Олли не в первый раз ловил себя на мысли, что между ним и Тиной есть какая-то магнетическая связь, какая-то неуловимая ниточка, за которую непредсказуемая судьба дергала всякий раз, когда делала неожиданный поворот. Вот и сейчас Тина смотрела на Олли во все глаза, с нескрываемым обожанием, ожидая принятия решения. Невысоклик повернулся к спутнице и взглянул на обращенное к нему личико. К горлу подкатил ком. Вдруг захотелось сказать что-то теплое, ободряюще нежное.
Но вместо этого Олли с видом великого первооткрывателя изрек:
- Сейчас во всем разберемся.
И, махнув товарищам: "За мной!", твердым шагом направился к месту падения.
Из-за задымления трудно дышалось. Поваленные, частично обуглившиеся деревья указывали направление к углублению, образовавшемуся от столкновения небесного тела с землей.
Яма была чуть побольше той, на спуске с горы. От нее пахло серой и еще какой-то дрянью. На дне бордово тлели останки "пришельца".
Солист наотрез отказывался подходить к яме. Он жутко упирался и орал так, что казалось, вся островная живность должна взмыть в небо или броситься вплавь, чтобы в страхе покинуть остров. Хорошо еще, что веревка, которую захватил Пит, оказалось длинной и крепкой. Остужаемые морской водой осколки метеорита невысоклики клали в мешки, и ослик, все это время удерживаемый остальными, бодро бежал прочь от ямы, вытаскивая груз.
Наконец, посчитав, что для эксперимента осколков набрано достаточно, друзья взвалили поклажу на Солиста, который, несмотря на предельную для себя нагрузку, с удовольствием потрусил назад к пещере.
Обратная дорога показалась гораздо короче. Слушая рассуждения Олли о влиянии черного усмарила на "сколдованные" предметы, невысоклики подошли к своему ущельицу. И тут мощный далекий гул заставил всех четверых оборотить свои взоры в сторону материка. Глухой и мощный звук напоминал удара грома, прогремевший, судя по всему, где-то за горами, севернее Расшира. Гул сначала усиливался, а затем стал похож на равномерное грозное пение тысячи водопадов, каждый из которых был в тысячи раз мощнее, чем тот, что скрывал за собой пещеру.
Глава 6.
Потоп
Болто Хрюкл страшно гордился, что старый Брю считает его лучшим своим матросом, а тут еще ответственное задание с настоящими ранеными - подвиг, считай. Он с таким энтузиазмом задвигал веслами, что сам чуть не вывалился из лодки.
Еще чуть-чуть, и во двор доктора Четырбока можно было вплывать. Прохлюпав к массивной двери с многозначительно-противоречивой надписью: "Сон тоже лечит. Один раз не звонить", Болто ударил в рынду. Этот "дверной колокольчик" доктору преподнес паромщик, однажды пытавшийся поднять его с постели после праздничного дежурства. Тогда храп эскулапа не давал стуку проникать в дом.
Рында действовала безотказно. Обычно Четырбок вскакивал со словами: "На что жалуемся?", а потом открывал глаза и шел отпирать дверь. Звонить несколько раз полагалось потому, что первый удар в рынду только выключал храп, а со вторым целитель начинал свой путь к пробуждению.
На этот раз Четырбок бодрствовал. Он метался по дому, собирая склянки и горшки со всевозможными снадобьями собственного приготовления. Лекарю выделили полповозки в обозе Магистра невысокликов.
Главнее Четырбока по эскулапской части во всем Расшире никого не было. И хотя методы у лекаря были, мягко говоря, не совсем традиционные, его рекомендации выполнялись неукоснительно. Никто не удивлялся, если от головной боли он прописывал приложить к темечку молодую лягушку, а от меланхолии - пятнадцать раз поздороваться со своей тещей. Один раз, когда у того же Хрюкла сильно заболел живот, Четырбок заставил парня съесть миску побелки. После этого у Болто не только ушли боли, но на неделю отпали вообще всякие надобности. "Ну вот, голубчик, - приговаривал при очередном осмотре целитель, - теперь тебе не надо по утрам выскакивать во двор из постели, нарушая температурный режим. Дай организму настроиться".
Несмотря на почтенный возраст, эскулап никогда не забывал о своих подопечных и каждый день совершал обход больных, следя за выполнением предписаний. Неуклюжая, идущая вперевалочку по улицам Хойбилона фигура давно стала частью местного пейзажа. Правда, к вечеру Четырбок, принимающий благодарности, начинал путать диагнозы, но зато помнил всех, к кому обещал зайти завтра.
Увидев на пороге Болто, Четырбок внимательно посмотрел на него и молвил:
- Эх, болезный, а побелки-то нет. Какая теперь побелка...
- Да я в порядке, доктор, - начал объяснять Болто, - там, на пароме, раненые. Вам туда надо, со мной!
В ответ целитель заботливо ткнул парня пальцем в низ живота и спросил:
- Здесь болит?
- Да нет же! - подпрыгнул от нетерпения невысоклик. - На пароме...
- На пароме болит... А тогда чего ты мне голову морочишь?!
Плюнув с досады, Болто схватил Четырбока за рукав и потащил на улицу.
- Да иду я, иду! Так бы сразу и сказал, что вас всех поносит... - очумело бормотал доктор, цепляясь за дорожный саквояж.
Земля вздрагивала под ногами уже не первый раз. Только теперь грохот дальнего и мощного взрыва утихать никак не хотел. Оставшиеся в Хойбилоне представители трех народов то и дело выходили на площадь перед магистратом и вслушивались в нарастающий гул.
Вскоре к Магистру Будинреву подбежал один из пограничников Бьорга и сообщил, что в окрестностях замечено массовое передвижение животных. Живность спасалась, как при лесном пожаре. Вот только пожару неоткуда было взяться.
Вдруг на соседнюю улицу выскочило несколько обезумевших косуль. Шарахнувшись от стражников в сторону, они перемахнули через покосившийся забор и скрылись в одном из дворов, ломая копытами оградки палисадников. Следом пробежала пара енотов.
- Это же гул воды! - неожиданно догадавшись, воскликнул стоящий рядом с Будинревом Бьорг. - Видно, Хрустальное озеро вырвалось из берегов. Трубите общий сбор!
Началась срочная эвакуация. Падающие от усталости после долгого путешествия гномы, толкая друг друга, перетаскивали свои сокровища на подводы. Стража кинулась по домам, вытаскивая спящих.
За пятнадцать минут оставшиеся в Хойбилоне умудрились двинуться в путь, оповестив и собрав всех. Вот только в суете они совершенно забыли про находящихся на пароме.
Старый Брю и Четырбок, отправив в лазарет раненых в стычке с морками товарищей Нури, решили немного перекусить. Сгоняв гордого собой Болто Хрюкла за "парой бутылочек" домой к доктору, старинные знакомцы не могли не обсудить творившегося вокруг вселенского безобразия.
Четырбок, окончательно уже проснувшийся после поднесенного ему "стаканчика", больше походившего на небольшое ведерко, напутствовал добровольцев-невысокликов, идущих в город.
- ...И помните, лекарское знание - великая сила! Гм... Иногда хорошая клизма надежней ампутации. От клизмы еще никто не помирал, а вот от ампутации... Особенно головы... Гм... В общем, не лезьте куда ни попадя!
- Да хватит тебе народ стращать, Четырбок, ущипни тебя краб! Давай-ка лучше подкрепим свои стариковские силы ужином. Эй, матрос Хрюкл, протухни твоя селедка, присядь-ка с нами - сегодня заслужил!
Довольный Болто за обе щеки уписывал ветчину с хлебом. Пряное четырбоковское вино с какими-то травами приятно грело отощавший за последние сутки животик. Сидеть за столом с настоящим капитаном, за которого почитали паромщика Брю все хойбилонские мальчишки, было для Хрюкла так же почетно, как стоять вахту за штурвалом морского парусника.
Через пару часов стариков, уставших ругать происходящее, перемывать косточки гномам и вспоминать страшные легенды про морков, потянуло в сон. Первым, бормоча что-то про всеобщее умопомрачение и рвотные рефлексы, свистнул носом Четырбок. Затем, пожелав очередной раз эскулапу, чтобы его "прожевала акула", захрапел и старый Брю.
Болто вышел на палубу под навес и вдохнул полной грудью холодный влажный воздух. Сначала он подумал, что у него в голове шумит от выпитого вина. Но нет, мощный гул приближался с Севера, с верховий Дидуина. Появилось впечатление, что кем-то взбудораженная и разозленная река зарычала.
Видимость и так была никудышная, а тут еще начало смеркаться. Когда Хрюкл вгляделся получше, он различил в серой пелене над поверхностью реки темную полосу. С каждой секундой гул усиливался, а полоса, превращаясь в водяную стену, росла в высоту и ширину. Гигантская волна разбивала в щепки все, что попадалось ей на пути, и закручивала в своих смертельных объятиях.
- Мамочка! Это же похоже... Да это ж девятый вал!!! - завопил невысоклик, бестолково заметавшись по палубе. И тут же растянулся, запнувшись о канат, державший паром у пристани. "Если его не обрезать, то нам крышка - разнесет вдребезги", - звякнуло в голове у Болто, когда он треснулся ей о стойку навеса.
Откуда к нему, обезумевшему от страха, вполне сухопутному существу, пришла эта здравая "морская" мысль, для Хрюкла так и осталось загадкой. Но нож, на всякий случай болтавшийся на поясе добровольца, пригодился. Бац! Паром, который уже начал приподниматься, становясь "на попа", метнулся к подножью исполинского вала.
Распластавшийся на палубе Болто что есть сил обхватил стойку навеса. Хрясь! Удар воды и ветра, обрушившись на гордость хойбилонской переправы, сорвал навес и унес его в небо. Держась за огрызок стойки, несчастный видел, как пенистая шапка вала нависает над ним, пожирая свет. Казалось, черное пламя, взрывающее неистовым ревом каждую живую клеточку, использует всю свою мощь, чтобы отнять жизнь у маленького невысоклика.
Но ведь умеют же делать в Расшире основательные, крепкие вещи! Паром выдержал. Пропоров смертоносную водяную толщу, он взлетел на самый гребень волны и понесся, рассекая пену, в неизвестность.
Хойбилон как корова языком слизнула. Болто видел только, как мимо него пронесся шпиль магистрата - вероятно, единственного устоявшего здания во всей округе.
Не успев как следует открыть глаза и удивиться тому, что все еще жив, юный Хрюкл опять зажмурился, услышав сзади страшный треск. Он решил, что снесло рубку, и вжался в палубу, опасаясь получить чем-нибудь по хребту. "Бедный, бедный, старый Брю!" - всхлипнул он, дрожа от страха.
Но рубка была цела. Вернее, почти цела. В окошке, до этого закрытом ставнями, торчал обломок дерева, а изнутри раздавались приглушенные крики. Болто отчетливо различил голос паромщика. Так жутко браниться мог только он.
А как же, будешь тут крыть все подряд, когда спросонья и тебя, и стены, и пол начинает вертеть как детский кораблик, попавший в водоворот. Мало того, тут еще в комнатку, где ты только что мирно похрапывал после дружеского ужина, влетает какой-то мокрый гном на бревне и сбивает тебя с ног. Нет, это уж слишком!
Нури сидел на полу зажмурившись и держался за голову. Его так бросало и крутило последние два часа, что он позабыл, где верх, а где низ. Даже с закрытыми глазами голова кружилась. От этого и от проглоченной воды гнома мутило. К тому же какой-то старый невысоклик, которого он боднул головой в живот, не унимался и крыл какими-то непонятными ругательствами все подряд: и его, и погоду, и реку, и самого себя. "Какой жуткий кошмар!" - подумал Нори, чувствуя, что его сейчас вырвет.
Постепенно, по мере того, как река, минуя холмы, растекалась по равнине, вал терял свою силу. Худея, он сначала закончил реветь, потом рычать, потом шипеть, а затем и вовсе стал течением. Вскоре паром перестало вращать и трясти, и он, подгоняемый ветром, покачиваясь, направился вслед за всяким мусором к морю.
К этому моменту все пассажиры плавучего средства собрались в так называемой "рубке". Собственно, сбор в будке паромщика начался ровно тогда, когда внутрь с палубы вполз Болто Хрюкл. Он безумными глазами посмотрел на невесть откуда взявшегося гнома, потом на старого Брю, потом на Четырбока. При взгляде на последнего измученный невысоклик издал жалкий стон и обессилено завалился на бок: Четырбок спал. Доктор, прижатый Нуриным бревном к стене, не реагировал ни на что и, всхрапывая, присвистывал, как старый чайник.
- Ни навеса, ни рынды, - посмотрев на эскулапа, рассеянно произнес старый Брю.
Вдруг паромщик встрепенулся и загоготал:
- А я думал, тебе каюк, Хрюкл, протухни твоя селедка! А оно, вишь как... Порадовал старика - не утоп, морской еж тебе в койку! Эй, гном, как тебя там? Нури? Берись-ка, и давай выпихнем твой, хе-хе, корабль, наружу.
Избавившись от бревна и немного передохнув, товарищи по несчастью принялись будить Четырбока. Доктора трясли, кричали ему в ухо, лили на него воду, зажимали ему нос, но ничего не помогало. Сон эскулапа был крепок, как гранит Черед-Бегаса.
И тогда Болто вдруг осенило: "Рында, рында..." - Забормотал он, шаря глазами вокруг. Увидев в углу две чугунные сковородки (а у любого невысоклика всегда где-нибудь рядышком найдется пара сковородок, кастрюлек, чашек или чего-нибудь подобного), он схватил орудия жарки и, разведя руки в стороны, со всех сил трахнул ими над головой Четырбока. "Блю-ю-м-м-ц!" запели сковородки и Хрюкл завибрировал от макушки до пяток.
Эффект был потрясающий: Четырбок сел, выпучил глаза, надул щеки и рявкнул: "Следующий!"
- Проглоти тебя кит, повелитель лишаев! - топнул ногой старый Брю. - Это свинство - так дрыхнуть, когда происходит вселенская катастрофа. Мы все чуть не отправились рыб кормить, плывем, черт знает куда, а он храпит, как дракон!
Четырбок ничего не ответил. Увидев гнома, еще не до конца проснувшийся доктор отодвинул в сторону паромщика и спросил Нури:
- А ты почему не в лазарете? Постельный режим он на то и режим, чтоб по переправам не шастать! Вон, самого аж шатает...
Понадобилось время, чтобы втолковать эскулапу, что шатает палубу и что пока он спал, паром, чуть не разбив вдребезги, утащила стихия. А теперь, чтобы всем четверым не сгинуть, им придется "этим плавучим сундуком", как сказал Брю, научиться управлять.
- Будем ставить парус! - многозначительно заявил паромщик.
На что Четырбок, бурча себе под нос, недоуменно пожал плечами:
- Банки, компрессы, клизмы ставлю. А вот "парус"... И в какое его место...?
Если бы старый Брю не собирался менять прохудившуюся дощатую крышу навеса на натяжной водонепроницаемый тент, то неизвестно, чем бы все закончилось. Хорошо что у паромщика до этого, как говориться, "не дошли руки". Свернутый тент уже с месяц пылился в углу рубки, дожидаясь своего часа. И вот, наконец, час настал.
Выловив из воды подходящие бревна и прочие обломки для изготовления мачты, оснастки и руля (благо, пол-Хойбилона в виде мусора направлялось тем же курсом), команда принялась за дело.
Вскоре для поднятия паруса все приготовили, но ставить его Брю пока так и не решился - в спину еще дул сильный ветер, а течение и без того было довольно быстрым. Зато наличие хоть и примитивного руля, похожего на гигантское весло, здорово изменило ситуацию - паром больше не крутило. Болто и Нури вдвоем стояли вахту, по команде Брю занося кормило то вправо, то влево. Четырбок же орудовал багром, отталкивая бревна, или, наоборот, вытаскивая на палубу какие-нибудь, на его взгляд, полезные предметы.
Отряд невысокликов и гномов еле успел взобраться на Западные холмы, когда вал озерной воды прошелся по Хойбилону. Видимость оставалась отвратительной, но все равно стало ясно, что ничего не осталось от благословенных, веками насиженных мест - обиталища мирного народца, прозванного людьми невысокликами.
Магистр гномов и Магистр невысокликов, укутавшись в плащи, сидели на последней повозке и смотрели, как вода пожирает долину.
- Ну, вот и все, - вздохнул Алебас Кротл, когда над поверхностью остался только шпиль магистрата. Нашего Хойбилона больше нет... Так же, впрочем, как и вашего Подземного города.
На что его спутник, до сих пор угрюмо созерцавший происходящее, выпрямился и, гневно вскинув дугою бровь, оборотил свой орлиный профиль к соседу:
- Не говорите так. Ваш магистрат хоть и затоплен, но, судя по всему, уцелел и стоит, несмотря ни на что. Здание, когда-то возведенное мастерами, оказалось так же незыблемо, как незыблема надежда гномов вернуться в свои подземные кладовые. Надежда - слишком дорогая вещь, чтобы ее терять.
Алебас Кротл с уважением посмотрел на Будинрева. После слов царственного гнома у него будто сил прибавилось. "У них внутри словно железный стержень. Этот народ обухом не перешибешь, - подумалось Кротлу. - Вот бы..."
Чего "вот бы", старый невысоклик додумать так и не успел.
Неожиданно прорвавшийся сквозь толщу плотных лиловых туч одинокий солнечный лучик упал на позолоченную иглу шпиля. Словно маяк вспыхнул он в самой толще грозового фронта.
Магистр невысокликов вскрикнул. Все обернулись, и отряд остановился. У разволновавшихся невысокликов вытянулись лица и потекли слезы, гномы же, не говоря ни слова, только суровей сдвинули брови.
- Не отчаивайтесь! Вы видели? Это знак! - торжественно провозгласил Алебас Кротл. - Мы еще вернемся домой!
"Мы - как комары, севшие на поплавок", - думал Нури, всматриваясь в поглощаемое сумерками водное пространство.
Место, где взбудораженная река впадала в море, выглядело, как масляное пятно на рубашке. Мутные воды выносили в залив всякий мусор и донные отложения.
Измученная рискованным сплавом и установкой оснастки, команда притихла. Впервые за долгое время товарищи по несчастью увидели край чистого неба над горизонтом в пурпурном ожерелье заходящего солнца. Легкий морской бриз кружил голову, наполнял свежестью легкие и делал упругим полотнище паруса.
- Дождь кончился! - обращаясь к Нури, вдруг воскликнул Болто Хрюкл, подставляя ветру ладонь.
Гном снял капюшон и обернулся назад.
Клочья серой, сидящей на материке хмари, остались за спиной. Подобно щупальцам выброшенного на камни спрута, они из последних сил пытались дотянуться до ускользающей добычи, но не тут-то было. Паром, покачиваясь, уверенно шел на запад. Соленая мощь морского воздуха сама по себе противостояла губительной силе грозового фронта, душившего и топившего земли Коалиции.
- Курс на южную оконечность острова! - скомандовал старый Брю. - Попробуем, пока совсем не стемнело, найти подходящую бухту и стать на прикол. Проглоти меня акула, если мне по душе ночевка на этом берегу!
Но пристать у южного мыса не получилось - не давали подводные скалы. Ничего не оставалось, как следовать вдоль острова в поисках удобного места.
Темнота постепенно скрадывала очертания береговой линии. Нури, вооружившись длинным шестом, пытался прощупывать дно. Глаза гнома лучше видят в темноте и теперь это очень выручало.
Внезапно на самом высоком месте острова вспыхнул свет.
- Смотрите, маяк, чтоб мне в луже утонуть! - радостно крикнул Брю, знавший о существовании маяков только из книг. - Они нам сигнал подают!
Кто такие эти "они", и Брю, и его спутники могли только гадать. Даже во времена всеобщего благоденствия этот участок побережья отличался безлюдностью и запустением. Недаром остров не имел даже названия. Впрочем, может быть, оно у него когда-то и было, но давно исчезло из народной памяти за ненадобностью.
Свет не походил ни на отблески костра, ни на луч большого фонаря. Над верхушками скал и деревьев словно взошла небольшая радуга, подсвечивая их разноцветным ровным волшебным сиянием.
- Ух ты! - в один голос воскликнули Нури и Болто.
А Четырбок многозначительно констатировал:
- Впечатляющее зрелище, факт. Полезно для глаз.
О возможной опасности почему-то никто не помышлял. Невероятным казалось предположение, что этакая красота может быть связана с чем-то нехорошим.
Путешественники начали призывно кричать и махать руками.
Тут на фоне сияния появился маленький силуэт. Нори пригляделся.
- Да ведь там кто-то из ваших!
Брю зачем-то приложил к глазам ладонь.
- Хрястни мое весло, гном, если это не девчонка! А ты отличный впередсмотрящий, забодай тебя кальмар!
Нури на такую похвалу только пожал плечами. Кто такие кальмары, и могут ли они бодаться, он уж точно не знал.
Глава 7.
Колдовство точность любит!
К вечеру деятельность на пространстве перед пещерой-тайником действительно развернулась кипучая в полном смысле этого слова.
Каждый из новоявленных чародеев выполнял собственную задачу.
Пит поддерживал огонь под котелком, в котором закипала вода из ручья, Пина толкла в ступке частицы звездной пыли, а Олли с Тиной отмеряли нужное количество усмарила разных цветов.
Наконец подготовительная работа закончилась, можно было приступать. Олли взял в руки книгу и начал колдовать в соответствии с "рецептом", бормоча что-то на непонятном языке, почти шепотом. Сначала в кипящую воду он высыпал порошок из ступки, а затем влил усмарил белого цвета. Потом в полученную вязкую серую жидкость, после непродолжительной "варки", добавлялся зеленый, дальше - синий, а уж в конце -совсем немного красного.
Надо сказать, что добавления белого, зеленого и синего усмарила не влекли за собой никаких последствий, а вот после красного раздался громкий щелчок, состав забурлил и из трясущегося котелка повалил черный дым.
- Теперь опять воды! - крикнул Олли.
Репейник, зачерпнув кружкой из ручья, осторожно начал подкрадываться к очагу. Выплеснув воду, Питти рванул в сторону.
Но ничего не случилось. В котелке только что-то свистнуло и дым валить перестал.
- Ну и ну! - Пит снова опасливо приблизился к котелку и сунул нос внутрь. - Гляди-ка, Олли, похоже на смолу, только пожиже будет.
- Теперь ему настояться надо, - сказал Виндибур, заглядывая в книгу. - Аккурат до утра. Тогда и попробуем.
Тина и Олли сидели на самой верхушке скалы над водопадом и болтали ногами.
Вечер только начинал зажигать свои звезды. Справа, на Западе, малиново-оранжевые полосы заката вежливо провожали уходящее в море сонное светило и потихоньку таяли, окрашивая горизонт в сиреневые тона.
- Как красиво! - прошептала Тина, восторженно разглядывая светящиеся на морской глади дорожки.
Она нарочно сидела вполоборота, почти спиной к Востоку, боясь обернуться. Там, слева, не было ни звезд, ни сверкающих отражений, ни чернильного бархата наступающей ночи, а только темно-серая глухота опустившегося на материк проклятия. Олли чувствовал то же самое, поэтому инстинктивно старался оградить хрупкую фигурку девочки от знобящего душу холода. Тина благодарно придвинулась к Олли и, вложив свою ладошку в его руку, прижалась спиной к груди паренька, укрывшись от своих страхов за широкими плечами Виндибура. Они готовы были просидеть хоть всю ночь, предчувствуя, что следующий раз, когда можно будет вот так наедине любоваться звездами, наступит очень и очень не скоро.
В этот раз ни свет ни заря подскочил Репейник. Идя к ручью умываться, он заглянул в котелок, дабы убедиться, что содержимое на месте. Потом, решив заготовить для костра дровишек, Пит снова удостоверился, что все в порядке. После, наверное, пяти таких заходов, из пещеры потягиваясь, вышел Олли.
- Что, Питти, невтерпеж? - посмеиваясь, произнес он.
- Можно подумать, тебе все равно! - подпрыгнул на месте Репейник. - Тоже мне, "мастер-стальные нервы".
- Ладно тебе, торопыга, давай хоть всех подождем.
- Кого это всех? Ты что, хочешь сделать этих девчонок свидетелями своего провала?
- Почему вдруг "провала"?
- А если ничего не получится? Или произойдет что-нибудь не то?
- Да что "не то", Питти?
- Ну, я не знаю...
На самом деле Репейник просто немного ревновал и оттого капризничал. Олли еще вчера заметил, что его друг как-то косо смотрит на их с Тиной слишком "доверительные" отношения.
Виндибур и сам не совсем понимал, что заставляет его так тепло относиться к этой худенькой соседской девчонке с огромными и всегда немного грустными глазами. Но обсуждать эту тему с Питом он не собирался. Даже если б тот завел разговор первым, Олли попробовал отшутиться.
Друзей прервал нежный, как хрустальный колокольчик, голосок:
- Доброе утро!
Из пещеры, застенчиво улыбаясь, вышла Тина.
- А где твоя сестра? - поинтересовался Пит.
- Наряжается перед "льстивым зеркалом" по торжественному случаю.
Через несколько утомительных минут, сверкая драгоценностями, миру явилась Пина.
- Ну и ну! Чисто королевна! - Репейник восхищенно покачал головой. Ему и самому нравилось пустить пыль в глаза, подпоясываясь мечом в богато инкрустированных ножнах и надевая позолоченные доспехи.
- Подождите меня, я тоже...
И Питти мгновенно скрылся за железной дверью.
Когда, наконец, все были в сборе, Олли взял книгу, склянку с синим усмарилом и подошел к котелку. Посмотрев сначала куда-то вверх, он торжественно продекламировал:
БАРУМ АЛЬДЕ ГЬОР,
ЭЛЬМАХ БОР!
Из искрящегося синего облачка с шипением возникло изящное кресло-качалка.
Невысоклики радостно захлопали в ладоши. Ведь всем известно, как маленький народец обожает подобную уютную утварь. Да и правда, что может быть лучше, чем сидеть вечерком в таком креслице на собственной веранде и, мирно покачиваясь, мечтать о чем-нибудь этаком.
- Потерпите немного, - Олли поднял руку, останавливая волнующихся зрителей. Каждый хотел притронуться к плавным изгибам резного кресла.
Взяв немного черного вещества на кончик ножа, Виндибур брызнул им на сиденье:
ЭЛЬМАХ ЭРИОР ЧАР!
"Пых!" - черное облачко взвилось вверх, блестя золотыми искорками.
- Смотрите, качалка обмедузилась! - вскричал Репейник, указывая пальцем.
И действительно, кресло стало матово-прозрачным, как выброшенная на берег медуза, задрожав студнем. Несколько мгновений все изумленно смотрели на это безобразие.
Олли уже собирался всерьез расстроиться из-за накарканной Питом неудачи, как вдруг что-то брямснуло и все снова стало на свои места. Возродившееся кресло, как ни в чем не бывало, покачивал ветерок.
- Вот те на... - развела руками Пина. - Теперь оно снова задеревянилось!
Друзья, выжидая, уставились на Виндибура.
Олли важно постучал по подлокотнику и изрек:
- Теперь будем ждать. Только так можно убедиться в чистоте эксперимента.
- Опять ждать... - пробурчал Репейник, демонстративно отправляясь по дрова.
День перевалил на вторую половину, а с символом домашнего уюта ничего не происходило. Олли недоверчиво прохаживался вокруг, поглядывая то на солнце, то на кресло, так и не решаясь себе признаться, что он "сделал это".
В животе поселилась сытость - девчонки приготовили из "закрепленных" продуктов обильный завтрак, и он, судя по всему, не собирался исчезать.
Наконец Виндибур решился: подошел к креслу и мужественно в него уселся. Ничего пакостного не произошло.
Тина, молитвенно сложив ручки и затаив дыхание, во все глаза смотрела на Олли. Тот качнулся: раз, два, три... Медленно повернулся, и... блаженно зажмурив глаза, улыбнулся во весь рот.
- Ура! У него все получилось! - Тина кинулась в пляс, увлекая Пину.
На что Пит снисходительно, с видом одержавшего победу полководца, произнес:
- А я вам что говорил, мелюзга?
Совет волшебников, совмещенный с торжественным ужином, наметили на время наступления сумерек. Каждый считал своим долгом как можно тщательней подготовиться к столь ответственному мероприятию. Правда, представляли себе это все по-разному. Потому и уединились каждый в своем "секретном" месте, прихватив склянки и книги из хранилища.
Выбирать было из чего. Создавалось впечатление, что найденная в пещере библиотека составлялась кем-то с целью объединить собственные тайные знания воедино. Похоже, этот "кто-то", собирался даже учить других, но почему-то не стал. Или не успел. Или...
Но, в конце концов, ученики все равно нашлись.
Девчонки нахватали пособий типа "Превращения в быту" или "Излюбленные рецепты фей", пообещав друзьям по сюрпризу. Репейник, справедливо посчитавший, что еда и драгоценности никуда от него не денутся, вцепился в трактат "О способах перемещений".
Только Олли продолжал сдувать пыль со старинных переплетов, пытаясь отыскать хоть что-нибудь о том, кто все это здесь спрятал. "Ведь зачем-то этот знаток магии оставил насиженные места и перевез на остров волшебные сокровища, - размышлял невысоклик. - Даже гном не станет таскать за собой повсюду свой клад, если надеется когда-нибудь вернуться домой. А тут такое! И, главное, причем здесь я, Олли Виндибур? Нет, разгадка не там, откуда мы пришли, а скорей всего там, откуда пришел он. Только вот откуда он, и как туда добраться? Подсказка должна быть, и она где-то здесь..."
Пока Олли перетряхивал содержимое полок и сундуков, магическое творчество его спутников принимало нешуточный характер.
В центре облюбованной Пиной полянки стояло хрустальное сооружение, с виду напоминающее не то беседку, не то ларец. Внутри красовался бассейн, тоже хрустальный, а в нем плавали яркие диковинные рыбки. Посреди бассейна на малахитовом пьедестале стоял серебряный трон. На троне на пуховых подушках восседала Пина Уткинс, кидая в рыб сахарными орешками. При каждом движении ее бесчисленные браслеты и ожерелья позвякивали и сверкали, привлекая и нервируя местных сорок.
Слетаясь со всей округи, сороки вступали в перебранки и гоняли друг друга с ближайших ветвей. Скоро они устроили такую свару, что сквозь гвалт Пина не сразу услышала жалобные вопли, доносившиеся откуда-то сверху.
Над кронами деревьев парил Пит. Вернее, то, что Пина увидела, лишь отдаленно напоминало Пита. Но распознать Репейника в студнеобразной субстанции все же было можно.
