За пятнадцать лет между Церковным Собором 1667 г. и смертью царя Федора московскому правительству приходилось преодолевать один кризис за другим – восстание Разина, проблемы на Украине, война с Турцией, крестьянские волнения.
      Хотя и с большими трудностями, Москва постепенно их преодолевала. Русская экспансия в Сибири продолжалась, пока не была остановлена китайцами в районе Амура. Несмотря на все тяготы крепостного права, производство сельскохозяйственной продукции росло. Промышленные предприятия разного рода, руководимые западными специалистами или их русскими учениками, приобретали все большее значение. Обученные регулярные отряды постепенно превращались в основу русских вооруженных сил. И, несмотря на попытки боярской аристократии получить большее влияние в правительстве, продолжался процесс бюрократической централизации.
      Тогда как многие социальные и политические конфликты – реальные и потенциальные – были взяты под контроль, конфликт в психологическом отношении нации к государству и церкви не только оставался неразрешенным, но и, по сути дела, углублялся.
      Церковь переживала двойной кризис: никонианцев и староверов. Правительство и официальная церковь пытались заставить замолчать богословскую оппозицию староверов суровыми наказаниями, налагаемыми на их лидеров.
      Однако опасность ситуации для стабильности правительства лежала не столько в богословии староверов, сколько в сочувствии и поддержке, которые их движение завоевывало в различных слоях населения, чьи требования были не просто религиозными, но также социальными и политическими. Хотя и религиозная по своему нахождению и сути, оппозиция староверов к власти потенциально составляла ядро широкого народного движения.
      Староверы продолжали традиции национальной Русской церкви, считая себя единственно истинными православными. Хотя они не отрицали (сначала, по крайней мере) необходимости церковной иерархии и церковной дисциплины, для них никонианцы являлись разрушителями устоявшихся канонов.
      Однако, поскольку народная оппозиция церковным властям развилась внутри церкви, ею не могли управлять ни никонианские, ни старообрядческие иерархи, точно также ее не могло удовлетворить традиционное высокое богословие. Многие люди начали поиски прямого пути к Богу без посредничества официальных иерархов или. обряда. Это направление мысли привело к интересу и поддержке народом различных радикальных религиозных течений, таких как капитоны, чье движение зародилось в 1630-х гг. Капитоны отрицали необходимость государства и его институтов (см. главу 3), в их движении присутствовали апокалиптические и эсхатологические мотивы. В 1645 г. один отшельник объявил, что новый царь Алексей – «Антихристово отродье».
      Осенью 1651 г. против Капитона и его последователей приказали принять жесткие меры, но они рассеялись по лесам. К 1664 г. большое количество Капитонов сосредоточилось в лесах между Шуей и Вязниками (в районе между Суздалем и Нижним Новгородом). Московское правительство, занятое конфликтом царя с Никоном, мало обращало внимания на их действия.
      На основе протокола допроса приверженца Капитона Вавилы проведенного в конце 1665 г., дознаватель сообщил властям, что в лесах поселились «неизвестные люди, духовные и миряне». Они говорят, что Благодать ушла из церкви; они сами не посещают церковные службы и запрещают другим. Когда новый человек приходит к ним, он получает кусок хлеба в качестве символа обращения в их веру и перестает ходить в церковь.
      Рядом с капитонами жили староверы, монахи и миряне. Некоторые из них полностью порвали с официальной церковью, другие посещали церковь, если священник соглашался вести службу по старым (дониконианским) книгам. Они могли даже исповедоваться такому священнику и принять от него причастие. В противном случае они бойкотировали службу.
      Митрополит Илларион Рязанский предупреждал высшие церковные и государственные власти о том, что эти лесные жители представляют угрозу как для церкви, так и для государства. «Они стараются спастись от Антихриста и его предтеч [подразумевая царя, патриарха и их служащих]. Они объявляют, что в этом году наступит конец света. Что же касается монахов, живущих на берегу озера Кшара, то они побуждают народ не дожидаться прихода Антихриста, а умирать от голода. Много 'мужчин, женщин и девушек сгинули подобным образом».
      Шведский дипломатический представитель в Москве, Лиленталь, в докладах своему правительству утверждал, что в лесах вокруг Костромы и Казани собралось шесть тысяч религиозных раскольников, и что они часто захватывают в церквах иконы, приносят их в леса и сжигают; они плохо относятся также и к [никонианским] священникам.
      Правительство отправило в район Суздаля и Нижнего Новгорода карательную экспедицию под командованием полковника Авраамия Лопухина и Артамона Матвеева, их солдаты и стрельцы прочесали леса, сожгли скиты и арестовали всех раскольников, которых сумели изловить. Сам Капитон умер до прихода Лопухина, так, во всяком случае; тому было доложено. Захватили нескольких ведущих последователей Капитона, включая Вавилу, которого "за его глупость'' сожгли на костре. Многих других посадили в тюрьму или сослали. Ещё большему количеству людей удалось спастись.
      Некоторые раскольники предпочитали покончить с собой, чем попасть в руки стрельцов. В Вологодской земле четыре человека сожгли себя в 1666 г., и так же поступили несколько монахов в районе Нижнего Новгорода. Они называли подобное действие «очищением опвем». Это оказалось началом ужасной практики принесения себя в жертву, позднее распространившейся как среди Капитонов, так и в группах непримиримых староверов.
      Примерно в 1680 г. один из последователей Капитона – Касилии Косматый, похвалялся, что отправил в лучший мир тысячу мучеников, убедив их либо умереть от голода, либо сгореть в огие.
      Наряду с подобными пассивными формами протеста началась и открытая борьба определенных групп раскольников. В 1668 г. монахи Соловецкого монастыря восстали против правительства в защиту старой веры. Их бунт был подавлен стрельцами только через шесть лет. Позднее антиправительственные настроения распространились среди самих стрельцов. Группы староверов вместе с капитонами стремились защитить свои идеи. К 1680 г. ремесленниками и подьячими (преимущественно капитонами) в Москве был сформирован тайный кружок религиозной и политической оппозиции. Было составлено воззвание, призывающее народ к восстанию. 6 января 1681 г. член кружка, Герасим (подьячий, лишенный чина за ересь), взобрался на колокольню Кремля и оттуда сбросил воззвания людям, наполняющим площадь внизу. Его немедленно схватили и допросили. Под пыткой он упомянул имена некоторых своих сообщников. Последовали новые аресты. Заговор подавили, однако его цели, вне всякого сомнения, вдохновили немало людей, поскольку его можно считать первопричиной стрелецких мятежей 1682 г.

      Заметную роль в различных формах раскольнического брожения в тот период играли исступленные фанатики, известные под названием Божьи люди, или Христы. Позднее в устах людей, не принадлежащих к этому движению, их название превратилось В Хлысты. Движение в целом называли Хлыстовством.
      Хлысты считали своим непосредственным основателем и пророком некоего Данилу Филипова, жившего в середине XVII в. Он, говорят, был беглым солдатом, беспоповцем (человеком, не признававшим священников; впоследствии так называли целое направление старообрядничества) и учеником Капитона (тоже беспоповца). Полагают, что Данила был образован и имел много старых (дониконианских) книг. Согласно хлыстовским представлениям, пророки существовали среди них задолго до появления Данилы Филипова. По легенде. Божьи люди сражались против татар Мамая на Куликовом поле (1380 г.), и татары отрубили голову их пророку того времени, Аверьяну.
      Хлыстов было немного, и они не вмешивались в политику. Более того, большинство из них старалось не порывать открыто с православной церковью. Они посещали церковные службы и даже принимали причастие. Вероятно, именно по этой причине правительство и церковные власти сначала не обращали на них внимания. О них не существует никаких официальных записей XVII в., в любом случае ничего не сохранилось. Первое упоминание о хлыстах в известных дам источниках – краткое описание хлыстовщины образованного митрополита Дмитрия Ростовского в его работе о староверах, написанной в 1708-1709 гг.
      Из-за недостатка внешней информации того времени о хлыстах в XVII в., все, что мы знаем о них в тот период, по крупицам собрано, очевидно, из их гимнов и традиций, которые были записаны в XVIII и XIX вв., однако некоторые, без сомнения, сложились в XVII в.
      Хлысты не признавали достоверными ни старые (дониконианские), ни новые (никонианские) церковные книги. Единственным авторитетом для них было откровение Святого Духа, Книга Голубиная?
      Ф. Конибер ищет параллель хлыстовским принципам в форме раннего христианства, которую в широком смысле называют адоптианской ересью. По эдоптианской христологии, Святой Дух сошел с небес, приняв облик голубя, чтобы овладеть «человеком, рожденным от людей», Иисусом Назаретским. Воплощение Бога в Иисусе было, таким образом, его существованием, наполненным Святым Духом. «Благодать пророчества и избрания Господня не закончилась с Иисусом, но лишь вошла в него на новом витке жизни». Точно так же, «хлысты полагают, что тело Христа после его смерти лежит в могиле, как тело любого другого человека. Воскресение на самом деле означает, что через Святого Духа, составлявшего его [Иисуса], Христос завещан им, преемникам, достойным того».
      Данила Филиппов, как говорят, изрек своим последователям двенадцать заповедей. Дошедшая до нас запись этих заповедей сделана, по всей видимости, в XVIII в., и мы не знаем, вся ли она подлинна.
      Вот первая заповедь, приписываемая Даниле:
      Я Бог, предсказанный пророками, сошел на землю во второй раз, чтобы спасти души человеческие. Нет другого Бога, кроме меня.
      Среди других правил праведной жизни следующие:
      Не пейте хмельного, не совершайте плотских грехов.
      Не вступайте в брак Те, кто в браке, живите со своей женой, как с сестрой.... Пусть неженатые не женятся, женатые – расстанутся.
      Не произносите лживых слов.
      Не ходите на свадьбы, крестины или хмельные застолья.
      Не крадите.
      Посещайте один другого, предлагайте хлеб и соль [тем, кто придет к вам], любите, соблюдайте мои заповеди, молитесь Богу.
      Верьте в Святого Духа.
      Храните эти правила в тайне, не открывайте их даже отцу и матери, даже если люди будут бичевать вас или пошлют на костер, снесите это.
      Хлыстовский Христос, или, по их вере, Святой Дух в таком Христе, избирал себе Богородицу и двенадцать апостолов. Вместе, эта группа составляла направляющую духовную основу секты, хотя каждая община, называемая «корабль», имела своего пророка, иногда тоже именуемого Христом.
      Цель их религиозных собраний состояла в достижении духовного единения со Святым Духом при помощи сдерживания дыхания и экстатических танцев. Это называлось ранение, т.е. «ревностный труд» для призыва Святого Духа. К моменту, когда они достигали состояния экстаза, некоторые из них начинали произносить то, что они называли «пророчествами» – отдельные фразы или слова, непонятные окружающим. Считалось, что языком этих людей говорит Святой Дух. В конце радения все участники в изнеможении падали на пол.
      Заповедь девственности (как и среди первых христиан) играла важную роль в психологии и настроениях хлыстов. Говорили, что хлыстовские девушки – многие из них – с энтузиазмом соблюдали правило духовного супружества. Но для некоторых, как мужчин, так и женщин, напряжение оказывалось невыносимым. Отсюда идея предотвращения возможности греха нанесением себе увечий (кастрации). В течение XVII в. о подобной практике не упоминается, хотя отдельные случаи, очевидно, происходили. В XVIII в. скопцы (кастраты), хотя и придерживаясь тех же общих принципов и что и хлысты, образовали отдельную секту.
      Хлысты, как правило, порицали практику членовредительства. Они считали, что плоть должно побеждать духовное усилие, а не хирургическая операция. «Это не победа, когда враг убит до сражения».
      Хлыстовский культ девственности, соединенный с их аскетичным стилем жизни, привлекал многих православных монахов и монахинь. Духовное единение со Святым Духом, к которому стремились хлысты, отвечало православному мистицизму. Радения давали выход чувствам, подавляемым монашеской дисциплиной. В результате в нескольких монастырях появились группы хлыстов.
      Большинство приверженцев хлыстов составляли крестьяне и ремесленники, однако секта имела последователей и среди купечества. В XVIII и первой четверти XIX в., некоторые члены аристократических фамилий, а также церковные прелаты стали сторонниками и даже участниками хлыстовского движения. Подобные случаи происходили также и в XVII в.
      Хлысты утверждали, что, когда царь Алексей якобы приказал боярину Морозову изучить доклады о ереси и допросить их «Христа», Ивана Тимофеевича Суслова (преемника Данилы Филиппова), беседы Суслова произвели на Морозова благоприятное впечатление, и он отказался продолжать следствие (которое после этого поручили князю Одоевскому). Это, безусловно, позднейшая легенда . Известно, что примерно в 1700 г. князь Ефим Васильевич Мещерский стал хлыстом и покровителем этого движения. По всей видимости, расположение к хлыстам существовало еще до этого в семье Мещерского или его жены.
      Что же касается доброжелательного отношения среди духовенства, то, когда епископ Досифей Ростовский получил доклады о деятельности хлыстов в его епархии и должен был провести расследование, он закрыл дело и освободил всех подозреваемых (1716 г.). Вероятно, его прохлыстовские симпатии зародились задолго до того, как он стал епископом.
      Случаи участия некоторых хлыстов или их сторонников в оппозиционном к правительству движении тоже, очевидно, бывали в конце XVII в. Некоторые хлысты, наряду с капитанами, судя по всему, участвовали в заговоре 1680-1681 гг.

      Осуждение старообрядческого движения Соборами 1666 и 1667 гг., карательные меры, предписанные царем, публичное покаяние нескольких выдающихся староверов и анафема, наложенная на них Собором, придали правительству и церковным властям уверенностью том, что это движение подавлено.
      Скоро, однако, стало ясно, что подобная оценка ошибочна. Движение староверов демонстрировало поразительную жизненную силу, Оказалось, что его вожди имели колоссальную поддержку в значительных группах населения. Наказания и гонения правительства не могли поколебать дух Аввакума и его друзей, их мученичество вызывало широкое сочувствие. Некоторые из вождей, прежде публично покаявшиеся, отказались от своих обещаний подчиниться. «У этих людей [староверов]... психология мученичества сложилась как способ отрицания светского вмешательства в религиозные дела.... Историк церкви А. Карташев справедливо сравнил преданность старообрядцев своей вере с самоотверженностью древних израильтян, которая прослеживается в обвинительных заключениях их проповедников.»
      В 1667 г. соловецкие монахи убедительно защищали старую веру в петиции к царю. Многочисленные ее копии разошлись по стране. В 1668 г., когда царь и патриарх категорически потребовали, чтобы монахи приняли никонианские книги и обряды, те поднялись на восстание.
      В это время Аввакум и другие сосланные вожди староверов активно сочиняли послания верующим, составляли полемические трактаты против никонианцев, формулировали основы старой веры и крепили духовное братство своих приверженцев.
      В декабре 1667 г. Аввакума, Никифора, Лазаря и Епифания, доставили в Пустозерск. (Никифор вскоре после этого умер). В апреле 1668 г. к ним присоединился диакон Федор. Всех их должны были содержать отдельно друг от друга, и, поскольку в Пустозерске в то время не было специального тюремного здания, воевода приказал его построить. Строительство задержали суровые зимние морозы, недостаток лесоматериалов и рабочих рук, в связи с чем новое здание было готово лишь в концу 1669 г. До его завершения ссыльных, плохо кормили, однако не подвергали строгой изоляции. Охранявшие их стрельцы почувствовали к ним расположение. Все ссыльные возобновили свои литературные занятия. Лазарь и Аввакум написали прошения царю; Федор – обширный трактат о Старой вере под названием «Ответ православных защитников религии по поводу Символа веры и других догматов».
      Прошение Лазаря в действительности представляло собой увещевание и протест. Лазарь напоминал царю о его долге защищать истинную веру, как это делали его отец (царь Михаил) и дед (патриарх Филарет). Он требовал нового суда и предупреждал царя Алексея: «Не думайте, что нас мало. Сотни тысяч человек на Руси готовы умереть за веру своих отцов».
      Письмо Аввакума носило личный характер, было мольбой за его семью. «По моим грехам я заслуживаю пустозерской тюрьмы. Но, святая душа, сжалься над моей женой и детьми... Я благословляю тебя...Да простит нас Господь... Мы всегда должны думать о смерти, об аде, о Царствии небесном и помнить наставления нашего [покойного] отца, протоиерея Стефана».
      Стефан, бывший вождь этих ревнителей, много лет являлся исповедником царя Алексея. Таким образом, в слегка завуалированной форме Аввакум передавал свой конфликт с царем на Божий суд и моральную ответственность святого человека, чью память почитали и Аввакум, и Алексей.
      Аввакум также нашел различные пути, чтобы передать свои послания друзьям и последователям в Москве. Одним из посредников в этой секретной переписке служила жена Аввакума, Анастасия, сосланная на Мезень.
      В Москве полуподпольным центром староверов являлся дом боярыни Морозовой. Морозова пришла к тому, чтобы всю свою жизнь посвятить делу Аввакума. Он был ее обожаемым духовным отцом" «светом и радостью ее души», как сказал Паскаль.
      Она посылала деньги Анастасии, информировала Аввакума об общине его последователей в Москве, просила отпустить ее незначительные грехи, истинные и мнимые, настаивала на его благословении. В душе искренне любя ее, Аввакум тем не менее в письмах к ней был строг и суров.
      Как вследствие собственного богатства и положения, так и по статусу своего рода, Морозова играла заметную роль при царском дворе. Ее любила первая жена Алексея, Мария. Частично под влиянием Морозовой, члены других именитых родов московского общества; такие как Салтыковы и князья Хованский, Долгоруков и Волконский, сочувствовали староверам.
      Смерть царицы Марии Милославской 3 марта 1669 г. лишила боярыню Морозову и ее круг не только друга, но и влиятельной покровительницы.
      Мария, с ее приверженностью к старому русскому быту, сдерживала пристрастие Алексея к западным новшествам. После ее смерти царь психологически освободился, чтобы развивать свои вкусы более открыто. Род Милославских терял свое влияние, а звезда склонного к западничеству друга Алексея, Артамона Матвеева, восходила. Матвеев считал староверов упрямыми фанатиками, мешающими прогрессу в России. Московские церковные власти тоже настаивали на более тщательном контроле за религиозной оппозицией.
      В Москве одним из самых ревностных защитников церковных традиций был «блаженный» (юродивый) Афанасий, принявший постриг под именем Авраамия. Он служил связным между Москвой я Мезенью и распространял трактаты и послания, приходящие из Пустозерска. 13 февраля 1670 г. Авраамия арестовали и допросили. После почти двух лет тюремного заключения, в начале 1672 г. его сожгли на костре. У него обнаружили письма и документы, свидетельствующие о тесных связях пустозерских ссыльных с Москвой через Мезень.
      Правительство немедленно направило в Пустозерск и на Мезень специального представителя, голову (капитана) караульного отряда стрельцов Ивана Елагина, чтобы принять меры для прекращена деятельности ссыльных. На Мезени Елагин поместил жену и двух сыновей Аввакума в тюремную яму, а двум его мезеньским последователям приказал публично покаяться. Оба отказались и были повешены.
      С Мезени Елагин отправился в Пустоэерск. Действуя в соответствии с полученными инструкциями, он собрал четырех сосланных (протопопа Аввакума, священника Лазаря, диакона Федора и монаха Епифания), чтобы сделать им предложение. Если они согласятся подписать документ об их подчинении официальной церкви и принятии ими символа веры и способа осенения крестом, их освободят и простят. Все они категорически отказались.
      14 апреля 1670 г. четырех заключенных повели на место публичной казни: Елагин объявил, что всех их ждет казнь через отсечение головы. Жители Пустозерска в благоговейном страхе, в большинстве своем сочувствуя заключенным, собрались вокруг плахи. Затем подьячий Елагина зачитал приговор: царь и бояре оказали Аввакуму милость, приказывая заключить его в яму вместо приведения в исполнение смертной казни, которой он заслуживает. Что касается остальных, то им должны были отрубить язык и правую руку. Лазарю и Епифанию однажды уже рубили языки, но, по всей видимости, часть языка сохранилась. Приговор привели в исполнение немедленно. Люди вокруг рыдали, повторяя: «Помилуй нас, Господи!»
      После наказания пустозерских ссыльных, царское правительство обратило свое внимание на покровителей староверов среди боярских родов в Москве. Дворецкого Салтыковых арестовали и после его отказа отвечать на вопросы, сожгли на костре. Молодого князя Ивана Хованского подвергли порке.
      Боярыню Морозову сначала не трогали. Ее не запугали гонения на ее друзей. Напротив, ее дух закалился. Она почувствовала, что больше не может вести двойную жизнь – жизнь при царском дворе и деятельность влиятельного члена преследуемой религиозной общины. Она понимала, что ее высокое положение при дворе все еще может быть полезным для старообрядческого движения, но ее отвращение к образу жизни этого общества стало слишком велико. 6 декабря 1670 г. она тайно постриглась в монахини под именем Феодора в соответствии с обрядами староверов. Обряд совершил настоятель Досифей.
      После этого она прекратила исполнять какие-либо функции в придворных церемониях. 22 января 1671 г. ее пригласили на бракосочетание царя Алексея с его второй женой, Натальей Нарышкиной (чьим опекуном был Артамон Матвеев), но она отказалась, сославшись на плохое здоровье. Царь Алексей прекрасно понимал, что она не хочет иметь ничего общего с гонителями того, что она считает истинной верой, В конце дета Алексей предупредил Морозову, через посредников, что она должна подчиниться официальной церкви или приготовиться к наказанию. Одним из гонцов Алексея по этому делу был князь Урусов, муж сестры Морозовой Евдокии, преданно поддерживающий Феодосию-Феодору.
      14 ноября 1671 г. Урусов открыл своей жене, что этой ночью Морозову арестуют. Евдокия поехала к Феодоре, чтобы быть с ней. Ночью появился архимандрит Чудова монастыря Иоаким (будущий патриарх) с дьяком и солдатами. Он посоветовал сестрам покаяться. Когда они отказались, их взяли под стражу и заковали в кандалы на глазах юного сына Морозовой Ивана. На следующий день Морозову и Урусову доставили для допроса в Чудов монастырь. Митрополит Павел спорил с ними всю последующую ночь, но они оказались непреклонны в своей верности Старой вере. Сестер разделили и затем поместили в два разных монастыря,
      Тем временем молодой Иван Морозов умер от сильного нервного потрясения. Никонианский священник объявил его матери, что это ей Божья кара. Царь конфисковал все имущество Ивана. Примерно в то же время на Дону арестовали и привезли в Москву близкую подругу Морозовой и Урусовой Марию Давидову (жену полковника Акинфа Данилова). Ее содержали в Стрелецком приказе. Эти три женщины – Феодосия-Феодора, Евдокия и Мария – были преданы друг другу и своему общему делу. Им суждено было принять страдания и умереть за истинную веру.
      В феврале 1672 г. патриарх Иоасаф II скончался. Его преемник митрополит Новгородский Питирим, человек более миролюбивого нрава, просил царя освободить Морозову и Урусову. Алексей отказался и дал Питириму указание еще раз допросить двух сестер и Данилову и побороть их сопротивление. Питирим согласился на требование царя.
      Три женщины, как прежде, оставались тверды в своем отказе покориться никонианской церкви. Тогда их подвергли пыткам кнутом и огнем. Даже полуживые после пыток, они все же не сдавались. Тогда их отправили в Боровск и посадили там в монастырскую темницу.
      19 апреля 1673 г. умер патриарх Питирим. Его преемник Иоаким (который в ноябре 1671 г. в качестве Чудовского архимандрита арестовывал Морозову и Урусову) по рождению принадлежал к дворянству и начинал свою карьеру как офицер. Когда ему было тридцать пять лет, умерла его жена, и он постригся в монахи. Он не имел ни богословского образования, ни истинно религиозного духа. Он скорее был церковным администратором, чем прелатом. Иоаким продолжил политику патриарха Никона по защите монастырских земель от посягательств государственной администрации. Что же касается староверов, то он считал их врагами как государства, так и церкви, и, являясь в прошлом военным человеком, больше верил в карательные меры, чем в богословские диспуты.
      По делу Морозовой и Урусовой Иоаким сначала ничего не предпринимал. По-видимому, царь Алексей колебался какое-то время прежде чем позволить патриарху вернуться к делам непокорных сестер. Но в апреле 1675 г. Иоаким отправил в Боровск подьячего, чтобы установить для заключенных более строгий режим содержания. У них конфисковали книги и иконы, а также дополнительную одежду. Два месяца спустя в Боровске появился дьяк Кузьмищев. Он перевел Марию из ее кельи в камеру к обычным преступникам. Феодору и Евдокию заключили в темную яму. Всем было запрещено, под страхом смерти, давать сестрам еду и питье. Несмотря на это, некоторые охраняющие их солдаты жалели женщин и время от времени передавали им воду, хлеб, яблоки и огурцы.
      Силы сестер быстро таяли. Первой умерла Евдокия (11 сентября). После смерти к Феодоре перевели Марию Данилову. Режим их содержания усилили. Морозова умерла 1 ноября; Данилова 1 декабря.
      23 декабря правительственные войска, в течение пяти лет безуспешно осаждавшие оплот староверов у Соловецкого монастыря, предприняли новую попытку взять его штурмом, но снова потерпели неудачу. Вскоре, к счастью для правительства, один монах дезертировал и сообщил командиру стрельцов, что в одной из монастырских стен существует замаскированный проход,
      Ночью 22 января 1676 г., во время сильной метели, отряд стрельцов проник внутрь и открыл ворота. В крепость ворвались осаждавшие. Монахи были захвачены врасплох. Некоторые оказали отчаянное сопротивление и сложили головы в сражении. Других арестовали и либо казнили, либо сослали; совсем немногие попросили прощения и покорились.
      Когда известие о падении Соловков дошло до Москвы, царя Алексея уже не было в живых. Он умер на рассвете 30 января. Царем стал его старший сын Федор, болезненный мальчик четырнадцати лет. С ним к власти возвращался клан Милославских, или так казалось. Артамон Матвеев попал в опалу, его арестовали и лишили боярского чина. Земельные владения и почти все его имущество конфисковали (ему оставили только тысячу рублей). Его вместе с сыном выслали в Пустозерск.
      Таким образом, по иронии судьбы (или по умыслу его врагов?) Матвеев должен был разделить место ссылки с Аввакумом и его соратниками, которых Матвеев, находясь у власти, туда сослал. Стрельцы Матвеева обычно охраняли в Пустозерске заключенных староверов. Теперь у стрельцов был новый командир, и они должны были охранять также и своего бывшего командующего.
      Какое-то время староверы надеялись, что колесо истории поворачивается и правительство станет относиться к ним более миролюбиво. Эти надежды не оправдались. Западные влияния при дворе не исчезли с Матвеевым. К этому времени они уже прочно укоренились в высших слоях московского общества. Царь Федор был воспитан в атмосфере полонофильства; он бегло говорил по-польски. Его наставник, Симеон Полоцкий, являлся автором яркого опровержения старообрядческих принципов. В политике два молодых советника царя Федора, Языков и Лихачев, скоро стали руководить московским правительством. Кроме того, патриарх Иоаким твердо держал бразды правления церковной администрацией в собственных руках и не был склонен идти на какой-либо компромисс со староверами.