– Поздравляю вас, Игорь Мстиславович, поздравляю. Давно бы так. За вас, господа!
– Ну вот, теперь вы, братцы, знаете все, почти столько же, сколько и мы, – вступил Шмаков. – И позвольте уж мне вас спросить – согласны ли вы, милостивые государи, вступить в Содружество Кольца?
– Это какого Кольца – это по Толкиену? – не совсем сориентировался Сеня.
– Э, нет, старик. Не по Толкиену. По Ефремову, Ивану Антоновичу.
Я поперхнулся шампанским, оно шибануло мне в ноздри и потекло по рубашке.
– Ребята, – жалким голосом пролепетал я, – но ведь у Ивана Антоновича это происходит в далеком будущем, когда человечество слилось в одну семью...
– Где та семья, а где мы! Космос вот он, уже ждет нас. И что нам отвечать на его приглашение к братству? Подождите, ребята, пускай пройдет пара-тройка тысячелетий, мы сольемся, и вот тогда... А мы вот, здоровые и ко всему готовые.
– Но как же ультиматум? Я приглашения что-то не уловил, – вспомнил я о требованиях Дефективных. – Как-то они с нами уничижительно.
– Я в курсе, – сказал Осинский. – По поводу ультиматума примем меры. Наверное, с этой цивилизацией нам не по пути. Они ведь сами сказали, что отщепенцы и всех ненавидят.
– Не понимаю, – произнес я и не нашел, что к этому добавить.
– Это не важно. Подумай, старик, вообрази – Великое Кольцо цивилизаций!
– И для этого надо убивать людей?
Признаюсь, эту фразу я произнес чисто машинально, наверное, алкоголь и пережитые потрясения начисто снивелировали инстинкт самосохранения – такое бывает. Вопреки моим опасениям и на этот раз в глазах Шмакова не вспыхнули волчьи искры. Он улыбнулся:
– Позвольте, да кого же это я убивал? Вы были знакомы с Паяльником, то есть, с Евгением Петровичем Паяловым? Или с Колымой? С Титычем? С Васей Пестицидом? Или вот, например, с главным налоговым инспектором N-ской губернии Фомой Львовичем Светозаровым? А мне пришлось. Кому из них, скажите, нужно Великое Кольцо? Кому вообще, из шести миллиардов, нужно Великое Кольцо? Оно нужно нам – ему, мне, таким, как мы. Вы посмотрите на это дело с космических позиций. Будущее людей где? Там. А нынешним обитателям Земли что надобно? Угодить своим чреву и чреслам. Понимаете? Но это ноль для космоса, круглый ноль! Подгрести под себя миллиарды и сидеть на них собакой, псом цепным? Позвольте, но так не пойдет.
– А бедной учительнице?.. – спросил я. Голова, признаюсь, шла кругом, я зацепился за одну фразу Шмакова, она вертелась в голове, ничего толком я не воспринимал. Я отказывался понимать и принимать действительность.
– Что бедной учительнице? Пусть учит, – сказал Долгоруков-Самошацкий.
– Учительнице ваше Великое Кольцо нужно?
– Еще как! – просиял Осинский. – А для кого это все мы затеяли? Для нее в первую очередь! Бедность – это малая жертва на пути человечества к Великому Кольцу цивилизаций!
– Да вы, батенька, «Туманность Андромеды» давно ли перечитывали? – спросил Долгоруков-Самошацкий. – Или уже кроме себя никого не читаете?
– Я и так хорошо помню.
– Тогда вы должны припомнить – кто созидал Великое Кольцо?
– Коммунары будущего, в натуре, – ответил за меня Сеня.
– Пассионарии! Более того – гиганты! Куда там до них Аттиле и Чингисхану! Единицы, единицы стоят у истоков великих дел! Мы откроем новую страницу, заложим тот камень, на котором созиждется новое человечество – дети сегодняшних учительниц и шахтеров! Да вы понимаете, на какое дело мы отважились?
А Шмаков, растроганный пафосом Долгорукого-Самошацкого, приблизил ко мне свое лицо и, проникновенно глядя мне в глаза, выдохнул:
– Дружище! Давай сделаем это!
Я непроизвольно отстранился от него и охватил взглядом всю янтариновую гостиную: Сеня сидел в восторженной прострации и кивал носом, Осинский с гитарой снова прохаживался вдоль окон и наигрывал «Возьмемся за руки, друзья...», Долгоруков-Самошацкий вытирал салфеткой пальцы, инспектор скромно улыбался и аккуратно подкладывал себе на тарелку креветок в кроваво-красном соусе с зелеными черешками бамбука.
В этот момент внизу, во дворе, что-то хлопнуло, и события, в который уже раз за последние сутки, принялись развиваться непредсказуемо.
IV
Хозяин отложил гитару и вышел на балкон.
– Ого! Толя, ребята, айда сюда. По-моему, нас штурмом берут.
Нетвердой походкой – не от опьянения, просто нервная система отказывается воспринять новое ЧП, – я достиг балкона, вдохнул слабой грудью лесного утреннего воздуха и только потом посмотрел вниз.
А во дворе творилось что-то непонятное. Сторожка, что при воротах, окутана клубами пара – не пара, тумана – не тумана, и лезут оттуда жуткие твари – серо-зеленые и лупоглазые. Меня как шибанет мысль – инопланетяне! Зеленые человечки!
– Молодцы! Аккуратно работают. Слезогонка, противогазы, камуфляж, – одобрительно прогудел Осинский.
Шмаков закурил, спокойно произнес:
– Ставлю, что через три минуты будут здесь – больно хорошо идут.
– Э, нет, шиш. Через две мои их повяжут.
Я обернулся за поддержкой – но Сени рядом со мной не оказалось. Они с Долгоруковым-Самошацким как сидели за столом, так и сидят, видно, как издатель тянется фужером к Сене; наверное, у них уже полный брудершафт.
А эти двое будто спектакль наблюдают, как невесть откуда взявшиеся чернокостюмные схватились врукопашную с атакующими камуфляжниками. Тех немного было, человек пять, но как начали они черных махать... Я хоть и ничего не понимал, но мысленно отметил – какие-то эти черные вялые.
– Профессиональное исполнение, – еще одобрительнее заметил Осинский. – Смотри, как моих дзержинцев валят. Да, не перевелись еще на Руси добры молодцы. С такими хоть сейчас Америку воевать.
– Америка – империя зла! – веско изрек Шмаков. – Пора нам, Митроша, заняться ею вплотную.
– Эй, орлы, – срывающимся голосом крикнул Осинский, – прекратить!
Чернокостюмники, какие на ногах еще стояли, вмиг замерли и – раз-раз – как-то быстро рассосались. Один из нападавших сдернул противогаз и заорал голосом Эдика-авантюриста, адресуясь прямо ко мне:
– Викулыч! Ты в порядке?! Сеня где?
Я рот открыл, но ни слова, обомлевши, сказать не сумел, ограничился кивком. А на балкон выдвинулись, поддерживая друг друга Сеня с Долгоруковым-Самошацким, и оба орут Эдику что-то нечленораздельное.
– А-а, понятно. Наше вам. – Эдик махнул противогазом как шляпой и сделал какой-то знак своей бригаде. Камуфляжники сгрудились вокруг Эдика, поснимали противогазы, кто-то закурил.
– Надо понимать, это ваши друзья? – обратился ко мне олигарх Осинский. – Вы бы их пригласили к нам.
Меня снова хватило лишь на кивок, а Сеня что есть дури завопил:
– Дюся, блин, айда к нам, тут наливают!
– А может, в беседку, на воздух? – предложил Шмаков.
– Не-ет, – заупрямился Сеня, хотя Шмаков обращался не к нему, а к Осинскому, – пусть мужики тоже выпьют.
– Решено, – решил Осинский. – Пока наверху, а там видно будет.
– Татарчук, твою мать! – рявкнул Эдик. – Пошел на... Я за тебя жопу здесь рву! Я ребят поднял! А они тут водку жрут.
– Понятно, – вновь сориентировался Осинский. – Мужики, идем вниз, к народу!
Мы проследовали к лифту, размером с грузовик, загрузились, и он опустил нас прямо в просторное фойе, к парадным дверям особняка.
Вид знаменитейшего олигарха настроил бригаду Эдика на миролюбивый лад. Камуфляжники загасили бычки и стали один за другим представляться, с военной отчетливостью. Впрочем, сообщали они одни лишь имена.
– Лихо, орлы, действовали! Сразу видна подготовка, – аттестовал их работу Осинский.
Было камуфляжников немного – пятеро, не считая Эдика, а чернокостюмников, с которыми они чуть не разобрались, – не меньше двадцати штук. Правда, не считая снайперов на крыше и деревьях, как это любезно поведал Осинский, обосновывая невозможность успешного штурма, – но те не стреляли.
– Откуда же вы такие дерзкие выискались?
Один из друзей Эдика поправил ремень на комбезе и хрипло произнес:
– Ветераны подразделения «бета».
– «Бета»? Погодите-ка, – припомнил Осинский, – «бета» – это спецотряд глубокого внедрения на пусковые установки ракет шахтного базирования вероятного противника?
– А я о таком не слышал, – с быковатой простодушностью удивился Шмаков.
– Ты, Толя, о многом не слышал, – по-барски небрежно обронил Осинский.
Вне пределов янтариновой комнаты спонсоры комкона стали как-то ощутимо меняться. Осинский все больше становился Осинским, а Шмаков – Шмаковым.
– Это единственное спецподразделение, которое не умеет освобождать и оборонять. Их натаскивают исключительно на захваты и штурмы.
Я наконец удивился настолько, что обрел-таки дар речи:
– Эдуард, откуда ты знаком с ними?
– Как это откуда? Обижаешь, Викулыч. Служили.
– А вот Сеня говорил... – Тут я немедленно получил от Сени в бок. Пьяный, зараза, а все сечет. Я так не умею. Зато умею долго не пьянеть, в смысле – не отключаться. У меня, без лишней скромности скажу, грандиозный автопилот.
– Давайте, ребята, разомнемся чем бог послал, водочки выпьем. Как я понимаю, а я кое-что в жизни понимаю, – мы все здесь люди неслучайные. Пошли в беседку, – изменил направление беседы Осинский.
Эдик подмигнул мне, точно так же, как ночью в ресторане, и я понял, что у него еще целая колода в рукаве. Улучив момент, он прошептал мне:
– Ты не бойся, мы ж разведгруппа. Нам их снайперы до жопы. У самих в лесу снайперы...
Похоже, Эдик по-прежнему не сомневался, что мы с Сеней в опасности, и, похоже, не доверял ни Осинскому, ни Шмакову, оно и понятно. Я, собственно, сейчас и сам не понимал – в плену мы или в качестве гостей? Пока сидели-закусывали, казалось, что я здесь сам себе хозяин: захотел – встал и ушел, захотел – спать лег. Отрезвил меня Эдик.
Беседка скрывалась глубоко в парке и была размером со столовую на двадцать посадочных мест. Посредине стоял здоровенный круглый стол, его опоясывала цепочка кожаных кресел – это мне напомнило зал заседаний Совета Безопасности ООН. Рядом с беседкой имелся фонтан с бьющими в обнаженных мраморных нимф струями. В центре фонтана на пьедестале возвышалась скульптура: Осинский в шикарной бобровой шубе и шапке Мономаха, со скипетром и державой.
Сеня неприлично вылупился на скульптурную композицию.
Мы взошли в беседку, а друзья Эдика остались у ступеней, так и сказали, мол, мы лучше здесь подождем; отошли к фонтану, двое уселись на парапет, прочие зачем-то скрылись в кустах.
Мы расселись за столом, – чем он был уставлен, я описывать уже не буду, утомительно, – и тема спецподразделения «бета» нашла свое продолжение. Продолжил ее Шмаков. Он икнул и в весьма развязной манере поинтересовался:
– А на кой такая «бета» сдалась? Ядерную войну одна группа не порешает. Они берут шахту, а шахт там...
Эдик, не обращая внимания на скоропостижного промышленника, хлебал себе сок да мечтательно поглядывал мимо Осинского, куда-то в сад.
Осинский улыбнулся как-то по-змеиному:
– Откуда тебе, Толя, знать государственные секреты? Группа захватывает объект. В группе обязательно два штатных программиста с полным программным обеспечением к их гребаной ракете: пароли, программы-взломщики, управляющие программы. Шустро перенацеливают ракету на какой-нибудь гребаный Нью-Йорк или там Вашингтон. И по прямому каналу связываются с президентом их гребаных штатов. Вот тебе, Толя, войне и весь конец. Структурно подчинялись ГРУ.
– Что, их тоже сраные демократы похерили? – спросил Шмаков.
– Хотели приятное сделать американским братьям. Разогнали и отрапортовали. А американские братья говорят – спасибо, конечно, но передайте нам всю документацию по этой группе для установления атмосферы полного доверия и открытости. Передали. Спасибо, говорят, и молчок. Через несколько лет от агентов узнаем: до наших демократов об этой группе американы ничего не слышали. А когда услышали, в Пентагоне, в кулуарах пошли разговоры: знай, что у русских такая беда припасена, – мы бы им никакой перестройки. А ну как в России путч по ходу дела, и кто-то отдаст приказ – «ракеты с боевого дежурства снять, вероятного противника успокоить, группу «бета» – задействовать». Конец западной демократии.
Я с немалым интересом посмотрел на нашего Эдика-авантюриста, пытаясь разглядеть черты легендарного героя советского спецназа – куда там. Забаррикадировался Эдик – ни одной чертой не дрогнул. Сидит как ни в чем не бывало, мол, я тут человек посторонний, вы о своем, а я свое буду, вот хотя бы этот экологически безупречный сок. Глядя на эту бесчувственность, я не вытерпел: как же так, вы тут сидите, рассуждаете, когда вот он – живой, легендарный герой. Я спросил у Эдика, хотя, кажется, не о том, о чем надо было:
– Эдик, а если бы американцы не поддались на ваш блеф?
– Викулыч, ты когда-нибудь видел, чтобы я блефовал? – не моргнув, ответил Эдик, и все вопросы как-то сами собой отпали. Но, впрочем, не все.
– Между прочим, Эдуард Самсонович, я иногда читаю фантастику. Не буду врать, далеко не все, времени не хватает, да и фантастика не мой жанр, – сменил тему Осинский. – А вот ваши вещи читал.
Осинский сейчас смотрел прямо в глаза Эдику, как это он делал всякий раз, когда «вешал лапшу» журналистам по телевизору. Щеки его обвисли, выражение лица стало значительным, загадочным и весьма отталкивающим, как у настоящего телевизионного Осинского.
– Я читал ваши повести «Сели – поехали» и эту, как ее, «Человек стреляет первым»...
– Нет у меня такой вещи, – поправил его Эдик. – Есть повесть «Зачем стрелять в человека?», из самых ранних моих произведений. Я ее написал десятиклассником. И читать вы ее никак не могли. Она была опубликована в самодеятельном журнале лет шесть назад, ничтожным тиражом, на ротапринте, и с тех пор нигде больше не светилась. И слава богу. Фигурируют в ней фразы типа: «Зверское лицо космического бандита перекосила нечеловеческая гримаса... Безжалостные пришельцы навели на него устрашающего вида пищухи, и его верный эргострел сделался совершенно бесполезен»...
Вот так-то. Вот тебе, Викула, и момент истины. Прокололся олигарх, с позором прокололся. И увиделась мне в тот же момент такая чудная картинка. Я позволю себе несколько отступить от канвы повествования и описать подробно.
Маленький огонек плыл в ночном небе. Мерцающие звезды, льющие холодный свет, молодой месяц и тишина царили над землею. По темной лесной дороге почти бесшумно скользил длинный бронированный лимузин Осинского.
Осинский, развалившись на заднем сиденье с лаптопом на коленях, запрашивает по спутниковому каналу всю возможную информацию о писателях-фантастах. Впрочем, углубляться в поступающие файлы у него нет ни времени, ни желания. Вот данные на Татарчука – ага, тщеславен, удачлив, быковат, любит деньги и славу, перед авторитетами трепещет, в личной жизни – скромен, с друзьями – любезен. Такого, решает Осинский, мы возьмем на трепет перед сильными мира сего, от одной близости со мной расколется. Так, Колокольников Викула Селянинович. Обижен, последние два года не публикуется, стеснен материально, в личной жизни – неразборчив, любит выпить лишнего. Ага, думает Осинский, этот может выкинуть коленце, этого надо брать на лесть и обещания издать; надо вызвать Долгорукого-Самошацкого. А Эдуард Самсонович Грязев интересует Осинского мало. Взгляд рассеянно скользит по выведенному на экране списку публикаций и рецензий. Вот, собственно, с каким багажом сведений о фантастике и едет на встречу Осинский.
Где-то посреди леса командует водителю остановиться. Выходит из лимузина, направляется к ближайшим березам – отлить. А по небу все плывет давешний огонек.
На этот плывущий огонек и смотрит Осинский, делая свое нехитрое дело. Шофер заливает в бак из канистры бензин.
Осинский возвращается к машине, напоследок провожает взглядом огонек – тот уже уходит за горизонт, – полагая, что это пролетает искусственный спутник. Снова загружается на свое заднее сиденье и командует трогать.
А огонек приостанавливается и, повернув, начинает снижаться к лесу. Вскоре он превращается в светящийся пятиметровый шар, плывущий чуть ли не над верхушками елей. Он летит к особняку, куда приближается лимузин Осинского.
Откуда этот шар у меня взялся? Я даже попытался его мысленно сморгнуть. Нет, висит как приклеенный.
Такая мне пригрезилась картина. А между тем, заскучавший Шмаков полез с дурацким вопросом к нашему Эдику:
– А если сейчас Родина пошлет – будете штурмовать американов?
Эдик поставил стакан и, указав за спину большим пальцем – точно в направлении скульптуры монарха Осинского, – весьма спокойно ответил:
– Такую родину мы сами пошлем. Пускай сперва вас американы раком поставят. А там посмотрим...
Шмаков пошел пятнами, и я наконец-то увидел его знаменитый взгляд – сучий, исподлобья. А Осинский, между тем, и бровью не повел – я понял, что он оскорблен и, как всякий «телец», медленно копит злобу для рокового всплеска.
Эдик же в своей нагловатой манере пустился рассказывать содержание повести «Сели – поехали»:
– Так как вы не удосужились хотя бы просмотреть по диагонали мои вещи, то вот вам литературная загадка, имеется в виду первая из названных вами вещей. Тургруппа, а точнее, искатели приключений отправляются в одно очень удаленное и таинственное место в Центральной Азии, заброшенное между южным Тянь-Шанем и страшной пустыней Такла-Макан. Состав группы: профессор археологии со своей лаборанткой, недоучившийся студент, но сынок высокопоставленных родителей, двое крепких парней, умалчивающих о себе, и один гражданин, который отрекомендовывается путешественником во времени. Нимало не смущаясь, сообщает всем, что прибыл из будущего, впрочем, ему никто не верит. Но и за сумасшедшего не держат – в такую экспедицию сумасшедшего не пустят. Далее возникает ряд сюжетных ситуаций, несовместимых с жизнью. То есть, имеем дело с сюжетом типа «билет в один конец».
– О, узнаю руку! У Эдика-авантюриста должны погибнуть все. Таков его авторский принцип: в настоящей жизни счастливых концов не бывает.
– Все погибают, кроме одного. Вопрос: кто этот счастливчик?
Осинский улыбнулся и нащупал взглядом Долгорукого-Самошацкого:
– Читал, небось?
– Представь себе, нет.
– Ну так как – есть версия?
– Версии нет, – развязно подмигнул нетрезвый издатель.
– Кто-то из тех крепких парней, – объявил Шмаков. Бандит увлекся литературной игрой. – Не-а? Ну тогда баба. Эти стервы всегда выцарапаются, мужиков подставят, а сами смоются! И не баба? Ну тогда не знаю, закрутил ты.
– Ответ простой. Путешественник во времени.
– Чудик, что ли? Ну ты гонишь, писатель. Я не согласен. Это не по теме – чудиков мочат первыми.
– Все правильно, – невозмутимо согласился Эдик. – Но только одно уточнение: он и в самом деле гость из будущего. А значит, в прошлом с ним ничего не может случиться. Так последняя фраза и звучит: «Он был здесь гостем из будущего – и погибнуть было не в его силах».
– Круто ты загибаешь. Из будущего? Ну-ну, – медленно разбирался Шмаков в несвойственных ему материях.
Тут меня пробило. Как это в несвойственных? А кто мне про Великое Кольцо, про «Туманность Андромеды»? Все, я решительно отказался понимать происходящее.
Тут вдруг из своего далека показался писатель Татарчук. Он подмигнул издателю и с чувством поведал:
– Дюся, да это что – машины времени! У них там наверху комната из чистого янтарина! А сами они – за Содружество Кольца, как у Иван Антоныча! Нас в Кольцо уже пригласили. А ты как, не против – будешь вступать?
Эдик или не воспринял всерьез заплетающуюся речь Сени, или продолжал гнуть избранную линию, то есть выжидал подходящего момента для решительных действий.
– «Туманность Андромеды»? Ну как же... Да будет тебе, Сеня, известно, что в том прекрасном мире совершенно нет людей. Киберы там, киберы. Людей они истребили из зависти и ревности, чтобы никто им больше не мешал считать себя человеками, притом наилучшими, высшей пробы. Психика, понимаешь, уж больно нелюдская, и нагрузки они выдерживают недюжинные. Пускаются в дикие авантюры, но при этом – полный контроль и спокойствие. То, что у людей решается через чувство, влечение, короче говоря, спонтанно, – у них определяется логикой и...
– Значит так, – перебил внезапно стальным голосом, с противным телевизионным придыханием Осинский, – погостили, поговорили, и будет с вас. Больше вас, господа, не задерживаю. Всего наилучшего. И последнее – ни о каких Кольцах и ресторанных пришельцах вы ничего не знаете и знать не желаете. Доступно?
Эдик поднялся, повел плечами. Но тоже, как я потом понял, – не просто так повел.
– Ну что ж, мужики. Раз такое дело – идем отсюда.
– А вот это, батенька, извините. Семен Валентинович и Викула Селянинович – мои дорогие гости, и я их не отпускаю. Я имею в виду исключительно вас, Эдуард Самсонович, и ваших бойцов. Мои люди проводят вас.
И Осинский поднял было руку, наверное, чтобы подать знак чернокостюмникам, да так и замер.
В руках у Эдика незнамо как возник маленький автомат – не автомат, пистолет – не пистолет. Небольшое такое ружьишко. Защелкнулся на локте металлический приклад, и прямо в лоб Осинскому уперся луч лазерного прицела. Я был рядом с Эдиком и хорошо видел ход луча – прямо во лбу Осинского образовалась светящаяся красно-туманная воронка, а сам луч рассыпался искрами на полированном мраморе колонны прямо за спиной олигарха. Луч просветил его насквозь!
В этот же момент я обнаружил, что и другие наши собеседники, и их охрана – под лазерными прицелами. И у всех во лбах – световые воронки.
– Биомуляжи! Все – биомуляжи! Караул! – раздался вопль инспектора комкона Игоря Мстиславовича. Оказывается, он тоже был с нами в беседке, а я его до сих пор и не видел!
– Уберите лазеры, – сквозь зубы прошипел Осинский. – Уберите, пока не поздно.
Эдик ухмыльнулся.
– Щас же! Давай своим снайперам команду выпустить нас всех. Ребята, – это уже нам с Сеней, – уходим. Сеня, соберись, оторви зад и двигай.
Но ничего мы не успели. Ярчайшее, неземное сияние слепительно затопило беседку, так, что я уже никого и ничего разглядеть не мог. Помню только вопль Осинского:
– Поздно!..
V
Нет, что ни говорите, а терять сознание два раза за одни сутки – плохо. Я очнулся в сильном эйфорическом состоянии, как после невероятной попойки. Тело отсутствовало, а голова кружилась, или это стены описывали вокруг меня медленную циркуляцию. Я попробовал было встать, но пол мягко колыхнулся, как на волне.
– Балдеж! – донеслось до моего слуха истерическое восклицание.– Во, балдеж!
Сеня стоял на четвереньках, и, раскачиваясь, вращал головой.
– А я в противоход вращаю, так балдежнее...
Я понял, что тоже кручу головой и тоже стою на карачках.
– Катарсис! – раздался за спиной, точнее, откуда-то сзади, голос Эдика. – Полный катарсис!
Тут прорвало и меня:
– Восторг блаженный!
И мы надолго выпали.
А потом пришли очень смешные создания. Здоровенные дылды, в металлических балахонах – в подвижных складках железный скрежет и фиолетовые искры. И такие здоровущие – то, что у них на плечах вместо головы, как будто парит высоко в тумане. Вместо рож – умора – клювы. С клювов свисает длинный мох, или водоросли, или лишайник.
Подцепили нас крюками и поволокли. Мы хихикали, очень уж было уморительно.
Волокли, волокли, а потом как швырнут! Мордой во что-то тягучее, с резким запахом сыра «чедер». Чудный аромат, я просто зашелся в хохоте. А поскольку морда вся была залеплена, то чуть не надорвался. Живот стянуло судорогой, и он улетел куда-то необычайно далеко. А я успокоился и уснул.
Во сне меня одолевали блондинки. Требовали автографов. А я требовал танца живота. Потом пришел Эдик со своим автоматом и скосил их лазерным лучом. А другой я висел над всем этим и кричал сверху: «Красота! Красота!» А потом пришел Сеня и сказал: «Смотри, мое пузо превращается в Сверхновую!» И точно, брюхо Сени стало раздуваться. Сенина голова катастрофически уменьшалась и, сравнявшись с горошиной, пропала где-то за окружностью космического пуза. А потом пузо превратилось в Сверхновую. И над ухом голос Сени: «Я же говорил».
– Я же говорил! Марсиане нас зацапали. Во, Викула очнулся. Викула, ну как? Хреново? Не тошнит, нет? А меня тошнит. А блевать куда прикажешь?..
Я сел и осмотрелся. Да, не только блевать, но и все остальное девать некуда. Между тем, в животе у меня бурчало. Накатывали позывы.
– Дыши глубже и медленно, – советовал Сене Эдик. Он опирался спиной о стену. – И поприседай.
– Бесполезно, – раздался новый голос.
Прямо из стены, ставшей в этот момент туманной, мимо Эдика шагнул человек в дорогом кашемировом пальто и модной кепочке.
– Блюй прямо здесь, оно само рассосется. Здесь у них все продумано, цивилизованно.
– Ты кто? – спросил его Эдик.
– Я? – обернулся тот. – Человек. Вот моя визитка. Я представляю фирму «Арсо». Реализуем кирпич всех марок. Вы себе дачу строите? Вам повезло, наш кирпич самого высшего качества, цены очень дешевые.
Незнакомец выжидающе замолчал. Не дождавшись ответа, продолжил:
– А также шифер, шлакоблок, щебень. Цемент четырехсотый, шестисотый – дача века стоять будет. И внукам будет, и правнукам. Вас помнить будут...
– Ты кто? – снова спросил Эдик.
– Значит, стройматериалами не интересуетесь, – вздохнул фирмач.
– Зовут тебя как, блин?! – не выдержал Сеня.
– Позвольте. – Человек забрал у Эдика визитку и прочитал: – Артур Афанасьевич Чуб, менеджер по продажам. Точно, это я.
Мы с Сеней понимающе переглянулись.
– Где мы? – все в том же благоприобретенном лаконичном стиле спросил Эдик.
– А там написано. – Фирмач указал пальцем прямо в переливчатый свод.
Под потолком, или как его там, переливалась эдакая тройная лента Мебиуса, и ползли по ней то ли символы, то ли фигуры. Ты на них смотришь, а в голове сам по себе возникает текст: «Имперские силы дальнодействия. Арктурианец Стерх. Пятый трюм, пятая палуба. Стандартный доступ...» Какой именно доступ – читается по-разному. То ли «адекватный». То ли – «позитивный». Потом пропиталось – «общевойсковой», потом – «селективный». А потом зафиксировалось – «зооветеринарный».
– Э-э, Стерхи, – разочарованно протянул Сеня. – Я же помню, были марсианские треножники. Как они нас в свою эту корзину побросали, а потом выгрузили. Во что-то жидкое... В море, что ли? Соленое было...
Тут Сеня запнулся, соображая – как же так море, если все сухие. И откуда здесь морская вода?
– Покойники, – возразил Эдуард. – Налетели плотной массой. Вынесли на плечах. Все.
Он потерся лопатками о стену, с недоумением повернулся. Погладил стену рукой и с репликой: «Ну, дела!» полез вверх. Долез до середины, повернулся к нам – как приклеился спиной – и повторил:
– Ну, дела!
Потом он, видимо из пижонства, заложил нога за ногу и заскользил по стене вниз, но на полпути передумал и заскользил вверх.
– Ну, я пойду, – подал голос фирмач Чуб. – Если появится желание приобрести стройматериалы, то вот мои координаты, – и протянул мне визитку. Шагнул в стену и был таков.
Сеня отошел в угол и принялся туда мочиться. Прокомментировал:
– Гляди, в натуре рассасывается.
Очевидно, Сеня уже смекнул, что и у марсиан можно жить.
– Но где мы? – с потолка спросил Эдик-авантюрист.
– На звездолете «Арктурианец Стерх», – указал я на петлю Мебиуса, под которой сейчас болтался Эдик.
– Это я вижу. Но где мы?
– Пятый трюм, пятая палуба.
– Это я вижу. Нет, надо насквозь.
И Эдик просочился сквозь петлю Мебиуса и, наверное, сквозь потолок.
Сеню наконец стошнило, в том же углу. После чего он произнес:
– Поесть бы, а?
– И попить, – поддержал я. – Но откуда взять?
– Проблема, – вздохнул Сеня.
Молчать ему явно не хотелось. Он принялся рассказывать свой сон:
– Мы с тобой на телешоу. Звезды эстрады, академики и миллионеры. Кланяются мне, стали на колени и лбами о землю. Просят вставить их в текст моего романа. Говорят, чтобы стать бессмертными. Но, понимаешь, в чем закавыка, старик? Персонажей-то у меня в романе много, но на всех все равно не хватит. У меня, в конце концов, друзья, родственники есть. Тетка обидится, а я этого не хочу. М-да...
– Ну и как ты выкрутился?
– Превратился в Сверхновую, и все дела.
– Так я и знал. Сеня-суперстар.
Свой сон я рассказывать не стал. После Сениного он показался мне каким-то убогим.
– Что-то Эдик задерживается, – сказал я. – Может, пойдем поищем?
– Никуда я отсюда не пойду. Вдруг там треножники? Не хочу!
Вдруг из пола возник инспектор комкона Игорь Мстиславович.
– А, и вы здесь? – недовольно произнес он.
– Ублюдок, рожа марсианская! – набросился на него Сеня. Схватил за грудки, оторвал, как пушинку, от пола и принялся на весу трясти. – Все из-за тебя. В ресторан заманил! Чтоб ты провалился, козел!
Тут Сеня совершил невообразимое: занес инспектора над головой и широким движением вогнал в пол. Инспектор исчез, как появился, а по полу пошли расходиться разноцветные волны.
– Ф-фух! – выдохнул Сеня. – Хоть с одним гадом разделались.
Он отер ладони о свои спортивные штаны. А затем со словами: «А куда это он улетел?» – стал на колени и погрузил голову в пол.
Меня зачем-то потянуло сделать то же самое. Я хотел только посмотреть, но меня перекувыркнуло, и я оказался в плотной толпе людей. Кто-то схватил меня за рукав. Оказалось, Сеня.
– Викула, ты не так быстро, в натуре.
Я обнаружил, что довольно проворно двигаюсь в этой толпе. Но куда я шел? Черт возьми, в самом деле, куда идти-то?
А вокруг двигались люди. Но не просто двигались. Проходящие мимо заговаривали с нами. Причем, один произносил два-три слова и исчезал в толпе, другой продолжал фразу и тоже исчезал...
