Ежеминутно заботясь о защите Франции, Наполеон декретом от 16 (4) декабря приказал сформировать тридцать когорт национальной гвардии, поручив им занять и защищать все крепости Франции. 19 (7) того же месяца открылись заседания Законодательного корпуса.
Наполеон приказал сообщить депутатам и сенату все дипломатические бумаги, в которых содержались тайные переговоры, происходившие в последнюю кампанию и дававшие ключ к настоящему расположению важнейших государств Европы. Оба собрания назначили комиссии для разбора этих бумаг. Комиссия сената избрала докладчиком Фонтана, а комиссия депутатов господина Лене.
Фонтан, как приверженец монархии и верный слуга империи, удивился заявлению союзников, что они действуют только против Наполеона, а не против французской нации. "На кого же нападают теперь? говорил оратор сената. - На великого человека, который оказал услугу всем государям, затушив во Франции пожар, угрожавший всей Европе".
Хотя Фонтан напомнил об обстоятельстве, которое могло повредить народности Наполеона во Франции, однако же император благодарил сенат за выраженные оратором чувства и так описывал положение Франции:
"Вы видели из бумаг, вам сообщенных, как я стараюсь о мире. Без сожаления соглашаюсь на пожертвования, предложенные врагами; в жизни у меня одна цель счастье французов.
Однако же Беарн, Эльзас, Франш-Конте, Брабант почти от нас оторваны. Крики этих членов моего семейства раздирают мне душу! Призываю французов на помощь французам!"
В самом деле, некоторые части Франции были почти оторваны. Испанская армия, покинув полуостров, была преследуема англо-испанцами, которые стояли уже на границе. На севере неприятель во многих местах перешел через Рейн; крепости на Эльбе и Одере сдавались. Пользуясь таким положением Наполеона, Бурбоны наводнили южные департаменты Франции своими прокламациями, и в некоторых местах составились из беглых солдат довольно страшные шайки.
И в эту-то минуту комиссия Законодательного корпуса вздумала уверять, что деспотизм заменил законы и что продолжение войны следует приписать одному Наполеону; что его желание увеличить Францию новыми завоеваниями мешает общему миру. Опираясь на общественные бедствия и опасения, она наложила условия на помощь, которой требовал Наполеон для защиты Франции от нашествия иностранцев. Император вознегодовал на такую позднюю и несвоевременную дерзость. Корпус почти единогласно решил напечатать и раздать донесение господина Лене; но решение его уничтожено Наполеоном. Остановили печатание, уничтожили корректурные листы - 30 декабря Наполеон сказал своему государственному совету:
"Господа, вы знаете положение дел и опасности отечества; я сообщил о них законодательному корпусу... а депутаты из моей доверенности выковали оружие на меня, то есть на отечество. Законодательный корпус содействует не спасению родины, а ее погибели; он не исполняет своей обязанности, гак я исполню свою: я его распускаю!"
Несмотря на такую меру, депутаты явились 1 января в Тюильри с поздравлением по случаю Нового года. Увидав их, Наполеон рассердился и сказал:
"Я запретил печатать ваш адрес: он был возмутителен. Одиннадцать частей Законодательного корпуса состоят из честных граждан; я их помилую; двенадцатая часть возмутители; к ним принадлежит и комиссия ваша. Лене изменник, я это знаю; прочие возмутители.
Вы стараетесь в адресе вашем отделить властелина от нации. Один я представляю народ. Кто из вас осмелится принять на себя такое бремя? Трон - дерево, покрытое бархатом. Слушая вас, я уступил бы врагам более того, чего они от меня требуют; мир будет заключен через три месяца, или я погибну.
Войну ведут более против меня лично, чем против французов; но это дозволяет ли мне согласиться на раздробление государства?
Не жертвую ли я гордостью и достоинством своим для мира? Да, я горд, потому что храбр; я горд, потому что совершил много великого для Франции. Ваш адрес не достоин ни меня, ни законодательного корпуса; после позволю его напечатать, для пристыжения депутатов. Вы задумали замарать меня грязью; но меня можно убить, а не обесчестить.
Возвратитесь в провинции... Если б я был виноват, вы не должны упрекать меня публично... Грязное белье надобно мыть тайно... Впрочем, Франция нуждается во мне более, чем я в ней".
ГЛАВА XLVI
[Начало кампании 1814 года.]
Наполеон сказал депутатам, что Франция более нуждается в нем, чем он в ней; слова гордые и оскорбительные! Но французы не оскорбились грубым выражением, которое вырвалось у императора в минуту справедливого гнева; они пошли за ним в Эльзас и Шампанью защищать родную землю и честь отечества.
Отъезжая из Парижа 23 (11) января, Наполеон вручил регентство Марии-Луизе, которая на другой день присягала в присутствии императора в совете, составленном из князей и первых сановников империи.
В тот же день Наполеон созвал в Тюильри офицеров парижской национальной гвардии, которой объявил себя главнокомандующим. "Уезжаю со спокойствием, - сказал он, - иду сражаться с врагами, а вам оставляю все, что есть у меня драгоценного в мире: императрицу и сына". Все офицеры поклялись хранить врученный им залог.
В тот же день Наполеон получил письмо от Карно, о котором мы говорили, и узнал, что Мюрат ему изменяет. Принц Евгений издал по этому случаю манифест к своим войскам, в котором говорит: "Мюрат связан с Наполеоном узами родства и крови, всем ему обязан; но оставляет его, и в какую минуту? Когда Наполеон менее счастлив!"
Только одна твердая душа Наполеона могла устоять против таких неожиданных ударов. Природа дала ему характер сильный и гордый, как он сам сказал недавно, и он сердился на изменявших ему, но не приходил в отчаяние, не падал духом.
Невзирая на бурю, которая восставала на многих пунктах Франции, он отправился навстречу союзникам, которые стремились в восточные провинции Франции. Он выехал из Парижа 25 (13) января, в три часа утра, сжег все свои тайные бумаги и поцеловал супругу и сына... в последний раз! 26 (14) числа прибыл он в Витри, а 27-го в Сен-Дизье, откуда союзный отряд удалился после двухдневного там пребывания. Приезд Наполеона несказанно обрадовал жителей. Старый воин полковник Булан бросился перед ним на колени и выразил благодарность народа. Через два дня начались военные действия. Наполеон напал на Блюхера при Бриенне. После довольно кровопролитного сражения, которое Блюхер считал законченным, поехал он спокойно в бриенский замок; вдруг французы тайно
подошли к замку и ворвались в него. Блюхер вынужден был на другой
день отступить. Но этим Наполеон не приобрел никакой существенной
пользы, ибо не успел исполнить своего плана, напасть на тыл
силезской армии и отрезать ее от главной.
1 февраля (20 января) Наполеон все еще стоял на прежней своей позиции при Бриенне. Союзные войска напали на него и после кровопролития, продолжавшегося целый день, одержали совершенную победу. Она принесла союзным монархам важную пользу в моральном отношении: она показала, что в самой Франции можно было восторжествовать над Наполеоном.
Наполеон отступил в Труа; союзные войска разделились: силезская армия под командованием Блюхера пошла на Париж вдоль Марны, через Мо, а главная армия должна была направиться туда же через Труа. 7 февраля (26 января) французы, оставив Труа, перешли в Ножан. Положение Наполеона было самое неблагоприятное: с левого крыла и тыла обходил его Блюхер, а справа главная армия, находившаяся в ста верстах от Парижа. Он должен был заботиться о защите своей столицы, которой угрожала явная опасность.
10 февраля (29 января) счастье улыбнулось Наполеону: он разбил отряд Олсуфьева при Шампобере. Подавленные многочисленностью французов, русские отступали, обливая кровью каждый шаг уступаемой земли; генералы Олсуфьев и Полторацкий попались в плен. Обрадованный таким успехом, Наполеон напал на Сакена при Монмирае; Сакен не мог один устоять перед многочисленным неприятелем. Он решился ретироваться за Марну, истребив за собой мосты; потеря его простиралась до 5000 человек. В этот день Наполеон ночевал в нельском замке и мечтал о дальнейших победах, опираясь на частные успехи своего оружия против малочисленных отрядов.
Ретируясь к Шалону, Блюхер потерпел поражение при Вошане. В этом убийственном деле потеряно 15 орудий и до 6000 убитых, раненых и пленных. В числе последних находился князь Урусов.
Таким образом, силезская армия Блюхера, разбитая под Шампобером, Монмираем и на дороге от Вошана к Этожу, была отброшена частью за Шато-Тьерри, а частью к Шалону. Все эти неудачи несправедливо приписывались разобщению союзных армий; они произошли оттого, что Блюхер не полагал найти препятствий по дороге к Парижу, послал за Макдональдом два корпуса и свою конницу, разбросал свою армию на обширном пространстве без всякой связи между ее частями. Наполеон мастерски воспользовался ошибками Блюхера и совершил искусный маневр, доставивший ему три победы за несколько дней.
Отправляясь навстречу войскам, действовавшим на Марне, император должен был поручить своим полководцам заботы об удержании Шварценберга на Обе и Сене. Но австрийский генералиссимус беспрестанно шел вперед и только на два дня был задержан под стенами Ножана генералом Бурмоном. Маршалы Виктор и Удино не решились вступить в битву с австрийским генералом и, надеясь остановить его, ретировались, первый к Нанжи, второй к реке Уер; Удино, решив отступить, приказал даже взорвать мосты в Монтеро и Мелюне.
Узнав об успехах Шварценберга, император оставил Мармона и Мортье на Марне и с быстротой молнии явился на пункте, находящемся под угрозой австрийских войск. 16 (4) февраля он прибыл к реке Уер, а 17 напал на Нанжи.
Наполеон провел ночь с 1 7 на 18 в замке Нанжи, решившись идти на следующий день на Монтеро, куда маршал Виктор должен был придти прежде австрийцев и занять позицию 17 (5) февраля вечером. Однако когда генерал Шато пришел к Монтро 18 числа в 10 часов утра, этот важный пункт уже был занят генералом Бианки, колонны которого заняли позицию на высотах, владычествовавших мостами и городом, хотя силы Бианки были весьма значительнее французских, Шато, повинуясь внушениям своей личной храбрости, напал на неприятеля с ожесточением. Разумеется, Шато был отражен с уроном, но храбро защищался, и в это время подоспели другие войска и построились в боевую линию. Жерар, прибывший прежде других, восстановил равновесие в силах обеих сражавшихся армий. Вскоре прискакал сам Наполеон. Присутствие его возбудило во французских войсках новое мужество и отвагу; он тронулся в самое опасное место, где летали ядра и пули; солдаты роптали, что он добровольно подвергает себя такой опасности. "Друзья мои, - сказал он, - не бойтесь, еще не отлито то ядро, которое убьет меня!"
Союзники отступили уже к Сюрвиллю, когда генерал Пажоль, напав на них с тыла, принудил их броситься к Сене и Ионне. Гвардия Наполеона не участвовала в деле; она пришла на место действия поздно и видела только торжество Жерара и Пажоля. Жители Монтро стреляли из окон в австрийцев и виртембергцев; но и французы понесли горькую утрату. Генерал Шато, отличившийся примерным мужеством, пал на мосту Монтро. Национальная гвардия Бретани в этом деле овладела мемонским предместьем. Осматривая ее, Наполеон сказал: "Покажите, на что способны жители западных провинций; они всегда были верными защитниками родины и твердой опорой монархии".
Раздавая похвалы и награды генералам, содействовавшим успеху битвы, Наполеон не забыл и тех, кто действовал медленно и небрежно. При всей армии он упрекал генерала Гюо за то, что у него накануне отнято несколько пушек. Генерал Монбрюн опозорен за то, что без всякого сопротивления отдал казакам лес около Фонтенбло. Генерал Дижон предан военному суду за то, что артиллеристы при атаке сюрвилльской равнины чувствовали недостаток в артиллерийских снарядах. Важность тогдашних обстоятельств вынуждала Наполеона к небывалой строгости; однако он отменил свое решение против генерала Дижона из уважения к ходатайству генерала Сорбье, который напомнил императору о прежних заслугах старого своего товарища и друга.
Самый важный упрек, вылетевший из уст Наполеона, раздавшийся по всей Европе и имевший наибольшее влияние на армию, относился к маршалу Виктору. В официальной реляции было сказано: "Герцог Беллунский должен был прибыть в Монтро 17 числа вечером; он останавливался в Салене: это важная ошибка. Занятие мостов Монтро доставило бы императору целый день и дозволило бы истребить австрийскую армию". Император не удовольствовался этим торжественным упреком: он послал Виктору дозволение оставить армию и отдал его отряд генералу Жерару.
Виктор, чрезвычайно огорченный смертью зятя, бесстрашного Шато, не снес в молчании наложенного на него наказания. Он явился к императору, объяснил свое промедление усталостью войск и прибавил: "Если я виноват в этой ошибке, то жестоко наказан за нее ударом, поразившим мое семейство". Наполеон вспомнил об умершем Шато и растрогался; маршал воспользовался этой минутой и сказал с чувством: "Я возьму ружье; я не забыл еще прежнего ремесла; Виктор станет в ряды гвардии". Император был тронут такой преданностью. "Останься со мною, Виктор, - сказал Наполеон, протягивая ему руку, - не могу возвратить тебе твоего отряда, потому что отдал его Жерару; но даю тебе две гвардейские дивизии; прими начальство над ними, и все между нами забыто".
Шварценберг и Блюхер отступили; Наполеон вступил в Труа 23 (11) февраля. Присутствие союзников в этом городе дало приверженцам Бурбонов повод к публичному выражению своего мнения. Один эмигрант вздумал носить крест Святого Людовика; Наполеон предал его военному суду; эмигрант казнен.
ГЛАВА XLVII
[Шamuльонский конгресс. Окончание кампании 1814 года. Вступление
союзников в Париж.]
Наполеон провел ночь 22 (10) февраля в хижине, в сельце Шатр. Он находился еще там 23-го утром, готовясь к походу на Труа, когда к нему прибыл адъютант князя Шварценберга, князь Лихтенштейн. Принц привез ответ на письмо, посланное Наполеоном к тестю своему из Нанжи. Наполеон спросил у него: правда ли, что союзные монархи хотят отнять французский престол у него и его династии? Князь отвечал, что ничего подобного не знает и думает, что такие слухи вовсе несправедливы.
Император выслушал его с удовольствием и отпустил с уверением, что на следующий же день пришлет генерала для начала переговоров с союзниками.
Едва австрийский посланник вышел из хижины, перед Наполеоном явился Сент-Эньян, тот самый дипломат, которому Наполеон поручал уже вести переговоры. Он приехал из Парижа. Все, что он видел и слышал, заставляло его думать, что следует немедленно кончить войну; ибо французы желали мира, как бы он ни был невыгоден. Сент-Эньян решился дать совет, увлекаясь общим мнением. "Ваше величество, - сказал он, мир будет все-таки выгоден, если его скоро заключат". - "Но все-таки будет заключен преждевременно, если доставит нам позор", - отвечал Наполеон с досадой.
Союзники желали выиграть время перемирием и отнять у Наполеона влияние, которое он начинал снова приобретать успехами оружия, но не согласились на условия, предложенные императором французов.
Наполеон был вынужден продолжать войну с большим напряжением, предоставив своим агентам толковать о перемирии в Люзиньи, а о мире в Шатильоне.
Между тем пока австрийцы становятся миролюбивее на Сене и Обе, пруссаки производят грозные движения на Марне; Блюхер хочет воспользоваться отсутствием страшного полководца и идти на Париж.
Наполеон, находясь в Труа в ночь с 26 на 27 (с 14 на 15) февраля, узнал о движении прусской армии. Немедленно решился он лететь на помощь своей столице и с быстротой, одному ему свойственной, явился в тыл Блюхера, перед которым находились корпуса Мармона и Мортье.
Но надлежало скрыть от Шварценберга отъезд императора, и что против него остались только отряды Макдональда и Удино под командой первого из маршалов. Для этой цели всеми средствами старались показать, что будто бы Наполеон еще не уехал.
А он был уже далеко! 27 (15) числа выехал он из Труа утром, провел ночь в Генбиссе, а 28 прибыл в Сезанн, где узнал, что Мармон и Мортье отступают перед Блюхером по направлению к Мо. Тотчас отправился он в эту сторону и перенес главную квартиру в Эстерне, где ночевал с 28 февраля на 1 марта (с 17 на 18 февраля).
Тут представились ему адъютанты, посланные от Макдональда и Удино. Они донесли, что в день его отъезда австрийцы сделали нападение и после кровавой битвы при Бар-сюр-од узнали, что перед ними нет ни всей армии французской, ни самого Наполеона. Эта весть дала им столько смелости, что они отрядили генерала Бианки с целью отнять у маршала Ожеро второй город Франции. Несмотря на отделение этого значительного отряда, Шварценберг и Витгенштейн пошли на Труа, где герцоги Тарентский и Реджио не могли удержаться из-за малочисленности своих войск.
Наполеон хотел сначала остановить пруссаков, шедших на Париж, а потом напасть на Шварценберга и уничтожить австрийскую армию.
Блюхер, узнав о прибытии Наполеона, начал отступать к Суассону и истребил все мосты на Марне. Мармону и Мортье приказано преследовать пруссаков; построили мост при Ферте, и армия перешла через Марну 3 марта (19 февраля). Мармон и Мортье удачно и быстро исполнили все приказания Наполеона. Блюхер ретировался между двумя французскими армиями без надежды на спасение; он должен был попасть под пушки Суассона, но оказалось, что французский комендант этой крепости сдал ее русским и пруссакам.
Наполеон находился в Фиме, когда узнал о сдаче Суассона. Удивление его равнялось негодованию. Для избежания подобных событий и удержания слабодушных от подобных поступков он издал два декрета: одним повелено всем французам приниматься за оружие при приближении союзников; другим назначалась смертная казнь всем должностным лицам, которые остановят естественный порыв граждан к защите.
Трактатом, заключенным в Шалоне 1 марта (17 февраля), союзные державы обязались не прекращать войны, доколе Франция не войдет в прежние свои пределы. Скоро узнал Наполеон от дипломата Рюминьи, что в Шатильоне это предложение стало непременным условием мира, без которого военные действия не могут быть прекращены.
Наполеон не хотел даже слышать о таком предложении, и Шатильонский конгресс кончился без всяких последствий.
После сражения при Краонне 7 марта (23 февраля) Наполеон пошел к Лану (Laon), высоты которого были заняты пруссаками. Блюхер получил подкрепление.
Однако Наполеон решил напасть на пруссаков 10 марта (26 февраля); в четыре часа утра он одевался, как вдруг к нему привели двух драгунов, которые донесли ему, что в эту ночь корпус герцога Рагузского был атакован врасплох и совершенно разбит. Невзирая на поражение Мармона, Наполеон возобновил нападение на ланскую позицию; но скоро был вынужден это оставить.
11 марта (27 февраля) он выехал из Шавиньона, провел следующий день в Суассоне, где оставил герцога Тревизского для удержания блюхеровой армии, а сам пошел к Ренсу и взял этот город обратно. В этом деле много помог ему Мармон, за что Наполеон и простил ему неудачу, случившуюся за несколько дней перед тем.
Наполеон остановился на три дня в Ренсе и занимался военными и гражданскими делами.
Между тем события быстро следовали одно за другим: Сульт потерпел поражение при Ортезе и отступил к Тулузе. Ожеро едва держался в Лионе и готовился отступить за Изеру. Бордо впустил к себе англичан и ждал герцога Ангулемского. Наконец Шварценберг, которого Макдональд и Удино не могли удержать малыми своими отрядами, угрожал Парижу, где роялистский комитет деятельно старался восстановить Бурбонов.
В такой крайности Наполеон чувствует, что может спастись только блистательной победой.
Он хочет поразить Шварценберга, приближение которого распространяет страх и ужас в Париже. Еще раз поручает он Мармону и Мортье охранять Париж от Блюхера со стороны Эны и Марны и, опасаясь, что они не удержат многочисленного неприятеля, приказывает своему брату Иосифу при первой опасности удалить императрицу и римского короля в безопасное место; а сам вознамерился идти к реке Обе и дать сражение главной армии союзников.
Оставив Ренс 17 (5) марта утром, 20 (8) марта встретил он близ Арсиса всю армию Шварценберга. Превосходство числа было на стороне союзников; Наполеон думал заменить его искусными соображениями и своим счастьем, и сам сражался, как солдат. "Попав в кавалерийскую атаку, - сказано в манускрипте 1814 года, - он спасается собственною своею шпагою, дерется в числе своей свиты и не избегает опасностей. Граната лопнула у ног его, он исчез в облаке дыма; все думают, что он погиб... но он вскакивает, садится на другую лошадь и снова скачет под огонь батареи!"
Австрийцы переходят через Об, а Наполеон ретируется. В тот же день Ожеро сдает Лион генералу Бианки.
Не будучи в силах помешать страшному соединению союзных армий, предпринятому по решению императора Александра, Наполеон задумал расстроить этот изящный план, броситься в тыл армий и истреблять отдельные отряды, имея целью вовлечь союзников в новый круг военных действий.
Для исполнения этого плана Наполеон идет на Сен-Дизье. Там Коленкур извещает его о совершенном прекращении переговоров. Эта новость была уже предвидена, ибо союзники не скрывали своей цели. Однако в главной квартире начинается ропот и беспрерывно усиливается.
24 (12) марта император идет на Дульван, где проводит весь следующий день. 26 (14) он спешит опять в Сен-Дизье на помощь своему арьергарду, атакованному Винценгероде, и спасает его.
Накануне, 25 (13), герцоги Рагузский и Тревизский потерпели совершенное поражение при Фер-Шампенуазе. Дорога в Париж открыта; союзники пойдут по ней без препятствия и легко уничтожат остатки разбитых отрядов.
Узнав об этом, Наполеон поскакал в Париж. 29 (17) выехал он из Дульвана, а 30 был в пяти милях от Парижа. Меняя лошадей в Фроманто, узнал он, что столица уже сдана и союзники вступят в нее на следующий день; роковая весть остановила его и вынудила ехать в Фонтенбло.
В тот же день герцоги Рагузский и Тревизский, после битвы при Фер-Шампенуазе, тщетно силились удержать союзников. Узнав об их приближении, Иосиф потребовал отъезда императрицы. Талейран, выходя из совета, сказал:
"Теперь спасайся всяк, как знает!" Мария-Луиза и ее сын уехали. Очевидцы рассказывали, что малютка долго противился и кричал: "Папенька не велел мне уезжать!" Его увезли почти силою.
В столице готовились к защите; но поведение военного министра, герцога Фельтрского, было так странно, что навлекло на него самые горькие подозрения. Не было оружия, недоставало снарядов. Однако национальная гвардия под начальством храброго Монсея защищалась как могла. Но защитники Парижа были не в силах противостоять союзным армиям. Герцог Рагузский вынужден был для спасения Парижа заключить капитуляцию; 31 (19) марта 1814 года союзники торжественно вступают в Париж. Трон Наполеона ниспровержен; раздаются клики, призывающие Бурбонов на прародительский престол. Даже чиновники, обязанные по императорскому статуту 30 марта 1805 года защищать наполеоновскую династию, предают Париж и империю во власть союзных монархов.
ГЛАВА XLVIII
[Отречение Наполеона. Возвращение Бурбонов. Прощание в Фонтенбло.
Отъезд на Эльбу.]
Столица Франции занята союзниками. Никто уже не думал о Наполеоне; только император австрийский заботился о Марии-Луизе и римском короле. Император Александр показал все свое великодушие: желая только счастья французам и спокойствия Европы, он объявляет, что Бурбонам должен принадлежать трон французский.
2 апреля (21 марта) сенат объявил, что Наполеон и его семейство лишены престола, а вслед за тем другим актом своим призвал старшего из Бурбонов на трон.
Пока Талейран, в качестве президента временного правительства, управлял делами, Наполеон находился в Фонтенбло. Он был окружен верной гвардией, которая кипела желанием отомстить за капитуляцию Парижа; но штаб его думал иначе. В ночь со 2 на 3 апреля (с 21 на 22 марта) Коленкур прибыл с известием, что союзные монархи не вступают с Наполеоном в переговоры и желают его отречения. Такое известие сначала изумляет его; он хочет снова приняться за оружие; но все вокруг него тихо, печально, упало духом. Нет уже прежних героев: это царедворцы павшей империи! Наполеон, наученный горьким опытом, решается написать своей рукой следующие строки:
"Союзные монархи объявили, что император Наполеон есть единственное препятствие к водворению мира в Европе; император Наполеон, верный своей присяге, объявляет, что готов сойти с трона, расстаться с Францией и даже с жизнью, для блага отечества, неразлучного с правами его сына, с правами императрицы-регентши и с сохранением законов империи.
Во дворце в Фонтенбло, 4 апреля 1814.
Наполеон"
Коленкуру поручили отвезти этот акт в Париж; с ним послали Нея и Макдональда.
Оба маршала с герцогом Виценским, отправились в Париж, а Наполеон между тем узнал, что Мармон предал его и перешел на сторону победителей. Наполеон издал к своим войскам приказ, в котором строго порицал поведение Мармона, равно как и поступки сената.
Посланники Наполеона не имели успеха. Союзные монархи не желали препятствовать восстановлению Бурбонов, и Коленкур возвратился к Наполеону с требованием нового отречения, которым уничтожались бы претензии римского короля и всех членов наполеоновской фамилии на трон французский.
Такое предложение пробудило в Наполеоне сильную решимость продолжать войну. Он начал рассчитывать, какие средства остаются у него на севере, на юге, на Альпах и в Испании; но его расчеты, надежды, решения не возбуждают ни в ком сочувствия; все вокруг него молчат и, видимо, не одобряют его намерений. Ему даже говорят о междоусобной войне во Франции. "Если уже нельзя защищать Францию, Италия даст мне убежище, достойное меня! Хотите ли за мною следовать?.. Пойдем за Альпы!"
При этих словах лица его сподвижников становятся еще мрачнее. Он понимает, что нет у него такого штаба, какой был при Лоди и Арколе; берет перо и отдает Коленкуру акт следующего содержания:
"Союзные монархи объявили, что император Наполеон есть единственное препятствие к водворению мира в Европе; император, верный своей присяге, объявляет, что отказывается за себя и детей своих от тронов Франции и Италии, и что готов жертвовать всем, даже жизнью, для блага Франции.
Наполеон".
Что же будет теперь с повелителем Франции, когда он побежден и лишен престола? Какую участь назначить человеку, который стоял так высоко, рука которого может еще потрясти мир? Куда сослать его?
Союзные монархи выбирают между Корфу, Корсикой и Эльбой; наконец решают в пользу последнего острова. Трактат должен обозначить судьбу всей императорской фамилии. Наполеон оскорбился и сказал: "Зачем трактат, когда не хотят вести со мною переговоров о выгодах Франции?" Он послал курьеров к Коленкуру, требуя обратно свое отречение, но поздно: все уже кончено.
11 апреля (30 марта) трактат подписан союзными монархами; на другой день герцог д'Артуа торжественно въехал в Париж. Он издал прокламацию, в которой обещал уничтожение конскрипции и непрямых налогов, именно того, что отняло у Наполеона народную любовь.
Ночь, следовавшая за въездом герцога д'Артуа в Париж, была ознаменована в Фонтенбло событием, которое до сих пор осталось необъявленной тайной. Во дворце заметили необычайное движение; слуги Наполеона бросились в его комнату и казались очень смущенными; послали за докторами, разбудили верных друзей, Бертрана, Коленкура и Маре. Император, упрямо отказывавшийся подписать трактат 11 апреля и знавший, что его разлучат с женою и сыном, почувствовал вдруг сильную боль в желудке, и все думали, что он принял яд. Однако же употреблены медицинские средства, от которых Наполеон заснул и потом проснулся совершенно здоровый. Но особы, бывшие безотлучно при нем, уверяют, что он сделался болен от десятидневного душевного волнения, и удаляют мысль об отравлении. Герцог Балоно, говорят, подтверждал это же мнение.
Император не показал, что страдал всю ночь; он был спокоен, спросил трактат и подписал его.
Императоры российский и австрийский посетили Марию-Луизу в Рамбульете; но она не могла ехать в Фонтенбло, а вынуждена была отправиться с сыном в Вену. Наполеон потерял все сразу: и благородные наслаждения политического величия, и сладкие утешения частной жизни. Тщетно полковник Кентолон указывал ему на преданность некоторых провинций и советовал еще раз попробовать счастье войны. "Все кончено, - отвечал Наполеон; теперь будет междоусобная война, а я на это никак не решусь". Действительно, 10 апреля раздался последний выстрел в Тулузской битве, на которую решился маршал Сульт, не зная событий в Париже и Фонтенбло.
Комиссары, назначенные союзными монархами, должны были сопровождать Наполеона до острова Эльбы. Отъезд назначен 20 (8) апреля. В ночь отъезда камердинер Констан и мамелюк Рустон, идя по стопам некоторых маршалов, оставили своего повелителя.
20 числа, в полдень, Наполеон явился на дворе, называемом le cheval blanc, где выстроилась императорская гвардия. Увидев его, солдаты заплакали. Император подал знак, что хочет говорить, и воцарилось благоговейное молчание.
"Генералы, офицеры и солдаты старой моей гвардии, - сказал он, я прощаюсь с вами: вот уже двадцать лет, как я доволен вами; я всегда встречал вас на пути к славе.
Союзники вооружили против меня Европу; некоторая часть армии изменила долгу, и сама Франция захотела другой судьбы.
С вами, и с храбрыми, которые остались мне верными, я мог бы продолжить междоусобную войну еще на три года, но Франция была бы несчастна, а это противно моей цели.
Не жалейте обо мне; я всегда буду счастлив, когда буду знать, что вы счастливы.
Я мог бы умереть: нет ничего легче; но я всегда пойду по пути чести; мне остается еще написать то, что мы совершили.
Не могу поцеловать каждого из вас; но поцелую вашего генерала... Подойдите, генерал! (Сжимает его в объятиях...) Подайте мне орла! (Целует его...) Драгоценный орел! Пусть поцелуи мои раздаются в сердцах всех храбрых!.. Прощайте, дети мои!.. Я буду всегда вас помнить; не забудьте меня!"