Хозяин отложил гитару и вышел на балкон.
      – Ого! Толя, ребята, айда сюда. По-моему, нас штурмом берут.
      Нетвердой походкой – не от опьянения, просто нервная система отказывается воспринять новое ЧП, – я достиг балкона, вдохнул слабой грудью лесного утреннего воздуха и только потом посмотрел вниз.
      А во дворе творилось что-то непонятное. Сторожка, что при воротах, окутана клубами пара – не пара, тумана – не тумана, и лезут оттуда жуткие твари – серо-зеленые и лупоглазые. Меня как шибанет мысль – инопланетяне! Зеленые человечки!
      – Молодцы! Аккуратно работают. Слезогонка, противогазы, камуфляж, – одобрительно прогудел Осинский.
      Шмаков закурил, спокойно произнес:
      – Ставлю, что через три минуты будут здесь – больно хорошо идут.
      – Э, нет, шиш. Через две мои их повяжут.
      Я обернулся за поддержкой – но Сени рядом со мной не оказалось. Они с Долгоруковым-Самошацким как сидели за столом, так и сидят, видно, как издатель тянется фужером к Сене; наверное, у них уже полный брудершафт.
      А эти двое будто спектакль наблюдают, как невесть откуда взявшиеся чернокостюмные схватились врукопашную с атакующими камуфляжниками. Тех немного было, человек пять, но как начали они черных махать... Я хоть и ничего не понимал, но мысленно отметил – какие-то эти черные вялые.
      – Профессиональное исполнение, – еще одобрительнее заметил Осинский. – Смотри, как моих дзержинцев валят. Да, не перевелись еще на Руси добры молодцы. С такими хоть сейчас Америку воевать.
      – Америка – империя зла! – веско изрек Шмаков. – Пора нам, Митроша, заняться ею вплотную.
      – Эй, орлы, – срывающимся голосом крикнул Осинский, – прекратить!
      Чернокостюмники, какие на ногах еще стояли, вмиг замерли и – раз-раз – как-то быстро рассосались. Один из нападавших сдернул противогаз и заорал голосом Эдика-авантюриста, адресуясь прямо ко мне:
      – Викулыч! Ты в порядке?! Сеня где?
      Я рот открыл, но ни слова, обомлевши, сказать не сумел, ограничился кивком. А на балкон выдвинулись, поддерживая друг друга Сеня с Долгоруковым-Самошацким, и оба орут Эдику что-то нечленораздельное.
      – А-а, понятно. Наше вам. – Эдик махнул противогазом как шляпой и сделал какой-то знак своей бригаде. Камуфляжники сгрудились вокруг Эдика, поснимали противогазы, кто-то закурил.
      – Надо понимать, это ваши друзья? – обратился ко мне олигарх Осинский. – Вы бы их пригласили к нам.
      Меня снова хватило лишь на кивок, а Сеня что есть дури завопил:
      – Дюся, блин, айда к нам, тут наливают!
      – А может, в беседку, на воздух? – предложил Шмаков.
      – Не-ет, – заупрямился Сеня, хотя Шмаков обращался не к нему, а к Осинскому, – пусть мужики тоже выпьют.
      – Решено, – решил Осинский. – Пока наверху, а там видно будет.
      – Татарчук, твою мать! – рявкнул Эдик. – Пошел на... Я за тебя жопу здесь рву! Я ребят поднял! А они тут водку жрут.
      – Понятно, – вновь сориентировался Осинский. – Мужики, идем вниз, к народу!
      Мы проследовали к лифту, размером с грузовик, загрузились, и он опустил нас прямо в просторное фойе, к парадным дверям особняка.
      Вид знаменитейшего олигарха настроил бригаду Эдика на миролюбивый лад. Камуфляжники загасили бычки и стали один за другим представляться, с военной отчетливостью. Впрочем, сообщали они одни лишь имена.
      – Лихо, орлы, действовали! Сразу видна подготовка, – аттестовал их работу Осинский.
      Было камуфляжников немного – пятеро, не считая Эдика, а чернокостюмников, с которыми они чуть не разобрались, – не меньше двадцати штук. Правда, не считая снайперов на крыше и деревьях, как это любезно поведал Осинский, обосновывая невозможность успешного штурма, – но те не стреляли.
      – Откуда же вы такие дерзкие выискались?
      Один из друзей Эдика поправил ремень на комбезе и хрипло произнес:
      – Ветераны подразделения «бета».
      – «Бета»? Погодите-ка, – припомнил Осинский, – «бета» – это спецотряд глубокого внедрения на пусковые установки ракет шахтного базирования вероятного противника?
      – А я о таком не слышал, – с быковатой простодушностью удивился Шмаков.
      – Ты, Толя, о многом не слышал, – по-барски небрежно обронил Осинский.
      Вне пределов янтариновой комнаты спонсоры комкона стали как-то ощутимо меняться. Осинский все больше становился Осинским, а Шмаков – Шмаковым.
      – Это единственное спецподразделение, которое не умеет освобождать и оборонять. Их натаскивают исключительно на захваты и штурмы.
      Я наконец удивился настолько, что обрел-таки дар речи:
      – Эдуард, откуда ты знаком с ними?
      – Как это откуда? Обижаешь, Викулыч. Служили.
      – А вот Сеня говорил... – Тут я немедленно получил от Сени в бок. Пьяный, зараза, а все сечет. Я так не умею. Зато умею долго не пьянеть, в смысле – не отключаться. У меня, без лишней скромности скажу, грандиозный автопилот.
      – Давайте, ребята, разомнемся чем бог послал, водочки выпьем. Как я понимаю, а я кое-что в жизни понимаю, – мы все здесь люди неслучайные. Пошли в беседку, – изменил направление беседы Осинский.
      Эдик подмигнул мне, точно так же, как ночью в ресторане, и я понял, что у него еще целая колода в рукаве. Улучив момент, он прошептал мне:
      – Ты не бойся, мы ж разведгруппа. Нам их снайперы до жопы. У самих в лесу снайперы...
      Похоже, Эдик по-прежнему не сомневался, что мы с Сеней в опасности, и, похоже, не доверял ни Осинскому, ни Шмакову, оно и понятно. Я, собственно, сейчас и сам не понимал – в плену мы или в качестве гостей? Пока сидели-закусывали, казалось, что я здесь сам себе хозяин: захотел – встал и ушел, захотел – спать лег. Отрезвил меня Эдик.
      Беседка скрывалась глубоко в парке и была размером со столовую на двадцать посадочных мест. Посредине стоял здоровенный круглый стол, его опоясывала цепочка кожаных кресел – это мне напомнило зал заседаний Совета Безопасности ООН. Рядом с беседкой имелся фонтан с бьющими в обнаженных мраморных нимф струями. В центре фонтана на пьедестале возвышалась скульптура: Осинский в шикарной бобровой шубе и шапке Мономаха, со скипетром и державой.
      Сеня неприлично вылупился на скульптурную композицию.
      Мы взошли в беседку, а друзья Эдика остались у ступеней, так и сказали, мол, мы лучше здесь подождем; отошли к фонтану, двое уселись на парапет, прочие зачем-то скрылись в кустах.
      Мы расселись за столом, – чем он был уставлен, я описывать уже не буду, утомительно, – и тема спецподразделения «бета» нашла свое продолжение. Продолжил ее Шмаков. Он икнул и в весьма развязной манере поинтересовался:
      – А на кой такая «бета» сдалась? Ядерную войну одна группа не порешает. Они берут шахту, а шахт там...
      Эдик, не обращая внимания на скоропостижного промышленника, хлебал себе сок да мечтательно поглядывал мимо Осинского, куда-то в сад.
      Осинский улыбнулся как-то по-змеиному:
      – Откуда тебе, Толя, знать государственные секреты? Группа захватывает объект. В группе обязательно два штатных программиста с полным программным обеспечением к их гребаной ракете: пароли, программы-взломщики, управляющие программы. Шустро перенацеливают ракету на какой-нибудь гребаный Нью-Йорк или там Вашингтон. И по прямому каналу связываются с президентом их гребаных штатов. Вот тебе, Толя, войне и весь конец. Структурно подчинялись ГРУ.
      – Что, их тоже сраные демократы похерили? – спросил Шмаков.
      – Хотели приятное сделать американским братьям. Разогнали и отрапортовали. А американские братья говорят – спасибо, конечно, но передайте нам всю документацию по этой группе для установления атмосферы полного доверия и открытости. Передали. Спасибо, говорят, и молчок. Через несколько лет от агентов узнаем: до наших демократов об этой группе американы ничего не слышали. А когда услышали, в Пентагоне, в кулуарах пошли разговоры: знай, что у русских такая беда припасена, – мы бы им никакой перестройки. А ну как в России путч по ходу дела, и кто-то отдаст приказ – «ракеты с боевого дежурства снять, вероятного противника успокоить, группу «бета» – задействовать». Конец западной демократии.
      Я с немалым интересом посмотрел на нашего Эдика-авантюриста, пытаясь разглядеть черты легендарного героя советского спецназа – куда там. Забаррикадировался Эдик – ни одной чертой не дрогнул. Сидит как ни в чем не бывало, мол, я тут человек посторонний, вы о своем, а я свое буду, вот хотя бы этот экологически безупречный сок. Глядя на эту бесчувственность, я не вытерпел: как же так, вы тут сидите, рассуждаете, когда вот он – живой, легендарный герой. Я спросил у Эдика, хотя, кажется, не о том, о чем надо было:
      – Эдик, а если бы американцы не поддались на ваш блеф?
      – Викулыч, ты когда-нибудь видел, чтобы я блефовал? – не моргнув, ответил Эдик, и все вопросы как-то сами собой отпали. Но, впрочем, не все.
      – Между прочим, Эдуард Самсонович, я иногда читаю фантастику. Не буду врать, далеко не все, времени не хватает, да и фантастика не мой жанр, – сменил тему Осинский. – А вот ваши вещи читал.
      Осинский сейчас смотрел прямо в глаза Эдику, как это он делал всякий раз, когда «вешал лапшу» журналистам по телевизору. Щеки его обвисли, выражение лица стало значительным, загадочным и весьма отталкивающим, как у настоящего телевизионного Осинского.
      – Я читал ваши повести «Сели – поехали» и эту, как ее, «Человек стреляет первым»...
      – Нет у меня такой вещи, – поправил его Эдик. – Есть повесть «Зачем стрелять в человека?», из самых ранних моих произведений. Я ее написал десятиклассником. И читать вы ее никак не могли. Она была опубликована в самодеятельном журнале лет шесть назад, ничтожным тиражом, на ротапринте, и с тех пор нигде больше не светилась. И слава богу. Фигурируют в ней фразы типа: «Зверское лицо космического бандита перекосила нечеловеческая гримаса... Безжалостные пришельцы навели на него устрашающего вида пищухи, и его верный эргострел сделался совершенно бесполезен»...
      Вот так-то. Вот тебе, Викула, и момент истины. Прокололся олигарх, с позором прокололся. И увиделась мне в тот же момент такая чудная картинка. Я позволю себе несколько отступить от канвы повествования и описать подробно.
      Маленький огонек плыл в ночном небе. Мерцающие звезды, льющие холодный свет, молодой месяц и тишина царили над землею. По темной лесной дороге почти бесшумно скользил длинный бронированный лимузин Осинского.
      Осинский, развалившись на заднем сиденье с лаптопом на коленях, запрашивает по спутниковому каналу всю возможную информацию о писателях-фантастах. Впрочем, углубляться в поступающие файлы у него нет ни времени, ни желания. Вот данные на Татарчука – ага, тщеславен, удачлив, быковат, любит деньги и славу, перед авторитетами трепещет, в личной жизни – скромен, с друзьями – любезен. Такого, решает Осинский, мы возьмем на трепет перед сильными мира сего, от одной близости со мной расколется. Так, Колокольников Викула Селянинович. Обижен, последние два года не публикуется, стеснен материально, в личной жизни – неразборчив, любит выпить лишнего. Ага, думает Осинский, этот может выкинуть коленце, этого надо брать на лесть и обещания издать; надо вызвать Долгорукого-Самошацкого. А Эдуард Самсонович Грязев интересует Осинского мало. Взгляд рассеянно скользит по выведенному на экране списку публикаций и рецензий. Вот, собственно, с каким багажом сведений о фантастике и едет на встречу Осинский.
      Где-то посреди леса командует водителю остановиться. Выходит из лимузина, направляется к ближайшим березам – отлить. А по небу все плывет давешний огонек.
      На этот плывущий огонек и смотрит Осинский, делая свое нехитрое дело. Шофер заливает в бак из канистры бензин.
      Осинский возвращается к машине, напоследок провожает взглядом огонек – тот уже уходит за горизонт, – полагая, что это пролетает искусственный спутник. Снова загружается на свое заднее сиденье и командует трогать.
      А огонек приостанавливается и, повернув, начинает снижаться к лесу. Вскоре он превращается в светящийся пятиметровый шар, плывущий чуть ли не над верхушками елей. Он летит к особняку, куда приближается лимузин Осинского.
      Откуда этот шар у меня взялся? Я даже попытался его мысленно сморгнуть. Нет, висит как приклеенный.
      Такая мне пригрезилась картина. А между тем, заскучавший Шмаков полез с дурацким вопросом к нашему Эдику:
      – А если сейчас Родина пошлет – будете штурмовать американов?
      Эдик поставил стакан и, указав за спину большим пальцем – точно в направлении скульптуры монарха Осинского, – весьма спокойно ответил:
      – Такую родину мы сами пошлем. Пускай сперва вас американы раком поставят. А там посмотрим...
      Шмаков пошел пятнами, и я наконец-то увидел его знаменитый взгляд – сучий, исподлобья. А Осинский, между тем, и бровью не повел – я понял, что он оскорблен и, как всякий «телец», медленно копит злобу для рокового всплеска.
      Эдик же в своей нагловатой манере пустился рассказывать содержание повести «Сели – поехали»:
      – Так как вы не удосужились хотя бы просмотреть по диагонали мои вещи, то вот вам литературная загадка, имеется в виду первая из названных вами вещей. Тургруппа, а точнее, искатели приключений отправляются в одно очень удаленное и таинственное место в Центральной Азии, заброшенное между южным Тянь-Шанем и страшной пустыней Такла-Макан. Состав группы: профессор археологии со своей лаборанткой, недоучившийся студент, но сынок высокопоставленных родителей, двое крепких парней, умалчивающих о себе, и один гражданин, который отрекомендовывается путешественником во времени. Нимало не смущаясь, сообщает всем, что прибыл из будущего, впрочем, ему никто не верит. Но и за сумасшедшего не держат – в такую экспедицию сумасшедшего не пустят. Далее возникает ряд сюжетных ситуаций, несовместимых с жизнью. То есть, имеем дело с сюжетом типа «билет в один конец».
      – О, узнаю руку! У Эдика-авантюриста должны погибнуть все. Таков его авторский принцип: в настоящей жизни счастливых концов не бывает.
      – Все погибают, кроме одного. Вопрос: кто этот счастливчик?
      Осинский улыбнулся и нащупал взглядом Долгорукого-Самошацкого:
      – Читал, небось?
      – Представь себе, нет.
      – Ну так как – есть версия?
      – Версии нет, – развязно подмигнул нетрезвый издатель.
      – Кто-то из тех крепких парней, – объявил Шмаков. Бандит увлекся литературной игрой. – Не-а? Ну тогда баба. Эти стервы всегда выцарапаются, мужиков подставят, а сами смоются! И не баба? Ну тогда не знаю, закрутил ты.
      – Ответ простой. Путешественник во времени.
      – Чудик, что ли? Ну ты гонишь, писатель. Я не согласен. Это не по теме – чудиков мочат первыми.
      – Все правильно, – невозмутимо согласился Эдик. – Но только одно уточнение: он и в самом деле гость из будущего. А значит, в прошлом с ним ничего не может случиться. Так последняя фраза и звучит: «Он был здесь гостем из будущего – и погибнуть было не в его силах».
      – Круто ты загибаешь. Из будущего? Ну-ну, – медленно разбирался Шмаков в несвойственных ему материях.
      Тут меня пробило. Как это в несвойственных? А кто мне про Великое Кольцо, про «Туманность Андромеды»? Все, я решительно отказался понимать происходящее.
      Тут вдруг из своего далека показался писатель Татарчук. Он подмигнул издателю и с чувством поведал:
      – Дюся, да это что – машины времени! У них там наверху комната из чистого янтарина! А сами они – за Содружество Кольца, как у Иван Антоныча! Нас в Кольцо уже пригласили. А ты как, не против – будешь вступать?
      Эдик или не воспринял всерьез заплетающуюся речь Сени, или продолжал гнуть избранную линию, то есть выжидал подходящего момента для решительных действий.
      – «Туманность Андромеды»? Ну как же... Да будет тебе, Сеня, известно, что в том прекрасном мире совершенно нет людей. Киберы там, киберы. Людей они истребили из зависти и ревности, чтобы никто им больше не мешал считать себя человеками, притом наилучшими, высшей пробы. Психика, понимаешь, уж больно нелюдская, и нагрузки они выдерживают недюжинные. Пускаются в дикие авантюры, но при этом – полный контроль и спокойствие. То, что у людей решается через чувство, влечение, короче говоря, спонтанно, – у них определяется логикой и...
      – Значит так, – перебил внезапно стальным голосом, с противным телевизионным придыханием Осинский, – погостили, поговорили, и будет с вас. Больше вас, господа, не задерживаю. Всего наилучшего. И последнее – ни о каких Кольцах и ресторанных пришельцах вы ничего не знаете и знать не желаете. Доступно?
      Эдик поднялся, повел плечами. Но тоже, как я потом понял, – не просто так повел.
      – Ну что ж, мужики. Раз такое дело – идем отсюда.
      – А вот это, батенька, извините. Семен Валентинович и Викула Селянинович – мои дорогие гости, и я их не отпускаю. Я имею в виду исключительно вас, Эдуард Самсонович, и ваших бойцов. Мои люди проводят вас.
      И Осинский поднял было руку, наверное, чтобы подать знак чернокостюмникам, да так и замер.
      В руках у Эдика незнамо как возник маленький автомат – не автомат, пистолет – не пистолет. Небольшое такое ружьишко. Защелкнулся на локте металлический приклад, и прямо в лоб Осинскому уперся луч лазерного прицела. Я был рядом с Эдиком и хорошо видел ход луча – прямо во лбу Осинского образовалась светящаяся красно-туманная воронка, а сам луч рассыпался искрами на полированном мраморе колонны прямо за спиной олигарха. Луч просветил его насквозь!
      В этот же момент я обнаружил, что и другие наши собеседники, и их охрана – под лазерными прицелами. И у всех во лбах – световые воронки.
      – Биомуляжи! Все – биомуляжи! Караул! – раздался вопль инспектора комкона Игоря Мстиславовича. Оказывается, он тоже был с нами в беседке, а я его до сих пор и не видел!
      – Уберите лазеры, – сквозь зубы прошипел Осинский. – Уберите, пока не поздно.
      Эдик ухмыльнулся.
      – Щас же! Давай своим снайперам команду выпустить нас всех. Ребята, – это уже нам с Сеней, – уходим. Сеня, соберись, оторви зад и двигай.
      Но ничего мы не успели. Ярчайшее, неземное сияние слепительно затопило беседку, так, что я уже никого и ничего разглядеть не мог. Помню только вопль Осинского:
      – Поздно!..

      Нет, что ни говорите, а терять сознание два раза за одни сутки – плохо. Я очнулся в сильном эйфорическом состоянии, как после невероятной попойки. Тело отсутствовало, а голова кружилась, или это стены описывали вокруг меня медленную циркуляцию. Я попробовал было встать, но пол мягко колыхнулся, как на волне.
      – Балдеж! – донеслось до моего слуха истерическое восклицание.– Во, балдеж!
      Сеня стоял на четвереньках, и, раскачиваясь, вращал головой.
      – А я в противоход вращаю, так балдежнее...
      Я понял, что тоже кручу головой и тоже стою на карачках.
      – Катарсис! – раздался за спиной, точнее, откуда-то сзади, голос Эдика. – Полный катарсис!
      Тут прорвало и меня:
      – Восторг блаженный!
      И мы надолго выпали.
      А потом пришли очень смешные создания. Здоровенные дылды, в металлических балахонах – в подвижных складках железный скрежет и фиолетовые искры. И такие здоровущие – то, что у них на плечах вместо головы, как будто парит высоко в тумане. Вместо рож – умора – клювы. С клювов свисает длинный мох, или водоросли, или лишайник.
      Подцепили нас крюками и поволокли. Мы хихикали, очень уж было уморительно.
      Волокли, волокли, а потом как швырнут! Мордой во что-то тягучее, с резким запахом сыра «чедер». Чудный аромат, я просто зашелся в хохоте. А поскольку морда вся была залеплена, то чуть не надорвался. Живот стянуло судорогой, и он улетел куда-то необычайно далеко. А я успокоился и уснул.
      Во сне меня одолевали блондинки. Требовали автографов. А я требовал танца живота. Потом пришел Эдик со своим автоматом и скосил их лазерным лучом. А другой я висел над всем этим и кричал сверху: «Красота! Красота!» А потом пришел Сеня и сказал: «Смотри, мое пузо превращается в Сверхновую!» И точно, брюхо Сени стало раздуваться. Сенина голова катастрофически уменьшалась и, сравнявшись с горошиной, пропала где-то за окружностью космического пуза. А потом пузо превратилось в Сверхновую. И над ухом голос Сени: «Я же говорил».
      – Я же говорил! Марсиане нас зацапали. Во, Викула очнулся. Викула, ну как? Хреново? Не тошнит, нет? А меня тошнит. А блевать куда прикажешь?..
      Я сел и осмотрелся. Да, не только блевать, но и все остальное девать некуда. Между тем, в животе у меня бурчало. Накатывали позывы.
      – Дыши глубже и медленно, – советовал Сене Эдик. Он опирался спиной о стену. – И поприседай.
      – Бесполезно, – раздался новый голос.
      Прямо из стены, ставшей в этот момент туманной, мимо Эдика шагнул человек в дорогом кашемировом пальто и модной кепочке.
      – Блюй прямо здесь, оно само рассосется. Здесь у них все продумано, цивилизованно.
      – Ты кто? – спросил его Эдик.
      – Я? – обернулся тот. – Человек. Вот моя визитка. Я представляю фирму «Арсо». Реализуем кирпич всех марок. Вы себе дачу строите? Вам повезло, наш кирпич самого высшего качества, цены очень дешевые.
      Незнакомец выжидающе замолчал. Не дождавшись ответа, продолжил:
      – А также шифер, шлакоблок, щебень. Цемент четырехсотый, шестисотый – дача века стоять будет. И внукам будет, и правнукам. Вас помнить будут...
      – Ты кто? – снова спросил Эдик.
      – Значит, стройматериалами не интересуетесь, – вздохнул фирмач.
      – Зовут тебя как, блин?! – не выдержал Сеня.
      – Позвольте. – Человек забрал у Эдика визитку и прочитал: – Артур Афанасьевич Чуб, менеджер по продажам. Точно, это я.
      Мы с Сеней понимающе переглянулись.
      – Где мы? – все в том же благоприобретенном лаконичном стиле спросил Эдик.
      – А там написано. – Фирмач указал пальцем прямо в переливчатый свод.
 
      Под потолком, или как его там, переливалась эдакая тройная лента Мебиуса, и ползли по ней то ли символы, то ли фигуры. Ты на них смотришь, а в голове сам по себе возникает текст: «Имперские силы дальнодействия. Арктурианец Стерх. Пятый трюм, пятая палуба. Стандартный доступ...» Какой именно доступ – читается по-разному. То ли «адекватный». То ли – «позитивный». Потом пропиталось – «общевойсковой», потом – «селективный». А потом зафиксировалось – «зооветеринарный».
      – Э-э, Стерхи, – разочарованно протянул Сеня. – Я же помню, были марсианские треножники. Как они нас в свою эту корзину побросали, а потом выгрузили. Во что-то жидкое... В море, что ли? Соленое было...
      Тут Сеня запнулся, соображая – как же так море, если все сухие. И откуда здесь морская вода?
      – Покойники, – возразил Эдуард. – Налетели плотной массой. Вынесли на плечах. Все.
      Он потерся лопатками о стену, с недоумением повернулся. Погладил стену рукой и с репликой: «Ну, дела!» полез вверх. Долез до середины, повернулся к нам – как приклеился спиной – и повторил:
      – Ну, дела!
      Потом он, видимо из пижонства, заложил нога за ногу и заскользил по стене вниз, но на полпути передумал и заскользил вверх.
      – Ну, я пойду, – подал голос фирмач Чуб. – Если появится желание приобрести стройматериалы, то вот мои координаты, – и протянул мне визитку. Шагнул в стену и был таков.
      Сеня отошел в угол и принялся туда мочиться. Прокомментировал:
      – Гляди, в натуре рассасывается.
      Очевидно, Сеня уже смекнул, что и у марсиан можно жить.
      – Но где мы? – с потолка спросил Эдик-авантюрист.
      – На звездолете «Арктурианец Стерх», – указал я на петлю Мебиуса, под которой сейчас болтался Эдик.
      – Это я вижу. Но где мы?
      – Пятый трюм, пятая палуба.
      – Это я вижу. Нет, надо насквозь.
      И Эдик просочился сквозь петлю Мебиуса и, наверное, сквозь потолок.
      Сеню наконец стошнило, в том же углу. После чего он произнес:
      – Поесть бы, а?
      – И попить, – поддержал я. – Но откуда взять?
      – Проблема, – вздохнул Сеня.
      Молчать ему явно не хотелось. Он принялся рассказывать свой сон:
      – Мы с тобой на телешоу. Звезды эстрады, академики и миллионеры. Кланяются мне, стали на колени и лбами о землю. Просят вставить их в текст моего романа. Говорят, чтобы стать бессмертными. Но, понимаешь, в чем закавыка, старик? Персонажей-то у меня в романе много, но на всех все равно не хватит. У меня, в конце концов, друзья, родственники есть. Тетка обидится, а я этого не хочу. М-да...
      – Ну и как ты выкрутился?
      – Превратился в Сверхновую, и все дела.
      – Так я и знал. Сеня-суперстар.
      Свой сон я рассказывать не стал. После Сениного он показался мне каким-то убогим.
      – Что-то Эдик задерживается, – сказал я. – Может, пойдем поищем?
      – Никуда я отсюда не пойду. Вдруг там треножники? Не хочу!
      Вдруг из пола возник инспектор комкона Игорь Мстиславович.
      – А, и вы здесь? – недовольно произнес он.
      – Ублюдок, рожа марсианская! – набросился на него Сеня. Схватил за грудки, оторвал, как пушинку, от пола и принялся на весу трясти. – Все из-за тебя. В ресторан заманил! Чтоб ты провалился, козел!
      Тут Сеня совершил невообразимое: занес инспектора над головой и широким движением вогнал в пол. Инспектор исчез, как появился, а по полу пошли расходиться разноцветные волны.
      – Ф-фух! – выдохнул Сеня. – Хоть с одним гадом разделались.
      Он отер ладони о свои спортивные штаны. А затем со словами: «А куда это он улетел?» – стал на колени и погрузил голову в пол.
      Меня зачем-то потянуло сделать то же самое. Я хотел только посмотреть, но меня перекувыркнуло, и я оказался в плотной толпе людей. Кто-то схватил меня за рукав. Оказалось, Сеня.
      – Викула, ты не так быстро, в натуре.
      Я обнаружил, что довольно проворно двигаюсь в этой толпе. Но куда я шел? Черт возьми, в самом деле, куда идти-то?
      А вокруг двигались люди. Но не просто двигались. Проходящие мимо заговаривали с нами. Причем, один произносил два-три слова и исчезал в толпе, другой продолжал фразу и тоже исчезал...