Но маме уже разрешили побыть с Алешей.

— Как ты, сынок? — спросила Полина.

— Ужасно, мам. Я опять в этой больнице…

— Ты помнишь, что с тобой произошло?

— Помню… Честно говоря, когда падал, подумал: это все, конец.

— У тебя что-нибудь болит?

— Болит. Даже не могу понять, что конкретно. Кажется, все тело. Мам, я домой хочу. Видеть не могу эту больницу.

— Конечно, Лешенька. Ты обязательно выздоровеешь, и все будет, как прежде. — Полина была рада, что говорит с сыном.

Катю и Костю в палату не пустили, и они остались в коридоре вдвоем.

— А почему мне нельзя к Леше? Я тоже ему не чужой человек! — возмущалась Катя.

— Конечно! Ты сюда надолго собралась. Халатик вон и тапочки прихватила. Все как надо, — с издевкой сказал Костя.

— Перестань паясничать, — обиделась Катя.

— А ты перестань строить из себя декабристку. Что я, тебя не знаю?

— Да что такого ты знаешь?

— Например, что ты никогда не пожертвуешь своим благополучием ради инвалида. Даже если этот инвалид — Леша.

— Ничего ты обо мне не знаешь. Пожертвовала бы. Если бы в этом был смысл, — хмуро ответила Катя. — Ты слышал, он не меня звал. Он звал эту Машу!

— Точно. Я слышал. Ты поняла намек?

— Я не нужна ему, — с тоской призналась Катя.

— Вот и я о том же. И в палату тебя не пускают. Думаю, Кать, тебе ловить здесь нечего.

Но Кате не нравился Костин тон, она очень серьезно все воспринимала! Да, она не нужна. Это так. Катя понурила голову и молча пошла по коридору к выходу.

Жора собирал вещи перед дальней дорогой. Он уже почти все уложил, когда в каморку пришел отец.

— Все собрал? — спросил отец.

— Почти. Не хочу ничего забыть. Чтобы никогда сюда не возвращаться.

— Правильно, — похвалил отец. — Назад нам пути не будет. Наверное, уже не терпится уехать?

— Конечно. Но, честно говоря, и страшно немного: как у нас там все сложится?

— Гораздо лучше, чем здесь. Обещаю. Не веришь? А хочешь сам убедиться?

— Как это? — спросил Жора.

— Сынок, не ты ли всегда хотел увидеть мои сокровища?

— Ты же запретил мне даже думать о них.

— Пойдем, я покажу тебе, где они лежат, — предложил смотритель.

— Опять подшучиваешь надо мной?

— Идем-идем, я не шучу. Пришло время.

Катакомбы были не самым приятным для Жоры местом. Он чувствовал страх и тревогу, пробираясь по этим закоулкам.

— Батя, нам долго еще идти?

— А ты куда-то торопишься? — буркнул смотритель, не оборачиваясь и не останавливаясь.

— Да нет… Просто интересуюсь…

— Когда нужно, тогда и придем. Что, жутковато?

— Да я просто не ориентируюсь тут ни фига. Не люблю идти, не зная куда.

— Не бойся, не заблудимся, — успокоил его отец. — Все. Пришли. Вот он, мой сундучок.

— Слушай, ты что, опять его сюда поставил? На то же мест? — удивился Жора.

— Да. Его место — только здесь.

— Так близко от выхода, не перепрятал? Бать, ну ты даешь! А если бы его нашли?

— Кто, ты? Да ты бы в жизни его не нашел. Тебе разве пришло бы в голову искать его второй раз на том же самом месте? А теперь скажи, разве я был не прав, что прятал его от вас с Толяном? Ты бы точно все в момент растратил, разбросал по мелочи.

— Я не идиот. Я бы подумал про будущее.

— А если бы не подумал? Я рисковать не люблю… И на черный день всегда откладываю.

— Ты к нему готовился, вот он и наступил… — печально заметил Жора.

— Но с таким добром его же легче переживать. А, сын?

— Легче, — согласился Жора.

— Подставляй спину.

— Так он тяжелый!

— Жить захочешь — донесешь.

Толик пришел к Маше с важным для него разговором. Его встретила расстроенная Зинаида.

— Добрый день, Зинаида Степановна. А Маша дома? — с замиранием сердца спросил Толик. Ему очень хотелось, чтобы Маша была сейчас дома.

— Да, Маша недавно пришла с работы.

— Она у себя? Можно к ней?

— Знаешь, Толик, она пришла сама не своя от усталости. Даже со мной разговаривать не стала, ушла в комнату. Наверное, легла поспать.

— Разрешите, я к ней загляну? — робко попросил Толик. — Если она спит, будить не буду, а если нет… Мне очень нужно с ней поговорить.

— Ладно, зайди тихонько. Толик, ты поговори с ней о работе. Чтобы она так не выкладывалась. Может, она тебя послушает. Скажи, что ее силы нужны ей самой. Нельзя все отдавать другим. А если не может равномерно усилия распределять, пусть уходит с этой работы. Не нужны нам такие деньги. Нам нужна она сама, здоровая и веселая.

Толик кивнул. Он заглянул к Маше в комнату и спросил:

— Привет, Маш. Не спишь?

— Толик? Привет, проходи, — откликнулась Маша.

— Что с тобой? Плохо себя чувствуешь? — спросил Толик, присаживаясь рядом с кроватью на стул.

— Просто устала.

— На работе? Зачем ты так выкладываешься? Так и заболеть недолго… а нам ты нужна здоровая и веселая, — Толик честно выполнял просьбу бабы Зины.

— Это бабушка попросила тебя со мной поговорить? Узнаю ее слова, — улыбнулась Маша.

— Честно говоря, да. Но мне тоже не нравится, что ты так устаешь.

— Ничего. Я отдохну, и все будет в порядке. У тебя как дела?

— Помнишь, мы говорили о путешествиях? О том, что ты тоже хочешь посмотреть мир. Так вот: я скоро уезжаю…

— Правда? Надолго? Куда?

— Пока точно не знаю. Но, похоже, навсегда.

— Навсегда? Почему?

— Не могу пока сказать… Я уезжаю завтра, но скоро обязательно вернусь и увезу тебя с собой. Там мы будем счастливы, у тебя будет все, что ты захочешь. И тебе совсем не придется работать. Ты будешь меня ждать?

— Толик, спасибо большое. Но… я не могу принять твое предложение, — отказалась Маша.

— Но почему? Ты ведь говорила, что тоже хочешь посмотреть мир!

— Но ты же мне другое предлагаешь?

— Да. Я предлагаю тебе быть со мной. Всегда.

— Поэтому я и не могу с тобой никуда поехать. Толик, я не твоя судьба, не твоя суженая.

— Почему ты так в этом уверена?

— Я знаю.

— Откуда? Давай хотя бы попробуем, может, ты поймешь, что не права. А если не понравится, ты всегда сможешь отказаться.

— Но я… я не люблю тебя, Толик.

— Зато я тебя очень люблю! — горячо сказал Толик. — Любил и буду любить всегда! Моей любви хватит на нас обоих.

— Толик, когда ты встретишь девушку своей жизни, ты поймешь, что твои чувства ко мне — это не любовь, а просто симпатия. Любовь может быть только взаимной. Мы с тобой просто хорошие друзья. И навсегда ими останемся.

— Маша, я пришел позвать тебя с собой, потому что я не представляю, как я буду жить без тебя, — обреченно сказал Толик.

— Толик, я понимаю, что для тебя это много значит… Но я уже дала тебе ответ…

— Да, я слышал. Я скоро уеду и больше никогда тебя не увижу… От этого мне очень больно.

— Но если ты действительно не хочешь ехать, останься! — посоветовала Маша.

— Я не могу…

— Почему? Скажи.

— Есть одна очень большая проблема. Очень. Я не хозяин сам себе. У меня есть отец, брат. Я еду вместе с ними. Они меня никогда не отпустят.

„ — То есть ты уезжаешь не по своей воле? Это они так хотят?

— Да, — вздохнул Толик.

— Но ты же самостоятельный человек. Ты вправе сам принимать решения!

— С одной стороны, вроде так…

— Скажи им об этом.

— Нет. Надо ехать. Ты даже представить себе не можешь, насколько тесно мы связаны. Я не хочу… Но я должен… мне придется… На это есть причины, Маша! Есть…

— Ты говоришь так, как будто за твоими словами скрывается что-то ужасное. — Маша вдруг стала ощущать тревогу.

— Что ужасное?

— Как будто ты скрываешь какую-то страшную тайну.

— Да, так и есть, — признался Толик.

— Ты не хочешь мне рассказать об этом?

— Не могу. Но мой отец и мой брат никогда меня не отпустят. Я должен ехать с ними. Дело даже не совсем в них… Дело во мне. Я и сам не могу больше оставаться в этом городе… Я очень виноват… Очень! И никогда не смогу этого искупить!

— Перед кем ты виноват, Толик?

— Перед тобой… И перед Лешей.

— Я ничего не понимаю. Ты меня совсем запутал. Почему ты считаешь, что виноват перед нами?

— Это очень тяжелый вопрос, Маша… Я виноват… виноват… потому что… я…

— Не волнуйся, Толик. Я выслушаю тебя. Говори, — попросила Маша.

— Наверное, оттого что я очень часто поступал… плохо.

— Не обманывай меня. Я не могу поверить, что ты способен на плохие поступки, — Маша искренне верила в это.

— И тем не менее. Я сделал ужасную вещь. За которую, мне кажется, ты никогда не сможешь меня простить.

— Да что ты! Я всегда смогу тебя понять… И, конечно же, простить. Мне кажется, ты винишь себя напрасно. Ты не способен на подлости, Толик. Ты очень хороший… Только… немного нескладный…

— Ты так считаешь? Серьезно? — посветлел Толик.

— Конечно. Я же тебя с детства знаю.

— Ты любишь Лешу? — неожиданно спросил Толик.

— Да… Я его люблю, — тихо ответила Маша. — Я так переживала, когда его похитили.

— А знаешь, кто его похитил? Я!

— Так, значит, ты похитил Алешу? Этого не может быть!

— Может.

— Нет, я не верю! Зачем ты говоришь неправду?

— К сожалению, это чистая правда, Маша.

— Но это чудовищно! Зачем ты это сделал?

— В первую очередь… из-за тебя… — признался Толик.

— Из-за меня? — изумилась Маша.

— Я так тебя ревновал. Места себе не находил. Я очень хотел вас разлучить.

— Но почему? Леша собирался жениться на Кате! При чем здесь я?

— Маша, я не слепой. Ты его любишь, и он… Он тоже любит тебя.

— Тебе показалось… Господи, какой же ты глупый! Что ты наделал?

— Маша, я и сам все понимаю. Но теперь этого уже не исправишь. Теперь я преступник… И поэтому я вынужден бежать из города. Что сделано, то сделано. Единственное, что меня пугает… это то, что я никогда больше тебя не увижу…

Маша задумалась и вдруг сказала:

— Мне кажется, я знаю, как тебе помочь! Нет! Есть один выход… Ты должен пойти в милицию "и во всем признаться! Ведь ты на самом деле добрый, чудный человек! Я никогда не поверю, что ты мог желать Леше зла…

— Да. Если честно, я не хотел всего этого… Меня заставил отец…

— Вот видишь! Потому что сам ты не способен на такое! Они использовали тебя! Ты был всего лишь инструментом в их руках!

— Но я делал это осознанно. Я прекрасно понимал, что я делаю.

— Послушай меня! Ты еще можешь прийти с повинной!

— А они? Мой отец и мой брат? Это моя семья. У меня больше никого нет. Даже тебя. Нет, Маша! Я не пойду в милицию. Я не могу их предать.

— Толик, подумай сам: это единственный выход. Да, ты сядешь в тюрьму, но твоя совесть будет чиста. Это очень важно. Ты не представляешь себе, сколько вы страданий доставили Леше. А его семье? Ты знаешь, как они переживали? Они-то в чем виноваты?

— Они ни в чем… — согласился Толик.

— Но тебе тяжело, и им тяжело. Ты покаешься, а они будут знать, что преступник наказан.

— А отец и брат будут считать меня предателем, — уверенно сказал Толик.

— У них своя судьба. Подумай о себе. Ты должен снять груз, который лежит у тебя на сердце.

— Зачем? Можно жить и с ним.

— Тебе только так кажется. Ты будешь чувствовать это до конца своих дней. Ты будешь мучиться этим! Это будет сниться тебе в кошмарах…

Маша знала, что говорила правду. Толик молчал. Выхода из ситуации он не видел, и Маша ни в чем не могла ему помочь.

Ирина и так была женщиной красивой, а тут она постаралась, как могла. На ней было красивое черное платье, выглядела она сногсшибательно. Вся эта красота предназначалась Самойлову, в офис к которому она направлялась.

Зайдя в приемную, Ирина едва глянула на секретаршу и сразу направилась в кабинет к Самойлову.

— Постойте! Вы куда? — растерялась Людочка.

— Я к Борису, — просто ответила Ирина.

— Но я прежде должна ему о вас доложить!

— Не стоит. Он меня ждет, — заверила ее Ирина.

— Нет, встреча с вами у него не назначена! Борис Алексеевич занят, работает!

— Борис будет рад меня видеть в любое время суток. Без всех этих записей и ваших докладов, — улыбнулась Ирина и зашла в кабинет.

Самойлов действительно был ей рад:

— Молодец, что зашла. Как ты? »

— Честно говоря, не очень, — Ирина чуть добавила грусти в свой голос. — Спать не могу, есть тоже не очень получается…

— Но выглядишь ты неплохо, — сообщил ей Самойлов, приглашая жестом присесть на диван.

— Я считаю, не нужно обременять других своими переживаниями. А на душе так тяжело… Никак не могу осознать, что Яши нет.

— Да. Такая неожиданная смерть.

Оба помолчали, помня предыдущий разговор.

— Завтра кремация. Я очень прошу тебя и Полину быть рядом со мной в этот момент.

Самойлов обнял Ирину:

— Конечно, мы придем. Я понимаю, тебе нужна поддержка.

Ирина положила ему голову на плечо. Они снова посидели молча, уже обнявшись. Такими их и увидела заглянувшая в кабинет Людочка.

— Борис Алексеевич, я получила необходимую вам информацию… — начала она и замолчала.

— Я рад, что ты так оперативно работаешь, — холодно заметил Самойлов. — Но почему ты входишь без стука в кабинет начальника?

— Извините, Борис Алексеевич… Но я думала… У меня очень важное известие!

— Такое, что нельзя было подождать с докладом и десяти минут?

— Вы сказали сразу доложить, — извиняющимся тоном объяснила Людочка. — Я дозвонилась в больницу, ваш сын пришел в себя.

— Лешка? Пришел в себя? — Самойлов резко встал с дивана. — Ира, я должен ехать в больницу.

— Конечно, Боря. Ты сейчас должен быть рядом с сыном.

— Может, поедешь со мной?

— Нет, Боря, я не могу. Пойми меня. Лучше я пойду домой. Я вас жду завтра.

— Конечно, родная. Мы обязательно придем. Пойдем, я тебя подвезу.

Ирина кивнула, и они вместе вышли из офиса. Ирина прошла мимо Людочки, как мимо пустого места.

На следующий день, узнав, что Алексей пришел в себя, следователь Буряк поспешил к нему в больницу. Он нашел врача и обратился к нему:

— Добрый день. Павел Федорович, здесь лежит Алексей Самойлов?

— Добрый день, Григорий Тимофеевич. Он лежит здесь, а мне уже сообщили, что вы намерены его допросить.

— Я бы сказал, поговорить.

— Как лечащий врач, я возражаю против подобных разговоров. Алексей ещё слишком слаб, ему нельзя волноваться.

— Поверьте, я действую в его интересах и постараюсь быть деликатным.

— Через пару дней — пожалуйста.

— Нет, поговорить мне нужно сейчас! — стал настаивать следователь. — Поймите, те, кто похищал Лешу, сейчас, скорее всего, уже сматывают удочки и заметают следы! Я должен их перехватить!

— Я не могу вам дать больше трех минут.

— Я задам ему только один вопрос.

Когда Буряк зашел в палату, то Полина поднялась и подошла к нему:

—: Здравствуй, Гриша. Тебе уже позвонили?

— Позвонили. И я поспешил проведать. У меня есть три минуты для этого.

— Хорошо, не буду вам мешать, — поняла его Полина. Она вышла из палаты.

— Не буду тебя утомлять, Леша, — сказан Буряк, присаживаясь на стул радом с кроватью. — Ответь мне только на один вопрос: ты знаешь, кто тебя похитил?

— Знаю. Это смотритель маяка и его сыновья. Я хорошо помню.

— И где они тебя держали?

— Где-то в заброшенном доке. Там была вентиляционная шахта. Они меня хотели убить.

— Убить?

— Да. И если бы я не убежал, они бы это сделали…

— Ты очень слаб. Они тебя не кормили?

— Нет. Но труднее всего было без воды. Я все время хотел пить.

— Скажи, похитители пытались что-нибудь узнать? Они о чем-нибудь тебя спрашивали?

— Они… — начал Алеша и потерял сознание.

В этот момент в палату вошел врач и сразу оценил ситуацию:

— Вы что, с ума сошли? Немедленно покинуть палату! Не видите, в каком он состоянии?

— Извините… — сказал Буряк, вставая.

— Вы говорили, что всего один вопрос. Так что давайте на сегодня закончим. — Врач занялся своим делом, а следователь вышел в коридор. Там к нему подошли Самойлов и Полина.

— Что он сказал? Он знает, кто это был? — спросила Полина.

— Алеша говорит, что его похитил смотритель маяка. Вместе с сыновьями.

— Это точно? — Самойлов сжал кулаки.

— Я думаю, да. Он слаб, но говорит, что все отлично помнит.

— Что ты намерен делать?

— Будем их брать по горячим следам. Я сейчас все организую.

— Я хочу принять участие! — потребовал Самойлов. — Я хочу посмотреть им в глаза!

— Нет, Борис, это наше оперативное мероприятие. Оставайся с семьей, ты им нужнее.

И следователь ушел. Костя, который слышал весь разговор, тоже тихонечко выскользнул из больницы.

Полина посмотрела на Самойлова, который так и кипел от ненависти, и спросила:

— Теперь ты понимаешь, что это не Витя?

— Да. Теперь понимаю. Но все так складывалось, что я не мог подумать иначе! — он понимал, что был не прав, но не хотел вслух говорит об этом.

— Нам нужно было бы пойти к Ирине. Поддержать ее… — напомнила Полина.

— Ах, да. Сегодня же должны кремировать Якова… Я совсем забыл.

— Ей будет тяжело одной. Это так ужасно, потерять любимого человека.

— Ирина просила нас прийти, — сказал Самойлов.

— Конечно. Я совсем забыла о сестре. Но после того что случилось с Лешей…

— Ирина все понимает, Поля. Пойдем?

Катя пришла домой в расстроенных чувствах.

— Мама, Леша пришел в себя! Это ужасно! — сказала она, почти плача.

— Но почему ужасно? Разве ты не этого хотела?

— Этого! Но знаешь, что он сделал? Стоило ему открыть глаза, сразу же позвал Машу. А не меня! У нас все было так хорошо. Он говорил, что любит меня, мы снова собрались пожениться… А оказалось, он думает об этой Маше!

— Дочка, остынь, — попросила мать.

— Не могу. Мама, мне так обидно! Я же из больницы не выходила, сидела под дверью, ждала, надеялась…

— Ты все правильно делала. И теперь нужно не плакать, а спокойно подумать, как быть в этой ситуации.

— Да что мы можем решить, мама? Кажется, он меня разлюбил…

— Ты добьешься всего, чего хочешь. Мы обязательно что-нибудь придумаем, — заверила ее Таисия.

— Правда? — с надеждой спросила дочь.

— Но действовать мы должны наверняка.

— Мама, ты так говоришь, будто знаешь, что мне делать.

— Конечно, знаю. Всегда нужно пользоваться тем, что данная ситуация тебе преподносит.

— Эта ситуация преподнесла мне соперницу! Как я могу ее использовать?

— Кто нам мешает — тот нам и поможет, — загадочно ответила Таисия.

— Чем Маша мне поможет? Только жениха может Увести. Как я ее ненавижу!

— Зря. Тебе нужно с ней подружиться, чтобы войти к ней в доверие, — посоветовала Таисия.

— Мама, ты с ума сошла! Да я даже видеть ее не могу спокойно!

— Катенька, твоя цель — выйти замуж за Лешу. Желательно, за здорового и сильного. А Маша способна тебе в этом помочь. Один раз она уже поставила Алешу на ноги. Значит, сможет это сделать и сейчас. На этот раз — для тебя.

— Ты права, мама. Как всегда. Но вдруг они с Лешей сблизятся?

— Ты должна действовать аккуратно, не допускать этого.

— Я все время буду рядом с ними, не допущу, чтобы они оставались наедине.

— А когда Маша поможет Леше, мы ее мягко отстраним, — завершила Таисия.

План был готов, можно было приступать к его выполнению, но Катя не спешила этого делать.

— И все-таки твоя идея кажется мне немного странной, мама.

— Ничего странного в этой идее нет. Это проверено годами, и наверняка должно сработать.

— То есть я должна сама пойти и привести Машу к Алешке? — спросила Катя.

— Да! — подтвердила Таисия. — Ты пойми, на данном этапе Маша тебе нужна, просто необходима. Только она может поставить Алешу на ноги.

— Нет, не хочу, — не соглашалась Катя.

— Но если ты не усмиришь свою гордыню, твой жених может оказаться навсегда прикованным к постели. Это лучше? — спросила Таисия.

— Это хуже. И не надо пытаться поймать меня на слове. Но эта Маша меня раздражает.

— Успокойся! Главное — воспринимай ее не как соперницу, а просто как медперсонал… — гнула свою линию Таисия.

— Она уже была сиделкой… И сумела влезть к нему в душу!

— А ты не позволяй! Контролируй ситуацию. Сама же сказала, что всегда будешь рядом.

— Когда он открыл глаза, мамочка, Маша была первой, кого он позвал. Несмотря на то, что я была рядом!

— Это произошло инстинктивно. Он чувствовал, что ему нужна помощь. Реальная помощь его здоровью. Это никак не связано с отношениями между тобой и Лешей.

— Ненавижу! По-твоему, я не поняла, что он имел в виду?

— Попытайся отбросить в сторону эмоции.

— Хорошо, он ее позвал, я ее приведу к нему, он ее увидит и про меня вообще забудет! Это называется: отдай жену дяде… Так, кажется?

— Катя, послушай меня… Я понимаю, что тебе страшно и горько… Но это необходимо сделать.

— Я могу собственными руками все разрушить! И потерять жениха!

— Маша — это единственный человек, который может поставить Алешу на ноги. Если ты ее не приведешь, тогда ты действительно можешь его потерять! В конце концов, его состояние может ухудшиться, и он просто умрет!

— А что, эта Маша — панацея от всех бед? — взвилась Катя.

— Я думаю, да. Ты знаешь, что о ней говорят в городе?

— Подумать только! О ней уже говорит весь город! Прямо звезда местного значения!

— Ты зря смеешься. Я слышала, что Маша вылечила, нашего вице-мэра!

— От насморка? — с издевкой спросила Катя.

— Я точно не могу сказать, знаю только, что от какой-то неизлечимой болезни. Рак или еще что-то.

— Вот как. Значит, наша Маша стала птицей высокого полета. Лечит верхушку администрации. Как к ней подойти-то теперь?

— В общем, есть мнение, что она очень сильный экстрасенс, каких в стране единицы.

— Да ты что? Значит, она вся такая замечательная, и я должна теперь бегать за ней и умолять ее прийти? — совсем расстроилась Катя.

— Если надо, то даже умолять. Если тебе важно Лешино здоровье…

— Да ни за что!

— Катенька, прислушайся ко мне, тебе не надо относиться к Маше как к сопернице.

— А как же мне к ней относиться? Может, нам стать подружками?

— Ты должна относиться к ней как к лекарству для Леши. К дорогому лекарству.

— Это лекарство настолько дорогое, что может стоить мне личной жизни!

— Ты упираешься, но сама прекрасно понимаешь, что иного выхода нет. Иначе Леша никогда не сможет поправиться!

— Это мы еще посмотрим. В конце концов она не единственный экстрасенс в мире. — Катя не хотела признавать мамину правоту.

— Остальные с тобой без денег даже разговаривать не будут. Маша — это лучший вариант, к тому же она рядом.

— Это ее единственное достоинство, и оно же недостаток!

— Катюша, поверь, мать плохого не посоветует. Я тебя очень прошу: сходи к Маше.

— Но мне придется унижаться перед ней!

— Да. Возможно, тебе придется немного унизиться. Хотя я назвала бы это по-другому!

— Как?

— Тебе придется умерить свои амбиции!

— Я не понимаю, о чем ты, мама! — Катя даже немного испугалась.

— Да о том, что Маша теперь так высоко вознеслась, что, может, и не захочет опять бескорыстно помогать Самойловым! И тебе придется умолять ее. И если придется — в ногах валяться!

— Нет, я не пойду! Я не смогу!

— Сможешь! И более того, ты должна это сделать! Если, конечно, ты любишь своего Лешу. А не просто так красуешься у его постели, изображая преданную невесту.

— Я ничего не изображаю…

— Так докажи это! — жестко потребовала Таисия.

Смотритель и Жора тащили заветный сундук с накопленным добром. Сундук был очень тяжелый, и они оба очень устали. Наконец Жора не выдержал и опустил свой край сундука.

— Пап! Погоди! — запыхавшись, взмолился он. — Тяжелый, гад!

— Что такое? Запарился? — язвительно спросил отец. — Своя ноша не тянет.

— Вот именно! Если своя! — и Жора бросил хмурый взгляд на отца. Тот, заметив этот взгляд, только ухмыльнулся:

— Не зыркай. В этом сундуке и твоя доля есть.

— Ага. Только я не видел ее ни разу, — все еще пытаясь отдышаться, возразил Жора.

— А если бы видел, то, может, ее и не было уже. Все бы спустил. На баб да по ресторанам, — осадил его отец.

Жора возмутился:

— А для чего тогда деньги?

— Чтобы иметь уверенность в завтрашнем дне, — объяснил отец.

Жора не хотел соглашаться:

— Зато без них у меня уверенности в сегодняшнем нет. Такое ощущение, что сейчас тащу свою пенсию.

— Спокойно! Мы начнем их тратить гораздо раньше. Уж поверь мне. Вот только выберемся за границу, — в голосе смотрителя появились несвойственные ему мечтательные нотки.

Жора кивнул:

— Эта перспектива меня уже радует. До границы я состариться не успею.

— Главное, чтобы все гладко прошло. Без сюрпризов. Не как у тебя с Толяном обычно, — вздохнул смотритель. — Ну что? Отдохнул?

— Да, вроде, — кивнул Жора.

— Тогда пошли дальше. Время дорого!

Смотритель и Жора взялись за ручки сундука и поволокли его дальше. Вдали уже виднелась их цель — покачивающийся на волнах катер.

Когда после долгого и изнуряющего пути они достигли цели и смотритель задвинул сундук подальше от любопытных глаз, появились новые проблемы.

— Ну вот. Вроде бы все. Можно отчаливать. А Толян-то где? — спросил смотритель, отряхивая ладони.

— Он пошел с этой своей, с Машей прощаться, — сообщил Жора.

Отец завелся:

— Что? Ромео недоделанный! Чтоб они все провалились, бабы эти! Тут когти рвать надо, того гляди, менты нагрянут, а он пошел любови крутить! Ты куда смотрел?

— А что я? Нянька ему, что ли? Он сказал ненадолго, скоро вернется, — оправдывался Жора.

Смотритель совсем рассвирепел:

— Скоро? Если через полчаса не отчалим, он может сразу в тюрягу идти, мы уже там будем. А ну, дуй за ним.

— Куда? — удивился Жора.

— Сам знаешь куда! К девке этой! И чтоб одна нога здесь, другая там! — смотритель понимал, что время не терпит. — Чтоб через полчаса этот придурок был здесь! Пойди и найди его!

— Тебе легко говорить — пойди, найди… — заныл Жора.

Отец был непреклонен:

— Все, разговоры окончены. Не найдешь — уплыву один, и выкручивайтесь тут сами, как хотите!

А в это время взволнованный Костя прибежал на маяк. Он хотел предупредить смотрителя о том, что их разоблачили, но больше всего (и это было главное!) он хотел забрать свою расписку в том, что заказал похищение брата. В каморке смотрителя Костя огляделся и покачал головой:

— Так. И здесь никого. Быстро ребята смотались. Где же может быть моя расписочка… — задумчиво протянул он, оглядывая помещение. Подойдя к столу, он начал выдвигать ящики и копаться в них. — Мне ее обязательно надо найти. Обязательно… — бормотал он, продолжая шарить по ящикам стола. Наконец он наткнулся на запертый ящик. Костя подергал за ручку ящика, но он не открылся. — Ага! Чувствую, что уже горячо. Сейчас, — радостно воскликнул он и быстро пробежался по каморке в поисках того, чем можно было бы взломать ящик. Подобрав какую-то железку, Костя примерился к ящику и одним удачным движением вскрыл его. И буквально сразу увидел свою расписку. Костя осторожно поднес ее к глазам и улыбнулся: — Вот она, родная!

Костя положил записку в карман и направился к двери, но вдруг остановился и вернулся к столу. Он скомкал расписку, положил ее в стоящую на столе пепельницу и поджег. Глядя с улыбкой на то, как огонь пожирает опасную улику, Костя довольно шептал:

— Так надежней. Теперь я совершенно чист. Очищающее пламя!

Дождавшись, пока расписка догорит полностью, Костя со счастливой улыбкой на лице покинул каморку и поспешил, естественно, к Леве в ресторан. Ему не терпелось поделиться с кем-нибудь своей удачей.

Зайдя в ресторан, он сразу увидел стоящего у стойки бара Леву и помахал ему рукой.

— Лева! — радостно позвал он. — Здорово, Левка. Попроси своих ребят, чтобы организовали чего-нибудь выпить и закусить, — хлопнул его по плечу Костя.

Лева осторожно спросил:

— Я вижу, ты в отменном настроении! Что отмечаешь на этот раз?

— Свободу! Я свободен! — восторженно воскликнул Костя.

Лева ухмыльнулся:

— Что-то я не помню, чтобы тебя сажали…

— И не посадят. Потому что я нашел на маяке расписку и сжег ее! Теперь ни одна собака не докажет, что это я заказал похищение брата! — и Костя торжествующе посмотрел на Леву.

Ирина, вся в черном, с урной в руках, зашла в квартиру, где недавно жили они вдвоем с Яковом. За ней зашли Полина и Самойлов. Ирина поставила урну на комод и села на диван. Сестра села рядом, а Самойлов остался стоять.

Ирина со вздохом сказала:

— Вот и все, что осталось от десяти лет моей жизни с Яшей. Все здесь, в этой урне…

— Это жизнь, Ирочка. Всем нам когда-нибудь приходится терять близких. Это неизбежно. Держись, — попыталась утешить ее Полина.

— Яша, Яшенька… Как же я буду теперь одна?:. — запричитала Ирина и начала плакать. Полина обняла ее. Борис неловко сказал:

— Мы всегда будем помнить Якова. Он был хорошим человеком. Жаль, что наша семья его лишилась… — и замолк на полуслове, не зная, что сказать еще.

Ирина заплакала пуще.

— Вы знаете, мы с Яшей иногда любили посидеть в ресторане, — тут она усмехнулась сквозь слезы. — Если честно, у нас на Севере и развлечений-то больше никаких не было. — Ирина встала, взяла пудреницу, открыла ее и посмотрелась в зеркальце: — Поэтому сейчас я заказала столик в одном ресторанчике. Пойдемте со мной? Посидим. Помянем Яшу…