И в заключение Наб рассказал о том, как он горевал, когда увидел бесчувственное тело Сайреса Смита. Напрасно он пытался обнаружить в нём хоть какие-нибудь признаки жизни. Он искал мёртвое тело, то теперь, найдя его, жаждал возродить в нём жизнь! Все его усилия были тщетны. Оставалось лишь отдать последний долг тому, кого он так любил.
И тогда Наб подумал о своих товарищах. Наверно, они тоже хотят проститься с умершим. Около него был Топ. Разве нельзя положиться на сообразительность такого умного пса, такого преданного друга? Наб несколько раз произнёс имя журналиста: из спутников хозяина Топ лучше всех знал Гедеона Спилета. Потом Наб показал рукой на юг, и собака помчалась по берегу в ту сторону.
Мы уже знаем, как Топ, руководствуясь инстинктом, который может показаться почти сверхъестественным, нашёл дорогу в Трущобы, хотя ни разу там не бывал.
Товарищи Наба слушали его рассказ с напряжённым вниманием. Всё же оставалось необъяснимым, почему у Сайреса Смита нет ни одной царапины на теле, несмотря на то, что лишь ценою тяжких усилий он мог выбраться из бурунов, кипящих вокруг рифов. И непонятно было также, как полуживой Сайрес Смит мог пройти больше мили от берега к пещере, затерявшейся среди дюн.
— Послушай, Наб, — сказал журналист, — так, значит, это не ты перенёс сюда своего хозяина?
— Нет, не я, — ответил Наб.
— Стало быть, мистер Смит сам сюда добрался — это ясно, — сказал Пенкроф.
— Ясно-то ясно, да невероятно! — заметил Спилет. Разрешить эту загадку мог один только Сайрес Смит.
Нужно было ждать, когда он в силах будет говорить. К счастью, жизнь уже возвращалась к нему. От крепких растираний восстановилось кровообращение. Сайрес Смит вновь пошевелил руками, потом повернул голову и произнёс какие-то бессвязные слова.
Нагнувшись, Наб окликнул его, но Смит, казалось, ничего не слышал и по-прежнему не открывал глаз. Жизнь пробуждалась в нём, он шевелил руками, но то были непроизвольные, бессознательные движения.
Пенкроф очень жалел, что в пещере не горит костёр, да и нельзя развести огня, потому что, выходя из Трущоб, он позабыл захватить с собой жгут из опалённой тряпки, — этот заменитель трута было бы легко зажечь, высекая искры при помощи двух кремней. У инженера спичек не оказалось, во всех его карманах было пусто, только в жилетном кармане уцелели часы. Посоветовавшись, друзья Сайреса Смита пришли к единодушному решению — поскорее перенести его в Трущобы.
Благодаря заботливому уходу товарищей Сайрес Смит очнулся скорее, чем можно было ожидать. Вода, которой смачивали ему запекшиеся губы, подействовала на него благотворно. Пенкрофу пришла удачная мысль — подбавить к неё мясного сока, выжатого из остатков жаркого, которое он захватил в дорогу. Герберт побежал на берег моря и принёс оттуда две большие двустворчатые раковины. Составив нечто вроде микстуры, моряк осторожно влил в рот Сайресу Смиту несколько капель, и тот с жадностью их проглотил.
Наконец, он открыл глаза. Наб и журналист наклонились над ним.
— Мистер Смит! Мистер Смит! — позвал его Наб.
Сайрес Смит услышал. Он посмотрел на Наба и Спилета, потом на двух других своих спутников — Герберта и моряка — и каждому слабо пожал руку.
Опять он произнёс что-то бессвязное, как будто те же слова, что вырвались у него в беспамятстве и выражали мысль, даже тогда не дававшую ему покоя. Но теперь эти слова можно было разобрать.
— Остров или материк? — тихо спросил он.
— Да ну его ко всем чертям! — не удержавшись, воскликнул Пенкроф. — Разве это важно? Только бы вы были живы, мистер Смит! Остров или материк! Потом узнаем.
Инженер слегка кивнул головой, соглашаясь с ним, потом как будто задремал.
Гедеон Спилет остался в пещере оберегать сон Сайреса Смита, а трое остальных, по совету журналиста, ушли приготовить носилки, чтобы перенести больного, по возможности не беспокоя его. Наб, Герберт и Пенкроф направились к высокой дюне, увенчанной купой чахлых деревьев. Дорогой моряк всё твердил удивлённо:
— Остров или материк? Вот о чём он думает, а ведь сам еле дышит! Ну и человек!
Взобравшись на верхушку дюны, Пенкроф и два его товарища, не имея иных орудий, кроме собственных рук, просто-напросто обломали самые толстые ветки довольно хилого, потрёпанного ветром дерева, принадлежащего к разновидности морской сосны; из веток они сделали носилки и наложили на них листьев и травы, чтобы Сайресу Смиту удобнее было лежать.
На всю эту работу ушло минут сорок, и когда моряк, Наб и Герберт возвратились в пещеру, к Сайресу Смиту, от которого не отходил Спилет, было десять часов утра.
Инженер проснулся, наконец, или, вернее, пришёл в себя после своего долгого забытья. На его лице, поражавшем до той минуты восковой бледностью, выступили краски. Он приподнялся на локте и посмотрел вокруг недоуменным взглядом, как будто спрашивая, где он очутился.
— Вы можете выслушать меня? — спросил Спилет. — Или это очень утомит вас?
— Говорите, — ответил инженер.
— А по-моему, мистер Смит будет слушать вас ещё лучше, если отведает вот этого желе из тетерева, — сказал моряк, — Отведайте, мистер Сайрес. Это тетерев, честное слово, тетерев, — добавил он, подавая Смиту своё «желе», в которое он добавил на этот раз немножко мяса.
Сайрес Смит свёл несколько кусочков; всё остальное разделили между собой его проголодавшиеся товарищи и нашли свой завтрак довольно скудным.
— Не беда! — сказал моряк. — В Трущобах поедим получше. Надо вам сказать, мистер Сайрес, у нас вон там, в южной стороне, есть собственный дом в три комнаты, с постелями и с печкой, а в кладовой у нас лежит несколько десятков птичек, которых Герберт называет «куруку». Носилки для вас готовы, и, как только вы немного оправитесь, мы вас перенесём в нашу квартиру.
— Спасибо, друг мой, — ответил инженер. — Ещё часок-другой полежу тут, и можно будет отправиться. А теперь рассказывайте, Спилет.
Журналист поведал обо всём, что произошло, и, описывая события, о которых Сайрес Смит не мог знать, рассказал, как воздушный шар выбросило на берег, как его пассажиры вступили на какую-то неведомую землю, по всей видимости необитаемую, хотя ещё неизвестно, что она собою представляет — остров или материк; как они устроили себе убежище в Трущобах и как стали искать Сайреса Смита; рассказал о самоотверженных поисках Наба, о том, как многим они обязаны сообразительности верного пса Топа и т. д.
— Так вы, значит, не на берегу меня нашли? — слабым голосом спросил Сайрес Смит.
— Нет, — ответил Гедеон Спилет.
— И значит, не вы перенесли меня в эту пещеру?
— Нет.
— А далеко до неё от рифов?
— С полмили будет, — ответил Пенкроф. — Вам удивительно, мистер Смит, как вы сюда попали, а мы ещё больше этому дивимся!
— В самом деле, странность какая! — заметил инженер.
Постепенно, оживляясь, он с возраставшим интересом слушал своих товарищей.
— Да, странно, — согласился Пенкроф. — А можете вы рассказать, что с вами было после того, как вас смыло волной?
Сайрес Смит старался собраться с мыслями. Но он мало что мог вспомнить. Волной его выбросило из сетки аэростата, и он погрузился в воду на глубину в несколько саженей. Потом выплыл на поверхность. В полумраке он заметил около себя какое-то живое существо, боровшееся с волнами. Это был Топ, бросившийся на помощь хозяину. Подняв глаза, Смит уже не увидел воздушного шара: лишь только инженер и его собака выпали из сетки и тяжесть аэростата уменьшилась, он стрелой взлетел в высоту. И вот Смит оказался среди бушующих волн, на расстоянии в полмили от берега. Он пытался выплыть, напрягал все силы. Топ поддерживал хозяина, ухватившись зубами за его одежду; но вдруг стремительное течение подхватило его, понесло к северу, а тут захлестнула волна, и после получасовой борьбы он пошёл ко дну, увлекая за собой Топа. С этого мгновения и до той минуты, когда он очнулся на руках у своих друзей, он ничего не помнил.
— Ну, так, верно, волны выбросили вас на берег, — сказал Пенкроф, — и у вас хватило сил дойти сюда, ведь Наб нашёл на песке следы ваших ног.
— Да… Должно быть, так и было… — раздумчиво сказал инженер. — А других следов вы не замечали на берегу?
— Ни единого, — ответил журналист. — Да если бы вдруг и явился в грозную минуту какой-то неведомый спаситель, почему же он бросил вас после того, как вырвал из пучины океана?
— Вы правы, дорогой Спилет. Послушай, Наб, — добавил инженер, пристально глядя на своего слугу. — Может быть, это всё-таки ты… Может быть, от горя у тебя тогда в голове помутилось, и ты запамятовал… Да нет, какая нелепая мысль… А следы эти ещё целы? — спросил Сайрес Смит.
— Да, некоторые целы, — ответил Наб. — Вон там, у внутреннего склона этой дюны, следы сохранились, — они были тут защищены и от ветра и от дождя. А все другие буря уничтожила.
— Пенкроф, — сказал Сайрес Смит, — возьмите, пожалуйста, мои башмаки, посмотрите, подходят ли они к отпечаткам на песке.
Моряк выполнил его просьбу; вместе с Гербертом он пошёл вслед за Набом к тому месту, где сохранились следы на песке.
Оставшись наедине с репортёром, Сайрес Смит сказал:
— Здесь произошло что-то необъяснимое!
— Совершенно необъяснимое! — подтвердил Гедеон Спилет.
— Не будем пока вникать во всякие загадки, дорогой Спилет. Поговорим об этом позднее.
Через минуту Наб и Герберт вернулись.
Никаких сомнений быть не могло: подошвы башмаков Сайреса Смита в точности совпадали с уцелевшими отпечатками. Итак, следы на песке принадлежали Сайресу Смиту.
— Ну, вот и хорошо, — сказал он. — Значит, это у меня самого был провал в памяти, в котором я заподозрил Наба. Я шёл, как лунатик, совсем не сознавая, что куда-то иду. А привёл меня сюда Топ, привёл, следуя своему инстинкту. И он же спас меня из волн… Иди сюда, Топ, иди, хороший мой пёс!
Красавец пёс с радостным визгом бросился к хозяину. И конечно, был награждён за свою преданность бесчисленными ласками.
Читатель, безусловно, согласится, что объяснить спасение Сайреса Смита как-нибудь иначе было невозможно и что эта честь целиком принадлежала Топу.
Около полудня Пенкроф спросил инженера, можно ли теперь перенести его в убежище. Вместо ответа Сайрес Смит усилием воли заставил себя подняться, но тут же ноги у него подкосились, и, чтобы не упасть, он ухватился за плечо Пенкрофа.
— Ладно уж, ладно! — сказал Пенкроф. — Подать карету господину инженеру!
Принесли носилки, покрытые мягким мхом и травой, уложили на них Сайреса Смита и понесли его к берегу. Пенкроф взялся за носилки спереди, а Наб сзади.
До Трущоб надо было пройти восемь миль, а так как нести больного следовало медленно, не спеша и, вероятно, предстояло часто останавливаться, то путники рассчитывали, что они доберутся до места часов через шесть.
По-прежнему дул сильный ветер, но дождь, к счастью, перестал. Лёжа на носилках, инженер приподнялся на локте и оглядывал берег, особенно верхнюю террасу. Он не промолвил ни слова, но смотрел внимательно, и, несомненно, очертания этого побережья, его пески, скалы и леса запечатлелись в памяти инженера Смита. Однако часа через два усталость взяла своё, он вытянулся на носилках и заснул.
К половине шестого вечера маленький караван достиг срезанного угла гранитного кряжа, а вскоре добрался до Трущоб.
Все остановились. Носилки опустили на землю. Сайрес Смит не проснулся — так крепко он спал.
К крайнему своему удивлению, Пенкроф увидел, что буря, бушевавшая ночью, изменила уже знакомую картину. Произошли довольно значительные обвалы, на песке лежали скатившиеся большие глыбы, весь берег ковром устилал толстый слой водорослей. Очевидно, волны, перекатываясь через островок, доходили до подножия гранитного кряжа.
Перед входом в убежище земля была изрыта — несомненно, и на эти глыбы бросались приступом сокрушительные морские валы.
Страшная догадка мелькнула в голове Пенкрофа, и он опрометью кинулся в каменный проход. Но тотчас же выбежал оттуда и замер у входа, растерянно глядя на товарищей…
Огонь потух. Мокрая земля превратилась в грязь. Опалённая тряпица, которая должна была заменять трут исчезла. Море, проникнув в глубину коридора, всё там перевернуло, всё уничтожило!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Сайрес вновь с товарищами. — Опыты Пенкрофа. — Безуспешная попытка. — Остров или материк? — Замыслы инженера Смита. — В каком месте Тихого океана? — В лесной чаще. — Сосновая шишка. — Охота на водосвинку. — Многообещающий дымок.
Моряк коротко поведал Гедеону Спилету, Герберт и Набу о приключившейся беде. Однако несчастье, чреватое, по мнению Пенкрофа, печальными последствиями произвело на товарищей славного моряка далеко не одинаковое впечатление.
Наб был так счастлив возвращению хозяина, что не слушал Пенкрофа — вернее, не желал омрачать своей радости.
Герберт, казалось, до некоторой степени разделял опасения моряка.
А журналист, выслушав сетования Пенкрофа, ответил весьма просто:
— Поверьте, Пенкроф, меня это меньше всего интересует.
— Да ведь я говорю вам, что у нас нет огня!
— Подумаешь!
— И никак его теперь не добыть.
— Чепуха!
— Да что вы, мистер Спилет!..
— Разве с нами нет Сайреса? — сказал журналист. — Инженер наш цел и невредим. Уж он-то придумает, как добыть огонь.
— Да из чего?
— Из ничего.
Что мог ответить на это Пенкроф? Он промолчал, ибо в глубине души не меньше своих товарищей верил в Сайреса Смита; для них инженер Смит был чудом вселенной, кладезем премудрости и всех познаний человеческих! Лучше было сказаться с Сайресом на необитаемом острове, чем без Сайреса в самом большом и культурном городе Соединённых Штатов. С Сайресом у них ни в чем не могло быть недостатка. С ним невозможно было потерять надежду. Если б кто-нибудь сказал этим добрым людям, что землю, на которую их выбросило, уничтожит извержение вулкана, что земля эта канет в бездну Тихого океана, они преспокойно ответили бы: «Тут Сайрес. Вы же видите, Сайрес с нами!»
Но пока что инженер, утомлённый долгим путешествием на носилках, всё ещё спал беспробудным сном, и спутники не могли обратиться к его изобретательности. Пришлось обойтись без огня и ограничиться весьма скудным ужином. Тетеревов уже съели, а зажарить какую-нибудь другую дичь не представлялось возможным.
Прежде всего Сайреса Смита, перенесли в центральный коридор пристанища. Там ему устроили ложе из подсохших водорослей. Глубокий сон, овладевший инженером, мог принести ему только пользу, восстановив его силы лучше, чем самая обильная пища.
К ночи подул резкий северо-восточный ветер, и стало очень холодно. Так как море уничтожило перегородки, сделанные Пенкрофом в коридорах, то там теперь беспрепятственно разгуливали сквозняки, и найденное убежище стало мало пригодным для жилья. Сайрес Смит совсем бы замёрз, если бы товарищи не поснимали с себя кто куртку, кто блузу и не укутали его хорошенько.
Ужин в тот вечер состоял из неизменных литодомов; Герберт и Наб принесли их множество с берега, а к ракушкам юноша добавил ещё изрядное количество съедобных водорослей, найденных им на прибрежных скалах, которые затопляло только в самые большие приливы. Водоросли эти, принадлежавшие к семейству фукусовых, были разновидностью саргассов и, высыхая, давали клейкую массу, довольно богатую питательными веществами. Журналист и его товарищи, поглотив немало литодомов, принялись за саргассы и нашли, что они совсем недурны на вкус. Надо сказать, что на тихоокеанских берегах Азии туземцы довольно широко употребляют саргассы в пищу.
— А всё-таки пора уж мистеру Смиту проснуться и прийти нам на выручку, — сказал моряк.
Меж тем холод становился всё сильнее, и нечем было защититься от него.
Пенкроф, крайне раздосадованный, всячески пытался добыть огонь. Наб помогал ему в этих опытах. Они нашли немного сухого мха и, ударяя друг о друга два кремня принялись высекать искры. Но волокна мха были недостаточно сухи, и он всё не загорался, тем более что вылетавшие искры были слабее тех, что высекают при помощи стального огнива. Попытка не удалась.
Затем Пенкроф вздумал добыть огонь по способу дикарей и попробовал тереть друг о друга два куска дерева. Если б движения самого Пенкрофа и Наба можно было, согласно новой теории превращения энергии, обратить в тепловую энергию, её оказалось бы достаточно чтоб закипела вода в котле паровоза. Однако огня он не добыли: куски дерева сделались горячими, а Набу и моряку стало жарко, вот и всё.
Проработав час, Пенкроф, обливаясь потом, с досадой отбросил чурки.
— Так я и поверю, что дикари добывают огонь таким способом! — воскликнул он. — Дереву хоть бы что, а руки, того гляди, загорятся!
Пенкроф напрасно не верил в этот способ. Дикари действительно умеют добывать огонь быстрым трением друг о друга кусков дерева. Но не всякое дерево пригодно для этого. К тому же недаром говорится, что дело мастера боится, а Пенкроф не умел взяться за дело.
Досада скоро прошла у Пенкрофа. Куски дерева, которые он отшвырнул, подобрал Герберт и тоже принялся тереть их друг о друга. Пенкроф не мог удержаться от смеха, глядя, как хрупкий подросток вздумал тягаться с ним, здоровяком Пенкрофом, и самонадеянно повторяет его неудавшийся опыт.
— Три, дружок, три хорошенько! — язвил он.
— Да я тру только для того, чтобы согреться, как ты, Пенкроф, — ответил, смеясь, Герберт, — а то у меня зуб на зуб не попадает!
Действительно, Герберт хорошо согрелся, но и только. Попытку добыть огонь пришлось отложить до утра. Гедеон Спилет в двадцатый раз заявил, что для Сайреса Смита такая задача — сущий пустяк. А пока что журналист улёгся спать прямо на песке в одном из коридоров Трущоб, Герберт, Наб и Пенкроф последовали его примеру, а Топ растянулся у ног своего хозяина.
На следующий день, 28 марта, инженер проснулся около восьми часов утра, увидел возле своего ложа товарищей, ожидавших его пробуждения, и так же, как накануне, прежде всего спросил:
— Остров или материк?
Как видно, мысль эта не давала ему покоя.
— Откуда же нам знать, мистер Смит? — возразил Пенкроф.
— Не знаете?
— Нет. Но обязательно узнаем, как только вы нас поведёте осмотреть здешние места, — продолжал Пенкроф.
— Мне думается, я могу уже встать, — ответил инженер и без особых усилий поднялся на ноги.
— Вот и хорошо! — воскликнул моряк.
— Я просто умирал от истощения, — заметил Сайрес Смит. — Друзья мои, дайте мне немножко поесть, и всё пройдёт. У вас, конечно, есть огонь?
Моряк замялся и не сразу ответил на щекотливый вопрос. Наконец, собравшись с духом, сказал:
— Вот в том-то и беда, мистер Сайрес! Нет у нас огня, или, вернее сказать, был огонь, да весь вышел!
И Пенкроф рассказал о том, что случилось накануне. Инженера насмешил эпизод с единственной спичкой, а затем неудавшаяся попытка добыть огонь по способу дикарей.
— Посмотрим, — сказал он. — Если не найдём ничего такого, что может заменить трут…
— То что тогда? — спросил моряк.
— Тогда сделаем спички.
— Химические?
— Химические!
— Не такое уж это трудное дело, — сказал журналист, похлопав Пенкрофа по плечу.
Моряк совсем не разделял такого мнения, но возражать не стал. Все вышли из Трущоб. Погода была отличная. Яркое солнце поднялось над горизонтом, и лучи его весело играли на призматических гранях высоких утёсов.
Окинув быстрым взглядом окрестность, инженер сел на обломок скалы. Герберт принёс ему несколько пригоршней ракушек и водорослей и сказал извиняющимся тоном:
— Вот всё, что у нас есть, мистер Сайрес.
— Спасибо и на том, дорогой, — ответил инженер. — На сегодняшнее утро достаточно.
Он с аппетитом съел свой скудный завтрак, запивая его прозрачной, чистой водой, которую зачерпнули из реки большой раковиной.
Товарищи молча смотрели на него. Утолив с грехом пополам голод, Сайрес Смит скрестил на груди руки и сказал:
— Итак, друзья, вы ещё не знаете, куда нас забросила судьба — на материк или на остров?
— Нет, мистер Сайрес, не знаем, — ответил юноша.
— Ну так завтра узнаем, — сказал инженер. — До завтра придётся подождать.
— Только вот… — смущённо заговорил Пенкроф.
— Что вот?
— Как же с огнём-то быть? — спросил Пенкроф, у которого тоже была свои неотвязная мысль.
— Не беспокойтесь, Пенкроф, огонь мы добудем, — ответил Сайрес Смит. — А вы вот что мне скажите… Вчера, когда меня несли на носилках, я как будто видел на западе гору, возвышающуюся над всем этим краем.
— Да, — подтвердил Гедеон Спилет, — гора тут есть, и довольно высокая…
— Прекрасно, — продолжал инженер. — Завтра же мы поднимемся на её вершину и увидим, куда мы попали — на остров или на материк. А до тех пор, повторяю, ничего не будем предпринимать.
— Как ничего? Огонь нам нужен, — упрямо повторил моряк.
— Будет у нас огонь, будет! — сказал журналист. — Потерпите немножко, Пенкроф.
Моряк поглядел на него весьма выразительным взглядом, ясно говорившим: «Да уж если на вас положиться, мистер Спилет, то не скоро мы попробуем жареной дичи!» Однако он сдержался и промолчал.
А Сайрес Смит не ответил ему ни слова, как будто вопрос об огне совсем его не интересовал. Погрузившись в свои мысли, он долго молчал и, наконец, промолвил:
— Друзья мои, положение наше, может быть, и плачевное, но очень ясное. Всё очень просто. Возможно, что мы находимся на материке, а тогда после более или менее долгих странствий мы доберёмся до каких-нибудь населённых мест. Но, может быть, мы попали на остров, и уж тут одно из двух: если на острове есть население, мы постараемся выпутаться из беды с помощью местных жителей, а если он необитаем, — сообразим, как нам отсюда выбраться собственными силами.
— Да, всё очень просто, чего уж проще! — проворчал Пенкроф.
— Но куда же нас всё-таки занёс ураган? Как вы сами-то думаете, Сайрес? — спросил журналист.
— Я, конечно, не могу этого знать наверняка, но есть все основания предполагать, что мы где-то в Тихом океане. Ведь, когда мы вылетели из Ричмонда, дул северо-восточный ветер, и сама уж сила урагана говорит за то, что направление его не менялось. А если всё время сохранялось одно и то же направление — с северо-востока на юго-запад, то, значит, мы пролетели над несколькими штатами — Северной Каролиной, Южной Каролиной, Джорджией, над Мексиканским заливом, над самою Мексикой, в самой узкой её части, потом над какой-то полосой Тихого океана. Я думаю, что всего шар пролетел не меньше шести-семи тысяч миль, и если направление ветра изменилось хоть на полрумба, он мог нас занести на Маркизские острова или на острова Туамоту, а если скорость его была больше, чем я думаю, то возможно, что мы очутились в Новой Зеландии. В таком случае нам нетрудно будет возвратиться на родину, — мы сможем рассчитывать на помощь англичан или туземного населения маори. Но если мы попали на какой-нибудь необитаемый остров Микронезии (это мы, возможно, установим, когда поднимемся на высокую гору, о которой я говорил), то уж нам придётся остаться здесь навсегда!
— Навсегда? — воскликнул журналист. — Дорогой Сайрес, что вы сказали? Навсегда?
— Разумнее всего приготовиться к самому худшему, — ответил инженер. — А всё хорошее пусть будет приятной неожиданностью.
— Правильно! — заметил Пенкроф. — Но будем всё-таки надеяться, что около нашего острова — если мы на острове — проходят морские суда! Иначе нам совсем худо придётся!
— Ничего нельзя узнать, пока мы не поднимемся на гору, и это надо сделать как можно скорее, — ответил инженер.
— А будете ли вы завтра в силах, мистер Сайрес, совершить такое трудное восхождение? — забеспокоился Герберт.
— Надеюсь, что выдержу, — ответил инженер, — но при условии, что Пенкроф и ты, дитя моё, окажетесь умелыми и ловкими охотниками.
— Мистер Сайрес, — взмолился моряк, — раз уж вы заговорили об охоте, то позвольте вам сказать, что напрасно мы дичь принесём, если её не на чем будет зажарить.
— Принесите, Пенкроф, принесите дичи, — сказал Сайрес Смит.
Было решено, что инженер и Гедеон Спилет останутся около Трущоб, чтобы осмотреть берег и верхнее плато. А тем временем Наб, Герберт и Пенкроф пойдут в лес, пополнят запас топлива и постараются побольше принести добычи — и пернатой и четвероногой, какая попадётся.
Охотники отправились в поход в десятом часу утра. Герберт был полон надежд, Наб шёл в весёлом расположении духа, зато Пенкроф сердито бормотал:
— Не будет у них никакого огня. Разве что с неба молния ударит и зажжёт им дрова.
Все трое двигались по берегу реки, и, когда дошли до её излучины, моряк остановился и спросил своих спутников:
— С чего начнём? С охоты или сперва дров наберём?
— С охоты, — ответил Герберт. — Вон уж Топ ищет.
— Ладно, сперва поохотимся, а потом вернёмся сюда за дровами.
Приняв такое решение, Герберт, Наб и Пенкроф выломали себе в молодом ельнике три дубинки и двинулись вслед за Топом, бежавшим в высокой траве.
На этот раз охотники отошли от берега реки и углубились в лес. Кругом по-прежнему были хвойные деревья, главным образом сосны. Кое-где лес редел, и на открывавшейся взору поляне стояли огромные, мощные сосны. По-видимому, наши аэронавты очутились в более высоких широтах, чем предполагал инженер. Порой попадались прогалины, где торчали во все стороны сучья старого, замшелого сухостоя и земля была устлана валежником — словом, богатейший природный склад топлива. Затем опять тянулся лес, почти непроходимые заросли, смыкавшиеся сплошной стеной.
В этих незнакомых чащах, где не пролегало ни единой хоженой тропы, легко было заблудиться. Поэтому Пенкроф время от времени заламывал на деревьях ветки, намереваясь по этим вехам найти обратный путь к реке. Он уже думал, что, пожалуй, напрасно они не направились вдоль берега, как в первую свою экспедицию, ибо шли они уже целый час, а дичи как не бывало. Топ рыскал под низко нависшими ветвями и поднимал птиц, но они не подпускали к себе наших охотников. Все куруку куда-то исчезли, и Пенкроф уже подумывал, не пойти ли опять в болотистую часть леса, где он так удачно поймал на удочку тетеревов.
— Э-э, Пенкроф! — насмешливо произнёс Наб. — Где же дичь? Ты ведь обещал моему хозяину много, много дичи. А гляди-ка, жарить-то будет нечего. Зря ты об огне беспокоился!
— Потерпи, Наб, — ответил моряк. — Мы своё дело сделаем, а вот что найдём, когда вернёмся?
— Ты, значит, не веришь мистеру Смиту?
— Верю.
— Только не веришь, что он добудет огонь?
— Увижу огонь в очаге, тогда поверю.
— Раз мой хозяин сказал — значит, будет огонь!
— Посмотрим.
Солнце ещё не достигло зенита, и экспедиция могла продолжаться. Герберт сделал открытие — нашёл дерево со съедобными плодами. То была кедровая сосна, которая растёт в умеренном климате Америки и Европы и даёт превосходные, весьма ценимые орехи. В шишках оказались совсем спелые орехи, и Герберт с товарищами полакомились ими.
— Ну вот, — сказал Пенкроф, — вместо хлеба — водоросли, вместо мяса — сырые слизняки, а на десерт — кедровые шишки. Какой ещё может быть обед у людей, раз у них нет ни единой спички!
— Да будет тебе жаловаться! — заметил Герберт.
— Я, дружок, вовсе не жалуюсь. Но уж что ни говори, в такой еде сытости мало, это ведь не мясо.
— Топ что-то высмотрел! — воскликнул Наб и побежал в чащу, откуда слышался лай, к которому примешивалось какое-то странное хрюканье.
Моряк и Герберт бросились вслед за Набом. Если попалась добыча, надо её поймать, а не спорить, на чем её зажарить.
Нырнув в зелёные заросли, охотники увидели, что Топ треплет какое-то животное, схватив его за ухо. Это четвероногое, похожее на поросёнка, было длиной фута в два с половиной и покрыто жёсткой тёмно-коричневой шерстью, более светлой на брюхе. Лапы, которыми оно крепко упиралось в землю, были перепончатые.
Герберт решил, что это водосвинка — один из самых крупных представителей семейства грызунов.
Водосвинка и не думала отбиваться от собаки, только таращила глупые, заплывшие жиром глаза. Вероятно, она в первый раз видела людей.
Наб покрепче сжал в руке свою дубинку и хотел было уже пристукнуть грызуна, как вдруг тот рванулся и, оставив в зубах Топа кончик своего уха, с громким хрюканьем бросился наутёк, наскочил на Герберта и, чуть не сбив его с ног, исчез в лесу.
— Ах, негодяй! — воскликнул Пенкроф.
Все кинулись вслед за Топом догонять беглеца и вот-вот уже готовы были схватить его, как вдруг животное бросилось в озерко, окружённое вековыми соснами, и скрылось под водой.
Охотники в растерянности остановились. Топ прыгнул в воду, но водосвинка, нырнув на дно, не показывалась.
— Подождём, — сказал Герберт, — она скоро вынырнет.
— А может, она утонула? — спросил Наб.
— Нет, — ответил Герберт. — Вы видели, какие у неё лапы? Перепончатые. Это почти что земноводное. Подстережём её.
Топ всё не вылезал из воды. Охотники встали на берегу в разных концах, чтобы отрезать водосвинке путь к отступлению, а Топ, разыскивая её, плавал по озеру.
Герберт не ошибся. Через несколько минут водосвинка вынырнула, и Топ тотчас схватил её, не давая ей уйти под воду. В одно мгновение водосвинку вытащили на берег, и Наб прикончил её ударом палки.
— Ура! — закричал Пенкроф, любивший этот победный клич. — Теперь бы только угольков горячих, и мы этого грызуна сгрызём до косточки!
Он взвалил добычу на плечо и, определив по солнцу, что время близится к двум часам дня, подал команду к возвращению.
Чутьё Топа и тут сослужило службу охотникам — благодаря умному животному они, не плутая, выбрались из чащи и через полчаса были уже у излучины реки.
Так же как и в первый раз, Пенкроф быстро соорудил плот из стволов деревьев, хотя это казалось ему бесцельной работой, ведь огня теперь не было; плот пустили по течению реки.
Но шагах в пятидесяти от Трущоб Пенкроф вдруг остановился и, оглушительно крикнув «ура», протянул руку указывая на край каменной крыши.
