людей. У «Озера Жизни» утомленные охотники остановились, сбросили ноши и, растянувшись на берегу, напились прохладной воды. Потом они все бросились купаться, и плавали и ныряли, как выдры. После купанья, освеженные и счастливые, они развели огонь и полакомились большим куском жирного мяса.

Дальше им пришлось идти в гору по дну извилистого оврага, по которому в дождливое время и весной, когда тают снега на горах, с бурной силой мчится поток; за оврагом снова шла равнина. Раз они увидели недалеко от себя стадо диких лошадей, но руки их были полны, им было не до охоты, и они пошли дальше, дав стаду ускакать. В конце равнины им попался труп оленя, но совершенно разложившийся и никуда негодный. Только рога его представляли ценную находку, и айматы захватили их с собой.

— Его загрызла рысь, — уверено сказал Руль сыну, — она прыгнула с дерева ему на спину и прокусила шею.

Войдя в лес, они увидели широкую и ровную тропинку, открывавшую вид на долину Арми.

— Это старая тропинка носорога, — объяснил Руль. — Мне не пришлось видеть ни одного живого носорога. Эта тропинка проложена последним из них, живших в нашей местности. Говорят, что он пятнадцать лет каждый день ходил по ней к источнику. Все тогда боялись приближаться к этим местам: ведь носорог даже больше буррии. Раз мой отец нашел его мертвым в камышах болота, и его зубы, как драгоценность, до сих пор хранятся у Парры. Два человека несли тогда его голову и два других его шкуру; на носу у него были два громадных рога и передний был с меня ростом. Кожу его никак не могли разрезать, до того она была толста; мясо тоже никуда не годилось: было твердое и невкусное. Одна Парра сумела как-то из клочков его кожи сварить прозрачную мягкую кашу, которую она с удовольствием ела, а из рогов сделала порошок, которым останавливала кровь. Она любит старых, ушедших от нас животных; из них остался один мамонт, да и тот встречается очень редко. Племя Налли — двоюродные братья старой Парры — истребило их.

— А как же ухитрялись Налли убивать носорогов и мамонтов? — спросил Руламан.

— Вон в той долине Арми слышался иногда страшный рев: это мамонты вступали в борьбу с носорогами. Налли выкапывали днем, пока носорог лежал в болоте, глубокую яму на его тропинке и покрывали ее ветвями, а сами прятались вблизи; при приближении зверя они подбегали к яме, кричали, кидали в него камнями. Раздраженный носорог бросался на них и падал в яму. Но убить его было очень трудно: ни копья, ни стрелы не пробивали его толстой кожи; часто приходилось оставлять его в яме и ждать, пока он околеет с голоду; страшный рев несся тогда по лесу день и ночь, пока носорог постепенно не ослабевал.

— А мамонты?

— С мамонтом справиться еще труднее: он хитер и оглядывает осторожно свою дорогу. Охотники старались захватить его детеныша, отставшего от больших. Они сажали его в глубокую яму прикрытую ветвями, а сами уходили. На визг детеныша прибегала мать, бросалась к нему на помощь и проваливалась в яму. Тогда сбегались люди и убивали ее дротиками и стрелами. Но еще чаще мамонтов ловили в капканы из толстых, крепких ремней. Иногда мамонту удавалось вырваться от людей, и он, весь израненный, бежал к озеру, ища спасения в его водах. Истекая кровью, зверь обыкновенно тонул там. Говорят, на дне Мамонтова озера лежат груды костей погибших мамонтов.

— Один из племени Налли, — продолжал, помолчав, Руль, — был так хитер, что научился смазывать концы маленьких стрел ядом змей и пускал эти стрелы в пасть зверя. Животное сначала почти не замечало укола, но скоро язык и горло его вспухали от яда; зверь падал и катался по земле в предсмертных судорогах.

Наступил вечер; охотники дошли до своего источника. Прощаясь с Ангеко, Руль пригласил его на следующий день на праздник буррии. Начальник Гуки обещал прислать для такого торжественного случая мужчин, женщин и детей своего племени. И они расстались.

Когда уставшие охотники бросили к ногам Парры шкуру льва, она вскочила, как безумная, и закричала:

— Это он, это он — убийца моего сына.

И с диким смехом она сжала окровавленную голову зверя своими костлявыми руками.

Глава 10. ПРАЗДНИК БУРРИИ

На другой день все население пещеры с раннего утра высыпало на площадку. Из пещеры Гука тоже пришло человек двадцать. Праздником распоряжалась старая Парра.

На ярко освещенную солнцем площадку принесли прежде всего шкуру буррии и сделали из нее с помощью четырех кольев чучело зверя. Парра с искаженным ненавистью лицом села напротив головы чудовища; женщины и дети толпились сзади нее. Начался танец под музыку барабана и дудки, сопровождаемый однообразным пением женщин. Мужчины, вооруженные с ног до головы, бегали вокруг чучела, воинственно потрясая топорами. Впереди всех выступал Репо — «убийца буррии»; этим почетным именем первый его назвал Руль. Айматы наносили чучелу могучие удары в голову, от которых все оно содрогалось. Темп музыки с каждой минутой все учащался; танец становился быстрее; удары сыпались без счета, и крики пляшущих делались все пронзительнее, все свирепее. После мужчин вокруг буррии стали танцевать женщины; на них были накидки из лебединых перьев, а шеи и руки увешаны зубами зверей. С криком: «буррия», каждая из них в такт танцу ударяла чудовище сосновой веткой.

После танцев начались игры. Устроили наскоро нечто вроде виселицы и при общем ликовании несколько раз подряд повесили буррию. Потом стали пировать. Для этого зажарили целую четверть медведя. Во время пира двое айматов утащили чучело в пещеру, выбросили из него всю набивку, залезли сами в шкуру и кое-как ее зашили, — получился страшный живой буррия.

С диким ревом выпрыгнули они из пещеры на середину площадки к ужасу детей, думавших, что зверь ожил. Женщины тоже испугались и визжали не меньше детей; мужчины бросились на чудовище с оружием; поднялся адский шум.

Руламан с хохотом вскочил на зверя, и оба они покатились на землю. Мальчик крепко держал за шкуру старавшегося вырваться льва. Тогда все стали осыпать шутками и насмешками бессильное страшилище. Сконфуженный лев поднялся и с позором убежал в пещеру.

Не успели пирующие успокоиться, как из пещеры выскочил убитый накануне медведь, а за ним снова буррия. Между ними завязалась борьба. После нескольких отчаянных схваток оба зверя упали на землю, и при общем смехе айматы вылезли из шкур.

Началось торжество другого рода.

Руламан, спасший жизнь отцу, должен был, по решению мужчин, получить копье в знак возмужалости. Вооруженный с ног до головы вошел мальчик в круг и остановился перед Паррой, державшей в руке копье, выкрашенное в красную краску и украшенное, как украшались только копья начальников племени. Руламан преклонил колени и получил, после нескольких торжественных слов, сказанных старухой, копье; стоявшая тут же девочка возложила ему на голову венок из листьев бука.

По очереди подходили к нему мужчины, поздравляя его, и приглашали принять участие в «танце копий», который имели право исполнять только взрослые мужчины.

Репо, как убийца буррии, получивший от Руля два страшных клыка зверя, протянул один из них Руламану. Эта была редкая честь, и мальчик чуть не расплакался от счастья.

Длинные, с палец взрослого человека, когти льва Руль разделил между участвовавшими в охоте айматами. Существовало поверье, что такой коготь дает победу над всеми зверями, и пещерные люди высоко ценили их. Шкуру буррии отдали Парре, чтобы она служила ей сиденьем, а голову его повесили высоко на ветвях дуба. Мальчики до самой ночи метали в нее стрелы, дротики и камни.

Глава 11. ПУТЕШЕСТВИЕ НА ОЗЕРО

Наступила середина лета — время странствований для всех пещерных обитателей. Отовсюду потянулись длинные караваны, направляясь к озерам. Обитатели Тульки с радостью готовились к путешествию, но не могли сразу выбрать, к какому из озер двинуться: приходилось делать выбор между Мамонтовым озером, где их прельщала возможность поохотиться на мамонта, и Озером Сомов, обильного рыбой. Старая Парра посоветовала оставить в покое Мамонтовое озеро из боязни новых пришельцев — белых калатов. Отправляясь в дорогу, айматы старались брать с собою как можно меньше поклажи, так как приходилось весь далекий путь делать пешком. Для маленьких детей и старой Парры были приготовлены особые корзины. Детей женщины несли на спинах, а для старухи устроили удобные носилки, которые несли четыре человека. На других таких же носилках несли оленьи шкуры для палаток, запасное оружие, горшки и другие необходимые вещи. Племя выступило еще до восхода солнца, завалив вход в пещеру камнями и стволами деревьев. Впереди, как всегда, шел Руль, рядом с ним Руламан, после праздника буррии всюду сопровождавший отца. Ручной медвежонок и маленький северный олень шли за людьми. Дети, шаля, садились на них. Ворон и галка тоже летели вслед путешественникам, изредка присаживаясь на край корзины Парры, которая хорошо умела с ними ладить. Путники шли от восхода до заката солнца, при остановках разбивали лагерь и зажигали костер, а для ночлега раскладывали палатки из оленьих шкур. Прокормить такую толпу было делом нелегким и потому мужчинам часто приходилось отлучаться для охоты; леса кругом них кишели всякой мелкой дичью, кореньями, грибами и ягодами; женщины и дети тоже были полезны в добывании пищи; мальчики, как белки, карабкались на деревья, ища птичьих гнезд с птенцами.

Если встречалось озеро или речка, все племя бросалось на охоту за раками и форелями. Особенно старая Парра радовалась, когда дети приносили и высыпали прямо ей на колени пригоршни раков. Около Озера Жизни айматы остановились лагерем. Дети весело побежали собирать землянику, и вдруг одну из девочек укусила змея. Дети понимали опасность такого укуса и с криками понесли ее к Парре; когда они пришли в лагерь, прошло более получаса, и укушенное место сильно распухло; девочка была бледна как смерть и почти потеряла сознание от ужаса и боли. Опытная старуха с тревогой покачала головой, быстро высосала ранку и прижгла ее горячим углем. Девочка без крика перенесла эту операцию. Привязав крепко-накрепко к ранке гладкий булыжник, старуха стала растирать распухшую руку ребенка и шептать заклинания. Но все ее искусство оказалось напрасным. Через несколько часов девочка умерла в страшных судорогах. Девочка приходилась сестрой Репо. Когда он, вернувшись с охоты, нашел свою маленькую Руту мертвой, он громко вскрикнул и убежал в лес. Вернулся он только через два дня, бледный и исхудалый. Потеря ребенка была печалью для всего племени. Когда Руту хоронили, многие горько плакали. В маленькие руки покойницы айматы вложили ветки с самыми лучшими ягодами, чтобы они услаждали ей путь в пещеру, где обитают души умерших. Ее трупик зашили в волчью шкуру и зарыли у подножия тиса, завалив маленькую могилку большими камнями, чтобы волки и гиены не разрыли ее. По старому обычаю каждый аймат положил на могилу по камню. Встречая даже чью-нибудь неизвестную могилу, айматы всегда клали на нее камни.

В конце обряда женщины и дети под жалобную, заунывную песню протанцевали погребальный танец.

Наутро никто больше не вспоминал о маленькой Руте. Обычай айматов запрещал в течение недели говорить об умерших и предписывал отцу покойника скрывать от всех свое горе.

Жизнь пошла своим чередом. Через окруженную дикими скалами долину Улу айматы направились к Длинной реке.

В долине жило родственное им племя, счастливое тем, что почти у самого входа в их пещеру протекали ручьи, необыкновенно богатые рыбой. Вождем этого племени был умный и отважный Раксо, друг Руля.

Услышав от вождя Тульки о пришлых калатах, Раксо сказал спокойно:

— Если калаты будут теснить нас, мы удалимся на озера. Там, на озере, жить лучше, веселее; там больше людей.

— А мне бы было тяжело покинуть мои горы… — говорил Руль с печалью.

Руль предложил Раксо отправиться дальше вместе. Раксо согласился с радостью.

На рассвете следующего дня племя Улы было готово в путь. После роскошного угощения форелями, караван снова тронулся, в путь. У широкой и быстрой Длинной реки айматы раскинули новый лагерь; им предстояло переправиться на другой берег.

С давних пор в прибрежных камышах айматы хранили несколько плотов. Многие из плотов уже никуда не годились; многие пришлось основательно чинить; на постройку новых и на починку старых плотов понадобилось целых три дня.

Переправившись не без страха через широкую реку, айматы двинулись вдоль берега до ручья Канзы и через его долину к Озеру Сомов.

Глава 12. ДВА МЕСЯЦА НА ОЗЕРЕ

На берегу Озера Сомов племя Тульки встретилось с родственным ему племенем озерных айматов. Это слабое и мирное племя питалось исключительно рыбой. Обилие рыбы позволяло им делать запасы не только для себя на длинную зиму, но и для продажи. Зимой поселение озерных айматов имело жалкий вид: большую часть года снег покрывал всю местность на высоту человеческого роста; из-под него еле виднелись жиденькие хижины айматов, и только дым, поднимавшийся из отверстий в снегу, указывал на существование человеческих жилищ. На льду озера, на высоких сваях, стояли особые постройки для хранения сушеной рыбы, а к сваям были привязаны челноки, выдолбленные из толстых кусков дерева.

Летом все оживало. И хоть снежные вершины по прежнему белели вдали, но вблизи зеленела роскошная трава лугов, а за ними чернел громадный сосновый бор. Айматы перебирались тогда в хижины, построенные на сваях, и все дни проводили на рыбной ловле, скользя в челноках с легкостью чаек. А на песчаном берегу блестела как стекло разложенная для просушки рыба. Сети для ловли рыбы были сделаны у них из лыка и ремней; крючки и гарпуны были роговые, очень искусно загнутые. Кроме того, озерные айматы часто ловили рыбу с помощью особых больших корзин, сплетенных из дикой виноградной лозы. В такие корзины попадались жирные угри, налимы, раки и всякая мелкая рыба. Для лососей, форелей и других крупных рыб употреблялись крючья, привязанные к лесам, свитым из кишок животных. Щук ловили особой петлей, стараясь зацепить ее под грудные плавники, а чтобы петля легче опускалась на дно, где дремали спокойно щуки, к ней привязывали камень. Но самой заманчивой добычей для айматов были сомы, целыми стаями плавающие у болотистых берегов озера. Сомы зарывались днем в ил, и айматам приходилось бить их гарпунами по ночам, когда они выплывали при свете луны на поверхность воды. И если удавалось убить сома, нередко в несколько саженей длиною, племя устраивало праздник, как после убийства медведя.

Озерные айматы обменивали свою рыбу горным племенам на каменные топоры, на шкуры оленей, на роговые изделия и разную утварь. Дети тех и других постоянно состязались в ловкости: дети озерных племен превосходили горных в плавании и гребле, а горные — в стрельбе из лука, в метании копий и лазании по деревьям.

Руламан вместе с другими показывал свою удаль; он убивал из лука налету серых и белых чаек и лебедей, водившихся в прибрежном камыше в громадном количестве, и смеялся над озерными мальчиками, ловившими птицу на крючок, словно рыбу.

Однажды черный ворон Парры отважился полететь над озером; стая чаек, возмущенная таким вторжением в их водное царство, окружила его и стала бить крыльями и клювами; черные перья ворона закружились над водой, и несчастная птица с жалобным карканьем поспешила назад на берег.