В сфере международной политики основным пунктом разногсий между царем Иваном IV и талантливой группой его советников и военных лидеров была, как и во время опалы Адашева, балтийско-крымская дилемма.
Три высокопоставленных боярина, князь М.И. Воротынский, князь Н.М. Одоевский (бывший опричник) и боярин Михаил Яковлевич Морозов, подобно в свое время Адашеву, побуждали царя заняться татарской проблемой и, закончив Ливонскую войну, удовлетвориться восточной частью Эстонии (включая Юрьев (Тарту) и Нарву, все еще удерживаемую русскими).
Воротынский был основным теоретиком организации обороны против татар, а также успешного отражения атаки армии Девлет-Гирея в июле 1572 г. Князь Одоевский также много сделал для это победы, в то время как царь Иван IV искал убежища в далеком Новгороде. И эта победа привела к отмене опричнины.
Царь Иван IV не мог не признать ценность услуг Воротынского и Одоевского. Одоевский был пожалован боярством (Воротынский имел боярское достоинство). В то же время царь завидовал успеху двух князей и их популярности, возникшей на этой почве. Кроме того они не были просто служилыми людьми царя. Каждый все еще удерживал часть своего бывшего удела. Их сопротивление его внутренней политике не только раздражало Ивана IV, но и казалось ему опасным.
В апреле 1573 г., когда ожидалось очередное нападение татар, Воротынский, Одоевский и Морозов были назначены воеводам русской армии, развернутой по линии защиты реки Оки. Не принимая во внимание соображения безопасности армии и нормы морали, царь Иван IV воспользовался отсутствием князей в Москве, чтобы избавиться от них. Выразительная вставка в разрядную книгу 1573 г. гласит: «Царь Иван подверг бесчестию бояр-воевод князя М.И. Воротынского, князя Н.Р. Одоевского и М.Я. Морозова и приказал их казнить».
Причина этого приказа неизвестна. Я склонен думать, что три воеводы побуждали царя позволить им начать поход на Крым, чтобы закрепить победу 1572 г. Этот план нарушил бы ливонские проекты Ивана IV и, кроме того, его успех способствовал бы еще больше популярности этих людей.
Последствия казни князя Воротынского и его помощников могли бы стать для России катастрофическими, если бы татары тогда решились напасть. Но они хорошо запомнили свое поражение в предыдущем году и не были готовы к новым сражениям.
Казни бояр, подозреваемых Иваном IV в предательстве, продолжались, хотя и не было такой всеохватывающей волны террора, как во время опричнины.
Эти расправы вызвали гнев и возмущение бояр и высших чиновников. Это стало известно царю Ивану IV, и он вновь почувствовал, также как до введения института опричнины, что следует применить некоторую хитрость, чтобы удержать власть и обеспечить личную безопасность.
Способ, который он придумал на сей раз, был схож с тем, что использовался при введении опричнины, но выглядел более хитрым. В 1565 г., создавая опричнину, Иван сохранил титул царя, высшую государственную власть и контроль над земщиной.
В 1575 г., через три года после упразднения опричнины и роспуска опричного корпуса, Иван IV решил доверить высшую власть другому человеку и представить себя как удельного князя. Он принял титул князя московского.
План Ивана IV состоял в том, чтобы сделать себя менее заметным и направить любую общественную неудовлетворенность государственными делами против личности нового правителя. Этому правителю он дал титул великого князя всея Руси. Титул царя теперь стал неопределенным.
В значительной степени успех или неудача плана Ивана IV зависел от личности нового верховного правителя. Иван IV хотел быть уверенным в том, что новый монарх не примет свою роль слишком серьезно и в действительности будет подчиняться его секретным приказам. Кандидат на такую роль не должен был быть близко связан с любым из боярских родов, но устраивать генеалогически и в иных отношениях бояр и высших чиновников.
Ивану IV удалось найти человека, который отвечал всем этим требованиям. Он был крещеным татарином царской крови, бывшим царем Касимова Саин-Булатом (его христианским именем было Симеон). Его отец, Бекбулат, был внуком хана Ахмата, правившего Золотой Ордой. Саин-Булат (Симеон Бекбулатович) был, таким образом, потомком Чингисхана.
Находящиеся на московской службе татарские цари и царевичи, как мусульмане, так и крещеные, обладали на московитской социальной лестнице почетным первенством. Те, кто перешел в христианство, роднились с русскими аристократическими семействами. Саин-Булат после крещения женился на княжне Анастасии Мстиславской, дочери видного московского боярина князя Ивана Федоровича Мстиславского, мать которого была племянницей великого князя Василия III (отца царя Ивана IV). Ее отец был крещеным татарским царевичем Казани по имени Петр. Мстиславские, таким образом, приходились родней царю Ивану IV, стал его родственником и Симеон Бекбулатович. Разумеется, генеалогическое древо Симеона и его связи были довольно впечатляющими.
Саин-Булат был назначен царем Касимова не позднее 1570г. В следующие два года он принял активное участие в Ливонской войне во главе своего двора из касимовских татар. Он перешел в христианство в 1573г.,
и приблизительно 1 сентября 1575г. Иван IV возгласил его великим князем всея Руси.
В летописи, составленной около 1625 г., известной как «Пискаревский летописец», сказано, что Иван IV короновал царя Симеона.
Это – недоразумение, порожденное тем фактом, что Симеон даже до того, как стал высшим правителем России, именовался царем Касимова. Как верховный правитель России, он стал великим князем.
Из «Пискаревской летописи» нам известны некоторые комментарии действий Ивана IV со стороны его современников. «Некоторые люди говорили, что Иван поместил Симеона (на трон), поскольку предсказатели предупредили его, что в тот год случится изменение: царь Москвы умрет. Другие же считают, что он (Иван) проверил намерения народа: (он желал знать), как люди будут реагировать».
И те, и другие, вероятно, были правы. Иван IV, подобно многим своим современникам (и не только в России), был суеверен, боялся колдовства и верил в пророчества. Год, в который должно было сбыться предсказание, для московитов был 7084 годом с сотворения мира (с 1 сентября 1575 г. до 31 августа 1576 г.).
Иван IV не известил иностранные правительства о назначении нового великого князя Руси. Напротив, он, очевидно, старался не дать иностранным посланникам какого-либо представления о событии. Единственным исключением была Англия. Иван IV раскрыл в доверительных беседах свой план Д. Сильвестру, переводчику Русской компании.
29 ноября 1575 г. Иван IV объяснил Сильвестру, почему он готовил убежище в Англии: «Мы планировали это с нашей сестрой (королевой Елизаветой), ибо в высшей степени предвидели меняющееся и опасное состояние князей и то, что они, как и более простые люди, подвержены колебаниям. Все это заставило нас усомниться в нашем собственном могуществе, и случившееся с нами – плод стечения обстоятельств, ибо мы оставив управление государством, которое отныне передается царем в руки чужака, не связанного с нашей землей и короной. Случившееся поэтому вытекает из извращенного и злого поведения наших подданный, которые сплетничают и покушаются на нас, забывая о лояльном поведении по отношению к нашей персоне. Дабы предотвратить это, мы возложили власть на другого князя (Симеона Бекбулатовича), но сохранили у себя всю казну земли нашей в должной мере и в подобающем месте для всеобщего блага.»
Два месяца спустя, 29 января 1576 г., Иван IV вновь упомянул «другого князя», но на сей раз намекнул Сильвестру, что все это не навсегда. «Хотя мы и продемонстрировали вам внешне возведение на трон другого в имперской достоинстве, но это возведение на трон не означало нашей отставки, но скорее то, что по нашему решению мы можем вновь принять на себя это достоинство и сделаем это согласно велению Божьему, ибо не был он коронован или избран, а возведен нашей волей.»
Из этого можно заключить, что к концу января 1576 г. Иваи IV чувствовал себя более уверено, нежели за полгода до того, как впервые высказался о необходимости назначить Симеона официальным правителем России. Предположительно, главная причина этого изменения настроения лежала в очевидном успехе Ивана IV в создании сильной и надежной охранной службы, которой ему не хватало со времени роспуска опричников в 1572 г.
По контрасту с его радикальными действиями по созданию опричнины в начале 1565 г., Иван IV теперь обратился к законности. Используя новый титул князь московский, он написал ходатайство к государю, великому князю всея Руси Симеону Бекбулатовичу, прося разрешения выбрать себе новых служилых людей.
Петиция Ивана IV была подана Симеону от его собственного имени и от имени двух его сыновей, Ивана и Федора. Все трое назвали себя уменьшительными именами – Иванец и Федорец. Они просили великого князя дать им право отослать прочь тех служилых людей, которым они не доверяли, и набрать взамен людей из числа служащих великому князю. Списки отобранных следовало скопировать и представить великому князю. «И отныне мы клянемся не принимать кого-либо постороннего без твоего ведома. И, пожалуйста, государь, будь благосклонен к тем, кого мы хотим принять на службу, не лишай их своих вотчин, как это делалось ранее по отношению к удельным князьям. А что касается поместий (эти владения должны были остаться в ведении великого князя), разреши им взять с собой зерно, деньги и все их движимое имущество».
Вопрос стоял таким образом, что эта смена служилого люда санкционировалась великим князем. Таким образом он, а не Иван IV, принимал ответственность за содеянное. Вся процедура приобретала более обычный вид, нежели создание корпуса опричников, а служившие при реорганизованном дворе Ивана IV не обладали такими обширными полномочиями, как опричники.
Существуют некоторые данные, позволяющие предположить, что Иван IV попытался использовать Симеона Бекбулатовича при конфискации церковных и монастырских земель. Иван и Алексей Адашевы, бывшие тогда его ближайшими советниками, думали об этом уже в 1551 г. Правительство остро нуждалось в увеличении своего земельного фонда, чтобы обеспечить офицеров дворянской армии поместьями.
Джильс Флетчер, посетивший Московию в 1588 г., упоминал о таком плане в своей знаменитой книге «О государстве Русском» (опубликована в 1591 г.): «Во имя этой цели Иван Васильевич, покойный император, использовал весьма странную практику, которую немногие князья могли принять в самых крайних ситуациях. Он оставил свое царство некоему великому князю Симеону... как будто бы он предполагал отойти от всех общественных дел к тихой личной жизни. К концу года его правления он побудил этого нового царя отозвать все грамоты, пожалованные епископствам и монастырям, в которым они жили многие сотни лет. Все они были отменены».
До сих пор нет подтверждений этого шага, которые бы встречались в русских источниках этого периода. Флетчер мог получить эту информацию от русских или от англичан либо других иностранцев живших в Московии в 1576 г.
Если Симеон Бекбулатович действительно отменил все грамоты, дарованные церквам и монастырям, даже если просто заявил о подобных намерениях, это должно было спровоцировать значительное сопротивление со стороны церкви. В любом случае, если мы хотим поверить Флетчеру, Иван IV должен был отказаться от своего замысла и, возлагая всю вину на Симеона, лишить последнего его великокняжеской власти.
Флетчер продолжал: «Сделав это (в качестве жеста неудовлетворенности правлением нового царя), он (Иван) вернул себе скипетр и был удовлетворен (как будто во благо церкви и религиозных людей), что они возобновят свои грамоты и сделает это он: оставив и присоединив к короне столько их земли, сколько он считал нужным. Этим путем он извлек из епископств и монастырей (кроме присоединенных к короне земель) огромную массу денег».
Эта информация, вероятно, относится к актам церковного Собора 1580 г.
Тем временем 7084 год от сотворения мира, относительно которого Ивана IV предостерегали предсказатели, подошел к концу. С его окончанием Иван IV утвердился вновь в своей высшей власти и принял опять титул царя. Дабы вознаградить Симеона Бекбулатовича за его службу в роли великого князя всея Руси, Иван IV объявил его великим князем тверским.
II
К счастью для Ивана IV и для России во время правления Симеона Бекбулатовича татарские набеги почти прекратились. Это было во многом результатом усиления русской обороны князем Воротынским в 1572 г. и победа над Девлет-Гиреем в том же году. Даже после казни Воротынского его методы отражения нападений татар продолжали применяться.
В апреле 1577 г. украинские казаки предприняли опустошительную вылазку в окрестности Крыма. Московское правительство помогло им деньгами и амуницией и послало подразделение войска. В ответ крымские татары совершили ряд рейдов на польскую Украину в 1577-1578 гг. Казалось, что надвигалась полномасштабная война между Турцией и Польшей. Однако вскоре султан заключил мир с Польшей и приказал татарам участвовать в двух кампаниях против Персии (1578-1579 гг.)
Набеги крымских татар стали реже, но несколько кампаний против Московии в бассейне Волги предприняли ногайцы (1576, 1577, 1578 гг.). Их рейды были опустошительны, но не столь опасны для Москвы, как совершаемые крымскими татарами.
В декабре 1572 г. царь Иван IV возобновил Ливонскую войну против Швеции. Он принял на себя верховное командование и назначил царя Касимова Саин-Булата (будущего Симеона Бекбулатовича) первым воеводой армии. В кампании также участвовал король Магнус. 1 января 1573 г. русские штурмовали крепость Пайде (Вейсенштейн). Бывший жестокий опричник Малюта Скуратов был убит в ходе штурма. Взятие Пайде было важным успехом. Затем царь вернулся в Новгород. Но перед отъездом он разделил армию на две группы, послав в южном направлении короля Магнуса и боярина Н.Р. Юрьева, а в западном – царя Симеона с князем И.Ф. Мстиславским, М.Я. Морозовым и князем Иваном Петровичем Шуйским. Первое войско захватило Каркус (к югу от Феллина). Второе потерпело поражение при Лоде и отступило. В целом кампания была удачной. Русские сохранили как Каркус, так и Пайде. Последующее перемирие продолжалось лишь до 1576 г.
После окончания кампании воеводы вернулись в Новгород, где их ожидал царь. Именно в это время царь Саин-Булат решил перейти в христианство.
И именно в Новгороде праздновалась свадьба Магнуса с тринадцатилетней княжной Марией Старинкой. Она была сестрой княжны Евфимии, помолвленной с Магнусом в 1570 г, которая умерла до свадьбы. Иван IV, нуждаясь непосредственно в Магнусе, отвел ему небольшой удел Каркуса и Оберпалена (Пилтсамаа).
Напряженность в отношениях с Литвой несколько спала в связи со смертью великого князя литовского (короля Польши) Сигизмунда Августа, последнего представителя Ягеллонской династии (7 июля 1572 г.). Затем последовал долгий период междуцарствия, в течение которого каждая группа панов, как в Польше, так и в Литве, поддерживала своего собственного выдвиженца, при этом серьезно рассматривались и кандидатуры царя Ивана IV или его сына Федора.
Многие влиятельные литовские паны не любили царя Ивана, но, не имели возражений относительно Федора. Значительное количество литовско-русской, а также польско-украинской шляхты было благорасположено к кандидатуре Ивана IV (или же Федора). Их мотивы были различными. Православные, равно как и протестанты, рассчитывали получить защиту от вмешательств римских католиков и униатов. Многие из дворян симпатизировали попыткам Ивана IV ограничить влияние боярской аристократии.
Существовало также некоторое количество литовских панов, которые склонялись к поддержке русского кандидата, чтобы изменить баланс власти между Польшей и Литвой, который был нарушен Люблинской унией 1569 г. Если московский царь стал бы королем Польши и великим князем литовским, двуединая Речь Посполитая (содружество Польши и Литвы) превратилась бы в тройственную федерацию. Литовцы тогда смогли бы заручиться поддержкой русских, чтобы противостоять чрезмерным требованиям поляков. Или же начать сотрудничать с поляками на предмет открытия доступа в Московию и постепенного расширения польского и литовского политического, экономического и культурного влияния в России.
Победила профранцузская партия и в мае 1574 г. польским королем был избран Генрих. Но у него было много противников в Польше и Литве, что способствовало попыткам сближения между Веной и Москвой. Император Максимилиан II в своем письме царю осуждал союз Франции с султаном (который поддерживал кандидатуру Генриха на польский трон), просил Ивана IV помочь христианам в борьбе с исламом и предлагал заключить союз с империей против турок.
Максимилиан с возмущением говорил о злодеяниях французского короля, уничтожившего «более чем сто тысяч своих подданных (гугенотов)» в Варфоломеевскую ночь (24 августа 1572 г.). В заключение император предложил объединить Польшу с Австрией, а Литву с Москвой.
Царь немедленно отправил к Максимилиану посланника с просьбой предпринять необходимые меры, чтобы задержать Генриха на пути в Польшу. Иван IV выразил свое согласие заключить постоянный союз с империей и сотрудничать в выборной борьбе в Польше. Что же касается резни в Варфоломеевскую ночь, то Иван IV писал: "Христианским правителям подобает сожалеть, что французский король действовал столь негуманно по отношению к столь многим людям и пролил столько крови без должного основания (выделено мною – Г. Вернадский)
Генриху удаюсь благополучно добраться до Варшавы, но его неприятно задели политическая атмосфера и вынужденная зависимость от настроения панов. Как раз в это время умер его брат король Франции Карл. Как только Генрих получил эту новость, он кинулся в Париж. Он был коронован королем Франции (Генрих III) в феврале 1575 г.
В Польше последовал еще один период междуцарствия. Появился новый кандидат на польский трон, поддерживаемый Турцией – князь Трансильвании Стефан Баторий. На его стороне был влиятельный польский род Зборовских. Но многие польские и литовские паны находились в оппозиции к нему. Их группа, включавшая архиепископа Гнезно Якоба Учарского и Яна Глебовича, обратилась к царю Ивану IV с предложением выдвинуть и поддержать его кандидатуру. Они рекомендовали ему связаться с влиятельными панами и подготовить средства для выборной кампании.
Иван IV, однако, не желал расточать деньги на неясные цели. Он предпочел поддержать кандидатуру императора Максимилиана. При выборах в Варшаве голоса разделились. В то время, как Сенат провозгласил королем Польши Максимилиана, палата дворянских представителей избрала королем Стефана Батория при условии, что он женится на сестре Сигизмунда Автуста Анне. Казалось, что надвигается гражданская война. В то время как Максимилиан медлил, Баторий вышел на сцену действий и был коронован в Кракове 1 мая 1576 г. Так все и разрешилось.
Баторий был способным военачальником и оказался сильным правителем. Его избрание существенно повлияло на направление польской внешней политики и затронуло весь баланс сил в Восточной Европе. Он был сторонником мира с Турцией, соглашения с Крымом и войны с Москвой.
Если же королем Польши был бы признан Максимилиан, династический союз между Польшей и Австрией мог вылиться в согласованные действия империи, Польши и России против турок и татар. Конфликт между Польшей и Россией в Ливонии мог быть урегулирован переговорным, а не военным путем.
Максимилиан умер 12 октября 1576 г. Будь он в это время королем Польши, на польский трон смог бы претендовать другой представитель австрийской ветви дома Габсбургов. Случилось так, что восстание имперской партии против Батория произошло в Гданьске (Данциг).
Царь Иван IV верно понял значение избрания Батория и начал, подготовку к новой войне. С политической стороны он нуждалсся в незыблемости своей царской власти. Продолжение «царствования» великого князя Симеона могло привести к негативным последствиям. Поэтому 1 сентября 1576г. царь Иван IV лишил Симеона полномочий правителя всея Руси, сделав его взамен великим князем Твери.
Тверь была выбрана не случайно. Этот регион был стратегически важен как дальняя база сбора войск и запасов для ведения Ливонской войны. В случае военных перемен тверские укрепления могли использоваться в целях обороны. Иван IV нуждался в человеке, которому он мог доверять, опытном военном предводителе, способном управлять этой крепостью. Симеон был таким человеком.
Баторий не мог сразу же напасть на Московию. Ему нужно было время, чтобы укрепить свою власть в Польше и получить согласие панов собрать армию и финансировать военные расходы для подавления восстания в Гданьске.
Он мог выиграть время, начав переговоры. Посланник Батория отправился в Москву в ноябре 1576 г., чтобы договориться с царем и боярами о приеме полномочных литовских послов для обсуждения условий мирного договора. В своем письме Ивану IV Баторий назвал себя господином Ливонии и обращался к Ивану IV как великому князю московскому, опуская титул царя, а также титулы князя смоленского и полоцкого. В Москве это сочли сознательным оскорблением. Царь согласился принять полномочных литовских послов, но потребовал впредь величать его всеми титулами.
Рассматривая войну с Ливонией как неизбежную, царь Иван решил все же сперва вытеснить шведов из Ревеля, чтобы лишить их опорной базы на южном берегу Финского залива. Русская экспедиционная армия под командованием опытного боярина Ивана Меньшого Шереметева и молодого князя Федора Ивановича Мстиславского (шурина царя Симеона) начала осаду Ревеля в январе 1577 г. Шереметев был убит шальным пушечным ядром. Мстиславский, отчаявшись взять крепость, снял осаду 13 марта.
Как только русская армия ушла, шведы, ливонцы, немцы и эстонцы начали нападать на русские гарнизоны и поселения в Эстонии, даже вблизи Юрьева (Тарту), грабя, пытая и убивая пленников.
В мае царь Иван IV сконцентрировал свои основные вооруженные силы в Новгороде и Пскове. Великий князь тверской Симеон Бекбулатович был назначен первым воеводой большого полка (главной армейской группы), т.е. главнокомандующим. Его помощниками были наместник Пскова князь Иван Петрович Шуйский и боярин князь Сицкий. Боярин Никита Романович Юрьев был одним из двух воевод правой руки (правого фланга). Князь Ф.И. Мстиславский должен был возглавить передовой полк.
В Ливонии все ожидали, что русские опять попытаются штурмовать Ревель. Вместо этого, пользуясь тем, что Баторий занят подавлением гданьского мятежа, царь Иван IV начал большую кампанию против литовцев в Ливонии в конце июля 1577 г.
Он определил королю Магнусу задачу завоевания северной части Латвии (к северу от реки Аа). Основные усилия русских были направлены против южной части Латвии. Кампания была удачной. К 1 сентябрю вся Ливония, за исключением Риги (и шведского Ревеля), была под властью Ивана IV или его вассала короля Магнуса.
Царь был в отличном расположении духа. Он полагал, что Ливонская война, наконец, выиграна. Когда Иван IV достиг Вольмара (Вальмиера), откуда князь Андрей Курбский более тринадцати лет назад написал ему знаменитое вызывающее письмо, он не мог удержаться от возобновления этой полемической переписки.
Иван IV писал князю Андрею: «..мои прегрешения более многочисленны, чем морской песок,но я верю в милость прощения Бога...и наступающее знамя с начертанным на нем крестом, не нуждается в какой-либо военной хитрости, ибо не только Россия, но также и немцы, литовцы, татары и многие народы знают об этом, спроси их сам и убедишься. Я не желаю считать их, поскольку победы были не моими, а Божьими... А ты писал (в 1564 г.),что мы, как оно и 6ыло,ввергли тебя в немилость, послали тебя в далекие города (воевать там). Но теперь мы, волей Божьей, несмотря на наши седины, дошли даже далее, чем твои далекие города, и копыта наших коней скакали по всем твоим дорогам, из и в Литву, и пешком мы их достигли, и мы испили воды во всех этих местах... И туда, где ты сам хотел отдохнуть от всех твоих трудов, и в Вольмар тоже, в место твоего отдохновения привел нас Господь».
12 сентября 1577 г. Иван IV написал литовскому администратору Ливонии, Яну Ходкевичу, заявляя, что завоеванием Ливонии он взял лишь ему принадлежавшее и не вторгся в собственно Литву, не пересек литовских земель. Он желал дружественного соглашения с Литвой и просил Ходкевича и литовских панов посоветовать королю Стефану послать своих полномочных послов для заключения мирного договора.
Вскоре стало ясно, что русским легче было завоевать Ливонию, нежели теперь удерживать ее. Более того, в 1560 г., 1566 г. или даже в 1572 г. царь мог пойти на компромисс и твердо закрепить за Россией соглашением с Литвой и Швецией восточную часть Ливонии с Юрьевым (Тарту) и Нарвой. Это было бы само по себе крупным достижением, обеспечивающим Московию точкой опоры на северном берегу финского залива. Под русским контролем Нарва была важным торговым портом.
Теперь обстоятельства изменились. Как в Польше, так и в Швеции превалировали сторонники твердой политики в отношениях с Москвой. Баторий намеревался не только вырвать Ливонию из рук Ивана IV, но и нанести сокрушительный удар по самой Московии. Дабы выиграть время, он отправил своих послов в Москву в январе 1578 г. Обе стороны отказались от компромиссного разрешения вопроса с Ливонией. Было заключено трехлетнее перемирие, но ни одна из сторон не намеревалась его соблюдать.
В 1578 г. литовцам удалось вытеснить русских из некоторых ливонских городов, занимаемых ими в предшествующий год. Курбский не преминул использовать это, отвечая на хвастливое прошлогоднее письмо Ивана IV: "Что до твоего хвастовства и запугиваний повсеместно, что ты победил проклятых ливанцев на деле силой животворного креста, то об этом мне не ведомо, и я не понимаю, как это соответствует истине: более правильным (было бы сказать) «знаменами с разбойничьими крестами»... Но польские и литовские гетманы еще даже не начинали готовиться (к войне) против тебя, и все твои ни на что не годные негодяи-воеводы – лучше сказать бродяги – были притащены сюда в цепях из-под твоих крестов, в великий Сейм; здесь все присутствующие издевались и надсмехались над всеми негодяями к твоему грязному и вечному позору и (к позору) всей святой Русской земли.
Письмо Курбского не могло не рассердить Ивана IV. Еще больший удар по его престижу был нанесен, когда король Магнус бежал на сторону Батория.
К 1579 г. Баторий закончил свою подготовку к большой войне с Московией. Его армия была усилена венгерской пехотой и немецкой артиллерией. Вместо похода на Ливонию (чего ожидал Иван IV) Баторий двинулся с почти пятнадцатитысячной армией на Полоцк. Гарнизон (около шести тысяч) отчаянно сопротивлялся и надеялся, что царь пошлет подкрепление, но он не был готов к этому. 31 августа после трехнедельных боев город сдался Баторию.
И вновь Курбский не мог сдержать свое злорадство. Он припомнил Ивану IV все его преступления и заявил: «И теперь к этому ты добавил еще одно поругание своих предков, более позорное и тысячу раз более катастрофическое: ты сдал великий город Полоцк со всей его церковью, т.е. с его епископом, и духовенством, с его армией и людьми, (тот город), что ранее (1563 г.)... ты взял штурмом»
Курбский подписал свое письмо: «Написано в прекраснейшем городе нашего государя, славного короля Стефана, Полоцке... на третий день после захвата города».
От Полоцка Баторий повел свои войска к Соколу, который был взят 25 сентября. Курбский прокомментировал и это событие: «Думаешь ли ты все еще в свете этого (злых дел Ивана); трудно постижимого слуху и невыносимого, что сила животворного креста поможет тебе и твоей армии? Ты – слуга первого зверя и самого великого змия, что с незапамятных времен противостояли Богу и его ангелам, намереваясь уничтожить все творение Бога и всю человеческую природу! До какой поры и сколь долго ты будешь удовлетворять себя человеческой кровью?»
Это письмо было датировано: «на четвертый день после победы при Соколе».
Полоцк обладал большой стратегической ценностью для Литвы. Он лишал Москву ключа к важному торговому пути к Балтике через Западную Двину. В то же время для Литвы он был военным ключом к Москве.
Баторий намеревался сделать из города передовой бастион в идеологической войне между Польшей и Москвой – оплот воинствующей римской церкви. Поэтому он основал в Полоцке иезуитский колледж, и он передал иезуитам все, кроме одной, православные церкви и все православные монастыри вместе с принадлежавшими им земельными владениями.
III
В 1580 г. Баторий предпринял свою вторую кампанию против Московии и штурмовал важную крепость Великие Луки, которая могла служить удобной базой для нападения на Псков или Новгород, а также Тверь или Москву.
Московское царство оказалось под угрозой вторжения, и царь не знал, ни в каком направлении будет нанесен главный удар Батория, ни как его предотвратить.
Баторий захватил стратегическую инициативу. Русские вооруженные силы были распылены малыми соединениями вдоль обширного фронта от Северской земли до Ливонии. Было очевидно, что у русских нет шанса сохранить всю Ливонию и что они должны уйти в восточную часть Эстонии (Тарту или Нарву), чтобы сохранить для себя хотя бы этот регион. Иван IV, однако, боясь потери престижа, колебался начинать общее отступление.
Экономика Московии переживала спад. Ее ресурсы были подорваны крайностями опричнины и продолжительной Ливонской войной. Постоянный набор в армию – солдат, возчиков, различных работников – вел к значительным потерям людских ресурсов как в сельском хозяйстве, так и в ремесленном производстве. Растущая дворянская армия требовала все большее количество земли для поместий, а недостаток в сельских производителях был особенно острым в дворянских владениях, поскольку крестьяне-арендаторы мигрировали на юг из районов ю северу от Москвы, а также из поместий мелких дворян в родовые вотчины бояр, где были лучшие условия. Государственная казна нуждалась в деньгах, дабы справиться с быстрорастущими военными расходами. Царь Иван IV и его советники осознавали всю серьезность этой ситуации. Способы борьбы с трудностями были обсуждены и внедрены в жизнь в течение 1580 г.